Шёпот звёзд

Глава 1

За полтора года до основных событий

Морозный воздух проникал буквально в каждую клетку организма, ветер забивал не только дыхательные пути, но и поры на коже. Собачий холод, что слышался потрескиванием воздуха при выдыхании тепла из лёгких.

Окна сталинских пятиэтажек манили теплом и уютом. В одну из них спешил Лукьян, перехватив одной рукой мешок с уловом, другой ящик-стул для рыбалки. Остальные снасти бросил в машине, утром отгонит в гараж.

Квартира встретила жаром центрального отопления, таким же трескучим, как мороз на улице. Разулся, разделся, Мирон по прежнему мой надзиратель, а я его задание. Бросил верхнюю одежду в прихожей невнятной кучей. Прошлёпал босыми ногами на кухню, поставил кастрюлю с водой на плиту – под пельмени с олениной, – сразу отправился в ванную комнату, потирая в нетерпении руки.

Минут двадцать – и наваристый бульон с сытными пельмешками готов. Под холодную водочку, да с сугудаем[1] из северного гольца, собственноручно пойманным. Эх!

Хорошо-то как, Настенька!

«Настеньку» бы ещё какую-нибудь рандомную под бок, но «Настеньки» не было, и чёрт с ней. Хватило в своё время Лизоньки. Сейчас бы не под горячим душем отогревался, мечтая о тягучей, ледяной, сорокоградусной, а на очередной концерт без заявок любовался.

Вышел из ванной комнаты, хлопнув резинкой трусов по упругому животу. Накрыл на стол, достал бутылку, покрывшуюся лёгким инеем, вдохнул аромат с паром из тарелки, сглотнул слюну в нетерпении.

Зачем Настеньки, когда жизнь и так полна удовольствий.

Звонок телефона отвлёк от бутылки, к которой уже тянулась рука. Ответил после секундного замешательства – номер стационарный.

– Андреев, – гаркнул с раздражением.

У него выходные, пусть хоть потоп на работе – не его проблемы.

– Андреев Лукьян Николаевич? – проскрипел женский, явно немолодой, показавшийся казённым голос.

– Он самый.

– Андреева Елизавета Максимовна ваша жена?

– Бывшая жена, – поправил Лукьян, сморщившись.

Он искренне верил, что бывшая жена навсегда покинула его жизнь. Исчезла, испарилась, сгинула, провалилась в преисподнюю – пофиг, на самом деле, лишь бы не видеть её никогда.

– Вам необходимо подъехать в перинатальный центр. Сегодня сможете?

– Куда? – нахмурился Лукьян. – Какой центр?

– Перинатальный. Роддом, – выдохнули на том конце с раздражением, будто каждый среднестатистический мужик обязан знать значение слова «перинатальный», тем более тот, который дело с детьми иметь не собирался никогда в жизни. – Ваша жена родила мальчика, вам необходимо приехать, речь в вашем сыне.

– Елизавета Максимовна мне не жена. И мальчик – не мой сын, – отчеканил Лукьян и сбросил вызов.

Испортила настроение, гадина. Мгновенно расхотелось есть, пельмени не манили, водка с сугудаем тем более.

Кто именно гадина – звонившая, с казённым голосом, или Лизка, – разбираться не хотелось. Шли бы они обе куда подальше.

Телефон настойчиво перезванивал несколько раз, пока Лукьян всё-таки не ответил. Бесясь, записал куда подъехать, оделся и пошёл на улицу, матерясь на мороз и весь белый свет, которого, к слову, в Норильске, в конце ноября, не видно. Сумерки меньше, чем на час – вот весь световой день.

Через полчаса он сидел в светлом, просторном кабинете, расположенном в современном, недавно построенном здании перинатального центра. На крыльце которого толпились счастливые родители, родственники, болтались на ветру воздушные шарики, сморщенные от мороза – такой вот символ счастливого родительства.

Какое счастье, такой и символ.

– Елизавета Максимовна отказалась от ребёнка, – произнесла одна из женщин, сидевших напротив Лукьяна, таким тоном, будто это он лично отказался.

Лукьян несколько раз прочитал бланк отказа от ребёнка, написанный рукой бывшей жены, умом понимая, что ожидал чего-то подобного от Лизы. Внутри же нечто иррациональное, чему не найти иного объяснения, кроме как «душа», отвергало то, что видело.

Как можно родить здорового ребёнка и отказаться от него? Вроде желанного, от любимого человека – если верить воплям, когда всё раскрылось, – и спокойно уйти из роддома, бросив новорожденного?

Бред какой-то!

– Ребёнка забирать будете? – огорошили Лукьяна вопросом, которого тот никак не ожидал.

Он вообще не очень-то понимал, зачем его позвали. Что-то вещали в три женских глотки, тыкали в лицо заявлением отказа, расспрашивали о месте работы, финансовом положении, здоровье.

Лиза, вернее Елизавета Максимовна – бывшая жена. Новорожденный – не его ребёнок.

Не был. Не состоял. Не привлекался. Что надо-то?

– Не буду. Это не мой сын, – отрезал Лукьян.

– По закону – ваш, – выдала одна из говорящих. – Если ребёнок, родился от лиц, состоящих в браке между собой, а также в течение трёхсот дней с момента расторжения брака, то отцом ребёнка признаётся бывший супруг матери, если не доказано иное.

– Иное доказано, – всколыхнулся Лукьян. – Говорю же, ребёнок не мой.

– В судебном порядке доказано? – прошипела та, что метала номера статей семейного кодекса в лицо обалдевшего Лукьяна, как дротики в мишень.

– Нет, конечно, – взвился Лукьян.

– Значит, пишите отказ от ребёнка, в судебном порядке вас, как и вашу бывшую жену, лишат родительских прав. Но имейте в виду, это не освобождает от обязанностей. Алименты платить придётся.

– Да с хера ли мне платить алименты на чужого ребёнка?! – почти заорал Лукьян.

– Судье будете доказывать, не мне, – отчеканили ему в ответ.

Попадос… иных цензурных слов в голове Лукьяна не крутилось, когда две бабы в белых халатах – именно бабы, бабищи даже, – покинули кабинет, величественно покачивая необъятными бёдрами и головами в медицинских чепцах.

– Послушайте, Лукьян Николаевич, может, подумаете… – со вздохом начала оставшаяся. Сухонькая, с тщательно закрашенной сединой, в очках с большими диоптриями врачиха. – Мальчик родился в срок, абсолютно здоровый, поверьте, сейчас это редкость… не торопитесь отказываться.

– Поймите, это не мой ребёнок, – кажется в сотый раз ответил Лукьян.

– Но как вы можете быть в этом уверены? Он, кстати, рыжий, – уставилась врачиха на шевелюру Лукьяна.

– Я – бесплодный, – выплюнул Лукьян, полез в телефон, где хранились фотографии медицинских выписок. Ходил на несколько консультаций перед самим разводом, чтобы точно убедиться, что стреляет он сто процентов холостыми, шансов нет. – Вот, – протянул светящийся экран врачихе. – Где подписывать? Давайте. Мне ещё с адвокатом встречаться… – буркнул он.

– Пойдёмте, – подпрыгнула врачиха, засеменила к выходу, распахнула дверь, приглашая жестом за собой.

Лукьян шёл за спешащей дамочкой в белом, стараясь приноровить широкий шаг к её. Халат ежесекундно сползал с широких плеч, хотя выдали ему самый большой из всех, что были. Одноразовая шапочка наползала на глаза, голова начинала противно чесаться от синтетики, бахилы, натянутые на здоровенные ботинки, грозили лопнуть от натуги.

Шли по длинному коридору, вдоль которого, словно приведения, бродили женщины в халатах – бледные, с кругами под глазами, не обращающие никакого внимания на мужика в их царстве. Эпизод фильма про зомби-апокалипсис какой-то. Казалось, упади сейчас метеорит – не заметят.

Вот она – радость материнства, да-а-а-а.

Несколько поворотов, мельтешащие окна в переходах и, наконец, точка назначения. Белая дверь, которую распахнули перед Лукьяном, приглашая зайти.

Огляделся с нескрываемой опаской. Несколько пустых прозрачных детских люлек, крошечных, больше похожих на тазики, чем на кроватки. В одной, дальней, лежал кулёк в цветастой пелёнке.

– Вот! – торжественно произнесла врачиха. – Ваш сын.

– Не мой это сын, – тяжело вздохнул Лукьян.

Но несколько шагов к кульку сделал, посмотрел внимательно на толстые, свисающие над тугой пелёнкой щеки и торчащую из-под чепчика ярко-рыжую прядь, похожую на упругую пружинку.

У младенцев бывают волосы? Ещё и кудрявые? Чудно, право слово.

– Зачем мы сюда пришли? – посмотрел Лукьян на врачиху, снова перевёл взгляд на кулёк со щеками.

– Хочу, чтобы вы посмотрели, кого обрекаете на депривацию. Почитайте на досуге, что это.

– Я знаю, что это, – огрызнулся Лукьян.

Наелся с Лизкой последствий этой самой депривации. Она у него считай детдомовская, так что с расстройством привязанности, истерическим неврозом и прочем нарядным познакомился лично и без прикрас.

Одно время ему нравилось. Баба с ебанцой – весело же. Не заскучаешь точно.

– Тем более, – скрестила руки на груди врачиха.

– Послушайте, вы сами говорите, что пацан родился в срок, здоровый. За такими очереди из усыновителей стоят. Дайте клич – завтра же заберут.

– Стоят, но вы можете дать гарантию, что именно его заберут, что он не останется в системе на недели, месяцы, а то и годы? Лично вы можете это гарантировать?

– Всё, – поднял руки в раздражении Лукьян. – Ещё раз. У ребёнка есть мать, есть отец – и этот отец не я. Давайте, что нужно подписать, и я пойду.

– Лукьян Николаевич, подумаете до завтра.

– О чём думать? Хрен с ним, что он не мой, – махнул рукой Лукьян. В конце концов, несколько месяцев внутриутробной жизни этого щекастого кулька он примерял роль отца на себя, и ему даже нравилось. – Что я буду с ним делать? По-вашему, можно вырастить ребёнка без матери? Питание там, болезни всякие, не знаю, что ещё…

– В доме малютки тоже матери не будет, – напомнила врачиха. – Вопросы с кормлением, здоровьем и всем остальным, поверьте, решаемы, – кивнула. – Я вам дам телефончик один, зовут Валентина Борисовна, детская медсестра с большим опытом. Думаю, она согласиться стать круглосуточной няней вашему сыну…

– Опять двадцать пять, – прорычал Лукьян.

Какого вашего сына? Какого сына, блядь?

Да, он согласился закрыть глаза на левак жены, потому что она поклялась, что акция была единоразовой и исключительно ради беременности. Ну, не можешь сам – дай дорогу молодым. Тем более, у самого морда в метровом слое пуха.

Позже выяснилось, что этот «один раз» длился два года, и банкет был за его счёт. Квартира любовнику, приезды его родни, матери, жены, детей, отпуска, отдых семьи – всё за счёт мужа-рогоносца.

Бывшая жена сразу стала бывшей. Любовник лишился работы, вылетев с такими «рекомендациями», что теперь его только дворником на место незаменимых иностранных специалистов возьмут, и то не факт.

А сам Лукьян продолжил жить счастливо, в ус не дуя. И на тебе – ваш сын.

Да шло бы оно всё!

На обратном пути заехал к бывшей жене. Он сам снял Лизе квартиру и переводил небольшую сумму на житьё-бытьё в обмен на согласие на развод и последующий отказ от отцовства, если придётся, через суд.

Нормальный договор, если разобраться: ей жильё и деньги на первое время, ему – свобода.

На лестничной площадке, когда звонил в дверь, встретил соседку, та подозрительно оглядела Лукьяна с головы до ног, начала грозить полицией, если сейчас же не уберётся.

Заодно узнал, что бедная его жёнушка скрывалась от мужа-абьюзера, который пил-бил-изменял-преследовал-угрожал-ночами-спать-не-давал-тряс-шишкой-под-окнами-детских-садов-и-женских-консультаций-и-жрал-грибы – примерно такой набор, и это минимум, который зафиксировался в охреневающем сознании.

Впрочем, чего охреневать-то? Лизка – такая Лизка.

В завершении выяснилось, что несчастная девочка родила мёртвого ребёночка.

Горе-то какое… настоящая беда… и за что хорошей девочке все тридцать три несчастья?

Они всем домом на похороны скинулись, раз такое дело. Кормили, помогали, чем могли во время беременности, только с такими нервами разве выносишь нормально. Пройдёт медицинская экспертиза, похоронят по-человечески, по-людски.

Сама Лиза на материк пока улетела, не может здесь находиться, стены давят.

Горе-то какое… горюшко горькое.

Чтоб мужу её пусто было, нелюдю этому, всю жизнь издевался над горемычной, и ребёночек по его вине помер, а как иначе-то, если бил прямиком по животу.

Вот же артистка погорелого театра! Бил он её, издевался…

Если бы он хоть раз как следует дунул в сторону Лизки, у неё бы позвоночник собрался в трусах. Габаритов он немалых, силушки немереной.

– Жив ребёночек, – прервал словесный понос Лукьян.

