Круги Мук

Пролог: Обыденность перед Бездной
Шон открыл глаза, уставившись в потрескавшийся потолок своей съёмной квартиры. Часы на прикроватной тумбочке показывали 8:30 утра – как всегда. Он потянулся, чувствуя лёгкую головную боль от вчерашнего пива – ничего необычного. В 27 лет жизнь казалась ему бесконечной чередой повторяющихся дней: проснуться, кофе, работа в офисе, вечерние тусовки, сон. Квартира в центре города была маленькой, но удобной – стены увешаны постерами любимых групп, пол усыпан одеждой и пустыми бутылками.
«Ещё один день в раю», – пробормотал он себе под нос, глядя в зеркало в ванной. Стройный парень с татуировками на предплечьях – дракон и какие-то абстрактные линии, сделанные в пьяном угаре пару лет назад. Волосы растрёпаны, глаза с лёгкими кругами под ними, но улыбка всё ещё могла зацепить любую девушку в баре.
Он был офисным менеджером в небольшой маркетинговой фирме: звонки клиентам, отчёты, бесконечные встречи. Работа была рутинной, с фиксированным графиком, но Шон ненавидел её. Босс орал за опоздания, коллеги шептались за спиной, а он просто отсиживал часы, мечтая о чём-то большем. Лень была его постоянным спутником – почему напрягаться, если можно сделать минимум? Зарплаты хватало на аренду, еду и выходные. А выходные… они были его отдушиной.
Эмма, его девушка, жила с ним уже год. Она работала в кафе, в ночные смены, чтобы оплачивать свои курсы по фотографии. Шон любил её – по-своему. Она была милой, с каштановыми волосами и мягкой улыбкой, которая заставляла его чувствовать себя дома. Но это не мешало ему изменять.
«Это же не серьёзно», – оправдывался он перед собой.
Мелкие грехи: ложь о «задержках на работе», случайные встречи в барах. Он лгал всем, включая себя, обещая: «Завтра начну новую жизнь, брошу пить, буду верным». Но завтра никогда не наступало.
В тот день всё шло как по маслу. Шон сел в автобус до офиса, открыл ноутбук и уставился на экран с таблицами. Проект для клиента – маркетинговый план – лежал мёртвым грузом. Вместо работы он скроллил соцсети: мемы, видео с котами, фото друзей на вечеринках. «Почему я не там?» – подумал он, чувствуя укол зависти.
Эмма оставила записку на кухонном столе: «Ушла на смену рано. Не жди меня, целую. Э.» Он ухмыльнулся и набрал Сару – девушку, с которой познакомился неделю назад в баре. Она была высокой, с длинными ногами и взглядом, полным обещаний. «Приезжай ко мне, у меня вино и хорошее настроение», – написал он.
Сара приехала через час. Дверь открылась, и они даже не сказали «привет» – сразу перешли к делу. Шон прижал её к стене в коридоре, руки скользнули под блузку, разрывая пуговицы. Она засмеялась, впиваясь ногтями в его спину, пока он целовал её шею, спускаясь ниже. Они перебрались в гостиную, на диван. Секс был грубым, страстным, животным – без лишних слов, только стоны и тяжёлое дыхание. Тела сплетались в поту, запах алкоголя из открытой бутылки вина смешивался с ароматом её духов. Шон двигался ритмично, чувствуя, как напряжение дня уходит, заменяясь эйфорией. Она изгибалась под ним, шепча что-то неразборчивое, пока он не кончил с рыком, падая рядом.
После они лежали, куря сигарету на балконе. Город внизу гудел: машины, люди, огни.
– Это было круто, но у тебя есть девушка, да? Я видела фото в инсте, – сказала Сара.
Шон рассмеялся, выдыхая дым:
– Типа того. Но какая разница? Жизнь коротка.
Внутри он знал, что это неправильно – вина мелькнула, но он отогнал её. Лень и похоть были его цепями, но они казались такими удобными.
