Отец на час. Работает спецназ

Отец на час

Глава 1. Федерика

Все персонажи являются вымышленными,

любое совпадение с реальными людьми случайно

– Здравия желаю… Я войду? – нагловато спрашивает высокий, широкоплечий незнакомец, стоя на пороге моего кабинета.

Обычные синие джинсы, плотно облегающие бедра, футболка цвета хаки и расстегнутая ветровка. На гладковыбритом лице выражение полной вседозволенности. Рассматриваю все это хозяйство, совершенно ничего не соображая.

– Что? Подождите в приемной… Выйдите!.. – поспешно отворачиваюсь, прикрывая губы ладонью.

Оглушительный стук двери явно намекает, что гостю мой ответ не понравился.

И пусть.

«Ты ведь понимаешь, что с тремя детьми ни одному мужику не уперлась, дурочка?»

Смахнув до слез обидную СМС, пытаюсь унять дрожь в руках и ногах.

Он специально это делает. Коля специально меня выводит на эмоции, чтобы я дала ему то, что он хочет. Отдала часть бизнеса, который поднимала самостоятельно в перерывах между кормлениями, пока мой муж – известный пианист – давал благотворительные концерты по всей стране. Хорошо быть филантропом, когда есть кому оплатить свет и воду, правда?..

– Федерика Теодоровна, – в кабинет забегает Василиса, моя помощница. – Простите, я только за кофе спустилась, а он к вам зашел… Продолжаем собеседование?

– Две минуты, пожалуйста, – отвечаю сдавленно.

– Опять Николай Иванович чудит? – грустнеет она.

Я киваю и отворачиваюсь к окну.

Бегущая строка на медиафасаде одной из башен комплекса «Москва-Сити» словно резюмирует мою жизнь. Вместо рекламного текста вижу: «Сорок лет. Развод. Трое детей. Собака. Беременная непонятно от кого кошка. И три коробки муравьев, которых я боюсь до ужаса…»

Все, что у меня осталось.

– Хотите, я позову Андрея Юрьевича?..

– Лучше священника, – не выдерживаю и всхлипываю. – Потому что жизнь моя кончена.

– Ну… что вы такое говорите?

Василиса подходит сзади и делает то, чего за двенадцать лет работы в этом офисе никогда себе не позволяла: крепко-крепко обнимает меня со спины. На секунду даю волю слезам, а потом на той же башне будто бы вижу продолжение, бегущее по фасаду: «… Ты еще и руководитель никакой, не можешь заставить сотрудников соблюдать субординацию. Эх, Федерика».

– Спасибо, Вась, – беру себя в руки и вежливо отстраняюсь.

Разворачиваюсь вполоборота.

– Вам не о чем переживать, Федерика Теодоровна! – говорит Василиса с возмущением в голосе. Со своей стрижкой под мальчика и невысоким ростом выглядит как дерзкий воробей на ветке. – Вы красавица!.. Сногсшибательная блондинка. Фигурка стройная, на лицо – симпатюлечка, хозяйственная…

– И как я об этом забыла, – вздыхаю грустно, потому что мои дети знают всех курьеров местной службы доставки по именам.  – Мне уже полегче. Спасибо.

Возможно, в моем кабинете все-таки установлена прослушка, потому что на этих словах телефон снова противно дзынькает, а на экране загорается порция очередной гадости от бывшего мужа. Получите – распишитесь. Не читая, хватаюсь за край стола и подтягиваюсь к нему вместе со стулом.

– Тушь не размазала?.. – еще дрожащим голосом спрашиваю.

– Нет! Выглядите – отпад. Приглашаю следующего, а то он там… злится в приемной, – наклоняется и шепчет.

– Злится? – удивляюсь сдержанно, почти дежурно, а потом на всю катушку: – Постой… «он»?.. Это тот, что заходил?

– Да. Сам позвонил, увидел вакансию. Резюме у вас на столе. Сейчас приглашу. У него фамилия такая… интересная. Да и сам он… точно нескучный, – подмигивает.

Мне, вообще-то, няня нужна. С опытом и рекомендациями. В идеале такая, чтобы справилась с моими разновозрастными детьми. С учетом того, что в силу своей занятости я сама не всегда справляюсь.

 Поправив строгий пиджак и проведя ладонью по волосам, ожидаю соискателя.

– Здравия желаю, – без каких-либо расшаркиваний он сразу падает на стул для посетителей. Тот жалобно поскрипывает.

– Здравствуйте. – Листаю резюме.

Ну… как листаю? В папке только один лист. И тот заполненный на треть. После претенденток, которые приходили со скоросшивателями, чтобы уместить все свои регалии и дипломы, это кажется странным.

– Владислав Отец, верно?..

– Так точно, – расслабленно отвечает.

Строго на него смотрю. В зеленых глазах купается веселье.

– Я… как-то смешно выгляжу?  – тут же поправляю ровное каре и воротник.

Может, тушь все-таки размазалась?

– Нормально выглядите, – проезжается по моему лицу и практически отсутствующему из-за пиджака вырезу оценивающим взглядом. – Но, если хотите, я могу не улыбаться…

– Если можно, пожалуйста, – киваю, не обращая внимания на иронию в низком голосе. – Расскажите немного о себе, Владислав.

– Ну, что сказать?.. – этот вопрос ставит его в тупик. Между бровями появляется отчетливая складка. – Родился, вырос, занимался спортом, потом армия. Как вернулся, устроился в МВД. Подразделение специального назначения, значит. Спецназ, если понимаете. Занимался спортом, получил высшее образование. Женился…

Зависает на этом этапе.

– Занимался спортом, я так понимаю, – помогаю.

– Без этого никуда. Спорт – это жизнь.

Я бездумно перевожу взгляд на его руки. После Колиных, с длинными, гибкими пальцами и изящными запястьями, ладони этого здоровяка кажутся нереально большими, а на предплечьях виднеются отчетливые, мощные вены.

– И что же было дальше?

– Дальше ушел в отставку, развелся. Сейчас ищу работу на гражданке. Готов на любой график, командировки, проживание. Частная охрана, есть разрешение на оружие, могу шмальнуть, если приспичит…

– Подождите, Владислав, – останавливаю, взмахнув рукой с обручальным кольцом на пальце. Никак не могу его снять. – Это все понятно… А как вы относитесь к детям?..

Спецназовец подается вперед, хмурится.

– К каким еще, на хрен, детям?..

Глава 2. Федерика

– Владислав… мм… Алексеевич, – оправдывается Василиса, заламывая пальцы. – Я прошу прощения, что не уточнила, по какой именно вакансии вы обращаетесь.

– И ты подумала, что я – ня-ня? – хохочет бывший спецназовец, держась за слишком плоский для сорока двух лет живот.

– В разговоре вы что-то сказали про детей, и я подумала… Федерика Теодоровна, это по поводу места начальника службы безопасности на наш новый склад в Подольске, – смотрит на меня умоляюще.

Отец, сложив руки на рельефной груди, с веселым интересом за нами наблюдает. Глаза у него снайперские, защитного цвета, с умным прищуром и двойным дном. Такие вещи я сразу подмечаю, потому что провела более двух тысяч собеседований на совершенно разные позиции. Умного человека видно сразу, даже если он прикидывается картофельным мешком.

А этот умный.

– Вы можете обсудить все в приемной? – тут же теряю всякий интерес к происходящему.

Телефон снова дзынькает.

За что мне это, Дева Мария?..

Сняв блокировку, читаю целый поток изрыганий от бывшего мужа.

«Ты меня не поняла, у тебя давно проблемы с мозгами, Федерика, а может, и с психикой. Я подам уточнение для суда, чтобы провели специальную экспертизу».

«Свое не отдам. Хочешь меня за борт выкинуть? Не дождешься, тварь».

«Ах да, старших можешь оставить себе. А вот Машу я заберу!»

Последнее сообщение выбивает весь воздух из легких. Голова кружится.

Моя малышка… Моя девочка…

С меня довольно. Яростно печатаю ответ:

«Ты совсем с ума сошел, Коля? Очнись! Что ты говоришь? Я мать твоих детей. Маша тебя даже не помнит! Ты полгода ее не видел, она ни за что с тобой и на час не останется».

От обиды все вращается перед глазами.

– Федерика Теодоровна, с вами все в порядке? – Василиса вдруг пугается. – Вам плохо? Так покраснели!..

– Спасибо, все в порядке, – еле ворочаю языком, чувствуя на себе изучающе-нагловатый взгляд.

Хочется поскорей избавиться от этого хамоватого типа. Еще одного мужчины, наверняка считающего, что он везде главный.

Спрятав свою неприязнь, неестественно широко улыбаюсь.

– Владислав Алексеевич, вы можете пройти в мой эйчар-отдел. Поиском сотрудников на такие позиции занимаются там. Моя помощница вас проводит.

– Это типа отдел кадров? – он ухмыляется, лениво потирая квадратный подбородок.

– «Типа» да. «Хьюмен ресерсес», – чуть свысока произношу на идеальном английском. – «Человеческие ресурсы» или «кадры» в переводе.

– Так бы сразу и говорили. По-русски. К чему эти сложности?.. – соискатель бодро поднимается со стула.

– Все предложения по работе нашей компании вы можете направить на наш имейл, – снова дежурно улыбаюсь.

– На почту. Такой язык засрали!..

Возмутилась бы на подобное выражение, но вновь отвлекаюсь на сообщение.

Коля.

«А Машу никто и не спросит, дура! Ты дни и ночи на работе, кто-то должен заниматься воспитанием ребенка. Ей всего четыре года и нужен родитель. Да я и спрашивать у тебя не буду. Сам заберу», – не дыша, читаю новый опус.

Может ли хоть что-то в этой жизни сравниться со страхом матери потерять свое дитя?..

Подняв голову, рассматриваю ровно стриженный под машинку затылок, спортивную фигуру, часы на кожаном ремешке, начищенные кроссовки. Обычный мужик, но с таким, наверное, надежно…

– Владислав Алексеевич.

– Я за него.

Оборачивается с недовольным видом.

– Присядьте, пожалуйста, – смягчаюсь и обращаюсь к ничего не понимающей Васе. – Принеси гостю кофе.

– И пепельницу…

– У меня в кабинете не курят!

– Попытка не пытка. – Отец возвращается. – Ладно.

– В общем, мне нужен личный охранник.

– Личный охранник. Вам? – кружит своими снайперскими прицелами по моему лицу.

– Хм. Для дома.

– Для дома?..

– Да.

– А дома… дети?

– Дома дети… – умоляюще на него смотрю.

– Ну я пошел. – Хлопает себя по ногам и поднимается.

– Триста тысяч, – бросаю ему в спину, вспомнив, что начальнику СБ в Подольске подписывала оклад в двести.

Ноль реакции.

– Четыреста.

Солдафон.

– ПЯТЬСОТ…

Он медленно разворачивается.

– Еще повышать будете?

– Имейте совесть, Владислав, – оскорбляюсь.

– Ладно… Расскажите, что там у вас.

Я воодушевляюсь, Василиса приносит кофе, а Владислав Отец ведет себя так, будто ему все абсолютно безразлично. Закидывает ногу на ногу и готовится слушать.

– Итак, у меня трое детей.

– У вас?

И снова оценивающий взгляд, который я игнорирую. Работа у меня сидячая. Приходится посещать спортивный зал, чтобы поддерживать форму.

– Старший – Леон-Александр – ему шестнадцать, и он уже взрослый.

– Ага. А плашку «Восемнадцать плюс» идиоты придумали?

– О чем это вы?

– Моей дочери семнадцать, и взрослый у нее только размер груди, остальное на уровне средней школы, и то, если нет задач со звездочками.

– Леон – хороший мальчик, – заступаюсь. – Он занимается бальными танцами и хоровым пением.

– Точно мальчик?

Злюсь немного, но продолжаю:

– Следующая – Эльза-Виктория. Ей двенадцать. Тут сложнее… она натура увлекающаяся. Думаю, вы это поймете, когда сами увидите.

– Если увижу, – поправляет. – Я еще не согласился.

Обязательно все портить?..

– И моя малышка, – улыбаюсь, – четырехлетняя Маша.

– Просто Маша? У вас на ней вайфай закончился?.. Или у регистратора ручка сломалась?

– А… нет, – качаю головой, думая о дочери и о словах ее отца. – Мария-Франческа. Она не любит свое второе имя, поэтому я привыкла называть ее по-простому.

– Хоть один нормальный человек… Что это за мода такая вообще? Эти имена…

– Обычные итальянские имена, Владислав.

– Вы итальянка?

– Наполовину. Мой отец – Теодор Массимо Росси – бывший посол Италии в России, уже на пенсии и проживает на родине вместе с мамой.

– А ваш муж?..

– Бывший муж, – прячу правую руку под столом. – Николай Иванович Побединский. Известный пианист-виртуоз.

– Не слышал. Такой херней не интересуюсь.

Задерживаю дыхание.

– Это неважно, – соглашаюсь. – Надеюсь, вы с ним не встретитесь…

– Он что, не общается с детьми?

– Последние полгода – нет.

Владислав скептически хмурится. И выпивает еще дымящийся кофе залпом, даже не поморщившись.

– Не запомнил вашего имени…

– Федерика Теодоровна.

Кивает, но не повторяет.

– Я буду честен. Вряд ли мы сработаемся. Деньги – это, конечно, неплохо, но я и не бедствую. Ищу работу с четким графиком.

– У вас будет и четкий график, и выходные дни.

