Пыльца желания

Глава I. Истинный Вкус Порока

Аромат сотен садовых роз висел над поместьем Вейн, густой и приторный, как парфюм на похоронах. Леди Илария Вейн стояла у невысокого каменного парапета, отделявшего верхний балкон от сада внизу. Она безучастно наблюдала, как столичная знать Элизиума – калейдоскоп шелков и фальшивых улыбок – переливалась в свете волшебных фонарей. Шелест платьев напоминал шелест крыс в стенах старого дома – назойливый, вездесущий, пресный на вкус ее дара.

Вкус пыли и дешевого вина… Скука, – проанализировала Илария внутренне, растягивая губы в безупречной светской улыбке в ответ на поклон герцога. Ее дар, Истинный Вкус, был проклятием и спасением. Он раскрывал суть всего. Вот герцог – вкус засахаренной сливы с червоточинкой зависти. А его юная жена – вкус неспелой груши, терпкой от страха. Сама Илария была воплощением контраста: стройная, почти хрупкая фигура в дорогом платье цвета лунного серебра, темные волосы, уложенные в сложную прическу, открывавшую изящную шею и острые скулы, придававшие лицу аристократическую резкость. Но в ее серо-голубых глазах, обычно холодных и наблюдательных, сейчас горел огонь глубочайшей пресыщенности и скуки.

– Дочь моя, – голос Лорда Марцелла Вейна, холодный и отточенный, как клинок, раздался за спиной. Он подошел, высокий и властный, в бархате ночной бездны, седые виски безупречны, а в пронзительных серых глазах читалась лишь ледяная расчетливость. – Ты выглядишь… отстраненной. Надеюсь, не сомневаешься в мудрости моего выбора?

Легким жестом он указал на приближающегося человека. Сэр Вальтер Блэквуд. Молодой, широкоплечий, с жесткими чертами лица и взглядом хищной птицы. Его рыцарский камзол черного и кроваво-багрового цветов сидел безукоризненно, подчеркивая силу, но не изящество. Улыбка его была ослепительной, но недоброй.

– Отец, – Илария склонила голову, скрывая истинные чувства. – Сэр Вальтер – воплощение рыцарской доблести. Кто усомнится?

Марцелл уловил тончайшую нотку сарказма, но промолчал. Его рука легла на ее локоть – властно, как кандал. – Прояви расположение. Его дом… стратегически важен.

Вальтер подошел, поцеловал руку Иларии. Его прикосновение вызвало резкий, неприятный вкус старой крови и ржавого железа, смешанный с едкой сладостью ненасытного честолюбия. Илария едва сдержала гримасу.

– Леди Илария, – проговорил Вальтер, задерживая ее пальцы. – Ваша красота затмевает даже эти дивные сады. Я сгораю от нетерпения… узнать вас глубже. Намного глубже.

Его взгляд скользнул вниз, оценивающе. Илария почувствовала мурашки отвращения. Она ловко высвободила руку.

– Сады прекрасны, Сэр Вальтер. Особенно в сумерках. Когда тени обретают власть, – ответила она двусмысленно, глядя поверх его плеча. И тут ее взгляд наткнулся на нее.

Женщина стояла в нише меж гигантских каменных ваз, почти сливаясь с тенью. Высокая, неестественно худая, в платье простого покроя глубокого, почти черного изумрудного оттенка, лишенного украшений. Ее кожа была фарфоровой белизны, гладкие каштановые волосы обрамляли лицо, лишенное морщин и эмоций. Но глаза… Глаза – два осколка древнего льда, мерцающие холодными, нечеловеческими искрами. Они были прикованы к чему-то в глубине сада.

Вкус вечной мерзлоты и гниющих корней подземелья. И… голод. Ненасытный, хищный голод, – пронзил дар Иларию. Ей стало физически холодно.

– Отец, – тихо спросила Илария, наклоняясь к Марцеллу, – кто эта дама в изумрудном? Я не припоминаю…

Марцелл бросил быстрый, неодобрительный взгляд в сторону Морганы. – Партнер, дочь. По вопросам… редкой ботаники. Не отвлекайся. Сэр Вальтер ждет.

