Укол

Глава 1

Проваливаясь сквозь многослойную пелену сознания, шёпот тысячи голосов окружал меня как мягкое одеяло. В какой-то момент я замер, повиснув на натянутой струне “смущения” и быстро устремился вверх. Шёпот становился громче, превращаясь в единый поток, держащий меня за шкирку и с силой вырывающий в реальность.

Я не знаю, зачем мне это, для чего мне это? Меня будят в 7 утра, в субботу, когда я могу дальше валяться в кровати, видеть увлекательные сны в обнимку со своим мишкой. Голос отца − в меру низкий и мелодичный, произносящий моё имя раза три или четыре, вырывает меня из космолёта под названием “Орёл столетия”, где я и мой товарищ – антропоморфный медведь по имени Бачу, вечно мычащий из-за любого пустяка − пытаемся спасти множество миров от неминуемой гибели.

− Сынок, вставай, у нас осталось сорок пять минут, – приоткрыв дверь в комнату, произнёс отец. – Сынок!

− Пап, ну, еще десять минут, пожалуйста, − рука отца коснулась моего плеча – это был его любимый приём, ободряющий жест. Он качнул меня пару раз, на что я опять попросил. – Ну, пап, двадцать минут, пожалуйста!

− Хорошо, сынок, но только пять минут… Сегодня важный день, чемпион!

Я открыл глаза, но не рука отца теребила меня за плечо:

– Бачу, что случилось? Куда мы летим?

Тьма постепенно рассеялась, начало приходить осознание того, что мы с Бачу попали в опасность, грозившую не только потерей корабля, но и нашим жизнями. Корабль резко взял вниз, взгляд с приборной панели устремился в лобовое стекло, и я увидел быстро приближающуюся землю, а Бачу тормозить и не собирается; при таком угле падения и с данным ускорением корабля – удар неизбежен. С каждой секундой дух захватывало всё сильнее и сильнее, земля уже перед носом.

Вначале с макушек деревьев полетели не распустившиеся бутоны, затем стволы и ветки начали превращаться в щепки, пытаясь остановить наш корабль. Лобовое стекло треснуло. Я потянул, что есть силы, штурвал на себя и заорал:

− Бачу, держись! – приборная панель врезалась мне в лицо. Разум поплыл.

Разорвав очередной ствол дерева “Орёл столетия” изменил угол падения с пятидесяти градусов на тридцать и врезался в землю.

Что-то пнуло меня со всей силой, заставив перекатиться на спину и открыть глаза. Зеленая трава и красивые, необычные глазу растения окружали меня со всех сторон. В высоту порядка пятнадцати метров росли деревья, напоминавшие четырёх-лиственный клевер; четыре гигантских листа росли из зеленого ствола диаметром метра два у основания, а макушку украшал красивый бутон не распустившегося цветка, состоящего из четырех белых лепестков. Под несколькими деревьями на земле валялись засохшие гигантские лопухи, а на верхушке ствола красовался полураскрытый цветок, лепестки которого уже приобретали зеленоватый оттенок, обновляя опавшие листья. Ладонь погрузилась в песок, состоящий из окаменелостей, необычных морских созданий вперемешку с розовыми кристалликами в виде капель. Дым и непонятный запах заполнили моё сознание. Визуально найдя источник дыма, я увидел вдребезги разбитый корабль.

«Моя птичка! От неё ничего не осталось!» – подумал я.

Бачу лежал далеко от меня. Приняв основной удар на себя, кабина раскололась надвое, высвобождая нас из железного плена. Система безопасности успела создать вокруг нас силовые щиты, поглотившие остатки удара и, как футбольные мячи после удара о стену, разлетелись в разные стороны, вырвав куски обшивки корабля.

Опять пинок, и я увидел его – Константа.

− Здравствуй, мой друг! Как ты себя чувствуешь после свободного падения с орбиты Тротермы? Можешь не отвечать, по тебе видно – всё прекрасно! – сарказм и ирония лились из его уст. − Но нам всё равно придётся довести наш поединок до конца. Вижу, что ты переживаешь за Бачу: с ним всё в порядке, сейчас он просто без сознания. К твоему сведению, мне пришлось облететь пол галактики, прежде чем я засек ваш след! И вот, я нашёл тебя. Датчики показывают, что твоё физическое и умственное состояние – стабильно – бой будет честным.

Он схватил меня за плечо и резким движением поставил на землю. Я понимал, что обратного пути нет, это точка невозврата – надо сражаться. Я молчал. Разговоры отвлекают, а надо было сосредоточиться и смотреть противнику только в глаза. Правой рукой я нащупал рукоятку меча на бедре и резко вытащил из скрытых ножен. Увидев моё движение руки, Констант начал действовать на опережение: он подпрыгнул, обнажая свой меч, и сильным ударом обрушил его на меня. Я успел вовремя активировать лезвие меча, пучок искр красно-желтого света озарил наши лица, полные ненависти и злости друг к другу. Я не стал сопротивляться силе удара, а просто направил её в сторону. Схлестнувшись в парном танце, клинки издавали гудящий свист, в след за которым, летя во все стороны и обжигая кожу, шёл шлейф искр. Меч Константа вонзился в землю. От жара клинка песок начал бурлить, рождая раскалённые капли и создавая едкую дымку, окутавшую противника.

Воспользовавшись этим моментом, я перекатился в сторону. Новый удар и новая вспышка искр. Одним прыжком он оказался возле меня и ударом плеча заставил меня содрогнуться и отступить на пару шагов назад. Над его головой блеснуло лезвие, и рубящий удар обрушился на меня. Руки налились тяжестью: горизонтально выставленное лезвие заблокировало удар и отклонило вражеский клинок к земле.

У меня появится возможность перенаправить свой меч для нового удара, необходимо быстро успеть развернуться: левую ногу я закинул назад и начал вращение вокруг своей оси против часовой стрелки. Когда я присел на правое колено, мой меч по дуге прошёл снизу-вверх, и опять сноп искр извергнулся от соприкосновения двух мечей. Блокировав мой удар, Констант снова направил наши мечи в землю; словно от удара молнией, вонзившейся в землю, расплавленный песок подлетел в воздух на метр и моментально застыл в форме морского коралла.

Прицелившись в ногу Константа, я откинул спину назад, поставил левую руку на землю и замахнулся ногой. Увидев, как я заношу ногу для удара, Констант попытался рубануть по ней, но не успел. Мыс ботинка врезался в икру правой ноги, откинув её в застывшую фигуру из песка. Моя нога продолжила движение вверх, распределяя вес для прыжка. Оттолкнувшись правой ногой от земли, я закрутил тело, рассчитывая ботинком вмазать по улыбке Константа. Находясь в воздухе в горизонтальном положении, я почувствовал жар от меча противника, рубанувшим воздух в сантиметре от моего лица.

И опять я оказался быстрее – на его губах появилась смесь песка и крови, оставленная моей пяткой правой ступни. Застрявшая нога в песочной скульптуре не дала ему сделать шаг назад, и он упал на спину. После приземления на обе ноги мой взгляд устремился в беззащитно лежащего противника на земле. Одним рывком я сократил дистанцию хватающей для прямого удара; удара, который прекратит всё это безумие, и я смогу вернуться домой.

Увидев, как я стремительно приближаюсь, Констант разбил песочный капкан ударом пятки. Высвободившись, он быстро перекатился на правый бок, увернувшись от моего лезвия. Оттолкнувшись двумя руками от земли и вскочив на ноги, он занес меч снизу-вверх, прицелившись мне брюхо.

Блокировать было глупо: я отскочил назад и, развернувшись по часовой стрелке, нанёс удар. Меч прошёл над его головой, а рука предательски продолжила движение; я не успевал её вернуть для отражения атаки. Констант выпрямился, наши взгляды пересеклись на мгновенье, и я почувствовал острую, жгучую боль в области живота. Как паяльник, лезвие прожгло мою плоть, разрубило кости и вышло из спины, прижигая края раны.

Сделав шаг навстречу ко мне, он протянул левую руку и, всадив меч по рукоять, обнял меня. Я не пытался сопротивляться. Силы покидали меня с каждой секундой. Сознание затуманивалось всё сильнее и сильнее. Последнее что я почувствовал – приближение его губ и тёплый воздух, рывками бивший мне в ухо.

− Чувствуешь этот запах? – его ноздри расширились, набрав полную грудь воздуха.− Это запах горелой ткани, мяса и жира!

Что-то знакомое…

Я вспомнил! Запах жареной яичницы и колбасы заставил разомкнуть мои слипшиеся веки.

– Сынок, завтрак готов! Твои пять минут закончились! – кричал отец с кухни.

Я скинул одеяло, но одна нога так и осталась прятаться под тёплым слоем ткани и перьев. Проведя руками возле себя, я не смог обнаружить своего мишку и только заглянув под кровать я увидел его. Он валялся на полу, среди тапочек и книги «Монорельс-1998», повествующей о системе надземных дорог, спасших людей от великого наводнения.

«Опять ты убегаешь от меня! Каждое утро тебя приходится вылавливать из-под кровати. − протянув руку и схватив его за лапу, Бачу вернулся в кровать. − Теперь ты на месте, и прошу, больше не убегай!»

Отряхнув медведя от пыли, я отправил его в привычное для него место – под подушку.

Легкая дымка слегка ощущалась в воздухе: наверное, опять папа поджарил колбасу или бекон, а может и сливочное масло, которое он так любит добавлять в каждый наш завтрак. Бывает он может приготовить омлет и добавить в него разрезанный на четыре части помидор – получается эдакий запечённый помидор. Но стоит ему чуть-чуть задуматься или отвлечься на пару секунд от раскалённой сковородки, как мой будущий завтра начинает дымиться, а запах гари наполняет всю квартиру. Сегодняшний день не был исключением. Отец был очень взволнован предстоящим событием, и вторая сигарета, закуренная сразу же после того, как первая была затушена в пепельнице, сделанной из гарды шпаги, продлила его пребывание в мире грёз, и только характерный запах подгорающей колбасы вернул его на землю.

– Пап, ты опять испортил мой завтрак!

Почесав затылок, отец выпустил дым и виновато сказал:

– Сынок, ничего страшного, только чуть-чуть поджарилось, так даже вкуснее, – на лице отца появилась искренняя улыбка. – Знаешь, запечённая корочка на колбасе – это как пенка, которую снимаешь ложкой с поверхности варёного молока и с наслаждением ждёшь, когда она растает во рту. Садись за стол, у нас всё меньше и меньше времени до начала.

На кухне играло радио, что-то из рока – отцовский любимый стиль. Голос мужчины, транслирующийся из динамика радиоприёмника, под звуки гитары, погремушек и барабана рассказывал нам о том, что он был повинен во всех смертных грехах на земле, и только с помощью его рук были совершенны самые страшные поступки человечества. Он был рад познакомиться с нами и спрашивал: “Надеюсь, ты догадался, как меня зовут?” Заканчивалась песня с растягиванием последних двух слов и резким переходом в глухое мычание.

Я сел за стол. Папа уже приготовил чистую, прозрачную тарелку и вилку с ножом. Он развернулся к плите и вместе с голосом из динамика, в унисон, закончил песню. Деревянной лопаткой он изящно отскоблил яичницу со сковородки и положил мне на тарелку. Желток как всегда смешался с белком и походил на картину маслом, которая попала под сильный дождь, а колбаса, которая со слов отца чуть-чуть поджарилась, напоминала сухарики: с одной стороны – крепкая корочка, а с противоположной – сухой мякиш. Но, когда это всё попадает в рот – происходит магия вкуса.

Песня закончилась, а желание испытать магию у меня не появилось. Сложив крест- накрест руки, я серьёзно посмотрел на него.

– Пап, я не хочу яичницу!

– Сынок, яичница это…

– Знаю, знаю: богатейший источник белка, а также заряд энергии на весь день!

− Вот как раз “Энергия” тебе сегодня и пригодится! – с полной серьёзностью на лице сказал отец.

На кухне поднялся запах свежезаваренного кофе, приготовленного в турке. Отец не успел выключить вовремя конфорку, так как был полностью погружён в философствование на тему причинно-следственной связи между приёмом завтрака и целого дня, полного энергии и хорошего настроения. Сгусток пенящейся жидкости потёк по стенкам турки и, извергая дым и трескающиеся звуки, залил газовую конфорку.

– Опять на пьезу попало! – возмутился отец, так как газ и так уже поджигался раза с десятого.

Голодным оставаться я не хотел и с большой неохотой съел свой завтрак, полный белков, жиров и витаминов “А, D, E”. Яичница, на удивление, была вкусной, я мог и не разыгрывать драму, от которой никакого толку не было. Протерев тарелку остатками хлеба, я потянулся к стакану, который, по пессимистичному взгляду, оказался пуст.

− Па-а-а-ап, – держа стакан в руке я демонстрационно перевернул его вверх дном, − соку нальёшь?

− Чай будешь? – он вопросительно посмотрел на меня с надеждой, что я скажу «буду».

− Нет, чай не хочу. Но, если ты мне предложишь плеснуть кофейку, я не откажусь!

Он взял турку с плиты, поднёс к своей кружке и начал наливать чёрный ароматный напиток, который должен был, с его слов, зарядить его энергией на весь день. Он попросил поставить мою кружку на стол, и в голове у меня промелькнуло: «Вот, наконец-то, сейчас это свершится – я выпью первую в своей жизни кружку кофе!» Он поднёс турку к моей кружке и наклонил: как только кофе показалось у носика, рука отца замерла. В полном смятении я оторвал глаза от кружки, увидел серьёзный взгляд, и все мои надежды улетучились.

– Сынок, ты действительно рассчитывал, что я налью тебе кофе? Мы обсуждали это много раз: еще рано. Может, это всё мои предрассудки, но я переживаю за твоё сердце – кофеин усиливает сердечную деятельность, ускоряет пульс. Помимо твоих физических нагрузок, употребление кофе даст дополнительную нагрузку на сердце, что может привезти к плачевным результатам.

– Пап, у тебя всё, что я хочу, может привезти к плачевным результатам. А то, что я каждый день…

– Всё, хватит, я сказал – нет, и точка!

