Исключительное право Адель Фабер

Пролог

– Могла бы немного и потерпеть, – буркнул муж, раздраженно одергивая свой темно-синий сюртук и пропуская меня вперед в тускло освещенный холл, – эта сделка мне нужна.

– Я тебя-то с трудом терплю, а ты предлагаешь терпеть общество еще и этого мерзкого борова, – деланно приподняла бровь, проходя в просторный холл нашего особняка с мраморными колоннами, успев заметить краем глаза мелькнувший в коридоре второго этажа подол зеленого шелкового платья моей свекрови. – Если тебе так важен этот договор, мог бы сам быть с ним полюбезней. Уверена, мсье Рори всё равно.

– Ты… ты окончательно спятила, – задохнулся от праведного гнева муж, невольно даже отпрянув от меня, его лицо побагровело, а руки сжались в кулаки, – Я завтра же подам прошение на развод!

– Хм, зачем тянуть? Кажется, с мсье Битом вы приятельствуете, полагаю, он не откажет тебе в этой просьбе, – насмешливо проговорила, медленно снимая тяжелое бархатное пальто с меховой отделкой и небрежно бросая его на руки застывшему в изумлении лакею.

– Ты не понимаешь, что останешься одна? – потрясенно воскликнул мужчина, нервно теребя золотую пуговицу на манжете, – в твоем возрасте ты никому не нужна.

– Ты сам себе противоречишь. Уж определись, то ли мне быть сговорчивей с твоими партнерами, то ли я никому не нужна, – холодно парировала, расправляя складки темно-бордового платья.

– Завтра же! – взвизгнул муж, сбегая в кабинет и громко хлопнув дубовой дверью. Он делал так всегда, когда терялся и не знал, как ответить на мою дерзость.

– Слабак, – едва слышно проговорила, шокируя своими словами седовласого чопорного дворецкого, который, как, впрочем, и большинство слуг и родных, считал, что герцогиня Адель внезапно сошла с ума.

– Что, опять довела? И что на этот раз потребовал от тебя мой сын? – проговорила свекровь, неспешно спускаясь по мраморной лестнице, умудряясь при этом не дотрагиваться до позолоченных перил и держать голову прямо, как истинная аристократка.

– Лучше вам не знать, – хмыкнула, с восхищением наблюдая за статной старушкой в элегантном платье. Не будь она до зубовного скрежета повернутой на этикете, мы бы с ней непременно подружились, – но мсье Оноре надолго запомнит нашу встречу в темном алькове, которую так любезно организовал мой муж.

– Выпрями спину! – вдруг прикрикнула мадам Мелва, остановившись у подножия лестницы, и чуть понизив тон голоса, спросила, – что ты с ним сделала?

– Всего лишь обеспокоилась его здоровьем, ведь в его возрасте иметь такой вес… у него должны быть проблемы по части мужской силы. Я всего лишь посоветовала обратиться к доктору. Правда, видимо, я говорила слишком громко, и приглашенные в соседней зале всё слышали.

– Хм… я думала, ты его ударила, как того несчастного на приеме у мадам Лизет, – разочарованно протянула мадам Мелва, постукивая веером по ладони.

– О нет, этот руки не распускал, так что обошлось без членовредительства, – с натянутой улыбкой произнесла, чувствуя неимоверную усталость и огромное желание покинуть этот душный особняк с его тяжелыми портьерами и докучливым мужем.

– А ты действительно очень изменилась. Та лихорадка пошла тебе на пользу, – задумчиво протянула свекровь, пристально разглядывая меня своими проницательными серыми глазами, – и куда только делась послушная Адель, готовая исполнить любой приказ моего сына?

– Эм… прошу меня извинить, – произнесла я, чувствуя, как корсет впивается в ребра, – мне нужно переодеться. Это платье слишком тяжелое.

Поднимаясь по мраморной лестнице, я мысленно ответила свекрови: «Адель больше нет, мадам. Есть Алина из две тысячи двадцать четвертого года».

Глава 1

Войдя в спальню, я прислонилась к закрытой двери и наконец позволила себе выдохнуть. Корсет немилосердно сжимал ребра, многочисленные нижние юбки и тяжелая парча платья до сих пор давили своим весом, а замысловатое сооружение из шпилек на голове, казалось, вот-вот обрушится. Шея ныла от напряжения – попробуйте-ка продержать голову гордо поднятой несколько часов. Но на лестнице я держалась безупречно, спина прямая, взгляд холодный и уверенный, зная, что проницательная свекровь наблюдает снизу своими серыми глазами-рентгенами. В этом мире внешние проявления силы значат слишком много – урок, который я выучила за последние три месяца, когда каждая минута слабости оборачивалась новым унижением.

Прошло всего три месяца, как я очнулась в этом теле, дезориентированная и напуганная. Последнее, что помнила настоящая Адель – как муж приказал ей надеть тонкое шелковое платье с открытыми плечами на великосетский прием. «Ты герцогиня, изволь соответствовать», – процедил он тогда сквозь зубы. Промозглый ветер, ледяной дождь… Пневмония развилась стремительно.

