Зельеварка

Глава 1. Талант и рабство.

Все описанное – плод фантазии автора,

любые совпадения случайны.

Промозглый вечер забирался под пальто, слишком тонкое для ранней весны, лизал сырым ветром ноги в коротких ботиках, проникал под воротник и осыпал холодными поцелуями щеки. Меня охватила дрожь. Сидение с восьми до пяти за столом не способствует кровообращению. Ничего, пройду две остановки быстрым шагом и согреюсь. Сегодня у меня не было денег на омнибус, и я с сожалением проводила глазами желто-зеленую двухъярусную карету. Приду в общежитие на полчаса позже, но тут ничего не поделаешь, в кармане грустно перекатывались два последних медяка, остаток стипендии.

Зато ботики починены, куплен небольшой запас круп, за комнату заплачено, и даже есть лимон к чаю! Булочку куплю по дороге. Да я просто счастливица! У многих людей нет и этого.

Привычно отбросила воспоминания об ореховом кексе, разрезаемым руками суровой экономки, расписном эрландском чайнике и душистом красно-коричневом чае, наполняющим белую чашку с золотой каемкой. Папа, блестя очками, воодушевленно рассказывает, как прошел его эксперимент, о том, что он изобрел что-то совершенно новое и гениальное. Его революционной формуле не хватает стабильности, но когда он закончит работу, мы будем купаться в деньгах! Мама купит себе десяток шелковых шуршащих платьев, а мне он оплатит поездку на горнолыжный курорт. Ни к чему искать знакомств на дешевых танцульках! Я достойна самого лучшего кавалера, который, разумеется, сразу оценит меня, как человека и женщину, а не только высокий уровень магии и мое место в первой десятке старшекурсниц академии.

Папа… я привычно закусила губу.

После взрыва, разнесшего наш дом, мы с мамой буквально оказались на улице. Мне хотя бы дали место в общежитии, а ей предложили каморку привратника при большом доходном доме. Мама беспомощно вздыхала и плакала, когда роющиеся среди обломков маги находили что-то целое. Хорошо, что документы и горстку украшений я за неделю до взрыва отнесла в банк. Папа жестко потребовал унести портфель из дома, и я выполнила его приказ, не особо задумываясь над причинами.

Мне было, чем заняться: диплом требовал доработки, куратор был строг и придирчив, я приходила домой только ужинать и спать, не особо вникая в настроения и дела родителей.

Мама так и зачахла в каморке привратника. Честно говоря, мне было неприятно видеть ее потерянной, в слезах, жалкой и плохо одетой. Работать она не умела совершенно, нас обеспечивал папа. Слушать ее жалобы было выше моих сил, я и так отдала ей всю стипендию и денежную помощь, которую мне начислили в связи с потерей кормильца. Форма есть, кормят в столовой академии, я оставила себе сущую мелочь на тетради и гигиенические принадлежности.

Мама сразу же половину отнесла в храм, что вызвало у меня приступ ярости, а на вторую половину купила модный кружевной шарф с мелкими жемчужинками. Кружева! При отсутствии хлеба! Но мама никогда не умела экономить. Хозяйство вела железной рукой домоправительница мури Сильва. У нас был лакей, две горничные, кухарка, садовник. Все они исчезли на следующий день после взрыва.

Только сейчас я поняла, что мы были очень неплохо обеспечены, но мама вечно ныла, что вынуждена себя во всем ограничивать. Она, да и я вслед за ней, никогда не задумывались, на какие средства содержит дом отец. Считали его чудаковатым неудачником, напрасно просиживающим в лаборатории все время. Зато не пьет и не играет, утешала нас мама.

Правда, благодаря его лаборатории и навыкам работы, никакие практические занятия в академии меня не затрудняли. Я знала, как пользоваться стеклянными пипетками, как наливать едкие и опасные растворы, как взвешивать порошки, как толочь и смешивать ингредиенты, как нюхать ядовитые составы. Отец научил. С детства флакончики, шпатели и ступки были моими любимыми игрушками. Я всех кукол кормила собственноручно сделанными зельями из песка и травы. А толстый иллюстрированный атлас лекарственных и ядовитых растений был любимой книгой.

Атлас почил при взрыве, как и вся моя сытая, комфортная, налаженная жизнь. Я почти не помнила два месяца после смерти отца. Меня и маму допрашивали, велось следствие, но я ничего не знала, а мама непрерывно плакала. Отец вел исследования, но какие и зачем? Я ему помогала, когда было время, но чисто механически, толкла, смешивала, кипятила.

Голова была забита мыслями о смазливом выпускнике, стихийнике Тони из нашей академии. Первая любовь, что вы хотите? У нас две девчонки на волнах любви напропускали занятий, академию бросили. Но мне папа строго-настрого приказал учебу не бросать, мальчишек у меня будет много, а образование одно на всю жизнь!

У следователя впервые услышала о «Верена Фармари». Нет, я знала о широкой линейке косметических и лекарственных средств «Верена», но что отец был каким-то образом связан с фирмой, для меня оказалось неожиданностью. Долг отца перед фирмой в несколько миллионов фоллисов заставил меня бессильно открывать и закрывать рот, как пойманная рыба. Боюсь, следователь счел меня туповатой и заторможенной.

Мама умерла через два месяца, и я испытала вместо нового горя – облегчение. Она не смогла бы жить без своего привычного мира, без подруг, музыки, театра, чаепитий, без орехового рулета. Она умела красиво, к лицу одеваться, отдавать приказания слугам и совершенно растерялась, когда вдруг стали приказывать ей. Подруги, высказав лицемерное сочувствие, вдруг оказались слишком заняты, чтоб поддерживать ее.

Мне не хотелось больше слышать ее плач. Привыкнув к собственной ванне, чистому белью, вкусной еде, я привыкала жить в общежитии, мыться в общем душе, спать на грубом белье со штампами академии. Я давилась столовской склизкой серой кашей, и жалости на мать у меня не оставалось. Мне надо привыкнуть, учиться и работать, чтоб отрабатывать долг отца.

Сотрудник фирмы «Верена» встретился со мной, с удовлетворениям отметил мои успехи в зельеварении и алхимии, и щедро предложил рассрочку долга на пятьдесят лет или на двадцать. Начать отрабатывать могу прямо сейчас, с неполного дня. Фактически, пожизненное рабство!

Маму похоронили, как нищенку, за счет муниципалитета, на бедняцком кладбище, в простом сосновом гробу. Ни храмовники, поживившиеся за ее счет, ни многочисленные подруги не появились в тот день.

Мне оставалось доучиться полгода; я сжала зубы и стала учиться. Как же я была счастлива раньше! Я просто этого не понимала. Разошедшийся шов на платье, опрокинутая котом чернильница на домашнее задание… какие это были мелочи! Мне не приходилось думать о завтрашнем дне, меня всегда ждал дома обед, за одеждой и обувью следили горничные. Я могла купить все, что мне понравится. Два раза в месяц на дом приходил мастер причесок и маникюрша. Мама всегда готова была взять меня с собой в гости или театр, но я всячески увиливала, потому что мне это было неинтересно. Мама сожалела, что я уродилась в отца, такая же практичная, грубая и простонародная. Она мечтала о воздушной феечке, которая парит в искусстве, не оскорбляя ног земными материями. Конечно, мне оплачивали уроки танцев, музыки и пения, но талантами в этих областях я не обладала. Рисовала, как без навыков рисования описать новое растение? За красотой я не гналась, но мои рисунки были очень точными, а схемы плетений я могла чертить с закрытыми глазами без угольника и транспортира. «Технический чертеж», – сказал приглашенный мамой художник, и ее надежды хвастаться талантами и фантазией дочери в очередной раз рухнули.

Папа обещал оплатить аспирантуру, теперь же научная карьера для меня была недостижима, вряд ли руководство фирмы согласится, чтоб я продолжала образование.

После занятий я приходила в отдел фасовки, развешивала мазь из огромной бадьи в маленькие баночки, или закручивала порошки в пергаментные листочки. Работа была нудной и однообразной, все фасовщицы сидели за длинным высоким столом и сосредоточенно работали, успевая разве что переброситься парой слов.

Я с тоской думала, что жалованье фасовщиц самое низкое, равное жалованью уборщиц, и при таком раскладе мне придется не пятьдесят, а сто пятьдесят лет вкалывать на фирму. Как отец мог задолжать так много?

Сегодня девушки были особенно оживлены, и все время смотрели на одну, рыжую Марту. Ее волосы были убраны под косынку, а серая мантия испачкана несмываемым пятнами. Я сделала выводы, что она либо косорука, либо работает дольше всех, а фирма экономит на спецодежде.

– Ну как? – спросила черноглазая Лали, чуть не подпрыгивая на стуле.

Марта фыркнула.

Я подняла усталые глаза от ступки, где растирала вонючие корни пиона.

– Один гран1 никто не заметит, а мне – целая склянка редкостного крема! – похвасталась Марта, показывая маленькую баночку.

– Дай понюхать! – ее обступили остальные. Восторженные вздохи заполнили фасовочную.

– Не суйте свои грязные пальцы! – сурово сказал Марта, закупоривая склянку. – Загоню крем за сто фоллисов, не меньше!

– Что это такое? – с любопытством спросила я.

– Это крем на основе яда тропических сороконожек, он моментально подтягивает морщины! В аптеках он продается по двести фоллисов!

– То есть, ты весь день недовешивала по грану, чтоб выкроить чуть-чуть себе? – уточнила я, не веря услышанному.

– Лучше недовесить, чем перевесить! – засмеялась Марта.

А у меня вдруг взвыл пустой желудок, вызвав смешки девиц. Мне жалованье не платили. Сто фоллисов! С ума сойти! Можно три месяца прекрасно питаться! Раньше я бы потратила сотню дня за три, и даже не задумалась бы.

– Я старшая, мне доверяют ценные составы, – похвасталась Марта. – Вот сто склянок с кремом, как и было рассчитано технологом. А сто первую я положу поглубже. Жалко, что не получу полную стоимость, нет лишней этикетки, и печать маг ставит на всю партию сразу. Но кому нужно, на отсутствие печати не посмотрит.

– Но ведь это нечестно!

– Пф-ф! Тут для веса чего только не добавлено: и крахмал, и ланолин, и тальк, масло какао, так что граном больше, граном меньше, никто не заметит. А ты помалкивай, а то у тебя в кармане найдут что-нибудь ценное! Поняла?

– Мы всегда что-нибудь берем, – кивнула Лали. – За такое жалованье они закрывают глаза на подобные мелочи.

– Ты тоже взяла что-то?

– Десять порошков от головной боли для мамы, – пожала она плечами. – Глупо идти в аптеку, когда лекарство проходит через твои руки.

– Да у нас у каждой своя аптека дома, – хихикнула Марта.

– А я слышала, что в аптеках разворачивают наши порошки, вмешивают до половины веса сахарной пудры или мела, и снова расфасовывают, – сообщила Агата, полненькая хохотушка, прибирая свое рабочее место.

Я была шокирована. В академии много говорили о сертификатах качества, проверке лекарств и зелий. Фальсифицировать препараты преступно!

Звонок окончания рабочего дня заставил всех подскочить. Раздевалка, снять рабочую мантию и фартук, переобуться, при выходе показать раскрытую сумку и личный жетон охраннику, дождаться, пока он лениво взмахнет кристаллоискателем и выйти на улицу, под моросящий дождик.

Здание «Верена Фармари» простиралось на целый квартал, совершенно не украшая его. Голые серые стены, зарешеченные окна с матовыми стеклами. Будто тут работают преступники, а не дипломированные зельевары и алхимики. Надеюсь, после диплома меня переведут в другой отдел, и мой долг начнет уменьшаться намного быстрее.

Два медяка, если подумать, это совсем не плохо. Это сдобная булка-улитка и стакан молока на ужин.

Еще надо написать эссе для профессора рунистики, решить десять задач по магмеханике, что-то еще надо было по ботанике нарисовать. Я закрыла глаза и застонала. Старая сушеная вобла, профессор травоведения мури Эванс, всегда относилась ко мне предвзято, с первого курса. Не знаю, чем я ей не приглянулась.

Холодный ветер не располагал к неспешной прогулке, я быстро перебирала ногами, стараясь скорее добежать до ворот академии.

Рядом взвизгнули шины, и блестящий темно-синий магмобиль затормозил у обочины.

– Эй, красотка! – крикнул мужчина из окна.

Я вжала голову в плечи и перепрыгнула через лужу. Нашел красотку! Права была мама, мужланам абсолютно неважно, как ты выглядишь. Исхудавшая, бледная, с темными кругами под глазами, я могла бы играть в любимом мамином театре привидений без грима. А с небольшим гримом – и поднятых мертвецов не первой свежести.

Вот пальто было из прежней жизни, дорогое, кашемировое, и ботики совсем не выглядели чинеными, я старательно замазывала латку гуталином каждое утро, чтоб хотя бы сохранить видимость респектабельности. А раньше я бы просто приказала их выкинуть, поехала на Пшеничную, к мастеру муру Уртадо, гению сапожного дела. И не посмотрела бы, что новые ботики стоили бы сорок пять фоллисов, а то и все шестьдесят.

– Девушка! Ну, куда же ты?

Я и не заметила, что нахал обогнал меня, а теперь воздвигся на тротуаре. Широкая грудь в распахнутой кожаной куртке, подбитой коротким серебристым мехом, возникла перед моим носом. Ему-то тепло!

– Пойдем поужинаем, приглашаю!

Я не поднимала глаз и решала, с какой стороны его лучше обойти, справа или слева. Слишком широкоплечий, не стоит рисковать. Крутнулась на каблуках и бросилась назад. В два прыжка перескочила улицу и ввинтилась в узкий, извилистый, как кишка, темный переулок. В первый день моей работы я тут заблудилась, зато точно знала, что он выведет меня к городскому парку, а там и до академии недалеко.

Подскальзываясь на кучах отбросов, перепрыгивая через вонючие лужи, я пролетела переулок за две минуты. Оказавшись на чистой улице, тут же тщательно осмотрела пальто, не мазнула ли где полой по плохо оштукатуренной стене. Ботики придется мыть и чистить, но вроде бы к подошве ничего подозрительного не пристало.

По улице неспешно прогуливались горожане. Плотно поужинавшие мужчины не застегивали своих плащей, а дамы кокетливо кутались в манто. Горели огни многочисленных кафе и магазинов.

Когда-то я бы тоже без колебаний толкнула дверь кондитерской и спокойно заказала бы кофе с пенкой и корзиночку со свежими ягодами. Или вон тот воздушный эклер… наша кухарка пекла замечательные эклеры. Рот наполнился слюной. С ума сойти, семь с половиной фоллисов! Атрибуты роскошной жизни стоят намного дороже необходимых вещей. Я побренчала медяками в кармане, напоминая себе, что моя нынешняя жизнь не предусматривает походов в пафосные кондитерские. Но что за жизнь без пирожных?

– Вот ты где! – меня крепко ухватили за рукав.

– Пустите! – задергалась я в крепкой хватке.

– Что ж ты пугливая такая? Я же сказал, поужинаем, угощаю!

– Поужинаем, ночью рассчитаюсь, утром позавтракаем и попрощаемся? – прищурилась я, поднимая глаза.

Глава 2. Сытость и слабость.

У гада, вцепившегося в мой рукав, не только куртка была добротной и красивой. Он и сам был очень, очень неплох. Крепко сшит и ладно скроен. Не хуже куртки точно. Каштановые кудри, явно подстриженные хорошим мастером, якобы небрежно обрамляли мужественное загорелое лицо. Зеленые, как крыжовник, глаза смотрели нагло и весело. Черная рубашка, узкие брюки, заправленные в мягкие сапоги, все подчеркивало ладную фигуру незнакомца.

Почему так несправедлива жизнь? У меня ресницы жидкие и светлые, а у него черные, пушистые и длинные? У меня губы узкие и невыразительные, а у него – будто изваянные резцом великого скульптора, прихотливым изгибом лука? Менее талантливый скульптор такого бы не смог создать. Сильная шея, маленькие аккуратные уши.

– Так я гожусь для ночных расчетов? Я не возражаю против твоего плана, – он наклонился, обдав меня запахом своего парфюма. Принюхалась привычно, раскладывая аромат на составляющие. Чайное дерево, мускус, апельсин, табак и розмарин. Дорого и вкусно.