Вечером Эмма вернулась рано, но Шон уже ушёл – сказал, что «на встречу с клиентом». На самом деле он ехал на вечеринку к друзьям. Дождь лил как из ведра, трасса была скользкой. Он включил музыку погромче, чтобы заглушить мысли о Саре, Эмме, о своей жизни. «Завтра всё изменю», – подумал он, нажимая на газ.
Фары встречных машин слепили глаза. Вдруг – резкий поворот, визг шин, удар. Мир перевернулся в хаосе металла и стекла. Боль пронзила тело, а потом пришла тьма – густая, обволакивающая.
Смерть пришла быстро, без предупреждения. Но это было только начало настоящего кошмара.
Глава 1: Пробуждение в Пламени
Шон открыл глаза и мир вокруг него был красным. Не тем мягким красным заката, который он иногда видел из окна своей квартиры, а кровавым, пульсирующим, как свежая рана, истекающая густой жидкостью. Его тело лежало на чём-то твёрдом и неровном – земле, усыпанной осколками, которые врезались в кожу, вызывая острую боль. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом серы, горелой плоти и чего-то металлического, как кровь. Он попытался сесть, но голова закружилась, а воспоминания нахлынули волной: дождь на трассе, визг шин, удар.
«Это сон? – подумал он. – Или я в коме?»
Но боль была слишком реальной, слишком острой, чтобы быть иллюзией.
Он моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Вокруг расстилалась бескрайняя пустошь: трещины в земле извергали пар и дым, а небо – если это можно было назвать небом – было низким, чёрным, с проблесками огня, как будто кто-то разжёг костёр над головой. Далёкие крики эхом отдавались в ушах – не человеческие, а что-то звериное, полное отчаяния. Шон потрогал свою руку – кожа была целой, но тело болело, как после серьёзной аварии.
«Я умер? – мелькнула мысль. – Нет, это бред. Я в больнице, под наркозом».
Вдруг из тьмы раздался голос – низкий, рычащий, как скрежет металла по камню:
«Добро пожаловать, червяк».
Шон резко повернулся, и его сердце замерло. Перед ним стояла тварь – огромная, не меньше трёх метров ростом. Её тело покрывала чёрная чешуя, дымящаяся, словно только что из кузни. Рога вились вверх, как корни мёртвого дерева, а глаза горели жёлтым пламенем, как раскалённые угли в костре. В лапах – огромный крюк, с которого капала вязкая слизь, оставляющая шипящие следы на земле.
«Кто… кто ты?» – прохрипел Шон, кашляя от едкого дыма, который забивался в горло, как после дешёвого пойла на вечеринке. Его голос звучал слабо, чуждо.
Тварь оскалилась, показав ряд острых зубов, похожих на ржавые гвозди.
«Я? Раздиратель. Твой новый хозяин, свежая душонка. Шон, верно? Двадцать семь лет, умер как полный идиот – трахался, пил, гнал по мокрой дороге. Классика: похоть, лень и глупость в одном флаконе».
Голос демона эхом отдавался в голове Шона, вызывая тошноту.
Шон попытался отползти назад, но земля под ним осыпалась, и осколки впились глубже.
«Это шутка? Какой-то розыгрыш? Я не умер!»
Но в глубине души он знал – это не сон. Воспоминания о Саре, Эмме, о той ночи вспыхнули ярко: стоны, пот, а потом удар.
«Ад? Это ад?»
Раздиратель рассмеялся – звук был как гром, раскатывающийся по пустоши.
«Угадал, червяк. Добро пожаловать в преисподнюю. Здесь твои грехи станут твоей реальностью».
Не успел Шон ответить, как демон шагнул ближе. Его коготь – длинный, кривой, как серп – вонзился в руку Шона. Боль взорвалась, как молния, ослепляя и оглушая. Шон заорал, чувствуя, как плоть рвётся, мышцы отделяются от кости, а кровь хлещет фонтаном, горячая и липкая. Он увидел свою руку – разорванную, с торчащими белыми осколками костей, – и мир потемнел от шока.
Но рука не отвалилась. Перед глазами Шона кожа начала затягиваться – медленно, мучительно, как будто кто-то шил её грубыми нитками. Мышцы срослись, кровь остановилась, но боль не ушла. Она пульсировала, жила своей жизнью, как вторая кожа.
