Кокора

Кокора

Разум полон зверей. Кофе – что за тип зверя? Сам ли он по себе или же его высадили десантом на землю? Чего он хочет от людей? Отбросить общность, уйти в конкретику. Симон в тот момент так и сделал. Хотя корабль воображения был без паруса, не было даже вёсел, и нужно было плыть хоть как-то или не плыть вовсе.

Большие надежды остались взаперти идеи или же наоборот?

А вот, отодвинув в сторону клавиатуру, взялся за свой кофе – чёрный, космический, интеллектуальный. Нужно было продолжать, но мысль словно бы цеплялась за невидимую преграду, и он рассуждал:

«Посмотри на любого писателя – все ли они безопасны? Ментальные монстры страшней монстров реальных, но у графомании есть особенная сила: она стирает острые углы. Точно так же море делает острое стекло покатым камушком. Да, кошечки – это мелочи. Но мир гарпий и василисков, драконов и всяческих демонов обычно скрыт от обывателя. Да и потом, реальность покорена видеоблогингом и прочими вещами из Ютуба, а Амазон уравнял шансы бойцов писательского фронта».

– Нет, я всё же – лучший писатель, безусловно, – сказал он. – Я – лучший писатель Венгрии, просто…

Ютуб разлёгся над миром покрывалом-птицей и сместил акценты. Всегда кто-то виноват. Принцип выхода из зоны комфорта – это, по сути, модная иконка.

Солнце играло с облаками. Когда далёкие атмосферные дымы напоминают испарения спичек, хочется вспомнить что-то из прошлого. Но как вы собираетесь сопрягать времена? Что было, а что – есть?

Писатель, поедающий окно.

Стоило лишь начать, и его внутренний диалог не остановил бы даже конец света. Интернет открывает двери и закрывает скобки стиля. Но для чего условности там, где правит ширпотреб? Человек, который во главу угла ставит идеи, далеко не всегда становится финансово состоятельным. Да, так притягателен, так таинственен герой МакГрегора в фильме Поланского «Призрак». И так банальна и засушлива реальность настоящего призрака, а в просторечье – литературного негра, уже довольно давно работающего на писательском рынке Индии. Да, в Индии Симон никогда не был, но и никакой нужды ехать туда не было – его работа вполне устраивала заказчиков. Взять хотя бы роман «Последний танец», что опубликован под именем Льюиса Дилана. Действие в нём происходит в Бомбее, а ведь Симон даже не удосужился посмотреть на фотографии города в Интернете. Объясняя свои методы Атилле, сетевому литературному эксперту, он говорил:

– Найти нужный промежуток. Если у тебя завышенная харизма, ты пролетишь. Здесь не платят больших денег, а значит, работать надо очень быстро, чтобы взять количеством. Однако заказчик прекрасно чувствует, где писатель схалтурил. При том, что на выходе как раз и получается халтура, нужно найти какой-то личный приём, чтобы текст был интересен в данной читательской нише. Вот и нужен талант, потому что, когда начинаешь работать в этой сфере, надо найти постоянного и весьма лояльного покупателя. Нельзя нагонять объём диалогами, однако и длинные многостраничные сплошняки тоже не нужны. Причём в «Последнем танце» есть даже момент, где главный герой, Раджа, говорит о смысле жизни и даже о судьбах мира, но это лишь на сотой странице, когда читатель уже вжился в суть повествования и готов ко всему. Я был уверен, что меня попросят заменить эту часть текста, однако всё прошло гладко.

Герой должен пройти испытания. Испытания должны начаться с первых страниц, продолжаться всю книгу и закончиться хеппи-эндом, если были такие условия. А теперь я расскажу, как не дать маху, когда не знаешь названий улиц. Да, проще ошибиться именно в том случае, когда название ты знаешь, но употребляешь неправильно. Итак, увеличиваем число имён. Допустим, у нас есть герой, его девушка, а потом – злодей. Давайте опишем ещё семью злодея. Сюда включим и всех окольных родственников – итого у нас получается большая человеческая сеть. И чтобы ничего не забыть, нужно взять огромный лист бумаги и обозначить всех героев в виде кубиков. Внутри кубиков я обычно рисую маленьких человечков. Плакат этот вешаю перед собой, но так как я одновременно работаю над целой серией книг, плакатов может быть много. Не стоит скромничать – чем больше героев, тем меньше нужды подробно описывать место действия. Да, обязательно добавляем Америку. Это очень хороший ход, даже если и нет никакой сюжетной линии, происходящей в Америке. Пусть это будут частые упоминания. В поп-литературе нет никакой нужды концентрировать повествование в одном месте. Другое дело, если наш сюжет завязан на волнах психологической декомпрессии.

Атилла тогда спросил:

– Что значит декомпрессия?

– Я только что придумал. Декомпрессия и компрессия. Литератор волен поступать со словами, как повар с ингредиентами, но надо помнить и об аудитории. В данном случае мы говорим о методах.

Серия «Без Памяти»

Официальный автор – Кашмир Лакшми

Вторая часть «Помни о чужаке»

Мягкая обложка, 250 страниц

Симон закурил, и его мысль двигалась вдоль сигаретного дыма, словно курительная лодка. Как работали его собратья по оружию? Ведь теперь уже и нельзя было сказать – перо, давно уж никакого не было пера. Давно стали бэкграундом и печатающие машинки, а книги продолжали штамповаться, и спрос на литературных негров не падал. Да, рос ли ценник? Он уже лет пять работал с Дэннисом, и перспектив впереди не было никаких.

Работать в два раза быстрее – возможно ли это? В этом случае его гонорар приблизился бы к зарплате неплохого регионального менеджера, включая все премии.

Всё сказанное далее для статьи на литературном сайте Атиллы было выдумано от начала до конца:

– Существует литературная мафия. Обыватель, проживая в своей сетке координат, в которой всё определено, наверняка об этом не знает. Но если вы принадлежите к кругу читающих людей, вы связаны с этим подспудно. И ещё, я вам скажу, что потайное зомбирование и энергетическое чипирование через книги происходит даже сильнее, чем через видео. Об этом не принято говорить.

– Нужно продолжить тему, – сказал Атилла.

– Чипирование – вещь средней степени попсовости. Прочитал и забыл.

А думал он так:

«Велик, необъятен, не познан мир Индии. Какой-то никому не известный человек из венгерского города Кечкемет уже сделал свой вклад в развитие этого сомнительного дела и зарабатывает весьма призрачные деньги. Да, здесь всё совершенно эфемерно. Если увеличить число производимых текстов вдвое, то, возможно, он даже сумел бы назвать себя респектабельным бойцом невидимого фронта».

Много лет назад, выпуская первый и единственный роман на бумаге под собственным именем, Симон Патаки рисовал в своей голове радужную картину будущего. Мечты, возможно, уже окаменели. Гладкое морское стекло, вымершие трилобиты, одинокий динозавр в виде топ-надежды на успех в Голливуде. Но кто же виноват? Нет, он всё ещё надеялся попасть в Голливуд. Но сценарий до сих пор не написан, хоть и были планы и виш-листы. Вопросы психологии? Личная жизнь? Люди-якоря? Ведь не может же так быть, чтобы жизнь так сильно заклинило на одном месте.

А воображение – это вид моря. У кого-то оно давно высохло, и теперь можно собирать соль, складывать её в мешки и пытаться выдавать за выгодный товар. Это – да – о сочинительстве. Они везде есть, работники пера разного сорта, даже здесь, в Кечкемете.

А приснился Симону сон: у него дед, который жил на картине и выбирался с той картины лишь по каким-то праздникам. Был ли дед, не было деда, а важно – насколько красноречивы краски. И весь воздух вокруг – эта самая краска, будто художник воздухом и рисовал. Если бы существовали принципы дисциплины цветов и художники знали, как совмещать сакраментальное и локальное, то, возможно, холсты могли бы выбираться из снов, одеваться и ходить следом за людьми.

– У тебя как будто крылья есть, – сказал Симон.

– А они и у тебя есть, просто ты их прячешь, – ответил тот.

– Что же, значит, мы – птицы?

– Крылья есть не только у птиц.

Почему-то подумалось о каком-то произвольном жуке вроде майского, который способен преодолевать некоторые расстояния, передвигаясь по воздуху.

– Я тебе могу сказать. А ты вот только спроси, что надо.

А далее – массивы. Знаете, что это такое? Вы возьмите, составьте план абстракций, несуществующие пути будущего, прогоняйте через себя и отмечайте, как реагирует ваша голова. В некоторых случаях, когда ваш прогноз верен, голова вдруг становится кастрюлей с тёплым бульоном. Но кто ж его знает, по какому принципу работают мысленные регуляторы?

При мысли о приезде в Кечкемет из Нью-Йорка что-то в голове сопротивлялось. Блокировка.

– Но хорошо, – сказал Симон, – если такого не будет, то что же мне – смириться?

Сон, впрочем, оставлял в голове комплементарный след. Краски играли, местами выбираясь наружу и улучшая фон реальности.

Симон продолжил мечтать: автографы прямо на улице? Да нет. Но, чёрт побери, почему нет? Да и вот, спустя год отсутствия в Кечкемете, он видит поразительные вещи: мир бежит куда-то вдаль, напоминая автомобиль с большим объёмом двигателя. Мир V-8 настойчив. Мир V-12 – история не для всех. Ты можешь идти мимо множества дверей, дёргать их за ручки, и ни одна из них не откроется.

Мечты.

Там, в мечтах он встретил Ласло.

– О, я слышал, ты поднялся? – спросил Ласло.

– Да. Я уже не тот, что был прежде.

– Слышал, Вилмош тоже поднялся.

– Не слышал о нём.

– Он купил автомойку.

– Здесь? В Кечкемете?

– Да.

– Знаешь, ничего не изменилось.

– Ну как там, в Голливуде?

– Ничего особенного. Погоди, мне звонят. Это Джонни Депп.

Надо полагать, что вечером, медленно дегустируя вино в Etterem Es Bar, он удовлетворённо ловил на себе взволнованные взгляды. Ничего страшного, что фигура писателя в наши дни уже не имеет прежнего веса. Вы знаете кого-нибудь из современных авторов?

В мечтах своих человек способен строить миры, назначать себя персонажем сказок, приключений, боевиков. Виртуальный алкоголь. Вернее, зелье мыслей, вырабатываемое мозгом. Плыви, плыви – никто не поймёт, как далеко забрался ты в своих мечтах.

А вот и Кинга. Идёт она, надев на лицо свою нарицательную маску. Пошлость губ измеряется в процентах. Вздор взора, дурашливость. Но зад хорош, даже теперь. А здесь, в коллаборации с долгими заплывами в сферы воображения, можно было бы добавить немного терзаний. Но речь, скорее всего, о победах. Человек воюет сам с собой, а писатель – с каким-то глобальным механизмом, внутри которого находится график раздачи пряников.

Если бы она остановилась и спросила его, чем он теперь занимается, он вряд ли бы что-то ответил.

Нет, Кингу он видел вчера. Ничего особенного. Мир-пропеллер. Никаких сдвигов фаз. Можно было её остановить и спросить: «Как дела?» Она бы спросила то же самое в ответ, только и всего.

Но море мыслей глохнет. Переключатели режимов меняют положения. Пора возвращаться к жизни и начинать заниматься переводами.

Когда нет движения вверх, нужно выбрать правильную траекторию полёта внутри замкнутого пространства. Наверняка он был единственным литературным негром во всём Кечкемете.

Очередной вопрос от Атиллы:

– Скажи, Х, что нужно, чтобы быть хорошим негром?

– О, это просто. Если ты хочешь сводить концы с концами, то должен писать несколько текстов одновременно. Однако это не говорит о том, что ты можешь писать то, что ты хочешь. Допустим, ты пишешь два романа, это значит, что эти два романа нужны заказчику. Два романа одновременно, если хочешь – три. Можно писать и четыре-пять, никто не запрещает. Знаешь, есть огромное число методик, которые учат людей, как правильно писать. Интернет подарил людям возможность проявлять себя в самых разных направлениях, в том числе и в писательстве, но всё это – тупиковый путь. Дело совершенно не во мне, потому что мне платят 1500 евро за роман, и, чтобы сводить концы с концами, нужно успевать. Все вопросы могу предугадать. Мы живём в относительно благополучном мире, где даже неработающий может не голодать, хотя это и нельзя назвать нормальной жизнью. Речь, впрочем, не о еде, хотя я бы, знаешь, поговорил о еде. Статус и концепция. Это как в спорте, где большинство выступает ради того, чтобы попытаться вписать своё имя в историю, но удаётся это лишь немногим.

– Если бы ты был спортсменом, то каким?

– Гм. Футбол. Что же ещё.

– О. Чью судьбу ты бы на себя примерил?

– Пожалуй, ты правильно ставишь вопрос. Писатель, безусловно, должен уметь примерять на себя судьбы, иначе ему незачем этим заниматься. Хотя я тебе скажу: наши реалии таковы, что ещё выгоднее уметь правильно копировать и ничем не гнушаться.

– Неужели ты пишешь лишь заказные произведения?

– Нет. Конечно, я пытал счастье, но мой последний личный роман вышел двенадцать лет назад. Иллюзия – это когда тебе кажется, что ты окружён всеобщим вниманием, но тут надо быть осторожнее. Возможно, это – весьма ограниченный круг, а ты уже остановился, полагая, что чего-то достиг. Наверное, так и было, но ведь никто не заставлял меня выбирать этот путь. Я полагал, что у меня началась полоса прогресса. Однако здесь требуются хорошие продажи или издатель-альтруист. Если книга чего-то стоит, но не продвигается из-за отсутствия рекламы, все мифы можно отбросить в сторону. Если ты не выбрал путь быстрых продаж, тебя можно понять, потому что это как с едой: фастфуд или что-то изысканное. Но с интеллектом всё обстоит далеко не так, как с едой, и это нужно понимать.

Хитрость и выносливость.

Наверное, я отошёл в сторону. Многие писатели мечтают написать что-то значительное и, быть может, даже вечное. Но всё решает неумолимая рука бизнеса. Это – система. Впрочем, сочинительство – самое малозатратное занятие. Вам ничего не надо. По сути, вам даже не нужно ничего уметь – достаточно стучать по клавиатуре, переводя ваше дурное воображение в набор символов. Не нужно стесняться. Другое дело – это последующее плавание корабля вашего воображения.

– Допустим, я решился, – спросил Атилла, – что мне делать дальше?

– Написать текст.

– О чём же мне писать?

– Возможно, вы считаете себя гением? Это нормально, ведь эгоцентризм – естественный механизм мотивации. Дальше? Получайте удовольствие. Стоит ли испытывать горечь поражения, настроив себя на борьбу со всем миром? Когда можно делать всё с радостью, публиковать свои книги на Амазоне и раздавать их друзьям.

Ничего не менялось почти год, когда он собирался на день рождения к Морику. История, некогда поросшая мхом, оживала в каком-то довольно извращённом виде. Морик, сорокачетырёхлетний мужчина, торговец автозапчастями, был братом его первой жены, Анаски. Она жила здесь же, в Кечкемете, и работала в школе. Пространство имён писателя своеобразно. Есть что-то вроде шахматной доски, но принципы совсем другие, и фигуры называются иначе. А правильный метод коммуникации – устранение сторонних претензий. Впрочем, жил он с Анаской недолго, детей не было. Таковых она наплодила уже позже.

Глупость может быть фертильна. Как и пошлость.

Это было в рассказе «Онтологически, по тротуару». Анаску звали там Ларой, Марка – так же, Марком. Это они так расстались. Анаска, будучи на семь лет младше него, только-только начинала формироваться как личность. Осознание пришло к ней не сразу. Писатель вообще часто доверяет людям, не в силу простоты или доброты, а по причине того, что сфера воображения – это довольно высоконагруженный проект. Отнимает много энергии. Плюс у этого механизма достаточно большой процент холостого хода.

Лара. Сливовый взгляд. Нет никакого разума у сливы. Лишь синева и размер. Покупаются на более светлые фрукты. Банан подразумевает рот. Но слива может ещё больше: яхонтовая, жёлтая, золотистая.

Главное – уничижить музыку. Главное – закрыться на замок и сидеть в бомбоубежище, – желательно, чтобы это была королева муравьёв, со сливовым взглядом.

Герой рассказа знал, что Лара уйдёт. На третий день её отсутствия он пошёл к Марку и обнаружил там свою жену.

Рассказ этот вышел в сборнике у Атиллы лет восемь назад. Его очень любила Лидия. Ещё было два отзыва.

Он вспомнил кассету того дня – в плеере One To One 'Forward Your Emotions'. Анаска не случайно ассоциировалась у него с чем-то ложным, неправильно сформированным, растущим куда-то в сторону от прогресса.

Марк, прыщавый юноша, до этого был его приятелем, если не сказать напарником в рок-группе, что состояла из двух человек. Свой роман он отдал Марку, чтобы тот распечатал его в офисе отца. Но на том пропал Марк, пропала и Анаска.

Картина не трогала душу Симона. Он позвонил в калитку большого особняка – родители Марка жили довольно богато. Открылась дверь, и он увидел довольное лицо Анаски.

– Я знал, что ты здесь.

– А?

– Я тебе говорю, я знал, что ты здесь.

– А что ты хотел?

