Резервная высота

Глава первая

Сознание возвращалось к Сергею Кожевникову не резким вторжением, а медленным, плавным всплытием со дна глубокого и безмятежного сна. Первым появился запах, легкий, едва уловимый аромат жасминового геля для душа, который всегда любила Лена. Потом – тепло другого тела под одеялом и тихий, ровный звук дыхания. Он открыл глаза. Спальня была погружена в мягкий предрассветный полумрак. На тумбочке тикали часы, без пяти пять. Внутренний будильник никогда не подводил. Он повернулся на бок. Лена спала, прижавшись щекой к подушке, темные волосы растрепались по белой наволочке. Сергей легонько, чтобы не разбудить, коснулся губами ее виска. Она вздохнула во сне и устроилась поудобнее.

Тишина в доме была плотной, почти осязаемой. Именно в эти минуты он чувствовал себя максимально спокойно, собранно. Ритуал утра задавал тон всему дню, а день сегодня предстоял долгий – рейс Москва – Сочи . Стандартно, почти скучно. Как он любил. На кухне он первым делом подошел к кофемашине – старому, верному агрегату, который будил его куда эффективнее любого будильника. Механическое щелканье, шипение пара и густой, насыщенный аромат свежесмолотых зерен – вот настоящая музыка утра. Пока машина готовила ему двойной эспрессо, он одним движением руки расстелил на столе скатерть, поставил чашку. Он пил кофе стоя, глядя в окно на постепенно светлеющее небо. Во дворе шевелились листья на березе, предвещая легкий ветер. Хорошая летная погода. Мысли уже переключались на предстоящий полет: проверка метеосводки, брифинг с экипажем, осмотр судна. Отработанные до автоматизма действия. Кофе был выпит. Чашка отправилась в посудомойку. Движения были точными, экономными, без суеты. Он прошел в спальню, уже почти одетый, темные брюки, белая рубашка висела на стуле. Лена еще спала. Он не стал ее будить, лишь на секунду задержал взгляд на ее спящем лице, потом мягко прикрыл дверь и вышел из дома.

В это же время в своей маленькой квартире на другом конце города Ева Панова уже была на ногах. Ее утро начиналось не с тишины и медитативного кофе, а с бодрой музыки из колонки телефона и серии быстрых, энергичных движений. Душ ровно семь минут. Пока сохли волосы, собранные в идеально гладкий пучок, она успевала нанести легкий, почти незаметный макияж, который строгий регламент авиакомпании разрешал: тон, немного туши, прозрачный блеск для губ. Улыбнулась своему отражению

– Доброе утро, пассажиры! – отработала до автоматизма.

Форма висела на расправленном плечике на дверце шкафа. Темно-синий пиджак, юбка-карандаш строгой длины, голубая шейная косынка. Она оделась быстро, проверяя, чтобы нигде не было ни соринки, ни складочки. Летная книжка, паспорт, помада и запасные колготки – все уже лежало в готовой сумке у выхода.

На кухне она не варила кофе, а на ходу выпила стакан воды, заедая его йогуртом. Времени на полноценный завтрак не было, но перекусить было надо, смена предстояла долгая. Она одним движением смахнула крошки со стола, проверила, выключена ли вода и свет, и, набросив на плечо пальто, выскочила из квартиры. На улице ее уже ждала Катя, подруга-стюардесса на машине.

– Опять не спала? – прокричала та через открытое окно.

– Выспалась как сурок! – соврала Ева, запрыгивая на пассажирское сиденье. – Поехали, а то опоздаем на наш звездный рейс!

Машина рванула с места, и Ева, поправляя идеальный пучок, посмотрела в окно на просыпающийся город. Где-то там сейчас пилоты, ее командиры, тоже собирались на работу. Спокойные, уверенные, взрослые мужчины. Она вздохнула. Когда-нибудь и у нее все будет так же размеренно и профессионально. А пока – улыбка, скорость и безупречный сервис на высоте десять тысяч метров. Шум большого аэропорта – это особенная симфония. Гул голосов, переливающиеся объявления дикторов, отдаленный рокот двигателей и мерный стук чемоданных колес по плитке. Для капитана воздушного судна Сергея Кожевникова эта симфония была привычным саундтреком его жизни. Он шел по терминалу быстрым, уверенным шагом, его пилотская форма с четырьмя полосками на плечах вызывала почтительные взгляды пассажиров.

Парковка у летного состава была уже забита машинами. Ева и Катя, побросав вещи в багажник, почти бегом направились к служебному входу, щеголяя идеальной формой и улыбками, которые уже не сходили с их лиц рабочий режим был включен. В стерильной зоне подготовки царило привычное предрейсовое оживление. Группами стояли пилоты, штурманы, бортинженеры, обмениваясь скупыми профессиональными фразами. Рядом пестрой, шумной стайкой толпились бортпроводники – мужчины и девушки в одинаковой форме, но с абсолютно разным выражением лиц: кто-то еще досыпал, кто-то болтал без умолку, кто-то с серьезным видом листал памятки.

– А вот и наши принцессы! – раздался густой басок старшего бортпроводника, Артема, человека с лицом доброго медведя и глазами, видевшими всякое. Он уже держал в руках папку со списками и полетными заданиями.

К Еве и Кате сразу же присоединились еще несколько девушек.

– Слышала, у нас сегодня Кожевников командиром, – сразу же начала щебетать рыжая Оля, поправляя косынку. – Говорят, суровый, как скала.

– Не суровый, а профессионал, – тут же парировала Ева, проверяя, на месте ли бейдж. – Летать с ним одно удовольствие. Спокойно и надежно.

– Ну да, ну да, «спокойно». Только на него смотреть – уже удовольствие, – хихикнула Катя, подмигивая подругам.

Послышался общий смех, легкий, нервный, снимающий предполетное напряжение. Артем, скрывая улыбку, кашлянул в кулак, собирая внимание.

– Так, красавицы, прекратите глазки строить на командира. Лучше еще раз по шеренге пройдемся. Потом на брифинг. Поехали?

