Позови меня, когда я уйду

Джерри Вэй

Позови меня, когда я уйду

Посвящается всем одиноким сломанным людям.

Вы не одни.

И город уснет, мы будем любить. В тишине пустоты мы – неслышное эхо. Мы – история, мы – смесь горечи вин, Наши судьбы под сенью сплелись воедино. Мы – сон города и уставших машин, Шепот улиц, настигший в заветных мечтах. Мы – коллапс его шума, ката́рсис рутин. Может, нас тут и нет? Нигде, никогда… Мы – есть мы. И одновременно нет. Тишина. Фонарь в рыжине сиротливо поет… Город дремлет, ползет по стенам серый свет — Россыпь точек идет вслед за ним на покой. Густо смотрят глазницами желтые окна. Дышат легкие опустелых дорог. Мерзлота ярких звезд и ноты молитвы Пропускают в себя эхо древних богов. Мы здесь есть? Да и мы – это кто? Мы живы? Чье же сердце так бьется в груди на ла́дан? Мы – отсутствие писем, абзацев и строк в них. Мы – сон города, …что его дуновеньем загадан. ~Джерри Вэй.

Faience Knife – It Feels Like I Start over Again

Глава 1. Такси до свободы

Evanescence & Linkin Park – Bring Me to Life

Инга ждала долго – такси всё не приезжало. И, словно по закону подлости, именно в тот момент, когда ей нужно было позарез быть дома не позже одиннадцати. Вечер получился чересчур расслабленным, спокойным, чего с Ингой не случалось уже давно. И на этой душевной ноте она засиделась допоздна, потеряв счёт времени. А Ваня с Алиной и вовсе обладали даром развеивать даже самые мрачные тучи и вытеснять невзгоды одним лишь неуместным смехом, вызванным глупой шуткой. Хотела бы Инга почаще так смеяться над всякой ерундой, не боясь быть заведомо осужденной за свой «слабый детский ум».

Димка, их общий друг, уже уехал – в его строну поймать такси было проще. Так что Инга осталась ждать в одиночестве. И чтобы занять себя хоть чем-то, помимо сверления циферблата на тонком запястье, она в который раз обернулась посмотреть на дом. Старая многоэтажка с облупленным фасадом терялась на фоне мерклого вечера, сдерживая своими стенами ветер, доносившийся со стороны дороги. Редкие облака разрыхлились, отчего небо казалось необъятнее, притягательнее. Фонарей в этой части города почти не было, и единственным источником света оставалась мозаика окон, глядящая на тихий пустой дворик сиротливыми прямоугольниками. Всё кругом дышало осенью – вестница болезненной меланхолии оказалась в этом году пунктуальна как никогда. Холодный ветер кусал сквозь пальто и свитер, пронизывая до костей, листья подрагивали на влажной после дождя скамейке, да и сам воздух был пропитан какой-то несвоевременной, издевательской тоской.

Спрятав руки в карманах, Инга всмотрелась в знакомое окно. Свет там погас – наверняка Ваня с Алиной уже легли спать. Инга вздохнула. Все-таки славный получился вечер. Тихий, наполненный безмятежным спокойствием и живительным смехом из-за неудачного боевика, в ходе которого серьезный жанр внезапно предстал комедией. К концу фильма Инга с Алиной чуть ли не валялись от смеха, и Димке пришлось затыкать подруг своими фирменными словечками. Жаль, в жизни нельзя так же совместить противоположные друг другу жанры.

За углом блеснули фары, ударив по глазам, и Инга вскинула подбородок. Наконец-то. Черная «Субару» медленно проплыла во двор, всколыхнув лужи. Колёса со скрипом объезжали кочки, пытаясь подступиться к выдолбленному в бетоне крыльцу. Инга махнула рукой, негласно сообщив, что доберется до водителя сама: пусть пристроится, где удобно.

Тревога ворочалась внутри противным комом. Когда Инга спускалась по ступенькам, зубы её уже отбивали нервную дрожь. Ей до ужаса не хотелось оборачивать тихий спокойный вечер противоположным исходом. Она сделала глубокий вдох, растёрла алеющие от осенней прохлады щёки и двинулась к машине. Её взгляд ненароком скользнул на передние стекла, выхватив неясный силуэт, будто разрисованный кистью единственного фонаря на пустующей улице. Водителем оказался молодой парень.

«Ну хоть так», – выдохнула Инга.

И подумала она так вовсе не из-за того, что жаждала увидеть симпатичного красавчика в роли своего «извозчика» – просто она терпеть не могла, когда таксисты начинали свой неуместный монолог о машинах и бизнесе. Чем моложе водитель, тем он неразговорчивее – это она уже давно уяснила. Может, не так уж всё плохо? Сама вселенная подбадривает её, посылая благоприятные знаки. Жизнь продолжается.

Инга сделала ещё один вдох и запрыгнула в машину, машинально выбрав переднее пассажирское сиденье. Когда её подвозил Ваня, она только там и торчала, поэтому сейчас, слишком заплутав в своих мыслях, даже не заметила, как оказалась на поводу у собственной привычки.

– Доброй ночи, – бросил водитель, не глядя в её сторону. Он отметил что-то в своём приложении и дождался, чтобы пассажирка пристегнулась. Инга не приняла во внимание, как его рука, охваченная дрожью, случайно соскользнула с рычага переключения передач.

Автомобиль заложил вираж, охватив салон гудящим бренчанием, и выехал со двора. Инга сглотнула. Если бы водитель сказал «добрый вечер», она бы не придала этому значения, но как же точно он подчеркнул, что за окном уже раскинулась ночь! Тяжело дыша, Инга выхватила телефон из сумки и уставилась в циферблат. 22:48.

Тётка её убьет.

Городские улочки засыпа́ли под стать позднему времени. Да уж, будь они в каком-нибудь крупном мегаполисе, залитом буйством огней и красок, кругом бы распускался только ранний вечер, сулящий обывателям интересные прогулки по ночному городу. Вот только в их провинции это время суток уже давно считалось поздним. Особенно осенью.

Инга смотрела в окно. Нога её то и дело отбивала судорожный ритм, губы непроизвольно сжимались. Мост между двумя частями города, перекинутый через Волгу, обещал сократить время дороги. На пути почти не попадалось машин, и фонари, выстроенные в ряд, смыкались над головой, точно шатёр, прокладывая путь вдоль старинной купеческой архитектуры, закрытых лавок и пустующих до утра остановок. Когда сидеть на одном месте было уже невмоготу, Инга невзначай перевесилась на правую сторону и облокотилась о выпирающую обивку на двери, подперев подбородок ладонью. Волосы, скатавшиеся в нечёсаные кудри, небрежно торчали из горловины свитера, рискуя вывалиться наружу.

– Какая любимая группа? – вдруг послышалось слева.

Инга очнулась как от оплеухи и в недоумении покосилась на водителя. Тот как смотрел вперёд, так и не отрывал своего взгляда от дороги. Она подумала, что ей послышалось, поэтому, чтобы отвлечь себя от безрадостного предвкушения адской встречи, решила переспросить:

– Что, простите?

– Группа музыкальная у вас какая любимая, спрашиваю, – как ни в чем не бывало повторил таксист. Только сейчас Инга прислушалась к его голосу. Бархатистый баритон, сдобренный хриплыми нотками, приятно обволакивал слух. Словно академический вокал, некогда прокуренный сигаретами. Где-то она уже подобное слышала…

На этой мысли она случайно выронила сумку, рассыпав по салону автомобиля внутренности раскрытых карманов. И принялась с нервным вздохом собирать все свое добро.

– Ev… vanescence… – закусив губу, проговорила Инга.

– То, что нужно.

Не отрываясь от дороги впереди, водитель на ощупь нажал что-то в своем телефоне, прикрепленном к приборной панели. Малоизвестный трек, сонно поющий по радио, сменился бодрой песней Bring Me to Life в исполнении дуэта «Evanescence» и «Linkin Park».

Инга в удивлении расцепила губы. У неё всегда получалось изящно выражать свои эмоции, хотя сама она утверждала, что не видит в этом умении ничего особенного – всего лишь не считает нужным запирать в себе способ проживания собственных чувств. И в этот раз она осталась верна себе. Стеснение и неловкость как рукой сняло. Сложив наконец выпавшие вещи обратно в сумку, она посмотрела влево.

Теперь неприметный водитель «Субару», державшийся с бесстрастием ночного таксиста, вызвал у неё настоящий интерес. Только сейчас Инге удалось разглядеть его как следует. Рыжие всполохи фонарей озаряли его профиль резкими брызгами, то скрывая в тени, то снова выхватывая симметричные углы на свет. Непроницаемый взгляд был устремлён вперёд и, похоже, его не интересовало ничего в округе. В приоткрытом окне на всех парах мчались ночные пейзажи города, обдавая его фигуру нарастающей скоростью. Легкая куртка продувалась ветром дороги – пустынной и свободной. Казалось, он ехал еще быстрее, еще стремительнее, резче, хотя его руки оставались неподвижными на руле, в то время как стрелка на измерительном приборе набирала оборот.

Инга вернулась в прежнее положение и выпрямила спину. Под яркий взрывной трек город за окнами автомобиля заполыхал, как зажжённый спичкой бензин. Он словно сбросил с себя все покровы и обнажил самую суть. Инга непроизвольно расслабилась. Дышать стало легче. Всё-таки жизнь и вправду хороша, какой бы ни была. И такие житейские мелочи как нельзя лучше напоминают об этом.

– Первый раз вижу водителя такси, который так печётся о вкусовых предпочтениях пассажиров, – сочла нужным заметить она. – «Определённо, надо будет поставить ему пять звёзд в приложении. И не забыть оставить на чай», – пронеслось в её голове.

– Как ещё отвлечь человека от назойливых мыслей? Включить любимый трек, который заберёт все его тревоги на себя. – Его руки спокойно держались на руле. – Я тоже первый раз вижу пассажира, который печётся о том, чтобы водителю было удобнее выезжать со двора.

Инга усмехнулась, вспомнив, как уверенно махнула ему рукой, уведомив, что самостоятельно доберется до машины.

– Было заметно?

– Водители подмечают такие детали.

– У моего отца была машина. Мы часто ездили вместе. Куда угодно. Иногда без повода. Поэтому я приноровилась думать в первую очередь о комфорте водителя. Все-таки человеку куда проще обойти ямы и лужи, чем заставлять несчастный автомобиль петлять кругами. Ни к чему из-за мимолетной прихоти истязать хрупкий двигатель.

Её неожиданный ночной спутник долго и неприступно молчал. Наконец, он ответил бесцветным голосом:

– Что ж, и взаимопомощь иногда окупается. На этом строится мир.

Инга дёрнулась, как ошпаренная горячей водой. Откуда он?.. Нет, этого не может быть. Совпадение?

– Откуда вы знаете эту фразу? – выпалила она поспешно. Инга была так возбуждена, что ей было уже не до «взвешивания» каждого слова. Таксист, казалось, не удивился внезапной смене настроения своей пассажирки. Не отрываясь от дороги, он уточнил:

– Что именно?

– Фраза, – повторила Инга. – Где вы её услышали?

Бодрый трек сменился следующей песней группы «Evanescence», которую Инга прежде не слышала. Но чарующий голос вокалистки она бы узнала из тысячи. Когда молодой парень выехал с перекрёстка, на его напряженных руках проступили вены, выглянув из-под рукавов куртки. Неуместный интерес Инги тотчас померк, едва блики фонарей за окном выхватили с его левого запястья винтажные часы.

– Чёрт! – вырвалось у нее. Водитель впервые обратил взор в её сторону. Но Инга не заметила странное удивление, сверкнувшее в его глазах, поскольку судорожно искала телефон в своей сумке. Вызволив гаджет, она разблокировала экран. Ни одного пропущенного от тётки, ни сообщения, ни ещё каких-либо признаков бешенства. Только фотография в обнимку с красноволосой Алиной глядела на неё счастливой парой беззаботных глаз. И цифры на заставке отстукивали убойным молотком в висках.

23:13…

Это был провал. Хуже гневных тирад тётки было только полное равнодушие, возведенное в абсолют показного бездействия. Молчание, режущее без ножа. Иллюзорно зарытый топор войны, чтобы затишьем отвлечь от нарастающей бури.

– Что-то случилось? Опаздываете? – поинтересовался парень. Его взгляд выразил участливость по отношению к судьбе пассажирки, однако нечитаемые глаза также сообщили и то, что при всём желании он не сможет ехать быстрее.

Инга бросила телефон в сумку и расслабленно откинулась на сиденье.

– Уже опоздала. Кажется, теперь можно не спешить.

– То есть?

– Высадите меня где-нибудь… где удобно. – Наугад она махнула в сторону закрытой аптеки с ярко-зеленой подсветкой.

Мерно застучали поворотники. Водитель свернул к обочине и затормозил, включив аварийную сигнализацию. Музыка в салоне убавилась.

– Уверены?

Инга потянулась. Необъяснимо, но когда терять уже было нечего, она становилась куда спокойнее. Как там говорится? Ожидание смерти хуже самой смерти? Кажется, её смерть решила обойти её стороной и предоставить куда больше отведённого времени.

– Да, более чем. Теперь, когда я не успела к 23:00, мне уже нет смысла спешить. – Она отстегнула тесный ремень безопасности, почувствовав неописуемый прилив свободы во всём теле.

– Мы даже близко не доехали до места назначения. Куда вы сейчас?

Поразмыслив, что ей всё равно придётся тянуть время, выжидая, пока тётка не уснёт, Инга решила прогуляться. Конечно, она могла бы вернуться к Ване с Алиной и переночевать у них или на крайний случай завалиться к Димке, но то ли ещё будет, когда тётка обнаружит под утро, что Инга даже не думала возвращаться домой. Ой, нет, лучше уж она придёт слишком поздно, но всё же придет, чем повторит историю минувшей давности…

– Я прогуляюсь до дома пешком, – сообщила Инга. Вообще-то оправдываться перед таксистом в её планы не входило, и в любой другой ситуации Инга бы непременно указала ему место, сказав, что это не его дело. Но сейчас участливый попутчик, радеющий за вкусовые предпочтения пассажиров, почему-то необъяснимо располагал к себе.

Водитель с выдержанным интересом, даже несколько свысока, посмотрел на девушку. А затем обвёл спокойным взглядом пустые улицы.

– По такой темени? – резонно уточнил он.

Инга проследила за его взглядом. Улицы и вправду были пусты. Темноту переулков зыбкой паутиной разбавляли редкие фонари, выстроенные вдоль главной дороги спасительным маяком для заблудших машин. Она подозревала, что ещё немного, и даже они погрузятся в сон, вслед за жителями города. Вдалеке неуместным зигзагом рдела вывеска районного бара.

– Мне не привыкать. Я люблю гулять. Если вы переживаете об оплате, то отметьте в приложении, что довезли меня до дома, и сумма спишется ровно такая, какой была изначально.

Тут, к неподдельному удивлению Инги, водитель отстегнул свой ремень и заглушил мотор. Музыка и бренчание автомобиля мгновенно стихли. Воцарилась вакуумная тишина, с непривычки ударив по ушам.

– А… вы куда?

Он бросил на неё всё тот же спокойный взгляд.

– Провожу вас до дома. Не хочу, чтобы за завтраком мне попалась нашумевшая новость о том, как в нашем городе пропала без вести молодая любительница «Evanescence». Которую, кстати, один таксист так и не довёз до дома.

Переварив услышанное, Инга задрала брови и усмехнулась. Открыто, не стесняясь – так, как умела только она. Ну хорош стервец, ничего не скажешь. И ведь не придерёшься к словам.

– А откуда же у этой молодой любительницы «Evanescence» будет уверенность в том, что тот самый таксист не заведёт её в какой-нибудь тёмный переулок и не воплотит нашумевшую новость в реальность?

Инга решила отшутиться, но вдруг сама поверила в правдивость сказанного, и её задорная улыбка сошла на нет. На всякий случай она вцепилась обеими руками в сумку. Если позвонить тётке, она ещё успеет попросить Василия встретить её. Пусть Марина влепит ей заслуженную затрещину, зато хотя бы спасёт жизнь от потенциального таксиста-убийцы. На секунду Инга представила, как взъярённый Василий, точно надутый пузырь, катится по улице со скалкой в руках, а сама Инга тем временем мечется меж двух огней, не зная, от кого лучше бежать – от сводного Марининого брата или от злосчастного таксиста. Ей вдруг стало смешно. Кажется, оба варианта были в равной мере проигрышными.

От продумывания безумных исходов её отвлекли короткий хмык и звук открывшегося бардачка. Водитель какое-то время пошарил там – Инга успела выхватить содержимое одним глазом, – после чего выудил из бедлама что-то жёлтое и цилиндрическое, размером с ладонь.

– Держи. Если вздумаю напасть, у тебя будет неплохое оружие самообороны.

В её руках оказался газовый баллончик. Инга не сразу поняла, что дотронулась до запястья этого парня – металл мгновенно охладил секундное прикосновение. Она даже не успела сообразить, что таксист вдруг пренебрег субординацией и резко перешел на «ты».

– Если не веришь, можешь испытать его. Желательно где-нибудь в стороне. – Он указал подбородком куда-то за окно. – Да и все мои данные в приложении подвязаны к порталу государственных услуг. При всём моём желании, мне совсем невыгодно нападать на людей.

