Шёпот, который знает моё имя

Размер шрифта:   13
Шёпот, который знает моё имя

Глава 1. Краем глаза

Костер потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на лица моих немногих, усталых слушателей. Огонь был островком тепла и света в огромной, безразличной темноте, которая сгущалась за пределами нашего маленького круга. Именно здесь, под этим усыпанным звёздами небом, в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев и далёким уханьем совы, я решился рассказать. Рассказать с самого начала. Потому что всё, абсолютно всё, началось с мелочей. Знаете, как иногда краем глаза что-то мелькнёт? Быстрое, неуловимое движение, пятно, силуэт? Миг – и его уже нет. Словно игра света, пылинка в воздухе или просто уставший мозг рисует картинки. Я, как и большинство, всегда отмахивался. «Нафантазировал», «глаза устали», «нужно выспаться». До прошлого месяца… До тех пор, пока эти мелочи не начали складываться в жуткую, неоспоримую мозаику. Мозаику, которая привела меня сюда, к этому костру, с холодом внутри, который не смог растопить даже жар пламени.

Прошлый месяц выдался адски загруженным. Проект «Аквилон» на работе висел на волоске, сроки горели синим пламенем, а начальство дышало в затылок с интенсивностью паровоза. Я буквально жил в офисе. Кофе литрами, сон урывками по три-четыре часа, еда на бегу – стандартный набор офисного мученика. Домой я возвращался затемно, выжатый как лимон, с тяжёлой головой и песочком под веками. Именно тогда, в этом состоянии хронической усталости и стресса, они и появились. Первые тени.

Помню, как сейчас. Сижу за кухонным столом, поздно вечером. Передо мной ноутбук, экран слепит глаза. Я пытаюсь вникнуть в отчёт, который уже должен был быть сдан позавчера. Голова гудит, мысли путаются. И вдруг… Краем левого глаза. Мелькнуло. В дверном проёме, ведущем в тёмный коридор. Быстрое, тёмное движение. Словно кто-то резко шагнул назад, вглубь темноты. Я вздрогнул, резко повернул голову. Коридор пуст. Только слабый свет из кухни выхватывает край вешалки и тёмный прямоугольник двери в спальню. Тишина.

«Глючит, – подумал я тогда, с раздражением потирая виски. – Глаза слипаются. Надо заканчивать». Я допил остывший кофе, горький и противный, и снова уткнулся в экран. Но ощущение было неприятное. Словно кто-то действительно стоял там, в темноте, и наблюдал. И когда я посмотрел – исчез. Списав всё на переутомление и стресс, я постарался забыть.

Но «оно» не забыло меня. Тени стали возвращаться. Всегда на периферии зрения. Всегда дома. И особенно – вечером или ночью, когда я был один, измотанный и уязвимый. В гостиной, когда я смотрел телевизор – движение за спиной, у окна. Я оборачивался – пусто. Шторка колышется от сквозняка? В ванной, когда чистил зубы – отражение чего-то тёмного и быстрого в зеркале, за моей спиной, в открытой двери. Резкий поворот – никого. Сердце бешено колотилось, по спине бежали мурашки. Я щёлкал выключателем, заливая маленькую комнату ярким светом. Ничего. Пустота.

– Это нервы, – бубнил я себе под нос, пытаясь успокоить дрожь в руках. – Работа, стресс… Надо взять выходной. Или сходить к врачу, проверить зрение. Может, астигматизм? Или просто мозг, доведённый до предела, начинает глючить.

Я стал замечать закономерность: чем позже час, чем сильнее усталость, тем чаще мелькали эти проклятые тени. Они были мимолётными, растворяющимися в воздухе при прямом взгляде, как дым. Неясные, без формы, просто ощущение движения там, где его не должно быть. Я начал избегать смотреть в тёмные углы, старался включать свет во всех комнатах, даже если заходил ненадолго. Иррациональный, щемящий страх начал подкрадываться по вечерам вместе с сумерками.

Потом пришёл шепот.

Первый раз я услышал его через неделю после появления теней. Была глубокая ночь. Я лежал в постели, но спать не мог. Мысли о проваленном проекте вертелись в голове, как белки в колесе. Окно было приоткрыто – в квартире душно. И вдруг… Краем слуха. Совсем тихо. Неразборчивое бормотание, похожее на помехи плохо настроенного радио. Ш-ш-шшш… чч-ч-ч… м-м-м… Звук был едва уловимым, доносился словно из ниоткуда. Я замер, прислушался. Тишина. Только шорох листвы за окном и далёкий гул ночного города.

– Ветер, – выдохнул я с облегчением, которого не чувствовал. – Или соседи за стеной. Телевизор забыли выключить.