Но Иларию отвлекло движение внизу. Слуги вели по аллее группу. Но не гостей. Пять фигур в простых туниках цвета земли. Их движения были бесшумными, грациозными, словно они скользили по воздуху. Несмотря на опущенные головы, в их осанке читалась гордая скорбь. Лесные эльфы.

Илария замерла. Их природная грация завораживала. А их ауры… Дар взорвался какофонией вкусов: свежесть дикой мяты и сосновой смолы, горькая полынь вынужденного смирения, жгучий перец боли утраты. И один вкус резал особенно остро – холодная, отточенная сталь гнева и… бездонный колодец сдерживаемой мощи. Он исходил от эльфа, идущего первым.

Его взгляд, ярко-зеленый, как молодая листва весной, с золотыми искрами, словно солнечные зайчики в глубине леса, метнулся по толпе и на мгновение вонзился в глаза Иларии. Он был высоким, с атлетическим, но поджарым телосложением эльфа. Заостренные кончики ушей виднелись из-под коротких волос цвета лунного света, отливающих серебром. На высоких скулах и вдоль сильной шеи тянулись тончайшие серебристые узоры, похожие на морозные кристаллы или прожилки драгоценного камня. Во взгляде – глубина веков и нестерпимая скорбь. Кассиан Ветрогорн. Имя всплыло из отцовских докладов.

Марцелл поднял руку. Музыка смолкла. Гости затихли.

– Дорогие друзья! – голос Марцелла гулко разнесся по саду. – Дабы рассеять тень светских условностей, я дарю вам нечто… невиданное! Наши гости из Лесной Глуши согласились явить нам древнюю тайну – Цветение Лунной Крови! Зрелище, пробуждающее… самые сокровенные глубины души. – В его голосе звучала неприкрытая насмешка.

Илария увидела, как плечи Кассиана напряглись до предела, сухожилия на шее выступили резкими теневыми линиями. Его кулаки сжались так, что костяшки побелели. Вкус его ярости стал раскаленным металлом и перцем чили на ране. А Моргана в тени улыбнулась – тонко, беззвучно, ее тонкие губы изогнулись в ледяной усмешке.

Ледяной взгляд скользнул от Кассиана к Иларии и обратно. Губы ее шевельнулись: Пришло время…

Холодный ужас сжал горло Иларии. Она посмотрела на отца, на его самодовольство, на Вальтера, жадно разглядывающего эльфов, на Моргану, эту воплощенную Тень. Что ты задумал, отец? – пронеслось в голове, пока смешки и перешептывания гостей сливались в гул, а эльфов вели в подготовленный грот у края сада, окутанный странным, перламутрово-сумеречным сиянием. Действо начиналось.

Гул толпы сменился напряженным, жадным шепотом. Гости теснились у входа в грот, затянутый странным сиянием. Воздух здесь был иным – тяжелым, влажным, пахнущим не розами, а чем-то экзотическим, сладко-пряным, с горьковатым оттенком подвоха. Илария стояла чуть в стороне, рядом с отцом и Вальтером. Сердце бешено колотилось. Дар кричал: Вкус опьяняющего нектара и… лезвия ножа! Осторожно!

Из сумрака грота донеслись звуки – не музыки, а голоса самой земли. Глухой, ритмичный стук барабана, обтянутого, казалось, корой древних деревьев. Затем – пронзительный свист, словно ветер в расщелинах вековых скал. И наконец – пение. Низкое, гортанное мужское бормотание и чистый, как горный родник, женский голос, сплетающиеся в гипнотическую, тревожную мелодию.