«Что… что это?» – прошептал Шон, глядя на свою руку в ужасе.
«Видишь? В аду не умирают по-настоящему», – прорычал Раздиратель, отрывая ещё кусок мяса от плеча Шона.
Боль удвоилась, и Шон снова закричал, видя, как его собственные кости блестят на свету, прежде чем новая плоть нарастает поверх.
«Твоё тело – игрушка. Оно регенерирует, чтобы муки длились вечно. За твои грехи: лень на работе, ложь Эмме, похоть с этой Сарой. Всё это привело тебя сюда».
Вокруг начали материализовываться тени – другие фигуры, выходящие из дыма. Одна – женщина с лицом, разъеденным кислотой, шептала:
«Помоги… помоги мне…»
Её тело было сшито из частей разных людей: мужская рука, тонкая, как у ребёнка, нога, покрытая язвами. Она ползла по земле, оставляя след из гноя и слизи. Рядом – мужчина, весь в язвах, корчащийся в агонии, его кожа лопалась, выпуская рои мелких насекомых.
Раздиратель схватил Шона за горло – лапа была горячей, как раскалённое железо, – и поднял его в воздух. Ноги Шона болтались, воздух выдавливался из лёгких.
«Правила просты, червяк. Здесь мучают за грехи. Ты новенький, так что начнём с лёгкого – чтобы ты понял, что такое вечность».
Демон швырнул Шона в яму – глубокую расщелину в земле, где кишели черви: толстые, сегментированные твари с зубами, как пилы, длиной в палец.
Шон упал на дно, и черви сразу набросились. Они впились в кожу, прогрызая путь внутрь – через мышцы, в органы. Он чувствовал, как они жрут печень, лёгкие, сердце, но тело не умирало. Оно регенерировало, давая червям новую пищу. Боль была невыносимой – как тысячи иголок, вращающихся внутри. Время растянулось: минуты казались часами, часы – днями. Шон кричал, царапая стены ямы, но крики тонули в общем хоре ада.
Наконец, он выкарабкался – весь в слизи, крови и кусках собственной плоти, которая уже затягивалась. Рядом с ямой сидел другой грешник – худой мужчина с вырванными глазами, пустые глазницы сочились чёрной жижей.
«Беги, парень, – прошептал он хриплым голосом. – Или убей, чтобы выжить. Здесь нет друзей, только выживание».
В его руке был осколок кости – острый, как нож, отполированный кровью.
Шон взял осколок дрожащими руками.
«Кто ты?» – спросил он.
Но грешник только покачал головой:
«Вик. Был банкиром. Обманывал людей. Теперь… это».
Демон вернулся – Раздиратель шагал тяжело, земля дрожала под ним. Шон не думал – инстинкт взял верх. Он прыгнул и вонзил осколок в глаз твари. Жёлтая жижа брызнула, демон зарычал, размахивая крюком, но не упал.
«Мелкая тварь! – взревел он. – Это только начало!»
Шон почувствовал всплеск силы – адреналина, смешанного с отчаянием. Он отскочил, хватая Вика за руку.
«Бежим!»
Они помчались в тьму, сквозь дым и крики. Ад только начинался, и Шон знал: его грехи преследуют его, оживая в каждой тени.
Глава 2: Круг Похоти
Шон бежал, не оглядываясь, ноги скользили по неровной земле, усыпанной осколками костей и застывшей лавой. Боль от ямы с червями всё ещё пульсировала в теле – напоминание о том, что в этом месте ничто не заживает по-настоящему. Рядом ковылял Вик, его пустые глазницы казались чёрными дырами, поглощающими свет.
«Быстрее, парень! – прохрипел он. – Раздиратель не один. Они чуют свежую кровь».
Шон кивнул, хотя дыхание сбивалось, а лёгкие горели от едкого воздуха. Воспоминания о жизни наверху – о Саре, Эмме, о той глупой аварии – казались далёким сном, размытым в красном тумане ада.
