Бомж из Болливуда: как я снимался в индийском кино
ЭПИГРАФ
Путешествуй только с теми, кто равен тебе или лучше тебя. Если таких нет – путешествуй один.
Дхаммапада
Но все это между прочим и как будто не со мной…
гр. «Кирпичи» – Задумчивый фанк
БЛАГОДАРНОСТИ
Спасибо создателям сетевого журнала «Пассажир» Владимиру Штакетяну и Василию Кондрашову за то, что невольно сподвигли на написание этого текста. Моей семье. Даниелю Дефо, Хантеру Томпсону, Чарльзу Буковски, Эдуарду Лимонову, Дэнни Бойлу, «Секс Пистолз», Джимми Хендриксу, Джиму Моррисону, Бобу Марли, «Бэд Бэланс», Нику Рок-н-Роллу, Пауку, Чёрному Лукичу и братьям Летовым за вдохновение. А так же, всем героям книги за яркие воспоминания и уроки по жизни!
ТИЗЕР ОТ АВТОРА
Привет, Читака! События, описанные в книге, произошли в далёком 2018-м году, в славные ДОКОВИДНЫЕ И ДОВОЕННЫЕ времена, когда трёхмесячное путешествие по Индии было обыденностью, а не жертвой всемирной бюрократии, Большой Фарме и Кремлёвскому Плешаку. Две главы из книги ранее печатались журналом о путешествиях и контркультуре «Пассажир» под другими заголовками. Мысль оформить мои индийские мытарства по Болливудщине в цельную книгу возникла позже – во время тотального локдауна из-за вируса «К-19». Что вышло – судить тебе.
Читай, балдей.
Ну и восславь заодно 300 миллионов богов индуистского пантеона, дабы туризм, жизнь и здравомыслие на нашей благой Земле возродились…
ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ!
P.S. В тексте есть слова на английском, хинди и спецтермины. Значение их разъяснено в словарике в конце книги.
P.P.S. Предвидя упрёки пуристов, которые будут утверждать, что слова «индус» (адепт религии) и «индиец» (житель страны) это две разных вещи, отвечу штампом: «боксёра каждый обидеть может… – главное, успеть убежать».
ЭПИЗОД 1. СИКХИ, ТУРКМЕНЫ И КЕДЫ БЕАРА ГРИЛЛСА
Аэропорты я различаю по запаху. У каждого – свой, неповторимый.
У тайского Суварнабхуми – микс из супа том ям1, тухлого рыбного соуса, плавленного асфальта, распаренных на жарком ветру веников пальм; у индонезийского Сукарно-Хатта – горящих в предместьях мусорных свалок, жареного риса носи-горенг2, вёртких моторикш баджай3; у московского Домодедово – стойкий духан мятой полицейской униформы, хмельного рыга командировочных, кислого пота гэкающих хабалок из Краснодара и вязкого от химреагента снежного крошева под ногами.
Конечно, запахи-импринты эти – лишь обман рецепторов сотканный воспоминаниями, прочтёнными книгами, смотренными фильмами о дальней стороне и каким-то реальным опытом.
Сродни мускусной базе духов, сварганенной умелым парфюмером для грядущего шедевра, на штырь её бывает нанизана звучная симфония ароматов. Если духи удачны, то смесь осядет в памяти надолго. Когда уж и имя склянки канет в Лету. Только эхо событий будет жить в уголках сознания с флюидами её связанное. Но однажды, в круговерти приматов, ухватишь ноздрями шедевр – и бах! – запляшут бойкие мысли, желания, чалые думы…
Аэропорт Ашхабада запахов не имеет.
Один напоенный хладом кондиционеров эфир гуляет по периметру. То ли потому, что здание построено недавно и не успело набрать себе древний жар растресканной пустыни, то ли из-за того, что нет у меня знаний о Туркмении, дабы заполнить ими слоты4ума.
Да и чистота тут царит стерильная как в перчатке хирурга…
Циклопическое пространство аэропорта смахивает одновременно и на медицинский госпиталь, и на нутро звездолёта, коим его отрисовали 3D-дизайнеры Голливуда для ужастика «Чужой»5: хром металла, невесомые арабески арочных перекрытий, пол, плескающий гулом шагов, – ни дать ни взять зримая фантазия футуролога Жака Фреско6.
Панорамные, высотой с 5-тиэтажку, окна распятой посередь туркменского зноя громадины из стеклобетона являют пассажирам гармошки гейтов и абрисы самолётов. Востроносые алюминиевые птицы – «боинги» и «аэрбасы» всех мастей – вот-вот готовятся ринуться навстречу облакам от взлётки. Кисеёй горизонта дрожит раскалённое марево запретного для другого мира постсоветского султаната.
По слухам, где-то там, в солнечных предместьях столицы, находится мрачная тюрьма «Овадан Депе». Там туркменские гэбэшники загоняют «политическим» под ногти иглы и содержат в «горбатых клетках» – пыточных высотой в один метр, где нельзя встать в рост, присесть или биться насмерть с авторитаризмом спаянным в тугой узел с жестокостью Средневековья.
Но если подробностей не знать, то даль горизонта выглядит обычно. Под стать любой, лежащей на подступах к любому аэрохабу Земли.
