Тоскач

– Ну, че застыл то? Камеру включать будем?

Макс оторвал взгляд от одиноко стоящего здания и перевел его на Сергея, тыкающего пальцем в раскладную Sony у него в руках.

– А, да, точно.

– Жутко тут ночью. Прикинь, заходим, а там кровища по стенам размазана, и трупы под ногами похрустывают…

– Может, хватит, а? – Макс нервно провел рукой по затылку.

– Боишься? – Сергей осклабился, обнажив кривые зубы.

– Да нет. Но кто знает, чего здешние могут учудить?

– Ладно тебе. Давай я в этот раз снимать буду! – Сергей радостно потянул руки к камере. Макс бережно ее передал.

– Ну, скоро они там?

– Уже должны возвращаться.

Тишину разрезал треск надломленных веток. Из кустов донесся шепот – сдавленный, но отчетливо женский.

– …я тебе говорю, там кто-то есть!

– Да ты вообще ничего не видела!

Из зарослей вывалились двое – Катя и Витька. Девушка вся дрожала, а ее пальцы впились в рукав витькиной куртки.

– Ну че, призраков нашли? – фыркнул Сергей.

Катя не ответила. Она просто ткнула пальцем в сторону здания, и Макс заметил, как у нее дрожат ресницы.

– Там…

– Что «там»?

– Там кто-то стоит.

Макс медленно повернул голову. Окна заброшки были темными. Но в одном из них – на втором этаже – четко виднелся силуэт. Человек?

Камера в руках Сергея запищала, включаясь.

– Ну что? – он глубоко вдохнул, но голос все равно дрогнул. – Погнали?

***

– Вы с ума сошли?! – Катя сжала кулаки, ее голос звенел от адреналина.

Витька нервно засмеялся:

– Да ладно тебе, ну силуэт. Может, ветер штору колыхнул.

– Ветер? – Катя резко развернулась к нему. – В этом бараке нет никаких штор уже лет двадцать! Ты сам говорил!

Сергей переминался с ноги на ногу.

– Ну, если там и правда кто-то есть… Это же круто! Такой завоз для канала!

Макс молчал. Его взгляд скользил по темным окнам, где секунду назад четко виднелся неподвижный силуэт. Теперь там была только всепоглощающая тьма.

– Все, я не иду, – Катя скрестила руки на груди. – Это идиотизм.

Сергей фыркнул:

– Трусиха. Ну и сиди тут одна в кустах.

Катя резко вскинула голову:

– Ага, конечно. Потом вы там поломаетесь, и мне же бежать за помощью.

– Не будешь же ты одна тут сидеть. Зря что ли шли? – пытался уломать ее Витька.

Сергей отвернулся и шепотом буркнул Витьке:

– Ну и стерва твоя девка… Вечно все портит со своими страхами.

Витька нахмурился, но ответил так же тихо:

– Заткнись, она просто переживает. В прошлый раз на заброшке мы…

– В прошлый раз мы офигенный контент сняли! – перебил Сергей, бросая взгляд на Катю.

Повернувшись к ней, Витька смягчил голос:

– Кать, слушай… Мы просто проверим первый этаж, снимем пару кадров и все.

Сергей, вздохнув, добавил:

– Да ладно тебе… Мы же команда. Если что – сразу валим. Обещаю.

Катя закатила глаза, но плечи ее расслабились:

– Ладно, черт с вами… Но если я скажу «все» – значит, сразу уходим. Без споров.

– Договорились! – радостно хлопнул в ладоши Витька, обнимая ее за плечи.

– Ну наконец-то… – проворчал себе под нос Сергей. – Так, народ, поехали! Макс, свети фонарем. Витька, ты за мной. Катя… ну не отставай там.