Первые дни в этом мире были самыми сложными. Я металась между паникой и неверием, пыталась понять, что произошло. Меня спасли воспоминания Адель, они всплывали постепенно, помогая освоиться. Язык, манеры, имена, привычки – всё было здесь, в её памяти, нужно только потянуть за нужную ниточку.

Листая воспоминания Адель как страницы книги, я видела, как последние полгода её жизни превратились в кошмар. Набожная, скромная женщина, привыкшая к тихой жизни в загородном поместье, вдруг оказалась вынуждена посещать светские рауты, где мужчины «случайно» касались её обнаженных плеч, целовали руки дольше положенного, шептали двусмысленности. Для меня, выросшей в двадцать первом веке, это могло показаться безобидным флиртом. Но для Адель каждое такое прикосновение было пыткой. Каждый вечер она молилась, прося прощения за то, что позволяет чужим мужчинам такие вольности.

А муж… муж лишь холодно наблюдал, как его жена краснеет и бледнеет от непристойных намеков его деловых партнеров. Теперь я знаю: он торговал её репутацией ради выгодных сделок.

В памяти Адель я нашла ответ, почему её муж так резко изменил привычный уклад их жизни. Крупный заем, взятый на расширение торговли с колониями, нужно было возвращать. А когда стало ясно, что прибыль не покроет долг, герцог решил использовать красоту своей набожной жены как приманку для потенциальных инвесторов.

«Вы же не думали, что я стану…» – помнился мне её испуганный шепот. «Глупая, – хмыкнул муж, – просто будь любезной. Остальное они додумают сами».

И она была любезной. Краснела, бледнела, но терпела. Пока не слегла с той злосчастной лихорадкой. А очнулась уже я – Алина Вершинина, руководитель отдела продаж, жертва автокатастрофы, измены мужа и предательства подруги.

Я бросила взгляд на свое отражение в высоком зеркале. Адель действительно была красива – светлые волосы, тонкие черты лица, большие глаза. Идеальная кукла для светских приемов. Только вот теперь в этих глазах появился стальной блеск, который так пугает окружающих.

Как ни странно, больше всего мне помог опыт работы в продажах. Светское общество мало чем отличалось от корпоративных интриг – те же игры, те же маски, только декорации богаче. А «деловые партнеры» мужа напоминали особо настойчивых клиентов, с которыми я научилась справляться ещё в первый год работы.

Адель их боялась. Я – нет.

Взяв гребень, я начала вынимать шпильки из прически. Память услужливо подкинула еще один эпизод – как Адель плакала после очередного приема, где один из «доброжелателей» мужа прижал её к стене в темном коридоре. Она вырвалась и убежала, а муж потом отчитывал её за неподобающее поведение. «Он же всего лишь хотел поговорить, дорогая. Ты слишком мнительна».

Ирония судьбы: я попала в тело женщины, которая так отчаянно хотела сбежать из этой золотой клетки, что её душа просто ушла? А может, сейчас она там, приходит в себя в больничной палате в моем теле? Надеюсь, ей там легче.

Горничная помогла мне переодеться в простое домашнее платье. Оно напоминало ночную рубашку из моего времени – светлое, свободное, без корсета. Блаженство. Я подошла к окну, глядя на темнеющий сад. В такое время Адель обычно молилась, но я предпочитала думать. За три месяца я многое изменила в её жизни. Начала ездить верхом, читать газеты, интересоваться делами поместья. Слуги шептались, свекровь удивлялась, муж злился. Но впервые за долгое время я чувствовала себя… живой?

Сегодняшний скандал был неизбежен. Мсье Оноре – очередной «важный партнер» – оказался слишком настойчив. Муж специально оставил нас наедине в алькове, надеясь… На что? Что его жена станет разменной монетой в большой игре?

Что ж, теперь у него будет развод. Возможно, это разрушит его планы, но меня это больше не волнует. У меня достаточно компрометирующих документов в тайнике Адель – она была тихой, но неглупой. Так что, часть состояния останется при мне.

А дальше… Может, уеду в колонии. Или открою собственное дело. В конце концов, у меня за плечами степень по экономике и десять лет управленческого опыта, пусть и из другого века.

Темнело. В спальне было тихо, только потрескивали свечи. Я села за туалетный столик, рассматривая женщину в зеркале. Странно, но теперь я едва помнила свое прежнее лицо. Помнила только короткую стрижку и темные волосы. А здесь – светлые локоны, бледная кожа, чуть припухшие от слез глаза.

Слезы. Это тело все еще плакало иногда, по привычке. Но я научилась использовать это – заплаканная женщина не вызывает подозрений.

Интересно, что сказала бы настоящая Адель, узнав, как я распорядилась её жизнью? Одобрила бы? Она ведь тоже мечтала о свободе, просто не знала, как её добиться. А я… я просто делаю то, что умею лучше всего – превращаю проблемы в возможности.