– Ка-а-ак? – ахнула тётка.

– Молча. Жив и здоров. Лиза ваша несчастная написала отказ от родительских прав, собрала деньги на похороны и свалила на материк. Вы бы хоть проверяли информацию… – вздохнул он, скользнув взглядом по дешёвенькому пуховику соседки.

На Норникеле – градообразующем предприятии, – зарабатывали хорошо, некоторые отлично. На материке днём с огнём таких зарплат не отыщешь, как социальных льгот и прочих плюшек, на которые не скупился комбинат. Только не все норильчане там трудились. Были учителя, врачи, водители, продавцы – вот у них заработки средние по стране, а цены в магазинах заполярные.

Ещё и гадины типа Лизки обирают…

Вернулся домой, съел остывшие, раскисшие пельмени, подогревать не стал, выпил тёплой водки, растаявший сугудай безжалостно отправил в мусорное ведро.

Завалился поперёк кровати, полночи гонял мысли. Вспоминал, как познакомился с Лизкой – внешне чисто ангел. Синие глаза на пол лица, худенькая, высокая, трепетная лань… с поистине дьявольским характером.

Как она заявила ему, что беременная, зная, что муж тотально бесплоден.

Вот такая в жизни приключилась жопа. Здоровенный, сильный мужик, темпераментом и внешними половыми признаками не обделённый – и бесплоден, как слеза младенца.

Без шансов и вариантов. Была когда-то возможность пройти лечение, заморозить плоды труда, но Лукьян отмахнулся, теперь всё – поезд ушёл, и хвоста на путях не виднелось.

Лукьян прижал к стенке Лизку, та недолго отпиралась.

– Нашла рыжего, как ты, ну и… а чего ты хотел? Ты живёшь свою лучшую жизнь, работа у тебя, рыбалка, охота, друзья, а мне что остаётся?! Сидеть в четырёх стенах?

– Нехреновых стенах, – с ехидством заметил Лукьян.

Две сталинские просторные двушки переделали в одну просторную трёшку с двумя санузлами и кухней-гостиной.

– Хоть каких! – взвилась Лиза, тут же закатилась в истерическом вопле, заламывая руки. – Сколько раз я тебя просила бросить Норильск этот сраный? Сколько? В том году тебе повышение предлагали. В Москву! И что? Отказался! Остался здесь, и я по твоей милости осталась! Сижу тут одна-одинёшенька, пока ты по лесам и бабам шляешься! Чем мне заниматься, спрашивается? Я даже на работу выйти не могу!

– На работу-то тебе что мешает выйти? – опешил Лукьян.

Вот чему-чему, реализации жены он никогда не мешал. Хочет – пусть работает. Нравится крестиком вышивать – пожалуйста. Дома щи-борщи варить – тоже хорошо. Фиалки на балконе – прекрасно. Да пусть хоть марафон в пятидесятиградусный мороз бежит или кошек разводит.

– За три копейки на ставку молодого специалиста? Учителем математики? – капризно скривила губы Лиза. – Конечно, тебе лишь бы выпроводить меня из дома, на работу или под забор – неважно! На тарелку супа жене денег пожалел!

Они тогда долго спорили, в итоге Лукьян махнул рукой. Действительно, пусть будет этот ребёнок… Он по факту уже есть, развивается в животе. Что теперь, выскабливать его, что ли? Будет родным считать.

Всё равно, кроме приёмного, никого ребёнка у него быть не могло, а этот с внутриутробного возраста, считай, на глазах…

Сомнительно, но окей, как в знаменитом меме, решил тогда Лукьян.

И даже начал привыкать к мысли о сыне, на УЗИ сходил с Лизой, коляску выбрал, ремонт сделал в детской. Всё, как полагается отцу семейства. С энтузиазмом играл роль в спектакле «Мама, папа, я – дружная семья».

А сейчас всё. И цирк сгорел, и клоун помер.

Папа – не папа.

Мама сбежала.

Ребёнок в прозрачной люльке и пелёнках с казённым штампом…

Вечером позвонил по насильно впихнутому телефону. Детская медицинская сестра с огромным опытом согласилась на роль круглосуточной няни, правда, всего на два года. Именно столько, по подсчётам Валентины Борисовны, понадобится времени, чтобы её муж, недавно вышедший на пенсию, закончил строительство дома на материке, в Нижегородской области. И ей зарплата, которую готов платить новоявленный папаша, очень пригодится.

Лукьян забирал кулёк с рыжей торчащей пружинкой на голове в морозный, ветреный, непроглядно-тёмный день, когда только фонари освещали дорожку от крыльца перинатального центра до автомобиля.

Почему он так поступил, ответить себе, пожалуй, не мог.

Может, позже найдёт ответ на этот вопрос, может, пожалеет о своём решении миллион раз, а может нет.

Только жизнь ответит на этот вопрос.

Глава 2

Лукьян проснулся от привычного шлепка тёплой ладошки по лицу, кряхтения в ухо, а после заливистого смеха, когда нарушителю спокойствия стало ясно, что своей цели он достиг.

Папка проснулся!

– Витюха, дай папе в отпуске поспать, – пробасил Лукьян, подхватывая полуторагодовалого карапуза, искренне не понимающего, почему это папа будет спать, если он, такой хороший, проснулся. – Встаю, встаю, – якобы недовольно проворчал.

Мгновенно поднялся на ноги, держа в одной руке сына, который времени не терял. Выворачивался, пищал, визжал, показывал руками в сторону окна, требуя поставить его на подоконник.

Хорошо, пока не догадался, что можно самому забираться. Правда, во избежание, Лукьян вынес из комнаты стулья, табуретки, всё, что теоретически можно придвинуть и забраться на окно.

Поставил Витюху на подоконник, обхватил одной рукой, смотря на то же самое, на что смотрел маленький человек. А посмотреть было на что… Оп-пачки.

Витюха смотрел на деревья, покрытые шапками сочной листвы. На пару местных котов, традиционно устраивающих разборки на границе территорий. На соседскую лужайку и курятник вдали – ох уж эти наипрекраснейшие курицы, будоражащие душу мелкому созданию. А петух с его хвостом и гребнем!

Лукьян же уставился на женщину, растянувшуюся на лежаке на той самой лужайке, в серебристом купальнике-бикини с крошечными трусиками и символическими треугольниками лифчика.

Хо-хо-хо. Какова красота!

С женщинами в жизни Лукьяна с появлением Витюхи стало заметно хуже. Внимание, как ни странно, он стал привлекать больше, знал бы, что женщины так реагируют на мужика с ребёнком, давно обзавёлся бы дитём. А вот возможностей заметно поубавилось.

К себе не приведёшь. Валентина Борисовна вряд ли предъявит претензии работодателю в его же доме, малой пока не поймёт ничего, но всё равно, что-то останавливало, стрёмно было. Самому шариться по бабам времени стало заметно меньше, в разы убавилось.

Вот и смотрел сейчас на деву в бикини, словно заядлый вуайерист со стажем. Не было бы на руках Витюхи, в штаны бы залез, честное слово, а так терпи казак – атаманам станешь. В смысле подрочишь на сон грядущий, если не повезёт сегодня к ночи.

– Витенька, где мой сладенький внучок? – раздался голос матери из-за двери. – Кашка готова. Ням-ням-ням!

Лукьяна передёрнуло. Какое «ням-ням-ням», неужели нельзя сказать «есть», «завтракать», «кушать» на худой конец?

Виктор Лукьянович мелкий, а всё ж мужик, лучше обходиться без сюсюканья.

– Идём! – отозвался Лукьян, не отрывая взгляда от прекрасной незнакомки в купальнике.

Она ещё и встала, прошлась вокруг лежака, размахивая руками, будто специально себя демонстрировала со всех сторон. Невысокая, подтянутая, спортивная, при этом чертовски женственная, чувственная. В каждом движении – чистый секс.

Эх, Витюха, Витюха, сдались тебе эти курицы, когда такая красота перед носом маячит!

Голова ты садовая, два уха.

Спустились на первый этаж. Витюха впереди, ловко преодолевая ступени, Лукьян сзади, страхуя, чтобы малой не кувыркнулся вниз головой. Поднимался он ловко, сказать нечего, со спуском имелись проблемы.

На кухне оставил сына матери, та и рада. В кои-то веки сын-оболтус привёз мелкого. Сам сидит на своём Таймыре и ребёнка держит, когда у родителей огромный дом в Краснодарской крае, участок, фрукты в саду, овощи на огороде, ягоды – с ветки в рот кидай.

Поначалу появление у Лукьяна сына огорошило всю родню. Отец посмеивался, скрывая растерянность, дескать, у других дочери в подоле приносят, а у них – сын приволок.

Знакомые из Норильска крутили пальцем у виска. История с любовником Лизки стала достояние общественности до рождения сына. Знал бы тогда Лукьян, чем всё обернётся, держал бы язык за зубами. Сейчас оставалось после драки кулаками махать.

Родители не знали, что Витюха – не биологический сын Лукьяна. Промолчал он, не знал, как сказать, и нужны ли такие откровения. По всем документам, по закону, Виктор Лукьянович – родной, плоть от плоти. По ощущениям тоже.

К тому же, хоть за что-то спасибо Лизку сказать надо, выбрала папашу по уму. Витёк уродился рыжим крепышом, мордашкой похожий на неё. Выходило, телосложением пошёл в отца, лицом – в мать.

В общем, теория, что бывшая поехала башкой, бросила ребёнка с родным отцом, прокатила как по маслу.

А в Норильске постепенно забывали историю появления малого, начали перешёптываться, что любовник-то ни при чём, быть-то был – шила в мешке не утаишь, – а вот родился Витюха от Лукьяна. На одно лицо – рыжее.

День пролетел быстро. Съездил на речку, после смотался к лучшему другу, с позапрошлого года родственнику.

Как муж сестры называется? Зять? Деверь? Надо бы уточнить, что ли.

Кос встретил измочаленный, как и полагается отцу годовалого младенца. Сестрица же блаженно улыбалась, тискала племянника, обещая слопать сладкого мальчика. Чуть позже усвистала по великим делам – к косметологу или какому-то такому специалисту. Ответственному за женскую красоту.

Не просто так, а дела для, которое в голове Лукьяна не укладывалось.

Придумали тоже… глупость какая-то.

Поженились Кос и сестра Лукьяна, Пелагея, позапрошлой осенью, до колик удивив окружение, которое в итоге передралось, переругалось в поисках виноватого.

Не принято у местных греков с другими национальностями в брак вступать. Традиции, обычаи – для диаспоры не шутка. А Кос – вовсе не Костя, как можно подумать, а Зервас Константинос Александрович – чистокровный грек.

Поженились чин по чину. Невеста в белом платье, жених в костюме с бутоньеркой. Прошлись по торжественному залу в ЗАГС под марш Мендельсона.

Свадьбу сыграли, правда, без ожидаемого размаха, как принято у Зервасов и Андреевых, зато уютно, по-домашнему, без лишних людей, кучи непонятных гостей и родственников до десятого колена.

И вдруг… почти два года спустя… банкет в честь бракосочетания со всеми полагающимися толпами, почётными гостями и родственниками, некоторые из которых аж из Греции прилетели.

Посидеть, покутить, выпить, закусить Лукьян не против. Он даже в честь такого случая костюм новый прикупил, галстук, чтобы в грязь лицом не ударить. Всё-таки почётный гость, брат невесты, лучший друг жениха, и прочее, прочее, прочее.

Но какой козе понадобился сей баян – не понимал.

Банкетный зал, естественно, самый шикарный в небольшом городке, откуда родом и сам Лукьян, и Кос с Полей – так все звали Пелагею, – был украшен живыми цветами, воздушными шарами, лентами.

Почётные гости выходили с поздравлениями молодым одни за другими. Не просто важные, а такие, что можно было не садиться на стул, а так и стоять, слегка приподняв воображаемый цилиндр.

Губернатор края, депутаты, представители законодательной и исполнительной власти – все люди нужные, мягко говоря, не последние.

Ведущий зорко следил, чтобы каждый гость был уважен и обласкан. Невеста блистала, жених сиял, как начищенный пятак, родители молодых раздувались, аки индюки, от значимости происходящего.

Приглашённые артисты всех мастей развлекали публику.

Здесь тебе и кордебалет для подвыпивших мужичков, которые, независимо от национальности и возраста, пялились на оголённые ноги и декольте танцовщиц, пуская пьяные слюни под недовольными взглядами вторых половин.

И аниматоры для малышни, которой набралось немало. Краснодарский край – край многодетных семей. Народ здесь живёт разномастный и чадолюбивый.

И ансамбль народников, развлекающий старшее поколение, и не только его. Разгорячённая алкоголем молодёжь, нет-нет, а затягивала казацкую песню или пускалась в пляс, горлопаня во всю мощь неубиваемые хиты «Золотого кольца».

И греческие мотивы, тот же общеизвестный «Сиртаки», под который танцевали, казалось, все от мала до велика.

И парочка артистов, исполняющих репертуар от шестидесятых годов двадцатого века до современного. Пели так, что в парке, в котором располагался банкетный зал, начали подтанцовывать прохожие.