Шумная компания мгновенно преобразилась. Улыбки стали чуть более официальными, спины выпрямились, подбородки приподнялись. Артем прошелся внимательным взглядом по строю: прически, макияж, длина юбки, чистоту обуви. Все было безупречно.

– Отлично, – кивнул он. – Построились. Вперед.

И они зашагали. Нестройной, но единой группой, щелкая каблуками по глянцевому полу, мимо огромных окон, за которыми на летном поле просыпались гиганты-лайнеры. Их темные силуэты постепенно прорисовывались на фоне розовеющего неба. Ева шла в середине шеренги, ловя себя на мысли, что сегодняшнее утро, такое же, как сотни других, особенное. Воздух словно вибрировал с ожиданием чего-то важного. Она отмахнулась от этой мысли просто предполетное волнение. Все будет как всегда. Идеально. Шеренга бортпроводников, ведомая Артемом, как опытным флагманом, свернула в коридор, ведущий к комнате брифингов. Здесь царила уже совсем иная атмосфера – деловая, сосредоточенная. Из двери напротив вышла группа пилотов. Впереди, с летной сумкой через плечо, шел Сергей Кожевников.

Он не казался «суровым, как скала». Скорее, собранным и немного отстраненным, погруженным в свои мысли. Его взгляд скользнул по приближающейся группе стюардесс, машинально оценивая, все ли в порядке, все ли готовы к работе. Взгляд был быстрым, профессиональным, без тени личного интереса.

– Командир, – кивнул Артем, замедляя шаг. – Старшая у вас сегодня Ева,

– Замечательно, а ты что не со мной?

– Меня на другой рейс сегодня записали. – так же коротко ответил Сергей, его голос был низким и спокойным.

– Хорошо. – ответил Кожевников и повернулся к Еве – Погода в пути отличная, график плотный. На борту 189 пассажиров, один младенец. Будьте внимательны.

– Так точно, – ответила Ева.

Ева, стоявшая рядом, поймала его взгляд на секунду. Он казался уставшим, но не физически, а как будто изнутри. В уголках глаз затаилась какая-то глубокая, невысказанная мысль. Он кивнул им всем обезличенно-вежливо и прошел мимо, следуя к своему брифингу с вторым пилотом и инженером.

– Видела? – прошептала Катя Еве на ухо, едва пилоты скрылись за дверью. – Кажется, он сегодня вообще не выспался.

– У всех бывает, – отрезала Ева, но и сама заметила эту странную усталость в его обычно ясных глазах. – Нечего сплетничать. Нас ждут.

Они вошли в свою комнату для брифинга. Стол, стулья, экран с маршрутом и данными по рейсу. Артем встал во главе стола, и последние следы шуток исчезли без следа.

– Итак, рейс 714, Москва – Сочи, – его голос стал четким и деловым. – Время полета 2 часа 40 минут. На борту… – он продолжил стандартный инструктаж: о количестве пассажиров, особых запросах, детях, летящих без родителей, предполетных проверках.

Ева слушала, автоматически записывая нужное в свой планшет, но часть ее внимания все еще была там, в коридоре, с уставшим взглядом командира. Щемящее, тревожное чувство, с которого началось утро, не уходило. Оно лишь притихло, затаилось где-то глубоко внутри, словно предчувствие. «Просто устал, – убеждала она себя. – У всех бывает. Все будет хорошо Брифинг закончился. Артем захлопнул папку.

– Вопросы есть? Вопросов нет. По местам. Приятного полета. Ева принимай

Они снова встали и, уже молча, направились к выходу на перрон, где их уже ждал, сверкая всеми люками и готовясь к приему пассажиров, их борт – Airbus A320. Солнце, поднявшееся выше, слепило глаза, отражаясь от белоснежного фюзеляжа.

Сергей был воплощением надежности. В свои сорок с небольшим он обладал спокойным, волевым лицом, на котором преждевременные морщинки у глаз говорили не о возрасте, а о бесчисленных часах, проведенных под слепящим солнцем на высоте десяти тысяч метров. Его глаза, серые и внимательные, видели не просто толпу, а ее ритм, ее потоки. Он был профессионалом до кончиков пальцев, с железными нервами, которые не раз выручали его в сложных ситуациях. Но сегодня в этих глазах читалась легкая усталость. Не физическая, а та, что накапливается от монотонного повторения одного и того же сценария: предполетный брифинг, проверка, взлет, набор высоты, ровный гул, посадка. Рутина, которая хоть и была залогом безопасности, но потихоньку стирала остроту ощущений.

В диспетчерской вышке царил иной ритм – сконцентрированный, напряженный, почти медитативный. За стеклами, открывающими панорамный вид на взлетно-посадочные полосы, царил полумрак, нарушаемый лишь мягким свечением десятков мониторов. Здесь воздух был пропитан тишиной, прерываемой лишь короткими, четкими репликами в головные микрофоны и негромкими переговорами. Главный диспетчер смены Игорь Воробьёв, мужчина с короткой седеющей щетиной и умными, уставшими глазами, одним движением пальца регулировал громкость в своей гарнитуре. Его голос, низкий и спокойный, был единственным, что стояло между порядком и хаосом в небе над мегаполисом. «Аэрофлот 4221,выведен на курс, набор высоты шестьсот метров, продолжайте набор до эшелона два четыре ноль». Ответ с другого конца был таким же лаконичным и деловым. Игорь откинулся на спинку кресла, на мгновение позволив себе расслабить плечи. Его взгляд скользнул по радару, где десятки зеленых меток, целый рой электронных светлячков, послушно двигались по заданным траекториям. Он был дирижером этой невидимой оркестровки, и он знал каждую «ноту» наизусть.

В салоне Airbus A320 царила предвзлетная суета. Стюардессы с изящной легкостью проносились между кресел, проверяя багажные полки, помогая пассажирам устроиться поудобнее. Среди них выделялась Ева Молодая, с собранными в аккуратный пучок светлыми волосами и большими, живыми глазами, она успевала одновременно улыбнуться заплаканному малышу, передать ему игрушку от пилотов – старая добрая традиция и уверенным жестом показать пожилому мужчине, как работает ремень безопасности. В ее движениях была врожденная собранность, грация и внимание к деталям. Взгляд, казалось, успевал заметить всё: развязанный шнурок, почти пустую чашку кофе, которую вот-вот опрокинет пассажир у прохода, легкое беспокойство молодой женщины у иллюминатора.