– Пусть Марк отдаст мне рукопись. Больше мне ничего не нужно.

Сейчас бы вспомнить, что творилось у Симона в душе. А ведь он уже всё забыл. Да, только теперь, собираясь на день рождения к Морику, он всё это вспомнил: два месяца он не спал ночами, и не было никакого средства, чтобы побороть боль сердца. Была Анаска – она его раздражала, не было Анаски – он не находил себе места.

Вспоминался диалог накануне её побега.

– Мы с тобой уже три ночи не были вместе, – говорила она.

– Потому что у нас то тусовки, то репетиции.

– А вдруг?..

– Что, «а вдруг»?

– Нет, ничего.

– Ты хочешь сказать, что вдруг это было в последний раз?

Он подумал: «Да, этот последний раз был двадцать лет назад, и мир с тех пор изменился». Анаска успела нарожать детей от разных мужей. А ведь это был не последний раз – семнадцать лет назад они случайно встретились, когда Морик решил собрать у себя старых друзей, и он спросил:

– Анаска, где твой муж?

– Я от него устала.

– Помнишь наш последний раз?

– Помню.

– А Марка давно забыла?

– У Марка всё хорошо.

– Значит, ты избавилась от Орбана?

– Он сам ушёл.

– Давай повторим.

– Ты хочешь секса? Я боюсь. Я всё время думаю о тебе, но я тебя боюсь.

– Один раз, Анаска.

– Ладно, – она стала стягивать с себя блузку.

Человек ведь живёт один раз. Зачем ему ностальгия? Женщина, какую ещё нотацию придумать, чтобы одеть этот ложный смысл? Самое страшное, что ты не можешь отомстить. Но тут и не она виновата – кто-то сидит за кадром, какая-то сволочь. Можно, конечно, расчехлить свою философию и найти назначения всем вещам в жизни. Да, просто профессия не та.

Позже он пытался обыграть этот момент в какой-то книге. В ней описывалась жизнь студентов из Индии в Лондоне, и ему удалось убедить заказчика, что нужно делать сериал. А тот, согласившись, заявил, что сериал будет идти по 1000 евро за книгу. Что делать, Симон согласился. Все гении влачат нищенское существование.

«Но какой я гений? – спросил он сам себя. – Я мог бы им быть, но не стал. Или? Хорошо. Начнём заново. Сколько можно прогонять в голове одно и то же? Даже допустим, я – лучше всех. Какого чёрта надо было возвращаться в Кечкемет? Но надо учитывать, что тогда активно развивался Интернет, был первый проект с Атиллой, журнал становился всё популярнее, и казалось, так и надо жить – по-писательски. Небольшой город, медленный ритм, сепаратная страсть к графику и, может быть, личная жизнь? А вот с этим тут совсем плохо. Но, может быть, жизнь не обмануть? Рядом с тобой должен быть человек, который бы служил для тебя батарейкой. А иначе – всё идёт так, как идёт. В принципе, гениальность – это ультимативная градация. Просто литература в наше время – это не стратегическая величина».

Сита встречалась с Джамалом раз в год. Это был их договор. Эту ночь они проводили в режиме плавки металла. В первой части это было в самом конце, во второй – в самом начале, а в третьей части вышло три встречи. В четвёртой Сита разбилась на автомобиле, и Джамалу пришлось заботиться о её детях, хотя это были не её дети. В пятой части он сделал поворот в другую сторону – Джамал был завербован спецслужбами, хотя главной темой оставались личные отношения, любовь, слёзы. Он встречает Нитью, которая младше его на десять лет и работает простым продавцом в магазине.

Симон задумался: развивать всё в том же ключе или ввести какие-нибудь новые хитросплетения? Например, Нитья окажется агентом, которому поставлена задача его раскрыть. А значит, – роман, страсть, поимка. Но заказчик сказал, что сериал пока приостанавливается. Да, здесь было четыре псевдонима: Радж, Кумар, Бхат, Пал. После двух лет успешной работы Симон осведомился у Педро, как представлялся заказчик, нет ли у него путей выхода на другие рынки.

– Конечно, – отвечал Педро, – у тебя прекрасный английский, но это хорошо работает в индийском сегменте. У меня есть выход на Америку, но сможешь ли ты писать про зомби? И потом, делать нужно абсолютно шаблонные вещи. Но дело в том, что, так как работать нужно через меня, я буду брать процент. А значит, максимальная сумма будет 1200 долларов.

– Да, – проговорил Симон, – а помнишь фильм 'The Ghost Writer'? Ведь человек был на совсем другом тарифе.

– Знаешь, я тебя понимаю. Если бы у меня были такие заказы, ты бы получал как минимум в десять раз больше. Может быть.

– Может быть.

– Когда-нибудь.

– Когда-нибудь.

Сон же – штука. Идеологически, можно раскрутить это, словно лассо, набросить на что угодно, вспомнить визуалку: Коэны, Джармуш, Де Пальма, Вим Вендерс. Обосновать сон. Какое слово! Ты! А это самое «ты» сталкивается с тем, что люди в рассказе (опять же, на сайте Атиллы) завязли и не смогли выбраться. Даже Лидия не выбралась. Ах. Про Ирену же (вскоре речь пойдёт и о ней) и говорить нечего.

– Симон, – написала она, – прекрасный, эксклюзивный стиль. Но ты понимаешь, это написано для одного-двух человек. Этого никто не поймёт!

А сон вернулся, в нём снова был дядюшка Франц, и он снова выбрался из картины.

Жук Франц.

– А мы возьмём тебя в наше издательство, – сказал дядюшка, – люди тебя не ценят. Ты за месяц так клепаешь. А у нас будешь по делу клепать. Все эти индийские сериалы. Ты выясни, может, у них там плохо с туалетной бумагой? Может статься, ты работаешь именно для этого. Впрочем, я всё же ценю то, что ты делаешь. А хочешь много денег? Но у нас, у жуков, денег всегда много – это проистекает из нашего внешнего вида. Посмотри хотя бы на мой прекрасный пиджак. Деньги – материя. Жучья мысль. Поверь мне, человек где-то там, за горизонтом всего, подписывает контракт. Потом только выясняется, что его надо отрабатывать. Даже если ты после этого умер. Да-да, как хочешь, так это и воспринимай. Но мы – жуки. Мы о тебе помним.

Симон сначала хотел сон этот записать, а потом забыл.

Два года назад Ирена позвала его на конкурс. Симон перевёл её произведение, понимая по ходу работы над ним, что неплохо бы ей отправиться к врачу и провериться на адекватность. В том конкурсе выиграла красотка, без языка, но с длинными ногами.

Обещанные деньги от Ирены Симон не получил. А через год, поддавшись на уговоры, он перевёл ещё одно её шизическое произведение.

О сочинительстве Ирены можно было слагать легенды. А связано это было с тем, что она, живя в выдуманном мире, постоянно сообщала ему о каких-то странностях. Например, как-то она обмолвилась, что её мужа Виктора вдруг приняли в Бельгийскую академию наук. Через месяц она об этом забыла. Но вскоре оказалось, что Виктор лично знает Дональда Трампа, а потому они отправляются в Америку.

Американский блог Ирены был полон всё тех же нот психиатрической клиники. Хотя жизнь у них была обыкновенной: Ирена мыла посуду, Виктор в свои пятьдесят восемь устроился в мувинг и сорвал там спину. Теперь посуду мыл и он, минимальная зарплата в Нью-Йорке позволяла им снимать one-bedroom[1]. Ирена же ехала с маленькими детьми, и Симону было совсем непонятно, как они со всем этим справлялись.

С одной стороны, Ирена на своей посуде зарабатывала больше, чем он в писательстве. С другой, Ирена, ещё будучи в Венгрии, регулярно выпускалась в чешском издательстве «Труба». Платили немного, но никто не мешал ей писать больше.

Летающая жопа.

Он так и повторял «летающая жопа».

Он, а видимо, и все остальные, называли её летающей жопой.

Поменять писательство на Нью-Йорк? Симон задумался. Ему было уже сорок пять, в таком возрасте не так уж легко начинать жизнь с нуля.

Он написал пьесу «Ирена и её Зад» и положил её в стол. Денег за перевод Ирена так ему и не заплатила, хотя 300 евро вполне можно было бы найти.

Собираясь к Морику на день рождения, Симон пробежался по фейсбуку[2]. Вот и она, Ирена Варга.

Последний пост – фотография кретина с телом осла.

«Вот это да!» – пишет Ирена.

– Вот это да, – вздыхает Симон.

В последнее время Симону начало казаться, что против него существует заговор, и главным заговорщиком выступает мироздание. Зачем оно подсунуло ему Ирену? А всё дело в том, что десять лет назад она сама нашла Симона – тогда он ещё был на плаву как писатель – и предложила открыть небольшое издательство. Симон занимался делами, Ирена выполняла роль заявленного финансиста. В один день деньги вдруг закончились.

– Но нам этого не хватит, – сказал Симон, – это первое. Во-вторых, почему работаю только я?

– Я собрала всех! – заявила она.

На тот момент Симон не знал, что все связи Ирены самопроизвольно растут в её голове, как грибы. Непсабадшаг, Билд, Сабад Фёльд, Франц Пресс, Шарли Эбдо, Нью-Йорк Таймс. Симону и в голову не могло прийти, что у Ирены Варга просто не все дома. Подкупало то, что она выпускала свои дурацкие истории на бумаге, и это создавало ощущение мнимого статуса. «Я собрала всех» означало, что её знают чуть ли не все писатели Европы, и теперь осталось лишь приложить минимум усилий, чтобы достичь успеха. На телефон Ирена просто нападала, говорила полчаса, говорила час, полтора, два, и Симону всё это приходилось слушать.

– Я не могу остановиться! Останови меня!

– Как я тебя остановлю?

– Если ты не остановишь, я не остановлюсь!

Самый длинный звонок длился два часа двадцать минут, и уже тогда Симон стал подозревать, что с Иреной не всё в порядке.

Наконец, она похоронила сына.

Только спустя несколько лет Симон узнал, что никакого умершего сына у Ирены не было. Она похоронила его, чтобы выйти из дела и податься в бега, прячась от кредиторов.

Германия, Англия, Америка. Впрочем, роман «Космические какашки» вышел уже тогда, когда Ирена, Виктор и их двое детей были в Штатах. «Какашки» продавались во всех магазинах Венгрии, и Симон недоумевал, что же отправило Ирену в путешествие в её уже не самом молодом возрасте. Учитывая, что здесь она худо-бедно продавалась и имела даже небольшой медийный вес – во всяком случае, её и Виктора иногда приглашали на какие-то формальные телепрограммы. Впрочем, да, кредиты. Кредиты и космические приключения с какими-то скрытыми темами копрофагии. Но что ждёт тебя в Нью-Йорке, Ирена? Почему Виктор не устроился в «Убер»? Да, чужая душа – потёмки.

И далее – её новый пост:

«Пришла с работы в четыре утра! Читала Канта. Я валяюсь! Я думала, только у меня такая каша в голове, а это вам только так кажется. Сегодня меня посетил странный импульс, и, ещё не осознав, что это за импульс, я увидела перед собой лицо моего начальника. Он – хороший человек, его зовут Сабаи, но тут он увидел что-то странное в моих глазах. Он молча смотрел на меня. Но тут до меня дошло, и я спросила: "Как вы думаете, как будут мыть посуду на больших звездолётах?" Возможно, он находился в помутнении – это был своего рода нокаут. Наконец, он взял себя в руки и рассмеялся. Мы вдоволь посмеялись и продолжили работать. Нью-Йорк! Я люблю тебя! Ниже прилагаю фотографии».

– И двести сорок комментариев, – проговорил Симон, – как устроен мир? Мне пишут один комментарий в неделю. Может быть, нужно сойти с ума, вешать фотографии нелепых людей, как делает это Ирена, и всё будет в порядке? Собирать людей в своём аккаунте в социальных сетях – это ведь ещё надо уметь. У меня совсем ничего не получается – комментарии мне пишут лишь Лидия, Атилла и некий Балинт. Робот, наверное.

Симон как-то вспомнил, что даже ставил сам себе лайки с других аккаунтов. Что могло быть глупее? Нет, он не думал о том, что Ирене так уж хорошо в Америке, но он до сих пор не мог вникнуть во всю широту её выдумок, хоть и знал её давно. Сначала Ирена не казалась ему ненормальной. Иногда, движимый порывом, он бросался к клавиатуре и придумывал новые сюжеты. Периодически там находилось место и Ирене, и она всегда была в роли сумасшедшей.

«Бедный Виктор, – написал он Лидии. – А я…»

Лидия сочиняла четыре романа в год, и в каждом был Париж. Но непонятно, почему Симон иногда возмущался про себя – у него-то этих Парижей было побольше раза в два. Он мог себе так и сказать: «Сам я – осознанная жертва мании, но Лидии можно простить, она – женщина, она белая как снег. Хотя, собственно, и женщинам не чужды сверхидеи – литературные Наполеоны бывают и среди них. Впрочем же, чаще всего это какие-то химическо-ментальные припадки. Ладно. Последняя книга, а продавалась она на Амазоне, являлась самой Лидией. Это было честно, но слишком витиевато: слово цеплялось за слово, и Симон путался на каждом абзаце, хотя тема была-таки интересной: забытая на пятьдесят лет квартира.

Да, в Париже.

– А ты молодец, – написал ей тогда Симон, – тонкий момент в том, что ты как-то обошлась без фантастики, хотя героиня словно бы живёт вне времени. Если задуматься, момент метафизики очевиден. Но ты всё сводишь к ожиданию.

И сам он подумал, сколько знает он Лидию, её скорость написания книг лишь растёт. Но что же, она на своём месте, хотя вся её звёздность строго эпизодична. И ей совсем не тридцать пять, а сорок пять лет, и это – пусть игра и небольшая, но здесь всё строго по ней. Сказать точнее – бог действительно всем даёт по способностям. Может быть, и ему стоило пересмотреть взгляд на собственную карьеру и признать, что…

– Что ничего не состоялось, – сказал он сотый, сто первый, пятьсот десятый раз.

На старте Лидия выпустила пять книг в издательстве «Пьезо», пока там работал её любовник, ныне доисторический. А теперь надёжно штамповала текст за текстом для сервисов продаж электронных книг. И казалось, всё шло по накатанной, плюс – хороший художник обложек, некий Болин.

– За издателями гоняться не надо, – написала Лидия, – поверь мне. Всё это уже устарело, сейчас главная сила – социальные сети. Нужно уметь себя продать. Нет, не подумай, я не умею себя продавать. Но всё же в этом больше смысла, чем безрезультатно отсылать свои рукописи в крупные издательства.

– Попробуй работать негром.

– Ты серьёзно?

– Да.

– Ты считаешь, это того стоит?

– Не знаю.

– Ты сам не пробовал?

– Я собираюсь.

– Ты – большой талант, Симон. Ты испортишь себе стиль. Это так даром не проходит. Если ты решишься на это, ты пропадёшь как писатель.

– Разве я ещё не пропал?

– Ну что ты. У тебя всё хорошо.

Лидия перешла к рассказу о котах, и, читая это, Симон вяло курил. Итак, игра в популярный примитив так ничего и не принесла. Если говорить о популярности его как Симона Патаки. Всё прочее работало ни шатко ни валко. Нет, не стоит думать, что он был автором одной книги, однако всё, опубликованное на популярных сервисах, висело почти что мёртвым грузом.

– Джон так забавно спит на спине.

– Твоего кота зовут Джон?

– Ты же знаешь.

– Я забыл, Лидия. Я думал, твоего друга зовут Джон.

– Нет, его зовут не Джон.

– Я знаю. Ему двадцать лет.

– Знаешь, я считаю, у женщины должен быть шанс на счастье. Двадцать. Молодая кожа. Запах молока на губах.

– По-моему, это просто банальный тренд, – ответил Симон. – Извини, я не имел в виду тебя, но налицо какие-то перверсии в обществе. Пожилая мадам и молодой юноша. Это напоминает мужскую проституцию.

– Кого ты назвал пожилой? – вскипела Лидия.

– Я не говорил о тебе.

– Но ты сказал это.

– Да, сказал. Я кое-что знаю.

– Знай, что хочешь! – Лидия загоралась мгновенно. – Пиши, что хочешь, я очень хорошая писательница. Но ты ничего не хочешь читать.

– Я же читал.

– Я знаю. Ты пролистал, но сказал, что читал.

– Я же говорю тебе, я читал последний твой роман «Путешествие по Европе вместе с котом».

– «С котом» – не лучший мой роман.

– Ладно. Лидия, ты же понимаешь, как люди общаются. Я говорю с собой через тебя.

– Это как? Хотя да, ты прав. Ой, послушай, я просто не всегда догоняю то, что ты пишешь. Твоя мысль опережает возможности человеческого мозга. Без обид, Симон.

– Ага. Хочешь, расскажу тебе, что снилось?

– Да.

Признавая свои ошибки, Симон порой отмечал, что, хоть и идёт неправильным путём, но всё же идёт. Кто мешал? Лидия и Ирена постоянно не выходили у него из головы как примеры того, чего не надо делать в жизни. При том, что Лидии и правда всё сходило с рук в финансовом плане. По её словам, все три её бывших мужа (возможно, их было больше) ублажали её финансово.