– Нет, – грубо ответила я, вырывая рукав из захвата. – Вы меня спутали с ночной фиалкой.

– Но поужинать нам это не помешает? – улыбнулся наглец.

Сытый, разодетый, уверенный в своей неотразимости. У нас на курсе полно таких королей, безоговорочно верящих в свою исключительность и неотразимость. Когда я из домашней девушки с неплохим приданым стала стипендиаткой и поселилась в общежитии, они тоже подкатывали, чтоб «помочь» освоиться. Этот хуже, потому что старше и опытнее. Наверное, он с точностью до часа может сказать, сколько я не ела досыта. Академическая столовая не давала умереть с голоду, но и только.

Я посмотрела на него с такой ненавистью, что он шагнул назад.

– Малютка, ты что? Кто тебя обидел? – тут же стал серьезным приставала.

– Отстань! – рявкнула я. – Тебе на Каштановый бульвар, там найдешь собеседницу! Оставь меня в покое!

Не слушая больше, я развернулась к парку и пошла вперед, пылая негодованием.

Из-за негодяя опоздала к закрытию крошечной булочной на углу академии и уныло полюбовалась навесным замком на двери. К закрытию хозяйка отдавала хлеб и булочки за полцены, к вечеру там обычно собиралась небольшая очередь из неимущих студентов. Значит, сегодня на ужин только молоко.

Я проскользнула в ворота, предъявив значок академии.

Как никогда, мне было голодно, холодно и одиноко. Я так устала от одиночества. А этот повеса… он бы меня не обидел. Просто использовал бы по назначению. Может, он любит девушек в беде. Горячая ночь стоимостью в ужин – это очень выгодный тариф. Поэтому профессионалки ненавидят бедных девушек. Они демпингуют цены, когда надоедает голодать и важничать. Дурочка будет стараться, надеясь на новую встречу, не подозревая, что утром он даже не будет помнить ее имени. Откуда я, милая домашняя девочка, знаю о такой гнусности? Так в моей группе разные студентки учатся, наслушалась. Учиться лучше на чужих ошибках, чем на своих.

Молоко, оставленное на подоконнике, скисло. Стазис-ларь в студенческой комнате предусмотрен не был. Простоквашу съесть побоялась. Мне завтра учиться и работать, вдруг расстрою желудок? Раньше я такого не пробовала. Хорошо, что соседок не было!

Бесплатного места в общежитии мне не досталось, их расхватывали в начале учебного года, пришлось взять платную комнату, но зато я в ней жила одна. Половина стипендии стоила того. Никто не лез с утешениями, разговорами или просьбами о помощи. Я была лучшей на курсе. И не могла понять, что такого сложного в алхимическом ряду элементов, почему я могу это выучить и помнить, а другие – нет? Когда меня просили что-то объяснить, я искренне недоумевала, что там объяснять? Нет ничего проще и логичнее зельеварения!

Восемь правил, четыре основных закона и не больше двадцати исключений. Набор ингредиентов сам говорит о способе приготовления и применении готового средства! Это же элементарно! Водные зелья – настои и отвары, спиртовые – настойки и экстракты, твердые формы – мази, свечи, пилюли, драже, гранулы. Листья настаиваем или завариваем, корни и клубни толчем, варим или делаем вытяжку, твердые средства, опять же, толчем, растираем и добавляем в микстуру или мазевую основу, если не прописано употреблять в сухом виде. А сборник целительских рецептов – это просто… как поэма! Там каждое средство, как слово, которое нельзя выкинуть из строки, но можно заменить, и оно зазвучит по-другому. Я его весь наизусть выучила еще на первом курсе.

Меня считали зазнайкой и выскочкой. Неудивительно, что подруг в академии я не завела, да мне это и не нужно было, когда у меня был свой дом.

Правда, профессор стихийной магии, мур Хрисаор однажды сказал, что для зельевара или артефактора абсолютно нормально ощущать свой материал кожей, у них это в крови, так же, как желание комбинировать и экспериментировать. В то время как для мага-стихийника совершенно естественно наслаждаться своей стихией, проверяя мир на прочность. Вообще-то зельеваров, артефакторов и бытовиков стихийники тихо презирали, считали слабосилками. Такой мощный поток, как могли выдать стихийники, никто не мог выдать. Очень они любили мериться то огненными пульсарами, то водяными смерчами, и часто увлекались. Моего уровня хватило бы для поступления на стихийный факультет, но я не захотела. Училась со слабосилками. Естественно, меня не любили: где другие пыхтели и потели, я одним касанием достигала результата.

Зато у них вырабатывался контроль и умение тонко работать имеющимися силами. Никто из слабосилков не выгорал, исчерпав свой резерв, они его очень точно ощущали, в отличие от стихийников. Это у них то густо, то пусто, а у нас стабильно. Меня папа стал учить контролю раньше, чем я начала ходить. Каждый год пара-тройка студентов-стихийников попадала в лечебницу с диагнозом «тотальное необратимое магическое истощение». Зато было над кем потренироваться будущим целителям. Толку не будет, а навредить больше, чем они себе навредили, сложно.

Как-то один из недоучек, обладавший ранее приличными силами, упрекнул целителей в том, что они бесполезны, ибо не могут восстановить его утраченный резерв. Так-то резерв неплохо восстанавливался хорошим питанием, сном, близостью с сильным магом. Но не при тотальном схлопывании ядра при разрыве оболочки. Там было просто некуда сливать силу, это как решетом черпать воду.

– А элементаля тебе на палочке не принести? – огрызнулась тогда третьекурсница-целительница.

Я присутствовала при этой сцене и тогда решила, что в целители не пойду, хотя раньше подумывала. Чтоб меня вот так каждый выгоревший маг считал ненужной ветошью, унижал и оскорблял? Это незаслуженно и обидно. Зато зельеваров все уважают и ценят.

Артефакторика давалась мне слишком легко, она была еще точнее и правильнее зельеварения, мне даже учить ничего не надо было, я видела схемы внутренним взором и легко могла найти ошибку, починить или разобрать почти любой артефакт. Поэтому моим выбором стало зельеварение.

Надо создать зелье, отбивающее аппетит, подумала я под тонкие трели пустого желудка. Пришлось выпить два стакана воды, чтоб он заткнулся и не мешал заснуть.

Зато вставать пришлось с рассветом, чтоб нацарапать эссе по рунистике и решить задачки по магмеханике. А профессор Эванс меня все равно не любит и прицепится, невзирая на то, сделаю я домашнее задание, или нет. Теперь у нее хотя бы повод будет поругаться.

У дверей столовой я была в числе первых и постукивала ботиками друг о друга, грея зябнущие руки в рукавах пальто.

– Оголодавшие! – как всегда хмуро приветствовала нас заспанная повариха, распахивая дверь.

Кашу я не любила никогда, но деваться было некуда. Съела, и ложку облизала. И жидкий чай выпила, только цветом намекающий на отдаленное сходство с настоем чайного листа. Вонял он сеном с отдушкой грязных носков, а не чаем.

Зато вчерашняя голодовка сберегла мне два медяка! Я их вчера не потратила. Сегодня мне обеспечен ужин. Из-за работы в «Верене» я пропускала ужин в студенческой столовой, что вызывало горькие сожаления. Но жестокие начальники вряд ли бы отпустили меня раньше на два часа под таким ничтожным предлогом, как соблюдение режима питания.

Рунистика пролетела, как миг, магмеханика тоже, а на ботанике мури Эванс предсказуемо прицепилась, хотя мой сбор от запора был сделан совершенно правильно. Тертой коры крушины половина веса, крапива – две трети, тысячелистник треть. В неистовство ее привело то, что половина группы спутали жостер и крушину. Еще бы с черемухой спутали, бестолочи. Отличия жостера от крушины ей перечисли! Да все разное!

Жостер куст, крушина дерево, у жостера листья супротивные, у крушины очередные, у жостера плоды сначала зеленые, потом черные, ягода с 3-4 косточками, у крушины костянка сначала красно-бурая, потом фиолетово-черная. У крушины ягоды ядовитые, у жостера ядовиты только зеленые, незрелые. Препараты, кроме слабительного, еще слегка мочегонные, улучшают пищеварение и обмен веществ.

Вот его в зелье от аппетита надо! К вереску, мяте и укропу.

Укроп, кстати, для украшения блюд используется вовсе не для возбуждения аппетита, а совсем наоборот. Дамочки зелье от ожирения будут расхватывать. И сделать его нужно на легком сиропе, точно! Будет тогда не слишком горько и даже приятно. Такой травянистый, мятно-укропный привкус. Я быстро записала придуманный состав на листке, и с нетерпением стала дожидаться конца опроса, чтоб приступить к практической части. Работать придется в темпе, чтоб успеть сделать и то, что требуется по теме, и то, что хочется сотворить. Вот если бы его еще продать удалось! Хоть за пять фоллисов! А лучше десять!

Мури Эванс кружила над лабораторией, как стервятник, высматривая огрехи в изготовлении. Двоих девчонок уже выгнала из кабинета, и теперь стояла за моей спиной, напряженно дыша. Ха! Рука моя тверда и нервы, как канаты!

– Вот, мури Эванс, – я радостно предъявила светло-желтый настой в треугольной колбе.

Профессор поджала губы, посмотрела на свет, окунула анализатор в зелье и скривилась.

– Перелейте во флакон темного стекла с притертой пробкой! – она указала на лоток с корявой надписью «Для целителей».

Я улыбнулась: мое зелье признали годным к использованию! После зачета моей работы профессор потеряла всякий интерес к занятию и углубилась в журнал «Бюллетень Королевского ботанического сада».

Я потерла руки, приступая к новому зелью.

К концу занятия на лотке сиротливо стояли три флакона со слабительным. А должно было стоять пятнадцать. Остальное было безжалостно раскритиковано и вылито мури Эванс. А карман моего рабочего фартука оттягивал флакон с новым зельем «Антижор». Надо ему будет придумать какое-нибудь благозвучное, красивое название. «Секрет тонкой талии», например. Или «Стрекозиное крыло», чтоб было возвышенно-непонятно. Дамочки из маминого бывшего круга оценили бы и заинтересовались.

После более, чем скромного обеда (жидкий овсяный суп и капустный салат), уныло побрела на работу. Нет, если бы меня официально приняли в «Верену» и платили жалованье, я бы бежала бегом! У нас многие мечтали там работать. Не надо арендовать лавку, покупать лицензию, не надо сертифицировать зелья, не надо проводить инвентаризации, терпеть проверки гильдии и магнадзора, мешай себе стандартные зелья с восьми до пяти и получай ежемесячно конвертик с известной, но все равно приятной суммой. Тоже стандартной. А так… до чего все-таки громадная сумма! Мне придется отрабатывать ее до старости. Значит, и спешить некуда, решила я.

– Сегодня выплата жалованья!

Девчонки были сегодня гораздо более разговорчивыми и веселыми. Со вкусом обсуждали, на что потратят денежки. Зато Марта отличалась мрачностью и багрово-фиолетовым кровоподтеком на половину лица. На участливые расспросы она злобно огрызалась, но по оговоркам выяснилось, что крем продать удалось, а порадоваться фоллисам – нет. Ее дружок наложил лапу на неправедно нажитые денежки и поколотил за утаивание доходов. Откуда бабе знать, как тратить деньги? Мужик знает лучше, как приумножить достояние! Половину он поставил на бегах, а вторую проиграл в карты. Не досталось Марте нового платья и сережек, одни колотушки. Это же она виновата, что он проиграл!

– Хочешь, я тебе намешаю зелье от синяка? – я оглядела стол.

– Как ты его смешаешь? – буркнула Марта.

– Академию в этом году закончу. Умею, – коротко ответила я.

– Делай! Если поможет, я тебе пять фоллисов заплачу! – оживилась Марта. – Сегодня танцы в «Весёлом гусе», а у меня лицо неподходящее!

– Да в «Весёлом гусе» таким лицом никого не удивишь, – захихикали девчонки. – Самая праздничная расцветка!

– Лали, взвесь крахмала пятьдесят гран, – попросила я. – Агата, пять капель лавандового масла выделишь? Еще мне нужна петрушка, лук, сок алоэ и капелька уксуса.

Лук я растерла с уксусом, добавила кашицу из петрушки, загустила крахмалом. Лаванда отобьет запах лука, и вообще, успокаивает ткани, снимает отеки и дезинфицирует. И капельку магии. Полученной светло- зеленой мазью я щедро намазала пострадавшее лицо Марты и завязала рединкой, чтоб не высыхала.

– Ну? – при звуке вечернего звонка подскочили девчонки.

Я развязала рединку и повела Марту умываться за стенку к умывальнику.

– Что? – занервничала Марта, когда ее встретили тишиной. – У меня что-то не так?

– Все так, – Агата сунула ей карманное зеркальце.

– Вроде не болит совсем, – Марта уставилась в зеркальце и замерла.

– Венди, как ты это сделала?! – тряхнула меня Лали. – Это же просто чудо какое-то!

Отек спал, щеки стали одинаковыми, а желтоватый след выглядел, будто синяку две недели. Хватит пудры, чтоб стало совсем незаметно.

– Да ничего не чудо, обычная мазь, – отмахнулась я.

– Венди, дай рецепт!

– Да вы же все видели, совсем не сложно сделать на обычной кухне, – тут я слегка покривила душой, капельку магии надо было добавить в нужный момент, когда мазь еще не трещит под пестиком, но уже достаточно однородна. Но папа всегда говорил, что рецепт продать можно, а секрет будет кормить тебя долгие годы.

– Пойду сегодня на танцы, найду кавалера и непременно наставлю рога Келу! – горячо пообещала Марта. – Держи пять фоллисов! Я держу слово!

Отказываться не стала. Деньги мне нужны.

Пиршество закатила в рабочей столовой на углу Кипарисовой и Зеркальной. В подвальчике, выходящем сразу на две улицы, жарили мясо, крутили домашнюю лапшу, рубили фарш для пирожков. Сытно и недорого, для тех, у кого большой аппетит и тощий кошелек. Сегодня я наемся! Сизый чад и аромат жареного лука раньше отпугнул бы меня. А теперь закажу миску лапши с курицей, миску фрикаделек с зеленым горошком и два, нет, четыре пирожка с мясом! Меня никто не трогал, тут не было принято отвлекать людей во время еды, все поглощали пищу жадно и молча, не таращась в чужие тарелки.

На пирожки не хватило места, я попросила их завернуть с собой. Даже пот выступил, отвыкла так наедаться. Сыто отдуваясь, с промасленным пакетом выбралась на улицу. Чтоб упереться носом в знакомую куртку с серебристым стриженым мехом. Это показалось мне таким смешным, что я захихикала. Куда не пойди, везде он!

– Малютка, что с тобой? – озабоченно спросил голос.

– Ничего, я просто сыта! Впервые за долгое время! – я рассмеялась и икнула.

– Тебе в академию?

Я икнула и кивнула. Привалилась к теплому меху, глаза неудержимо слипались.

Глава 3. Пропавший диплом.

Мне было тепло. Уютно и мягко. Это и заставило меня встрепенуться. Где вы видели уютную и мягкую кровать в общежитии? А если я не там, то…

Я лежала на заднем сидении магмобиля, мои ноги укрывала знакомая куртка, а под головой лежал свернутый плед. За окнами виднелись ворота академии.

– Который час? – испуганно пискнула, опуская ноги.

– Ты спала сорок минут, – отозвался с первого сиденья голос.

– Я что, потеряла сознание? Я не нарочно! – как в романах, свалиться под ноги спасителю, фу!

– Детка, сколько ты не ела, чтоб так опьянеть от еды? – мужчина обернулся ко мне, отложив газету.

– Простите, – не знала, что меня так развезет!

– Меня зовут Кристофер. Кристофер Ланце.

– Венди, – буркнула я. Гвендолин, но полное имя меня раздражало. А фамилию после взрыва и газетной шумихи вокруг исследований отца вообще старалась никому не говорить. Противно было смотреть на понятливо- сочувствующие, а то и злорадствующие лица.

– Очень рад знакомству.

– А я не рада. Спасибо, что не дали упасть лицом в грязь и все такое, но мне надо идти. – Я дернула дверцу, открывшуюся, к моему облечению. – Мои пирожки!

