Человек слова

Член Интернационального Союза писателей, Союза писателей Армении, Союза армянских писателей Америки, Союза культурных деятелей Армении, литературного клуба «Творчество и потенциал», литературно-культурного клуба «Тир», почётный член СПР Московской области.

Имеет множество творческих наград, среди которых:

 медаль «Пушкин: 200 лет»;

 медаль «Творчество и потенциал» им. К. И. Чуковского (2022);

 медаль «350 лет со дня рождения Петра Первого» (РТСРК, Москва, 2023);

 медаль «За заслуги в культуре и искусстве» (СПР Московской области, 2023);

 золотая медаль «Месроп Маштоц» (Всемирная ассоциация исполнительских искусств, Армения, Ереван, 2023);

 орден Дружбы (ИСП, Москва, 2024).

 Лауреат премии «Ева» в номинации «Ева. Мастер» (изд-во «Четыре», Санкт Петербург, 2025).

Случилось счастье…

Весенний вальс

И пальцы твои с нежностью греховной

Свидетелем была рожденья света

Моей маме

В маминой душе

Малыш и бабочка

Ковёр

Вернусь

Родина

Литературный псевдоним Анатолия Петровича Пичугина.

Родился 22 октября 1943 года в г. Уссурийске Приморского края. Окончил Дальневосточный политехнический институт им. В. В. Куйбышева. С 1978 года – заведующий кафедрой, проректор, декан факультета, главный научный сотрудник Новосибирского государственного аграрного университета; доктор технических наук, профессор. Писательской деятельностью занимается более 35 лет. Написал и издал семь сборников рассказов, роман и повесть и более тридцати сборников стихов и поэм.

Заслуженный работник высшей школы РФ, член Союза журналистов Российской Федерации и Интернационального Союза писателей. Обладатель Лондонской литературной премии и звания «Лучший писатель» 2015–2019 гг. В 2024 году удостоен знака «Золотое перо русской литературы».

О лицемерной западной демократии

Родилась в 2000 году. Окончила НГСХА по специальности «агрономия» и МСХА им. К. А. Тимирязева по специальности «садоводство», направление «ускоренные технологии селекции растений».

В настоящее время учится в аспирантуре. Работает научным сотрудником в лабораториях ФНЦ «ВИК им. В. Р. Вильямса».

Издавала рассказы в сборниках КИФ-3 «Неизведанное рядом», КИФ-6 «Современная война». Принимала участие в конкурсе имморт-фантастики «Гимн омоложению», в международном молодёжном конкурсе научных и научно-фантастических работ «Горизонт 2100». Участник четырёх коллективных сборников издательства «Четыре».

А вокруг тишина

Ты меня искал

Зачарованный лес

Шумит наша жизнь суетная мирская

Родился в 1985 году на острове Сахалин.

В юношеском возрасте увлёкся поэзией.

Писал тексты и музыку для лирических композиций.

Особое внимание в творчестве уделяет малоизвестным историческим фактам, которые пытается осветить в своих стихах и донести до читателя в более художественной манере.

В настоящее время является сотрудником астраханской Росгвардии.

Личность!

Родился в 1942 году в Грузии, в Кутаиси, получил среднетехническое и высшее педагогическое образование. Окончив исторический факультет МГПИ им. В. И. Ленина (ныне МПГУ), преподавал и затем перешёл в СМИ, увлёкся литературой. Начал публиковаться в 2018 году, печатается в коллективных сборниках, вышедших в Москве, Санкт-Петербурге, Костроме и других городах, награждён литературными дипломами. Альфред Николаевич – член Союза журналистов России и Интернационального Союза писателей России. Проживает в городе Хотьково Московской области.

Культурная игра

Пародия

Если вы меня ненароком спросите, где и когда произошло событие, о котором я собираюсь вам поведать, то не сразу отвечу по одной банальной причине, именуемой у неучей чем-то вроде амнезии. Однако, если напрячься, то, во-первых, на ум приходит такое мало о чём говорящее слово «Ливадия», хотя не уверен, потому что это понятие у меня фигурирует в другом повествовании, где главную героиню, убийцу врага её родителей, зовут Олимпиада, то есть дамочка севастопольских кровей. В данном же случае на первое место у меня выходит гражданин мужского пола родом из Свияжска. Это я точно помню, хотя могу перепутать с каким-нибудь другим наименованием, например, Саранск или Семипалатинск. Хочу успокоить себя и заодно читателя в том, что не имеет значения, откуда родом мой несчастный герой. Принципиальное значение имеет то обстоятельство, что он прибыл куда-то под названием «Ливадия».

Теперь самое время вспомнить, когда это случилось. Во-первых, это было точно до запрета азартных игр в Москве и вообще в крупных городах, а также в курортных и других населённых, с массовым скоплением народа, пунктах. Значит, это было в Ливадии, когда не запрещалось играть в такие игры. Читатель справедливо спросит, мол, при чём здесь азартные игры, на что ответить я пока не готов. Мне бы сейчас вспомнить, когда произошло событие, о котором я собираюсь поведать. Предельный срок я установил, остаётся определить начальный срок случившегося события. Определённо оно состоялось после международной ливадийской конференции в феврале 1945 г. с участием господина Рузвельта, господина Черчилля и товарища Сталина. Почему я это так точно запомнил? Нетрудно понять: мой герой прибыл в Ливадию, чтобы по горячей путёвке провести в бывшем Воронцовском дворце, то бишь в санатории для сотрудников КГБ, не двадцать четыре дня, как положено согласно записи в путёвке, а двадцать один день, опять же по той причине, что путёвка была «горячая». Путёвка была оформлена на двух языках, украинском и русском. Что это значит? Это значит, что событие произошло после 1954 года, поскольку Ливадию передали во владение киевских властей, и до 1991 г. Почему я так думаю? Неужели не понятно? В тот год объявили о прекращении существовании Союза ССР. Какая-то нестыковка: азартные игры запретили по истечении миллениума, а событие произошло ещё до сговора в Беловежской пуще осенью девяносто первого. Как же быть? Кто что ни говори, остаётся признать, что описываемое событие, связанное с прибытием моего героя в Ливадию, не могло произойти прежде 1954 года и позднее 1991 года. Слишком большой разброс во времени, никто не поверит. Будем уплотнять время события. Мысленно я хлопнул себя по лбу и воскликнул, радостно потирая руки: «Башка, ведь мой герой прибыл в Ливадию для прохождения санаторно-курортного лечения в учреждении, предназначенном для сотрудников КГБ, а не МГБ или ОГПУ. Это значит, что моё событие имело место после 1956 года, а именно по окончании работы ХХ съезда КПСС, на котором лидер большевиков товарищ Хрущёв Н. С. подверг резкой критике методы руководства своего предшественника и учителя товарища Сталина». Мой герой хорошо помнит, что до этого несчастья он был сотрудником МГБ, теперь же именуется сотрудником КГБ, хотя на пенсии и, так сказать, «реабилитированный». Почему «реабилитирован», ведь служил партии и государству верой и правдой и вдруг оказался в местах весьма отдалённых? Как-то странно даже выглядит словосочетание «реабилитированный сотрудник МГБ». Хорошо бы покопаться в его биографии, пока он сам оформляется в приёмном покое ливадийского санатория для сотрудников КГБ и их семей.

Будучи командиром отряда Смерш в звании капитана, мой герой был отозван в Москву в центральный аппарат МГБ с повышением в звании до майора. Здесь он приступил к службе с ещё бóльшим рвением и усердием в поисках и разоблачении врагов народа, мешающих строительству нового общества и претворению в жизнь объявленного вождём и учителем мирового пролетриата коренного поворота. Но вот незадача, в самый разгул борьбы с враждебным космополитизмом моего карьериста вдруг отправили за решётку на пять лет, чтобы немного подостыл и одумался. Как ему объяснили на суде, за грубое нарушение социалистической законности и прав личности. Так ничего не понявшим, его отправили в казахстанский Семипалатинск. Там он был поставлен охранником закрытого объекта, где вскоре рождались дети с шестью пальцами, тремя руками и вообще с неизвестными дотоле лейкозами, лейкемиями, лимфатическими воспалениями. Попав под амнистию, поселился в родном Свияжске, там же в год сорокалетия октябрьского переворота большевиков получил реабилитацию и в награду – «горячую», то есть просроченную путёвку.

– Как ваша фамилия, гражданин? – спросила его сотрудница санатория.

– У вас мой паспорт, посмотрите, там написано.

– Гражданин, я должна знать, что это ваш паспорт. Назовите свою фамилию.

Приезжий уловил подозрительное движение руки сотрудницы, и тут же в волшебном покое появилась крупная фигура дежурного охранника.

– Иван Сергеевич, этот гражданин предъявил паспорт, но назвать свою фамилию отказывается. Поговорите с ним.

Охранник обратился к моему герою с тем же вопросом:

– Гражданин, как ваша фамилия?

Приезжий возмущённо воскликнул:

– Я не понимаю, в паспорте всё написано, прочтите, или вы оба безграмотные?

– Гражданин, – грубо оборвал его охранник, – не советую грубить сотрудникам при должности. Вы назовёте свою фамилию, или вызвать наряд милиции, там быстро установят вашу личность.

– Венера Наумовна, вызывай наряд, пусть потрясут его как следует, в отделении всё скажет, кто он и откуда.

– Не надо милицию, зачем милицию, не помню я. Если вы напомните, я назову свою фамилию. Хотя бы намекните, чтобы я вспомнил. Я помню, что прибыл сюда из Свияжска, но фамилию совсем не помню, но помню, что это какая-то культурная игра.

– Вспоминайте. Вспомните, тогда оформим вас.

В это время в приёмный покой вошла парочка с чемоданами, сумочками, пакетами. Наш герой обратился с мужчине с необычной просьбой:

– Извините, пожалуйста, вы не поможете мне сейчас в одном деликатном деле?

– Пожалуйста, я вас слушаю.

– Видите ли, я не помню своей фамилии, а они требуют, чтобы я назвал себя.

– А паспорт есть у вас? Там написано, прочтите. Вы читать можете? – отвечал гражданин вопросом на обращение незнакомца.

– Читать я умею, но проблема в том, что паспорт у них в руках, но они меня проверяют. Если я им не назову своей фамилии по паспорту, они отправят меня в милицейский участок.

– Так назовите свою фамилию, и нет проблем. Чем же я вам могу быть полезен?

– Проблема в том, что я не могу вспомнить собственную фамилию, но если вы мне подскажете, то я смогу вспомнить и назову. Меня тогда оформят в санаторий.

– Как я могу вам подсказать, если я не видел вашего паспорта?

– А вы попросите.

– Смеётесь, кто же мне даст?

– Может быть, вам поможет название культурной игры? Я помню, что моя фамилия напоминает какую-то культурную игру. Если вы назовёте её, то я смогу вспомнить свою фамилию. Какую вы знаете культурную игру?

– Оригинально, – удивился гражданин необычной просьбе. Он наморщил лоб и стал что-то шептать себе в усы. Немного поразмыслив, он произнёс:

– Футбол подойдёт?

Незадачливый герой переспросил:

– Простите, я что-то упустил. При ком его стали считать культурной игрой, при Калигуле, Ганнибале или Цицероне?

– При Чингачгуке.

– Я такого не знаю. Он кто, сенатор, император, папа римский или военачальник?

– Вождь американских индейцев.

– Я сотрудник компетентных органов и не позволю никому со мной разговаривать в таком тоне.

– А сами своей фамилии не знаете.

– Ты знаешь ли, что с тобой сделаю.

С этими словами он бросился на гражданина, схватил его за шею, но был отброшен сильным ударом охранника.

В отделении милиции от него потребовали назвать фамилию и предъявить паспорт.