«Очень сугубо и очень по-венгерски, – заключил Симон про себя, – но, если говорить объективно, Лидии и незачем выходить за пределы своей ниши. Однако тему с квартирой можно бы и украсть. Но многого ли стоят заказные тексты? Одноразовый сюжет. Растворимые буквы невысокого качества. Товар, промаркированный заранее. Безусловно, писатель может придумать всю свою жизнь с чистого листа, но давайте признаемся – жанр отмирает. Видеоблогинг давно заменил собой чтение».

Наконец, обсуждение Жолта.

– Недавно заходила на страницу Жолта, – написала Лидия. – Не могу понять, как я потратила на этого человека три года жизни. У него талант чем-то подкупать женщин. Теперь он присосался к этой самой Терезии. Мужчины-паразиты крайне примитивны. Хотя… Как художник, он вполне талантлив, но хуже всего, что ведёт себя как статист – никогда не ищет женщин сам. Они словно бы летят на пламя свечи. Нет, я ведь знала всё это и всё сносила. Да, я тогда сотый раз спросила себя, что именно не так в Жолте? Но всё же я тебе говорю, он поизносился. Даже животные изнашиваются. Он какой-то… Некастрированный кот! Я даже не побоюсь употребить слово «глист». Нет, ему это выгодно, ведь Терезия всё терпит, а он, – ну как же, – гений. Но всё это психологические приёмы. Бывают художники гораздо лучше него. Всё это лишь позёрство.

– Да, у него на лице написано, что он паразит, – подтвердил Симон.

– Да-да-да, именно так.

Тут и следовал очень длинный рассказ о Жолте – хотя всё это Симон слышал уже триста раз. Но ему нужен был собеседник, а Лидия в последнее время не очень-то активно с ним общалась. Но главное – ему надо было срочно с кем-то поговорить, хотя бы о том, что он думает. Он думает. Да мало ли, кто о чём думает в этой жизни? Тут начинались всяческие сопоставления, вспоминались какие-то люди, и Симону хотелось уколоть себя самого, но не получалось. Да, он хотел сказать, что он – человек прошлого, он – рыба, которая плавает на мели. С другой стороны, заказами на тексты он был переполнен – тут даже целая очередь была. Да, выручал Атилла, потому что в его интернет-журнале периодически выходили «Записки литературного негра». Но всё это работало скорее как демотиватор для якорей. А якоря ржавеют. Потом рассыпаются. Потом – всё наносное, все баррикады против рутины рушатся, и снова одно и то же. Ну и Золтан тоже ведь литератор из числа типовых. Вот именно из тех, кто почти ничего не добился – так, пара книжечек и чтения в клубе для стареющих бездельников. Остальное – пафос личности, не знающей своего места.

Симон даже и так подумал: взять, заставить Морика писать истории – сначала всё будет вкривь и вкось, а потом он приспособится, и не факт, что не станет лучше Золтана. Возможно, писательство умерло. Возможно?

День рождения Морика – первого июня, в тот же день, что и у сына Симона, Адама. Всякий раз Алида, его бывшая вторая жена, пыталась выяснить, сколько у Симона денег, чтобы таки понять, много или мало он прислал. И если ей казалось, что денег они получили мало, то Адам на звонки не отвечал, блокировал отца в WhatsApp и прочих мессенджерах. Симон злился, Морик его успокаивал. Да, добрый бокал – большой помощник в таких делах. Тем более что Симон, хотя и любил выпить, но любовь эта была ситуативной. Если не брать в расчёт некоторое количество пива, то он считал, что алкоголь мешает рабочему процессу – именно рабочему, а не творческому. Я думаю, с ним бы согласились многие, кто знает, что значит работать на количество. Тут уж и правда не до праздного щёлканья клавиатурой при бокале красного сухого.

Алида – часть заговора? Да, все неудачники видят везде заговор, а он – разве он успешный человек? Индийский рынок велик. Есть выход на книжный рынок Пакистана, но он тут ни при чём – всем занимается его менеджер, который и не думает увеличивать тариф. Судя по тому, что аккаунт Педро в социальных сетях постоянно пополняется новыми фотографиями из разных мест, чувствует себя тот менеджер совсем неплохо.

– Ну и что, что Педро? – спросил Морик.

– А что он? Да ничего. Давай выпьем?

– Так ответил тебе Адам.

– Ответил, – соврал Симон.

Адам, впрочем, перезвонил спустя минут тридцать, сказал: «Спасибо, отец». Почти ничего слушать не стал, но и то было хорошо, и Симон, довольный, даже улыбался, хотя не видел сына уже лет пять. Что такое женщина, которая хочет очень много денег, но у неё этих денег нет? Весь мир – три кита, пардон, три банкноты.

– А потом – смерть, – сказал Симон.

– Чья смерть? – не понял Морик.

– Чья? А дай подумать. Я хотел, чтобы Раджа был киллером, вернее, стал киллером, потому что это очень интересно – парень-лузер. И во взрослении своём, по задумке заказчика, то есть тех, на кого Педро работает посредником, должен покинуть стан гадких утят и стать прекрасным лебедем. Но я подумал, что этого нет в первоначальной задумке, так почему бы ему стать не лебедем, а злым хищным орлом? Но практика показывает, что сначала нужно обговорить это с Педро. Идея ему понравилась, и он пообещал, что переговорит с ними. А потом он мне сообщил, что им не понравилось, что Раджа будет киллером. Это и всё.

– А жаль, – пробормотал Морик.

– А наливай.

– Ага.

Народу на дне рождения было немного, а отмечали на ферме. Выехали из города, удобно расположились во дворе, жена Морика готовила салаты, сын делал гриль, а маленькая дочь не делала ничего. Отец Морика без умолку о чём-то говорил с товарищем Морика, Алексом, и слышалось:

– В наше время… В наши дни… А ты знаешь…

А вот подъехало такси, и появилась Анаска, младшая сестра Морика, вместе со взрослеющей дочкой. И некоторые думали, что тут есть белое пятно истории: якобы Симон – отец этой девушки, но он точно знал, что это не так.

Радость алкоголя. Повторный сет гриля. Весёлые звёзды начала лета, кнопка «грусть» в положении off, и кажется, нет у жизни никаких границ. А раньше всё было хорошо, но хорошо и сейчас, и кажется, что он никогда и не расставался с Анаской.

Симон точно и не знал, сколько у неё было мужей. Помнил лишь двоих, что были аккурат после того, как они разошлись – хотя этот период двух мужей занял некоторое время. Морик говорил, что третий брак тоже был официальным, а звали парня Толи, он был то ли араб, то ли ещё кто. И от него родился Александр, самый младший.

– Когда родился Александр, вернее, месяца через два или больше, она стала чего-то писать мне в фейсбуке. Потом просила, чтобы я поговорил с ней просто так, и мы говорили. Она приезжала ко мне с маленьким Александром, я у неё ничего не спрашивал про мужа. Может быть, она думала про ренессанс?

– Нашла, когда думать, – ответил Морик, – раньше могла думать. Этот Толи – полный осёл, очень ленивый и стеснительный, да она его уже и выгнала. Но ты прав, ничего назад не вернуть. Наверное, она нарожала столько детей, чтобы тебе что-то доказать.

– Только ты ей ничего не говори.

– Что ты. Знаешь, какая она нервная? Даже отец её боится. Если на неё найдёт, она может просто так посуду побить. Но ты подумай, ладно из-за мужа, но отец при чём? Что он ей сделал? Мать она вообще никогда не слушала. Так представь, она сдала за деньги свою квартиру бывшему мужу Толи, а сама с детьми вернулась к родителям. А сказать ей ничего нельзя. Знаешь, это всё из-за тебя – её всё бесит, она чуть что, вспоминает тебя.

– Так двадцать лет прошло, – сказал Симон, – в прямом смысле – двадцать лет, чего меня вспоминать? Нет, наверное, у неё не в порядке с головой. Мне правда до неё нет никакого дела. Ты говорил, что мы могли бы сойтись, так это было ещё до третьего ребёнка. Но, – он развёл руками, – я бы не смог жить с нервным человеком. Ты понимаешь, писателю многие вещи по боку – он сидит внутри своих героев. Я же не Хемингуэй какой-нибудь, у которого куча интриг и отношений. А знаешь, всё надоело. Всё одно и то же.

Подошла Анаска. За последние несколько лет она заметно укрупнилась и теперь напоминала свою мать. Когда Морик пошёл подбросить дров в костёр, так как нет ничего лучше, чем сидеть в ранней ночи при костре, она уселась Симону на колени и проговорила:

– О, теперь я на твоих коленях уже не могу поместиться.

– Это да, – пробормотал он, – время идёт, его не отменишь.

– А как твои дела?

– А, что за дела, почти нет дел, всё одно и то же. Кому-то может показаться, что я занимаюсь чем-то сверхъестественным. Но ты же не читаешь интернет-журнал Атиллы. Или ты даже не знаешь, кто это такой? Да, мы же разошлись ещё до всего. А тогда, три года назад, я, наверное, тебе не сказал. Мы говорили о метафизике.

– А что такое метафизика? – спросила подошедшая дочь Анаски, Френзина, девушка лет пятнадцати.

– Это когда Лакшми был колдуном, – он засмеялся. – Правда, очень смешно звучит – Лакшми был колдуном. Но пришлось всё это ограничить, иначе бы читатель ничего не понял и сказал бы, что это книга о магии. Им надо два-три приёма, и дальше – побольше переживаний. Она ушла… Он ушёл… Они разошлись, сошлись, но и это слишком просто, потому что нужна общая линия интриги, например, злодей.

– А где же всё это прочитать?

– Не знаю, – Симон пожал плечами.

– Нигде? – глаза Френзины были круглыми, как две синие луны.

– Авторские экземпляры мне не присылают. Наверное, можно найти эти книги в интернет-магазине.

– Но я могу почитать?

– Если ты хорошо владеешь английским.

Симон думал: «Это у Френзины генетическое, от матери. Видимо, существуют пределы физиологической сопоставимости, и сейчас она – та самая Анаска, сколько лет назад – и не вспомнить».

Да, ей было ещё пятнадцать лет, и Морик брал её с собой в нагрузку на тусовки. Вернее, нет, он её и не брал, она сама прибегала, и все были уверены, что её послала мать – в сущности, так оно и было. Мать у них деспот, отец – подкаблучник, точно так же сейчас живёт и Морик – под каблуком у жены. Шаг влево, шаг вправо – всё это рассматривается как попытка к бегству. Спустя год Анаска превратилась в раскалённую от любви струну.

Симон вспомнил, почему-то совсем без чувств, как Анаска открывала ночью окно и бежала к нему. Мать, обнаружив, что дочери нет, шла по улице с огромным фонарём, ломилась в дверь, требовала, чтобы Анаска вернулась. Как ни странно, она его в открытую ни в чём не винила, считая, что именно у Анаски не в порядке с головой. Неужели время так нещадно? В душе не осталось никаких чувств. Да, когда-то, – он только что вспомнил, – он не спал два месяца, переживая расставания. А потом решился: поехал в Сегед, позвонил в дверь Алиды.

– О, – сказала она, – я думала, что этого никогда не случится, – а хотя… Или ты не ко мне?

– К тебе.

– Почему?

– Ты же этого хотела.

– Тогда заходи.

Всё новое в жизни – лишь заголовок. Это как лента новостей: одно сменяется другим, лента движется вниз, но человек об этом не думает, полагаясь на естественный автоматизм природы. Так он от Анаски и вылечился. А теперь, сходив за пивом, она вернулась, уселась напротив него. Вечный штиль и вечное ничто. Уже и Алиду он не видел лет шесть. Главным девизом было «ничего нового». С точки зрения алгоритма судьбы, жизнь уже завершена, но физиологически она продолжается.

– Значит, планов у тебя никаких, – улыбнулась Анаска.

– М-м-м… Планы есть…

– Да. У тебя было много планов. А помнишь, ты сказал мне, что мы скоро уедем в Нью-Йорк?

– Не помню.

– Ты же всё помнишь.

– А может, и помню. Нью-Йорк. Надо смириться. Вернее нет, надо собрать волю в кулак. Но знаешь, в юности это полезно, а когда тебе через несколько лет полтинник, это, наверное, уже и моветон.

– Ага. Будешь пиво?

– Давай.

Человеку завсегда требуется что-то эфемерное, и неважно, чем занята его голова. Очень многое можно возложить на ржавчину. Не ржавеют только йоги. Помните рассказ про старика из Индии, который питался солнечными лучами и прожил необыкновенно длинную и счастливую жизнь? Но здесь надо заметить, что счастье его было какое-то особое, очень стерильное, и вряд ли кому-то оно бы понравилось.

Счастье само по себе – тоже сноп лучей, однако наполненность процесса может быть совершенно разной. Вещи. Вещи важнее человека. Ты открываешь каталог вещей и начинаешь нагнетать свои желания. Глядя на текущий график, Симон понимал, что купить новые вещи ему не суждено. Да, старый Ниссан пока ещё не требует ремонта, да и мало куда он ездит, но во всём остальном придётся себе отказывать.

Собираясь заполнить резюме, Симон знал одно: он не хочет работать онлайн. Здесь, в силу специфики своей работы, он набредал на одно и то же. Впрочем, можно было устроиться переводчиком, хотя рутина пугала.

Переводчик в офис в Берлине

Пятидневная рабочая неделя

Переводчик английского

Тут же в голове Симона одно стало цепляться за другое. Он задавал себе вопросы и сам же на них отвечал:

– Я никогда не работал в офисе.

– Нет, ну 2005-й не берём. Сколько я проработал? Два года в Будапеште. Может, стоило продолжить карьеру в этом направлении? Какая теперь разница?

– Гора англоязычных текстов. Да, опять предложат работу онлайн, переводчиком в издательстве.

– Постой. А немецкий.

– Дурак, ты же знаешь немецкий.

– Я его забыл.

– Найди репетитора в скайп.

– К чёрту.

– Зачем тебе Германия?

Венгерский язык был почти бесполезен за пределами Венгрии. Нет, наверняка он где-то был нужен, например, в посольстве. Но мысль о посольстве его испугала. Кто возьмёт на такую работу литературного негра?

Мысли – это маленькие зелёные человечки. Гуманоиды. Ты хочешь их воспитать, но у них своё мнение. Они должны соблюдать хотя бы примерные нормы приличия, иначе человек сойдёт с ума. Однако чрезмерная норма делает человека примитивным потребителем еды.

Побольше экзотики? США? Чёрт. Тут же он написал сообщение Ирене.

– Я не могу говорить, – ответила она.

– Ты на работе?

– Я дома. Я уже не работаю. Иду на другую работу. Теперь я буду редактором журнала.

– А что за журнал? – спросил Симон.

Он оживился, но тут вспомнил, что почти все истории Ирены, кроме самых бытовых, были выдумкой. Да уж. Через день она забудет, о чём говорила.

Так и вышло. Когда неделю спустя Симон спросил у неё, как дела, Ирена уже не помнила о том, что собиралась быть редактором. Однако Америка, особенно Нью-Йорк – это совсем не то место, где у человека есть время, чтобы думать о философии. Ирена сообщила, что идёт получать права и будет таксисткой, но уже через три дня сообщила, что работает в венгерском магазине. Теперь её задача – фасовать готовую еду.

– Ты же издавалась в «Лососе», – написал Симон.

– Скоро меня возьмут в Голливуд.

– Ты серьёзно?

– Да, я говорила с одним серьёзным человеком. Через месяц у него освобождается место.

– Ты серьёзно?

– Да. Уже есть одна тема. Драконы. Планируют снять сериал и полнометражный фильм.

– А что за студия?

– Я не помню.

Симон хотел сказать что-то вроде: «Как можно не знать, какая студия предлагает тебе работу?» Но промолчал.

Корректор в журнал

Лиссабон

– Лиссабон, – вздохнул Симон, – я бы подошёл, у меня громадный опыт, но я знаю лишь зачатки португальского. Сколько раз говорил себе – учи языки, но языки сопротивлялись. Снова заговор. Только английский. Даже, наверное, слишком хороший, почти идеальный, английский. Базовые знания немецкого. Неплохие базовые знания, которых, конечно же, не хватит ни на какую литературную работу. Начальный уровень итальянского. Вполне достаточно, чтобы удивлять неискушённых собеседников. Не более того. Кое-какие знания испанского. Если разобраться, я – эрудит и полиглот, но на деле этого недостаточно.

Всё упиралось в ядовитый перфекционизм. Писатель, который привык быть писателем, даже хотя бы и негром, уже давно покрылся ракушками, словно дно корабля. Как уж тут поменять провинциальный уют на бесконечную ритмику? Пример Ирены, которая в его же возрасте решила поменять всё и вместе с мужем и детьми перебралась в Америку, почему-то особенно не вдохновлял. Её европейские лавры были скромны, но тут надо было ещё и почесать голову, чтобы что-то оценить. Какое-то время её чудовищная бульварщина выходила совсем не экспериментальными тиражами. Да, чёрт побери, заходишь в супермаркет, а там – «Кожаный убийца против пиратов Альтаира». Помимо алкоголя, можно было винить лишь какие-то жуткие ментальные карусели в её голове. Он даже это и сказал:

– Слушай, разве у тебя всё плохо? Что тебя ждёт в Нью-Йорке?