Он взял прозрачный графин с соком, стоящий на подоконнике, и налил мне полкружки, остальное он всегда разбавлял кипяченой водой, понижая концентрацию сахара в напитке.

– Мне нужна глюкоза, – кинул я недовольно, – моему мозгу требуется сахар!

– Да, только потом этот сахар выходит из твоей кожи через поры, и на лице появляется сыпь!

Поставив обратно графин на подоконник, он протянул руку к пачке сигарет. Она была оформлена красочной, цепляющей на себе взгляд, пестрой обложкой: жуткое изображение гнилых органов должно намекнуть, что длительное курение приведет вас на стол патологоанатома, где ваше бездыханное тело распотрошат для заключения. Родственникам нужно дать развёрнутый ответ, из-за чего человек, которого они так любили и всячески уберегали от опасностей, стоя в очереди вдруг зашатался из стороны в сторону и, даже не попытавшись за что-то схватиться, упал на землю. На глазах у ошарашенных людей сделал пару тройку коротких вздохов и перестал дышать.

Пересчитав глазами содержимое пачки, отец резким движением ладони снизу-вверх встряхнул её. Показался фильтр сигареты, за который можно было ухватиться губами, но вместо того, чтобы взяться за манящий фильтр, он резко отстранил пачку в сторону. Вернув её на старое место, он резко вскинул руки к окну и, сильным рывком держась за ручки, открыл его. Из открывшейся створки повеял свежий воздух. Ворвавшись на кухню с утренней прохладой, он смешался с табачным дымом и запахом гари. Дышаться стало легче. Отец, набрав полную грудь воздуха, с иронией произнёс:

– Что-то у нас горелым пахнет, и видимость как в лесу, когда туман стелется вокруг тебя.

– Папа, открыть окно и проветрить кухню надо было до того, как я пришёл завтракать. Каждый раз, наполняя кухню табачным дымом, ты делаешь из меня пассивного курильщика. Считаю, что я вдоволь накурился и могу потребовать свою первую кружку кофе!

– К сожалению, на кружку кофе у нас уже нет времени, осталось десять минут. Надеюсь, умыться и переодеться ты успеешь.

Сделав последний глоток и дождавшись, когда большая и самая вкусная капля сока упадёт мне в рот, я слез со стула и пошёл умываться. Всю грязную посуду со стола, и не только, отец сложил в раковину, включил радио на полную громкость и, подпевая очередной песне, принялся её намывать. В этом он был принципиален, тем самым в квартире поддерживалась идеальная чистота. Он всегда говорит: “Если у тебя мусор в комнате – значит, у тебя мусор в голове!” Если мы куда-то опаздывали или не успевали, он говорил: “Если ты куда-то опаздываешь – значит, и твои мысли опаздывают, ты должен думать наперёд!” Постоянно напоминал мне о недостающем времени, о его нехватке, но я знал одно – его у нас достаточно: еще минут двадцать будем сидеть и ждать, когда нас вызовут.

Начав собираться, как всегда, я не мог найти свои носки. Они часто любили пропадать, а если и находились, то по частям: нашел один носок, второй упорно продолжал где-то прятаться. Зайдя в комнату и поняв, что приковало меня к кровати, отец взял меня за ступню и стянул тот единственный носок, который я смог найти. Проворчав что-то себе под нос, он открыл полку в шкафу и достал мне новые белые носки. Кинув на меня вопросительный взгляд и закатив глаза, он спросил:

– Сынок, сразу нельзя было взять новые носки и не тратить наше время на предположения, где может прятаться второй носок? Дай мне секунду, их надо разъединить.

Взяв носки в руки, он резким движением потянул их в противоположные стороны. От напряжения у отца набухли вены на лбу, мышцы на лице напряглись, и появилась неестественная улыбка, жути которой добавили обнажившиеся зубы, плотно сжатые, как тиски. Через пару секунд раздался звук рвущейся ткани. Носки не только были разъединены, но и порваны. Я услышал ругательное слово, которое запрещалось мне употреблять в разговорной речи, хотя назначение этого слова я прекрасно понимал. Сделав хитрый прищур, он посмотрел на меня, потом на носки, подумал пару секунд и выдал:

– Искать новые времени уже нет, придётся ехать так, – немного подумал и добавил, – я думаю на этот “недостаток” никто не обратит внимания.

– Никто? На меня будут смотреть человек двадцать!

– Ничего страшного, ты быстро переобуешься. Главное, не акцентируй на этом внимание сам.

Я хотел поспорить, сказать, что это неправильно, но, предвидя что мне опять, в десятый раз, укажут на часы, протянул руку и забрал носки.

Надев их, нашему взору предстал мой большой палец правой ноги. Увидев гримасу разочарования и обиды на моём лице, отец подсел ко мне и, положив руки на плечи, громко сказал:

– Всё будет хорошо! Ты справишься!

– Ага, конечно…

– Ну всё, пошли. Нас ждать не будут.

Выбирая между демисезонным пальто и зимней курткой, отец с интересом спросил:

– Проверь, всё взял? В рюкзак всё положил?

– Да пап, вроде всё, – с ноткой сомнения ответил я.

– Надевай куртку, там прохладно, и твоё “вроде всё” прозвучало очень неубедительно.

– Мне в ней будет жарко!

– На дворе середина осени! Когда в открытое окно задул ветер, я подумал, что мои руки сейчас посинеют. На улице градуса два – не выдрючивайся.

Выйдя на улицу, я сразу понял, что имел в виду отец про свои руки. Холодный ветер с силой ударил в лицо, залез под куртку и пробежался по коже, вызывая мурашки. Организм наполнялся не только пьянящим кислородом, но и пессимистичным настроением на весь день. Желание куда-либо ехать с каждым вздохом становилось всё меньше и меньше.

– Пап, я не хочу никуда ехать!

Сложив руки крест-накрест и сделав серьёзное лицо, я смотрел на отца не отрывая глаз. Сделав пару шагов от подъезда, он остановился, повернулся и взглянул на меня. Развёл руки в стороны и резким движением хлопнул себя по ногам.

– Мотивация. Я снова про неё забыл, – произнёс отец еле слышно.

Я всё равно это услышал, но значения этого слова до сих пор не понимаю. Зачем делать то, что тебе не хочется? Я уверен, что только дуло пистолета может заставить человека сделать то, что он совсем не хочет делать. Я видел это в фильмах, да и дед, читая газету, любил озвучить какой-нибудь жуткий отрывок из новостной ленты:

“Двое подозреваемых пытались ограбить прохожего, при помощи ножа и бутылки. Бутылка, скорее всего, уже была пуста, что и сподвигло на преступление. Ударом правой ноги жертва выбила нож из руки нападающего. Удар левой ноги не заставил себя долго ждать и, прямым попаданием в челюсть, повалил обмякшее тело преступника на землю, перед ногами второго подозреваемого. Не замечая препятствия, преступник наступил на своего подельника и, с трудом удержавшись на ногах, попытался занести бутылку для удара. Раздался громкий хлопок, после которого прозвучало еще два. Бутылка, остановившаяся на уровне груди, словно взрыв салюта в небе, разлетелась на мелкие осколки. В след за первой пулей – вторая, а через секунду и третья влетели преступнику в грудь, разрывая засаленный свитер. Мужчина обмяк и повалился на землю. Приказывая перевернуться на живот, жертва подошла к преступнику, продолжая держать в прицеле травматического пистолета. Крихтя и стоная от боли, мужчина самостоятельно перевернулся, погружаясь лицом в грязь”.

–Да, – с восторгом говорил дед, – вот это я понимаю мотивация: лечь лицом в грязь, чтоб остаться в живых! Пишут, что пистолет он направил в состоянии аффекта. Враньё! С одного удара уложил первого, и за пару секунд сделал… – он немного задумался, глазами вернулся на пару строк назад и продолжил, – три выстрела. Нет, он – профессионал!

Достав пачку сигарет из кармана пальто, отец сделал шаг в мою сторону. Жёлтыми пальцами от никотина, он помассировал горбинку носа, посмотрел по сторонам и, присаживаясь на колено возле меня, начал читать мне очередную мотивационную проповедь:

– Сынок, помнишь, как мы поступили в прошлый раз? – отец слегка улыбнулся.

– Конечно, помню. И помню, что я не сделал того, что ты от меня просил, и всё равно получил то, что просил.

–В этот раз такого не будет, в этот раз всё будет серьёзно, на кон поставлено очень много. Но и награда будет соразмерна твоим усилиям. Тебе нужно сделать двенадцать уколов – это небольшая цифра.

– Но, пап, первый раз я смог сделать только шесть уколов, а дальше… Ты сам видел, как это сложно!

– Да, видел. И видел, как ты старался, – голос отца был очень уверенным. – Главное, я увидел твой потенциал, твоё стремление, – он сомкнул зубы и продолжил, – злобу и грусть из-за того, что не получилось. Поэтому я и дал тебе то, на что мы договаривались. Может ты и не заслужил, что получил, но твои старания и стремление должны были быть вознаграждены. В этот раз я просто уверен в тебе! Месяц тренировок не мог пройти даром, что-то должно было отложиться в голове, в теле. Мышечная память должна превалировать над твоим сомнением и вселить в тебя уверенность в твоих действиях. Это опыт, каждая наша поездка – опыт! Всего двенадцать уколов… – он смотрел мне в глаза, и его энергетика, уверенность начинали передаваться мне, – сможешь?

Зазвучал высокий звуковой сигнал, и с металлическим скрежетом дверь подъезда начала открываться. Наши взгляды устремились не на дверь, а на чуть появившейся проём, из которого показалась голова чёрно-рыжей собаки. С радостной мордой и языком наперевес он устремился не к нам, а к близ стоящему столбу, который поддерживал козырёк подъезда. Глядя на нас Вурст, так звали собаку, опорожнил мочевой пузырь и рывком побежал к нам. Он уже пролетал над двумя ступеньками, как вдруг поводок натянулся и пес, словно врезавшись в только что появившуюся невидимую преграду, отскочил назад. Дверь отварилась полностью, и на улицу вышла тетя Марина, наша соседка снизу. Ласково посмотрев на нас, она спросила:

– Смотри, Вурст, детки стоят. Вы куда собрались?

Ростом она была чуть ниже отца. Серая куртка с шестью пуговицами, доходившая ей до колена, сидела на ней не то чтобы свободно, а наоборот, в обтяжку. Пуговицы, продетые в петельки, удерживали куртку из последних сил, и очень сильный глубокий вздох мог распахнуть её, раскидывая их в разные стороны. Практически вся нижняя часть куртки была покрыта грязными пятнами, оставленными собачьими лапами. Видимо, Вурст не очень любил возвращаться домой на своих четырех. Ноги были обтянуты черными легинсами, уходившими в резиновые сапоги красного цвета с изображением множества ромашек. У неё был страшный маникюр на руках. Складывалось впечатление, что ногти были покрашены детским полусухим маркером розового цвета. Словно маленькая девочка, оставшаяся одна дома и не сумевшая найти мамину косметичку, вспомнила, что у неё есть набор фломастеров, и, подобрав удачный оттенок к цвету губ, накрасила себе ногти. Отец мне потом сказал, что это был не лак для ногтей, а специальное противогрибковое средство.

– Доброе утро, Марина Алексеевна, – сухо произнёс отец, вставая с колена.

– Доброе, доброе, Евгений Олегович, – ласково, но с подозрительным прищуром ответила она. – Опять на экзекуцию везете ребенка? – но вдруг, заметив не прикуренную сигарету в ладони отца, стала говорить грубо. – Еще и курите у ребёнка перед лицом – о последствиях знаете?

– Знаю…

– Вы не только себе вредите! Вы делаете из своего ребёнка пассивного курильщика. Вон, мой курил всю жизнь, а где теперь? А я скажу Вам: вначале появился кашель, слабый такой, незаметный. Года через пол усилился. Во время очередного приступа кашля он не смог проглотить слюну и чуть не подавился ею. Дыхание сбилось, кровь начала приливать к голове. Словно два окровавленных куска мяса, смотрели на меня его выпученные глаза из орбит – глазные сосуды не выдержали давления и лопнули.

Чуть не двинув кони, муж задумался… плохо задумал. В течение месяца держался. Даже кашлять стал меньше. Но, возомнив себя исцелившимися, сорвался в магазин.

Когда кашель вернулся и начал мешать спать по ночам, мы пошли в больницу. Врачи посмотрели на снимки и сказали – четвёртая стадия… легкие. Да что я вам рассказываю, вы рядом стояли, когда участковый составлял протокол осмотра тела… – она замолчала, сделала шаг в нашу сторону и добавила, – мужа, мужа моего. Где он теперь?

Выслушав рассказ без особого внимания, отец размял пальцами сигарету, взял её в рот и сделал шаг навстречу тёте Марине. Вурст, без злости в глазах, но с громким лаем, прыгнул к его ногам. Отец не испугался, наоборот – присел на колено, протянул руку к собаке и почесал его за ухом. Хозяйка надулась от злости, а с языка собаки закапала густая слюна. Хвост закрутился пропеллером, шея потянулась в бок, подставляя складки на коже в надежде, что туда попадут длинные пальцы отца.

– Хо-оро-оший пёс! – отец специально растягивал гласные буквы. – Но ты засранец!

Посмотрев на тетю Марину, отец поднялся с колена. Его руки начали ощупывать пальто от кармана к карману, в надежде что-то найти, но вещь никак не хотела себя обозначить. Состроив вопросительную гримасу, он подошёл к ней и спросил:

– Огоньку не найдётся?

Она состроила ехидную гримасу и предложила торг:

– Сигаретой угостишь?

