Соллунтер: клетка и оковы

Глава I – И́рис

Полотно из идентичных травинок устилало всю местность. Встречались деревья, растущие в одиночестве, и крупные камни с тупыми остриями, смотрящие в стороны. Светло-серое небо; нет облаков; нет солнца; а горизонт был подёрнут дымкой.

Ощущая парение, Ирис лежала на глади круглого пруда, чистого от любой растительности и пустого на живность.

Светлая кожа, овальное лицо, прямой нос с небольшой горбинкой и тонкие губы, а холодно-коричневые волосы, подстриженные очень коротко, повторяли контур головы. Средний рост, стройное, без выраженных округлостей телосложение; а белый комбинезон из лёгкой ткани открывал только: голову, кисти, босые ступни.

Сквозь толщу дремоты, но по другую грань пробуждения, Ирис вспоминала о том, что месяц назад ей исполнилось восемнадцать лет; о том, что ещё два месяца и наступит день её посвящения. Но привычные мысли разрезало странное ощущение – лоб наморщился, веки дрогнули и, пошевелившись, Ирис нарушила баланс. Сломав гладкость, она опустилась под воду; звук погружения выплеснулся за пределы пруда и, словно наткнувшись на стену, опал.

Стопы не касались дна, кожа не чувствовала температуру, и Ирис открыла веки. Свет едва проникал через толщу воды, дна не было видно. Она поняла, что находится под водой; поняла, что задержала дыхание без настоящего кислорода в лёгких – и поняла, что ей не нужно было дышать, не в обычном понимании. А когда, она осознала все свои ощущения, то вспыхнуло понимание того, где она.

Ирис всплыла и поспешила вылезти из воды – пруд обрёл зеркальную гладь, а кожа и одежда остались сухими. Ирис выпрямилась и осмотрелась – светло-серые глаза блуждали по землям, в которые она входит почти каждый день, но не в эту точку изменчивых земель с несуществующей картой. Полупустой пейзаж как замершая картина с блеклыми и неправильными тенями; привычная для этого места обволакивающая тишина и отсутствие ветра.

Нуждаясь в словесном подтверждении, Ирис на выдохе сказала:

– Грань.

Вдруг – со скомканным приглушённым звуком, похожим на шёпот, возник порыв ветра и протянулся к спине Ирис. Её сердце ёкнуло и убыстрило стук, а по телу прошли мурашки; вжав голову в плечи, она осматривалась и поворачивалась. Она увидела в стороне то, чего там не было – опустила плечи и замерла.

На парящем островке, поросшем обилием растительности, росла ива, а под ней находилась светлая дверь. Но взгляд Ирис приковался к единственному движению – от края островка сплеталась лестница из травы.

Лестница сплелась до середины – от неё Ирис начала поднимать глаза и убыстряла движение зрачков с каждой пройденной ступенью. Когда зрачки достигли пика и уткнулись в дверь – в Ирис вонзилось колыхание, и оно отозвалось в душе как крик, как зов. Что-то там, то, что по ту сторону двери, звало её, манило её. Повинуясь зову, она направилась к островку и смотрела как последняя ступень сплеталась и врастала в почву.

В окружении листовых нитей ивы из земли вырастала гладкая дверь из белого металла с золотистым отливом. Травинки лестницы прогибались от веса Ирис, а волнение возрастало.

Поднявшись на островок, Ирис увидела, что нет скважины и ручки – дверь выглядела так, словно никогда не откроется кто бы ни постучал.

Но дверь – без щелчка, без скрипа – стала открываться сама. И Ирис затаила дыхание.

Перед ней предстал, словно вырезанный в пространстве, белый прямоугольник. По ту сторону – ничего; будто за порогом, забрав все объекты и краски, обрывался мир. Там нечто звало Ирис, тянуло к себе, заглушало любые попытки возникновения сомнения и тревоги.

Ирис приблизилась к двери, задержала дыхание – и, ожидая не то падения, не то быть раздавленной, шагнула через порог.

Сделав шаг, Ирис выдохнула в пустоту и открыла веки. Бесконечность белизны простиралась вокруг, и точно соединяла в себе начало и конец мира. За спиной дверь закрывалась и исчезала, тая как мираж; но у Ирис не возникло и мысли о том, чтобы вернуться. Опустив взгляд, она смотрела на литой пол из белизны – и казалось, что она смотрела в него, через него, в бесконечность белого цвета.

Странное ощущение нарастало в груди; Ирис шла вокруг себя, а взгляд блуждал по пространству и искал за что зацепиться.

Что-то мелькнуло в поле зрения – и Ирис остановилась. С трепетом, с тревогой она смотрела на блик на фоне белизны – как странная бледная звезда. То непонятное ощущение схлопнулось в стрелку, вонзилось в звезду – и из звезды ударило в Ирис. В ней вспыхнула тягучая, невыносимая тяга – раскачивалась в груди и в горле; в глазах поплыло, в ушах стоял звон, а в голове было подобие шуршания листвы и странный шёпот – как неразборчивое бормотание. Или же этот шёпот распространялся вокруг – Ирис не могла сказать наверняка.

Удерживая себя от того, чтобы не лечь, Ирис делала глубокие вдохи. Сжимая и разжимая кулаки, она, не в силах сопротивляться странной тяге, направилась к звезде.

Босые стопы шлёпали по поверхности, взгляд держался за звезду – чем Ирис была ближе, тем ниже она опускалась; тем отчётливее вырисовывались очертания магического творения: вытянутый, чуть длиннее кисти.

Ирис остановилась – творение замерло на уровне пояса, и она смогла рассмотреть каждую деталь. Оно выглядело как кинжал. Толстая рукоять из чистейшего серебра магсе́ры искрилась и переливалась лунным светом – так и просилась лечь в ладонь. Прямой, не острый клинок длиной со средний палец был из полупрозрачного жёлто-оранжевого материала, который напоминал древесную смолу и обладал бело-золотым свечением.

Проглатывая вдохи, Ирис смотрела на магическое творение, которое прежде никогда не видела. Оно зазвало её сюда – протянуло нить в её разум, в её душу, и оно являлось эхом самого себя. Ирис не знала, что это. Но она знала, что оно не здесь, оно не реальное, не физическое, оно здесь и не может быть физическим; но каким-то образом она чувствовала пульсацию его: мощи, магии, жизни.

Покалывая от напряжения, Ирис сглотнула и протянула левую руку. При прикосновении магия пронзила тело как разряд молнии, от которой на секунду парализовало и едва не разорвало изнутри. Поведя плечами, Ирис стряхнула остатки разряда и опустила взгляд на творение. Размер рукояти точно был создан для её кисти. Она провела большим пальцем по поверхности – материал отозвался искринками и переливом магического серебра; а Ирис переполняли: восторг, восхищение и странная, клокочущая по всему телу, радость.

Секундой позже от творения возникло яркое сияние – и Ирис ахнула. Щурясь от нарастающего света, она не могла закрыть глаза; хотела выронить творение, но не смогла – словно не она сжимала рукоять, а рукоять сжимала её кисть. Творение начало вибрировать – и как маленькие иглы Ирис пронзали знания, которые она не успевала усвоить и понять.

Вес знаний увеличивался, расширялся и мелькал картинками с людьми – как тысячи молний в голове; громыхал словами, образами, цветами и формами, эмоциями и музыкой существ. Будто весь мир поместился в Ирис и дышал в ускорении веков тысячами жизней и моментов.

Прогибаясь, Ирис застонала:

– Хватит… – И голос разнёсся в обрывистом эхе в её голове, в творении, в белом пространстве вокруг – кричал в ней и на неё.

Сияние разрасталось, заполоняло собой всё. Когда оно достигло пика, Ирис почувствовала всю необъёмную мощь, которую в себе содержало творение. Это, как игла в мозг, породило дикий защитный страх – и она раскрыла рот.

Строгая кровать из серебра, светло-бежевое постельное бельё, жёсткий матрас и плоская подушка. С громким ахом Ирис схватила воздух, распахнула глаза и села. Подавляемый на подсознательном уровне крик застрял в горле – и этот ах это вся громкость, которую она могла себе позволить.

Сжавшись и задержав дыхание, Ирис смотрела на колени под тканным светлым покрывалом; сон – как странное онемение в голове, а его последние мгновения высыпа́лись, испарялись. Ирис потребовалось три секунды на осознание пробуждения. И осознав, она расслабилась и выдохнула.

Но картинки пребывания в Грани встали перед внутренним взором. Ирис поморщилась, думая, что это невозможно: оказаться в Грани без намеренного погружения; а тратить силы ума на раздумья о каком-то странном сне она не хотела.

– Нет, – прошептала она. – Это, был, просто, сон.

Она сделала шумный вдох-выдох, подняла голову – и взгляду предстала крошечная комната.

Три на три шага, пол и стены из белого мрамора со светло-серыми прожилками не имели линий плит и стыков. Справа от Ирис – маленькое серебряное арочное окно с открытыми створками смотрело на половину кровати и на половину выступающего проёма, в котором вместо двери было плотное бежевое полотно. На полу, у изголовья кровати стоял, наполненный водой, глиняный кувшин, окрашенный в белый. Рядом – небольшой сундук из серебра. Напротив бока кровати, у стены из этого же металла находился табурет с ровным квадратом одежды, а под ним – обувь.

Через окошко Ирис смотрела наружу. Она видела кусок голубого неба и листву дуба; слышала, как просыпалось поселение Пла́рас и начинало ежедневную рутину. Рутину, которая шла по кругу, почти не меняясь, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, и так протягивались десятилетия, соединяя в себе поколения. Словно они зависли во времени. Мир вокруг продолжал жить, дышать, а они оцепенели в ожидании – испещрялись ветрами и водами времени, и медленно разрушались. А любое событие, которое выходило за сколоченные рамки, – даже будь оно малым и незначительным – сотрясало эту рутину.

Душа застонала – естество Ирис требовало вскочить и что-то сделать. Но она продолжала сидеть и снова чувствовала себя одинокой в своих взглядах и желаниях. В такие моменты ей хотелось сжаться в комочек, пуф – осыпаться пылью и исчезнуть.

Блуждая взглядом по линиям прожилок на стене, Ирис снова вспоминала о предстоящем посвящении. Из-за мыслей о нежеланном будущем грудная клетка сжималась невидимым кольцом, а душа рябила беспокойством. Но привычные мысли и тревоги одёрнули тихие шаги.

Шаги остановились по ту сторону полотна, и раздался мужской голос:

– Ирис?

Она повернула лицо к проёму и, зная, что он не войдёт, отозвалась:

– Да?

– Флокс передал тебе, чтобы ты ждала его на крыльце.

Она вздохнула так, что он не услышал, и ответила:

– Хорошо. Спасибо.

Шаги удалились, затихли. Ирис откинула покрывало и поставила босые стопы на холодный гладкий мрамор. Утренние лучи коснулись пальцев ног – и на её лице возник призрак улыбки.

Ирис отпила воды из глиняного кувшина и вернула его на место; заправила кровать, шагнула к табурету и оделась.

Одежда была из лёгкой ткани песочного цвета: чуть свободные штаны, приталенная туника была длиной до середины бедра, с круглым воротом и с чуть свободными рукавами до локтей, а от талии по бокам вниз шли разрезы. Тёмно-коричневая лёгкая обувь из ткани была высотой ниже щиколоток, со шнурками и эластичной тонкой подошвой.

Смотря на ровный белый квадрат комбинезона на табурете, Ирис поправила его на миллиметр и пригладила едва видимую складочку у верхнего угла. В груди возникла странная тревога, которая закопошилась как колкий комочек. Ирис выпрямилась и коснулась пальцами солнечного сплетения – сделала усиленный маленький глоток со скудными слюнями, и отрывисто выдохнула облегчение.

Кулачок был на месте. Сжат, как и прежде.

Но странная тревога не ушла, и к ней прибавилось нечто отдалённое, непонятное, ускользающее. Ирис нахмурилась и подумала о некоторых моментах из отвергаемого сна. Она подняла левую руку и, смотря на пустую ладонь, ощутила призрак того творения. Проснувшимся умом она могла сравнить тот предмет только с ножом, но понимала, что для него было более подходящее слово, которое ей было известно во сне.

Ирис проглотила игнорирование и отвержение, прикрыла веки и позволила протечь в голове тому, что видела, что испытала. Но когда поток воспоминаний достиг момента взятия творения в руку – то будто наткнулся на стену. Ирис сжала кисть в кулак, напряглась и, водя и дёргая головой из стороны в сторону, пыталась вспомнить хоть что-то.

Она не смогла. И, отпустив себя, она на выдохе открыла веки.

Но вдруг вспыхнула сильная, тянущая тяга к тому творению – невыносимое желание взять его в руку, но уже в реальности; ощутить странный порыв откровения – упущенный, забытый – который утёк из памяти, оставив налёт важности; ощутить ту мощь магии, ту жизнь в этой странной оболочке необычных материалов. За всем этим висела блеклая тень страха. А пылающее желание и боль от неисполнимости разрывали душу.

Ирис сделала обрывистый вдох, накрыла лицо дрожащими руками и прошептала:

– Что со мной происходит?

Звонкий удар – и она вздрогнула. Порыв ветра, шурша листвой, снова толкнул незакреплённую створку, и она ударилась о стену продолговатой узкой ручкой.

Ветер стихал; Ирис смотрела на покачивающуюся створку, а странное ощущение тревоги возросло. Нахмурившись, Ирис приблизилась к окну. Только она хотела опереться на узкий серебряный подоконник и выглянуть наружу – как в ветках дуба раздался шелест листвы, и какая-то птица упорхнула в сторону. Ирис от неожиданности ахнула и отстранилась; затем – нервно усмехнулась и, покачивая головой, отступила на шаг.

Странная тревога рассеивалась. И взяв себя в руки, Ирис прошептала:

– Там была Грань. Я была в Грани, значит это точно был не сон. Но… что тогда?

Напрягая память, она поморщилась и коснулась рукой лба – пребывание в Грани блекло, как неважная прелюдия.

– После Грани я… Магсера, – опуская руку и видя в голове ту рукоять, прошептала Ирис. – Светлая магсера. Но самая чистая и странная которую я когда-либо видела. Но и что-то ещё… Магия, зачаровывания – разумеется, хоть и непонятные мне. Но может ли это быть сплав магсеры и чего-то ещё? Конечно. Скорее всего. Но чего?

Мотнув головой, Ирис отогнала все мысли, переместила взгляд на окно и смотрела на кусок неба над кроной дуба. Створка окна покачивалась на ветру, порыв обдувал лицо – Ирис вспомнила себя, будучи шестилетней, когда впервые увидела магсеру.

Руки, принадлежавшие будущему наставнику, протянули цилиндрический предмет с донышком – как высокий стакан. Ирис помнила, как была очарована чистым серебром – его лунным отливом, его гладкостью без погрешности. «Что это?», – спросила она тогда. Будущий наставник ответил: «Это магсера – магическое серебро. Она изготавливается при помощи особой магической очистки и обработки серебряной руды. Только после этого в металл вплетается магия и на него накладываются требуемые чары при изготовлении чего-либо.». Ирис помнила яркое восхищение, будто коснулась звезды в небе; и она заглянула внутрь, дав ёмкости дыхание. А будущий наставник добавил: «Если честно, я не знаю деталей. Ремесленники знают больше. И я должен поправить себя – изготавливали. Это знание было утрачено.». Ирис помнила его печаль, которую она тогда не поняла.

И сейчас в глазах Ирис встрепенулась эта же печаль, но более глубокая, тягучая.

– Утрачено, – прошептала она. – Как и многое другое.

Грустный взгляд пробежался по потолку, стенам – и остановился на выпирающей раме прохода. Извечная прохлада гладкого камня, рассыпавшийся в его стенах прах прошедших столетий, пустота помещений, тишина, в которой слышен каждый шаг, каждый вздох. Храм – холодный, древний, вечный – кусок прошлого, то, что сумели сберечь. Как и тот цилиндр, назначение которого стёрлось.

Ирис подумала – могла ли она во сне-не-сне увидеть один из артефактов прошлого, сотворённого предками?

Ведь иногда Ирис посещали странные сны – как сегодня, вроде и сон, но вроде всё происходит в Грани, а значит увиденное не может быть сном; и тогда она думала, что это не настоящая Грань, а то, что ей снится Грань – и это было ещё страннее.

Эти сны были туманными, скомканными, а бо́льшая часть ускользала из памяти в момент пробуждения. Каждый раз Ирис пыталась выжать из осыпающегося эха размытых картинок хоть что-то вразумительное. Но она видела их словно через толстое мутное стекло – размытые очертания без чёткости и понятности мелькали как мазки во взмахе огромной руки, дарили пятна красок и вспышки эмоций, и уносились в небытие. И всё что оставалось так это смазанные мелкие осколки и неопределённые искринки эмоций.

Сегодня было иначе. Ирис не помнила всего, не помнила деталей. Но всё же, сегодня было иначе. Она помнила больше; она помнила неподъёмную тяжесть и необъятный объём последних мгновений, а оставшийся налёт важности въедался в разум, в душу.

Больше всего Ирис хотелось получить ответы на вопросы. Как и почему она это увидела? Что это вообще было?

Но Ирис облачила всё – ощущения, мысли, вопросы – в плотный пузырь игнорирования и подавления; и прошептала:

– Не сейчас.

Она отвела полотно в сторону до упора и вышла в рутину.

Царила тишина и обволакивала собой каждый сантиметр. Коридор протянулся линией, в его концах – по арочному окну с серебряной рамой; а по потолку тянулась череда серебряных цепей с чашами. В их объятиях кружевных бортов парили белые сферы и источали прохладный свет.

Сфера света – или сфе́све – является одним из основных источников света в поселениях всех кланов.

Тихий, выученный шаг Ирис отражался от стен и потолка приглушённым эхом. Множество проёмов с полотнами по обе стороны вели в точные копии комнатки Ирис. Идя мимо них, она видела, что почти все проходы были открыты; хотя обычно, когда она шла по коридору, они все были закрыты.

На половине коридора – справа находились три двери из серебра. За ними находились общие ванные комнаты и уборная, которые использовать позволялось по одному. Слева был поворот – единственный выход из жилого корпуса учеников. После поворота и дверей продолжалась череда проходов, но проёмы не имели полотен. В тех комнатках не стояли белые глиняные кувшины, на табуретах не лежал аккуратный квадрат одежды, створки окон всегда были закрыты, а сундучки – пусты. И только три последних проёма имели двери – такие же, как и в центре.

Отчего-то Ирис всегда отталкивало то, что храм не имел плит и стыков. Точно всё здание было высечено из гигантского куска мрамора, включая перила и колонны, или оно было слито из его крупных частей в единую, массивную конструкцию.