– Я сотрудник МГБ и прошу со мной разговаривать уважительно. Паспорт остался в приёмном покое санатория для сотрудников КГБ. Фамилию я не могу назвать по причине отсутствия памяти. Могу только сказать, что она напоминает культурную игру.

Начальник отделения спросил:

– Какую культурную игру, шах-бокс?

– Я такую не знаю, шахматы знаю, я кандидат в мастера по шахматам, но шах-бокс не знаю. Бокс я знаю, имел первый разряд по боксу, но не знал, что это культурный спорт, он разбивает нос и оставляет синяки под глазом. Когда его записали в культурный список? – удивился мой сотрудник KGB.

Теперь удивился капитан милиции:

– А с каких пор ваши шахматы стали культурной игрой, если шахматисты по туалетам прячутся во время игры? На каком основании вы называетесь сотрудником KGB?

– На основании штатного расписания. Я вас разочарую, я сотрудник не KGB, а МГБ.

– Врёшь ты всё, лапшу на уши вешаешь. Посиди в тёмной комнате со свинцовыми стенами, а мы пока твою личность устанавливать будем.

– Вы не смеете так грубо со мной вести себя, имейте уважение.

Мой герой снова не выдержал и бросился на нечестивца, но его быстро скрутили и увели.

Не прошло и часа, как перед начальником отделения милиции в Ливадии лежал весь послужной список нашего героя с указанием всех паспортных его данных. Личность задержанного была установлена, но отпускать его не было никакого желания, поскольку опасались последствий непредсказуемого поведения сотрудника органов в отставке. Капитан милиции с удивлением смотрел в паспорт задержанного и не мог понять, какое отношение его фамилия имеет к культурной игре. Он стал вспоминать все известные ему игры от домино и городков до преферанса и русской лапты, но ничего похожего на фамилию не вспоминалось. Оставалось прибегнуть к испытанному средству, оно быстро приведёт мысли в порядок, но это крайний способ, к нему дозволено прибегнуть не раньше окончания рабочего дня и дежурства по отделению. Поскольку до окончания рабочего дня оставалось около трёх часов, он пригласил к себе в кабинет заместителей. Никто из них тоже не мог ничего подобного назвать, перечисляя самые экзотические, например, каратэ, го, пауэрлифтинг, регби. Казалось, всё было названо, не забыты были теннис, пинг-понг, хоккей, баскетбол, волейбол, самбо, грузинская чидаоба. Начальник отправил подчинённых искать новые варианты культурной игры.

Тем врёменем он сам спустился в дежурную часть, где в застенках свинцового куба, называемого «тёмной комнатой», содержался наш герой. Капитан Боулингов намеревался допросить задержанного с пристрастием. Спускаясь со второго этажа по лестнице, он вдруг сообразил, что у него самого фамилия напоминает буржуазную игру, ту, что в советских парках культуры и отдыха называется «кегельбан». Начальник милиции, открывая дверь в дежурную часть, возгордился собственным интеллектом.

– Буду здесь допрашивать коллегу из KGB, – сообщил он младшему лейтенанту Городошникову, дежурившему у телефона. Затем он вошёл внутрь куба и вытащил из него нашего героя за шиворот, посадил на скамью рядом с собой и приступил к делу.

– Фамилия?

– Не помню.

– Какой сегодня день недели?

– Пятница.

– Имя?

– Герман.

– Отчество?

– Ильич.

– Фамилия?

– Не помню.

– Какое сегодня число?

– 19 августа 1957 года.

– Фамилия?

– Моя?

– Твоя.

– Не помню.

– Назови культурную игру.

– Кегли.

– Какую ещё знаешь игру?

– Не помню.

Не выдержал капитан, снова взял за шиворот задержанного, затолкал его в куб и без свидетелей надавал ему увесистых тумаков, после чего вытащил на свет.

– Фамилия?

– Не помню.

– Как играть в кегли?

– Разбивают кегли в ряду при помощи шара.

– В какой еще игре используют шары?

– Не помню.

– Где работаешь?

– В отставке.

– Где служил?

– МГБ.

– Врёшь, нет такой службы.

– Сам врёшь, вчера была.

– Вчера была, сегодня нету.

– МГБ нету, значит, социализма тоже не будет.

– Не лепи антисоветчину. Фамилия?

– Не помню, а социализма всё равно не будет.

– В каком звании вышел в отставку?

– Майор.

– Какой праздник будем праздновать седьмого ноября в этом году?

– Сорок лет Великой Октябрьской социалистической революции.

– Значит, социализм есть?

– Сегодня есть, завтра не будет.

– Что такое кий?

– Не помню. Я знаю Киев, я знаю кит, я знаю закидон. Я помню, на фронте мной командовал полковник, так себя он называл Кий.

– Как ты себя называл на фронте?

– Карамболь.

– Карамболь. Шары. Кий. Фамилия?

– Не помню.

– Почему пропадёт социализм?

– Придёт плохой дядя и скажет: «Социализму баста!» Народ поверит и обрадуется.

– Снова нужен МГБ?

– Без Сталина нет МГБ.

– Сталин лежит в мавзолее рядом с Лениным.

– Сегодня нет, завтра будет.

– Будет Сталин, будет и социализм?

– Сталин будет, социализма не будет.

В этот критический момент у дежурного нетерпеливо и требовательно зазвонил телефон. Городошников поднял трубку и тут же услышал на другом конце провода грубый и сердитый голос с оглушающими децибелами:

– Где ваш начальник, почему его нет на месте?

Дежурный передал трубку капитану Боулингову:

– Вас.

Начальник отделения взял трубку и тоже услышал командирские интонации:

– Полковник Кегельбачич. Почему вы держите у себя нашего сотрудника майора Бильярдиста? Немедленно освободить, доставить в санаторий для сотрудников KGB и их семей, не забудьте извиниться за произвол ваших оперативников. Исполнение доложить своему руководству.

– Разрешите доложить.

– Ничего слушать не хочу. Докладывать будушь начальнику управления по городу Ялта полковнику Кегельбанцу. Исполняйте.

Послышались частые гудки.

Капитан Боулингов положил трубку на рычаг и произнёс загадочно, глядя в глаза задержанного:

– Товарищ майор KGB в отставке!

Бильярдист поднялся на ноги, чтобы выслушать продолжение.

– Пожалуйста, извините сотрудников нашего отделения милиции за допущенное недоразумение. Я проведу расследование, и виновные в этом будут наказаны. Вас сейчас доставят в санаторий.

Через полчаса Бильярдист снова вошёл в приёмный покой санатория. На этот раз его приняли радушно, как старого знакомого, и не требовали называть своей фамилии.

За три дня до отъезда в Свияжск Бильярдист узнал, что произошло после того, как оперативники увезли его в отделение.

Главврач санатория, полковник медицинской службы, узнав о незаконном задержании сотрудника органов в отставке, немедля позвонил начальнику Главного управления KGB по Республике Крым и городу Севастополю генералу Сержанову и доложил о самоуправстве местных сотрудников УВД. История с культурной игрой окончилась полной заменой руководства в Ливадийском отделении милиции.

Родился в 1953 году. Проживает в Беларуси. Член Союза писателей Беларуси. Лауреат конкурса «Золотое Перо Руси», лауреат и дипломант ряда международных конкурсов, победитель всероссийского конкурса «Герои Великой Победы».

Награждён медалью имени Адама Мицкевича, медалью Московской литературной премии, медалью имени Владимира Набокова.

Издан сборник стихов и четыре сборника рассказов. Публиковался в журналах России и Беларуси.

Как краевед, Вениамин Николаевич изучает прошлое Полесья: создал два музея, разработал ряд экскурсий, построил часовню в память безвинно убиенных жителей четырёх деревень Полесья.

Награждён Православной медалью и медалью «За личный вклад в сохранение памятников военной истории».

Межа

Я не считаю себя сельским жителем, но десять лет жизни в деревне Полесья наложили отпечаток на мой характер. Например, на дачников, которые появляются в деревне, я смотрю другими глазами, хотя сам родился в городе и прожил там бóльшую часть жизни. Но неожиданная связь с землёй изменила что-то во мне. Словно стал принадлежать какой-то новой касте людей – не горожанин, но и селянином меня не назовёшь. Что-то между ними. Хорошо это или плохо – не знаю. Но я легко понимаю горожан и, по-моему, уже разбираюсь в привычках сельских жителей. А понял это, когда познакомился с новым дачником из Минска. Сначала увидел в нём себя прежнего, когда сам жил в столице, а ещё почувствовал, насколько я далёк от города. Потом, большая семья дачника – супруга, трое деток – помогла осознать ещё одну дальность – непреодолимое расстояние от своей семьи. И чем больше отдаляюсь от своего прошлого, тем сильнее сближаюсь с прошлым этой земли. Стоит увидеть камышовую крышу на окраине деревни, как тут же представляю старую хату, скрипучую дверь с клямкой, а за дверью – крестьянский быт во всём многообразии глиняной посуды, самотканых рушников, деревянных скамеек и пузатых расписных сундуков… Странные ощущения переживаю в деревне: своя жизнь отдаляется, а чужой мир приближается и становится родным. Кажется, я врастаю в эту землю. Как будто раньше жил в какой-то скорлупе и перекатывался по земле как придётся – земли не чувствовал. А здесь, в Полесье, пятками ощущаю мягкость и тепло земли, точно вылупился и каждой клеточкой почувствовал тёплую грудь матери-земли, её заботливые руки. Особенно сейчас, когда руки родной мамы уже остыли и покоятся на ближнем погосте.

А что же заставило минчан купить здесь дом? Триста километров от Минска – во всех отношениях далековато для дачи. А деревенским людям и вовсе непонятен их выбор: ведь, ясное дело, – могли бы и поближе к столице купить дом, по виду – не бедные. И деревенских можно понять. Большинство их детей и внуков живут намного ближе к деревне, но приезжают к ним всё реже и реже. А оправдываются не чем иным, как дальней дорогой. Старики соглашаются. Да и как им судить своих детей? «Ну а дачники просто с жиру бесятся…» – пришли к единому мнению селяне.

Мне же показалось, что это не каприз богатых людей. Не всякий готов терпеть комаров почти всё лето. Потом, минчане въехали в дом с каким-то уважением ко всему старому, что также было непонятно селянам. Зато мой интерес к ним удваивался. А тут и случай подвернулся поговорить – яблони и груши в их саду были просто усыпаны цветами! Даже старожилы не могли припомнить такого бурного цветения. Что уж говорить о дачниках, для которых цветение – это лучший подарок! Как люди, пропитанные культурой города, они особенно живо чувствуют радость при встрече с природой, и под это настроение дачники поведали мне историю старой изогнутой груши на меже, которая досталась им вместе с домом.

История началась с того, что груша проросла на меже таким образом, что корень на одном земельном участке, а ствол и крона – на другом. И вряд ли на это обратили бы особое внимание, если бы плоды на ней были несъедобные, а тут – самые сладкие в деревне. И чем больше был урожай с груши, тем сильнее возникал спор из-за них. Хозяин земли, где рос корень, считал грушу своей, с чем категорически не соглашался сосед, на участок которого падали плоды. Каждый из них считал себя единственным владельцем спелых груш и в этом убеждал свою семью. И в этот спор были втянуты оба семейства от мала до велика. Да и спором нельзя было это назвать, оба семейства откровенно враждовали из-за груши. Однажды владелец корня до того обозлился, что вылил кислоту на грушу. А груша не только выжила, но и продолжала плодоносить. До самой смерти ругались хозяева из-за груши. Затем их дети враждовали, пока не разъехались по городам.

Проходили годы, люди мало-помалу уезжали в город. Они увозили своё добро, забивали досками окна изб и навсегда уезжали на поиски нового счастья. А груша безмолвно стояла на меже – равнодушная и безучастная не только к своей судьбе, но и к судьбе деревни. Она уже знала, что выгон в деревне зарос высокой сорной травой, что глухая крапива поднялась у порогов, что полынь серебрится на полураскрытых крышах.