Я перевернулся на другой бок, натянул одеяло повыше, пытаясь заглушить не только этот звук, но и нарастающее беспокойство. Но шепот… он был другим. Непохожим ни на ветер в листве, ни на приглушённый телевизор. Он был… без источника. Без направления. Как будто звучал прямо в воздухе комнаты. И в нём чувствовалась какая-то навязчивая, неприятная вибрация.

После этого случая я стал ловить себя на том, что прислушиваюсь к тишине. Каждый шорох, каждый скрип старого паркета или гулок труб отдавался в моей голове громче, чем обычно. Я начал замечать другие «мелочи». Например, ощущение, что за мной следят. Невидимый взгляд, тяжёлый и пристальный, который я чувствовал спиной, когда мыл посуду на кухне или сидел за компьютером. Я оборачивался – никого. Пустота, которая, казалось, насмехалась надо мной.

Однажды вечером, возвращаясь с работы, я задержался у подъезда, роясь в сумке в поисках ключей. Было уже темно. Фонарь через дорогу мигал, отбрасывая неровные, прыгающие тени. И вдруг я почувствовал этот взгляд снова. Сильный, недобрый. Я резко поднял голову и посмотрел вверх, на окна своей квартиры. Там горел свет – я оставлял его в прихожей, чтобы не заходить в тёмную квартиру. Ничего необычного. Но ощущение было таким явственным, таким физическим, что по спине пробежал ледяной холод. Я вбежал в подъезд, запирая за собой все двери с преувеличенной тщательностью.

Дома я включил все лампы, какие были. Свет был ярким, почти болезненным. Я обошёл все комнаты, заглянул под кровать, в шкафы. Глупо, конечно. Но страх был сильнее логики. Я стоял посреди гостиной, прислушиваясь к тиканью настенных часов, и чувствовал себя идиотом. Взрослый мужчина, образованный, рациональный, боится теней и шорохов? Это же классические симптомы недосыпа и нервного срыва.

– Собирайся, тряпка, – сказал я себе вслух, голос прозвучал хрипло и неуверенно. – Завтра берёшь отгул. Спишь до обеда. Потом идёшь в спортзал. И всё наладится. Это просто… перегруз. Совпадения. Воображение.

Я пошёл на кухню, чтобы налить себе воды. Рука дрожала, когда я подносил стакан ко рту. В отражении в тёмном окне кухни я видел своё лицо – осунувшееся, с тёмными кругами под глазами, с выражением затаённой тревоги. И пока я смотрел на это отражение, краем глаза, в проёме двери в коридор, мелькнуло что-то тёмное. Быстрое. Уходящее. На этот раз я не обернулся. Просто стиснул стакан так, что костяшки пальцев побелели, и зажмурился. Нет. Не было. Ничего не было. Просто усталость. Просто стресс. До прошлого месяца я бы в это свято верил.

Я допил воду, поставил стакан в раковину. Тишина в квартире была теперь гулкой, напряжённой. Словно дом затаил дыхание. Я потушил свет на кухне и медленно пошёл в спальню. Свет в прихожей и коридоре я оставил гореть. На всякий случай. Лёжа в постели, я долго вглядывался в полумрак комнаты, прислушиваясь к каждому звуку. Шороха не было. Тени не мелькали. Но ощущение присутствия чего-то чужого, незримого, витающего в воздухе моей собственной квартиры, не покидало меня. Оно было тяжёлым, липким, как паутина. И я понимал, что отмахнуться от этого уже не получится. Что-то началось. Что-то нехорошее. И это «что-то» зацепилось за меня краем глаза и теперь не отпускало.

Утро не принесло облегчения. Я взял отгул, как и планировал, но сон не шёл. Я ворочался, просыпался от каждого звука, хотя в квартире было тихо. Днём я попытался заняться делами по дому, но был рассеян, ронял вещи, не мог сосредоточиться. Мысль о походе в спортзал вызывала только отвращение. Вместо этого я включил телевизор на полную громкость, пытаясь заглушить навязчивую тишину и собственные мысли. Шумные ток-шоу, реклама – всё это создавало иллюзию жизни, наполненности пространства. Но стоило мне выйти в тихий коридор или в ванную, как ощущение незримого наблюдателя возвращалось с удвоенной силой.

Вечером я позвонил Ане, моей девушке. Мы встречались уже год, но жили пока отдельно. Она была на работе.

– Привет, солнце, – её голос, обычно такой тёплый и бодрящий, сейчас звучал как глоток свежего воздуха. – Как дела? Отдыхаешь?

– Привет, – моё собственное «привет» прозвучало каким-то одеревенелым. – Да… отдыхаю. Спину разогнул немного. А ты как?