Ирис вышла на пустой балкон с перилами. Он протягивался от края до края; напротив – такой же балкон. Их подпирали необъятные гладкие колонны, а на потолке между ними на цепях свисали пустые чаши для сфесве как в коридоре. Слева находились лестницы-близнецы с одной переходной площадкой и смотрели друг на друга, а между ними высился проход и вёл в полутёмный меньший зал. Справа между балконами в высоту двух этажей возвышалось единственное окно с толстой серебряной рамой.

Ирис подошла к перилам и посмотрела в правую часть зала, где в два ряда стояли строгие скамьи из серебра с тканевыми сиденьями. Ирис посмотрела на окно и устремила взгляд, наполненный благоговением, перед ним – на крупную статую из белоснежного камня.

Косые утренние лучи тридцатого тресо́лза1 тысяча триста шестьдесят второго года освещали помещение и рассеивались от ветвей статуи дерева с редкими листьями. Внешне оно было похоже на дуб, но массивнее и величественнее, без плодов, а листья были овальными. Взгляд Ирис блуждал по линиям раскидистых извилистых ветвей – они тянулись к потолку и в стороны. Опустившись ниже, взгляд извивался с линиями толстых корней. И как в завершающей точке белокаменного лабиринта взгляд уткнулся в центр ствола. Там находилось ромбовидное дупло, а в нём по девять (сверху и снизу) граней выпирающего на половину кристалла-ромба, высеченного из этого же белого камня.

Ирис наполнилась печалью и переместила взгляд к подножию статуи – будто искала прибежища, которого там не было; и она это знала. Глаза, точно пересчитывая, отскакивали от макушек пяти голов из этого же белоснежного камня: по две головы на ряд скамеек, и одна между ними. Детальные бюсты находились на колоннах-пьедесталах среди корней, точно в их объятиях. Отскочив от крайней головы, Ирис стала ещё печальнее и отвела взгляд левее.

Первый этаж являлся почти пустым залом. Все присутствующие различных возрастов были облачены в такое же одеяние, как и у Ирис – такая же обувь, так же коротко подстриженные волосы, и ни у одного мужчины не было растительности на лице. Взгляд Ирис перебегал от одного Жреца к другому – они ходили как песочные тени и, надев бесцветные лица, почти не разговаривали. А те, кто стояли или сидели – почти не имели движений и будто позировали для скучных картин.

Ирис не хотела быть как они, но она старалась – притворялась, следовала правилам, лгала им и себе.

Иногда ей в этой условной тишине хотелось закричать. И мысль, что когда-нибудь она и в самом деле это сделает всегда порождала улыбку; породила и сейчас.

Иногда ей казалось, что в этой тишине было возможно услышать чью-нибудь мысль; или кто-нибудь, не дай Мирдрево, мог услышать её мысли – и тогда бы её ждал Суд. И улыбка погасла.

Ирис взглянула на пустой проём балкона-близнеца. Она ни разу там не была – ученикам быть там не положено; но знала, что там такой же коридор, с такими же одинокими комнатками, и что скоро одна из этих комнаток будет её. Ещё раз взглянув на белоснежную статую, Ирис вздохнула и направилась к лестнице.

Спускаясь по первому пролёту лестницы, Ирис вела правой рукой по перилам и краем глаза посматривала под балкон у статуи. Возле её корней и частично под балконом находилась группа старших учеников в пять человек. Трое были старше Ирис на шесть лет, двое – на пять; но их посвящение наступит только через один-два года. Ирис, несмотря на то что тоже является старшей ученицей, не принадлежала к этой группе; она никогда не принадлежала ни к какой группе – ни младшей, ни старшей. И как часто это бывало, в Ирис возникла смесь эмоций: с одной стороны она испытывала досаду от того, что не занималась вместе с остальными учениками, но с другой – она была этому рада.

Старшие ученики сидели на плетёных ковриках – скрестили щиколотки, опустили головы и прикрыли веки. Спокойные лица, но в каждой линии была сосредоточенность, а в линиях тела – собранность, усилие. Между ними ходила Жрица и следила за погружением пристальным чутким взглядом. В ком-то из учеников Ирис улавливала напряжение даже на расстоянии, будто они источали его прозрачными волнами.

Спустившись на переходную площадку, которая упиралась в стену, Ирис остановилась перед первой ступенью второго пролёта лестницы. Что-то было не так – что-то не соответствовало рутине. Часть Ирис укуталась в тревогу и смятение; а часть трепетала в предвкушении того, что нарушило рутину – и огонёк странной надежды вспыхнул в глазах.

Послышались шаги, шарканье и эхо которых разносилось громче чем должно быть. И когда Ирис увидела, что к проходу приближается группа из одиннадцати детей в возрасте шести-семи лет – лицо прокисло разочарованием и померкло.

Это часть рутины, хоть и не ежедневная.

Дети были одеты в такую же одежду: чуть свободные штаны и туника – но из бежевой ткани; некоторые из них были босыми, остальные в обуви – такой же как у всех; волосы были средними или длинными, у нескольких были убраны в простые причёски (хвост, коса, две косы), а у остальных – распущенные. Жрец, который сегодня так же являлся и учителем, вёл группу за собой. Он был высоким, худым, имел светлую кожу, голубые глаза и светлые волосы, отчего издали могло показаться, что он лысый.

Только маленькие ноги переступили линию в проходе как привычная рутина Жрецов переменилась. По велению их учительницы, старшие ученики вышли из погружения, точно разумом выныривая из глубокого колодца, и последовали за ней к проходу. Остальные устремились под балконы, под которыми находилось по три строгих двери из серебра.

Но несколько Жрецов осталось. Один мужчина сидел в стороне на коленях и, положив руки на ноги, макушкой опущенной головы смотрел на статую дерева. Трое – женщина и двое мужчин – стояли на балконе старших и обсуждали что-то так тихо, что отголоски шёпота едва были слышны. А одна женщина сидела на скамье правого ряда скамеек и смотрела в сторону пустым взглядом.

Извечная прохлада и массив мрамора давили на маленьких гостей – они держались вместе, соблюдали тишину, озарялись по сторонам. Когда старшие ученики прошли мимо них, сопровождающий учитель-Жрец вышел вперёд и развернулся к детям.

– Добро пожаловать в храм, – сказал он обычным тоном, который для находящихся жильцов этого места прозвучал как гром. Они в невольности бросили на собрата по роли быстрые взгляды, не выражающие ничего. И только женщина на скамье не шелохнулась. – Как вы знаете, мы – Жрецы. Меня зовут Алте́й, и сегодня начинается ваше просвещение.

Ведя рукой по перилам и желая отсрочить собственный урок, Ирис спускалась, наблюдала за детьми. Они шли между рядов скамеек и поглядывали на странную для них женщину. Ирис присмотрелась к ней – и поняла любопытство и тревогу на детских лицах.

Замерев в сидячем положении и положив ладони на ноги, женщина смотрела сквозь стену и тонула в глубинах прострации с обрывочными скачущими мыслями – будто дремала с открытыми глазами. Ирис поняла, что эта та, про кого вчера упоминал её наставник – его соседка через стену, старшая Жрица, у которой погружение в Грань закончилось проблематично и теперь она восстанавливается от смещения.

Алтей привёл детей к статуе и бюстам в её корнях; Ирис остановилась на последней ступени и облокотилась на верх квадрата столба, которым оканчивались перила. Стоя лицом к статуе, Алтей положил ладонь на солнечное сплетение, прикрыл веки и, не сгибая колен, поклонился головой и корпусом как одной линией – замер в позиции буквы «Г» на три секунды и выпрямился. Дети смотрели на Алтея с восхищением – они видели этот поклон ранее, но не в исполнении Жреца.

Алтей развернулся к группе детей и начал:

– Сегодня ваш первый и вводный урок, потому что в вас начала проявляться магия. – После этих слов глаза детей засверкали, и они обменялись возникшими улыбками. – Настолько, что вас учат её контролировать.

«И усиливают контроль над вами.», – подумала Ирис.

– На сегодняшнем уроке и в последующие от представителей различных ролей, вам будет рассказано о важном и необходимом. Кто-то из вас, разумеется, уже что-то знает, но во время уроков соблюдайте тишину. Вы можете что-то сказать, только когда к вам обращаются или задан вопрос. Вы можете что-то спросить, только когда предоставляется для этого возможность. – Алтей выдержал паузу, дождался, когда головы детей кивнут, и продолжил: – В последующие годы за вами будут наблюдать и в будущем, когда вам исполнится одиннадцать-двенадцать лет пройдёт отбор и вам определят ваши роли.

«В независимости от того, что вы хотите и думаете. Никто даже не будет спрашивать, что вы об этом думаете, потому что уже известно, что вы должны об этом думать.»

– А также вас выберут себе в младшие ученики наставники.

«И здесь у вас тоже нет права голоса. У вас нигде нет права голоса.»

– Итак. Как вы знаете, эта статуя изображает Мирдрево – создатель и наблюдатель, Мать и Отец, душа и сердце мира, защитник, источник магии, источник жизни, а значит и нас самих. Другие названия, которые сейчас уже не используются: Великое Древо или Древо Мира.

Как и все, Ирис никогда не видела Мирдрева. Но в отличие от других, она иногда видела что-то в своих странных ускользающих снах. И сейчас их компиляция наслоилась друг на друга в быстром мазке. На секунду в голове Ирис возник размывчатый, но яркий образ великолепного и колоссального дерева в божественном свете. Густая тёмно-изумрудная крона овальных листьев, серая кора точно камень источала серебряно-лунное сияние, а изумрудный кристалл в форме ромба, который называют ядро, был как сердце – дерева, мира, Ирис; и он был налит энергией жизни. Солнце будто светило только для Мирдрева, а оно делилось им с его детьми.

Алтей встал у крайнего бюста напротив левого ряда скамеек, и продолжил урок:

– Очень давно, ещё до начала исчисления, наши родные земли – огромный архипелаг островов Изумруд и континент Серп – сотряс Магический катаклизм. Ма-ка. Странные вещи происходили с Гранью и её посещение стало смертельно опасным. Земли стонали от стихий, а дальние разрушились. Магия, и соответственно всё что нас окружало, работала с перебоями. Многое было разрушено, многое было потеряно. Это повлияло и на людей – много жизней ушло раньше срока. И когда Мирдрево, применив защитную силу, стабилизировало мир – всё стихло. Но само Мирдрево, по не ясным нам причинам, опустилось в глубокую дрёму. А народы ударились в панику.

Алтей посмотрел на белоснежные бюсты с благоговением и вернул взгляд на группу детей. Несмотря на то, что они уже что-то знали об истории, они, как и положено, внимали каждому слову.

– Именно тогда к нам спустились с их парящих островов первородные, – Алтей лаконичным жестом руки указал на бюсты, зная, что дети и так знают, что это они. – И, прежде державшиеся в стороне, они стали частью нас, нашими благословлёнными лидерами, стражами мира, божественным земным воплощением Мирдрева. Они провели Глоб – Глобальное объединение – и народы, жившие всегда в мире, стали по-настоящему едины, стерев все границы и стали одним народом. Первородные помогли восстановить земли, меняя их и всё что нас окружало к лучшему. И именно с их приходом началось исчисление. Спустя века после Ма-ка, когда мир обрёл былую стабильность и Мирдрево начало пробуждаться, произошёл новый магический катаклизм. Иной, но удар был силён. Из-за его отличий и сокрушительной силы он получил название – Великая катастрофа. Ве-ка.

Смотря на детей в упор, Алтей чуть наклонил голову, а на верхнюю часть лица будто опустилась тень:

– Он возник как вспышка. Земли тряслись, города разрушались. Вода лилась с неба и громыхал ужасающий гром с молниями, ударяющими в наши земли. Алые тучи тяжелели и сгущались. Высокие волны разбивали берега нашего огромного архипелага. А вулкан, что был на Серпе, извергался и разбрасывал пепел.

Сделав паузу и, точно удовлетворившись напуганными глазами детей, Алтей выпрямил голову и продолжил в прежнем тоне:

– Также, магия работала с перебоями, магические предметы выходили из строя, а какие-то разрушились. Это повлияло на пробуждающееся Мирдрево, – Алтей указал на кристалл дерева, – и ядро треснуло.

Раздались ахи. А сердце Ирис защемило от одной мысли об этом ужасе.

– Именно первородные остановили разлом ядра Мирдрева, защитили его и нас. Объединившись, они применили сильную, иную от нашей, магию и сумели создать нечто, что втянуло в себя источник катаклизма. Но так вышло что эта концентрированная магия отразилась, ударила в них, и распалась. А от удара распались и тела первородных. Они не умерли, ведь такие как они просто так не умирают. Лишившись телесных сосудов, их сущности, истощённые и раненные, погрузились в спячку. А Мирдрево, так и не пробудившись, снова впало в глубокую дрёму. Которую мы, Жрецы, сравниваем с комой. Народ покинул погибшую и разрушенную родину девятьсот восемьдесят лет назад и прибыл на континент, на котором мы проживаем сейчас. И как вы знаете, мы называем его – Прибежище.

Алтей перевёл взгляд на бюсты:

– Когда-нибудь, тела первородных переродятся, а сущности восстановятся и обретут свои сосуды – и первородные воскреснут.

Следующие слова Ирис, шевеля только губами, проговорила вместе с временным учителем:

– Первородные вернутся к нам – восстановят родину, вернут заблудших к истине, пробудят Мирдрево, и настанет мир и гармония.

Дав детям время, Алтей собрался для следующей части урока. Ирис взглянула на проход, ведущий в меньший зал, и подумала, что ей нужно идти. Но она не сделала ни шагу.

– Вы, разумеется, знаете имена наших первородных, и немного о них. Но сможете ли вы сказать кто из них кто?

Дети устремили взгляды на детальные лица, высеченные из белого камня. Дети, разумеется, знали кто из них кто. Но, не зная риторический это вопрос или нет, никто не решился подать голос. Алтей, явно удовлетворённый этим, точно дети прошли какой-то тест, указал на первый бюст рукой.

Утончённое лицо мужчины с высокими скулами и прямым носом. Длинные волосы опускались ниже плеч и касались колонны пьедестала, а передние пряди были отведены назад и от затылка заплетены в тонкую косичку.

– Кама́н – покровитель ремёсел, изобретений и Ремесленников.

Рука Алтея указала на следующий бюст. Женщина с сердцевидным лицом и с небольшими раскосыми глазами, внешние уголки которых точно указывали на виски. Длинные волосы были заплетены в три косы, а из них была сплетена одна.

– Ойса – покровительница хищных животных, смерти и Охотников.

Алтей прошёл ближе к центру, где затылок бюста смотрел на ядро в ромбовидном дупле Мирдрева, и указал рукой на голову. Лицо мужчины с широкими нижними скулами, с густыми бровями и носом с горбинкой. Распущенные волнистые волосы опускались немногим ниже плеч и были убраны за уши.

– Ано́ас – покровитель веры, целительства и Жрецов.

Алтей сделал пару шагов и встал напротив правого ряда скамеек, где до сих пор в прострации сидела Жрица. Рука Алтея указала на следующий бюст. Женщина с округлым лицом и курносым носом. Распущенная, объёмная и длинная копна кудрявых волос; и, утопая в них, был надет венок из цветов.

– Ми́тта – покровительница природы, растительноядных животных и Флор.

Рука Алтея указала на последний бюст. Женщина с овальным лицом, пухлыми губами и крупным носом с широкими ноздрями. Множество тонких косичек было убрано в большой, слегка небрежный пучок.

– Тиа́ни – покровительница мудрости, знаний и Хранителей.

Опуская руку, Алтей вернулся к бюсту Аноаса, встал к нему спиной, лицом к детям, и перешёл к следующей части урока.

– Спасаясь с разрушенной родины, наши предки успели многое взять с собой. Например, как наш храм. – Увидев вопросительные лица, которые не могли открыть рты, Алтей пояснил: – У нас есть специальное изобретение – про́куб. Пространственный куб. – Он показал примерные габариты руками, и они были немногим больше головы. – Вещи, артефакты, или даже здания можно с помощью магии поместить внутрь прокуба для сохранения или переноски на расстояния.

Послышалось несколько изумлённых ахов. Вероятно, дети пытались представить как целое здание помещалось в таком маленьком магическом ящике.

– Это сложная и тяжёлая магия, этим занимаются только Совет и некоторые из Хранителей. И только в особых случаях. Например, для хранения чего-то важного. Или, когда клан снимается с места для поиска нового и нам нужно переместить важные вещи, в том числе два здания: этот храм и хранилище. Или, когда что-то нужно взять на Собдо́м – Собрание дома. Или на Велсо́б – Великое собрание. Но о прокубе вам подробнее расскажут Хранители и Ремесленники. А сейчас ещё немного о храме.

Алтей выдержал небольшую паузу и, сглотнув, смочил горло.

– Нашему храму больше тысячи лет, но сколько точно мы не знаем. Ведь он был построен в дни до Ве-ка. Храм – физическое место сосредоточения нашей веры и связи с Мирдревом. И он – место, где Жрецы живут и несут долг своей роли. Мы поддерживаем тонкую связь с нашими умершими и спящим Мирдревом. Мы помогаем и сопровождаем пришедших в храм в их молитвах. Мы поддерживаем веру и надежду нашего клана. Так же в наших руках лежат несколько обязанностей, такие как: свадьба, похороны, рождение, выдача имени, организации постов. Мы заботимся не только о душах, а также и о телах. Ведь мы способны направлять нашу магию особым образом и исцелять.

Кто-то из детей чихнул, Алтей смерил мальчика быстрым, недовольным взглядом – прокашлялся и продолжил:

– У нас есть отдельная, небольшая группа Жрецов. Она ежедневно ищет по Грани местонахождение нашей родины, пытается нащупать её вибрации и энергии. Так же эта группа ищет наших первородных, знаки их воскрешения и возвращения. И также она всегда высматривает признаки возможного магического катаклизма, чтобы в этот раз, если он случится, мы были готовы. Мы называем их гра́ники.

Алтей взглянул поверх макушек детей на Ирис – та внутренне сжалась, и едва сдержала порыв чтобы не уйти быстрым шагом. А Алтей вернул взгляд на детей и продолжил:

– Именно граники выдают имена новорождённым. Для этого они входят в особую связь с Гранью. Она называется переломное погружение. И с помощью этой практики граники вылавливают подходящее имя, которое было дано Мирдревом. Все Жрецы могут использовать погружение и войти в Грань. Но именно граники самые лучшие в этом, они сосредоточены только на Грани и посвящают этому всю свою жизнь.

От последних слов Ирис померкла. Алтей, мысленно перебирая уже сказанное, выдержал паузу. И, кивнув себе, он продолжил:

– Это общее описание нашей роли, а…

Дальнейшие его слова растворились в печали Ирис – она перевела взгляд на проём на балконе учеников и вспомнила как поднималась по лестнице за первым Жрецом в первый раз.

Через окно в два этажа на статую Мирдрева, зал и балконы падал тёплый свет жаркого дня. По ступеням поднималась маленькая, но не хрупкая, шестилетняя Ирис. Загорелая кожа, длинные холодно-коричневые волосы были распущенны и растрёпаны; бежевая одежда, а босые ноги с земельными разводами чувствовали холод и гладкость мрамора.