Лёгкость в его серьёзном голосе, прожжённом хрипотцой, успокоила Ингу. Она неотрывно смотрела на своего попутчика. Что за заботливый водитель ей попался? Ни за что она не поверит в то, что он так самозабвенно предан своему ремеслу. Настолько, чтобы, помимо вкусовых предпочтений, еще и вникать в проблемы каждого своего пассажира. Тогда в чём дело? Понравиться ему она точно не могла – они уже давно не в том возрасте, чтобы влюбляться в первых встречных за одну лишь симпатичную внешность. Инга внутренне взвыла. Она что, ещё и считает этого парня симпатичным? Нет, нет и нет!

– Слушай… Я вообще-то пошутила. – Инга попыталась сгладить возникшие углы. Но баллончик всё же спрятала в кармане своего пальто.

– А я нет. Мы идем?

– Ну пошли…

Ей даже было интересно. Едва ли станет хуже. Все равно тётка от неё мокрого места не оставит, так какая разница? Зато хотя бы насладится свежим глотком воздуха перед смертью. Метафорической, конечно.

Глава 2. Ночной побег

Три дня дождя – Кристаллические лярвы

Когда Инга вышла из машины, её обдало свежим леденящим ветром. Воздух успел остудиться, и колючий холод теперь покусывал даже сквозь плотную ткань пальто. Тело пробрала дрожь. Хотелось бы вернуться обратно в тепло, но Инге и так было не по себе от того, как быстро она завела свое непредвиденное ночное знакомство.

Молодой таксист нажал на смарт-ключ, и двери черной «Субару» заблокировались. Не прошло и десяти минут, как они уже шли по пустому бульвару, изрешеченному тенями фонарей и отсветами светофоров. Парень оказался выше Инги на голову и много шире в плечах. Не то чтобы она причисляла себя к низким девушкам, но на его внушительном фоне рост и телосложение как-то сами по себе истончались. Да уж, если бы не обстоятельства, с нее можно было бы писать сентиментальные романы…

Инга натянула на руки тонкие вязаные перчатки и достала из сумки аккуратно сложенный шарф, обмотав его вокруг шеи. Волосы её так и остались торчать из горловины свитера, кое-где спадая парой крупных кудрей. Из-под бежевого платка выглядывала рваная чёлка: обдуваемая ветром, она открывала обзор на безлюдные улицы впереди.

– Холодно? – поинтересовался провожатый.

– Холодно.

В ответ он лишь хмыкнул. Инга пыталась разгадать «коварный замысел» нового знакомого, но спутник не спешил отвечать на её немые вопросы. Он будто довольствовался ролью молчаливого телохранителя, вопреки всевозможным жанровым канонам. Ну и пусть. Если уж ему комфортно идти вдоль улицы молча, то Инге – тем более. Больше всего она не любила поддерживать диалог, когда в том не было необходимости. Пустословы вгоняли её в тоску. Этого и дома хватало с головой, так что Инга старалась отваживать от себя нежеланное общество. Вот только к самому главному корню проблем она подступиться так и не смогла…

Инга пошарила в правом кармане пальто и выудила оттуда электронную сигарету красного цвета. Она нажала на кнопку, зарядив матовый корпус синеватой подсветкой, и, поднеся к губам, уточнила:

– Ты ведь не против? Могу отойти.

Водитель такси с насмешкой глянул на миниатюрную электронку в тонких пальцах и повел плечом.

– Как угодно.

Инга затянулась, вдохнув в лёгкие побольше дыма, и вскользь оглядела своего внезапного спутника. На выдохе вокруг неё образовался густой белёсый пар, на миг отделив их друг от друга плотной стеной. В воздухе запахло спелой вишней. Инга каждой клеточкой тела ощутила спокойствие. Свободу, растекшуюся по венам желанной сладостной негой. Она мечтала об этом с тех пор, как впервые взглянула на наручные часы этого молчаливого и до странного серьёзного парня.

А ему, похоже, холодно не было, раз он остался в своей лёгкой куртке, продуваемой студеным ветром. И держался он, к слову, прямо. Ровно. Так, словно ветер, разгулявшийся на открытой местности, совсем не брал его. Ни шапки, ни шарфа, ни тем более перчаток на нём не наблюдалось. Последняя мысль побудила Ингу снова взглянуть на ладонь, переходящую в широкое запястье, окаймленное свободной черно-фиолетовой резинкой. Нити вен прятались где-то под флисовым рукавом.

Очень интересно. И когда же герой вечера проявит себя? Как же так вышло, что она, девушка, до одури боявшаяся возвращаться домой позже 23:00, вдруг совершает променад с незнакомцем вдоль улиц уснувшего города? И сколько ей ещё придётся бродить? Тётка обычно ложится спать в полночь, но еще понадобится некоторое время для того, чтобы сон её стал крепче некуда, и Инга смогла бы пробраться в дом, не разбудив её. Час от часу не легче. Она искренне надеялась, что Василию хватит ума не трепать ей нервы перед сном. Ну, зато хотя бы можно было развлечь себя обществом любителя… Инга повернулась к парню.

– А у тебя, кстати, какая любимая группа?

Едва вопрос слетел с языка, Инга споткнулась взглядом о его профиль. Провожатый резко остановился перед ней и с интересом задрал голову куда-то вбок. По его нечитаемому лицу скользнул красный свет. Она проследила за направлением его взора.

Справа от них ответом на мысленный вопрос Инги мерцала та самая размашистая вывеска районного бара, которую она заприметила еще из машины. «Gellert». Они так быстро преодолели часть пути?

– Не говори, что зовешь выпить, – скрестила она руки.

– Сегодня пятница, – бросил он непринужденно. – Да и тебе, кажется, еще долго петлять по холоду. Больше заведений, работающих до глубокой ночи, я не знаю. Если у тебя есть что-то на примете – с удовольствием приму к сведению.

Её плечи взметнулись. Что ещё приготовит ей сегодняшний вечер? Судьба, похоже, так и испытывает её на прочность, открывая перед ней новые дороги, ещё не опробованные её скептичным нравом. Напоить вздумал? Нет, Инга совсем не похожа на девушку, которую так легко «развести», да и сам таксист не глуп, чтобы пытаться провернуть столь банальный сюжет. А может, он просто решил скрасить вечер пятницы за чужой счет? Усыпил бдительность заботливой роскошью в виде любимых песен и оружия самообороны, а сам… А сам что?

– А пошли.

Инга не верила, что так легко согласилась на подобную авантюру. Но металл в левом кармане успокаивающе коснулся ладони. С другой стороны, почему бы и нет? От рук тётки помереть или в сомнительной компании ночного бара – есть ли разница? Так хоть разбавит череду унылых вечеров случайной переменной, привнёсшей изменения в её слишком закостенелую линейную жизнь.

Внезапно она почувствовала, как сердце забилось в разы быстрее. Это ведь было похоже на… самый настоящий побег! По телу пробежал озноб от волнения. Инга сделала ещё затяжку, после чего, охваченная клубами тумана, прошествовала вслед за провожатым, который любезно придержал ей дверь.

Несмотря на то, что ближе к полуночи весь город как по команде вымирал, счищая с дорог и тротуаров жизнь, питейные заведения и клубы, напротив, просыпались, наполняясь неприкаянными ночными гуляками. Инга жила в этом городке с самого рождения и знала каждый его уголок наизусть. За исключением, разве что, подобных заведений, которые оставались для нее белым пятном. С Ваней и Алиной они изредка проводили время в проверенном месте на другом конце города. Атмосфера же этого бара разительно отличалась от привычной полуразрушенной суеты.

В душном помещении выразительно пахло кальяном, от которого млела голова. Воздух был спёрт. Словно большое количество людей высушили его до основания. Кругом таяли смазанные силуэты и громко играла музыка. В колонках крутили дискографию новой молодой группы «Три дня дождя». Бодрые рок-н-рольные треки будоражили кровь даже в самых вялых посетителях, прикорнувших над бессчётной кружкой пива. Готический зал утопал во мраке, разбавленном красной подсветкой и вычурными свечами на квадратных столиках. Инга и её спутник заняли тот, что находился в свободном углу. Обустраиваться у окна не было смысла – все стёкла с обратной стороны были залеплены плакатами с вывеской бара.

Спутник помог Инге избавиться от верхней одежды, и она осталась в кофейном джемпере с широкими рукавами. Над образом, конечно, стоило подумать: свободная клетчатая юбка и черные колготки в крапинку были не самым лучшим вариантом для подобных заведений. На её сопровождающем же контрастировал тёмно-бардовый свитер с высоким горлом, как нельзя лучше подчёркивающий прямую широкую стать.

Что-то подозрительно ей везёт на красные цвета в последнее время, хоть Инга и являлась сторонником тёплых, классических. Она открыто усмехнулась. Едва ли сторонник классических тонов будет проводить ночь в баре с первым встречным. Она так и слышала в голове безостановочный смех Димки: «Ну ты, мать, даёшь! Нет, это бесподобно!» В попытке заглушить гогот друга, Инга резко распахнула пластиковую картонку меню.

– «Nickelback», – протянул обжигающий, как терпкое крымское вино, голос. Собеседнику пришлось повысить его на полтона, чтобы пересилить шум заведения.

– Что? – не поняла Инга. Её взгляд ненароком пересекся с его – прямым и бесстрастным.

– Ты спросила про любимую группу. «Nickelback».

– А…

– Кальян? – Спутник тоже раскрыл лакированную картонку.

Инга помотала головой, выправив волосы из-под горловины свитера. Одной рукой она раскинула кудри по спине.

– Спасибо, кальяны не курю.

– А электронки, значит, куришь. – Провожатый сцепил замок из пальцев над столом и внимательно изучил свою спутницу. Инга и не думала уворачиваться от такого бесцеремонного внимания. – Или как это сейчас называется? «Парение»?

Она убрала черный локон за ухо и тоже подпёрла подбородок ладонью.

– Без разницы. Я это делаю не от хорошей жизни, знаешь ли. А в кальянах мне видится пафосное времяпрепровождение. Мишура, которая обманчиво скрасит серые бесцельные будни.

Инга откинулась на бархатистую спинку стула и вновь уткнулась в меню. Едва ли парень с таким прожжённым голосом никогда в жизни не пробовал курить. Чего ему надо от нее?

– Как знаешь. Ты определилась?

Инга в подозрении прищурилась, заметив, что парень встретился взглядом с официанткой, пригласив ту к столику.

– Да, я, пожалуй… сама возьму на стойке. Спасибо.

Она встала из-за стола. Человек, тяготеющий к ностальгичной группе «Nickelback», меньше всего напоминал злодея, но осторожность не помешает. «Дорогая, каким бы хорошим тебе ни казался человек, полагайся всегда только на себя», – учил её папа. Инга беззаветно уважала его волю и при любом случае жизни ориентировалась на его мудрые наставления. Через пять минут она вернулась к столику с бокалом холодного апероля шприца. Бармен оказался шустрым малым – мгновенно понял её предпочтения и смешал коктейль в нужных пропорциях. Под рукой её спутника уже ждала кружка светлого эля.

– Меры предосторожности? – Парень взглянул на её напиток.

– Да.

– Это правильно. Девушки не должны терять бдительность в подобных заведениях и позволять спутнику угощать их выпивкой. Мало ли что ему может взбрести в голову. – Он сказал это так буднично, будто речь шла о погоде или иных насущных вопросах. Да и его похвала прозвучала скорее как рукопожатие коллеге, нежели жизненно важное напутствие.

Инга дернула бровью.

– Такого не было, слава богу. Но не стоит доверять никому, кроме себя, ты прав. К тому же, я даже имени твоего до сих пор не знаю.

– Артём. – Он протянул кружку эля.

Бокал на тонкой ножке ловко звякнул по стеклу.

– Инга.

Собеседники отпили пару глотков. Мимо них то и дело сновали люди. Шумели компании веселых подростков. Дискография группы «Три дня дождя» продолжала будоражить каждую клеточку тела.

– Вообще-то по паспорту меня зовут Ингира, – повысила она голос, пригубив еще несколько глотков. Артём нахмурился, улавливая её слова в гаме других голосов и бьющих по ушам треков. – Но я предпочитаю Ингу. Не люблю своё полное имя – звучит слишком вычурно и по-королевски.

Похоже, алкоголь быстро ударил в голову. Она ведь ни с кем не делилась такими подробностями. О её полном имени знала только Алина. Главное, не разболтать свою самую главную тайну. Инга поморщилась, сделав ещё пару глотков горького апельсина. Лёд обжёг горло. Нет, никакой горячительный напиток даже в самых повышенных градусах не пробьёт закрома её души, куда она так тщательно сгребала весь ненужный хлам.

– Хорошо. Инга, так Инга.

– Кстати, – спохватилась она. – А как же твоя машина? Ты ведь… не собираешься садиться потом за руль? Да и заказы? Уже не сможешь работать сегодня.

– Уеду на такси, ничего страшного. Я недалеко живу. А машину отгоню завтра утром. Насчет заказов можешь не переживать – тебя я и так хотел забирать последней. А больше работать сегодня желания не было. Неделя и так выдалась тяжёлой.

Инга перевесилась через стол и ненавязчиво чокнулась с его недопитым элем.

– Лучшее завершение тяжёлой недели – поход в бар?

Артём ответил ей звонким дзыньком о её бокал.

– Не сказать, что лучшее. Но расслабиться не помешает.

– А я тебе зачем? Надеюсь, не приударить решил? – Холодный напиток чертовски освежал, а помесь апероля с просекко постепенно ударяла в голову, развязывая сеть мыслей. Впрочем, Инга и без того спросила бы то же самое. Церемониться она не любила. Особенно с незнакомцами.

Артём ничуть не смутился такого вопроса. Уголки его губ дрогнули, отчего на скуле дёрнулся едва заметный желвак. Он смотрел прямо в глаза, не испытывая неловкости. Не чувствовала себя скованной и Инга. Она отвечала ему таким же уверенным взглядом – даже несколько дерзким, нагловатым. Музыка пульсировала в ушах обоих.

– Я бы сказал, это больше похоже на синдром попутчика.

– Синдром попутчика? – удивленно спросила она.

Артём кивнул. Поставил бокал обратно на стол. Рукав свитера на секунду обнажил его запястье, и вдоль кожи проступили вены – точь-в-точь струны, играющие под аккомпанемент яркого вокала.

– Это когда ты доверяешь случайному человеку больше, чем родным и друзьям, которых видишь каждый день. Ты знаешь, что этот человек на твоём пути – лишь переменная, которая вскоре бесследно исчезнет. Растворится в статической колее жизни. И само понимание этого уже необъяснимо располагает. То, что ты боялся открыть самому близкому – ему ты исповедуешь, не моргнув и глазом.

– Синдром попутчика… – повторила Инга, пробуя эти слова на вкус. Она подперла подбородок ладонями. Неужели высокого парня с красивыми венами и непробиваемым воспитанием, который, к тому же, радеет за музыкальные предпочтения своих пассажиров, можно охарактеризовать таким скучным психологическим термином? Теперь уж точно пора выбросить из головы все подозрения насчёт его крайне неблагонравных помыслов. Они и вправду просто столкнулись в нужное время в нужном месте. И вскоре так же неуловимо разойдутся.

– Что же, Инга. Не поделишься, отчего твоя жизнь не настолько хороша, чтобы не начинать курить?

Инга выпрямилась. С тех пор, как они пересекли порог, она ни разу не полезла в сумку за своим телефоном и даже понятия не имела, сколько сейчас времени. Ей было необъяснимо спокойно. Словно все тревоги выпорхнули из сердца так же незримо, как и уходящее тепло в стылом воздухе, окутанном осенними ветрами. Словно её до тошноты понятная, расписанная чужой рукой жизнь рассы́палась как песок сквозь пальцы, и на смену неподвластному контролю пришла лёгкая новизна. Инга и вправду расслабилась каждой клеточкой тела. Перестала думать о чём-либо. И просто выдохнула. Когда ещё удастся вот так отдохнуть?

– Я живу с тираничной тёткой, которая контролирует практически каждый мой шаг. И, кажется, вся моя жизнь, вплоть до смерти, давно находится в её руках. – Инга подмигнула, торжественно вскинув бокал. – Только это секрет. Она ни в коем случае не должна догадаться, что я в курсе.

Красная подсветка бара затянулась синим неоном, окатившим ровный профиль Артёма. Он пил эль неспешными глотками, кадык на его гортани то и дело выглядывал из-за высокого горла свитера.

– Не вся, раз ты куришь электронки и проводишь вечер пятницы в баре с тем, кого едва знаешь.

Ожидая услышать именно это, Инга с готовностью выстрелила:

– Как ты и сказал, случайная переменная жизни. Синдром попутчика.

– А если это знак? Случайности не случайны. Слышала что-нибудь об этом? – Артём вскинул на неё взгляд исподлобья. В ореоле неонового света, прыгающего во все стороны и бьющего по глазам, невозможно было определить цвет его глаз. Не то серо-зеленый, не то дымчатый, пепельный. А вот короткая челка, уложенная набок, ему определенно шла. Инга прикусила внутреннюю часть щеки. Эта мысль тоже проскочила под воздействием алкоголя!