И вот, Виктору, её мужу, далеко за пятьдесят, детям – девять и семь, и теперь у них новая жизнь, и… Немного страшно осмыслить: Виктор начинал в мувинге.

Симон закурил, налил бокал вина и задумался: «Может, тоже начать с мувинга в Нью-Йорке? Не хватит здоровья? С другой стороны, в этой жизни всё далеко позади, особенно после неудачного романа с оккупанткой Норой. А вот кто виноват?»

– Нора, хватит, выбирайся из моей головы, хватит, – сказал он.

Июнь проходил незаметно. Он писал «Смерть в Бомбее-32», писал старательно, но безо всяких чувств. Помимо этого, он писал «Однажды в Лондоне-17». Это было пустое механическое занятие. В конце месяца он вновь спросил у Ирены, как у неё дела. О Голливуде она уже не помнила, однако заявила, что Виктора приняли в учёный совет какого-то университета. Уже через три дня, забыв об учёном совете, она выложила в соцсетях фотографии из кафе, где Виктор мыл посуду.

Симон сидел на полу, бессмысленно глядя в телевизор.

– Ну же, – сказал он, – ты так и дальше будешь писать эти дурацкие романы? Я уже знаю, что ты придумаешь: ты напишешь роман от своего лица, отошлёшь в издательства – и снова не будет ни ответа ни привета. Ты скажешь: «Можно подождать ещё год. Ещё два года? Ведь правда, тебя всё устраивает. Симон, даю тебе несколько дней». Ваше портфолио? Да: «Пыль моего сердца», 2003-й год, Будапешт, тираж 5000 экземпляров. Сборник рассказов, частное издательство Атиллы Субослая. Раритет, сто экземпляров. Да, ещё была тонкая книжка 98-го года. Осталась одна, никому не дам. Ещё, ещё пара незначительных томиков, ныне совсем забытых. Хотя был же, чёрт возьми, тот самый 2005-й год, когда Харви, известный режиссёр, собирался снять именно «Пыль моего сердца». Но какая теперь разница, что из всего этого вышло?

Требуется литературный негр

Пакистан

Требуется литературный негр

Узбекистан

В Пакистане предлагали 800 долларов за книгу, в Узбекистане – 50. При этом нигде не обещали предоплаты. Писать роман надо было на свой страх и риск. Оба предложения хуже, чем работа у Педро.

Наняться воевать? Французский легион.

Симон снова перебирал в голове события двадцатилетней давности. Они лежали с Анаской в стогу, им было хорошо, и, кажется, звёзды стали ближе. Той Анаски уже нет. Нынешняя массивная женщина не была даже её тенью. Он открыл фейсбук и написал ей сообщение:

– Как ты думаешь, Анаска, стоит ли переезжать в Штаты?

К его удивлению, она ответила очень быстро:

– Ты хочешь в Штаты?

– Я просто думаю. Ты же сама вспомнила. Если бы ты не вспомнила, то и я бы не вспомнил. Вот, думаю чего-то.

– Ну, почему нет? Ты хорошо знаешь язык. А кем ты хочешь там работать?

– Таксистом.

– Смеёшься?

– Я серьёзно.

– Ну хорошо. Желаю удачи.

И за весь разговор – никаких предложений встретиться и поговорить о жизни, а может быть, и что-то большее. Но уже спустя пять минут он забыл об этом. Нынешняя Анаска была для него пустым местом.

Литературный негр. Локация не указана. Очень дорого

Организатор мероприятий. Люксембург. Опыт работы обязателен

Симон подумал, что сам может придумать себе рекомендацию, а ответить на звонок можно попросить Морика. Да, небольшое мошенничество, но что поделать. Люксембург – маленький кусочек на карте, экспериментальная земля. А может быть, вход в параллельный мир. Да, если бы весь этот трёп Ирены был правдой, можно было бы сообразить сценарий «Люксембург, пробуждение древнего зла…». Древнее зло просыпается…

Лихтенштейн

Ещё один филиал запределья в проекции сознания.

КОКОРА

Требуется творческая личность

Очень высокая оплата

Выполнение тестов

– Кокора, – проговорил Симон туманно, задумчиво, открыл новую бутыль вина и налил себе бокал.

Вечером он заполнил анкету, прошёл тесты, некоторые из которых и тестами нельзя было назвать. Так, в нескольких задачах нужно было объяснить суть деления на ноль.

– Из деления на ноль возникает много нулей, – написал Симон, – все нули самой разной формы. Одни нули толще, а другие – тоньше. Ближе к северу на нулях появляется изморось.

Жизнь в формате онлайн.

Вопрос номер N: не используя привычные штампы, дайте определение слову «бытие»…

Бытие это… Цикличность, функционирование, ящик. Или наоборот. Нет, с ящика начинать нельзя. Например, если существует прошлая жизнь, то ящик может быть где-то до, во тьме. Да, три понятия. Всё остальное – биохимия.

Тест на определение математических способностей

Тест на понимание абстрактных вещей

Вопрос X-2: что такое жизнь?

– Вино – лучший ответ, – пробормотал Симон. – Тем более Кокора, Лихтенштейн. Жизнь – борьба за лень. Кто победил, тот ничего не делает. Гм? Нет, сложно себе представить, чтобы нашёлся человек, который бы понимал нормальные концепты вне текста, да и чёрт с ним.

Вопрос Х-4: боль это?

– Боль – это первое слово в песне, вернее второе, после артикля: 'The Pain Is So Close To Pleasure'.

Тест-Хаос.

– Ну и ладно, хаос так хаос. Если бы требовался врач в психбольницу, то, пожалуй, так бы и написали: «Нужен врач в психбольницу». Чёрт, это просто кому-то нечего делать.

Вопрос: ваш самый лучший поступок?

Ответ: однажды я понял силу большого жёлтого поля. Я сказал своей девушке, что поля устроены так, что можно ходить по ним абсолютно обнажёнными. Находить жёлтые стога и прятаться в них, чтобы предаваться любви. Главное – начать. Нет, сначала нужно придумать, что ты – это кто-то другой, и она – кто-то ещё, мы – странные люди в прекрасном необъятном жёлтом мире. Репеллент – это проза, но о нём надо помнить. Самое лучшее – это когда ты любишь, и тебя любят, и при этом вымышленный мир становится явью. И ты понимаешь, что это даже сильнее, чем качаться в гамаке на борту собственной яхты и рассуждать о силе финансов. Впрочем, если только ты не ограбил банк и не свалил благополучно. Возможно, самый лучший поступок – это встать на дорогу осознания, где в итоге – личность, которую ты считаешь идеальной.

– Ха-ха, – сказал он, – вот у них там мозги задымятся от того, что я написал.

Вопрос: ваш самый худший поступок.

Ответ: плохие поступки – это, скорее, проявление слабости или бездействия. Мой худший поступок – это серия, но в наше время большинство страдает тем же. Мой самый худший поступок – это то, что я стал таким же, как и все остальные.

До середины лета ещё далеко, но нет никаких идей. Он думал: «Женщины испарились, даже женщины-онлайн, но это хорошо, потому что оккупация Норой завершилась. Ему даже пришлось поменять квартиру, чтобы она его не нашла. Заблокировать все аккаунты, не принимать звонки с незнакомых номеров, сообщить друзьям, чтобы они не отвечали на сообщения Норы. Сумасшедшая поклонница – это полбеды. Сумасшедшая престарелая поклонница – это уже что-то. И вот теперь – жуткий непобедимый дрейф, большой ноль, и никаких перспектив. Есть ли лекарство от пустоты?

Он был Джон.

Он летел на самолёте.

Он упал.

Его нашли и отнесли в деревню.

Он потерял память.

Её звали Диана.

Большие сливовые глаза.

Кластеры ярких звёзд ночного неба.

– Ты не помнишь?

– Нет.

Никто не знал, что ждёт их впереди.

– Пойдёт, – сказал Педро. – Ты хочешь аванс? Я спрошу. Думаю, не будет никаких проблем.

В субботу вечером Морик сел на велосипед и приехал к Симону. Дымились сигареты. На столе стояли напитки самого разного класса. Морик любил дегустировать всё, что только можно употреблять, хотя делал это нечасто. Впрочем, он мог отметить про себя, что уже за последние пять лет он значительно приуныл. А чем унылее он становился, тем меньше его интересовал алкоголь. Да, всё тут было строго наоборот.

Они неспешно попивали и вспоминали весёлую жизнь.

– Я, кстати, хотел пойти во Французский легион, – признался Морик.

– Ты ничего мне не говорил.

– Мне бы никто не поверил. Сказали бы: «Ты – и во Французский легион? Ты же сын фермера. Какой ещё легион?!»

– Надо же. Столько лет прошло, а ты только сейчас это сказал.

Симон любил вдумчивый тяжёлый рок, хотя понимал, что Морику до этого нет дела. Он ставил на стол ноутбук, оттуда играла Trees of Eternity. Как обычно, после нескольких бокалов они начинали вспоминать Анаску.

– Она дура, – сказал Морик, – такой был шанс!

– Да не было шансов.

– Четыре года назад ты же ей снова предложил.

На самом деле, Симон ничего не предлагал Анаске, но, видимо, по пьяни что-то сказал Морику. Но и тот вспоминал это только по пьяни. Днём у него было много забот: он выезжал на ферму возле Вачехедь и там работал. Тут можно сказать, что Морик испытывал тот же кризис жанра. Работа приносила ровно такой доход, какой могла принести. Год назад у него родилась маленькая дочь Кинга. Так, разница в возрасте у детей была десять лет. Забот у Морика было очень много.

– Эх, если бы она согласилась, – сетовал Морик.

– Точно.

– Зачем она нашла Михаэли?

– Но они же живут?

– Нет. Уже не живут. Но Эрзебет они сделали. А так бы ты сделал ей Эрзебет.

– Точно. Так Михаэли был третьим?

– Я уже и сам точно не знаю. Мой отец в ужасе. Сейчас Анаска живёт с родителями, потому что свою квартиру она сдала Толи.

– Толи. Да. Я запутался.

– Да я и сам запутался. А вы бы жили, да не тужили.

– Но уж не сложилось.

– Эх, жаль.

Симону, конечно же, жаль не было, и он вдруг задумался о Голливуде. Написать сценарий, попытать счастья, но с чего начать? Конечно, Ирена уже забыла о том, что говорила, а назавтра она будет что-то ещё говорить, и всё это не лечится. Впрочем, можно было оставаться на месте. А плести она умеет, это правда. И всякий неподготовленный человек тут же купится, но уж слишком давно он её знал.

Требуется Терминатор

Тирана

– Алло.

– Алло.

– I'll be back.

– Чего?

– Но у вас написано, что требуется Терминатор.

– А, вы про это?

– Сколько будете платить?

– Извините, мы уже нашли кандидата на эту должность.

– Пардон, не могли бы вы сказать, какая зарплата была на этой должности?

– 400 евро.

– Вы серьёзно?

– Абсолютно.

– Может, 400 000?

– А вам какое дело?

– Ну скажите, пожалуйста, что хотя бы это было?

– Не-а. Не скажу.

Движение воздуха в душе, вихри и хаос не мешали Симону продолжать работу. Он даже работал лучше, чем раньше, и был готов сдать работу в срок. Наконец, он принялся сочинять пьесу про Ирену, для себя. В пьесе все фантомы, что жили у неё в голове, выбрались наружу и стали разнообразными существами. Тут были и люди, и драконы, и роботы, и гуманоиды, бластеры и какие-то ожившие персонажи внутренней полости ума Ирены. Дело в том, что проблема была не только с ней – Симон часто замечал, что многие графоманы не могут обойти вопросы беспорядочного выброса эмоций. Наверное, Ирене было смешно от самой себя, но стоило признать, что читатель на такое барахло всегда был – немногочисленный, но и не единичный.

Если писать серьёзную книгу, то где же брать впечатления? Он поехал на ферму к Морику, чтобы помочь погрузить сено и собрать свежие впечатления. Возможно, ему не хватало физического труда. Заняться фитнесом? Бегать? Да, ведь у него нет женщины, может быть, всё дело в этом? А где там Нора? Недавно к нему в фейсбуке добавилась мадам без лица. Он понял, что это она, и заблокировал её.

– Хочу дышать! – сказал он сам себе. – Не души меня, Нора!

Возможно, нужно было не спрашивать себя. Тем более что литературный труд был единственным заработком. Ритм – штука, на которую можно смотреть под различными углами. Но это только со стороны кажется, что гнать поток – дело простое, потому как заказчику нужно именно то, что ему нужно. Обёртка смысла, хорошая, добротная середина языка, самая малость интеллекта – и умение работать в сфере женского восприятия текста. Слишком сложные вещи долго ищут своего читателя.

Он сидел в наушниках, играл Outside Edge, старый добрый AOR[3]. Музыка всегда помогала ему работать.

Африка, Гана

Требуется переводчик венгерского, базовый английский

– Йес, – сказал он, – это моя работа.

Он тут же написал работодателю. На следующий день Атилла, редактор информационного канала, решил взять у Симона новое интервью, что было обычной практикой создания контента.

– Я же давно обещал, – написал он.

– О, давай.

Вопрос 1.

Престижно ли быть популярным гострайтером?

Симон размышлял. Да, Атилла хватил лишка, когда написал «популярный», но что делать? Ведь бывают и те, кто зарабатывает меньше него, а значит, он всё же немного популярный. Тем более что книги, которые выходят не под его именем, всё же неплохо продаются в Индии и Англии, там их тоже покупают в основном индусы. Впрочем, сериал. Да, сам сериал Симон даже смотреть не стал. Было унизительно признавать, что текст, написанный за сущие копейки, превратился в сценарий и стал основой для индийской мыльной оперы. Однако всё это касалось лишь первых серий, а потом работали уже другие. Никто не говорил спасибо, никто не осыпал его цветами, но индийские домохозяйки сериал всё же смотрели.

Ответ: Я бы не сказал, что тут совсем уж не было никакого престижа. Не бывает такой работы, на которой не было бы вообще ничего престижного. Наверняка многие люди поражены фильмом Полански «Призрак». Но вы должны понимать, что фильм – это фильм. Если придерживаться канонов реализма, то такой фильм будут смотреть лишь редкие эстеты.

– Видел ли ты НЛО?

– Знаешь, я не видел. Но один мой товарищ раньше считал, что что-то подаёт ему сигналы из-за реки.

Да, действительно, я вспомнил именно Морика. Когда ему было двадцать, он решил заняться спортивным рыболовством. Всю выловленную рыбу он фотографировал, плёнку проявлял, печатал фотографии и всем показывал. За глаза мы говорили, что Морик – дурак. А один раз он вышел с фонариком на дорогу, потому что увидел на другой стороне реки странные мигающие огни. Дул ветер, качался фонарь.

– Смотри, он мне отвечает, – сказал Морик.

– Это инопланетянин, – предположил Атилла.

Как ни странно, Атилла этот случай не помнил.

Интервью собрало много просмотров и комментариев, читатели портала передавали таинственному писателю-призраку свои приветы, и в целом Симон был доволен. Такие материалы вместе с Атиллой они делали и раньше, но не было никакого резонанса. Теперь же несколько крупных порталов сделали репост этого интервью, и Симон даже подумал, что в его жизни что-то стало меняться.

И правда – Атилла сообщил, что несколько поклонниц желают узнать его email.

– Всё получилось, – сказал Атилла, – кстати, ты мог бы вести у нас новую колонку.

– Но ты же сам говорил, что у вас почти нет денег.

– Это правда. Но это же вопрос чистого искусства.

– Знаешь, раньше бы я не согласился. Но теперь, возможно, соглашусь.

– Нельзя думать только о заработке.

– Да. Ищу что-то новое. Но сейчас нет ничего, кроме Интернета.

И вот, был неожиданный ответ.

«Уважаемый господин Патаки,

Мы рассмотрели вашу кандидатуру и нашли её подходящей.

Однако для принятия решения нам необходима встреча. Пожалуйста, сообщите нам, когда вы сможете приехать в Вадуц. Желательно сделать это в течение двух недель».

Симон был рад. Да, но что ему предлагали? Лихтенштейн – его личная форма иного мира. Он был интересен ему как место, где могли бы происходить действия его романа, который бы он писал от своего имени. Конечно, нужно уметь видеть прекрасное во всём, чтобы представить себе некие события, которые бы развернулись в Вадуце. Но ведь не поехал он в Нью-Йорк, где писательница Ирена, причём не самая безызвестная, работала в кафе посудомойкой.

Вадуц!

Прежде чем ехать, надо было проверить старый автомобиль, и отогнал он его в автомастерскую к Дьюле.

– О, я слышал, ты уехал в Будапешт, ещё давно, – сказал Дьюла.

– Да, я уехал, но сейчас я здесь.

– Давно приехал?

– Нет, недавно.

– Я просто давно тебя не видел.

Симону стыдно было признаться, что он приехал из Будапешта ещё двенадцать лет назад. Сначала пытался наладить свою жизнь вместе с женой и сыном, но той очень быстро стало скучно в провинции. Вся суть их жизни сводилась к тому, чтобы искать лучшие места. Но, оказалось, она совсем не планировала жить в Кечкемете. Алида родилась в деревне, и, видимо, мечты о чудесах и невероятных заработках так и остались единственным смыслом её бытия.

– Кого видел? – спросил Дьюла.