– Завал, как обычно. Этот новый клиент… Ну ты знаешь. – Она вздохнула. – Ты странно звучишь. Всё в порядке? Не заболел?

– Нет, нет, – поспешно ответил я. – Просто… не выспался ещё, наверное. И работа эта… вымотал конкретно.

– Понимаю, – посочувствовала она. – Вечером заеду? Привезу чего-нибудь вкусненького, поболтаем.

Мысль о том, что я не буду один в квартире вечером, показалась мне невероятно привлекательной. Но тут же возникла другая мысль: а если «оно» проявится при ней? Если она увидит тень или услышит этот шепот? Она подумает, что я сошёл с ума. Или испугается. Или… что ещё хуже… не заметит ничего. И тогда я точно пойму, что галлюцинирую.

– Знаешь… – я замялся. – Я… сегодня как-то совсем разбитый. Голова трещит. Может, в другой раз? Я просто пораньше спать улягусь.

На другом конце провода повисла короткая пауза. Я представил её нахмуренный лоб.

– Серьёзно? Ты же только отдохнуть начал. Голова – это, может, давление? Померил?

– Померил, – солгал я. – В норме. Просто усталость накопилась. Обещаю, завтра буду как огурчик. Позвоню.

– Ладно… – в её голосе слышалось недоверие и лёгкая обида. – Береги себя. Выспись. Целую.

– И тебя. Пока.

Я положил трубку, чувствуя себя последним подлецом. Но страх был сильнее. Страх неизвестности, страх за свой рассудок, страх того, что творилось в стенах моего собственного дома. Я не мог подвергать её этому. Пока не разберусь сам.

Ночь… Эта проклятая ночь. Я лежал с открытыми глазами, смотря в потолок, освещённый тусклым светом ночника. Телевизор был выключен. Тишина давила на уши. Я вслушивался в неё, пытаясь различить что-то помимо собственного дыхания и ударов сердца. Ничего. Только тиканье часов в гостиной, доносившееся сквозь приоткрытую дверь спальни. Тик-так. Тик-так. Монотонно, неумолимо. Отмеряя секунды моего напряжения.

И тогда я его почувствовал. Не услышал – именно почувствовал. Ощущение, что кто-то стоит за дверью спальни. В тёмном коридоре. Не двигается. Просто стоит. И смотрит сквозь щель под дверью. Холодный, тяжёлый, немигающий взгляд. Я замер. Дыхание перехватило. Кровь отхлынула от лица. Я не видел ничего. Но знал. Знал, что оно там. Это не было игрой воображения. Это было примитивным, животным знанием опасности, засевшим где-то в подкорке.

Я не мог пошевелиться. Не мог крикнуть. Не мог даже зажмуриться. Я лежал, прикованный этим незримым взглядом, и чувствовал, как холодный пот стекает по вискам. Минуты тянулись как часы. Тиканье часов слилось в сплошной, навязчивый гул в ушах. Мне казалось, я слышу, как сквозь дерево двери доносится тихое-тихое дыхание. Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Потом ощущение ослабло. Словно давление спало. Взгляд отвёл. Я судорожно вдохнул, наконец смог пошевелить онемевшими пальцами. Сердце колотилось как бешеное. Я медленно, с невероятным усилием, повернул голову к двери. Щель под ней была тёмной. Ничего не двигалось. Но ощущение присутствия не исчезло. Оно просто отступило. Спряталось. Переместилось в тень подальше. И наблюдало. Всегда наблюдало.

Я не спал до самого утра. Сидел на кровати, обхватив колени, и смотрел на полоску света под дверью, которая постепенно менялась от чёрной к тёмно-серой, а потом к сизой. С первыми лучами солнца, пробившимися сквозь щели жалюзи, леденящий страх немного отступил, сменившись глухим, изматывающим опустошением. Я понимал, что так больше продолжаться не может. Что эти «мелочи» – тени, шепот, ощущение взгляда – не галлюцинации. Не совпадения. Это было реально. И это было только начало. Краем глаза я увидел начало чего-то большого, тёмного и абсолютно неведомого. И теперь, хоть я и отчаянно пытался цепляться за рациональные объяснения, где-то в глубине души я уже знал: назад пути нет.

Глава 2. Цифры на стене

Тот рассвет после ночи ужаса у двери спальни я встретил не просто разбитым – я был опустошён. Физически и морально. Каждая клетка тела гудела от недосыпа и перенапряжения, а в голове стоял тяжёлый, мутный звон, словно после удара. Я сидел на краю кровати, уставившись в пыльные лучи солнца, пробивавшиеся сквозь жалюзи. Они рисовали на полу полосы света, но не грели. Внутри всё ещё клокотал холодный осадок страха, оставленный тем незримым присутствием. "Просто глюки", – пытался я убедить себя, но слова звучали пусто, как погремушка в пустоте. Слишком реальным было это ощущение взгляда, слишком физическим – оцепенение, сковавшее меня на долгие часы.