И диджей, ловко сводящий музыку в паузах между живыми выступлениями.

Что там, были даже танец живота, шоу мыльных пузырей и воздушная акробатка. Не хватало только пьяного медведя в сопровождении цыган.

Хотя… ещё не вечер, кто знает, что припасено для дорогих гостей.

Под конец появился казачий хор с танцевальным ансамблем. Не цыгане, конечно, но тоже эпично.

Действительно, как обойтись без «Шёл со службы казак молодой», ни осетра не поймать, ни жениться нельзя, коли Андреевы древний казачий род. В закромах, как самая настоящая реликвия, хранилась папаха прадеда – урождённого, чистокровного казака Андреева Поликарпа Мироновича.

Под «Распрягайте, хлопцы, коней» идейные приверженцы греческой культуры пустились в пляс. Под «Ойся, ты, Ойся» начали обниматься с любым, кто стоял, сидел, проходил рядом, а под «Любо, братцы, любо» были готовы вступить в ряды местного казачества, пока не протрезвеют, конечно же.

Казаков же приняли в греки в качестве жеста доброй воли.

Всё смешалось, одним словом.

Люди, кони, депутаты, греки, армяне, казаки, русские, черкесы, парочка ненцев каким-то чудом затесалось в этот фейерверк мультикультурности и всеобщей любви под зычные, раскатистые напевы Кубанского казачьего хора.

В центре зала, отвлекая часть огня на себя, выплясывала группа профессиональных танцовщиц в ярких казачьих костюмах. Юбки закручивались солнышком вокруг стройных ног, мелькающих между атласными оборками.

Особенно одна привлекала внимание Лукьяна. Он мог поклясться, в жизни не видел девчонки красивей. Ну как «девчонки»? Было видно, что танцевала женщина, годков двадцать пять – двадцать семь, но движения, телосложение, лёгкость, грация, задор, улыбка такая, что аж звёзды из глаз, как у совсем девчонки, не знавшей ни горя, ни трудностей, ни мира.

Будто вся её жизнь сплошной праздник.

А ножки какие… какие ножки…

Копна темных волос, собранных в высокий пучок, переливающихся в свете крутящихся диско шаров. Талия тонюсенькая-тонюсенькая, грудь заметно выступающая, видно, что не пуш-ап, всё своё, родное, в руки Лукьяна просящееся.

Охренеть.

Если это не любовь с первого взгляда, то что?

Любовь и есть, во всяком случае, пока не уляжется эндорфиновый ураган, в который погружался Лукьян с макушкой, не собираясь выбираться оттуда.

Ай да Поля, ай да молодец, такой праздник организовала!

Ради таких встреч Лукьян был готов каждый год сестру замуж за Коса выдавать.

– Залип? – услышал гогот друга прямо в ухе. – Слюни подотри, – заржал тот, откровенно издеваясь.

Конечно, чего бы не поиздеваться над другом? Нашёл своё счастье, живёт с ним, хотя как можно ужиться с его сестрой, Лукьян решительно не понимал – заноза ведь, причём из радиоактивного металла.

Ему, ему-то что делать прикажите? Последний раз женскую грудь пару месяцев назад лапал, тогда же между ног заглянул, сказать, что удовлетворился досыта, нельзя. Охотку сбил на несколько деньков и ладно. А здесь такая королева выплясывает, аж мурашки по телу табунами скачут, пальцы покалывает от желания обхватить, прижать, присвоить.

Дыхание перехватывало от картинок перед глазами, с которыми ни один порно-сайт не сравнится.

Что там есть-то, в тех порнушных категориях? В парочке[2] точно никто на члене не скачет, а в его воображении ещё как прыгает.

– Знаешь её? Познакомь, – прохрипел Лукьян, прокашлявшись, бросил короткий взгляд на Коса.

Пофиг, даже если друг когда-то побывал там – что, в общем-то, всегда было твёрдым «стоп» между друзьями – Лукьяна это не остановит.

– Вы знакомы, – загоготал Кос, загибаясь от смеха. – Маша это Заводовская, соседка твоя.

– Маша Заводовская? – не сразу понял Лукьян. – Мэри?

– Она самая, – хрюкнул Кос.

– Погоди, ей сколько лет-то?.. Если мне тридцать шесть, то ей, выходит, тридцать два?

– Где-то так, да.

– Мать твою, замужем же она, – выдохнул Лукьян, скользнув лапающим взглядом по фигурке, которую в мыслях раз сто в самых разнообразных позициях отымел.

Облом года!

Он так не расстроился, когда узнал о собственных рогах, размером с пятиэтажку. Вообще, он не брезгливый, мог и замужнюю завалить, если та не против. Но замужняя приятельница детства, соседка, а значит, будет маячить перед носом она и её муж – сильно перебор.

Хотя… какие ножки, блядь, какие ножки…

Может, пусть себе маячат, не всю же жизнь, а лишь отпуск.

– Развелась, – громко прошептал Кос, одобрительно похлопал по плечу, благословляя на разврат. – Полгода как.

Ансамбль отпел, оттанцевал, артисты потянулись за импровизированные кулисы. Лукьян, проследил, что Витюха отлично проводит время в компании бабушки, дедушки, греческих родственников, которые находились в откровенном восторге от рыжего мальчугана, и ринулся к задней двери ресторана, где испарились выступающие.

Ждать пришлось недолго, не прошло и десяти минут, как Маша, точнее Мэри – иначе он Заводовскую класса с седьмого-восьмого не воспринимал, – появилась в дверях.

Волосы убраны в ту же кичку, сценический макияж наскоро смыт, лёгкое платье, облегающее фигурку в стратегический местах.

Да ну нафиг, у него точно мозг отшибло. Он или свой возраст забыл, или Мэри, или считать разучился. Не может женщина в тридцать два выглядеть настолько молодо. Нет, так-то может, если верить своим глазам, но верить не получалось… больше смахивало на видение.

От голодухи и не такое привидится. Мужик он от природы темпераментный, только подавай, а с подавальщицами в последнее время напряжёнка.

Ладно, если мираж, а не живая женщина, хоть подрочит, потому что от увиденного до сих пор стоял член. Не колом, но и лёгким реверансом не назвать.

– Маша? Заводовская? – гаркнул он, делая шаг вперёд. – Мэри, ты ли это?!

Обхватил двумя руками, поднял, прокрутил на месте замершую, как сурикат, Мэри, пока не узнала, расслабилась.

– Лукьян! – заверещала в ответ, пытаясь выбраться из медвежьего захвата.

– Узнала? – счастливо раскатисто проурчал он, прижимая к себе податливое, сладкое женское тело.

Ух какая… ах какая… вот это да… Вау-вау-вау!

Нам такое надо!

– Как тебя не узнать-то, медведя? – засмеялась Мэри. – Ты чего тут? А, ну да, – фыркнула, обрывая саму себя. – Свадьба же твоей сестры.

– Понравилось, как ты ножками там, тыц-тыц-тыц! – отвесил комплимент Лукьян.

– И хуй встал, и сердце? – подмигнула Мэри.

Глава 3

– Спешишь? – поинтересовался Лукьян, широко улыбаясь.

Не только потому, что женщины проверено пищали от его улыбки. Улыбнулся – дали. Сам Лукьян не очень-то понимал, что в ней особенного. Губы, зубы – всё, как у всех. Но если работает, значит, надо пользоваться.

Потому что искренне был рад видеть Мэри.

Они не сильно дружили, «не разлей вода» в детстве не были. В юности тусили в одной компании, но особенно не сближались, однако Мэри – всегда была Мэри. Звезда местного разлива.

Это как увидеть Венеру в вечернем небе в марте – ты о ней не помнишь, не думаешь, увидев же – радуешься, как осёл морковке.

Смотрите, смотрите, Венера, вернее, морковка, раз ты – осёл.

– Не особо, – ухмыльнулась Мэри, сканируя взглядом Лукьяна, решая что-то для себя.

Давай же, детка, соглашайся. Не пожалеешь.

– В ресторан? – он показал взглядом на ресторанчик напротив банкетного зала.

Дальше по аллее расположились ещё два заведения, поскромнее, не шиканёшь особо, впечатление не произведёшь, но в этом городке Мишленовскими звёздами не пахло.

Кому они здесь нужны? Вот дорого-богато, чтобы статуи греческих богов по залу, бархатные шторы в пол, кубанский хор на всю округу – это да, это пожалуйста. Тартар из отварной моркови или эскарго жрите-с сами. Здесь с виноградными улитками борются, а не под соусом едят.

– Издеваешься? – засмеялась Мэри. – Нас накормили и с собой дали, – тряхнула пакетом с эмблемой банкетного зала, напомнив, что с порядочного торжества гости с пустыми руками не уходят. – А вот пить хочется.

– Чай, кофе, бабл-ти? – решил блеснуть он знаниями, дескать, он не только таймырский медведь, как говорят, но и продвинутый мужчина, знает толк в извращениях, вернее, удовольствиях. – Вина? Уверен, здесь можно найти Просекко, – повёл бровями.

Видишь, Мэри, какой я знаток удовольствий для взрослых девочек.

Не прогадаешь.

– Через дорогу всегда свежее пиво, – огорошила его взрослая девочка. – Пойдём, раз приглашаешь, – взяла под руку Лукьяна и посмотрела с вызовом. – Ну, у тебя ноги отнялись или что?

– Приглашаю, – засиял Лукьян.

Пиво, значит, пиво. Неожиданный выбор для девушки с внешностью куколки и взглядом доверчивого оленёнка, но кто он, чтобы отказывать даме в бокальчике-другом пивка.

Она шла рядом, не пытаясь приноровиться к его шагам, подстраивался он. Маленькая, игрушечная какая-то.

Сколько, интересно, роста в Мэри? Лукьян почти сравнял планку в два метра, не хватило несколько сантиметров, потом пошёл в мощь.

Мэри была ему где-то по грудь. Ладошка, обхватывающая его руку у сгиба локтя, естественно, ничего обхватить не могла (кое-что смогла бы, но до этого счастливого момента нужно добраться), нога крошечная…

Что-то он подзабыл, какая Мэри мелкая, если в принципе помнил о её существовании. В отпуске доходили отголоски разговоров о соседке, но воспринимались белым шумом, как и новости об остальных знакомых, коих в маленьких городах всегда полным-полно.

Бар оказался почти полон, но нашёлся столик в укромном уголке. Интимом повеяло.

Заказали пиво, Мэри тёмное, Лукьян местное – обычный лагер. В нём и без того плескался крепкий алкоголь, не хватало нахреначиться до состояния нестояния, и он не о ногах своих пёкся.

– Как тётя Женя? – поинтересовался он матерью Мэри.

Сколько он себя помнил тётя Женя была в одном весе, одной одежде, всегда на огороде, как вросла в свои бесконечные грядки.

– Спасибо, всё хорошо. Справляется, – кивнула в ответ Мэри.

Пригубила пиво, закрыв глаза в наслаждении. Оторвалась от края бокала, оставив на верхней губе пенку – эх, слизнуть бы! – обвела острым кончиком языка рот, направляя импульсы прямиков в член Лукьяна и окружающих мужиков.

И ведь никаких шансов, что жест был случайным.

– Брат? Иван ведь? – попытался вспомнить имя младшего брата Мэри.

Вечно сопливый, недовольный, ноющий на родительских грядках. Сейчас ни самого Ивана, ни соплей его не было видно. Уехал, может, Лукьян не задумывался.

– Нормально, – Мэри слегка поморщилась, мгновенно взяла себя в руки. – Здесь живёт, у твоей сестры работает, плитку укладывает… кстати, у него пятеро детей.

– Офигеть! – вылупился на Мэри Лукьян.

Как пятеро детей? Он же школу едва-едва закончил, недавно с рюкзаком мимо дома Андреевым шлёпал. Когда успел-то? Вместо уроков труда, что ли?

– Ваньке двадцать восемь вообще-то, – засмеялась Мэри, прочитав мысли собеседника по лицу.

– Я думал, он младший брат, выходит, старший, – протянул Лукьян, смотря в упор на Мэри, незамутнённым взглядом, искренним таким. Словно и правда верил, что она моложе.

– Выходит, старший, – невозмутимо приняла комплимент Мэри. – А как ты? Про сестру твою знаю, про родителей тоже, про себя что расскажешь?

– Живу в Норильске, работаю там же, менеджер не среднего звена. Не привлекался, не состоял, порочащие связи имел, но замечен в них не был, – подмигнул.

– С «замечен не был» – преувеличение года, – подняла второй бокал Мэри, проделала тот же трюк с кончиком языка и пеной, вынудив Лукьяна заёрзать. Тяжела ты доля холостяцкая, скипетр давит в штанах. – Слава идёт впереди тебя, – расплылась в ехидной, знакомой с детства улыбке Мэри.

– Говорят, я в сексе чемпион, – гоготнул Лукьян, не отводя взгляда от собеседницы.

Щёки раскраснелись, тёмные волосы выбились из причёски, пухлые губы призывно приоткрыты, виднелся край белоснежных зубов, носик прямой-аккуратный, глаза цвета переспевшей вишни и шея… изящная шея, целовательная, ждущая конкретно его, Лукьяна, губ.