– Морика.

– Ага. Я его видел на светофоре. Как семья?

– Развёлся.

– Недавно?

– Да, недавно.

Это недавно тоже было уже десять лет назад, но Симону тут нечего было сказать. Пока машина была в сервисе, он написал статью для портала Атиллы.

Статья Симона называлась «Ошибки при написании мелодрам».

А близился уже август, и он вдруг вспомнил, что именно август сблизил его с Анаской. Его понимание августа поддерживала лишь Лидия, и они обменялись длинными текстами об августе в WhatsApp. Но, скорее, это была индивидуальная рефлексия.

– Нужно написать статью «Август литературного негра», – сказал Симон.

– Читала интервью, просто блеск, – ответила Лидия. – Ты – редкий писатель.

– Давно об этом не думал. Нет, раньше я об этом думал, но теперь перестал.

– Я уверена, что скоро ты должен показать всю свою писательскую силу.

– Я думаю. Еду в Лихтенштейн.

– Успехов тебе.

Лидия даже не спросила, зачем он едет туда, но это было привычно и не удивляло Симона. Август пропах запахами шоссе. Нора вновь лезла в голову, будто бы она обладала какими-то таинственными чарами, раз не отпускала его. Однажды ему написал взрослый сын Норы и задал вопрос:

– Симон, что вы в ней нашли? Она же ненормальная.

– Ничего не нашёл, – ответил он.

– Мама сошла с ума.

– Да?

– Из-за вас.

– Но разве я виноват?

– Нет, вы не виноваты. Она такая и раньше была.

Больше они не общались. Жизнь – механизм. Судьба – очень тонкий картридж. Но события одной жизни выстроены так, что этот картридж работает исправно от начала до конца. А кому-то не везёт, и он познаёт на своей шкуре всю негативную прелесть поломки этого устройства. А хорошо быть сумасшедшим и ни о чём не думать.

А впереди – трассы. И можно представить, что твой автомобиль – это космический корабль или устройство для перемещения между мирами. Писать фантастику? Да уж слишком много фантастики в мире, чтобы делать это просто так, безо всякой цели. Другое дело – золотое время 60-х и 70-х, но надо мириться с обстоятельствами своего рождения.

Симон никуда не спешил. Бродя по Мюнхену, он думал о новой жизни. Образы, которые он рисовал в своей голове, не были такими уж яркими. Однако уже к вечеру он вдруг понял, что двигатель жизни запущен.

Перезапуск.

Перезагрузка.

Он сидел в кафе, пил пиво и наблюдал за людьми.

«Нельзя сидеть на одном месте, – думал он, – так человек превращается в статую. В данном случае я – очень умная статуя, но, видимо, в этой жизни я за что-то наказан. Должно быть, мне предложат работу со знанием венгерского языка, и в ней не будет ничего перспективного. Но мне нужны новые впечатления».

Он сделал множество фотографий: например, книги на фоне бокала пива в Мюнхенском кафе. Эти фотографии были отосланы Атилле.

– Завтра повешу материал «Литературный негр в Мюнхене».

– Отлично.

– Скажи, ты уехал навсегда?

– Я не тешу себя большими надеждами, Атилла. Сейчас время интернет-технологий. От себя я никуда не уехал.

– Ты уже начал писать новую серию?

– Да. Я лёгок на подъём. Я остановился недалеко от немецкой границы, снял комнату в отеле и написал 25 страниц. Я делаю всё быстро, но потом тщательно редактирую текст.

– Заказчик доволен?

– Мы так давно работаем, что у нас нет вопросов. Педро – святой человек. Если бы он согласился поднять гонорар в два раза, я бы, пожалуй, чувствовал себя состоявшимся человеком.

Август. Пустота. Он должен был признаться сам себе, что степень этой пустоты усиливалась с каждым годом. Возможно, он просто старел. Хотя до настоящей старости было ещё далеко, и можно прожить ещё столько же.

Жизнь – это ржавый поезд. Он надолго приржавел к рельсам, но вот теперь что-то сдвинулось с подачи Атиллы.

– Как ты знаешь, я еду, – написал он Лидии.

– О. Скажи, как дела у твоей Ирены?

– Реально, у неё всегда было всё хорошо, но она этого не понимала.

– Ты это говорил.

– Виктор – человек высокого разума. Он философ. Он постоянно посещал философские собрания, а теперь он моет посуду.

– Для Америки это нормально. В Америке нет авторитетов. Послушай, мне приснился сон. Мне приснилось, что ты умеешь летать.

– А ты однажды признавалась мне в любви.

– Я не помню.

– Ладно.

– Слушай, ты был везде, но я не могла тебя увидеть. Я думала, что бы мог значить этот сон. Ты есть и тебя нет – что это? Может быть, это летала душа? Может быть, ты умер?

– О, точно, Лидия! Ты увидела, что я умер. Это пророческий сон. Наверное, я попаду в аварию и погибну.

– Не шути так, Симон, тебя ещё ждут слава и величие.

– Я это чувствую. Но я уже получил свою порцию славы. Мне уже пишут письма, и они даже спрашивают про тебя. Несколько девушек предложили руку и сердце.

– Тебе пишут со всего Евросоюза?

– Нет.

– Но что тебе надо?

– Блондинку двадцати лет. Образованную. Длинные ноги. Знание пяти языков.

– И лучший секс?

– Нет, я её буду обучать сексу.

– Симон, ты не понимаешь своей гениальности. Ты только что придумал сюжет.

– О, конечно. Я просто опишу свои места. Он – потёртый временем корифей, ещё не стар, сорок шесть лет – говорят, самый лучший возраст. И вот, они случайно встречаются в Мюнхене. Но знаешь, я уже завтра буду на месте, и всё это будет не актуально. Послушай, может, она работает девочкой по вызову? Они встречаются, она рассказывает ему свою историю.

– Пять языков и девушка по вызову? Не смеши меня.

– Нужна дурацкая история. Кстати, для индийского рынка такая история бы подошла. Он едет и слушает Bon Jovi. Вернее, это я ехал и в моей магнитоле играл Bon Jovi. Я никуда не спешил. Но девушку я придумал прямо сейчас. Послушай, надо начать прямо сейчас. Надо найти телефоны девушек. А что, Лидия? Если в жизни ничего не происходит, надо сделать так, чтобы происходило. Люди часто друг с другом соревнуются. Может, мне нужен соперник? Но я уже не в том возрасте, чтобы заниматься ерундой.

– Ты уже всё придумал, Симон.

Вечер он потратил на мечтания. Затем включил ноутбук и сделал несколько записей. В Вадуце он был уже на следующий день.

Никто не знает, для чего существуют такие места. Что важнее – горы или офшоры? Горы, лыжи.

…Она была лыжница. Нет. Она была писательница. К чёрту. Она была пассией олигарха, который приехал покататься на лыжах в Мальбун.

Её звали…

Она была под прикрытием.

Да, она была агентессой. Как в кино. Дешёвое решение, одноразовый поп, резина. Произведение-презерватив.

С этими мыслями он подъехал по адресу.

Была ли она агентессой? Наверное, мечты всё ещё правили разумом. Она сидела за столом в довольно простом кабинете. Симон был расслаблен, а потому даже позволил себе какую-то артистическую улыбку. Да, но и её внешний вид словно бы был продолжением фильма «Секретарша». Две верхние пуговицы расстёгнуты. Наверняка она подгоняла свою грудь под этот кабинет. Идеал офисной порочности. Очки. Минимум мимики. Всё-таки женская психология – особенная штука, ведь она скорее всего хотела, чтобы люди пытались заглянуть за эти две пуговицы. Самка паука принуждает самца к соитию и съедает.

– Симон Патаки? Гм. Здравствуйте. Присаживайтесь. Меня зовут Лорин. Лорин Берциану. Как добрались?

– Очень хорошо.

– Где вы остановились в Вадуце?

– Gasthof Löwen.

– Хорошо. Симон, требования для приёма на работу у нас двоякие. У вас хорошая улыбка.

У Симона было несколько вариантов ответа: «У вас хорошая грудь», «Я не вижу ваших ног», «У вас вкусный цвет губ». Но все эти фразы могли произнести только его герои. Он – никогда. Правда, сколько ей лет? Кто здесь главный?

– Когда я знакомился с вакансией и проходил тесты, – ответил он, – то уяснил лишь одно: работа требует творческого подхода и каких-то нераскрытых способностей.

– О, Симон, вам незачем переживать. Да, гонорар не был указан точно, потому что мы платим гораздо больше. Минимум в пять раз больше того, что заявлено. Не удивляйтесь. Чтобы проверить, подходите ли вы нам, почти ничего не требуется. Мы проводим тест. Франц?

Франц появился из ниоткуда. Нет, Симон просто не обратил внимания на дверь. Это был человек необычайно малого роста, но не совсем карлик – всё же его рост достигал полутора метров. Борода добавляла Францу театральности. Карликов обычно так и представляют. Видимо, это был какой-то продуманный манёвр. Впрочем, грустное лицо школьного учителя убавляло пафос.

– Здравствуйте, – проговорил Франц словно сам себе.

– Здравствуйте, – ответил Симон.

И, обращаясь к Лорин, Франц добавил:

– Выпускать? Прямо сейчас?

– Да. Выпускай.

Франц отошёл от стола и встал в стойку официанта справа у стены. Поначалу ничего не происходило. Затем откуда ни возьмись появилась муха и сделала круг вокруг Симона.

– Симон, пройдите с Францем, – предложила Лорин, – пожалуйста. Это продолжение нашей проверки на профпригодность.

Вот так дела. Симон никогда не причислял себя к людям, которые оценивают ситуацию моментально, но, если разобраться, в том никогда и не было нужды. Красавица Лорин, властный взгляд и сексуальные губы. А вот вам и уменьшенное до карликовых размеров чудовище. Симон ухмыльнулся, поднялся и вышел следом за Францем.

– Всё очень хорошо, – сказал тот, когда они вошли в стандартное офисное помещение: несколько столов, компьютеры, окна с жалюзи.

Симон полагал, что здесь ему предложат проходить какие-то тесты или заполнять бумаги. Муха, видимо, та же самая, вывернула откуда-то сзади и нагло села Симону на нос. Он принялся отмахиваться. Франц расхохотался так, что даже согнулся от смеха. Это продолжалось с минуту. Выпрямившись, он держался за живот. Симон, конечно же, заподозрил неладное – в мире слишком много странных людей, а он – нормальный стабильный мужчина. Пусть он и не зарабатывает много денег, но всё же он приехал сюда совсем не для того, чтобы над ним проводили опыты. Почему он так подумал? Симон всегда отличался развитым психологическим чутьём, и даже элементы этого чутья приносили немало пользы в его работе. Оценивали ли это читатели? Узнать было невозможно.

– Идёмте, – сказал Франц, смеясь, – как хорошо.

Они вернулись, Симон сел на своё место, уже решив, что готов сказать Лорин пару непристойностей. Чего ещё ожидать от такого места, как Вадуц? Где-то тут в горах, наверное, есть шахта, ведущая в мир чертей, и там они регулярно курсируют: туда-сюда, туда-сюда. А потом, далеко не всегда можно понять, с кем ты говоришь.

– Вы не должны удивляться, – проговорила Лорин. – То, что кажется вам странным, совсем не странно. Это именно та должность, на которую вы претендовали. Кокора выбрала вас?

Симон кивнул.

– Я понимаю, что вы не понимаете. У нас много кандидатов, но всё зависит от Кокоры.

Тут давешняя муха, сделав круг над столом, приземлилась на стол.

– Протяните ладонь.

– Ладонь?

– Да. Вот так. Не бойтесь. Держите её открытой.

– Хорошо.

Муха забралась на ладонь Симона и принялась тереть лапку о лапку. О, её взгляд. Неужели у мухи могут быть синие глаза? Когда глаза эти мигнули, это был настоящий укол света внутрь разума – на какой-то момент всё в душе Симона перевернулось, и он вдруг понял, что это ему нравится. Да кому вообще могут нравиться мухи? Возьмите сто человек из ста, вы и одного человека не найдёте, кто бы не покрутил бы пальцем у виска.

– Вы уже чувствуете? – спросила Лорин.

– Да, – пробормотал он.

– Нам только нужен был её выбор.

Он поднял глаза – нет, всё же Лорин в свои 35–40 лет была слишком хороша, чтобы сидеть в этом кресле. И это не было заговором. Франц, мимический персонаж. Муха.

– Это Кокора, – пояснила Лорин, – Кокора, это Симон. Он пришёл, чтобы быть с тобой.

Симон подумал, что прямо сейчас он вскочит с места и убежит. А уже вечером напишет статью для сайта Атиллы под заголовком «Приключения литературного негра в Лихтенштейне». Но странный свет из глаз маленького насекомого нельзя было принять за плод фантазии.

– Будем работать, Франц? – спросила Лорин.

– О, да. Будем работать.

– Да, я вам не сказала, Симон, что вы уже приняты, потому что это Кокора решает, кому с ней работать. Вы можете воспринимать её как электронное устройство, хотя электроники в ней не так уж много. Да, я вижу, что вы немного ошарашены, но это быстро пройдёт. Франц, давайте.

Симон и моргнуть не успел, как Франц подобрался сзади и со словами «Давайте, давайте начинать» надел на голову Симона шлем. Да, ему пришлось встать на стульчик, приговаривая: «Спокойнее, спокойнее, это обычная рабочая процедура, пожалуйста, не шевелитесь, ха-ха».

– Не беспокойтесь, – Лорин улыбнулась, – сейчас вы всё увидите. Это виртуальное устройство, вам просто надо посмотреть, как это выглядит оттуда.

Размеры вселенной не линейны. Соседним островом в океане мира вещей может быть шкаф. Хотя не такой уж и большой остров, но вот внутри точно лежит что-то съедобное – секунда, другая, и гамма запахов раскрылась во всей своей красе желаний.

Хочу!

Симон рванулся вперёд, но вместе с тем его тело оставалось неподвижным. Его телом уже было нечто другое, что двигалось теперь навстречу с заветным куском пирога. Дальние части мира были размыты, однако они стремительно приближались. О, это был настоящий воздушный слалом! Резкий разворот, пикирование, удвоение, утроение, учетверение, и вот он, заколдованный сахар! Симон никогда не знал, что такое наркотики и почему наркоманы их употребляют, но здесь было иное:

Сила сахара!

Он понял, что никакое чудо света, никакое удовольствие, ни одна самая идеальная женщина не сравнится с этим колоссальным всплеском наслаждения. Он понял, что близок к оргазму. Сахар захватил его разум, насыщая примесями: зелёная эссенция, запах прошлого лета в грушевом джеме. О, неистовые эмульгаторы, кто решился на такое? Тень руки? Но что это – сахар, вклинившись в саму его суть, заставил мысль реверберировать. И теперь он мог точно сказать, каков был запах у той руки, что последней дотрагивалась до невероятного продукта. А теперь немного поиграем глазами, и, о чудо, – можно менять фокусное расстояние до объекта, вглядываясь в текстуры.

А вот и журнал. Хотя он совсем не вкусный, на нём есть вполне сносные отпечатки. Один из них – с жирным налётом, и это – Лорин. А принюхавшись, можно увидеть огромную надпись. О, чёрт, всё, о чём она думала, передаётся в виде строчек. Он повернулся, но это было какое-то не физическое движение.

Мысль за мыслью. Человек часто думает о сексе. Работа – лишь очередь из бесполезных наборов, а внутри набора – ещё один набор, и так далее. И вот её мысли, словно какой-то тёплый ветер, когда пришла весна, и кошка бежит и ищет кота. Она ищет Родриго, но Родриго уже нет.

Почему же ты прямо сейчас не ищешь его? Скоро наступит ночь, и демоны, прорезав дыры в материи жизни, начнут выскакивать изо всех углов, и ночь будет наполнена ими. Многие спрячутся под одеялами, потому что именно одеяло защищает от демонов, но для неё это не имеет значения.

О, сахар способен и на большее. Сделав несколько глотков зелья, ты заводишь свой мотор, и ни один самолёт, ни один автомобиль не сравнится с тобой. Ещё один круг. Слишком много голосов, но почти все они звучат далеко, а ближайший где-то в нескольких десятках метров отсюда. О, а ведь это не человек! На подоконнике слышны птичьи мысли – в них много мелкой радости, и вся она поделена на круги, и она пузырится. Хотя сама по себе птица не злая, но она может сделать одно движение и отправить тебя в вечную тьму.

Есть ли у птиц имена?

Но вот в другом крыле здания мыслей уже больше, и вновь все они связаны, скреплены какой-то липкой субстанцией. Тестостерон. Эстроген. Синяя мысль. Мысль в полосочку, видимо, касается денег, и в ней нет ничего интересного – она как песок, который постоянно то сушат, то увлажняют, то пересыпают, то упаковывают. Велика ли ценность песка?

Но ты, банановая сладость, ты думаешь о Родриго, однако ветры растворили его имя.

В этот момент шлем с него был снят.

– Ха-ха, – сказал Франц.

Симон заморгал, пытаясь прийти в себя, а Лорин моргала в ответ, будто бы так и нужно отвечать в подобных ситуациях.

– Родриго, – сказал он.

Она закрыла рот руками.

– Я же говорил, что так происходит, – сказал Франц деловито, – но уже сейчас видно – контакт полный. Как ты думаешь?

