Лори – проклятая машина.

У края пыльной дороги, под палящим солнцем, стояли два юнца, а рядом лежал повидавший жизнь мопед.
– Этот проклятый мопед окончательно сдох! – с горькой досадой выругался первый, с силой пнув колесо сломанной техники, – Жаль, что я не могу бросить этот бесполезный кусок китайского дерьма в ближайшую канаву и просто уйти. Найдут ведь, непременно предъявят какой-нибудь выдуманный штраф, за нарушение экологии, будь она неладна. Хотя… его ещё теоретически можно починить и потом попробовать отбить немного денег, сплавив какому-нибудь лоху…
– Эрик, я вот всё никак не пойму: ты по жизни хронический неудачник, или это мне просто так показалось? – ехидно процедил второй детина, с нескрываемым презрением оглядывая ситуацию, – За лето, что мы вот так вот катаемся вместе, это уже третий по счёту транспорт, умерший под тобой мучительной смертью. Ладно мопеды, с ними всё ясно, но как ты между делом умудрился запороть почти новый электросамокат – загадка.
– Да заткнись ты к чёрту, мне и без твоих умных комментариев сейчас хреново! Или ты всерьёз думаешь, что твои тупые шутки мне как–то помогут? – злобно огрызнулся Эрик, чьи руки и майка уже были измазаны въедливым маслом от истекающей техники.
– Эрик, Эрик… Всё–таки ты не просто неудачник, ты ещё и истеришь, как тёлка с месячными, – продолжил язвить Серёга, с наслаждением заводя свой скутер. Он лихо поддал газу, и с противным тарахтением двухтактного мотора быстро ускорился, стремительно уехав прочь от дохлого мопеда своего кореша и его сиюминутных, не касающихся никого больше проблем.
– Вот козлина конченная! – сквозь зубы прошипел Эрик и с бессильной злобой швырнул грязную тряпку в спину удаляющейся Хонды.
***
Толкать эту дохлую китайскую клячу по прямой, в сущности, было несложно. Любой семнадцатилетний сопляк проделал бы этот путь с легкостью, а Эрику уже раз вчера стукнуло восемнадцать, но вместо долгожданных подарков жизнь преподнесла ему одни сплошные проблемы. Он так запарился за прошлый день, что не стал отмечать праздник.
– Серёга – долбанный урод и позёр! – Эрик с ненавистью и чёрной завистью, сплюнул густую слюну, мысленно прикидывая оставшееся расстояние до своего дома.
Толкать этого мёртвого китайского дракона общим весом килограммов под восемьдесят оставалось совсем ничего, меньше километра. Особая физическая помощь ему была не нужна, но вот моральную расплату он мысленно уже назначал – этому «дружку» нужно было жестоко отомстить. Серёгу необходимо было как–то публично унизить, чтобы он сгорел со стыда, почувствовал на своей шкуре. Например, взять и купить что–то круче его старенького японского скутера, чтобы сучёныш потом кусал себе локти от бессильной зависти: «Нужно во что бы то ни стало купить настоящую машину!» – пронеслось в его голове.
Эрика давно ничего не радовало по-настоящему, то былое юношеское воодушевление, предвкушение прекрасного будущего, потихоньку угасало и исчезало из года в год. То ли это была накопившаяся усталость, то ли начинающаяся взрослая апатия ко всему на свете. О чём он теперь мечтал? К чему, в сущности, шёл? Он будто бы переваривал одну неудачу за другой, без передышки. Сплошное дерьмо преследовало его буквально каждый месяц.
Не желая мириться с таким плачевным положением дел, он с новым приливом злости ускорил шаг, повернув многострадальный мопед на свою улицу.
Поломку самого первого мопеда ещё можно было как–то оправдать – тот тухляк уже при покупке подозрительно дымил каким-то фиолетовым дымом, он был с грехом пополам обменян на этот. Всё вроде бы было сделано нормально, мопед даже прошёл небольшой апгрейд: грузики вариатора и убитые поршневые кольца были заменены, всё должно было бы быть хорошо, но разве можно винить самого себя за то, что в отцовской канистре неожиданно оказался сотый бензин. Откуда он вообще у него взялся? И, главное – зачем он ему, с какого перепугу?