История груши показалась мне очень интересной, и я напросился посмотреть на неё вблизи. Долго топтался под грушей, чтобы лучше разглядеть искривлённый ствол, потрогать морщины старого дерева. И пока был под грушей, на мои плечи упало с десяток лепестков, отчего почудилось, что в этих лепестках воздушные поцелуи старой груши, и она хочет сказать мне больше, чем увидел с первого взгляда. Тогда я задумался о её судьбе, удивительной судьбе! В войну всю деревню сожгли, а груша уцелела, кислотой поливали – не высохла и даже пережила всех своих хозяев. Сейчас в деревне на каждом пустыре растут груши, немало их и вокруг заброшенных домов, но все они стали дичками и радуют только кабанов. Умирает деревня. Даже там, где во дворах ещё теплится жизнь, уже не услышать звона косы по утрам, а вместо тяжёлых вздохов коня на пашне – вздохи стариков в огороде. Хорошо, что у старой груши на меже появился покровитель в лице дачника. Но хватит ли его сезонной любви, чтобы плоды на груше стали сладкими? А пока на старых грушах в деревне ночуют только грачи да вороны, которые немало видели перемен на этом свете. Вырубленные леса, обезлюдевшие старинные поселения, города – шумные скопления людей, где большинство живёт на чужбине, в то время как все отчизны заброшены. У всех есть родина. Даже крошечная птичка помнит родное гнездо, и куда бы она ни залетала на время холодов, к весне всегда возвращается на родину, порой ценой жизни – и всё же по направлению к дому. А ведь летит без карт, без указателей, только по зову сердца! А человек, имея самые подробные карты, указатели на всех дорогах, так часто сбивается с пути к родному дому, что невольно подумаешь – а хотел ли он вернуться домой? Плачьте, добрые люди, о родине, кто потерял её. И чем помянуть, чем вспомнить нам родину, если отчий дом покосился и сгнил в заброшенной деревне?

Родина – понятие не только физическое, но и духовное. Оно олицетворяет рубеж… или межу, разделяющую повседневную жизнь с её обычными заботами от иного мира, неведомого и далёкого. Мы, горожане и странники, как я, фактически утратили эту родину – она стала для нас невидимой и оттого несуществующей. Только в случайных видениях и в снах она вдруг воскресает в нашем сознании как нечто бывшее, близкое нам, но без нашего на то согласия отторгнутое. Может, проклятие? А город – то место, где любое проклятие приживается. Здесь есть чем заманить человека – все тридцать три удовольствия! Вот и бегут люди из деревень, бегут в города, где больше комфорта и развлечений, где любой сорт груш просто лежит на прилавке, только плати. А ведь любой прилавок – это тоже межа и тот же нескончаемый спор, и какой ещё спор – сплошной базар! Если деревенская межа – это нераспаханная полоса между огородами, то городская межа – каменная стена между людьми.

Правда, и здесь бывшие селяне не растерялись: возвысив себя над природой, они захотели верховодить и среди городского населения. И первыми в высоких рядах оказались выходцы из деревень, которые со своим стремлением к росту и со своей живучестью быстро возвысились в городах. И всё бы хорошо, но с быстрым ростом они стали терять родовые связи – забывать родителей и предков, забывать родные места и погосты, а кто-то и вовсе, стесняясь деревенского происхождения, спешит вписать себя в городскую интеллигенцию. Но немало людей, кто не выдерживает городского ритма, и им остаётся только забыться, не думать – память и очи залить. Город вытягивает из деревень энергию и разум без всякого зазрения совести, а получив сокровенное, оставляет крестьянских детей без корней. Это у груши плоды падают рядом с корнями, а большинство людей в городах устраиваются, как на базарных лотках: кто-то красуется, пока его не купят и не съедят, а кто-то может залежаться, подгнить и в результате оказаться в мусоре.

И всё же в каждом человеке есть память о родной земле, она в крови и в дыхании – как у груши, есть аромат и нежность лепестков, даже если в плодах появилась горечь.

P. S. Недавно я проезжал святые места Жировичского монастыря (Гродненская область), где опять вспомнил о груше на меже… Было ощущение, что на мои плечи снова упали нежные лепестки весенней груши! Правда, на этот раз от «цветения» другой груши – иконописной. Более 500 лет назад в этих местах явилась чудотворная икона Богоматери, и явилась она на груше. Самой груши уже нет, но там, где она росла, стоит сейчас большая церковь, где и хранится чудотворная икона. Но люди не забывают и саму грушу – вписали в икону и молятся ей! Вот и пойми род людской – одну грушу поливают кислотой, другой молятся. Выходит, и в человеческом сердце есть межа, которая разделяет нас…

Орлик

Виктор стоял у окна больничной палаты и вспоминал детские годы, когда он так же, из больничных окон, смотрел на здоровых детей в сквере и завидовал им. Виктор родился с патологией. Одна рука у него не работала, и врачам удалось оживить её только до локтевого сустава, а предплечье и кисть так и остались неразвитой костью, обтянутой кожей.

Но сейчас сорокалетний Виктор по другой причине попал в больницу. Это было неврологическое отделение областной больницы, куда его привезла родная сестра Ленка. Таким образом она спасала брата от пьянства в деревне.

Виктор не алкоголик, но в деревне было несколько человек, которые спивались и легко приняли в свой круг потерявшегося соседа. А он потерялся, особенно после смерти матери, когда остался один в доме. Правда, в деревне жила родная сестра матери, но она была в преклонном возрасте и особого влияния на Виктора не имела. Иной раз могла пригласить на праздничный обед или попросить сына Василия помочь Виктору заготовить дрова на зиму, скосить траву во дворе, а в остальном Виктор сам справлялся с деревенским бытом. Более того, он содержал несколько курочек, собаку и даже коня Орлика. Конечно, не всякую работу мог выполнить, но что касалось коня, он делал всё добротно. Особенно поражало, с какой ловкостью запрягал коня и управлял им.

Не секрет, что Орлик был самое дорогое для Виктора. Это был добродушный белый конь, уже немолодой, но ещё в теле и вполне работоспособный. Коню было пятнадцать лет, тринадцать из которых он жил у Виктора, и они понимали друг друга с одного взгляда. Конь помогал ему заработать, поскольку пенсии по инвалидности на жизнь не хватало. К тому же это был последний конь в деревне, и работы всегда хватало. Вот и в эту осень перепахал все огороды на зиму и хорошо подзаработал. Да только бóльшая часть его заработка пошла на выпивку. И когда старшая сестра приехала в деревню за клюквой, то застала Виктора пьяным. Это стало последней каплей терпения сестры, она решила упрятать брата в больницу, чтобы окончательно не спился. Виктор только успел договориться с соседом Иваном, чтобы присмотрел за конём.

«И как там Иван справляется с Орликом? Только бы не загнал работой…» – думал Виктор, стоя у окна и вспоминая сон, с которым проснулся сегодня. Приснился Орлик на водопое у озера. Даже запах почувствовал во сне, точно рядом был конь. Орлик стоял, отставив увязшую в тину ногу и нервно вздрагивая всей кожей от тонко поющих комаров, долго-долго сосал воду, и видно было, как вода волнисто шла по его горлу. Наконец он оторвался от воды, поднял голову и медленно огляделся кругом. Вода капала с губ Орлика, а он не то задумался, не то залюбовался на тихую поверхность озера. В озере глубоко-глубоко отражались и берег, и небо, и белые лоскутки облаков, и всё это плавно качалось в кругах по воде. Орлик сделал ещё несколько глотков, глубоко вздохнул и, с чмоканьем вытащив из тины одну за другой ноги, развернулся к нему… Виктор проснулся.

И сейчас, продолжая стоять у окна, Виктор снова представил Орлика, и как-то тревожно, тихонько заныло сердце и сильно захотелось в деревню. Он опустил свой взгляд на дорожки сквера и немного отвлёкся от мыслей о деревне. По скверу спешили посетители. «Значит, тихий час закончился, и скоро можно будет посмотреть телевизор в фойе, там же найдётся компания, чтобы покурить…»

– Горбач Виктор! К вам пришли, спускайтесь вниз, – услышал он голос медсестры в открытую дверь.

– А кто? – повернулся он на голос. Но дверь уже закрылась.

Виктор накинул куртку и поспешил в фойе для посетителей.

Он шёл по коридору больницы, перебирая в памяти сегодняшний день. День показался хорошим, даже отличным. Процедуры, уколы закончились. На душе было легко. А теперь ещё и встреча с кем-то из родных.

В фойе больницы его ждал двоюродный брат Василий. Он был в командировке и по пути завернул в больницу. Уж очень мать просила об этом. И теперь он сидел на скамейке рядом с аптечным киоском – большой, загоревший, в кожаной шофёрской куртке, – ждал. От нечего делать смотрел какой-то медицинский буклет с картинками, а когда проходили медсёстры в белых халатиках, разглядывал их и даже немного завидовал тем, кто видит эту красоту каждый день. Только Витьке он не завидовал, потому что привёз неприятную новость: Орлика продали. Перед командировкой он побывал у матери в деревне, где и узнал об этом. Даже стал свидетелем разговора матери с Ленкой, когда та пришла, чтобы Василий подвёз её до города.

– Ленка, что же ты наделала! – встретила её тётка. – Ведь без коня Витька совсем пропадёт…

– А с конём разве не пропадал, – взорвалась Ленка, – если каждый в деревне старался рассчитаться с ним бутылкой самогона или водкой…

– И то правда, – ответила тётка, а потом продолжила: – А всё же жалко Витьку. Да и конь был нужен… Последний конь был в деревне. Нет коня, не будет и деревни.

– Ничего, – не унималась Ленка, – в сельсовете трактор попросите.

– В сельсовет не наездишься, – смиренно говорила тётка. – Да и за трактор надо платить другие деньги, а для стариков каждая копейка на счету.

– Пусть дети помогают…

– Ох, Ленка, Ленка… Что-то не то ты сделала, – грустно сказала тётка.

– А я думала, хоть ты, тётка Оля, поймёшь меня, – закончила Ленка.

Василий не вмешивался в их разговор, только слушал и, кажется, понимал обеих, но сердце подсказывало ему, что мать больше права.

Витька удивился, увидев двоюродного брата.

Василий радостно заулыбался, встал навстречу и обнял Витьку. Обоим было немного неловко.

– Ну, как ты здесь? – спросил Василий.

– Нормально.

Некоторое время молчали.

– Тут у вас как в санатории, и сестрички-красавицы рядом, – заговорил Василий, оглядываясь по сторонам.

– Попроси Ленку, она запросто устроит сюда, – с улыбкой сказал Витька и продолжил: – Ты лучше скажи, был в деревне? И как там Орлик?

Василий сразу сник, в голосе появились другие нотки.

– В деревне всё нормально, только Ленка начудила…

– Что ли из-за меня всё не может успокоиться? – равнодушно спросил Витька.

Василий странно замолчал и как-то суетливо стал перекладывать из сумки в пакет колбасу, печенье…

– Да оставь этот пакет, что там Ленка?

– Ленка Орлика продала, – опустив глаза, сказал Василий.

– Что?! – почти выкрикнул Витька и замолчал.

Он долго молчал. Сощурил голубые глаза и смотрел вперёд нехорошо – зло. Уж очень охота стало домой. Захотелось хлебнуть всей грудью влажного воздуха Полесья…

– Идём покурим, – настойчиво сказал Витька.

Пока они шли до ближайшей скамейки в сквере, Витька закурил. Василий видел его трясущуюся руку с сигаретой и частые глубокие затяжки.

У Василия даже защемило сердце от сострадания. Он только сейчас до конца осознал, как тяжело Витьке, но коня уже не вернуть.

