Просто друг

Эта история написана миллионами разбитых сердец. Собирательные образы персонажей позволят Вам снова пережить прекрасные мгновения первой любви.

Сказка ложь – да в ней намёк…

– Вы же созваниваетесь каждый день по часу, – я трясу детализацией звонков перед её лицом, пытаясь поверить в её слова. Хочу, чтобы она показала неопровержимое доказательство, что это правда разговоры о работе. Может, проект какой-то? Или повышение? Но нет, всё та же заезженная пластинка про «друга и коллегу».

Она заплакала, резко развернулась и бросилась в ванную. Как обычно, включила воду. Я пошел следом. Через длинный коридор смотрел на закрытую дверь. Свет сочился ровным прямоугольником вокруг створки, и мне вдруг показалось, что я вижу сквозь неё. Таня сидит на краю ванны, подпирая голову руками, намокшие от слёз волосы прилипли к вискам. Вода льётся в раковину, смешиваясь с её слезами, и уходит в слив. В руке – ярко зелёный телефон, мой подарок на её день рождения. А сейчас в нём, похоже, строится новая ячейка общества. Скорее всего, опять созвонились. Ярость вспыхнула в груди, хотелось ворваться, выхватить трубку и испепелить того гада на другом конце линии.

8:55. Поезд метро должен был двадцать три минуты везти меня по тёмным, сырым тоннелям, но сегодня – особый день. 15 июня врезалось в мою память сильнее, чем собственный день рождения. Мир поделился на «до» и «после». Странно, ведь это просто дата в календаре, как любая другая. Но сегодня я не хочу заниматься будничными делами. Могу я, в конце концов, уделить время себе?

Выйдя из метро, я зашёл в ближайший магазин за сигаретами и водой. На торце дома, в двух шагах от выхода, был магазинчик с простым названием «Продукты 24». Он будто перенёс меня в юность: атмосфера, продавщица в синем халате. Не консультант, не менеджер – обычная продавщица. Ярко-красные губы скрывали жёлтые, местами гнилые зубы с пятнами помады. Её зовут Галя. Точно, на бейдже – Галина. Я подошёл к кассе, заваленной жвачками, шоколадками и конфетами в двух огромных витринах. Галина сидела там, разгадывая судоку. Я облокотился на стойку и покашлял, чтобы привлечь её внимание.

– Здрасте, – Галина подняла голову, убирая очки на рыжие кудрявые волосы с сединой, и посмотрела на меня.

– Добрый день, Галина! Сказали, тут работают красивые девушки и продают вкусную воду. Девушку вижу, а вот воду – нет. Не подскажете, где она?

– Ох, господи, спасибо, приятно! – Галина оживилась и указала на воду неподалёку.

– Ноль пять холодной, с лимоном, пожалуйста. И пачку красного «Мальборо».

– Паспорт покажете, молодой человек?

– Вот, пожалуйста. Вы, кстати, младше меня, – я ехидно улыбнулся.

– Ой, перестаньте! – Галина покраснела, не переставая улыбаться, выдала сдачу, и мы, пожелав друг другу хорошего дня, завершили сделку.

День обещал быть хорошим. Телефон – только для музыки. Соцсети, люди, родственники – всё на беззвучке. Только полёт мыслей и ностальгический экстаз. Никаких веществ, только природная способность уходить в воспоминания так глубоко, что мир меняет облик. Запах, вкус, звук – мощные триггеры памяти. Особенно запах. Он сильнее всего будит воспоминания, потому что миндалевидное тело в мозгу, отвечающее за них, расположено близко к дыхательным путям. Природа так задумала, чтобы мы не травились всяким дерьмом.

Летний полдень заставлял меня улыбаться. Солнце пробивалось сквозь красные круглые очки, обнимая теплом. Ветерок с Москвы-реки едва касался кожи, но приятно остужал. Почти пританцовывая, я шёл по Кремлёвскому мосту к Добрынинской. Хотелось жести, и я решил двинуть на улицу Щипок. Маленькая, красивая улочка, увешанная историями, в основном выдуманными. Даже нет точной версии, откуда взялось это название. Щипок.

Меня будто ущипнуло новое воспоминание. Я увидел бар, где однажды для нашего отдела продаж устраивали дегустацию пива. Я не любитель выпивки, но то пиво я бы попробовал снова. Тогда крафтовое пиво только входило в моду, считалось признаком вкуса, а не к склонности к мужеложству. Загляну на минутку. Так начинаются лучшие истории. Время обеда, перекушу, выпью бокал крафта и пойду дальше.

Бар не изменился: те же деревянные стулья, бармен-пузан в бандане и джинсовой жилетке с нашивками, в футболке «Арии». Она явно пережила не один фестиваль, где панки и рокеры слэмятся в грязи, упиваясь до синих соплей. Я уселся на потёртый диванчик у стены, взял меню и пробежался по нему глазами. Вдруг появился официант:

– Уже выбрали?