После неотвратимого вскрытия мотора тот самый прикипевший намертво поршень пошёл на выброс, вместе с безвозвратно изодранным в хлам цилиндром.
Ковыряясь тогда в грязных внутренностях мопеда, Эрик с тоской подумал, что за последние несколько лет в его родном посёлке произошли поистине разительные изменения, и он особенно отчётливо обратил на это внимание сейчас, пока толкал свою умершую технику по пустынным улицам: старые, покосившиеся деревянные избушки постепенно, одна за другой, сменились красивыми новыми кирпичными коттеджами, с совершенно новыми хозяевами. Всё вокруг него неумолимо улучшалось, стремительно преображалось, двигалось вперёд…
– Сука, – тихо и безнадёжно выругался Эрик, окончательно выбившись из сил, и кое-как поставил мопед на центральную подножку у своего подъезда.
Он рассвирепел по–настоящему, его буквально разрывало от ярости, выходящего наружу гнева. Чтобы в приступе бешенства не разгромить до основания остатки своего мопеда, он до побеления костяшек сжал в руке тяжелый молоток, а потом с рыком, метнул его в самый тёмный угол гаража, где тот гулко бухнулся о бетонный пол и закатился под верстак:
– Все вокруг развиваются, движутся вперёд, а я, чёрт бы меня побрал, скатываюсь прямиком в какую–то вонючую выгребную яму! – он вдруг с горькой тоской посмотрел на свою старую, потёртую куртку, на измаранные в масле и пыли джинсы, на свежие, розовые шрамы на ещё молодых, но таких уставших руках, – Сплошная дрянь!
Закончив с диагностикой мопеда, он, пройдя пару метров из полумрака гаража, как–то по–новому, отстранённо посмотрел на отчий дом: старый, деревянный, с облезшей дешевой зелёной окраской. В единственном окне горел тусклый, желтый свет такой–же старой лампочки.
Свой дохлый мопед Эрик планировал оставить у дяди Толи – брата его отца. «Так будет гораздо меньше ненужных и опасных вопросов от родителей».
А то, если они каким-то образом узнают, что он чуть не упал с заклинившего мопеда – считай, техника тут же будет бесповоротно потеряна – просто заберут и продадут на запчасти. Ещё совсем не хватало с ними поссориться или, что ещё хуже: часами выслушивать мамашины истошные вопли, об опасности всего мототранспорта. А Дядя Толя – когда не болеет и не пьёт, вполне годный и адекватный мужик, свой в доску. Жаль, конечно, и его, и его покойного сына.
Первый умер внезапной, нелепой смертью, а Толя сначала сломал ногу, а потом заболел, какой–то непонятной холерой. Так и мучается теперь, перебиваясь с дня на день.
***
Дядя Толя с глухим скрипом, не спеша, отодвинул ржавый, тяжелый засов, с усилием раскрыв массивную, покосившуюся деревянную дверь:
– Эрик, чем обязан визитом? – В этот раз Толя, что было сразу заметно, был в непривычно приподнятом, почти веселом настроении.
Эрик поначалу даже обрадовался, решив, что болезнь дяди наконец–то отступила, но тут же заметил бутылку крепкого, явно не по бюджету, алкоголя в руке родственника, которая тут же без слов указала на истинную причину его хорошего, развязного настроения.
– Дядя Толя, – начал Эрик, пытаясь сходу выпалить наскоро придуманную и неправдоподобную историю, но сделать этого ему не пришлось.
Толя по–свойски, грубовато похлопал парня по плечу, одобрительно хмыкнув:
– Эрик, давай–ка без этого церемонного «дядя», мне всего–то сорок пять лет от роду, и мы с тобой, если вдуматься, почти на равных – оба, по паспорту, совершеннолетние мужики, – широко улыбнулся Толя, и быстро, привычным движением приложившись к горлышку бутылки с непривычно дорогим для него коньяком.
Пока Толя с наслаждением присосался к бутылке, Эрик бегло, украдкой осмотрел родственника: этот лысый, весь покрытый глубокими морщинами старик, выглядел не на сорокапятилетнего дядю, а на старого, изношенного пенсионера с завалинки. Так вот просто, запросто называть его – Толей, у Эрика язык не поворачивался, но он внутренне смирился с этим. Ведь, как ни крути, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
– Толя, можешь меня прикрыть, я опять поршневую положил, – выпалил Эрик, смотря куда-то в сторону.