– Да не рви ты сердце, – заговорил Василий, – подлечишься, приедешь в деревню, а там, глядишь, и нового коня тебе справим…

– О чём ты говоришь! Моя душа в Орлике…

Витька курил и хмурился.

Разговор не клеился. И Василий вдруг подумал, что Витька возьмёт и сорвётся сейчас в деревню…

– Боишься, что в машину твою запрыгну и рвану в деревню? – будто прочитал его мысли Витька. – Не сорвусь. И кому я там нужен?..

– Да ладно тебе, вся деревня переживает за тебя, – пытался успокоить брата Василий.

– Переживает? А Ленку не удержали… – выдохнул вместе с дымом Витька и опять глубоко затянулся сигаретой.

Василий не знал, что ещё можно сказать, чтобы успокоить брата.

– Ну что, мне пора ехать, – собрался с духом Василий, чтобы закончить грустное свидание. – Чуть не забыл, блок сигарет в пакете с продуктами.

Витька молча взял пакет, пожал тихонько руку Василию и произнёс:

– Да всё нормально.

Вернувшись в палату, Виктор машинально стал разбирать пакет, но скоро бросил это дело и подошёл к окну. Но теперь он смотрел не на сквер, а в небо, где плыли облака. Глядя на облака, он неожиданно вспомнил, что где-то вычитал, что масть каждого коня зависит от природы: бурый – от бури, вороной был ночью, белый был облаком. Ещё он верил, что кони знают о людях всё, и только правду. Виктор обернулся на соседей по палате, но уже не было желания и сил говорить с кем-либо, а тем более – об Орлике.

На тумбочке лежал блок сигарет, но и курить не хотелось.

Витька разобрал постель и, как будто что-то вспомнив, сел на кровать. Долго сидел не раздеваясь. Потом разделся и лёг.

За окном взошла луна. В палате стало светло. Витька попытался представить, где сейчас может быть Орлик, но в памяти всплывало только деревенское прошлое и как стелется туман по земле…

Витька перевернулся на живот, уткнулся в подушку. И опять увидел туман, в котором пробивались очертания Орлика.

С этим и заснул Витька. И скоро ему приснился Орлик, Виктор ласково посвистал ему, и Орлик тут же уткнулся ему в плечо большими влажными губами.

Пирамида

М-ский треугольник – зона аномальных явлений на границе Пермской и Свердловской областей… Двадцать лет назад об этом месте было много публикаций в газетах, телевизионных сюжетов, но со временем всё стихло. То ли там явлений стало меньше, то ли люди уже привыкли к ним. И это неудивительно: кажется, не осталось на Земле города, района без аномальных зон, появлений НЛО, инопланетян. Однако весь этот калейдоскоп чудес мало продвинул вперёд человеческие познания о Вселенной, да что там Вселенной, даже о земной жизни ничего нового человек не узнал. И в этом ряду я не исключение. Выросло только количество гипотез и фотоснимков. Имея на руках сотню снимков аномальных явлений и постоянно наблюдая в пространстве иную жизнь, я боюсь делать какие-либо выводы, тем более для большой аудитории читателей. Но одним и, по-моему, самым главным в моей аномальной истории я решаюсь поделиться только сейчас, спустя двадцать долгих и трудных для меня лет. В моей судьбе М-ский треугольник сыграл особую роль, он точно пометил меня, и пометил так сильно, что клеймо «треугольника» врезалось каждым своим углом не только в сознание, но и в сердце. Что такое геометрический угол? Это прямая линия до определённой точки, где линия ломается и дальше пролегает в ином направлении. Точно так же ломалась прямая линия моей жизни, ломалась в каждом из трёх углов этого «треугольника». Первый – боль, страх, ужас, второй – покой, тишина, одиночество, третий – вдохновение, посвящение в тайны бытия.

А началось всё просто. Под впечатлением публикаций об аномальных явлениях в М-ском треугольнике зимой 1989 года, собрав компанию из четырёх друзей, я сам отправился за чудесами. И, признаюсь, был сильно разочарован. Ничего особенного мы не увидели и не ощутили. Только одно показалось мне немного странным и непривычным – покалывание в теле, но это неудобство испытывал один я, и объяснение этому нашлось простое – так может реагировать травмированный позвоночник на сильный мороз. В итоге мы вернулись с иронией к М-ской зоне.

Но в первую же ночь по возвращении в город мне приснился необыкновенный сон. Во сне я опять оказался в М-ской зоне, где легко узнал место нашей стоянки, лесную поляну. Здесь же увидел со спины трёх незнакомцев, удивила их лёгкая одежда в виде комбинезонов. Когда же они обернулись ко мне, я ещё больше удивился: на меня смотрели бледные, холодные лица с чертами людей, но явно неживые, точно маски. Затем с их стороны возникло яркое свечение. Заворожённый, я стоял и смотрел, как оно медленно росло и приближалось ко мне. Когда же свет коснулся меня, то вмиг прожёг мою грудь и, кажется, спалил в ней всё. От нестерпимой боли и ужаса я с криком проснулся. Казалось, комната наполнилась бесшумным страхом, к тому же в груди всё горело, голову охватил тяжёлый туман. Я сидел на кровати при включённом свете, но ощущал себя в М-ской зоне, где опять увидел человекоподобных существ и опасный луч света. Только на этот раз луч медленно растворился, и вместе с ним исчезли существа, оставив после себя небольшое серое облачко. Скоро я пришёл в себя и ощутил такое бессилие, что долго не мог сделать ни одного движения. И ещё удивлялся, почему нет ожога на груди, ведь моё тело продолжало гореть.

Именно этот «сон» произвёл во мне первую перемену. Я не относил себя к мистически настроенным людям, но в этом случае что-то во мне поменялось, по крайней мере, в отношении к М-скому треугольнику и подобным аномальным зонам, с которыми пришлось столкнуться в дальнейших странствиях. Тогда я всем существом воспринял близость какой-то великой тайны и её огня в своей груди. С той самой ночи меня не покидала странная подавленность, частые головные боли, покалывание в теле. А спустя какое-то время моё покалывание начало передаваться моим близким. Стоило мне побыть с ними вместе хотя бы 15 минут, как жена и дочь тоже начинали чувствовать покалывание. После этого мне пришлось обследоваться в больнице, но никаких отклонений в моём здоровье не обнаружилось.

Но все эти переживания, чувства, совершенно ничего не объясняющие, существовали днём. А ночью приходили страшные видения и с ними ни с чем не сравнимый страх: мысли, желания, воля – всё поглощалось им. И то, что страх приходил вместе со сном, сливался с ним воедино, делало его непреодолимым и ужасным. Засыпая, я как глухой стеной отделялся от всего мира и оставался наедине со страхом, и явь темноты всеми свечениями, вспышками, звуками приводила в полное содрогание и на мгновение останавливала всякую жизнь вокруг.

Это мучительное состояние не могло продолжаться бесконечно, и спустя два месяца после первого посещения М-ской зоны я вновь отправился туда. Именно второй поход спас меня от неминуемой беды, поскольку в таком состоянии я вряд ли бы долго протянул. Что интересно: по мере приближения к зоне я чувствовал себя лучше. Ослабевало покалывание в теле, спадало внутреннее напряжение, уходил страх. Затем стал видеть чудеса в виде светящихся и прозрачных шаров, странные туманности, которые на глазах меняли цвет, слышать необъяснимые звуки, но всё это уже не пугало, а забавляло меня, как ребёнка. Но с наступлением темноты во мне опять оживал страх.

Мне в жизни нередко приходилось испытывать страх смерти. И всегда или почти всегда удавалось его преодолеть, потому что ещё в юности я приучил себя к мысли, что в известных обстоятельствах необходимо принимать смерть как неизбежность. И всё-таки настоящий, всепоглощающий страх смерти я испытал не в горах, когда оступался на горной тропе, не в море, когда попадал в сильный шторм, а здесь, в М-ском треугольнике.

В первый же день моего пребывания в зоне я ещё днём, до сумерек, нагляделся разных чудес, поэтому, казалось, ко всему привык и уже вряд ли испугаюсь новых явлений. Но когда в полночь надо мной завис светящийся объект размером с футбольный мяч, я испугался не на шутку. К тому же появилась сильная подавленность и тяжесть в голове. Объект висел в десятке метров надо мной, и всё представление продолжалось минут 10–15. Мне хватило времени даже сфотографировать этот шар. Затем он медленно поднялся и уплыл за лес. Вскоре меня потянуло в сон, и я скрылся на ночь в тёплом спальнике. И хотя был уже в каком-то дремотном состоянии, ощутил, как моё тело наливается свинцом и я не могу сделать ни одного движения, а на мою грудь, на лицо наваливается невидимая тяжесть и скоро не позволит мне даже дышать. И после короткой борьбы за хотя бы ещё один вдох я понял, что это и есть конец. В накрывшей меня темноте вмиг пронеслась вся моя жизнь, потом яркий свет – и ад мой кончился. Я был свободен! Так я умер.

Забегая вперёд, скажу, что подобную «смерть» мне пришлось пережить ещё три раза. Точно неведомая сила таким образом учила меня жизни. И здесь я не ошибаюсь в словах: не смерти, а именно жизни. Правда, эта «учёба» стоила больших страданий, и всякий раз, когда приближался «урок смерти», я умирал с покорностью и послушанием, понимая, что только на этом уроке моё сознание постигает самое важное и необходимое для дальнейшей жизни. Действительная смерть покуда отступала. Что-то не позволяло мне обрести свободу в полной мере, и чья-то сила возвращала меня снова к жизни, чтоб начинать всё с начала, с учётом полученных знаний. И первое правило в этой учёбе – только смертью осмысливается человеческая жизнь. Отсюда укрепилось в моём сознании решение не отделять жизнь от смерти, не исключать смерть как нечто инородное. Я стал ещё с большим усердием изучать эту невидимую и не освещённую нами сторону жизни и постепенно приближался к новому осмыслению нашего бытия. Скоро понял, что именно смерть является самым верным ориентиром и направлением в вечном движении человеческой жизни во Вселенной. Смерть – только порог истинной жизни, нет ни этого, ни того света, есть лишь огромное единство! И наше бытие мы невольно разделяем как с ушедшими из жизни, так и с теми, кто в жизнь ещё не вступил. И в этом самом «бытие» пребывают все без исключения, не говорю – «одновременно», ибо как раз отсутствие времени и обуславливает то, что все пребывают в вечности.

Но вернусь к первой своей «смерти» в М-ской зоне, которая закончилась, к счастью, утренним пробуждением без каких-либо следов насилия, более того, сердце было наполнено неземной радостью. Словно ничего ужасного и тревожного накануне не было. В тот момент во мне жила только радость, от которой я даже забыл на время, где нахожусь. Но, увидев в пространстве россыпи и гирлянды мелких «шариков», тут же вспомнил многое, в том числе и последнюю ночь. Теперь же это совсем не беспокоило, ведь моё тело ни снаружи, ни изнутри не испытывало каких-либо неудобств: покалывание, тяжесть, страх – всё ушло. А то, что мельтешило перед глазами, не отражалось на моём самочувствии, напротив, даже забавляло. Тогда же я сделал первые снимки того, что вижу по сей день и, конечно, продолжаю фотографировать.

За семь дней моего пребывания в зоне было много чудес, и бóльшая часть из них уже не раз описывалась в печати, так что нет смысла повторяться. Расскажу о других «чудесах» – аномалиях в моём сознании.