Они вывалились из пустоши в огромный каньон, где стены возносились вверх, как гигантские рёбра скелета. Небо здесь было покрыто трещинами, из которых сочился тусклый, кроваво-красный свет, а воздух наполнился новыми запахами – мускусом, потом и чем-то сладким, приторным, как дешёвые духи. Далёкие стоны эхом отдавались от стен: не крики боли, а что-то смешанное – удовольствие и отчаяние в одном флаконе.
Шон замедлил шаг, чувствуя, как тело реагирует против воли: сердце забилось чаще, внизу живота потеплело.
«Что за…?» – пробормотал он, тряхнув головой.
Вик схватил его за руку – хватка была слабой, но настойчивой.
«Круг Похоти, – прошептал он. – Твой главный грех, Шон. Здесь желания оживают, но они не твои. Они – ловушки. Не поддавайся, или застрянешь навсегда».
Шон сглотнул, вспоминая ночи с Сарой: грубый секс на диване, стоны, пот. А Эмма? Её мягкие объятия, которые он предавал раз за разом. Вина накатила волной, но смешалась с возбуждением – навязанным, чуждым.
Вдали показались силуэты: демоны с хлыстами, гонящие толпу грешников. Один из них – суккуб – парила над землёй на крыльях летучей мыши, её тело было идеальным, манящим: гладкая кожа, изгибы, от которых в жизни Шон не смог бы отвести глаз. Она стояла над мужчиной – грешником, корчащимся на земле.
Он стонал в экстазе, пока она оседлала его, двигаясь медленно, соблазнительно. Но это был не секс – пытка. Её кожа жгла, как кислота, растворяя плоть жертвы слой за слоем. Мужчина кричал, кончая в муках, его тело таяло, мышцы обнажались, а потом регенерировало для новой волны.
«Больше… пожалуйста, больше!» – выл он, но в голосе сквозило отчаяние.
Шон замер, чувствуя, как желание накатывает. Суккуб повернула голову, её глаза – фиолетовые, гипнотические – впились в него.
«Свеженький, – прошептала она, голос мёдом растёкся в голове Шона. – Иди ко мне, милый. Я знаю, чего ты хочешь».
Она поднялась с жертвы – мужчина остался лежать, дрожа, его кожа пузырилась от ожогов – и плавно приблизилась. Тело суккуба изгибалось, маня: грудь, бёдра, губы, приоткрытые в приглашении. Под кожей мелькали шипы, но Шон не замечал – иллюзия затягивала.
«Не смотри! – зашипел Вик, толкая Шона в бок. – Это иллюзия! Она вытащит твои грехи и сделает их вечными».
Но было поздно. Суккуб схватила Шона за руку – прикосновение было тёплым, возбуждающим, как в воспоминаниях о Саре.
«Давай поиграем», – прошептала она, прижимаясь ближе.
Её губы впились в его, и мир закружился в вихре. Шон увидел Сару – такую, какой помнил: обнажённая на диване, смеющаяся, манящая.
«Возьми меня, Шон», – шептала она, и он поддался.
Тела сплелись – грубо, страстно, как в той квартире. Он входил в неё, чувствуя эйфорию, ритм ускорялся, стоны эхом отдавались. Но вдруг Сара изменилась: её кожа потрескалась, глаза стали пустыми, как у Вика.
«Ты предал меня, – прошипела она голосом Эммы. – Снова и снова».
Боль пронзила – не физическая, а глубокая, разрывающая душу. Иллюзия секса обернулась мукой: каждый толчок приносил воспоминания о лжи, изменах, пустоте после.
Шон заорал, пытаясь вырваться, но суккуб держала крепко. Её шипы впились в кожу, рассекая плоть – кровь хлестнула, мышцы обнажились.
«Видишь? – смеялась она. – Ты всегда хотел больше, но никогда не насыщался. Теперь это вечно».
Тело Шона регенерировало, но мука длилась – цикл желания и боли.
Вик вмешался: он прыгнул на суккуба, вонзив осколок кости в её крыло. Тварь взвизгнула, отпуская Шона.
«Беги!» – крикнул Вик.