– Усэйн Болт[3] тоже чемпион, – пропела Мэри, вызывая громоподобный смех Лукьяна.

Ай да чертовка, ай да молодец!

После бара немного прошлись, вспоминали школьные годы чудесные. Откуда-то из закромов памяти всплывали имена приятелей, учителей, совместные истории, которых хватало на самом деле.

Это только кажется, что четыре года – большая разница в возрасте для детей. Если они растут на «вольном выгуле», живут по соседству, имеют общих друзей-приятелей – совместных воспоминаний наберётся целый мешок.

– Домой? – спросил Лукьян, потянув на себя Мэри.

Податливую, мягкую, как кошка, пахнущую свежестью, луговыми травами, свободой.

Заглянул в глаза, тёмные, призывно сверкающие из-под полуприкрытых ресниц. Скользнул взглядом по пухлому рту с влажным блеском. Опустился на шею, тонкие ключицы, выемку глубокого V-образного выреза платья, открывающего сверху вниз вид на потрясающую грудь, спрятанную в кружево.

На бедра, по которым скользила ткань, а должны были руки Лукьяна.

Раздвинуть бы сейчас эти самые бёдра…

– К тебе или ко мне? – спросил он, видя, что Мэри, в общем и целом, не против ни к нему, ни к себе.

– В Норильск? Избавьте, – ухмыльнулась та. – Давай ко мне, коль не шутишь.

Лукьян потянулся к телефону, открыл приложение такси, услышал чуть хрипловатый голос Мэри, называющий адрес – район панельных пятиэтажек ближе к центру. Таких островков в их городке было немного. Основная часть населения жила в частных домах, и о сомнительных благах цивилизации в виде центрального отопления слышать не хотела.

– Ты не у матери живёшь? – почему-то удивился Лукьян.

Всплыло в памяти, что Мэри вышла замуж в Краснодар за какого-то армянина, там и жила с мужем. Долго, видимо несчастливо, если в итоге развелась.

– Взрослая я уже, с мамой жить, – фыркнула Мэри, показывая взглядом на остановившееся такси.

Лукьян открыл дверь перед Мэри, ждать любезности от таксиста не стоило. Здесь по умолчанию единственный тариф – эконом, куда открытие дверей и бутылочка воды в подлокотнике не входит, зато есть завидная функция «можно не пристёгиваться».

Между домами, построенными ещё для рабочих канувшего в лету завода, возвышалась относительно новая, кирпичная постройка. Семь этажей, три подъезда, яркая детская площадка, просторная парковка. Почти жильё премиум-класса.

Правда, у подъезда всё те же лавочки, что и у древних пятиэтажек, и те же бабушки, обсуждающие крах нравов современной молодёжи, рецепты закатки огурцов и соседского пьянчужку, что жена снова из дома выставила, так он и спит под кустом сирени неподалёку от алкомаркета. Хорошо устроился, алкаш.

Поднялись на лифте на пятый этаж. Лукьян попытался накинуться с поцелуями в лифте, на самом деле он в такси ещё порывался, везде наткнулся на отпор.

Отлично. Мэри у нас, значит, не такая. Хорошо, не сложно играть по её правилам.

Где там остановка трамвая? Вместе подождём.

Два поворота ключа в двери, заставившие яйца поджаться, а член принять боевую готовность.

Рановато, конечно, рановато, как бы не опростоволоситься… не хотелось бы с Мэри заполучить славу бегуна на короткие дистанции. Скорострела убогого.

Риск был велик, раньше прецедентов не бывало. Но от голодухи крышу рвало и штаны, ещё и Мэри – чудо, как хороша.

Лукьяну никогда невысокие хрупкие женщины не нравились. Не отказывался, брал, если других под руку не подворачивалось, но предпочитал посочнее, вернее, покрепче. Куда ему, мужику не слабого телосложения и конституции (той, что в трусах) эфемерное создание на себя насаживать?

А сейчас прям пёрло от хрупкости, манкости, от того, как ощущалась в его руках, как пахла, что чувствовалось.

А-а-а-а-а, безумие какое-то! Космического масштаба!

– Лео, ты дома? – вдруг услышал голос Мэри.

Лео? Какой, нахер, Лео? Теоретически он был не против тройничков и прочих геометрических фигур, но как-то прошёл уже юношеский угар, когда еблось всё, что может шевелиться, в любых конструкциях. И вообще, Мэри – она только его, для него. Причём здесь какой-то Лео?!

– Ага!

Мальчишеский голос с зачатками ломки произвёл на Лукьяна эффект взорвавшейся бомбы. Он словно сначала разлетелся на куски, потом с высоты рухнул в ледяной океан.

Облом… космического, блядь, масштаба…

– Здрасте, дядя Лукьян, – услышал Лукьян перед собой. – А вы что здесь делаете?

Лео… Лео… откуда я тебя знаю, Лео?

Точно, у Коса сын Сашка дружит с соседским пацаном, с этим самым Лео. Учитывая, что Зервасы, Андреевы и Заводоские соседи, не трудно догадаться, что дружит Сашка с сыном Мэри. Вряд ли её сопливый братец, по жизни ни рыба ни мясо, заделал ребёнка лет в пятнадцать.

– Дядя Лукьян помог мне с машиной. С утра не завелась, я попросила посмотреть, – очень убедительно и словно между прочим ответила Мэри, разуваясь. – Проходи, Лукьян, – показала рукой в сторону комнаты. – Тапочек твоего размера нет, – продолжила, глядя на вытянувшееся лицо гостя, который если и был готов к облому – а он не был, – то точно не такому эпичному. – Скоро Лео догонит. И в кого только?.. – улыбнулась она.

– В папу, – с заметным гонором, если не вызовом ответил Лео. – Я бы посмотрел машину, – нахмурился, оглядев незваного гостя.

– Прости, ты спал с утра, – легко повела плечом Мэри. – Голодный? Я еды принесла. В пакете, в прихожей стоит.

– А где вы встретились? – Лео, не обращая никакого внимания на слова мамы, впился в неё недовольным, ревнивым взглядом.

Мэри вздохнула, покачала головой, дескать, что с тобой делать, с Фомой неверующим.

– Дядя Лукьян родной брат Пелагеи Андреевой, дочери соседей бабы Жени. У неё сегодня свадьба.

– Ну, – фыркнул Лео. – Знаю, Сашка там целый день сегодня, его же отец женится, – он показал пальцами кавычки, выражая недоумение самим институтом брака для мужчины, ещё и свадьбой через два года после официального бракосочетания. – И?

– И я сегодня выступала на их свадьбе, – завершила Мэри торжествующим тоном, словно нашла ответ линейного уравнения для пятиклассника.

– А-а-а! – протянул Лео.

Сразу же потерял интерес к гостю, который опасности очевидно не представлял. Брат жены отца лучшего друга – почти родственник. Почему бы ему не посмотреть машину соседки отца лучшего друга… как-то так же выходит?

Не разберёшь, кто на ком стоял в Грушевом переулке.

Лео с интересом схватил пакет с контейнерами, отправился в кухню. Лукьян шагнул в сторону комнаты, куда пригласила Мэри.

Хотя… а зачем? В Монополию играть?

Зашёл, огляделся. Мебель не слишком старая, но порядком убитая, будто здесь лет десять проживал цыганский табор в компании с медведями. Видны попытки реанимации помещения, приведения в порядок, где-то подклеены обои, запаян порванный линолеум, до блеска помыты окна, наглажены шторы, но в целом впечатление удручающее.

Сама Мэри в платье из шёлка, с дорогими украшениями, ухоженная, яркая, со взглядом человека, не знающего поражений и бед, в окружающей обстановке была похожа на Жар-птицу, попавшую в курятник.

– Увидел? – приподняв брови спросила Мэри. – Значит так, Лукьян, давай начистоту. У меня трудный развод, сын. В отношениях, любых отношениях, не нуждаюсь, – подчеркнула, что не только всерьёз и надолго, но и добротный перепихон не интересует.

А ведь это могла быть знатная пирушка…

– Мам, баба Женя завтра ждёт тебя помидоры подвязывать! – донёсся голос Лео из кухни.

Лицо Мэри так перекосилось, что Лукьяну стало её жалко. Видимо, в огородных радостях она нуждалась ещё меньше, чем в упругом, толстом члене.

Может, предложить бартер? Так-то он огородник от бога, один раз так виртуозно расправился с усами клубники, что с тех пор мать запрещала ему дышать в сторону драгоценных грядок – всех пяти.

– Дядя Лукьян, дадите нам с Сашей на квадрике покататься? – появился в проёме двери Лео.

Лицом сильно похож на маму, но мужское уже начало брать верх. Мягкость, округлость, симпатичность уходила, уступая место угловатости.

Глаза же одни – большие, оленьи, цвета перезревшей вишни, почти чёрные.

– Он сломан. Привод. Починю, приходите, – Лукьян нарочно проигнорировал распахнутые в возмущении глаза и рот Мэри.

Молчи, женщина, мужики серьёзные темы обсуждают. Сцепление и карданные валы – это вам не шутки.

– Сами чините?

– Естественно, – важно кивнул Лукьян. – Если интересно, заскакивайте с Сашей.

– Придём! – совсем по-детски подпрыгнул Лео, от чего дрогнули полы, качнулась криво прикрученная люстра.

Парень у Мэри не худенький. Ширококостный, пожалуй, с лишним весом, небольшим брюшком, пухлыми руками, рыхловатый, видно – со спортом не на дружеской ноге. Ничего, Лукьян в детстве толще был. Взросление и зал все жиры смыли.

– Только у меня условие, – Лукьян покосился на Мэри. – Видел, у бабушки твоей куры есть. Покажешь нам с Витюхой?

– С кем?

– Сын у меня, Витюха, полтора года, в кур твоей бабушки влюблённый ходит. Мы в Норильске живём, не ходят у нас по улицам куры… козу видели в контактном зоопарке, енота, пони, а кур никто не догадался завести, – развёл руками Лукьян.

Вот такая оказия, друг мой Лео, не видел Витюха ни куриц, ни петухов.

– А, покажу, конечно! – тут же вызвался парнишка. – У бабушки ещё фазаны есть, Витюхе понравится! Когда придёте?

– Завтра и придём, – довольно кивнул Лукьян.

Глава 4

Ночь прошла паршиво, не спалось, несмотря на выпитое. Лукьян изрядно догнался после того, как ушёл от Мэри. От такого количества горячительного сам бог велел вырубиться, но нет.

Не спалось.

Сначала гонял лысого, думал – снимет напряжение, и сразу отпустит, потом мысли. Не выходила из головы Мэри, Маша Заводовская, или какая у неё сейчас фамилия?

Крутилось в памяти то ли Саркисян, то ли Погосян…

Вдруг вспомнилось, как приклеилась к ней кличка Мэри, да так прочно, что впоследствии многие думали, что востроглазую, шуструю девчонку так и зовут – Мэри Заводовская. Родители с причудами.

Каждый год на общешкольной линейке выступали ученики. У кого какие таланты были, те и демонстрировали. Маша традиционно танцевала в паре с партнёром, очередным прилизанным мальчишкой, который неминуемо вызывал смех у пацанов от первых до одиннадцатых классов.

Будучи классе в пятом или шестом, точно Лукьян вспомнить не мог, Маша в очередной раз выводила закрученные «па» на площадке с флагштоком перед крыльцом школы, волоча за собой партнёра – белобрысого, тощего, с откляченной пятой точкой парнишку.

Школьники стояли сплочёнными рядами, крепились, понимая, что «Ча-Ча-Ча» – лишь начало вселенской скуки. На широком крыльце, выполняющем функцию трибуны, готовились к речи завуч, директор школы и парочка депутатов.

Общую дремоту разбавляла только танцующая Маша, ритмично двигая руками, ногами, шелестя подолом, щедро усыпанным пайетками, ярким пером на повязке через лоб, бусами и серебряными туфельками на каблучке – источником зависти младших школьниц.

Но главное не это, главное – улыбка и взгляды, которыми она одаривала «зал». Совсем мелкая по возрасту и внешне – а она точно стояла последней в шеренге на уроках физкультуры, – Маша выглядела небожительницей, сошедшей с экранов кинотеатров или рекламы.

Героиней «Великого Гэтсби», дивой двадцатых годов двадцатого века в мини-версии.

Такая маленькая, а уже звезда. Тогда, глядя на вертлявую, яркоглазую пятиклассницу, ни у кого, начиная от депутатов, заканчивая первоклашками, и сомнения не возникало, что девочку ждёт большое будущее. Она непременно станет звездой танцев или кино, неважно.

Важно, что оно гарантировано – это звёздное будущее.

В конце выступления ведущая громко повторила имена выступающих. На «Мария Заводовская» кто-то из старшеклассников крикнул:

– Какая она Мария, Мэри она!

Мэри, как символ жизни заграничной, значит – прекрасной, волшебной, безоблачной. Жизни, которая вряд ли была уготована большинству учеников обыкновенной школы небольшого Кубанского городка, раскинувшегося между пахотных полей.

Так юркая, как ящерка, шустрая, со смеющимся взглядом тёмно-карих глаз, похожих на пуговицы, девочка стала символом всего лучшего сразу.