Первое время моя жизнь в городе шла спокойно. Покалывание прошло, ночные кошмары прекратились, и к походам в М-ский треугольник я скоро относился как к обычным путешествиям, не более. Правда, на память о них осталась способность видеть «шарики». Но вскоре что-то стало твориться с моим настроением, оно менялось мгновенно. Казалось, оно черпало тоску из «пустого» пространства и заполняло моё сердце тоской доверху. Вид незнакомого прохожего мог стать причиной того, что моё сердце начинало разрываться от боли и тоски за этого человека. Повсюду я невольно видел только несчастные судьбы. В такие моменты меня будто выталкивало из меня самого и вталкивало в их жизнь, протаскивало сквозь их жизнь, сквозь все их тяготы, и выбрасывало на улицу, на тротуар, под ноги прохожим. Теперь я боялся не ночей, а светлых дней и людей, казалось, что я безнадёжно обречён стать одним из них помимо моей воли. Любой резкий разговор, а тем более плач, потрясали меня до глубины души, от чужого крика во мне что-то падало и разбивалось и заполняло мою душу осколками, которые беспрестанно кололи и резали. Эти чувства, эта душевная боль терзали меня каждый день, вызывали сотни других переживаний, и всё это восставало против меня и моей жизни, и я уже не мог из этого вырваться. Целыми неделями я думал о тех, кто успел умереть раньше, и завидовал им. Во мне подымались тревога и чувство безысходности. Чёрные дни в настроении возникали сами собой и тянулись всё дольше. Скоро стали хватать за горло острые приступы необъяснимой и беспредметной тоски.

Я пытался приурочить это тяжёлое самочувствие к различным внешним обстоятельствам, но сам же чувствовал, что дело не в них. И тем крепче я цеплялся за работу в туризме, путешествия, тогда – единственное надёжное «пристанище». Но в один день этого «пристанища» не стало. Случилось это на берегу Чёрного моря. Я сидел на пляже и, всматриваясь в волны, пытался настроиться на плаванье под парусом, однако настроение расплывалось внутри меня, словно песочный городок после набежавшей волны. Как вдруг белый парус вдалеке показался мне наконечником стрелы, пронзившей насквозь морскую пучину. Но прежде каким-то образом пронзил насквозь меня, мою жизнь, моё сознание. И от этой раны внутри меня стала растекаться новая, горячая кровь, которая выжигала всё изнутри и взамен вливала невообразимую твёрдость и силу.

Что случилось тогда со мной, я не отвечу и сейчас, только в тот момент я шагнул к морю совсем другим человеком. От меня прежнего осталась всего лишь плоть, которая еле-еле вмещала обновившееся нутро. В какие-то секунды было обесценено всё, чем я жил. Как будто я умер и заново родился одновременно, даже сердце моё не успело остановиться, а тут же стало разгонять по всем сосудам новую жизнь, данную неведомой и невидимой силой из пространства. Пусть оставался прежний земной облик, но отныне в нём жила новая воля, враз изменившая весь смысл жизни.

С того самого дня началось отрицание всех устремлений прошлой жизни. Не скажу, что это происходило без боли, но новые страдания вызывали необъяснимую свободу. Такую свободу, которая исключила все удобные, привычные и желанные атрибуты бытия. Но иного пути для меня уже не существовало. Я пожертвовал всем: семьёй, уютной городской квартирой, интересной работой. Произошёл некий разлом, разрыв биографии, другими словами, внутренний обвал, факт внезапности которого удивлял не только знавших меня людей, а в первую очередь – меня самого. Переживая неожиданность и катастрофичность всего происшедшего, я не ощущал смертельную болезнь или тоску, а скорее наоборот – жгучую радость и рождение.

Свои ощущения я таил глубоко в себе, понимая, что попытка заговорить о них привела бы к полному разрыву со всеми окружающими, принявшими мои невнятные слова за нечто бредовое. Тогда меня поддерживало одно – ко мне пришло благодушие, ведь я уже твёрдо верил, что жизнь каждого из нас ведётся Волею свыше, так что не следует беспокоиться ни о чём, помимо задач, которые ставит перед нами родное сердце. Эта вера была наивна и хрупка, но именно в этой наивности и оторванности от земли была та чистота, которую я видел в вере великих подвижников, и она покорила меня, она стихийно вошла в душу, она была желанной, охватила меня как волна, и мозг мой рабски подчинился ей. Наступил покой, существование моё стало ясным и тихим. Вся моя энергия ушла куда-то внутрь, к глубочайшим тайным переживаниям. Меня как никогда влекло одиночество, и во мне появилась любовь к пустынным, тихим местам, где между мной и Богом была только одна моя мысль и «шарики» М-ской зоны, с которыми я уже не играл, как прежде. В уединённых местах, где я прожил более двадцати лет, «шарики», можно сказать, преобразились и стали видеться мне во всей красе. С того же времени я стал относиться к ним как к ангелам-хранителям, которые всегда рядом и реют со всех сторон. Это неописуемое состояние быть захваченным и ведомым какой-то независимой силой, которая совершенно свободна от человеческих глупостей.

Хаотическое движение таинственных «шариков» перед моим взором будило мою мысль и заставляло искать сокровенный смысл во всём, что меня окружало. Сколько явлений вдруг обнажалось благодаря моим круглым маленьким ведунам. Только благодаря им моё созерцание смогло преодолеть ограниченный порог моего сознания и научилось видеть даже в страшном всего лишь часть бытия, имеющую такое же право на внимание, как и всякое другое бытие. И потом, дальше, нигде ничего случайного, и испытываешь наслаждение, оглядываясь по сторонам при таких открытиях, как бы желая узнать, кто это всматривается, кому это доставляет радость – так оглядываются дети, когда они увидят что-нибудь новое. Мои переживания всё больше смещались в область невидимого.

Но это совсем не значит, что я стал отрицать внешний мир, более того, именно он является источником всех моих воображений, но таких, которые оживают в пространстве, приобретают цвет, форму, тепло, силу.

Природа, вещи нашего обихода кажутся нам случайными только до тех пор, пока мы все явления и вещи не поймём нашим внутренним разумом и тем самым не преобразим их. Именно в этом и состоит наша задача – принять в себя это преходящее, бренное, чтобы их сущность в нас снова восстала и этим наполнила сокровищницу вечности.

Скорее всего, именно в том и состоит величие человека, что в нём могут происходить такие чудеса, как превращение видимого в невидимое. И, поверьте, такое чудо стоит не меньше, чем невидимое превратить в видимое.

Это не только мой опыт пережитого и осмысленного, и уж совсем не новый порядок бытия или новое сознание, всё это можно легко обнаружить в древнейших преданиях, в строчках поэтов, в живописи, музыке, словом, во всём, что подчинялось когда-либо вдохновению человеческих чувств. Только взлетая над землёй, хотя бы в воображении, человек поймёт истинную цену земной жизни – идеям, людям, вещам.

Скрытая, затаённая работа воображения всё более развивала мою созерцательность, правда, вместе с этим приходила угрюмая жажда одиночества, потребность жить «про себя», не нарушая дум столкновением с жизнью. Всё внимание я перенёс на другую сторону жизни или, точнее, жизнь в другом виде. Хорошо понимая, что не могу отрезать свою жизнь от тех судеб, с которыми она срослась, я нахожу в себе силы, чтобы поднять её целиком такой, как она есть, поднять до покоя, до одиночества, до тишины. Лишь там находит меня всё то, что тянется ко мне с дружбой или любовью. И этому не мешали постоянные скитания по земле, большие расстояния.

Конечно, за двадцать лет странствий я стал невосприимчив, а может, даже суров к незначительному. Но зато, видя изящное, красивое, я всегда чувствовал себя заветно близким красоте. Пусть это был всего лишь холодный предмет, я любил его со всею полнотою нежности, восхищаясь до стеснённого дыхания, до острой жалости и слёз. Почему я не могу совсем и окончательно слиться с ним, почему не могу навеки вобрать его в себя и сам войти в него?..

Я говорю и почти уверен, что останусь непонятым. В этих словах найдут следы детского воображения и игры, и я соглашусь с этим, поскольку именно детское восприятие мира, в том числе и вещей, более верное, более настоящее. Скажу больше, я верю, что это слияние возможно! Где есть мистическое слияние, там должно быть и материальное слияние.

Но ещё большую красоту я находил в природе, ей я открывался совершенно весь. Я был тем внимательным, кто ничего не упускал, тем любящим, кто всё приемлел, тем терпеливым, кто не высчитывал времени и даже не думал о том, чтобы стремиться к доступному. И всегда то, что охватывало моё зрение, становилось для меня единственным – миром, в котором всё происходит. И если я брал в руки камень на берегу, то только камень был моим миром и пространством, не было больше ничего, кроме этого камня. Я доверял природе и позволял ей увлечь себя так, что она легко делилась со мной своей далью, своим великим, ни с чем не сравнимым бытием. Я шёл за природой и прислушивался к ней. Она сама словно указывала мне те места, где я должен жить, те предметы и растения, к которым я должен был прикоснуться. Я шёл и видел не природу, а те видения, которые она мне внушала. Я был посвящённым в язык природы, поэтому без труда повсюду ловил чудный звук её речей: и куст, и дерево, и полевой цветок, и скала, и воды – все подавали мне таинственную весть, священный смысл которой я постигал сердцем. Тогда-то я и поддался искушению зримо выражать это постижение в своих небольших рассказах. Так, случайно, родилось моё маленькое творчество.

Обыкновенно я смотрел на приглянувшийся предмет, а мысль шла сама собой и почти без моего ведома. И чаще всего это было новым для меня самого и очень удивляло, но одновременно было как бы давно уже своим и усвоенным. А бывали случаи, когда все слова вырывались из меня фонтаном, не было времени даже испугаться, до того я был подчинён таинственной силе во мне. Казалось, будто я выхожу за пределы самого себя, приобщаясь к чему-то великому, что приводило в сильное волнение и трепет и в то же время пронизывало неземной радостью. Умереть и жить в этот момент было одинаково благостно.

Если очень глубоко разбираться в том, что произошло и как произошло, то можно, пожалуй, увидеть внезапное открытие дверей иного мира, куда я, возможно, полусознательно стучался и в предыдущие годы, ещё до М-ского треугольника. Но это можно только предполагать. А вот то, что встреча с М-ской зоной изменила мою жизнь полностью – это уже факт. Многое пришлось пережить за эти годы, однако я нисколько не жалею о случившемся. Скажу больше: желаю каждому отыскать свой аномальный треугольник. Только через аномальную зону человек может постичь другую геометрическую фигуру – круг. Круг жизни… Эта фигура предопределена нашими предками. Следы по кругу – это следы рода, давшего нам жизнь и определив нам место рождения. У каждого человека есть свой круг на земле предков, и любое отклонение от этого круга делает нас слабыми и неустойчивыми – с изломами и изгибами, с надрывами и порывами… Нередко человеческая судьба может предстать такой уродливой фигурой, какой и в природе нет.

С последней аномальной зоной я встретился на земле предков, куда попал, можно сказать, проездом, но не случайно. Ступил в родовой круг, и моя жизнь опять коренным образом изменилась, только теперь «коренным» – от кровных корней. Оказывается, если вернуться (с любыми изломами) в родовой круг, то внутри него может преобразиться любая геометрическая фигура. Если на моём сердце отпечатался треугольник, то внутри моего круга жизни образовалась пирамида. В её основании тоже треугольник, но он лежит на земле моих предков, чтобы и остальные три стороны пирамиды не отрывались от родной земли. Первая сторона – вероисповедание моих предков (построил православную часовню-памятник), вторая – продолжение рода (новая семья и рождение сыновей), третья – работа и творчество, в которых воспеваю животворящие корни Великого Прошлого…

Родилась в Архангельске. Проживает в д. Истинка Ленинградской области. Кандидат физико-математических наук, обладатель 3-го дана по Фри Файт Каратэ.

Победитель конкурса «Художественное слово», награждена дипломом III степени за участие в конкурсе «Продолжи любимую книгу», дипломом за личный вклад в развитие культуры Санкт-Петербурга и медалью «320 лет Санкт-Петербургу». Победитель межрегионального поэтического конкурса, посвящённого 100-летию со дня рождения Р. Гамзатова «Воспеваю то, что вечно», Гран-при «Литература на все времена».

