Аппараты по зарабатыванию денег

I

Человек в длинной голубой машине был важной персоной. Регулировщик движения остановил движение на север и юг, но шофер голубой машины, ни капли не сбавляя скорость, проскочил перед остановившимся парковым автомобилем и прошмыгнул между двумя грузовиками, ехавшими навстречу друг другу. Полисмен №7389 отдал честь и предупреждающе хмурым взглядом осадил рассерженного водителя фургона, которому нужно было успеть добраться до места назначения вовремя.

Единственный пассажир, неподвижно выпрямившийся на подушках в салоне, ответил полисмену едва заметным кивком и полуулыбкой тонких, почти бескровных губ. Но его серые глаза оставались бесстрастны, а выпрямленная спина ничуть не шелохнулась. Одной рукой он ухватился за дверь с серебряной монограммой на голубой эмали; вторая его рука лежала на сиденье, возле колен. Джон Т. Уиллерс, финансовый повелитель, направлялся в свою контору.

Для него было привычным не откидываться на спинку сиденья, его поза всегда была строгой. Никто из сотен его знакомых не мог бы сказать, что Уиллерс способен расслабиться. Он был неусыпным и постоянно настороженным аппаратом, собирающим миллионы; аппаратом, которому не требовался отдых; аппаратом, двигатель которого не требовалось смазывать развлечениями; он был человеческим механизмом, не отклонявшимся от расписания ни на йоту. Таков был король финансовых королей.

В 10:15 он должен быть в своей конторе на Уолл-стрит. Где-то еще монарх с полумиллионной армией мог мерять шагами комнату своего дворца, нетерпеливо ожидая решения, принимаемого в этом кабинете на Уолл-стрит и выражавшегося в простом нажатии кнопки на столе. Где-то за полмира отсюда, ожидая, пока Джон Т. Уиллерс поставит подпись, десять тысяч китайских рабочих маялись в своих хижинах с бамбуковыми крышами. А он в это время отвечал на приветствие дорожного полисмена!

Бродвейские мужчины и женщины останавливались, чтобы поглазеть на голубую машину и ее молчаливого, осанистого пассажира, лицо и поза которого были знакомы публике не меньше, чем сам Бродвей. Слабохарактерные безработные проклинали судьбу, даровавшую им голод, а финансисту – деньги. Выглядывавшие из окон контор сетовали на то, что им нужно начинать работать с восьми, а ему – с десяти.

Во взгляде финансиста, отвечавшего на приветствие регулировщика, не было и намека на то, что аппарату по зарабатыванию денег пришлось до рассвета трудиться над пачкой документов, ныне тщательно скрываемой под его пальто. По аппарату никак не понять, сколько он уже проработал.

На Мюррей-стрит он склонил голову чуть ниже, приветствуя проезжавшего мимо коллегу. На Парк-Плейс голубая машина объехала зарождающуюся пробку возле огромного здания Вулворт-билдинг. Пытавшееся проскочить ее такси пронеслось перед ними, а затем остановилось. Водитель Уиллерса выругался себе под нос и свернул к обочине. Колеса машины наткнулись на бордюр, и кузов автомобиля сильно тряхнуло. Толстый полисмен поспешил через улицу, но заглохшее такси вдруг возобновило движение и понеслось по Бродвею. Голубой автомобиль даже не притормозил; инцидент был исчерпан.

Водитель еще сильнее склонился над рулем, чтобы не позволить своему ворчанию дойти до ушей молчаливого обитателя заднего сиденья: он понимал, что его работа зависит от настроения работодателя. Джон Т. Уиллерс требовал плавности – хоть от клерков, хоть от водителей. Прыжков на кочках он не любил.

Следующий регулировщик увидел эту переделку и сочувственно выругался. У него отвисла челюсть, и он отдал честь скорее удивленным, чем почтительным жестом. Сидевший в салоне пассажир откинулся на подушку, его глаза были закрыты, а ладонь расслабленно лежала на ручке двери.

«Какой же он усталый этим утром», – сочувственно пробормотал регулировщик.

Машина свернула на Уолл-стрит, остановившись возле всемирно известного банка Уиллерса. Водитель немедленно вышел и открыл хозяину дверь. Но не знавший отдыха аппарат по зарабатыванию денег сейчас спал. Водитель сначала почувствовал удивление, затем – страх. Он мягко положил ладонь на плечо работодателя. Тот дышал, но не шевельнулся. Страх водителя усилился. Должно быть, мистер Уиллерс болен!

Повиновавшись первому инстинкту, водитель нервно осмотрелся. С облегчением он увидел приближавшегося охранника, уже много лет служившего у Уиллерса.

– Мистеру Уиллерсу плохо! – выкрикнул водитель.

Охранник оттолкнул его в сторону и застыл, рассматривая голубые прожилки на закрытых веках бескровного лица.

– Должно быть, он потерял сознание, – ахнул он и, подобно водителю, заозирался по сторонам в поисках помощи.