Он тяжело вздыхает.

– Вряд ли, – выносит окончательный вердикт.

– Но почему? – теряюсь.

– Нам будет сложно.

– Вам кажется.

– Чтоб вы понимали, мою дочь зовут Прасковья, а из итальянского я знаю только пиццу и Никки Капоне. Причем в обоих случаях предпочел бы импортозамещение.

– Кто такая… Никки Капоне? – не понимаю.

– Допустим… актриса. Не самого высокого жанра, – подмигивает.

Я силюсь, чтобы не выставить его за дверь, и, кажется, снова краснею. Мое возмущение вот-вот пробьет потолок.

Он на собеседовании надумал порнофильмы вспоминать?..

– В общем, оставьте свой номер. В случае положительного решения я вам перезвоню, – говорит мне, поднимаясь.

– Нет уж! – вскакиваю со стула, одергивая пиджак и сдувая удлиненную челку с лица. – Эту фразу обычно говорит работодатель. Поэтому в случае положительного решения я вам перезвоню!

– Отлично, – тянет большущую руку через стол.

– Отлично, – проталкиваю в нее свою узкую ладонь и слабо сжимаю.

Глава 3. Влад

Утро начинается с зарядки. Врубив бодрый «Рамштайн», мучу двадцатичетырехкилограммовые гантели.

Дальше – больше.

Футболка, спортивное трико, олимпийка – и вперед на пробежку. Мышцы приятно ноют, старые ощущения волнуют, завершаю тренировку легкой растяжкой.

Пенсионер в отставке из меня выходит хреновый. Чуть что – сразу обратно на работу тянет. У нас с руководством все взаимно: они выделили мне группу бойцов-новобранцев, так сказать, отдали на поруки для передачи опыта, я всегда откликаюсь на просьбы и нет-нет да и помогаю «в полях».

Так и живем.

Вернувшись в квартиру, хватаю молчаливого Пушистого и целлофановые мешки для его не самых приятных утренних дел. Да они и вечером… не очень приятные.

Снег почти растаял, и пустырь для выгула за домом усеян результатами человеческой безалаберности, потому что бардак всегда начинается с головы, а собака – она животное и сама за собой, увы, не уберет.

– Туда не пойдем, Пуш, – одергиваю металлический поводок. – Заразу домой притащим.

Пушистый все понимает. Выбирает кусты неподалеку и воспитанно скрывается за ними. Выходит, преданно глядя мне в глаза.

– Хочешь сказать, моя очередь?.. – вздыхаю, закуривая.

Теперь сам за кустами скрываюсь. Там успешно провожу спецоперацию «Счастливый собаковод стискивает зубы», нахожу ближайшую урну и еще немного разрешаю засранцу побегать.

Немецкая овчарка – чисто эстетическое удовольствие для хозяина. Красивая, статная, с переливающейся мягкой шерстью. Не понимаю эту моду на собак размером с мой кулак. А уж тявкают так, что уши вянут.

– Рядом, – командую, направляясь к подъезду.

– Владислав, – вежливо окликают сзади.

– Я за него.

Соседка с первого этажа догоняет.

– Мы всем подъездом решили обратиться к вам за помощью, – эмоционально заявляет.

– Весь внимание. Сидеть, Пуш.

– На четвертом этаже вздумали притон устроить.

– На четвертом?.. Там вроде студенты, – припоминаю.

– Ходят, ходят, ведь толпами ходят!

– А конкретные нарушения есть?

– Нет, – разводит руками.

Негусто.

– Молодежь. – Дергаю поводок и открываю дверь ключом-таблеткой. – У самого дочь такая. Когда же им ходить, как не сейчас?

– Так выпивают, веселятся, – возмущенно округляет глаза соседка.

– Поговорю, – киваю, чувствуя легкий укол зависти к этим самым малолеткам.

Сам давно не пью. Если только с сослуживцами встретимся.

После душа, замотав полотенце на бедрах, иду завтракать.

В телефоне десять пропущенных. Один от Сереги-Азиата, того самого сослуживца, с которым нет-нет да и по пиву, второй – от Женечки, третий и все последующие – дочь родная, в силу возраста признающая только свои личные границы. Все остальные для нее – просвечивающие и ненадежные.

Ей перезваниваю.

– Пап…

– Пашка, привет. Как сама? Как учеба?

– Нормально, пап. А ты дома? – заискивающе тянет. Та еще лиса.

– Я дома.

– Там тебе доставка придет сейчас. Прими, а?

– Доставка? Какая?

Звонок домофона намекает, что ответ на мой вопрос прибыл. Получите, распишитесь и не вякайте.

– А… вот. Ты получи, пап. Я тебе потом перезвоню.

Чувствуя большой подвох, иду в комнату, натягиваю чистые трусы и влетаю в джинсы.

На площадке девчонка лет двадцати, смущается.

– Сейчас, – говорю, прикрывая дверь и подхватывая с сушилки футболку. – Что там?

– Доставка на имя «Отец Владислав Алексеевич». Вы?

– Я, – предстаю перед ней уже одетым.

– Тут оплата еще.

– Оплата, – вспоминаю, есть ли в бумажнике наличка со вчера. – Сколько?..

– Тридцать пять тысяч.

– Сколько?! – усмехаюсь и переспрашиваю: – Может, три пятьсот?..

Хотя бы!..

Девчонка в подтверждение слов разворачивает папку, и напротив своей фамилии вижу сумму, практически равную той, что государство определило мне в ежемесячное довольствие после двадцати лет верной службы.

– Не будете брать? – она растерянно смотрит на объемную коробку и грустнеет враз.

Куда вас всех девать, девки?..

– Буду, – тянусь к куртке. – Безналичный расчет есть?

– Конечно, – с облегчением выдыхает и стягивает рюкзак. – Сейчас терминал достану.

Прихватив посылку, снова тащусь на кухню. Уже не такой радостный. На целых тридцать пять тысяч погрустнел.  Пушистый тычется мордой в колено.

– Пашка. Это че такое? – зажав телефон между ухом и плечом, помешиваю чуть пригоревшую кашу.

– А… это холодильник для косметики, пап. Вечером заберу. Спасибо!..

– Холодильник для чего? – аж зубы сводит.

– Для косметики, – отвечает невозмутимо.

Я в ахере. В лютом.

– И чем тебя обычный холодильник не устраивает?

– Товарным соседством. Мама там свои кастрюли с супом и котлетами хранит. А мне косметику – негде.

– Да какая у тебя там косметика? Детский крем? – вспоминаю ровненькое милое личико, еще недавно сплошь измазанное соплями.

– У меня, между прочим, уже и морщины появляются. Мимические!

«Это потому, что ты больно много улыбаешься, – думаю. – Живешь хорошо, дочь. Я в твои годы на ликеро-водочном заводе бутылки по ящикам расставлял, а деньги мамке нес, чтобы она хлеба на всех купила».

Вслух я, естественно, громко молчу. Попробуй скажи. Месяц морду воротить будет.

С бывшей у нас не контакт, так она и дочь частенько против меня настраивает. А Пашку я люблю… Хорошая она, разбалованная немного, но в этом, кроме себя, и винить-то некого.

– Кстати, я на права решила пойти учиться.

– Это еще зачем?

Мыслить наперед – моя привычка. Автошкола, машина не хуже, чем у подружки. Да и потом… буду тоже улыбаться, каждый месяц родному государству за камеры на дорогах отстегивая. Вплоть до окончания университета. Дальше, надеюсь, она «все сама», но есть чуйка, что и это не конец.

– Мне же восемнадцать скоро, пап. Кстати, ты что мне подаришь? – снова врубает лисью натуру.

– Холодильник для косметики, – ворчу, посматривая на коробку. Бабы есть бабы. Маркетинг их погубит. Небось купила у Тореодоровны той, в интернете.

– А что еще?

– И машинку для губы, чтоб закатала.

– Смешной ты, папочка. Ладно, целую. Вечером к тебе заеду.

– Давай… – убираю кашу с плиты, чувствуя ухом вибрацию. – Да кто там еще?..

Жму на кнопку. Номер скрыт. А голос звонящего уж больно серьезный и важный. Комитетский.

– Владислав Алексеевич, добрый день…

Глава 4. Федерика

– Южный дивизион, – шурша бумагами, просматриваю последние отчеты. – Павел Олегович.

Тишина-тишина.

– Вы здесь?.. – поднимаю глаза.

К черту эти туфли. Скидываю наконец-то. Ноги затекли, сил нет. Последние два часа даже в туалет не выйти, поэтому ерзаю на стуле.

– Юг здесь, – булькает из динамика ноутбука. В ванной он там, что ли? – Здравствуйте, Федерика… Тао…алваыана.

Василиса закатывает глаза.

– Отлично, Павел Олегович. Что у вас по возвратам? – прищуриваюсь, чтобы строчки не расплывались. –  Процент зашкаливает, вы товар людям бесплатно возите? Так, может, и логистику будете оплачивать из своего кармана, а не из моего?.. Как считаете?

– Мы здесь… ни при чем, Федерика Бао…баоалвна, – снова отвечает скомканно, будто связь слова зажевывает. Он всегда так делает, потому что отчество выговорить не может, или запоминать, видимо, лень. Считает, что незаметно. – Вообще-то, это клиентский отдел открыл для нашего региона карточки с товарами кондитерской фабрики, люди начали заказывать, а у нас в этом году с самого марта жара аномальная, вот весь шоколад из коробок и уплыл.

– Андрей Юрьевич, – обращаюсь в правое верхнее окошко к руководителю клиентского отдела и по совместительству крестному отцу моего сына. – Ваша недоработка. В чем дело?..

– Рик, могу точно сказать, мы бы этого делать не стали. Скорее всего, какой-то баг системы. Надо у программистов спрашивать.

– Артем Павлович, – теперь зову начальника айти-службы, а это левое нижнее окно.

Ну и чем я отличаюсь от воспитателя детского сада, который выясняет, кто сопли по стене размазал?

– Что скажете?

– Я поставил себе задачу с дедлайном на завтра. Проверим все сценарии, разберемся, Федерика Теодоровна. Я вам обещаю.

– Тогда переносим планирование на завтра. Всем отличного вечера, коллеги.

– Отличного вечера, Федерика Пао…родвавана.

– И вам, Павел Олегович.

Василиса прыскает со смеху, прикрываясь папкой, а на пороге тут же возникает мой кум.

– Андрей Юрьевич. Вам кофе сделать?

– А сделай. Будь так добра, Васенька.

– С сахаром?

– А можно и с сахаром.

– И со сливками?

– А можно и со сливками.

Помощница хихикает и выходит за дверь, а Попов заваливается в кресло. По нам и не скажешь, что мы одноклассники, у Андрея отличная генетика – в свои сорок он выглядит максимум на тридцать: светлые, уложенные набок волосы, мальчишеское лицо и стройная фигура, едва оскверненная намечающимся пивным животиком.

– Ты правда думаешь, что это мы шоколад в Краснодар отправили, Рик?..

– Я вообще об этом не думаю, Андрей, – страшно раздражаюсь, пытаясь дозвониться до Леона. – И я просила тебя на дивизиональных встречах называть меня по имени-отчеству. Ты ведь знаешь, как я отношусь к панибратству в компании? Строгая субординация – один из обязательных пунктов регламента для сотрудников «Агата».

– Прости, Федерика Теодоровна. Я все время забываю. Чего ты дерганная такая?

– Крестник твой трубку не берет! – психую.

Ставлю номер на автодозвон.

– Может, на танцах?

– Танцы отменили, тренер мне звонила, у них там что-то с канализацией.

– Побединский?.. – приподнимает брови.

– Не знаю, – страх заполняет разум. – Надо что-то решать. С Машей еще душа не на месте.

– А что с охранным агентством? Ты им звонила?

– Звонила. И даже встретилась. Одного сотрудника они нам не предоставят, будут посменно отправлять. А это каждый день новый человек в доме, меня такое не устраивает.

– А тот мент бывший?

– Владислав… Я навела справки, отзываются о нем хорошо. Да что там хорошо, отлично. Просто герой с суперсилой.

– Я бы не стал с ним связываться, – морщится Андрей. – Они все отбитые на голову, это бывшие вояки. Чуть что – сразу за ножи или оружие помощнее хватаются.

– Скажешь тоже, – задумываюсь. – Он, конечно, хамоватый, но и я не консерватория, знаешь ли. Ответить могу.

Снова хватаю телефон и, услышав в трубке голос, сразу набрасываюсь:

– Где ты был?.. Я два часа тебе звоню, танцы отменили. Только не ври, что ты был там…

– Эм…

– Ой, – краснею, отводя телефон от уха и рассматривая надпись «Владислав Отец». – Простите.

– Я так понимаю, это вы с беспроблемным разговаривали. Ну с тем, который у вас взрослый?

– Вы позвонили скабрезничать?

– Что такое «скабрезничать»?

– Издеваться.

– Издеваться?..

– Послушайте… Вы… – не выдерживаю.

– Да не хочу я над вами издеваться, – сердится он. – Я позвонил сказать, что согласен на ваше предложение.

– Согласны?

– Согласен.

– Почему вы за мной все повторяете? – вскакиваю с места и взглядом прошу Андрея выйти.

Он кивает и тут же скрывается за дверью.

Я отчего-то нервничаю. Натягиваю туфли и снова сажусь за стол.

– Так что там с вашим предложением?.. Еще актуально? – хрипловато интересуется Владислав.