Дипломант седьмого международного конкурса журнала «Литера Нова», в шорт-листе «Проект специального назначения», номинация от АО «Заслон» («Литрес»), лонг-листе «Новые горизонты» («Литрес»).

Вышли три печатных книги и пять электронных.

Что тебе, то и мне

Mi – sinei, se i minei.

Вепсская поговорка

Лучи солнца, ползущего по горизонту белой ночи между сосен, щедро одаривали теплом дома посёлка, спрятавшегося в глубине вепсской земли. Здесь жили потомки древних людей, со своими обычаями и обрядами, с традициями, пришедшими из далёких времён.

В доме по улице Советской стояла гнетущая тишина – глава семьи Иван Сергеевич гневался. В такие моменты его жена, тихая Ритва, старалась аккуратно готовить еду или убирать в доме, не попадаясь ему на глаза. А он, сжимая кулаки, гневно стучал ими по столу, чего делать не рекомендовала сама шаманка, уверяя, что столешница – рука бога, с которой ест не только семья, но и предки.

По улице, всё приближаясь, доносился голос гармошки. Иван Сергеевич оттолкнул кота, пытавшегося было прижаться к его ноге, и закрыл глаза. Он ненавидел этот инструмент, уже двадцать лет ненавидел.

Тогда тоже была почти ночь, белая карельская ночь, а он, наряженный в пиджак, перешитый из отцовского, с букетом ромашек и каких-то других цветочков, которые были зло вырваны на поле, шёл свататься к Аурике – рыжей красавице, дочери хозяина продуктовой лавки. Она считалась выгодной партией, да и нравилась ему, сильно нравилась, хотя даже не смотрела на сурового Ивана, когда он пригласил её на танец в клубе. Оттоптав тогда ей все ноги и получив насмешку после, он решил заполучить гордую девку.

Тогда тоже солнце ползло по горизонту, путаясь в соснах, он точно помнил, рядом шли отец и мать, гордые: сын вырос, свататься идёт. Тут же семенила шаманка, не нынешняя, а прежняя, чтобы засвидетельствовать помолвку перед духами. Дойдя до двора Ваттоненов, отец постучал в калитку. К ним вышли родители Аурики – рыжий Юхно и Мария.

– Заходите, гости, чай попьём, – пригласили они в дом сватов. Звук гармошки, усилившись, вошёл в резонанс со слухом Ивана, так он переживал. В голове шумело, его мутило.

Тогда его отец и мать зашли в дом, по старому обычаю коснулись печки, чтобы всё прошло удачно. Пили чай тогда долго, шумели, в дом всё время приходили какие-то люди, шептались, советовались, Иван всё пытался выглядывать в тёмном коридоре, который был виден из гостиной, невесту, но она пряталась. Наконец Юхно встал и заявил:

– Парень знатный у вас, помощник, в армии отслужил, рыбу ловит, в лес ходит. Но не мне решать судьбу дочери. Позовём её – сама пусть и ответит.

– Аурика! – рявкнул он.

В комнату вплыла она. Иван помнил до сих пор её зелёное платье, белую кожу шеи, в которую сразу захотел впиться губами, рыжие волосы, поднятые в высокую причёску, из которой выбивался якобы случайно забытый локон. Не оставалось сомнений: первая красавица на деревне.

Она поклонилась, лукаво подмигнула жениху и ответила:

– Отец, я Андрея люблю, свататься обещался, да не успел, видать. Не пойду за Ваньку, хоть режь! Утоплюсь иначе перед брачной ночью.

Вспомнив такое унижение, Иван Сергеевич схватил со стола вилку и выгнул пару зубчиков в сторону – ох и потешались над ним поселковые девки после этого. Аурика быстро выскочила замуж за счастливого Андрея-тракториста и меньше чем через год родила сына.

А его мать нашла ему тихую Ритву, которую он никогда не любил.

Гармонь всё приближалась. Ближе, ближе… Это сын Аурики, рыжий Санька, шёл сватать его, Ивана Сергеевича, дочь Кенку, на русский – Ксеньку.

Мужчина зарычал и швырнул на пол испорченную вилку. Ведьма эта рыжая баба, точно ведьма. Муж её, рыбак, не вернулся однажды зимой, через шесть лет после свадьбы. Иван, выждав три года для приличия, однажды явился к ней на порог – шампанское купил дорогое и конфеты в вафельной обсыпке, умыкнув деньги из кошелька хозяйственной жены.

На пороге дома снял шапку и восхитился фигурой Аурики, её грудь стала пышнее, бёдра округлились. Тёмное платье лишь подчёркивало её красоту, пробуждая невыносимое желание ею обладать.

– Аурика… это… люблю я тебя, сил нет. Ты три года без мужа уже живёшь, хочешь, захаживать буду пару раз в недельку, сговоримся ежели. – Тут он помялся. – Денег могу подкинуть, всё полегче мальца растить.

Она снова лукаво улыбнулась и взялась за кочергу.

– Ты что делаешь, ведьма! Да как ты смеешь, я – глава деревни!

– Забирай всё, что принёс, слюни подотри и беги отсюда! – У него перед лицом оказался чёрный кусок металла.

Иван решил не спорить, развернулся и выскочил из дома, прорычав матерное слово про неё, за что и получил кочергой по спине.

Взвыв, он ломанулся к калитке, вдогонку получив яблоком прямо по ушибленной спине – наглец Санька сидел на дереве и караулил.

У него до сих пор иногда болела спина, хотя это было больше психологическое, да иногда ночами жену называл другим именем. Ритва терпела все выходки мужа. Потом он долго переживал, что Аурика всё расскажет бабам в деревне, но этого не произошло.

Так он и жил с ненавистью и желанием обладать недостижимой женщиной.

В калитку постучали, снова звук гармошки вызвал тот самый прилив головной боли, шум в ушах и желание расстаться с ужином.

– Открой, – рявкнул он. Жена тенью метнулась во двор и привела гостей.

С Санькой пришла и Аурика, с той самой улыбкой на лице, которую он так хотел стереть и одновременно наслаждаться. Иван Сергеевич хотел бы, чтобы она так улыбалась ему, только ему, а не миру. Она должна смотреть на него с обожанием, стирать носки, готовить еду и отдаваться по первому слову.

Гости коснулись белой печи, поклонились. Высоченный Санька нервно переминался с ноги на ногу, не зная, куда деть руки.

– Мы свататься пришли! – Голос рыжей колокольчиком разбил тишину дома.

– Свататься? – проревел Иван Сергеевич. – Не отдам!

Шаманка подняла бровь и на всякий случай погладила печь, надеясь, что домовой добавит разума хозяину.

– Сын мой Александр любит Кену, а она – его. Мы подарки принесли всей будущей родне, а тебе – мотор новый лодочный. Санька с города привёз, с заработков.

– Мотор, говоришь? Решила купить дочь за мотор? Не отдам!! Вон! – крикнул он. Испуганный кот метнулся в коридор, попав под ноги Кены, которая белым призраком стояла там.

– Нет, говорите? – ухмыльнулся Санька той самой улыбкой, как у матери. – Тогда спросим у реки, завтра утром!

Сопровождающие ахнули – старый обычай благословления был уже забыт, к нему не прибегали лет пятьдесят.

По реке молодые пускали каравай, если он плывёт, то брак благословлён, никто не может ему противостоять, а если тонет – то жених отступится от невесты, не будет свадьбы.

– А пусть, – хихикнул Иван Сергеевич. – Завтра всё и решим. В пять утра!

Когда сваты вышли, он приказал жене:

– Тесто ставь, каравай будем печь!

На берегу реки ранним утром собрались все жители посёлка – такого представления не было давно, по сравнению с привозимым изредка в дом культуры кино оно оценивалось на сто баллов против десяти за фильмы.

Иван Сергеевич с Ритвой, бледной, как лепестки ромашки, стоял и ожидал сторону жениха, те явились ровно к пяти. Кена, увидев Саньку, заулыбалась и помахала ему рукой.

– Бери каравай, иди с ним к реке, – скомандовал ей отец, впихивая в руку ещё тёплый хлеб. Девушке показалось, что он странно тяжёлый.

Шаманка, посмотрев на реку, на небо, кивнула.

Санька взял её за руку, бережно сжал и что-то прошептал. Иван Сергеевич не понял что, но терпеливо ждал того самого наказания наглого семейства.

Сказав нужные слова, они пустили каравай по волне, река бережно приласкала языком их обувь, забрав каравай.

– Утонул! Утонул он! – закричал Иван Сергеевич. – Даже не думай подходить к моей дочери, матери скажи, чтобы вещи собирали и уезжали, житья не дам вам.

– Погоди ты, чего орёшь, не видишь, плывёт? – флегматично одёрнула его шаманка.

– Как плывёт? Плывёт? – Его начало колотить от гнева. Вбежав на отмель, он попытался поймать хлеб и утопить его, с первого раза у него это не удалось, он продолжил попытки, а каравай выныривал и плыл.

– Нет! Нет! Так не бывает, там свинец! Он не может плыть! – кричал он, колотя руками по воде. Хлеб, покачиваясь, уплывал вниз по течению.

На берегу остались только Ритва, Аурика и молодые. Шаманка, пожевав нижнюю губу, заявила:

– Вяжи половик, по нему молодые в дом войдут, – и ткнула пальцем в Аурику. – Сыграем свадьбу через неделю. Кто мы, чтобы противиться воле духов?

Когда Иван Сергеевич, весь мокрый и дрожащий, вылез на берег, Ритва, стянув с него мокрую куртку, обняла его.

– А ты мотор не бери новый, продай и деньги им на обустройство отдай, да и лодку продай, не ходи на реку, утонешь. Зачем дразнишь высшие силы? Смерти хочешь? Не всегда принцип действует «что тебе, то и мне», подарки духов никто не отменял. Смирись и живи. – Шаманка фыркнула и тоже ушла.

Тогда он первый раз с нежностью обнял свою жену, понимая, что она – единственный человек в мире, который его любит. Запах её волос показался родным и домашним. Он стоял и тихо плакал ей в висок, а Ритва неловко гладила его по спине.

Творческий псевдоним Натальи Фёдоровны Козловой. Писатель, краевед, родовед.

В 2020 году её книги по родословию были куплены Семейной исследовательской библиотекой FamilySearch (Солт-Лейк-Сити, США). Книга «Древний род» принята на имиджевое распространение в East View (Миннеаполис, США).

Награждена медалями и орденами. Финалист, призёр победитель конкурсов разного уровня. Лауреат национальной премии «Семейная реликвия» (2024 год).

С начала 2025 года автор активно сотрудничает с издательством «Четыре» (г. Санкт-Петербург). Екатерина стала участником сборников «Плеяды современной литературы», «Сила Отечества». Её авторские работы получили высокую оценку: второй ежегодной детской международной литературной премии «Лукоморье» имени А. С. Пушкина в номинации «Лучшая детская книга» – финалист, награждена медалью «За продолжение литературных традиций, заложенных классиками».

Они были созданы друг для друга

История образования окружной газеты «Городецкий вестник» и Городецкой типографии неразрывно связаны. Фраза «они созданы друг для друга» как нельзя лучше подходит при рассмотрении вопроса возникновения этих предприятий через призму истории. Как ниточка с иголочкой, они функционировали в начале своего пути, так и сейчас объединились в единое предприятие, у которого за плечами дорога длиной более ста лет.