Группа неспешно двинулась к мрачному зданию. Катя шла последней, то и дело оглядываясь на темные окна, где снова, как ей показалось, мелькнуло движение…

***

Заброшенная церковь стояла, будто вырезанная из ночи – почерневшие стены, облупившаяся краска, пустые глазницы окон. Шпиль, когда-то устремленный к небу, теперь скособочился и в немом ужасе отвернулся от Бога. Дверь, когда-то массивная и резная, теперь висела на одной петле, будто ее вырвали изнутри. Трава у входа была притоптана, словно сюда до сих пор ходило много народу.

Вокруг стояла давящая, по-мертвецки спокойная тишина. Здесь все замирало. Это был чужой мирок, с чужими переживаниями, чужими проблемами, чужими жизнями и чужими смертями.

Макс втянул носом воздух – пахло плесенью, гарью и чем-то медным… Кровью?

«Говорят, тут режут баранов. Говорят – козлов. Говорят – девушек с рыжими волосами… Все это бред, конечно. Но что-то мне здесь не нравится, – думал он. – Не, люди, конечно, всякого могут напридумывать, но внешний вид церквушки полностью оправдывает все слухи»

Макс провел пальцем по косяку – грязь была липкой, будто ее недавно размазали ладонью.

«Секта… Да какая нахер секта в этой дыре? Если тут и правда кто-то собирается, то явно не чтобы молиться. А что тогда? Если здесь действительно кто-то есть, и с мозгами у него не все в порядке, что будем делать? У нас на четверых один перец и тот полгода валялся без дела, даже никто не удосужился проверить, работает ли он вообще. Ладно, снимем и уйдем. Только бы все прошло нормально…»

Группа вошла внутрь.

***

Скрип половиц под ногами звучал как выстрел в гробовой тишине. Макс первым переступил порог, его фонарь ярко осветил внутренности церкви. Она оказалась… перестроенной.

Гнилые балки подпирали новые перекрытия, создавая дополнительные узкие этажи. Деревянные стены с выщербленными номерами комнат, ржавые вешалки с тряпьем в дверных проемах, обшарпанная штукатурка поверх старых фресок. Нет, не торговцы поселились в этой церкви. И бог им явно не закон. Они превратили это место в общагу, обустроили его под собственные нужды. Но под какие?

– Что за пиздец? – выдохнул Витька.

Макс провел рукой по стене – поверх штукатурки виднелся рисунок: ангел с пустыми глазницами, протягивающий руки к груде черепов.

Сергей водил объективом по каждому углу церкви:

– Это… архитектурный изврат. Мне нравится.

Катя прижалась к Витьке:

– Тут кто-то жил…

– Да отжил, – захихикал Сергей.

– Я бы на твоем месте не шумел, – начал Максим.

– А я бы на твоем месте направил фонарик вон на ту лестницу.

Лестница наверх выглядела неестественно новой по сравнению с ветхими стенами. Ступени скрипели под ногами, едва ли не проваливаясь.

– Свет, – Витька указал на щель под одной из дверей в конце коридора второго этажа. Желтоватый мерцающий отсвет явно не походил на электрический.

– И чего будем делать? – жалобно шептала Катя.

– Проверим, – пристально смотря на приоткрытую дверь, сказал Сергей.

– Может, не надо?

– Не ной. Если хочешь, жди здесь, а мы проверим.

– Я постою с тобой. Не бойся, – сказал Витька.

Сергей и Максим двинулись вперед. Подойдя ближе, они услышали монотонное бормотание. Что-то между молитвой и заклинанием. Макс жестом велел Сергею замереть.

Сейчас им открывался вид на кошмарное зрелище.

Стены комнаты исписаны странными символами. На потолке свежие крюки, с которых капает что-то темное. А в центре – люди.

Десятки, может, тридцать, может, больше. Все голые по пояс, кожа в шрамах, рубцах, ритуальных насечках. У некоторых – символы, выжженные на груди, у других – разрезы вдоль ребер, будто кто-то пробовал заглянуть внутрь.

Они качаются в такт своему бормотанию – низкому, гортанному, нечеловеческому. Их глаза пустые, зрачки расширены до предела.

А в центре круга – он.