– Да, да, – вздохнула Лорин, – Симон Патаки, сейчас мы поговорим о гонораре. Дело в том, что вам придётся постоянно ездить, потому что радиус действия шлема не такой уж большой. Если объект, который нужно найти, находится в другом городе, то нужно переехать в другой город. Кроме того, район поиска нужно будет локализовать, то есть переезжать с места на место и останавливаться в гостиницах. Если поблизости не окажется отеля, наблюдения придётся вести прямо из машины.

– Но я приехал на автомобиле.

– Я ценю ваш выбор. Но в ряде случаев у вас будет помощник и водитель. Вам не нужно заботиться об организационных вопросах. Кроме того, прямо сейчас, с ходу, ничего не нужно делать, потому что в это дело нужно входить пошагово, постепенно. Если у вас есть вопросы, которые вы хотите задать, например, что касается быта, графика, выходных или чего-то ещё, можете задать их сейчас. Например, вы пишете, что ваша текущая деятельность связана с литературным трудом. Это очень интересно. Впрочем, рассказывать нам это или нет – это ваше право. Для нас главное – работа.

Проснувшись утром, он прочитал в фейсбуке сообщение от Ирены:

– Симон, срочно! У меня супер-идея! Напиши мне!

– Пишу, – написал он.

– Знаешь, меня выгнали с работы, – написала она, – но это даже хорошо. Я расчувствовалась. Знаешь, я чувствую жопой! Чувствую я именно жопой, что скоро всё изменится! Ты же знаешь, у меня развиты экстрасенсорные способности. Если я что-то чувствую, то так и будет! Симон, я хочу тебя видеть! Давай поговорим?

Когда они созвонились по видеосвязи, Симон мог видеть обстановку, в которой находилась Ирена – обстановка как обстановка. Ирена была пьяна.

– Я тоже пьян, – сказал Симон просто так.

– О, Симон, как я рада тебя видеть! Ты самый умный человек, которого я знаю. Не подумай, это не любовь! Нет, нет, Симон, все женщины хотят любви! Эх, Симон, скоро всё будет, я в этом уверена, а ты не обращай внимания. Нью-Йорк! Эх, что за город. Здесь есть всё и ничего! Но пока для нас все двери закрыты, а Виктор уже несколько раз спрашивал: «Чего тебе не хватало в Сегеде?» Что такое Сегед, Симон? Там меня знала каждая собака, а здесь – о, какой город! Симон, веришь или нет, ты бы тут стал всем!

– Ага, я рад.

– Ой, так классно, что ты рад. Ой, послушай, мне почему-то становится так весело от алкоголя. Я раньше не замечала, что когда я выпью, то начинаю смеяться. Кроме шуток, я вчера спросила Виктора: «Ой, а почему мне так весело?» Виктор сказал, что местное пиво ему не нравится. Да, я подумала – мне нужно вести блог. Топовые блогеры получают очень хорошие деньги. Да, завтра надо будет искать работу, мне предложили два места. В одном надо расфасовывать еду, а во втором – тоже что-то расфасовывать. Хозяин – молодой и разговорчивый парень, он каждому, кто приходит к нему, рассказывает о себе. Он сказал, что начинал с пятью долларами в кармане. Но послушай, Симон, куда катится мир, а? Ты же знаешь, я никогда не думала о заработке, мы жили своей скромной жизнью в Сегеде. Но дороги назад нет, мы сдали свою квартиру, но этих денег здесь, в Нью-Йорке, ни на что не хватит. А знаешь, Виктор на меня разозлился и говорит: «Чего тебе приспичило сюда ехать? Надо было ехать в Испанию».

– Главное – куда-то ехать, – заключил Симон, – изменения никому не идут во вред. Наверное. Знаешь, в Америке все так начинают.

– Тебе бы тут понравилось. Это как раз то, что совпадает с твоим менталитетом.

– Писатель живёт сам в себе, – проговорил Симон, – хотя, среду обитания всё же нужно немного менять. Самое лучшее – это путешествовать.

– И ты решил путешествовать?

– Да, представь себе. Я уехал. Теперь я далеко. Дома меня держала только привычка. Теперь я её сломал. А всё потому что, мало того, что ничего не меняется, но и не изменится.

Звонил Франц. Говорили ни о чём, и потому Симон даже и не понял суть звонка – видимо, так было нужно. Возможно, у Франца было какое-то задание, но он хотел обойтись минимальными усилиями, и Симона это пока что устраивало. На повестке дня был лишь вопрос саморегуляции – он любил чувствовать себя в постоянном равновесии со своими текстами. Порой, всё остальное уходило на второй план.

Приезжала женщина с птичьим лицом по имени Зои с предложением составить список необходимых вещей.

– Давно тут работаете? – спросил Симон.

Она пожала плечами и улыбнулась.

– А что, положена какая-то униформа?

– Нет, просто, – было видно, что «птица» не большая фанатка разговоров. – Например, вам нужно что-то дополнительное из одежды или из гаджетов. Больше ничего.

– Значит, завтра?

– Да. Сегодня… Может быть, вам нужна экскурсия?

– А, я решил пройтись. Или вы хотите составить мне компанию?

Она улыбнулась и ничего не ответила.

Следующим днём Симону предложили потренироваться. Да, в тот же день ему представили Отто, высокого и зубастого типа с громким отрывистым голосом, который тут же заговорил об электронике. Без особых напряжений Симон прослушал целую лекцию о преимуществах айфона и прочей продукции компании Apple. Что-то вроде: «Я, приятель, такие аппараты люблю больше, чем эдакие», или «Сейчас всё одновременно и дорого, и дёшево», а ещё «Программы сейчас дороже жизни, главное, минимально втыкать в тему».

Было непонятно: то ли Отто большой любитель говорить сам с собой, то ли он тренируется в каком-то непонятном жанре. Айфон – вовсе не та тема, которую можно поддерживать постоянно, и Симон был уверен, что Отто рано или поздно устанет. Так и вышло. Итак, цель находилась в Магдебурге – нужно было найти потерявшегося кота Фридриха Эппеля (так звали хозяина, а вовсе не кота). А если кот мёртв, подтвердить это. Город небольшой, однако и кот – приятель не такой уж большой, и вообще, для чего его искать? Тренировочное занятие? Надо о чём-то расспрашивать Отто?

– Прямо сейчас и едем? – спросил Симон.

– Да, – ответил Отто, – берём сумки и выезжаем.

– Я думал, будут какие-то подготовительные процедуры. Лорин…

– Лорин? А, – Отто засмеялся громко, как-то показательно, – обойдёмся без неё. Все инструкции уже получены, у меня роль водителя и координатора, у тебя – оператора. Спешить никуда не будем. Если хочешь, будем заезжать в каждый город, чтобы пробовать местное пиво. А?

Симон пожал плечами, не понимая, в шутку то было сказано или всерьёз.

– А…

– Да, Симон.

– Нет, ничего. Вчера приходила сотрудница…

– Ева?

– Кажется.

– Сегодня ночью она вылетела в Нью-Йорк. Знаешь, в курс дела будешь входить постепенно, потому что информации много, но наваливать её одним разом нерационально. То же касается и управления мухой. Всё опробуем на месте. У нас много времени.

– Но есть ли хоть какая-то документация?

– А знаешь, она не нужна. Там так – либо понятно всё, либо ничего. Одно из двух. Твой случай – первый. Поэтому едем без подготовки, а если нужно будет остановиться – в любом месте.

– Для чего?

– Гм. Например, для релакса?

– А…

720 километров и где-то слева по трассе – Санкт-Галлен. Симон знал, что там есть футбольный клуб, а потому можно было сменить тему. Но так как трасса проходила мимо, на подъезде к Рисбюргу Симон решил рассказать историю, которая никогда не была написана. В целом хороший был парень Отто. В таких делах в цене то, каковы правила и как они соблюдаются. Например, кто-то работает с душой, а кто-то – просто механически выполняет инструкции, но всё же человеческий фактор на первом месте. Если человек лёгок на подъём, охотно беседует, умело обходит трудности общения и при этом не выглядит напыщенным профессионалом, то дело практически решено. Непринуждённый стиль работы зачастую очень продуктивен.

Возникал вопрос: чем занимается компания? Так как этого Симону никто не объяснял, он быстро сообразил, что дело довольно мутное. А раз платят много и охотно, значит, нужно вести себя как парус. Подуло вправо – плывём вправо. Подуло влево – плывём влево. Но уж какой-нибудь более дотошный человек тут же начал бы разбираться в деталях контракта и наверняка получил бы ответ, что деньги решают всё. Хотите поискать более доходную работу? Ищите, ищите.

Симон никаких планов не строил. Но подумал, что неплохо бы купить хорошую гитару и вспомнить, как играть, а может, и немного поэкспериментировать. Жизнь, отложенная на потом, вдруг стала подавать сигналы. И они уже ехали – физически он, Отто, и, быть может, на заднем сиденье – Эгрегор нового бытия.

Симон вдруг понял, что ему о себе ровным счётом нечего рассказывать. Все последние десять лет он лишь жил в своём компьютере, хотя, если посчитать написанные им книги, их было достаточно много. Одна книга – одна жизнь. Да, Отто ещё любил нырять с аквалангом, он регулярно ездил на побережье. На подъезде к Байройту он заявил:

– Знаешь, люблю акул, – Симон хмыкнул.

– Конечно, с ними надо уметь ладить. Все считают, что белая акула – очень злая, но это не так. Знаешь, не все собаки понимают, когда им машут рукой. А это акула.

– Акула. Ага.

Потом Отто вспомнил своё:

– У меня была собака, у которой были такие острые зубы, что она постоянно что-то грызла на радостях. Зубы такие острые, как, наверное, у акулы. Она постоянно хватала меня за штаны, чтобы поиграть, и мне постоянно нужно было покупать новые брюки. Однажды я её сильно пнул, потому что она тащила меня. Она завизжала, обиделась и некоторое время не кусалась. Но стоило её один раз погладить, как она снова стала радоваться и кусаться. Потом мне пришлось отвезти её к брату, потому что надо было ехать по делам, ехать надолго…

– У меня с собой музыка на флешке, – сказал Симон.

– Давай слушать.

– Ты слушал венгерские группы?

Отто усмехнулся – видимо, пытался вспомнить.

– Ладно, – проговорил Симон, – Skorpió. Ты – немец, откуда тебе знать. Хотя ты, наверное, ещё застал ГДР, раз ты жил в Берлине, а эту группу тогда могли показывать по телевизору. Альбом 'A Rohanás' был признан лучшим венгерским альбомом 1974 года. Его и послушаем. Тут барабан – просто отпад, не факт, что Майк Портной так стучит. Я бы не сказал, чтобы так уж я слушал Skorpió, потому что у нас популярнее были Scorpions, но с годами стала появляться какая-то ностальгия. Знаешь, у нас тоже постоянно были какие-то планы. С одним парнем мы играли на пару в одном проекте, затем накладывали компьютер, и было интересно. А потом к нему убежала Анаска, и, конечно, я винил её. Но, наверное, надо было просто его поймать и хорошенько избить. Они оба виноваты, но двадцать лет прошло, она с ним была недолго. Позже был другой, третий, в общем, тут и виноватого не найдёшь. Потом я ещё поиграл в одной гаражной банде и снова женился, больше уже не играл.

– Неплохая музыка, – прокомментировал Отто, – много ионики. Весело поют, только непонятно, о чём.

«Едем надолго», – подумал Симон. Судя по всему, у Отто нет семьи. Впрочем, зачем ему это знать? Ведь у него тоже её нет, и он давно с этим свыкся. Он ждал свистка судьи, который должен был возвестить начало нового тайма. И ещё сто раз можно было прогнать это в своей голове, будто новый тайм уже наступил. Все контракты от Педро были в силе. И после перекуса в придорожном кафе с большой порцией особенно чёрного кофе, Симон перебрался на заднее сиденье, чтобы поработать с текстом.

– Лорин сказала, что собирается начать читать «Однажды в Лондоне», – сказал Отто.

– Когда это она сказала?

– Написала в мессенджере.

– О. Представляю.

– Как ты собираешься сочинять?

– Буду говорить в микрофон, а распознаватель речи преобразует это в текст. Ты спросишь: «Когда я всё это брошу?» Нет, я доработаю несколько текстов, а новые, возможно, не буду брать. А может, и буду. Тогда придётся работать внеурочно. Ты же знаешь, у меня есть график. Если бы ты мне сказал: «Послушай, Симон, нельзя заниматься этим в рабочее время», я бы тебя послушал. Но никто не возражает.

– Мне наоборот интересно. По сути, живая авторская аудиокнига. А фантастику не сочиняешь?

– Не было заказов. Я сам спрашивал, даже предлагал сюжеты. Педро говорил, мол, кому нужны эти фантастические истории. Не то чтобы это не нужно, просто он в принципе с этим не работает. Знаешь, если задаться целью, туда можно попасть. Но мне надоело работать литературным негром, потому что я уже исчерпал здесь всё, что можно было.

– Начни сейчас.

– Допустим… Отто сидел за управлением звездолёта.

– Ну.

– У тебя есть идеи? За рулём чего ты находился?

– Батискаф.

– Хорошо. Миссия поиска звёздных ворот в Марианской впадине.

Магдебург. Симон вдруг подумал, что это – город котов, и котов не простых, а летающих. Да, его творческое Эго было способно нарисовать любую картину, и виной тому были высокие шпили Магдебургского собора. Если бы человек и кот летали вместе, на пару, то здесь бы они прежде всего сели на шпиль, ночью. Но если бы они сели туда днём, то простые люди не могли бы их видеть, потому что это особенная форма полёта. Но если кот Том сбежал, и сбежал именно потому, что хотел летать, то тут могли быть самые разные соображения. Например, он встретил большую стаю летающих кошек, и они подались в сторону Хельмбрехтса. Может быть, его союзником был человек? Всё это предстояло узнать. Но, следуя своему привычному правилу, Симон включил ноутбук, чтобы написать несколько страниц. Когда к нему в номер вошёл Отто, он пояснил:

– Сочинительство – это не просто трата времени, разминка для мозга. Мысль становится тёплой. Это всё равно, что подогрев двигателя. Или, скажем, точно так же оперный певец распевается перед выступлением.

– О, я понимаю, – ответил Отто. – Когда начнёшь?

– Через час. Ближе к вечеру мысль меняет контуры.

– О, ты в этом разбираешься, вижу. Я пойду поброжу по городу.

– Но ты же в курсе, как это работает?

– Я пробовал, но на мне не работает. У системы жуткая избирательность, которую сложно определить. Или да, или нет. Если нет, то можно даже и не пытаться, это уже проверено. Да, не думай, что я не пытался – никакого эффекта. Возьму зеркальный фотоаппарат, поищу красивые виды.

Симон открыл коробочку, и вот – она была перед ним, Кокора. Он до сих пор не знал, живое ли это существо или необыкновенное электронное устройство. Минуты три Кокора послушно сидела в своём домике, потом выпрыгнула наружу, забралась Симону на руку и пригрелась там. Он поднёс руку к лицу.

– Идём искать кота? – спросил он.

Было непонятно, понимает ли насекомое его или нет. Но, когда Симон надел шлем, ему вдруг привиделась странная сцена: он стоит в комнате, но комната эта не такая уж и большая, она специально сделана по размерам самой Кокоры. И вот он стоит перед зеркалом, а сам он – тоже муха. Хотя муха довольно странная, так сразу и не скажешь, в чём же дело. Да, на нём синий костюмчик, штаны полосатые, туфли коричневые – словом, совершенно сказочный вид. Может быть, это муха-менеджер или чиновник низшего звена? Нет, уж точно никакой не директор. Хотя, впрочем, был и портфель, куда он влез, и, о чудо, вынул удостоверение личности.

Паспорт

Симон Кокора

Абсолютное время рождения – 344456235130

Место рождения – Табаско, номер ведра – 167

– Н-да, – проговорил Симон, глядя на фотографию мухи в паспорте, – номер ведра.

В портфеле были ещё кое-какие документы. Альбом!

Family Album

SSA

Kokora family

Нельзя сказать, чтобы так уж Симон и вдохновился. Но дело было в специфическом восприятии реальности: с одной стороны, он понимал, что надел шлем на голову, с другой – уровень абстракции был достаточно сильным, и мысли контролю не поддавались. Альбом листал он несколько бегло, обратив внимание на род некоего Франца Кокоры-Джуниора. Да, мух тут было сколько угодно.

– А вот я! – сказал он и глянул на себя в зеркало.

Ещё некоторое время он стоял перед зеркалом, красуясь. Эх, как джентльмен. Должно быть, все дамы обращают на него внимание.

А вот картина на стене. О, город мух! Художник выразил всё самым необыкновенным способом. Книжечки! Симон Кокора подошёл к полке, взял одну из них и прочитал:

Мушидзе Вахнанг

«За пирожками»

– За пирожками, – пробормотал он, – прелестно. Интересно, а какие же там пирожки?

Ему вдруг представился невероятный мир пирожков. Сахар? О нет, целая полка была отдана авторам, которые в той или иной степени писали про сахар, и это было невозможно вынести.

Дон Флай

«Никому не отдам сахарок»

– Ишь, единоличник, – сказал Симон.

Выглянув в окно, он был поражён мультипликационной красотой города.