Впервые вопрос об организации газеты в Городце поставил Анатолий Иванович Скоросов 5 октября 1921 года на заседании Балахнинского укома РКЛ и уездного исполкома рабочих и крестьянских депутатов. Будучи журналистом и заведующим отделом агитпропаганды уполитпросвета, он смог убедить коллег в необходимости освещения событий района и создания газеты. Эта идея нашла поддержку и на совещании партийного и советского актива Городца, куда были приглашены губернские журналисты и местные литераторы. Было утверждено первое название районки – «Поводырь», которое потом менялось на «Городецкую правду», «Ударник» и «Городецкий вестник». В связи с принятием решения о выпуске районной газеты в Городце была образована типография.

Организационные вопросы решали оперативно, и уже через месяц, 7 ноября 1921 года, первый номер газеты «Поводырь» вышел в свет небольшим тиражом 1000 экземпляров. Редактором был Иван Максимович Горбунов. Дата 7 ноября 1921 года считается днём рождения газеты «Городецкий вестник» и Городецкой типографии.

Изначально газета и типография функционировали как два обособленных подразделения, типография существовала только для выпуска газеты. На момент образования типография располагалась в неприспособленном и необорудованном для производства помещении, где в вечернее и ночное время работали при свете керосиновых ламп.

Первую ручную плоскопечатную машину привёз на лошади из Пуреховской церкви Иван Гаврилович Блинов (младший) в 1921 году. Именно на этой машине и начали печатать газету «Поводырь». Первый номер газеты набирал сын Ивана Гавриловича Блинова (известного изографа и переписчика и нашего земляка) – Филарет Иванович Блинов, впоследствии он работал метранпажем и был наставником для других работников, затем в типографии работали Блинов Иван Иванович и Блинова Надежда Емельяновна.

Практически все операции по производству газеты выполнялись вручную. Набирали газету из отдельных буковок-литер четыре человека, на каждого приходилось по странице – полосе. Наборщик составлял строки в специальных «коробках». Далее этот набранный текст переводили на бумагу. Труд очень кропотливый, требующий внимательности и грамотности. Сделал одну ошибку – и всю полосу приходилось набирать вновь, а каждая из полос набиралась по несколько часов. На рабочих местах наборщиков находились литеры различного размера, из которых и формировался текст газеты. Таким способом набирали текст вплоть до девяностых годов. Во время печати у машины находилось три человека: наладчик бумаги, приёмщик по укладке газеты и метранпаж (вертельщик), который крутил большое деревянное колесо, приводящее в движение печатную машину. Печатать заканчивали не раньше, чем в три часа ночи.

В 1935 году Городецкая типография объединена с редакцией газеты «Городецкая правда». В типографии газеты «Городецкая правда» была своя конюшня. До строительства ГЭС продукцию зимой возили на лошади через Волгу, а обратно из Правдинска везли бумагу. Также на лошади ездили по заданиям работники редакции. Весной работники типографии выходили на лёд и катили бумагу из Правдинска в Городец, делая запасы на лето.

В архиве МУП «Городецкая типография» сохранились ведомости начисления заработной платы за 1935–1937 гг. В документе записаны все сотрудники типографии и редакции газеты «Городецкая правда» за этот период. В 1937 году в редакции работало 13 сотрудников во главе с Осиповым Григорием Романовичем. В расчётных ведомостях 1935 года по типографии редакции «Городецкая правда» сотрудники предприятия записаны по следующим подразделениям: административно-хозяйственный отдел (9 специалистов), печатный цех (17 сотрудников), наборный цех (15 сотрудников), переплётный цех (5 сотрудников), механический цех (3 сотрудника) и 3 фотографа. Коллектив возглавлял Мюллер Артур Самуилович.

В годы Великой Отечественной войны выпуск газеты «Городецкая правда» не прекращался, действовала и типография. Мужчины ушли на фронт, в тылу трудовой подвиг совершали женщины, дети, старики.

Четыре сотрудницы типографии награждены медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»: Ершова А. А., Бушуева Е. М., Ковалёва С. А., Ефимова В. А. Медалью «50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», подарками и благодарственными письмами награждены: Кузнецова София Тихоновна, Сущикова Анна Иосифовна, Шевелёва Мария Васильевна, Белова Мария Ивановна, Смирнова Анастасия Ивановна, Белова Александра Никандровна, Старцева Александра Фёдоровна, Леднёва Валентина Фёдоровна, Шагина Ольга Васильевна, Ефимова Валентина Арсентьевна, Ковалёва София Александровна, Бушуева Елизавета Михайовна, Лоднева Антонина Фёдоровна, Ершова Александра Андреевна.

Городецкая типография вновь становится самостоятельным предприятием в 1946 году. Емельян Григорьевич Блинов, который работал в типографии с момента основания, в послевоенные годы стал её директором.

В пятидесятые годы прошлого столетия началось переоснащение, появились линотипы (строкоотливные машины), позволяющие отливать целые строчки из свинца. Сохранились списки работников типографии за 1957 год, в которых записаны 63 сотрудника. Со 2 ноября 1955 года до 1972 года директором типографии был Блинов Пётр Иванович – выдающаяся личность. Свою деятельность в типографии он начал ещё пятнадцатилетним мальчишкой, изучая тонкости полиграфии, перенимая опыт старших товарищей. Потом началась Великая Отечественная война, и Пётр Иванович встал в ряды Крассной армии, после Победы над Германией он продолжил боевой путь на Дальнем Востоке, на войне с Японией. Вернувшись зрелым мужчиной, воином-победителем, он вновь пришёл на родное предприятие. Пётр Иванович работал в типограии долгие годы, постигая всё новые и новые вершины, внедряя современные технологии. После его увольнения предприятие возглавила Горнова Нина Константиновна, которая пришла в типографию после семилетки, начинала свой путь в полиграфии с разбора шрифтов отпечатанных форм, потом стала наборщицей, корректором, в дальнейшем мастером, директором. Пётр Иванович и Нина Константиновна всю жизнь отдали типографии и, став настоящими профессионалами, по праву занимали высокую должность и были авторитетными руководителями.

В 1960 году Городецкая типография была в подчинении Комитета по полиграфии Нижегородской области вплоть до 1993 года.

В 70–80 годах двадцатого столетия численность сотрудников достигала 100 человек. За месяц перерабатывали до тридцати тонн бумаги. Предприятие процветало. Недельные тиражи газет исчислялись десятками тысяч. В типографии действовали три линотипа, шесть плоскопечатных машин, тигельная и крупножегельная (для отливки заголовков), строкорез, автомат для отливки линеек и пробельного материала, листорезная машина, электронно-гравировальный автомат по нарезке клише и полуавтомат, на котором отливаются плоские стереотипы для ускорения печатания миллионных тиражей, была приобретена ротационная машина, которая позволяла выпустить 18-тысячный тираж «Городецкой правды». В середине восьмидесятых коллектив типографии возглавил Михаил Фёдорович Конев.

В 1994 году Городецкая типография им. С. М. Кирова реорганизована в МП «Городецкая типография» на основании постановления главы администрации городецкого района № 44 от 16.02.1994 г.

В начале девяностых работать стали на печатных машинах-автоматах и наборных машинах. В этот период выпускали пять различных газет, в год их тираж составлял около четырёх миллионов экземпляров. Также выпускали бланки, брошюры, этикетки и многое другое. С появлением компьютерных технологий необходимость в ручном наборе текстов отпала.

В 2001 году МП «Городецкая типография» реорганизована в МУП «Городецкая типография» на основании приказа № 56/1 от 20.06.2001 г. В начале двухтысячных в Городце появилась офсетная печать. И хотя этот способ не был таким уж инновационным, но для небольшой типографии воспринялся как большой шаг вперёд. С 1 марта 2004-го по 25 апреля 2024 года типографию возглавлял Александр Николаевич Смирнов. Это были не простые 20 лет. Если к началу двухтысячных в типографии работало 22 сотрудника, то к концу 2004 года в штате организации осталось 16 человек. Уменьшилось и количество выпускаемых газет. Однако постоянные потребители остались. Среди реализованной продукции – бланки, книжно-журнальная продукция, брошюры, визитки, этикетки, грамоты и благодарственные письма, сувенирная продукция. И, конечно, газеты. На протяжении всех лет существования предприятие всегда выполняло поставленные задачи, многократно коллектив поощряли грамотами и благодарственными письмами.

В 2024 году МУП «Городецкая типография» ликвидировано на основании Постановления администрации Городецкого муниципального округа № 408 от 01.02.2024 г. К моменту ликвидации в типографии оставалось 10 сотрудников: директор Смирнов Александр Николаевич, главный бухгалтер Королькова Татьяна Анатольевна, бухгалтер-кассир Козлова Наталья Фёдоровна, дизайнер-конструктор Филюшкина Елена Дмитриевна, оператор электронного набора и вёрстки Козлова Светлана Валентиновна, механик Карегин Сергей Вадимович, печатники Апалихин Михаил Сергеевич и Жаренова Надежда Николаевна, переплётчик Осокина Маргарита Галимьяновна и водитель Кожевников Александр Геннадиевич. Это замечательные люди и профессионалы. Они очень переживали, что придётся расстаться с родной типографией, а ещё больше – друг с другом! Но этого не произошло. При МАУ «Редакция газеты „Городецкий вестник“» был создан отдел печати, таким образом бывшая типография вместе со всем коллективом вошла в состав газеты.

Теперь сама история пишет монографию в области СМИ и полиграфии двух старейших предприятий округа. Редакция газеты и типография снова вместе. Сейчас они, как две стрелки в часах, ведут отсчёт времени, стремясь совершенствоваться и держать уверенный темп. Есть опыт, масса идей и энтузиазма, а поэтому – твёрдой поступью только вперёд, открывая новые горизонты!

Живёт в Брянске. Окончила Брянский государственный педагогический институт им. академика И. Г. Петровского, факультет иностранных языков.

Писать стихи начала ещё в детстве, но в поэтическое творчество это увлечение переросло уже в зрелые годы.

Публиковаться начала с 2021 года. Выпустила два сборника: «Крылья души» и «Кот-обжора».

Публиковалась в литературно-художественном журнале Союза писателей, литературно-публицистическом альманахе «Cеребро слов», «Золотом томике поэзии – 3», «Золотом томике поэзии – 5», «Поэты Рифмограда» и других сборниках.

Не бросайте родную сторонку

Пересвет

В объятиях с природой

Берёзка

Аромат детства

Муза

Родилась в Восточном Казахстане. В раннем возрасте переехала во Владимирскую область, в город Киржач. Училась у удивительного человека, многогранного педагога И. В. Четвертакова, художника, прозаика, писателя, поэта, удивительного критика. После его уроков хотелось исправить ошибки, создать что-то новое. Он дал начало основным направлениям в её творчестве.

Состоит в Российском союзе писателей, член клуба «Творчество и потенциал» издательства «Четыре». Победитель международных и всероссийских конкурсов, награждена медалями им. С. Есенина, Кирилла и Мефодия. Член международного клуба художников-педагогов, имеет свою студию, где старается передать ученикам любовь к творчеству.

Живой

За мир!

Ты спи, родной! Отец – живой!

Родился на станции Явенга в Вологодской области. После службы в армии учился на физическом факультете МГУ. Работал в НИИ в области систем связи. Тогда для безбедного существования необходимо было защищать диссертацию. Защитил кандидатскую. Однако к этому времени в стране произошли существенные изменения. В связи с глубокими переменами (перестройка) диссертация оказалась никому не нужна. Старшие научные сотрудники и ведущие специалисты сидели без работы. Перешёл на работу в банках в области информационных технологий.

В колодце

Я неудачник. Иногда мне кажется, что высшие силы избрали меня объектом для своих экспериментов. Конечно, это чушь. Есть лишь Его Величество Случай. Человек в поте лица добывает хлеб, строит свою маленькую вселенную, вдруг нелепая случайность обрывает эту нехитрую мелодию, ставя всё вверх ногами. Такие трагедии происходят сплошь и рядом и наводят посторонних на непродолжительные философские размышления. Лучше всего ограничиться просто вздохом. Не так уж нам много дел до чужих горестей. Когда же стрела случая настигнет нас, не следует ожидать чего-то сверхъестественного от других. Надо преодолеть первый период, когда дух скрутился в лист Мёбиуса, зациклился в петле обратной связи и мучит сам себя бесконечной цепью одних и тех же вопросов, не в силах по своей линейной природе иным образом встретить нелинейное событие, каковым является случай. Затем надо попытаться перестроить жизнь на новых основаниях.