Глава 2

Я потерла виски, чувствуя подступающую головную боль. День выдался насыщенным. С раннего утра муж отчитал слуг за нерасторопность, хотя сам не мог определиться в каком пальто поедет в банк. Затем прибыла мадам Лорет, которой непременно хотелось посплетничать, и я еле от нее отделалась, будто бы невзначай упомянув о некой Аманде, к которой, якобы со слов моего мужа, захаживает ее любимый Даниэль. После – домашние заботы, коим не было конца, и только к вечеру, казалось бы, можно было отдохнуть, прихватив с собой одну из книг из кабинета мужа и приступить к изучению истории мира, куда меня занесло.

Но заявился супруг, который за ужином ни разу на меня не взглянул, третий раз за неделю уволил лакея и ко всему прочему прикрикнул на мать. Оставив их скандалить, я благоразумно удалилась в свои покои. И вот прошло уже полчаса, а внизу всё ещё спорили. Голос мужа, визгливый от злости, перекрывал степенные наставления мадам Мелвы. Кажется, свекровь пыталась его образумить. Забавно.

Когда я только попала в это тело, растерянная и напуганная, именно воспоминания о работе помогли не сойти с ума. Совещания, переговоры, сложные клиенты – всё это пригодилось здесь. Корпоративные интриги оказались отличной подготовкой к светским играм. Но сегодня я устала от игр. От тяжелых платьев, от масок, от фальшивых улыбок. В моем времени я могла хотя бы надеть джинсы и свитер после работы. А здесь… здесь даже ночная рубашка больше похожа на театральный костюм.

– Госпожа, ваш чай, – произнесла горничная, поставив на столик поднос.

– Спасибо, – поблагодарила и, отложив книгу, поднялась. – И принеси, пожалуйста, мой дневник. Нужно кое-что записать.

– Да, госпожа.

Вскоре я уже сидела за столом перед раскрытым дневником, задумчиво водя карандашом по бумаге. В этом мире дневники были обычным делом – никто не считал странным, что благородная дама записывает свои мысли. Адель тоже вела дневник, хотя писала в основном молитвы да покаяния. Теперь эта тетрадь в кожаном переплете служила другой цели. Я записывала всё: имена, даты, суммы сделок, случайно подслушанные разговоры. Герцог был неосторожен со своей «недалекой» женой – часто обсуждал дела в её присутствии. Думал, она ничего не поймет, а я понимала и записывала. На случай, если понадобится защита или рычаг давления.

Скрип двери заставил меня поднять голову. В проёме стояла мадам Мелва, непривычно растерянная.

– Он действительно подал прошение, – тихо сказала она.

– Вот как, – я отложила карандаш, внимательно глядя на свекровь. – И как быстро он собирается провести бракоразводный процесс?

– К концу месяца всё будет кончено, – мадам Мелва прошла в комнату, её шелковое платье тихо шуршало по ковру. – Ты правда этого хочешь?

– А у меня есть выбор? – я невесело усмехнулась, закрывая дневник. – Быть приманкой для его партнеров? Или, может, вы предпочли бы видеть меня послушной куклой, которая молча терпит унижения?

Мадам Мелва поджала губы, но в её глазах я заметила что-то похожее на уважение.

– Я найму экипаж, – наконец произнесла она. – Тебе лучше пожить в моем загородном поместье, пока всё не уляжется.

– Да, вы правы, я прикажу собрать мои вещи.

– Он полагает, что ты одумаешься, – мадам Мелва опустилась в кресло, расправляя складки платья. – Мой сын уверен, что через пару дней ты приползешь к нему на коленях, умоляя о прощении. Что эта дерзость – всего лишь следствие болезни.

– Как удобно списать всё на лихорадку, – я подошла к окну. Сад уже утонул в сумерках. – И что будет, когда я не одумаюсь?

– Тогда… тогда ты потеряешь всё. Титул, положение в обществе, средства к существованию.

– Вы пытаетесь меня напугать? – я обернулась к свекрови. – Или предостеречь?

– Я пытаюсь понять, что происходит с женщиной, которую я знала около двадцати лет.

– Она умерла, – сказала я правду, горько усмехнувшись, – и нет, я не поеду в ваше загородное поместье. Лучше в Ринкорд, там дом, который оставила мне моя тетушка, и муж на него не вправе претендовать.

Мадам Мелва долго смотрела на меня, словно впервые видела, а затем медленно кивнула.

– Я обещаю, что ты не будешь знать нужды, – тихо сказала она. – У меня есть собственные средства. Немного, но достаточно, чтобы жить достойно.

– Благодарю вас, – я склонила голову. – Но, думаю, мужу не удастся так просто от меня избавиться. Ему придется поделиться теми деньгами, что он скрытно держит на счету в банке. Иначе мсье Девраль узнает много чего интересного.

Глаза мадам Мелвы на мгновение расширились, но она быстро справилась с удивлением.