– Держи твои пирожки. Я на них не посягнул! – радостно улыбнулся новый знакомый. – Хотя весь измучился от запаха! Такую жертву с моей стороны необходимо компенсировать! Как насчет свидания? Маленького? Крохотного? На чашку кофе?

– Я работаю и учусь, у меня времени на кофе нет. Спасибо и прощайте! – неуклюже выбралась из мобиля.

– До скорой встречи, неприступная девушка Венди, – отозвался наглый красавчик. И имя у него наглое и красивое. Ему подходит.

Я вынуждена быть неприступной. Я одинокая, беззащитная, нищая, и стоит только дать слабину одному, как кинутся все, моя репутация будет растоптана, меня выгонят из общежития… нет, таких ужасов лучше не воображать.

Воскресенье – выходной. Вставать все равно пришлось рано, чтоб посетить столовую, пропускать завтрак не стоит. Пирожки сделают скудный завтрак роскошным, а еще парочку съем попозже с чаем, пока буду делать уроки. Надо подчистить все хвосты, подготовиться к занятиям. После обеда планирую заняться дипломом. Не нравится мне последняя серия первичных испытаний. Зелье концентрации «Недремлющее око» достаточно сложное и дорогое, я заменила привозные листья гингко распространенными местными растениями, фактически сорняками: бакопой2, баранцом3 и некоторыми другими. Все шло очень неплохо. Куратор достаточно мне доверял, чтоб разрешить испытывать зелье на добровольцах.

Первыми попались отстающие первокурсники, надеющиеся, что готовность служить науке поможет им пережить учебу. И в этой группе все получилось отлично! У них за месяц повысилась успеваемость, мы отметили повышение работоспособности, укрепление памяти. Кое у кого даже интерес к учебе прорезался.

Вторую партию куратор пристроил ночным рабочим на фабрику, и там зелье тоже показало достоверные результаты. А третью партию куратор обещал протестировать на военнослужащих, и у меня до сих пор не было никаких сведений об испытаниях. Я подозревала, что ценное зелье попросту не дошло до солдат: престарелые, впавшие в маразм генералы все растащили.

Последнюю партию я варила с использованием львиной гривы, тоже мох, он же «Грибная лапша» или «Дедова борода», как раз аспиранты-ботаники притащили из леса несколько плодовых тел. Мури Эванс со слезами на глазах отдала мне одно, самое маленькое. Но против профессора Лари́ма она и пикнуть не смела.

И вот это зелье у меня вызвало сомнения. Не должны были тонкие нити гриба раствориться совершенно бесследно в спирто-эфирной смеси. Мне просто нечего было отжимать после экстракции! И грибом даже не пахло. Какая-то опалесценция и муть. Кто-то испортил мое зелье!

В лаборатории всегда суетится огромное количество народа, но свои колонки и колбы я закрывала в именной ящик, как все дипломники-зельевары. Хоть самой в лес собирайся за новой порцией гриба! Он, кстати, съедобный и очень вкусный. А у меня еще клубни родиолы розовой под роспись получены, шесть штук. Скорее бы сделать вытяжку!

Не заметила на нервах, как смолотила все пирожки, и определила это только, нашарив рукой мятую промасленную бумагу.

Побежала в лабораторный корпус зельеваров, как и планировала, после обеда. Перед дверями стояла охрана, и взволнованная стайка старшекурсников колыхалась, как прибой.

– Что, Венди, каюк тебе пришел? – крикнул самый противный одногруппник, прыщавый Дэн Мортиг.

– Взорвался твой ящичек, тю-тю! – добавил его дружок, долговязый Крейми Брунн. – Пошла по стопам отца!

– Не ваше дело, – процедила я, пробиваясь вперед.

– Гвендолин Хайнц? Проходите!

Сердце тревожно заныло. Ох, не к добру, если всех задерживают, а меня пропускают. Впрочем, куда уж хуже?

Есть куда, поняла я, увидев в лаборатории мури Эванс, мура Ларима, декана нашего факультета мура Тариэля Бревиса, двух щеголеватых офицеров в серой форме и пустое место на полке вместо моего ящика. Я пошарила глазами, ища осколки. Хоть что-то должно было остаться!

Я открыла рот и закрыла глаза, прижав руку к груди, где бешено зачастило сердце. Мои образцы! Мои заменители «Недремлющего ока»! Клубни, травы, корешки!

– Мури Хайнц! Какие реактивы вы хранили в вашем ящике? – вкрадчиво спросил один из офицеров.

– Готовые зелья. Созревающие экстракты. Ректификационную колонку. Стекло, колбы, пробирки. Клубни родиолы, мох и травы, – непослушными губами произнесла я.

– Какой мох, какие травы? Что могло вызвать пирофорную реакцию? – блеснул термином офицер.

– Что вы несете? Там не было препаратов, способных к самовозгоранию! – взвилась я. – Жидкие зелья самопроизвольно не воспламеняются! Там противопожарная руна!

– Да что вы? – обманчиво ласково спросил офицер. – Тогда каким образом могло выгореть содержимое вашего ящика? Вместе с ящиком?

– Никак оно не могло выгореть! Это диверсия либо провокация… Кража интеллектуальной собственности!

– Так, – веско сказал декан. – Вы меняете куратора и тему дипломной работы с этого дня.

Что? Что?! Да как такое возможно? Я все жилы себе вытянула с этими ноотропами, у меня уже диплом почти написан и зелья готовы… были. Почему молчит мур Ларим? Как свою фамилию в статью вписать, так он не стеснялся!

– Это невозможно. Я не успею подготовить новую работу, – выдавила, убедившись в молчании научного руководителя.

– Отныне ваш куратор мури Эванс. Придется успеть, – декан повел мужественными плечами и покинул лабораторию. О нет, только не она! Не работа, а сплошное противостояние будет!

– Не могла взять тему попроще? – ехидно усмехнулась мури Эванс. – Ожирение, потливость, веснушки, окрашивание волос, натоптыши, стойкие духи? Непременно надо было выпендриться?

Я опустилась на стул у двери и закрыла лицо руками. Все кончено. Мой диплом уничтожен. Я должна неимоверную сумму компании. Если я не смогу защитить диплом, меня выгонят из общежития в тот же день. Куда я пойду? На панель? Я слышала краем уха о черных лабораториях, где маги-рабы создавали запрещенные зелья и артефакты, но…

– Держите ее! – воскликнула вдруг мури Эванс.

Ее голос пробился до меня, будто сквозь толщу воды.

Мне неоднократно приходилось бывать в лечебнице, и я без труда определила свое местонахождение. Возле меня жужжала целительская конструкция из полудрагоценных и драгоценных камней, и испуганно таращила глаза Хольда, помощница старшей целительницы.

– Венди, ты что? Переутомилась? – шепотом спросила она, выравнивая проволочный угол лечебного артефакта.

– В точку. Переутомилась, – безрадостно кивнула я. У меня украли дипломную работу! Мой ящик сперли! Да еще предстоит почти полгода изощренных издевательств от мури Эванс. И новая работа. Я закрыла глаза и застонала.

– Нет, нет! К ней нельзя! – Хольда встала насмерть в дверях палаты и не пускала офицеров. – Да хоть главный инквизитор, пускать к Венди никого не велено! Полный покой! У нее ядро на грани разрыва!

Я горестно вздохнула. Мало неприятностей, еще и здоровье пошатнулось. Впрочем, для укрепления и стабилизации ядра есть один чудесный эликсирчик… Мне нельзя болеть! Мне просто некогда.

Впрочем, для декана нашего факультета Хольда сделала исключение.

– Итак? – магистр Тариэль Бревис пошевелил идеальными изумительными бровями.

У магистра в предках отметились эльфы, и их изысканная красота в полной мере сказалась в нашем декане. Изящный, тонкокостный, длинноногий, с платиновым длинным хвостом, он вызывал трепет в животе у первокурсниц и поголовное слюноотделение у технического персонала. И специалистом он был хорошим, растения всегда охотно отзывались эльфам.

Я привыкла его видеть с раннего детства, он дружил с папой и часто приходил к нам. Они то весело смеялись, вспоминая студенческие проделки, то ожесточенно спорили над очередной гениальной формулой. Магистр Тариэль выбил мне стипендию и помог с общежитием.

– Не мог ящик взорваться бесследно! Кто-то его украл!

– Нам всем приказано придерживаться версии со взрывом, – тихо сказал магистр, складывая ногу на ногу. – Твои наработки, увы, слишком понравились военному ведомству. Делать стимуляторы из болотного мха и сорняков чрезвычайно перспективно. Твой диплом изъят и засекречен.

– А патент? Рецептура?

– Патентовать зелье можно было бы после официальной защиты диплома.

– То есть, меня попросту обокрали? – горько убедилась я.

– Есть и хорошая сторона: тебя не арестовали и не заперли в военной лаборатории. Дадут доучиться, – магистр покачал ногой. – Сделаешь какое-нибудь условно-полезное средство от прыщей, защитишь диплом, получишь специальность и рабочий сертификат.

– И буду сто лет отрабатывать долги отца, – угрюмо продолжила я.

– Какие долги? У Лоренса не было никаких долгов!

Я вытаращила глаза и посмотрела в безмятежно-зеленые глаза декана.

– К-как же… «Верена Фармари»?

– Так это они твоему отцу должны были выплатить за эксклюзивное право использования одного занятного зельица.

– Но их юрист сказал точно, что я должна фирме два миллиона!

Теперь глаза вытаращил декан.

– Что за дикая сумма? Откуда?

– Он сказал, неустойка за невыполненный заказ, – нахмурилась я.

– Так! – декан вскочил и наклонился над моей кушеткой. – Ты что-то подписывала? Тебе показывали бумаги? Документы? Формулы?

– Да, мне показали договор с подписью отца. Я там уже целый месяц работаю… даже почти два. Бесплатно, – добавила шепотом и вжалась в подушку.

– Тебя оформляли в отделе кадров?

– Да, там сделали жетон-пропуск.

– Ты где-то расписывалась? Контракт читала?

– В журнале за получение жетона, – растерянно ответила я. – Не было никакого контракта. Мне сказали, ничего не нужно, действует договор, подписанный отцом.

– Замечательно! – магистр отвернулся к окну. Посмотрел в него минуты две и сказал:

– Придется дипломникам ввести курс по праву. С экзаменом!

– А что случилось? – я почувствовала себя донельзя глупо.

– Почему ты не пришла ко мне и не сказала, что у тебя вымогают немыслимую сумму? Зачем у нас в академии целый штат законников, если лучшую дипломницу облапошили, как ребенка?

– Но они сказали, что подадут в суд и докажут… тогда сумма удвоится.

– Венди, ты конечно, наследница, только наследовать тебе нечего. Нет наследства – нет обязанности принять долги наследодателя. Контракт твоего отца окончился автоматически с его смертью. Никто не может заставить тебя что-то отрабатывать по его договору!

Я часто заморгала.

– Они сказали, что сегодня переведут меня с фасовки на растворы…

– Фасовка?! – Декан зарычал. – Примитивная тупая работа для лучшей зельеварки курса? Тебе самой это не показалось странным?

– Это испытательный срок. Даже интересно было, – пролепетала я.

– Бедная девочка! – Декан вздохнул, погладил меня по голове, как собаку и вышел из палаты.

Хольда застала меня в полном расстройстве, слезах и соплях.

– Ну почему я такая ду-у-ура? – спросила я ее, сморкаясь в салфетку.

– Ты умница! Только в своем деле. А в другом деле, незнакомом, любой человек окажется дураком. Нельзя все знать и во всем разбираться, – резонно ответила Хольда. – Вот моя бабушка разбирается абсолютно во всем: в политике, экономике, спорте, кулинарии, моде, психологии, педагогике… Но чем намазать колени, она спрашивает у меня! Правда, всегда критикует мои советы, и никогда не бывает довольна, – вздохнула Хольда.

Целители продержали меня в лечебнице до самого утра понедельника.

Утром я пошла на занятия. Нельзя было отстать, экзамены совсем скоро.

На лекции по конформности артефакторных модулей все перешептывались и пялились на меня. Я смотрела только на доску и в тетрадь, с тоской ожидая перемены.

– Что, звезда курса, говорят, ты завалила диплом? – ко мне приблизилась первая красавица Мэдлин со своими подпевалами Ойрой и Кристаль. Темой диплома Мэдлин было создание стойкого красителя для окраски бровей. Очень животрепещущая тема! Ойра занималась средствами для эпиляции, а Кристаль кремом от морщин. Зато теперь я знаю, что в вереновский крем от морщин входит яд тропических сороконожек и никогда его не куплю!

– Не волнуйся, Мэдди, сделаю новый. Создам зелье для ращения ресниц, например. Или эликсир от угревой сыпи.

– Тебя вчера по всей академии разыскивал мужик, кто он?

– Меня? Мужик? – что за глупости? Я и мужчина, уже смешно!

– Красивый, высокий, в кожаной куртке, – уточнила Ойра.

У меня был только один знакомый парень в кожаной куртке, но что ему делать в академии? Салон синего рейдоса намного предпочтительнее обшарпанной общаги. Он по возрасту давно не студент, старше меня лет на восемь, не меньше. И девушка у него должна быть яркая, броская, модно и дорого одетая. Блондинка. С тугими завитыми локонами, пухлым капризным ртом, идеальной фигурой и бесконечными ногами. На Мэдлин и ее подруг он даже не посмотрит, хотя отец Мэдди баснословно богат и Мэдлин натуральная блондинка. Впрочем, мне какое дело, на кого он будет смотреть?

– Наверное, из службы безопасности академии, отчет составить, – предположила я, на что Мэдди презрительно фыркнула.

Глава 4. Неудавшиеся похороны.

После лекций и беседы с законниками я бездумно вышла из ворот академии. Морально была опустошена и раздавлена. Это же надо быть такой наивной идиоткой и верить всему, что говорят! Только что мне убедительно доказали, что мне не то, что диплом и ценные зелья, мне погремушку давать в руки нельзя: отдам первому, кто попросит, да еще уговаривать буду.

Расследование гибели отца вовсе не закончено, в нем много белых пятен, и рано говорить о каком-либо результате. Нет, законники были вежливы, педантично разъясняя мне положения законов, но я просто видела в их глазах жирную надпись «ДУРА». И даже утешающее заявление, что девушке, никогда не сталкивающейся с изнанкой жизни, простительна некоторая легковерность, меня не успокаивала.

Стены академии давили. На работу мне больше не нужно, я видела, с каким азартом законники взялись за составление претензии к «Верена Фармари». Не будь я студенткой, меня не стали бы защищать, я бы и не знала, что меня обманули. Да еще так нагло!

Зазвенел колокольчик подъехавшего омнибуса, и я тут же шагнула на ступеньку. Прокачусь, проветрю мозги, а слезы осушит ветер. Никто и не заметит, что я плачу.

Сегодня было не менее сыро и промозгло, весна забыла придти в Десадан. На крыше омнибуса никого не было, все норовили спрятаться от ветра внутри кареты. Никто не мешал мне лить слезы по моим разбитым мечтам.

Папа обещал мне на выпуск самое красивое платье, какое я только захочу. После праздника – поездка на курорт и может быть, знакомство с интересным мужчиной. Папа смеялся, что на курорте для богатых встретить обеспеченного мужчину вероятность больше, чем в рыбацкой деревушке. Он заботился обо мне. А я даже не знала, над чем он работал в последнее время, не слушала его. Настолько была поглощена собой и своими эгоистичными заботами. Я отвратительная дочь.

– Тпру! – возница омнибуса натянул вожжи, останавливая пару флегматичных бретонцев.

Внутрь влетела стайка щебечущих девушек. Только бы они не полезли наверх! Я отвернулась не желая видеть чужую радость. С омнибусом поравнялся роскошный открытый катафалк. О да, вот то, что мне больше подходит под настроение!

Четверка белых лошадей с черными султанами, белый атлас, гирлянды из белых роз… Это весной-то, когда для белых роз не сезон! Их пришлось везти из соседнего Невасама, не иначе! Гроб был открыт, и в нем покоился пожилой военный в парадном мундире. Надо же, сколько орденов заслужил! Седые волосы веером лежали на подушке, ветерок шевелил пышные седые усы. Какой необыкновенно нарядный, респектабельный покойник. А папу не нашли. Не откопали, хотя там работала целая бригада магов-земельщиков. На месте нашего дома теперь голый пустырь.