Я встал, ноги были ватными. Прошёл в ванную, умылся ледяной водой, пытаясь смыть с лица следы ночного кошмара. В зеркале глядело на меня измученное лицо незнакомца с впалыми щеками, синяками под глазами цвета спелой сливы и потухшим взглядом. "Нужно собраться, – приказал я отражению. – Нужно есть. Нужно… жить". Но жить как? Когда твой собственный дом, твоя крепость, превращается в поле битвы с невидимым?

Первый день после той ночи прошёл в каком-то оцепенении. Я механически разогрел вчерашний суп, проглотил пару ложек без вкуса. Включил телевизор – мелькающие картинки не доходили до сознания. Я пытался читать – буквы плясали перед глазами, не складываясь в слова. Весь мир казался плоским, выхолощенным, отделённым от меня толстым слоем ваты. И только внутри, в самой глубине, пульсировала тревога, как ноющая рана. Я ловил себя на том, что постоянно оглядываюсь, особенно в сторону коридора и двери спальни. Включал свет в комнате, прежде чем зайти. Прислушивался к тишине, которая теперь казалась не пустотой, а наполненной чем-то невидимым и выжидающим.

К вечеру я понял, что не выдержу ещё одну ночь в одиночестве. Страх перед темнотой, перед повторением вчерашнего ужаса, был сильнее стыда и опасений показаться слабым или сумасшедшим. Я набрал номер Ани.

– Привет, – её голос, обычно такой лёгкий, теперь прозвучал как якорь в бушующем море.

– Привет, Ань… – моё собственное приветствие сорвалось в хрип. Я сглотнул ком в горле. – Слушай… Ты не могла бы… заглянуть? Если не занята. Просто… не хочется одному сегодня.

Пауза на том конце была красноречивой. Она знала меня как человека скорее замкнутого, не склонного к демонстрации слабости.

– Конечно, смогу, – ответила она без колебаний, но с отчётливой ноткой тревоги. – Что случилось? Ты ужасно звучишь. Ты точно не заболел? Голос какой-то… надломленный.

– Нет, не болен, – поспешил я успокоить, понимая, что звучу как раз как тяжелобольной. – Просто… вымотался конкретно. Нервы шалят. Не спится. Подумал… вдвоём веселее. И… спокойнее.

– Я уже выезжаю, – твёрдо сказала она. – Через полчаса буду. Привезу пирог, мамин, с вишней. Завари чайник.

Я чуть не расплакался от облегчения. Эта обыденность, это "завари чайник" было глотком нормального мира, к которому я отчаянно цеплялся.

Она приехала, как и обещала, с пирогом и охапкой моей любимой пиццы на всякий случай. Её появление, её запах – не духи, а просто запах свежести, улицы, жизни – ворвался в мою затхлую, пропитанную страхом квартиру, как ураган. Я чуть не бросился ей на шею.

– Ого, – она отстранилась на шаг, внимательно вглядываясь в моё лицо при свете прихожей. – Ты выглядишь… Серёж, ты точно в порядке? Как будто месяц в шахте проработал. И руки дрожат.

Она взяла мою ладонь – действительно, лёгкая, но заметная дрожь не унималась.

– Говорю же, нервы, – я отвел взгляд, стараясь улыбнуться. – Проект, недосып… Всё накопилось. Спасибо, что приехала. Очень… очень нужно было.

Мы поели на кухне. Я старался шутить, рассказывать какие-то глупости с работы, спрашивать о её делах. Вёл себя неестественно оживлённо, чувствуя, как фальшь капает с каждого слова. Она кивала, улыбалась, но её взгляд оставался пристальным, анализирующим. Я видел, как она украдкой оглядывает квартиру, будто ища источник моего состояния. И я боялся, что она его найдёт. Что тень мелькнёт за её спиной. Что этот проклятый шёпот просочится сквозь шум нашего разговора.

Но ничего не случилось. Ни тени, ни шороха, ни ощущения постороннего взгляда. Квартира вела себя как образцовая, скучная квартира. Я начал расслабляться. Может, правда? Может, это всё были галлюцинации на фоне переутомления? Может, её присутствие, её нормальность, как щит, отгоняет эту хворь?

Мы перебрались в гостиную, смотрели какой-то лёгкий сериал. Я сидел рядом с ней на диване, чувствуя тепло её руки, и постепенно, по капле, ледяной ком страха внутри начинал таять. Наступала ночь, но с ней рядом темнота за окном не казалась такой враждебной. Я даже начал клевать носом, убаюканный монотонным голосом с экрана и её близостью.