Человек в багровом капюшоне. Его лицо не видно, только длинные, мерзкие пальцы, сжимающие кривой нож. Перед ним – полумертвое тело.

Мужчина. Голый, привязанный к деревянной плахе. Его живот вспорот, но он еще дышит, хрипит, шевелит пальцами, будто пытается что-то сказать.

Капюшон наклоняется к нему, шепчет что-то, потом погружает нож в рану – медленно, как будто режет масло.

Тело дергается, из горла вырывается хриплый вопль – но люди в кругу громче, они заглушают его, их бормотание превращается в вой.

Кровь стекает в чашу у ног капюшона.

Сергей непроизвольно делает шаг назад. Камера продолжает снимать. Макс замер с открытым от ужаса ртом.

В этот момент пол под ними жалобно скрипнул…

Толпа замерла. Капюшон медленно повернулся к двери.

***

Макс мельком увидел то, что скрывалось под капюшоном.

Не просто тьма – пустота, где вместо лица шевелилось что-то бесформенное, но осознающее его. Там пульсировала темнота, как сгусток ночи, и в ней что-то шевелилось.

Тело Макса сжалось, как будто внутренности вывернули наизнанку. Его разум отказался понимать, то, что он увидел. Тело онемело, но инстинкты вопили – БЕГИ.

– БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! БЛЯТЬ! – Сергей орет, хватает Макса за плечо и дергает назад.

Он рванул Макса так резко, что тот едва не упал. Его лицо было белым, глаза – широко распахнуты, как у загнанного зверя.

Катя и Витька даже не успели понять, что случилось.

Они стояли в темноте, еще не видя того, что уже заметили Макс и Сергей.

– Чего вы… – начал Витя, но тут дверь распахнулась.

Из комнаты хлынули они. Полулюди. Их тела были изрезаны, изуродованы, но живые.

И все они смотрели прямо на них.

– БЕЖИМ! – закричал Витька, хватая Катю за руку.

Она не сразу сообразила, ее мозг отказывался верить.

– Катя, БЕГИ!

Тогда она рванула за ним.

Сектанты двигались не как люди. Они бежали, но их тела дергались, будто кости ломались и срастались заново на каждом шагу.

– Вниз! – проревел Сергей, толкая Макса к ступеням.

Лестница скрипела, доски гуляли под ногами. Катя спотыкается – ее нога проваливается между досок. Раздается хруст. Затем – сдавленный крик.

– Давай сюда! Там дверь! – Витька увидел узкую комнату внизу.

Катя запрыгала на одной ноге, вторая уже не слушалась.

– Я не успею…

– УСПЕЕШЬ!

Он втолкнул ее внутрь, захлопнул дверь, прижался спиной.

Сергей нырнул в соседний проход, камера упала, но красная лампочка все еще горела.

Макс на мгновение оцепенел. Дыхание остановилось, сердце сжалось, а мышцы окаменели. А потом – щелчок. Как будто что-то переключилось в голове. Он рванул к выходу. Не думая, не оглядываясь, не слыша криков Кати и Витьки.

Только дверь. Только лес. Только бежать.

Церковь осталась позади. Но тьма под капюшоном – она все еще смотрела ему в спину.

***

Дверь внезапно перестала дрожать. Витька недоверчиво прислушался.

Топот, скрежет ногтей по дереву, хриплое дыхание – все стихло.

Только вой – долгий, ледяной, словно его издавало нечто с слишком большими легкими – прокатился сверху, со второго этажа.

Катя прижалась к стене, ее пальцы впились в пол, будто она боялась провалиться.

– Они ушли? – шепотом спросила она.

Витька медленно опустился на колени. Его губы подрагивали, а лицо было бледным.

– Вроде бы…

– Нога… болит адски, – сквозь зубы выдавила Катя.

Витька тут же оживился и осторожно присел рядом, осматривая неестественно вывернутую ступню.

– Держись, – он снял шарф, начал медленно, но плотно обматывать голеностоп. – Так… не шевели.