Отбросив мысли об ужасах туркменского режима, я скольжу по мраморной плитке к указателю «Transit Zone»7. Саундтрек из первых кадров советского боевика «Белое солнце пустыни»8невольно играет у меня на подкорке. Эта музыка единственное, с чем я ассоциирую Среднюю Азию. (Не считая удолбанных гашишем ассасинов и кружащихся дервишей, конечно.)
«Не бздеть, товарищ Сухов!» – бодрю я себя. В конце концов, я тоже подданный страны, которая недалече ушла от африканской диктатуры. Разница лишь, что вместо бамбуковых палок, каннибализма и портретов Иди Амина9на стене – свои, российские борцы с крамолой, – предпочитают электрошокеры; жирным курицам в виде взяток – хрусткие доллары; а ментальному дрочеву на негра-людоеда – Кремлёвского Плешивца на аватарке «Вконтакте»10.
Смесь желания не подохнуть за Туркменскую родину, раболепия перед иностранцами и дикой жажды курева читается на прыщавых лицах солдат-срочников: как вросшие в пол ёлки цвета хаки, через каждые 50 метров, они бдят у шуршащего резиной траволатора. Их руки-ветки отдают «честь» всем прибывающим в страну.
Ловить «честь» стыдно и немножко приятно…
«Нормально они наторели на заграничных стройках! – думаю я, бросая взгляд на труд зодчих-мегаломанов. – А живут ли вообще в Москве туркменские гастеры? Пущает их туркменбаши11на заработки? Надо бы погуглить…»
Следуя указателям, я бреду до стойки регистрации. Сую паспорт с вложенным билетом в ладонь миловидной пограничницы.
Кроме меня, у стойки ни души.
На затылке служивой – гордым азиатским набобом – торчит клубок чёрных, будто облитых гудроном, волос. Оливковая униформа дамы чётко (по всей строгости устава) облегает её фигуру – лишь глядящее из-под ресепшена бежевое колено напоминает лысину младенца.
– Транзитом в Дели? – спрашивает девица на внезапно чистом русском.
– Ага… а в город можно? – любопытствую я.
– Не положено, – умиляясь моей то ли наивности, то ли наглости, улыбается и отрезает воздушная красавица.
Сличив мою антропометрию с компьютерной базой, пограничница возвращает мне доки (предварительно шлёпнув по ним квадратной печаткой). Овал губ прелестницы, крашенный киноварью, собирается в дежурную «мишень». Мишень явно жаждет сердечного выстрела от арабского шейха. Может, в один из дней такой и найдётся: подхватит девицу за гибкую талию и умчит на верблюде-альбиносе в закат. Ну или хотя бы апартаменты отделанные сусальным золотом в Эмиратах ей купит.
Я же – явно далёк от нефтяных скважин Дубая…
Весь полёт из Москвы до Ашхабада я ёрзал: переживал, что спросят на пересадке обратный билет из Индии.
Как назло, досталось кресло у пластиковой переборки в бизнес-класс. Загородку венчал метровый портрет отца Туркменской нации – матёрого любителя ЗОЖ12, снайпера автоматной стрельбы, конезаводчика и сочинителя рэп-гимнов – Великого Аркадага. В переводе сие значило, ни много ни мало, «Большая Опора».
Сверкавшее плакатной удалью лицо Вождя – с присущим азиатам эпикантусом глаз – весь полёт словно желало покарать меня за прошлые, а походя и будущие, грехи. Казалось, грозный взгляд узурпатора проникал даже в кабину туалета. (Сэндвич, купленный в Домодедовской «Крошке-Картошке», порой напоминал о своей заоблачной цене и несвежести.)
Без сомнения, если б портрет раззявил пасть, то сдал бы пассажирам всю мою суть мизерабля-безбилетника.
Но, слава милостивому Аллаху, Вождь только хмурился.
Каких-то, лет 10 назад, на отсутствие обратного билета из Индии всем было плевать. «Наскрёб себе старый хиппи деньжат на поездку по следам паломничества „Битлз“ – и то индийской казне вспоможенье» – верно рассуждали государевы мужи. Теперь же, тамошние законники – следуя трендам – стремились выжать из туриков все соки.
И с гарантией.
Не дай божЕ, такой нищеброд нажрётся «ЛСД-25» на пляжной вечеринке, возомнит себя реинкарнацией Шивы и станет жить нелегалом да облапошивать население. У нас своих гуру полно! Им тоже на чай с чапати заработать надо!
Или того хуже: совсем у турика крыша поедет, отринет он мирское, натрётся пеплом вибхути13или мочой священной коровы, и пойдёт вымогать подаяние по городам и весям. Опять же – своим попрошайкам конкуренция. Вон их у нас, считай, полмиллиарда в трущобах чалится. И как его депортировать, когда с него блажь религиозная схлынет?! А так, он за обратный билет заплатил, топливные сборы внёс – вот и денежка для Индостана. И по фиг, что билет его мартышке под хвост пойдет, если у человека планы наперекосяк или он по земле из страны выйдет. Или того хуже, захворает от индийской антисанитарии и помрёт резко…
Форумы для туристов, ссылаясь на внутренний «тиматик»14авиакомпаний, пестрели ужасами о том, что обратный билет (или билет в третью страну) у пассажира обязан быть. Мол, таких умников, кто решил обойти указ, нет-нет, да и ссаживали с рейсов.