– Пойдём спать? – она тихо предложила, когда сериал закончился. – Ты еле глаза открываешь.

Я кивнул, благодарный. Мы легли. Я обнял её, прижался спиной к её теплу, чувствуя, как её ровное дыхание успокаивает мою дрожь. Я заснул почти мгновенно, погружаясь в глубокий, бездонный сон, первый за много дней.

И проснулся от шёпота.

Не краем уха. Не сомнительным шорохом. Это был явный, отчетливый звук. Пронизывающий тишину спальни. Как помехи радио, но с какой-то жуткой, нечеловеческой модуляцией. Ш-ш-шшш… ч-ч-ч… р-р-р… Он висел в воздухе, не имея источника. Не из коридора. Не из шкафа. Просто здесь. Над кроватью? В углу? Я замер, не открывая глаз, прислушиваясь всем телом. Сердце начало колотиться чаще. Аня спала крепко, её дыхание оставалось ровным. Она не слышала.

И тогда, сквозь помехи, проступило слово. Не сразу. Словно игла заедающей пластинки нащупывала бороздку. Сначала – обрывки слогов. Потом – яснее.

"Ссс…еее…рр…"

Меня бросило в жар, потом – в ледяной пот. Это было моё имя. Или… почти моё. Искажённое, растянутое, пропущенное через фильтр статики и злого умысла. Но моё.

"Сссерр…ггг…ееей…"

Шёпот был тихим, но невероятно навязчивым, как жужжание комара в полной тишине. Он повторялся. Снова и снова. То теряясь в помехах, то проступая с леденящей чёткостью. И всегда – после полуночи. Я осторожно, стараясь не шевелиться, повернул голову и глянул на электронные часы на тумбочке. Ярко-красные цифры: 03:14.

Он продолжался недолго, может, минуту. Потом стих так же внезапно, как и начался, растворившись в обычной ночной тишине, нарушаемой только дыханием Ани и моим бешеным сердцебиением. Я лежал, не двигаясь, впиваясь взглядом в потолок. Это был уже не просто звук. Это было обращение. Целенаправленное. И адресованное мне. Почему Аня не слышала? Почему только я? Вопросы крутились в голове, смешиваясь с паникой. Я больше не сомневался – это не ветер. Не соседи. Не глюки на пустом месте. Это было здесь. И это знало меня по имени.

Аня проснулась утром бодрой и отдохнувшей. Я же чувствовал себя разбитым корытом. Ночной эпизод с шёпотом выбил из меня последние остатки ложного спокойствия.

– Ну как? Выспался? – спросила она за завтраком, намазывая масло на хлеб.

– Лучше, – соврал я, отпивая кофе, который казался горькой жижей. – Спасибо, что приехала. Правда помогло.

Она улыбнулась, но в её глазах всё ещё читалась озабоченность.

– Может, всё-таки к врачу? Неврологу? Или просто отпуск взять, на море? – предложила она.

– Может, – уклончиво ответил я. – Посмотрим по работе.

После её отъезда квартира снова погрузилась в пугающую тишину. Но страх теперь был другим. Не паническим, как ночью у двери, а тягучим, тоскливым, смешанным с отчаянием. Шёпот знал мое имя. Что дальше? Я пытался работать удалённо, но сосредоточиться было невозможно. Мои глаза, словно против моей воли, начали выискивать цифры. Везде.

Сначала это было почти незаметно. Взгляд скользил по экрану монитора – 11:23. Я открыл холодильник – срок годности на йогурте: 30.03. Включил телевизор – время в углу экрана: 14:47. Ничего особенного. Просто цифры. Но почему-то именно на них цеплялся взгляд. Как будто они были выделены жирным шрифтом в тексте реальности. А потом… потом я поймал себя на том, что смотрю на часы в телефоне. Смотрю и жду. Жду, когда цифры сменятся на 00:00. И когда это произошло – ровно в полночь, когда я сидел за компом, – меня пронзил острый, ничем не обоснованный приступ дискомфорта. Чувство, будто кто-то ткнул меня пальцем между лопаток. Холодок пробежал по спине. Я резко отвел взгляд от экрана, чувствуя, как учащается пульс. "Глупости, – подумал я. – Просто полночь. Суеверия".