– Ладно, спрячу твою клячу. Если завтра поможешь мне старой кровлей на гараже подзаняться, то считай, что мы договорились. Нога у меня только–только восстановилась, сам понимаешь, рисковать и лазать одному мне ой как не охота.
– Завтра суббота, значит, так и быть, договорились, Толя, – парень с усилием протянул имя, едва не сломав язык, но так и не сказав заветное «дядя».
Разговор Эрика с родителями и его болезненного родственника вышел коротким и, что главное, всех в итоге устроил. Впрочем, Толя и не врал вовсе, он рассказал им лишь безопасную часть правды: «Эрик мне по хозяйству помогает, пусть поживёт у меня выходные, не беда».
***
С самого утра Толя, кряхтя, примотал прочной верёвкой газовый баллон, а следом таким же кустарным методом они вдвоём подняли на крышу гаража и газовую горелку.
– Помнишь, как твой батя нас обоих учил? С огнём шутки плохи, не обожжёшься? – устало наставлял Толя.
– Знаем, плавали, не маленький, – отмахнулся Эрик и быстро, почти лихорадочно, принялся за работу, стараясь заглушить внутреннюю досаду активными действиями.
Вскоре, к полудню, дело в целом было сделано, хоть и отняло у них большую часть светового дня, вымотав обоих не столько физически, сколько морально.
***
Быстро перекусив на скорую руку прямо у ворот, Толя нехотя открыл свой большой, старый, видавший виды гараж, торжественно впуская Эрика в свою личную, давно заброшенную святыню. Раньше, в былые времена, этим пространством пользовались только Толя и его сын, а теперь им по большому счету никто не пользовался. После тех самых похорон, гараж так никто и не открывал вплоть до сего дня…
Толя, в принципе, мог бы запросто оставить пустой баллон валяться в сарае, но старая, въевшаяся в кровь привычка складировать любой хлам именно в гараже победила и на этот раз.
Внутри просторного гаража, рассчитанного на четыре машины, царил настоящий хаос из груд ржавого, никому не нужного барахла: старые, проржавевшие бочки, погнутые лопаты и древние грабли с отломанными зубьями, пустые, пробитые вёдра и прочий бесполезный железный мусор, покрытый толстым слоем пыли.
– Толя, а можно я всё это добро, в смысле зло, потихоньку на лом сдам? – неуверенно, шутливо, предложил Эрик, бегло оглядывая залежи.
– На что тебе эта лишняя морока, малой? Или срочно нужны деньги на новый дрынчик, чтобы опять угробить? – Толя был в хорошем настроении и вновь раскупорил заветную бутылку.
– Нет, – Эрик отрицательно замотал головой, – Мне не на мопед. Мне нужны настоящие деньги на нормальную машину. Я уже, понимаешь ли, перерос эти детские двухколёсные игрушки.
– Подрос, значит, серьёзный стал, – Толя пристально, будто впервые, пригляделся к юноше, – Да, вижу, прыщей подростковых уже нет, лицо обросло щетиной. Быстро ты, однако, вымахал.
– Ну так как насчёт металлолома? Я всё аккуратно соберу, погружу и честно сдам, а выручку пополам. Честно–пречестно.
– Да хоть всё отсюда вывези! Но тебе, глупец, и тогда не хватит этих грошей да же на самый гнилой Жигуль без колёс и мотора. Конечно, если я, так уж и быть, откажусь от своей доли, то возможно, чисто теоретически, хватит на что–нибудь… – Толя горько смеялся, закашливаясь противным кашлем запойного курильщика, хотя в жизни не выкурил ни одной сигареты. Раньше он вообще вёл исключительно спортивный образ жизни: зимой – бегал на лыжах, летом – по стадиону. Но всё в его жизни разом переменилось после той страшной смерти сына…
– Значит, я попробую? Погружу и сдам? – не сдавался Эрик, чувствуя слабину.