– Актуально.

– Охранять ваш дом за пятьсот тысяч? Я готов.

– Хорошо, – закусываю губу, понимая, что с суммой погорячилась, но тут же придумываю выход из положения. – В таком случае мои юристы подготовят трудовой договор.

– Не стоит. Давайте без этих формальностей.

– Трудовой договор защищает обе стороны, – настаиваю. –  Мы пропишем ваши реквизиты и договоримся о графике работы. Кроме того, необходимо будет согласовать штрафные санкции.

– Это еще что такое?..

– На всякий случай, – успокаиваю.

– Тогда ладно…

– В общем, давайте завтра в шесть, Владислав, – сверяюсь с ежедневником. –  Подъезжайте сразу к нам. Адрес я вам отправлю…

Глава 5. Федерика

«Готовка – определенно мое, особенно пэпэшная (ПП, правильное питание – прим.авт)», – размышляю, кружа по светленькой кухне, напичканной всевозможными гаджетами.

– Алиса, включи чайник и нагрей духовку до двухсот двадцати градусов.

– Будет сделано.

Подготовив тесто на бездрожжевые пирожки со шпинатом, принимаюсь за пирог без яиц и сахара. И такое чудо бывает. Уловив еле заметную тень за окном, будто бы гуляющую в саду, всячески себя успокаиваю:

– Федя, мало ли, мерещится уже. Целый день в мониторе…

Тем не менее тревожность только нарастает.

В доме я одна. Уличные металлические ворота закрыты на брелок, дверь в дом – тоже заперта.

Слышится тихий скрип.

– Господи, – резко подскакиваю, когда дверь, ведущая из кухни на веранду и в сад, открывается. – Вы в своем уме? – берусь за сердце и часто дышу.

Солдафон.

– Здравия желаю, – кивает и улыбается.

У него во рту… зубочистка.

М-да.

Рассматриваю высокую, статную фигуру. В офисе он казался гораздо мельче.

Моя кухня, мой оплот чистоты и женственности Владу Отцу явно не по размеру. Он здесь как слон в посудной лавке. Не к месту.

– Безопасность у вас на нуле, – цокает и перекатывает зубочистку на другую сторону.

– Что значит на нуле?..

– То и значит. Техническая калитка открыта. Дверь в дом тоже… – оборачивается. – Вы будто новости не смотрите. Людей убивают, грабят.

– Я работаю, – страшно оскорбляюсь. – Меня совершенно некогда убивать и грабить. Грабителям и убийцам придется записаться в очередь на следующий квартал.

– Ну-ну… Трудоголик, значит-с.

Он улыбается.

Впервые по-доброму, без сарказма.

Это обезоруживает.

– Да, – поправляю волосы. – Приходится много работать.

– Ясно, – Влад, вздохнув, раскрывает полы кожаной косухи и упирает ладони в пояс все тех же синих джинсов. Футболку он сменил на темно-синюю рубашку. – Все равно исправим, калитку надо заварить или замок сообразить. Это не дело… Бардак!.. – достает зубочистку.

– Хорошо, делайте как знаете, – закатываю глаза, вытирая руки салфеткой. – Идите за мной.

Выходя из кухни, быстро осматриваю себя. Белая удлиненная рубашка и голубые скинни. Да, немодные, но для дома в самый раз. И вообще, ну не понимаю я эту моду на балахоны. Мне нравится, когда… в облипочку. Главное, чтобы не целлюлит, а я им не страдаю.

– Черт, – останавливаюсь.

Мужское тело впечатывается в меня сзади.

Отскакиваю.

– Алиса, выключи духовку и свет.

– Хорошо. Будет сделано.

Холодно улыбнувшись, отправляюсь дальше.

– Это наша гостиная, – попутно решаю сделать небольшую экскурсию по первому этажу.

– А здесь?

– Это… детская гардеробная. Дверь лучше не открывать, – пугаюсь, когда он берется за ручку. – У меня давление поднимается, когда я вижу, что там творится.

Кивает. Идет дальше.

– А это?..

– Кошка, – вздыхаю, глядя на изодранный диван в просторной прихожей и лежащую на нем беременяшку. – Каринка.

– Она…

– Не спрашивайте, – поднимаю руки. – Каждые три месяца таскает…

– Так может… – Влад ставит один кулак на второй и будто тряпку выжимает.

Если бы все было так просто… Давно бы что можно отжала.

– Моя средняя дочь – зоозащитник, – объясняю. – Стерилизацию делать запрещает, котят раздает сама. Вы бы лучше… вредителя нашли. Буду благодарна.

– В смысле…

– В смысле осеменителя… – исправляюсь.

– Нормальные у вас синонимы.

– Уж какие есть, – развожу руками. – Опыт во всех смыслах негативный.

На правой руке поблескивает кольцо. Прячу.

В кабинете тихо и свежо. Первым делом закрываю окно и сажусь в мягкое кресло.

– Вот, Владислав. Это документы, которые подготовили мои юристы. Ознакомьтесь, пожалуйста, внимательно.

Пока он спокойно листает договор, украдкой проверяю свой внешний вид. Слишком уж я отвыкла от постоянного присутствия мужчины в доме.

Застегиваю верхнюю пуговицу на рубашке и раздумываю: не слишком ли откровенно под ней смотрится грудь без бюстгальтера? Это, знаете ли, после тройного грудного вскармливания то еще зрелище. Не в смысле, что не для слабонервных, но и каждому первому бы не показала.

Фигура у меня отличная, а вот отдельные моменты можно подшаманить. Подруга как раз телефон своего доктора отправила.

Лицо нашего нового «отца на час» и охранника в одном флаконе хмурится.

– Расчет между сторонами производится…

– Необходимо вписать реквизиты, – объясняю. – Банк, БИК и номер расчетного счета. Он отличается от того, что указан на карте. Можно найти…

– Я знаю где, – смотрит на меня немного насмешливо.

Снова в бумаги взглядом утыкается.

Я пока все о груди думаю.

Вот не дура ли?..

Желая как-то сгладить ситуацию, выпрямляю плечи, но так, видимо, еще хуже, потому что Владислав поднимает лицо, и договор его больше не интересует.

Опускаю плечи. Пусть уж лучше в пол смотрят.

– Итак, штрафные санкции. Интересно, – почесывает подбородок загорелой ладонью.

– Стандартная процедура, – пожимаю плечами, постукивая по стулу.

Сейчас начнется.

– Пункт первый. Курение на рабочем месте, – прищуривается и усмехается. – Серьезно? Пятьдесят тысяч?..

– В моем доме не курят. Что вас удивляет, Владислав? Привычка эта пагубная, мои дети дышать табаком не должны.

– Я с армейки курю… – приподнимает брови. – Даже жена за пятнадцать лет не отучила.

– В таком случае скажете мне спасибо, – сдабриваю слова улыбкой, словно пирог тростниковым сахаром посыпаю.

– Спасибо, – вновь опускает глаза.

– Не благодарите.

– А это что?.. Порча имущества…

– Вы сказали Василисе, что готовы переехать к нам только со своей собакой. Она у вас большая?..

Спецназовец задумывается, а затем оборачивается. Туда, где на дизайнерской леопардовой лежанке отдыхает Джессика – мой племенной йоркширский терьер с золотой заколкой на лбу.

Джес у нас «супермини». Мамина маленькая девочка с блестящей шерстью шоколадного окраса и умными глазками.

Умиляюсь, глядя на нее.

Терпеть не могу больших собак.

– Чуть больше вашей, – Отец задумывается, откашливается и машет ладонью.

Как сказала бы моя младшая дочь – лепит правой рукой «фонарик».

– Ну вот, – улыбаюсь. – Конечно, я хочу быть спокойна за свое имущество. Обещаю, если что-то пойдет не так, я вычту из вашего штрафа амортизацию, Влад. Как вы понимаете, с тремя детьми в моем доме из нового только антидепрессанты. И те долго не задерживаются.

Смеется.

– Окей. Так… Вы… – морщится, тужится, но по имени не называет. – Прямо потрудились здесь… С юристами…

Небрежно трясет бумагами.

– Люблю порядок в документах, – довольно соглашаюсь.

– Травмы детей – сто тысяч!..

– Дети – это самое дорогое для меня.

– Как две сигареты выкурить, – ворчит. – Не больно-то вы их цените. А последний пункт?.. Что там… Су…

– Су-бор-ди-на-ци-я, – пропеваю как по нотам. – Наши с вами отношения – строго отношения руководителя и подчиненного. Любые шуточки, которыми вы так любите сыпать как из рога изобилия, а также подколы или грубость – все это будет расцениваться как несоблюдение субординации.

– Так. И сколько нынче оскорбить начальство? Десять тысяч?..

– Совсем немного. Кстати, нецензурная брань – туда же.

– Пиз… – грустнеет и морщится.

– Что?

– Неважно, – вздыхает, потирая затылок.

Удовлетворенно киваю.

– Что ж, отлично. Если мы утрясли все вопросы, предлагаю подписать. Дети скоро вернутся из школы и детского сада. Обычно их забирает водитель, но с завтрашнего дня это будет входить в ваши обязанности.

– Давайте ручку, – ворчит.

Наши пальцы как-то неловко сталкиваются. Я поспешно отдергиваю ладонь и прячу ее под столом. Владислав размашистым почерком подписывает каждый лист и передает стопку мне.

Ставлю ровную, аккуратную подпись и один экземпляр убираю в файл.

– Оставьте себе.

– Это ваш документ, – настаиваю.

– Мне он не нужен, я же сказал: не привык к такому. Штрафы я запомнил, с памятью у меня все прекрасно.

– Хорошо, – прячу документы в сейфе.

– Серьезно?.. – смеется он сзади.

Оборачиваюсь.

– Что?

– Пароль —день вашего рождения?

– Как вы… – смотрю то на стену, то на него.

– Запомнил, когда договор подписывал. Лучше поменяйте, – вздыхает и поднимается со стула. Снимает куртку. – Женщины… И как вы вообще выживаете?.. Еще бы «123456» поставили и двери нараспашку…

– Владислав… – вызверяюсь.

– Ладно, – не обращает внимания. – Зарплату вы назвали большую. Я бы и меньше чем за пятьсот согласился.

– Уже четыреста девяносто…

– С чего это баня… – осекается.

– Сняла десять тысяч за субординацию и женоненавистничество, – перебиваю, слыша голоса детей в прихожей.

Глава 6. Влад

Поморщившись, пытаюсь воспринимать детские крики, доносящиеся из прихожей, как часть своей стандартной работы. Как-то с пацанами целую неделю одного коммерса на охоте пасли. Там утки примерно так же беспрестанно горланили.

Ничего – пережил.

И здесь вытяну…

– Мама!!! – кого-то там явно режут.

– Что у вас там? – обеспокоенным голосом откликается мой строгий работодатель без лифчика.

Извинившись, протискивается между мной и стеной, в плане легкого соприкосновения отдавая предпочтение последней. Не очень-то я ей приятен.

Может, и хорошо?..

Служебных романов у меня, если не считать лучшего друга Серегу, никогда не было. И начинать не стоит.

– Что у вас случилось?

В светлой прихожей стоят трое абсолютно непохожих друг на друга детей.

– Он плюнул на мою пентаграмму! – визжит черное пятно черными губами. –  Я его ненавижу. Я его прокляну!

– Леон… Зачем ты…

Истерика продолжается уже с редкими всхлипами.

– Он ее… перекрестил! – хнык. – Мама! – еще один. – Перекрестил мою пентаграмму дьявола!.. Это неуважение, – хнык-хнык.

– К дьяволу? – спрашиваю хмуро.

– Ко мне!

Привалившись плечом к стене, засовываю ладони в карманы джинсов и молча изучаю объекты будущей охраны. Назову их просто: «А», «В» и «С». Чтоб не заморачиваться.

– Леон, ты правда это сделал? – растерянно произносит моя начальница.

Объект «А» – долговязый худой паренек с длинной русой челкой – хмыкает и скидывает рюкзак с курткой прямо на пол.

Владычица подольских складов тут же бросается все убирать.

– Через десять минут встречаемся на кухне. Будем ужинать, – сообщает своим отпрыскам.

– Я спать, – произносит парень, не обращая на меня никакого внимания.

– Ты не уснешь. Сатана за тобой уже выехал! – орет на него объект «В» – девчонка-подросток, которой он что-то там испортил.

– Удачи ему. Не скопытиться в пробках, – шлепает по лестнице.

– Ненавижу тебя!.. Дурак.

М-да.

Видок у Бэшки – атас.

Все черное: плотные колготки, короткая юбка, водолазка, на которой болтается блестящий сатанинский крест. Длинные окрашенные волосы. Пялюсь на лицо. Глаза, как и губы, подведены угольно-черным, а на голове кепка.

Сдерживаю смех, когда читаю надпись на ней.

«Я ГОТ».

Это, видимо, для совсем тупоголовых, кто так и не понял.

– Мама, это несправедливо!.. Я эту пентаграмму всю математику рисовала. Идеальная пятиконечная звезда. Не отрывая карандаша от бумаги сделала.

– Эльза. Мы ведь договаривались, что твои увлечения не будут влиять на учебу!

– Они и не влияют, – фыркает Бэшка, отправляя ботинки в стену. – Я что с Сатаной, что без Сатаны математику не понимаю.

Пока они продолжают препираться уже в гостиной, замечаю у порога объект «С», который завороженно на меня смотрит.