Шон оттолкнулся, разрывая иллюзию. Суккуб отступила в тень, смеясь:
«Ты вернёшься, милый. Все возвращаются».
Они помчались дальше через каньон, где другие грешники сидели в трансе: пары, сплетённые в оргиях, но их тела таяли, расчленялись от прикосновений демонов – конечности отрывались, органы вываливались, но всё срастало для новой волны.
Один грешник – женщина с разорванным телом – схватила Шона за ногу:
«Помоги… трахни меня, и боль уйдёт».
Её глаза умоляли, но Шон увидел ловушку – её кожа была покрыта шипами. Он пнул её, отрывая руку, которая регенерировала мгновенно.
«Убей её! – заорал Вик. – Или она притянет других!»
Шон схватил камень и ударил – череп хрустнул, кровь брызнула, но женщина не умерла, только завыла.
«В аду убийство – не конец, – объяснил Вик. – Но оно даёт время».
Наконец, они нашли укрытие в расщелине скалы – узкой пещере, где воздух был чуть чище. Шон сел, тяжело дыша, тело дрожало от адреналина и остатков иллюзии.
«Это… это из-за меня? Мои грехи?» – спросил он, глядя на свои руки, испачканные кровью.
Вик кивнул, его пустые глазницы повернулись к Шону:
«Да. Ад – зеркало. Твоя похоть, лень, ложь – они здесь оживают. Но если хочешь выжить, научись разрывать цепи. Впереди другие круги: гнев, жадность. А в конце… кто знает».
Шон закрыл глаза, чувствуя, как вина тяжёлым грузом лежит на плечах. Круг Похоти был пройден – едва, – но ад был бесконечен. Стоны снаружи напоминали: муки только начинались.
Глава 3: Круг Гнева
Шон и Вик выбрались из расщелины, когда стоны Круга Похоти начали стихать за спиной. Воздух стал тяжелее, пропитанным запахом озона и крови, как перед грозой, смешанной с бойней. Стены каньона сужались, превращаясь в узкий проход, где земля дрожала от далёких ударов – словно гигантские молоты били по наковальне. Шон чувствовал, как в груди накипает раздражение: каждый шаг отзывался болью в мышцах, а воспоминания о суккубе жгли, как незажившая рана.
«Что дальше? – спросил он Вика, стараясь не сорваться. – Ещё один круг, где мои грехи меня сожрут?»
Вик повернул голову – его пустые глазницы казались бездонными в тусклом свете.
«Гнев, парень. Круг Гнева. Здесь твоя злость оживает. Ты был ленив, но внутри кипел – на босса, на жизнь, на себя. Теперь это вырвется».
Шон сжал кулаки, вспоминая офис: крики босса, шёпот коллег, как он сдерживался, чтобы не взорваться.
«Я не гневный, – пробормотал он. – Я просто… выживал».
Но слова звучали фальшиво даже для него.
Проход вывел их на огромную арену – круглую, как колизей, с трибунами из скал, где толпились тени грешников. В центре бушевала буря: молнии били из ниоткуда, разрывая землю, а воздух трещал от ярости. Демоны здесь были другими – массивные, с мускулистыми телами, покрытыми шрамами, и головами, увенчанными рогами, как у быков. Они ревели, размахивая цепями и топорами, гоняя грешников в безумной схватке.
Один демон – с красной кожей и глазами, полными бешенства – схватил мужчину за голову и раздавил её, как арбуз: череп хрустнул, мозги брызнули, смешиваясь с кровью. Тело упало, но через секунду регенерировало, и грешник встал, рыча от ярости, чтобы броситься в новую драку.
«Здесь гнев – топливо, – объяснил Вик, прижимаясь к скале. – Они заставят тебя драться, убивать, расчленять. Если поддашься – застрянешь в цикле. Убийство даёт силу, но крадёт душу».
Шон увидел, как группа грешников набросилась на одного: кулаки молотили, кости ломались, конечности отрывались. Один оторвал руку жертвы и использовал её как дубинку, разбивая лицо – челюсть треснула, зубы разлетелись. Кровь лилась рекой, но все регенерировали, чтобы продолжить бойню.