Внутри же Ева была немного романтичной мечтательницей. Для нее каждый рейс – это не просто работа, это маленькое путешествие, история. Она украдкой наблюдала за пассажирами, придумывая им судьбы, и всегда искренне верила, что самолет – это место, где случаются чудеса. Но эта легкая мечтательность моментально исчезала, стоило ей услышать команду капитана или заметить малейшее отклонение. В такие моменты ее лицо становилось серьезным, а глаза внимательными и строгими. Профессионализм был ее второй натурой. Сергей вошел в кабину пилотов, бросил свою летную сумку на кресло и привычным, отточенным движением занял левое кресло командира. Его второй пилот, молодой амбициозный Виктор, уже проводил предполетный осмотр.

– Погода отличная, маршрут свободный, сутки обещают быть скучными, командир – доложил он.

– Скучные это лучший вид полетов, Виктор», – с легкой улыбкой ответил Сергей, надевая головную гарнитуру.

Ева постучала и заглянула в кабину.

– Капитан, пассажиры размещены, двери на взводе. Кофе?

– Спасибо,Ева, черный, без всего, – кивнул Сергей.

Их взгляды встретились на секунду. Он всегда ценил в ней эту собранность и спокойную уверенность. Где-то внизу, в своей стеклянной башне, Игорь Воробьёв провел рукой по подбородку, прослеживая на радаре знакомый номер рейса SU 714. Очередной рядовой вылет.

– Очередная точка в бесконечном потоке. «Сухой 714,готовность к буксиру на позицию. – его голос, ровный и лишенный эмоций, прозвучал в наушниках Сергея.

– Сухой 714,понял, готовность к буксиру. – ответил Кожевников.

Самолет тронулся с места, начав свое медленное движение к взлетной полосе. Обычный рейс начался. Ничто не предвещало беды. Ева кивнула и через мгновение вернулась с аккуратной картонной кружкой, которую поставила в подстаканник рядом с Сергеем. Пар поднимался тонкой струйкой, растворяясь в прохладном воздухе кабины.

– Спасибо, Ева. Пристегнитесь, пожалуйста, скоро взлет, – сказал он, уже глядя на показания приборов, его пальцы привычным движением пробегали по тумблерам и кнопкам, завершая последние проверки.

Ева мягко прикрыла дверь в кабину, оставив пилотов в их мире датчиков, алгоритмов и безоблачного неба за лобовым стеклом. В салоне она сделала последний обход. Ее взгляд, быстрый и оценивающий, выхватывал детали: бизнесмен у окна уже уткнулся в экран ноутбука, его пальцы нервно барабанили по клавиатуре; молодая мать укачивала младенца, тихо напевая колыбельную; влюбленная пара через проход держалась за руки, их пальцы сплетены так крепко, будто это был их первый полет вместе.

– Прошу всех занять свои места и пристегнуть ремни. Мы готовимся к взлету», – ее голос, усиленный бортовой трансляцией, звучал спокойно и мелодично, не оставляя места для тревоги.

Она сама опустилась на откидное сиденье рядом с выходом, щелкнула замком ремней безопасности и проверила, чтобы дверь была в положении «автомат». Через иллюминатор мелькали огни рулежных дорожек, другие лайнеры, замершие в ожидании своего часа. Где-то там, в высокой башне, диспетчер Игорь Воробьёв, невидимый и всемогущий, давал им разрешение занять стартовую позицию. В кабине Сергей положил ладонь на рычаги управления двигателями. Он почувствовал знакомую вибрацию, нарастающий мощный гул, который из внешнего шума превращался в часть его самого.

– Сухой 714,на полосе, готов к взлету, – его голос был ровным, почти монотонным, как у хирурга, объявляющего о начале операции.

В наушниках раздался безразличный голос Воробьёва:

– Сухой 714, ветер триста десять, пять метров в секунду, взлет разрешаю.

Сергей перевел взгляд на Виктора, тот кивнул – все системы в норме.

– Стартуем, – сказал Сергей скорее себе, чем второму пилоту. Он плавно, но уверенно двинул рычаги тяги вперед.

Огромная сила вжала его в кресло. Самолет, тяжелый и неповоротливый на земле, послушно ринулся вперед, набирая скорость с нарастающим воем. Огни по краям полосы сливались в сплошные белые линии, убегающие вперед. Сергей смотрел на бегущую вперед полосу, его руки лежали на штурвале, готовые к мягкому движению на себя. В салоне наступила тишина, нарушаемая лишь нарастающим гулом. Пассажиры инстинктивно вжимались в кресла, кто-то закрывал глаза, кто-то с волнением смотрел в иллюминатор на убегающую землю.

Ева чувствовала знакомый перегруз и улыбалась про себя. Этот момент отрыва от земли, эта секунда невесомости между движением по земле и полетом – вот ради чего она любила свою работу. Это и было маленькое чудо. И вот оно произошло. Легкий толчок, и грохот шасси сменился почти невесомой тишиной. Земля поплыла вниз, удаляясь, превращаясь в игрушечную карту с огоньками и квадратиками домов.

– Убрать шасси,– скомандовал Сергей. Виктор выполнил команду.

– Сухой 714, набор высоты, эшелон два четыре ноль, – доложил Сергей в эфир.

– Набирайте, семьсот четырнадцать, добро пожаловать в небо, – ответил голос Воробьёва, и в его интонации впервые послышались едва уловимые нотки чего-то человеческого, может быть, легкой профессиональной удовлетворенности.

Самолет, тяжело работая, набирал высоту, пробиваясь сквозь редкие облака. В кабине загорелся табло «Пристегнуть ремни». Первая, самая нервная часть работы была завершена. Сергей откинулся на спинку кресла, сделал глоток горячего кофе и взглянул на бездонное синее небо перед собой. Обычный рейс. Все шло по плану.