В глазах рябит от обилия розового – кружевная шапка с брошкой, стеганое пальто и лакированные ботинки. Под шапкой – светлые кудри.

– Пльивет, а ты пльинц? – спрашивает она, игриво склонив голову.

– А похож? – намеренно строго хмурюсь.

Внимательнее изучаю личико размером с мою ладонь.

По факту – полную копию матери. Будто в масштабе один к пяти уменьшили и веселую улыбку вместо вечно поджатых губ прикрутили. У них обеих узкий лоб, янтарного цвета глаза, обрамленные загнутыми ресницами, и румяные щеки. Еще носы… Кнопкой.

Цешка прикрывает рот ладошкой.

– Нет, не похож, – выносит вердикт.

– А на кого похож?.. – щурюсь.

– На папу пльинца.

Вздыхаю.

Возраст.

Что поделать?..

Семейство Побединских плавно перемещается на кухню, я следую за ними. Каждому выделяется по тарелке со странным зеленым пирогом и по стакану молока.

Останавливаюсь у окна и изучаю просторный сад. Услышав голоса, оборачиваюсь.

– Опять шпинат? – уныло тянет парень. Уличную одежду он сменил на огромные шорты и футболку. – А можно пиццу заказать?..

– Нельзя, – взяв его за плечи, улыбается итальянка.

– Давайте шпинат скормим Элькиному Сатане, чтоб ему поплохело.

Сам пошутил – сам смеется, а мелкая подхватывает, потом, правда, замолкает и, стрельнув в меня роковым четырехлетним взглядом, смущенно отводит глаза.

Типа заигрывает, коза.

«Я ГОТ» пыхтит, но ест свою порцию пирога.

– Дети, – голос матери становится похожим на дикторский. – Хочу познакомить вас с Владиславом Алексеевичем. С завтрашнего дня он будет с вами работать…

– … охранником, – киваю.

– Нянем, – она издевательски улыбается, поправляя свое ровное блондинистое каре.

– Телохранителем.

Хотя бы!

Дети переводят взгляд с меня на мать и обратно. Будто в пинг-понг играют.

– Отцом на час!.. – придумываю сам.

Есть такая услуга «водитель на час», «жена на час», «муж…», в конце концов. Пусть будет и с отцом такая же история. Звучит лучше, чем нянь.

– Нам никто не нужен, мам, – заключает старший, полностью меня игнорируя, и поднимается со стула.

– Это не тебе решать, Леон.

– И не тебе! – выходит из кухни.

– Леон!..

Взглядом провожая парня, думаю, что великая и могучая «су-бор-ди-на-ци-я» ему неведома. Хозяйка дома словно мысли мои угадывает. Облизывает пухлые губы и недовольно дышит.

Разворачивается к столу.

– Маша, тебе нужно было выпить таблетки до еды, – вспоминает о младшей. – Пойдем.

Придерживая подол пышного платья, Кнопка спрыгивает с места и сразу обращается ко мне:

– Ты завтла пльидешь?

– Приду.

– Холошо.

Что ж тут хорошего?..

– А ты льюбишь мулавьев?

– В смысле есть? – озадачиваюсь.

– Почему есть?.. Плосто.

– Не знаю…

– Ма-ша, иди сюда…

Кнопка отправляется за матерью, а я наблюдаю, как юная поклонница Сатаны хватает стакан, из которого только что пил молоко ее старший брат и, сдвинув водолазку, прячет его за пояс юбки.

– Потом на кладбище, ночью, закопаю.

Выходит, оставляя меня одного.

Снова смотрю на весенний сад.

Да уж…

Нервно потираю шею.

Чувствую, грустно точно не будет…

Глава 7. Федерика

– Думаешь, Коля не будет ходатайствовать об определении места жительства наших детей? – нервно интересуюсь, выходя из здания суда.

Закидываю лакированную сумочку на плечо и судорожно тереблю рукав приталенного пиджака. Побединский со своим адвокатом направляются к стоянке.

– Думаю, нет, Рика, – рассматривая моего бывшего мужа, словно таракана под микроскопом, брезгливо отвечает Кира. – Не нужны они ему. Так, просто тебя кошмарит, урод.

Словно сладким обезболивающим темные страхи баюкает. Легче как-то становится.

Дети – мое самое слабое место. Правда, сейчас оно будет прикрыто надежным щитом – бывшим сотрудником подразделения специального назначения. А это уже лучше, чем те хлюпики, которых присылали знакомые Андрея.

С Кирой Осиповой мы дружим со школьной скамьи. Она после одиннадцатого махнула в МГУ на юридический, я – в Высшую школу экономики, а затем «взамуж». И пусть для замужней жизни подруга не создана и всячески ее презирает, связь мы поддерживаем.

Адвокатов «Агата» подключать к судебному процессу по разделу имущества я не захотела, побоялась провокаций со стороны бывшего мужа, а Кира не отказала.

– Судья у нас Третьякова. Это плохо.

– Почему? – удивляюсь. – Мне показалось, наоборот, хорошо. Она тоже женщина, должна меня понять.

– Моя дорогая, женщина женщине – враг, злая собака и худшая свекровь. Запомни раз и навсегда!

– Это еще почему? Я вот, например, никому зла не желаю. Пусть все будут счастливы, богаты и реализованы, – сжимаю ремень сумки.

– Это ты не желаешь… А как ты думаешь, что видит эта Третьякова, глядя на тебя?

– Не знаю. То же, что и все, – задумываюсь на секунду и рассматриваю свой деловой костюм и туфли с узким носом, – женщину… мать… бизнесвумен. Не скажу, что я красавица. Все-таки сорок лет, девочкам молодым уже конкуренцию не составлю, но… я стараюсь за собой следить. Насколько время позволяет, – добавляю.

– Рика, ты золото!.. Но я тебя расстрою. Третьякова видит перед собой выскочку, которая посмела в сорок лет родить трех детей, иметь сороковой размер и банковский счет с восемью нолями заработать…

– Постой-постой, – усмехаюсь. – А ничего, что половина этих денег – активы? Ты же знаешь: я живу обычной жизнью. Да у меня из брендовой ювелирки только гвоздь, – вытягиваю руку с браслетом. –  И то потому, что Эльза в отпуске застыдила. Я полгода носила стекляшки, которые мне Маша сделала. И все устраивало!..

– По-бе-дин-ска-я, ей все равно. А вот Паганини твоего жалко будет.

– А чего его жалеть? – возмущенно топаю ногой. – Он всю жизнь ездил по стране с концертами и, как оказалось, не один. На мои деньги… – замолкаю.

Снова падаю в пропасть обиды, которую сама создала. Копнула глубже и без того рыхлую из-за постоянных ссор почву нашего брака и получила – нате, распишитесь! – предательство.

– Поверь моему опыту, мужиков обычно такие, как Третьякова, одинокие и за сорок, жалеют, – продолжает Кира. – Глазками похлопают, ножками потопают. Поулыбаются, прибедняться вздумают. Ты ведь рассказывать причину развода не согласишься?

– Нет. Только в крайнем случае. Леон и Эльза… Они ведь все понимают, не хочу этой грязи.

– Ну вот. Причину не называешь – значит, сама виновата. Сама виновата – пилите, Шура, ваш бизнес.

– Да ну нет… – замолкаю, прикрывая глаза.

Кира вдруг обнимает.

– Ну все, подруга. Я тебе самый худший расклад дала, чтобы в случае чего ты не удивлялась. Сумку свою, – кивает на новенькую «Фурлу», – больше в зал суда не бери. И каблуки… – косится на ноги, – пониже надень, а юбку – подлиннее. Ладно б ноги были кривые, а то вырядилась. И доктору моему по поводу сисек пока не звони. Отсудимся, там выпьешь наркозу с устатку за упокой раба Божьего…

– Сплюнь, дурочка, – смеюсь.

– В общем, я тебя предупредила! – Кира становится серьезной. – Заседание отложили, все необходимые уточнения я подала. Будем верить в лучшее!

– Спасибо еще раз, Кир.

Чмокаемся на прощание.

На стоянке вокруг моей машины коршуном кружит Побединский. Костюм помят, обувь не начищена – выглядит не очень, еще в зале суда заметила. И дело не в том, что бывший на семь лет меня старше, нет. После нашего расставания Коля как-то обрюзг и постарел.

Или мне так приятно думать?..

– Федерика! – сразу кидается в наступление. – Давай поговорим. Как близкие люди.

– Говорили уже, – открываю водительскую дверь и забрасываю сумку подальше. – Близкие люди не ходят в суд, а если ходят – значит, и не были близкими.

Разгладив юбку, сажусь в кожаное кресло, но дверь закрыть не могу. Коля ее удерживает и театрально падает на колени.

Прямо на асфальт.

Маэстро чертов.

Разглядываю темные волосы не первой свежести и умоляющее лицо. Из всех наших детей на него особенно походит Эльза-Виктория. Как через копировальный аппарат пропустили. Нос, глаза, губы. С последними не повезло: вырастет – подправит.

– Ну, прости дурака, – лбом таранит мое бедро. – За что ты со мной так? Ошибся разок, бывает. Но ведь это я… Ты все забыла, Цветочек?..

– Не смей так меня называть…

Отталкиваю его.

Коля замечает кольцо. В хитрых карих глазах вижу, как бурный поток выносит его творческий разум на мысль, что меня можно добивать.

Тут же жалею, что не сняла.

Сглупила.

– Коль, давай не будем… – стягиваю обручалку и небрежно кидаю в подлокотник.

– Это ведь ты все разрушила, – бывший тут же меняет риторику. Сердится. – Ты сама виновата!

– Пусть так.

– С голой жопой решила оставить? Обманули вы меня с твоей подругой, подсунули какие-то бумаги, я подписал. Теперь понимаю, что заранее все было спланировано!

Господи, помоги.

Качели какие-то.

Кира еще на заре моего бизнеса предложила подписать с мужем брачным контракт. Я тогда брала большой кредит под залог родительской квартиры, поэтому Побединский был не против. Он ведь в то время даже не предполагал, что делить придется не долги, а миллионы и десятки тысяч квадратных метров складских помещений.

– Тварь, – цедит Коля напоследок и смачно плюет на юбку.

– Ну хватит, – отталкиваю его и закрываю дверь.

– За все ответишь.

– Ничего нового, – дергаю ключ и жму на педаль.

– Ты за все ответишь! Машу я забираю.

Пока еду домой, пытаюсь успокоиться и вытираюсь влажной салфеткой.

Я бы могла вручить ему половину и забыть, но ведь Коля продаст все, сам заниматься не будет. Реальных денег в таком объеме никто не найдет, значит, сольет в минус, лишь бы заплатили. А этого я не потерплю.

В конце концов, у меня работают люди. У них семьи, дети, ипотеки…

Надо выстоять!

На территорию заезжаем одновременно с новым сотрудником. Вид его автомобиля вызывает невольную улыбку. Черный крузак, двухсотый, тонированный. Уже немолодой, но очень ухоженный. В общем, такой же, как его хозяин.

– Добрый день, – выбираюсь из своего «Рендж Ровера» винного цвета.

Владислав мне кивает и точечно осматривает территорию.

Будто через прицел.

Ворота, дверь в дом, окна, задний двор, уродливое пятно на моей юбке.

Затем снова смотрит в глаза.

Нравится в нем это. Профессионализм, что ли, чувствуется.

– Мам, пливет, – выходит Маша из дома, натягивая шапку. Детей полчаса назад должен был привезти водитель. – Я пока погульяю…

Зависает, глядя на Отца.

– Владь, – улыбается и тут же прячет лицо в ладошках. – Владь, – раскрывает их, словно ставни, и снова захлопывает.

Мило.

Закатываю глаза, пока наш нянь грозно хмурится. Маша, так и не дождавшись реакции, убегает в сад.

– Вы ведь с вещами? Пойдемте, покажу вашу комнату.

– Да, – Влад неопределенно смотрит на свою машину. – Только…

Вспоминаю.

– Точно. У вас ведь собачка… Подождите, я пойду уберу нашу Джес, – устало сообщаю – скорей бы туфли снять! – Она у меня агрессивная, потому что ревнивая. С йорками такое бывает. Может и напасть на вашу…

– Эм…

Владислав выразительно приподнимает брови и потирает шею сзади.

– Тогда лучше действительно убрать, – соглашается, глядя на свой «Ленд Крузер».

Да что он там высматривает?..

Обернувшись, натыкаюсь на огромную мохнатую морду, гипнотизирующую меня через лобовое стекло.

– Это… что? – нервно спрашиваю.

– Моя соба…чка. Эм-м. Пушистый…

Медленно поворачиваюсь…

– Которая чуть побольше нашей? – на всякий случай уточняю.

Владислав цокает, раскрывает полы ветровки в стороны и упирает руки в пояс джинсов. Тех же самых.

– Думала, мужчины обычно преувеличивают размер, – недовольно ворчу под нос.

– Эй, это вы про что? – оскорбляется.

Я тут же краснею.

Субординация, Федерика.

– Боюсь, ваш Пушистый сделает из моей Джес мягкий ошейник.

– Ну… Он… неревнивый, – как бы невзначай замечает.

– Ах вот как? Это не смешно. На время работы вам придется подыскать приют.

– Исключено!

– Владислав Алексеевич.

– Мм… Тореодоровна.

Нашу перепалку обрывает крик, за которым слышится звук работающего двигателя автомобиля.

– Ма-ма-а! – визжит Маша, и мы с Владом быстро переглядываемся.