Но с билетом был затык… денег на него не было…
По идее, билет требовался и в самом индийском визовом центре при подаче документов. Но ребус легко решался стоящим в холле компьютером. Услужливый прайс на стене предлагал за 50 берёзовых15войти в Мировую Паутину и распечатать доки на принтере.
Сайт «Катар Эйрлайнз» за 10 евро выдал мне суточную бронь билета. Я распечатал фальшивку с якобы будущим своим вылетом из индийского Ченная на Шри-Ланку через месяц, и смешал с остальными бумагами. Индусик лет 20-ти цапнул рукой ворох в амбразуру приёмки.
Махинация проканала. Уже через неделю вклейка с 3-хмесячной визой Бхараты (так зовут Индию сами её жители) закрасовалась в моём загранпаспорте среди сестёр из других стран.
Читатель, ты, пожалуй, спросишь: «А на кой ляд ты вообще попёрся в Индию, если у тебя даже на обратный билет рупий нет?».
Попёрся я за этими самыми рупиями. Да-да, ты не ослышался! Ну, ещё затем, чтоб побродить по Бхарате: стране ушастых слонов, плантаций ароматного чая и, конечно же, ЕГО – блестящего целлулоидом Болливуда!
Кстати, а вы знали, что кинопленку делают из сухожилий и хрящей мёртвых коров?!
Весь прошлый год я лелеял застарелый бзик – уехать в КРУГОСВЕТКУ. Но всё не складывалось. То кредиторы одолевали, то с работкой не лады. Хоть я изначально и решил передвигаться автостопом, а жить приживалой по системе каучсёрфинга. Волонтёрить за еду в хостелах – тоже не против. Короче, стать этаким номадом-гастарбайтером. Никакой новомодной профессией в сфере айти или SMM16я не владею. Расчёт был только на 25 «нормальных» профессий опробованных мною по жизни, продажу сувениров на улице и попытку заработать на видеоблоге пополам с продажей статей о моём путешествии в российские СМИ. А там – куда кривая вывезет…
Последние лет десять я занимался мелким бизнесом в сфере развлечений, но, году этак в 2016-м, бизнес почил в бозе. Стал перебиваться случайными заработками. Снова замутил бизнес – не пошло. Из-за идиотских инициатив наших имбецильных законотворцев. Их задача, по ходу, уже давно свелась к сдиранию заживо последнего куска кожи с самого деятельного ядра любого социума – предпринимателей.
Да и вообще, обстановка в стране стала столь угнетающей, что волей-неволей лезли в голову мысли об эмиграции. Если и не по серьёзке, со сменой гражданства и перемещения тушки за пределы Совдепии, то хоть наездами. Туда, где визовая политика щадящая: Вьетнам, Камбоджа, Филиппины. Бледнолицые там платят по 300 бачей в год за липовую бизнес-визу, которую и пролонгируют до бесконечности.
Еще бесилась в круглосуточном пьяном угаре и взвеси «ангельской пыли» сытая до блевоты Москва. Дрожали концерт-холлы, сотрясаемые басами сабвуферов от воя поп-звезд-однодневок; еще пенились ячменным кружевом ребристые стаканы в руках крафтовых гиков в забитых под завязку барах и лабиринтах Патриков, Солянки, и на Чистых Прудах; еще наводили марафет и красили ногти хищным лаком эскортницы – столица, как засидевшаяся в невестах, потасканная блядь жаждала раскинуть ноги в похабном шпагате балерины Волочковой пред носом заморского принца – чемпионата по футболу «FIFA 2018». Пока нищая, замкадышная Россия, похожая на планету Плюк из фильма «Кин-Дза-Дза» с ее слабоумными обитателями, задыхалась от вони сорока миллионов уличных сортиров и тысяч негазифицированных деревень.
Еще костерил на все лады зажратую власть и выставлял на Ютубе их яхты, дворцы и коррупционные схематозы блогер Алексей Навальный…
Но уже витали в столичном воздухе гнилые пары. Незримые волны будущего трупного смрада, рваных солдатских берцев, сотен тысяч изувеченных, брошенных, раздираемых лисами и вороньем в лесопосадках, тел и заскорузлого внутри от сукровицы цинка гробов.
Уже медленно закрывалось на щеколду распахнутое в 1991-м году, после развала СССР, окно возможностей. Окно так и не принятой россиянами Свободы…
Где-то там, в мрачных кабинетах Лубянки и Старой площади дряхлая нечисть – манкурты, вампиры, стервятники, малифики с немощными членами в обсыканных штанах, генеральских погонах и шелковых галстуках от «Brioni» на сморщенных кадыках, – во главе со своим Верховным Бесом, уже вовсю приготовляла неслыханное злодейство. Склонясь блестящими лысинами и накладными париками над географическими картами, вертели они циркули и увеличительные стекла в артритных пальцах. Строили фантазмы грядущих военных побед, мечтали о разбомбленных в щебенку городах и грезили о том, как нацепят себе на грудь мозаику из орденских планок.