Катя впилась пальцами в его плечо, когда он аккуратно вправил сустав.

– Почти закончил.

Он затянул узел.

– Попробуй пошевелить.

Катя кивнула, аккуратно согнув колено.

– Лучше… Спасибо. Что… что это было? – шепотом спросила она.

– Не знаю. Но выходить отсюда у меня нет никакого желания. Вроде Макс успел выбежать из церкви.

– И часть этих… они… погнались за ним.

– Надеюсь, он доберется до ближайшей деревни и приведет помощь.

– До нее полчаса переть.

– И что теперь? Хочешь выйти поздороваться с теми, кто за этой дверью? Валяй. Далеко, наверное, уковыляешь со своей ногой.

– Придурок. Я вообще не хотела сюда идти. Это вы меня потащили. И что в итоге? Мы сидим в какой-то каморке. Нога еле двигается. А рядом бродит не пойми кто. Я не знаю… не знаю я, что нам делать, – Катя тихо заплакала.

– Ладно, извини, – Витька аккуратно обнял Катю за плечи. – Я не хотел на тебя давить. Просто… все это… я до сих пор не понимаю, что это было. Нам нужно постараться успокоиться. Забаррикадируем дверь и будем ждать помощи.

Катя провела рукавом куртки по щеке, вытирая слезы.

– Я согласна.

Они огляделись. Комната не походила на келью или склад – скорее на архив. Столы, заваленные журналами и потрепанными тетрадями. Карты с отмеченными красным местами. Разбросанные книги, некоторые из которых настолько старые, что чуть ли не рассыпались в руках.

Первым делом Витька кое-как закрыл дверь ветхим, доверху забитым книгами шкафом. После этого они заметили, что повсюду было одно и то же слово. Выведенное на обложках. Выцарапанное на столешнице. Написанное кровью на стене.

«ТОСКАЧ»

Катя провела пальцем по буквам:

– Что это?..

Витька листал одну из тетрадей.

– Они… они кого-то ждали. Или что-то.

– Думаешь, это тот, кого они призывали? Или… призвали.

– Не знаю. Может быть.

Страницы пестрели одними и теми же фразами:

«Тоскач голоден»

«Тоскач видит»

«Тоскач придет за всеми»

– Это не просто секта… – прошептал Витька.

Катя сжала его руку.

– Ты видел их? Их… тела? Шрамы. Швы. Глаза, которые…

– Хватит, – резко сказал Витька. – Я видел то же, что и ты. По-моему, они вообще не похожи на людей. По крайне мере, живых…

Тишина снова сгустилась.

***

Сергей ввалился в комнату, спиной с грохотом захлопнув дверь. Его сердце бешено колотилось, а мозг все еще отрицал то, что он увидел наверху.

Воздух в помещении был спертым, густым, пропитанным медным запахом крови и чем-то еще – сладковатым, гнилостным, будто под полом разлагалось что-то крупное. И тут он увидел ее.

Девушка. Молодая, лет двадцати. Ее тело лежало в неестественной позе, руки раскинуты в стороны. Живот был вспорот, кишки вывалились сине-багровым клубком на деревянные доски. Ее грудь едва заметно поднималась. Она дышала. Она была жива.

Сергей почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

Внезапно стук в дверь прекратился. Топот стих. Только вой сверху – долгий, леденящий, будто рвущий саму тьму.

– Ну орет, урод… – прошипел Сергей в пустоту.

Через несколько секунд он решился подойти поближе к девушке.

Она лежала неподвижно, только ее глаза – мутные, стеклянные, с расширенными зрачками – медленно поворачивались вслед за его движениями. Взгляд был пустым, безжизненным. Но вдруг ее губы дрогнули.

– Тоскач… Тоскач… Тоскач… – шепот выскальзывал, будто не ее голосом, а чем-то другим, сидящим внутри.

Сергей вздрогнул, но наклонился ближе, сжал ее руку – холодную, липкую.