– Не шарю в крафте, но принесите что-то популярное для гурманов. И бургер. Официант кивнул и ушёл.

Когда он принёс пиво, я жадно сделал несколько глотков. Газы ударили в нос, глаза заслезились.

– Ну как? – спросил официант с неподдельным интересом.

– Недурно, – выдохнул я, отпуская газы. – Послевкусие раскрывается, даже через нос.

Он заржал, мы дали друг другу «краба». Я попросил ускорить бургер – голод плюс крафт могли сделать день эпичным.

– Понял, бро, ускорим. Может, пока картошки принести? Вдруг мясо ещё жарится.

– Да-да, буду благодарен!

– Минуту!

Официант вернулся через сорок секунд с тарелкой фри, посыпая её солью из солонки, которую схватил с барной стойки. Держал тарелку двумя пальцами, как в лучших ресторанах.

– Ещё горячая, только из фритюра. Бургер через четыре минуты.

– Лучший! – я поднял бокал, одобрительно кивнул и сделал ещё пару глотков.

Пиво начало действовать. Лицо будто обрызгали заморозкой – онемело, но горело. Захотелось курить. Я взял одну сигарету, бросил пачку на стол, чтобы официант не волновался, и вышел. Дым усиливал опьянение. Я смотрел на перекрёсток, на толпу, бегущую на обед. Бар скоро заполнится, надо доедать и двигать дальше.

На столе уже всё было готово. Я быстро справился с бургером и пивом, оставил щедрые чаевые и вышел. Под лёгким шафе двинул к улице Щипок. Район знакомый, пара сотен метров через старый город домов построек начала XIX и XX веков. Воспоминания накатывали, и я шёл, растворяясь в них.

Улица Щипок

Я шёл по старым улицам, в наушниках – песни из плейлиста десятилетней давности. Про грусть, расставания, любовь. Всё те же. Хорошо, что я не знаю перевода иностранных треков – их тоска и надрыв переносили меня на пять лет назад, когда я стоял здесь же, следя за Таней. Сыщик-следопыт, мать его. Музыка задавала настроение, голоса в песнях звучали так, будто пели про мою боль. Может, там поётся про другое, но мне плевать. Важна волна, что уносит в прошлое.

Ранняя весна. Три месяца я пил без просыху, заливая боль от кризиса в отношениях. Первые признаки были банальны до тошноты. Цветы, мягкие игрушки, подаренные невпопад. Таня говорила – на день рождения, но он был две недели назад. Приезды домой раньше времени. Мол, автобусы поменяли расписание. Но я знал: она приезжала на машине. Мы жили в новом районе, я изучил тайминги каждого автобуса. Её слова не складывались в правду, но я хотел верить. Любил её. С такой силой, что совершал подвиги – если это можно так назвать. Переступал через себя, через принципы. Расскажу всё, в деталях, но позже. Сейчас – про улицу Щипок.

У голубого здания начала XX века я ждал, когда Таня выйдет с работы. Бутылка бурбона, выпитая до того, гудела в венах. Я хотел конфликта. Дуэли, как у Грибоедова с Шереметьевым или Пушкина с Дантесом, где всё из-за ревности. Пусть я не выиграю, но готов был пасть с честью. Таня вышла и пошла к метро. Ни встречи, ни дуэли. Я следовал за ней, не выдавая себя. Тёмно-синее пальто, чуть потёртое на локтях, обрисовывало её хрупкую фигуру. Рыжеватые волосы выбивались из-под шарфа, укрывавшего голову, и ловили свет фонарей. Её духи – сладкий, почти приторный шлейф – кружили голову, как шесть лет назад. Она шла уверенно, но её пальцы нервно теребили ремешок сумки, выдавая тревогу. Может, я накрутил, и она верна? Мы держались в десяти метрах друг от друга.

У входа в метро я замедлил шаг, закурил. Она не должна меня видеть, пока не доберёмся до дома. Сыщик-следопыт, я или как? Вдруг они встретятся. На Добрынинской мы зашли с разницей в пару минут, спускались по эскалатору и мне было хорошо видно её в линии из людей. Я прятался за столбами, чтобы не потерять её из виду и не быть обнаруженным. Радовался, что она не встретилась с этим гадом, но чувствовал его присутствие, когда она доставала телефон и спешно что-то писала. Её тонкие пальцы, с аккуратным французским маникюром, мелькали по экрану, а губы чуть сжимались – будто она боялась, что кто-то заметит. Надеялся, что это мне, проверял свой телефон – пусто. Одиночество накрыло, как мокрый снег.

В вагоне метро мы были на расстоянии. Она не замечала меня, уткнувшись в телефон, её лицо освещал экран, подчёркивая голубые глаза – глубокие, как океан, но холодные, отстранённые.