Купленная ими за 30 серебряников, вырусь без роду без племени, – цирковые Петрушки в китчевых косоворотках, яловых сапогах бутылками и френчах «под товарища Сталина» (под ними, до поры, таились выбитые на коже тату немецких свастик и орлов на штандартах СС) – брызжа слюной, орала «Гойда!» в вечерних прайм-таймах по ТВ. Материла сонную Европу и вальяжные Штаты. Смачно срыгивала в раззявленный рот диванного быдла (и будущего окопного фарша) «погадку» имперских амбиций. Под их драки в эфире сатанел в сердцах обывателя паук Русского Фашизма. Кровавой тенью наползало его брюхо на страну, как наползает во дни лунного затмения тьма на спутник Земли.
Анархист с колыбели, я всеми фибрами души считывал его густопсовый вонизм. Побег на край Земли казался панацеей. Мне требовалась перезагрузка операционных систем.
А там поглядим…
Но даже для такого, первого рывка кругосветки необходимо было тысячи две «бакинских братьев» – читай долларов. Доллары никак не желали собираться в кучку. Посему был подписан на группы и каналы в Фейсбуке, Телеграме и Вацапе, где размещают вакансии для гастарбайтеров в Польше, Южной Корее, Израиле и т. д. – короче, там, где можно перехватить чутка прайса с тем, чтобы стартануть в свободный мир. Полагал, что уж на билет в один конец как-нибудь наскребу. Заодно я мониторил группы в соцсетях о жизни в индийском штате Гоа, куда рассчитывал добраться в рамках турне и форум "Индостан.ру"под водительством знаменитого среди русских бэкпекеров17Коли Капелькина. Вот тебе и случай применить свои навыки бармена или массажиста. Там и стрельнуло…
Неделю назад в одном из индийских телеграм-каналов вылетела объява о наборе бледножопых на шутинг18в Хайдарабаде (одна из индийских кино-столиц, где снимают фильмы на языке этнической группы «телугу»). Требовалась гигантская массовка сроком на 40 дней: оплата 2000 рупасов в день, жильё и кормёжка – бесплатны, играем великобританских солдат-завоевателей. Решение я принял играючи. Купил билет до Дели с пересадкой в туркменском Ашхабаде, и рванул…
– Ты не знаешь как тут к интернет-кафе пройти? – спрашиваю я на английском у чернявого паренька лет 25-ти, с аккуратно подстриженной бородкой и импозантными усиками как у Сальваторе Дали18. Парень держит в руках смартфон и вертится на месте как флюгер, пытаясь уловить слабый сигнал непонятно откуда идущего вайфая. Я – точная его копия, только в руке, у меня гребанистическая звонилка от мобильного оператора «Теле 2», которая перестала фурычить как только мой самолёт оторвался от земли в Домодедово. Как оказалось, мой московский тариф, которого вполне хватало в России, мгновенно заблочили, несмотря на то, что я заранее кинул на счёт дополнительные тугрики. С этим парнишей мы были словно сиамские близнецы-братья, которых разорвали по шву кривым ятаганом энтропии и бросили назад – в Туркменское Средневековье.
– Да закрыто оно…
Разговорились, само собой. Оказалось, что парень работает помощником механика на торговом судне и, завершив свой шестимесячный контракт, добирается из Стамбула в родной штат Пенджаб через индийскую столицу. Торчит тут с полчетвёртого утра. На часах по туркменскому времени было пять вечера.
Проводив взглядами пассажиров самолёта следующего до Бангкока, мы с моим новоиспечённым френдом по имени Бадуа остаёмся совершенно одни в циклопическом сооружении терминала. Похоже, что туркменбаши отгрохал посреди азиатской пустыни очередной символический памятник своим понтам. Как таковой, аэропорт вряд ли функционировал и на одну десятую процента от мощности. Мы с Бадуа даже подумали, что в самолёте до Дели полетим одни, если, конечно, рейс не отменят вовсе.
Стоящие через каждые 50 метров вдоль траволатора туркменские солдатики, промаявшись ещё с полчаса и стрельнув у нас сигарет в обмен на зажигалку, рассказывают нам по секрету на ломанном русском, что единственное место, где можно покурить в этом кондиционированном исламском Аду – это кабинка туалета. Курительная зона в аэропорту не предполагалась, но восточное гостеприимство побеждает в них погоню за европейским ЗОЖем. Бадуа уходит дымить. Служивые разбредаются кто куда, оставив следить за нами одинокого салажонка в форме цвета хаки. Под его недрёмным воинским оком я разуваюсь, заваливаюсь с ногами на кресло, и стараюсь уснуть. От моих носок несёт загнанным вусмерть конём и фуфловым китайским пластиком.
Я вспоминаю как за неделю до поездки заскочил в раскрученный московский торговый центр «Экстрим» за покупками. Срочно нужно было обновить тайный денежный пояс немецкой компании «Tatonka» – у моего старого, отслужившего верой и правдой 10 лет, пришел в негодность пластиковый замок. Уже на кассе, когда я отдавал в руки продавцу-киргизу неслабую сумму за брендовую вещь, он решил испытать на мне чары маркетинга:
– Ножами не интересуетесь?
– А что такое? – чуть подзавис я.