Ирис подняла взгляд на затылок Мирта, первого Жреца. Высокий, стройный и широкоплечий мужчина, а идеальный череп, очерченный короткой стрижкой рыжих волос, казался Ирис странным.

Мирт провёл Ирис по коридору до конца и встал возле последнего прохода у окна. Ирис помнила, что первый Жрец никогда к ней не наклонялся, не опускал голову, только переводил вниз глаза – и снизу это часто выглядело недружелюбным.

И Мирт, опустив на Ирис лишь тёмно-зелёные зрачки, мягким жестом руки указал внутрь. Несмотря на наличие предметов, крошечная комната ощущалась Ирис: пустой, тяжёлой.

– Там твоя новая одежда, – сказал Мирт.

Повернувшись, Ирис увидела, что он указывал на табурет. На нём лежал ровный квадрат одежды песочного цвета, а под ним стояла обувь.

– Ремесленники сшили тебе подходящий размер. Переодевайся. Мы проведём тебе инструктаж по храму, а вечером – подстрижём. У тебя будет несколько дней на освоение, пока мы, учитывая уникальность обстоятельств, дорабатываем твой план обучения. Не медли. – И Мирт задёрнул полотно.

Оставшись одна, Ирис развернулась и смотрела на комнатушку перед собой; и чувствовала себя маленькой как муравей. А когда шаги Мирта стихли, в коридоре послышались шепотки двух самых младших учеников одиннадцати лет, которых недавно определили в роль. Точнее они были самыми младшими до появления Ирис.

Как Ирис сказали позже – она стала самой молодой ученицей, которая когда-либо была, и это учитывая все роли, во всех кланах всех домов. Ирис прекрасно помнила то неподъёмное для маленьких, хоть и крепких, плечиков давление; и ответственность, которую она тогда не понимала. А никто и не пытался ничего объяснить. Они только говорили, что делать, как и когда; и при этом имели стопку ожиданий и надежд.

Ирис помнила, как в первые года ей с трудом удавалось отодвинуть тяжёлое полотно, которое должно было быть всегда отодвинуто при выходе из комнатки. Для этого, Ирис будто тайком, использовала табурет – неся, а не толкая по полу; после возвращала его на место и укладывала в ровный квадрат белый комбинезон. В первое время это занимало много времени, как и основная одежда. А глиняный кувшин с водой постоянно менял место в пределах пяти сантиметров.

Ирис помнила взгляды учеников: младшей и старшей группы. И она помнила странную смесь досады и облегчения, когда не занималась вместе с другими учениками; и ту странную скованность и напряжение в общие, редкие с ними уроки, которые позже перестали случаться.

Ирис до сих пор ловила на себе взгляды учеников, в том числе из других ролей, и также взрослых жителей клана; изредка слышала их шепотки – и чувствовала себя ещё более обособленной чем в детстве. Ни тогда, ни сейчас Ирис не лгала себе, когда вспыхивало желание: что она просто хочет быть как все, просто хочет вписаться в клан. И что она не хочет быть той, кто нарушил привычную рутину клана; что не хочет быть той, кто нарушает её немного каждый день, хоть она и понимает, что её давно вплели в рутину.

Воспоминание увядало и Ирис снова слышала голос Алтея – как монотонное бормотание. Она почувствовала, что в спину упирается взгляд – и остатки воспоминания с его производными мыслями остекленели, осыпались осколками. Она вздохнула, стёрла с лица печаль и надела спокойствие Жрицы – уткнулась ладонью в тупой угол квадрата перил и развернулась.

Наискосок от лестницы у прохода стоял Флокс. Худой мужчина среднего возраста со светло-смуглой кожей, с чёрными короткострижеными волосами, с чуть крючковатым носом и с узким подбородком; а серо-голубые глаза смотрели на свою единственную ученицу. Флокс кивком головы указал внутрь второго зала, направился в ту сторону и исчез из поля зрения Ирис.

В речи Алтея настала пауза, и поднялась неуверенная рука белокурой девочки.

– Да? – сказал он. И Ирис сошла с последней ступени.

– А почему первородные? – спросила девочка. Ирис шла к проходу и не смотрела в сторону вводного урока. – Точнее… я имела в…

Рука Алтея оборвала девочку – он кивнул, и дал ответ:

– Они первородные – первые дети Мирдрева. Как вы знаете, всего их пять. Идеальные, божественные и могущественные. Второродные – вторые дети Мирдрева, те кто пришли позже – это маргула́ры.

Дойдя до прохода, Ирис остановилась – обернулась и устремила взгляд на Алтея.

– По численности их всегда было меньше, чем людей. Они как смесь физического и нефизического, могут иметь разные формы и размеры, большинство похожи на дивных животных, а изредка во внешности подобны нам. Когда-то давно, в дни до Ве-ка, они жили рядом, а часть их среди нас в городах. Но после Ве-ка их никто не видел. Мы не знаем, остались ли они на погибшей родине или подались куда-то ещё. Так же, как и не знаем, почему не последовали за нами. И третьеродные – те, кто пришли третьими – это мы с вами, люди. Физические творения из плоти и крови, но с магией в наших сущностях, что мы обычно называем душа. И в большинстве случаев, мы не говорим второродные по отношению к маргуларам, и третьеродные по отношению к людям. Просто: маргулары и люди.

Зная, что медлить больше нельзя, Ирис отбросила голос Алтея в сторону, ускорила тихий, выученный (или как она иногда в голове шутила с кислым лицом: вымученный) шаг и вышла из главного зала.

Меньший зал был пуст. Столбики света из узких вытянутых окон слева – яркие и тёплые – прорезали полумрак; а справа – едва давали приглушённый свет. Впереди вырисовывалась серебром высокая двустворчатая дверь без украшений. Раздавалось приглушённое эхо шагов Ирис, а за её спиной – монотонные отголоски урока. В котором Алтей продолжал вливать нужные знания в юные головы – те, которые когда-то вливали в его голову и использовали примерно те же самые слова и построения предложений с неменяющейся информацией. Ирис надеялась, что, когда она станет старше, ей никогда не придётся исполнять задачи временного учителя; и также она надеялась, что никогда не станет чьей-либо наставницей.

Крыльцо, залитое солнцем, вытянулось во всю ширину храма. Так же, как и сто ступеней без перил и с двумя переходными площадками. Внушительные колонны врастали в фасад двухэтажного вытянутого здания, а плоская крыша была очерчена ребристым парапетом. Недалеко и справа – словно сородич возвышалось цилиндрическое здание хранилища: пять этажей из такого же белого мрамора, с таким же ребристым парапетом на крыше, и с такими же высокими дверями из серебра, а, начиная с высоты второго этажа, по кругу шли узкие окна с серебряными рамами.

Щурясь, Ирис вышла на крыльцо и, прикрывая левый глаз, сделала из ладони козырёк.

Низкорослое поселение, численностью в двести пятьдесят один человек располагалось в низине и утопало в ярком свете. Серые цвета, один, изредка два этажа и трава на двускатных крышах – взгляд Ирис пробежался по множеству домов, напоминающие каменные коробки, без ограждений и сплетённые между собой лабиринтом троп-дорог. На них были рассеяны столбы из тёмного металла с пустыми строгими чашами для сфесве. Всюду произрастала разнообразная зелень, встречались каменные скамьи с плетёными сиденьями, а редким деревьям освобождалось место для свободного роста.

Различные металлы рам, дверей и столбов поблёскивали от солнца – будто переговаривались между собой; а зелень и трава крыш в приветствии искрились остатками утренней росы. В окружении домов как проплешина находилась мощёная круглая площадь в центре поселения. Над площадью парил прозрачный кристалл в форме ромба высотой в пять метров – и он завораживал даже на расстоянии.

На юге, западе и севере поселение было окружено чащей дубов с густым подлеском, а на востоке начиналась холмистая долина. Над волнистой линией горизонта, подёрнутой дымкой, поднималось солнце, а между холмов текла река, которая брала начало из леса на севере, где притаилась маленькая гора.

За спиной щёлкнула дверь, и раздался голос:

– Ирис.

Опуская руку, она развернулась и увидела наставника. Он опёрся на колонну, вросшую в фасад храма.

Руки вдоль тела, ладони прижались к бёдрам – не сгибая ног, Ирис поклонилась корпусом и головой как одной линией в отточенном, но плавном движении:

– Доброе утро, – сказала она.

Выпрямившись, Ирис увидела, что Флокс не шелохнулся. Приветственный поклон по отношению к детям был не обязателен. Но Ирис старшая ученица, ей уже восемнадцать лет – и поклон требовался. Рядом никого не было и Ирис не удивилась, что наставник пренебрёг этим правилом. Она подумала, что раз никого нет то и она могла бы пренебречь этим правилом. Как она, несмотря на неприятное, скребущее ощущение в груди, но с долей удовлетворения, прежде уже делала множество раз (и даже будучи ребёнком).

Флокс взглянул на закрытые двери, и спросил:

– Ты снова слушала урок просвещения?

– Немного. Прости, что задержалась.

– Ты же знаешь, что они всегда говорят одно и тоже, хоть и немного разными словами. Я понимаю, что у тебя было не так, но это ведь не плохо.

– Верно, – сказала Ирис и опустила взгляд. И, смотря на серые прожилки мраморного литого пола, она добавила: – Я это знаю.

– Да и тем более, тебе…

– Я знаю, – перебила она как можно мягче, но желая дать понять, что эту тему развивать не хочет.

Повисла пауза. Ирис пожалела о своих словах, напряглась. Она подняла взгляд, увидела на лице Флокса подобие понимания – и удивилась. Он кивнул, отвёл взгляд и смотрел вглубь поселения. А Ирис с опаской смотрела на спокойное лицо наставника и не знала разозлила его или нет.

– Идём, – сказал Флокс. Он спиной оттолкнулся от колонны и направился к лестнице. – Пора начинать урок.

Помедлив, Ирис посмотрела в сторону долины и опустила взгляд на поселение. Там едва можно было разглядеть отличное от жилых здание. Как одноэтажный дом-гриб, а чёрная конусная крыша не имела травы. В голове затрепыхался огонёк идеи. Но Ирис, удивившись, тут же бросила в него горстку песка из страха и игнорирования.

В храме было запрещено использовать магию всем, кроме Жрецов, а им только некоторую. Нога сошла с сотой ступени – и Ирис, ожидая указания, подняла взгляд на затылок наставника.

Команды не было. Сжав край туники и помявшись, Ирис спросила:

– Перемещение?

– Нет, – ответил Флокс.

– Нет?

– Позже. Тебе полезно прогуляться. Солнце, воздух. Ты ведь не ела?

Зная, что Флокс и так знал ответ, Ирис едва удержала недовольный вздох.

– Нет, – ответила она. – Как и все Жрецы с утра.

– Вода?

– Конечно.

«Как и все Жрецы с утра.», – удержала Ирис в себе, зная, что во второй раз это могло вызвать раздражение.

– Но, – Флокс посмотрел на ученицу через плечо и пробежался по лицу. – Что я говорил о сне? – Он отвернулся. – Ты же знаешь, как сон важен, особенно для нас.

– Я…, – растерялась Ирис. – Не очень хорошо спала…

«Конечно, пребывание в Грани не даёт сил, а забирает их.», – подумала она.

– Всё думаешь о своём предстоящем посвящении? Поэтому опять слушала просвещение?

– Немного думаю, – ответила Ирис и опустила взгляд; успокаивала себя тем, что это частично было правдой.

Думая о сне-не-сне и об увиденном творении, Ирис замедлила шаг – обернулась и посмотрела на храм. Единственный вход поблёскивал, словно закрытая пасть. На втором этаже Ирис нашла своё маленькое арочное окно – самое крайнее к крыльцу; а под ним рос дуб – единственный с этой стороны храма. И вздохнув так, чтобы не услышал наставник, Ирис отвернулась; прогоняла и откладывала все мысли, уплотняла стенки пузыря игнорирования и подавления.

Пока Флокс и Ирис петляли между домов, она, как обычно, смотрела себе под ноги.

У всех, кроме Жрецов, были длинные волосы, и они убирались в простые практичные причёски. В основном с распущенными волосами ходили только маленькие дети, так как ещё не имели ролей. Бороды у мужчин преимущественно были средними, убирались в хвост, косу или несколько, или заплетались частично; бывали и короткие бороды, бывали и длинные, и только Жрецы всегда были гладко выбриты.

Все жители носили одинаковую одежду и были поделены на цвета: тёмно-зелёный, сине-фиолетовый, красно-оранжевый, светло-серый, песочный, белый, бежевый; и у всех была одинаковая тёмно-коричневая обувь. Так как Жрецы проводили бо́льшую часть времени в храме то песочный цвет встречался изредка. И к облегчению Ирис, пока не показался белый – цвет двух самых малочисленных ролей.

В большинстве своём люди держались каждый своего цвета. Примерно половина передвигалась на ногах, а остальные использовали магическое перемещение, которое у каждой роли было своё.

Стройные и подтянутые Флоры носили тёмно-зелёный цвет и не носили обувь (только когда было холодно). На головах многих были плетёные венки из цветов: как из свежих, так и из сохранённых с помощью магии – они напоминали гербарий, но более свежий, сочный. Флоры передвигались по воздуху, используя полупрозрачные магические крылья, точно сотканные из воды, – в форме насекомых или их смеси, с зелёными или голубыми оттенками.

Двое из Флор осматривали дерево, мимо которого проходили Флокс и Ирис. Одна Флора, паря на крыльях бабочки, осматривала травяную проплешину на крыше и думала нужна ли помощь. В стороне трое учеников сидели на каменной скамье и плели венки из травы и фиалок. Ещё двое поливали цветы в каменных клумбах – они удерживали большие металлические лейки с помощью зелёных стеблей, которые, заменяя кисти, вырастали из рук, а выше – вены через кожу были подсвечены зелёным цветом.

Всюду по поселению и вне него встречался сине-фиолетовый цвет, который носили Охотники. И половина из них не носила обуви. Поджарые и гибкие, в них была видна ловкость и сила. Как и у Флор, перемещение Охотников – полупрозрачные магические крылья. Но они были крупнее и точно сотканы из плотного воздуха – имели формы хищных птиц и их смеси, с фиолетовыми, синими или серо-синими оттенками.

Охотники летали над домами в разных направлениях и наблюдали за поселением; помогали всем, кому нужна была помощь (и кому была не нужна помощь); следили за порядком, вмешивались во все маленькие споры и даже когда был (или казалось, что был) намёк на них. А большой отряд, набрав высоту, летел клином в южную часть леса.

Когда Флокс и Ирис углубились в поселение, вокруг стал встречаться красно-оранжевый цвет, который носили Ремесленники. Различное телосложение и сила, но, как и все жители, они были стройными. Перемещение Ремесленников – это плавная телепортация – становясь полупрозрачными, они, напоминая смазанных увядающих призраков, быстро перемещались на расстояния.

Несколько Ремесленников отправлялись в разные части поселения и несли в руках металлические ящики с различными изделиями быта для жителей. Крупные предметы Ремесленники переносили по одному-трое с помощью магии – предметы обволакивали полупрозрачной, но видимой энергией, и удерживали руками на расстоянии; а вены кистей и рук до локтей были подсвечены бледно-белым светом. Какие-то Ремесленники возвращались с повреждёнными предметами, как: металлический стул, шкаф, порванный половик, разбитая посуда из глины, и прочее; но сломанного всегда было мало, а изношенное временем обычно утилизировалось и заменялось на новое.

Не встречаясь с Ремесленниками взглядом, Ирис нашла их кузницу, но мастерскую не было видно из-за жилых домов. Взгляд зацепился за конусную чёрную крышу без зелени и Ирис посмотрела на её верхушку – она будто была срезана, а поверх надели круглую решётку.

Из-за дома вышел юный Ремесленник, посмотрел будничным гуляющим взглядом на Ирис – и та поспешила отвести глаза в правую сторону. Там, недалеко от кузницы, находился склад: вытянутое здание с плоской крышей, поросшей высокой травой и цветами. В подвальных этажах хранились общие запасы продовольствия; на наземном этаже – небольшая его часть, а также различные общие предметы и материалы.

Ирис увидела, как от склада взмыло несколько Флор с плетёными корзинками и полетело в сторону долины. Отводя от них взгляд, Ирис наткнулась на четырёх старших Хранителей в светло-серой одежде – они парили как тяжёлые перья. Магическое перемещение Хранителей – вуаль левитации – тело, вместе с одеждой и волосами, обволакивала полупрозрачная магическая вуаль синего цвета; и было едва видно напряжение корпуса тела и плеч.

С плавностью Хранители приземлились у молодого дерева и вуаль развеялась, уходя в тело. К ним со стороны склада приближалось двое старших Ремесленников. И смотря на них, Ирис едва не врезалась во вставшего Флокса.

– Жди здесь, – сказал он, и направился к этим Хранителям. Оставшись одна, Ирис не знала куда деть глаза и сжимала едва видимые швы на разрезах по бокам туники.

Ирис поглядывала по сторонам – на привычное течение рутины; но ни с кем не встречалась взглядом. Когда она чувствовала взгляд на себе – ей хотелось исчезнуть. И она посматривала на наставника, Хранителей и подошедших Ремесленников – их тихий разговор постоянно сопровождался короткими кивками.

Минуту не чувствовался ни один взгляд. Ирис не удержалась и начала поворачивать голову – увидела черный цвет крыши и одёрнула себя. Едва заметно встряхнув головой, она попыталась вытряхнуть вновь вспыхнувший огонёк идеи. Но идея обрастала навязчивостью и волочила за собой подругу – такую же безумную.

В стороне раздался детский смех – Ирис от неожиданности вздрогнула и перевела взгляд на играющих детей в бежевом. Брат и сестра с разницей в год. К ним приблизился их отец Ремесленник и велел быть тише. На это девочка, которая была очень на него похожа, что-то сказала ему – и он улыбнулся с теплотой.

Ирис смотрела на улыбки – улыбку родителя, улыбку ребёнка – и в душе заскреблась печаль того, чего она никогда не имела. Смотря сквозь них, она гадала о том, как выглядели её родители, какими они были и что случилось на самом деле.

Ирис прикрыла веки и попыталась вспомнить хоть что-то. Но, как всегда, только несколько быстрых секунд размытого воспоминания – пятна и очертания, которые никак не складывались в чёткую картинку; а какие-либо детали были потеряны в бездне памяти четырёхлетнего ребёнка. Возникло яркое пламя – веки распахнулись и сердце застучало в горле. Ирис опустила взгляд и уже помнила о дубовом лесе вокруг поселения Пларас и о том, как её нашли. Но и это воспоминание не имело чёткости.