– Хочешь сказать, что ты по велению судьбы должен вызволить меня из тисков моей тётки и спасти от домашнего гнёта? – Она закинула ногу на ногу. – Не выйдет. Придётся потягаться с её скверным характером, а он не каждому по зубам. К тому же, в нашем доме живет её «замечательный» сводный братец, которого выпнуть не получается всеми правдами и неправдами. Поскольку закон о делении имущества на его стороне.

Артём нахмурил брови.

– Он бьёт тебя? – Это прозвучало резко. Инга растерялась. Маска бесстрастия ее провожатого дала трещину, и на поверхности стальных глаз проступило что-то такое, что необъяснимо притягивало, манило, звало. Но в то же время пугало своей тёмной неизвестностью. Инга отвела взгляд.

– Нет… Так, унижает морально, если погрязнет в соответствующей кондиции, да и всё. Я уже научилась с этим жить. Отвлекаюсь на работе и большую часть времени зависаю у друзей. До 23:00, соответственно.

Артём внимательно наблюдал за её жестами. Инге стало не по себе. Она давно научилась пропускать негативную подноготную жизни сквозь себя, делая вид, что её вовсе не существует. Но в обществе этого сдержанного неулыбчивого парня всё плохое само собой всплывало наружу противным омертвевшим гноем. Как слизь, которой стало слишком тесно в застоявшихся водах болота. Почему-то хотелось плакать, но слёзы в данный момент были совершенно неуместны.

Артём допил остатки эля и поставил пустую кружку на стол.

– А родители?

Инга уклончиво нахмурилась.

– Так и будем говорить обо мне?

От приторной кальянной хмари, растворяющейся в неоновом свете, от громкой музыки, хлещущей по вискам, выпитый бокал апероля одурманивал стремительнее, чем бутылка дешевого вина из подполья. Но Артёма, похоже, никакой алкоголь не брал.

– Инга, послушай. – Он положил руку на стол. Винтажный циферблат выглянул из-под рукава свитера, но Инга упорно не желала смотреть в его сторону. – Я не могу знать всего. Но из того, что я услышал, ты живёшь довольно скудную однообразную жизнь.

– Не много ли ты на себя берешь, любитель «Nickelback»?

– Дослушай, – деликатно призвал он. – И во всех своих бедах ты, конечно, винишь тётку.

– А кого мне ещё винить? Она с пятнадцати лет терроризирует меня. Шагу не даёт ступить без её ведома. Я ждала свои восемнадцать как манну небесную. Думала, смогу поступить и уехать в закат. Подальше от этого города. Да даже если не из города, то хотя бы из дома! – Под конец Инга уже чуть ли не кричала. Не из-за алкоголя и оглушающего чувства обиды – просто дискография «Три дня дождя» набирала всё больше битов, и держать голос ровным не получалось. – Как видишь, я всё ещё тут. Никуда не поступила. Не потому, что я глупая и необразованная, а потому что её манипуляции оказались сильнее моих амбиций. Учителя сулили мне прекрасные перспективы. А она всё испоганила. Спрятала мой паспорт и документы об образовании, чтобы я не смогла уехать из города. Потом, конечно, вернула через ссоры и скандалы, но шанс на поступление был уже упущен. Она так боялась остаться одна, что привязала меня к себе. Манипуляциями и ненавистью других свила вокруг себя мифическое семейное гнездо и боится выглянуть из раковины наружу!

Инга тяжело дышала. Артём внимательно слушал её распалённую речь. Когда она закончила и откинулась на спинку кресла, он спокойно подытожил:

– И ты по-прежнему считаешь, что во всех твоих несчастьях виновата она одна.

Инга вскинула на него злой взгляд.

– Ты издеваешься?

– Нет. Всего лишь рассуждаю логически. Что мешало тебе собрать вещи и уехать, когда ты вернула свои документы? Ты явно не глупая.

Инга усмехнулась. Сахарок комплимента на десерт?

– Я же сказала. Шанс на поступление был упущен. Набор к тому времени давно закрыли, и бюджетные места закончились. Я поступила, конечно, в наш местный колледж, чтобы было хоть какое-то подспорье. Но образование фармацевта – далеко не предел мечтаний.

– Что мешало тебе просто съехать? Хотя бы зажить самостоятельно, без её указки. Сколько тебе сейчас?

– Почти двадцать один. А съехать мне мешало её давление. Стоило мне хотя бы заикнуться о переезде, как она снова принималась играть в страдалицу. Мне хватило нескольких походов в больницу, когда она была на грани «смерти» из-за моих «неблагодарных выходок».

Инга хотела запить горечь аперолем, но обнаружила подле себя пустой бокал. Оставшиеся капли стекали по прозрачным стенкам слезами. Она дотронулась до тонкой ножки и звякнула ногтями по стеклу.

– Бесполезный разговор, Артём. Если ты думаешь, что за один вечер сможешь изменить мою жизнь парочкой неуместных советов, то сильно ошибаешься. Ты не знаешь, что она за человек.

– Иногда всего один совет может помочь если не изменить жизнь, то хотя бы подтолкнуть к решению.

– Наверное, легко рассуждать тому, кто родился в семье, где родители могут позволить своему сыну «Субару Импреза»? Которая явно была не ради такси куплена. И устроился ты туда, чтобы просто доказать себе и другим, что можешь что-то сам, без чьей-то поддержки. Что нисколько от них не зависишь. И ты считаешь себя вершителем своей судьбы?

Тут, к удивлению Инги, Артём рассмеялся. Искренне. Открыто. Беззлобно. Так, как она всегда любила смеяться сама. И любила такой смех в других людях. Под его скулами проступили желваки. Это подействовало на неё отрезвляюще, и спесь мгновенно спала с её лица.

– Забавная ты, любительница «Evanescence». Утверждаешь, что твоя свобода полностью в чужих руках, но стоит чуть нарушить твои границы, как ты принимаешься яростно кусаться. И в машинах разбираешься так, словно не сидела всю жизнь взаперти, скованная тисками деспотичной тётки.

Инга обомлела. Её зубы клацнули друг о друга. Ответить было нечего.

Артём вновь принял серьёзный вид.

– Пока ты сама себя не спасёшь, никто этого не сделает. Протяни себе руку и увидишь, что вытащить саму себя окажется не так уж и невозможно. И это будет лучше, чем терпеть муки и заглушать свою боль курением.

Глава 3. Танец без движений

Nickelback – If Everyone Cared

Инга вздохнула. Что за таксист ей достался? А главное, за какие заслуги? Интересуется вкусами пассажиров, ненавязчиво подбадривает любимыми треками, предлагает помощь в виде своего общества, даёт непрошенные, но, черт возьми, дельные советы. И сам при этом остаётся загадочной фигурой на доске.

– О себе-то ты ничего не рассказываешь, – заметила Инга, скрестив руки. – Но учишь других жизни. Нечестно, не находишь?

– Спрашивай, – позволил Артём. Уголки его губ смягчились.

Инга фыркнула. Но всё же отвела взгляд в сторону и задумалась. Она даже понятия не имела, что именно хочет о нём узнать. Возраст? Чем занимается? Есть ли пристрастия, помимо ночных променадов по городу? Сколько зарабатывает? Какие цели преследует? Девушка? Всё это было так же банально, как и мысли о том, что сей таинственный незнакомец притащил её в бар с одной-единственной хрестоматийной целью.

Инга выпрямилась, скользнув взглядом из-под ресниц по лицу провожатого. Их глаза встретились в полумраке готического зала.

– Ты счастлив?

Время на секунду замерло. А после зашевелилось вместе с раскатами резвых всполохов, скользящих по стенам.

Артём опешил. Казалось, он даже не понял её вопроса. Сквозь отлаженную выдержку проступила растерянность. Это сыграло Инге на руку, прибавив ей уверенности.

– Ты счастлив? – повторила она. – Обыкновенный вопрос. Ты, наверное, ожидал услышать расспросы о своей жизни. Чем занимаешься и живёшь. К чему стремишься. Сколько зарабатываешь. Но достижения и цифры меня, честно говоря, мало заботят. А вот, счастлив ли человек жить той жизнью, которая у него есть, действительно наталкивает на беззлобный интерес.

Красные блики проре́зали полумрак, выхватив из дымчато-серых глаз озадаченность. Он явно ожидал услышать что угодно, но только не этот затасканный вопрос, истёртый до дыр человечеством. Бегающие желваки застыли на сведённых скулах. То ли так играло обманчивое освещение, то ли тени вытягивали угловатые черты – казалось, что Артём спал с лица. Он и до этого был слишком замкнут и нечитабелен, а сейчас и вовсе словно запер все двери. Наглухо. И взгляд его блуждал далеко отсюда.

Артём спустил рукава, прикрыв сжатые кулаки на одну треть. Исподволь коснулся горла свитера, будто проверяя, высоко ли оно натянуто. Что значил этот жест, Инга не поняла, зато она очень хорошо осознала, что залезла куда не следовало. Её хитрая улыбка моментально сошла на нет, а брови непроизвольно сомкнулись, как бы она ни старалась не выдать своего беспокойства. Нет, если уж по-честному, этот автолюбитель первый начал считывать её, как сканер. Но и она сама позволила себе открыться ему в ответ, так что с её стороны претензий быть не должно. Он же – другое дело. Что же такого сакрального таилось за этим сложным и в то же время простым житейским термином, забытым людьми на подмостках жизни?

Инга умела сглаживать любые углы, даже самые забористые и клинообразные. Пусть подступиться к этой огранке будет немного сложнее, но она давно научилась подстраиваться под чужие ураганы. И просто растворяться. Как пыль в воздухе. Теряя всю себя, до основания. Она знала, что так неправильно, но что еще оставалось? Она просто привыкла.

– Ладно… Я сейчас.

Инга встала, расправив короткую юбку, и, не дожидаясь ответа, вышла из-за стола. Она переживала, что своим неуместным видом навлечет на себя лишнее внимание, из которого потом не выпутается, как мотылёк из паутины, но за всё время пребывания тут Артём ничем не выдал своей заинтересованности. Его взгляд ни разу не скользнул ниже уровня её глаз.

Инга направилась к барной стойке. Лёгкое охмеление почти выветрилось, и она как никогда желала напиться до беспамятства, заглушив непрошеную прорву застарелых, слишком неподъёмных чувств. Инга упёрлась ладонями в черную лакированную столешницу и сделала глубокий вдох. Выжженный кальяном воздух сдавливал горло, оседая на легких приторной взвесью.

– Божечки мои, дорогуша! – раздался бодрый голос напротив.

Инга подняла голову. Курчавый бармен в черной форме ресторана перекинул полотенце через плечо и многозначительно задрал брови. Хоть он выглядел уставшим, всё его существо так и искрилось дружеской участливостью.

– Если будешь отдыхать с таким постным видом, не сможешь насладиться вечером. Что бы там ни было, отпусти. И пусть оно катится. – В довершение своих слов он выразительно махнул рукой. – Это не твоя забота.

Инга вымучила улыбку. Даже с обслуживающим персоналом найти общий язык оказалось куда проще, чем с замкнутым фанатом «Nickelback». И чем вообще его зацепила эта группа? На раздумья ушло не много времени. Она постучала ногтями по краю столешницы, после чего приблизилась к бармену, убрав свои кудри за уши.

– Можно попросить вас помочь мне в одном деле?

Через пять минут Инга возвращалась к столику с бокалом ледяного апероля и кружкой имбирного эля. Она протискивалась сквозь толпу не иначе как чудом. Кругом лавировали силуэты, по веселым лицам людей плутали отсветы настольных свеч в сени полумрака, разбавленном красной подсветкой. Музыка била по вискам. Чужие руки распускались всюду как плесень на стенах: стремительно и нагло. Инга терпеть не могла такую атмосферу и с радостью бы предпочла походу в бар несколько вечеров, проведенных в тишине и полном одиночестве. Но дома об этом даже мечтать не следовало. Оставалось только расслабиться и отпустить. А что? Будто ей есть что терять. Всё равно мы все когда-нибудь умрем. Так есть ли смысл заострять внимание на мелочах и беспокоиться попусту?

Внезапный толчок пришелся в плечо. Спокойствие рассыпалось вдребезги. Часть апероля выплеснулась за края.

– Смотри, куда прёшь, а! – буркнули вслед.

– Аналогично, – в унисон отрезала Инга. Она бегло взглянула на свой кофейный свитер, оценив масштабы катастрофы. Рыжие капли расползлись по швам стремительнее густых чернил, опрокинутых неумелой рукой. Но не успела она подумать о том, что с ней сделает тётка за испорченную алкоголем одежду, как в спину остро кольнуло:

– Ты что-то сказала?

Только этого ей сейчас не хватало…

Инга обернулась. Перед ней вырос внушительный коренастый тип с мясистым носом и глуповатыми глазами, заволоченными пеленой. Мятая рубашка цвета хаки, выправленная поверх спортивок, и запущенная щетина выдавали в нем отнюдь не дружественного компаньона. Несуразный образ завершали солнечные очки, натянутые на раскрасневшийся лоб. Смотрел он развязно, явно ожидая получить ответ на свой вопрос.

– Повторить? – уточнила Инга.

Малоприятная физиономия скроила притворно-умильное выражение.

– Тю! Ты в кого такая дерзкая, крошка? – Он приблизился.

В тот же миг где-то в зале треснула пробка от шампанского. Инга вздрогнула. Люди весело заулюлюкали, разливая игристое по хрустальным бокалам. Странная аллегория. Тип вразвалочку остановился, всем своим видом демонстрируя превосходство.

– «Спокойной ночи, малыши» закончились. Тут, – он насмешливо обвел подбородком зал, – уже взрослая территория.

Инга глянула в зал. Остальным посетителям не было до них дела. Со стороны казалось, будто два давних приятеля остановились неподалеку от барной стойки, с тем чтобы обсудить злободневные новости. Музыка и смех, разрезающие пространство, полностью оглушали.

– Послушай, – с расстановкой произнесла Инга, повышая голос на каждом слове, – я сделаю вид, что не заметила, как ты пролил на меня мой же коктейль. И мы просто мирно разойдемся. Ладно?

Кажется, напускная формальность в ломаном голосе ещё больше распалила типа. Хрюкнув чересчур резко, он уставился на бокалы в её руках.

– А ты дерзкая! Скучно, небось? Я ведь могу и развлечь, если надо! – Его взгляд беспардонно задержался на короткой клетчатой юбке. Инга испытала настоящую тревогу и тут же вскинула перед собой массивную кружку, как защитное оружие.

– Я тут с парнем, если не видно. Так что прошу освободить меня от своего общества. – Она рассчитывала гордо обогнуть его, но тип снова преградил ей дорогу, выпятив ладонь.

– Не надо мне ставить условия! – выцедил он ей в лицо.

Её брови подпрыгнули на лоб. Инга попятилась назад. Нутро опалило холодом. Лёгкие сдавило тревогой. С дурацкими бокалами в руках далеко не убежишь, но если что, она была готова выплеснуть содержимое ему в лицо. Вот сейчас баллончик здорово бы пригодился.

Заметив растерянность, обездвижившую дерзкую девчонку, агрессор по-хозяйски фыркнул:

– Да не смотри на меня так, крошка. Я девиц не трогаю, даже если у них язык как помело. – Он напыщенно поглядел по сторонам. – Что-то не вижу твоего благоверного. Спрятался? Может, позовешь?

Инга фыркнула.

– Детский сад.

– Что вяк… – Договорить он не успел – вмиг был оттащен в сторону стремительной крепкой рукой.

Инга не поняла, как это произошло. Буквально секунда – и пьяного верзилу как лавой снесло. Её тоже слегка задело. Она скорее напугалась, чем ощутила на себе удар. В тёмных очертаниях зала перед глазами возникла знакомая спина, скрывшая её за собой. В этой неуловимой вакханалии Инге удалось выхватить – вскользь, совершенно случайно – еле заметную деталь. Всполох яркой подсветки провел вдоль запястья, обнажив старый порез, на секунду выглянувший из-под ремешка винтажных часов. Внутри что-то оборвалось. Страх заиграл новыми красками. И причиной тому был вовсе не обидчик, от которого сейчас мокрого места не останется, а её вопрос, по неосторожности разбередивший душу Артёма.

Пальцы впились ногтями в хрустальную ношу.

Под бодрый трек заведомая драка выглядела бы комично. Но драки, к счастью, не случилось – Артём ненавязчиво, но императивно оттащил агрессивного прилипалу к стойке. Люди с воплем шарахнулись кто куда. Тип откинулся на столешницу в явном шоке. Артём поманил рукой персонал бара, и бармен, завидев двух посетителей, столкнувшихся лбами, мигом сообразил, что к чему. Побросав все шейкеры, он поспешил за охраной. К облегчению Инги, которая за эти неуловимые секунды даже не успела сдвинуться с места, последняя сделала выбор в пользу нетрезвого зачинщика, от которого разило агрессивным перегаром за километр.

Она только сейчас смогла выпустить застрявшее дыхание из лёгких. Инцидент был исчерпан. Её спаситель остался цел.