– Я смотрю, вы человек прошаренный. Не то, что бабушки, которые за трекинговыми палками и термосами приходят. Есть отличный экземпляр ножа выживания. По стилю – выкидной «керамбит»: карбоновый сплав, а не дрянь порошковая. Лазерная заточка – бумагу на лету режет. В руке лежит как влитой! С таким хоть на медведя, хоть от хулиганов в подворотне отбиваться, хоть, как Джон Рэмбо19, вьетнамцев узкоглазых в джунглях мочить! – маханул торгаш перед лицом сверкающим лезвием.
Я невольно отпрянул.
Удивился самоиронии продавца. Клинок в руке столичного нацмена и правда смотрелся музейным экспонатом. Да и сам парень, похоже, был знаток своего дела.
– На Рэмбо я точно не тяну… Максимум – на Бэара Гриллса20, – криво усмехнулся я.
– Ха! Огонь! Он как раз заходил к нам на днях, и купил пару таких вот кедов. Ушел шибко-шибко довольный!
Киргиз обернулся назад, снял с полки модель моей самой нелюбимой расцветки «камуфляжный пиксель» и поставил на стеклянный прилавок:
– У вас какой размер? 44—45?..
Уже на крыльце ТЦ, держа под мышкой обувную коробку, я вдруг вспомнил песню популярного в 90-х панк-барда Александра Лаэртского «Дети хоронят коня»:
На глазах у детей съели коня
Злые татары в шапках киргизских,
Средь сучьев из леса сиротливо стучит
По стволам деревянным птица тупая.
Имя ей Дятл и стуки его
Заглушают рыдания детских глаз.
Дети хоронят останки коня,
Там лишь кишки и шкура его…
«Мда уж… Москва меняется, – подумал тогда я. – Так же, как и её коренные жители. А ты… ты – просто Дятл, которого зацепили на крючок ювенальной мечты…»
На телевизионных плазмах, развешанных по стенам аэропорта, дикие туркмены в мохнатых шапках выдают плясовые коленца, поют разухабистый фольклор и махают саблями. По задумке госпиарщиков это должно создавать в мозгах пассажиров сомнамбулический транс, от которого они тут же побегут тратить свои евродоллары на товары местных мастеров. Стеклянные лавки с их поделками разбросаны тут и сям. Впрочем, они всё равно заперты наглухо и лишь сочатся изнутри жгучим, как лимонная эссенция, светом ламп. В орущих экранных туркменов хочется запустить потным конём. До вылета ещё несколько долгих часов…
За эти часы мы с Бадуа так надремались на угловатых креслах, натрепались о том о сём и сдружились, что расчувствовавшись, парень решает подарить мне свой браслет «kara» – один из обязательных к ношению символов веры для сикхов21. Наряду с кинжалом «kirpan», гребнем для бороды «kanga», нестриженной шевелюрой «kesh» и специальными трусами «kachera». Стянув с запястья полукилограммовый обруч, он пихает его мне. Из вежливости я отказываюсь. Вещица кажется дорогой. Серебряная?
Не знаю, как насчёт трусов, но остальную религиозную атрибутику Бадуа, по ходу, оставил шлюхам и барменам во всех портах мира. Грандиозным попойкам, в которых он кутил с моряками-сослуживцами из Украины, Филиппин и Бразилии, по его словам, мог позавидовать сам легендарный пират Чёрная Борода22. Но у того хотя бы оставалась борода. Свою Бадуа, наверняка, пропил или же расплатился ею за триппер подцепленный на Тринидад и Тобаго…
Наконец, уже поздней ночью, подкатывают наш легкокрылый ковёр-самолёт. Невероятно, но салон тут же набивается битком туркменами, а точнее туркменками. Всем им, вдруг, приспичило куда-то лететь. А мы-то с Бадуа надеялись, что целый «боинг» будет в нашей власти!
Зажатый в кресле меж двумя тётками в расписных национальных одеяниях в пол, я оказываюсь разделён со своим новым другом.
Тётки беспрестанно галдят и ржут что кони етицкие. Кроме моих товарок, почти весь салон нашпигован таким же смеющимся и говорливым чёхом женщин. Возможно, их делегация летит на всемирный гендерный съезд…
Но, то ли воздух свободы так одуряюще действует на баб, что они без умолку веселятся, то ли на самом деле всё не так страшно в Туркмении, как презентуют в СМИ.
Под рык турбин, я мысленно салютую в иллюминатор уходящей, куда-то под ноги, пустыне. Старая, помнящая и древних и новых тиранов, вотчина верблюдов, мохнатых папах, оголтелого исламизма и дурацких табу на Интернет, медленно остывает от солнцепёка. Лишь цепочки обязательных огней аэропорта догорают на его выпуклом, сотканном из чёрного хрома и бесцветного хлада, строении.
Пока, Целка-Туркмения! Может и свидимся когда-то?! По-настоящему.