– Твоё дело, малой. Мне этого старого дерьма и правда не жалко, – дядя Толя снова отхлебнул своего пойла, развернулся и ушёл в дом, на ходу бросив Эрику тяжёлую связку ключей от гаража.
***
Металлолом Эрик грузил в одиночку, пыхтя, сопя и изрядно надрывая спину. К самому вечеру почти всё было погружено и вывезено, кроме одного старого автомобиля, основательно заваленного кучей заплесневелых клеёнок и истертых в хлам покрышек. Но словно этого было мало, сверху на машину была дополнительно навалена целая гора старых, гнилых досок и каких–то изломанных, безнадёжных пластиковых стульев.
Эрик затих. Затаив дыхание от внезапно нахлынувшего любопытства, осторожно приподнял уголок толстой клеёнки. С которой тут же, мелкой дрожью, потекли мутные капли старого конденсата, впрочем, совсем не мешавшие разглядеть поржавевшие тормозные диски и кирпичи, на которых стояла машина: это была «девятка» – ВАЗ 21 09.
– Отойди от неё, живо! – сзади, внезапно, хрипло рявкнул внезапно появившийся Толя, и на этот раз его голос звучал очень жёстко и недружелюбно – громко, враждебно!
– Почему она тут? Толя, продай мне её! – не обращая внимания на его тон, Эрик не сводил завороженного взгляда с очертаний машины.
– Тебе не рассчитаться, Эрик. Тебе с ней никогда не рассчитаться… – голос дяди Толи прозвучал глухо словно из глубокого колодца.
Но парень, не вникая в смысл этих слов, затараторил как заведённый, его глаза горели лихорадочным блеском:
– Сколько, Толя, а? Я готов рискнуть, честно! Продай, ну пожалуйста? – Эрик нервно, непослушно стягивал потрёпанную клеёнку, освобождая из–под неё стальную пленницу.
Тусклый свет лампочки–груши скупо освещал «девятку» выцветшего цвета: когда–то светло–зелёный металлик. Надпись «Самара Евро» на задке тут же врезалась в глаза Эрика, вызывая дрожь восторга.
– Давно она тут стоит? Совсем гнилая? Мотор–то живой? – из него градом сыпались вопросы, словно из рога изобилия. Эрик уже успел «загореться» идеей покупки по самые уши. – Толя, давай же, заведём эту красавицу сейчас! – не контролируя себя, уже кричал на весь гараж уставший, но невероятно взбудораженный Эрик.
– Красавицу, значит? – Толя опять жадно лакал своё пойло из почти опустевшей бутылки, причмокивая губами.
– Конечно, дядя Толь, я такой прекрасный цвет впервые в жизни вижу!
– Эта машина вдвое старше тебя, щенок, где тебе такой цвет видеть? – в коротком перерыве между заглатываниями обжигающей влаги, пробормотал Толя, смотря куда–то поверх головы парня.
– А почему она на кирпичах–то? И почему без колёс? – Эрик заметил аккуратно сложенные в углу, вполне ещё годные покрышки на дисках.
– Что бы не убежала, – Толя залился сиплым смехом, сильно гогоча и оголяя кривой верхний ряд зубов. Его обветренное лицо стало вдруг неприятно злобным и каким–то чужим. Затем он резко заткнулся. Толя смолк, словно наступив на горло собственной песне, и теперь лишь мерзко ухмылялся в усы.
– Дядя Толя, ну будь же человеком, а? Продай в рассрочку, она же тут впустую гниёт, за так ржавеет, – Эрик демонстративно, с лёгким хрустом подковырнул ногтем часть вздувшейся краски, под которой тут же обнажился мелкий, но коварный очаг ржавчины.
Толя беспокойно мотал по сторонам пьяными, мутными глазами, что–то тяжело обдумывая про себя:
– Ладно… Год за два! Согласен? И то, если сможешь сдвинуть её с мёртвой точки.
– Что это значит, год за два? – не сразу понял Эрик, но, испугавшись, что дядя передумает, тут же согласился: – Толя, да хоть за три, честное слово! – умоляюще просил он уходящего из гаража Толю, пятясь за ним.
– Завтра, Эрик, всё завтра…, – бросил тот через плечо и, покачиваясь на ходу, неровной походкой покинул опустевший, но наконец–то расчищенный от хлама гараж.