– Тихо… не дергайся, помогу… – соврал он, зная, что тут уже ничего не поделаешь.

Девушка внезапно ожила. Ее рука с неожиданной силой вцепилась в его воротник, притягивая лицо к себе.

– Он придет за всеми… – ее голос треснул, губы обнажили почерневшие десны. – От него нет спасения…

– От кого?! Кто он такой?

– Ты не… уйдешь… от него.

– Должен же быть выход!

– Мы пытались… через подвал… – пальцы впились ему в кожу. – Но… он повсюду…

В этот момент сверху раздались шаги. Тяжелые, размеренные, с четким промежутком между ударами – будто кто-то специально выдерживал ритм. Издевался. Упивался своей властью над теми, кто был внизу. Наслаждался их страхом. Он не торопился. А зачем? Им уже некуда бежать.

– Тоскач идет… – девушка закатила глаза. – Я… следующая…

Сергей отпрянул. Шаги уже были слышны на лестнице.

«Убежать точно не успею. Но хрен он сюда зайдет»

Он метнулся к двери, вцепился в ручку, прижался всем телом, слушая, как что-то огромное движется по коридору.

Камера, забытая у двери, лежала на боку, ее красный огонек все еще горел.

В объектив вошло нечто. Огромный плащ, сшитый из кусков кожи. Он скрывал очертания существа, но по тому, как прогибались половицы, было ясно – оно массивное, тяжелое.

«Только не сюда, только не сюда»

Существо остановилось перед камерой. На мгновение в кадре мелькнула рука. Длинные черные пальцы, кожа на которых напоминала потрескавшуюся болотную тину. Затем камера затряслась, раздался хруст пластика, и экран погас.

***

Лес поглотил его сразу.

Макс бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни, хватая ртом сырой ночной воздух. Ветки хлестали по лицу, оставляя на щеках тонкие кровавые полосы. Где-то позади, в темноте между деревьями, еще долго слышался топот – то ли настоящий, то ли кажущийся, – но постепенно и он стих, растворившись в шепоте листвы.

Ноги подкосились сами, когда земля внезапно ушла из-под ног. Он кубарем скатился в овраг, ударился плечом о камень и выдохнул со стоном. Макс лежал на спине, глядя в черное беззвездное небо, чувствуя, как бьется сердце.

«Беги же, беги… – его собственные мысли звучали чужими. – Как ты мог бросить их? Трус. Предатель. Но разве у меня был выбор? Ты мог остановиться и вернуться еще 10 минут назад. Но… но… оно… все еще там… нет… не хочу. И ты оставишь их? Если бы не оно, то… я бы попытался. Если бы они побежали за мной…»

Его глаза уже начали закрываться, как вдруг он услышал знакомый голос.

– Макс… Макс, где ты?

Голос Кати.

– Вернись, нам нужна помощь!

Витька.

Они звучали так близко, будто стояли прямо на краю оврага. Макс вскочил, сердце сжалось от надежды.

– Я… я здесь!

Он полез вверх, цепляясь за корни, земля осыпалась под пальцами.

– Иду к вам!

Но как только он сделал первый шаг, его ноги споткнулись о корень, и он рухнул лицом в грязь.

Шепот оборвался. Тишина. Только ветер в ветвях.

Макс замер, прислушиваясь. Ничего.

Он медленно поднялся с земли, держась за голову.

Шепот оборвался, будто его и не было.

Он сел на корень, дрожащими руками доставая из кармана смятую пачку сигарет.

«Что я видел? – пальцы не слушались, три спички сломались, прежде чем удалось зажечь четвертую. – Это был не человек. В детстве бабка рассказывала… о леших, что водят людей кругами. О болотниках, что принимают облик близких. Но это… это что-то другое. Не Вий, не Лихо… Они хотя бы имели форму. А это…»

Дым заполнил легкие, немного успокаивая дрожь.