Глава вторая

Самолет набрал крейсерскую высоту, и табло «Пристегнуть ремни» погасло. В салоне ожил, зашумел, задышал своим особенным, сжатым жизненным пространством. Ева и другие стюардессы отстегнули ремни и с профессиональными улыбками приготовились к обслуживанию. Для Евы это был момент, когда безликая масса пассажиров начинала обретать черты, истории, судьбы.

Алексей Соколов, бизнесмен, сидел у иллюминатора в бизнес-классе. Его пальцы с дорогими запонками все еще нервно перебирали край салфетки, хотя экран ноутбука перед ним давно погас. Не сделка волновала его – с ней все было решено. В его кармане лежало кольцо с солитером. Он летел делать предложение своей девушке, которая ждала его в городе прибытия. Он мысленно репетировал слова, снова и снова прокручивая в голове один и тот же вопрос, и от этого его лицо было напряжено и серьезно, а взгляд устремлен в белые облака за стеклом, но не видел их.

Молодая мать, Анна, устроилась в хвосте лайнера, у прохода. Ее младенец, запеленатый в мягкое голубое одеяльце, наконец уснул, убаюканный монотонным гулом двигателей. Сама она не спала. Ее лицо, уставшее и одновременно светящееся бесконечной нежностью, было склонено к ребенку. Каждые несколько секунд ее рука непроизвольно тянулась проверить, дышит ли он, все ли в порядке. Она летела к родителям, впервые показывать им внука. В ее сумке лежала открытка с кривыми буквами: «Любимой бабушке и дедушке». Она сама ее подписала, но мечтала, что скоро сын сможет сделать это сам.

Влюбленная пара, Мария и Денис, заняли два места у окна в ряду посередине. Их пальцы были сплетены так крепко, что, казалось, их не разъять без помощи. Они не смотрели фильмы, не читали журналы. Они смотрели друг на друга и тихо смеялись над какими-то своими, известными только им шутками. Денис что-то шептал Марии на ухо, и она заливалась румянцем, отворачиваясь к иллюминатору, но ее рука не отпускала его. Они летели на море, и для них весь мир помещался в эти два кресла 17A и 17B.

Пожилой профессор, Аркадий Петрович, в аккуратно отглаженном костюме и с потрепанным кожаным портфелем на коленях, сидел прямо и смотрел вперед с видом человека, привыкшего к терпеливому ожиданию. Он возвращался с международной конференции. Его пальцы рассеянно барабанили по портфелю, в котором лежала распечатка революционной статьи его коллеги, которую он жаждал поскорее проверить в тишине своего кабинета. Его взгляд был рассеянным и обращенным внутрь себя, к миру формул и теорий, который был ему гораздо роднее и понятнее, чем салон самолета.

Компания друзей – два парня и две девушки, расположилась в середине салона, создавая вокруг себя веселый, шумный оазис. Они уже успели достать телефон, чтобы снять забавное видео для соцсетей с традиционным «Мы взлетаем!», и теперь наперебой обсуждали план своего отдыха. Они спорили о том, куда пойти вечером, делись друг с другом наушниками, чтобы посмотреть один и тот же сериал, и их смех был самым громким и заразительным звуком в салоне. Они были заряжены энергией предвкушения каникул, и их радость была такой же легкой и невесомой, как сам самолет.

Ева, проходя по проходу с тележкой, ловила отрывки этих жизней: обрывок смеха компании друзей, вздох молодой матери, сосредоточенное молчание профессора. Она мысленно желала им всем удачи. Бизнесмену – смелости, Анне – помощи, влюбленным – вечной легкости, профессору – озарения, друзьям – незабываемого отдыха. Она не знала, что очень скоро все их судьбы, такие разные, сплетутся в один тугой, неразрывный узел. И от ее действий будет зависеть, чем закончатся эти истории: счастливой развязкой или трагедией. Пока же самолет уверенно шел курсом, а в кабине пилотов царила спокойная рабочая атмосфера. Ева мягко толкала перед собой тележку с напитками, ее движения были выверены и грациозны. Она была не просто обслуживающим персоналом; в этом замкнутом мире на высоте десяти километров она была хозяйкой, хранительницей комфорта и спокойствия.

– Кофе, чай, сок? – ее голос, ровный и приятный, звучал как привычный элемент фонового шума. Пассажиры отвечали кивками, улыбками, просьбами.

Бизнесмен, Алексей Соколов, на ее вопрос оторвался от созерцания облаков и резко махнул рукой.

– Нет, спасибо. Ничего. Он снова уставился в иллюминатор, но его взгляд был пуст.

Он не видел величественных картин природы; он видел испуганные глаза своей возлюбленной, слышал тишину после затаившего дыхание вопроса. Его пальцы снова нашли в кармане маленькую бархатную коробочку и сжали ее так, что костяшки побелели. «Она ведь знает, что я лечу? Наверное, догадывается… Или нет?» – его внутренний монолог был куда более напряженным, чем любая деловая сделка.

Молодая мать, Анна, когда к ней подъехала тележка, посмотрела на Еву почти умоляюще.

– Только воды, пожалуйста. Очень хочется пить. Она боялась пошевелиться, чтобы не разбудить ребенка, свернувшегося у нее на руках теплым комочком. Ева налила ей стакан воды, и их взгляды встретились – усталый и понимающий. Две женщины, объединенные тихой заботой.

– Он у вас замечательный, – тихо сказала Ева, улыбнувшись.

– Спасибо, – прошептала Анна, и ее лицо на мгновение озарилось счастливой улыбкой, прежде чем снова стать маской усталости.

Влюбленные, Мария и Денис, заказали томатный сок , один на двоих. Они пили его через два соломинки, снова и снова попадая носом друг в друга и заливаясь счастливым, беззвучным смехом. Их мир был герметичен и самодостаточен. Казалось, даже турбулентность не сможет нарушить их идиллию. Ева, проходя мимо, невольно улыбнулась их абсолютному счастью. Оно было таким хрупким и таким сильным одновременно. Пожилой профессор Аркадий Петрович поднял на Еву внимательные, острые глаза.