Ни разу не удивившись услышанному, отец достал пачку сигарет. Дрожащей рукой (её руки последние два года постоянно дрожали, папа говорит – это нервы), она достала сигарету. Посмаковав её губами и оставив отпечатки красной помады на фильтре, она протянула отцу зажигалку, прятавшуюся всё это время у неё в руке. Отец по-джентельменски прикурил сигарету тети Марины, а только потом свою. Он попытался вернуть зажигалку, но в ответ получил порцию едкого дыма из её легких. Он уже начал опускать руку, как вдруг, резким движением она вырвала свою зажигалку из его рук. Улыбнувшись, отец заглянул в её глаза и, увидев там только слабость, сказал:

– Да, я помню этот день, но это не меняет сути дела. То, чем я занимаюсь и то, куда мы едем – не ваше дело, Марина Алексеевна. И в который уже раз я вам объясняю: это не экзекуция, а спорт.

– Спорт, который калечит ребёнка и может сделать из него инвалида?

–Не передёргиваете! Любой спорт требует жертв, если ты хочешь побеждать – плати! Плати здоровьем! Плати временем! В конце концов, плати жизнью!

Тётя Марина сжала губы и не нашла что ответить. Отец кивнул головой и добавил:

– Нам пора… Всего хорошего.

– И вам не хворать, – холодно ответила тётя Марина с выражением чувства глубочайшего разочарования.

Она перешла дорогу и, поднявшись в горку по щиколотку в грязи, испарилась среди деревьев.

– Пап, я замёрз! Вы так долго спорили, что я даже потерял суть вашего разговора… Но почему она сказала про дядю Сашу, что он умер? Он же уехал в другой город жить?

– Да, я тоже замёрз. Сейчас сядем в машину, сынок, и согреемся. А почему она так сказала про дядю Сашу, я не знаю. Может, перепутала с кем.

Холодный ветер заставлял нас идти всё быстрее и быстрее. Заведя машину, мы стали ждать, когда печка начнёт гнать на нас тёплый воздух, но, так как она работала на солярке, рассчитывать на быстрый прогрев не стоило. Прежде чем тронуться, машине нужно было дать поработать минут пять. Отец говорит: “Машина, словно человеческий организм, имеет сосуды, ведущие к жизненно важным органам. Нужно дать маслу разогреться и заполнить все трубки, проникнуть в каждый уголок каждого агрегата. Делая так каждый раз, ты обеспечишь долгую жизнь своему автомобилю”. Он включил свою любимую радиоволну, и мы услышали голос мужчины, звучавший вместе с игрой на барабанах, электро и бас-гитаре. Певец так громко орал в микрофон, что я смог разобрать только одну строчку: “Эй, ты…Ты всегда стоишь на моём пути!” Я сидел на заднем сидении и, осматривая салон автомобиля, заметил устремленный на меня взгляд отца через зеркало заднего вида: он отрегулировал его по удобнее, чтоб видеть мои глаза.

– Сынок, мы не закончили разговор. Что ты мне ответишь? Ты сможешь?

– Смогу…но я хочу большущую пиццу, суши и много-много мороженого!

– А губа не треснет? – с улыбкой на лице произнёс отец.

– Конечно, нет! Может, мы еще зайдём в магазин “Планета ребенка”, посмотрим новый конструктор? Последний раз, когда мы там были, на прилавке лежал очень красивый вагон поезда красного цвета. Если купить его и добавить в него мои детали от другого набора, можно собрать необычный вагон с красочным оформлением. А потом мы купим второй вагон, но уже зелёного цвета, а еще…

Отец очень внимательно слушал меня, кивал головой и, когда я закончил описывать свои желания, состроил задумчивую гримасу и сказал:

– Вот последнее не могу тебе обещать, но то, что ты съешь, сколько хочешь, мороженного – я тебе обещаю…

От разговора нас отвлекла громкая музыка, которая заиграла не из динамика радио. Мелодия, которая устанавливается на заводе производителя по умолчанию, три года подряд раздаётся из телефона отца, и своей монотонностью уже изрядно поднадоела. Он взял трубку, кто был на противоположной стороне, я не знал.

–Да…Едем, всё в порядке, я думаю, сегодня всё получится…Сколько? Я думаю дать в два раза больше…Да-да, я уверен в нём…Хорошо-хорошо, на месте договоримся, будем минут через сорок…

Он закончил разговаривать и, положив телефон в подстаканник, посмотрел на меня очень внимательно.

– Ну, ты готов ехать, сынок?

– Да, пап…готов.

– Если не попадём в пробку, ехать будем минут тридцать. В любом случае, время у тебя есть, можешь поспать или почитать свою книгу.

– Нет, пап, спать я не хочу, буду просто пялиться в окно на прохожих.

Машина плавно тронулась. Выезжая со двора, мы медленно переехали лежачий полицейский перед пешеходным переходом. Женщина с коляской только вступила на переход, как вдруг резко остановилась и, устремив свой взгляд на нас, начала что-то говорить. Отец остановился и начал махать ей рукой, давая понять, мол «проходите, я вас пропускаю». Женщина была уже на середине дороги, как вдруг её ноги стали заплетаться и, не удержавшись, она начала заваливаться на правую сторону, увлекая за собой коляску. Она еще не коснулась земли, как вдруг одеяло с люльки слетело, и на дорогу выкатилась собака.

Вскочив на все три лапы, она начала истерично лаять на хозяйку, пытающуюся встать с земли. Под женщиной начала растекаться жидкость непонятной консистенции. Собака понюхала лужу и, отвернув резко морду, побежала на другую сторону дороги. Женщина попыталась встать на ноги, но её тело не слушалось: её повело влево, а потом, откинувшись назад, она села на пятую точку. Терпение отца лопнуло, и он решил закончить этот фарс.

Выйдя из машины и подбежав к женщине, он взял её под руку, поднял коляску и начал переводить по пешеходному переходу. Собака, увидев, что её хозяйку кто-то схватил за руку, начала дико лаять на отца, но подойти близко не осмеливалась. Всё время, пока он переводил её через дорогу, она громко лаяла, держась на расстоянии вытянутой руки. Отец что-то говорил, а может, вообще орал на собаку, но складывалось впечатление, что он пытался коляской её задавить. Дама куда-то указывала, но с каждым новым взмахом руки её направление приобретало новый вектор. Перейдя через дорогу, женщина кинулась на отца, пытаясь обнять его обеими руками и поцеловать. Отец пару раз увернулся, схватил её руки и отстранил от себя. Она что-то ему сказала, после чего отец начал хлопать себя по карманам пальто.

В ладони отца появилась пачка сигарет.

Кивком головы она поблагодарила отца и, забрав папиросу, распахнула своё пальто. На землю посыпались осколки стекла, а с подола пальто закапала какая-то жидкость. Жестом руки она намекнула на зажигалку, но, разведя руки в сторону, отец дал понять, что у него отсутствует какой-либо способ поджечь сигарету и, похлопав её по плечу, он двинулся в сторону машины. Глядя как он уходит, она что-то крикнула ему вслед, кинула его сигарету на дорогу и смачно харкнула в его сторону.

Садясь в машину, отец со всей силой захлопнул дверь и начал искать влажные салфетки.

– Эта тварь взяла и обоссалась прямо на дороге, а её долбаная трехлапая собака так и намеревалась меня укусить, – найдя салфетку, он тщательно начал протирать свои руки, особенно между пальцев. – Прости меня за излишнюю эмоциональность. На кой чёрт меня дёрнуло идти ей помогать?!

Сзади уже начали сигналить скопившиеся автомобили, и отец, выругавшись запретным словом, дал по газам. После перехода был еще один лежачий полицейский. Проехав его на скорости, меня с силой качнуло из стороны в сторону, пару раз я медленно моргнул и услышал нарастающий звук движущегося поезда.

Глава 2

В этот день было очень яркое солнце, совсем не по погоде. Его лучи были холодны и, попадая мне на лицо, вызывали колющие ощущения. Я открыл глаза, и мой взгляд устремился в окно: опоры моста быстро проносились перед глазами, а спустя какое-то мгновение картинка начала плавно меняться на зелёный и пушистый сосновый лес.

Зашуршала газета.

Мужчина, сидящий передо мной, перелистнул страницу, и мои глаза зацепились за яркий заголовок: “Двое мужчин попытались ограбить Чемпиона мира по волевой борьбе”. Он поводил пальцем по газете, пытаясь что-то зачитать вслух:

– На планете Тро…Ттор..Ротт…мать твою, Тро-тер-ма разбился корабль, погребя под собой целую деревню.

Отстранив газету в сторону, он сфокусировал свой взгляд на мне. Заметив, что я смотрю на его пальцы, он опустил глаза и тоже начал их рассматривать. Они были не грязные, они были чёрными, словно он взял чернильницу и окунул туда палец вместо перьевой ручки.

– Опять эта дешевая газета – все чернила остаются на моих пальцах!

Поднеся ладонь к губам, он высунул чёрный язык и облизал кончики пальцев.

Рассматривая эту мерзкую картину, периферийным зрением я увидел необычайной красоты потолок вагона. Он был украшен витражом. Его стёкла были всех возможных цветов, словно как в песне про охотника и фазана. Когда лучи солнца наполняли вагон, стены и пол озарялись всеми цветами радуги. Каждое стёклышко на потолке было частью одной большой картины: лицо красивой женщины, подмигивающей мне левым глазом; её неестественный цвет кожи гармонировал с таким же неестественным цветом волос.

Мне стало любопытно, кто еще еде с нами в вагоне. Пристав и оглянувшись, я никого не увидел. Все сидения были пусты. В конце вагона была открыта дверь, и через неё моему взору открывался следующий вагон. Моё внимание привлекла голова человека, которая так же, как и моя, выглядывала из-за сидения и смотрела в конец вагона. Я попытался поднять голову чуть ваше и лучше разглядеть того пассажира, но он вместе со мной поднял голову. Я опустил голову – голова мужчины в точности повторила мои движения. Вытянув свою руку и помахав ладонью, я увидел аналогичную картину.

Устремив свой взгляд дальше, я увидел еще один вагон, где так же, выглядывала голова еще одного мужчины. Обернулся назад – всё повторилось точь-в-точь: сквозь открытые двери тамбура был виден ряд сидений, где по центру сидел человек и смотрел в конец вагона. Это были мои головы: они – это я. Так необычно смотреть на себя со стороны. Это нельзя сравнить с отражением в зеркале – это другое, это рекурсия. Из этого вагона я не мог никуда выйти, мог только ходить по кругу, заходя в конец и выходя в начале, и так до бесконечности. Я подёргал рукой, почесал себе затылок, поставил рожки; сидящий в предыдущем вагоне повторил всё точь-в-точь, не задержавшись ни на секунду.

Но что-то было не так.

Через пару рядов от моей “головы” я увидел пассажира, которого ранее не замечал. Он сидел лицом ко мне и улыбался. Я сфокусировал взгляд перед собой и сжал губы от злости.

По диагонали, через два ряда сидел Констант и разглядывая меня с интересом. Отражающиеся от витража лучи солнца окрашивали его лицо разноцветными красками: красный луч накрывал правую часть лица, а левая часть была покрыта синим цветом. Он прищурился и подмигнул мне.

На потолке показался солнечный зайчик. Он гулял из стороны в сторону, с потолка на пол, со стены на сиденье. Перескочил на меня и медленно, чуть подёргиваясь, начал подниматься по одежде. Неприятное жжение в глазу заставило опустить мой взгляд на пол и удивиться. Кончик лезвия упирался в пол, между ботинок Константа.

Меч оторвался от земли и начал медленно описывать окружность, показавшись на половину в проходе. Преломляя лучи солнца, и рождая множество солнечных зайчиков, Констант поднял меч над головой и, держась двумя руками за рукоятку, вышел в центр вагона.

– Может уже хватит убегать? – Сухо спросил Констант.

– Я и не убегаю… – режущая боль пробила в области живота. Она заставила меня согнуться, но приложив руки к ране, я ничего не обнаружил. Не было ни дыры в теле, ни подтёков крови. Ничего.

– Что? Мучают фантомные боли? – с насмешкой в голосе спросил Констант. – Запомни, это только у тебя в голове!

– Мы можем просто разойтись и прекратить это безумие? – спросил я. – Выйдем каждый на своей станции, и больше наши пути не пересекутся!

– Здесь нет остановок. Мы в рекурсивной реальности. Только резкий, эмоциональный сбой (а его может вызвать только смерть одного из нас) прекратит это, как ты выражаешься – безумие.

Солнечный свет, отражённый от потолка, продолжал играть на наших лицах, окрашивая их во все возможные краски.

– Я одного не понимаю, что от меня тебе нужно? – возмущённо крикнул я, – Зачем я тебе? Я вообще тебя не знаю и вижу первый раз в жизни! Но ты уже успел причинить мне боль!

– Твоя физическая боль – ничто, в сравнении с моей душевной болью. Болью, которую я испытываю после каждого поражения. Я докажу ему! – Констант тяжело дышал, излишняя эмоциональность выдавала его слабость. – ДОКАЖУ!

– Может, вы уже заткнетесь оба! Могу я спокойно почитать свою газету?! – со злостью в голосе сказал мужчина, перелистывая очередную страницу газеты.

Констант крикнул что-то неразборчиво и двинулся в мою сторону.

Закинув правую руку за спину, я нащупал рукоять меча, окутанную тонкой кожей, и медленно за неё потянул. Начал обнажаться меч, таившийся в скрытых ножнах моей кожаной куртки. Лезвие, показавшееся на половину, разрезало луч солнца, порождая множество солнечных зайчиков. Немного повернув рукоять, солнечный зайчик перескочил со стены на лицо Константа и попал ему в глаз.

Воспользовавшись его замешательством, я сделал рывок к нему на встречу. Сверху-вниз меч рассёк воздух, никого не задев. Констант развернул корпус, увернулся от рубящего удара, и прижал меч к груди. Моё лезвие устремилось к полу, а глаза удивлённо расширись, увидев, как вражеский клинок дождался нужного момента и ударил, нацелившись мне в грудь. Я присел. Над головой раздался свист. Сидя, я попытался локтем ударить константа в живот, но его правое колено было быстрее.

Искры посыпались из моих глаз, кровь хлынула из носа. Меня зашатало, и я откинулся назад, распластавшись на полу. Констант развернулся, и устремил свой клинок мне в живот. Взмахом правой руки я заблокировал удар и сильно ударил правой ногой. Клинок Константа откинуло в сторону, а в живот прилетел мой ботинок, заставивший его отойти на два шага назад. Я повернулся на бок и, схватившись за сидения, встал.