Стук сердца успокаивался, а Ирис следила за крупным чёрным жуком. Он, переползая преграду из веточки, перевернулся на спину и зашевелил ножками. Ирис знала, что её родители мертвы. Она не знала, как и откуда это знает; не знала, что случилось. Но знание, что они мертвы всегда стояло плотным комом – как камень. Она не помнила родителей и в ней не было скорби и настоящей утраты; но сожаление и печаль что их нет были заключены в этом камне.

Присев, Ирис отвела соединённые колени в левую сторону и пальчиком подтолкнула жука. Он, вернувшись на брюшко, пополз к спасительной траве на обочине тропы-дороги.

Флокс вернулся – и они пошли дальше через поселение. Ирис была рада уйти дальше от детского (не очень громкого) смеха, от улыбок семьи, от чёрного жука в траве, от голого конуса кузницы, и от своих мыслей.

Учитель и ученица вышли из поселения на юго-востоке. Остановившись, Флокс выдохнул.

– Ладно, – сказал он. – Перемещение.

Ирис повернула к нему лицо и кивнула. Начиная от ладоней, они в миг налились бело-золотым светом – и, свернувшись спиралью, исчезли как обратная вспышка. Быстрая телепортация, или чаще: телепортация – магическое перемещение Жрецов.

Глава II – Нарушители

После полудня гроза примчалась в поселение Пларас и загнала всех по домам. Ирис сидела в своей комнатке на полу и радовалась тому, что её удручающий и раздражающий урок оборвался; и тому, что в грозу погружение было запрещено.

У кровати стоял серебряный поднос с белой посудой из глины, на нём в глубокой тарелке находились остатки обеда: злаково-ягодное пюре с мелкими семенами; рядом с подносом, возле чашки без ручки на квадратном блюдце осталось несколько орехов и сухофруктов. Ирис взглянула на наполовину опустевшую чашку с остывшим травяным чаем – и поморщила нос.

Смотря на серость и бушевание непогоды через закрытое окошко, Ирис снова думала о творении, о странном сне-не-сне, и обо всём что с этим связано. И она снова не находила ответов и объяснений. И она снова ощущала странную необъяснимую тягу к творению, хоть и не такую невыносимую как до этого.

Гроза закончилась ближе к вечеру. Отодвинув полотно до предела, Ирис покинула комнатку, вышла на балкон и наткнулась на Флокса, который шёл к ней.

– Сегодня не будет погружения, – сказал он. – Решение первого Жреца. И мне нужно помочь с уроком для младших учеников. Так что ты…

Он увидел двух выходящих старших учеников из коридора, взял Ирис под локоть и отвёл в сторону. Подождав, когда ученики достигнут ступеней, Флокс прошептал:

– Найди спокойное место в лесу и продолжай практику, поняла? – Ирис кивнула. – Только не на наше место, в ту сторону сегодня отправлен отряд Охотников. Они, конечно, не дойдут до нашего поля, но всё же. – Зная, что указ наставника не будет исполнен, Ирис кивнула; и местонахождение тихого места она уже знала, но ни за что не сказала бы ему. – Возвращайся, когда наступят сумерки, может к этому времени Мирт изменит решение. – Ирис кивнула. – Будь осторожна, – сказал Флокс ей вслед. Что означало: никому не дай увидеть свою практику.

Косые лучи солнца пробивались через просветы расползающихся серых облаков. Дубовая чаща восхищала долгожителями – ветки вздымались к небу, а бо́льшая часть леса находилась в тенях густой кроны. Между необъятных стволов буйствовал подлесок из: кустарников, травы, папоротников, и иной зелени.

Вдали от поселения, от маршрутов отрядов Охотников и от блужданий Флор притаилась полянка, частично залитая солнцем. Ирис сидела в сплетении корней дуба, будто в кресле, и опёрлась спиной на ствол.

Коснувшись затылком дуба, Ирис прикрыла веки и наслаждалась спокойствием. Поваленное дерево справа – взмокшее и взбухшее от влаги – источало запах гнили влажной древесины; птицы щебетали в глубинах чащи; копошились зверьки и оценивали ущерб своих жилищ; с некоторых листьев скатывались последние капли; а тени удлинялись, густели.

В груди Ирис возникло отчётливое присутствие того, кого она уже встречала множество раз. Лицо обдало прохладное дуновение, но листва не шуршала. Ирис улыбнулась и открыла веки. Перед лицом парил сгусток синего пара размером с кулак, а глаза-точки и рот-полоска были из голубого света.

– И тебе привет, Облачко, – сказала Ирис. Она посмотрела в сторону – искала между стволов и кустов, и на ветках. – А он где?

Перенимая на себя внимание, Облачко прокружилось несколько раз в воздухе и издавало весёлые урурукающие звуки, тем самым развеселив Ирис. Довольное собой, оно подлетело ближе. С озорным взглядом и улыбкой Ирис наклонила голову налево, ткнула пальцем в тельце из плотного прохладного пара и пошевелила кончиком, щекоча. А Облачко издавало тонкие, прерывисто-урурукающие звуки похожие на смех.

В кроне деревьев раздался шорох – улыбку Ирис смыло, а Облачко юркнуло в кусты.

Ирис напряглась, взялась рукой за самую высокую дугу корней и смотрела наверх. Хруст и шорох раздались с одной стороны; через секунду – с другой. Ирис ощутила присутствие – расслабилась и опустила руку. А Облачко вышло из укрытия.

– Я знаю, что ты там, – сказала Ирис. – Выходи. Не бойся.

Но существом двигало вовсе не любопытство и не интерес, которые иногда появлялись у некоторых сородичей Облачка по отношению к Ирис. Удивительная птица вылетела из листвы. Крупная сорока с оперением голубого цвета, глаза были чёрные, клюв и когти – синие; и две пары крыльев. Птица летала суетливо, юрко; и, увидев Ирис, она пикировала.

Сорока-маргулар приземлилась на поставленное колено Ирис и зачирикала, как сорока, но тоньше, мелодичнее. Птица опомнилась – встряхнула головой и уставилась на Ирис. Между ними создался канал – как мягкий выдох из головы в голову, но не в отсеке для мыслей, а будто в специальном для этого месте.

«Беда!», – крикнул тонкий женский голос в голове так громко что Ирис поморщилась. «Опасность! Чужаки!»

– Что…? – обомлела Ирис. Перед тем как она встала, сорока-маргулар успела вспорхнуть. И повернувшись к ней, Ирис сказала: – Показывай!

Звонко чирикнув, сорока-маргулар полетела, а Ирис последовала за ней по земле. Облачко покачнуло тельцем, будто головой; издало тихие, урурукающие звуки и, паря витиеватой траекторией, последовало за ними.

В верхних ветках дуба, в гуще листвы вспыхнул бело-золотой свет – и в миг из спирали развернулась Ирис. Она встала на толстую ветку, ухватилась за верхнюю и пальцами коснулась лапок сороки-маргулара; а со спины подлетело Облачко. Ткнув клювом, птица указала вниз и в сторону. Ирис подалась вперёд, посмотрела через просветы листвы в том направлении – ахнула и отстранилась. Сердце клокотало в груди и в горле, а на лице застыли: изумление, страх, смятение.

Там стоял худой юноша с голубыми глазами и со светлыми, засаленными волосами длиной до мочек ушей. Просторная затасканная одежда тёмных цветов: штаны, рубаха; и потёртые кожаные сапоги. Поверх был надет удлинённый жилет до колен в отличном состоянии: тёмно-коричневая плотная ткань, не было карманов, был капюшон, а деревянные пуговицы – расстёгнуты. Грудь юноши пересекал ремень старой кожаной сумки, висящей на левом боку. С этой же стороны из-за жилета из потёртых ножен выглядывала простая прямая рукоять кинжала из серебра. Рядом с ремнём сумки, грудь пересекал ремешок – на нём, на спине был колчан со стрелами, а рядом лук.

– Эй! – позвал низкий мужской голос. Ирис, сглатывая страх и теснее сжимая ветку, снова подалась вперёд. – Плющ!

Юноша оторвал глаза от верхушки высокого дуба и устремил взгляд в правую сторону – его товарищ стоял на камнях возле ручья. Коренастый мужчина среднего роста и средних лет, в чёрной бороде и волосах до плеч пробивалась седина. Он был одет в похожую одежду, но в хорошем состоянии, а поверх – идентичный жилет; похожая кожаная сумка пересекала грудь, такая же серебряная рукоять кинжала в ножнах. Ремешки, точно от рюкзака, были на плечах и соединялись чуть выше груди, а на спине, в креплениях были: арбалет и короткий колчан с болтами.

Светло-серые зрачки бегали по лицам, странной для Ирис одежде и непонятным для неё предметам на спинах. Наличие кожи животных и дерева на нарушителях привело к единственному выводу.

– Изгои, – прошептала она; а голова закружилась от волнения и паники. – Я… надо сказать… найти Охотников. Найти Совет… Лидера.

Она пыталась собраться, пыталась вспомнить, где могли бы быть Охотники и был ли сейчас отряд в лесу.

– Дурма́н, – позвал Плющ. Подходя, он запнулся об корень и едва не упал. – Я…

Кустистые чёрно-седые брови Дурмана соприкоснулись, нависая над серыми глазами:

– Не отставать, – сказал он.

– Мы куда-то торопимся? – усмехнулся Плющ. И, трясся носком обуви, он опёрся рукой на молодое дерево. Но норовистый кусок земли с листком никак не хотел расставаться с подошвой.

Лицо Дурмана осунулось недовольством:

– Не умничать, – сказал он.

Отвернувшись, Дурман вынул из внутреннего кармана удлинённого жилета круглый компас из тёмного дерева. И, глянув на двухконечную стрелку за стеклом с царапиной, он поднял взгляд и смотрел в сторону куда ни один из концов стрелки не указывал. Там возвышался холм с редкими кустарниками, а на его верхушке, как на миниатюрном плато, лежало наполовину сгнившее дерево, поросшее мхом и грибами в той части, которая почти всегда находится в тени.

– Хм-м, – произнёс Дурман.

С секундной задержкой Ирис ахнула – она поняла, что он смотрел в сторону поселения.

Поставив ногу на землю, Плющ спросил:

– И почему орден послал только нас двоих?

«Орден?», – нахмурилась Ирис.

– Видимо она решила, что мне одному будет скучно, – ответил Дурман. Он обернулся и усмехнулся: – Боишься?

Сделав шаг, Плющ раскраснелся и намеревался возмутиться – но, раскрыв рот, осёкся и не знал, что сказать. А Дурман расхохотался.

Ирис решила, что пора действовать. Сжимая и разжимая кулаки, она пыталась собраться и решить, куда переместиться.

Вздохнув, Дурман убрал компас обратно. Ирис повернулась к маргуларам и прошептала:

– Будьте осторожны.

Она, держа в уме клочок места, в миг налилась бело-золотым светом, свернулась спиралью и исчезла.

На краю поселения Пларас, где тропа вела на небольшой холм и в лес, возникла Ирис и в смятении осматривалась. Возвращаясь из леса, группа в сине-фиолетовом летела клином. Ирис сначала замешкалась – она не знала, что делать; не знала, как их позвать. Но нарастающие паника и страх всё же взяли вверх – она замахала руками, но едва подавала голос:

– Эй! Сюда…! Я…!

Из-за этих действий она чувствовала себя странно, неуютно; и она не помнила, когда в последний раз повышала голос, и повышала ли – возможно только, когда была ребёнком, и до того, как ей определили роль.

Она узнала среди летящих первую Охотницу и негромко крикнула:

– Ру́та!

Услышав, а затем и увидев юную Жрицу, Охотники спустились к ней, свернули магические полупрозрачные крылья – и те, исчезая, растворились в теле. Четверо старших Охотников: две женщины, двое мужчин; и юноша – старший ученик.

Из отряда выступила Рута. Смуглая женщина с тёмно-серыми глазами и с иссиня чёрными волосами – две косы по бокам были сплетены из трёх тонких; а в этом шаге были видны: гибкость, ловкость, и сила – внутренняя и физическая.

– Что случилось? – спросила Рута.

Опомнившись, Ирис быстро-нервно поклонилась в приветствии. Рута ответила быстрым, плавным кивком головы, и ожидала ответа.

– Я…, – сказала Ирис. – Они… – Она втянула воздух, и выпалила: – Изгои! Я видела их! И они… они идут в нашу сторону! В-в сторону поселения… Сюда!

Лица Охотников обомлели, а затем ожесточились.

– Успокойся, – сказала Рута. – Сколько их было?

Сглотнув и сделав неполный вдох, Ирис ответила:

– Двое.

Рута повернула голову к отряду.

– Вя́зель, – сказала она. Старший ученик сделал шаг вперёд, а его каштановый низкий хвост соскользнул с плеча на спину. – Найди Совет или Лидера, сообщи им о случившемся, а также всем Охотникам, которые тебе встретятся по пути. Пусть Охотники запретят покидать поселение, а несколько отрядов отправятся прочёсывать территорию и велят всем возвращаться.

– Понял, – кивнул Вязель.

На спине словно в вихре ветра возникли магические крылья, выглядящие как крылья сапсана с серо-синим отливом. Чуть присев, Вязель расправил крылья, взмыл и полетел вглубь поселения.

– Рута, – обратился к своей первой загорелый, рыжеволосый мужчина с тремя косами в густой бороде, – отправиться за подкреплением?

– Нет, – ответила Рута. – Мы можем не успеть.

– Уверена? – уточнила женщина с двумя длинными светлыми косами.

– Да, – ответила Рута. Мужчина с кучерявой головой и бородой хотел что-то сказать, но Рута его опередила: – Ты, – сказала она, смотря на Ирис. Та вздрогнула, отняла взгляд от улетающего Вязеля и опустила на неё. – Показывай.

Ирис сглотнула, кивнула – и Охотники приблизились. Она занервничала, отпустила швы на разрезах туники и, сдерживая клокочущее волнение, протянула руки. А чтобы не показать их дрожь, она мысленно наливала кисти жидким камнем.

К похолодевшим рукам коснулись четыре тёплые ладони, и Ирис сказала:

– Д-держитесь ближе. И крепче.

Шагнув, Охотники встали вплотную и сжали руки Ирис. Она, чтобы не видеть их лица, прикрыла веки и сосредоточилась на месте. Жрецы редко используют своё перемещение на других; и точно это делают не ученики. Но на лицах Охотников не было тревоги по этому поводу. Ирис знала почему – они знали кто она; и это ей не нравилось.

От рук Ирис вспыхнула бело-золотая энергия, в мгновение поглотила её и спутников – они свернулись спиралью и исчезли. А стоящие в это время в стороне Флоры, Ремесленники, Жрец и Хранительница смотрели на опустевшее место с озадаченностью, с тревогой – они слышали слово: изгои.

На том месте, где несколько минут назад были нарушители, из вспышки возникли Ирис и четыре Охотника.

– Они… они были здесь, – отступив на пару шагов от Охотников, сказала Ирис. – И направились туда. – Она указала на холм с гниющим деревом.

Рута кивнула Охотникам и первой расправила магические крылья, напоминающие ястребиные с тёмно-фиолетовым отливом. Остальные тоже расправили крылья – вместе с первой взмыли и рассредоточились по воздуху.

Смотря на них, Ирис не знала, что делать. Помявшись, она последовала за Охотниками. Она использовала телепортацию Жрецов и, держась на расстоянии и находясь выше, перемещалась с ветки на ветку.

Нарушители шли по верху небольшого оврага и ощущали что-то неладное – им казалось, что весь лес наблюдает за ними. Ирис встала на толстую ветку и держалась за ствол. Она намеревалась опустить взгляд, но на своей высоте заметила что-то яркое и, повернув голову, всмотрелась в листву. Нечто оранжевое и крупное промелькнуло совсем рядом – и на лице Ирис возникла тёплая полуулыбка. Но она сменилась тревогой. Ирис нашла Охотников на ветках разных деревьев ниже неё, и выдохнула – всё внимание Охотников было приковано к тем, кто внизу.

Позади нарушителей наверху хрустнула ветка – они вздрогнули и обернулись; Плющ раскрыл рот, но Дурман заткнул его до того, как вышел звук и с силой стиснул лицо. Взгляды нарушителей скользили по веткам, между необъятных стволов; они прислушивались – и не желали что-либо услышать.

Позади нарушителей приземлилась Рута и их спины обдало воздухом. Они развернулись и увидели грозное лицо, а за спиной – раскрытые в стороны магические крылья. От центра ладоней Руты по венам растеклась серо-синяя магия до локтей – и в резком выбросе рук она обдала нарушителей мощным порывом магического ветра. Их отбросило на несколько метров – они ударились о дуб и упали в папоротники и лопухи.

Нарушители приходили в себя и садились со стонами. Рута шла к ним и держала наготове разведённые в сторону руки, а крылья были расправлены. Двое мужчин-Охотников приземлились по обе стороны дуба – крылья были раскрыты в угрозе, а руки с такой же магией как у их первой были разведены в стороны.

Плющ переводил взгляд от одного Охотника к другому, и не знал к чему потянуться непослушными руками – к луку на спине или кинжалу на боку.

Поднимаясь и морщась, Дурман сказал:

– Подождите.

Сверху опали листья. Дурман посмотрел наверх и похолодел, а по телу прошли мурашки. В тени, на толстой ветке сидела женщина на корточках подобно дикой кошке, свесила руки между ног и запястьями касалась ветки; одна светлая коса лежала на спине, вторая – свисала; за спиной были расправлены крылья с тёмно-синим отливом; а глаза на сокрытом в тени лице блеснули. Было в Охотнице словно что-то нечеловеческое, хищное, пугающее.

Увидев Дурмана, Плющ поднял лицо – обомлел и забыл все указания старшего товарища. Отталкиваясь пятками и запястьями, Плющ отползал в сторону и, натыкаясь ягодицами на корни, огибал дуб; кое-как совладал с собой и, разворачиваясь, запинаясь, поднялся и побежал.

Охотница, будто ныряя, спрыгнула с ветки руками вниз. Крылья смыло, в ладонях на лету вспыхнула фиолетовая магия и быстро протекла по всем венам – от кончиков пальцев, которые изменились на чёрные лапы, по телу прошла волна плотной дымки точно сжимая и смывая человека. На землю приземлилась пантера и с рыком бросилась за нарушителем.

Отступив, Дурман сделал судорожный вздох – он не привык видеть подобную магию. В следующий миг его прижали силой воздуха к дубу спиной – и он увидел перед собой загорелого рыжеволосого Охотника с тремя косами в бороде. Он направлял руку на Дурмана, а вены до локтя сияли серо-синим ярче, чем на опущенной руке.

Плющ обернулся – побелел, запнулся и упал на землю. Пантера не дала ему подняться, напрыгнула на спину и издала рык. Она схватила Плюща зубами за одежду на спине как за шкирку, приволокла обратно, бросила к ногам кучерявого Охотника – и он магическим ветром прижал Плюща к дубу рядом со старшим товарищем.

– Послушайте! – сказал Дурман. – Мы не желаем вам зла!