Но на следующий день это повторилось. Я случайно взглянул на экран смартфона коллеги во время короткого созвона – 03:33. И снова тот же укол дискомфорта где-то под ложечкой, тот же мгновенный холодок. Я поспешно закончил разговор. Вечером, разбирая почту, я вытащил из стопки старый билет из метро. Взгляд автоматически упал на время печати: 00:17. Дискомфорт. Холодок. Словно эти комбинации цифр – 00:00, 03:33 – были какими-то… отметинами. Точками отсчёта чего-то нехорошего. Они стали появляться везде. На табло микроволновки, когда я разогревал ужин (случайно остановился на 00:30 – и почувствовал знакомое неприятное ощущение). На дисплее стиральной машины. В случайном номере машины за окном. Я ловил их взглядом, и каждый раз – этот кратковременный, но отчётливый укол тревоги. Как будто кто-то невидимый тыкал меня этими цифрами, напоминая: "Я здесь. Я слежу. Я знаю твоё время".

Они стали моими "проклятыми" цифрами. Я начал подсознательно избегать смотреть на часы в "опасное" время. Отворачивался от таймеров. Но они находили меня сами. Как назойливые мухи. И с каждым разом чувство дискомфорта росло, перерастая в смутную, но постоянную тревогу. Это уже не было совпадением. Это была закономерность. Мрачная и необъяснимая.

А потом случилась первая потеря времени. Это был обычный вечер. Я сидел за компьютером, дописывая, наконец, тот злополучный отчёт по "Аквилону". Работа шла тяжело, мысли путались. Я почувствовал сильную усталость, решил на минуту прикрыть глаза, откинувшись на спинку кресла. "Пять минут, – подумал я. – Только пять минут, и продолжу". Я даже не ложился, просто сидел, закрыв глаза, погружаясь в лёгкую, поверхностную дремоту.

Очнулся я от резкого, ледяного холода. Он висел в воздухе спальни (я работал за ноутбуком, сидя на кровати), плотный, неестественный. Как будто кто-то открыл окно в мороз, но окно было закрыто. Я вздрогнул, открыл глаза. В комнате было темно, только экран ноутбука, перешедший в спящий режим, давал тусклый отсвет. Я потянулся к мышке, чтобы разбудить экран и посмотреть время. Движение далось с трудом, тело было скованным, одеревеневшим от холода. На экране вспыхнули яркие цифры: 01:47.

Я замер. Непонимание сменилось нарастающей паникой. Я же сел "на пять минут"… когда? Я посмотрел на часы в углу экрана. Десять часов вечера? Одиннадцать? Я напряг память. Я сел отдыхать… после того, как зашёл на почту. Это было… я посмотрел на последнее письмо в открытом окне браузера. Оно пришло в 23:15. Значит, я прикрыл глаза где-то в 23:20? Максимум в 23:30. А сейчас… 01:47. Полтора часа. Куда делось полтора часа?

Я вскочил с кровати, игнорируя одеревеневшие мышцы. Включил свет. Ослепительный поток лампочки залил комнату. Всё было на своих местах. Ноутбук, документы, кружка с остывшим чаем. Ничего не тронуто. Окна закрыты. Дверь в спальню приоткрыта, как и было. Но холод… Этот пронизывающий, необъяснимый холод висел в воздухе, как тяжёлый туман. Я подошёл к батарее – она была горячей. Откуда холод? И куда делось время?

Я трясущимися руками налил себе воды из кувшина на тумбочке. Выпил залпом. Лёд колом встал в желудке. Я подошёл к окну, отдернул штору. За окном – обычный ночной город, редкие огни, чёрное небо. Ничего необычного. Только внутри меня бушевал хаос. Полтора часа. Бесследно. Как будто кто-то вырезал кусок из моей жизни. И оставил взамен этот ледяной, липкий страх и ощущение глубокой, необъяснимой пустоты там, где должны быть воспоминания.

Я сел на кровать, обхватив голову руками. "Стресс, – шептал внутренний рационализатор, уже почти беззвучно. – Недосып. Срыв. Надо к врачу. Срочно. Завтра же". Но другая часть меня, та, что провела ночь у двери, та, что слышала шёпот своего имени, знала: врач не поможет. Это было не про нервы. Это было про них. Про тени. Про шёпот. Про цифры. И теперь – про похищенное время и холод, пришедший из ниоткуда.

Я сидел так долго, пока холод в комнате не рассеялся сам собой, уступив место обычной ночной прохладе. Но внутри меня остался другой холод – страх перед тем, что терять контроль над своей жизнью, над своим временем, над своим разумом – это только начало. А что будет дальше? Шёпот знал моё имя. Цифры ставили свои метки. Тени наблюдали. А теперь… теперь я мог просто исчезнуть. На полтора часа. А потом, может, и навсегда.

Мысль героя, отчаянная и жалкая, прозвучала в тишине спальни, нарушаемой только тиканьем часов на экране ноутбука, снова ушедшего в сон: "Это совпадения. Надо выспаться. Или к врачу?" Но голос, произносивший эти слова внутри, дрожал. Потому что вера в совпадения таяла с каждой минутой, как иней на стекле под утренним солнцем. Оставался только страх и жуткое понимание: аномалии усиливались. И стена между мной и тем, что скрывалось в тенях, становилась всё тоньше.