Констант изучал меня.

Сузив глаза, он сделал быстрый рывок. Я попытался отойти, но наступил в лужу собственной крови и поскользнулся. Завалившись на сиденье дивана, я только и успел вскинуть меч и заблокировать очередной удар, уводя меч Константа в соединение дивана и спинки. В попытке вытащить застрявший меч, Констант не уследил за моим движением и получил кулаком в лицо. Удар пришёлся в правый глаз, подкидывая голову вверх, но держась за рукоять меча, Констант устоял на ногах. Секунды замешательства хватило мне, чтобы кубарем скатиться с дивана на пол и, быстро перебирая локтями и коленями, вернуться в центр вагона.

Зрачки Константа расширились от удивления, увидел мою ладонь, с силой сжимающую его лодыжку. Я с силой дернул на себя. Констант завалился на пол, между сиденьями.

Я резко вскочил и обрушился на него. Констант вовремя среагировал: быстро встал и наклонился в бок. Рассекая воздух над головой врага, мой клинок продолжил движение по наклонной и, врезавшись в металлическую спинку сиденья, создал фееричный шар искр. Мой меч тоже застрял.

Мы пыхтели и орали, но металл крепко держал наше оружие.

Костяшки на кулаках Константа побелели, а лицо покраснело, пытаясь вытянуть меч.

Раздался металлический скрежет, а затем – свист. Наклонившись, я сумел увернуться от удара, но вражеский локоть оказался точно возле моего лица.

От удара в глазах потемнело, и я упал на четвереньки. Мои ладони окутало что-то горячее и липкое, что-то, что начало быстро заполнять пол. Маленькие ручейки крови устремились к кончику моего носа, создавая большие капли. Они не выдерживали собственного веса и, забирая часть моей энергии, стремительно капали на пол. Солнечные лучи ярко отражались от глянцевой поверхности лужи, заставляя меня открыть глаза и лицезреть своё мутное отражение.

Я был жалок: лицо разбито, рукоять моего меча торчала передо мной, издевательски шатаясь из стороны в сторону, а кровь всё не останавливалась. С каждой каплей кровавое зеркало становилось всё больше и больше, показывая мне не только избитого мальчишку, но и стоящего в позе победителя Константа. Он резко наклонился ко мне, обмакнул свою ладонь в луже моей крови и элегантно зачесал свои волосы назад. Моя голова резко задралась вверх. Кровавая рука держала меня за волосы, заставляя смотреть в глаза победителя.

– Зачем?! – он начал срываться на крик. – Зачем ты сопротивляешься? Мне силы нужно экономить, дальше сражаться. А тебе это зачем? Ты всё равно ничего не сможешь…ты – слабак! Каждый раз, когда мы встречаемся, ты просто должен взять и подставить свой живот: три укола, и домой! Но нет, мы идём в бой, мешаемся под ногами, а результат всегда один – я иду дальше! Он расслабил пальцы рук, моя голова свободно повисла.

Я смотрел на своё отражение, как вдруг мелкая рябь и волны запрыгали на поверхности моего охладевшего зеркала. Клинок медленным и плавным движением прочертил линию, разрушающую картину нашего апофеоза.

– А знаешь…давай, вставай! – снисходительно сказал Констант. − Я сказал: «вставай»!

– Зачем?

– Хочу тебя победить в честном бою. Противник должен смотреть мне в глаза, когда в его живот входит мой меч, а не целовать мне ноги, в надежде на быструю смерть.

– Нет, – сил хватало только на шёпот, – у меня нет сил, нет желания. Бей!

Лезвие промелькнуло возле левого уха и вонзилось мне в левое плечо. Холодным потоком боль разнеслась по всему телу, заставляя вскинуть голову и дико заорать. Левая рука онемела от боли и не могла меня удержать. Оттолкнувшись правой рукой, я смог выпрямить спину, оставаясь стоять на коленях.

– Ну вот, уже лучше! – лицо Константа расплылось в широкой улыбке, а глаза горели от радости. – Еще, еще…или только болью я могу тебя мотивировать?

Я вскинул левую ногу вперед и собирался уже встать, как услышал знакомое ворчание:

– Вы можете помолчать! – незнакомец с газетой стоял позади Константа, уставившись в его затылок. – Каждый чёртов будний день, в восемь утра я покупаю газету и еду на работу. Время, потраченное на поездку, я хочу потратить с пользой – прочитать свежий номер газеты, – он опустил глаза и посмотрел на свои испачканные чернилами пальцы. – В мире происходит столько всего. А вам, молодые люди, плевать на окружающих! Плевать на то, что происходит вокруг вас. Вы бегаете по вагону, портите чужое имущество, а полезного… что полезного вы сделали? – он положил руку на плечо константа. – Вы, молодой человек, я с вами разго…

Не отрывая ног от земли, тело Константа повернулось на сто восемьдесят градусов. На мгновение меч блеснул в воздухе и замер, смотря окровавленным лезвием в потолок. Мужчина слегка пошатнулся. Он продолжал смотреть на Константа, но его взгляд стал пустым, глаза закатились в разные стороны, а рот так и остался открытым на полуслове. В воздухе, как снежинка, мелькнул маленький кусочек газеты, сделал пару оборотов и плавно спланировал на пол. Бумага быстро стала красной и свернулась к центру. Голова мужчины неестественно изогнулась и полетела вниз. Она еще не упала на пол, а мои руки уже держались за рукоять застрявшего меча и силой пытались выдернуть его из спинки сиденья. Раздался дикий скрежет. Клинок освободился из плена и рубящим ударом располосовал живот Константа.

Вагон поезда затрясло. Напомнило поездку на автомобиле по ухабистой дороге, когда водитель с азартом выжимает педаль газа в пол и что-то кричит себе под нос, а ваше тело только запрокинулось на одну сторону, как сила тяжести тащит его на противоположную. Констант свалился на пол, держась обеими руками за живот, он продолжал смотреть на меня, не обращая внимания на кровь, хлещущую между пальцев. Сильный толчок, и на потолке образовалось подобие мелкой паутины, разрастающейся во все стороны. Нас еще раз с силой тряхануло, и звук лопнувшего стекла пронёсся волной по всему вагону, накрывая нас крупными осколками стекла. В попытке защитить себя я вскинул руку и увидел, как красный многоугольник с изображением части женской губы прямиком летел на меня, нацелившись мне в грудь. Я закрыл глаза. Ощущение прыжка с большой высоты накрыло меня и утянуло во тьму.

– Сынок! – отец обеими руками держал меня за плечи и слегка покачивал из стороны в сторону. – Вставай, мы приехали. У нас осталось десять минут.

Я протёр глаза и хотел уже зевнуть, как вдруг ладонь отца прикрыла мне рот.

– Сынок, это некрасиво, сколько раз говорил: “Нужно прикрывать рот ладонью или попробуй его вообще не разевать”.

– А если я закрою его своей ногой, возьму так, – я нагнул голову вперед и поднёс ступню ко рту настолько, насколько позволяла растяжка.

– Можешь хоть пятой точкой прикрыть, если дотянешься, – со смехом сказал отец. – Ну всё, забирай вещи из багажника, и пошли. Тебе еще переодеться надо.

Отец доставал мои вещи из багажника, как вдруг раздалась знакомая мелодия. Быстрым движением он передал мне рюкзак и достал свой телефон.

– Да…да, приехали…Как его настрой? С ним всё в полном порядке. По началу ничего не хотел, кочевряжился, я уже побоялся, что ничего не получится. Но тем не менее, мотивация делает своё дело…Да и месяц тренировок не мог пройти бесследно…Да, ставим на двенадцать уколов.

Мы зашли в здание и сразу услышали родительский гул, наполняющий весь лестничный проём. Как всегда, в этот день отключали лифт, и часть детей уже теряла драгоценную энергию, поднимаясь по лестнице. Я только начал подниматься, как меня окликнул отец.

– Сынок, давай попробуем, – он поставил правую ногу на ступеньку, а левую согнул в колено и указал мне на свои плечи, – в прошлый раз ты выглядел не очень хорошо, когда поднялся на четвёртый этаж.

– Пап, ты серьёзно? Последний раз ты делал это…года три назад.

– За три года ты не особо набрал вес, только вытянулся в высоту, в отличии от твоих одноклассников, которые вытянулись в ширину.

– Пап, я всё равно не понимаю, зачем ты это делаешь? Если я сам буду подниматься, я не особо устану.

– Я это делаю не только для тебя, но и для себя! Я тебе уже рассказывал про серотонин?

– Да, пап, рассказывал: это гормоны счастья и радости. У тебя сейчас в них такая сильная необходимость?

– Как на это посмотреть. Думаешь, я тоже этому несказанно рад? Просыпаться в субботу, в шесть утра, готовить завтрак. Предвидя твой ответ, сразу скажу: и да, и нет. Я рад, что ты чем-то занимаешься, развиваешься и сегодняшний день проведешь с пользой для себя. Но, с другой стороны, вставать в такую рань я тоже не особо рад был. И плюс, в моём возрасте нужно следить за сосудами. Давай будем честными, в последнее время я совсем этим не занимаюсь. А сейчас у меня есть возможность здоровье подправить и гормоны счастья выработать.

Закинув руку в карман пальто, отец извлёк пачку сигарет. Внимательно посмотрел на картинку – его словно что-то дёрнуло. На лице появилась гримаса отвращения, и, пару раз подкинув пачку в ладони, быстро убрал ее обратно в карман. Подмигнув мне, он наклонил спину и немного присел.

– Залезай, не бойся, только сумку положи на ступеньку выше, я сейчас пойду и подниму её.

Аргументов было более чем достаточно, и я повиновался: положил сумку и, развернувшись к нему спиной, начал залезать к нему на плечи.

– Пап, ниже, я не могу закинуть ногу, – он нагнулся еще ниже, его голова целиком смотрела в пол, а на шее появились очертания выпуклых позвонков. Пришлось садиться, как на велосипед, я встал с правой стороны и, слегка оттолкнувшись, закинул левую ногу через шею. Оставив на его спине грязный отпечаток своего ботинка, я смог усесться. – Давай, пап, поехали!

Его тело затряслось, все мышцы разом напряглись, и он потихоньку начал выпрямлять спину. Раздался хруст костей, и появилось тяжёлое дыхание – сразу вспомнились дни, когда отец сидел с сигаретой у окна. Правой рукой он схватился за поручень и начал выпрямлять правую ногу. Костяшки на его кулаке побелели, и, сидя на шее отца в прямом и в переносном смысле, я начал подниматься в воздухе. Окончательно выпрямившись, отец закинул левую ногу на ступеньку выше, наклонился вперед, и мы сделали наш первый шаг.

Коридор был забит родителями, ожидающими своих детей из раздевалки. Каждый должен был сказать своему ребёнку ободряющую речь и дать напутствие к предстоящей битве. Мы начали протискиваться сквозь плотную толпу людей, по пути к раздевалке отца окликивали люди, некоторым он жал руку и хлопал по спине, а с некоторыми успевал обменяться парой слов. Отойдя в сторону, отец задрал высоко голову и пристально начал кого-то искать. Внимательно пробежавшись глазами по головам, он заострил внимание на одном человеке, и мы уверенной походкой двинулись к нему. Присев на колено, он разговаривал с ребёнком и что-то показывал, виртуозно выкручивая правую руку то влево, то вправо. Мы подошли со спины, и в глаза сразу бросилась блестящая лысина, отражавшая ярко-белый свет газовых ламп.

– Максим Эдуардович, добрый день! – отец протянул руку и стал ждать.

– Аааа, Евгений, добрый день! – он встал с колена, и они пожали друг другу руки. – Я рад что вы приехали. С последней нашей встречи я подумал, что вы разочаровались в нашем заведении, и больше сюда не приедете. О, я смотрю вы привезли с собой ваше главное разочарование.

– Максим Эдуардович, он мой сын, и никак не может быть мои разочарованием. Это спорт, тут все ошибаются, набираются опыта и стараются выигрывать. Сегодня проиграл – завтра чемпион.

– У меня тоже есть сын, и, поверьте мне, он полное разочарование.

– Я до конца не могу понять, вы этим гордитесь или хотите сразу обвинить его во всех его неудачах?

– Я констатирую факт. Я этим не горжусь – мне стыдно за него!

– Возможно, ему не хватает любви и ласки, – отец посмотрел на меня, – отцовского тепла и, самое главное, поддержки.

– Евгений, избавьте меня от вашей излишней сентиментальности. Вы прекрасно понимаете, что сейчас им нужно, – его голова повернулась в мою сторону, и моему взору предстал огромный шрам на левой стороне лица. Белой нитью он тянулся от подбородка к сросшемуся уху без мочки, разрезая всю щеку. Я встречал этого мужчину ранее, но даже сейчас ощущения от увиденного были как в первый раз. – Как вы его уговорили пойти на это? Игрушкой, походом в закусочную? Чем? Что сейчас хочет обычный ребенок за хорошее поведение?

– У нас с сыном джентельменские отношения. Мы помогаем друг другу во всём, и уговаривать его мне не надо, – даже и глазом не моргнув слукавил отец. – Он прекрасно понимает, что это пригодится ему в будущем.

– Да-да, очень пригодится в его нелёгком будущем, – с сарказмом сказал мужчина. – А у меня с сыном чисто товарно-денежные отношения, – его лицо расплылось в широкой улыбке. – Вы даже не представляете, во сколько мне встанет сегодняшний день. Но я рассчитываю на полную окупаемость. Надеюсь, вы обратили внимание на моё дитя? – он немного отстранился в сторону, показывая нам девочку лет десяти. – Это моя Танечка – основной мой козырь на сегодняшний день. Евгений, на будущее, рекомендую вам тоже обзавестись дополнительными козырями. Любая лошадь со временем выдыхается, и срочно нужно искать ей замену. Мы уже не молоды, и нужно готовить новое поколение – поколение “чемпионов”.