Вдруг молния ударила рядом, ослепляя. Из вспышки материализовался демон – Гневитель, как назвал его Вик. Тварь была огромной, с кулаками размером с голову Шона, и аурой, которая разжигала злость.
«Новички! – заревел он. – Время для ярости!»
Шон почувствовал, как гнев накатывает: воспоминания о жизни вспыхнули – босс, оравший на него, Эмма, молча терпевшая измены, Сара, которая была просто развлечением.
«Ублюдки… все они», – прошептал он, и кулаки сжались сами.
Гневитель схватил Вика и швырнул в центр арены.
«Дерись, слепец!»
Вик упал, но встал, дрожа. Грешники набросились: один вонзил осколок в его живот – кишки вывалились петлями, но Вик зарычал и ударил в ответ, ломая шею нападавшему. Голова повернулась под неестественным углом, хрустнув, но тело регенерировало.
Шон не выдержал – ярость взяла верх. Он прыгнул в гущу, хватая первого попавшегося грешника.
«Отвали!» – заорал он, вбивая кулак в лицо: нос хрустнул, кровь хлестнула.
Грешник завыл, но ответил: когти впились в плечо Шона, разрывая мышцы, обнажая кость.
Боль только усилила гнев. Шон схватил камень и размозжил голову врага – череп раскололся, как яйцо, мозги размазались по земле. Но тело дернулось, регенерируя.
«Не умирают… они не умирают!» – кричал Шон, расчленяя: оторвал руку, разрывая сухожилия, кровь фонтаном била из обрубка.
Другой грешник напал сзади – нож из кости вонзился в спину, пронзая лёгкое. Шон повернулся, вырвал нож и воткнул в глаз нападавшему: глаз лопнул, жижа потекла.
«Умри, тварь!» – ревел он, пиная тело, ломая рёбра.
Вик дрался рядом: он разорвал горло одному зубами – кровь хлестнула, артерия брызнула.
«Не теряй контроль! – кричал он Шону. – Это ловушка!»
Но Шон не слышал – гнев ослепил. Он увидел Эмму в иллюзии: она стояла, обвиняя:
«Ты предатель!»
Он ударил, но это был грешник – женщина, чьё тело разлетелось от удара: рёбра торчали, органы вывалились. Кровь покрывала всё, липкая, горячая.
Гневитель смеялся, подливая масла:
«Больше! Убивай!»
Молния ударила, усиливая ярость. Шон расчленил ещё одного: оторвал ноги, разрывая сухожилия, конечности дёргались в агонии. Тела вокруг – горы мяса, регенерирующего для новой бойни.
Наконец, Вик дотащил Шона к краю арены:
«Хватит! Бежим!»
Они вырвались в туннель, гнев утихал, оставляя пустоту и вину.
Шон сел, тяжело дыша, руки в крови.
«Я… я стал монстром».
Вик кивнул:
«Гнев делает нас такими. Но ты вырвался. Впереди жадность – хуже».
Ад эскалировал, муки углублялись. Шон знал: конец далёк.
Глава 4: Круг Жадности
Шон и Вик пробирались через туннель, оставляя позади эхо рева из Круга Гнева. Земля под ногами стала скользкой, покрытой слоем слизи, которая чавкала при каждом шаге, а воздух наполнился металлическим привкусом – как будто кто-то жевал монеты. Стены туннеля искрились: вкрапления золота, драгоценных камней, но при ближайшем рассмотрении они пульсировали, как живые вены, источая слабый свет.
Шон чувствовал лёгкий зуд в пальцах – желание прикоснуться, схватить.
«Это… золото?» – прошептал он, протягивая руку.
Вик резко оттолкнул его:
«Не трогай! Это Круг Жадности. Здесь твоя зависть и алчность оживают. Ты не был жадным к деньгам, но завидовал чужой жизни, хотел больше – тусовок, женщин, свободы. Теперь это убьёт тебя».