«Это была дыра. Дыра вместо лица. И она смотрела на меня. И знала меня. И… ждала. Ну, не может же она просто висеть в воздухе. Должно же быть тело. Хотя… плащ. Прикрывает все, кроме этого пятна»

Он резко встряхнул головой.

«Научное объяснение? Массовый психоз? Сектанты под наркотиками? Может, какой-то газ распространился по церкви? Но эти шрамы… эти глаза…»

Он содрогнулся.

«А может, это военные эксперименты? Какое-то новое биологическое оружие, испытываемое в глуши?»

Сигарета догорела до фильтра. С последней затяжкой он швырнул окурок в темноту и поднялся.

«Нет. Нет. Все это бессмыслица. Надо идти в деревню. Там должны быть люди. Настоящие люди. Которые…»

Он замер, прислушиваясь к тишине.

«Которые еще не стали такими, как в той церкви»

***

Тропа вывела его к покосившемуся указателю с выцветшей надписью: «Деревня Молчаливая. 1 км».

Макс остановился, переводя дыхание. Перед ним тянулась грязная дорога, упирающаяся в ряд старых деревянных домов – точнее, в то, что от них осталось.

Он замер, впитывая удушающую атмосферу этого места.

Дома, когда-то крепкие и добротные, теперь кособочились в разные стороны, словно пьяные. Стены, некогда выкрашенные в жизнерадостные цвета, теперь покрылись серой плесенью, краска облупилась, обнажая гнилую древесину. Во многих окнах – стекла давно выбиты, а ставни болтались на добром слове, будто сломанные кости. Крыши просели, будто не выдержав тяжести лет, а кое-где и вовсе провалились внутрь, оставив зияющие дыры. Между досками торчала черная плесень, как гниль в открытой ране.

Макс медленно шагал по главной – нет, единственной – улице, его ботинки хлюпали в грязи, которая, казалось, никогда не высыхала.

«Боже… – Макс медленно шел между ними, всматриваясь в темноту. – Как здесь вообще можно жить»

Он оглядывался по сторонам, и каждый новый дом был хуже предыдущего. Вот сарай с покосившейся дверью, которая скрипела на ветру, издавая протяжный стон. Чуть дальше – колодец с обвалившимся срубом, ведро проржавело насквозь.

«Нет горячей воды. Нет нормального отопления. Нет магазинов, аптек, ничего»

Он подошел к первому дому, который не выглядел как живой мертвец и постучал в дверь. Звук разнесся по пустой улице, как выстрел.

Ни ответа, ни движения.

– Эй! Кто-нибудь! – его голос пропал в тишине, словно деревня выпила его, не оставив даже эха.

Он заглянул в окно. Внутри – пыль, паутина, опрокинутая мебель. Ни свечей, ни ламп. Как будто люди ушли в спешке, но следов не оставили.

– Что за чертовщина?..

Макс заглянул в очередной двор. Заброшенный огород с чахлыми растениями, ржавая бочка для воды, куча хлама в углу. Ни машин, ни техники – только древний велосипед без колес, прислоненный к стене.

«Как музей под открытым небом. Только вот никто не следит за ним. И денег с туристов не берут…»

Откуда-то донесся скрип – старый флюгер на крыше одного из домов вертелся на ветру: его железный петух скрежетал, будто предупреждая об опасности.

Макс почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

«И главное – ни-ко-го. Тишина. Повымирали все что ли? Нет. Я должен кого-то найти. У меня нет выбора»

Наконец он вышел на что-то вроде площади – грязный пятачок между домами, где когда-то, наверное, кипела жизнь. Теперь здесь не было даже птиц.

Где-то совсем рядом Макс услышал человеческий гомон. Сначала ему показалось, что это те же галлюцинации, что были в лесу, но затем он увидел единственный дом со светом в окнах.

Большой, старый, но крепкий. Окна закрыты плотными шторами, но сквозь щели пробивался желтый свет. Оттуда доносились глухие голоса, смех, звон посуды.

Жизнь.

Макс бросился к двери, схватился за ручку – заперто.