Впоследствии никто не удивился, когда Мэри поступила учиться на хореографа, танцевала в одном из лучших народных коллективов края, удачно выскочила замуж. Приезжала к матери на дорогой машине, блистала, сияла, радовала, и снова улетала в свою прекрасную жизнь, символом которой когда-то стала.

Мэри…

И что стало с этой Мэри?

Вот с этим и собирался разобраться Лукьян в ближайшем будущем.

Во-первых, упускать такую женщину – грех неискупимый, на который он пойти никак не мог. Все его предки казаки, люди традиционно богобоязненные, вставали за его спиной и говорили взглядом: «Не посрами рода нашего Андреевского, Лукьян Николаевич».

Во-вторых, чем-то в отпуске заниматься надо. Женщина, как ни крути, нужна, дрочка плохо помогает. Напряжение снимается на короткое время, удовлетворения же в механическом движении руки нет совсем. Испарилось за месяцы вынужденного воздержания.

Решив, что Мэри, будь она Машей, Марией или самой бестией из преисподней, станет его, Лукьян уснул.

Проснулся от традиционного хлопка Витюхиной ладошки по лицу, дескать, вставай, папаня, солнце уже высоко.

Лукьян выглянул в окно, окинул взглядом соседский огород – пусто. Мэри ещё не пришла отбывать повинность.

В доме царила суета.

Все четверо внуков от Пелагеи находились во дворе, включая годовалого Василиса, для своих Василька или Василия. Соня – единственная девочка, предводительница банды мелких, командовала парадом, ожидая в гости младших отпрысков Зервасов.

Понятно всё – медовый месяц у счастливых родителей. В случае с вечно работающими Косом и Полей – аж целых пять дней, которые они проведут в Греции, на исторической родине мужа.

Витюха на общее веселье смотрел настороженно и немного свысока. Ему, мужику серьёзному, без пяти минут охотнику, рыбаку, будущему покорителю Таймыра и плато Путорано визги-писки были неинтересны.

Сидя на качелях, точно так же сверху вниз, демонстративно скучающе смотрел на происходящее Саша – сын Коса, дружок Лео. Одним своим видом напомнив, что у Лукьяна с Витюхой сегодня запланировано важное мероприятия.

Малой отправится покорять кур.

Его отец – ведьму, которая накануне возбудила и не дала, а так не пойдёт.

Придётся дать. Лукьяну надо.

– Привет, – он сел рядом с Сашей, спустил с рук Витюху, который сразу же направился к яркому пластмассовому грузовику с полным кузовом песка. – Чего к бабушке не идёшь? – показал взглядом на дом родителей Коса.

Логичней было бы тусоваться у них, пусть никто из Андреевых не возражал, что сыновья от первого брака зятя крутятся у них. Дети и дети, когда все рядышком – и душе спокойней. Пусть привычно курсируют от дома к дому одной большой компанией.

Стало немного не по себе от того, что Витюха рос в стороне от общего веселья, но мгновенно отпустило. У них с сыном свой луна-парк.

– А-а-а, – неопределённо протянул пацан.

– Понятно, – ответил Лукьян, будто правда понял. – Слушай, друг твой, Лео, пришёл к бабушке? – показал взглядом в сторону участка Заводовских.

– Минут двадцать назад с мамой приехал. Зачем тебе Левон, дядя Лукьян? Натворил чего?

– Ничего не натворил, а если бы и натворил, я ему не папа с мамой, воспитывать, – по-доброму усмехнулся Лукьян. – Вчера случайно встретились, он обещал бабушкиных кур нам с Витюхой показать.

– Кого? – озадаченно протянул Сашка.

– Кур, – раскатисто засмеялся Лукьян. – Не видел Витюха кур, хочу показать.

– Я как раз к нему собирался. Пойдём вместе, – Сашка подпрыгнул с заметным энтузиазмом.

Нашёлся предлог свалить к приятелю. Глядишь, удастся зависнуть на целый день, избавив свою взрослую и важную персону от общества младших братьев и сестёр, а заодно и от неумолимой и беспощадной заботы бабушек.

Через десять минут они дружной компанией стояли во дворе Заводовских. К ним вышла хозяйка, вытирая руки о фартук, тепло улыбнулась, глядя на Витюху, который с интересом разглядывал новое для него место и людей.

– Что это за сладкий мальчик к нам пришёл? – затянула тётя Женя, глядя на карапуза.

– Здравствуйте, Евгения… – Лукьян забыл отчество соседки, если в принципе знал.

– Степановна я, Лукьян, но давай-ка по старинке, тётя Женя. «Степановна» я только в собесе и поликлинике. Как тебя зовут? – обратилась она к Витюхе.

– Тюха, – ответил Витёк.

– А где же твоя мама? – продолжила кудахтать тётя Женя.

– И правда, где Тюхина мама? – раздался голос Мэри за спиной Лукьяна.

Он обернулся, окинул взглядом стоящую, присвистнул про себя. Крошечный топик, подчёркивал грудь, изящную шею, ключицы. Короткие шорты, демонстрировали стройные ноги, бёдра и ягодицы.

Домашняя одежда, слегка застиранная, как раз помидоры подвязывать, смотрелась на Мэри так, словно от кутюр последней коллекции.

– Лялентина п-ф-ф-ф-ф-б-р-р-р-р, – как сумел, объяснил ситуацию Витюха.

Валентина Борисовна, которая в сознании мальца была кем-то средним между мамой, няней и бабушкой, улетела в отпуск, проведать мужа и детей. Проверить, как идёт строительство дома, на которое она зарабатывала в маленьком семействе Андреевых.

А они приехали сюда, на родину папки Лукьяна, навестить родных и близких, познакомиться с бабушкой, дедушкой и остальными родственниками, которых оказалось много.

И на кур посмотреть, да.

– П-ф-ф-ф-б-р-р-р-р – это серьёзно, – улыбнулась Мэри. – Хорошенький какой, не могу! – взвизгнула она совершенно искренне. – Так бы и затискала.

Витюха всем своим независимым видом показывал, что тискать его – идея плохая. Если что, он будет возражать. Решительно и на всю округу.

– Пойдёмте, покажу то, зачем пришли, – кивнула Мэри, показывая на дорожку, ведущую во внутренний двор. – Вот скажи, Лукьян, зачем люди живут там, где ребёнок даже кур увидеть не может?

– Люди везде живут, – ухмыльнулся он в ответ. – Например, ты видела северного оленя?

– Нет, – равнодушно пожала плечами Мэри.

– И зачем ты живёшь там, где на северных оленей не посмотреть, гольца с омулем не поймать, сугудая не поесть?

– Сугудай, что за зверь?

– Блюдо народов Крайнего Севера из сырой рыбы. Кстати, вкусно. Могу угостить, – поравнялся он с Мэри, повёл выразительно бровями, намекая, что готов угостить не только экзотическим для здешних мест лакомством, но и кое-чем более тривиальным, зато куда более интересным.

– Держи свой сугудай при себе, – фыркнула Мэри. – Прибереги для жены, она же не навсегда п-ф-ф-ф-ф-б-р-р-р-р, – пропела, растягивая губы в ехидной улыбке.

Не навсегда…

Хотелось, чтоб не просто навсегда, а прямо с концами, без малейшей возможности объявиться. Чтоб черти к самому кипящему котлу приковали Лизку и не отпускали до скончания веков.

Какой тварью нужно быть, чтобы от родного ребёнка отказаться?

Поначалу Лукьян отнёсся к взбрыку Лизки равнодушно – это же Лизка, что с неё взять? По мере взросления Витюхи, глядя, как тот растёт, развивается, учится выражать мысли, эмоции, начинал беситься.

И этого человека его бывшая жена обрекла на существование в детском доме? Кто она после этого? Тварь!

Но озвучивать мысли не стал, если и скажет, то не сейчас. Мэри тем временем открыла калитку загончика для кур, откуда посыпали пернатые, вызывая настолько восторженный визг Витюхи, такие крики радости, что всё вылетело из головы разом.

Мелкий визжал, топал, пытался схватить то одну курицу, то другую, на петуха же смотрел, раскрыв рот, как на самое настоящее чудо.

Витюха с папкой половину страны пересёк, пока из Норильска на Кубань добрался. Самолёты видел, поезда двухэтажные, людей, зверей, игрушки разные, а сколько цветов, деревьев – не перечислить всего. Всё было в новинку, интересно, но обычный петух с разгромным счётом выиграл у боинга.

Как тебе такое, Илон Маск?

Лукьян следил за Витюхой, чтобы в приступе восторга тот не причинил вреда себе и пернатым. Краем глаза посматривал на Мэри.

Хороша чертовка, не просто хороша, шикарна, так бы и слопал, то есть трахнул.

Член выразительно соглашался, что было совсем некстати, учитывая, что одет был Лукьян в серые трикотажные шорты, а где-то рядом находились двое подростков и тётя Женя.

– Так что на счёт сугудая? – повторил свой вопрос Лукьян.

В это время зазвонил телефон Мэри, она быстро ответила, окатив гостя ледяным взглядом, жаль тот совсем не подействовал.

Охладиться не помешало бы, а то шарики за ролики начали заходить.

В голове нон-стопом мелькали порно картинки с Мэри, где она то в шортиках этих бесстыжих, то в парочке вчерашней, то в платье шёлковом, без белья, с широко разведёнными бёдрами.

Эй, Лукьян, очнись!

Кругом дети, куры, даже один фазан важно ходит. Согласись, так себе атмосферка и время для сексуальных фантазий.

Мужик, держи себя в руках, тем более с утра подрочил, не должно настолько крыть.

– Что значит – не приедешь? – услышал голос Мэри. – Тебя Левон третью неделю ждёт! Да что ты говоришь?! Естественно, самочувствие драгоценной Гаруник важнее родного сына! Да?.. И что?.. Иди ты в задницу, Давид! Конечно, конечно, я всё понимаю! Золотой пизды колпак твоя Гаруник, вот что я понимаю! Урод! И верни ребёнку его Лего! СДЭКом отправь, раз твоя поперёкпиздная не разрешает с сыном общаться!

– Ой, – подпрыгнула Мэри, после того как засунула телефон в карман, раздувая ноздри, как взбешённый буйвол. – Прости, маленький, – посмотрела на Витюху, который, к счастью, настолько увлёкся птицами, что внутреннее записывающее устройство не пополнило словарный запас.

– Плохой день? – Лукьян посмотрел с искренним сочувствием на Мэри.

Похоже, дела у неё дрянь… не обманула по поводу сложного развода.

– Как видишь, – развела она руками. – Помидоры ещё эти… – едва не плача продолжила. – Неужели нельзя купить на рынке? Обязательно раком всё лето стоять?

– У меня идея. Сейчас я помогаю тебе с помидорами, а после угощаю северной рыбой и рассказываю про северных оленей, а ты перестаёшь расстраиваться из-за всяких нехороших людей. Вот, например, ты знаешь, что северные олени – единственные представители семейства, у которых и у самцов, и самок есть рога?

– Про рога у самок я сама могу целую лекцию прочитать, – горько усмехнулась Мэри. – Куда товарища Тюху денем, пока над материнскими помидорами эксперименты, не совместимые с их жизнью, ставить будем?

– У нас есть два отрока, чью энергию стоит направить в мирное русло. Заодно – профилактика подростковой беременности, скандалит Витюха на редкость противозачаточно.

– Встроенная функция любого мужика, – фыркнула Мэри. – Подвязывать-то помидоры умеешь?

– Обижаешь! – постучал себе по груди Лукьян.

О том факте, что последние лет двадцать он помидоры видел только в салате, решил умолчать.

Прости, тётя Женя, любовь требует жертв.

Глава 5

– Ключ подай, – обратился Лукьян к Саше, тот дисциплинированно протянул нужный инструмент, снова устроился на своё место, с интересом наблюдая за действиями дядьки.

Рядом крутился Лео, заворожённо глядя на разобранный квадроцикл, как на настоящее чудо света. Если начать разбирать старый УАЗ, который стоял в гараже со времён юности Лукьяна, парень точно в религиозный экстаз впадёт.

– Бабушка снова на Полю ругается, – прошептал Саша Лео, отвечая на вопрос, который Лукьян не расслышал из-за громкой музыки. – Говорит, что слишком много работает, детям внимания не уделяет, дому… убирается домработница.

– Правильно ругается, – деловито протянул Лео. Лукьян ухмыльнулся. – Женщина дом в чистоте обязана содержать, уют семье создавать, о муже заботиться, угождать ему, иначе её никакой мужчина терпеть не станет.

– Ну не знаю… – с сомнением протянул Саша. – Я бы потерпел, если бы любил… зачем обо мне заботиться? Я не калека какой-то…

– А ты спроси отца, почему он с матерью твоей развелся, точно тебе говорю, потому что женские обязанности не исполняла. И с Полей разведётся, если она не одумается. Вот так сироты при живом отце и получаются, – заявил с интонацией сварливой старухи, явно повторяя не свои слова.

– Что входит в эти «женские обязанности»? – Лукьян с интересом посмотрел на Лео.

Тот вспыхнул, за ним Саша. Забылись в своих философских рассуждениях, не учли, что рядом взрослый, к тому же родной брат обсуждаемой.