– Чай, пожалуйста. Без сахара. Пока она наливала напиток, его взгляд упал на ее бейджик. – Ева… Хорошее имя. Носительница жизни, если верить древним, – произнес он задумчиво.

Ева с легким удивлением кивнула.

– Спасибо, профессор. Редко кто вспоминает о значении.

– О значении вспоминать важно, – ответил он, принимая стакан. – Иначе все превращается в бессмысленный звук. Он отхлебнул чай и снова углубился в изучение документов, лежавших у него на откидном столике, его губы беззвучно шевелились, повторяя сложные термины.

Компания друзей уже успела раскусить небольшой запас закуски, которые взяли с собой. Их веселье было немного громким, но пока никому не мешало.

– Девушка, а пиво есть? – с надеждой спросил один из парней, Виктор.

– После посадки, – мягко, но твердо парировала Ева, предлагая им соки. – А пока витамины для энергии. Впереди же отдых.

Они послушно взяли апельсиновый сок и продолжили спорить о том, кто кого обыграет в волейбол на пляже. Их энергия била через край, заразительная и беззаботная. Обслужив ряд, Ева на секунду остановилась у служебного отсека, чтобы перевести дух. Ее взгляд скользнул по салону. Вот он, целый микрокосмос: любовь, надежда, тревога, ожидание, радость, усталость. Сотни переплетенных судеб, которые на несколько часов оказались в одной металлической трубе, летящей сквозь облака. Она не знала, что для кого-то из них этот полет – последний шанс. Для кого-то – начало новой жизни. А для кого-то – внезапный и страшный конец всем планам.

Где-то впереди, в кабине, Сергей Кожевников сделал очередной глоток остывшего кофе. Самолет ровно гудел, автопилот уверенно вел его по заданному курсу. Все системы работали в штатном режиме. Было тихо. Слишком тихо. Именно в этот момент на центральном пульте у второго пилота Виктора едва заметно дрогнула и замерла стрелка одного из датчиков давления топлива. Событие было настолько мимолетным, что Виктор, смотревший в этот момент в боковое окно, его просто пропустил. Сбой длился доли секунды, и система тут же восстановила нормальные показания.

Глава третья

Тишина, наступившая после уборки шасси, была обманчивой. Ее заполнил ровный, мощный гул двигателей, работающих на крейсерском режиме. Это был звук-симфония для уха пилота, звук стабильности, мощи и полного контроля. В кабине пилотов царила атмосфера сосредоточенного спокойствия. Сергей Кожевников, сняв руку со штурвала, позволил автопилоту принять эстафету. Его движения были экономичными и точными. Он пробежался взглядом по основным дисплеям: высота – 8100 метров и продолжает плавно расти, скорость, стабильна, курс в зеленой зоне. Все параметры светились ровным уверенным зеленым светом. Он сделал пару отметок в бортовом журнале, его почерк был таким же ровным и неуязвимым, как и полет.

– Эшелон триста двадцать через пять минут, – произнес он, обращаясь к Виктору. – Погода по маршруту, как и обещали, чистая. Можно расслабиться. Второй пилот ухмыльнулся:

– Идеальный скучный полет, командир. Даже скучать начинаешь.

– Скука лучший друг пилота, Виктор. Запомни это, – с легкой улыбкой ответил Сергей и откинулся в кресле, позволив себе наконец глубоко вздохнуть.

Он посмотрел в лобовое стекло. Перед ним простиралась бескрайняя синева. Где-то далеко внизу клубились ватные поля кучевых облаков, похожие на заснеженные равнины. Солнце слепило ярким, ничем не замутненным светом. В этой высоте было ощущение невесомости, чистоты и абсолютного покоя. Рутина, которая тяготила его на земле, здесь, в небе, преображалась в медитацию. Он был на своем месте. В салоне началась идиллия. С шипением раздвинулись шторки на иллюминаторах, впуская внутрь яркий солнечный свет. Табло «Пристегните ремни» погасло, и пассажиры ожили, сбросив с себя напряжение взлета.

Ева и другие стюардессы, словно отточенный механизм, приступили к обслуживанию. Их движения были выверены до миллиметра. Тележка с напитками плавно скользила по проходу, наполняя стаканы с мягким шипением. Алексей Соколов, бизнесмен, наконец оторвался от иллюминатора и открыл ноутбук. Но вместо рабочих графиков он уставился на фотографию на заставке, он и она, смеющиеся, на фоне моря. Его лицо смягчилось. Он откинулся на спинку кресла, и впервые за весь полет его плечи расслабились. Возможно, все будет хорошо.

Молодая мать, Анна, передала спящего младенца бортпроводнику-мужчине, который на время устроил его в люльке, пока она смогла, наконец, дойти до туалета и умыть лицо холодной водой. Вернувшись, она с безмерной благодарностью в глазах приняла ребенка обратно и смогла выпить свой чай, еще горячий.

Влюбленные, Мария и Денис, заказали шампанское. Ева с улыбкой принесла им два изящных бокала. Они тихо чокнулись, глядя друг другу в глаза, и их тихий смех был самым счастливым звуком в салоне. Пожилой профессор, Аркадий Петрович, отложил документы, снял очки и протер переносицу. Он подошел к иллюминатору и несколько минут просто смотрел на проплывающие внизу облака. В его умных, уставших глазах отражалась бескрайняя белизна. На его лице появилось редкое выражение простого, немудрящего удивления перед красотой мира.

Компания друзей уже вовсю делилась впечатлениями в мессенджерах, отправляя в общий чат фотографии облаков из окна. Их смех стал громче и свободнее. Один из парней достал колоду карт, и они тут же устроили импровизированный турнир на откидных столиках.

Ева, проходя мимо, ловила эти моменты безмятежности. Она видела, как напряжение покидает плечи пассажиров, как их лица расправляются в улыбках. Это была ее любимая часть работы – создавать и поддерживать этот хрупкий пузырь комфорта и безопасности высоко в небе. Она чувствовала себя не просто служанкой, а добрым ангелом этого стального птицы.

Самолет, ведомый электронным мозгом, летел ровно и плавно. Вибрация была почти неощутимой. Из динамиков тихо лилась спокойная инструментальная музыка. В салоне пахло кофе и свежим круассанами.