– Я могу чем-то помочь?

Услышав этот вопрос, оба нервно подпрыгнули. С ними говорил бородатый мужчина с черной сумкой.

– Я врач.

Говорил он медленно, отчеканивая каждое слово.

– Мистер Уиллерс потерял сознание, – хором ответили ему служащие. В их голоске было облегчение, и они немедленно отступили назад.

Бородач шагнул к машине, распахнул пиджак и жилет лежавшего в обмороке мужчины и профессионально приложил руку к бьющемуся сердцу.

– Проблемы с сердцем. Серьезные, – медленно сказал он, словно говорить ему было трудно. – Сообщите тем, внутри.

Оба служащих вздрогнули. Бородач позвал охранника.

– Расстелите вашу форму на тротуаре.

Пальцы охранника неуклюже теребили форму, а врач тем временем приложил ухо к груди финансиста, сердито что-то пробормотал и принялся копаться в черном чемоданчике, лежавшем у его ног.

– Готово, сэр, – сказал охранник, а затем вполголоса выругался на столпившихся вокруг мужчин и мальчишек.

Здоровяк не обращал на них ни малейшего внимания. Он поднял хрупкое тело миллионера и осторожно уложил его на покрытую униформой брусчатку.

– Ему нужно в больницу, – отчетливо объявил он. – Я вызову неотложку.

Толпа расступилась, и он поспешил прочь.

Водитель же, оказавшись в здании банка, выпалил новости секретарю мультимиллионера, совершенно не обращая внимания на двух бывших с ним незнакомцев.

– Потерял сознание? – растерянно переспросил секретарь.

– Потерял сознание? – повторил эхом розовощекий незнакомец.

– Такие, как Уиллерс, сознания не теряют. Где он?

Водитель уставился на широкогрудого мужчину с волнистыми, тонкими, как шелк, седыми волосами и волевым худощавым лицом, бледность которого подчеркивалась синими очками с дымчатым стеклом.

– Сидни, покажи мне, где он, – раздвоенный подбородок повернулся под неимоверным углом, а тонкая трость черного дерева лениво болталась в правой руке старика.

– Разве вы не видите, как собирается толпа? – шок заставил водителя позабыть, что он всего лишь водитель; он мотнул головой в сторону столь бесцеремонно распахнутой им двери.

– Я слепой, – коротко пояснил седовласый человек.

– Торн, пошли, – розовощекий помощник вышел из кабинета первым, слепой шел за ним по пятам. Секретарь Уиллерса и водитель безмолвно последовали за ними.

Двое полицейских охраняли от толпы лежавшее на холодном тротуаре тело повелителя миллионов. Люди расступились перед розовощеким человеком, вслед за которым в центр толпы последовал и слепой. Один из полицейских облегченно вытер лоб, когда они прошли в узкий круг.

– Мистер Колтон, все выглядит как проблемы с сердцем, – нервно пробормотал он.

– Томпсон, вы так считаете? – конец тросточки легко коснулся колена лежавшего на земле мужчины. Торнли Колтон опустился на колени и поднял обмякшую руку миллионера. Пальцы слепого почувствовали пульс.

– Все именно так, как сказал доктор, – охранник облизнул пересохшие губы. – Сейчас он должен бы вернуться.

– Доктор? – не поднимая глаз, переспросил опустившийся на колени человек.

– Он уложил его здесь и пошел вызвать скорую, – охранник еще раз облизнул губы.

– А кто лечащий врач мистера Уиллерса? – спросил слепой, водя кончиком пальца по подкладке пиджака.

– Доктор Клейтон, – ответил секретарь миллионера.

– Вызовите его. Быстро! – приказ был отдан таким тоном, что увязавшийся за ними клерк поспешил выполнять указание.

– Это опасный сердечный приступ? – пробормотал все еще ошеломленный секретарь.

– Сердечный приступ? Нет! – резко и грубо ответил слепой. – Он одурманен морфием!

– Морфием? – недоверчиво изумился секретарь.

– Да! – выпалил слепой, указывая на веки распростертого на тротуаре человека. – Видите суженые до точки зрачки?

– Но как… Благодарение небу, мистер Макларен! – тон секретаря сменился: беспомощное изумление уступило место радостному облегчению, когда к ним через толпу стал пробираться широкоплечий человек с квадратной челюстью и волосами серо-стального цвета.

– Господи! Что это значит? – воскликнул новоприбывший.

Слепой встал на ноги, подобрал тросточку и отряхнул брюки.

– Сейчас это значит ограбление, – мрачно сказал он. – А через несколько часов это может значить и убийство!