Не сговариваясь, оба срываемся к саду, но на полпути нас обгоняет огромная неревнивая собака…

Глава 8. Федерика

– Маша! – кричу.

Меня, естественно, обгоняют. У Влада ни каблуков, ни узкой юбки, слава богу.

Запыхавшись, хватаюсь за грудь – придерживаю колотящееся сердце, иначе оно вот-вот выпрыгнет. Спотыкаюсь и чувствую, как каблуки моих туфель намертво застревают в рыхлом газоне.

– Черт! – ругаюсь сама на себя.

Смотрю, как Отец, словно вихрь, несется к высокому человеку в черном.

Рядом с воротами стоит еще один – пониже. Увидев нас, оба срываются к заведенному автомобилю на дороге.

– Ма-ма!.. – Маша уже бежит ко мне.

– А ну, стоять! – Все сливается: крики, собачий лай, Машин визг. Влад заводит руку за спину и выхватывает из-за пояса джинсов… пистолет.

Обычный черный пистолет, как в фильмах. У меня внутри все холодеет. Если честно, я думала, Влад шутил, хотя можно было догадаться, что юмор не самая сильная его сторона. В ужасе хлопаю глазами и наблюдаю, как наш нянь целится в удаляющийся автомобиль, а мохнатое чудовище несется по дороге, громко гавкая.

– Вы… взяли в мой дом оружие? – ошарашенно спрашиваю, когда все стихает. – Серьезно?..

Заплаканная Маша еле-еле отлипает от моих колен. Я пытаюсь удерживать равновесие, пока получается. Буду чувствовать себя крайне глупо, если шлепнусь в грязь.

Влад прячет пистолет обратно за пояс.

– Это зажигалка… Отставить панику.

– Как скажете.

Пушистый возвращается на территорию, и от страха мою дочь словно ветром сдувает в очень необычном направлении – к Владу Отцу.

– Владь. – Как хитрая обезьянка, тянется, цепляется за куртку и устраивается на руках, уже с его помощью. – Уйди, тваль дложащая, – обнимая сильную шею, теперь смело обращается к немецкой овчарке.

На удивленно приподнятые в мою сторону мужские брови я только руками развожу.

– Одна из прошлых нянь читала Маше Достоевского, а она очень быстро все схватывает. И хорошее, и плохое.

– Маша… Кто эти люди? Они что-нибудь сказали? – спрашивает Влад, легко удерживая дочь одной левой рукой.

– Дяденьки… – Моя хитрая коза припадает к твердому плечу и жалобно всхлипывает. – Они сказали, что у них в машине котенок. И надо его колмить. Я хотела позвать Эльзу… Она любит колмить всех котят.

Мы с Владом переглядываемся.

Ужас все больше накрывает. Это Побединский. Он… решил и правда забрать дочь? Организовал для этого чужих людей, которые напугали ее до смерти?..

Чудовище.

– Ладно, – кивает Отец, направляясь ко мне. – Завтра будем разбираться. Ворота эти надо заварить, забор – нарастить для безопасности и с видеонаблюдением разобраться. А сейчас спать.

– Хорошо, – со всем соглашаюсь, аккуратно переваливаясь с одной ноги на другую. – Только… У меня тут проблема… – опускаю глаза. – Мне без вашей помощи не справиться, – сквозь зубы договариваю.

– Да я уже понял, начальница…

Встает вплотную.

Взвизгиваю от неожиданности, когда он наклоняется и, обхватив мои ноги точно под ягодицами, выпрямляется. Ступни плавно выскальзывают из туфель.

– Владислав… Поставьте меня!.. – прикрикиваю.

Пушистый гавкает. Маша на соседнем плече хихикает.

– Сидеть!.. – хрипло приказывает спецназовец, направляясь в дом.

– Владислав! – опустив руки-плети, слабо хлопаю по мускулистой спине и узким бедрам. – Немедленно!

– Молчать!..

– Эм… – прикусываю язык.

– Это я Пушистому, – добавляет поспешно Влад.

– Я так и поняла, – недовольно отвечаю, смиряясь с участью и продолжая болтаться вниз головой.

Маша восторженно указывает путь своему кумиру.

– Наплаво-налево, Владь. Наплаво-налево. Сколей. Сколей.

– Что это еще за направо-налево? – ворчит.

– Она путает стороны, поэтому называет сразу две. Чтобы не ошибаться.

– Гениально.

Оказавшись на полу в собственном доме, чувствую, как лицо предательски краснеет, потому что чулки от активной прогулки сползли почти до колен.

Влад тоже это замечает, хмурится и ставит мою дочь рядом.

– Ладно. Я пойду за вещами. Вы пока… колготки тут подтяните, – кивает на Машу, что стоит в джинсах.

Быстро отхожу от шока.

Забежав в ванную комнату, избавляюсь от чулок и смотрю на себя в зеркало.

Матерь Божья… Федерика! Щеки раскраснелись, глаза предательски блестят, осветленные волосы торчат в разные стороны. Хватаю расческу и привожу себя в порядок.

Когда выхожу, Леон моментально нападает:

– Я же сказал, что нам никто не нужен, мам. Зачем этот мужик опять приехал?

– Лео, это не обсуждается. Влад будет работать с вами.

– Я против.

– А я не спрашиваю, – произношу и тут же жалею, потому что сын смотрит на меня разочарованно. Может, это и манипуляция, но она всегда действенна. – Родитель в этом доме пока я и решения принимаю исходя из ситуации. Сейчас Владислав Алексеевич – лучший вариант для нас.

– Все ясно. Я здесь никто.

Сын демонстративно разворачивается и уходит, а я замечаю у порога Владислава. Вещей у него немного. Спортивная сумка, две гантели и Пушистый.

– Так, – разозлившись, командую. – Ты – на крыльцо, – выгоняю пса, игнорируя прямой мужской взгляд. – А вы… – смущаюсь, вспоминая, что сняла чулки и сейчас босиком, будто обнаженная. – Владислав, пойдемте за мной. Я покажу вашу комнату.

Все три детских, моя комната, которую раньше занимали мы с Колей, и гостевая спальня, предоставленная Владу, – все это располагается на втором этаже дома. Да, наверное, сейчас кто-то скажет, что нам в таком жить уже не по статусу. Слишком простой и маленький.

Но… здесь выросли мои дети.

Каждая ступенька лестницы, каждый угол о чем-то напоминают. И если мы не смогли сохранить семью, то пусть хотя бы родные стены дарят ощущение стабильности.

Завариваю чай и сажусь за обеденный стол. Дети уже поужинали, и каждый занят своими делами. Леон с Эльзой – уроками, а Машенька играет. Я же в пятый раз набираю их отца. Просто чтобы высказать ему все, что думаю.

Жаль, телефон этого гада недоступен.

Злюсь страшно и не понимаю, во что мы превратились.

Мы с Побединским поженились через два месяца после знакомства. Не скажу, что это было сильное чувство, но тогда казалось, что так правильно. Молодость… Начали вместе жить в однокомнатной квартире, которая досталась мужу от бабушки. Мой папа настаивал на покупке хорошего дома для нас, Коля был вовсе не против.

Выбрали этот. Сделку оформили быстро: продали однушку, но большую часть добавил отец. И переехали сюда прямо перед рождением Леона-Александра.

– Уже разместились? – спрашиваю, заметив на пороге кухни Влада.

– Да. Спасибо, – кивает и с термосом в руке идет к мойке.

Сняв с него крышку, берет губку для посуды.

Украдкой рассматриваю обычную черную хлопчатобумажную футболку, обтягивающую широкие плечи, и спортивные шорты. Одежда чистая и даже не мятая. Это тоже невольно отзывается приступом уважения к этому пока незнакомому мужчине.

Мой муж вот понятия не имел, где в нашем доме стиральная машина и утюг. Про губку для посуды вообще молчу.

Обычно я не любитель рассматривать мужские ноги, но здесь не сдерживаюсь. Мускулистые, покрытые короткими светлыми волосками. В меру загорелые. Симпатичные.

Насколько могут быть симпатичными мужские ноги, конечно.

– Давайте определимся с вашими обязанностями, Владислав Алексеевич, – говорю, когда вода стихает.

– Давайте, – разворачивается и вытирает влажные руки о бедра.

Я мысленно закатываю глаза. Мужик есть мужик. Даже если хозяйственный.

Дожидаюсь, пока он сядет напротив и сложит ладони в замок на груди.

– Итак, утром детей необходимо отвозить в школу и в детский сад. Леон учится в старшей школе, Эльза – в средней. Маша ходит в детский сад в этом же образовательном комплексе. Адрес я отправлю вам в сообщении.

– Есть отвозить по утрам.

– Дальше, – смотрю на него снисходительно. –  У Леона в понедельник, среду и пятницу сразу после уроков хоровое пение. А во все остальные дни – танцы. Обычно он ездит везде сам, но на время судебного процесса с моим бывшим мужем я попрошу вас его сопровождать. Он может быть против…

– Я слышал. Разберемся.

Про суд ничего не выясняет и вопросов не задает. Профессионал, одним словом.

– Продолжим. Эльза ходит в бассейн в понедельник и четверг. Опаздывать туда нельзя, начало ровно в три, и ни в коем случае не забывать шапочку. А по вторникам, средам и субботам у нее репетиторы. Сначала по русскому языку, потом по математике. В воскресенье я вожу ее в зоопарк, Эльза волонтер, помогает кормить животных. Как правило, это я делаю сама, если не выезжаю в срочную командировку.

– Плотное расписание. А на встречи с сатанистами она успевает? – бурчит.

Я смеюсь.

– Влад, Эльза-Виктория, как я и говорила, увлекающийся ребенок. Я уже привыкла. Через месяц-два она забудет про это увлечение и найдет что-то другое.

– Так, ну… а младшая.

– Маша, – улыбаюсь. – У нее все дополнительные занятия проходят в детском саду.

– Ну золото, а не ребенок. Ощущение, что с ней в лотерею выиграл, – ворчит Влад, потирая подбородок.

– Вы ей тоже, кажется, понравились.

– Я все понял, – поднимается.

– Расписание я оформлю и отправлю вам…

– Не надо. Запомнил.

– Точно?

– Как в аптеке!..

– Ну смотрите… Да, утром приходит моя помощница по хозяйству. Она убирает, готовит еду и занимается садом. Мулан – филиппинка и не понимает по-русски, имейте в виду.

– Мулан? Да уж… Будто в Диснейленде обосновался.

После того как обхожу все три детские, загружаю стирку с сушкой. Из приоткрытого в режиме проветривания окна по лицу бьет холодный воздух.

Ночи пока теплом не радуют.

Поразмыслив чуть меньше минуты, киваю сама себе, закрываю кабинет, где спокойно спит Джес, и иду к входной двери.

– Ну, пойдем… – зову Пушистого за собой.

Подняв голову, смотрит сонно, а потом плетется в дом. Коридор, лестница, холл на втором этаже.

Остановившись у двери в комнату Маши, пес опускается и растягивается на полу. Решаю оставить так. По ночам дочка давно не просыпается, поэтому мне будет даже спокойнее знать, что она под такой охраной.

После душа спонтанно отправляю ночную рубашку из плотного трикотажа в стирку и достаю шелковую. Просто… на всякий случай. Ощущение, что в доме посторонний мужчина, странное и отчего-то волнующее. Главное, не привыкнуть.

 Обнимая подушку перед сном, прислушиваюсь к тишине.

И в первый раз за долгое время спокойно засыпаю…

Глава 9. Влад

Стою у санузла в шортах и майке, активно разминая шею.

– Долго еще, твою мать?.. – бурчу под нос.

На этих словах из соседней комнаты выруливает моя начальница. Вместо уже привычных рубашек и строгих пиджаков на ней короткий шелковый халат поверх ночной сорочки.

Последняя – с тонким черным кружевом, обрамляющим грудь.

И снова без лифчика, то есть абсолютно не по уставу.

Переваливаюсь с ноги на ногу и прикрываю полотенцем стратегически важный объект Х. Мы с ним такой красоты по утрам давно не видели, с самого развода. Есть у меня зазноба, Женечка, но на ночь я у нее не остаюсь.

Это как бы закон.

В прошлый раз так на семнадцать лет остался. Ну на хрен эти ночевки. Спать надо дома. Максимум вот – на рабочем месте.

– Доброе утро, Владислав. Там опять Эльза?.. – начальница понимающе кивает на дверь. – Это надолго, поверьте. Можете умыться в моей ванной.

– Повезло: своя ванная! – Иду в святая святых – спальню самой королевы-матери, чтобы попасть к свободному от ее отпрысков источнику воды и жидкого мыла.

Собираемся быстро. Пацан без конца канючит и сопли на кулак наматывает, сатанистка с черными губами подозрительно молчит, а Маша?..

А Маша молодец. Машка в своем розовом пальто и белой беретке просто красивая.

Что уж тут скажешь?

– Эта машина вообще на ходу? – нагло спрашивает объект А, пока я застегиваю Машу в кресле.

– Щас увидишь.

Мажор, блядь. У меня вполне приличный внедорожник, на который я собственным здоровьем заработал. Уже хочу запрыгнуть на водительское кресло, но слышу:

– Владислав! – Стоит на крыльце. Кружева свои проветривает. Зовет: – Можно вас на секундочку? Пожалуйста.

– Пожалуйста, – возвращаюсь, сунув ладони в задние карманы джинсов.