– Готовить, убираться, следить за детьми, ухаживать за ними, кормить, в школу водить, уроки с ними делать и всякое такое… мужа кормить, следить, чтобы опрятно выглядел…

– А-а-а, – протянул Лукьян. – Мамкой быть здоровому мужику. А муж что должен?

– Зарабатывать, – фыркнул Лео, будто о глупости сущей спросили.

– Женщина, значит, не должна зарабатывать?

– Только если это не мешает основному предназначению.

– Если предназначению, то понятно, – ухмыльнулся Лукьян.

Интересно, как быстро представления отрока разобьются о реальность с сервисами доставок, услугами клининга и о современный слоган женщин: «Я никому ничего не должна»?

И где нахватался подобных взглядов? Нечто подобное можно было ожидать от Саши, большую часть времени жившего в патриархальных устоях греческой диаспоры, но не от Лео – сына ведьмы.

Мэри с поистине ведьминской изощрённостью морозилась уже неделю, и это начинало бесить.

Лукьян честно дал ей время осмыслить ситуацию. Понять, какой он прекрасный со всех сторон принц и конь в одном лице, но, видимо, до неё не дошло.

Низенький жирафчик, а уже заправский тугодум.

Отлично, пришло время Лукьяна. Мяч вернулся на его сторону, теперь он его не отдаст.

Витюху оставил матери, та не возражала, напротив, была счастлива. Уже начала закидывать удочки, чтобы оставить внучка до конца тепла и дольше.

Зачем ребёнку расти за Полярным кругом, в городе – лидере по загрязнению воздуха? Уму непостижимо!

Взял машину. Не новый, полноразмерный внедорожник, купленный несколько лет назад. Стоял у родителей, чтобы в отпуске не перебиваться такси и авто сестры. Не маленький, побираться.

Мэри сказала, что помимо выступлений на банкетах, она работает агентом по недвижимости. Он заранее навёл справки, осторожненько выяснил, где именно, и направился туда.

Приличное по местным меркам агентство расположилось в центре города, недалеко от квартала, где жила Мэри. Лукьян зашёл туда походкой человека, которому срочно нужна элитная недвижимость в уездном городке N, близь узловой железнодорожной станции и прочих благ урбанистики.

– Дом на Речной восемьдесят три можно посмотреть?

Он хорошо подготовился, изучил каталог объектов, выбрал тот, что подальше, в тупике, чтобы Мэри сразу не смылась. Хорошо бы ещё дорогу к отходу перекопать…

Бульдозериста нужно быстренько организовать.

Морозиться она решила после того, как Лукьян честно подвязывал помидоры половину дня – действительно, зачем столько томатов сажать? Всех голодающих детей Африки прокормить можно таким количеством.

Вторую половину потратил на развлечения подруги по совместному труду. Сугудаем, как обещал, накормил, про северных оленей рассказал и даже не сильно намекал на продолжение банкета…

Намекал, конечно, не молчать же, если едва не дымится в штанах, но без перегибов, не в лоб.

– Да, конечно, когда хотите посмотреть? – подпрыгнула за стойкой девушка, заодно мазнув заинтересованным взглядом по Лукьяну.

Плотоядным он бы сказал взглядом, как по лакомому куску отборной мраморной говядины с функционалом банкомата.

Не стоит с такой надеждой смотреть. Мысли лакомого куска заняты другой особой, более интересной, которая смотрит на него, как на катышек из пупка, с такой же смесью недоумения и сдержанного отвращения.

Вот это бодрит, это заводит, а готовность опрокинуться на лопатки по первому щелчку – нет.

– Сейчас, – уверенно заявил он тоном, не терпящим возражений.

– Вова! Володь! – закричала девица вглубь кабинета. – Вовочка, здесь мужчина хочет посмотреть дом на Речной!

Мужчина-то хочет, но не Вовочку. Уж прости, Володь, так-то мы за толерантность, равенство, братство и всё такое, но мужчина хочет Мэри, а не появившееся в дверях долговязое, с подростковыми прыщами на лице.

– Я хочу, чтобы дом показала Мария Погосян, – твёрдо сказал Лукьян.

Фамилию он между делом уточнил у Лео. Отец – Давид Погосян, после развода мама с заменой документов заморачиваться не стала. И вообще, Погосян – звучит красиво, не то что Заводовская.

– Но… – растерялась девица. – Маша сейчас занята…

– Она сможет освободиться и показать мне дом? – вкрадчиво, аки кот, проговорил Лукьян. – В ближайшее время, – припечатал.

– Да, да, конечно, – засуетилась девица, схватилась за телефон.

В динамик Лукьян слышал музыку, выходит, у Мэри репетиция, и бодрое согласие показать какой угодно объект, в любое время, хоть какому мужчине.

Завидная клиентоориентированность.

Через сорок минут, как и было оговорено, Лукьян припарковал машину у нужного дома. Огляделся, словно правда собирался покупать, обошёл строение со всех сторон.

Интересный дизайн, для здешнего региона редкость. Лаконично, с панорамными окнами и плоской крышей. Чем-то скандинавским повеяло, если бы Лукьян хотя бы теоретически разбирался в архитектуре и всём таком, дизайнерском.

Через минуту у временного забора из сетки-рабицы припарковался красный Шевроле Лачетти лохматого года выпуска, намытый и сверкающий не по годам. Из двери выпорхнула Мэри, точно такая же сверкающая.

Красная струящаяся юбка, на зависть Лукьяна, обхватывающая ноги. На месте шёлка должны быть его руки!

Майка с кружевной вставкой, подчёркивающая грудь – а-а-а-а, и какую грудь. Срочно обхватить, залапать!

Кулончик на тонкой золотой цепочке, акцентирующий внимание на длинной шее и изящных ключицах.

Чувственный рот, покрытый алой помадой, и глаза… ох уж эти глазищи.

И туфли на тонкой шпильке. Мюли – всплыло откуда-то из закромов памяти.

– Ты? – уставилась она на Лукьяна, как на расхитителя народного добра перед расстрелом, который собиралась произвести собственнолично, без всякой жалости.

– Я, – согласился Лукьян. – Покажешь дом? – напомнил, зачем они здесь собрались по официальной версии.

– Пожалуйста, – скрипнула зубами Мэри, пошла вперёд, покачивая бёдрами.

О-о-о-о… Вот это попка… что там попка, всё, начиная от тёмных локонов, убранных наверх, заканчивая розовыми щиколотками, нежными пяточками, опирающимися на высокий каблук – чёртово совершенство.

– Четыре просторные комнаты, – невозмутимо начала Мэри показ, игнорируя похотливые взгляды Лукьяна, а другими они быть не могли. – Кухонная зона, здесь можно сделать гостиную. Санузел, котельная, веранда, выходящая на реку. Соседний участок возможно выкупить, тогда панорама останется та же.

Лукьян посмотрел в окно.

Панорама… Жухлые от жары деревья, покрытые слоем пыли с противоположного берега реки, которая берет начало в горах, здесь же становилась грязно-мутной из-за карьеров, в окружении низкого прибрежья, поросшего сухой травой.

– Зачем этот цирк, Лукьян? – услышал за спиной. – Ты ведь не собираешься покупать этот дом.

Обернулся. Мэри стояла у окна по диагонали, сложив руки в замок, и смотрела исподлобья на «клиента».

– Почему не собираюсь? – разыграл удивление вкупе с возмущением он. – Дом хороший, дизайн интересный и вообще… вложение денег.

– Сейчас хорошие проценты на депозитах, вложи туда, если девать некуда. Этот дом ты потом продать не сможешь. Плоская крыша – наверняка появятся протечки. Застройщик утверждает, что здесь правильная система водоотвода, разуклонка поверхностей, даёт гарантию на несколько лет, но что потом? Вкладываться в ремонт дома, в котором не жил и не собираешься? Недалеко от центра, но общественный транспорт не ходит и вряд ли появится…

– Прямо скажу, риэлтор из тебя так себе, – перебил Лукьян с широкой улыбкой.

– Из тебя тоже покупатель – говно.

– Зато мужик шикарный, – сразу же отбил он. – Попробуй, не прогадаешь.

– А ты от самомнения не лопнешь? Говори свою дату рождения, схожу к своему астрологу, проверю.

– Вообще, мужиков обычно проверяют по-другому, – загоготал Лукьян. – Записывай, – он назвал день рождения, включая точное время. Был в своё время у Лизки заёб на астрологии, нумерологии и прочей поебени, которая на трезвую голову в него не входила, а на пьяную вызывала ржание до икоты. – Иди к астрологу, нумерологу, тарологу, гадалке на кофейной гуще и ослиной моче, я оплачу.

– Отлично, – фыркнула Мэри, перевела взгляд на окно, которое выходило на проезжую часть, дорогой это назвать было невозможно. – Эй! – завизжала она, а Лукьян мысленно довольно потирал руки.

Мини-экскаватор выкопал траншею аккурат поперёк дороги, и убирался восвояси, покачивая ковшом впереди себя.

Хорошо, когда у сестры и зятя строительные фирмы и сговорчивые рабочие, готовые за мзду перекопать хоть дорогу, хоть огород, хоть вырыть местный Беломорканал.

Мэри неслась стрелой за экскаватором, только пятки сверкали и каблуки, да бёдра покачивались, обещая триста тридцать три удовольствия – тридцать три маловато от такой сладости.

– А ну-ка стой! – перегородила она дорогу, поднимая руки. – Стой, тебе говорю! Закапывай! – показала на свежую траншею.

– Офонарела, тётка?! – выпрыгнул молодой экскаваторщик, парень от силы двадцати лет.

– Какая я тебе тётка, телок малолетний?! Закапывай давай!

– Меня наняли раскапывать, а не закапывать!

– А меня в душе не ебёт, кто и зачем тебя нанял! Как я, по-твоему, на Лачетти перееду эту траншею, а?! Закапывай, или я тебя закопаю, – ринулась в сторону экскаватора.

Парень замер на мгновение, не веря глазам своим. Честно сказать, Лукьян тоже не поверил, что Мэри это сделает.

А зря, мог бы вспомнить, с кем имеет дело.

Под внешностью диснеевской принцессы в овуляцию скрывалась не ведьма – фурия. Богиня мести в древнеримской мифологии.

– Мэри! – Лукьян перехватил несущееся воплощение мести на подлёте к экскаватору.

Обхватил за талию, понёс в сторону дома, показывая взглядом обалдевшему парню, чтобы валил подобру-поздорову.

Лукьян – мужик силы немереной, но в прямой схватке с исчадием ада с глазами Бемби может не устоять. И не объяснишь потом, что виной тому эрекция. Это же надо, как встал…

– Урод! – вопила Мэри, кидая мюли в сторону экскаваторщика. – Я тебя найду! Убью! И съем!

– Слушай, что случилось? – Лукьян поставил на пол в гостиной дома взбешённую Мэри. Хорошо бы, конечно, раком поставить… ладно, пока придётся обойтись разговорами. – Кто-то дренажную канаву заказал, он выкопал, а ты в него туфлями.

– Поперёк дороги? – взвизгнула Мэри.

– Мало ли… – пожал плечами Лукьян, изображая искреннее недоумение.

– Как я теперь уеду отсюда?!

– Приедем вечером с Косом, вызволим твою божью коровку, – успокаивающе ответил Лукьян.

– Мне сегодня ещё на работу нужно, – извергая огонь из ноздрей и ушей прошипела Мэри.

– Какую работу?

– Третью!

– Не вопрос, хоть пятую, – отрапортовал Лукьян. – Мой Буцефал к твоим услугам, – клоунским поклоном показал в сторону своего внедорожника.

Этому коню перескочить траншею ничего не стоит. Раз – и готово.

– И, по-твоему, я соглашусь? – пискнула Мэри, нагибая голову, сжимая кулаки.

Она с ним драться собралась, что ли?

О-хо-хо, давно его так сильно женщины не заводили. По правде – никогда!

– Пиздец, ты боевой гном, – засмеялся Лукьян.

Подхватил на руки и понёс в сторону своего автомобиля, заодно поднял туфли, валяющиеся в пыли.

Глава 6

Левона на все выходные забрал отец. И естественно отвёз к своей матери, не тратить же драгоценное время и силы Гаруник на ребёнка от первого брака.

Всё предельно просто: не нужен брак – не нужен ребёнок.

Хотя, а когда Давиду был нужен наш брак и наш сын?

Самую малость в первые годы, и то, память упорно не подкидывала счастливых воспоминаний о совместном существовании… не жизни, потому что жизнью это не назвать.

Какого хрена я терпела, спрашивается? Зачем?

Нужно было сразу уходить, а лучше – вообще туда не заходить. Самая большая моя ошибка, стоившая мне не только годы просранной жизни, но и…

Нет, об этом я не думаю. Не думаю никогда!

История банальная донельзя, даже грустной не назвать.

Хороший мальчик женился на плохой девочке.

Почему плохой?

Рылом не вышла для всей его многочисленной родни, начиная с драгоценной мамы, заканчивая семиюродной прапрапрабабкой, которая кувыркалась в гробу все годы нашего брака.