– За двумя зайцами погонишься, ни одного…

– Какое глупое сравнение! Нельзя экстраполировать данное высказывание на моих детей! У меня складывается впечатление, что в ваших глазах я выгляжу циником. Уверяю вас, это нет так. Кстати о цинизме, вы сегодня в деле или просто посмотреть? Условия вы помните, или мне освежить вашу память?

Я никак не мог оторвать взгляда от Тани, её лицо не выражало никакой эмоции, словно лицо манекена: ни улыбки, ни взгляда, всё какое-то неживое. Она была как робот, готовая действовать по первому приказу. Отец окликнул меня, и, взглянув на него, я увидел вытянутую руку, указывающую в сторону раздевалки.

– Поторопись, малыш! У тебя осталось меньше двадцати минут, – строго произнёс Максим Эдуардович, демонстрационно стуча по золотым часам указательным пальцем.

Первое, что бросилось в глаза – все шкафчики были заняты. Видимо, чтоб занять хоть один из них, надо приезжать за два часа до начала. В помещении мерцал свет, и что-то гудело – умирала одна из люминесцентных ламп. Говорят, что десяти минут пребывания в помещении с мигающим светом хватит, чтобы полностью потерять работоспособность. Заметив свободный угол, я быстрым движением руки отправил туда своё рюкзак. Внутри были мягкие вещи, и, ударившись об стену, я не переживал за содержимое, так как самые главные вещи лежали у меня в сумке. Духота подгоняла нас, заставляла переодеваться быстро, и перекинуться парой слов с соседом не представлялось возможным. Дети быстро надевали снаряжение, проверяли сумки и, убедившись, что шкафчик закрыт и ничего не забыто, убегали к родителям. Мы мало знали друг друга. Кого-то я видел в первый раз, а кого-то только во второй. Но один мальчик всегда жаждал общения. Общением это назвать было сложно, скорее, он хотел подтрунить, поиздеваться или просто испортить настроение перед началом. Это было нацеленной провокацией, и не поддаться ей было тяжело.

– Айзек, привет! – закинув голову набок и держа руки на поясе, произнёс мальчик.

– Привет, Костя!

Глава 3

Дверь в раздевалку раскрылась, и на пороге стоял мальчик, явно здесь никогда не переодевающийся. В отличие от наших вещей, часть которых была куплена с рук, его костюм выделялся новизной и был как чистейший лист белой бумаги.

Окинув взглядом всю комнату, он прищурил глаза и уставился на меня. Я уже собирался снять ботинки, как он быстрым шагом направился ко мне. Я специально старался не смотреть на него, незачем было привлекать лишнее внимание, но мои попытки были тщетны, и, взглянув на пол, я увидел его красивые кроссовки.

Услышав приветствие в мою сторону, я поднял голову и ответил ему тем же. Перед глазами что-то мелькнуло, и в тот же момент кончик моего носа почувствовал болезненное прикосновение. Я не успел моргнуть, как его рука проделала путь от пояса до моего носа и обратно.

– Что нос повесил? Я обещаю тебе: сегодня будет сложнее, чем в прошлый раз.

– В прошлый раз мне не было трудно, я просто не хотел. И если ты ищешь, кого вывести из себя, то присмотрись получше, есть более подходящая кандидатура, а я пока спокойно переоденусь.

– Во что? В это? – он схватил штаны, лежавшие на рюкзаке, и, повернувшись на свет, начал разглядывать пятна. – А какой смысл? Оставайся в том, в чем пришёл! Я могу попросить, и тебе разрешат выступить в уличной одежде, будешь гораздо лучше смотреться.

Большинство снаряжения, которые было у меня, отец покупал с рук. Новое было очень дорогое, и покупать его на первом году занятий было неразумно. В любой момент я мог сказать: “Хватит! Больше этим заниматься я не буду!” Первое время он брал линейку и мерил мой рост, а потом, забирая у деда газету, выискивал объявления, где родители разочаровавшихся детей продавали вещи в десять раз дешевле, чем в магазине. Мы приезжали на адрес, и отец заставлял меня примерять старые вещи, содержащие следы эксплуатации: грязные пятна, подтеки, потёртости. Один раз мы приехали к мужчине. Он вынес куртку и сказал: “Дорогая куртка, но к сожалению, она нам не подходит”.

“Была ли только в этом проблема,” – подумал я, держа куртку и любуясь большим пятном засохшей крови на воротнике. Забирая куртку обратно, мужчина начал давать советы, как мясник местного магазина: “Замочите в теплой воде, добавьте соли…ложки две столовой, а потом нанесите перекись водорода – лейте много, не жалейте. Она побурлит-побурлит, и пятна как не бывало”. Перспектива ковыряться в солёной воде и пытаться вывести кровавое пятно натолкнула отца на единственно верное решение – поехать домой с пустыми руками. Да, снаряжение было не ново, но это были нужные вещи, и нам приходилось соблюдать дресс-код. Единственной вещью, которая была новой, был мой клинок. Мастер постарался: когда моя ладонь хваталась за рукоять, клинок становился продолжением моей руки. В момент удара я мог закрыть глаза и был уверен, он ударит туда, куда я запланировал.

– Надев последнее рваньё на себя, я всё равно смогу победить тебя, – спокойным голосом сказал я.

Костю словно током ударило. Мои руки, схватившие летящие в меня штаны, с силой прижало к груди. Он сильно сжал губы, а глаза, смотревшие исключительно на меня, отражали злобу и желание быстрее опровергнуть сказанное мною.

– Когда же ты поймёшь, еще две такие поездки, и ты будешь ходить в рванье! У твоего отца опустятся руки, и ваш выбор упадёт до вещей, висящих десятилетиями в шкафу и пожираемых молью. На барахолках будете забирать бесплатно, как подачки. Людям же надо освободить место в шкафу, а выкидывать жалко!

Я молчал. Отец учил меня не обращать внимания на такие вещи:

«Тебя будут задирать, провоцировать. Они будут пытаться достать из самой глубины твоей души другого тебя, агрессивного и не контролирующего свои эмоции. У каждого человека есть своя стена: у одного она ломается от одной едкой шутки, а у второго может выдержать и сто оскорблений. Всё зависит от твоей образованности и восприятия сказанного твоим оппонентом. Держи его под контролем, потому что, когда он выходит наружу, становится жалко смотреть».

– Костя, мне нужно переодеться, у меня осталось мало времени, – большинство детей уже вышло из раздевалки, оставив нас в компании пары зевак, запутавшихся в своём снаряжении. – Сегодня тебе представиться возможность убедиться в моих словах.

Увидев, что сказанное его не оставило равнодушным, я хитро улыбнулся, но скинув правый ботинок, меня настигло полное фиаско. Лицо Кости растянулось в широкой улыбке, брови задрались на лоб, и он уже было начал истерически хохотать, как в раздевалку зашёл мужчина. Прежде, чем закрыть за собой дверь, он подозрительно посмотрел наружу и только потом сделал это. В два шага он приблизился к одному из мальчишек и, наклонившись к нему, начал истерически на него кричать.

– Ты почему еще не вышел? Ах, так ты еще и не оделся? – с каждым новым сказанным словом, его голос повышался пропорционально количеству слов, вылетавших из его уст. – Надевай штаны, немедленно!

– Я не хочу! – на лице мальчика начали наворачиваться слезы, подбородок чуть задрожал и, уткнувшись в колени, он зарыдал.

– Рома, прекрати, ты позоришь меня перед людьми! – он начал дергать его за плечи, пытаясь растолкать и заставить выполнить сказанное ранее. – До распределения осталось пять минут, и ты всё равно оденешься и выйдешь из этой долбанной раздевалки!

Капля пота пробежала по обвисшей щеке мужчины и быстро скрылась в красивом клетчатом шарфе. Он еще ниже наклонился к мальчику и, понизив голос на пол тона, продолжил:

– Мы не можем взять и так просто уехать. Я уже всё оплатил. Если мы встанем и уедем, то я всё потеряю, и нам закроют двери во все другие школы. Я много раз тебе объяснял, как это важно, для меня…и для тебя!

– Не хочу! Отвези меня домой! – Он продолжал всхлипывать после каждой фразы, выводя отца из себя всё больше и больше.

– Нет, ты пойдёшь и будешь стоять до последнего. С опущенными руками или поднятыми – мне всё равно! – он схватился за штаны сына и начал их стягивать силой. – Выпрями ноги!

Мальчик подчинился. Штаны от сильного натяжения подались вперед, а вместе с ними и отец, не рассчитавший свои силы. Он дёрнул так сильно, что спина выгнулась назад и потянула его к полу, он попытался удержаться на ногах, но не смог. Успев сделать только шаг, он завалился, как мешок с картошкой, и продолжал держать штаны.

– Что тут происходит? – зайдя в раздевалку, спросил мужчина в одежде охранника. – Родителям запрещено здесь находиться. Выйдите немедленно, или я буду вынужден заявить об этом нарушении!

– Да-да, я уже ухожу. Мы не могли найти штаны, сынок – раззява, только сейчас вспомнили, где они лежат.

Состроив невинную гримасу, он попытался быстро подняться с пола. Лицо заблестело от новых капель пота, а щеки стали красными за счёт проступивших мелких сосудов, словно варикоз, готовый лопнуть в любой момент и покрыть всё лицо красной паутиной. Встав на обе ноги, он тяжело выдохнул и немного нагнулся вперед. Штаны в руке он использовал как полотенце, насухо вытерев лицо и аккуратно свернув их, как любящий отец, положил в сумку ребёнка.

– Я сказал: переодевайся! – сквозь сжатые зубы добавил он и удалился из раздевалки.

Закрывая за мужчиной дверь, охранник оглядел помещение и, трижды пересчитав нас по головам, сказал:

– Ребята, осталось две минуты до распределения, – его взгляд задержался на мне с Костей. – А вы что рты разинули? Бегом отсюда!

Быстро убрав свои вещи в сумку и забрав всё нужное, мы с Костей вышли из раздевалки. Уходя, я увидел, как из глаз мальчика продолжали течь слёзы, но, несмотря ни на что, он начал стягивать носки и надевать своё снаряжение. Вся эта история произошла удачно для меня. Я сам успел переодеться, не привлекая лишнего внимания, и, самое главное, я избежал разговоров о моём рваном носке.

– Айзек! – сквозь гул толпы прорвался голос отца. – Я здесь!

– Пап, я готов, но рваные вещи я больше надевать не буду. Не зайди этот мужчина к нам, меня бы высмеяли на всю раздевалку.

– Кто-то из родителей видел, как он входил в раздевалку, и позвал охрану. Ты знаешь, это запрещено правилами. Он мог зайти, посмотреть на тебя очень добрыми глазами, а потом подойти и предложить свою помощь: надеть куртку или подержать ботинки. Детская психология и воспитание не смогли бы сказать ему: «Нет, я сам!». Дети всегда соглашаются, они доверяют взрослым и не видят в них опасности, особенно в тех, кто предложил свою помощь. И как только он почувствует твою слабость, найдёт нужные струны, он начнёт разыгрывать свою партию. Спросит, о чём ты мечтаешь, чего бы хотелось получить по окончании мероприятия. Ребёнок начинает всё рассказывать, он в подробностях расписывает свои желания и одновременно жалуется: “Даже если я выиграю, я всё равно не получу этого”. И в этот момент мужчина начинает выступать в роли спасителя, он обещает выполнить твои желания, не все, но хотя бы одно, за маленькую плату!

– Какую, пап?

– Ты должен принять три укола от его ребёнка. Я надеюсь, тебе ничего не предлагали, Айзек?

– Нет, пап, – я попросил его нагнуться и прошептал, – он был очень груб со своим сыном и заставил его переодеться, когда тот хотел поехать домой.

– Ну, это другая сторона медали. На кон поставлено очень многое, я надеюсь, ты домой не хочешь?

– Хочу! Но мы договорились, и от тебя я потребую “маленькую плату”.

Из динамиков, висевших по периметру коридора, раздался знакомый голос: “Раз-раз, проверка связи”. Все родители разом прекратили разговаривать, и в коридоре повисла тишина, а голос из динамика продолжил: “Приглашаю всех зарегистрированных участников и гостей в общий зал на жеребьёвку”.

Послышался скрежет больших, дубовых дверей, обрамленных греческим узором “Меандр”. Они распахнулись, и родители строем начали заходить, держа своих детей за руку. Мужчина, который заходил к нам, вырвался из толпы и стремительным шагом направился к мужской раздевалке. Бормоча что-то себе под нос, он подошёл к дери и, стуча по ней кулаком, начал звать сына:

– Рома… – за дверью молчали. – Рома! Начинается жеребьёвка, выходи немедленно!

– Мужчина, отойдите от двери! – отчётливо произнёс басистый голос.

Накрытый тенью охранник встал во весь рост и с раздражённым лицом двинулся в сторону нарушителя тишины. Послышалось шипение рации: “Балык…Балык…он не вышел…разрешите прекратить спектакль?” Короткое шипение, и охранник в знак одобрения кивнул головой невидимому собеседнику.

– Рома, я заберу у тебя всё, ты будешь наказан…я лишу тебя всего! – не унимался мужчина, продолжая стучать в дверь.

– Мужчина, вы проигнорировали второе моё предупреждение. Ваш сын не готов, и я вынужден отстранить вас от участия!

Его словно ударило током, он подскочил и с призрением посмотрел на человека, смеющего ему что-то запрещать или, тем более, от чего-то отстранять.

– Ты что, слепой? Мы собирались войти со всеми, как вдруг мой сын вспомнил, что забыл перчатку. А по правилам участвовать без перчатки нельзя. Рома! – он продолжал стучать в дверь, пока рука охранника не коснулась его плеча.

– Успокойтесь, я отстраняю вас от участия, вы можете зайти к сыну и забрать его домой.

Кулак замер в сантиметре от двери, так и не бухнув по ней. Рука содрогнулась, но удара не последовало. Разжав побелевшие пальцы, он пару раз хлопнул ладонью по двери и, прислонившись к ней лбом, прошептал:

– Рома, выходи, пожалуйста…

– Я повторяю, – чуть раздражённым голосом начал охранник, – вы можете войти и забрать сына.