Надеюсь, меня не сластают в «горбатую клетку»…
В следующем эпизоде:
Озарение в Египте – Столичные предместья – Прощание с Бадуа – Русский потеряшка
ЭПИЗОД 2. ПСИХОDELHIКА
Если не вру, то старик Будда говаривал, что Хомо cапиенсы – есть лишь концентрат из желаний. Как бревна, гонимые сплавщиком, прут они друг на друга по бурлящей реке жизни. Рабы вечных хотелок:
1) секс-наркотики-рок-н-ролл
2) семья-дом-дети-работа
3) деньги-политика-власть…
Я ничего не упустил? Скажете, а как же Искусство? А Космическая Любовь? – всё вкусовщина. Что одному шедевр классицизма, то другому китч и дерьмо за баней. Что одному – Богиня, второму – вульгарная Памела Андерсон1с фальшивой резиновой жопой…
Дожив до 32-ух лет, и вкусив изрядный кусок ото всех желаний, я сподобился Просветления. На Будду оно снизошло под кроной развесистого дерева бодхи. На меня – в тени ресторанного зонта на египетском курорте Хургада.
Турпакет в 6 дней/7 ночей. Первый раз за границей, если не считать поездки с матерью в Эстонию в советском детстве.
Экскурсии автобусом к мегалитам Долины Царей, снорклинга с маской в Красном море и дискотеки «Pyramid», где мускулистые арабы-бармены лили шампанское в глотки одуревшим от бешенства матки, русским бабам (пробки бутылок арабы срубали ударами кинжалов), хватило, чтоб навсегда изменить мой взгляд на жизнь. Я понял, что все предыдущие годы меня кто-то жестоко наёбывал. Частично этим «кто-то», был я сам…
В день отъезда на промозглую Родину меня обуяла дикая ностальгическая хандра.
ХАНДРА ПО УВИДЕННОЙ МНОЙ ЗАГРАНИЦЕ, КОНЕЧНО!!!
Отнюдь не по дряни с кокошниками, балалайками и берёзами в обнимку…
Дабы сбить её утренний лом, и истратить никчёмные уже египетские фунты, я засел в уличном кафе. Пиццу «маргарита» с ледяной банкой фанты вынес официант-улыбака. Ожидая, пока пышущий жаром кругляш охладится, я глядел на бегущий до самого синего моря Променад. Скрипели на ветру пальмы. Солнце набирало обороты. Ставший за неделю родным, полисмен в бледной униформе охранял банкомат: взимая бакшиш в «адын долляр», он помогал турикам снять налик тыкая в арабскую вязь на экране. Повар отельного ресторана в метровом колпаке, с дребезгом, катил по брусчатке телегу с горой посуды. В тени раскалённых авто лежал рыжий пёс и сонно следил за поступью кулинара бросив к земле алый язык.
Чёрт! Похоже меня действительно отравили, в этом Египте… И яд уже точно со мной навсегда… и он покруче «Полония 210»2… Теперь у меня одна «хотелка-желание» по жизни – БЕСКОНЕЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ! Всё остальное – по боку! Пока ноги мои не отвалятся! Отныне, клянусь, я всегда хочу быть в дороге, открывать новые города и страны, знакомиться со странными (и не очень) персонажами, попутчиками, бродягами! Ехать автостопом-поездом–самолётом-кораблём и гужевым транспортом куда глаза глядят. Нестись во весь опор до самой смерти! Кажется, в психиатрии этот синдром называют «дромомания». Плевать, я буду называть тебя, моя любовь, «Дорожной Лихорадкой»! И никаких больше «пакетных» туров! Никаких пит-стопов! Только рюкзак за плечами! Только хардкор!!!
Такой фарш из мыслей, образов и флэшбэков крутится у меня в башке, когда мы с Бадуа грузим наши рюкзаки в автобус-шаттл курсирующий между Аэропортом им. Индиры Ганди и городской агломерацией Нью-Дели. Бадуа тут же сцепляется языком с соплеменником-сикхом из пассажиров. Этот сикх уже каноничный: с таким же как у Бадуа, браслетом; ярко-красной, в полметра, чалмой; кинжалом на поясе и окладистой, жгуче-чёрной бородищей. Про трусы узнавать не с руки…
Я поскорей прыгаю к окну, чтобы обозреть бегущие за окном столичные предместья. С тех пор как меня поразила «ДЛ» минули годы. Мне под 40. Яд по-прежнему в крови и заставляет бешено прыгать сердечную мышцу. Никаких пит-стопов! До самой смерти…
Как я и поклялся себе, за спиной у меня тысячи километров дорог, морских путей, исхоженных троп и психов–попутчиков всех мастей. А так же: высоченные пики и тропы Непала; лесные храмы Камбоджи; скребущие небо небоскрёбы Малайзии; алчные бордели Таиланда; белые, как альбиносы, пляжи Вьетнама; влажные джунгли Индонезии, шумные Турецкие базары и т. д. И вот, наконец, ВОЛШЕБНАЯ ИНДИЯ! ЧЁРТ ПОБЕРИ! МНЕ УЖЕ ОНА НРАВИТСЯ!!!