– Сомнительные у тебя знакомства. – Саркастические нотки в хриплом голосе успокоили, как теплое дыхание осени, развеянное по ветру. Ей хотелось ответить, что он и есть тот самый катализатор, запустивший цепь сомнительных знакомств этим непредсказуемым вечером, но мысли путались настолько, что ломота в висках мешала сосредоточиться. В итоге она просто ограничилась нервным смешком:

– Это не знакомство.

Инга почувствовала тяжесть на своем плече – Артём повёл её в направлении их столика, который уже успел выветриться из памяти под воздействием пережитой тревоги. Пробираться пришлось сквозь толпу, ловя на себе косые взгляды. Но Артёму, как и раньше, было всё равно.

– Могла бы и позвать, – заметил он. Когда они дошли до своего места, Артём спустил засученные рукава свитера обратно до костяшек. Инга сопроводила это движение краем глаза. Она поёжилась от воспоминаний о порезе и отвела взгляд на дотлевающую свечу на краю столика.

– Не успела…

– Сильно испугалась?

Она бестолково пожала плечами. Артём вздохнул.

– На будущее. – Он вдруг сделал то, чего никто не ожидал: взял свою куртку со стула и накинул ей на плечи. – Если поблизости никого нет, лучше сразу беги туда, где много людей. Ты же видела, что в тёмном освещении и с громкой музыкой никто даже внимания не обратил на то, что что-то не так. Не стоит пререкаться с оппонентом, который едва соображает.

Инга стояла ни жива ни мертва. Агрессивное поведение прилипалы и рядом не стояло с внезапным актом заботы со стороны её спутника. Причём сделал он это спокойно, будто само собой разумеющееся. Теплый флис надежно скрыл пятна на свитере от посторонних глаз. Куртка оказалась ей по колени. Инга вцепилась пальцами в зубчики молнии. Если бы она знала, в какой заварушке окажется по воле случая из-за своей же глупости, никогда в жизни бы так не вырядилась на безобидные посиделки у Вани с Алиной!

– Знаю, – наконец ответила она. – Спасибо.

– Не за что.

Молчание длилось недолго. Она не придумала ничего лучше, чем протянуть со стола имбирный эль своему спутнику. Уже подостывший. Артём снисходительно обменялся с ней взглядами. Инга лишь пожала плечами в объяснение своему жесту. Вот надо было ей брать эти напитки именно на барной стойке? Всё же спутник принял её «подношение», кивнув то ли в знак благодарности, то ли просто так.

– По поводу твоего вопроса, кстати…

Тут взрывные биты в колонках утихли. Силуэты в дымном мареве как по команде остановились. Инга дёрнулась. Она же вообще забыла об этом! Тот гнусный тип перечеркнул все её планы. Впрочем, через несколько секунд они возобладали над напряженной атмосферой в воздухе.

По залу полилась нежная тягучая симфония. Такая же чарующая, завлекающая слух, как давно забытая мелодия юности. If Everyone Care.

Артём посмотрел на нее удивленно.

– Ты из-за этого уходила?

– Ну… – Инга прикусила губу и смущенно отвела взгляд. – В общем-то, да. Хотела отплатить той же монетой. – Она развела руками. – Но всё пошло совсем по другому сценарию.

Артём усмехнулся и благодарно прикрыл веки. Пока они усаживались обратно за столик, скрытый тенью камерного угла, Инга осторожно бросила на него взгляд и крепче укуталась в массивную куртку. Она снова обратила внимание на его руки. Сжатые кулаки медленно отпускали резинку рукавов, и та отползала назад, обнажая наручные часы на левой руке и струны выпуклых вен. Она хотела узнать: что они так тщательно прятали под зыбкой защитой? Но тут же одернула саму себя. Это не её дело. Ей вообще, если подумать, не должно быть до него никакого дела.

Несмотря на то, что в барах в принципе не заведено включать подобные треки, вокруг столиков неожиданно и даже с энтузиазмом начали образовываться парочки. Веселье сменилось размеренностью. Людям нравилось. Изначально Инга тоже хотела пригласить этого запертого за дверями парня на медленный танец (да простит её врожденный строптивый характер), но теперь поняла, что слушать музыку, сидя за столиком и потягивая остатки коктейля размеренными глотками, куда комфортнее.

If everyone cared and nobody cried

If everyone loved and nobody lied

If everyone shared and swallowed their pride

Then we’d see the day when nobody died

And I’m singing. Amen I, I’m alive 1

Мелодия выводила лёгкие воздушные ноты на самых потаённых струнах души. Пела изнутри. Отпускала второе дыхание, свободное от всего в мирской суете. Мысленный танец без телодвижений и прикосновений… Сольный дуэт, сошедшийся в резонансе двух разных миров. Разве такое возможно? Или всему виной алкоголь, ударивший в голову? Удобно, если подумать. Любой порыв можно спихнуть на его сокрушительное воздействие.

Инга накренила ресницы и улыбнулась краешком губ. Взаимопомощь и вправду иногда окупается. Именно в эту секунду она осознала, что ни разу за вечер не вспомнила о времени.

Когда провожатый довел Ингу до подъезда, на часах было уже около двух. Улицы пришли в страшное запустение, фонари потухли, съев ничтожные остатки видимости, и чернильная темень возобладала над унылыми дворами. Ночной воздух остудился. Было очень холодно. Пока Артём вызывал такси, Инга вызволила из кармана пальто красную электронку и неспешно затянулась. Тело подрагивало на морозе, но она старалась не подавать виду, что промёрзла насквозь. Артём оторвался от телефона и обратил внимание на пар, сомкнувшийся вокруг него густыми клубами. В воздухе запахло спелой вишней.

– Будешь? – Инга щедро протянула ему электронку.

Брови нежданного попутчика задрались на лоб в привычном насмешливом жесте. Но электронку он всё же забрал. Теперь уже Инга с интересом наблюдала за тем, как её провожатый неспешно втягивает в себя пар, выдыхая наружу сладкий вишнёвый мускус.

Она внезапно поймала себя на мысли, что хочет поцеловать этого парня. Просто так. Без повода. Поцеловать и навсегда забыть. Выкинуть из жизни, которая теперь точно не станет прежней. Но тут же закусила губу и хлестанула себя по щекам. Алкоголь отчаянно не желал выветриваться из её организма. На всякий случай она задержала ладонь на газовом баллончике в кармане пальто. Не нужны ей лишние беспорядочные связи.

К счастью, Артём остался верен себе даже под воздействием эля и чересчур интимной для малознакомых людей обстановки. Вскоре приехало такси. Как-то уж слишком быстро. Таксисты определённо соблюдают какой-то кодекс подлости, известный лишь им одним. Когда надо, их не дождёшься, а когда не надо – приезжают за милую душу.

Артём пожал Инге руку со словами «спасибо за вечер» и вернул электронку. После этого передняя дверь авто бесповоротно скрыла его. И снова красное… Определённо, пора учиться считывать знаки вселенной.

Инга уже хотела развернуться к подъезду и навсегда забыть всё случившееся этой странной непредсказуемой ночью, как окно с его стороны съехало вниз.

– Думаю, да.

Глава 4. Последствия

Nizkiz – Здесь

Утро явилось вместе с адской ломотой в висках. Голова раскалывалась так, будто Инга выпила вчера не два коктейля апероль шприц, а намешала несколько шотов с вином, запив всё это дешёвым портвейном. В комнате царил хаос. Одежда, из которой она выпуталась ночью, как змея из чешуи, валялась на полу вывернутой шкурой. С наступлением утра вчерашние прожитые чувства казались ей всего лишь сном. Красивым, тёплым и издевательски быстротечным. Ведь так не могло быть. Только не с ней. Не с её однообразной, до тошноты расписанной жизнью.

Но нет, сон оказался явью. И доказательством тому была горсть гвоздей, вонзённых в мозг и нещадно раскурочивающих стенки черепа. Инга вспомнила неразговорчивого таксиста, вынужденную прогулку по уснувшим улицам. Ночь в баре за столиком с красной подсветкой в углу. Вспышки света в дымчатых глазах. Примесь кальянных ароматов в воздухе, от которых морило в сон. Приставучего типа. Песни групп «Evanescence» и «Nickelback», своё иррациональное жгучее желание у подъезда…

Она не помнила, как пришла и как разделась, зато в памяти четко отпечаталось то, что перед сном её уколола смехотворная мысль: она ведь так и не поставила «пять звёзд» таксисту… После этого она заснула крепким мертвецким сном. И проснулась, только когда за дверью раздались тяжёлые раздражённые шаги. Инга взвыла, натянув одеяло на голову. Она даже не знала, чего ожидать за свою внеплановую вылазку, и потому решила, что самым правильным будет как следует надышаться перед смертью.

Первым делом она достала из-под подушки телефон. Там же лежала красная электронка, которую Инга умудрилась выудить из кармана пальто. Кажется, она уснула с ней в обнимку, потому что в хмельном бреду всё ещё ощущала тепло чужих рук на бездушном металлическом корпусе. Инга сделала глубокий вдох. Во рту пересохло. Она по привычке затянулась и, заслышав агрессивное бурчание в коридоре, поспешно разогнала ладонью плотный белесый пар. Дым рассеялся в тесных стенах комнаты.

Инга разблокировала телефон. Ей хотелось проверить баланс на счету (она подозревала, что после внеплановых ночных трат, финансы пришли в плачевное состояние), но в следующий момент застыла в недоумении. На экране, поверх их фотографии с Алиной, мелькало два уведомления. Первое было от банка: неизвестный пользователь перевёл ей на счёт сумму. Ровно ту же, которую она потратила вчера на дополнительные стопки апероля с элем и свою просьбу о смене трека в плейлисте бара. И как только он узнал?

Следующее уведомление и вовсе заставило Ингу вскочить прямо на кровати. Едва не выронив телефон из рук, она скрестила под себя ноги и уставилась в экран. Протёрла для верности глаза и расчесала пятерней спутанную копну кудрей на голове.

«Инга, доброе утро. Как ваше состояние?»

Сообщение от того же номера пришло ей в мессенджере всего десять минут назад. Должно быть, Инга от него и проснулась. Но откуда? Откуда он мог узнать её номер? И почему опять на «вы»? Инга хлопнула себя по голове, застонав от чугунной боли. В приложении такси ведь сохраняются все данные пассажиров. Удобно, ничего не скажешь.

Она упала головой в подушку. Шаги и неразличимое бурчание за дверью становились настойчивее. Ну и позор… Как её вообще угораздило вляпаться во что-то подобное? Чтобы она – и отправилась пить в бар с первым встречным незнакомцем? Да ей дико повезло, что её спутником оказался добропорядочный парень с непробиваемой выдержкой! Любой другой давно бы воспользовался удобным случаем, а этот… Еще и до дома довёл. И деньги все вернул, до последней копейки. Может, не так уж всё и плохо? Зато её финансовые расчеты на месяц не пострадали. И репутация цела. Ну, в её собственном понимании. Для тётки же она давно записана в число падших женщин, предавшихся уличному разврату.

Последняя мысль мистическим образом притянула объект её треволнений, и дверь в комнату гневно распахнулась. Инга всё ещё сидела на кровати, скрестив ноги «по-турецки», и гипнотизировала телефон с открытым мессенджером в руках. Она настолько выпала из реальности, что почти не обратила внимания на то, как в комнату ввалились на всех парах.

– Проснулась, значит? – Тётка хлестанула её полотенцем. Удар пришелся в плечо. Затем в шею. – Скотина такая!

Инга цыкнула, убрав телефон под подушку. Она так и не придумала, что ответить Артёму, и потому решила, что лучшим вариантом будет ничего не писать вовсе. Временные переменные, снизошедшие на её линейную жизнь, с наступлением нового дня улетучились, как и полагается всем переменным. А вот постоянство никуда не делось.

– Вставать не собираешься? Ты уже всё на свете проспала! У тебя дел немерено, а ты всё в кровати лежишь!

Тётка мелькала перед Ингой из стороны в сторону, как бельмо на глазу, и собиралась сказать что-то ещё, но вдруг остановилась. Нос её сморщился. Между бровей залегла резкая складка.

– Почему у тебя тут вишней пахнет?

Инга пожала плечами.

– Не знаю… Может, с улицы налетело?

Тётка водрузила на неё недовольный взгляд.

– Ты давай от темы не уходи! Соизволь ответить, по каким трассам ты вчера шлялась, что вернулась домой аж в третьем часу ночи?!

– Мари-ин.

– Даже не вздумай открывать рот, пока я не договорю! Я звонила вчера твоему Генриху Альбертовичу. Он сказал, что твоя смена закончилась в восемь. В восемь часов вечера! – Под конец она перешла на оглушающий визг.

Инга фыркнула. В этом была вся тётка. Позвонит начальнику и даже весь город не преминет поставить на уши, вот только ей самой не скажет ни слова. Будет показушно молчать, ожидая, когда Ингу замучит совесть, чтобы та первая пошла на перемирие. Но вчерашний вечер явственно показал, что её отработанные манипуляции начали трещать по швам, а стальные тиски – терять должный хват. И потому совесть Ингу совсем не мучила.

– Так и будешь молчать? – Марина снова хлестанула её полотенцем. Инга инстинктивно прикрылась руками. – Ты посмотри, в кого ты превратилась! Да ты же ничем не отличаешься от Васьки! Решила пойти по его стопам? – Тётка кивнула самой себе. Худосочные плечи взметнулись. – Да, кровь – страшная сила. Просто немыслимо! Неужели Васькины гены достались именно тебе? Всё пропало, всё! Всё, нажитое непосильным трудом, погибло!

Инга ответила на визгливые причитания полным равнодушием. Взлохматила кудрявую шевелюру и со вздохом откинулась на неудобную спинку кровати, пожалев только об одном: что не имеет возможности заткнуть свои уши. Бесполезно. Если тётку уносило в иные дебри, никаким здравым смыслом делу было не помочь. Особенно, когда она принималась цитировать культовые фильмы, считая это проявлением исключительной житейской мудрости.

Из коридора послышалось невнятное брюзжание. Марина обернулась на закрытую дверь, выразив недовольство в сторону проснувшегося Василия, а затем вернулась обратно к Инге. Не заметив в той ни капли раскаяния, она схватила с пола вывернутые наизнанку вещи и окинула их презрительным взглядом.

– Это ты вчера так была одета? Пьянь ты беспутная!

Короткая клетчатая юбка и капроновые колготки швырнулись в Ингу. Свитер не долетел – приземлился подле кровати, раскинув рукава в разные стороны, точно убитый напролом.

– Тоже хочешь остаться на подмостках жизни алкоголиком без гроша?

Инга молчала, покорно ожидая, пока тетка не выплеснет весь скопившийся яд до конца. Встревать в её монолог было бессмысленно, как и объяснять, что стиль, который ей нравился, не имел ничего общего с образом жизни девиц лёгкого поведения. И что пара коктейлей в баре никоим образом не считается проявлением алкоголизма, доставшегося по наследству от испорченного звена в древе. А про то, что люди её возраста уже имели полное право возвращаться домой не строго к 23:00, и говорить нечего.

– Просто неслыханно! Пасть так низко – это надо постараться. Ты хоть знаешь, как я волновалась? Знаешь?! – Полотенце захлестало с новой силой. – Знаешь? Я тебя спрашиваю!

Инга не выдержала. Вскочила, на весу перехватив Маринин локоть.

– Хватит уже! Отдай. – Она выдернула несчастное полотенце из её рук и зацепила с собой одежду с кровати, рассчитывая спрятаться в ванной.

Но Марина выметнулась следом за ней.

– Я жду объяснений! Где ты была вчера до двух часов ночи?

– Марин, пожалуйста. – Поморщившись, Инга приложила ладонь ко лбу и скинула ворох вывернутого тряпья в корзину для стирки. – У меня очень болит голова. Давай, не сейчас.

– Конечно, у тебя болит голова! – согласилась Марина. Её орлиный нос выглянул из-за косяка двери, а затем снова скрылся в коридоре. – Ещё бы она у тебя не болела. Всю ночь шататься по невесть каким притонам! Просто стыд и срам. Позор на мою седую голову! Позо-ор! – Последнее она растянула нарочито громко.

Из соседней комнаты послышался недовольный мужской окрик:

– Потише там нельзя, а? Не дают отдыхать нормально!

– А от чего тебе отдыхать, Вась? – тут же отозвалась Марина. – От очередного запоя?

Инга со вздохом открыла кран. Шум воды ненадолго заглушил безостановочные причитания и скрипучий голос Василия. Но не избавил от них совсем. Инга взяла полотенце, умылась на скорую руку, мельком взглянула на себя в зеркало и расправила черные локоны, скатавшиеся за ночь в пружины. Из отражения на неё смотрела бледная худосочная девушка, страдающая не то анемией, не то кислородным голоданием. Ещё и тени под глазами выразительно подчёркивали серые, почти стеклянные радужки. Жуть. Пока Инга пряталась в ванной, Марина успела перекинуться парой слов со своим братцем, который, как обычно, встречал утро в обнимку с бутылкой.

– Мне вот что интересно. – Как только шум воды стих, Маринина тень снова показалась в коридоре. – Что бы сказал твой отец на это?

Инга протяжно зевнула. Не без досады вышла из ванной.

– Ничего бы не сказал. Мне двадцать лет. Он бы порадовался, что я выхожу из этих проклятых стен хоть куда-то, помимо работы.