– Ты изменилась сильнее, чем я думала, – произнесла она, поднимаясь. – Что ж, может быть, это к лучшему. Мой сын… он сын своего отца.

Когда дверь за мадам Мелвой закрылась, я наконец выдохнула, но в одиночестве пробыла недолго. Дверь распахнулась без стука, и на пороге возник супруг – бледный, с трясущимися от гнева руками.

– Ты… – начал он, но осекся, увидев, что я спокойно сижу за столом, перелистывая страницы дневника.

– Да? – я подняла на него взгляд.

– Завтра приедет мой поверенный, – процедил муж сквозь зубы. – Ты подпишешь отказ от всех претензий на моё состояние. И уберешься отсюда навсегда.

– Как любезно с твоей стороны лично сообщить мне об этом, – я улыбнулась. – А я думала, ты пришлешь лакея с запиской.

– Не испытывай моё терпение! – он шагнул в комнату. – Ты ничего не получишь! Ничего, слышишь? Без меня ты никто! Просто дочь обедневшего барона с провинциальными манерами!

– Возможно, – я пожала плечами. – Но на те деньги, что ты при разводе переведешь на мои счета, я буду жить даже лучше.

– Пф, – он фыркнул, – ты бредишь. Я не дам тебе ни гроша.

– Правда? А как насчет беседы с мсье Оноре три недели назад? – я небрежно постучала пальцем по странице дневника. – Той самой, где ты оговаривал условия сделки, которая, конечно же, не отражена в официальных документах?

Он потрясенно выдохнул, но быстро пришел в себя.

– Тебе никто не поверит, – холодно произнес он. – Женские истерики и выдумки, не более.

– Мне и не нужно, чтобы верили, – я захлопнула дневник. – Достаточно слуха. А после еще одного, и еще твоей репутации конец. Впрочем, мы можем решить всё полюбовно. Счет в банке на моё имя – и я забуду всё, что слышала.

– Кто ты? – вдруг спросил Себастьян, посмотрев на меня с такой ненавистью и… с каким-то странным восхищением? – Моя жена никогда…

– Твоя жена никогда не смела перечить, – закончила я за него. – Но люди меняются. Особенно когда им нечего терять.

Он еще несколько секунд сверлил меня взглядом, а затем резко развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как дрожат руки. Эта игра в кошки-мышки выматывала. Но я не могла позволить себе слабость. Не сейчас, когда до свободы оставался всего шаг.

Глава 3

– У меня предложение, – произнес муж, остановившись в дверях моей спальни, опираясь плечом о дверной косяк.

Он как всегда не удосужился постучать – старая привычка, от которой я пыталась его отучить последние недели. В воспоминаниях Адель он никогда не стучал, входя в её комнату, считая своим правом появляться где угодно в собственном доме без предупреждения. Но теперь вместо испуганного трепета, который испытывала Адель, я чувствовала лишь раздражение.

Утренний свет из высокого окна падал на его лицо, подчеркивая заострившиеся черты. Последние дни он мало спал – я слышала, как он ходит по кабинету до поздней ночи, а под глазами залегли тени. Выглядел он непривычно неуверенно, теребя золотую пуговицу на рукаве темно-синего сюртука – жест, который я уже успела изучить. Так он делал всегда, когда нервничал или сомневался.

– Неужели? – проронила, продолжив перебирать письма на инкрустированном перламутром туалетном столике, разбирая их по стопкам. Большинство из них – пустые светские приглашения, но некоторые содержали полезные сплетни.

– Я готов перевести определенную сумму на твой счет, – его голос звучал деловито, с той ноткой покровительственного высокомерия, которая всегда проскальзывала, когда он говорил о деньгах. – Сумму, которая позволит тебе жить достойно.

От его интонации на слове «достойно» у меня по спине пробежал холодок. В его понимании «достойно» означало «скромно, но не впроголодь» – ровно столько, чтобы не опозорить его имя, но недостаточно для настоящей независимости.

– А взамен? – мой голос звучал ровно, почти скучающе.

– Взамен ты пойдешь со мной на прием к графу Реншо в эту пятницу, – он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией. – И будешь любезна с мсье Леваном.

Мсье Леван. Память Адель услужливо подсказала: грузный мужчина лет пятидесяти, владелец нескольких текстильных фабрик и доков в северном порту. Вдовец с репутацией ловеласа, известный своими специфическими вкусами.

Первый порыв отказаться и послать мужа куда подальше я задавила в корне. Всё же я сейчас находилась в мире, где женщина – всего лишь приложение к мужу. И пока моё поведение списывалось на неокрепшее после болезни здоровье. Да и муж настолько был растерян резким изменением в поведении жены, что пока ещё не решался на серьезные угрозы, не видя во мне противника. Но если я буду дожимать, то могу все проиграть.

– И что я должна делать на приеме? – спросила я равнодушным голосом. – Терпеть пыхтение и сальные взгляды твоих потенциальных партнеров я более не намерена.