С каждой новой секундой надежда на то, что дверь откроется и что его сын выйдет, улетучивалась. Он затрясся. Злость смешалась с чувством безысходности, превалируя над здравым смыслом. Интеллигентный и хитрый человек ушёл, а на его место пришёл зверь, загнанный в угол и готовый защищаться до последнего.

– Что? – закричал он – Ты меня отстраняешь? Да кто ты такой?

Резким движением, не характерным для его пропорций, он схватил своими пухлыми ладонями охранника за грудки. Порвав рубашку в области подмышки, он притянул его к себе и хотел уже что-то сказать, как вдруг руки обидчика занырнули между его рук и с силой раскинули их в разные стороны. Держа две оторванные пуговицы в кулаке, мужчина испугался и уже хотел закончить это недоразумение, сказать: “всё, я всё понял, ухожу”– но сильный удар по голове откинул его назад, расстилая перед глазами белый туман. Не в силах удержаться, он прижался к стене и начал медленно сползать на пол, пытаясь схватиться за невидимый поручень, прятавшийся где-то в воздухе.

– Папа, что с его лицом? – испугавшись спросил я.

Из рассечённой брови сочилась струйка красной жидкости. Пересекая лицо тёплым потоком, она затекла в глаз, а затем, пройдя по складке между носом и щекой, устремилась к краю рта, вызывая сильное жжение и горьковатый привкус. Машинально прислонив руку к лицу, мужчина попытался избавить себя от неприятных ощущений, но становилось только хуже. Оставляя кровавые отпечатки ладони, он растёр кровь по всему лицу, превращая его в подобие куска мяса, состоящего из мякоти с белыми прожилками жира.

Обидчик мотнул головой и, вытерев платком мелкие брызги крови с лица, присел возле мужчины. Окровавленная ладонь замаячила перед его глазами, прося не приближаться и больше не причинять боль. Послышался стон. Рука охранника держала мужчину за запястье, не давая ему испачкать пол и стены, до блеска вымытые перед мероприятием. Протянув вторую руку к шее мужчины, он аккуратно снял красивый шарф, сшитый из дорогих материалов, и приложил его к кровоточащей ране.

– Я сейчас отпущу вашу руку, и вы ей прижмёте шарф к ране, – каждое слово было сказано с секундной паузой. – Вы меня поняли?

Мужчина посмотрел на него пустыми глазами и, не произнеся ни звука, закивал головой.

– Прижмите с силой, а я пока схожу за аптечкой.

Не знаю, сколько я стоял, вывернув шею, но то, что я увидел, вызвало во мне бурю эмоций. В разных ситуациях мы ведем себя по-разному. Почему одни могут себя контролировать, а другие скатываются к первобытному инстинкту? Возможно, отец прав, и у каждого есть своя стена. Только у одних она толстая и сделана из бетона, а у других тонкая и прозрачная, как лист бумаги на свету.

Рука отца потеребила меня, привлекая моё внимание.

– Всё, сынок, пошли, здесь не на что смотреть.

Держа меня за руку, он шагнул навстречу открытым дверям, увлекая меня за собой.

Акустика этого помещения была великолепна. Музыка, игравшая в углу, отражалась от всех стен, создавая объёмный звук. Казалось, что источник где-то возле тебя; ты начинал вращать головой, надеясь увидеть музыканта, игравшего на скрипке, или певца, берущего высокие ноты. Но с каждым движением он ускользал от тебя, не желая быть увиденным. Пение смешивалось с мягким солнечным светом, проникавшим через большие арочные окна, в высоту более двух метров. По сравнению с коридором и раздевалкой, здесь была очень комфортная температура, поддерживаемая кондиционерами по периметру. Со стен на нас смотрели изображения мужчин и женщин, обрамленные в позолоченные рамы. Отец говорит, что это знаменитые люди, но, чем заработали свою славу, он точно не знал. На глянцевом полу виднелись не только отражения посетителей, но и красивая женщина. Выложенная мозаикой, она украшала потолок, добавляя помещению объёма и жизни, а её золотистые волосы поглощали солнечные лучи, освещая зал тёплым светом.

Музыка резко оборвалась. Из динамиков, раздался звук мягкого удара, сопровождаемый резким шипением. На импровизированном подиуме стоял лысый мужчина и проверял настройку звука, ударяя указательным пальцем о микрофон.

– Доброе утро, многоуважаемые дамы и господа, – по залу пробежали редкие аплодисменты, сопровождаемые выкриками приветствия из толпы, – а также их родители!

Присутствующие хором засмеялись, положительно оценивая саркастический юмор хозяина. Он вскинул руки, прося всех успокоиться и дать ему возможность продолжить.

– Я искренне рад всех вас видеть. А особенно рад тому, что с каждой новой встречей, нас становится больше. Но больше не значит лучше. Мы заинтересованы в развитии педантичного общества. Дисциплина должна быть вашим спутником по жизни, – он остановился и окинул взглядом всех присутствующих. – Всё это я говорю вам, дети. Вы – наше будущее. К вашим родителям это не относится. Они алчные и жадные люди, притащившие вас сюда с одной целью – нажиться. Но не спешите с выводами и не судите их строго. Мы все желаем вам добра и нацелены на ваше личное развитие. С малых лет вам выдалась замечательная возможность испытать чувство соперничества, победы и поражения. От многих я слышу: “Я хотел поспать и поиграть”, “Я не хочу никуда ехать”, “Зачем мы туда едем?” – узнаёте себя?

В толпе послышались выкрики детей: “Да, да!”, “А когда домой?”

– Пап, он говорит это каждый раз? – шёпотом произнёс я.

Отец зло посмотрел на меня и прижал свой указательный палец к губам. Приехав сюда второй раз, мне опять пришлось слушать выступление Максима Эдуардовича, пытающегося зарядить нас энергией победителя.

– Вот об этом я и говорю, – продолжил Максим Эдуардович, – отсутствие дисциплины – главная ваша проблема. Но мы исправим это упущение ваших родителей. С каждым разом мы будем становиться лучше, тише и готовыми встретить любую трудность с высоко поднятой головой. Со стен на вас смотрят великие люди, не отступившие от своих идей, не поддавшиеся страхам и соблазнам. Они шли к своим целям, ломая всех…и все препятствия на своём пути, – его голос начинал повышаться. – Посмотрите на них и запомните их взгляд. Теперь у вас, у каждого, должен быть такой же взгляд! Сегодня вы должны посмотреть своему противнику в глаза и задавить своим взглядом! Смотрите и не отводите глаз! Нацельтесь на победу! Подарите себе триумф, а нам – красивое зрелище!

Возле моего уха начали раздаваться монотонные хлопки, перераставшие в целый зал аплодисментов. Отец не стал исключением, он стоял с безразличным лицом и хлопал, как все. Максим Эдуардович насладился своей порцией оваций и снова поднял руки, прося зал успокоиться.

– Более не смею утомлять вас своими нудными речами, – лицо оратора расплылось широкой улыбкой, обнажая нашему виду красивые белые зубы. – Настало время всем участникам получить свой номер!

Под очередные аплодисменты на сцену поднялся телохранитель. Двумя руками он держал большую стеклянную сферу, наполненную белыми бумажками, свернутыми в трубочку. Проходя мимо, он наклонился к Максиму Эдуардовичу и что-то прошептал ему на ухо. Вскинув брови, хозяин помотал головой и жестом руки указал ему на стол. Установив шар в специальное отверстие чуть меньшим диаметром, телохранитель отошёл в сторону, давая понять, что всё готово и можно приступать.

– Дамы и господа, приступим! – он встал позади шара, показывая нам всю честность происходящего, и что никакая подтасовка результатов не допустима.

Поочередно, запуская в него руку, он доставал свертки и называл имена детей. Выговаривая каждое имя с выражением, он придавал особое значение каждому ребёнку, показывая его значимость в сегодняшнем дне. Услышав своё имя, участник должен подняться на сцену и получить свой жетон, висевший на руке телохранителя. Всё было просто и честно: называлось имя и ему присваивался номер в порядке очереди.

– Айзек! Твой номер – пять!

Раздались незаслуженные аплодисменты. Отец посмотрел на меня и кивком головы дал понять, что надо идти. Люди передо мной расступились, и я беспрепятственно пошёл вперёд. На сцене меня подозвал к себе охранник и на расстоянии полуметра произнёс:

– Протяни мне свою руку.

Холодный метал растёкся по ладони. Звенья цепочки заполнили всю её поверхность, образуя подобие пирамиды, наверху которой лежал овальной формы жетон, с выгравированной цифрой “5”. Я сжал кулак и вернулся к отцу.

Максим Эдуардович продолжал церемонию, поочерёдно вызывая детей на сцену. Очередной свиток покинул стеклянный шар, и в воздухе повисла немая пауза. Он немного подумал и продолжил:

– Роман! Твой номер – восемь! – остановив взмахом руки начавшиеся аплодисменты он посмотрел на людей огорчённым взглядом. – Ах, какая жалость. Мне сообщили, что Роман сегодня не сможет принять участие. Он не захотел участвовать в сражениях. Ему не нужны чувства победы и поражения. Он отказался от адреналина, дарующего нам второе дыхание и заставляющего идти до последнего. Он отказался от славы, а его родители не захотели в нём увидеть чемпиона! Такие люди нам не нужны. Они больше никогда не переступят порог моего заведения! И это относится ко всем, кто не будет соблюдать наши правила. На сегодня мы отобрали шестнадцать человек, восемь пар должны были принять участие и даровать нам незабываемые впечатления. Один участник остался без пары, – глаза полные сожаления посмотрели на каждого, – мне тяжело это говорить, но он тоже отправиться домой.

Возмущённые голоса наполнили помещение. Все знали правила, и уже догадывались кто поедет домой. Но толпа не подчиняется законам и не соблюдает дисциплину, она подчиняется только приказам вожака.

– Тихо-тихо…Как все мы знаем, в первом туре пары формируются по чётным и нечётным цифрам. Если у вас чётная цифра и при делении на два, получается чётное число, то для получения номера противника вам нужно вычесть от вашего номера число два. Если при делении на два вы получаете нечётную цифру, то к своему номеру вы должны прибавить цифру два. С группой четных цифр всё происходит по аналогии, только нужно умножать на два. Роману выпал номер восемь, чётная цифра, при делении на два дающая также чётную цифру. Для получения соперника из номера Романа мы вычитаем два.

Послышалось рыдание. Девочка уткнулась в ладони и побежала в сторону дверей. Следом за ней поспешили родители, на ходу поднимая вывалившиеся вещи из рук дочери.

– Они не виноваты в том, что произошло. Мы будем ждать их в следующий раз. Продолжим!

Он вернулся к шару и как ни в чём не бывало продолжил жеребьёвку участников.

– Константин! Твой номер – девять!

Ему не надо было далеко идти. Всё это время он стоял позади Максима Эдуардовича, как и его дочь Татьяна, получившая последний номер на последней бумажке – шестнадцать.

– Да начнётся битва! Участники под номерами один и три, прошу выйти на дорожку. Напоминаю наше главное правило: чтобы победить, вы должны сделать три укола.

Люди начали усаживаться на лавочки, раскинутые по периметру зала. Отец явно нервничал: не отрывая носка от пола, его нога ходила вверх-вниз, увеличивая скорость с каждой секундой. Я положил руку ему на колено, он остановился и обреченным взглядом посмотрел на меня.

– Пап, что происходит?

Глава 4

Маленькая ладонь нежно легла на морду щенка, и резким движением смахнула тонкий слой мокрого снега, скопившийся за пару минут. Закутанный, подобно младенцу, он сидел под курткой владельца и, закидывая голову кверху, издавал протяжный писк. Мальчик ходил между прилавков и рассматривал редких экзотических животных, выставленных на продажу для особых людей, с особыми запросами.

– Чего тебе здесь надо? – сказала толстая женщина, отряхивая снег с полиэтилена, сквозь который виднелась стеклянная клетка. – Иди в свой ряд! Нечего здесь клиентов распугивать своим волосатым зверьём.

– Тёть, покажи ящерку, – я протянул руку и указал на мутный силуэт, видневшийся сквозь плёнку, – пожалуйста! И я уйду!

Языком проведя по губам, она сняла слой красной помады и, подмигнув мне, задёрнула полиэтилен.

На куске дерева сидела игуана. Свет от ламп, служивших обогревателем в клетке, ровно стелился по её спине, сглаживая все неровности и шероховатости чешуи. Маленькие шипы на спине ящерицы указывали на юный возраст; часто, под видом молодой особи, людям продавали старые экземпляры, обещая долгую жизнь и букет необычных ощущений от владения такой рептилией. Я приблизился поближе, хотел увидеть её красивые, необычного окраса глаза, но кусок мутного пластика накрыл клетку, а вместе с ней и ответ на вопрос, мучивший меня весь день.

– А она живая?

– Если я каждый раз буду её показывать всем проходимцам, то до вечера она не доживёт!

– А это мальчик или девочка? – не унимался я.

– Ты сказал, что пойдёшь дальше, вот и иди… Щенок твой живой? – уголки её губ немного растянулись, и вместе с тёплым паром, просочившимся между её золотых зубов, послышался издевательский смех.

Я совсем забыл про свои обязанности. Прижав сильнее щенка к телу, я ощутил движение под курткой – своими лапами он пытался раздвинуть шерстяной платок, плотно стягивающий его тело.

– Не удобно? А что поделать, нам еще минут тридцать ходить, – стряхнув подтаявший снег с его лба, я приподнял его по выше, выставляя свой товар на всеобщее обозрение. Его морда – визитная карточка, привлекающая покупателя своими правильными чертами: нижняя челюсть должна немного выпирать, а лоб с носом находиться на одном уровне. Знающие люди брали щенка и рассматривали его профиль, а обычный обыватель смотрел на его морду, мило улыбался и, теребя за уши, уговаривал свою вторую половинку купить ему собаку.