Лесные эльфы возникли в овале лунного света под сводом грота. Они двигались в священном танце, их тела изгибались с неземной грацией, как ивы под ветром. Движения плавные, исполненные древней скорби и сдерживаемой мощи. Свет играл на их коже, заставляя серебристые узоры Кассиана мерцать, как звездная пыль. Его глаза, цвета весенней листвы с золотыми искрами, полные ненависти и отрешенности, метались по толпе, цепляясь за ледяной взгляд Морганы или испуганно-завороженное лицо Иларии.

Их принуждают, – пронзило Иларию. – Это… осквернение. Вкус их магии – утренняя роса на траве, смешанная с пеплом святилища – обжигал ее чувствительность.

Танец ускорялся. Эльфы вращались быстрее, их тени сливались с покрытыми живыми лианами стенами грота. Воздух начал вибрировать. Магия эльфов, их Дар Чувств, вырвавшийся под давлением действа, наполнила пространство. Илария почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Рядом кто-то нервно засмеялся. Кто-то ахнул. Вкус коллективного возбуждения. Липкий, приторный, – с отвращением отметила она.

И тогда в центре круга танцующих эльфов начал раскрываться Цветок.

Он был исполинским, размером с колесо повозки. Лепестки, туго сжатые бутоном цвета запекшейся ночной синевы, начали раскрываться с едва слышным шелестом, испуская все тот же сладко-пряный, теперь невыносимо густой аромат. Каждый лепесток переливался оттенками сумерек – от темно-фиолетового до кроваво-алого и ядовито-изумрудного. В сердцевине пылала черная, как бездна, пустота, испускающая легкое марево.

Сумеречный Цветок.

ВКУС! – дар Иларии взревел в сознании. МЕД ИЗ ПАСТИ ЗМЕИ… ПЕПЕЛ СГОРЕВШЕЙ НАДЕЖДЫ… ГНИЛОСТЬ ГЛУБИН… И… БЕЗУМИЕ! Это был не аромат. Это был удар. Сладкий, дурманящий, обещающий рай, но с гнилостным, тошнотворным дном. Илария вскрикнула, схватившись за виски. Рядом Вальтер хрипло зарычал что-то похотливое и потянулся к ближайшей даме, чье лицо уже искажала сладострастная гримаса. Марцелл стоял как изваяние, лицо – каменная маска, но в глазах горел холодный, расчетливый огонь. Моргана же… Моргана смотрела на Цветок с благоговением хищницы.

В гроте воцарился хаос. Дар Чувств эльфов, исковерканный и усиленный пыльцой Цветка, смешался с его наркотическим ядом. Волны неконтролируемых эмоций захлестнули гостей. Рыдания, истерический хохот, непристойные объятия – все смешалось. Барабан и свист слились в какофонию. Остальные эльфы, ослабевшие от концентрации и пыльцы, либо продолжали танцевать в трансе, либо корчились на земле, подавленные магическим гнетом.

Кассиан, ближе всех к Цветку, рухнул на колени, согнувшись пополам. Его тело сотрясали судороги. Он пытался сдержать рвущуюся наружу магию, но пыльца и ритм действа ломали его волю. Его глаза, налитые кровью, безумно метались. И остановились… на Иларии.

Она ощутила его взгляд физически, как удар током. Сквозь наркотический туман, сквозь вкус змеиного яда и гнили, заполнявший рот, она почувствовала иной вкус – холодная сталь, раскаленный перец гнева и… бездонная мощь. Но теперь он смешался с чем-то новым, звериным, неудержимым. ЖАЖДА. ВСЕПОГЛОЩАЮЩАЯ.

Их магии – его искаженный, вырвавшийся на свободу Дар Чувств и ее уникальный Истинный Вкус – столкнулись в пространстве грота. Не слились. Взорвались.

Иларию пронзила волна жгучего желания, в тысячу раз сильнее любого зелья. Она увидела, как Кассиан вскочил, его глаза пылали не только яростью, но и тем же немыслимым, первобытным огнем, что вспыхнул в ней. Его магия, усиленная Цветком и резонирующая с ее даром, создала между ними невидимую, неодолимую силу притяжения.