– Ты должна всего лишь слушать, – ответил муж, недовольно поморщившись.

– Ах да, женщина же ведь вроде тумбы, – насмешливо проронила я. – Хорошо, я послушаю. Мне нужно знать конкретную тему или я должна слушать всё, даже глупые победы на любовном поприще?

Муж смотрел на меня с таким изумлением, будто я вдруг заговорила на китайском.

– Перед приемом я расскажу, что мне нужно, чтобы ты запомнила, – наконец выдавил он.

– Хорошо, – кивнула я. – Но прежде подпишем соглашение.

– Соглашение? – Себастьян нахмурился.

– Письменное обязательство перевести на мой счет оговоренную сумму после того, как я выполню свою часть сделки, – я говорила так, будто объясняла элементарные вещи ребенку. – Я подготовлю документ к ужину.

– Я сам подготовлю соглашение, – твердо заявил муж.

– Нет, – так же твердо возразила я. – Я сделаю это сама. Если условия тебя не устроят, мы обсудим их за ужином.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но я уже отвернулась, давая понять, что разговор окончен. После секундного молчания послышались удаляющиеся шаги.

И я, наконец, выдохнула. Игра становилась всё опаснее.

За ужином было непривычно тихо. Серебряные приборы позвякивали о фарфор, слуги бесшумно скользили вдоль стола, меняя блюда. Свечи в высоких канделябрах отбрасывали причудливые тени на темные дубовые панели стен. Мадам Мелва, облаченная в платье цвета спелой сливы, казалось, с трудом сдерживала любопытство, переводя взгляд с меня на сына и обратно. Я чувствовала её изучающий взгляд, даже когда смотрела в свою тарелку.

Тонкий аромат жареной дичи и трюфелей смешивался с запахом горящего воска. Изысканные блюда следовали одно за другим: консоме с фрикадельками из дичи, филе форели под соусом из белого вина, жаркое из кролика с каштанами, салат из свежих овощей с травами. Муж едва притрагивался к еде, нервно вертя в пальцах ножку бокала с бордо.

Наконец, когда подали десерт – воздушное суфле с ванильным соусом – я неторопливо промокнула губы накрахмаленной салфеткой и достала из потайного кармана платья сложенный лист бумаги, который подготовила днем, запершись в кабинете мужа, пока он отсутствовал.

– Соглашение, – сказала я, протягивая его мужу через стол. Гербовая бумага с водяными знаками шуршала в моих пальцах. – Прочти внимательно. Я постаралась учесть все детали.

Он взял документ с таким видом, будто я предлагала ему пригоршню угля голыми руками. Поднес к глазам, пробежал глазами по строчкам и изумленно посмотрел на меня.

– Это… – он запнулся. – Ты не могла составить это сама.

– Почему же? – спокойно поинтересовалась я, отпивая глоток чая.

Документ был составлен безупречно. Двадцать тысяч ливров – сумма, достаточная, чтобы обеспечить независимое существование на несколько лет. Условия перевода средств, сроки, обязательства сторон – всё было прописано четким юридическим языком, без возможности двойственного толкования.

Мадам Мелва не выдержала и протянула руку:

– Позволь взглянуть, сын мой.

Муж молча передал ей бумагу, не сводя с меня пристального взгляда.

– Хм… – свекровь внимательно изучила документ. – Весьма умело.

– Лихорадка, очевидно, принесла не только безумие, но и неожиданные таланты, – язвительно заметил Себастьян.

– Скорее, просто прояснила разум, – парировала я. – Что скажете, мой дорогой супруг? Вы согласны с условиями?

Он скрипнул зубами, затем резким движением выхватил документ из рук матери, достал из внутреннего кармана перо, размашисто подписал.

– Довольна? – он швырнул листок мне.

– Вполне, – я аккуратно сложила бумагу и убрала обратно в карман. – Благодарю вас за ужин, мадам Мелва. Если позволите, я удалюсь.

Следующие три дня в особняке были наполнены гнетущей тишиной, словно перед грозой. Массивные часы в холле отмеряли секунды с мучительной неторопливостью, их тиканье разносилось по пустым коридорам, как приглушенные удары барабана. Каждая комната, каждый закуток этого огромного дома, казалось, наблюдал и ждал развязки.

Муж избегал меня, запираясь в своем кабинете с красными бархатными портьерами и книжными шкафами из черного дерева или отлучаясь по делам с раннего утра до позднего вечера. Я слышала, как скрипят половицы – он расхаживал по кабинету, что-то бормоча себе под нос. Дважды я замечала его с красными воспаленными глазами за завтраком. За столом он едва отвечал на вопросы матери, цедя слова сквозь зубы, и полностью игнорировал мое присутствие, будто меня не существовало.

Но я чувствовала его взгляды – тяжелые, прожигающие. Когда он думал, что я не замечаю, он наблюдал за мной с какой-то странной смесью гнева, недоумения и… любопытства? Порой мне казалось, что он пытается разгадать головоломку, понять, что произошло с его тихой, покорной женой. Один раз, проходя мимо библиотеки, я заметила, как он листает медицинский справочник, раздел о лихорадке и её последствиях. Забавно.