– Вы с Машей поаккуратнее, – наклоняется ко мне, будто тайну разбалтывает. – Она по утрам капризничает часто.

– Кто? Маша? – оборачиваюсь. Малая машет рукой и приветливо улыбается. – Вы шутите?..

– А я похожа на шутницу? – опасно хмурится.

Блядь…

Тут уж не сдерживаюсь. Сама спросила. Тоже мужика включаю. Ей можно, а мне нет? С особой тщательностью рассматриваю аккуратный педикюр, стройные ноги, пояс халата, скрывающий все остальное, и лицо в обрамлении светлых коротких волос.

– Нет, не похожи, – тоном эксперта заявляю, глядя в глаза.

На женщину она похожа. Симпатичную. Лады-лады, красивую женщину. Но, что примечательно, с яйцами. Я таких обычно по объездной объезжаю.

– Я вас просто предупредила. Тогда до вечера. – Теодоровна строго мне кивает, расплывается в улыбке, чтобы помахать детям, и скрывается за дверью.

– До вечера, – отправляю ей вслед.

До школы добираемся без происшествий. Старшие без особого энтузиазма сваливают. Спустя пять минут мы уже у детского сада. По факту – просто огибаем территорию школы и останавливаемся у ярко-желтого здания.

Маша – сказка. Едет молча: не огрызается, дьявола не вызывает.

Это не ребенок. Это кешбэк!..

– Ну пока, – разворачиваюсь, поглядывая на белого зайца в маленьких руках, и тянусь к ручке на ее двери.

Цешка хмурит смешные брови.

– Не пока, Владь, – назидательно мне говорит и грозит пальцем. – Тебе еще надо в глуппу зайти, ласписаться. И меня пелеодеть.

– А без этого никак? – морщусь, поглядывая на часы.

Серега с утра попросил заехать, а ждать Серега долго не будет.

– Никак, – вздыхает Маша, отдавая мне своего плюшевого зайца и выбираясь наружу.

Разглядываю пластмассовые глаза и пожеванный ревнивой собакой нос.

– Ну пойдем. Раз никак, – тоже вздыхаю.

На улице мелкая тут же тянется за своим зайцем и поправляет милипиздрическую сумку, перекинутую через плечо.

Деловая какая.

Вся в мать.

– Пойдем, Владь. Я тебе ласскажу здесь все, – заходит в свои владения. – Это плащадка, мы здесь гульяем.

– Ясно, – иду следом.

– А зимой с голок катаемся, зопу молозим.

– Чего? – усмехаюсь.

– Ой, – она поворачивается и зажимает рот крохотными пальцами. – Так няня говолила.

Господи, с кем ребенку приходилось работать?..

У двери останавливается. Ждет. Открываю перед ее кнопкой-носом, куда деваться?

– Здесь надо обувь снять. – Снова сует мне зайца. – А тебе можно бахилы.

Вставляю по очереди ноги в специальный аппарат. Вот до чего техника дошла! Помню, обувь снимал, когда еще за дочкой в детский сад приходил. Случилось это, правда, раза два за все время. Вечно то в наряде, то в командировке – не до того обычно было. Служба.

Пахнет здесь, кстати, вкусно. Детством и котлетами.

По светлому коридору в нашу сторону направляется женщина. Вроде бы приятной наружности. Только макияж отталкивающий, но, может, у них тут сегодня утренник?.. И она играет водяного, к примеру.

– Здравствуйте. – Если бы у нее было сорок зубов, я бы лицезрел все без стоматологического зеркала – вот такая у нее широченная улыбка. – Эм…

– Владислав, – сухо представляюсь.

Она сканирует мой внешний вид и особое внимание уделяет зайцу в руках. Будто бы умиляется.

– Разделась? – спрашиваю у Маши.

– Дя. Здлавствуйте, Валвала Серлгеевна.

– Здравствуй, Машенька. Ты… сегодня с кем? – играет черными тонкими бровями.

– Это мой Владь. Сейчас с ним буду ходить… Воспитатальньица, – шепчет мне, когда та скрывается за дверью группы. – У-у-у… Глымза.

– Маша! – пытаюсь быть строгим.

Там шумно – пиздец. Уши закладывает.

Осматриваюсь на предмет безопасности. На входе в детский сад сидит охранник, который даже документы мои не спросил. И хоть повсюду камеры, а на стене замечаю тревожную кнопку – этого вовсе недостаточно.

– Вот мой. С киской. – Маша в отличном настроении идет к шкафчику. – Я сейчас пелеоденусь. Ты пока ласпишись там, – кивает на письменный стол, расстегивая пуговицы пальто.

– Как скажешь.

Рассудительная какая.

Нахожу в списке Побединскую Машу, расписываюсь, а затем слежу, как она, сидя на полу, аккуратно складывает кофту и надевает белые колготки с вишенками. Мать явно на нее наговаривает, заработалась совсем, не видит дальше своего носа.

Расслабляюсь окончательно и складываю руки на груди.

– Застегни, пажалста, – Маша поворачивается ко мне спиной и убирает кудри.

Сажусь на корточки и тянусь к собачке на платье. Следом волосы поправляю.

– Спасибо, Владь. – Снова идет к шкафчику, шмыгая носом. – Сейчас еще ласчешусь.

Я заглядываю в группу. Там штук десять таких же, как наша, головорезов. Носятся по кругу, словно им механизм в одном месте завели.

– Нравится тебе тут, Маш?.. – скучающе спрашиваю.

– Да. Только меня Ломик обижает.

– Ломик? Это какой?

– У него волъосы темные, – Маша шумно дышит, пока застегивает лакированные сандалии с бантами. – И синяк на щеке. Это я поставила, – гордо вытягивается.

Разглядываю детей повнимательнее, пока не нахожу побитого.

– Очкарик?

– Оч-ка-лик, – Маша медленно повторяет, словно пополняя свой словарный запас.

Твою мать. Ну нет.

– В смысле тот, который в очках? – исправляюсь, но поздно. – Так давай поговорю…

– Не надо. – Маша закрывает шкафчик и разворачивается ко мне. Смотрит на меня глазами своей матери. – Я уже взлослая. Сама лазбелусь.

Задирает четырехлетний подбородок чуть ли не выше лба.

– Ну смотри. Давай тогда, до вечера, – прощаюсь как со взрослой.

Свобода!.. – вот что чувствую.

Одинокий хнык звучит как спусковой крючок.

– Владь!!! – слышу крик сзади и… следом такой силы трехэтажный рев, будто где-то неподалеку плотину прорвало.

Обернувшись, изумленно смотрю на Машу, заливающую раздевалку слезами. Нижняя губа надулась, рот приоткрыт. Зрелище не для слабонервных.

– Ой, Машенька. Снова плачешь? – выглядывает из группы абсолютно спокойная Валвала-стальные нервы. – У нее часто бывает, – говорит уже мне, приветливо улыбаясь.

– Не хочу! – орет только что рассудительный, счастливый ребенок.

– Все в порядке, – успокаивает воспитка. Главное – меня. – Вы уйдете, и она сразу успокоится.

Подхватив Машу на руки, тащит ее в группу, а я сощуриваюсь, пристально наблюдая.

– Не хочу в садик… Владь… Не хочу…

– Сейчас мы с тобой завтракать будем, – сюсюкает Валвала.

– Владь, хочу домой. Не хочу… Владь. Пожалста!

Не выдерживаю. Хрен знает почему.

Города брал. В Хасавюрте как-то месяц на одной воде держался. Все терпел, даже в плену, твою мать.

А тут ни хрена. Сердце дерет.

Залетаю в группу, отбираю дитя у воспитки и тащу обратно в раздевалку. Маша замолкает и только всхлипывает, пока пальто на нее натягиваю.

– Поехали.

Глава 10. Влад

– Что значит «она не захотела»? – шипит мадама в трубку.

Голоса на заднем плане стихают. Так, будто она выходит в отдельный кабинет и закрывает за собой дверь.

Обернувшись, рассматриваю все еще красное лицо, надутые губы и насупленные брови. Маша крепко обнимает своего тряпичного зайца и сладко дрыхнет.

Машину обойти не успел – она уже в отруб. Настрадалась, бедная.

– Ну, так что? – напоминает о себе начальница.

– Я просто не смог, – признаюсь в срыве операции. – Маша верещала так, будто я продавал ее в Бангладеш.

– Боже. Какой еще Бангладеш?

– Это страна такая в дельте рек Ганг, Мегхна и Брахмапутра, – даю географическую справку. – Практически со всех сторон окружена Индией. Является самой густонаселенной, на один квадратный километр там больше тысячи человек. И детям там непросто…

– Владислав Алексеевич, зачем вы это мне рассказываете? – снова сквозь зубы произносит начальница.

– Так вы сами спросили… про Бангладеш.

Она часто дышит.

Очень часто…

Наводит на мысль…

– Быстро верните Машу обратно в сад, Отец, – угрожающим тоном требует.

– Как я это сделаю? Она спит.

– Что значит «спит»? Включите видеосвязь! – рявкает.

Да твою мать.

Нажимаю на кнопки и зависаю – челюсть отваливается, потому что начальница вместо кружев надела белый пиджак, а вот губы…

Губы она накрасила ровным ярко-красным.

В анабиозе провожу какое-то время.

Молча наблюдаю, как Тореодоровна, словно рыба на берегу, хватает воздух и шлепает губами, будто задыхается. Не сразу понимаю: это вовсе не глюк, это я случайно отключил звук. И пусть так было идеально, но приходится воротить голос начальницы обратно.

Жму на перечеркнутый рупор.

– Вы издеваетесь? – глядит на меня горящими глазами.

– Нет, простите.

– Где Маша?

– Вот, – показываю и снова навожу камеру на себя. – Говорю же – спит.

Смотрим друг на друга. Федерика вдруг смущается.

– Я вас предупреждала, что она бывает капризной. – Поправляет волосы.

– Капризная – это когда ребенок ногой топает, а она орала так, будто ваша средняя дочь привела ее на сеанс экзорцизма.

– Владислав Алексеевич, вы преувеличиваете. Маше четыре года. У нее слабая психика.

– А мне чуть за сорок, а проблемы те же. Плюс бессонница.

Взгляд с экрана становится строже.

– Мне придется ввести штрафы за срыв дисциплины у детей. Это важный момент, который я всегда стараюсь соблюдать.

– Ладно уж. Разберемся.

– И пожалуйста, не опаздывайте за старшими детьми. У меня сегодня ответственное совещание, я не смогу быть на связи несколько часов.

– Не опоздаем.

С Серегой, в период службы за особую любовь к азиатской культуре получившим позывной «Азиат», мы встречаемся в бильярде. От монголоидов у бывшего сослуживца ровным счетом ни-че-го. Высокий рост, косая сажень в плечах, светлые волосы и рыжая борода. Вот такой вот Азиат. Нетипичный.

С горем пополам растолкав ребенка, несу ее в здание. Она быстро приходит в себя и снова становится той Машей, которую я знал до страшной минуты в раздевалке детского сада.

Взрослой и рассудительной.

Про то, что случилось, не вспоминаем. Цешка, усевшись за стол, деловито смотрит на Серегу.

– Маша, – тянет руку.

– Сергей.

– Плиятно познакомиться, Селгей.

Повернувшись ко мне, спрашивает:

– Можно я посмотлю, что там? – показывает пальцем на стол, обтянутый зеленым сукном.

– Посмотри.

Оба наблюдаем, как она отходит.

– Это че такое? – морщится Серега. – Нагулял?

– Это по работе.

– По какой еще…

– Объект. – Открываю меню.

– Ты в «Детский мир» устроился? – он ржет.

– Маш, – игнорирую всяческие насмешки. – Ты что будешь?

Отбросив за спину кудряшки, сообщает:

– Мохито.

– А тебе можно? – удивляюсь.

– Конечно, – прищуривается.

– А поесть? Завтрак ты пропустила… Может, – листаю страницы, – картошку фри?

– Калтошка вледная. Нас мамочка обычно батутом колмит.

– Мощная у вас мамочка, – присвистывает Серега.

Глава 11. Влад

– Бль… – тянет Серега, в очередной раз промазав, – …ютуз, – договаривает, глянув сначала на меня, а затем на Машу.

Киваю одобряя. Новых слов нам в лексиконе не надо. Там уже «очкалик» обосновался. Я и так с этой начальницей без штанов останусь. Увы, не в том смысле, который подразумевает общение хорошенькой молодой женщины и мужчины в полном расцвете сил.

– Как вкусна-а-а!.. Владь!.. – уплетает картошку Маша, сидя на бильярдном столе и болтая вишенками на приспущенных колготках. – Как вкусна-а-а, Владь!.. – тянется к трубочке, вставленной в пластиковый стакан, и со смачным бульканьем втягивает в себя мохито.

Ну хоть кому-то из Побединских угодил!

– А батут неукусно!.. – жалуется она.

– Батат, Маш, – мягко поправляю. – Правильно говорить: батат.

Правильно говорить: «батат невкусно», но тут уж помалкиваю. Каждому свое.

– Угу. Хочешь? – тянет ко мне опустошенную уже наполовину тарелку и заползает с ногами на бильярдный стол.

Чумазая капец.

– Только шары не трогай, – предупреждаю.

Прихватываю одну палочку фри, обмакиваю ее в кетчуп и закидываю в рот. Пригнувшись, точным ударом бью по шарам, загоняя сразу два из них в лузы.

– Бль…ютуз! – Серега эмоционально, но безматерно негодует.