Стоя между Охотниками и в шаге от них, Рута подняла голову и устремила взгляд на верхние ветки – в животе Ирис ёкнуло, а по телу прошёл жаркий всплеск волнения.

Тряся руками с похолодевшими пальцами, Ирис выдыхала через трубочку губ. Собравшись, она сделала вдох и телепортировалась с ветки на землю.

Рута опустила голову, подалась к Ирис и прошептала:

– Нужно их… отключить. Можешь?

Рута выпрямилась, а Ирис кивнула. Рута всмотрелась в её лицо – и, отдавая приказ, кивнула в ответ. Чувствуя круговорот в кишечнике, Ирис прошла мимо двух Охотников, взглянула на пантеру, севшую как страж; вошла в папоротники и лопухи, и остановилась перед нарушителями.

– Послушайте, – сказал Дурман, – мы вам не угроза. Мы пришли с миром.

Ирис шагнула к Плющу – преодолевая скованность тела, она подняла левую руку, и в ладони возник бледный белый свет, но в венах он не появился. Охотники, в особенности Рута, наблюдали за ней с любопытством, но не теряли бдительности. А Плющ мотал головой, растряхивая сальные волосы, и втянул голову в шею.

– Пожалуйста…, – сказал он.

– Слышите меня?! – пытаясь пошевелиться, воскликнул Дурман. – Мы вам не враги, мы другие!

Ирис коснулась лба Плюща – его глаза закатились, а мышцы расслабились. Она поспешила убрать руку – и его голова свесилась.

Ирис шагнула к Дурману – и он, извиваясь, попытался высвободиться из магической хватки, а в руке вспыхнула белая магия.

– Слушай… мы… я… – Ирис коснулась его лба, и он отключился тоже.

Охотники отпустили магию ветра – нарушители упали и навалились друг на друга.

Пока Ирис возвращалась на прежнее место, Рута повернула голову к рыжеволосому Охотнику и сказала:

– Лети в город и сообщи, где мы находимся. – Он кивнул, расправил магические крылья и улетел. А Рута посмотрела на оставшихся Охотников: – Проверьте территорию.

Пантера взяла след и убежала в сторону откуда пришли нарушители. Кучерявый Охотник раскрыл руки – вспыхнула фиолетовая магия и в миг пробежалась по венам, а по телу, окутывая, прошла волна плотной дымки, которая его уменьшала и словно сжимала – он обернулся орлом и улетел в другую строну.

Ирис смотрела вслед орлу, пока тот не скрылся за листвой. А Рута осматривала нарушителей и забирала у них вещи и оружие.

Послышалось шуршание – Рута и Ирис подняли взгляды. К ним опускалось семь фигур в белой одежде. Их тела, длинные волосы и одежду обволакивала полупрозрачная синяя вуаль левитации; а плечи и корпуса тел были слегка напряжены. Не только Хранители использовали этот тип магического перемещения, но и Совет, и Лидер. Ведь в Совет избираются Хранители, а в Лидеры кто-то из Совета (чаще всего их голова).

И у спускающихся было то, чего не было у других ролей – полупрозрачные светло-серые накидки длиной почти до щиколоток, с широкими рукавами, с капюшонами. Накидки развевались от плавного, словно скольжение по глади воды, полёта, но капюшоны не спадали с голов.

Совет в полном составе приземлился – подолы накидки опадали, смыкались по центру; напряжение из плеч и корпусов ушло; лёгкое усилие мысли, блики магии в ладонях – и вуаль левитации развеялась как дымка, ускользающая в тела. Шесть пар рук поправили капюшоны на головах; а один из них – голова Совета – снимая капюшон, шагнул вперёд.

Низкорослый мужчина со светло-смуглой кожей; добродушное лицо было испещрено морщинами, короткая каштановая бородка редких волос, а в длинных волосах, убранных за уши, полосами проблёскивала седина.

Опустив руки вдоль тела и прижимая ладони к бёдрам, Рута и Ирис покланялись Совету головой и корпусом как одной линией. Обычное приветствие, но в отношение Совета оно явно ощущалось иначе. А в Ирис уважение, имеющееся у всех, булькало странной тяжестью и отторжением. Отчасти эти непонятные ей эмоции каждую редкую встречу с Советом превращали в пытку, наполненную: напряжением, неудобством, скованностью.

Следом за Советом приземлилось несколько старших Охотников. Среди них был старший ученик Вязель; и Ирис догадалась, что скоро будет его посвящение. Возможно, примерно в тот же день, когда и её посвящение.

Не поклонившись, шесть членов Совета кивнули, что отобразилось в трепыхании их капюшонов, и перетекли в сторону. Седьмой – голова Совета – не кивнул и встал напротив Ирис. Он устремил на неё взгляд серых глаз; и несмотря на то, что она была немного выше, ощущалось так будто он смотрел на неё сверху вниз.

– Это ты их обнаружила, – сказал он. – Так? Что ты делала так далеко от поселения?

– Я… я прогуливалась и, вероятно, задумалась. А после… интуицией почувствовала что-то неладное и наткнулась на них.

Протяжный слегка хмурый взгляд, и голова сказал:

– Видимо мы должны сказать спасибо твоей задумчивости. И твоей интуиции.

Он повернул лицо к нарушителям, насупился. Ирис взглянула на деревья, ощущая, что та, кому принадлежала эта благодарность, находилась там.

– Па́дуб, – обратилась к голове Совета Рута, – что нам делать?

Он с несколько секунд смотрел на нарушителей, и вернул лицо к Ирис.

– Ты это сделала? – спросил он. Она кивнула. – Приведи их в чувства.

Она кивнула, засеменила к нарушителям, присела и по очереди коснулась лбов с бледной белой магией в ладони. Моргая, нарушители приходили в себя, садились, осматривались.

Пока Ирис отходила в сторону, Падуб посмотрел на Руту и сказал:

– Обездвижь.

Нарушители не успели ничего возразить или сделать, как Рута создала вокруг них ветряные канаты. Они прижали руки к телам, а запястья друг к другу.

– Советую, – сказал Падуб, – не пытаться освободиться и тем более использовать магию.

Плющ оглядел грозные лица Охотников, которые не убирали магические крылья, и которые были готовы к любой попытке спасения.

– Послушайте, – на выдохе сказал Дурман. – Мы вам не угроза.

Падуб подошёл к нарушителям, встал в шаге от их стоп и, смотря сверху вниз, спросил:

– Кто вы? Откуда пришли? Как нашли нас? Что вам нужно?

– Я думаю вы и так, поняли, что мы… изгои, – сказал Дурман. – Но мы другие.

– М-хм.

– Правда! – сказал Дурман. – Мы вам не угроза.

– Да, ты уже это говорил. Что ещё?

– Мы пришли с миром.

Падуб изогнул бровь в насмешке:

– Да? – спросил он. – И что это за мир такой?

– А…, – растерялся Дурман. – Ну, это больше выражение… чем… эм…

Стоя в стороне, Вязель посматривал на Ирис и словно взял её поведение на заметку. Она, едва заметно переминаясь на месте, было открыла рот, мельком взглянула на шестёрку Совета – и передумала; а внутри из-за ситуации и присутствия Совета была напряжена, хоть внешне это почти не было заметно.

– Как вы нашли нас? – спросил Падуб. – Зачем вы пришли? И не пытайся лгать.

Надев на лицо дружелюбие, Дурман начал:

– Мы не знали где вас искать, это была случайность. И мы…

Не выдержав, Ирис сжала края туники и сказала:

– Падуб.

Она не видела лица Падуба, но его недовольство как стальной нож плавно входило в грудь и давило на вдох. Но Ирис понимала, что не будет более подходящей возможности подать голос. А голос подать было необходимо.

– Что? – спросил Падуб.

– Я-я слышала, как они говорили про орден. Что они из него… из ордена.

На лице Падуба возникло возмущение, а брови опустились. Он обернулся и смотрел на Ирис через плечо:

– Орден? Все ордены были упразднены ещё до Ве-ка. Что ещё ты слышала?

От волнения Ирис похлопала ресницами, сильнее сжала края туники, и ответила:

– У него был какой-то маленький круглый предмет в руке и… и мне показалось что они точно знали куда идти. И они шли к нам!

Поджав губы, Дурман смотрел на Ирис. А почувствовав на себе тяжёлый взгляд, он поднял глаза на Падуба и сказал:

– Мы новый орден. Относительно…

Рута прошла к снятым вещам. Порывшись, она подняла круглое изделие из дерева со стеклом и показала его Ирис.

– Д-да, – кивнула она. – Это тот предмет.

Падуб прошёл к Руте, взял предмет и, нахмурившись, вертел и смотрел, как передвигалась двухконечная стрелка. С неприязнью на лице Падуб бросил предмет в кучку вещей; а, возвращаясь на прежнее место, вытирая руку об себя словно от грязи и глядя на Ирис, он сказал:

– Это компас. Изгои используют его чтобы определять стороны света и легче ориентироваться. Так что ты права, – он опустил руку, перевёл ледяной взгляд на нарушителей, – они знали куда идти.

– Да, – кивнул Дурман. – Мы шли в этом направлении, но мы не знали, что здесь есть клановцы. Мы исследовательская группа.

– Группа из двух человек? – спросил Падуб и встал на прежнем месте возле стоп нарушителей. – Все изгои знают, что в диких лесах живут кланы. И как же твоё: «мы пришли с миром»?

– Это просто выражение, чтобы вы… не знаю, нас не покалечили. И я говорю, мы…

Падуб качнул головой:

– Хватит, – сказал он. – Мы узнали достаточно.

– Достаточно? – насторожился Дурман.

Падуб поднял руку, направляя ладонь на нарушителей – глаза Плюща распахнулись, Дурман напрягся. Прежде чем они успели раскрыть рты, в ладони Падуба возник яркий бело-голубой свет – и в нарушителей ударил заряд магии, пронзая и обволакивая. Ветряные канаты развеялись, а нарушителей парализовало.

– Дальше мы будем решать этот вопрос только с Лидером, – сказал Падуб. Он повернул лицо к Руте: – Несите их в заброшенный дом.

Пока Охотники шли к пленникам, Падуб развернулся к Ирис.

– Переместись в поселение, – сказал он. – Иди в хранилище, обратись к первому Хранителю и попроси антна́ры2, две пары. Принеси их к заброшенному дому на западе, на окраине. Поняла?

Ирис кивнула. И Падуб смотрел на неё, пока она, используя перемещение Жрецов, не исчезла.

Остатки туч рассеялись, солнце клонилось к горизонту и заливало поселение Пларас яркими лучами со стороны леса на западе. Автоматически зажигались сфесве в чашах столбов, в храме, в хранилище. Неся корзинки с крышками, последние Флоры возвращались из долины и оставляли их на складе, где уже зажёгся свет. А группы Охотников продолжали патрули в лесу и в поселении.

Высокие серебряные двери хранилища поблёскивали в лучах заката. Ирис сделала вдох, а на выдохе – неуверенный шаг.

Она протянула руку к ручке, но услышала знакомый голос:

– Эй! Что ты здесь делаешь?

Вздрогнув, Ирис повернулась на голос и увидела первого Хранителя. Высокий худой мужчина с глубокими глазницами и со светлыми волосами, заплетёнными в свободную низкую косу. Ирис опустила руки вдоль тела и поклонилась, сказав:

– Сфа́гнум…

Приближаясь, он, делая круговые движения, замахал кистью:

– Да-да-да, – перебил он. Когда Ирис выпрямилась, то увидела, что над ней нависают ярко-голубые глаза и едва не отстранилась. – Зачем ты здесь? Ты же знаешь, что в это время вход в хранилище для других ролей закрыт.

– Да, конечно, – сказала Ирис, и едва удержала себя, чтобы не отступить на шаг, или два. – Прости, пожалуйста. Но Падуб послал меня за антнарами. Две пары. Для наших пленников. У нас есть… пленники, теперь.

– Ах, да, – выпрямился Сфагнум, – я слышал.

Он оглядел нескольких Хранителей, которые стояли в стороне и что-то обсуждали. Взгляд остановился на женщине – Сфагнум щёлкнул пальцами и сказал:

– Эй.

К нему повернулись лица. Те, кто увидели, что смотрят не на них, вернулись к обсуждению; а женщина подошла к первому Хранителю. Близко посаженные красивые глаза, несколько рыжих кос соединялись на затылке и сплетались в одну, а толстый кончик касался лопаток.

– Выдай ей антнары, – сказал Сфагнум. – Один ящик.

Женщину, исходя из тела, обволокла вуаль левитации – она воспарила на полметра и, приоткрыв дверь, скользнула внутрь хранилища. Ирис посмотрела на Сфагнума, который направился к подопечным, и осталась одна. Несколько учеников-Хранителей искоса на неё посмотрели – и её тело словно забыло, как правильно стоять и ощущало дискомфорт, а взгляд уткнулся в землю.

Вернувшись, рыжеволосая Хранительница встала перед Ирис и развеяла вуаль левитации, а в руках был металлический ящик из светлой магсеры с ярко-красным отливом. Ирис опустила на него взгляд и её охватило волнение – у неё неосознанно вспыхнула ассоциация с рукоятью творения из сна-не-сна. У него была иная магсера – самая чистая и прекрасная, лунная и искрящаяся. Хотя для остальных этот ящик имел самую чистую магсеру, несмотря на столь яркий отлив красного.

Ирис приняла ящик и ощутила прохладу. Хранительница сняла с запястья цепочку с ключом из этого же металла и надела Ирис на шею. И от каждого соприкосновения с пальцами Хранительницы, Ирис хотелось невольно одёрнуться, сжаться, отступить.

– Наручники давно не вынимались, – сказала Хранительница. – Перед использованием, отдай их на проверку первой Ремесленнице. – Ирис кивнула. А Хранительница надавила взглядом: – Только первой Ремесленнице, никому другому.

– Я поняла.

– Вечером она должна быть в кузнице.

– Хорошо, – кивнула Ирис. – С ними можно использовать перемещение?

– Да, но только когда они в ёмкости, и на небольшие расстояния. В пределах поселения ты будешь в порядке. Удачи.

Хранительницу обволокла вуаль левитации – она воспарила и вернулась внутрь хранилища. Ирис, неся тёмное сокровище, ощущала странную давящую магию, которая вызывала отторжение даже через защитные чары ящика – будто они протягивали к ней сдавливающие антимагические щупальца. И отойдя от хранилища, она воспользовалась телепортацией Жрецов.

Ирис переместилась в восточную часть поселения и встала перед большим цилиндром из камня с голой чёрной крышей будто с отрезанным концом. Недалеко за кузницей находился склад. Справа от кузницы находилась мастерская: небольшие, одноэтажные квадратные и прямоугольные строения с низкими голыми крышами с одним скатом; и всего их было семь.

Большинство Ремесленников закончили работу и разошлись по домам. Через открытую дверь в одном из зданий мастерской были видны поручни для ткачества, которое производилось при помощи магии. Как и всё что изготавливали Ремесленники. За другой дверью виднелись заготовки и части мебели из различного металла. А за ещё одной дверью виднелись высокие гончарные станки, которые крутились при помощи магии; и навряд ли хоть один Ремесленник марал руки о глину. Разве что младшие ученики, когда только учатся использовать магию таким способом.

Толстые металлические двери кузницы были распахнуты. Поджав губы, Ирис переминалась на месте и смотрела внутрь цилиндра без окон и замершую в нём полутемноту. Прямо, у стены стояли стеллажи с инструментами и слитками металлов; в высоких металлических ящиках находилась различная руда и неогранённые, пустые на магию кристаллы; а между ними стояло несколько столов со странными металлическими приспособлениями и лупами. В центре, в углублении пола находилась большая чаша, наполненная пла́мкрисами3 – заострённые красные кристаллы по форме похожие на лепестки. Они мерцали будто пламя, от них исходил жар и искажался воздух. Поверх чаши находилась круглая металлическая решётка, которая регулировалась по высоте с помощью трёх цепей, прикреплённых к металлическим балкам под конусом крыши. А из верхушки конуса на решётку и пламкрисы падал рассеянный свет вечера.

Внутри кузницы находилось несколько мужчин и женщин в красно-оранжевой одежде – они что-то обсуждали, решали.

Один из Ремесленников шёл от зданий мастерской в кузницу.

– П-пожалуйста, – обратилась к нему Ирис. Он остановился и повернул к ней лицо. До того, как их взгляды встретились, Ирис поклонилась в приветствии. А, выпрямляясь, она сказала: – Мне нужно увидеть первую. – И она быстро добавила: – Вашу первую.

Ремесленник выпрямился после быстрого поклона, опустил взгляд – увидел то, что принесла Ирис – кивнул и вошёл внутрь кузницы.

– Ли́лия, – звал он, уходя вправо, вглубь здания.

Из кузницы вышла миниатюрная женщина с округлым лицом и с золотистым пучком из косы на макушке – он восседал на голове как плетёный шарик; а карие глаза смотрели на гостью. До того, как первая Ремесленница остановилась, Ирис поклонилась, а выпрямляясь, увидела остановившиеся стопы.

Первая поприветствовала Ирис в быстро-плавном полупоклоне.

– С ними что-то не так? – спросила Лилия.

– Эм-м, нет. Я не знаю. Их нужно проверить перед использованием.

Лилия кивнула, сняла с Ирис ключ, взяла ящик и скрылась в кузнице. А Ирис, стряхивая с себя непривычные лёгкие прикосновения, была рада избавиться от ноши и испытала временное облегчение.

Возле крайнего домика мастерской Ирис увидела двух юных Ремесленников – они что-то обсуждали с быстрой жестикуляцией. Огонёк безумной идеи всколыхнул в голове – и на секунду Ирис подумала шагнуть к младшим ученикам. Но она не сделала и полушага.

Через несколько минут Лилия вернулась, отдала металлический ящик и повесила ключ на шею Ирис, которая едва заметно и безотчётно сжимала челюсти от мимолётных соприкосновений.

– Всё в порядке, – сказала первая. – Ты можешь идти.

И, развернувшись, Лилия не увидела благодарного кивка Ирис.

Маленький заброшенный дом – как каменная коробка без двери, рам и стёкол; в крыше, поросшей буйством травы, находилась дыра, а на другом скате росло маленькое дерево. Возле домика стояло бело-серое облако членов Совета, но их голова отсутствовал. Они смотрели внутрь через пустой проём, по бокам которого стояло четверо Охотников. Среди них были: Рута и Вязель.

Ирис собралась, сделала вдох и на выдохе шагнула к ожидающим. Она, искоса поглядывая на них, прошла мимо и вошла в домик.

Внутри остался только плиточный пол и две каменные перегородки по бокам от двери – как коридор – длиной в два шага; а после – пустота помещения, рассчитанного на одного. Напротив проёма – в центре – на пыльно-грязном полу стояли замершие пленники будто статуи. А рядом стоял Падуб.

– Наконец-то, – сказал он и развернулся к Ирис. – Почему так долго?