Марина усмехнулась. Мерзко. Взвинчено. Совсем не так, как Артём. Его короткие усмешки слышались тёплым мёдом, пусть и звучали под покровом льдистого инея. От воспоминаний о его голосе по коже пробежали мурашки. Инга поёжилась, сбросив с себя непрошеные мысли.

– Не неси чепухи! – Марина всплеснула руками. – Отец был бы крайне разочарован твоим поведением. Не такую распутную дочь он желал воспитать. Не такую взбалмошную и гулящую! Бедный мой Серёжка…

Тётка перекрестилась три раза и возвела глаза к небу, словно сквозь натяжной потолок её могли услышать неведомые высшие силы и, не медля, помочь ей наставить беспутную падчерицу на путь истинный. Инга покачала головой и с размеренным вздохом прошла мимо, оставив тётку дальше предаваться своим воображаемым молитвам.

В кухне было свежо и пахло постсоветской планировкой. Сквозь приоткрытую форточку в дом залетал холодный осенний ветер, шевеля бесцветные занавески. Здесь у Инги было ровно несколько секунд, чтобы глотнуть спасительного свежего воздуха и хоть немного разгрузить голову. Она прошла к плите и на автомате щелкнула по тумблеру электрического чайника. В висках всё ещё безбожно гудело, но утренняя головная боль постепенно сходила на нет.

– Кто тебя научил уходить, обрывая разговор на полуслове? – Марина показалась в дверях кухни ровно через отведённое для душевной форы время. – Отец не одобрил бы подобное поведение!

– Хватит уже припоминать отца при каждом разговоре, – рубанула Инга. Она откупорила крышку от заляпанной банки кофе, держась подчеркнуто холодно. – По-моему, сейчас ему без разницы, как проходит моя жизнь. И ты бы последовала его примеру. Оставь уже в покое и его, и меня.

Волчий оскал слетел с узкого лица Марины. Под её рукой оказалась газета – кажется, позавчерашний выпуск. Такие любил таскать в дом Василий, собирая их по соседским почтовым ящикам. Зачем? Это оставалось загадкой. Инге было уже давно плевать на его раздражающие пьяные выходки. Тётка схватила со стола газету и скрутила в трубочку.

– От дрянь неблагодарная! Вы поглядите на неё. – Газета всё же прилетела Инге по макушке. – Ничего ты не ценишь. Бессердечная!

Инга сжала зубы и зло скосилась на свою сожительницу. Она решила ничего не отвечать, поскольку это всё равно было без толку.

– О чём я и говорю, – ответила на молчание тётка. – Все Серёжкины труды пропали даром. Выросла безнадежной девицей. А была такой хорошенькой девочкой… И что могло пойти не так?

Инга выдохнула себе под нос. Она упорно продолжала делать вид, что её тут нет. Неспешно заваривала кофе, клала сахар в чашку, разбавляла молоком. Она уже научилась притворяться пустым местом в доме и делать свои дела, ограждаясь от происходящего, чтобы её не трогали лишний раз. А тётка пусть бурчит себе на здоровье. Ей все равно. Для неё главное – совершить священный утренний ритуал, чтобы прийти, наконец, в норму. Уединенное время завтрака она никому не отдаст.

– Ой! – раздался за спиной болезненный выдох. – Ой-ой-ой…

– Что такое? – Инга обернулась. Она так и застыла с кружкой нетронутого кофе в руках.

Тётка прислонилась к стене. На ощупь она подпирала спинку стула, держась другой рукой за сердце. Дыхание её потяжелело.

– Марин? – позвала Инга.

– Всё в порядке… – втянула та воздух. – В порядке. Давление подскочило. Принеси тонометр. Там, в сумке. – Марина махнула рукой в сторону коридорного секретера. Инга выругалась, посмотрев на свой нетронутый кофе. Пришлось оставить его на столешнице.

– Сейчас. Присядь пока.

Она метнулась в коридор. Раскрыла дверцу доисторического бабушкиного секретера и отыскала медицинскую аптечку, плотно набитую лекарствами первой помощи. В нос ударил тошнотный больничный запах. Среди многочисленного бедлама виднелись сердечные препараты, обезболивающие, сорбенты, успокоительные и приборы для измерения давления. Инга знала их всех на зубок. Пока нормальные дети учились в школе, ей, помимо общеобразовательной программы, приходилось ещё и усваивать энциклопедию лекарственных средств и первую медицинскую помощь. Возможно, именно это и поспособствовало её выбору в пользу фармацевтики. Учителя сулили ей прекрасное будущее, но, за неимением возможности существования в этом самом будущем, ей пришлось выбрать то, в чём она была хоть немного сильна. Небольшое подспорье, чтобы зацепиться за тончайший крючок на плаву в этой бурной беспорядочной жизни. И со временем он раздулся до размеров огромной рыболовной сети, спутавшей её по рукам и ногам.

У неё была мечта. Не конкретная цель, а именно мечта. Зыбкая, смутная. Вряд ли достижимая. Хрустальная, как вчерашний бокал в крепких руках с выпуклыми дорожками вен. И такая же ненадёжная. Но она попробует. Ведь нет ничего слаще, чем капелька роскошного яда в виде сладостных грёз перед сном в этой пресной повседневной жизни. Жизни, что заведомо известна наперёд и никогда не изменится.

От мыслей отвлекло приглушённое звяканье бутылок. Дверь из соседней комнаты, где их горе-домочадец проводил бóльшую часть жизни, открылась. В их скромной постсоветской трёшке каждый имел по комнате. Вот только далеко не все – заслуженно. Но что Инга могла сделать против закона? В особенности, когда в её правах была только треть всей квартиры.

Василий зашагал вразвалочку вдоль коридора и остановился у ванной. Инга застыла, сделав вид, что её тут нет.

– Ингир? – позвал он глухим сонным голосом. Инга мысленно выругалась, скользнув в его сторону коротким взглядом. Его глаза были заволочены пеленой, степенно плавящей мозги. Той самой, что овладела её новым «знакомым» вчерашним вечером. Она успела подумать о том, что даже с прилипчивым типом в баре и то было приятнее иметь дело.

– Привет, – холодно отозвалась Инга. Её занимал только бабушкин секретер.

Василий поёжился от сквозняка, тянущегося с кухни, и протяжно зевнул. С запахом перегара, обуявшим маленький тесный коридорчик, не справились даже острые лекарственные примеси.

– Здорова. Ты это, поздно, что ли, вчера вернулась? Гуляла где?

Инга нарочито громко вздохнула. Ему-то вообще что за дело до этого? Алкоголь вышиб мозги, и теперь он решил поиграть в заботливого дядю? Инга молча выудила тонометр из груды лекарств и поискала пузырек успокоительного. На обёртках трёхлетней давности уже стерлись все буквы.

За спиной послышалось неловкое шарканье тапок.

– Ты это… мамку-то свою не доводи. Знаешь, как она вчера волновалась? Места себе не находила.

– Она мне не «мамка». – Дверца секретера зло захлопнулась.

Инга вернулась в кухню, принеся за собой запах больничных лекарств. Марина все это время сидела ни жива ни мертва. Её спина скрючилась над кухонным столом в полусогнутой позе, ладонь вяло подпирала лоб. Черные смоляные волосы паутиной свисали с бледного лица, закрывая тонкие морщинки. На висках серела яркая проседь.

– Как ты? – Инга размотала трубку тонометра.

Марина возвела к ней страдальческий взгляд и помотала головой, как бы говоря, что не стоит беспокоиться о таком незначительном пустяке. Но Инга была непреклонна. Со знанием дела она аккуратно засучила рукав её халата и зафиксировала руку. Затем обмотала манжету выше локтевого сгиба, закрепив кольцо так, чтобы оно не сильно жало.

За окном поблёскивало утреннее субботнее солнце, прорезаясь сквозь плотное покрывало неба. Его лучи красиво падали на крыши пятиэтажных домов, изредка отражаясь в окошках. Инга жила на девятом этаже, и вид на дворы и соседние дома служил ей успокаивающим ориентиром. Не сказать, что он был красивый. Но вполне уютный. Вот только наслаждаться им получалось крайне редко. А Инга больше всего на свете мечтала хотя бы одно утро начать так, как ей хочется. Неспешно и лениво. Забравшись с ногами на подоконник и попивая свежесваренный кофе. Поглядывая на беспорядочное течение улиц. И слушая свой любимый плейлист, где намешаны треки «Evanescence», а теперь еще и «Nickelback»…

Но вместо этого она довольствовалась иным ритуалом. Остывшим недопитым кофе, тёткиными истериками и привычным запахом лекарств, въевшимся в эти стены. И мечтать приходилось о другом: чтобы Василий не выходил из своей комнаты как можно дольше. Ей захотелось закурить. Но лучше сдержаться. Вторую волну эпатажа она сегодня не выдержит.

Марина все это время держалась беззвучно. С проблесками мучения в пустом усталом взгляде она наблюдала за тем, как Инга сжимает и разжимает нагнетатель. Груша в её кулаке раздувалась с шипящим звуком.

– Скажи честно, ты хочешь сбежать от меня?.. – вдруг прошептала она дрожащим голосом.

Инга потупилась. Взглянула на тётку, затем перевела сосредоточенный взгляд на манометр. Стрелка взметнулась выше нормы и чуть опустилась. Инга вынула из ушей душки стетоскопа и сложила устройство обратно в расшатанную коробочку.

– Нет, и ты это прекрасно знаешь. Сто сорок на девяносто. Помутнение сознания есть? Отёк легких?

– Сознание почти не чувствую… Дурно мне.

– Надо вызвать врача. – Инга развернулась к телефону.

– Не надо! – Марина остановила свою падчерицу, положив на её запястье жилистую ладонь. И молитвенно сжала рукав кофты. – Ты же знаешь, как я не люблю их. Они очень утомляют… Дай мне просто нужную таблетку. Сейчас уже полегчает. Сейчас-сейчас… Всё будет хорошо.

Инга стиснула челюсть до зубовного скрежета. Она же всё врет! Целенаправленно симулирует плохое состояние, вызывая болезнь, чтобы надавить на жалость и получить порцию должного внимания. А Инга каждый раз ведётся. Потому что боится повторить случай трёхлетней давности.

Инге тогда было семнадцать. Она впервые осталась у парня с ночёвкой. Он, по правде говоря, оказался тем ещё уродом, но в моменте, как это и бывает во времена пылкой юности, Инга души в нём не чаяла. Влюбилась по уши. Растворилась до основания, потеряв всю себя. И мечтала только об одном – быть с ним вместе. Поэтому бездумно согласилась на его предложение остаться на ночь и побежала к нему, чуть ли не роняя тапки. Впервые пошла наперекор тёткиному давлению. Пока её ровесники веселились, гуляли и начинали взрослую самостоятельную жизнь, Инге оставалось только вцепиться в эти отношения, как в единственное спасение выбраться из пучины беспросветного одиночества. Конечно, парень разбил ей сердце. Воспользовался простодушием и наивностью неопытной девушки и растоптал душу вдребезги. Правда потом спустя неделю извинился, представ перед ней с разбитым носом в знак того, что «они теперь квиты». Но Инга так и не поняла, что стало тому причиной. В школе у неё защитников не было.

Зато благодаря этой истории она черпанула для себя бесценный жизненный опыт – такой же горький, как ложка дёгтя в сласти мифической любви. И всё бы ничего, да только вместе с опытом она заработала себе целую ночь в больнице. Оказалось, тётку на следующий день увезли на скорой помощи. Произошёл малый инфаркт на нервной почве. Тётку, конечно, удалось привести в норму, вот только Инга долго не могла себе простить этого. Это ведь из-за неё она чуть не ушла на тот свет. Марина её простила. А Инга так и не решалась больше на подобные вылазки. Иногда, раз в пятилетку, могла отпроситься к Алине с ночёвкой (о существовании Вани и Димки Марина не знала, иначе устроила бы тотальный коллапс), но с условием, что она будет в курсе обо всех данных её подруги. Вплоть до телефона родителей и места жительства. Контроль был оправдан. Она утверждала, что достойную девушку можно воспитать только твердой мужской рукой, которой Инге категорически не хватало. А Марина с нечеловеческим альтруизмом взяла на себя сие непосильное обязательство.

Конечно, Инга не проводила всю жизнь взаперти под семью замками. Она точно так же гуляла, посещала тайком вечеринки, иногда проводила время в баре с Ваней и Алиной или засиживалась у Димки до позднего вечера. В такие моменты главное было тщательно продумать ложь до мельчайших подробностей, чтобы тётка не заподозрила ничего неладного. И успеть вернуться домой к 23:00. Вчера был один из таких вечеров, коих в её жизни были не десятки – сотни. И впервые она не успела.

Инга усмехнулась. Неужели Артём и впрямь рассчитывал парочкой советов подтолкнуть её к решению сбежать? Руку протянуть себе? Как же!

– Это ты меня довела… – Тоненький голосок вернул Ингу в реальность. Она подняла глаза на тётку. Та выхватила из её рук стакан воды и залпом опустошила его. – Знаешь, как я переживала? Места себе не находила. Только и можешь, что изводить меня.

– Я не специально, – бросила Инга. Она принялась складывать тонометр обратно в коробку. – Не моя вина, что в почти двадцать один год ты опекаешь меня до фанатизма, пока другие нормальные люди уже строят самостоятельную жизнь.

– Я очень рада за них. Но у них есть свои родители. А я в ответе за тебя перед твоим отцом! – воскликнула тётка. Голос её был абсолютно здоров, словно она и не умирала над столом пять минут назад. – Дрянь ты неблагодарная.

Боль прожгла грудь. Инга задержала дыхание. С чего начали, к тому и вернулись. Разговор действительно бесполезный. Тётка никогда её не отпустит. До гробовой доски будет держать на привязи рядом с собой и ещё в могилу утащит, чтобы ей там было не так одиноко. Инга, конечно, по-человечески понимала этот пресловутый страх остаться одному на старости лет. Без детей и мужа, которые бы дружно таскали к твоей койке по несколько стаканов воды на дню (не обыкаться бы от такого количества жидкости). Но не пускаться же во все тяжкие!

Покончив с медицинскими хлопотами, Инга прошла к своему остывшему кофе и взяла чашку в надежде позавтракать хотя бы с третьего раза.

– Ты кофе пить будешь? Сделай мне тоже, пожалуйста. – Марина потянулась за гжельской кружкой в их домашнем серванте.

Инга наблюдала за тёткой с насмешкой, сама не заметив, в какой момент её прямой бесстрашный взгляд обрёл долю цинизма. Кофе правда помог ей прийти в себя. И всё в этом доме закрутилось по-старому. Всё вернулось на свои привычные места.

Всё. Кроме того, что теперь внутри Инги ворочалась какая-то странная, неизвестная тоска с глухим щемящим привкусом. Словно теперь ей чего-то отчаянно не хватало в её привычной, расписанной до тошноты жизни. Инга поставила пустую кружку на столешницу.

– Я в аптеку. – Не дожидаясь ответа, она последовала в прихожую.

Марина проводила её встревоженным взглядом.

– Зачем?

– За лекарствами. Тебе ведь надо выпить успокоительное. А у нас закончился «валокордин».

Лекарство, по правде говоря, ещё оставалось. Ютилось, спрятавшись среди многочисленных таблеток и ампул в глуби секретера. Но Инга соврала. Намеренно. Чтобы найти лишний повод проветриться и покурить. Уже не электронку, а полноценную сигарету.

Марина не стала мешать. Она сидела на стуле, уткнувшись пустым взглядом в одну точку. Рядом с ней остывала кружка её нетронутого кофе, который Инга наскоро ей заварила.

– Ты ведь хочешь сбежать от меня, правда? Бросить… Оставить наедине с этим пьяницей.

Инга замотала шарф вокруг шеи.

– Я всего лишь иду в аптеку.

Глава 5. Штрудель

Безальтернатива – Не ждёшь

Выходные пролетели быстро и однообразно – Инга почти не успела их заметить. С наступлением рабочей недели всё вернулось на круги своя, и жизнь заколесила по новому обороту. Постоянному и неискоренимому.

Пекарня «Штрудель» открывалась в десять утра. Уже с первых минут посетители заполоняли крохотное уютное заведение наплывами с разницей в несколько минут. Большие прозрачные окна выходили на центральный проспект. И уже этим располагали к себе даже самого озлобленного и невыспавшегося прохожего. По пути люди любили захватить с собой стаканчик утреннего кофе и, чтобы настроиться на особый рабочий лад, припастись свежевыпеченными плюшками. Место пекарня выбрала себе донельзя подходящее: неподалёку от перекрёстка к центральной улице примыкали магазины, лицей, единственный университет в городе, а также множество рабочих контор и училищ. Так что народу за одну смену приходило хоть отбавляй.

Инге нравилось делать людей счастливыми. Нравилось варить кофе, выкладывать свежую ароматную выпечку, присыпанную корицей или сахарной пудрой, искренне улыбаться, желать хорошего дня. И поднимать сонным посетителям настроение. Это было для нее сродни глотку свежего воздуха. Она никогда не задумывалась, в чём была истинная причина такой самоотдачи. Возможно, к человеколюбию её побуждала врожденная эмпатия. А может, что-то большее.