Полная идиллия. Абсолютная, кристальная нормaльность. Ни одна, даже самая малейшая, тень не омрачала картину идеального полета. Именно в этот момент, глубоко в недрах инженерных систем лайнера, в одном из многочисленных электронных блоков, незаметно для всех датчиков и систем контроля, перегрелся и вышел из строя крошечный конденсатор. Это не вызвало немедленного сбоя. Это была всего лишь первая, невидимая трещинка в фундаменте. Тихий вдох перед криком. Но пока об этом не знал никто. Самолет продолжал свой безмятежный путь в облаках.

Идиллия набрала силу, превратив салон в подобие уютной, немного сонной гостиной на высоте десяти километров. Солнечный свет, падающий в иллюминаторы, был ярок и безжалостен, выхватывая мельчайшие пылинки, танцующие в воздухе. Ева с коллегой Катей неспешно катили вторую тележку, на этот раз с питанием. Аромат теплых круассанов, сливочного масла и свежесваренного кофе смешивался в соблазнительный коктейль, будя аппетит даже у самых нервных пассажиров.

– Курочка с картофелем или паста с лососем? – голос Евы звучал как заученная, но от этого не менее мелодичная мантра.

Алексей Соколов наконец оторвался от фотографии на экране и выбрал пасту. Когда Ева поставила перед ним аккуратный поднос, он неожиданно поднял на нее взгляд и спросил, почти смущенно:

– Скажите, а вы часто видите… вот такое?

Он сделал неопределенный жест рукой, указывая на всю салон в целом.

– Что именно? – уточнила Ева.

– Ну… людей. Счастливых. Взволнованных. Испуганных. Ева мягко улыбнулась:

– Каждый полет – это целая жизнь в миниатюре. Со всеми эмоциями. А сегодня, мне кажется, больше счастливых. Ее слова, казалось, немного успокоили его. Он кивнул и принялся за еду, на его лице впервые появилось что-то похожее на надежду.

Молодая мать, Анна, воспользовавшись моментом, когда ребенок крепко спал, с жадностью набросилась на еду. Она ела быстро, торопливо, как будто боялась, что он проснется в любую секунду. Ева, проходя мимо, молча поставила рядом с ней бутылочку воды и еще один круассан в салфетке. Анна посмотрела на нее с безмерной благодарностью. Влюбленные кормили друг друга кусочками лосося с кончиков вилок, их смех стал тише, интимнее. Их мир сузился до размеров подноса, и им этого было более чем достаточно.

Профессор Аркадий Петрович ел не глядя, его глаза были прикованы к распечатке. Он механически подносил вилку ко рту, и можно было поклясться, что он даже не замечал вкуса еды. Он бормотал что-то себе под нос, делая пометки на полях химическим карандашом. Полет для него был всего лишь вынужденной паузой, временем, которое можно и нужно использовать с пользой. Компания друзей устроила настоящий пир. Они заказали все, что можно, и менялись подносами, шумно дегустируя блюда и давая им свои оценки.

– Слушай, а курочка-то ничего! – с набитым ртом произнес один из парней.

– В самолете все невкусное! – парировала его подруга, но при этом дочиста выскребала свой стаканчик с тирамису. Их веселье было заразительным,и даже соседи по ряду смотрели на них с улыбкой.

Ева, закончив обнос, сделала паузу в служебном отсеке. Она выпила глоток воды и посмотрела на монитор, показывающий данные полета: высота 10 700 метров, скорость 850 км/ч, температура за бортом -54°C. Цифры были сухими и успокаивающими. Все было в норме. Совершенная норма. Она вышла в салон для очередного обхода. Пассажиры дремали, смотрели фильмы на индивидуальных экранах, читали. Кто-то с благоговением смотрел в иллюминатор на бескрайнее море облаков, по которому плыла тень их самолета, идеально четкий темный кружок в обрамлении радужного ореола. Это явление «глория» – считалось хорошей приметой у пилотов. В кабине царила такая же благостная атмосфера. Сергей разрешил себе снять китель и ослабить галстук. Он разминал затекшую шею.

– Виктор, я схожу разомнусь, подышу воздухом салона, – сказал он, отстегивая ремни. – Держи штурвал. В смысле, наблюдай за автопилотом. Он справляется лучше нас.

– Есть, командир, – ухмыльнулся Виктор.

Сергей вышел из кабины. Его появление в салоне вызвало легкий всплеск внимания. Капитан, фигура почти мифическая для большинства пассажиров. Он кивнул Еве, прошел к корме, чтобы проверить что-то у выхода, и задержался у иллюминатора, на секунду задумавшись. Он видел это тысячу раз, но вид всегда завораживал: ослепительное солнце, синее-синее небо и бескрайний ковер облаков внизу. Абсолютный покой. Он глубоко вздохнул и повернулся назад, к кабине. Идиллия была полной. Абсолютной. Самолет был надежным стальным коконом, несущим свои живые души сквозь холодную и безвоздушную пустоту. Казалось, ничто не может нарушить эту совершенную гармонию.

Именно в этот момент, в электронно-вычислительном блоке управления двигателем, тот самый вышедший из строя конденсатор вызвал микроскопический скачок напряжения. Система контроля и диагностики мгновенно поймала аномалию, классифицировала ее как незначительную и, не будя пилотов тревогой, просто перезапустила модуль. На какие-то доли секунды управление топливной смесью перешло на резервный алгоритм.

Это было штатной ситуацией. Крошечный сбой, с которым автоматика справлялась тысячи раз. Но это был первый звонок. Тихий-тихий щелчок, который никто не услышал.

Глава четвёртая

Сергей вернулся в кабину, чувствуя приятную легкость в мышцах после короткой прогулки. Воздух в салоне был другим – теплым, насыщенным запахами еды и жизнью, но здесь, в его царстве, царил стерильный холодок технологий и ровный гул мотора. Он снова занял свое место командира, автоматически проверив основные показатели. Все зеленое, все в норме.

– Ну что, скучал? – пошутил он, глядя на Виктора.