Продать собаку на морозе было непростое дело. Я выискивал уставших, находящихся в бесконечном споре людей, пытавшихся найти свою мечту, своего нового друга, а для кого-то и своего ребёнка. Шатаясь между бесконечных рядов с продавцами “друзей”, люди мёрзли и хотели побыстрее уехать с рынка, найдя самое выгодное предложение, но порой не самое рациональное. Времени на показы и рассказы было катастрофически мало: обморожение, полученное щенком при длительном пребывании на холодном ветру, приведет к потере чувствительности конечностей. Начнётся гангрена, которая приведёт к гибели. До этого доводить никто не будет, и при первых подозрениях его усыпят. Мы потеряем деньги, а кто-то не получит своего будущего питомца.

– Бульдог! Белый, документы в наличии, купирован! – запел я надоевшую песню, уже довольно подсевшим голосом.

– Ах, какая милая у вас собачка! Вы посмотрите на эту милую мордашку! Милый, давай купим её! – девушка подошла к мужчине и что-то прошептала ему на ухо.

– Эй, малыш, сколько стоит твоя бульдожка? – протягивая руки, спросил мужчина.

– Всего 500, – делая ангельское личико и говоря “всего”, я внушал людям, что цена не так велика, а наоборот, сущие копейки.

– Сколько-сколько!? Возьми её обратно. Пойдём, дорогая, посмотрим, что есть у других продавцов.

Я растянул шерстяной платок, и щенок вернулся на своё место под куртку. Словно вспышка на солнце, тепло обволокло мою грудь, заставляя забыть про холод и вспомнить про свою цель, ради которой я хожу по этому рынку. Молодая пара затеяла спор, говоривший мне о приближении успеха, надо только подтолкнуть их к единственно правильному решению.

– Сережа, мы ходим уже четыре часа и тебе никто не нравится! Ты никого не хочешь из тех, кого хочу я!

– Тот рыжий котёнок у мужчины без…

– У мужчины без руки!? – возмутилась девушка.

– Да! Он понравился нам обоим, разве нет?

– Нет! – она нагнулась в мою сторону и вперилась взглядом в собаку.

– А кот сможет защитить вас от грабителей, проникших в вашу квартиру? – вмешался я в начинавшийся спор. – Кот подаст вам лапу? Принесёт палку?

– Мальчик, не лезь, пожалуйста, – он подошёл к девушке и положил руку ей на плечо. – Пойдём еще посмотрим, у нас два ряда впереди на выбор. Если там ничего не найдём, то вернёмся к пацану. Ты тут будешь стоять?

– Года два назад, – начал я, сменив тему, – мужчина купил у нас собаку. Он долго ходил по рядам и, подойдя к нам, сразу сказал: “Я беру его! Он очень похож на мою первую собаку.” Он взял щенка на руки, поднес к своему лицу и добавил: “Ты вырастешь и будешь как Чико!”

Времена были лихие, и утром обнаружить вскрытую машину было не редкость. Хозяин Чико не был исключением. Отремонтировав замок и вставив новую японскую магнитолу, он решил исключить возможность повторного вандализма и грабежа. Верный пёс ночевал в его автомобиле, даря владельцу спокойный сон и надежду на сохранность семейного бюджета, а днём возвращался домой, где он в кругу семьи вдоволь наедался и отдыхал на своей любимой лежанке.

Когда замок двери начали ломать, Чико вел себя так, как его дрессировали всю его жизнь: если опасность ему и его близким никто не представляет, он должен сидеть и ждать команды. Он молча сидел и ждал. Дверь отворилась и на водительское сиденье села тёмная фигура человека.

Окинув беглым взглядом переднюю панель автомобиля, незнакомец достал нож и начал нежно водить им по пластику, пытаясь что-то нащупать. Лезвие замерло, чуть провалившись в щель между декоративной пластиковой панелью и блоком магнитолы. Резким движение нож погрузился по рукоять, вытесняя наружу долгожданную добычу, ради которой он так долго ковырялся с замком. Пытаясь расшатать магнитолу, незнакомец выплёвывал бранные слова и нервно жестикулировал руками; он перехватывал рукоять ножа, пытаясь подобрать удобную позу. Магнитолу нужно извлекать осторожно, поврежденная техника никому не нужна, да еще может вызвать подозрения у “добросовестного” покупателя. Произнося очередные “лестные” слова в сторону производителя японской аппаратуры, его голос дрогнул. Рычание собаки послышалось так близко и так живо, что он не поверил своим ушам, в которых отчётливо стало слышно биение собственного сердца. Он медленно повернул голову, давая глазам привыкнуть к царившей внутри автомобиля, темноте. Где-то, в глубине его сознания, при виде плоской морды собаки, раздался крик атрофированного инстинкта самосохранения, подтолкнувший его к роковой ошибке.

Прицелившись собаке в голову, нож покинул пластиковые ножны и уже был на полпути, как вдруг резко замер и начал судорожно трястись.

Опережая мысль человека, челюсти собаки, с силой в 12 атмосфер, сомкнулись на испуганной физиономии, вырывая кусок носа и мягкие ткани лица.

Жители дома спокойно спали в своих кроватях, и не могли услышать пронзительный крик, полного ужаса и боли, заполнивший закрытый автомобиль.

Новый рывок и животное уже сидело на ногах преступника. Рука, вскинутая для защиты, сразу угодила в пасть зверя, даря болезненную паузу для принятия решения. Разрывая одежду и плоть, собака продолжала смыкать челюсти, заливая горячей кровью салон автомобиля. Сталь вспорола воздух, затем еще раз; нож достигал своей цели, но собака не унималась.

– Сдохни! Сдохни! – захлёбывающийся крик ужаса, плевками вылетал из разорванного рта жертвы, продолжая наполнять автомобиль и не в силах вырваться наружу. – Отстань… отстань от меня!

Только голос хозяина, знакомая команда и правильный тон, могли остановить мясорубку, в которую он угодил.

Еще удар и лезвие, погрузившись в мясистую грудь собаки, заставило её ослабить хватку и освободить то, что осталось от руки. Выпустив нож, намертво застрявший между рёбер, грабитель сразу же схватился за ручку двери автомобиля и попытался её открыть. Окровавленная ладонь скользила по рукояти, предательски не давай вырваться на свободу и быстрее покинуть этот кошмар. Новая попытка и пальцы уверенно потянули на себя кусок спасительного пластика, распахивая дверь в кромешную тьму. Оттолкнувшись одной ногой от колонки руля, а второй от морды собаки, он вырвался наружу и, упав на спину, оставил раздвинутые ноги лежать на сиденье автомобиля.

Валяясь на асфальте и вглядываясь в покрытый мраком салон автомобиля, его посетила мысль: “Всё, я вырвался и убил эту тварь” как вдруг, из глубины тьмы послышалось хриплое рычание, заставившее вернуться в болезненную реальность.

Зрачки глаз, обожжённых потом страха, расширились, запечатлевая жуткую картинку собачьей головы перед смертельным рывком. Он не хотел верить своим глазам. Рыдая и сплёвывая обрывки мяса и сгустки крови, он просил только одного:

– Уйди! Сука, уйди! Отстань от меня!

Машина пошатнулась, выкидывая наружу мучения и смерть.

Двадцать килограмм мышц взмыли в воздух и, обрушившись всем весом на бедолагу, вгрызлись в пах, разрывая сосуды и плоть. Истошный крик вырвался единым порывом и эхом пронёсся по дворам, вырывая местных жителей из глубокого сна.

С каждой потерянной каплей крови вопль мужчины затихал, растворяясь в булькающем свисте пробитого лёгкого острой сталью ножа.

Выйдя на улицу, люди увидели жуткую картину; в луже крови лежали два бездыханных тела, соединившихся в единый клубок страха, боли и смерти…

Молодые люди внимательно слушали рассказчика и ни разу не влезали в его монолог. Когда мальчик закончил, их лица вытянулись от удивления, смешанного с каким-то недоверием и чувством, что рассказчик приукрасил свой рассказ лишними выдумками.

– Так прям он и рассказывал «в единой массе боли и смерти»?

– Нет, “слились в единый клубок страха, боли и смерти”, – быстро поправил я мужчину.

Он подошёл ко мне, немного прищурился и заглянул в глаза моего щенка.

– Это сука или кобель?

– Это кобель, но у нас есть и суки. Если купите девочку, то сможете вязать её и продавать щенков на рынке, как я!

Мужчина широко улыбнулся и, посмотрев на свою девушку, кивнул ей головой. Она без слов всё поняла и радостно кинулась ему на шею.

– Документы…

– Всё есть, – я перебил мужчину, избегая ненужных вопросов, – всё оформлено, и, обратите внимание на хвост, он купирован.

– Замечательно. Ну, чего застыл? Веди, будем оформлять покупку.

Чувство эйфории переполняло меня и выливалось наружу. Я уже не чувствовал ни холода, ни голода. Осталось продать еще двух щенков, и цель достигнута (а к своей цели я иду уже как год). Еще два клиента, и он будет моим.

Мои родители занимались разведением собак, а точнее плодили английских бульдогов, как кроликов. Это была универсальная порода: компактная, преданная, рациональная и всегда готовая запрыгнуть на диван и всем весом завалиться на своего хозяина, в надежде получить свою порцию ласки. Двадцать килограмм вечно жрущей и пердящей массы, разгуливает по твоей квартире, ища новое место, куда можно примостить свою огромную задницу и проспать весь день.

Дня течки я ждал как подарок на новый год. Это был мой дед мороз, он приходил домой и спрашивал: “Как ты себя вёл, сколько продал щенков? Ого, как много, ну тогда получай свой подарок!” Спасибо течк… дедушка, это лучший подарок в моей жизни! Когда кесарили собаку (по-другому она не могла разродиться, особенности породы), я стоял и считал с замиранием сердца. Каждый пятый живой щенок был моим. В среднем одна собака приносила по пять, но могла родить и девять, а в самые неподходящие моменты – четыре щенка. Самое обидное было, когда она рожала шестерых, двое из которых не доживали до рынка, и я оставался с пустыми руками.

В мои обязанности входило полное сопровождение собаки на всё время выхаживания щенков: мы вставали в четыре часа ночи и держали собаку втроём, пока щенки не наедались и не отлипали от сиськи.

– Женя, держи её задние лапы! – кричала мама, пытаясь удержать голову собаки.

– Мам, я пытаюсь…всё, я зафиксировал!

Я садился рядом и обхватывал собаку за пояс, прижимая задние лапы к своему животу. Если этого не делать, то во время кормёжки она могла резко вскочить и раздавить щенят. В этот момент мама гладила собаку по голове и на ушко ей шептала, что она хорошая девочка и должна вести себя спокойно. Она замирала и дарила нам десять минут спокойствия, необходимых для кормёжки.

Выходя из наркоза, собака не понимала, что произошло и почему возле неё кишат мелкие создания, а десятисантиметровый шрам на животе жутко зудел и его не давали полизать. Осознание, что это её щенки, приходило недели через две. Как только она сама начинала приходить на кормёжку, мы всей семьёй с облегчением выдыхали, и мне больше не приходилось её держать.

Через месяц щенки становились самостоятельными и не нуждались в мамкиной сиське. Им выделялась отдельная комната (моя комната), в которой проходил завершающий цикл их созревания. В перманентном состоянии пол комнаты был устелен газетой, собирающей на себе все отходы от этих милых созданий. На третий день совместного проживания в одной комнате моё обоняние притуплялось до такой степени, что я не мог чувствовать никакие запахи. Просыпаясь под всеобщий вой просящих еды животных, я скатывал газету, пропитанную мочой и устланную тонким слоем щенячьего говна. Со временем набиралась критическая масса отходов, устремляющихся во все стороны и затекающих во все щели. Впитываясь в бетон, моча копилась на протяжении месяца и давала протечку соседям снизу. Они приходили и жаловались на свой загубленный ремонт и непонятный запах, преследующий их по ночам. Всё решалось на месте. Зеленые купюры, переоцененные в лихие года, люди любили больше всего на свете и, при виде них, закрывали глаза даже на жуткие пятна на стене.

Начиная с раннего возраста, мне выдалась уникальная возможность зарабатывать деньги. На руки я их, конечно же, не получал. Мои родители были моим банком. С каждым новым проданным щенком на бой баланс заносилась определенная сумма, а вернее мне записывался проданный товар. Мои желания исчислялись не количеством денег, а в эквиваленте проданных собак. Хочешь игровую приставку – продай два щенка, а если хочешь компьютер – продай четыре щенка.

Так во мне раскрылись предпринимательские способности, и уже через пару лет, с разрешения родителей, в моей комнате был оборудован маленький вольер на три головы. Отныне я сам мог ходить по рынку и выискивал продавцов для заключения выгодной сделки.

Я искал новичков. Измученный вид, синяки под глазами и долбанная улыбка до ушей выдавали их на раз. Они залезли в этот бизнес, не осознавая всей сложности данного процесса: неважно, какая порода – собаку надо было любить, за ней надо ухаживать, щенков надо кормить и выносить тонны мусора. Как только приходило время продажи, люди сломя голову мчались на рынок или давали объявление в газету, надеясь найти своего спасителя, готового купить весь помёт. А по приезде домой они смогли бы набрать полную грудь свежего воздуха, не воняющего собачьими отходами. Но реальность была другой.

Просидев все выходные и не заработав ничего, люди уходят в уныние и разочарование с головой. Продавать и назначать цену надо уметь. Это талант, приходящий с годами. Мама говорит: “На каждый товар есть совой покупатель, но возможно, он еще не родился”. Если вы не в состоянии набраться терпения и дождаться своего покупателя, даже не начинайте. В лучшем случае, вы сработаете в ноль. А в худшем, у вас в квартире поселится новая собака, которая систематически начнёт выедать ваш семейный бюджет, в который вы ну никак не закладывали нового питомца.

Мне всегда нравилось делать первый круг по рынку рано утром. Клизма оптимизма, сделанная новичком в первый день поездки на рынок, к обеду начинает проситься назад, сильно зудя и подталкивая жадно вгрызаться глазами в каждого, кто подходит к его прилавку.