Глава 3. Точка Кипения

После потери времени и ледяного пробуждения в 01:47 что-то во мне окончательно надломилось. Рациональные объяснения – стресс, недосып, нервный срыв – теперь казались не просто натянутыми, а откровенно смешными. Какой стресс вырезает из памяти полтора часа? Какая усталость наполняет комнату морозным воздухом при горячих батареях? Нет. Это было оно. То, что мелькало краем глаза, шептало имя в ночи, тыкало в меня проклятыми цифрами. И оно становилось сильнее. Смелее. Наглее.

Первые дни после того вечера я провёл в состоянии, близком к паранойе. Я спал урывками, при свете ночника и включённом телевизоре, хотя звук я убавлял до минимума – мне был важен свет, иллюзия заполненности пространства. Я ставил таймеры на телефоне каждые 15 минут, боясь снова провалиться в бездну потерянного времени. Я избегал смотреть на часы в 00:00 и 03:33, но взгляд предательски выхватывал эти комбинации везде: на билборде за окном, на экране банкомата, даже на ценнике в магазине. Каждый раз – укол ледяной иглой под кожу. Дискомфорт перерастал в постоянную, ноющую тревогу, фоном вибрирующую в каждой клетке.

Но самое страшное началось с теней.

Они больше не были мимолётными пятнами, растворившимися при первом же взгляде. Теперь они задерживались. На доли секунды дольше, но этого было достаточно. Достаточно, чтобы понять: они плотнее. Темнее. Как будто вырезанные из самой чёрной материи, поглощающей свет. Они двигались не просто на периферии зрения – они скользили по краям комнаты, прятались за углами мебели, зависали в дверных проёмах. И когда я, сердце колотясь как бешеное, поворачивал голову, чтобы поймать их взглядом напрямую, они не исчезали мгновенно. Они таяли. Медленно. Как клубы чёрного дыма, задерживаясь на миг, прежде чем раствориться в воздухе. И в этот миг… я начал различать очертания.

Не человеческие. Ничего общего с силуэтом человека. Вытянутые. Искажённые. Слишком длинные конечности, неестественно изогнутые, словно сломаные. Голова – не голова, а скорее бесформенный нарост или сгусток темноты. Пропорции были чудовищно неправильными, вызывающими инстинктивное отвращение, как вид глубоко больного, уродливого существа. Они не просто мелькали – они наблюдали. Я чувствовал их взгляд, тяжёлый, липкий, полный чего-то древнего и недоброго. Особенно по ночам. Особенно, когда я оставался один.

Однажды вечером, заваривая чай на кухне, я краем глаза уловил движение возле шкафа с посудой. Не просто мелькание – тень отделилась от общей темноты угла и медленно, плавно поплыла вдоль стены. Она была плотной, угольно-чёрной, и её очертания… Боже, эти очертания! Вытянутый, как у паука, контур с множеством слишком тонких, слишком длинных "ног" или щупалец, извивающихся в воздухе. И верхняя часть… что-то, напоминающее скрюченную спину с острыми выступами. Она двигалась бесшумно, грациозно и жутко. Я замер, чайник в руке, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Инстинкт кричал: "Не смотри прямо! Не провоцируй!" Но я не мог отвести взгляд. Я медленно, очень медленно повернул голову, чтобы увидеть её полностью.

Тень замерла. Она не исчезла сразу. Она повернулась… или то, что должно было быть её "головой", развернулось в мою сторону. Я не видел глаз, но почувствовал взгляд. Физически ощутимый удар холода и немой ненависти. Потом она начала таять. Не быстро. Словно нехотя. От краёв к центру, превращаясь в клубящийся дым, который через пару секунд рассеялся, оставив только пустой угол кухни и леденящий ужас в моей груди. Я прислонился к стене, чайник выпал из ослабевших рук с грохотом, облив пол кипятком. Я не обратил внимания. Я просто стоял, дрожа, пытаясь перевести дыхание. Это было уже не ощущение. Это был визуальный контакт. С чем-то абсолютно чуждым, нечеловеческим, живущим в моих стенах.

Параллельно с эволюцией теней прогрессировал и шёпот. Он больше не был редким гостем, приходящим после полуночи. Теперь он звучал почти каждую ночь. И не только ночью. Иногда, в гробовой тишине дня, когда я сидел за работой или просто пытался читать, он начинался. Сначала тихо, как далёкий гул. Потом громче. Настойчивее. Помехи стихали, уступая место тому самому, искажённому, протяжному звучанию моего имени: "Сссеррр…гггееей…". Оно повторялось снова и снова, как заевшая пластинка, но с каждым разом голос (если это можно было назвать голосом) становился громче, чётче. В нём появились новые нотки: не просто констатация, а требование. Зов. Угроза.