– Прости, но мне сказали, что перед использованием их лучше проверить у первой Ремесленницы, поэтому я зашла в кузницу.

– А, хорошо. – Падуб взял ящик из светлой магсеры. – Открывай.

Ирис сняла ключ с шеи, сжала его во взмокшей ладони и, смотря на скважину, шагнула к Падубу. В кланах почти не было замков, а соответственно – ключей; но принцип ей был известен.

Стиснув зубы, Ирис сунула ключ в скважину и повернула. Раздался щелчок – и крышка открылась, уткнувшись в грудь Падуба. Внутри лежали три пары антнаров: массивные наручные кольца с толстой цепью между ними из тёмной магсеры. Она выглядела как чёрное серебро с насыщенным фиолетовым отливом. Если бы Ирис не знала, что это магсера (точнее один из её типов) – она, наверное, никогда бы не догадалась. Мысли о том, почему магическое серебро так потемнело и что за чары использовались при изготовлении – пускали мурашки по спине и шевелили волосы на затылке. А их близость порождала в Ирис сильное отторжение до физической тошноты.

Падуб встряхнул ящиком. Ирис слегка вздрогнула, взглянула на его недовольное лицо, взяла одни антнары за цепь, почувствовала их проникающий холод – и поморщилась. Сдерживая бо́льшую часть отвращения, она стиснула зубы, сжала губы и, широко раздувая ноздри, шагнула к крайнему пленнику, которым оказался Дурман. Пока она, пересиливая себя, брала наручники за кольца и раздвигала их, Падуб поставил ящик на пол, взял вторую пару и шагнул к Плющу.

Четыре щелчка, и металл будто ожил – став гибким он принял подходящий размер запястий. Когда наручники замерли – пленники ожили. Первое выражение их лиц: растерянность, отвращение; и они опустили взгляды. Плющ ужаснулся и, тряся руками, отступил. А лицо Дурмана перекосила злоба:

– Снимите это немедленно! – потребовал он.

Падуб закрыл ящик, взял его и вместе с Ирис направился к выходу. Не оборачиваясь, Падуб сказал:

– Не пытайтесь сбежать, если не хотите, чтобы мы вас ещё и связали. – И до его спины дотянулось гневное бормотание Дурмана.

Когда Падуб и Ирис вышли, она заметила в кучке вещей пленников что-то, что блеснуло серебром. Веки чуть приоткрылись – и, смотря на прямую рукоять чего-то что было в кожаных ножнах, Ирис едва не врезалась в Падуба, который остановился. Она только сейчас по-настоящему рассмотрела рукоять, вытянутые ножны – и только сейчас увидела схожесть.

Падуб повернул лицо к Совету и спросил:

– Где он?

Несколько членов Совета пожали плечами, и Падуб вздохнул. Он перевёл взгляд на Охотников.

– Теперь для охраны хватит и одного, – сказал он.

Он собирался выбрать кто именно будет охранять пленников, но его прервал сильный порыв ветра со стороны дубовой чащи – как шуршащий и стонущий скрипами крик природы. Порыв волной прошёлся по листве, сбивал с ног, пронизывал ткань, развевал длинные волосы и трепетал полупрозрачные подолы накидок Совета. А деревце на крыше с хрустом переломилось.

Порыв ветра стихал, провисала тишина. Ирис ощущала, что нечто тревожное и большое оседало как незримый туман. Она взглянула на соклановцев и поняла, что они этого не ощутили.

Только Падуб открыл рот, как в стороне раздались: громкий шелест, хлестание веток – и взгляды устремились в ту сторону. Из чащи выбежала пантера – и на лицах возникла тревога. Ведь Охотники не используют форму животных в поселении.

Пантера сбежала с небольшой возвышенности и в торможении взрыла влажную почву. Ноздри раздувались, бока часто-часто поднимались и опадали, а в глазах застыл ужас. Начиная с передних лап Охотница в волне плотной фиолетовой дымки смыла с себя облик животного и стала человеком; фиолетовая магия из вен ускользнула в ладони и погасла.

Стоя на четвереньках, Охотница села на пятки, подняла взгляд на Падуба, и на выдохе сказала:

– Отвергнутые!

Тревога присутствующих сменилась на страх. Ирис ахнула и отступила на шаг. А Охотница, укрощая страх и панику, сделала вдох и добавила:

– Они близко. Скоро стемнеет. У нас мало времени.

Первым овладел собой Падуб. И, смотря на Вязеля, он сказал:

– Сторожи пленников. – Он повернулся к Руте. – Вы знаете, что делать.

Первая Охотница кивнула и, раскрывая магические крылья, сказала:

– Охотники за мной!

Они раскрыли магические крылья и взмыли вслед за ней; на лету получали указания и разлетались в разные стороны.

Ирис смотрела на разлетающихся Охотников, не разбирала ни слова из-за шума крови в ушах и шуршания нового порыва ветра, который через километры доносил приближающуюся опасность.

– Ирис. Ирис. – Перед ней возникло недовольное лицо Падуба. – Ирис!

Она перевела на него зрачки:

– Да?

– Нужно чтобы кто-то из вас остался с пленниками, на случай если им станет плохо. Позови кого-нибудь из старших Жрецов.

– Я могу.

Падуб смотрел на Ирис с несколько секунд – решил, что для этого не подойдёт старшая ученица, но решил, что для этого подойдёт она – и кивнул.

Вязель и Ирис стояли по разные стороны проёма домика и наблюдали за тем, как улетал Совет. Солнце почти скрылось за кроной дубов. Металлы столбов, рам и дверей – поблёскивали, будто махая на прощание солнцу, чаще, друг другу, жителям, и желали им удачи.

С тревогой Ирис перевела взгляд на чащу и настраивала внутренние ощущения. Она нащупала: Облачко, ту сороку-маргулара, и третьего маргулара, которого она уже видела несколько раз. Фиолетовый крупный кролик с ярко-розовым глазом по центру.

Усилием мысли Ирис создала общий канал, будто мягко выдыхая из своей головы в их. И, наморщив лоб, она спросила:

«Вы меня слышите?»

«Да», – ответила сорока-маргулар.

А Облачко проурукал в канале.

«Вы будете в порядке?», – спросила Ирис. «Вам нужно спрятаться и…»

«Не переживай», – перебила сорока-маргулар. «Мы умеем прятаться!»

Говоря мужским голосом, кролик-маргулар сказал:

«Они нас не пугают. Почти. И, если что мы можем защитить себя. Ты же знаешь.»

«Да, верно», – сказала Ирис и выдохнула с облегчением. «Тогда вам лучше отправиться к остальным.»

Общий канал закрылся. Ощущение маргуларов вытягивалось, удалялось, рассеивалось. Ирис выдыхала и массировала висок; жалела, что не практиковала этот способ общения с маргуларами больше, так как считает его не удобным, сложным.

Вязель с тревогой смотрел вглубь поселения. Ирис взглянула на него, и с трепетным волнением опустила взгляд на кучку вещей. Но Ирис знала, что сейчас не до этого. Почувствовав на себе взгляд, она посмотрела внутрь домика – на пленников. Она увидела на их лицах тревогу; но в глазах Дурмана также стоял странный интерес – и Ирис, едва удерживая на нём взгляд, нахмурилась.

Сумерки густели, расползались по поселению Пларас. Все жители вернулись из долины и чащи. Запирали склад. В хранилище царила суматоха, но и выученная организованность. Детей и пожилых уводили в храм, с совсем маленькими оставался кто-то из родителей, а Жрецы располагали всех в двух залах.

Круглая площадь – как проплешина среди травяных крыш – кладка-мозаика из квадратов и прямоугольников серого камня. Вокруг жилые дома, а в центре находилась воронка песка с плавным углублением в метр. Над ней парил большой и многогранный, прозрачный белый кристалл высотой в пять метров – в форме ромба по восемнадцать граней сверху и снизу, и нижним концом он указывал в углубление воронки. В центре, где смыкались две части кристалла, внутри находилась белая сфера. Её края плавно перетекали как у плотного парового облака. Пребывая в привычной дремоте, кристалл словно дрейфовал на воде – крутился вокруг себя, плавно оседал и приподнимался.

Сложив руки за спиной, а плечи одна линия, по площади ходил Лидер клана – Люпи́н. Светлокожий, высокий и стройный мужчина средних лет со светло-серыми глазами, с широкой челюстью, без бороды и с длинными чёрными как смоль волосами – передние пряди были сплетены в тонкие косы, отведены назад и соединены на затылке в хвостик. Лидер, как и Совет, был одет в белое, и имел такую же полупрозрачную накидку с широкими рукавами и с капюшоном, но не серого, а белого цвета.

К Лидеру подлетали и докладывались старшие Охотники – он кивал, спрашивал, уточнял и, когда требовалось, давал новые указания. Совет приземлился на площадь, и Падуб кивнул Лидеру. Тот с беспокойством посмотрел на кристалл и сказал им вслед:

– Если будет нужна дополнительная мощь для сердца, зовите.

Совет приблизился к сердцу, разулся и вошёл в песок воронки, утопая в нём по щиколотку – распределялся по кругу, вставал и поднимал взгляды.

– И помните, – сказал Падуб, – сначала освещение, потом – защита.

Словно после множества репетиций, руки Совета одновременно поднялись – в ладонях вспыхнула белая магия, расползлась по венам и заползала под рукава туник. От ладоней отошли лучи белого света – и, струясь подобно воде, они через стенку сердца вошли в сферу. От прикосновения магии та встрепыхнулась, а кристалл пробудился от дрёмы и закрутился быстрее.

Веки закрылись, лица сосредоточились – Совет всколыхнул сеть магических вен поселения, выделил нужные и передал единую команду, будто источник этой мысли принадлежал одной голове, а не семи. И везде погас свет. В чашах на уличных столбах, в храме и хранилище, на складе, в жилых домах, в мастерской, а в кузнице погасли пламкрисы.

Лица Совета напряглись – новое сосредоточение. Сердце налилось бледным светом, тихо загудело, закрутилось быстрее и завибрировало, а от него завибрировали песчинки воронки.

Стоя возле заброшенного домика с пленниками внутри, Ирис снова смотрела на серебряное изделие в ножнах, перевела взгляд на Вязеля – и вздохнула. Они увидели свет и посмотрели в сторону площади. Им была видна только верхушка сердца. Из неё в небо ударил столб белой энергии – и там, достигнув заданной точки в небе, от столба расползалась магическая пелена. Она опускалась и формировала прозрачный купол, словно из стекла.

Стены купола опустились и ушли в землю – луч исчез, а сердце задремало. Опустив руки, Совет вышел из песка, но не обувался, не покидал площади.

Последний луч ускользнул из чащи и солнце скрылось. Только звёзды и полная луна на чистом небе освещали местность блеклым светом. Вся живность попряталась или убежала прочь, а деревья и растения словно окаменели. Интуитивно чувствуя близость опасности, жители затихли – замерли на местах, вслушивались в тишину.

Волнение разрасталось. Напряжение сгущалось. Страх, покалывая, покачивался в воздухе. А ожидание растягивалось и становилось невыносимым. Но надежда что повезёт, что опасность обойдёт стороной, ещё теплилась внутри жителей Пларас – как маленький огонёк.

Огонёк, который через секунду заледенел и упал, разбившись на тысячи осколков.

Из дубовых зарослей раздался душераздирающий, нечеловеческий и неживотный крик – как сигнал, как угроза. Крик пролетел над густой кроной дубов, между стволов и веток – и волной накрыл поселение, пронзая уши и души его жителей. Ужас и паника охватили всех; в храме послышались детские плачи, которые, несмотря на страх, пытались успокоить. Никто не бежал, не кричал. И если бы учащённые сердцебиения бились созвучно, то в этой тишине, повисшей на пару секунд, возможно было бы услышать этот быстрый ритм.

Только пару секунд.

Раз. Тум. Ту-тум.

Два. Тум. Ту-тум.

Возник громкий шум. Нечто большое прорывалось сквозь заросли – шелестело листвой, ломало ветки, и приближалось волной. Не всем жителям удавалось сохранить хладнокровие, и многие отступали назад от источника опасности.

Сжав кулаки похолодевших рук, Вязель прошёл вперёд и всматривался в тёмные заросли леса. Недалеко от него находилась Ирис – она смогла сделать только пару шажков. Пленники воспользовались возможностью – приблизились к дверному проёму и, теснясь, выглядывали, но через порог не переступали.

Из зарослей как залпы выскочили бесформенные существа из чёрного пара – летели-падали на поселение; испуганные и ошарашенные глаза жителей следили за полётом в бледном свете ночного неба. Существа ударились о стену магического купола, который вспыхнул белым в местах соприкосновений, отскочили от стены – упали на землю и расплющились.

Паровые нарушители один за другим возникали из темноты чащи с жуткими воплями, наполненными огненной яростью – они окружали купол, бились о его стены, отскакивали и падали на землю или обратно в заросли; приходили в себя, собирались обратно в столбы и снова устремлялись в атаку. От атак купол, сопротивляясь, источал белое свечение, которое давало дополнительное освещение местности.

Посмотрев на испуганную Ирис, Вязель безотчётно шагнул к ней, но что-то привлекло внимание – и он поднял взгляд. Наверху, от центра купола щит начал истончаться – как пятна разводов на стекле; они стремительно увеличивались и скоро должны были дать брешь.

– Ах! – На секунду Вязеля сковал страх. – О, нет!

Он сорвался с места, подбежал к Ирис и ткнул пальцем вверх. Она подняла взгляд – паника пошла в разгул, танцуя со страхом, но Ирис старалась сохранять спокойствие и здравый рассудок. Она опустила голову, Вязель проследил за её взглядом – сердце.

Вязель и Ирис не видели, как Совет шагнул обратно к сердцу, вошёл в песок, поднял руки, сосредотачивался. Магия заструилась из ладоней и в сферу – сердце вновь пробудилось от дрёмы: закрутилось, приглушённо загудело, завибрировало, и источало бледное сияние, словно лунный осколок. Из верхушки сердца ударил луч, тоньше оригинального в два раза, соприкоснулся с верхом купола и подпитывал его энергией. Истончения уплотнялись, уменьшались и снова сливались со стеной. Руки Совета не собирались опускаться – они продолжал питать защиту через сердце.

Вязель и Ирис смотрели вдаль на стену купола – они, делая круг, поворачивались, а взгляды медленно скользили.

– Это и вправду они? – спросил Вязель.

– Да, – ответила Ирис. – Отвергнутые.

Что-то словно взялось за голову Ирис – она остановила взгляд и смотрела через стену купола в нескольких метрах от них. По ту сторону отвергнутые пытались пробиться. В ненамеренном действии Ирис протянула нить к их сущностям и ощутила испепеляющую ярость. Но за этим пламенем, и в нём, было что-то ещё – то, что было знакомо Ирис.

Разочарование. Потерянность. Страх. Но ассоциации Ирис были лишь как пшик над игольчатым морем эмоций.

А после Ирис ощутила то, чего сама не имела.

Боль. Обида. Ярость. Они распирали отвергнутых изнутри.

– Что они делают?! – воскликнул Вязель и указал на стену купола.

Переведя взгляд правее, Ирис не увидела новых истончений, поэтому не сразу поняла о чём он. Она всмотрелась через стену и обомлела. Несколько отвергнутых по ту сторону купола объединялись и сливались в паровое месиво.

Чёрная туча клубилась, формировалась в подобие шара, и поднималась выше, и выше. Туча замерла на высоте двух метров – с громким воплем ярости вытянулась и ударила в стену купола. От удара раздался странный хлопок, а стена в этом месте начала истончаться. Вязель ахнул, оступился и рухнул на бок. Ирис отскочила и внутренне взвизгнула. Плющ в проёме вздрогнул и испуганно вскрикнул. Дурман, вцепившись в раму проёма, сохранил самообладание. А чёрная туча от удара отскочила, распалась на изначальных существ – и они россыпью попадали в разные направления.

Приходя в себя, отвергнутые сливались, поднимались и готовились нанести следующий удар. Ирис переместила взгляд с них на истончения – и ахнула. Несмотря на поддержку купола Советом, брешь не успела бы восстановиться.

– Не выдержит! – воскликнула Ирис.

Не думая, она сорвалась с места – подбежала к куполу и подняла руки. Белая энергия вспыхнула в ладонях и, просвечиваясь под одеждой, растеклась по венам рук до шеи и груди, а кисти с запястьями поглотил свет. Заряд был настолько мощен, светился так ярко, что не было видно кожи и ногтей, словно кисти были сотканы из света. Несмотря на страх, Вязель, глядя на Ирис, изумился; и знал, что доложит об увиденном первой Охотнице, а она Совету и Лидеру. Изумился и Дурман, но и также он наблюдал за ней с интересом, с восторгом.

Отвергнутые собрались в паровую тучу-шар и готовились нанести удар. Отступив на полушаг, Ирис отвела поднятые руки назад. Шаг вперёд и, присев, она ударила ладонями по стенке купола. Магия сработала как вспышка – истончения срастались, а стена купола уплотнялась.

С воплем туча отвергнутых ударила в купол столбом в то же место. Ладонями Ирис почувствовала покалывание, вибрацию; она не отшатнулась от удара, успела себя подготовить, но всё равно – ужас клокотал внутри и кричал с диким смехом, носился и разбрасывал панику. Месиво отскочило и как града камней рассыпалось на множество отвергнутых по местности. От удара стенка истончилась и на секунду возникло небольшое отверстие. Но от ладоней Ирис передавалась энергия – и оно срослось; срастались и истончения, которые были как разводы.

Позади Ирис на том же месте находился растерянный напуганный Вязель. Он поднялся и покачнулся на ватных ногах; понятия не имел что делать, что он мог бы сделать. Но он точно знал, что не смог бы укреплять купол как Ирис.

Не опуская рук, Ирис продолжала укреплять стенку купола и смотрела наверх как через стекло. В этот раз она была более уверенная, решительная. «Давай, я готова!», – кричали её глаза.

Но было что-то не так. Отвергнутые перестали сливаться в месиво и замерли в воздухе – клубились, чего-то ожидали. И не было понятно: это хороший или плохой знак.

По телу Ирис прошла волна мурашек. Магия угасла в половину, ладони отстранились от стенки и её касались лишь пальцы; голова опустилась, а глаза смотрели перед собой. Ирис ощущала нечто иное, нечто более странное чем отвергнутые. Больше, сильнее. Намного сильнее. Но бо́льшая часть того существа была словно закрыта за толстыми стенами.

Ирис водила взглядом по черноте чащи и её очертаниям; вслушивалась, точно хаос творившийся вокруг отмер. Глаза уловили движение – и душа Ирис задребезжала. Из темноты на свет ночи и купола, паря, приближался высокий силуэт. Тело состояло из плотного красного пара. Возникли линии, сотканные из красной энергии: очертания утончённого мужского лица и стройного тела; они мерцали частями – то наливались светом, то почти гасли. И только линии глаз были постоянны, а зрачки, словно из красно-оранжевого пламени, светились. Местами пар выходил за мерцающие линии тела и лица – и размывал их. Очертания длинных паровых волос были расплывчаты. Вместо ног клубился пар – ласкал землю и растворялся.