–Да как вам сказать, командир. Автопилот – идеальный напарник. Молчит и работу не завалит, – парировал второй пилот.

Сергей усмехнулся и взял свою чашку. Кофе окончательно остыл. Он поморщился и отставил ее в сторону. Взгляд его скользнул по приборам, пробежал по топливным датчикам, обошел системы навигации и зацепился за индикатор давления в гидравлической системе. Стрелка чуть дрогнула. Микроскопическое, почти нечитаемое глазу движение. Не выход за пределы нормы, нет. Зеленая зона была широка, и стрелка находилась глубоко в ее пределах. Но она была не статична, как обычно, а едва заметно вибрировала, совершая колебания амплитудой в волосок. Сергей прищурился. Он знал каждый прибор своего самолета как собственные ладони. Эта дрожь была ему незнакома.

– Виктор, глянь на гидравлику. Тебе ничего не кажется? Виктор повернулся, внимательно посмотрел.

– Вроде в норме, командир. Может, вибрация? Или просто показалось.

Сергей не ответил. Он пристально смотрел на стрелку еще секунд тридцать. Дрожь прекратилась. Стрелка замерла в идеально стабильном положении, как вкопанная. Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Наверное, показалось. Или сенсор глюкнул на секунду. Бывает.

Он махнул рукой, отгоняя назойливую муху подозрения. Десятки тысяч часов налета учили его не паниковать из-за каждой мелочи. Системы сложные, электроника может выдавать случайные сбои. Главное они сработали, все вернулось в норму. Рутина вот залог безопасности. Нельзя делать из мухи слона. Но на его лбу на мгновение проступила легкая складка озабоченности. Та самая, что появлялась у него лишь в самые ответственные моменты, при сложных посадках в грозу или при отказе системы. Она тут же разгладилась, но не исчезла бесследно. В этот самый момент дверь в кабину приоткрылась. Появилась Ева.

– Капитан, все в порядке? Не нужно ли чего?

Она хотела забрать пустые чашки. Ее взгляд, быстрый и внимательный, скользнул по Сергею и поймал это мгновение – остаточное напряжение в уголках его глаз, легкую тень на обычно непроницаемом лице. Она не видела дрожащей стрелки, не слышала их с Виктором краткого обмена репликами. Но она увидела взгляд. Взгляд пилота, который на секунду перестал быть расслабленным и снова стал сконцентрированным, острым, как бритва. Это длилось долю секунды. Сергей обернулся к ней, и его лицо снова стало обычным, спокойным, немного усталым.

– Спасибо, Ева, все хорошо. Чашки заберите, да. И можно мне свежего кофе?

– Конечно, капитан, – кивнула она, забирая посуду.– Но мне кажется вы много кофе пьете.

Сергей повернулся.

– А ты заботишься о моем здоровье.

– Конечно.

– Я люблю кофе,

– Хорошо, сейчас принесу.

Она прикрыла дверь, и ее на секунду охватило странное чувство. Не страх, нет. Скорее, легкая тревога. Она знала этого человека, жесткого профессионала, чье спокойствие было таким же неотъемлемым атрибутом кабины, как и штурвал. И она никогда не видела на его лице этой мимолетной, но такой явной тени. Она отнесла чашки на кухню, машинально включила кофемашину и задумалась, глядя на кипящую воду. «Показалось?» – подумала она. Но интуиция, тот самый внутренний голос, который редко обманывает людей ее профессии, шептал, что нет. Не показалось.

В кабине Сергей взял свежую чашку кофе из рук Евы с благодарным кивком. Он уже снова был полностью погружен в мониторинг полета. Стрелка давления вела себя идеально. Он мысленно похвалил себя за излишнюю мнительность. Самолет летел ровно, небо было ясным, до посадки еще несколько часов. Первая трещина проявилась и тут же стала невидимой. Но она была. Глубоко в недрах системы что-то еще раз дало о себе знать. На этот раз – чуть громче. Сергей принял из рук Евы горячую чашку, кивнул в знак благодарности, но его взгляд был прикован к навигационному экрану. Он сделал глоток, не отрывая глаз от цифр, пытаясь уловить малейшую аномалию. Кофе был отличным, горьковатым и бодрящим, но даже он не мог полностью развеять легкую тень сомнения, засевшую где-то глубоко в подсознании.

– Виктор, – его голос прозвучал чуть более сухо, чем обычно. – Дай мне полный лог системных предупреждений за последние десять минут.

– Есть, – второй пилот, почуяв изменение в тоне командира, оживился и его пальцы заскользили по сенсорному экрану.

– Лог чист, командир. Никаких инцидентов не зафиксировано. Только штатные служебные сообщения от автопилота.

Сергей молча кивнул. Логи были чисты. Значит, ему действительно показалось. Стрелка давления, должно быть, дрогнула от какой-то случайной вибрации, которую он не почувствовал. Он силой воли заставил себя расслабить плечи, сбросить накопившееся напряжение. «Слишком много летаешь, Кожевников, начинаешь видеть проблемы там, где их нет», пронеслось у него в голове. Он снова откинулся на спинку кресла, пытаясь вернуть тому утраченное чувство спокойной рутины. Но теперь оно не возвращалось. Где-то на периферии сознания щемило тревожное предчувствие, словно кто-то провел ледяным пальцем по его спине.

Ева, вернувшись на кухню, машинально расставляла чашки в посудомойку, но ее мысли были далеко. Образ Сергея с тем самым напряженным, заостренным взглядом не выходил из головы. Она тысячу раз видела его сосредоточенным, но это было иное. Это была не собранность, а… настороженность. Как у зверя, уловившего первый, едва слышный хруст ветки в чаще. Она вздрогнула, когда ее напарница, Катя, тронула ее за локоть.

– Ты чего задумалась? Словно привидение увидела.

– Да так, – Ева с усилием улыбнулась, отгоняя тревогу. – Показалось. Кажется, у капитана кофе сегодня не очень.

– А, у них там свое, – Катя махнула рукой. – Вечно они что-то мудрят со своими приборами. Им лишь бы повод найти для серьезного вида.