* * *

Дрейфус Макларен, единственный в мире человек, пользовавшийся всецелым доверием Джона Т. Уиллерса, нервно расхаживал по своему кабинету, останавливаясь на каждом шагу и напрягая слух в попытках уловить хоть малейший звук из соседнего помещения, в котором врач занимался потерявшим сознание аппаратом по зарабатыванию денег. Снаружи, на улице, шепталась и ожидала толпа, растянувшаяся от здания Казначейства и до обшарпанных складов, где торговали сахаром. Внутри кабинета был слышен гул, исходивший от полусотни громогласных газетчиков – те напряженно ожидали хоть каких-то новостей из этого самого кабинета. В конце своего собственного небольшого кабинета Макларен обернулся к слепому проблемисту, вертевшему в руках свою неизменную тонкую и полую трость.

– Господи, мистер Колтон! – вырвалось у него. – Этого не может быть!

– И это произошло, – мягко ответил слепой.

– Но он находился в открытом автомобиле, его видели сотни человек, он отвечал на приветствия, возможно, полусотни полицейских по всему Бродвею. Рядом с ним никого не было, никто не мог подобраться к нему достаточно близко, чтобы отравить его морфином.

– Но факт состоит в том, что он одурманен морфином, – голос Торнли Колтона оставался спокойным и даже мягким.

– Вы говорите, что вынесший его из машины человек не мог сделать ему укол?

– Да. Я нащупал учащенный пульс, что тут же подсказало мне, что он в этом состоянии как минимум десять минут. Учащенный пульс – симптом принятого морфия. Я как следует изучал все о биении пульса.

Слепой не стал добавлять, что для него пульс был беззвучными клавишами, так как при рукопожатии сообщал его сверхчувствительным пальцам многие тайны.

– Тогда все приводит нас к водителю, полиция его арестовала, – заметил Макларен. – Но я не понимаю, как он все проделал.

Сидевший в уголке Сидни Темз также покачал головой.

– Он не делал этого! – отрезал Колтон. – Если бы полиция пользовалась мозгами, а не ногами, то не было бы столь многих глупых ошибок. Задержать им следовало автомобиль, а не водителя, – на полном серьезе закончил он.

Прежде чем Макларен смог подобрать слова, чтобы выразить свое изумление, дверь в соседнее помещение открылась, и пред ними предстал мрачный врач.

– Семью мистера Уиллерса уведомили? – спросил он.

– Он же не умрет? – в голосе Макларена прозвучало крайнее недоверие.

– Умрет, – коротко поправил его врач. – Благодаря одной лишь выдержке его изможденный организм держался уже много лет. И такая доза морфия не может не привести к фатальному исходу. Я пытался привести его в чувство, но сильные средства привели бы к немедленной остановке его сердца. Возможно, он проспит еще час, но затем дыхание покинет его.

– Господи, доктор! Это же убийство! – огромное тело Макларена безвольно свалилось в кресло, а его лицо побледнело. Прежде он отказывался поверить, что повелитель миллионов может умереть. Это было невозможно. Такой аппарат не может останавливаться. Теперь же он заглох.

– Нет сомнений, что дело в огромной дозе морфия, – заговорил доктор. – Все симптомы безошибочно указывают на него, но, – он озадаченно погладил свою вандайковскую бородку, – я так и не смог найти на его теле следов укола. Я тщательно изучил грудь, живот, руки, бедра и даже лицо. Это очень озадачивает.

– Мистер Уиллерс все еще лежит на спине? – невзначай спросил слепой, на которого врач даже не обращал внимания.

– Конечно! – доктор ответил так, как отвечал бы на глупый вопрос.

– Если вы осторожно повернете его на бок, то, вероятно, найдете след подкожной иглы под лопаткой.

– На спине… почему…

Врач выскочил в дверь. Его уход заставил всех замолчать. Широкие плечи Макларена ссутулились, а глаза не отрывались от закрытой двери. Расположившийся в кожаном угловом кресле Сидни Темз был напряжен и суров. Он сотни раз слышал, как слепец делал заявления такого рода. И он не знал ни одного случая, когда тот ошибался. Но все же Сидни постоянно боялся, что Торнли Колтон может ужасно ошибиться из-за собственной самоуверенности. Невозмутимый проблемист был спокоен и голубые линзы его очков уставились в потолок над ним. Дверь открылась. Врач предстал перед ними.

– Укол был введен под правую лопатку, как вы и говорили, – внимательные глаза доктора Клейтона с подозрением уставились на слепого.

Слова словно пробудили Макларена. Он понял их значимость.

– Как… вы… узнали… об… этом? – слова он выдыхал по очереди. – Слепой!

По тону его голоса было ясно – он требует объяснения.

– Я узнал об этом из-за моей слепоты, – спокойно ответил слепой. – Находясь во тьме, мы должны научиться умственно представлять то, что ваши глаза воспринимают не задумываясь. Мы учимся видеть нашим мозгом, вы же видите и без него. Всю свою жизнь я потратил на развитие этого навыка – воспринимать мир умом. Я могу мысленно представить картинку по тем фрагментам, которые получаю благодаря остальным четырем чувствам. И зачастую эта картинка включает предшествовавшие ранее события.