Неизвестное существо смотрело на остолбеневшую Ирис. В её горле пересохло, вдохи стали короткими и отрывистыми, желудок сжимался, а ноги будто вросли в почву. Не успевший прийти в себя Вязель, стоял позади неё и замер в шоке. Плющ распахнул глаза и будто пытался сжаться в комочек. Дурман не потерял самообладания, но в нём качались: удивление, тревога.

Существо остановилось в двух метрах от стены купола и продолжало смотреть на Ирис. Она больше ощущала, чем читала по нечёткому лицу – существо смотрело с непонятным ей беспокойством (или чем-то похожим на него), с интересом, и с чем-то, что она не могла уловить.

Паровое пламя клубилось, завораживало. Забыв обо всём, Ирис опустила руки, смотрела только на существо, как под гипнозом; все звуки суматохи и атак затихли, удалились – перед ней существовало только оно. Они смотрели глаза в глаза – словно очарованные сущностью друг друга, и каждый пытался понять хоть что-то друг о друге, но каждый натыкался на стены.

– Что ты такое? – прошептала Ирис.

Красные линии глаз дрогнули – существо взглянуло наверх позади себя. Ирис проследила за взглядом – за его спиной, наверху, густея и набирая мощь, продолжала собираться чёрная туча отвергнутых. Ирис ахнула и пришла в себя. Несмотря на растерянность, она наполнила руки магией и, шлёпнув, положила ладони на стенку.

Существо сорвалось с места – трансформировалось в красный столб пара – переместилось в сторону и, смотря на Ирис, возникло в первоначальном облике. И в этот момент чёрный столб ударил с воплем в купол. Вновь появились истончения и маленькое отверстие, которое срослось обратно. Отвергнутые распались, но собирались вновь, и быстрее, чем в предыдущие разы.

Красное существо вернулось. Ирис, зная, что не может позволить себе отвлекаться, не может дать слабины, опустила голову; чувствовала пристальный взгляд, на который ей, не смотря на страх, хотелось ответить.

Наконец, совладав с собой, Вязель понял, что ему следует делать, что он может сделать. Он вскочил и побежал по поселению – кричал и привлекал внимание, призывал всех, кто умеет укреплять купол делать это. Крики подхватывали жители и разносили весть по поселению.

К стенам купола стекались те жители, кто умел отдавать энергию для подпитки защиты, а таких было немного – все первые ролей, Флокс, несколько старших Охотников, Жрецов и Хранителей.

Готовился новый заряд удара отвергнутых. Ирис видела, что красный пар вместо ног приблизился ближе к стенке – и с опаской подняла голову. Они смотрели друг другу в глаза – всё что их разделяло это стена купола. Ирис едва дышала, сердце колотилось с перебоями, а тело бросило в жар. Она не могла полностью нащупать его сущность, не могла понять, как бы не пыталась. И она ощущала, как он пытался пробиться в её голову, и частично преуспел; но она не могла понять, что именно он хотел узнать, что именно он увидел. На секунду она даже подумала снять с разума защиту, которой учат Жрецов, и которую она усилила во много раз учась самостоятельно и немного у маргуларов. Стиснув зубы, она заставила себя опустить голову и, усиливая защиту в голове, зажмурилась.

Существо переместилось в сторону. Новый удар – Ирис выдержала. Готовился следующий.

Возле сердца к Совету присоединился Лидер и они усилил подачу энергии во много раз. Сердце крутилось быстрее, сияло ярче, сфера внутри замельтешила, а столб энергии расширился. Купол налился светом; Ирис поняла, что может не сдерживать себя, ведь никто не заметит – и она усилила подачу магии во множество раз.

Энергия из разных источников объединялась и создавался второй мощный купол, который сливался с оригинальным. Он уплотнился настолько, что по ту сторону звуки стали едва слышны, как за толщей воды. Да и выглядеть он стал будто сделан из мутной жидкости. Отвергнутых было по-прежнему видно, но расплывчато – как чёрные пятна. Совет отошёл от сердца, но оставался рядом. Лидер сократил тех, кто подпитывал купол и назначил им смены.

Ирис была из тех, кто остался у купола и подпитывал его. Несмотря на толщину стены и приглушённость звуков, она видела расплывчатый красный силуэт – словно большой язык пламени – скользил из стороны в сторону и пытался протянуть в неё нить. Ирис стало казаться, что существо хотело что-то сказать, но то ли оно не могло, то ли не знало как.

Ирис перевела взгляд на чёрные пятна и прошептала:

– Почему они так сильны?

Она чувствовала себя обманутой. То, как старшие об этом говорили, всегда представлялось, что если отвергнутые найдут их и нападут, то Совет просто установит купол-щит, а клан будет отсиживаться внутри до рассвета или ожидать пока силы отвергнутых иссякнут.

Глава III – Урок

Темнота синела, растворялась в нарастающей градации света и тепла утра. Атака прекратилась, отвергнутые ушли, скрываясь в ускользающих тенях чащи, – и повисла странная тишина. А жители Пларас не могли поверить, что ночь закончилась.

Диск солнца показался над холмистой линией горизонта и первые лучи озарили местность. Защитный купол истончился – от него осталась лишь прозрачная плёнка, а сердце вернулось в привычный ритм и будто задремало.

На скамье, на плетёном сиденье сидела измождённая Ирис. Находясь в прострации, она смотрела в землю и думала о красном существе будто из плотного парового пламени – о том, как оно ощущалось; о том, как оно взглядом будто предупредило об атаке отвергнутых, собравшихся в паровое облако.

Кто-то разрыдался – Ирис вздрогнула и перевела взгляд в ту сторону. Возле дерева сидела девушка-Флора и плакала. Остальные Флоры успокаивали её, приободряли; а несколько из них и сами были готовы разрыдаться. Мимо проходил Ремесленник. Он глянул на Флор, но его лицо не переменилось – девушка не первая кого он сегодня видел со слезами.

Так Ирис и сидела в лучах утреннего солнца, с всхлипываниями в стороне, под первое щебетание птиц нового дня нового месяца. И только порыв прохладного ветра напомнил, что сегодня наступил новый сезон – во́дсез4.

Поднимаясь по залитым солнцем ста ступеням, Ирис на крыльце храма наткнулась на своего наставника. Глядя на её усталое лицо, он в снисхождении поджал губы.

– Иди поспи, – сказал он. – Днём у нас урок.

Ирис кивнула и направилась к двери. Но когда рука потянулась к ручке, Флокс окликнул:

– Постой. – Ирис развернулась, увидела лицо, то, когда он подбирает слова, и насторожилась. – До атаки ты оставалась с тем старшим учеником-Охотником. – Он скрестил руки, и похлопал пальцами правой по предплечью левой. – Вы разговаривали?

– Немного.

На лице наставника отразилось неуверенное недовольство – точно он сам не знал, как реагировать (хотя то, как он должен был реагировать, он знал). Он, всматриваясь в лицо своей ученицы, заполз в её глаза.

– Ты же знаешь, – сказал он, – что ты должна держать дистанцию.

«Да, я помню. Как и все Жрецы.», – подумала Ирис. «Даже друг от друга.»

– Разумеется, – сказала она. – Но нужен был Жрец, я уже была там, и это Падуб разрешил мне остаться. Да и… я бы не назвала это разговором.

– Я знаю, – кивнул Флокс. – Но всё же… нужно… И Падуб не Жрец.

– А голова Совета. Я думаю, он понимает.

На лице наставника отразилось лёгкое недовольство:

– Держи дистанцию, – сказал он.

– И что мне в следующий раз притвориться глухой? – Увидев, как брови наставника сводились друг другу и опускались, а в глазницах будто становилось темнее, Ирис внутри сжалась. – Я не… Я… – Она опустила взгляд. – Прости.

Она услышала вздох.

– Ты устала, – сказал Флокс. – Иди спать.

– Да… я… Да.

Не поднимая взгляда, Ирис развернулась и вошла внутрь храма – в объятия прохлады и массива мрамора.

В комнатке было светло, но через арочное окошко уже не падали лучи. С громким ахом Ирис распахнула глаза и села. Она смотрела на ноги под тканным светлым покрывалом, часто дышала и хлопала ресницами – приходила в себя и осознавала, что это был сон-не-сон, снова.

Мозг, не получив почти никакого сна, растягивался в стороны усталостью, а мысли вяло бродили, запинались друг об друга. Просыпаясь, Ирис вспоминала, что в тот момент, когда она провалилась в сон, реальность растворилась и предалась забвению. А образы, за которые было не зацепиться, не запомнить, перетекали из одного в другое. Но в какой-то момент, нечто схватило разум и уволокло за собой – затащило в Грань, протащило над лестницей из травы, через открытую светлую дверь в бесконечность белизны – и Ирис предстала перед творением, парящим на уровне пояса. Она протянула левую руку и взяла творение за искрящуюся рукоять.

Сидя на кровати, Ирис смотрела на пустую ладонь и будто бы видела полупрозрачный фантом творения и искринки его рукояти; ощущала, как вокруг творения, теряя значимость, обнажалось всё и осыпалась вся её жизнь. Но самое важное снова исчезло, оставило тяжёлый необъятный призрак – невидимый и невозможный постичь; и более ощутимый налёт важности упущенного.

Ирис сжала кисть в кулак, прикрыла дрожащие веки – и сосредоточилась только на моменте соприкосновения. В этот раз что-то было иначе. В этот раз не всё ускользнуло в небытие – творение выделило что-то очень важное из общей массы и Ирис уволокла это с собой. Но она не могла это понять. И в ней застыло ощущение сравнимое с тем, когда ты вот-вот вспомнишь слово и оно вертится на кончике языка, но только это ощущение вертелось на пиках сознания и было более невыносимое.

Издав тихий стон, Ирис умыла лицо руками и помассировала закрытые глаза. Она подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Кто-то вышел в коридор и тихие шаги удалялись по его линии, а приглушённое эхо следовало за ними.

Изгои нарушили рутину. Отвергнутые нарушили рутину. Странные сны-не-сны нарушили рутину. Но всё что Ирис ощущала это: растерянность, усталость.

Когда шаги стихли, Ирис подняла голову с полным решительностью и сомнением лицом.

Покидая храм, Ирис встретила по пути несколько усталых лиц. Пока она шла через зал, по крыльцу и спускалась по ступеням, внутри бушевало волнение. Но Ирис выталкивала из головы все рассуждения – знала, что тогда поймёт, как опрометчиво то, что она собирается сделать и тогда одумается.

Спустившись с сотой ступени, Ирис переместилась в западную часть поселения на окраине и затаилась за деревом. Возле проёма заброшенного домика стоял Вязель. Радуясь везению, Ирис вытолкнула волнение и страх, надела на себя естественность, уверенность – и направилась к домику. Приближаясь к нему, она с досадой обнаружила что кучка вещей исчезла, но шага не замедлила.

Несмотря на то, что Вязель был старше Ирис на семь лет, она, как и он, уже через два месяца станет полноправным членом своей роли – станет старшей Жрицей. А другие старшие ученики пройдут посвящение только в двадцать пять-двадцать шесть лет, как и положено. И Ирис знала, что и в её роли, и в других, очень часто не знают как себя с ней вести. Впрочем, и Ирис не знала, как себя вести с ними.

– Ирис? – удивился Вязель.

Встав напротив него, она краем глаза заглянула в полутень помещения. Напротив проёма, у стены сидели пленники, связанные по ногам и предплечьям тонкими канатами – руки были прижаты корпусам тел, а кисти с антнарами лежали на вытянутых ногах. Плющ, коснувшись затылком стены, спал; а Дурман смотрел на Ирис.

– Я пришла проверить их здоровье, – сказала она.

– А…, – произнёс Вязель. – Ты? Я думал ты граник.

– Д-да, так и есть. Но мы все знаем базу целительства.

– Да, конечно, я не… Эм-м, – протянул Вязель и потёр запястье руки. – Просто почему не послали кого-то… другого?

– Старшие Жрецы заняты подготовкой к переезду. У младших учеников уроки, у старших учеников – практика.

Вязель нахмурился:

– Разве у тебя тоже не должно быть урока? – спросил он.

– У… у меня другая программа.

– Ах, да, точно. – Вязель почувствовал себя странно, отвёл взгляд. А Ирис внутренне вздохнула. – Мне никто не говорил, что придут их проверять.

– Я тебе говорю.

– А, да, конечно. – Неловкость Вязеля возросла. Он мельком взглянул на Ирис и отступил в сторону. – Прости, я просто… Э-м…

– Был осторожен? Я понимаю.

Не глядя на Ирис, Вязель кивнул. Сжимая влажными ладонями края туники, она вошла в домик, а внутри дрожала так, что закружилась голова. Идя вдоль каменных перегородок, она выпустила протяжный прерывистый выдох; и не верила, что и в самом деле сделала это.

Приблизившись к центру пустого домика, Ирис увидела вещи пленников под отверстием окна справа. Ножны с серебряным изделием лежали поверх двух сумок, а его близнец находился сбоку и опирался на стену. Внутри пульсировали: волнение, нетерпение; Ирис обернулась и увидела, залитую солнцем спину Вязеля в паре шагов от прохода. А Дурман, смотря на Ирис, нахмурился.

Ирис прошла к сумкам и, наморщив лоб и поджав губы, подняла ножны из кожи – она явно была не рада впервые коснуться этого запрещённого у клановцев материала. Взяв рукоять левой рукой, Ирис вынула изделие – веки раскрылись, а в груди всколыхнуло. Выронив ножны, она смотрела на изделие из серебра с клокочущими в ритм сердцем и душой, а в домике без стёкол и двери стало душно.

Хоть это изделие выглядело иначе – из обычного серебра, проще: прямая рукоять была тоньше, а клинок был острый и длиннее – но у Ирис не было сомнений что оно принадлежало к тому же типу, к тому же слову.

Развернувшись к Дурману, Ирис спросила:

– Что это?

Его взгляд опустился с её лица на изделие, а затем поднялся обратно.

– Кинжал, – ответил он.

Опустив взгляд, Ирис беззвучно проговорила это слово. Едва делая вдох, она осознала, что именно это слово было в голове вчера, и сегодня во снах-не-снах. Чувствуя на себе любопытство, она пришла в себя и подняла взгляд.

– Для чего он? – спросила она.

Веки Дурмана дрогнули и чуть прищурились, он облизнул нижнюю губу, пройдясь по ней зубами – он словно пытался понять какой-то скрытый смысл, подвох, уловку. А Ирис ждала, давила вопросом.

– Это оружие, – ответил Дурман. – Точнее для нас, для ордена, это больше символ, мы почти не используем его как оружие. Для этого у нас есть кинжалы из обычных металлов. Обычно они больше, и используются в паре.

Нахмурившись, Ирис смотрела на кинжал, а в глазах провисали: озадаченность, запутанность. У Ирис не было ощущения что творение из сна-не-сна являлось оружием.

– И… и что вы делаете с оружием? – спросила она.

– Ты имеешь в виду для чего оно? У вас нет ни одного?

– Очевидно… оно нам не нужно?

– Очевидно, – выдохнул Дурман. – Нам оружие нужно для защиты, или нападения. Так что как видишь, ничего нового в него не вложилось.

Нахмурившись, Ирис только больше запуталась. Она могла поверить в то, что творение было создано для защиты; но не могла поверить в то, что творение было создано для нападения. Она вспомнила его красивый, короткий и неострый клинок – чтобы ранить кого-то таким нужно было бы приложить немало усилий.

Ирис вздохнула, чуть морщась неприязнью подобрала ножны, убрала кинжал и положила его там, где взяла. А когда она направилась к выходу, Дурман сказал:

– Постой.

Он оттолкнулся спиной от стены, провис корпусом вперёд между разведённых колен и коснулся костяшками пола. Ирис остановилась боком к Дурману и повернула к нему голову. А он смотрел на неё и будто изучал. На его лице возникла широкая улыбка, которая из-за слабого освещения в помещении показалась зловещей, а глаза блеснули.

– Ты – другая, – сказал он. Лицо Ирис разгладилось, а в глазах заметалась растерянность. – Полагаю, в любом стаде найдётся исключение. И, кстати, мне вот интересно что вам рассказывают о нас? Что мы дикари, носящие тряпьё, использующее дерево, кожу и кости как материалы, носимся по лесам и долинам, и что наша магия примитивна и слаба, так же, как и наше общество?

Ирис нахмурилась. А Дурман улыбнулся:

– Но не ты, – сказал он. – Ты не веришь всему, чему они, – кивнул он на дверной проём, – тебя учат.

На лицо Ирис как защита наделась маска непроницательности.

– О-о, – протянул Дурман, и усмехнулся. – Ты хорошо умеешь прятаться. Много практики?

Слева Ирис уловила движение – посмотрела на проём и увидела, что Вязель, потирая локоть, мельком заглянул внутрь через плечо и напрягся. Вернув взгляд, Ирис хотела снова направиться к выходу, но наткнулась на Плюща – пустое лицо, затуманенные глаза. Она остановилась, сдвинула брови и присмотрелась.

– Кстати об умениях, – понизил голос Дурман. Не глядя на него, Ирис направилась к Плющу. – Я видел, как ты с ним. Знаешь кто хорошо лжёт? – Он улыбнулся: – Тот, кто лжёт много.

Ирис взглянула на него ничего не выражающими глазами, опустилась рядом с Плющом на корточки и отвела соединённые колени в левую сторону. На них упал свет через разлом в крыше, из которого выглядывали тонкие корни с комочками сухой почвы в их объятиях.

– Да брось, – сказал Дурман. – Со мной-то ты можешь поговорить. Я не родился в ордене, и там, где я жил… Скажем так, я знаю, что значит быть другим. Я смогу понять. – Он перешёл на шёпот: – И я обещаю, что им не скажу.

Ирис пробежалась взглядом по лицу Плюща, заглянула в глаза, которые смотрели на неё, но сквозь. Она хотела коснуться рук Плюща, но тут же одёрнулась, впилась ногтями в ладони.

– И хочешь совет? – спросил Дурман. – Тот парень тебе поверил, но в следующий раз постарайся вообще не нервничать и быть более уверенной. А то этим можешь себя выдать.

Ирис хотела бы сказать, что чем больше и важнее ложь, тем лучше и увереннее она лжёт; но не стала. Помедлив, она коснулась левой рукой лба Плюща, прижала его голову затылком к стене и, прикрыв веки, настроилась на его здоровье.

Дурман наблюдал с беспокойством о товарище, но и с интересом.

– Он просто впечатлительный, – сказал он. – И не очень силён здоровьем.

Отняв руку, Ирис выдохнула и смотрела на свои колени в солнечном свете, и на землю под ними. Она подняла взгляд и повернула лицо к Дурману.