Он двинулся к ней, расшвыривая обезумевших гостей, как пушинки. Его движения были лишены эльфийской грации – они были стремительны, хищны, неудержимы, демонстрируя звериную силу, скрытую в его поджаром теле. Илария не помнила, как оторвалась от отца и Вальтера. Ее ноги сами понесли ее навстречу этому зеленоглазому урагану. Разум кричал об опасности, но тело, объятое магическим пожаром, не слушалось.

Они столкнулись у края света, за густой ширмой гигантских тропических растений с листьями, похожими на темно-зеленые щиты. Монстеры и толстые лианы создавали почти непроницаемую зеленую пелену, скрывая их от основного хаоса, царившего в центре грота. За этой живой стеной слышались лишь приглушенные стоны, смешки, бормотание обезумевших гостей и навязчивый, все еще бьющийся ритм эльфийского барабана. Кассиан схватил ее за плечи, его сильные пальцы впились в кожу сквозь тонкий шелк. Больно. Блаженно. Илария вскрикнула.

Его дыхание было горячим, прерывистым, пахло диким лесом и озоном – его магией.

Ни слов. Только низкое, хриплое рычание, вырвавшееся из его груди, и ее ответный, прерывистый стон, когда его губы грубо нашли ее губы. Это не был поцелуй. Это было поглощение. Его язык властно вторгся в ее рот, и ее дар взорвался каскадом вкусов: гнев – как чили на языке, боль – как полынная горечь, тьма – как чернейший шоколад, и под всем – опьяняющая, всесжигающая ЖАЖДА, как чистый, пьянящий эфир. Она ответила ему с той же яростью, кусая его губы до крови, впиваясь пальцами в серебристые пряди его волос, чувствуя под ними напряжение стальных мускулов шеи и биение виска.

Его руки, шершавые от тренировок с оружием и жизни в лесу, скользнули к застежкам ее платья у плеча. Шелк поддался с тихим, рвущимся звуком. Прохладный, влажный воздух грота обволок обнаженную кожу плеч и ключиц, но тут же сгорел от прикосновения его ладони, скользнувшей вниз, охватившей, сжавшей ее грудь через тонкий лиф корсета. Боль от силы смешалась с волной сладострастия, заставившей ее выгнуться навстречу ему, ее сосок затвердел под тканью, отзываясь на давление его пальцев. Его пальцы нашли шнуровку корсета на спине, дернули – ткань ослабла, дыхание стало глубже, но ненадолго, ибо его рот опустился на обнаженное плечо, затем на ключицу, оставляя жгучие, влажные поцелуи и легкие укусы, от которых по коже бежали искры удовольствия-боли. Каждый укус отзывался вкусом молнии на ее языке. Он вдыхал ее запах, смешанный с ароматом цветов и страха, глубоко, с каким-то животным наслаждением. Его зубы зацепили тонкую цепочку на ее шее, заставив металл врезаться в кожу.

Он прижал ее спиной к прохладной, влажной от конденсата стене грота, поросшей бархатистым мхом. Шероховатость камня сквозь тонкую ткань платья, холодная влажность мха – все это смешивалось с нестерпимым жаром его тела, прижатого к ней всей своей силой. Его руки скользнули под остатки платья, вверх по ее бедрам, обжигая кожу шероховатыми подушечками пальцев, срывая нижние юбки. Грубые пальцы эльфа коснулись нежной кожи внутренней поверхности бедра, заставив ее вздрогнуть всем телом. Илария вскрикнула, впиваясь ногтями ему в спину, чувствуя под ними рельеф мощных мышц и теплоту кожи сквозь тонкую ткань его туники. Ее дар окрашивал каждое ощущение: его кожу – вкус дубленой кожи, пропитанной дымом костра; его запах – вкус грозы над хвойным лесом; его горячее дыхание у ее уха – вкус ветра, рвущегося с вершин.