Ева хотела было согласиться, но не смогла. Она снова выглянула в салон. Все было прекрасно. Пассажиры дремали или смотрели кино. Солнце все так же ярко светило в иллюминаторы. Самолет летел ровно, без единой тряски. Идиллия. Но где-то в глубине, в самом сердце этой идеальной машины, что-то изменилось. Что-то сломалось. И этот невидимый излом отбрасывал свою крошечную, но растущую тень. Тень упала на лицо капитана, и Ева ее заметила. И теперь, в самой безмятежной точке полета, ее безотчетный страх оказался куда ближе к истине, чем спокойная уверенность пилотов, доверяющих безупречной логике приборов.

Глава пятая

Прошло двадцать минут. Напряжение в кабине, вызванное тем первым, мимолетным сбоем, понемногу рассеялось. Сергей уже почти убедил себя, что все это – плод его воображения, подогретый усталостью. Он даже позволил себе снова откинуться в кресле и закрыть глаза на пару минут, доверяя бдительности Виктора и надежности автопилота. Именно в этот момент тишину кабины прорезал резкий, сухой щелчок. Звук был негромким, но настолько чуждым привычной симфонии гула и шипения, что оба пилота вздрогнули и разом повернулись к центральной консоли.

На главном дисплее управления двигателем мигнуло предупреждение. Не аварийное, не красное, а желтое – «CAUTION». Сообщение гласило: «ENG 2 FUEL OSCILLATION». Колебание подачи топлива во втором двигателе.

– Вот черт, – выдохнул Виктор, его пальцы уже летели над клавишами, вызывая расширенные диагностические отчеты. – Повторение. Неспроста это.

Сергей молчал. Все его чувства обострились до предела. Легкая усталость как рукой сняло. Его глаза стали холодными и острыми, как лезвие. Он больше не сомневался. Показания не врут. Система зафиксировала аномалию.

– Глушим предупреждение. Смотрим в обход основных датчиков. Дай мне давление на выходе из топливного насоса, температура, вибрация, – его голос был низким и властным, без единой ноты паники.

Виктор озвучивал показания, которые выводил на экраны. Цифры прыгали, выходя за пределы нормы, а затем возвращаясь назад. Это было похоже на борьбу: электронный мозг самолета пытался парировать сбой, то побеждая, то снова уступая.

– Это не датчик, – тихо произнес Сергей, глядя на хаотичный танец цифр. – Это что-то в механике. Насос? Клапан?

Он почувствовал едва уловимый, прерывистый рывок, пробежавший по конструкции самолета. Словно где-то глубоко внутри гигантский металлический зверь подавился и с трудом проглотил пищу. В салоне это ощутили как внезапную, резкую болтанку. Стаканы на тележках звякнули. Пассажиры инстинктивно вжались в кресла. Кто-то вскрикнул от неожиданности. Ева, в этот момент ставившая стакан воды пожилому профессору, едва не расплескала его. Ее сердце упало. Она встретилась взглядом с Катей. В глазах обеих был один и тот же вопрос. Это не была обычная турбулентность. Это было что-то иное. Что-то грубое и механическое. Сергей не стал ждать. Его рука потянулась к переключателю ремня безопасности.

– Виктор, объявляй готовность экипажа. Немедленно. Он нажал кнопку связи с салоном.

Его голос, на удивление ровный и спокойный, прозвучал по всему самолету:

– Внимание, говорит командир воздушного судна. Просим всех пассажиров и бортпроводников немедленно занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. Мы проходим зону нестабильности. Ожидается умеренная турбулентность.

Ева бросилась помогать профессору с ремнем, затем помчалась по проходу, проверяя, все ли пристегнуты. Ее лицо было маской профессионального спокойствия, но внутри все сжалось в ледяной комок. Она видела, как паника, словно тень, пробежала по лицам пассажиров. Деловая уверенность Алексея Соколова сменилась растерянностью. Счастливые улыбки влюбленных померкли. Компания друзей замолчала, уставившись вперед.

– Ева, все в порядке? – шепотом спросила ее Катя, уже пристегнутая у своего поста. Ева лишь молча покачала головой, не зная, что ответить. Она пристегнулась и посмотрела на запертую дверь кабины. За ней творилось что-то непонятное и страшное. И тот озабоченный взгляд капитана, который она поймала ранее, теперь кричал ей об опасности громче любой сирены.

В кабине царила напряженная тишина, нарушаемая лишь тихими щелчками переключателей и голосом Виктора, зачитывающего данные. Сергей сбросил автопилот и взял управление на себя, стараясь мягкими движениями штурвала парировать рывки и крены. Самолет снова дернулся, на этот раз сильнее. В салоне послышались сдавленные всхлипы. Идиллия кончилась. Началось нечто иное. Самолет снова дернулся, на этот раз сильнее, будто наехав на невидимую кочку в ровном небе. В салоне послышались сдавленные всхлипы. Идиллия кончилась. Началось нечто иное. В кабине Сергей чувствовал каждую вибрацию, каждый нервный импульс машины через штурвал. Это уже была не турбулентность. Это походило на аритмию , у самолета перехватывало дыхание.

– Двигатель два, обороты падают! – голос Виктора сорвался на повышенные тона. На индикаторе стрелка тахометра второго двигателя дрогнула и поползла вниз, затем судорожно дернулась назад.

– Стабилизируется, – сквозь зубы процедил Сергей, его пальцы белели от напряжения, сжимая штурвал. Он видел, как автоматика яростно борется со сбоем, перекачивая топливо, сбрасывая и снова добавляя мощность.

Но борьба была неравной. Следующий «вздох» двигателя был глубже и продолжительнее. Раздался приглушенный, но отчетливый хлопок из глубины фюзеляжа, больше похожий на тяжелый удар, чем на хлопок. Сразу за ним предупреждение на дисплее сменилось с желтого на зловещее красное – «ENG 2 FAIL». Отказ второго двигателя.

Сергей молниеносно среагировал. Его рука рванулась к рычагу управления двигателями и переместила рычаг второго двигателя в положение «стоп» – процедура при отказе, чтобы предотвратить пожар или разнос.