– Ваша магия не примитивна, – сказала она. И на его лице отразилось удивление. – Почему вы не попытались защищаться при помощи магии, или хотя бы при помощи, – она взглянула на вещи у оконного отверстия, – тех… штук?

Дурман молчал – не только Ирис умела надевать маску непроницательности.

Смотря на Плюща, Ирис поднялась.

– Скажи им что с ним что-то не так, – сказала она.

– Но ты знаешь, что с ним не так?

Она помедлила, посмотрела в сторону.

– Это не опасно, – ответила она и вернула взгляд. – Пока что.

– Ты лгала тому идиоту, значит заходя сюда ты рискуешь. Но зачем? Точно не из-за него. – Дурман кивнул на Плюща.

Убрав руки за спину, Ирис заламывала пальцы, сохраняла лицо – и она с Дурманом смотрели друг на друга с несколько секунд.

– Зачем вам оружие? – спросила Ирис. – Ведь у вас есть магия.

Вязель обернулся – смотря через плечо, он заглянул внутрь и занервничал.

– Да, есть, – сказал Дурман. И он улыбнулся: – И как ты заметила, вовсе не примитивная. Кстати, как ты это поняла?

– Догадалась.

– Не, не. Не уклоняйся. Ты как-то это поняла.

– Я…

– Ирис! – зашипел за спиной Вязель. Она вздрогнула, сжалась и обернулась. Он встал в паре шагов от неё, бросил недовольный взгляд на Дурмана и вернул на Ирис: – Что ты делаешь?

– Ничего, – быстро ответила она.

– Ты не должна го… Ты… – И Вязель, будто пересиливая себя, сказал: – Я думаю, тебе лучше уйти.

Ирис засеменила к выходу. Вязель смотрел на пленников угрюмым взглядом, а Дурман улыбнулся ему с нескрываемой фальшей дружелюбия.

Ирис вышла из домика, шагнула в сторону и спиной навалилась на стену – дрожа, выдыхала и осознавала, что натворила.

Когда Вязель приблизился к проходу он сказал:

– Ты не должна была с ним гово… – Но выйдя из проёма, он не обнаружил Ирис.

Поднявшись на сотую ступень, Ирис села на крыльцо, упёрла локти в ноги и ухватилась за голову.

– Что ты творишь? – прошептала она; и проклинала себя за глупость, за неосторожность.

Один порыв любопытства – и Ирис могла загубить себе жизнь; или ухудшить.

Приходило осознание того, что Вязель расскажет о случившемся своей первой, а она, или он сам, расскажут Лидеру или Совету, смотря кто найдётся первым. И Ирис поняла, что точно ухудшила свою жизнь – провела руками по мягкому ёжику волос и опустила руки, костяшками и ногтями коснувшись ступени, которая нагрелась на солнце. Всё что Ирис хотелось так это провалиться в черноту сна, чтобы не думать, не чувствовать, не переживать.

– Ирис, – раздался голос наставника в стороне, – вот ты где. У нас урок.

На отведённым в сторону лице Ирис вытянулся немой стон. Шаги наставника остановились – она зажмурилась, втянула воздух через нос. На выдохе, она надела обычное лицо и повернулась к наставнику.

Флокс прошёлся взглядом по её лицу, и успел уловить что-то странное в глазах; но сказал:

– Идём.

Пока они спускались, Ирис смотрела на затылок наставника и думала рассказать о том, что сделала. Она несколько раз открывала рот, но не смогла выдавит ни звука – и, поджав губы, опускала взгляд.

В этот раз Флокс решил обойтись без прогулки. Как только они спустились, он положил руку на плечо Ирис – и они исчезли в бело-золотом.

Флокс и Ирис переместились на несколько километров на юго-восток – и в миг развернулись из света на диком маленьком поле. Оно было усеяно торчащими камнями, а высокая выжженная жарким солнцем трава скрывала часть из них. Отдалённое от поселения место куда даже не было причин идти Охотникам в обычный день, а их ежедневные патрули здесь не проходили. Ирис вроде бы слышала, что сегодня нельзя уходить далеко от поселения. Но её не удивило, что наставник что-то нарушает (и она вместе с ним).

Прищурившись, Флокс смотрел по сторонам. И уткнувшись в точку на поле, он сказал:

– Там, кажется.

Ирис вздохнула лицом и последовала за ним; чувствовала, как странная усталость исходила от души – распространялась по телу, обвивала каждую мышцу.

Флокс выискивал подходящий экземпляр, словно Флора в грибной сезон в лесу. Ирис шла за ним без интереса; постоянно проваливалась в прострацию, постоянно себя из неё выдёргивала. В моменты выдёргивания мысли мельтешили, крутились; вспыхивали: страх и сожаление о том, что она сделала; в то же время не было никаких сожалений; а на задворках сознания более яркими огоньками пылали те две идеи. И они уже порождали планирование действий – словно сегодняшней опрометчивостью Ирис вручила себе разрешение на дальнейшее безрассудство.

Флокс остановился, развернулся к ученице и указал на округлый край крупного валуна:

– Вот этот подойдёт, – сказал он.

С пустым лицом Ирис прошла к валуну. Она знала, что сейчас повторится то, что повторялось уже множество раз.

Флокс встал сбоку от неё, сложил руки за спиной и, словно хищная птица, вцепился в ученицу взглядом.

– Сосредоточься, – сказал он.

«Да, да.», – отозвалась Ирис в мыслях.

Вперив взгляд в валун, она с умелой старательностью выжимала притворное сосредоточение. На одной параллели она подавляла и с усилием одевала в игнорирование те две идеи и связанные с ними планы. На второй параллели она думала о творении, упущенном откровении и сегодняшнем просачивании. И на фоне мелькало отдалённое эхо той вспышки тяги, которую она больше не могла подавлять и игнорировать, но и не могла удовлетворить даже догадкой.

– Помни: никаких рук, – сказал Флокс.

«Да, да.», – снова отозвалась Ирис.

Порядок движений она знала до тошноты – и тело само приступило к выполнению заученных действий и притворств. В ладонях вспыхнула белая магия и поползла по венам. Энергия достигла локтей – и, разорвав землю, траву и её тонкую корневую систему, валун поднялся в воздух.

Валун застыл в метре над землёй – на Ирис упала его большая тень, а магия в руках погасла. Ирис прижала ладони к бёдрам, смотрела на валун и изображала усилие; и думала об оружии изгоев. Она поняла, что больше не может не думать о навязчивой идее посетить кузницу и попытаться узнать у Ремесленников больше о магсере, и с чем её раньше смешивали; и не может не думать о идее, которая пришла следом – поискать информацию в хранилище. А мысль чтобы заглянуть в запретные для Ирис секции – пронзила страхом. Не говоря уже о том, что подобное любопытство со стороны Жрицы привлечёт внимание. На страх Ирис отвечала доводами, что ей необходимо узнать больше. Они встречались с вопросами – зачем.

И когда в голове Ирис развернулись горячий спор и метания мыслей в этот момент Флокс отдал обычную, тошнотворную команду:

– Давай.

Его голос пробежал струйкой над внутренней полемикой Ирис. И вместо того, чтобы, держа магию внутри, свести брови вместе и дать фальшивую команду мысли – и делая это раз за разом с короткими перерывами – голова Ирис чуть поддалась вперёд, а веки приоткрылись. Прозрачный взмах магии разрезал валун на две части – он распался, показывая ровный срез, а на Ирис упал свет солнца.

Безмолвно ахнув, Ирис отпустила магию – части валуна рухнули на землю во взрытую и разорванную почву как в гнездо; и с сожалением, с внутренним укором она осознала, что сделала.

– Получилось, – прошептал Флокс. Ирис, чувствуя обволакивающее тело и душу бессилие, осунулась в плечах и лице. – Получилось!

Флокс подскочил к ученице в три широких шага, схватил её кисти и смотрел восторженно-ликующим взглядом на отсутствие магии в ладонях. Ирис смотрела на наставника с безразличием; внутри была тянущая пустота и понимание, что она устала от всего. От притворства, от лжи, от неподтверждённой надежды. От запутанности, от непонимания, от бездействия. От своих желаний, от своей жизни, от себя.

– Отлично! – воскликнул Флокс и выпустил руки Ирис. Развернувшись, он стал искать следующий экземпляр.

Флокс нагибался, заглядывая под траву, или поднимался на носочки и пытался увидеть что-нибудь скрытое в ней; параллельно он думал о том, чтобы придумать новый, более сложный и интересный урок.

Ирис опустила взгляд на оставленные в воздухе кисти, и зрачки переместились на левую. Ложь, страх, рамки, лишение индивидуальности и свободы – это было облачено в фасад необходимых правил и устоявшегося быта, и украшено историей о великом спасении, которое клановцы ожидают веками.

– Но они не придут, – прошептала Ирис.

То, что она всегда ощущала нутром, но боялась даже подумать – это то, что сегодня ускользнуло из сна-не-сна. Первородные никогда не придут к ним, они не спасут ни земли, ни Мирдрево. Ни Ирис. Но она не знала почему первородные не придут – это или было творением не сказано, или ещё не понято Ирис, или невозможно было понять, или это, как и многое, ускользнуло из памяти.

Ирис опустила руки, подняла взгляд – посмотрела на мечущегося из стороны в стороны наставника и поморщилась. Она отвернулась, прикрыла веки и прощупала внутренний кулачок в груди. Кулачок, который является её внутренней клеткой для значительной части всегда растущей магии; который был создан ею же. И он был создан и сжат давно, а она к этому так привыкла что большую часть времени не замечала его.

Беглая мысль – разжать кулачок – пронзила Ирис страхом. И она отмела эту мысль в сторону с силой урагана.

Вздохнув, она накрыла лицо руками и растирала его – пыталась собраться, убрать пустоту внутри, обволакивающее бессилие и тянущее к земле отчаяние; пыталась игнорировать то, что сказало творение, как и то почему и как оно это сказало, и что оно вообще такое.

– Ирис, – позвал Флокс. Она отняла руки от лица, но не развернулась. Подавляя раздражение, вызванное его голосом, его уроком, она с шумом втянула воздух через нос и пыталась найти для себя опору в жизни. – Я нашёл ещё один, иди сюда.

Но Ирис его уже не слышала. В голове возникло творение – и мысли о нём, снова и снова, заполоняли собой всё. Неисполнимая, непонятная тяга. Блеклый страх. Вопросы без ответов. А всё остальное стекленело, становясь неважным, но столь тяжёлым.

– Ирис, – теряя терпение, ближе раздался голос Флокса. Она не отозвалась. – Ирис! – крикнул он. На её лице вспыхнуло раздражение, и злость заполнила пустоту. – Отвечай, когда я к тебе обращаюсь. – Она развернулась и не скрывала недовольства на лице. – Иди и проделай это снова.

– Зачем? – спросила Ирис. И наставник удивился. – Зачем ты хочешь, чтобы я научилась управлять магией без рук, через тело, а потом только от ума?

– Почему ты спрашиваешь?

В груди Ирис встал шарик ярости. Стиснув зубы, она смотрела на Флокса и ожидала ответа. Но по его лицу она поняла, что он не ответит. И когда он открыл рот, чтобы сказать укор или приказ, она его перебила:

– Ты мне ничего не говоришь. Никогда ничего не объясняешь, только говоришь, что делать. Но я должна скрывать и лгать о наших отклонениях от программы? Твои уклонения от правил? Мои уклонения от правил? Почему? Для чего?

На удивлённом лице Флокса возникли лёгкие: возмущение, раздражение.

– Делай что тебе говорят, – сказал он. – И я…

Маленький шарик ярости в груди лопнул и пламенем разлился по телу – Ирис вышла из себя в первый раз в жизни.

– О, ты хочешь, чтобы я в твоём глупом уроке корчилась и силой мысли разрубала валуны да камни? Вот твой великий урок?! Серьёзно?!

– Эй! Сбавь тон…

– Ты не мог придумать ничего получше чтобы практиковать магию без рук? Разве ты не видишь, как этот урок глуп?

– Ирис!

– Хорошо! – крикнула она и, ладонями к небу, раскрыла руки в стороны. – Ты так хочешь своих любимых камней? На!

Она приподняла руки – и последующее восклицание Флокса провалилось в горло. Из земли по всему полю камни различных размеров, разрывая траву и почву, поднимались. Флокс перевёл взгляд от них на раскрасневшуюся от злости Ирис и уставился на её руки, пустые на любую магию.

– Нет света…, – не веря, сказал он.

– Ах, да! – сказала Ирис; чувствуя, как внутри надломилась душа. Ирис хотелось рыдать и кричать от непонимания, от запутанности, от отсутствия ответов; и от сегодняшнего безрассудства; и от незнания к чему наставник её готовил, и от ощущения что её надежда на него разрушалась, и она не понимала почему. – Тебе же нравится магия без рук. – Она опустила руки, хлопнув ладонями по бёдрам. Но поднятые камни остались парить в воздухе; с них осыпа́лась почва, опадали травинки и мелкие земляные жильцы. – Магия, которую никто не использует в кланах. Которая почти забыта. Но не тобой!

Она наклонила голову и смотрела на Флокса в упор исподлобья – камни вокруг них, скрежета, крошились и оставались в воздухе, словно каменные облачка. Флокс, издавая нечленораздельные звуки, наблюдал и мотал головой из стороны в сторону, и постоянно посматривал на Ирис. Для неё это действие было не сложнее чиха.

Все камни и валун искрошились. Флокс с изумлением уставился на свою ученицу, проверил её руки – и в глазах возник восторг. Увидев это, Ирис вспыхнула изнутри пламенем злости. Издав тихий рык, она взмахнула руками – и облачка каменной крошки взмыли. От Ирис в стороны отошла случайно-вызванная волна энергии – она наклонила траву в диком поле, пошатнула дубы на его окраинах, и оттолкнула Флокса. Он упал, проехавшись спиной, и издал стон; птицы взлетели и, улетая, чирикали наперебой; звери убегали прочь; несколько сломанных веток с шуршанием и стуком падали; а каменная крошка осыпа́лась как дождь.

Ирис потеряла контроль магии во второй раз в жизни.

Ярость опала. Стоя с ошарашенным лицом и с крошками камня на голове, Ирис смотрела на наставника, который поднимался с глухим кашлем.

– Нет…, – сказала она и сжалась. – Я не… Я не хотела…

Она подняла дрожащие руки и посмотрела на них, а внутри поднимался страх. Кулачок немного разжался – в ладонях возникли: яркий свет, непривычное тепло; и словно через дверную скважину Ирис заглянула в кулачок и увидела яркие глубокие воды. В глазах поплыло, в теле вспыхнул жар, и, с трудом дыша, она отступила на шаг.

– Ирис, – позвал вставший наставник, но хриплый голос уплыл в сторону.

– Не трогай меня! – крикнула она.

Очертания смазанного наставника сделали шаг. Ирис отступила, вспыхнула бело-золотой магией как пламенем и исчезла.

Бело-золотая вспышка – и в миг из неё развернулась Ирис. Она оказалась на её полянке, залитой солнцем – рухнула на колени и рукой ухватилась за поваленный, слегка влажный ствол. Дрожа, ощущая жар и головокружение, Ирис хватала ртом воздух и с силой проталкивала в лёгкие. Жар в кистях ощущался отчётливее; мощь магии возрастала в груди, а вместе с ней возрастал и страх. В плывущем взгляде Ирис видела, что вены налились ярким золотым светом, а в ладонях и в солнечном сплетении – белым.

В обзор с качающейся землёй и густой травой вошёл коричнево-оранжевый цвет – взрывая землю и разрывая травинки, мимо Ирис прошли четырёхпалые ноги большой птицы с чёрными загнутыми когтями; а сверху был оранжевый цвет. Ноги встали с боку, а Ирис продолжала терять контроль и задыхаться.

– Дыши, – сказал приятный мужской голос.

Закрыв рот, Ирис со старательным усилием втянула воздух через нос так много сколько смогла – и выдох через приоткрытый рот. Она сомкнула губы, и снова вдох через нос. Но на выдохе дыхание споткнулось, рука соскользнула со ствола, вогнав себе под ногти чешуйки коры, – и Ирис опустилась на четвереньки.

Тепло, приятное как солнце, коснулось лопатки Ирис, и снова раздался голос:

– Дыши. И помни. Твоя магия – это ты. Ты – это твоя магия.

Его присутствие и голос успокаивали Ирис. Она втягивала воздух через нос и выдыхала через рот. С каждым вдохом лёгкие получали больше кислорода – жар и дрожание начали спадать, земля переставала качаться, а магия угасала. И внутри кулачок сжался обратно.

Успокоившись, Ирис на выдохе села на землю, опёрлась спиной на ствол, обтёрла испарину со лба и подняла взгляд. Перед её вытянутой ногой, а второй подогнутой, стояло двухметровое существо: смесь человека и орла. Человекоподобное стройное тело покрывали оранжевые перья. Они мерно переливались и напоминали пламя. Опущенные руки с перьевым подобием пальцев переходили в крылья, хвост сзади будто был подолом туники и перьями касался травы, а наверху тело перетекало в орлиные шею и крупную голову. Коричнево-оранжевый, как и орлиные ноги, клюв. Янтарные глаза, и над ними были брови из тонких и более тёмных длинных перьев.

Опустив голову, маргулар смотрел на Ирис по-орлиному – что всегда отчасти выглядело грозным, величественным. Но в его глазах бегало беспокойство.

Ирис улыбнулась с теплотой:

– Спасибо, Огонёк, – сказала она.

Маргулар сел напротив неё, скрестил ноги и, шевеля клювом подобно человеческому рту, он спросил:

– Что случилось?

Произошедшее обрушилось на Ирис лавиной – лицо исказилось: страхом, отчаянием. Схватившись за голову и оседая, она сказала:

– О, нет! Что я натворила? – Она сползла на землю, затылок упёрся в ствол, а стопы в скрещённые ноги Огонька. – Я…, а он… Столько камней! И ветки сломала… Что, если Флоры заметят? Или Охотники! Он упал…! И как теперь…? И что теперь…?

Руки в безвольности упали на траву; Ирис увидела ожидающего Огонька, вздохнула и ответила:

– Я вышла из себя…, и я потеряла контроль над магией.

Она прикрыла веки и мысленно вернулась в момент. Она потеряла себя, поэтому потеряла контроль, словно не было больше последствий – потеряла контроль магии, и контроль над кулачком.

– Объясни по порядку, – сказал Огонёк.

Пролежав ещё с несколько секунд, Ирис села. Она думала с чего начать и смотрела на кусочки почвы и травинки, которые прилипли к когтям Огонька. А подняв взгляд, она рассказала своему единственному (и запретному) другу о ужасном событии. Но она не рассказала о том, что послужило толчком – не рассказала о снах-не-снах, не рассказала о творении. И Огонёк решил, что Ирис вышла из себя из-за ужасной ночи, усталости и плохого сна.