Одной сильной рукой он приподнял ее, словно перышко, прижав к стене, заставив обвить его талию ногами. Ее икры ощутили жесткую ткань его штанов, тепло его мышц под ней. Другая рука сорвала завязки его простых эльфийских штанов. Он вошел в нее не сразу, а с мучительным, влажным усилием, ее тело сопротивлялось вторжению, посылая волны острой боли, но магия и пыльца превращали ее в жгучую искру. Он заполнял ее постепенно, неумолимо, переполняя до предела. Боль от растяжения смешалась с волной невероятного, глубокого удовольствия, от которого у нее потемнело в глазах и перехватило дыхание. Она закричала, но крик потонул в общем хаосе за зеленой ширмой – в стонах, смехе, дикой музыке. Ее ноги судорожно сжались на его талии.

Он начал двигаться с глубокой, мощной, почти нечеловеческой силой, каждый медленный, вымеренный толчок заставлял ее тело содрогаться от основания позвоночника до макушки. Она терлась лопатками о шершавый камень, чувствуя каждую выпуклость мха. Его губы снова нашли ее губы, их поцелуй был соленым от пота, сладким от ее крови на его губе. Его бедра бились о ее плоть с древним, неумолимым ритмом, который заглушал все. Илария откинула голову, ее взгляд упал на распустившийся Сумеречный Цветок, пылавший как гигантская рана в центре видимого пространства. И в этот миг, на гребне боли и невероятного, навязанного, но от этого не менее всепоглощающего наслаждения, их взгляды снова встретились.

В его зеленых глазах, совсем близко, сквозь безумие, вызванное Цветком, мелькнуло нечто человеческое. Миг растерянности? Изумления? Осознания странной, жуткой правильности этого соединения? И в ответ в глубине ее существа, под слоями страха и навязанного желания, что-то ответило теплой волной. Вкус дикого лесного меда. Чистого. Солнечного.

Но миг прошел. Волна магического афродизиака и их собственного резонанса накрыла их с новой, сокрушительной силой. Кассиан глухо застонал, его движения стали глубже, мощнее, каждый толчок теперь достигал самой сокровенной глубины, посылая электрические разряды удовольствия по ее нервам. Илария ответила ему, впиваясь в его плечо зубами с новой силой, обвивая его ногами крепче, чувствуя, как ее собственное тело неудержимо несется к краю. Его сломанное дыхание в ее ухе, жар его кожи под ее ладонями, неумолимая сила внутри нее – все слилось в единый вихрь. Грот, хаос, Моргана, отец – все исчезло. Остался только камень за спиной, его тело, слитое с ее телом, его дыхание на ее коже, и всепоглощающий огонь, требовавший падения в бездну вместе с ним.

Она чувствовала все: каждую мышцу его спины, напрягавшуюся и расслаблявшуюся под ее пальцами; каждую выпуклость камня, впивавшуюся в ее кожу; влажное тепло между их соединенными телами; нарастающее, неумолимое давление в самой глубине ее живота, требовавшее разрядки. Его рука крепче прижала ее к себе, другой он обхватил ее бедро, его пальцы впились в мягкую плоть, задавая ритм еще более глубокий, неумолимый, почти болезненный в своей интенсивности. Илария забросила голову назад, издавая долгий, прерывистый стон, который начинался где-то в самой глубине ее существа, подчиняясь древней силе, что владела ими сейчас. Она чувствовала, как его тело напряглось до предела, как судорога пробежала по его спине, как его толчки стали резче, глубже, хаотичнее. И тогда волна накрыла ее с такой силой, что мир взорвался ослепительным белым светом. Ее тело выгнулось в немой судороге, внутренние мышцы судорожно сжались вокруг него, выжимая последние капли сопротивления. Она услышала его хриплый, сдавленный крик, почувствовала, как его тело вздрогнуло в последнем, мощном толчке, как горячая волна наполнила ее изнутри. Они замерли, прижатые друг к другу, дрожащие, покрытые потом, их дыхание – хриплое, прерывистое – единственный звук в их внезапно сузившемся мире, пока магический туман медленно не начал рассеиваться, возвращая осознание кошмара вокруг.