Упокой господь её душу. Надеюсь, бедолаге полегчало после нашего развода.

Я постаралась откинуть негативные мысли, которые давили неподъёмным ярмом, стоило ступить на территорию непроглядной темени: моего брака, бывшего мужа, всей его семейки, включая новую, драгоценную жену, наконец-то подходящую по всем статьям.

У меня теперь новая жизнь, её надо как-то жить, желательно без серьёзных потерь для сына. На самом деле проще сказать, чем сделать, но старалась я изо всех сил.

Давид алименты платил, жаловаться не на что. Присуждённый прожиточный минимум ежемесячно капал на счёт.

Иногда, реже раза в месяц, переводил деньги лично Левону в качестве жеста доброй воли, скрываясь от Гаруник. Хватало примерно на один скромный поход в Ростикс.

Основные расходы на совместного сына весело и гордо закрывала я.

Хорошо, что небольшой опыт работы риэлтором у меня имелся. В нынешних условиях требования работодателей были ничтожно малы, меня взяли в агентство. Знакомая открыла салон красоты, ей срочно нужен был администратор на неполную занятость. Устроили меня, можно сказать, по блату, несмотря на отсутствие опыта. Улыбаться клиенткам и вести запись я могла, большего пока не требовалось.

И конечно танцы – моё любимое занятие, которое Давид всегда считал бессмысленным, вернее, оскорбляющим его и его дрожайщую мамочку – как же, невестка таких уважаемых людей, и вдруг ляжками трясёт на потеху публике.

Да-да, в народном ансамбле песни и пляски сплошной разврат – это всем известно.

Сейчас работа в местном ансамбле помогала не свалиться последним штанам с этих самых ляжек.

С миру по нитке зарабатывала, чтобы не голодать, достойно одевать Левона, кое-что оставлять на свои нужды. Да кланялась в ноги Погосянам, что не забрали мою одежду, попросту не нашлось родственниц моего размера.

Гаруник была выше меня на голову, а чашечку от её лифчика я могла как шапочку для пляжа носить – только это и остановило сучку. Большую часть ювелирных украшений Давид потребовал вернуть назад, в пользу молодой жены.

Что там, он не отдавал коллекцию Лего Левона, постоянно придумывал отмазки, почему не может, то ключи от квартиры потерял, то понос прохватил.

Гад малахольный!

В Краснодаре, конечно, больше возможностей заработка, но не было жилья. Квартира, в которой мы жили, принадлежала Давиду до брака.

И, что неприятней любого безденежья, Левон постоянно ездил бы к отцу на работу, бесконечно рвался к бабушке, невольно встречался бы с Гаруник, и каждый раз натыкался на холодный приём, неприкрытое отторжение.

Я не имела ни малейшего представления, каким образом объяснить Левону, что из единственного, любимого сына Давида Погосяна он превратился в пустое место.

Да, новая жена отца носила ребёнка – что и стало причиной нашего развода, – но ведь это не должно автоматически вычёркивать Левона из жизни всех Погосянов. Он их сын, внук, племянник.

Но вычёркивало, вымарывало с концами, навсегда.

– Иди, у курей убери, – раздался голос мамы, выдернув из вязких, как гудрон, мыслей.

– Ладно, – кивнула я, внутренне содрогаясь.

С детства не любила домашнюю живность. Кур, уток, гусей и прочих пернатых, поросят, которых долгое время держали родители, коз.

Сильнее ненавидела только огород. В наше время дешевле всё купить на рынке, но мама выращивала овощи в промышленных масштабах, не зная меры и отдыха.

Сама умаялась и остальных заманала…

Наверное, поэтому я и выскочила за Давида. Жизнь в просторной квартире в центре Краснодара, без постоянной прополки, ежедневной уборки птичьего помёта казалась настоящей сказкой.

Его родители, бабушки и дедушки жили за городом, в частном доме, и тоже имели огород, но в сравнении с нами – три жалких горшка на балконе.

До того, как я вернулась в родной город, маме постоянно помогал брат с невесткой. Сейчас они носа не показывали сюда.

По официальной версии из-за того, что пришлось переехать в ближайшую станицу. У матери жить не захотели, на съём жилья в городе Ванька не зарабатывал, Татьяна же не вылезала из декретов. Из квартиры, в которой они жили последние годы, пришлось съехать.

Наглая старшая сестра без стыда и совести вернулась из замужа и посмела забрать собственную недвижимость. Не захотела жить на вокзале с ребёнком или у матери, среди бесконечных грядок, а ведь обязана была войти в положение многодетной семьи, оставить квартиру им.

Ну простите, Ванька с семейством с момента покупки мной квартиры жил в ней бесплатно, и умудрился накопить долги по квартплате. Я до сих пор не все отдала.

Квартира-то моя, мне и платить, рассудил братец.

Мать со мной долго не разговаривала, как я посмела братишку младшего обидеть, племянников обделить, совсем зажралась девка. Пришлось напомнила, как именно мне достались деньги на квартиру. До выражения «зажралась» далековато.

Если бы у меня был выбор тогда и сейчас, я бы всё вернула вспять, сама бы заработала на жильё или всю жизнь снимала. Но выбора у меня не было и нет.

Оставалось сказать спасибо покойному отцу. Он настоял, буквально вынудил купить это жильё – единственное, на что хватало средств, – и записать на своё имя.

Как в воду глядел…

При покупке я едва не повелась на увещания матери. Ванечке необходимо своё жильё, он же мужчина, непременно оформленное на него, чтобы он «ощущал себя хозяином». Так мальчик повзрослеет, уму-разума наберётся, ответственность почувствует.

Квадратные метры мою потерю не вернут, ничего не изменят, а о брате я подумать обязана.

В итоге я всё равно пустила его жить в квартиру, не жалко, брат всё-таки, племянники, коих от года к году становилось больше и больше. И, естественно, осталась виноватой. Ни одно доброе дело не проходит безнаказанно.

Пофиг!

Моя задача думать о своём сыне, раз уж отец о нём вспоминать не собирался.

Зазвонил телефон, я машинально ответила, не глядя на абонента.

– Мэри, – услышала голос, который не хотела слышать.

Вернее, хотеть-то я хотела, как не хотеть слышать – и видеть, – такого мужика, как Андреев Лукьян.

Оживший рекламный баннер с налётом чего-то истинно брутального, маскулинного, по-настоящему мужицкого, пышущего тестостероном, здоровьем, животной силой какой-то.

Только не понимала, зачем нам видеться.

Короткая интрижка, просто секс на разок-другой?

Вряд ли моя раздолбанная в хлам психика была готова выудить хотя бы капельку удовольствия из траха. Любого, даже самого фееричного. От воспоминаний об этом процессе мой организм сжимался от отвращения.

Оставалось единственное желание – притвориться пыльным картофельным мешком и сгинуть на дне самого глубокого подвала навсегда.

Нечто серьёзное?

Начнём с того, что «нечто серьёзное» с женатым мужиком – это ни хрена не серьёзно. Несмотря на то, что никакие угрызения совести за подобные планы меня бы точно не терзали.

Все мужики изменяют. Без исключений, поправок на ветер, возраст, финансовое положение, стоит ли вообще или хронически на полшестого показывает.

Последний обоссаный забулдыга смотрит, как бы изменить своей женщине, кому бы присунуть стручок. Что говорить про успешных, здоровых мужиков, с нормальным уровнем тестостерона и возможностями. Не пойдёт Лукьян налево со мной, отправится с другой. В этом плане у жены выбор небольшой: терпеть или уходить. Она, очевидно, терпит.

А закончим тем, что ни при каких обстоятельствах, ни с каким мужиком, будь он бестелесным принцем Датским, пукающим бабочками, с завязанным морским узлом членом, я не хотела ничего серьёзного.

Упаси господи! Нет, нет и нет!

Я уже сходила один раз замуж, впечатлений хватит до конца жизни. На смертном одре буду заикаться, вспоминая, как была частью семьи Погосянов этих…

Вернее, думала, что была.

– Мэри, ты здесь? – повторил вкрадчивый густой баритон, чисто мёд в уши налил.

Не удивительно, что на этого рыжего мужичару бабы слетались, как осы на сироп. Слухи не врали, собирал этот жук всё, что с радостью шевелилось, а что не шевелилось – шевелил, делал радостным и брал.

Лично знала троих девиц, из тех, кто попал под его чары и тело. Ни одна не пожалела, только глазки мечтательно закатывали, да ногу на ногу закидывали, вспоминая.

– Здесь я, по уши в говне, как обычно, в общем, – огрызнулась я.

– В говне – это хорошо. Подобные тебе цветочки нуждаются в удобрении.

– Слышь, ты, агроном, пришёл бы лучше, помог женщине, зубоскал.

– Ты где? – с готовностью ответил Лукьян.

Аж затошнило от готовности в голосе с непривычки.

Пионер – всем ребятам пример, нашёлся.

Где извечное мужское «справишься сама», «сегодня не могу», «посмотрим» и прочий шлак, щедро льющийся изо рта среднестатистического мужика?

– У матери.

– Через пять сек буду. С Витюхой посидишь, пока я разгребаю говно? – беззлобно гоготнул с той стороны провода, развеивая мою злость, как прах Давида в моих влажных мечтах.

– Звучит как описание декрета, – засмеялась я. – Посижу. Веди сюда Тюху.

В Витюху я влюбилась с первого взгляда, настолько очаровательным был малыш. Крепенький, щекастый, глазастый, с густыми рыжими кудряшками – как из рекламы детского питания. На отца похож, цветом волос точно.

А общительный какой, эмоциональный, живой. Недостаток словарного запаса с лихвой компенсировал жестикуляцией. Сообразительный, тактильный, с радостью шёл на руки, разрешал себя тискать, щекотать, целовать.

Я почти не помнила Левона в возрасте Витюхи. То время для меня – как одна сплошная непроглядная мгла, покрытая густым туманом дурных воспоминаний, похожих на психологический триллер.

Первые два года мы не выходили из больниц. Никто из врачей не давал никаких гарантий. Намекали, что нас ждут все беды сразу, от умственной отсталости, инвалидности, до самого страшного – мой мальчик не выкарабкается. Погибнет.

После двух лет стало понятно, Левон справился. Он начал догонять ровесников в физическом и умственном развитии, к школе же окончательно сравнялся.

Сейчас у меня рос здоровый парень, за чьё благополучие я не переставала благодарить бога, врачей, вселенную, себя и бывшего мужа. Финансовая поддержка его самого и семьи сыграла тогда огромную роль.

Без денег молитвы и врачи от бога не помогли бы.

Витюха невольно додавал мне то, чего не хватило с Левоном. При первой возможности я обнималась, нянчилась, играла с ним. Наслаждалась запахом малыша, тяжестью тельца в своих руках. Непременные капризы и взбрыки полуторогодовалого создания воспринимались чудом.

Карапуз совсем, а уже выражает свои мысли и желания, здоровенький – что ещё хотеть от малыша?

Только чтобы его папаша не появлялся…

Папаша, однако, заявился.

Он вообще не очень-то интересовался моими желаниями. Захотел и пришёл. Воплощение классического «на плечо и в пещеру», с поправкой, что я могу сначала отгрызть плечо, потом разнести пещеру, и Лукьян понимал это… так казалось.

Он окинул взглядом фронт работ, почесал озадаченно нос.

Что, непривычно господину норильчанину птичий помёт убирать? Не царское дело?

Ну, я не звала, не просила. Сам вызвался.

– Давай сюда, – потянулся Лукьян за щёткой, ставя Витюху на ноги.

Тот уже дрыгал ногами, пищал, выворачивался и глазел в сторону загона, где топтались его пернатые кумиры.

Сразу же рванул в сторону загона, начал дёргать калитку, пытаясь открыть, требовать на смеси своего лопочущего с русским свободы попугаям, вернее, курам. Я захватила жменю кукурузы, пошла к вожделенным потомкам тираннозавров, подняв малыша на руки.

– Цыпа, цыпа, цыпа, – начала я звать, рассыпая зёрна под ноги, отчего пернатые пришли в хаотическое движение, топтались друг по другу, по зерну, квохтали, – Зови курочек: «цыпа, цыпа, цыпа», – учила я, в душе млея от общения с крохой.

Своего бы такого, щекастого, бойкого, сладкого, только шкатулка с волшебством закрыта. Чудеса, полагающиеся мне, закончились в день свадьбы, дальше началась страшная сказка, из которой уже не выбраться.

– Какие планы на вечер? – тем временем поинтересовался Лукьян.

Банный лист на мою голову. Я ещё не простила его за выходку с домом. Вырвал с репетиции, из-за идиота экскаваторщика целый день возил меня на своём автомобиле. К авто претензий нет, намерения водителя бесили.

Теперь планами на вечер интересовался. Пришёл курятник чистить. Чисть!

– Дома буду, готовить, – с раздражением повела я плечом, присаживаясь рядом с топчущимся Витюхой. – Лео завтра отец привозит.

– Что готовить будешь?

– Напроситься хочешь? – приподняла я бровь, окидывая взглядом стоявшего с щёткой на длинной палке фактурного мужика.

Всё-таки Лукьян Андреев беспардонно хорош. Вызывающе преступно, я бы сказала.