Слуги перешептывались за моей спиной, умолкая, стоило мне появиться. Молодая горничная Софи, расчесывая мои волосы перед сном, из дрожащих пальцев роняла гребень. «Все говорят, что вы изменились, миледи», – прошептала она однажды, а потом испуганно прикрыла рот ладонью.

Мадам Мелва, напротив, не скрывала своего интереса. Её пронзительные серые глаза следили за каждым моим движением, каждым жестом. Она стала чаще приглашать меня на чай в свои покои, обставленные в старомодном стиле, с портретами суровых предков на стенах и тяжелой, почерневшей от времени мебелью. Там, среди ароматов лаванды и сухих роз, она задавала вопросы о моем самочувствии, планах, интересах – словно пыталась собрать осколки разбитой вазы и понять, каким был первоначальный узор. Я отвечала уклончиво, но вежливо, подбирая каждое слово. Что-то подсказывало мне, что, несмотря на внешнюю строгость и приверженность традициям, она может стать союзницей.

– Знаешь, – сказала она на третий день, когда мы сидели в оранжерее среди экзотических растений, – мой сын никогда не был особенно проницательным. Особенно когда дело касается женщин.

– Вы имеете в виду его любовные похождения или деловые связи? – невинно поинтересовалась я.

Мадам Мелва усмехнулась:

– И то и другое. Он уверен, что женщины нужны лишь для двух вещей: украшать гостиную и рожать наследников. Полагаю, тебя не устраивает ни одна из этих ролей?

– Представьте себе, нет, – я улыбнулась. – Я предпочитаю быть… полезной.

– Интересная формулировка, – она постучала веером по ладони. – Знаешь, когда-то я тоже мечтала о большем, чем просто быть хорошей женой. Я изучала историю, литературу, даже немного философии. Но мой муж… – она покачала головой.

– Ваш муж был таким же, как ваш сын?

– О нет, – она неожиданно рассмеялась. – Он был гораздо хуже. Мой сын хотя бы не бьет тебя. Уже достижение для нашей семьи.

Я промолчала, не зная, что сказать на такое откровение.

– Впрочем, – продолжила мадам Мелва, – времена меняются. И женщины тоже, как я вижу. Особенно ты, моя дорогая. Скажи, – она понизила голос, – как ты умудрилась так безупречно составить тот документ?

– Много читала, – уклончиво ответила я. – В библиотеке есть несколько интересных книг по юриспруденции.

– В самом деле? – она изогнула бровь. – И когда ты успела их прочесть?

– Во время болезни, – я пожала плечами. – Бессонница, много свободного времени.

Мадам Мелва смотрела на меня с явным недоверием, но допытываться не стала.

– В любом случае я восхищена, – наконец сказала она. – Мой сын не знает, что с тобой делать. И это… освежает. Почти двадцать лет я не видела его таким растерянным.

За ужином в тот вечер муж, наконец, нарушил трехдневное молчание:

– Платье, – сухо сказал он. – Для приема. Синее, с кружевной отделкой. То, что было на рождественском балу в прошлом году.

– Нет, – так же сухо ответила я.

– Что? – он замер с вилкой в руке.

– Я надену бордовое. С закрытым воротом и длинными рукавами.

– Это не обсуждается, – он стукнул вилкой по тарелке.

– Напротив, – я спокойно продолжила есть. – В нашем соглашении нет пункта о том, что вы выбираете мой наряд. Только о моем присутствии и внимательном слушании.

Мадам Мелва едва заметно улыбнулась, скрывая усмешку за бокалом вина.

– Ты… – муж побагровел, но сдержался. – Как скажешь, – он медленно прокрутил между пальцами вилку из полированного серебра. – Но волосы уложи иначе. Без этих, – он сделал неопределенный жест над своей головой, подыскивая слово, – строгих пучков. Распусти их или собери в локоны.

Я вспомнила, что Адель гордилась своими волосами – длинными, шелковистыми, цвета спелой пшеницы. Муж всегда любил, когда она носила их распущенными, особенно в интимной обстановке. Память подбросила неприятный образ его пальцев, запутавшихся в её локонах.

– Если настаиваете, – я кивнула, отгоняя воспоминание. – Что-нибудь еще? Может быть, вы хотите выбрать мои перчатки или веер?

Моя ирония, кажется, задела его за живое. Скулы побледнели, а глаза потемнели, как грозовое небо. Он отставил бокал с вином, на скатерти расплылось маленькое бордовое пятно.

– Да, – его глаза сузились, став похожими на щелки. – Завтра я хочу, чтобы ты присутствовала на моей встрече с мсье Леваном. Здесь, в кабинете. В четыре пополудни.

– Зачем? – я удивленно подняла бровь, ощутив легкий укол беспокойства. Это не входило в наш договор.