Что в Индии поражает наповал, так это ровный асфальт почти в любом захолустье. Урча мотором наш слегка побитый жизнью несётся и несёт нас во весь опор к новым приключениям. Перед решетчатой мордой его расступаются крытые бурой пылью деревья похожие на платаны3. По обочинам отворяют ставни и жалюзи лавок сонные, лениво ворчащие промеж себя, торгаши. Криво и нехотя потягиваются полицейские в бежевой форме с бамбуковыми палками на поясе и автоматами в руках. Сквозь утренний коктейль тумана и городского смога сочится струями, еще не жаркое, солнце – являет взгляду приезжих нутро индийской столицы. Роскошные административные здания и дворцы викторианской эпохи чередуются с ветхими лачугами нищих, разбивших биваки прямо на тротуарах и в парках. Кто-то просто спит под небом завернутый в грязные свёртки тряпья, похожие на кожистые крылья летучих мышей-вампиров. Одетые с иголочки клерки в белых рубашках и отутюженных брюках спешат на службу. Переступают через вытянутые по земле фигуры. Служащие жмут к уху мобильные телефоны и несут термосы из нержавейки с домашним харчем. В распахнутую форточку задиристо молотит ветер мешаясь с бензиновой гарью, ароматами имбиря, дымящихся углей и лепешек чапати. Запахи кружатся вихрями от придорожных чай-шопов…
– Сэр, как мне отыскать кассу для иностранцев? – спрашиваю я медбрата в коротком халате, сидящего в стеклянном пузыре вокзального медпункта. Дядька, с ногой на ногу, читает пестрый таблоид, оседлав инвалидное кресло-каталку. Поминутно он смахивает пот со лба висящим на плече захватанным полотенцем.
Вот уже битый час я бегаю вдоль и поперек многочисленных ж/д платформ вокзала «Нью-Дели Рэйлвэй Стэйшен» в поисках этой кассы. С Бадуа мы расстались на подступах к вокзалу. Его и земляка-сикха перехватили какие-то орущие, что твои гагары, помогайки, и усадили на автобус до Амритсара – столицы штата Пенджаб. Мы на последок обнимаемся и обмениваемся адресами имейлов.
Железобетонными венами платформы разбегаются от раскаленного сердца вокзала во все концы бывшей британской колонии. Империя испарилась, а привычки перенятые у жителей Туманного Альбиона остались. По крайней мере, в крупных городах. Учтивые «мистер» или «сэр», например. Когда тебя окликают таким манером, то сразу хочется втянуть пивной живот, нацепить маску джентльмена голубых кровей и, отставив мизинец с перстнем-бриллиантом, вдыхать клубы дорогой сигары. Однозначно, в России не хватает нормального слова-обращения друг к другу. Большевики выжгли за 70 лет каленым железом старорежимные «сударь» и «господин», а пришедшие на их место кремлевские «эффективные» менеджеры, пропитали ядом сарказма доброе русское слово «товарищ». Глядя подобострастно на элиту, подопытное население следует повадкам свиноты.
– По лестнице на второй этаж поднимитесь. Сразу за буфетом, – отвечает мужик, показывая на крашенную голубой краской лестницу, и качая головой, словно встряхивая там лежалую от временимасалу5. – В буфете, кстати, разумные цены и вкусный чай. Зайдите – не пожалеете, сэр!
«Черт, я 1000 раз пробегал мимо, а так и не засек табличку с красной указующей стрелой – Foreigner ticket office6. Вот же она – на виду!».
– Спасибо, сэр, непременно загляну. Как с билетом до Хайдарабада порешаю…
– Отлично! – Мужик выставляет большой палец перед грудью и фонтанирует белой улыбкой с парой железных фикс по краям.
Я салютую медбрату пятерней и, задирая голени как пеликан, пробираюсь меж стоящих столбом, сидящих на тюках со скарбом, лежащих вповалку на мраморном полу индусов, к вожделенной лестнице.
Три здоровенных вентилятора под потолком циркулируют густой, как гималайский мед, воздух.
Слава всем богам индийского пантеона! – вокзал окружен с трех сторон анфиладой из балконов, а четвертой выходит на улицу, к перекрестку улиц Мэйн Базар (индусы зовут ее Пахаргандж) и Челмсворд Роуд. Иначе бы всех от мала до велика хватил в этой душегубке удар.
Сверху зал похож на гигантскую коробку леденцов «M&Ms», засунутую в микроволновку. Или лоскутный коврик – такие лежат в жилищах бабок по всему экс-СССР. А всё из-за разности пассажиров. Вот семейная пара, классический комплект. Такой есть в любой точке мира: худой мужик, в футболке с Микки Маусом и джинсах с дырой на коленке, – машет бамбуковым веером. Его жиробаска-супруга – наоборот – назло глобалистам, обрядилась в кокон сари7из синтетики и изумрудные шальвары. Мадам ни капли не вспотела. А вот кружок из сидящих на мраморе босоногих садху8– индийских полусвятых-полунищих. Каждый второй с разухабистой причёской из дредов на затылке. Каждый первый удолбан гашишем. Он заменяет здешним бомжам водку. Но, в отличие от агрессивного алкоголя, пахучая конопляная паста действует на бродяг седативно. Поцики эти, в массе, миролюбивы. Остальной облик бродяг вершат: рудракша (бусы из ореха дерева элеокарпус9) на шее, бисерные феньки на запястьях, да неизменный посох с цинковым ведёрком для подаяний в морщинистой руке. Все одеты в ярко-оранжевые хламиды до пят. Если слегка прикрыть веки, то через ресницы почудится, будто горят лепестки пламени в ворохе палой листвы.
Отдельной кучкой степенные уроженцы то ли штата Кашмир, то ли (пребывающего в состоянии полу-тухлой войны с Индией с 1947-го года) Пакистана. От прочих северяне отличны белоснежными балахонами, опять же белыми, мусульманскими фесками и рыжими, от покраса хной, бородами.