Высоченный, широкоплечий, массивный, как медведь, при этом совсем не толстый, скорее мощный. С объёмными грудными мышцами, бицепсами, трицепсами и прочими полагающимися красотами, некоторые из которых отлично подчёркивали серые трикотажные шорты.

Интересно, выразительный бугор в штанах, особенно видимый из-за цвета и фактуры ткани – это недоразумение или умышленная диверсия?

Хотя… если там всё так, как рисует моё воображение, то никакими брюками не скроешь.

– Если ты собралась готовить то, на что смотришь, боюсь, без меня не обойтись, – ухмыльнулся Лукьян, перехватив мой взгляд на своей ширинке.

Покраснеть я как-то не сподобилась. Стыда по сусекам не наскребла.

– У тебя здесь волосинка, – я подошла вплотную, протянула руку к обсуждаемому месту.

Сняла воображаемый волосок, задев внешней стороной ладони член в приподнятом настроение… Если у Лукьяна во дворе моей родительницы, с ней же мелькающей на задней фоне, кудахтающими не в лад курами, со щёткой для чистки помёта и бегающим вокруг Витюхой такая реакция, то что будет в располагающих обстоятельствах?..

Обидно стало, что меня больше не интересовали мужики и всё, что к ним прилагалось.

Спасибо бывшему мужу, чтоб ему провалиться, уроду…

– Заценила? – хмыкнул Лукьян, слегка качнув бёдрами, отчего внушительный орган, явственно проступающий сквозь серую ткань, упёрся в мою руку. Наглец какой, ты посмотри на него, и я не про член сейчас. К нему вопросов нет, чуть приласкали – встал. – Что сердце подсказывает?

– Я сердце не слушаю, рукой предпочитаю проверять.

Глава 7

У Левона, не считая раннего детства, всегда был хороший аппетит, сейчас же он ел как троглодит, глотал без разбора всё, что не приколочено.

Целый вечер я убила на готовку в надежде, что четырёхлитровой кастрюли борща, голубцов, котлет и пюре хватит на два-три дня, это не считая пирожков и булочек, которые напекла.

Иногда казалось, что я работаю только на еду сыну, и если однажды в холодильнике не будет первого, второго, двух салатов и компота, он слопает меня.

Подростковый возраст со всеми полагающимися бонусами.

С облегчением выключила последнюю конфорку.

Отправилась в ванную, в очередной раз с тоской оглядела облезлую эмаль ванны, потёки, которые не отмывались ничем. Так засрать жильё – нужен отдельный талант, у семейства Ваньки он точно был. По обыкновению ограничилась душем, пусть и хотелось принять ванну с ароматной пеной, поваляться в своё удовольствие, помедитировать.

Зашла в спальню, уселась на расхлябанный диван, внешний вид которого не спасало и новое покрывало. Вытянула ноги, намереваясь отдохнуть.

Сериальчик посмотреть про любовь, чтобы красиво, аж до розовых соплей, и с хэппи-эндом до тошноты от неправдоподобия. Или про маньяка… да, лучше про серийного убийцу, кровь-кишки-распидорасило, а после умиротворённо лечь спать.

И масочку на лицо, главное – масочку не забыть.

Из идеалистических мечтаний о чудодейственных свойствах улиточного муцина – что маска за три копейки всенепременно заменит пропущенные аппаратные процедуры в косметологической клинике, – и о серийном маньяке выдернул звонок в дверь.

– Лукьян? – уставилась я на гостя.

Ты гляди-ка, джентльменский набор с собой.

Цветы, шампанское, конфеты. Подготовился, ага.

– Добрый вечер, Мэри, – улыбнулся он, протягивая цветы.

Красиво, не думала, что моно-букет лизиантусов может настолько выигрышно выглядеть. И приятно.

За годы брака я успела позабыть, как это – когда мужчина дарит тебе цветы. Не руководитель суёт дежурный букет после выступления, не сын на восьмое марта, потому что так положено, а именно тебе от него. Лично выбирал, может даже старался.

– Вижу, одна, значит, я вовремя, – бесцеремонно оглядев меня, заявил Лукьян и шагнул в прихожую.

Я крепче запахнула короткий трикотажный халатик, под которым из одежды у меня были одни трусы, благо приличные. Хотя какая разница?

В моё бельё вход товарищу заказан.

– Цветы с шампанским вижу, гондоны взял? – улыбнулась я сладенько, чтоб у него диабетический понос случился.

Самоуверенный северный олень нашёлся.

– Обижаешь, – с этими словами Лукьян нырнул в карман, вытащил запечатанную упаковку из двенадцати штук с говорящей надписью «Large».

– Меня пугаешь, или себе льстишь? – пропела я.

– Констатирую факт, – постучал по надписи пальцем. Ну-ну. – Слушай, а чем это так вкусно пахнет?

– Духами с феромонами, – фыркнула я.

– Запах котлет и борща – лучший феромон для мужика, ты не прогадала.

– Могу, умею, практикую, – протянула в ответ с ехидцей.

Посмотрите на этого наглеца. Пришёл без приглашения, с конкретной целью, несмотря на то что прямо сказали: секса не будет, иди дрочи. Носом в сторону еды ведёт.

– Иди уже, – толкнула я Лукьяна в кухню. – Накормлю, раз мамка голодным держит. Жена-то когда приедет? Не надоело по чужим кухням и койкам шароёбиться?

– Если койка и кухня твоя – нет, – почти гаркнул Лукьян, аж подпрыгнула от неожиданности.

Как только такие здоровенные мужики на свет появляются? В чан с радиоактивными отходами сразу после рождения их опускают, что ли?

Сел на стул у окна – вид на улицу собой закрыл. Руки потирает, ладони как лопаты, бицепсы как бидоны, волосы тёмно-рыжие на груди видны в расстёгнутом вороте рубашки.

Налила борща, достала сметану, котлету положила на тарелку, пюре, поставила на стол, туда же отправился салат из овощей.

Вздохнула про себя, если я столько съем, если просто посмотрю дольше десяти секунд – это сразу же осядет на боках неубиваемым слоем жира навсегда.

Моё меню – трава с травой в заправке из травы и чуть-чуть белка.

– Сама готовила? – одобрительно протянул Лукьян, проглотив пару ложек борща. – Вкусно!

– Сама, – пожала я плечами. – Что тут готовить-то? Обычный кубанский борщ.

– А какие ещё умеешь готовить?

– На роль жены экзаменуешь? – засмеялась я во всё горло. – Я сразу пас.

– Это мы ещё посмотрим, – подмигнул Лукьян.

Вот же скотина наглая.

Законную супругу куда денем? Я второй женой не пойду, из меня и первая-то не вышла. Первой тоже не пойду, и десятой. Побывала, хватит.

Если вдруг я захочу испортить себе жизнь – заведу хаски. Говна и хаоса столько же, сколько от мужа, жрать постоянно хочет так же, за сучками бегает с тем же энтузиазмом, зато в остальное время – истинная очаровашка, в отличие от любого мужика.

– Так что с борщами-то? – напомнил свой вопрос.

– Ленинградский… – начала я, Лукьян перебил вопросом:

– Это как?

– Видишь, кубанский оранжевого цвета, с большим количеством помидоров, а ленинградский ярко-красный, – закатила я глаза в раздражении. Мы не в кулинарном колледже на экзамене по борщеведению? – Зелёный борщ, холодный, холодник или шалтибарщай, московский – с копчёностями, черниговский, южнороссийский – этот без свёклы, как щи, только борщ, ростовский с рыбой, борщ с килькой в томате…

– Гляжу, ты знаешь толк в извращениях, – загоготал Лукьян. – Борщ с килькой!

– Сырая рыба тоже, знаешь, не верх кулинарного искусства. От кильки в борще глисты не заведутся, а от сугудая твоего – запросто, – фыркнула я.

– Ничего-то ты не понимаешь, Мэри. Вот я наелся, – довольно провёл ладонью по животу. – Благодарствую, хозяюшка.

– Всё, спать? – подколола я.

– Ебаться, – напомнил он цель своего визита.

– Ебаться не получится, – протянула я, убирая тарелки со стола. – Я расклад делала на картах Таро – говорят, не судьба нам ебаться.

– Переделай, – уверенно заявил Лукьян. – Давай телефон своей гадалки, скажу, что говно она, а не таролог.

– Могу и переделать, – достала я с полки завалявшиеся карты, остались от невестки.

Был за мной грешок, иногда баловалась, раскидывала картишки в иррациональной надежде на всё хорошее, против всего плохого, что случилось в моей жизни.

Карты постоянно отвечали то же самое, что всегда говорил Давид: тихо сиди, мышь безродная, твой поезд ушёл, и дыма из трубы не видно.

– Давай, – кивнул Лукьян, схватил салфетку, протёр стол, клоунским жестом пригласил сесть напротив, громогласно заявил: – Прошу! Ну, и что это? – ткнул пальцем в ближайшую карту.

– Жезл.

– А что за мужик?

– Король.

– Ну, всё сходится. Король – есть, – Лукьян постучал кулаком себе в грудь, издав глухой звук. – Жезл – есть, – здесь он встал, и бесцеремонного обхватил собственную ширинку, дважды, с прокрутом качнув бёдрами. – Таро говорят, пора ебаться.

– С Императрицей что делать? – показала я на следующую карту.

– В рот выдать.

– Логично. Вернёшься из отпуска и выдашь. Императрица – это, Лукьян, твоя жена, а вся комбинация, – провела ладонью над картами, – однозначно говорит, что ты со своим жезлом идёшь нахер отсюда, – я встала, показала рукой на дверь. – Ну? Пришёл. Пожрал. Ушёл. Презервативы не забудь, пригодятся. Шампанское тоже забери, я сладенькое с пузырьками мочегонное не пью, если это не Куба либре или Отвёртка.

– Про ром с колой и водку с апельсиновым соком понял, принял, – невозмутимо ответил Лукьян. – Могу прямо сейчас сгонять или за пивом, как скажешь. А вот с императрицей неувязочка вышла, врут твои карты. Нет у меня жены.

– Слушай, мог бы пойти проторённым путём, как вы все делаете: жена тяжело больна, живу ради детей, в соседней комнате. Нет жены… А сын у тебя от святого духа появился? В святом писании без женщины не обошлось, а ты справился. Если бы с твоей женой что-то случилось, весь Грушевый на ушах стоял, уж моя маман точно не прошла бы мимо такой новости, так что не заливай про «нет жены».

– Хрен знает, если честно, может и случилось, не знаю и знать не хочу, – чуть нахмурившись, ответил Лукьян. – Проторённым путём не пойду, скажу правду, всё равно узнаешь. Развелись мы, Витюха остался со мной. Отец-одиночка, выходит. Только с тех пор, как остался с ребёнком, один ни разу не был, – заржал Лукьян. – Нужно нашим законодателям другой термин придумать, а то «одиночка» вообще не передаёт весь пиздец ситуации.

– Ребёнка оставили тебе? – усмехнулась я.

Давид в порыве насрать мне на голову попытался было забрать у меня Левона. Адвокат быстро объяснил, что даже при таких исходных: у матери хуже жильё, нестабильное материальное положение, связи отца, – шансы, что суд встанет на сторону Погосянов, практически равны нулю.

Для того, чтобы ребёнка оставили с отцом, мать должна не просыхать, валяться обоссаной в луже, вести настолько аморальный образ жизни, что жители Содома и Гоморры охренеют. Вряд ли невестка Андреевых такая.

– Она сама отказалась, – спокойно ответил Лукьян.

– В смысле?

– В смысле – родила и в роддоме написала отказ от ребёнка. Мы развелись.

Я молча смотрела на Лукьяна, не веря тому, что слышу.

До сего момента я думала, что это моя жизнь – полный звездец, щедро политый охренином. Выходит – бывает хуже.

Не в том смысле, что дееспособный мужик надорвётся, поднимая в одиночку ребёнка. Если женщины летают в космос, мужчины в состоянии не сдохнуть в декрете. А в том, что женщина отказывается от своего ребёнка, а мужчина – забирает.

Растит, воспитывает, любит…

– Тебе документы показать, чтобы поебаться? – выдал Лукьян.

– Ты кроме ебаться о чём-нибудь думать можешь, а?! – почти взвизгнула я.

Перед глазами стоял Тюха. Твою дивизию, как можно от такого сокровища отказаться?!

– Не могу, – развёл ручищами Лукьян. – Я последний раз бабу нюхал три месяца назад.

– На, понюхай, – схватила мужскую шею – горячую, мощную, как у коня, – уткнула себе в грудь, постояла несколько секунд, чувствуя, как глубоко вдыхает и с силой выдыхает Лукьян. На мгновение стало обидно, что не нужен мне мужик, даже такой – породистый. – Понюхал? Теперь вали и без справки об отсутствии уреаплазмоза, микоплазмоза, хламидиоза, ВПЧ шестнадцатого и восемнадцатого типа, гепатита С, ВИЧ, ну и триппера с сифилисом, естественно, не появляйся.

Глава 8

– Дядь Лукьян, дашь нам с Лео квадрик покататься? – прозвучал голос Сашки за спиной Лукьяна. – Ты обещал! – напомнил.