Инге всегда было интересно наблюдать за случайными прохожими. Размышлять, какая у них жизнь. Делали ли они сами свой выбор, приведший их к данной точке земного пути. Счастливы ли быть теми, кем являются. Довольны ли собой и своей жизнью. А если нет, то почему избрали именно такую дорогу? У них ведь наверняка не было внешнего фактора, контролирующего каждое их дыхание и тянущее на дно. Инга никогда не понимала несчастливых людей. Ведь у них было самое ценное, что есть на Земле, и самое первозданное во всей бесконечной Вселенной.

Свобода.

А с ней можно было выбрать себе любую жизнь, любой путь – стоит только пожелать. Так ей казалось.

– Ну вот, а потом мы поехали ко мне и завалились смотреть сериал. Кстати, советую. «Хороший доктор». Настолько затягивает, что… ну, сама догадаешься. – Димка не умолкал ни на секунду. Урывками между посетителями он пытался рассказать ей о том, как провел выходные на своей необустроенной квартире с очередной новой подружкой. Инга задумчиво глядела в окно.

– И-инн, – позвал её Дима. – Ты чего такая загруженная сегодня?

Инга вынырнула из размышлений. Реальность ударила по ней настойчивым перезвоном: шумом кофемолки, стуком машинных колёс за окном, шипением кофемашины и Димкиным спокойным голосом рядом. Оказалось, она уже минут десять как стояла, облокотившись о стойку, и покусывала длинный черный ноготь. После полудня народ иссяк, и пекарня ненадолго пришла в запустение.

– Ничего, – выдохнула она. – Просто лезет в голову… всякое разное.

– Гони всякое разное, – посоветовал её напарник. А по совместительству и очень близкий друг. Один из немногих, кто поддерживал Ингу, и чьё имя ей также приходилось скрывать от тётки. Чаще всего они пересекались на работе, там же им удавалось обмениваться свежими новостями из жизни. Вернее рассказывал в основном Димка – у Инги-то было всё едино. Оба учились в одной группе на очно-заочном отделении фармации и смены старались выбирать одинаковые, чем прослыли на всю пекарню влюбленными голубками. Сугубо по-дружески.

– Постараюсь. – Инга сняла с себя форменный шоколадный фартук и, осмотрев помещение на отсутствие начальника, расслабленно откинулась на стул.

– Опять тётя изводит? – сочувственно бросил Дима через плечо. Он стоял к ней вполоборота и внимательно рассматривал экран кофемашины в поисках нужных кнопок.

– Всё как обычно. Ты не боишься, что Генрих Альбертович увидит?

– Не-а. Он, конечно, иногда строит из себя суровое начальство, но в душе на самом деле добряк. Так… кофейку? Пока никого нет.

– Давай позже.

– Как хочешь. – Дима в итоге нажал на кнопку, и кофемашина затарахтела, эхом отражаясь от стен. Выбор его пал на флэт уайт.

Дверь заведения открылась. Инга с замиранием сердца бросила взгляд на проход. Она сама не поняла, почему в груди вдруг зашевелилось беспокойство. Словно в предвкушении какой-то судьбоносной встречи. Кого она рассчитывала там увидеть? Явно не пожилого мужчину, сосредоточенно склонившегося над витриной в поисках черничного штруделя.

Кто только не попадался Инге за время её душевно-рабочих метаний. От бодрых старушек, блюдущих фигуру, до весёлых общительных подростков, которых Инга знала по именам. Многие школьники и студенты здоровались с ней, как со своей, и давно обращались на «ты», а Инга не была против. Ей нравилось неформальное общение, нравилось быть полезной и значимой – она находила в том непомерную отдушину на подмостках скучной повседневности.

Каждую смену она начинала с разгадок: кого городской ветер принесёт к ней сегодня? Высокого статного мужчину в смокинге, заказывающего наспех американо между сделками? Или симпатичную светло-рыженькую студентку, которую каждый будний день подвозит до университета неулыбчивый офицер. Она возьмёт, как обычно, сырники, двойной латте с корицей и чёрный кофе без сахара для своего спутника. А может, посреди рабочего дня к ней заглянут молодые родители с ребёнком? И захватят с собой апельсиновые коржики со сметаной. Инга любила наблюдать за каждым человеком. Анализировать их повадки, всматриваться, изучать. Если копнуть глубже, очень скоро можно было понять, какие люди на самом деле разные. Непохожие друг на друга. Индивидуальные. Каждый особенен по-своему. И со всеми она умела находить общий язык. При любом раскладе.

Инга дёрнулась. А не об этом ли синдроме говорил ей её малообщительный собеседник в баре? Инга впервые задумалась о том, что работала в пекарне уже больше года, и многих посетителей принимала по несколько раз на неделе за счёт того, что заведение находилось в самом центре города. Но ни разу здесь не встречала его…

– Девушка-а. Вы слышите? Я к вам обращаюсь. Да что ж это такое!

Инга очнулась. Перед кассой стоял тот самый пожилой мужчина с раскрытым кошельком в руках. Он всячески посылал ей махающие жесты и даже схватился за портфель, привлекая к себе внимание.

Между ними из ниоткуда возник Димка. Заслонив напарницу собой, он мастерски перехватил внимание клиента на себя.

– У вас, как обычно, черничный штрудель?

– И венгерка с творогом, – важно сообщил тот.

– Хорошо!

Заминка длилась недолго. Рассчитав мужчину и вручив ему выпечку, бережно упакованную в крафтовый пакет, Дима довольно закрыл кассу. Затем обернулся через плечо. Инга наблюдала за отлаженными действиями друга сквозь какую-то пелену, затуманившую разум. Пекарня снова опустела.

– Уверена, что всё рассказала? – спросил друг. – Ты сегодня какая-то чересчур загруженная. Даже после домашних ссор обычно такой не приходишь.

– Да говорю же, все нормально, – отмахнулась Инга. Рассказывать Диме о том, как «весело» она провела вечер пятницы, Инга не собиралась. Не его это дело.

Телефон, оставшийся на столешнице, брякнул. Инга робко перевела взгляд на экран. Это не укрылось от внимания прозорливого друга, но Дима не сказал ни слова – лишь молча сузил глаза в подозрении.

Подозревать, однако, было нечего. Поверх улыбающейся фотографии с Алиной недовольно помигивало сообщение от тётки. Инга фыркнула. В груди ныла пустота. Она всерьёз надеялась увидеть там что-то другое?

«Почему не написала, что на работе?» – требовательно моргала иконка в мессенджере. — «До скольких у тебя смена сегодня?»

Инга со вздохом заблокировала телефон, так и не прочитав сообщение. И поставила наконец точку в Димином вопросе:

– Просто плохо спала, вот и всё.

– Ясно.

Друг схватил недопитый флэт уайт, но, едва поднеся стаканчик к губам, тут же поспешил спрятать его под витриной. Инга удивленно сопроводила дёрганые телодвижения друга. Затем взгляд её выхватил отворившуюся дверь служебного помещения, и она поняла, что послужило резкой смене его настроения.

Генрих Альбертович вышел из подсобки и заковылял в их сторону. Седовласый, немного сгорбленный, он напоминал чем-то героев сказок, которые очень любил читать Инге отец в далёком детстве. Тёплое воспоминание припорошилось горьким привкусом тоски где-то на задворках сердца. И реальность вновь проигралась перед глазами отвратными серыми красками.

Несмотря на приобретенную хромоту, их начальник сохранил небывалую бойкость прожитых лет и потому был полон энергии.

– Ага, лодыри во всей красе! – проворчал он, подметив Димин мельтешащий взгляд. Инга поднялась со стула, пожалев, что не успела привести себя в порядок. – Снова пьешь кофе на рабочем месте?

– Да я это… клиент не допил, а я вот выбрасываю. – Дима не спешил поднимать взгляд, делая вид, что крайне сосредоточен.

– Выбрасывает он. Штырленко, я знаю тебя как свои пять пальцев! Ещё раз вздумаешь полакомиться за мой счет – вылетишь вон из пекарни.

Генрих Альбертович всегда говорил это, но до сих пор так и не выполнил свой зарок. И потому в пекарне считали, что добрее в мире начальства не сыскать. Все давно перестали воспринимать его угрозы всерьёз. Он остановился перед стойкой выдачи и, всё ещё не спуская глаз с вытянутого по струнке Димы, обратился к Инге:

– Вообще-то я на разговор с Поклонской.

Инга оторвалась от стойки и машинально смяла фартук в руках, так и не успев надеть его обратно.

– Со мной?

– С тобой, с тобой. – Генрих Альбертович хотел было продолжить, но, заметив, что её напарник греет уши, пригрозил тому кулаком: – А ну, работай давай, лодырь!

– Да работаю я, работаю. – Дима принялся обиженно протирать стёкла витрины.

– Ишь! – Генрих Альбертович снова повернулся к Инге. Его хриплый голос сделался виноватым, сам он по-стариковски вздохнул: – Поклонская, ты извини, что в пятницу так вышло. Тебе наверняка досталось под утро, да?

Инга улыбнулась.

– Ничего страшного, Генрих Альбертович. Вы ведь не знали.

– Да уж мог бы догадаться, что твоя дражайшая тётушка не из заботы интересуется, во сколько закончилась твоя смена. Она такую панику подняла, ты бы знала. Просто караул! Еле отговорил её звонить в полицию. Как мог, мягко намекнул, мол, девочка могла остаться у друзей. Задержалась, ничего такого. Тем более в вашем-то юном возрасте, когда только гулять да гулять!

Инга издала нервный смешок и заправила выпавший локон за ухо. Лучше бы её начальнику не знать, что на самом деле крылось за простым и безобидным «гулять». Так значит, благодаря ему Инга пострадала не так сильно. Всё могло обернуться куда хуже, но обошлось. Ей несказанно повезло, что Генрих Альбертович обладал даром успокаивать даже самых истеричных людей. И хорошо, что тётка позвонила ему. Иначе Инга бы правда так просто не отделалась.

Хозяин пекарни заговорщически приблизился.

– Но ты всё-таки в следующий раз предупреждай, ладно? Я по-человечески понимаю, почему ты не хочешь возвращаться домой. – Инга открыла рот, чтобы возразить, но он благосклонно кивнул, опередив её порыв. – Думаешь, я не замечаю? Видел, видел и не раз. Что ты частенько задерживаешься на работе после смены. И домой уходишь затемно, в то время как Штырленко сбегает при первой же возможности. Верно говорю, лодырь? – Он повернулся к Диме.

– Неправда! – отозвался тот.

Генрих Альбертович изобразил напыщенный вздох.

– А то как же! Едва стукнет 20:00 – и тебя уже как ветром унесло.

– Молодость, вы же сами сказали, – парировал тот.

Инга не смогла сдержать улыбки. Генрих Альбертович, в свою очередь, многозначительно пригрозил кулаком главному бездельнику пекарни, после чего вновь повернулся к своей подопечной.

– Так что я могу понять и то, почему ты разок-другой задерживаешься где-то, помимо работы, и возвращаешься домой поздно. Но лучше бы нам с тобой в следующий раз как-то скооперироваться и продумать одинаковый ответ. Чтобы не навлечь на тебя очередную порцию гнева.

Эти слова вызвали в Инге прилив невыразимой нежности. Несмотря на незавидное жизненное положение, её окружало много хороших людей. И Инга по-настоящему ценила их внимание к своей судьбе.

– Спасибо вам.

– Не за что, – мелко покивал он. – Ты не надумала ещё переезжать? Если нужно чем-то помочь, подыскать там комнату на первое время, ты только скажи.

На лице Инги возникла благодарная улыбка, но уголки губ едва заметно дрогнули.

– Не надумала. Вы же знаете, у меня пока нет возможности. Всё уходит на учебу. Да и если бы была, я не могу оставить тётю совсем одну.

– Понимаю, конечно, – ещё раз кивнул начальник. – Но ты всё-таки не трать всю зарплату. Откладывай. Авось подвернется какой случай, а у тебя и сбережения будут под рукой.

Инга кивнула. Да, она лелеяла одну мечту с тех пор, как не получилось зацепиться за другой город и уехать. Не цель, а именно мечту. Накопить деньги к концу обучения, получить диплом и съехать от тётки. Раз и навсегда. Снимать квартиру где-нибудь на отшибе их маленького городка или комнату в самом центре, рядом с Алиной и Ваней. Да даже завалиться на первое время к Димке. Что угодно. Главное, найти силы вырваться из губительных тисков. Обрубить сети без зазрения совести. Раньше ей казалось это невозможным – она думала, это лишь синдром отложенной жизни. Полагала, что потом обязательно будет лучше, потом всё наладится, изменится. Произойдёт что-нибудь такое, что непременно подтолкнет её к решительному шагу. Так может, и не нужно ждать никаких знаков свыше?

Теперь – на долю секунды, лишь на мгновение – Инге вдруг померещилось, что это уже не мечта. Конкретная цель. У неё ведь и вправду имелись скромные сбережения на чёрный день. Но случай, как выразился Генрих Альбертович, не подворачивался, и потому Инга просто бесцельно пополняла сберегательный счёт. Ей хотелось хоть что-то сделать по-своему, хоть как-то доказать самой себе: она свободна. Никто не имеет над ней власть, никто не посмеет верховодить её жизнью. И пока она подпитывала эту мысль надёжным самообманом, иллюзия устойчивости сохранялась. Правда, с каждым днём надежда всё больше меркла под напором действительности. И вместо неё внутри разворачивалась пустота.

А теперь вдруг… ощущение, что нет ничего невозможного, окрылило её, оттеснив глухую тяжесть в груди. Но лишь на мгновение. Она так и не поняла, что именно послужило секундному приливу лёгкости.

– О-па! – Как только Генрих Альбертович ушёл, перед Ингой возник Димка. – Куда это ты ходила в пятницу после наших посиделок?

Его брови задрались на лоб. Совсем не в уверенной мимике с нотками насмешки на поверхности нечитаемого лица. Димкины эмоции были просты, как открытая книга. И такие же непривлекательно отталкивающие.

Дима всё ещё смотрел на неё в ожидании.

– Не твое дело, Дим. – Инга кинула в него фартуком.

Он поймал тряпичную ткань и требовательно преградил ей путь, раскинув руки в разные стороны. Эти его тактильные повадки жутко бесили Ингу. И снова занозой в сердце промелькнуло воспоминание о сдержанном собеседнике, который не позволял себе коснуться её даже взглядом.

– Значит, ты гуляла где-то, а я даже не в курсе? Вот те на! А я вот тебе всё рассказываю.

– Так уж всё.

– Вообще-то да. – Напарник в притворной обиде закатил глаза. Ростом он был почти с неё, так что Ингин взгляд столкнулся с его черными, как смоляная ночь, глазами, сощуренными в подозрении. А вот щетина, которую он упорно отращивал, придавала ему серьёзности, хоть и не имела ничего общего с ребячливым характером.

– Да нигде я не гуляла, Дим. – Инга выпуталась из его «баррикады» и отшагнула на приличное расстояние. – Просто мы с тобой сильно задержались у Вани с Алиной. Такси долго не приезжало… – На этих словах она предательски споткнулась, что, опять же, не укрылось от внимания друга. – А тётка как обычно устроила истерику под утро, что я пришла домой слишком поздно.

– Ну-ну. Прежде ты никогда не задерживалась, даже если мы устраивали вечеринки на квартире. И всегда возвращалась домой к 23:00.

– Ты чем слушаешь? – недовольно отозвалась Инга. – Я же сказала, что такси долго не приезжало.

На слове «такси» голос снова подвел Ингу. В итоге вместо уверенно-осаживающего тона из её рта вылетели писклявые фразы. Дима не сдавался.

– Сомневаюсь, что за опоздание в пять-десять минут тётка с тебя три шкуры спустила. Она, конечно, у тебя та еще маразматичка, но не настолько.

– Вот пристал! С чего я вообще должна оправдываться перед тобой?

– С того, что я тебе все сплетни рассказываю! И про Настю, и даже про Лику. А ты… Не доверяешь мне, да?

– Не моя вина, что у тебя каждый день новая девчонка, – со смехом огрызнулась Инга.

– Вообще-то не каждый день. И вообще-то она у меня одна. Сейчас, по крайней мере.

Дима всё же получил заслуженный подзатыльник. В этот же момент прозрачные двери заведения разъехались в разные стороны. Шутливая перепалка оборвалась на полуслове. Инга застыла с замиранием сердца.

– Влюбленные голубки как всегда не могут поделить друг друга! – раздался знакомый звонкий голос со стороны входа. Конечно, не тот, который Инга ожидала услышать весь день. И тем не менее, она была чертовски рада его обладательнице.

– О! Легка на помине, – поприветствовал Дима, раскинув руки.

На пороге показалась высокая красноволосая девушка. Яркая, как рдеющее осеннее солнце на закате, и такая же непредсказуемая. А Инга невольно вспомнила другие красные оттенки, окатившие её фонтаном новых противоречивых чувств лишь за один вечер. Вязаный свитер до горла и запястий. Танец без движений в свете неона. Тёплую симфонию «Nickelback». Крепкие пальцы, доверительно сжавшие электронку. Дорожки выпуклых вен. Надлом губ, выдохнувший вишнёвый пар. И безымянное авто, унёсшее с собой её невоплощённый поцелуй.