Он не имел источника. Не из угла, не из-под кровати, не из вентиляции. Он возникал прямо в пустоте. Посреди комнаты. Над головой. За спиной. Как будто сама воздушная среда вибрировала, порождая этот леденящий душу звук. Я затыкал уши – бесполезно. Шёпот звучал не снаружи, а внутри черепа. Он был физическим давлением на барабанные перепонки, вибрацией в костях. Я включал громкую музыку – шёпот пробивался сквозь неё, как игла сквозь ткань. Он стал постоянным саундтреком моего существования, фоном, на котором разворачивался мой личный ад.

Холод тоже эволюционировал. Теперь это были не просто мимолётные холодные пятна или ощущение после пробуждения. В квартире появились зоны устойчивого, необъяснимого холода. Особенно в спальне и в конце коридора, у входной двери. Стоило войти в эту зону – и температура падала на 5-10 градусов, будто переступаешь невидимый порог. Воздух становился густым, ледяным, им было тяжело дышать. Батареи в этих местах были горячими, как обычно. Сквозняков не было. Холод исходил из ниоткуда. И он был не просто дискомфортным. Он обжигал. Как сухой лёд, прикасающийся к коже. Я стал избегать этих зон, обходить их стороной, словно они были отмечены невидимыми знаками радиации.

Потери времени участились и стали ещё более пугающими. Я мог "отключиться", сидя за столом с чашкой кофе. Очнуться – кофе ледяной, на часах прошёл час. Проснуться среди ночи от холода – обнаружить, что я стою посреди гостиной, хотя лёг спать в постели. Или сижу на полу в ванной, в темноте, не понимая, как там оказался. Провалы были разными по длительности – от получаса до двух часов. И каждый раз – этот всепроникающий, неестественный холод в комнате и ощущение глубокой внутренней опустошённости, словно за время отсутствия меня выскребли изнутри. А однажды утром, проснувшись, я обнаружил на предплечье, чуть ниже локтя, большой синяк. Темно-фиолетовый, почти чёрный в центре, с неровными краями. Как от сильного удара или сдавливания. Но я не падал. Ничего не ударялся. И уж тем более не сжимал себе руку с такой силой. Синяк был холодным на ощупь, болезненным. Он не проходил неделю, напоминая мне, что происходящее – не игра разума. Оно оставляет следы. Физические.

Реакция была неизбежной. Паника. Настоящая, первобытная, сковывающая. Она накрыла меня волной после очередного "пробуждения". На этот раз я очнулся сидящим на холодном полу кухни, спиной к холодильнику. На часах было 03:15. Я помнил, как ложился спать около полуночи. Три часа. Три часа вычеркнуты. А на внутренней стороне левой руки, чуть выше запястья, расцветал свежий, болезненный синяк, похожий на отпечаток слишком длинных, слишком холодных пальцев.

Я вскочил. Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Дыхание перехватывало. По спине бежали мурашки ледяного ужаса. Меня трясло. Я не мог думать. Только одно желание – свет. Яркий, ослепительный, всепобеждающий свет! Он должен был прогнать их. Должен был вернуть мне контроль. Должен был доказать, что это галлюцинация, что света достаточно, чтобы всё это исчезло!

Я бросился по квартире, как умалишённый. Выключатели. Я щёлкал ими все подряд, с дикой, истеричной энергией. Прихожая! Гостиная! Кухня! Спальня! Ванная! Туалет! Даже кладовка! Лампочки загорались одна за другой, заливая комнаты неестественно ярким, почти хирургическим светом. Я бегал из комнаты в комнату, включал верхний свет, настольные лампы, бра, даже экран телевизора и монитор компьютера! Я создавал ослепительное море электрического солнца в своей маленькой квартире. Стоя посреди гостиной, озарённой со всех сторон, я тяжело дышал, озираясь. Тени? Где тени? Они должны были исчезнуть! Должны были раствориться в этом свете!

Но… нет. Они не исчезли. Они стали… глубже. В углах, за мебелью, под креслом – там, где свет не мог проникнуть полностью, чернота сгущалась, становилась плотнее, насыщеннее. Она не двигалась. Она просто была. Непоколебимая. Абсолютная. Как дыры в самой реальности. И в этой черноте… мне казалось, я вижу очертания. Те самые, вытянутые, нечеловеческие. Они не таяли. Они наблюдали из своих укрытий, не боясь света. Наоборот, казалось, они наслаждались моей истерикой, моим бессилием.

Продолжить чтение