Сегодня был жаркий и очень солнечный воскресный день. Редкий человек отдаст предпочтение душному рынку взамен свежему воздуху близ водоёма на природе. Но я был именно этим человеком. Время подходило к обеду, и пора было действовать. Подходя к очередному манежу, я был замечен. Рыжеволосая женщина, махавшая на себя импровизированным веером, сделанным из книги, резко вскочила и, опрокидывая стул, ринулась ко мне.

– Здравствуйте, здравствуйте! Вы себе собачку присматриваете?

– Добрый день! Ищу себе защитника, – я улыбнулся и сделал очень заинтересованный вид, – расскажите, кто у вас тут лежит?

– Смотрите! У меня здесь два мальчика и одна девочка. Прививки сделаны, все документы на руках… – она сделала важную для меня паузу и добавила, – цены обсуждаемы, я думаю, мы договоримся.

Бинго!

Я наклонился к манежу, манящему меня, как рыбака лунка, каждый раз дарующему надежду поймать что-то уникальное и редкое. Долго общаясь с состоятельными покупателями, ты начинал понимать их индивидуальные принципы и вкусы. Они не хотели обычный торт. Им нужен торт с вишенкой. Собака должна быть не просто с красивым окрасом. На ней должно быть пятно, выделяющее её из общей массы: серый круг на глазу или черный хвост, торчащий, как спиралька из белой задницы. Я увидел одного такого: точно по центру коричневой головы, начиная от носа и заканчиваясь на холке, проходила белая линия, сантиметр в ширину. Когда он подрастёт, эта линия увеличится в размерах и будет напоминать “ирокез панка”. Сейчас это модное направление, и на этом можно будет сыграть при перепродаже.

– Можно посмотреть вот этого щенка?

Я указал рукой на совсем другую собаку, скрывая свою заинтересованность. Я уже понимал, что нужная мне собака – девочка, а цены на девочек гораздо выше.

– Какой сегодня жаркий день, – устало сказала женщина, протирая потные ладони о свои шорты.

– Да, очень жарко! Я уже домой хочу, а родители сказали, что пока не найдём собаку, домой мы не уедем.

Я принял щенка из её рук и начал внимательно рассматривать. Через мои руки прошёл не один десяток собак, и я уже прекрасно себе представлял, как он будет выглядеть через два месяца. Он был хорош. Морда была плоская, как после удара куска пластилина о ровную стену. Хвост аккуратно купирован и не похож на кривой сук, торчащий из дерева. Продолговатые черные полоски пересекали грудь цвета мокрого асфальта и точно попадали на чуть проглядывающиеся рёбра, напоминая акульи жабры. Рисунок был симметричным, и если его правильно преподнести покупателю, можно было неплохо навариться.

– Какой зверь! Тебя мы назовём Форд!

– Какая красивая кличка!

– Мы в нашей семье не называем это “кличками”. Этим именем звали нашего старого пса. К сожалению, недавно его убили, и мы всей семьёй ищем ему замену.

– Убили! Как? – удивлённо спросила женщина.

Я поведал ей душераздирающую историю про собаку, ночевавшую в машине, и грабителя, пытавшегося обокрасть этот автомобиль. История давно уже обросла слухами, и многие люди стали рассказывать похожие истории по всему рынку. Она цепляла своей естественностью и правдивостью, так как данная порода действительно могла совершить такое, и ничего фантастического здесь нет.

Женщина уже была на крючке, так как я ей дал понять, что хочу купить этого щенка. Но надо было посмотреть всех. Я попросил дать мне второго и так же, очень внимательно и с полным интересом, рассмотрел его с ног до головы и сказал:

– А тебя я назову Сэм! Вы будете у меня Форд и Сэм.

– Как я счастлива, что они вам понравились, молодой человек. Сегодня подходил мужчина и тоже их долго рассматривал. Они оба ему понравились, но он сказал, что вернётся чуть позже, когда осмотрит весь рынок. Если вы готовы купить, то я, конечно же, продам вам, но торг будет небольшой.

Враньё. Чистейшей воды враньё. Я следил за ними с самого их приезда, и никто не подходил к этим людям. Она попалась дважды, показав свою слабость и нетерпение. Профессионалы не пользуются детскими сказками про хороших покупателей, которые отошли на пять минут и «вот скоро» должны вернуться. А по поводу торга – еще посмотрим.

Я скорчил лицо в обиженной гримасе и продолжил игру.

– Не хочу лишать кого-то радости в жизни, и, возможно, мужчине они больше нужны, чем нам. На нескольких прилавках мы с родителями присмотрели пару собачек, и цена там хорошая. Вы за сколько их готовы продать?

Духота, вонь собачьих отходов и желание продать всех и сразу, давили, как самая большая ответственность перед всей семьёй за её благосостояние. Ты должен доказать всем, что не ошибся, сделал всё правильно, и у тебя получилось. Тебе все помогали, в тебя верили и поддерживали, и после всего этого ты не имеешь права приехать с пустыми руками

– Если вы купите двух щенков, я готова продать их по 450.

Сложив руки крест на крест, она немного сгорбилась и уставилась на манеж. Её лицо не излучало уверенности, мне показалось что она пожалела, что назвала так много – пожадничала. Эти щенки стоили и дороже, но надо знать, где и когда их продавать, а особенно – кому.

– По 450…ого, – воскликнул я, – они красивые, но на такую сумму мы не рассчитывали.

– А на какую сумму вы рассчитывали? Предлагайте, а мы с мужем подумаем.

– Я точно не знаю, мне надо обсудить это с родителями, да и, возможно, они уже кого-то приглядели. Мне надо пойти, поискать их.

Забирая щенка из моих рук, она выразила в своем лице разочарование и обиду. Она не готова была так просто меня отпустить и, тем более, потерять потенциального покупателя.

– Вы подумайте, я предложу хорошую цену! Приходите с родителями… – её голос дрогнул, – я уверена, мы договоримся.

В двадцати метрах от меня, запуская дымные кольца в воздух, стояла черноволосая женщина. Сделав очередную затяжку, она задержала дыхание и внимательно уставилась на меня, явно чего-то ожидая. Из кармана джинсов я достал платок и тщательно начал протирать им ладони. Заметив это, она быстро затушила сигарету и двинулась в мою сторону.

– О, мам, ты вовремя!

– Женя, я там таких приглядела двух мальчиков! Один вылитый Форд! Пойдём скорее, я тебе покажу, тебе точно он понравится!

Она схватила меня за руку и начала с силой тянуть. Она явно переигрывала, но моя мама любила свою роль.

– Мам, подожди, смотри кого я нашёл! – сказал я, указывая на манеж.

– И кто тут у нас? – она вскользь осмотрела манеж и уставилась на продавщицу. – Фотографии родителей можно посмотреть?

Это был нормальный вопрос. Каждый опытный продавец возил с собой фотокарточки своей суки и кобеля, а кто-то привозил живьём, давая покупателю возможность оценить родительский ген, заложенный в этих щенках.

Женщина растерялась, такого вопроса она не ожидала услышать и сильно пожалела, что не имела при себе таких фотографий. Это был хороший урок, из которого вытекало только одно: “Вернусь домой и наделаю эти чертовы фотографии”.

– Как жаль…сложно кого-то покупать, не видя родителей, – холодно сказала мама.

– Это отличные щенки, – вступилась женщина, – наша сука очень красивая! Мы покупали её у лучших заводчиков, у меня все документы на руках, – она полезла в сумку и достала оттуда кипу бумаг, – вот, посмотрите, пожалуйста.

В маминых руках оказался стандартный набор: дипломы, справки, паспорта, были даже награды. У нас дома шкафы ломились от такого добра. Это всё хлам, которым владельцы собак тешили своё самолюбие, показывая другим, какого чемпиона они купили и вырастили у себя дома.

– Сколько вы хотите за кобеля? – мама указала пальцем на “Форда”.

– 400.

– А если мы купим двух?

Женщина задумалась, перспектива продать двух щенков её явно сильно радовала, но цена и так была уже низкая. Она испугалась спугнуть добычу и начала допускать арифметические ошибки при расчёте прибыли.

– 700.

– Очень хорошая цена…мы запомним ваш прилавок и вернёмся чуть позже.

– Данная цена действует пока вы здесь. Через десять минут мы планируем собираться домой и никого ждать не собираемся.

Мама взглянула на меня и, подмигнув правым глазом, сказала:

– Женя, в любом случае, мы должны всех посмотреть, может нам повезёт, и мы вернёмся и застанем этих людей на месте.

Она начинала переигрывать, и меня это сильно раздражало. Она всегда говорила мне: “Доверься моему опыту, тебе еще долго учиться”. Это был спланированный спектакль, и пришло время моего выхода.

– Мам, я не хочу идти дальше, мне понравились эти щенки, посмотри, – я поочередно начал указывать на каждого, – этот похож на Форда, а вот тот – на Сэма, давай купим их, пожалуйста!

В знак одобрения мамина рука погрузилась в сумку. Она долго что-то там пыталась найти, перекладывая содержимое между собой, потом замерла и радостно достала две зелёные купюры номиналом 500 и уставилась на продавца.

– Сдача будет?

– Нет, мы не привозили с собой, – жадно скинув взгляд с купюр, она посмотрела на мужа.

– Тогда у меня предложение. Мы заберем всех за 1000, и вы спокойно, без собак, поедете домой.

Женщина, ошеломлённая услышанным, растянулась в широкой улыбке и быстро подошла к мужу. Мы не знаем, что она ему шепнула на ухо, но после этого он резко вскочил и медленно двинулся в нашу сторону. Внутри меня всё сжалось, лишь капля пота, пробежавшая по моему лицу, могла выдать мои переживания. Поймаем мы сегодня рыбу, или сорвалось. Еще шаг в нашу сторону, и новая капля пота пересекла моё лицо. Мы молчали, ждали. Он был уже очень близко и не обмолвился ни словом. Остановившись в полуметре от матери и сменив хмурое лицо на хитрый прищур, он вскинул руку и произнёс:

– По рукам!

Глава 5

Заметив свободное место в углу, отец взял меня за руку и потянул.

– Пойдём, там хорошее место, все бои будут как на ладони.

Мы быстро подошли к лавочке и успели усесться на свободные места. Народ быстро наплывал и уже через пару минут вокруг нас всё было занято.

– Пап, что происходит? В прошлый раз ты так не нервничал?

– Послушай…

– Пап?

– Послушай меня! Всё, что было до этого – разминка. Проба пера. Сегодня всё по-другому. На кону более существенные вещи… – он опустил голову в пол и сделал паузу, – репутация, наша репутация! Мы должны показать, что мы -команда! Ты всё сможешь, я знаю! Просто поверь в себя. Ты долго готовился и тренировался: у тебя всё тут, – он выставил указательный палец и очень мягко пару раз ткнул меня в лоб.

– Что-то ты тяжело дышишь, уже испугался меня? – послышались высказывания со стороны дорожки.

– При виде твоего лица все пугаются! На него кто-то сел? – раздался колкий ответ от оппонента.

Такие разговоры совсем не подходили к внешнему виду соперников, участвовавших в столь солидном и почитаемом мероприятии.

Всё обмундирование состояло из вещей белого цвета. Куртка с длинным рукавом сидела неплотно, образуя складки для более свободного движения. Вытянутую руку с оружием украшала перчатка, сделанная из толстого материала, она защищала пальцы рук и предотвращала проникновение вражеского клинка в рукав куртки. Вторая рука оставалась обнажённой и была как балансир; свободно плавая из стороны в сторону, она позволяла сохранять равновесие во время резких движений. Короткие штаны защищали верхнюю часть ног и скрывали ракушку, надетую на пах. Большинство участников предпочитали белые кроссовки, но это, скорее, была прихоть родителей. Вещи покупались по рекомендациям, и никто не хотел рисковать случайной покупкой. Редкий участник мог позволить себе выйти в кроссовках, разительно отличавшихся от общей массы. Скорее, они были или очень дешевые, или, наоборот, очень дорогие.

Сквозь соты защитных очков, сделанных из металла, противники ловили каждое движение, не испытывая дискомфорт от потери обзора. По центру крепилась стальная панель. Согнутая под углом в 90 градусов она защищала нос и выполняла функцию брони на танке – уводила вражеский клинок в сторону. Как и всё снаряжение, очки красились в белый цвет, но со временем зазубрины и выбоины покрывали большую их часть, придавая владельцу угрожающий вид.

Как два белых кота, делящих территорию, противники аккуратно сближались, используя, вместо громкого шипения, нелицеприятные высказывания, а нацеленные в лицо острые когти заменялись длинным клинком шпаги.

Лязг металла отразился от стен.

Краем глаза я увидел, как один из игроков сделал прямой батман, за которым последовал быстрый выпад и чистый укол. Прозвучал звуковой сигнал, и бойцы разбежались в разные стороны.

– Сынок, смотри и запоминай их технику, возможно, тебе придётся встретиться с кем-то из них.

– Пап, нас обучают одним и тем же движениям. Мне только нужно угадать движение, поставить вовремя блок и нанести удар.

– Нет, не надо угадывать. Ты не для того тренируешься год, чтобы угадывать движения противника. Ты должен рассчитать удар, всё спланировать и разыграть поединок по своему сценарию.

Раздался крик.

Участник под номером “1” напирал со всей силой. Пропущенный ранее укол и явное отсутствие опыта вынуждали его совершать необдуманные движения, в надежде сократить разрыв по очкам.

Он быстро приблизился к сопернику и, совершив горизонтальный замах, откинул клинок противника в сторону. Вернув оружие назад, он сделал выпад, но кончик шпаги не достиг своей цели. Номер “3” ловко увернулся от укола и, не дожидаясь, когда номер “1” вернётся в исходное положение, выкинул руку вперёд, нанося укол в шею.

Защита смягчила попадание, но полностью погасить весь удар она физически не могла. Ткань плотно сжалась и со всей силой надавила на кадык, вызывая болевые ощущения и рвотный позыв.

Злобное рычание, полное обиды и негодования, вырвалось наружу, заглушая звуковой сигнал аппарата.