– Это лучшее, что я видел в жизни! – воскликнул он. – Я не хочу назад! Здесь так красиво! Что это за город? Магдебург? Нет, такого города не существует.

Тут он догадался:

– Это Синее Стекло. Город Мух! Здесь всегда много сладкого, много вина, много встреч! Здесь нет пауков! Солнце, что висит над городом, носит солнцезащитные очки и улыбается! И незачем выходить через дверь!

Открыв окно, он высунулся. Город казался пустым, но где-то там, далеко впереди, намечалось какое-то движение. Он открыл книгу Дона Флая и прочитал:

– Вместе с Сахаром

Мы идём в прекрасную даль.

Сахар мой друг,

Сахар мой брат.

– Постой, ты тут на миссии, – проговорил Симон, – мы ищем кота Тома. Но как же его найти? Куда лететь, если передо мной – вымышленный город? Не совершай ошибок, Симон. Гонорар не меняется от того, найдёшь ты кота или нет. Но что, если хитрая Лорин способна просмотреть записи происходящего? Нет, речь об этом не шла.

Лорин. Он попытался сосредоточиться на этом вопросе. Возможно, она проводит экс-модуляции своей груди, чтобы чем-то удивить людей. Она слишком хороша, и в ней определённо есть какая-то червоточина.

Он принялся копаться в шкафу. Да, всё это выглядело слишком реально, чтобы не верить в происходящее. Каковы взаимоотношения мух? Впрочем, в наше время существует виртуальная реальность, и всё можно списать на неё. А вот Дон Флай пишет: «Джон Сахар был предателем. Новичок не может распознать, в чём подвох. Все кажутся ему друзьями, но, так как первое задание обычно самое простое, то всё проходит гладко. Так в любом деле. Очень долго всё может идти хорошо. Рано или поздно, тебе начинает казаться, что ты – корифей, но это не так. Ты всё ещё не мастер, а Джон Сахар может быть рядом с тобой, но как ты его распознаешь?»

Абсурд.

Симон отправил книгу на полку. Что же? Куда идти? Деньги, деньги. Есть ли деньги в Синем Стекле?

Он принялся осматривать комнату, но вещей тут было довольно много, чтобы справиться с этим за один раз. Он открыл дверь, вышел в коридор, миновал его, вошёл в фойе – видимо, он был в отеле. Да, где же ещё, как не в отеле?

За стойкой регистрации сидела муха в синей униформе.

– Здравствуйте, Кокора, – проговорила она почтительным тоном, – как ваши дела?

– Хорошо, – ответил Симон.

– Когда вы собираетесь выезжать?

– Я пока не думал, а что? Как погода в Синем Стекле?

– В Синем Стекле всегда хорошая погода. Но в Большой Бутылке льёт дождь. Если вы соберётесь ехать туда, то вам понадобится зонтик.

– Вы хотите посоветовать мне зонтик?

– Не знаю. Кстати, меня зовут Мамед. Мне здесь нравится.

– Возможно, вы мне всё же что-то посоветуете?

– Вы о маршрутах? Самый дешёвый тур – в Гросс. Остальные дороже. Но, может быть, вы хотите сделать звонок?

– Звонок!

Только теперь Симон задумался: «Звонить нужно по стационарному телефону, и это что-то значит!» А таковой телефон тут имелся – это был большой красный аппарат с дисковым номеронабирателем. Однако нужно знать, куда звонить. Может быть, позвонить на собственный мобильный телефон и узнать, возможно ли это? Пройдёт ли такой звонок?

Ему стало ясно, что сразу же вспомнить свой номер он не может, а потому, он стал прикидывать вещи в уме. Тем временем Мамед что-то говорил, и, наконец, Симон понял, что разговор ведётся с ним.

– У вас есть какие-нибудь интересные устройства?

– У меня нет никаких устройств, – ответил Симон, – но разве вы меня знаете?

– Конечно. Вы – Симон Кокора, наш постоялец. Кто же не знает такого весёлого господина?

– А вы тут, видимо, давно работаете и всех знаете?

– О, я знаю многих, – отвечал Мамед, – я очень люблю свою работу. Какие только знаменитости тут не останавливаются. Вот недавно тут была сама сороконожка Дональдсон. Вам-то что, у вас две туфли, только перчаток много, а там – столько пар обуви. А если хоть одна потеряется? Так вот, потеряли правую двадцать вторую туфлю, только тут оказалось, что один из обувных чемоданов перепутан. Ох, какой был шум. Целый день мы искали этот чемодан, звонили в разные организации и, в конце концов, нашли. Но это ещё что, когда у нас останавливаются звёзды эстрады, да ещё и под фестиваль «Солнечный джем», тут тихо не бывает. У меня тут и автографов знаете сколько? Меня мой сосед, Али, иногда просит, чтобы я и ему что-нибудь взял. Муха Це-Це Ибрагим Йонсон вот как расписывается.

Перед глазами Симона была визитка. Что же. Надо звонить. Набирая номер, он отметил, что, хотя и рука (лапа) у него мушиная, всё же есть маленькая ладошка, а значит, он – необычная муха. Номеронабиратель издавал очень весёлый звук.

Тззз. Это Кокора.

– Алло.

– Извините, это Кокора.

– Ко-ко-ра. Как смешно.

– Да. Я бы хотел узнать про кота.

– Про какого кота?

– Кот Том.

– Том. Я думал, вас интересует кто-то другой.

– Нет. Мне нужен именно Том.

– Том. Том. Да, а зачем он вам нужен?

– Я хотел бы посидеть у него на голове.

– Ко-ко-ра. Очень весело. Но что же вам мешает?

– Я не знаю, где он.

– На Гутенбергштрассе. Где же ещё ему быть?

– Но где именно?

– Семнадцатый номер. Но вы должны спросить того негодяя, который закрыл вход в подвал.

– Я обязательно передам.

– Ко-ко-ра.

– Да. Но я даже не спросил, как вас зовут.

– Артур. Но почему вы спрашиваете?

– Просто интересно.

– Тогда до встречи, Ко-ко-ра.

Симон положил трубку и улыбнулся, но, как ему показалось, улыбка у него вовсе не получилась. И правда, разве у мухи вообще есть лицо?

– Я бы задал вам много вопросов, Мамед, – сказал Симон, – очень много вопросов, но мне надо идти. Вам ведь нравится тут работать.

– Не думал, не думал. Однако, до свидания.

Добравшись до своего номера, Симон вдруг понял, что не может попасть в двери – он был больше их. Он тяжело задышал, понимая, что происходит что-то из ряда вон выходящее: он стремительно увеличивается в размерах, коридор уже не может вместить его, и сейчас произойдёт нечто жуткое. Код выхода!

Он потянул руки к своим фасеточным глазам, боясь, что в следующее мгновение он уже не сумеет это сделать, так как его попросту зажмёт в тесноте помещения. В его голове полетели отрывистые фразы:

Синее Стекло.

Джон Сахар.

Гросс.

Большая Бутылка.

Родриго. Белый негр.

Он набрал код, играя отдельными сегментами своих глаз, и понял, что на его лбу появилась испарина. Снял шлем, взял ручку, листок бумаги и записал:

Гутенбергштрассе, 17

Для того чтобы разум работал полноценно, то есть все его цилиндры отрабатывали в такт, необходимо тепло. А тепло это выделяется при правильной работе отдельных сегментов ума. Ум – это не мозг, потому что мозг – лишь аппаратная часть. Нельзя приписать свойства разума процессору, потому что он всего лишь устройство, но и не стоит сравнивать одно с другим. Но почему-то сюда часто добавляют что-то сверхъестественное. Вопрос о существовании Бога до сих пор остаётся открытым.

– Но Бог Мух наверняка есть, – пробормотал Симон. – Интересно, что насчёт пауков и лягушек? Тонкие злые сенокосцы. В мушиных городах жизнь должна быть свободной, непринуждённой, без всякой опасности.

Вскоре он открыл фейсбук и увидел сообщение от Ирены:

– Представь, меня взяли! Теперь я – сценарист в кинокомпании. Я встретила одного человека, и теперь Виктор ревнует меня к нему. Пусть ревнует. Нет, у меня нет ничего дурного в голове. Там много не платят. Всего лишь пять тысяч долларов за серию.

– Может, пятьдесят? – написал он.

– Нет, пять.

– Родриго. Н-да.

– Чего?

– Просто так пишу.

– Ладно. Ладно. Мне некогда.

Симон закурил сигарету и подумал: «Завтра она забудет, что была сценаристкой. Может быть, ей правда нужна психиатрическая клиника? Он набрал номер Отто.

– Отто, это Симон. Запиши адрес.

– Пишу. Это точно?

– Да. Но надо проверять подвал. Наверное, тебе надо сообщить кому следует, что ты ищешь кота.

– Я просто сообщу хозяину. У нас нет такого договора, чтобы я его ещё и вызволял. Достаточно сообщить о том, где он находится. Дождёмся результатов и едем в Прагу.

– У нас там дела?

– Пока нет. В Праге можно задержаться, пока не получим новое задание.

Создавая новую статью для колонки «Откровения литературного негра», Симон писал:

«Хотя все мы понимаем, что жизнь не состоит из переплетения транспортных сетей и постоянных перемещений, писателю всё же нужно расширять кругозор. О, тут много вопросов, и мы начнём с темы количества. Вы наверняка скажете, что классики писали не так уж много. Сколько романов написал Хемингуэй? Ведь он не работал на количество, а моя концепция подразумевает постоянный забег на скорость. Действительно, я бы охотно принял участие в чемпионате по количеству написанных работ и был бы рад, если бы все мои работы, отданные другим в том числе, прошли подсчёт и были выставлены для оценки.

Количество!

Давайте представим себя на месте Жоржа Сименона и просто посчитаем, сколько романов в год надо штамповать, чтобы написать 425 книг. Предположим, ваша творческая жизнь равна 60 годам. Берём микрокалькулятор, делаем подсчёт. Получаем 7.08 романа в год. Страшная ли это цифра? Я не вижу в ней ничего демонического, потому что семь романов в год – посильное количество. Однако человеческое естество, хотя по своей сути и крепче железа, тоже способно ржаветь.

Александр Дюма. Если мы берём за основу творческий период в 40 лет, то у нас получается ещё более весёлая цифра. 675 делим на 40, получаем 16.875 романа в год. Цифра заслуживает большого уважения. Не забывайте, мы оцениваем писателей по количеству, и со своей стороны я скажу, что 16.8 романа в год – это слишком много. Однако какую мозолистую руку нужно иметь, чтобы столько писать? Учтите, компьютера тогда не было. Скорость письма на бумаге, да ещё без шариковой ручки, гораздо ниже той, с которой мы печатаем на клавиатуре. Пишущая машинка? О, это слишком. Моя первая книга была написана именно так. Машинка – это ещё то испытание для пальцев. Два указательных пальца, ребята, две руки потенциального победителя ярмарки тщеславия, и в ответ – парализующая тишина».

Симон остановился. Набросок назывался «Под облаками». Наверное, надо было говорить об этом именно так, потому что данное произведение лежало в столе безо всяких надежд на инкарнацию. Зато, быть может, с шансом на реинкарнацию. Наверняка рукопись надо было править, хотя он уже это делал. Правка 1996 года, правка 2010 года, и, наконец, та финальная правка, после которой он забросил текст в папку «Старое» и больше к нему не возвращался. Да, именно первая версия была напечатана на машинке, и машинка та давно сломалась, но кто этот роман читал? Лидия? Да, кроме Лидии, наверное, Нора. Непонятно даже, был ли третий читатель?

Симон продолжал:

«Шестнадцать романов может написать только сумасшедший, здесь нужны какие-то специальные препараты. Но внимание – Корин Тельядо. Писательница прожила 81 год, и возможно она начинала писать ещё в детстве, потому что число её работ запредельно. Писала ли она сама? Я думаю, что да. Будем считать, что женщина писала на протяжении 70 лет. Итак, считаем. 4000 делим на 70, получаем 57 романов в год. 57 делим на 12, получаем 4.75 романа в месяц. 1.18 романа в неделю! Вот это рекорд.

Я хотел вообразить себе непризнанного гения бульварщины, но, думаю, превзойти плодовитость Корин Тельядо невозможно.

Маргарет Митчелл за всю жизнь написала всего один роман. Зато какой! Её "Унесённые ветром" стали классикой мировой литературы. Но это, скорее, исключение».

Вызов. Отто.

– Алло.

– Лорин хотела узнать, как у тебя дела. Что ей ответить?

– Она хочет знать, чем я занимаюсь? Послушай, Отто, почему она не позвонит сама?

– У нас с ней долгие отношения.

– Понятно. Пишу статьи. Потом буду писать тексты. Потом выйду погулять. Я был в Праге двадцать лет назад, мы поехали вчетвером, с Алидой я ещё даже не встречался, мы поехали просто так. Хочу посмотреть, как тут всё изменилось, хочу походить по нашим местам и посмотреть, какие сохранились кафе. Пока же я пишу статью.

– О чём?

– О графомании. О самых плодовитых писателях.

– Филипп Паркер?

– Кто это?

– Не слышал? Этот парень написал 85 тысяч книг.

– Отто…

– Это программист. За него пишет программа.

– Ты читал что-нибудь?

– Нет.

Наверное, Отто ожидал, что Симон расскажет ему подробности его пребывания в абстрактном мире электронного (или, может, какого-то ещё) гаджета Кокора. Но Симон был готов делать что угодно, но только не это. На секунду он представил кровать, а в ней – Лорин, усмехнулся и вернулся к ответам на письма. Складывалось впечатление, что его персональной реальностью кто-то управлял, и теперь этот кто-то из злодея перековался в добродетеля. Иначе чем объяснить такое число комментариев на сайте Атиллы? А ведь были ещё и письма, и Симон с удовольствием облизнулся. Что, жизнь решила поднять лапки и сдаться?

Он включил скайп. Перед ним появилось лицо белокурой девушки лет тридцати.

– Привет, – она помахала рукой и широко, энергично улыбнулась.

– Привет.

– Значит, вы тот самый литературный негр? Это так забавно.

– Мария?

– Да. Мария. Читаю вас с большим интересом.

– Наверное, вы думали, что я моложе.

– Нет, я примерно так себе вас и представляла. Как дела?

– О, вы меня очаровываете.

– Ой.

– Правда, вы словно светитесь.

– Ой.

– Послушайте, Мария… Да, как у вас дела? Вы из Венгрии?

– Да. Я из маленького городка.

– Не хотите, чтобы я знал?

– Нет. Нет, я не стесняюсь, я из Хевиза.

– Помню, я там проезжал, когда работал торговым агентом.

– Я пишу стихи.

– О, давайте читать ваши стихи.

Havelská Koruna. Дешёвое кафе, где воспоминания напоминают духов пива – родились они в пене, вышли из пены, кружатся над головами, полные соблазняющих голосов. Как Симон ни заставлял себя, ни одна струна не заиграла правильную мелодию, и воспоминания остались лишь каменными истуканами. Золтан тогда был с Сарикой. Сарика – человек-эксперимент. Недавно она написала ему в WhatsApp, что читала его роман и очень его любит. И, если бы у него были деньги…

– Сарика – женщина-мыло, – проговорил он. – Таких миллионы. Биомасса. Биоматериалы. Если бы у меня были деньги… Сейчас у меня есть деньги, за одну операцию с котом я заработал как за полгода работы литературным негром. Сарика. Золтан. С детства я был другом Золтана, но теперь мы не друзья. Всё дело в том, что Золтан – нарцисс. Эта его идея любви к себе порождает абсолютно ложный импульс лёгкого и податливого человека. На деле же Золтан так сильно был увлечён любовью к себе, что главной для него была похвала. При этом Золтану было безразлично, кто его хвалит – лишь бы хвалили. И ради похвалы он всегда был готов на любые поступки, пусть и дурные. Он тщательно их вуалировал постоянными разговорами о добре и о том, что надо искать доброту в людях. То есть надо постоянно искать того, кто бы его хвалил, в этом и будет доброта.

Сарика… Таких Сарик очень много. Золтан всегда был человеком-разговором. Ещё его можно назвать человеком-ковшом. В ковш эти налиты чувства, Золтан не знает, куда их вылить, и вот он находит свободные уши. Он медленно выливает содержимое этого ковша тебе на голову. Но хуже всего его тщеславие. Оно строилось исключительно на чужом восхищении. Человек, который хвалит Золтана, тут же становится в его глазах очень хорошим. Потенциал Золтана невелик, потому он ищет людей попроще, для которых он выглядит едва ли не гением, но на деле всё куда проще. Одно время он работал у брата в компании, в Штутгарте, и тот составил ему невероятную рекомендацию. Так, Золтан три года возглавлял филиал немецкой фирмы по продаже запчастей в Будапеште. В момент Золтан изменился. Он рассказывал друзьям, что Симон – никчёмный человек, некогда претендовавший на многое и не желавший признать уникального его, Золтана. Да, давно всё это было. Золтан уже давно работает обычным менеджером, а брат его работает слесарем. Он уже и забыл, что было когда-то, но прошлого не вернуть.

Симон медленно пил пиво и размышлял. Да, он попал в необыкновенную историю. Да, никто из тех людей, которых он знал, ничего подобного не переживал.