Всё, что выветрилось из памяти под напором бытовых дел, вдруг всколыхнуло прорву неизвестных чувств внутри. И стало ещё тоскливее.

Глава 6. Выводы

Безальтернатива – Никогда

– Поверить не могу! – воскликнула Алина.

В их сторону подозрительно поглядел Димка, до ушей которого, как бы он ни старался, сумбурный рассказ напарницы не долетал. Он стоял, облокотившись о стойку, и упорно делал вид, что занят обслуживанием гостей, являвшихся в пекарню невпопад. День уже перевалил за вторую треть. Солнце щедро обливало за окном изрешеченные плиткой тротуары, словно до последнего не желало уступать улицы властвующей меланхолии. Вызолоченные ветви на поредевших деревьях сонно колыхались на ветру. И прелая листва, теряющаяся под подошвами прохожих, упрямо совершала виражи в воздухе, ложась на асфальт сухим мягким ковром.

Перехватив хмурый взгляд их друга, Алина интригующе прикрыла рот ладошкой и сбавила голос высокопарным шепотком:

– Пошла пить в бар с незнакомцем… Я просто не узнаю тебя! – После чего по-хозяйски откинулась на спинку деревянного стула, украшенного её персиковым пальто, и скрестила руки. – И куда же подевалась наша строптивая притязательная малышка Инна, не подпускающая к себе ни одного парня на пушечный выстрел?

Инга приложилась лбом к краю стола и тяжко вздохнула.

– Позорище… Знаю, что ты хочешь сказать. Что я сделала полную глупость и чудом осталась цела.

– Шутишь? – Алина вскинула на неё снисходительный взгляд из-под ярких крашеных ресниц и покачала головой, точно наставник, недовольный ответом ученика. – Дорогая! Я хочу сказать, что ты наконец-то выросла! И начала поступать именно так, как должна поступать девушка твоего возраста.

Инга подняла голову и недоверчиво взглянула на подругу.

В пекарне почти не было людей: редкие два-три человека заглядывали в помещение, принося за собой городской осенний ветер. В промежутке между полуднем и окончанием рабочего дня основной поток, как правило, снижался, и «Штрудель» сонно почивал в ожидании гостей. В такие моменты можно было улучить время, чтобы аккуратненько заняться своими делами. Следующий наплыв посетителей обещал быть только ближе к вечеру.

Воспользовавшись аскетичной обстановкой, подруги заняли столик у большого панорамного окна с видом на центральный проспект. Инга попросила проследить за прилавком своего напарника. Тот нехотя согласился. Да и у него не оставалось выбора – Инга часто прикрывала его несанкционированные перекуры перед Генрихом Альбертовичем.

С появлением подруги она немного приободрилась: сняла с себя фартук, избавилась от неудобного пучка, выправив чёрные кудри из-под резинки – слишком долго скованные, те завихрились еще сильнее – и осталась в удлиненном джемпере, выпущенном поверх штанов. Любовь к коротким юбкам гранж, очевидно, возникла у неё после трудоустройства в пекарню, где свободная одежда была под запретом. Оставалось проповедовать свой стиль за пределами гастронома.

У Алины был плавающий обед. Так что она специально выбирала час, когда в пекарне было «перекати поле», чтобы по возможности заглянуть к друзьям и отвлечь их от работы. На вопрос, почему Инга так и не отписалась в пятницу, что добралась до дома, та, не раздумывая, рассказала подруге всё, что с ней произошло. Опустив подробности о симфонии «Nickelback», доверительном разговоре с молчаливым спутником и, конечно же, своём нелепом алогичном желании у подъезда. Ей просто необходимо было исповедаться хоть кому-нибудь, чтобы сердце перестало тревожно вздрагивать при каждом звяканье колокольчика над входной дверью.

– Я-то думала, ты меня осуждать будешь, – протянула Инга, взглянув на безлюдную улицу за окном.

– С ума сошла? – Аккуратно растушёванные брови разошлись от переносицы. – Наконец-то ты выходишь из раковины и познаёшь этот мир! И давно пора. Ты и так уже слишком засиделась в четырёх стенах. Настало время вкусить свободы и доли экстрима!

Инга усмехнулась. Её ногти выстукивали задумчивый ритм. Алина тем временем заговорщически приблизилась, распластав локти по столу.

– Ну и? Каково это?

– Что именно? – не поняла Инга.

– Ощущения после нарушения запрета.

– Полное облегчение, – честно призналась она. – Я и раньше постоянно шла наперекор чужим правилам, только это было как-то… несерьёзно, что ли? Никакого раскованного бунтарства.

Алина слушала, как завороженная.

– Теперь же я пресекла свои границы с полным размахом, – продолжала Инга, – растянув их до самого горизонта. И почувствовала себя такой живой и свободной, ты бы знала… В тот момент я принадлежала только себе. И даже если я совершила полную глупость – изнутри грело осознание, что сделала я это по собственной воле.

Алина присвистнула на всю пекарню:

– Обычно с этого и начинается жизнь!

Инга перехватила взгляд покупательницы, изумлённо обернувшейся в их сторону, и жестом указала подруге сбавить градус восторга. Но та лишь многозначительно повела бровями.

– А парень-то оказался не промах! – не унималась она. – Вот что значит: с нужным человеком мы начинаем расцветать.

Инга пнула Алину под столом.

– Не неси ерунды.

Дима не выдержал изображать из себя услужливого кассира. Поскорее отдав девушке кофе, он оставил прилавок и поспешил к единственному занятому столику в опустевшей пекарне. Под предлогом протереть крошки он принялся елозить тряпкой по идеально чистой поверхности. Подруги молча перевели внимание на него.

– Больше двух говорят вслух, – счёл нужным заметить он.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! – отпарировала Алина.

Димка попытался испепелить её недовольным взглядом, но в ответ заработал лишь хитрые искры в раскосых глазах. Против женских «штучек» он был бессилен. Алина полезла в сумочку.

– Димочка, свари-ка нам кофе, – беззаботно попросила она. – Два латте. Латте ведь? – уточнила она у Инги. Та просто кивнула. – Без сахара, пожалуйста.

– Димочка вам не лакей. Сами варите, – буркнул Дима.

– Ну, Ди-им, – притворно заныла Алина, оторвавшись от карманного зеркальца. – Я тут гость, а Инна считай, что на обеде. Кстати, тот приставала, о котором ты говоришь, – уже обратилась она к Инге.

– Какой приставала? – оживился Димка. – Вы о чём?

Будь здесь третий стул, он бы тотчас плюхнулся к ним, наплевав на свои обязанности и наплывы никому не нужных гостей.

– Ты ещё здесь? – недовольно отозвалась Алина.

– Ну вас! Подойдите ко мне ещё.

Как только напарник, махнув рукой, оставил их, Алина продолжила:

– Короче, тот приставала, о котором ты говоришь, это, скорее всего, был Абрам. По описаниям очень похож. И фразочки натурально его.

– Ты весь город, что ли, знаешь? – с сомнением уточнила Инга.

Это было удивительным явлением. Где бы они ни оказались и о ком бы случайно ни завели разговор, у Алины обязательно находилась какая-нибудь история в необъятных закромах памяти на этот счёт.

– Ну так, городок у нас маленький, забыла? – Алина подкрашивала ресницы в округлом карманном зеркальце, что Инга подарила ей на Восьмое марта. – Тут все знакомы друг с другом ещё задолго до рождения.

Инга ограничилась надменным фырком. Сердце вдруг предательски защемило от мысли, что вездесущие способности подруги могли распространяться и на её мимолетного спутника, не похожего ни на кого другого. Его жизнь оставалась чем-то таинственным, недоступным для неё. За гранью обыденного. И потому делить их эфемерную ниточку связи ни с кем не хотелось. Инга нарочито увела тему в другую сторону:

– Ну и кто он такой, этот Абрам? Набросился на меня, как одичалый. Думала, живой оттуда не выйду.

– Лёшка Абрамов? – Подруга оторвалась от зеркальца. Из её уст это прозвучало так легко и непринужденно, будто речь шла о давнем приятеле со двора, а не о пьяном агрессоре, которого пришлось силой выволакивать из заведения. Алина вкрутила кисточку в тушь и принялась складывать женскую атрибутику. – Не помнишь? Местный выпивоха, известный на весь город своими бесконечными турне по барам. Говорят, ни одни выходные без него не обходятся. Так что, если вдруг захочешь найти его – всего-то нужно обойти все незакрытые питейные заведения. И хорошо, что ты в тот вечер оказалась не одна. Он бы тебя в покое так просто не оставил.

– Поразительные познания. – Инга подперла подбородок ладонью.

Алина хохотнула. В лучах осеннего солнца её яркие выжженные волосы полыхали, являясь дополнительным источником освещения в их скромной пекарне. И привлекали к себе внимание со всех сторон, которого Алина нисколько не смущалась.

– Лучше бы я так работу свою запоминала!

На своём третьем курсе она уже работала методистом на полставки. И при этом умудрялась жить на полную катушку. Так сказать, сочетая несочетаемое. Когда-то Инга тоже грезила поступить на кафедру управления организацией, но из-за того, что сделала выбор в пользу другого города, от которого её благополучно отвадила тётка, упустила свой шанс и здесь. Университет в их маленьком городке был всего один. И бюджетные места разлетелись, как горячие пирожки в пекарне во время сезонных акций.

Факультет фармации от медицинского колледжа, не так давно присоединенного к их «госу», должен был стать временным прибежищем для Инги. Изначально она планировала просто зацепиться за что-нибудь, лишь бы не терять целый год. Но потом что-то пошло не так. И задержалась она здесь гораздо дольше. Инга ненавидела медицину. В особенности всё, что было связано с таблетками. Но больше пугало беспризорное волочение жизни на подмостках разбитых надежд. И потому ей оставалось найти отдушину в чём-то более близком её холодному отчаявшемуся сердцу.

Алина же по своей сути напоминала дьяволицу во плоти. Красная бестия, знающая как ей жить и не приемлющая тех, кто мешал бы ей это делать. Инге казалось, что даже при всей своей безрадостной череде жизни, она достаточно самостоятельна и целостна. Но стоило Алине показаться рядом, как эта уверенность тотчас крошилась под подошвами взбалмошных каблуков. Вот где искрилась настоящая независимость. Алина умела быть хозяйкой собственной жизни. Она не нуждалась ни в чьем одобрении и дозволении. Умела уходить оттуда, где ей не нравилось. И выбирать только себя. А Инге оставалось втайне завидовать этому недосягаемому искусству.

Свободе быть собой.

Почему-то именно сейчас вспомнился Артём. Его отстраненная безмолвная реакция на её банальный вопрос. И слишком тяжелый взгляд, от которого пробирали мурашки. Что, если он такой же? Иначе почему закрылся в себе, как только услышал из её уст простое рассуждение о счастье?

Пока Димка варил кофе, бурча что-то себе под нос, а Алина была занята собой, Инга мельком проверила телефон под столом. Сообщение от тётки она упорно игнорировала, пробираясь взглядом ниже.

Больше Артём ей не писал. Она была уверена, что на следующее утро после пятницы непременно забудет своего таинственного попутчика, разделившего с ней незабываемый вечер. Так и вышло. Все выходные она вообще о нём не вспоминала, предавшись бытовым делам под руководством тётки, которую крайне радовало, что Инга наконец соизволила взяться за свои обязательства. Так протянулись дни. А с наступлением недели в груди всё больше разбухала необъяснимая тоска. Странная и невозможно-тянущая. Словно она упустила что-то важное. Словно кто-то закрыл невидимый клапан у неё на душе, и кислород перестал поступать в лёгкие.

Инга несколько раз проверила диалог в мессенджере. Кроме его единственного сообщения ничего нового там не было. Еще бы, ведь она так и не ответила ему. Наверняка Артём решил, что она не желает продолжать с ним связь, и потому не стал навязывать своё общество. С его пуленепробиваемой выдержкой станется. А Инге просто было неудобно отвечать на его вопрос спустя два дня. Да и какой в этом смысл?

Зато в том, что после вечера пятницы её плейлист пополнился багажом «Nickelback», которых она слушала запоем в комнате или по пути на работу, Инга не созналась бы даже под страхом смертной казни. Да что там казни – даже влияние дражайшей тётушки не склонило бы её к этому.

Последняя мысль побудила её взглянуть на мигающую иконку сверху.

«Ты специально меня игнорируешь? Для чего тебе телефон дан? Когда отвечать на сообщения нормально начнешь??»

Там было ещё что-то про скачущее давление, но Инга заблокировала экран и отодвинула телефон в сторону. Спокойствие, подаренное обществом друзей, вновь улетучилось. Она вдохнула аромат свежесваренного кофе, что Димка всё-таки принёс к их столику, и обхватила стакан двумя руками. Хотелось отвлечься на что-то хорошее, растянуть момент удовольствия, чтобы не позволить гадостной стороне мира затмить её маленький островок.

– Ты ведь не против, если я расскажу эту историю Ване? – хихикнула Алина, вернув её обратно в реальность. Она беззаботно пила латте и надкусывала синнабон с корицей, который выпросила у Димки взамен на обещание посвятить его во все сплетни. – Представляю его лицо!

Заметив лучезарную улыбку подруги, Инга сухо отрезала:

– Рада, что развлекаю вас стендапом о своей жизни.

– Да брось.

– Нет, правда. Иногда я чувствую себя в роли какого-то шута. Не могу наладить собственную жизнь, зато смешу других своими отборными актами. Даже не знаю, трагедия это или комедия.

– Трагикомедия, – кивнула подруга. – Ты зациклена только на негативе. Посмотри на это с другой стороны. Лучшие знакомства начинаются именно так. Спонтанно и неожиданно!

– Да, но не в барах же.

– Если быть точнее, познакомились вы в такси, – со знанием дела поправила Алина. Она изящно пожёвывала пирожное. – А в бар пришли уже после, когда были знакомы. Да и какая разница где? Главное – как!

Инга не разделяла игривый настрой подруги.

– Сама-то ты с Ваней в театре познакомилась. И он тебя потом цветами задаривал целый месяц.

– Ну это же случилось после. А сколько дров я наломала до него? И вообще, у каждой уважающей себя девушки должен быть припрятан небольшой секретик в кармашке. На то нам и дана молодость.

– Интересно, откуда же в этом кармашке нашлось место для «Лёшки» Абрамова, – сыронизировала Инга.

Алина чуть не поперхнулась от возмущения.

– Я знаю его только потому, что все знают!

– Ну-ну. – Инга с нескрываемым интересом следила за лицом подруги, мгновенно теряющим ровный тон кожи.

Они пили кофе, поглядывая на пустующую центральную улицу. Димка всё ещё не оставлял попыток подслушать их разговор, но каждый раз его отвлекали посетители, не вовремя заглядывающие в пекарню, и ему приходилось кружить за прилавком пчелой.

– Ну а сама-то что думаешь? – поинтересовалась Алина. – Он тебе понравился? Смотри, в наше время таких приличных парней днём с огнем не сыщешь. Упустишь ведь. Надеюсь, вы обменялись номерами телефонов?

– Да какой понравился… – Инга намеренно проигнорировала последний вопрос. – Я ничего о нём не знаю. А влюбляться во внешность – не для меня.

– А лет ему сколько?

– Не спрашивала. Выглядел намного старше и взрослее.

– Ну вот и будет повод узнать! – вновь оживилась Алина. – Что, если это судьба? Начнёте встречаться, съедешь, наконец, от своей тётки. Прямо принц на белом коне, спасший Золушку из лап мачехи!

«Или водитель на черной «Субару», – поправила Инга. Но вслух сказала:

– Всё у тебя просто, Алин. Не хочу я надеяться на воображаемое чудо.

– То есть как?

– О созависимости слышала?

– Ну да, – скучающе отозвалась подруга. – Ты всё ещё боишься повторить историю трёхлетней давности? Тебе тогда было семнадцать, это нормально. С первой любовью всегда так. Обжигаешься и ломаешь себя. А потом возрождаешься из пепла вновь. К тому же, его неплохо так отделали твои тайные поклонники.

– Я ведь неспроста повелась тогда на эту «любовь». И теперь лучше других осведомлена, как потерянные девочки находят свой эмоциональный пласт в мужчинах. Вот только такие отношения держатся на больной привязанности, потому что существовать иначе не могут. А я так не хочу. Не хочу терять себя и растворяться в другом человеке просто потому, что это единственный шанс на спасение. Особенно, когда спасать нечего.

Алина с грузным вздохом облокотилась о стол.

– Не беспокойся, с твоим строптивым характером тебе это не грозит.

Инга беззлобно закатила глаза.

– У меня дома живёт отличный пример того, как не нужно хотеть зависеть от чьего-то внимания.

– Давно я тебе говорила: съезжай ты уже оттуда. Можешь даже перекантоваться первое время у нас, пока не подыщешь жильё. Или у своего возлюбленного в холостяцкой квартирке. – Заметив красноречивый взгляд Инги, Алина ехидно подчеркнула: – Это я про Штырленко, если что. Но тебе, конечно, виднее.

– Я всё слышу, – раздалось со стороны прилавка. Подруги не обратили на него внимания.