Маша хохочет, пританцовывает и повторяет:

– Бль…ютуз! Бль…ютуз!

Нормальное слово. Не докопаешься.

– Правда вкусная. – Хватаю еще одну картошину, продумывая дальнейшую тактику игры. – Кстати, в картошке содержится клетчатка и много витаминов. Так что она не вредная, очень даже полезная, – будто сам себя уговариваю.

– А мама… – вздыхает Цешка.

– И мама полезная.

Только вредная.

– Мама будет лугаться.

– А ты ее не расстраивай, – подмигиваю.

– Не буду! – клятвенно обещает.

Далее целых два часа проводим за игрой. Серега наконец-то разыгрывается, мне становится интересно. Маша – у меня в фанатах. Когда все получается, она хлопает в ладоши и пританцовывает, а как только Азиат тянет победное одеяло на себя – злится и обижается. Смешная.

За временем слежу, потому что проваливать весь первый рабочий день не планирую. Достаточно с меня детского сада. По дороге в школу Маша снова вырубается в обнимку со своим зайцем, а мне неожиданно звонит Женечка. Та самая, моя зазноба.

– Владик, – начинает без приветствий, сразу с ноги, будто мы полчаса назад расстались. – А кто ты по гороскопу?

– Привет, Жень. По гороскопу я Стрелец.

– Так… Ладненько…

– Зачем тебе? – хмурюсь, дергая поворотник.

– Решила совместимость нашу проверить, я ведь Овен. Ну… вроде нормально, жить можно. Не так прекрасно, как если бы я была Водолеем, но и не так ужасно, будь я Козерогом. Их вообще старайся избегать!

– Это все? – Страшно раздражаюсь, потому что в эту херню никогда не верил.

– А… ну нет, конечно. Не все, – голос становится сладким, как Машкин мохито. – Я хотела спросить: когда приедешь?.. Я соскучилась!

– Пока не знаю. Работа засосала, прости.

– У меня ведь завтра день рождения. Думала, сам вспомнишь! – немного обиженно заканчивает.

– А… – хмурюсь, пытаясь смириться с неизбежным. Не поздравить даму с дэрэ – это залет. – Ладно, заеду вечерочком.

– Ой, здорово! Я стол накрою и… кровать тоже, – снижает голос до интимного рокотания.

– Я бы с радостью, но давай лучше в ресторане поужинаем. У меня не будет много времени.

– Ну ладно. Как знаешь, – соглашается.

– Отбой, Жень. Занят. – Убираю мобилу, паркуясь у школы.

От высокого металлического забора по узкой асфальтированной дорожке к машине приближается объект В, а я озираюсь в поисках долговязого объекта А.

Где его черти носят?.. На танцы опоздает.

– Поехали, – командует Эльза, забираясь в машину. – Ой, а Маша не в садике?

– Нет.

– А почему? Там карантин?

– Что-то типа того. Сейчас братца-кролика вашего дождемся и сразу поедем.

– А Леон уже уехал, сказал, будет сам добираться. Без вас.

– Ну поехали, раз так, – скриплю зубами.

Самостоятельный, значит? Посмотрим.

До бассейна доезжаем всего за пять минут. Работа, как говорится, непыльная. Эльза отправляется на тренировку, а я стерегу сон мелкой подопечной. Проснувшись, ей срочно надо в туалет. Дошел мохито.

Подхватываю Машу на руки и несусь в бассейн. Администратор подсказывает, где у них туалет для гостей. Только решаем проблему, появляется новая: объекту С срочно надо состыковаться с объектом В.

Ладно. Поднимаемся на третий этаж и наблюдаем за тренировкой сверху.

Сатанистку узнаю не сразу. У нее розовая шапка с изображением единорога и такой же точно купальник. В сравнении с повседневным образом смотрится эпично. Вот это перевоплощение!.. Да и плавать у девчонки получается отлично, дыхалки пока не хватает, но видно, что старается. И тренер орет поменьше, чем на остальных.

– Эльза, я тебя видела! – радуется Маша, когда встречаемся в фойе уже после.

– Хорошо плаваешь, – хвалю, разглядывая лицо, не обезображенное косметикой. Оказывается, средняя тоже на мать похожа. – И если чернила для губ закончились – больше не покупай. Так гораздо лучше.

Эльза смущается, но не обижается.

В машине девчонки галдят, я вроде привыкаю. «Волюме» им подкрутить не хочется – уже победа.

И слава богу, что пацан оказывается дома. С надменным видом весь вечер ходит мимо меня, а я все спускаю. О завтра думаю. Ничего-ничего.

– Владислав, поужинайте с нами, – мягко улыбается Тореодоровна, когда захожу на кухню.

Кружева отложила, снова в рубашке и светлых джинсах.

– Я… – Почесываю затылок и принюхиваюсь, с целью различить, чем мне грозит ужин в этом доме.

– А что на ужин, мамочка? – тут же забегает Маша, размахивая куклой.

– Тыквенно-творожная запеканка.

– Фу… Я хочу калтошку фли!

Тонкие брови начальницы становятся подозрительно извилистыми. Я невозмутимо пожимаю плечами.

– Картошку фри? Ты что, ее ела?

– Не-е-еть… – Маша округляет глаза и смотрит на мать предельно честным взглядом.

Вот те крест типа! Невиноватая я.

Только-только перевожу дух, как…

– Калтошка фли вледная, – вздыхает Маша и, сложив ладошки под подбородком, мечтательно добавляет: – Но а-абалдеть какая вкусная… Ой!..

– Можно вас на минутку, Владислав Алексеевич? – Начальница, покачивая бедрами, выходит из кухни, и тыквенно-творожная запеканка кажется мне цветочками.

– Бль…ютуз, Владь? – тихо шепчет Маша, прикрывая рот.

– Бль…ютуз, Мария. Вот такенный!..

Глава 12. Федерика

Пока направляюсь в кабинет, не покидает ощущение, что я под видеонаблюдением в собственном доме. В спину, ягодицы, ноги будто иголки втыкают. Сбросив с себя это чувство, устраиваюсь в кожаном кресле.

Джес тут же слетает с дивана, на котором сладко спала, и забирается мне на руки. Девочка моя, ты так и сидишь здесь целыми днями? Одна? Правда?

Совсем нас эти мужики в угол загнали!..

– Владислав Алексеевич, – дожидаюсь, пока он устроится прямо напротив и сложит руки на широкой груди, – давайте… хм… поговорим.

Влад смотрит на меня с плохо скрываемой иронией. Это не надменность, нет. Скорее снисходительность.

Черт.

Снисходительность? Серьезно? В моем доме?..

– Снова ваши штрафы? – Отец приподнимает бровь и ухмыляется.

– А вы думаете, у меня нет повода?

– Я думаю, что треноги с камерами на трассах человечнее, – ворчит. – И дешевле.

Вздохнув, поглаживаю мягкую шерстку Джес и украдкой разглядываю мужчину напротив. Симпатичный, вполне еще молодой, спортивный. На руках вены такие – хоть маслом на бумаге рисуй. При всей своей твердолобости, Отец вполне чувствующий человек, иначе Маша с утра осталась бы в детском саду. Я ведь даже подумать не могла, что она сможет разжалобить спецназовца…

В его послужном списке горячие точки… Медали, грамоты.

И зачем взрослому мужику таскать за собой весь день четырехлетку?.. Допускаю, что только такая, как Мария-Франческа, и могла растрогать этого грозного вояку.

Обдумываю, как бы мне построить разговор, а потом злюсь на себя.

Федерика, дочь Теодора!

Ты, мать твою, крутая бизнесвумен, которая сегодня в обед заключила сделку с китайцами на пятьдесят семь миллионов. С половиной!..

Ты столько лет терпела рядом с собой Колю: напыщенного, непонимающего, всегда и во всем правого. Ведь только он знает как надо, только он смел разговаривать с тобой, как с полнейшей дурочкой, которой просто повезло оплачивать его счета и благодеяния.

А еще Коля мог смотреть… Вот так же, как этот спецназовец, с иронией. Только злой.

Ну сколько можно?

Да, красавец, мышцы утром все разглядела! Что тут скажешь? Но терпеть подобное хамство… зачем?

Просто выскажу ему все. Будет продолжать иронизировать, учить меня жизни и строить из себя сорокаоднолетнего Знайку из Солнечного города – просто уволю. Без сожалений.

Внутри грызет только одна мысль: с кем же останутся дети и кто их будет защищать?..

– Владислав Алексеевич, – внутренне собираюсь и отпускаю Джес на место.

Слишком отвлекает.

– Весь внимание.

– Хочу поговорить… с вами… начистоту.

Улыбается открыто.

– А у нас были грязные разговоры?

– Вла-а-ад, – чуть повышаю голос и приглаживаю волосы. Поправляю ворот рубашки. – Извини, но я серьезно. Сейчас без шуток.

Он прищуривается, будто бы искренне удивляется, что я перевожу наше общение в другую плоскость, хотя неловкости между нами нет.

– Говори, – отвечает по-мужски прямо.

– Хочу тебе сказать без этих игр со штрафами.

Замолкаю, словно набираюсь решимости, и разглядываю теперь абсолютно серьезное лицо. Зеленые глаза смотрят на меня внимательно и вдумчиво. Это неожиданно придает сил. Мой голос звучит ровно и плавно. Чуть-чуть нервно, но, надеюсь, в меру. Не хочется быть истеричкой.

– Я люблю своих детей, Влад. Эм… Всех. И Леона, и Эльзу, и Машу. Просто пойми. Я не рожала их, чтобы они… просто были. Как воздушные шарики болтались за моей спиной. Все, что я делаю каждый день, только для них! Чтобы они ни в чем не нуждались и выросли разносторонними личностями. И если я говорю, что мой сын занимается танцами и хоровым пением, – значит… так надо. Спорт ему абсолютно не подходит. И если я прошу не кормить моих, – выделяю последнее слово, – детей всякой пакостью, то не надо подрывать мой авторитет и покупать им картофель фри. Я тебя прошу.

Зажмуриваюсь, ожидая увидеть насмешку или что-то в этом роде, но слышу всего одно слово, наполняющее душу уверенностью.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Как скажешь.

Вау.

Киваю, распахиваю глаза и еще раз смотрю на него. Вроде бы тот же.

– Это… все?

– А что еще нужно, чтобы я сказал?

– Я, если честно, ждала, что ты начнешь возражать…

– А я ждал, что ты начнешь истерить и пугать меня штрафами. – Влад откидывается на спинку стула и тоже переходит на более неформальное общение: – И смотреть своим взглядом училки профессионального колледжа.

– Сделаю вид, что последнего не слышала.

Подумав, Отец потирает подбородок.

– Кто сказал, что спорт не подходит Леону?

– Он сменил десятки различных секций, начиная от плавания и заканчивая керлингом. Нигде дольше месяца не задерживался. И ни одного тренера ни во что не ставил. Хоровое пение ведет бывшая оперная дива, мне кажется, Леон ее побаивается.

– А танцы?

– А на танцах ему нравится партнерша. Поэтому Леон терпит.

Влад кивает и хмурится, все еще оставаясь серьезным.

– Если честно, я к такому разговору не подготовился, но хочу сказать, что пацан не признает старших, а по жизни это хуже некуда. Армия, потом работа, если, конечно, ты ему золотую ложку в рот не засунешь.

– Разумеется, я не собираюсь воспитывать бездельников…

– Тогда просто наблюдай и… не подрывай мой авторитет.

– Договорились, – тут же соглашаюсь и… улыбаюсь.

Отец тоже улыбается и встает.

– Да, завтра вечером мне нужно пару часов, так сказать… – теряется, – по семейным обстоятельствам.

– Ох, я тоже буду отсутствовать, – вспоминаю.

– Я попрошу сослуживца. Он здесь приглядит…

– Хорошо, спасибо, – радуюсь, что не надо решать эту проблему.

– Пойдем-ка, погуляем. – Смотрю, как он забирает Джес с лежанки.

– Влад, – окликаю.

– А?

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Я надеюсь, это была хотя бы не целая порция… – вспоминаю про картошку фри.

Он оборачивается и вздыхает.

– Двойная порция с кетчупом…

– Боже… – морщусь.

– И до блеска отполированная мохито.

Глава 13. Федерика

В ресторане «Живаго» пятничный вечер проходит шумно и местами даже весело.

Прижав к себе лакированный клатч, плавно продвигаюсь мимо забитых гостями столиков в хорошо освещенном зале и круто останавливаюсь.

Как вкопанная. Острые шпильки в напольное покрытие врезаются.

Ну нет…

Попов, я тебя убью!

– Рик, – поднимается Андрей, застегивая нижнюю пуговицу на пиджаке. – Рика, только не обижайся. Это ненадолго. Мы просто поговорим. Все вместе поговорим.

Побединский смотрит на меня взглядом побитой собаки. Мне тут же хочется дать ему жевательную косточку и помыть грязные лапы специальным шампунем. Может быть, Кира и права: судья Третьякова непременно пожалеет моего бывшего мужа!..

Женское сердце так любит жалеть… Всех. Сломанный случайно ноготь. Бездомных собак. Взрослых мужиков.

Тревога разгоняется внутри меня до скорости, какую развивают наши прекрасные покупательницы, увидев в приложении долгожданный статус заказа «Готов к выдаче».

Небрежно бросив клатч на стол, сажусь и закидываю ногу на ногу.

– Отлично выглядишь, Цветочек, – подобострастно изрекает Коля.