Да я же его знаю! Я привстала с места. Это генерал Тобиас Блейз, его знаменитые усы! Любой ребенок знает прославленного героя пермитских войн! И к нам он заходил пару раз, папа что-то для него варил. Чаще приходил его адъютант, противный лощеный парень, при виде которого мама начинала многозначительно кашлять и подмигивать. Отправляла меня открыть дверь, будто это не обязанность лакея!

Омнибус тронулся, катафалк тоже, и я, не веря собственным глазам, увидела, как покойник чихнул, а потом почесал нос.

– Закрой рот, ворона залетит! – раздался веселый голос рядом и смешки. Девицы все-таки залезли наверх. Ну да, красоту надо показывать горожанам, несмотря на ветер и холод.

– Вы видели? Покойник шевельнулся! – я указала на катафалк.

– Что за бредни? Чушь! Тебе показалось! – раздались голоса, но все жадно уставились на гроб. Как назло, генерал лежал смирно, как порядочный мертвец.

– Бывает, что трупы шевелятся из-за напора гнилостных газов, – раздался рассудительный голосок одной из девиц.

– Фу! – остальные, как по команде, сморщили носики и прикрыли их надушенными платочками. – Смените тему!

Я встала и начала пробираться к выходу, не выпуская из поля зрения катафалк. Зачем решила его догнать и присоединиться к процессии? Не знаю. Зато сразу поняла, почему провожающие гроб не видели того, что увидела я с крыши омнибуса. Катафалк был высоким, с большими колесами.

Растерянно оглядывала лица сослуживцев и родных генерала. Они интересно, знают, что его хоронят живым? И главное, что мне теперь делать? Ни один жандарм мне не поверит! Я сама бы не поверила!

Подлетает взъерошенная девица и заявляет, что покойник жив, просто спит… да меня после этого из Патринваге не выпустят! Будут тщательно лечить холодными ваннами, ледяными обертываниями и розгами, чтоб не видела всяких глупостей и не беспокоила занятых людей при исполнении. У нас не любят тех, кто видит то, чего не видят другие. Хотя, например, ясновидение в почете, только это настолько редкий дар, что и парочки ясновидцев в стране не наберется. У них очередь на год вперед расписана.

Процессия медленно вползала в ворота центрального кладбища, а я ничего не могла придумать. Восемь дюжих гвардейцев в парадных мундирах спустили гроб с катафалка и понесли в часовню. Я поплелась следом. Черное длинное пальто уместно всегда, хотя мама одобрила красное… Служительница с метлой отошла в сторонку, пропуская гвардейцев. Я бросилась к ней.

– У вас найдется нашатырный спирт?

– Конечно, сейчас дам, – тут же отозвалась она, жалостливо глядя на меня. – Может, винца налить? Храмового? Бледненькая какая!

– Нет, спасибо.

Получив заветный пузырек, я проскользнула за гвардейцами в зал прощания. Они как раз установили гроб между скамейками, головой к портрету в позолоченной раме. Патер скоро сделает знак заходить и начнет прощальную службу. Сейчас или никогда! Гвардейцы без малейшего интереса проводили меня глазами и вышли. Мало ли, какая храмовая мышь тут бегает, пыль вытирает и свечи меняет.

Щедро плеснув на платок, я подсунула его под нос генералу. Прямо на усы. Меня прошил озноб. Вдруг я ошиблась? От перенапряжения, недосыпания и всех переживаний?

Генерал чихнул и открыл глаза. Ясные, без старческой мути. Я застонала от облегчения.

– Вставайте, вставайте скорее!

– Что случилось? Где я? – заворочал головой генерал.

– Вы в гробу, в часовне на кладбище, вас собираются отпеть и хоронить, –максимально сжато ответила я, помогая муру Блейзу сесть.

Генерал высоко задрал лохматые седые брови и недоверчиво уставился на меня. Затем посмотрел вокруг. Усмехнулся и сел в гробу.

Именно этот момент выбрала роскошно одетая дама, чтоб войти. Дама взвизгнула и, нелепо взмахнув рукавами пышного траурного платья, осела на пол, придавив кого-то из желающих войти следом. Возникла заминка. Генерал никак не прокомментировал ее появление, и вопросительно взглянул на меня.

– Что дальше?

– Бежать? – предложила я. Мне просто до ужаса хотелось оказаться подальше.

– Тобиас Блейз никогда не бегал с поля боя! – провозгласил генерал, выпрямляясь. – А ты… иди-ка за портьеру, пока я обрадую любимых родственников.

Вокруг упавшей дамы хлопотали две женщины, они совершенно не смотрели на гроб. Дама очень удачно перекрыла вход, не давая войти остальным.

– Несчастная вдова, как она страдает, – громко сказала одна из хлопотуний.

Общими усилиями вдову привели в чувство, подхватили под руки и тут увидели покойника, с насмешливым видом стоящего у гроба. Ахнул патер и уронил молитвенник. Отделанный золотом тяжелый молитвенник громко стукнулся о плиты пола. Остальные вошедшие глупо пучили глаза и разевали рты. Кое-кто делал обережные знаки. Один из старичков вдруг кинулся вперед, распахнув объятия.

– Тобиас! Ты жив! Я знал, старый перец, что ты не мог так просто умереть!

Генерал похлопал его по спине и смерил замерших родных тяжелым взглядом.

– Где тот негодный лекаришка, который констатировал мою смерть? И развязал вам всем руки?

– Тоби, ты… – несостоявшаяся вдова залилась слезами.

В часовне поднялся гвалт, началась суматоха. Все хотели посмотреть поближе и потрогать ожившего покойника. Блеснула вспышка маг-запечатлителя. Репортеры не могли оставить похороны национального героя без внимания. Все двери распахнулись, всюду лезли любопытные.

– Смир-рна! – рявкнул генерал. – Все вон! На сегодня похороны отменяются! Алекс!

Из толпы выскочил знакомый лощеный и напомаженный адъютант с траурной повязкой на рукаве.

– Я здесь, мой генерал! – адъютант вытянулся и ел генерала преданным взглядом.

– Мобиль!

– Так точно!

Мобилей сколько угодно следовало за процессией, прибавляя ей помпезности. Алекс выставил шофера из первой попавшейся и лихо подрулил к часовне. Глаза у адьютанта были совершено безумные.

Я бы не пускала его сегодня за руль, еще аварию устроит. Видимо, это же соображение пришло на ум генералу, потому что он, скользнув взглядом на мою портьеру, приказал грузить в мобиль свою расклеившуюся супругу.

– Генерал! – К нему подошла группа военных. – Позвольте вас поздравить… гм-гм… с воскрешением! Мы очень рады! Это необыкновенный случай!

– А я-то как рад! – усмехнулся генерал, пожимая руки. – А случай самый обыкновенный, называется предумышленное убийство. А вот с какой целью, предстоит выяснить. Шарль?

– Немедленно начну расследование, – кивнул один из военных.

– И не тяни до завтра, не так уж моя супруга расстроена моей смертью, как показывает. Больше огорчена утратой наследства! Как бы улики не попрятала!

Военный щелкнул каблуками и быстро вышел.

– Идите, у меня тут пара вопросов к патеру, – поторопил генерал.

Зал опустел. Патер со взглядом побитой собаки приблизился к генералу.

– Я…

– Да-да, рад, восхищен, и все прочее, – не дал ему говорить генерал. – Мне нужна уединенная комната, и чтоб нас не подслушивали!

– Мой кабинет, – тут же сориентировался патер. – Прошу!

Генерал сделал выразительный кивок и пошел за патером. Следом пошла я, опустив голову и держась поближе к стенам. Еще не хватало попасть в вечерний выпуск «Зеркала Десадана»!

– Печенье, чай, кофе, есть отличный коньяк! – предложил радушный хозяин.

– Целителя! – приказал генерал. – Прикажите доставить сюда нашего семейного целителя, мура Янкара! Сию минуту!

Патер вихрем вымелся из кабинета, а я тихонько вошла.

– Коньяк нужен не мне, а тебе, – оценил генерал мою бледность. – Лицо знакомое. Садись!

– Я Венди Хайнц, дочь того самого Хайнца. Лоренса Хайнца.

– О! – генерал явно обрадовался и разлил коньяк в две хрустальные рюмки. – Ты спасла меня, девочка! Толковая у Лоренса дочка выросла! Чем занимаешься?

– Зельеварение, дипломница. Простите, вам бы ничего не пить сейчас, чтоб не смазать следы воздействия, надо узнать, зелье это было или заклятие. Сработал артефакт или живая магия. Если позволите?

Генерал позволил. Я проверила пульс, осмотрела слизистые глаз и рта, язык, попросила дыхнуть.

– Это зелье, мур Блейз, – сказала с уверенностью. – Мятой пахнет. У вас до сих пор сердце бьется реже, чем следует, а периферические сосуды сжаты. Зелье называется «Сладкий сон», и при передозировке оно способно нарушать работу дыхательного центра. Помимо обычных трав, шалфея, мяты и хмеля, добавлен наркотик. Алкоголь воздействие усиливает. У вас очень крепкий организм и отличный обмен, мур Блейз. По расчетам преступников, вы должны были проснуться через пару часов, уже в могиле.

Мур Блейз криво усмехнулся, а я ужаснулась участи, уготованной генералу.

Раздались шаги нескольких человек.

– Тебя никто не должен видеть, в шкаф! – скомандовал генерал, быстро кинув одну рюмку в угол. В кабинете остро запахло дорогим коньяком. Я бы не сообразила, что две рюмки предполагают двоих собеседников.

Молча повиновалась, замерев между облачениями патера.

– Мур Янкар! – ядовито протянул генерал, и я очень не позавидовала лекарю.

Генерал безжалостно препарировал его и выпотрошил, после чего направил прямиком в гарнизонную тюрьму.

– Все слышала? – мар Тобиас приоткрыл дверцу шкафа.

Я сглотнув, кивнула.

– Не стоило бы тебе лезть в эту грязь, – вздохнул он.

– Я никому не скажу.

– Само собой. Но мне бы пригодился грамотный целитель.

– Я зельевар, и не доучилась даже, – запротестовала я.

– Доучишься, поговорим, – пообещал генерал.

В академию меня отвез неприметный мужчина в гражданской одежде. У ворот стоял знакомый синий рейдос, мое сердце непроизвольно бултыхнулось в груди. Возле мобиля крутилась Мэдлин.

Глава 5. Кто ищет, тот найдет.

На Мэдди была белая короткая шубка из стриженого грайца, а вниз она напялила ярко-оранжевое узкое платье. Белые чулочки и черные сапожки на высоком каблуке. Голову венчала черная таблетка с сетчатой вуалькой. На мой взгляд – вульгарно, но Мэдди у нас девушка яркая, ей шло. Позволяло оценить рост, выразительные выпуклости спереди и сзади, и аппетитные круглые бедра.

Хмурый Кристофер вышел из ворот академии и был тут же атакован Мэдлин. Мне она напомнила воркующего голубя, преследующего самочку, они так же выпячивают грудь при ухаживаниях. Мой водитель вопросительно на меня посмотрел и не стал торопить выйти. Наверное, у меня на лице все было написано.

Кристофер, обменявшись парой слов с Мэдди, сел в мобиль и уехал. В душу закралось нехорошее сомнение – не по мою ли душу он приезжал? Странно, но эта мысль оказалась отчего-то приятной и волнующей.

Мэдлин скептически посмотрела на неприметный стифлер, который тут же сдал назад, как только я его покинула.

– Тебя мури Эванс искала, очень гневалась, – тут же сообщила Мэдди. – Кто это был?

– Так, один знакомый, – постаралась я побыстрее отвязаться. Не на ту напала!

– Правильно, этот замухрыжка тебе подходит, – кивнула Мэдлин. – Учти, красавчик на синем рейдосе мой!

– А он сам-то об этом знает? – огрызнулась я.

– Скоро узнает, – пообещала Мэдди с предвкушением. – А ты держись от него подальше!

Мури Эванс я нашла в учебной части, где она рылась в шкафу с методичками.

– Нашлась пропажа, – язвительно прокомментировала она мое появление. –Придумала уже, чем будешь заниматься? Подготовить полноценный диплом за четыре месяца не шутка.

Шутка, только очень злая.

– Я буду стараться, – вяло ответила, в который раз подумав, что профессор ко мне придирается.

– С косметикой ты больше четвертого-пятого уровня не получишь, – сказала она то, что я сама прекрасно знала. – А провести доскональную проверку лечебного зелья, включая испытания на людях, не успеешь. Остаются вспомогательные, технические или боевые зелья. Боевые исключаем сразу.

Я понурилась. Придумать новый растворитель, клей или краситель тоже неплохо, конечно, но меня интересовали больше всего лечебные зелья. Именно за них при доказанной эффективности можно было подтвердить высокий уровень, вплоть до десятого. Мои стимуляторы на десятый и тянули. Самые выгодные предложения о работе, уважение, обеспеченность, место в гильдейском списке ценных специалистов… За клей я получу, максимум, шестой уровень. Папа ужасно расстроился бы, он сам кончил академию с десятым и от меня ждал не меньше.

– Смотри, в «Зельеваре сегодня» была заметка о незатухающей смеси, которая горит даже на воде! – профессор ткнула пальцем в пожелтевшую вырезку.

– Профессор, заметке четыре года, тарминский огонь давно открыли заново. Профессор Хрисаор на вводной лекции по огненной магии нам об этом рассказывал.

– Эластичный непромокающий клей! – Торжествующе воскликнула профессор.

– Мури Эванс, за этот клей аспирант Видиа́рти получил королевскую премию в позапрошлом году, – еле сдерживаясь, напомнила я. Да она издевается! «Видиарт» уже широко используется, а патент купила «Верена Фармари». Им раны клеить можно прямо на поле боя, и премию аспирант получил заслуженно.

– Формулу всегда можно улучшить! – жизнерадостно заявила кураторша.

Я угрюмо смотрела в пол. Доработка чужой формулы, какой позор – за это мне и третьего уровня не дадут при защите! Это уж вовсе для тупых и бесталанных!

– Пропитку для морских судов? Шпал и свай? Зелье от термитов?

Я упрямо покачала головой.

– На тебя не угодишь, – поджала губы мури Эванс.

– Я бы хотела создать лечебное зелье.

– Не успеешь собрать данные, провалишься на защите, и тебе дадут полгода на новую работу в следующем учебном году. Собственно, волноваться нечего, – небрежно махнула рукой профессор. – Это целиком твоя ответственность. Думай, решай. Только помни о сроках!

– Да, профессор, – прикрыла за собой дверь учебной части. С таким куратором мне точно придется остаться на второй год. Позорище какое!

В библиотеке взяла прошлогодний список тем для дипломных работ. Ни на какую глаз не упал. Скучища. Чтоб получить десятый уровень за оставшееся время, мне надо, как минимум, зелье от рака придумать или эликсир, возвращающий молодость. Тут не отделаешься банальным болеутоляющим или средством от запоров. Хм, а мой экспериментальный состав для похудения? Он снижает аппетит, улучшает пищеварение, соответственно, и талия в нужном месте появится, и цвет лица улучшится. Только мури Эванс такое не нужно, она и так сухая и тощая, как щепка.

– Дайте списки тем за позапрошлый год, – мрачно попросила библиотекаря. – И за последние десять лет, если можно.

Посидела, повыписывала и посчитала. В среднем на курс из дипломников лечебное зелье презентовали два-три человека. Остальные изощрялись, кто во что горазд. Чистящие салфетки, средство для мытья полов, зелье от клопов… Я бегло пробегала глазами по темам и фамилиям. Ни одной знакомой. Но ведь зельеварение – очень востребованная специальность! Каждый год вручается приз «Золотая колба» за научные достижения. Получается, ни один из выпускников за последние годы не прославился лично. Не получал наград или премий, их нет в списке признанных мастеров- зельеваров, за исключением Видиарти. Там вообще никого моложе пятидесяти нет.

Молодых зельеваров подгребли под себя фирмы типа «Верены Фармари», сделав винтиками индустрии. Как в воду ухнули. Ни один не открыл собственную мастерскую. Даже в провинции, даже на краю королевства! Самостоятельности и независимости зельеваров пришел конец? Куда же смотрит гильдия? Или пожилые мастера заботятся только о своем кармане?