– Считай это репетицией, – он криво улыбнулся, и эта улыбка не коснулась глаз. – Проверкой твоих навыков внимательного слушания.

В его интонации проскользнуло что-то зловещее, но я не подала виду. Мадам Мелва заметно напряглась в своем кресле, её пальцы сжали резную ручку кресла так, что побелели костяшки.

– Как пожелаете, – я промокнула губы салфеткой и аккуратно сложила её рядом с тарелкой. – А теперь, если позволите, я хотела бы подняться к себе. Мигрень…

– Конечно, дорогая, – неожиданно ласково сказал муж, и от этой внезапной перемены тона по коже пробежал холодок. Он даже поднялся, чтобы отодвинуть мой стул – жест, которого я от него не видела многие недели. – Отдыхай. Завтра тебе понадобятся силы.

В его голосе слышалась угроза. Или мне показалось? Когда я уже была в дверях, я обернулась и поймала его взгляд – холодный, расчетливый, совсем не соответствующий приторно-любезному тону. У меня возникло неприятное ощущение, что я иду прямиком в ловушку, дверцы которой вот-вот захлопнутся.

Глава 4

Кабинет герцога утопал в зловещем полумраке, несмотря на яркий день за окном. Тяжелые бордовые портьеры были задернуты наполовину, пропуская лишь узкие полосы света, которые причудливыми линиями ложились на темный паркет и тускло поблескивающий глобус в углу. Пахло кожей, табаком и чернилами – запахи, к которым я уже начала привыкать, но до сих пор находила неприятными. Воздух казался густым и тяжелым, как перед грозой.

Я сидела в глубоком кожаном кресле, расправив юбки домашнего персикового платья с кружевной отделкой, которое выбрала специально для этой встречи – не слишком нарядное, но и не небрежное. Точно отмеренная доля уважения, без намека на желание произвести впечатление. Муж нервно постукивал пальцами по инкрустированной столешнице, поглядывая на часы. Было без пяти четыре.

– Надеюсь, ты помнишь наш уговор, – произнес Себастьян, в третий раз поправляя безупречно завязанный галстук.

Себастьян. Я только недавно начала называть его по имени даже в своих мыслях. До этого он всегда был «муж» или «герцог» – нечто абстрактное, функция, а не человек. Но чем дольше я жила в этом теле, в этом доме, тем больше деталей прорисовывалось в общей картине. Маленькие привычки, жесты, тембр голоса… Себастьян Эшфорд, сорок два года, единственный сын своих родителей, унаследовавший титул и состояние в двадцать три после скоропостижной смерти отца и женившийся на Адель из соображений выгоды – её отец, хоть и не имел громкого титула, владел обширными земельными угодьями на юге.

– Конечно, – я спокойно улыбнулась. – Слушать, запоминать, быть любезной. Не маленькая.

Его передернуло от моей последней фразы – слишком современной, слишком непривычной в устах аристократки. Но возразить он не успел – из коридора донеслись размеренные шаги и голос дворецкого:

– Мсье Альбер Леван, господин.

Я приготовилась увидеть грузного мужчину с масляными глазками, которого рисовали в моём воображении обрывки воспоминаний Адель. Но когда двери распахнулись, на пороге возник высокий, болезненно худой человек с острыми скулами и тонкими, бескровными губами. Его лицо было испещрено следами оспы, создававшими жуткий рельеф в боковом освещении из окна. Глубоко посаженные глаза казались темными провалами, и только когда он шагнул вперед, я разглядела их цвет – льдисто-голубой, почти прозрачный.

– Добрррого дня, дорррогой дрруг, – произнес он, и я поняла причину моего присутствия здесь. Его речь была настолько искажена заиканием, что требовалась немалая концентрация, чтобы разобрать слова. А вид настолько страшен, что любая дама отпрянула бы от отвращения, что и было на руку моему мужу. В любом случае, что бы ни задумал муж, перехватив инициативу в свои руки, я буду управлять этой странной ситуацией.

– Мсье Леван! – прервав мои размышления, протянул Себастьян, шагнув навстречу и расплываясь в улыбке. – Рад вас видеть. Позвольте представить мою супругу, герцогиню Адель.

Я тотчас грациозно поднялась и сделала легкий реверанс, не опуская глаз, как сделала бы настоящая Адель.

– Очаррррован, – проговорил мсье Леван, склоняясь к моей руке. Его пальцы были сухими и горячими, как у лихорадящего. – Ваш супррруг не сказал, что вы пррррисоединитесь к нам. Какая прриятная неожиданность.

– Не могла упустить возможности познакомиться с вами лично, – я улыбнулась, высвобождая руку. – Себастьян так часто упоминал ваше имя в последнее время.

Мой муж бросил на меня быстрый, настороженный взгляд, но я продолжила:

– Ваши торговые успехи впечатляют, мсье Леван. Особенно в северных портах, где, как я слышала, конкуренция особенно высока.

Мсье Леван замер на мгновение, явно не ожидая от благородной дамы знания деловых вопросов.