Индусы – в массе – простоволосы, безбороды и по-гусарски усаты. Да и одеты на манер европейцев.
Покончив в кассе билетно-денежную волокиту (мой экспресс до Хайдарабада через 5 часов, снимать комнату не вариант), я сдаю в багаж рюкзак и двигаюсь к Мэйн Базару – срочно нужна местная сим-карта.
– Сэр! Постойте! Подождите! – окликает меня уже знакомый голос. – Вы из какой страны?
– Эээ… Россия, а что? – оборачиваюсь я к давешнему медбрату, который мчит ко мне, раздирая людской кишмиш.
– Как удачно! Помогите. На вокзале третий месяц живёт один русский парень. Похоже, он сошёл с ума. По-английски не говорит, денег нет. Мы – Служба Спасения – кормим его. Может, вам удастся растормошить соотечественника, и он скажет адрес или телефон родственников? Пусть заберут беднягу.
– О! Давайте глянем на персонажа. – Заинтригованный, я делаю репортёрскую «стойку». «РУССКИЙ МУЖИК ОКОЛДОВАН ЧЁРНОЙ МАГИЕЙ В ДЕЛИ!» – тут же мысленно набрасываю я кликбейт10. В реальности, что для индуса «русский», на поверку, может быть венгром, поляком, или сбрендившим на солнцепёке японцем. Способность их различать иностранцев, как у нас азиатские лица…
Медбрат, маня рукой, сопровождает меня на другой конец зала. Тут, на отдельном пятачке, обитали, видимо, самые сливки социальной клоаки. Медбрат указывает на лежащую возле колонны сгорбленную фигуру. На фигуре затрапезная футболка и бурые штаны, из-под которых торчат босые пятки: черней, чем сфинктер африканца. Над футболкой угадывается русая голова с обгорелой от солнца залысиной и, того же оттенка, борода.
Похоже, и правда европеец прикорнул…
– Привет, братан, как сам? – трогаю я за плечо лежащее туловище. Тело лениво оживает, как зомби от молитвы экзорциста, и садится облокотившись ладонями об пол.
– Привет… – на рефлексе выскакивает по-русски из всклокоченной бороды. Под спутанной чёлкой на меня взирают серые глаза мужика лет под сорок. Мужик славянского типажа. Готовый было заговорить, но, чего-то вдруг спохватившись, чувак поджимает губы, скрещивает руки на груди и начинает пялиться в потолок. Его дико заинтересовали лопасти крутящихся в вышине вентиляторов. Дядька становится похож на ребёнка, у которого отняли погремушку, а в отместку он решает набрать в рот воды.
«Странно… – думаю я. – Диалог не задался. Дипломат из меня ни к чёрту…»
Дальнейшие попытки разговорить бедолагу ни к чему не ведут. Бомж нем как рыба об лёд. Кто его знает?! Может чувак соблюдает обет молчания, как монах иезуит, или его местный аналог, випасану. Пополам с аскезой. А мы ему в душу лезем. Мало что ли чудаков, которые в Индии поддаются религиозной истерии и придумывают себе задачки: кто на одной ноге стоять, кто в позе лотоса сутками мантры мычать, кто пипиську себе кинжалом резать. Небось, сидит и думает он сейчас: «Вот же пристали, бесы! Не дают карму исполнить! Паскуды безбожные!..»
Не надумав ничего лучше, я достаю видеокамеру и записываю селфи-обращение к вероятным родственникам мнимого немого. Мол, на делийском вокзале живёт бич11из России – кто узнал брата-мужа-свата, свяжитесь со мной. Пока делаю запись, мужик периодически бросает из-за плеча хитрые взгляды. Его явно подмывает что-то ляпнуть, но он терпит как партизан в подвалах гестапо. Как только у меня нарисуется стабильный Интернет, я обязательно выложу запись в соцсети. Авось, кто и спохватится болезного! Долг кармы перед сородичем, я решаю дополнить купленной в буфете пустотелой лепёшкой пури38 и бутылкой минералки. Оставляю их у заскорузлых ступней. Молчун не перечит…
– Ну как он? Заговорил? – стопит меня сердобольный медбрат, когда я покидаю базовый лагерь деклассированного элемента.
– Неа, молчит собака сутулая…
– Вы хороший человек, я видел, как вы дали ему пищу. – Уважительно складывает медработник руки «лодочкой» перед грудью. – Так бывает, сэр. Индия не всех принимает. Удачи вам! Намастэ12!
– И вам! До скорого! – улыбаюсь я человеку в белом халате.
«А может, всё наоборот, она как раз ПРИНЯЛА его таким, каков есть? В отличие от далёкой северной Родины. Может он нашёл счастье именно здесь, среди отбросов общества и калек? Кто знает?..» – думаю я переступая границу тени и ослепительного света, отделяющую вокзал от вечного карнавала индийских улиц. Ну что ж, Матушка-Индия! Лови очередного бродягу в свои золотые объятья! Примешь ли ты меня?
Поживём – увидим…
В следующем эпизоде:
Лысый и его стафф – Хайдарабад – «Обитель Льва» – Касты киноиндустрии – Афганец в алых шортах
ЭПИЗОД 3. ХАЙДАРА