А ведь у артефакторов та же история. «ТехноМаг», «Артефакты Десадана», «Магомир», «АртУник» сразу забирают лучших выпускников, делая из них обыкновенных рядовых сотрудников с рядовым жалованьем.

– Привет, Венди! – за соседний стол сел дипломник-артефактор Марк Коренхайм.

Он был стипендиатом, за него платила «АртУник», и там же он обязался отработать после академии не менее десяти лет. Поэтому Марк до сих пор носил очки, на ритуал по исправлению зрения никакой стипендии бы не хватило. Я его уважала за упорство и настойчивость. Голова у него была светлая, мне приходилось с ним работать на общих лабораторных.

– Говорят, твоя работа сгорела?

– Успею сделать новую, а как у тебя дела?

– Ничего не выходит, – он снял очки и сильно потер лицо ладонями. Без очков стали видны крошечные золотистые веснушки на спинке носа и щеках. А он симпатичный, с удивлением поняла я. Только сутулится, плохо подстрижен и вечно небрит. И наверняка недоедает: губы бледные и синеватые тени под глазами. Мантия на нем висит, как на огородном пугале.

– Давай вместе посмотрим? – предложила я. – Вдруг замечу то, чего не видишь ты?

– А давай! – оживился Марк. – Свежий взгляд на проблему иногда помогает ее решить!

– Марк, ты дурень! Хайнц умеет только взрывать! – глумливо сказала Мэдлин, невесть каким ветром занесенная в библиотеку. – Не подпускай ее к своей работе!

– Мэдди, тут библиотека, а не салон красоты, спутала дорогу? Впрочем, ты никогда не отличалась хорошей памятью! До сих пор не ориентируешься в академии, – парировала я.

– Пойдем в лабораторию? – предложил Марк.

Я отнесла бесполезные академические подшивки на стойку, и мы покинули оазис знаний.

Артефакторы работали в другом крыле лабораторного корпуса, младшие курсы в общем большом зале, а дипломники получали индивидуальные закутки. Марк с гордостью продемонстрировал мне ключ от укрепленной рунами бронированной двери.

Я нахмурилась, глядя на проволочного монстра на столе. Полудрагоценные шлифованные камни в металлических оправах соединялись проводами от ресивера. Растянутые по столу, они напоминали кишки какого-то неизвестного науке монстра.

– Должно быть завихрение и умножение энергии, вот тут, в катушке, а оно гаснет, – Марк показал пинцетом проблемное место.

– А это вообще что?

– Множитель… я хотел назвать своим именем, – покраснел Марк. – Как усилитель Хайнца.

Я шлепнула себя ладонью по лбу. Точно! Папа же изобрел свой усилитель еще в молодости, будучи студентом, а сейчас они есть в любом техномагическом приборе. Он умножает энергию, выдавая больше, чем вложено, за счет завихрения магии.

– Надеюсь, ты не обиделась? – осторожно спросил Марк.

– Ему триста лет в обед, давно пора модернизировать, – отозвалась я, заглядывая в пустой каркас с ячейками, куда следовало уложить проволочные кишки. – Даже удивительно, что ты первый взялся. А где линза?

– В смысле?

– На входе должна быть линза! Собственно, она и растопыривает… расширяет входящий поток на весь диаметр, а потом подхватывают кристаллы, каждый свой спектр, а тут они должны соединиться и выдать в ресивер более плотный поток. И регулятор добавить надо, чтоб можно было избирательно увеличивать либо ширину, либо плотность. Им тогда металл и камень можно резать будет.

– Вот я дурак! – Марк плюхнулся на стул и посмотрел на меня взглядом, полным обожания.

Я хмыкнула. Поняла, что сегодня из лаборатории Марк не уйдет. Надо будет вечером принести ему ужин прямо сюда. А у меня при виде его прибора закопошились кое-какие мысли. Надеюсь, что умные.

Я взяла листок и стала набрасывать схему. Усилитель папы напоминал пиратский пистолет из детских книжек, рукоятка с широким раструбом. Я нарисовала более узкий и хищный силуэт. Удобная рукоять, приемное отверстие, корпус, тонкое сопло. А Марк сообразит, как переложить камни и провода более компактно в новом корпусе. И стойку, чтоб в руках не держать все время.

– Хайнц! Вы выбрали тему? Что мне писать в протоколе заседания кафедры? – мури Эванс сердито затрясла бумагами.

– Да, профессор. Выбрала. «Особенности влияния оптико-магического множителя Коренхайма на свойства растительных эликсиров».

– Что? Теоретическое исследование? – возмутилась кураторша. – Для диплома нужно представить готовое зелье! Рабочее! А не выезжать на каких-то подозрительных артефактах!

– Да, профессор. Самое практическое исследование! – я посмотрела невинным взглядом. – Практичней не бывает! Я создам эликсир «Волшебный корсет». Для похудения.

– Для похудения?! – профессор откинула голову назад и расхохоталась. – Четвертый уровень – ваш потолок, Хайнц! Жду в понедельник первые образцы.

– Вот они. Я уже сделала первые настойки. Они помечены цифрами от одного до шести. Осталось выяснить эффективность каждой рецептуры на добровольцах.

Глава 6. Что искать в дамских журналах.

Профессор мигом стерла улыбку с лица и уставилась на футляр с шестью крошечными пузырьками. Затем перевела на меня тяжелый взгляд.

– Не сомневаюсь, вы в курсе, что любые средства для похудения вредят организму? В них всегда присутствует слабительное и мочегонное. А с ними теряются соли, витамины и микроэлементы!

– Тут слабительное в следовых количествах, даже анализатор не покажет! Сплошная польза и никакого вреда! – горячо заверила куратора.

Мури Эванс хмыкнула и сняла с шеи анализатор на цепочке. Щелкнул колпачок. Прибор пискнул, выражая готовность к работе.

– Ну-ну, – она опустила щупик прибора в первый образец. – Мята, укроп, шалфей, лимонная цедра? Прибор характеризует состав, как общеукрепляющий, витаминный, с легким успокаивающим эффектом. Вы уверены, что это состав для похудения?

Я кивнула.

Профессор въедливо проверила каждую пробу.

– Поразительно, – пробормотала она. – Ни во одном образце не найдено слабительного. Кофеин, экстракт черного перца, папаин4, бромелайн5… соли магния, хрома и кремния? Как вам подобное дикое сочетание пришло в голову? А главное, когда вы успели получить чистые ферменты?

– Ананасы и папайя продаются в любой фруктовой лавке, – пожала плечами. – Порезать, подсушить, заклинание разложения органики, центрифугирование, отделившее ненужные частицы клетчатки. В надосадочной жидкости остались ферменты. Я их выпарила.

– Но почему они? Почему не ранетки, виноград, манго? – возопила профессор.

– Во всех дамских журналах написано, что ананасовая диета и блюда из папайи способствуют похудению. Я их и выбрала, – пожала плечами.

Профессор смерила меня самодовольным взглядом ученой дамы, никогда не берущей в руки дамских журналов.

А у мамы их было полно. Даже в пустом журнале можно найти что-то интересное и полезное, если не читать «Десять способов удержать мужа от измены» или «Тридцать три способа доставить райское наслаждение». Или советы ведущих свое дело мури: «Я всего добилась сама, муж только за все заплатил».

В Десадане было довольно много самостоятельных женщин. Действительно самостоятельных, а не как в дамских журналах. Некоторые даже сделали себе имя, как мури Фиордан, хозяйка самого дорогого свадебного салона, мури Блум, владелица известного ресторана «Подснежник», или мури Ургант, содержательница конюшни породистых рысаков. А уж владелиц пекарен, булочных, парикмахерских, кафе, цветочных салонов и магазинов было и не счесть. Я бы открыла собственную зельеварню. «Эликсиры Хайнц», например. С красивой зеленой вывеской в виде большого фигурного флакона. И сделать магическую иллюзию: флакон наклоняется, пробка открывается и вылетают яркие бабочки, превращаясь в искры.

Профессор Эванс окончила проверку, анализатор пискнул, выдавая результат. Я моргнула, прогоняя видение собственной лавки.

– Не могу поверить! Анализатор определяет второй флакон, как противовоспалительное и болеутоляющее средство, три следующих, как улучшающих пищеварение, а последний, как ранозаживляющее!

– Все эти свойства в разной степени есть во всех образцах, – кивнула я. Так и задумывалось. Правда, профессор не знает, что после обработки усилителем Марка получался концентрат, но это мы решили не афишировать. Пока. Горошина концентрата и у меня ведро эликсира! Хоть всех прохожих угощай! Хоть ванну принимай! Кстати, в этом что-то есть… если воздействовать на тело не только изнутри, но и снаружи, эффект должен быть сильнее!

Кажется, первый раз за все время учебы мне удалось удивить профессора. Она даже посмотрела на меня почти как на человека, а не как на гусеницу, случайно упавшую ей на рукав.

– Какое название вы дали зелью?

– «Волшебный корсет», профессор, – почтительно повторила я.

Лязгнула дверь сейфа. Футляр с флакончиками занял место на полке.

– Вы еще здесь? – обернулась профессор. – Где данные первичных исследований?

– Их пока нет, мне нужны добровольцы для контрольной и опытной групп.

– Вот! – профессор воздела узловатый палец к небу. – В этом вся загвоздка, Хайнц! Как бы не были оригинальны ваши рецепты, вы не успеете их проверить!

– Двадцать пять человек, шесть образцов и шесть контрольных групп, это всего триста человек, – возразила я. – Я даже успею проверить прием препарата в течение месяца, двух и трех. Ведь основной состав зелий готов.

– Деточка, где ты найдешь триста толстяков, желающих подвергнуться твоему исследованию? – хмыкнула куратор.

– Мне помогут, – твердо ответила я, встречая скептический взгляд.

Напрасно она считает, что я побегу по столичным целителям и специалистам по косметической магии, тщетно упрашивая их протестировать мой эликсир. Генерал Блейз мне не триста, он три тысячи добровольцев пригонит! Или десять тысяч. Чего мелочиться? И офицеры есть жирные, и новобранцы, и младший командный состав. Выше майора и вовсе каждый второй имеет три подбородка и выпирающее пузо. Уверена, сам генерал не откажется попробовать «Волшебный корсет»! Он показался мне незашоренным человеком, и в отваге ему не откажешь. Герой все-таки. Ему ли бояться лечебного зелья?

Наверное, для армии надо придумать что-то более мужественное? «Пульсар стройности»? «Полная победа над жиром»? «Выстрел э-э-э… наповал»? Ну, придумаю еще.

Какое счастье, что нескончаемый понедельник кончился! Пусть остальные дни недели будут менее насыщенными, я согласна. Я бы вообще понедельники отменила. Самый гадкий день недели!

Возле моей комнаты в общежитии нервно ходил вперед-назад… Кристофер. Я даже не очень удивилась, просто прислонилась плечом к стене, любуясь плавной походкой и лже-естественными кудрями красавца. Хоть на что-то красивое посмотреть! Из той, прошлой жизни, где были пирожные на завтрак и белый рояль в гостиной на ужин.

Кристофер настолько не подходил к обшарпанным стенам, выщербленному полу и общей запущенности помещения, что выглядел существом другого мира. Где паркет натерт, стены идеально окрашены и чисты, где нет перекошенных окон и где не сквозит из-под каждой двери. Я в последнее время стала ужасной мерзлячкой. Наверно потому, что сильно похудела, мантия висела мешком, хорошо, что свободный покрой скрывал как лишнюю полноту, так и худобу.

Видение замерло и распахнуло зеленые глаза.

– У меня галлюцинации, – простонала, потерев лоб. – Этого не может быть!

– О! Какое счастье! – новый знакомец кинулся ко мне с видимым желанием схватить в охапку. Еле успела отскочить. Заговорили мы одновременно.

– Как ты прошел мимо комендантши?

– Еще бы десять минут тишины, и я взломал бы дверь!

– Посторонних в общежитие не пускают! – сообщила я вредным голосом.

– Что, и на чай не пригласишь?

Я критически посмотрела на мужчину. Приперся в общежитие! К студентке! С пустыми руками! И имеет наглость напрашиваться на чай? Это за гранью добра и зла, по-моему. Стипендия на чай и плюшки не рассчитана. Непонятно, как ее рассчитывали; наверное, студенты вообще не должны питаться и одеваться. И мыться. И ногти стричь. Жить горним воздухом чистой науки, подкрепляя силы овсянкой на воде. Satur ventur non studit libentur.6

– Не вижу поводов для чаепития, – сухо ответила. – Тем более, у меня чая нет. И кофе тоже. И какао. Вообще ничего нет, кроме тетрадок и учебников.

– Тогда предлагаю ужин! – он приглашающе согнул руку калачиком.

– Спасибо, я поужинала.

Два ужина слишком обременительны для пищеварение. Будут конфликтовать в желудке. Я даже пшенную кашу и хлеб с сыром Марку отнести успела и принять от него взрыв благодарности.

– Но мне очень хочется познакомиться с тобой поближе! – почти жалобно воскликнул Кристофер. – Ужинать ты не идешь, от кофе отказываешься, к себе не приглашаешь…

– Можете устроиться к нам преподавателем, тогда я буду вынуждена вас терпеть, а пока, извините, очень устала, – я приложила ладонь к дверному замку и проскользнула внутрь комнаты, не слушая больше настырного кавалера.

К себе пригласить, ага! Чтоб меня за аморальное поведение завтра же выкинули из общежития? Одного факта его присутствия достаточно! Тут такая слышимость, что падающее перышко из подушки слышно. Ладно, у меня резерва хватило на шумопоглощающую мембрану, но у других-то нет, и подробности личной жизни вся академия будет знать и обсуждать. А еще у меня трусики сохнут на спинке кровати, а чулки висят на дверце шкафа. Такое гостям не показывают, ни званым, ни незваным. Почему-то к студенческим спальням будуары с гостиными не пристраивают. Странно, правда? Никакой личной жизни и понимания со стороны администрации!

И как ему удалось пробраться в общежитие? У комендантши есть артефакт снятия личины и обнаружения тепла, чтоб никто не проник под отводом глаз или нацепив чужой облик.

В дверь поскреблись. Распахнула ее, собираясь высказать все, что думаю о наглецах, мешающих отдыхать измученной учебой девушке.

– Что, Венди, завела хахаля? – за дверью стояла соседка, жизнерадостная пятикурсница с целительского, Жаниль, с блестящими от любопытства глазами. Вот кстати, еще аргумент против целительства: они учатся на год дольше. Еще год голодовки я не выдержу.

– Он тут долго околачивался. Такой милашка! Познакомь, а?

– Жижи, я так устала! Хочешь, забирай. Мне он совсем не нужен, привязался и ходит по пятам, даже сюда пролез! Я его не звала и не приглашала!

– О-о-о! – простонала Жаниль, закатывая глаза. – Дурочка ты, раз от такого мужика нос воротишь, видно же, что богатый! И такой лапочка!

– У меня диплом горит, не до красавчиков. Еще Мэдлин на него глаз положила, сами как-нибудь его поделите, ладно? Без меня?

Жаниль фыркнула и тряхнула волной ухоженных черных волос, гладких и блестящих, как атлас. Девушка она красивая, фигуристая, Кристоферу подойдет. И родители у нее уважаемые и обеспеченные, они ей ремонт в комнате сделали, и мебель всю новую купили. У меня хоть и платная комната, но сильно уставшая от поколений студентов. Комнаты получше все расхватали, а эта меня ждала. Мебель разномастная, дверцы скрипят. Но с этим-то справиться легко капелькой масла, а вот как клеят обои, я не имела никакого понятия. Мы с мамой выбирали картинки и ехали на курорт, а когда возвращались, все уже было сделано. Когда я еще попаду на курорт… но я и тогда, подозреваю, обстановка в комнате не изменится. Какой-то важный момент я пропускаю в силу бытовой неприспособленности. Да меня Жаниль вручную стирать научила, когда манжеты платья стали серыми от грязи.

Я представила Кристофера под руку с девчонками. Слева брюнетка Жаниль, справа блондинка Мэдди, они его с ума сведут своими ссорами, так ему и надо!

Сходила в общий душ, доплелась до комнаты и повалилась на кровать. Как же я устала! Кажется, только глаза закрыла, как сработала будилка-сверчок, чирикающая мне в ухо, что настал новый день и надо суетиться.

В форточку залетел желтый листок и затрепетал перед лицом.