Шон отдёрнул руку, но зуд не ушёл. Воспоминания нахлынули: как он скроллил соцсети в офисе, завидуя друзьям на яхтах, в путешествиях, с кучей бабла.
«Я просто хотел жить по-настоящему», – подумал он, но знал: это была жадность к удовольствиям, которая толкала на измены и лень.
Туннель расширился, выводя на огромную пещеру – как подземный рынок, освещённый мерцающими сокровищами. Горы золота, алмазов, драгоценностей громоздились повсюду, но они шевелились, как живые. Грешники копошились вокруг: одни рыли руками, откапывая «сокровища», другие дрались за куски – кулаки молотили, ножи из костей сверкали.
Демоны здесь были хитрыми – не brute force, как в Гневе, а худыми, с длинными пальцами, как у воров, и глазами, блестящими, как монеты. Один – Жаднобог – стоял на холме из золота, манипулируя грешниками:
«Берите! Это ваше! Но только ваше!»
Шон увидел, как женщина схватила золотой слиток – он ожил, обвился вокруг её руки, как змея, и начал впитываться в кожу. Она закричала: металл проникал в вены, разрывая плоть изнутри. Кровь смешалась с расплавленным золотом, мышцы лопались, кости трещали, пока тело не превратилось в статую – живую, корчащуюся в агонии, но регенерирующую для новой муки.
«Жадность пожирает, – прошептал Вик. – Сокровища – иллюзия. Они дают силу, но крадут тело».
Шон кивнул, но глаза зацепились за алмаз – большой, сверкающий, обещающий власть.
«Если взять чуть-чуть…» – подумал он, и рука потянулась сама.
Вик заметил:
«Нет! Бежим через центр!»
Но было поздно – толпа грешников заметила их.
«Свежие! – заорал один, тощий мужчина с глазами, полными алчности. – У них ничего нет, заберём их части!»
Грешники набросились – стая, как крысы за крошками. Один схватил Шона за ногу, вонзив ногти в икру: кожа разорвалась, мышцы обнажились. Шон пнул, ломая челюсть нападавшему – зубы разлетелись, кровь хлестнула. Но грешник не остановился:
«Дай мне твою силу!»
Он оторвал кусок плоти от ноги Шона – мясо рвалось с хрустом, сухожилия натянулись и лопнули. Боль взорвалась, но тело регенерировало, давая новую цель для жадных.
Шон зарычал, хватая ближайшее «сокровище» – золотую цепь. Она обожгла руку, но дала силу: он размахнулся и ударил – цепь разорвала грудь грешника, рёбра торчали, лёгкие вывалились, пульсируя.
«Умри!» – кричал Шон, расчленяя: оторвал руку, разрывая плечевой сустав, кровь фонтаном била из артерии.
Грешник упал, но встал, регенерируя, и набросился снова – теперь за «сокровище» Шона.
Вик дрался рядом: он вырвал глаз у одной женщины – глаз лопнул в пальцах, жижа потекла, – но она в ответ вонзила нож в его живот, выпотрошив кишки. Петли кишечника вывалились, свисающие, но Вик сунул их обратно и ударил: разорвал её горло, артерия брызнула, голова запрокинулась.
«Не бери ничего! – кричал он Шону. – Это ловушка!»
Но Шон уже поддался: алмаз в кармане жёг, усиливая жадность. Он увидел Эмму в иллюзии – она держала деньги:
«Ты хотел больше, чем я?»
Он ударил, но это был грешник – мужчина, чьё тело разлетелось: позвоночник хрустнул, конечности оторвались, как у куклы.
Жаднобог спустился:
«Хочешь больше? Возьми!»
Он швырнул Шону мешок с «золотом» – оно ожило, роясь в теле Шона, как черви. Металл проникал в поры, разрывая кожу изнутри: мышцы лопались, органы таяли в расплаве. Боль была ослепляющей – как будто тело варили заживо. Шон заорал, царапая себя: ногти рвали плоть, пытаясь выковырять золото, но оно глубже впивалось, ломая кости.
Вик спас: он разорвал мешок, вывалив содержимое, и потащил Шона к выходу.
«Выбрось алмаз!»