– Давай только в этот раз без полива, – огрызаюсь, припоминая его унизительный харчок у здания суда.

– Прости, Феденька, – виновато вздыхает. – Я просто не знаю, как реагировать на твои обвинения.

– Заметь, небеспочвенные.

– Да сколько раз тебе говорить…

Попов разводит руки в стороны, словно выступает в роли рефери. Его холеное лицо превращается в улыбающуюся маску.

– Друзья Побединские, давайте не будем начинать вечер с недоразумений. Сначала закажем что-нибудь… Рика, здесь есть твои любимые гребешки. Сегодня пятница, выпьем вкусного вина… Ну же, друзья! Вспомним старые времена. Помните, как сидели еще у вас на квартире, по пятницам?..

– Да, – Побединский утыкается взглядом в меню. – Я тоже вспоминаю то время.

Приблизившись к Андрею, хватаю его за локоть и шиплю:

– Я думала, ты хочешь пообщаться о работе в приятной атмосфере, Андрей. Ты меня подставляешь!..

– Я просто хочу, чтобы у вас все наладилось, – отвечает одноклассник. – Настоящий друг, Побединская, это тот, кто думает о тебе и о твоих детях, а не… Осипова, которая помогает в суде.

– Зачем ты так про Киру, Андрей? – устало вздыхаю, снова откидываясь на спинку кресла.

– Ладно-ладно, ты же знаешь, я любя, – расплывается он в улыбке и тут же хмурится. – Кстати, мой крестник сегодня звонил. Жаловался.

– Даже не начинай. – Тоже листаю меню.

Гулять так гулять. Выбираю розовое вино. Машину оставлю на стоянке, завтра суббота, попрошу водителя потом забрать. Улыбнувшись официанту, заказываю салат с гребешками.

– Я ведь говорил, что этот военный не подходит, – продолжает Андрей. –  Воспитывать подростка по-армейски – это неправильно.

Сегодняшнее утро в нашем доме началось со скандала. Влад, по причине крайнего неуважения, отказался подвозить Леона в школу и уехал с Эльзой и Машей, оставив его у дома.

Естественно, сын обратился ко мне, но я ведь обещала… Пришлось отказать. Два километра не так уж и много, и тротуары у нас в районе отличные, а все перекрестки оснащены светофорами. До школы Леон дошел, я проверила по журналу.

Надеюсь, это действительно пойдет ему на пользу, а вот Андрей так не считает:

– С Лео так нельзя, он у нас парень чувствительный.

– Твой «Лео» чувствительный только по отношению к собственной персоне, Андрей, на остальных ему давно все равно. А Влад… – отчего-то смущаюсь и откашливаюсь, – Владислав Алексеевич… хочет как лучше. Раз уж собственный отец не может… – не могу удержаться от колкости в адрес бывшего.

Мне даже безразлично, что он спал со своим концертмейстером, без разницы, где это было и сколько раз. Больше всего в отношении Побединского меня триггерит его тотальная холодность к нашим детям.

Обижает, цепляет…

Я не знаю.

Задевает за живое, будто мне в душу саморезы вкручивают. Гнев часто сменяется липким чувством вины. Будто… это я виновата, что Коля вдруг резко к ним остыл.

– Собственный отец вынужден зарабатывать на хлеб, – проговаривает Коля, поблагодарив официанта за принесенный ему ароматный стейк рибай и красное вино.

– Вот незадача, – усмехаюсь.

– А ты не смейся, Феденька. Я бы с удовольствием проводил время с детьми и планирую проводить, как только вернусь домой.

– Ты? – взрываюсь. – Ты в себе вообще, Побединский? Вернешься домой после того, как пытался выкрасть у меня Машу?

Коля настороженно на меня смотрит.

– Что еще за новости, Федерика? Я разве похож на неотесанного варвара?

– Не притворяйся, ты отправил к нашему дому головорезов, чтобы они похитили Машу.

– Я что, по-твоему, Усама бен Ладен? – спрашивает, оскорбленно потирая длинными, изящными пальцами щеку. – Я культурный человек, Федерика.

Прищуриваюсь, пытаясь распознать: правду ли он говорит?.. А что, если на самом деле, это не Побединский? Боже. Кому тогда понадобилось похищать мою дочь?

Отпивая вино, испытываю резкую потребность позвонить домой и узнать, как у них дела. Вместо этого хватаю телефон и, нажав на иконку специального приложения, подключаю «Умный дом». Судя по камерам, Леон и Эльза спокойно проводят время в своих комнатах, а вот Маша… хм… кажется, красит ногти сослуживцу Влада, сидя в гостиной. Тот стоически терпит. На лице, как и у его друга, полнейшая невозмутимость.

Загрузив камеру с крыльца, замечаю Пушистого, охраняющего вход в дом.

Тут же успокаиваюсь. Еще и потому, что мое внимание привлекает громкая музыка и группа официантов, шествующих друг за другом в центр зала. Остановившись, они дружно скандируют: «С днем рождения!», а я окидываю взглядом сидящих за столиком гостей, первым делом замечая букет шикарных красных роз.

Сразу узнав широкую спину, крепкую шею и ровно остриженный затылок, ловлю свой внутренний разочарованный вздох. Это ведь Влад Отец… а напротив него сидит длинноволосое и вполне симпатичное «семейное обстоятельство»…

Глава 14. Федерика

Следующие полчаса глаз не спускаю с того самого столика. Розы невероятно шикарные… Кажется, у спецназовца есть вкус.

Он, кстати, и одет сегодня по-другому: в классические светлые брюки и черное вязанное поло с короткими рукавами, плотно облегающими рельефные мышцы. Никаких джинсов и уже привычных мне футболок. Волосы зачесаны назад; лица я, слава богу, не вижу.

Зато его яркую спутницу без конца разглядываю. У нее длинные темные волосы, хотя я с недавних пор остаюсь при своем мнении: женщинам в возрасте «капельку» за янг-эдалт или сорок плюс гораздо больше идут модельные стрижки. Они придают изысканности, элегантности и лоска.

Тянусь к своему каре и мягко поправляю.

Платье с открытыми плечами, или это кофточка такая? Увы. Рассмотреть не могу. В любом случае подобный фасон в моем гардеробе тоже относится к «ред флагам».

Как и яркий макияж. Каждому возрасту свои погремушки.

И вообще, зачем я ее рассматриваю?..

Отвернувшись, пытаюсь вникнуть в тему разговора за столом.

Андрей с Колей обсуждают поездку моего бывшего мужа в Новосибирск, орудуют ножами и вилками над своими стейками, а я наслаждаюсь розовым вином со странным, почти болезненным ощущением разочарования внутри.

Даже изысканные морские гребешки сегодня кажутся резиновыми и безвкусными.

Всему виной моя неудовлетворенность.

Как женщины.

Никогда не гналась за успехом у сильного пола, я вообще в этом плане неправильная. В молодости отец как-то обязывал: никаких свиданий, интрижек или скандалов. От этого зависела его дипломатическая карьера.

Потом муж…

Стыдно признаться. Девственности я лишилась в двадцать три. С Побединским. Как говорится, им в моей жизни секс начался, им же и закончился. Горько усмехаюсь, ничего не чувствуя. В душе пустота.

Я даже вибратор купила. Кира уговорила, сама бы ни за что не решилась, да и воспользоваться им вечно некогда. То работа, то дети, то критические дни нагрянут…

Чего уж говорить о живых джентльменах без батареек… По пути из дома на работу и обратно из мужчин только автозаправщик, дэпээсник да памятник Пушкину попадаются. В офисе никаких половых контактов быть не может, мои сотрудники и рабочие-то не тянут. Дома?.. Соседи все давным-давно глубоко женатые люди, тут тоже глухо.

Остается Бурак. Так Кира прозвала вибратор. Во-первых, это мой любимый турецкий актер, во-вторых, он черный.

В общем, с Бураком у нас пока конфетно-букетный период. Я иногда протираю его спиртовыми салфетками, он – приветливо смотрит каждый раз, как я открываю техническую дверцу в своей уборной.

С тремя детьми лучше места в доме не найти.

– Рика, у тебя все хорошо? – спрашивает предатель Андрей.

– Нормально у меня. – Благодарно киваю официанту, подливающему вино в мой быстро опустевший бокал, и делаю несколько жадных глотков.

Мм…

После трудного рабочего дня – то что надо. Прохладное, сладкое, в меру терпкое. Становится жарко.

– Ты почти не ешь. Давай заменим блюдо, если не нравится.

– Нет, спасибо. Гребешки не виноваты, у меня аппетит испортился, – смотрю в упор на бывшего мужа.

Переложив салфетку с брюк молочного цвета на стол, поднимаюсь и снимаю пиджак. Поправляю лямки бежевого шелкового топа. Парочка из центра зала тем временем перемещается на пустой танцпол – оркестр заиграл медленную композицию.

Все же платье… Его длина мой внутренний строгий фейсконтроль тоже не проходит. Слишком уж короткое. Или я сильно заморачиваюсь?

– Попов, потанцуй со мной, – требовательно прошу.

Андрей и Побединский переглядываются.

– Так может… Коля потанцует?

– Коля не танцор. Коля – музыкант. – Взглядом останавливаю подпрыгивающего Побединского.

Он зло усмехается.

– Ну пойдем, конечно, подруга. Вспомним молодость.

Обхватив плечи одноклассника, медленно передвигаю ногами. Тело максимально расслаблено от алкоголя, но момент, когда Влад меня узнает, почему-то чувствую позвоночником и… кожей.

Поворачиваюсь – Отец оказывается спиной ко мне, а на его шее красуется замок из женских рук.

И так несколько раз.

Не судьба…

Попов пыхтит мне в висок и наступает на ногу. Чертыхается.

– Поговори с ним, Побединская, – смотрит в сторону Коли. – Детей ваших жалко.

– Не хочу об этом. – Чувствую жжение на пояснице.  В том месте, где покоится ладонь Андрея. – Я лучше с тобой поговорю. Завтра же.

– Начальницу опять включаешь, – вздыхает с укором. – Неужели тебе самой семьи похеренной не жалко?

– Забываешься, Попов. Я ведь советов не просила.

– Да, ты у нас самостоятельная, умная, взрослая. Мы все в курсе.

– Видимо, недостаточно, раз ты решил такое провернуть, – смягчаюсь.

В конце концов… действительно плохого не желает. Мы сто лет дружим, маму его недавно похоронили, хорошая она была, добрая. У Андрея ведь личные триггеры срабатывают: жена ушла и слушать ничего не стала. Только он не изменял, Ирину его эмоциональная холодность достала.

Задумавшись, не сразу замечаю, что оказываюсь лицом к лицу с Владом. Он вопросительно приподнимает брови и взглядом целится в затылок Попову. Холодно кивнув, прячусь за плечом Андрея и больше не смотрю. Ни к чему все это. У него вон какие «семейные обстоятельства». Точно не дочь и вряд ли бывшая жена.

Почему-то кажется, что решения Владислав Алексеевич принимает сразу и навсегда. По-мужски бесповоротно.

Значит, это любовница.

Ну а ты что думала, Федерика?

Брутальный спортивный мужчина.

Что, он, как и ты, резиновую вагину за батареями прячет?..

Почему-то эти мысли загоняют меня в кратковременную депрессию.

Музыка сменяется, и Андрей галантно провожает меня к столику. Спецназовец с дамой тоже возвращаются к своему. Правда, перед тем как сесть, Влад долго смотрит на в нашу сторону. Я замечаю это через бокал, пока допиваю вино.

– Сейчас приду, – холодно киваю своим спутникам и направляюсь в туалет, где, сбрызнув лицо ледяной водой, в полной тишине долго пялюсь в зеркало.

От уныния спасает только заученный до дыр аутотренинг:

Ты успешная, Федерика.

У твоих детей все есть.

Ты… сильная.

Сильная, мать твою.

А сильные женщины, как в известной песне, плачут у окна. А еще у них есть побочный эффект: если и стонут с раздвинутыми ногами, то только на эпиляции.

Глава 15. Федерика

Когда выхожу из уборной, чувствую себя заряженной на сто процентов.

На двести. На миллион.

Как ракета, перед запуском которой по корпусу долбанули бутылкой с дорогим шампанским. Теперь ракета немного пахнет легким французским игристым с шелковистыми цветочными нотами, у нее чуточку кружится голова, и она точно заряжена на успех.

С прямой спиной иду к опустевшему столику.

Понятно. Вышли покурить. Побединский этой привычкой не страдает, а вот Попов иногда балуется.

Улыбаюсь самой себе, игнорируя прямой взгляд из центра зала. Ныряю в телефон, чтобы спросить у Эльзы, как у них дела.

Читаю сообщение.

«Все в порядке, мам. Маша этого мужика за два часа ушатала. Он в гостиной спит, а я круг Сатаны вокруг него нарисовала. Вот удивится, когда проснется!»

«Леон чем занят?»

«Он в комнате своей закрылся».

«Ясно. Ложитесь спать, дети. И сотри все, что нарисовала, до моего прихода. Сатаны мне и в жизни хватает».

«Ну вот… Ладно, мам».

– Кхм, – слышу над головой.

Подняв глаза, сразу же врезаюсь взглядом в расстегнутую верхнюю пуговицу на мужской груди.

Влад собран, гладко выбрит и тоже выглядит заряженным. Как чертов боевой патрон.

– Добрый вечер…

– Здравствуйте, Владислав Алексеевич, – снова перехожу на «вы».