Меня вызывал ректор. Сам великий и могучий архимаг Бас Мурано. У нас он провел пару лекций на третьем курсе, а больше мы с ним не сталкивались, он некромант, у них и учебный корпус свой, и общежитие отдельное, не говоря уже о полигоне, где они гоняют своих умертвий. Лекции были о проклятиях и порче, зельеварам надо такое знать, простенькие проклятия легко снимаются несложным противоядием.

До завтрака! Что же такое могло случиться, размышляла я по дороге в административный корпус.

Ректор, импозантный мужчина с седыми висками, кивнул мне на стул у своего стола.

– Военное ведомство прислало запрос, в котором указывает вас, как наиболее перспективную студентку выпускного курса зельеваров. Они приглашают вас на практику в военно-целительскую лабораторию.

– Это почему-то плохо? – осторожно спросила я. Месяц стажировки после защиты дипломной работы, чтоб работодатели могли оценить в деле приобретаемого кота в мешке, был обычной практикой. После мы сдавали последние экзамены и выпускались в большой мир. С рабочим сертификатом и подтвержденным рангом, а если все сошлось, то и с местом работы.

– Такой же запрос прислала «Верена Фармари», они жаждут вас видеть в своем исследовательском отделе.

Я вытаращила глаза. Исследовательский? Элита фирмы? Да еще три дня назад, сидя в фасовочной, я мечтала там оказаться! Но не после того обмана, с которым сейчас разбираются законники академии. Я угрюмо засопела. Ректор не мог не знать, декан ему наверняка доложил.

– Кроме них, сделали именные заявки на конкретного зельевара криминалистический отдел при следственном департаменте и королевский госпиталь, – ректор взмахнул разноцветными листками. – Если вы продолжите таращиться, у вас глаза из черепа выпадут.

Некромантская шутка привела меня в чувство. Своеобразный у них юмор.

– Я же могу подумать? – тихо спросила.

– Разумеется, – глаза ректора блеснули весельем. – Такую многообещающую студентку и наша академия бы не отказалась видеть для начала лаборантом, а в перспективе преподавателем. Допустим, на кафедре аналитической алхимии? Или токсикологии?

– О! – только и смогла сказать. Ничего себе, как вырос мой рейтинг! Всего два месяца назад я считалась изгоем и неудачницей. Но откажусь: лаборант получает копейки, а мне надоело голодать и мерзнуть.

В столовой неизменная троица из Мэдди и ее подпевал снова окружили мой столик.

– Мне сказали, мой парень был у тебя в общежитии! – взвизгнула Мэдди.

– Был, спросил номер кристаллофона Жаниль, – не моргнув глазом, сообщила я. – Они долго разговаривали и вместе пошли ужинать.

– Что!? Я ей все патлы вырву! – зашипела Мэдлин.

– Будь осторожна! Ничего не пей и не ешь из ее рук, а то просидишь в сортире сутки, она тебе устроит профузное промывание кишечника, – я заботливо похлопала Мэдди по руке. – Или нашлет целительский паралич на лестнице, упадешь, ногу сломаешь, оно тебе надо?

Ойра и Кристаль испуганно переглянулись. Целительские заклинания – это не шутка. Они даже трехслойные боевые щиты пробивают. Бывает же, что воина ранят, а защита держится, как ему тогда помощь оказывать и лечить? На управлении потоками рассказывали байку, что после вражеской атаки оставшийся единственным на ногах целитель, справился с дюжиной врагов, наслав на них промывательное заклинание. Ну да, повоюй, когда у тебя неукротимая рвота и такой же понос!

– Я не отступлюсь, – прошипела Мэдлин, сузив глаза.

Вот и правильно, девушка должна бороться, а за чужой кошелек, новое платье или чувства, неважно. Теперь у Мэдди есть цель, виноватой я себя не чувствовала.

Глава 7. Слезы и ананасы.

Хорошо, что у нас физическая подготовка была только первые три курса. Я поежилась, глядя на распаренных краснолицых первокурсников, бегущих по дорожке стадиона. У боевиков-то все серьезно. Это мы, крысы кабинетные, может быть хилыми и слабыми. У меня больше тройки никогда не выходило получить, сдавала нормативы кое-как, по самой нижней границе.

Физические упражнения я всей душой ненавидела. Хотя, может, и напрасно. Поплотнее запахнула пальто. Первокурсникам точно не холодно.

У нас было окно между магоматикой и теорией плетений, и я вышла в парк, проветрить голову. Бродила по дорожкам, пиная веточки и сухую прошлогоднюю листву. Там, где не прошлись с подметалкой бытовики, ее было предостаточно.

Свернув на боковую аллею, увидела на скамейке поникшую фигуру в коричневой мантии бытовиков. Эту полненькую, приземистую девушку я знала в лицо, часто встречала в библиотеке. Наверное, у нее в роду были гномы, они стройностью никогда не отличались. Девушка плакала.

– Что случилось? Болит что-то? – я села рядом.

Девушка посмотрела на меня сквозь пальцы и отрицательно мотнула головой.

– Обидел кто-то? Плюнь! Ты старательная и умненькая, все, что тебе сказали, это от зависти и неправда, – зашла с другой стороны. – У тебя все получится, вот увидишь.

Почему я к ней подсела? Потому что мне два месяца назад было очень хреново, надо мной смеялись все богатенькие и, что удивительнее всего, все нищие стипендиаты. Я тогда выпала из круга одних и не была принята в круг других. Мне было невыносимо одиноко и мучительно больно. Эту же боль я ощутила сейчас от бытовички.

– Не получится, – помотала она головой.

– Я Венди, а тебя как зовут?

– Я знаю, кто ты. Ты Хайнц, никчемная зельеварка, которая все взрывает.

Однако, кто-то старательно распускает об мне гадкие слухи. Я достала платок и протянула всхлипывающей девушке.

– Ой, прости, я не нарочно, это было очень грубо… – спохватилась девушка. – Тебя тоже дразнят?

– Нет. Я лучшая зельеварка курса. А тебя дразнят?

– Он сказал, что я корова. И даже, если похудею, не стану красивее, – вздохнула девушка.

Я понимающе кивнула. Почувствовала себя вдруг такой старой и опытной, с прогоревшими угольками в груди вместо сердца. Крушение первой любви и презрительный отказ очень горько получить в ответ на признание. Разочаровываться в близких вообще тяжело. Стихийник Тони ничего не сказал, он просто исчез из моей жизни. Не подошел, не поддержал, не сказал ни одного доброго слова. Хотя добрые слова ведь ничего не стоят. Ровным счетом ничего. А Марк молча встал во мной в пару на лабораторной, когда все шептались и шарахались от меня, как от пятнистой ядовитой жабы.

– Я Аура Ройвит, – представилась бытовичка, громко высморкавшись.

– Плантации Ройвит?

Девушка кивнула. Многие лиги садов и огородов окружали столицу с юга, Ройвиты были потомственными одаренными садоводами и земледельцами, поставщиками королевского двора. Яблоки, киви, груши, дыни, не говоря уже об огурцах, картошке или помидорах. Ананасовые плантации… я с большим интересом посмотрела на бытовичку.

У нее было очень белое лицо, свеженькое и круглое, большие глаза, брови дугами, пухлые щечки и короткий носик. Куколка! У моей любимой куклы Эльвиры было точно такое же фарфоровое лицо. Красный нос и пятна от рыданий пройдут, достаточно умыться холодной водой. Наверное, они еще не умеют работать с водой.

– Он сказал, что ты некрасивая? Слепой, что ли? – искренне удивилась я, выращивая на ладони кубик льда. – На, протри лицо.

– Я жирная! – воскликнула Аура с отчаянием. Но кубик взяла и лицо вытерла.

– Ты очень аппетитная и хорошенькая. Просто он дурак и ничего не понимает в женской красоте.

– Легко тебе говорить! Ты и семи стоунов не весишь, наверное, – снова всхлипнула Аура. – А я все двенадцать!

– С удовольствием поменялась бы с тобой местами, а то ветром сносит, – усмехнулась я. – Но если хочешь похудеть, средство есть.

– А, я уже все перепробовала, кучу диет, после них сразу набирала вес еще больше, чем было, – махнула рукой Аура. – Даже на курсы ходила. «Ты богиня, обожай свою кучу сала!», – передразнила она неведомого инструктора.

– У меня дипломная работа – зелье для похудения «Волшебный корсет», – сказала с намеком. Клюнет или нет? Ананасы и папайя мне будут нужны в товарных количествах.

Аура покачала головой.

– Папа запретил покупать разрекламированные зелья, сказал, что это обман и выманивание денег. Слабительный сбор стоит в десять раз дешевле любого фирменного зелья.

– А у меня не слабительный сбор, – снова усмехнулась я и вынула флакон из кармана. Вот он и нашел свою хозяйку. – Возьми. Пять капель на полстакана теплой воды утром и вечером. Кушать можно все, никаких ограничений, кроме разумных. Ну, не обжираться сверх меры. Через месяц себя не узнаешь.

Было видно, что Аура борется с искушением, она даже губку закусила.

– Оно безопасное. Считай, что ты помогаешь мне с дипломом. Если не трудно, веди дневник. Что съела, на сколько похудела. Мне очень надо!

– Ну, разве что так… – сомнения исчезли с личика, Аура быстро сцапала флакон.

Нет, я бы все равно ей помогла, будь у нее хоть какая фамилия. Но плантаторы и огородники Ройвиты… Буду считать это перстом судьбы и особенным везением. Не может же мне все время не везти? Папа часто говорил: «Везет тому, кто сам везет». И с хохотом добавлял: «Только на них все и ездят»!

Мы попрощались с дочкой плантаторов, и я побежала на теорию плетений. Профессор Маргшит очень не одобрял опозданий.

Считалось, что артефакторы, зельевары и бытовики обязаны быть всегда точными и пунктуальными. Опаздывающий зельевар – нонсенс! Чувство времени должно быть идеальным, ведь оно крайне важно для изготовления зелий. Чуть передержишь или недоваришь, пиши пропало. В академическом парке стояла статуя девушки в мантии, в руке которой были часы. Говорили, что это в честь зельеварки, у которой встали часы, а она не заметила и умерла, приняв собственное зелье. А вот боевики-стихийники могли опоздать на половину пары. Стихия же! Ее крайне трудно загнать в рамки. С дисциплиной у них всегда было напряженно.

А после занятий на выходе меня ждали Кристофер и Тони. Подпирали стенку и бросали друг на друга неприязненные взгляды.

– Венди, привет! – улыбнулся Тони. – Я слышал, у тебя все наладилось!

Раньше я таяла от его улыбки и света синих глаз.

– Да ладно? Кражу моего диплома можно назвать «наладилось»? – смерила его холодным взглядом. – Я не стала богаче, если ты об этом, и дома у меня по-прежнему нет.

– Да я разве ради дома? – слегка сбился Тони. – Я очень скучал, Венди!

– А я нет. Пришлось учиться выживать. И тебя рядом не было.

– Я бы с радостью помог, но ты же знаешь, мы были на практике!

Конечно, знала. Практика длилась две недели, а избегал он меня полгода. Очень талантливо избегал, надо сказать. Первый месяц я искренне надеялась, что у меня есть родная душа рядом, кто поймет и посочувствует. Верила вранью его друзей и лживым запискам. А потом Жаниль сказала, что он начал встречаться с целительницей из ее группы, и у меня внутри что-то потухло.

Теперь я смотрела в красивые синие глаза и думала, как я раньше не замечала, насколько они глупые? Как стеклянные пуговицы, ей-богу! И улыбка насквозь лживая. Его родители меня одобряли и сейчас, видимо, разъяснили туповатому отпрыску, что ценность девушки из семьи потомственных зельеваров с сильным даром вовсе не в материальных благах. Кровь, которую она принесет в семью, намного дороже нескольких тысяч фоллисов моего улетучившегося приданого. И если добавить семейные рецепты, так и вовсе такой невесткой не попрекнут ни родня, ни многочисленные кумушки. Свой зельевар в семье, понимать надо! Ценить! Не объест она их, а прибыли может принести много, плюс одаренные дети. Надо брать! Я будто услышала округлый говорок его матери, моей несостоявшейся свекрови.

Кристофер переминался чуть позади, Тони на его фоне смотрелся, как шпиц перед ротвейлером. Я послала Кристоферу чарующую улыбку, ощутив себя богиней мщения.

– Прости, Тони, я немного занята. Кристофер, ты уже приехал? Поедем обедать, ты обещал, – проворковала, цепляясь за его рукав. Кристофер молча подставил руку, выводя меня из корпуса. Тони что-то булькнул горлом, его удивленно распахнутые глаза так и стояли перед моим внутренним взором, теша самолюбие.

– И что это было? – проницательно спросил Кристофер, когда мы вышли в парк. Я отцепилась от его рукава и сунула руки в карманы своего пальто.

– Прости.

– Приглашение в силе, – усмехнулся Кристофер. – Давай вместе пообедаем.

А я подумала, почему бы и нет?

Надо иногда отдыхать и отвлекаться. В то, что Кристофер заставит меня расплачиваться за обед прямо в ресторане, я не верила.

– «Сирена», «Голубой парус», «Лагуна»?

– Откровенно говоря, терпеть не могу морепродукты, и все эти скользкие сырые рыбьи потроха, – призналась я. Выросла в Юверне, у моря, и все эти «дары моря» там ели только самые нищие жители побережья. Голь трущобная. Сам поймал, сам съел. Чем питаются все эти крабы, ежи, моллюски, омары, трепанги, придонные рыбы… фу! И еще раз фу!

– Значит, классическая кухня и хорошо прожаренное мясо, – Кристофер кивнул, завел мобиль, и мы плавно покатились по улицам Десадана.

Как же давно я не гуляла по центру! Через пару месяцев холодная слякоть прекратится, тротуары высохнут и на клумбах зацветут тюльпаны. Затем придет время пионов, и в Пионовом парке будет ежегодная выставка цветов.

Два года назад, когда начинал ухаживать, Тони подарил мне букет совершенно ошеломительных белых пионов, у которых внутри цветка было два-три багровых лепестка. Мама тогда одобрительно кивнула. Два года я была уверена, что пионы – мои любимые цветы. Надо пересмотреть свои вкусы. Розы – банально, лилии пошло. Астры? Флоксы? Ирисы? Фиалки?

– О чем задумалась?

– О пионах, – честно ответила я и хмыкнула, встретив удивленный взгляд. – Я же зельевар. Пионы очень полезные растения. Из них можно сделать противосудорожные, успокоительные, спазмолитические, противовоспалительные зелья. Женские и грудные чаи, наружные настои для помывания язв и пролежней.

– Ах, вот в каком плане, – засмеялся Кристофер. – Я уже подумал купить тебе букет роз, но кажется, тебе больше понравится пучок лекарственной травы!

– Розы тоже подойдут, – слегка обиделась я. – Сделаю из розовых лепестков с морской солью средство для ванны. Только букет надо побольше! А сами розы поменьше, они ароматнее и масличных веществ в них больше.

– Сдаюсь! Спорить со специалистом себе дороже!

Кристофер подрулил к ресторану «Отчий дом». Мы были там всей семьей несколько раз, и я невольно облизнулась, вспомнив фирменное жаркое в горшочках. А какие там бараньи ребрышки! Солянка! Отбивные!

От входа сразу кинулся швейцар и открыл дверь рейдоса.

– В другой раз поведу тебя в «Березку» или «Подснежник», – шепнул Кристофер, ввернув шпильку. – Все растения.

Невольно покраснела, догадавшись, что он смеется надо мной.

– Я в студенческой мантии, – шепнула, медля снимать пальто в гардеробе.

– И что? – не понял Кристофер.

Я только вздохнула. Мужчине не понять, как важно быть одетой не только к лицу, но и к месту. А моя зеленая мантия была выгоревшей и порядком ветхой, все-таки третий год ношу. Не накрашена, не причесана. Ужас!

– Общий зал, кабинет? – осведомился метрдотель.

– Кабинет! – сказали мы хором. Не знаю, какие были у Кристофера причины, а я хотела скрыться с глаз. Уже заметила парочку маминых знакомых, хищно косящихся в мою сторону.

– Могу предложить «Весенний рай» с видом на город, «Беседку» или «Цветущий грот».