Любовь к чему-то эфемерному, чему-то, что ещё не произошло.

Можно снова сказать: «Это будет завтра». Но он уже не так молод, как прежде, а значит, действовать надо прямо сейчас. Но раньше он много раз обжигался, и пример Норы – худший тому пример. А ведь Нора наверняка обладает каким-то вампиризмом, потому что выбросить её из головы не получается. Это называется принуждением к любви. Что она такого сделала?

Симон покинул кафе. Проходя по улице, он делал фотографии на смартфон, среди которых были и селфи.

Мария – хорошая девушка из скайпа. Всю прошлую жизнь он потратил на отношения с первой, кто приходила развеять его скуку, но больше этого не будет. Он усмехнулся. Каковы возможности Кокоры? Чёрт побери, нужно тренироваться. Но Отто сказал, что надо дождаться, когда придёт план тренировок. А он ещё не готов, потому что этим занимается разработчик. Что ж там за разработчик такой? Если начать спрашивать, может создать какие-то неудобства, а потому самый лучший вариант – пустить всё на самотёк и заниматься своими делами.

Несколько дней прошли в том же вялом ритме. Отто навещал Симона раз в день и каждый раз заставал его за работой над текстами.

– Следующее задание будет очень денежным, – сказал он торжественно. – Могут ли в твоём деле помочь деньги?

– Ты имеешь в виду достижение писательской славы? Деньги – лишь один из методов, – ответил Симон.

– Ты мне не дал ничего почитать. Вернее, показывал только свои заказные работы. Ты обещал то, что считаешь настоящим.

– Сейчас. Я тебе дам флешку. Там – все мои романы. Можешь читать, сколько тебе влезет.

– У тебя есть произведения про шпионов?

– Вряд ли. Нет, кое-где есть элементы шпионажа, но это связано с личными отношениями. Боевиков у меня тоже нет.

– Давай ты напишешь.

– Боевик?

– Не знаю. Что-нибудь остросюжетное.

– Мне нужно дописывать текущие заказы.

– Ладно. Но, если надумаешь, скажи. Может быть, я расскажу тебе что-нибудь интересное. Ты же собирался закрыть все хвосты и писать только для себя. А?

– Идёт, Отто.

Прага – место спячки. Симон открыл коробочку и посмотрел на Кокору. Инструкция запрещала ему использовать муху чаще положенного времени. Однако ничего не было сказано о пассивном режиме, когда Кокора – в коробочке, а ты – здесь.

– Сколько мы тут будем находиться?

Он пытался думать о Лорин, надеясь взбудоражить себя её образами, но у него ничего не получалось. В душе она оставалась существом без флюидов. На следующий день, размечтавшись, он составил план: уже в этом году выпустить роман «Под облаками». Удивительное дело, роман «Пыль моего сердца», выходивший под его именем, Симон Патаки, так и остался нераскрученным. Не то издательство? Лидия написала не менее десятка рецензий, какие-то даже были опубликованы в крупных журналах. Рецензии не сделали никакой погоды. Атилла написал довольно много материалов о нём.

Снова Золтан.

– Ах, я, конечно, понимаю, я понимаю, но мне так интересны простые люди…

– Которые хвалят, – хмыкнул Симон и надел шлем. – Иди вон из моей головы. Иди, Золтан, мы давно живём в параллельных мирах.

Золтан периодически всплывал в памяти в ауре раздражения. Они были друзьями много лет, пока Симон не решил, что больше не будет терпеть его пряное двуличие. Стоило ли думать об этом теперь?

Увидев город сверху, он не сразу осознал, был ли это тот же самый город. Очевидно, нужно было принять во внимание иллюзорное состояние, в плен которого попадал мозг, подключаясь к электронному контуру системы. Глаза – сенсоры для подачи команд. Но разве нельзя снять шлем и попросту прекратить сеанс? Главное – выйти из образа, но сидя на крыше и глядя на мир других крыш, трудно сообразить, где находится его человеческое Я.

Он всматривался вдаль. Разве может быть что-то красивее, чем крыши? Где европейская старина смещена в какую-то акварельную сторону, и вдохновенный воздух, сгущаясь к горизонту, сам говорит тебе о каких-то непонятных вещах.

Поэзия?

Мысль показалась собственной, однако, повернувшись, он увидел муху, одетую по некой, возможно, последней моде. Колготочки полосатые. Юбочка красная. Курточка разноцветная. А ещё – большая шляпа на голове.

– Вы это сказали? – спросил Симон.

– О, вы это имели в виду? Нет, я просто летаю. Но что у вас на уме?

– Я наслаждаюсь.

– Как вас зовут? Меня – Медузка.

– Очень приятно. Кокора.

– Скажите, Кокора, а вы медовая?

– Не знаю.

– Как можно не знать? Может быть, вы – учитель пения?

– Я… Может быть, я и учитель, но я не знаю, Медузка. Можете мне что-нибудь рассказать?

– О, вы хотите, чтобы я вам рассказала? А что именно?

– А всё, что хотите.

– О, я поняла. Вы, наверное, путешественник. Это так?

– В каком-то смысле, – сказал Симон, – я люблю слушать.

– Вы, наверное, хотите попасть в Зортекс?

– Может быть. Но я не знаю, что такое Зортекс. Если бы вы мне рассказали, что это такое, то я, возможно, устремился бы туда.

– Зортекс – это хорошо.

– Да, Медузка, вижу по вашему настроению, вам это нравится.

– А где вы были?

– А, так. Был я во многих местах. Если задуматься, то я точно не помню, где же я был, но я точно был. Просто знаю, что мест очень, очень много. Но я не спешу этим хвалиться, потому что может оказаться, что вы, Медузка, видели ещё больше мест. Зортекс. Там, наверное, много вкусного?

На этом картина погасла, и, снимая шлем, Симон не мог понять, где был сбой.

– Как твои тренировки? – спросил Отто.

– Почему-то никто не спрашивает меня об этом, – ответил Симон. – Я уж подумал, что должен перед кем-то отчитываться. Ещё надеялся, что мне расскажут о какой-то великой миссии. Но пока я как будто сам по себе. Да, у меня прекрасный, на мой взгляд, контакт. Но, может быть, что-то идёт не так?

– Гм. Я на себе это не пробовал. Нет, вру, я надевал шлем, передо мной был обычный интерфейс, но больше ничего. Ты можешь рассказать, если считаешь, что я должен знать об этом. Если нет, то не рассказывай.

– Всё выглядит очень сказочно.

Отто пожал плечами.

– Возможно, одно из заданий будет крайне экзотическим, но пока не было команды.

– Значит, мы будем долго находиться в Праге?

– Насколько я знаю, тебе нравится в Праге. Мы можем покататься по округе. Возможно, тебе нужна женщина.

– Да, наверное.

– Могу помочь. Я в Праге хорошо ориентируюсь.

– Я подумаю.

– Сразу скажу: если ты решил, что мы будем находиться тут целую вечность, то зря. Простой может длиться до двух месяцев.

– Мы всегда должны быть в Праге?

– На данный момент. Но если мы поедем в Африку, это будет серьёзное дело, и очень большие деньги. Если тебе нужны деньги, скажи. – Он задумался. – Ты слышал об острове Мигинго?

– Да. Это ужасное место. Неужели там можно действовать?

– Высадка на этот остров не планируется. Рядом есть остров Усинго, на котором живёт злой дух. Но провести операцию мы можем лишь в том случае, если туда отправится голландская экспедиция парапсихологов. Тогда нас включат в состав, и мы отправимся туда. Но пока нет договорённости. Но то, что это скоро произойдёт, уже решено. Пока ты можешь продолжить тренировки.

– Но никто не говорил мне тренироваться.

– Странно. Я думал, Лорин говорила тебе. Может, ты забыл? Впрочем, это неважно, Симон, потому что ты постоянно занят своими текстами, и, мне кажется, они для тебя важнее всего. Но не забывай, я предложу тебе сюжет боевика.

– Замётано. А можно узнать про Мигинго?

– А, это ещё не точно. Если честно, я этим вопросом пока не занимался, но мне сказали, что там всё серьёзно и не до сомнений. На самом Мигинго делать, по сути, нечего, но и это не точно. А для чего нужен злой дух Усинго, я не знаю. Я примерно понимаю, но не знаю технологии. Это уже вопрос разработчиков. Я даже могу предположить, что они хотят этот дух изловить, чтобы использовать для создания какого-то нового гаджета. Но это надо спрашивать у них. Лично я таких тонкостей не знаю. Тут есть связь с духами. А почему муха? Это очень удобно: маленькое насекомое, не привлекает внимания, если, конечно, никого не доставать – не садиться на нос и всё такое. Сейчас кругом используются препараты против мух, поэтому никто не обращает внимания. Ползающие насекомые не подходят, у них маленькая скорость перемещения.

Осень.

«Осень в Праге», – написал он.

Первой девушкой, с которой познакомил его Отто, была Нада. Большим плюсом было то, что она ни на что не претендовала и просто спасалась от скуки. Когда Отто устроил вечеринку в кафе, Симон был передан в руки Бланки. Куда делась Нада? Проснувшись в большой и роскошной квартире, Симон ощутил себя королём. Он мог сказать себе:

«Я устал от одежды».

Да, были времена, когда вместе с Анаской, уходя далеко в поля, он бродил там совершенно обнажённый. Это было художественно, картинно, и это был настоящий генератор стихов. Хотя ныне у него не сохранилось к Анаске никаких чувств, он должен был признать, что никого в своей жизни он так не любил. Но теперь он мог сказать: «Перезагрузка состоялась, и он жил совершенно новой жизнью». Думать о славе? О да.

И теперь, когда он добрую половину дня катался в кровати с Надой, он признавал, что, возможно, предыдущая жизнь была подготовкой к этой. Действительно, он лучше всех подходил на эту роль.

– Я на своей волне, – сказал он.

– Отто говорил. Он сказал, что ты занят большими делами.

– Ну, дела так себе.

– Неважно. Мне нравится, что ты расслаблен и ничем не грузишься. Мне больше ничего не надо. Мне с тобой хорошо. Но послезавтра я уезжаю.

– Когда я тебя увижу?

– Через год.

– Ты будешь мне звонить?

– Нет, звонить не нужно.

Осень была дамой в одежде из безразличия к прошлому. Возможно, собравшись отрицать время, она перестаралась, отпуская Симона на волю. Хотя он прекрасно понимал, что свободы не существует. Мир слишком субъективен. Ирена уже забыла о том, что она сценарист, как будто и не было того разговора. Всё это было в её амплуа.

– Зачем я вообще ей пишу? – спросил он себя.

– Старший пошёл в школу, ох, одна сплошная головная боль, – писала она. – Но школа совсем рядом, даже не нужно его туда провожать. Там работает женщина, которая когда-то приехала из Венгрии. И вот, она мне сказала, что сынок ведёт себя, как она выразилась, нестабильно уже с первых дней. Она спросила, чем мы занимались в Венгрии. Представь себе, она решила, что мы – какие-то бандиты в прошлом. Даже внешность Виктора у неё вызывает такие же подозрения, хотя он – научный человек, который вынужден сейчас выполнять такую работу. Я сказала Петару, чтобы он не дрался в школе, дети ему не враги. А Виктор добавил, что, если он будет драться, нас выгонят из Америки. Знаешь, местные продукты мне нравятся. А ещё мне нравятся китайские кафе за десять долларов. Никогда не думала, что смогу так много есть. Можно даже брать с собой алкоголь. Но я решила быть аккуратнее со спиртным, потому что недавно я подралась со своей новой подругой.

Время словно остановилось и напоминало медленный осенний сон. Иногда казалось, что оно идёт не то, что в обратную сторону, но точно не вперёд. На самом деле, пребывание в Праге не имело значения. Тренировки тоже.

– Мы ждём, – объяснял Отто.

Ждать они могли тут сколько угодно. Хотя и утверждалось, что команда может поступить в любой момент, Отто думал иначе. Было очевидным лишь одно: здесь, в Праге, у Отто всё схвачено, и вообще, это какая-то перевалочная база, и операция эта – далеко не первая. Спрашивать что-либо вообще не рекомендовалось, и Симона это устраивало. Собственно, и графика никакого не было, и он мог делать всё, что угодно. Главным условием было – не покидать Прагу. Да, ещё не стоило искать приключений на стороне. Нужны женщины? Сколько угодно. Отто всё организует.

Взобравшись на ту же крышу в образе Кокоры, он ждал встречи с Медузкой. Не было Медузки. Он взлетел и, двигаясь над городом, вдруг осознал, что летит в первый раз – как это было прекрасно! Дома. Крыши. Коридоры. Снова дома. Снова коридоры.

Неожиданный поезд.

– Куда едет этот поезд? – спросил он у комара в униформе.

– Поезд идёт в Хайп.

– Он идёт через Зортекс?

– Вы что? Какой ещё Зортекс?

Симон покопался в карманах и нашёл деньги. Он сел в поезд и наслаждался поездкой. По пути в вендинговом аппарате он купил сладкий сироп, это был специальный сироп для мух. О, великое наслаждение. Он рассуждал:

– В реальности я никуда не еду. Даже если Кокора способна отслеживать объекты в полёте, в данном случае она просто лежит в своей коробочке, а значит, Кокора ни при чём – виной всему именно шлем. Безусловно, это изобретение талантливого мастера, но кто его придумал? Почему Лорин искала оператора обычными средствами? Возможно, она права, и вся соль в том, что оператора и правда трудно найти. Однако я почти ничего не делал, мне много заплатили, и в Праге я как на курорте. Но что же ждёт меня впереди?

Эх, вкусный был сироп, ещё бы найти собеседника. Но кто они все? Модули программы? Демоны его собственного воображения? Ведь он просто находится в вагоне скоростного поезда.

Его собеседником стала блоха, чёрная и весьма нервная.

– Я работаю менеджером по продаже эльфийских пуговиц, – поясняла она. – Вот, у меня полный чемодан, но это образцы. Не подумайте, я не продаю их вот так, как дешёвые коммивояжёры. Я приезжаю в офис и показываю продукцию, тут собраны пуговицы 28 фирм, а ещё у меня с собой много сувениров. Если мне нравится потенциальный клиент, я делаю ему подарок. А если не нравится, тоже делаю ему подарок, потому что нужно расположить к себе любое насекомое. Для мух у меня много наборов медков. А чем вы торгуете?

– Ничем, – вздохнул Симон.

– Невозможно. Неужели вы вообще не торгуете?

– Нет, увы.

– Никогда не понимала тех, кто не торгует. Чем ещё заниматься в жизни? Я бы посоветовала вам задуматься об этом. Каждый, поймите, каждый способен руководить своей судьбой. Хотя иногда говорят, что судьба неуправляема, и якобы существует даже такая тетрадь, где всё уже заранее записано. Бред это или нет – это каждый должен решить для себя. Если вы не торгуете, значит, вы совершенно не разбираетесь в торговле.

– Я агент Марса, – сказал Симон.

– Марс. Не слышала. Но раз вы агент, значит, вы ищете информацию, а потом передаёте её в центр, и ваш центр называется Марс. Но чем торгуют в Марсе?

– Это секретно.

– О, коммерческая тайна. А вы не так просты. Скажите, как мне к вам обращаться?

– Кокора.

– Ваше имя звучит значимо. Меня зовут Хлоей. Мои предки уже десятое поколение не живут на кошках, и потому мы носим третий титул. Конечно, меня нельзя сравнить с теми, кто двадцатое поколение не живёт на кошках, но всё же, это уже середина. А все, кто живёт в середине, знают праведность денег. Что вы расскажете о себе?

– О, я не люблю рассказывать о себе, – проговорил Симон.

– Да. Вы же агент. Скажите, а далеко этот самый Марс?

– Да, далековато. Бывает так, что нечто находится и близко, и далеко, и это как раз мой случай. Именно поэтому я еду. Я очень мало знаю об этом мире и пытаюсь спросить себя: мир ли это вообще? Может ли быть так, чтобы всё было придумано кем-то? Нет, так точно может быть, потому что я кое-что знаю. Но, если я подойду к кому-нибудь и скажу, что все движения – это просто набор каких-то программ, никто ничего не поймёт. Может быть, и наш мир там – тоже какой-то набор. Подойдёт ко мне на улице человек и скажет: «Всё это лишь иллюзия». Доказать это нельзя, для этого нужно выйти вон. Но как выйти вон?

– А я вам скажу – приобретайте фьючерсы, – сказала блоха Хлоя.

– Фьючерсы?

– Фьючерсы сейчас идут котами. Рыжие коты – рыжие фьючерсы, чёрные – чёрные фьючерсы. В прошлом году фьючерсы шли заказными котами. Всё это – так называемые натуральные фьючерсы. Я вам советую. Я вам очень советую.

– Но что же мне делать с фьючерсами?

– Вы и правда откуда-то оттуда. В нашем обществе действуют современные законы. Каждое уважающее себя насекомое должно иметь свою личную финансовую политику, основанную на принципах эволюции: не думай как раньше, думай по-новому. Нет, я понимаю, что вы… а, с Марса. А почему не из Марса? Ну ладно, вы с Марса, не знаю, как у вас там живут, в Марсе. Знаете, может быть, у вас какие-то странные понятия о мировых трендах. Но, если что, я и не слышала, чтобы кто-то сейчас думал как-то иначе.