В тот вечер я прогуливался по улицам города. Мы живём не в Америке, и по вечерам даже в городе можно подышать относительно свежим воздухом. Отчасти я и сам виноват в том, что случилось. Я не слишком внимательно смотрел себе под ноги, полагая (и ведь с достаточной степенью достоверности именно так и было), что под ногами у меня надёжный асфальт тротуара. Темнело, в домах зажигались окна, по улицам с шуршанием пробирались редкие машины, прохожие спешили успеть в магазин или в кино. Я погрузился в расслабленное мечтательное созерцание, в сознании воцарилась блаженная пустота.

Я проводил взглядом хорошенькую женщину, ни с того ни с сего улыбнувшуюся мне, и в следующий миг я упал в колодец.

Я думаю, что это один из самых странных колодцев, какие только есть на белом свете. Стены его скользкие и гладкие, вода, наверное, уже миллион лет как испортилась. На дне его водятся пиявки и ещё Бог весть какие твари, предначертание которых – высасывать кровь из живых существ. Впрочем, ведь могло быть и хуже. Если бы воды здесь было чуть побольше, я бы попросту утонул, а так я стою, и из воды высовываются мои плечи. Хуже всего то, что внизу скопилось много вязкого ила, так что я в полном смысле слова влип.

Что ж, я отдал дань обычным в такого рода случаям порочным философским размышлениям, с неподдельным пафосом взывая к Богу ответить, за что, собственно, он подверг меня такому наказанию. Мне очень хотелось найти ту логическую цепь событий, из которой вытекало моё настоящее положение, но все мои конструкции носили надматериальный, мистический характер, и потому как истый вульгарный материалист без сожаления отмёл их. Я пришёл к заключению, что это и есть просто случай, и, конечно, ещё долго метался в чёрном скрежете обиды и чувства несправедливости.

Изголодавшиеся пиявки поначалу причиняли мне великие страдания. Но, насытившись, они умерили свой пыл и теперь лишь иногда лениво посасывают моё изъеденное тело. К смраду же человек очень легко привыкает. Тем не менее положение моё заставляло искать какой-то выход. Своими силами я не имел ни малейшей надежды выбраться отсюда. Мне оставалось надеяться на постороннюю помощь. В колодец часто заглядывали прохожие. Одного из них я окликнул. Это оказался на редкость вежливый и приятный человек.

– Доброе утро, – приветствовал он меня, ибо было уже утро.

– Доброе утро, – ответил я. – Извините меня за то, что отнимаю у вас время. Понимаете, я упал в колодец и желал бы выбраться отсюда.

– Понимаю, – сказал он сочувственно и покраснел. Я тоже покраснел. Всё-таки попасть в колодец – довольно мерзкая и стыдная штука, и я подумал, что, может быть, зря поведал об этом первому встречному. Он может подумать бог весть что – например, что я напился вдрызг пьян и попал сюда исключительно в результате этого, то есть мне воздано по заслугам. Или что я якшался с дурной компанией, которая обошлась со мной так нехорошо.

– Чем же я могу помочь вам? – наконец любезно осведомился он. – Мне до вас не достать.

– Если бы вы встретили где-нибудь человека с верёвкой, то не могли бы ли вы попросить его прийти мне на помощь?

– Да, верно, – хлопнул он себя по голове. – Знаете что? Я, пожалуй, сам найду сейчас верёвку и вызволю вас.

– Я не знаю, как мне вас благодарить, – растроганно сказал я.

Он довольно скоро вернулся с дворником и верёвкой. Дворник беспрестанно ворчал, что если разные тут попадают в колодцы, так пусть и вылезают сами, а нечего будить людей спозаранку, да ещё требовать казённую верёвку. Особенно он напирал на факт казённости верёвки.

– Дворник не совсем общительный попался, – смущённо сказал мой благородный избавитель.

– Да, – сказал я.

– Держите верёвку, – сказал он.

Я поймал конец верёвки, и он принялся тащить меня наверх. Не тут-то было. По-видимому, ноги мои очень прочно засели в иле. После нескольких рывков верёвка ослабла.

– Ничего не получается, – сообщили сверху. И мой спаситель обратился к дворнику: – Помогите мне!

– Руки у меня не казённые, – мрачно ответил дворник.

Я почёл необходимым обратиться к нему со следующими словами:

– Послушайте, товарищ. Я очень уважаю те тонкие различия, которые вы делаете между казённым и неказённым. Я вижу, что вы умный и достойным человек, пекущийся более всего о справедливости, и поэтому считаю своим долгом компенсировать эксплуатацию казённой верёвки и ваших неказённых рук.

Я бросил ему рубль, и он принял деятельное участие в моём избавлении. Дворник действительно был достоин высочайшего уважения. Такая непосредственность в проявлении истинных свойств человеческой натуры кажется мне очень мудрой. Дворники вообще чрезвычайно мудрый народ. Мне даже кажется, что это какая-то новая раса, развивающаяся и растущая в лоне человечества, вырабатывающая ясную и чистую мораль, не замутнённую различного рода псевдоморальными примесями. Если бы у меня был миллион рублей, я бы позвал миллион дворников, и они бы приложили всю свою энергию к делу, которое в этом случае имело бы несомненно благоприятный исход.

Но одного дворника и одного благородного чудака оказалось мало. Я не сдвинулся с места.

– Бесполезно, – констатировал прохожий. Помолчав, он добавил: – Я опаздываю на работу.

– Ради бога, идите, – попросил я. – Я и так уже отнял у вас уйму времени.

– А как же вы? – неуверенно произнёс он.

– О, не стоит беспокоиться, я что-нибудь придумаю.

– Только, пожалуйста, не оттягивайте дело. Раз уж вы попали в колодец, то надо без всяких ложных сомнений и стыда звать на помощь. Со всяким может случиться. Главное – не оттягивать. Этот ил засасывает всё глубже и прочнее. Если хотите, то, придя на работу, я позвоню и вызову автокран.

Я слегка испугался. Дело дошло уже до автокрана. Я вообще не люблю привлекать к себе внимание и поэтому одеваюсь в неприметный серый костюм и серую шляпу. Мысль, что на глазах у всей улицы меня будут вытаскивать автокраном, произвела на меня болезненное впечатление. Но что же было делать?

– Пожалуй, ничего другого не остаётся, – сказал я. – Большое вам спасибо, и извините ещё раз за беспокойство.

– Не стоит благодарностей. Мне действительно надо спешить. – Он развёл руками. – Желаю вам всего доброго. Не унывайте.

И он ушёл. Дворник давно уже исчез, не тратя лишних слов на живописание очевидных фактов. Сердце моё пронзила острая зависть. Насколько я мог понять по тому клочку неба, которое открывалось мне в проёме колодца, погода на улице была чудесной. Люди, по-видимому, наслаждались свежим воздухом и золотистым утренним солнцем. Я подумал, что мой прохожий всё-таки ещё успеет остановиться у бочки и выпить кружку пива.

Потом он придёт на работу, сядет за свои бумаги и подремлет немного в кресле. Что касается дворника, тот, надо думать, тоже сумеет распорядиться честно заработанным рублём.

Чувство отрезанности от всего земного свинцовой тенью легло мне на сердце.

Пиявки снова подступились, и мне не оставалось ничего другого, как молча переносить боль. Я ничего не мог с ними поделать. Если я начинал двигаться, пытаясь сбросить их, то чувствовал, что погружаюсь в ил ещё глубже. В мутной воде я различал ещё какие-то существа неопределённой формы. Они, кажется, разглядывали меня своими фосфоресцирующими глазками, но пока не приближались. Вид их вызывал омерзение, самым же страшным было то, что я не знал, чего можно от них ожидать.

Всё это было слишком сильным испытанием для обыкновенного человека. Я заплакал, как ребёнок. Я вспоминал вчерашний вечер с болью и тоской. Как было всё прекрасно! О, если бы я пошёл другой улицей, ничего бы этого не было. А можно было даже совсем не выходить на прогулку, я превосходно провёл бы вечер дома за чтением Шекспира и рюмкой коньяку. И то, что я вышел из дому и, бесцельно разгуливая по городу, попал точнёхонько в этот колодец, застыло в моём мозгу как чужеродный предмет, вокруг которого образуется воспаление неприятия.

Надо было чем-то заняться, чтобы отвлечься от тягостных мыслей. Я написал письма немногочисленным родственникам и двум-трём друзьям, в которых сообщал что у меня всё в порядке. А мне так хотелось излить кому-нибудь душу, поведать о несчастии, которое обрушилось на меня. Но имел ли я право взваливать на их плечи свою беду? Да и чем они могли помочь мне, находясь где-то на другом конце света? Затем я снова погрузился в тягостные думы, из которых меня вывел окрик крановщика.

– Эй, приятель, – крикнул он. – Это ты, что ли, угодил в колодец?

– Да, именно я. Вы приехали вытаскивать меня?

– Точно. Что-то мне не нравится твой колодец. Не знаю, получится ли что-нибудь.

Эти слова повергли меня в ужас. Я именно уже начинал догадываться, что ничего не получится. Какое-то тягостное и мерзкое предчувствие охватило меня.

Крановщик ухмыльнулся наверху.

– А ты молодец. Напился вчера небось в стельку, а?

– Что вы, что вы, я, можно сказать, почти не пью.

– Сказать всё можно. Знаем мы всё прекрасно. Известно, как попадают в такие переделки. Я скажу тебе по секрету, парень, один раз я сам слямзился в колодец.

Я ощутил прилив тёплого, почти братского чувства к крановщику.

– Вы действительно побывали в колодце?

– Да, пришлось. Так ведь я и не скрываю – напился хорошенько, ну вот вам и результат. Да и тебе тоже не советую скрывать. Это производит неприятное впечатление. Настраивает на недружелюбный лад. Я должен составить акт. А что же я напишу – что ты угодил в колодец по чистой случайности? Кто же этому поверит? Теория вероятностей не на твоей стороне, парень. Есть такая штука – теория вероятностей, знаешь?

– Да, я математик, знаю. Но ведь теория вероятностей как раз и допускает различного рода случайности, говорит, что нет ни одного в принципе невозможного события.

– У меня нет возможности разбираться в тонкостях. Если хочешь знать, трезвому человеку даже при всём желании почти невозможно угодить в колодец. На колодцы набредают только пьяные, и тогда власти закрывают обнаруженный таким образом колодец. Так что признавайся лучше. Вреда от этого тебе не будет. Мы подходим к человеку с гуманной точки зрения, мы знаем все его слабости и пороки и прощаем их. – Он ухмыльнулся.

– Мне действительно не в чем признаваться, – твёрдо сказал я. – Я вчера был трезв как стёклышко.

– Тяжело с тобой, – вздохнул крановщик. – Ну как ты не поймёшь, что считается само собой разумеющимся, что если человек попал в колодец, то был пьян. У меня даже бланки актов стандартные, не могу же я вычеркнуть отпечатанные на машинке слова: «Причина – сильная степень опьянения». Да и что с тобой случится? Пошлют бумагу на работу, высмеют в стенгазете, только и всего. Ну как, доходит наконец?

– Там были и другие бланки! – Я резко помотал головой, потому что к горлу подступил комок. Я никогда не предполагал, что запасы моего мужества так незначительны. Всего несколько часов в колодце сделали из меня какую-то размазню. Наверное, проклятые пиявки подточили мои силы!