– Беседку! – я была в этом кабинете, он был самым нейтральным и действительно служил для еды, а не для иных утех, которым можно было предаваться в других кабинетах, обставленных широкими креслами и диванами. Небольшая круглая комната с колоннами, увитыми плющом, действительно напоминала беседку.

– Чем тут кормят? – Кристофер принял из рук официанта кожаную папку с золотыми углами.

Я даже не открывала меню.

– Сливочный крем-суп, салат с курицей и гранатом, фирменное жаркое в горшочке. И компот, – продиктовала официанту.

Кристофер неопределенно хмыкнул и сделал свой заказ.

– Почему передо мной огромные миски, а перед тобой крошечные блюдца? – возмутился Кристофер, когда еду принесли.

– Фигуру надо беречь, – ответила я, запуская ложку в пиалу с крем-супом. Мама всегда говорила, что на людях воспитанная дама должна клевать, как птичка, а наедаться дома, без посторонних.

Глава 8. Метания и размышления.

Вечером в своей комнате я механически решала задачки по аналитической химии, и попутно размышляла о Кристофере. Он оказался интересным собеседником, много шутил.

Но мне крайне не понравился его острый интерес к моей семье, который он пытался скрыть. Конкретно – к отцу. Не будь этих тяжелых месяцев, я бы приняла за чистую монету его внимание, и взахлеб бы стала делиться своими воспоминаниями, планами и мечтами. Я, кажется, разучилась верить людям, мне казались подозрительными его вопросы. Хотя Кристофер уверял, что увидел на улице красивую девушку и решил приударить, а я неожиданно оказалась не только красивой, но и умной. Удачно, правда?

Перст судьбы или волю Провидения я в нашей встрече видеть отказывалась.

Я помнила, как выглядела тогда, и не верила во внезапно вспыхнувшие чувства. Замученная мумия не может нравится вообще никому, кроме некроманта, особенно – такому яркому мужчине. Да и его свободное пребывание на территории академии меня настораживало. Не было такого, чтоб кто-то мог свободно пройти мимо нашей комендантши! А Кристофер оказался поразительно хорошо осведомлен о пропаже моего диплома, о смене куратора, и даже о неприятностях с «Верена Фармари».

Я очень аккуратно и односложно отвечала на его вопросы об академии и чувствовала его разочарование кожей. Если он намерен был, усыпив меня сытной едой, выспросить всю подноготную, то он ошибся. Наши семейные секреты стоят больше одного хорошего обеда! Намного больше!

– И над чем ты сейчас работаешь? О чем новый диплом?

– Прости, но беседовать об этом я имею право только со своим куратором. Во всяком случае, до защиты, – выкрутилась я. Нам действительно советовали держать язык за зубами во избежание кражи идей. Мою идею украли вместе с ящиком, и я убедилась, что надо было помалкивать, а не лезть с апробацией ко всем подряд и публиковаться в академическом вестнике. Впрочем, это предложил профессор Ларим, тогда у меня не было оснований ему не доверять.

После обеда Кристофер, необычайно хмурый, отвез меня в академию.

Я сразу же ушла в лабораторный корпус и работала до самого ужина, а после вернулась к себе.

Долго смотрела в зеркало, поворачивалась, поднимала волосы, снова распускала. Нет. Не верю. Влюбиться в тощего заморыша с землистой кожей – извращение какое-то! А извращенцев я боялась. Девочки рассказывали, что некоторые мужчины любят, когда их наказывают. Добиваться внимания девушки, которую хочется покормить, из той же оперы. Какую я могу вызвать страсть или вожделение? Чем? Разве что научно-исследовательский интерес некроманта.

Когда бросила ездить на работу в «Верену», начала больше есть и спать, я стала выглядеть получше, но мне еще было очень далеко от пышущей здоровьем и энергией прежней Гвендолин. Та была миловидной и даже симпатичной. Я теперешняя – нет. Щеки запали, скулы торчат, нос обнажил неожиданную горбинку. А нежные соблазнительные выпуклости? Их заменили жесткие суровые плоскости. Пособие для целителей, вот я кто.

А Кристофер… он удивительно обаятельный, улыбчивый, легкий в общении. Но ведь он ничего не рассказал о себе! А обо мне у него были все сведения. Мне даже казалось, что он знал намного больше, чем я ему говорила, и просто проверял меня отдельными вопросами. Раз у него нет интереса ко мне, то зачем он ищет со мной встреч? Если ему нужны наработки отца, то они все сгорели вместе с домом.

Ой! Портфель! Слегка потрепанный кожаный портфель отца, туго набитый, лежит в банковской ячейке! Может, это то самое, из-за чего вокруг меня начали плясать Королевский госпиталь и следственный департамент? С военными и так понятно, генерал Блейз дал задание не выпускать меня из поля зрения.

Порфель надо забрать и проверить, что в нем! Я даже подскочила со стула, намереваясь немедленно бежать в банк.

Посмотрела на темноту в окне и села обратно.

Банки работают до четырех, это всем известно. И потом, что я буду делать с бумагами отца? Хранить их в комнате? Я нервно засмеялась. У меня почти готовый диплом увели из защищенной лаборатории, а уж из комнаты говорить нечего, свистнут, следов не найду! Портфель ни в коем случае нельзя забирать из банка!

Сейф оформлен на мое имя, кроме меня, его никто не возьмет, а я в свободное время съезжу и там же, в банке, проверю содержимое. Забирать ничего не буду, только посмотрю. Или вообще не проверять? Пусть дальше лежит, тайны отца останутся его тайнами. Какая срочность, кроме взыгравшего любопытства? Если я полгода спокойно обходилась без этого, то и дальше обойдусь, у меня своих забот полно. А если за мной следят, то незачем привлекать внимание к банку. Проверю сейф после защиты диплома. А то вдруг банк ограбят из-за этого потертого портфеля? Я хихикнула от нелепости этого предположения.

Полночи вертелась, представляя, что отыщу несметные сокровища и сразу разбогатею. Или найду лабораторные журналы отца и воссоздам его легендарные зелья. Одно из них рассасывало келоидные рубцы, он спас лицо одной актрисе, у которой были чудовищные ожоги после пожара, устроенного завистницами в гримерке. Папа, оказывается, восхищался ее игрой, но молчал, не желая тревожить маму пустой ревностью. Никто не смог повторить тот состав, несмотря на множество попыток. Папа отказался продавать рецепт. Сказал, что это дар таланта – таланту. Все знали, что там слизь улиток, экстракт овечьей плаценты, настой репчатого лука и соляная кислота. Только повторить никто не смог.

А еще он спас руки одному рыболову, их с приятелем унесло на льдине в открытое море, и они сильно обморозились. Приятель огласился на ампутацию, а этот слабый артефактор приехал к отцу через полстраны. Не мог он лишиться рук. Жил у нас в гостевой две недели и ходил с замотанными фольгой кистями. И поправился! Коричневые страшные струпья сошли и наросла новая кожа. Никто не знал, чем его отец отпаивал. Про это в «Зельевар сегодня» писали.

Но я даже представления не имела, над чем отец работал перед смертью.

Вдруг в портфеле мятая туалетная бумага и серебряные столовые приборы? А настоящие записи отец спрятал в другом месте? Я бы не удивилась, если бы он отдал записи на хранение декану Тариэлю. Он бы смог разобраться и сохранить их намного лучше, чем я. Надо завтра подойти к муру Бревису и спросить.

Неудобно как-то, с другой стороны, спрашивать давнего друга отца, не утаивает ли он от меня записей. Что мешает ему соврать? Я уже совсем с ума сошла, подозревать декана в кознях против меня! Он мне в детстве конфеты и яблоки приносил, на коленях качал!

Ничего удивительного, что на аналитической алхимии я была рассеянна, и даже получила замечание от профессора Марей. Пришлось взять себя в руки и слушать преподавателя, выпучив от усердия глаза. Затем шли руны, и общая лекция по управлению потоками.

– Венди, – в перерыве рядом на скамейку плюхнулась Мэдлин. – Я тебя предупреждала?

Я кивнула, не особо вслушиваясь.

– Значит, ты заслужила наказание! Я отрежу тебе волосы под корень! – сбоку щелкнули ножницы, и я отшатнулась, чтоб впечататься спиной в Ойру, севшую с другой стороны, и обхватившую меня за плечи.

–Да вы что?! – очнулась я. – Мэдди, ты не по адресу! Разбирайся с Жаниль!

Однокурсники смотрели с любопытством, но никто и пальцем не пошевельнул, чтоб меня защитить. Старшекурсники! Дипломники! Развели какой-то детский сад! У меня сил больше, чем у них всех, вместе взятых, на что они рассчитывали? На мое прилюдное унижение? Зря, учитывая, что вчера я очень плотно пообедала и резерв был полон под завязку. Только вот применять магию вне практических занятий запрещалось. Но применение еще доказать надо!

Взвизгнула Мэдди, примеряющаяся к моей пряди. Ножницы раскалились у нее в руке. Заверещала Ойра, судорожно стряхивая сороконожек, ринувшихся на нее из-под лавки. Кристаль свалилась в обморок, увидев перед лицом мохнатого паука с полосатыми ногами. Слабачка! Ну и что, что паук был с ладонь величиной?

– У кого-то ко мне остались претензии? – спросила, оглядывая зал.

Кто-то замотал головой, кто-то торопливо покидал ярус, схватив тетради. Мэдди, скривившись, дула на руку, где алел ожог.

– Если вовремя покажешь целителю, рубца не будет, – поторопила я, и Мэдлин, завывая и перескакивая через ступеньку, покинула зал.

Еще раньше нас покинула Ойра, истошно визжа и отбиваясь от иллюзорных насекомых. Ладно, не насекомых, беспозвоночных животных, если быть точной, сороконожки – не насекомые. Кристаль, в отличие от них, совсем не мешала, лежала тихо и даже элегантно, раскинувшись между скамьей и столом.

– Хайнц, что ты творишь?! – закричала староста нашей группы, Магда Фрайм. – Тебя исключат за нападение!

– Они первые начали, весь зал свидетели, – хладнокровно ответил Марк и я ему признательно улыбнулась. – Бояться иллюзорных червяков перестают еще в начальной магшколе!

Второй час лекции прошел необычайно тихо. Профессор, подслеповато щурясь, несколько раз осматривал зал, но ничего подозрительного не увидел. Он был опытным лектором и знал, что правила сложения векторов одна из самых скучных тем в теории потоков. Тишину зала он никак не относил за счет своего ораторского таланта. Поэтому зал покинул самым первым, едва прозвенел звонок. Торопливо попрощался, даже не спросив, есть ли вопросы, и шустро поднялся по лесенке амфитеатра.

Кристаль к тому времени очухалась и сидела на скамье, куда ее после перерыва усадили два студента. Она мотала головой из стороны в сторону, как лошадь.

– Венди! – ее глаза сфокусировались на мне. – Что это было?

– Это? Тигровый паук-птицеед, конечно. – Я воспроизвела рыже-черную иллюзию. – Мы сто раз использовали его для зелий, ты что, забыла?

Кристаль позеленела, резко подскочила и унеслась из лекционного зала. И чего так нервничать? Я же не бурого паука-солдата из низовьев Надиши ей показала? Тот, действительно, один из самых ядовитых в мире, один размах лап почти десять дюймов! Нейротоксин вызывает паралич мышц, удушье и остановку сердца. Птицееды – лапочки по сравнению с ними. Что-то мне подсказывает, что зачет по арахноведению Кристаль не сдаст.

Спору нет, я тоже давила панику и рвотные позывы на первом курсе, когда на практике по биологии мы ловили восьмилапых фунтами! Все люди боятся их инстинктивно, они слишком быстры и непредсказуемы. И отвратительны! А те, кто восхищается ими, сами нуждаются в психокоррекции.

Но учили нас на совесть, и от отвращения и гадливости остался только профессиональный восторг. Сколько полезных эликсиров можно изготовить из их яда! Например, из яда паука-солдата получается «Крепкий корень», зелье, повышающее потенцию и удлиняющее эрекцию. Цена зелья говорила сама за себя – триста фоллисов! За такие деньги я готова была преодолеть страх и гадливость. Как выяснилось, и сороконожки годятся в омолаживающие крема. В академический курс они не входили, но работа в «Верене» кое-что дала.

Возле столовой слонялся неприметный молодой мужчина. Увидев меня, он сразу подхватил меня за локоток, разворачивая от общего потока голодных студентов.

– А покушать? – в животе урчало после трех пар.

– Уверяю вас, обед в особняке генерала Блейза не идет ни в какое сравнение с жидким гороховым супом и жалкой котлетой, в которой и мяса-то нет! – прошептал сотрудник безопасности.

Я безропотно развернулась и села в скромный черный стифлер, припаркованный у ворот академии.

Кажется, у меня войдет в привычку обедать плотно и изысканно. Не то, чтобы я была против, но я не совершенно не умею готовить! Вот такой парадокс.

Зелье изготовлю практически любое, а простейшую яичницу сожгу, суп пересолю, кашу недоварю. Наша экономка, мури Сильва, только руки к небу вздымала, докладывая маме о моих кулинарных подвигах, когда папа приказал обучить меня готовке. Где берут кухарок, способных приготовить съедобную и вкусную еду, я не имела ни малейшего понятия. Нанимают где-то, наверное, но где? Они, вероятно, обучаются, в начальных магшколах, а потом специализируются на кулинарии в средних профессиональных заведениях. Или даже высших? Точно, есть же Высшая школа поваров!

Где бы не училась кухарка мура Блейза, насыщенный рыбный запах, настигший меня в холле особняка, заставил меня поморщиться.

– Что-то не так? – спросил внимательный сопровождающий.

– Ненавижу рыбу! – искренне призналась я, прижимая руки к животу, где бунтующий желудок выдавал кульбиты.

– Это калья, суп из жирной рыбы на огуречном рассоле, – облизнулся агент.

Я подавила вздох. Предпочла бы столовский гороховый суп, от него меня не тянет блевать! Кстати, и глупых шуточек насчет музыкального сопровождения никогда не понимала, суп как суп, а у кого после него избыточно образуются газы, обязаны полечить желудок и кишечник! При здоровом кишечнике никаких проблем нет ни от гороха, ни от фасоли!

– Столовая направо, – указал агент.

– Сначала помыть руки, если можно, – чего только я этими руками сегодня не делала!

Меня проводили в роскошный санузел, больше моей комнатки в общежитии раза в четыре, со стеллажом, заполненным флаконами и банками, с ванной, утопленной в красно-коричневый мрамор, с зеркальной стеной и тюльпанами умывальников на две персоны, выступающими из мраморной столешницы. Напротив умывальников стеклянная душевая кабина из закаленного коричневого стекла приветливо распахнула дверь. Там, судя по дырочкам на потолке, можно было совершить прогулку шагов в шесть под тропическим дождем. Пол из желтовато-песочных плит разбавлялся коричневым бордюром. Потолок со ступенчатым карнизом и разлапистая люстра, наподобие той, что висела у нас дома в гостиной, дополняли оформление.

Столовая оказалась скромнее санузла. Белые стены с рельефами из золотых линий, напольные вазы с букетами цветов и узкие зеркала. Пальма в простенке между окон и круглый стол посредине.

В центре стола благоухал рыбный суп в изысканной супнице синего фарфора с белыми узорами.

– Добрый день, – сказала я, отыскав генерала позади букета цветов.

– Убрать, – распорядился генерал, выслушав агента, склонившегося к уху.

Супницу тотчас унесли. На ее место поставили бульонницу с двумя ручками, затейливо расписанную эрландскими узорами.

– Очень раз вас видеть, дорогая Гвендолин, прошу не стесняться и отдать должное обеду, – радушно сказал генерал.

Лакей отодвинул кресло, я уселась напротив генерала. Помимо генерала, за столом сидели офицеры в черных и серых мундирах. Шесть штук красивых молодых мужчин. Они изящно ломали хлеб, не чавкали, вели нейтральные разговоры, ненавязчиво предлагали попробовать то или иное блюдо.

Глава 9. Неожиданное предложение.

За бульоном последовали фрикадельки, за фрикадельками холодные рыбные котлеты, цветная капуста с аттарским желтым сливочным соусом, суфле из гусиной печени с трюфелями, индейка со стручковой фасолью, жаркое из куропаток и салат. От вина, будь то белое к котлетам, игристое к дичи или красное к суфле, я решительно отказывалась. Мне еще разговаривать предстоит о важных вещах. Ну, если я правильно поняла это приглашение.