– Ну а если серьёзно, – продолжила Алина. – Правда, что тебе мешает съехать? Давно бы могла временно остановиться у кого-нибудь и платить символическую сумму, если тебе так неудобно.

Инга пожала плечами и уставилась в окно.

– Ты же знаешь, я не могу. Да и не в деньгах дело.

– Так и будешь всю жизнь возиться со своей «больной» тёткой? – вздохнула Алина, подперев щеку кулаком. Красные выжженные волосы расползлись по локтю огненными змеями.

– Ну… Она многое сделала для меня. Я не могу взять и бросить её на произвол судьбы, – неопределенно ответила Инга.

– Так уж многое. Она, несомненно, сделала доброе дело, но, по-моему, ты взяла на себя слишком много ответственности. Это неправильно, когда родители и дети меняются местами.

На этих словах Инга дёрнулась как ошпаренная.

– Ой, – поправилась Алина. – Я хотела сказать… Ну ты поняла, что я имела в виду. В общем, оглянись. Тебе уже почти двадцать один. Ты давно ей ничем не обязана. Займись уже своей жизнью. Отрежь ненужные сети.

– Проще сказать, чем сделать. Я хочу уйти оттуда, правда. Сбросить с себя оковы и вздохнуть, наконец, свободно. Но… всякий раз это кажется невозможным, и я всё откладываю. Просто не могу решиться взять на себя такой грех. Особенно, пока у нас в доме живет… этот. – Инга не желала озвучивать имя своего домочадца вслух, словно одно упоминание о Василии могло окатить воздух грязными тошнотворными подтёками.

– Понятно. – Подруга разочарованно вздохнула. – Вот что. Пока ты сама для себя не решишь, как тебе будет лучше, никто тебя не переубедит. Подумай над этим. Ты можешь изменить свою жизнь, если по-настоящему захочешь этого. А до тех пор тебе хоть тысячу вариантов предложи, ты на каждый найдёшь оправдание.

– Второй раз это слышу… – вырвалось из губ Инги.

– Что? – не поняла Алина.

– Ничего.

– Вот как? – Она кокетливо подмигнула и, взглянув на тонкие наручные часы, принялась собираться. – Возможно, мы с твоим таксистом поладили бы гораздо лучше.

Инга не оценила её намёк.

– Только попробуй.

Алина подхватила её угрозу хохотом.

– Узнаю старую добрую Инну! Видишь, стоит посягнуть на твоё – и ты сразу же воспрядываешь духом.

Инга ответила что-то неопределённое по поводу «своего».

– Что планируешь делать на выходных, кстати? – поинтересовалась Алина, накидывая персиковое пальто на плечи и выправляя красные волосы из-под горловины.

– Хочу заглянуть к отцу, как будет время.

Алина поменялась в лице, остановив свои копошения.

– Ты уверена?

– Да, – просто ответила Инга. – Я давно к нему не ходила. А сейчас столько всего произошло, что мне нужно выговориться.

– Ладно, смотри. Ты только будь осторожна, Инн. Помнишь же ту городскую легенду о ведьме? – Алина поежилась. Инга замялась, избегая смотреть ей в глаза.

– Помню, конечно. Не переживай.

– Приходи к нам, как будет время. И да, ничего не планируй на седьмое октября! Ваня закатывает вечеринку в честь дня рождения, ты просто обязана там быть. Дим, слышал? – крикнула она через плечо. Дима в это время обслуживал двух студентов с колледжа через дорогу. – Ничего не планируй на седьмое октября. Влюбленные голубки ни в коем случае не должны разделяться!

– Ладно, – буркнул тот, не глядя в их сторону.

– Я смогу, но как обычно до 23:00, – невесело констатировала Инга.

– Нет, так не пойдёт, – помотала головой Алина. – Скажем твоей тётушке, что ты просто останешься у меня с ночёвкой. Срабатывало ведь раньше. А уж о том, что там будет происходить на самом деле, она в жизни не догадается.

– Готовься к гневным тирадам.

– Брось, – подруга взяла недопитый кофе с собой, обхватив стаканчик бордовыми ногтями. – По-моему, твоя тётушка меня обожает.

Она упорхнула, унеся за собой беспечную лёгкость, которая всегда являлась вместе с её утонченными каблуками. Инга молча проводила силуэт подруги, растворившийся в медленном течении улицы за окном.

И откуда это странное чувство, что её жизнь начала потихоньку меняться? Без её на то ведома.

Глава 7. Любовь без любви

Luverance – Море

Стоял приятный осенний день. На редкость тёплый, как парное молоко, и неспешно-ленивый, как тягучий липовый мёд. Такие дни всегда сдобрены особым настроением, не похожим ни на что другое. Солнце ласково золотит крыши домов, стараясь напоследок наиграться лучиками в тонкой ветвистой занавеси. Мохнатые верхушки деревьев преображаются, прорастая буро-янтарной шерстью, но не спешат увядать насовсем. И кажется, будто само время в округе замедляется.

Но время, между тем, подползало к позднему обеду. Лёгкий туман опустился на гребень домов. Пустые дороги и безлюдная набережная звенели непривычной тишиной. Речка будто парила в воздухе, проплывая рыхлым саваном под мостом, соединяющим две части города, и уползала вдаль, к пиковой гряде на горизонте. Небо затянулось пастелью, отсвечивая в тумане светло-лососевым флёром. К дальней части города упорно подбивались черничные тучи, надеясь смыть не в меру приветливый день.

Инга шагала неспешно, стараясь не отбить стопы. В центре города обстановка разительно отличалась – здесь вовсю велись строительные работы. Шум трелью взрывал округу, отражаясь от маленьких закоулков, спрятанных между старинной архитектурой. Дома жались к дороге вдоль улицы. Брусчатка путалась под ногами, подбрасывая в подошвы мелкие камушки. Звук отбойного молотка звенел набатом в ушах. Завернув за угол центрального перекрёстка, Инга ускорила шаг, стараясь не споткнуться о перепаханное поле рыхлого асфальта. В её руках соловели два картонных стаканчика в противовес ярким живым глазам.

– Отец! – воскликнула она не то взволнованно, не то недовольно. Голос эхом размножился по проспекту. Почему-то с утра в груди разбухал странный назойливый страх, будто отца ей сегодня застать не удастся.

Но к счастью, впереди возвышалась знакомая мужская фигура, одетая в уже привычную синюю форму, сросшуюся с его обликом.

Мужчина во главе дорожно-строительной процессии удивлённо обернулся. По его лицу скользнуло недоумение, отразившись в серых глазах, унаследованных Ингой. Жестом он указал рабочим не останавливаться, предупредив, что отойдет на пару минут, и спрыгнул с высокого помоста. Несмотря на заявленную зрелость, выглядел он донельзя бодро и энергично, так и излучая всем своим существом радушие. О таких людях обычно говорят «человек широкой души». К сожалению, настолько широкой, что ему зачастую приходилось перерабатывать сверхурочно в силу своей непробиваемой сердобольности, ибо он не мог подвести команду накануне важных проектов, из-за чего и являлся домой за полночь. А проектов в последнее время становилось всё больше по распоряжению дражайшего мэра города.

Сняв перчатки и вытерев руки об изгвазданное полотенце, мужчина усмехнулся.

– Видимо что-то случилось, раз моя ненаглядная дочурка сама лично решила навестить своего старика.

Инга насупилась, держа в руках два стакана кофе, что захватила на углу перекрёстка в недавно открывшейся кофейне. Звук дорожно-строительных машин продолжал колотить виски. Густой запах выложенного асфальта вязнул в носу жжёной смолой.

Мужчина похлопал себя по карманам, не спуская глаз со своей бригады, маячившей позади ярко-рыжим пятном.

– В правом верхнем, – подсказала Инга.

– От спасибо! – сердечно отозвался он, выудив пачку тяжёлых мужских сигарет. Инга дождалась, пока он не чиркнет колёсиком зажигалки несколько раз – любимая привычка отца, – после чего сухо ответила:

– Случилось. «Старик», кажется, совсем совесть потерял со своей работой.

Мужчина громко рассмеялся.

– Ингир, ну ты не меняешься.

– Да? Приятно слышать, – высокопарно отпарировала Инга. – А мне-то казалось, ты уже давно забыл, как я выгляжу. – Она приземлилась на выпирающую плоскость в фасаде старого здания. Взгляд её неодобрительно перекинулся на тлеющую сигарету в руке отца. – Здоровье опять портишь… Мало тебе четырёхчасового сна и работы без выходных? Ты хоть ел сегодня?

Отец поморщился и выдохнул тяжёлый табачный дым в сторону.

– Столько вопросов, полегче! Иногда я забываю, кто из нас родитель.

Инга освободила руки, аккуратно пристроив на фасадном выступе стаканчики с эмблемой кофейного лося. Выразительное молчание сказало всё за неё. Мужчина сдался под напором испытующих глаз и тяжко вздохнул, всё ещё не сводя внимания со своей бригады.

– Ну не сердись на меня, милая.

Выпустив последнее облако дыма из лёгких, он скинул окурок в урну и присел рядом на потёртый изломанный выступ. Инга и вызволила из рюкзака сэндвичи с лососем и взяла свой стакан с кофе, второй беспрекословно вручив отцу.

– Спасибо, дорогая, – кивнул он. – Ещё и с кленовым сиропом? Знаешь, как порадовать своего старика!

Отбойный молоток дробил асфальт. Мотор ревел на износ. Было странно обедать под резонанс хриплой мужской ругани и спокойствия неспешного дня. Людей в округе по-прежнему не было, город сдавливала расслабленная пустота. Лишь редкие машины лениво проплывали перед глазами. День был настолько спокойным и безмятежным (не считая дорожного шума), что не хотелось омрачать его никакими обидами.

Инга вздохнула, сковырнув пластиковую крышку ногтями.

– Пап, я серьезно. Почему ты так много работаешь? Неужели без тебя бригада не справится? Ну хотя бы денёк. Я же прошу не так много. Я уже забыла, когда последний раз тебя видела!

Он поправил каску и отпил пару глотков бодрящего напитка. Инга не сомневалась, что любовь к кофе передалась ей по наследству именно от отца.

– Ты ведь знаешь, я всё это делаю не по своей прихоти, – ответил задумчиво ее «старик». – Комитет жилищно-строительного хозяйства всегда оживает к концу осени, когда вот-вот должны грянуть морозы. Понимают, что годовой план не выполнен даже на треть и пытаются впихнуть его в один оставшийся месяц. Вот и получается всё через пень-колоду. – Подбородком он указал в сторону раздробленной дороги.

– Но ты ведь старший бригадир, – возразила Инга. – Неужели с тобой не согласовывают сроки?

– Согласовывают, конечно.

– Тогда почему ты не можешь отказать, если твоё слово тоже имеет вес?

Отец внимательно следил за работами, ни на секунду не спуская глаз со своих подчинённых, и неторопливо пожёвывал сэндвич. Янтарные лучи позднего осеннего солнца ореолом скользили по живому лицу, вычерчивая смешную полоску в разрезе глаз.

– В том-то и дело, что быть старшим – это не просто командовать. Это значит осознавать свою ответственность и отдавать себе отчет не только за себя и команду, но и за наше общее дело. Трудиться во благо. Когда-нибудь ты это поймёшь, Ингир. И взаимопомощь иногда окупается. На этом строится мир.

Инга со вздохом откинулась на стену и покрутила кофейный стаканчик с изображением лося в руках. Невесело сдула кудрявую прядь с лица. Сердце царапнул неприятный осадок обиды.

– Кто тебе это сказал? Я вон сколько пытаюсь вытащить нас с тобой хоть куда-нибудь. И что по итогу? Ты уже ночуешь на своих сменах. Что-то не вижу, чтобы мои попытки хоть как-то окупались.

– Хорошо-хорошо! – Отец встал, бодро хлопнув себя по коленке. Отпил кофе и торжественно объявил: – Давай сходим вместе в кино. Как насчет… О, точно! «Легенды»? Сейчас как раз идёт премьера в кинотеатре. Прямо сегодня. Скажем… на вечерний сеанс. Что думаешь?

Внезапное предложение отца обрушилось на неё, как снег на голову посреди позолоченного осеннего флёра. Инга сморщилась и недоверчиво обвела взглядом дорожно-строительное волочение.

– А ты точно сможешь освободиться?

– Обижаешь! Раз я пообещал своей любимой дочурке, значит, работа подождёт. На один вечер, уж точно. Запомни, милая, нет таких дел, которые нельзя отложить на следующий день. Особенно, когда речь идёт о семье.

Инга фыркнула.

– Ну ладно, тогда постарайся сдержать слово. А то вечер я буду проводить не с любимым папочкой, а в компании Тома Харди с внезапным раздвоением личности!

Отец подхватил её шутку заразительным смехом.

– Сдержу. Не волнуйся. Только у меня будет к тебе просьба.

– Ну?

– Надень вечером что-нибудь поприличнее.

Инга посмотрела на него возмущенно.

– С чего это?

Отец обиженно повёл бровями.

– Ну что, так трудно порадовать своего старика хоть раз? – За всё время их непродолжительной встречи он, пожалуй, только сейчас оторвался от своей бригады, мелькавшей перед взором рыжим бельмом, и повернулся к дочери. Инга недовольно скрестила руки. Отец, в свою очередь, по-доброму сощурился, окинув её взглядом: – Ты своим видом так всех людей в очереди распугаешь. Давай хотя бы на один вечер оденешься во что-то классическое и спокойное? Без своих рокерских выкрутасов.

Инга не сдержала фырка. Под «рокерскими выкрутасами» он подразумевал чёрную кожаную куртку и футболку с группой «Evanescence», выглядывающую из расстегнутого выреза. Образ завершали буйные смоляные кудри до лопаток. Отец всегда потешался над её стилем и нарекал его своими фирменными словечками. Но за кудри было особенно обидно – они ведь у неё от природы вьются.

Инга думала недолго.

– Ладно! Тогда с тебя цветы.

– Вот так новость, – усмехнулся отец. – В честь чего это?

– В честь «свидания». – Инга принялась собирать пустые стаканчики из-под кофе и остатки перекуса. – Я люблю лилии, если что.

– Да ты что? – Отец поднял брови и задумчиво почесал затылок под каской. – Не знал… Стыдно признаться, даже понятия не имею, какие цветы любит моя дочь. Папка твой совсем состарился.

Инга закатила глаза.

– Не прибедняйся. Папке просто надо почаще уходить с работы вовремя и хоть иногда видеть свою дочь.

Да, отец обожал прибедняться и при любой возможности ссылаться на свой «преклонный» возраст. И это при том, что в свои сорок два года неугасимой энергией и статью он догонял самого актёра «Легенды». Морщины, конечно, были, но живое мудрое лицо смягчало их, как благородный мрамор смягчает трещины. А хрипловатый, прокуренный тяжёлыми сигаретами голос звучал как настоявшееся терпкое вино, собранное на лучших виноградниках Крыма. Инга никогда не понимала, почему отец со своей харизмой прозябает простым наёмным рабочим. Он явно был создан для большего в этом мире.

«И эту работу должен кто-то выполнять», – пожимал он плечами в ответ на её вопросы.

Инга, тем временем, уже собрала остатки их незапланированного ланча и выпрямилась, стряхнув с лица завитые ветром кудри. Чуть не налетела на проходившего мимо парня, но успела ловко увернуться.

– В общем, не опаздывай. Имей в виду, я буду ждать тебя!

– Эх, Поклонская, всё сидишь, ждёшь у моря погоды…

Инга очнулась от тяжёлых глубоких дум. Реальность промелькнула перед глазами тёмно-кофейными красками, вечерним холодом и пустым осенним пейзажем. В пекарне уже не было людей. Главные двери закрылись, оповестив прохожих о том, что заведение сегодня больше не работает. Хотя девушка, сидевшая с нетронутым картонным стаканчиком у окна, создавала впечатление, будто забежать в пекарню за оставшейся выпечкой ещё шанс есть. Но Инга настолько была погружена в себя, что до неё не получалось достучаться никакими жестами.

Её состояние не давало ей покоя. Что с ней сделал этот замкнутый фанат «Nickelback»? Какие закрома души ему удалось разбередить своим искромётным взглядом и острыми речами? Почему весь день назойливые мысли вьются в её голове тревожным гнездом? Она не помнила, когда последний раз вот так плавала в трясине собственных чувств и была уязвимой и впечатлительной перед большим сложным миром. Казалось, такие эмоции ей были чужды. Совершенно незнакомы. Она пряталась за равнодушием, как воин за бронёй, и та с каждым днём сильнее врастала в её плоть. Так было проще. Надёжнее. Теперь же мысль о том, что она впустую прожигает жизнь, надрывала на сердце занозой, и Инга даже осталась после смены доделывать дела в одиночестве, лишь бы отвлечься хоть на что-то.

Шумно тарахтел холодильник. Единственным источником освещения в зале была уснувшая витрина. Столики жались друг к другу, подпирая перевёрнутые стулья в ожидании следующего дня. За окном давно смеркалось. Центральный проспект распустился вереницей фонарей, укрывших дорогу шатром. Поздние фары шаркали по помещению отсветами, врываясь в полумрак и выхватывая Ингино задумчивое лицо. На столе перед ней лежал телефон, где уже битый час продолжалась неприятная переписка.