Генерал сложил салфетку, офицеры тотчас встали и щелкнули каблуками начищенных сапог. Я осталась на месте, лихорадочно вспоминая правила этикета на такой случай. Я тоже должна встать? Правда, сомневаюсь, что мне удалось бы так звонко щелкнуть каблуками, но можно же было потренироваться заранее? Дома непременно попробую.

– Увидимся завтра, муры, – благодушно сказал генерал.

Офицеры покинули столовую.

– Гвендолин?

– Спасибо, все было очень вкусно, – я промокнула салфеткой губы.

– Идем в каминную, – генерал раскрыл ладонь, указывая, куда идти.

Предупредительный лакей отодвинул стул, второй открыл дверь.

Два глубоких кресла с пуфиками для ног ждали нас перед горящим камином.

– Признаться, я весьма доволен, – сказал генерал, усаживаясь в кресло.

– Чем же?

– Тем, что именно вы оказались моей спасительницей. Со своей стороны, я готов вас обеспечить, защитить от всех превратностей судьбы, и финансировать ваши исследования, – генерал налил в снифтер коньяка и одобрительно понюхал.

– О! Каким же образом? – защита, это хорошо, финансирование еще лучше. А добровольцы для проверки зелья вообще сказочно! Разве мне много нужно?

– Самым примитивным. Станьте моей женой, – генерал пригубил коньяк.

– Но вы женаты! – кашлянула после паузы.

Он же несерьезно? Я видела его супругу, если отбросить траур и рыдания, то весьма привлекательную, моложавую женщину лет сорока пяти.

– Уже нет, – ответил генерал. – Участие моей жены и ее племянника в отравлении и попытке умышленного убийства доказано, со вчерашнего дня я в разводе. Помимо прочего, они были любовниками.

– Она в монастыре? – я не знала, куда девают провинившихся жен и спросила наобум.

– В тюрьме и ждет казни, – жестко ответил генерал. – Срок весенних приговоров настанет через три недели. Через месяц, максимум пару месяцев, я надеюсь назвать вас своей женой. Времени как раз достаточно, чтоб сшить платье и все организовать на должном уровне.

– Мур Тобиас, я не… – голос внезапно сел. Да он мне в дедушки годится!

– Вы не состоите в отношениях и не влюблены, значит, можете рассуждать здраво. Вас смущает разница в сорок лет? Бывают и более неравные браки.

Я посмотрела затравленным взглядом на национального героя. Это все равно, что выйти замуж за памятник!

– Я очень богат, овеян бранной славой, вам не придется стыдиться моей фамилии. Вы станете единственной наследницей моего состояния.

– Но…

Генерал проницательно прищурился.

– Я не противен вам физически?

– Нет, но…

– Спальню супруги я посещал последний раз лет семь-восемь назад, вам не грозит физическое насилие с моей стороны.

– Но…

– Вы девушка молодая и, несомненно, мечтаете о любви и прочей дребедени. Возраст такой, понимаю. Именно хорошие, воспитанные домашние девушки склонны сбегать из дома с негодяями, запудрившими им голову. Чем сильнее давишь, тем скорее пружина рванет. Но все можно урегулировать и ввести в приемлемые рамки. Все офицеры, присутствовавшие на обеде сегодня, одобрены мной, как ваши будущие любовники. Выберете вы одного или сразу парочку, я возражать не стану, – генерал усмехнулся. – Однако порочащих слухов и ущерба репутации не потерплю. Согласитесь, это разумное требование. Я не тиран.

– Да, вы невероятно предусмотрительны, – голос решительно отказывался подчиняться, это я так пищу?

– Итак?

– Я должна дать ответ немедленно?

– Милая Венди, случись все это год назад, я бы послал сваху, сделал официальное предложение, и разговаривал бы с вашими родителями. Пляски и переговоры заняли бы не меньше года. Сейчас ситуация иная. Я немолод. Очень немолод, к сожалению. Хочу, чтоб мое имя и достояние унаследовала порядочная девушка, несправедливо пострадавшая в результате превратности судьбы, а не из-за порочности собственной натуры. А если вдруг вы забеременеете, я буду несказанно рад. Ребенка признаю своим.

Я нахохлилась в кресле, глядя на огонь. Одна из моих подруг по пансиону вышла замуж за старика. Все ее жалели. Через четыре года она была свободна и счастлива, вращаясь в свете и наслаждалась придворной жизнью. Молодость и хорошее происхождение – это товар, который не должен залежаться или пропасть зря. Мама бы приняла сватовство мура Блейза с восторгом, я не сомневаюсь.

Да, его имя послужит таким щитом, который не каждый рискнет пробовать на прочность. Богатство, возможность не считать фоллисы. Почет, покой, безопасность, своя лаборатория. Тони в подметки генералу не годится. Кристофер… он мне очень нравится. Ужасно нравится, до подогнутых пальчиков ног и перебоев в сердцебиении. Он позовет меня в любовницы рано или поздно. В содержанки. Я сдамся и потеряю все. Достоинство, самоуважение, репутацию. Будут говорить не «зельевар Гвендолин Хайнц», а «любовница Ланце».

Меня никто всерьез воспринимать не будет рядом с таким эффектным мужчиной. Подумают, что я очередная, потерявшая голову и ошалевшая от любви дурочка. Да он и не позволит мне ничего, кроме обожания его персоны. О зельеварении придется забыть. И к чему тогда мои усилия, бессонные ночи над учебниками, зачеты, экзамены? Все мои старания обесценятся присутствием смазливого мужчины! Который бросит меня, как только наиграется!

– Я бы хотела доучиться и работать по специальности, – нарушила тишину каминной. – Если не для заработка, то ради удовольствия.

– Безусловно, – кивнул генерал. – Я не допущу, чтоб пропал такой талант. То, что вы определили путем поверхностного осмотра, подтвердили три целителя Королевского госпиталя путем длительного исследования специальными артефактами!

Я посидела еще, любуясь языками пламени. Слова генерала были очень приятны. Такого предложения я больше никогда не получу. И если учесть усталость от одиночества и незащищенности, то и раздумывать нечего.

– Я согласна, – горло пришлось потереть ладошкой, слова не хотели выговариваться.

– Вы не пожалеете, мури Хайнц, – генерал протянул ладонь и я, трепеща, положила сверху руку.

– Ох, уж эти нервные девицы, ладошка словно ледяная! – улыбнулся генерал. – Для тебя отныне я Тобиас. Я не обижу тебя.

– Спасибо… Тобиас, – неуверенно повторила я.

– Петер! – гаркнул генерал. И приказал тут же появившемуся рослому лакею: – Бокал игристого моей невесте и пригласи в кабинет стряпчего!

Игристое защекотало небо пузырьками, оставляя фруктовое послевкусие, но холодные когти, сжимающие горло, чуть разжались.

Стряпчий появился, будто ждал за дверью. А может, действительно, ждал? Меня бы это не удивило.

Кабинет генерала был отделан очень темным, почти черным деревом. Не удержавшись, погладила, потерла и понюхала стенную панель. Да, это именно бендорский эбен, не ванагский и не ловернский. Он имеет мелкие поры, отлично полируется, тонет в воде и устойчив к термитам, а плотность, как у кирпичей. Древесина содержит эфирные масла и пахнет сладко- бальзамически, с теплым оттенком ванили. Ванагский эбен пахнет дымом, а ловернский эбен коричневый, с сероватыми прожилками и пахнет смолой. Мури Эванс умеет вколачивать знания в головы нерадивым студентам, я должна признать ее профессионализм. Я будто только что вышла с занятия. Эфирные древесные масла мы изучали постольку, поскольку они придают стойкость композиции и используются в производстве духов и косметических средств.

– Это бендорское черное дерево, мур Блейз, – ответила на вопросительный взгляд.

Генерал вдруг захохотал.

– Ах, милая Венди, вас надо направить в наше казначейство! От вас ни одна мелочь не скроется! Подумать только, мерзавец мажордом уверял, что это ловернский эбен!

Генерал пришел отчего-то в самое веселое расположение духа. От того, что его обманули?

– Да нет же, цвет и запах совсем другой! – смущенно возразила я.

Стряпчий сел слева, я справа, мы прочитали типовой брачный контракт и внесли дополнения. Генерал завещательные, я указала пункты о завершении образования и последующей работы. Согласия мужа на нее отныне не требовалось, я была вольна в своих занятиях. С меня требовалось сопровождать мужа на значимые светские мероприятия, блюсти честь и репутацию рода Блейзов. Ребенок желателен в разумном обозримом будущем, которое мы определили в пять лет. Через пять лет бесплодного союза брак может быть расторгнут по обоюдному согласию сторон. Я приободрилась. Пять лет – это не вся жизнь!

– Я бы хотела сохранить фамилию Хайнц, – робко вставила я. – Она известна среди зельеваров и целителей, мне будет легче строить карьеру.

– Мури Хайнц, уверяю вас, с фамилией Блейз ваша карьера взлетит до небес! – жарко возразил стряпчий. – Согласитесь, что она гораздо более известна, чем Хайнц!

«И за ней не тянется скандальный хвост», – он не сказал, но я без труда поняла его. С этим спорить было трудно, и я согласилась. Двойная фамилия звучала бы совсем глупо, как детская считалка, я покатала ее на языке, Хайнц-Блейз. Блейз-Хайнц, язык сломаешь. Некрасиво. Вот Хайнц-Ланце звучит намного лучше. Но мури Ланце мне не быть, значит, и мечтать нечего.

Недрогнувшей рукой я подписала документ. Следом за мной его подписал генерал и заверил стряпчий.

– С этой минуты ты моя невеста, – генерал прошел к сейфу в углу кабинета, открыл его и достал из шкатулки кольцо. Совсем простое. Круглый розовый камень и два маленьких, чуть голубоватых, по бокам.

– «Розовый призрак», фамильное кольцо Блейзов, – провозгласил генерал, надевая его мне на палец. – Розовый бриллиант десять карат, голубые бриллианты по полкарата.

– Стоимость двадцать девять миллионов фоллисов, – услужливо добавил стряпчий, собирая и складывая бумаги.

– О, небо! – у меня закружилась голова. – Снимите, снимите его немедленно! Я не могу носить цену четырех поместий на пальце! Я зельевар, я могу его испортить едкими реактивами! Мне его хранить негде! Умоляю вас, я буду его надевать на приемы в королевский дворец, а для обычной жизни что-то попроще можно?

– Первый раз вижу такую реакцию, – хмыкнул генерал.

– Просьба девушки очень разумна, – поддержал меня стряпчий. – Учитывая род ее занятий. Действительно, стоит ли рисковать?

– Жаль, жаль, оно так сверкает на твоем тонком пальчике!

– Оно слишком вызывающее, мне надо будет сначала привыкнуть носить такие вещи, – я скрутила кольцо с пальца и отдала жениху.

Руки у меня так тряслись, что я чуть не выронила кольцо. Двадцать девять миллионов чуть не швырнула под ноги! Самый дорогой мамин гарнитур стоил двести пятьдесят тысяч, папа подарил его на мое рождение. Гранаты с цирконами, кольцо, кулон, серьги и короткое ожерелье из шестнадцати квадратных камней размером в ноготь на мизинце, разбавленных чуть желтоватыми цирконами. Нет, мы были вполне обеспечены, но такой бьющей в глаз роскоши позволить себе не могли.

Стряпчий откланялся и испарился, забрав бумаги.

– Хорошо, – не стал упираться генерал. – Завтра за ужином подберем что- нибудь скромнее. И да, завтра, как пойдешь на занятия, отдай Собрину ключ от твоей комнаты.

– Это мой водитель? – догадалась я.

– И телохранитель по совместительству. Для него эта работа очень важна, не создавай парню лишних проблем.

– Ладно, – безропотно согласилась я. Что они, в самом деле, мое застиранное дешевое бельишко украдут, что ли? А второй ключ телохранителю по должности положен.

– Вот этот браслет прошу тебя не снимать, – достал генерал из сейфа новую безделушку. – Тут маячок, щит от физического воздействия, определитель ядов и сигналка. Нажмешь на камень в случае опасности.

О, прошу прощения, такую вещь безделушкой не назовешь! Очень полезная штука. И стоит, наверное, чуть подешевле кольца. Но ненамного. А выглядит совсем просто: серебряный тонкий браслет с диагональными насечками и чеканкой, с утопленными круглыми камушками вроде сердолика или яшмы.

– Это гражданский вариант военной разработки наших артефакторов. Я сам такой ношу, – генерал поддернул рукав, показывая мне более широкий браслет из желтого сплава.

– Почему же вас удалось опоить? – не могла не спросить я.

– Тебя, – поправил генерал. – Племянник моей жены – артефактор и покопался в настройках. Снотворное ведь не яд, а лекарство. Я плохо сплю, раны болят, мне снотворное прописано полковым целителем. А добавила в снотворное наркотик моя дражайшая с-супруга, – прошипел генерал.

– Мне очень жаль, – искренне сказала я.

– Оно того стоило. Я познакомился с таким чудесным человечком, как ты и вычистил змей из своего окружения.

– В газетах написали, что ошибся целитель и передозировал лекарство. Ему что-то будет? Мы ведь знаем, что это не так, он сам признался, что передал ей наркотическое зелье.

– Конечно. Каторга. Там люди очень сильно нуждаются в целителе. Как-то целители не часто попадают в такие места. Ему будут крайне рады.

На прощание генерал сунул мне продолговатый кристалл на цепочке.

– Это ключ от твоего счета. Сегодня же переведу туда приятную сумму на булавки. Ты же девушка, наверняка стипендии на многое не хватает. Не стесняйся и не отказывайся. Моя невеста должна выглядеть достойно.

Я покраснела и поблагодарила. Собрин, ставший вдруг очень почтительным, отвез меня в академию.

Глава 10. Покупки.

Работать в лабораторию после обеда в тот день не пошла.

Валялась на кровати и составляла список вещей, которые мне хотелось купить. Хотелось многого, к чему я привыкла и не ценила раньше. Затем «хотелось» заменила на «нужно», вычеркнув половину списка. После этого осталось только то, что было действительно необходимо. Сколько мне в невестах ходить? Всего пару месяцев. И зачем зря деньги тратить?

После свадьбы у меня будет собственная портниха, как у мамы. Генерал вряд ли будет экономить на моем гардеробе. Мне сошьют все новое на все случаи жизни и будут обновлять к каждому сезону.

Значит, самое неотложное. Туфли на толстой подошве. Весна у нас слякотная, сырая, надо быть выше луж. Плащ, само собой. Немаркое и удобное платье. Одного хватит, под мантией не видно. Это обеспеченные студенты злятся, что не могут блистать нарядами, а для неимущих форма – бальзам от унижения. Два… нет, три-четыре комплекта хорошего белья, несколько пар чулок, пижама, перчатки, шляпка. Маникюрный набор. Мне пришлось пользоваться набором Жаниль, и он никуда не годился. Свою пилочку я ухитрилась вымазать сосновой смолой, а лабораторные кривые ножницы могли отрезать палец целиком, а не кончик ногтя. Еще мне нужно немного косметики: тушь, блеск для губ, тени, румяна, пудра. Хорошее мыло и шампунь, крем… нет, крем сама сделаю, ни к чему покупать, мой лучше будет, чем покупной. А мыло самой варить долго и противно.

Дешевенькое зеркальце и расческу, зубную щетку с пастой пришлось покупать на материальную помощь, как и паршивый комплект постельного белья в пошлый цветочек, который постеснялась бы постелить даже моя горничная. От казенного грубого постельного из бязи у меня началось раздражение. Эх, мои простынки из красного невасамского льна!

Еще мне нужна сумка путешественника, и не простая, а артефактная, которую кроме меня, никто не сумеет украсть, открыть, разрезать, прожечь, утопить или расплющить. Это очень дорогое удовольствие, но мою работу в специальном кофре буду таскать в ней, оставляя в лабораторном боксе только грязную посуду и всякий хлам. И патент… хорошо бы получить патент.

Я могу начать оформление, а в день защиты добавить рецептуру и описание технологического процесса. Патент будет выдан датой подачи заявки. Так и поступлю. Стряпчего найму сама. Генеральского напрягать неудобно, а те законники, что работают в академии, считают меня полной дурой (не без оснований), мне и зайти к ним неловко будет.