– Вы интерррресуетесь торрррговлей, мадам?

– О, совсем немного, – я сделала легкомысленный жест рукой. – Но разве может жена не интересоваться тем, что занимает ум её мужа? К тому же, – я понизила голос до заговорщического шепота, – последняя коллекция тканей из Индии, которую привезли ваши корабли, просто восхитительна. Я видела платье мадам Ренье на приеме у графини – такой изумительный шелк с золотой нитью!

Лицо мсье Левана просветлело, и даже его ужасная кожа стала выглядеть менее отталкивающе, когда он улыбнулся.

– Вы обладаете пррревосходным вкусом, мадам. Возможно, вам будет интерррресно взглянуть на новые обрррразцы, которррые пррррибудут в следующем месяце?

– Это было бы чудесно, – я повернулась к мужу. – Дорогой, ты не говорил мне о новых поставках.

Себастьян выглядел так, будто проглотил лимон. Он явно не ожидал, что я не только не сбегу в ужасе от внешности и речи мсье Левана, но и завяжу с ним непринужденную беседу.

– Я не думал, что тебя это заинтересует, – выдавил он наконец.

– О, как это на тебя похоже, – я мягко рассмеялась, жестом приглашая мсье Левана сесть в кресло. – Мой муж иногда забывает, что не все разговоры о делах настолько скучны, как ему кажется.

Следующие два часа прошли в удивительно живой беседе. Как я и предполагала, достаточно было лишь показать начальный интерес, и мсье Леван с удовольствием рассказывал о своем бизнесе, планах, проблемах с таможней и конкурентами. Я задавала правильные вопросы в нужные моменты, показывая свою осведомленность, но не настолько, чтобы вызвать подозрения.

Когда речь зашла о новом контракте, я незаметно направила разговор в нужное русло, позволив мсье Левану самому предложить те условия, которых добивался Себастьян. Он даже не заметил, как согласился на более низкую цену, чем планировал изначально – все из желания произвести впечатление на внимательную слушательницу.

– Какая удивительная женщина ваша супрруга, – сказал мсье Леван, когда я на минуту вышла, чтобы распорядиться о чае. – Кррасива, умна и так очарровательно внимательна. Вам повезло, дрруг мой.

– Да, мне повезло, – глухо отозвался Себастьян, и в его голосе я услышала нотки искреннего изумления.

Когда мсье Леван наконец откланялся, пообещав прислать образцы новых тканей специально для меня, в кабинете повисла тяжелая тишина. Муж смотрел на меня так, словно видел впервые.

– Что это было? – наконец спросил он.

– То, о чем мы договаривались, – я пожала плечами. – Я была любезна и внимательно слушала.

– Ты… – он запнулся, подбирая слова. – Ты вела себя как опытная куртизанка, обхаживающая богатого клиента.

– Неужели? – я приподняла бровь. – А мне казалось, я вела себя как умная женщина, помогающая своему мужу заключить выгодную сделку. Он согласился на пятнадцать процентов ниже рыночной цены, если ты не заметил.

Себастьян молчал, явно борясь с противоречивыми чувствами.

– Откуда ты знаешь о рыночных ценах? – в итоге выдавил он.

– Я читаю газеты, – спокойно ответила я. – И слушаю.

Он сделал глубокий вдох, словно собираясь разразиться гневной тирадой, но передумал.

– Что ж, – произнес он сухо. – По крайней мере, теперь я знаю, что на приеме у графа ты не опозоришь меня.

– Рада, что прошла проверку, – я улыбнулась, направляясь к двери. – Кстати, с тебя причитается часть комиссионных. Учти это, когда будешь переводить деньги на мой счет.

Прием у графа Реншо превзошел мои ожидания – и в хорошем, и в плохом смысле. Огромный особняк на холме был освещен сотнями свечей, превращая его в сияющий дворец из сказки. Кареты прибывали одна за другой, дамы в роскошных платьях и джентльмены в безупречных фраках заполняли просторные залы, музыка струнного квартета разносилась по комнатам, смешиваясь с гулом голосов и звоном бокалов.

Мое бордовое платье с закрытым воротом и длинными рукавами отличалось от нарядов других дам с открытыми декольте и обнаженными плечами. Я специально выбрала этот фасон – элегантный, но сдержанный, позволяющий мне слиться с фоном, не привлекая лишнего внимания. Волосы, как и обещала мужу, я распустила, но не полностью – лишь несколько локонов обрамляли лицо, остальные были собраны в сложную, но не вычурную прическу.

Себастьян представил меня хозяевам и нескольким важным гостям, включая мсье Левана, который просиял при виде меня и немедленно завел разговор о прибывших образцах тканей. Затем, дождавшись момента, когда муж углубился в разговор с каким-то министерским чиновником, я незаметно отошла и устроилась на небольшом диванчике в алькове, частично скрытом колонной и тяжелой портьерой.

Отсюда открывался прекрасный обзор на основную группу гостей, но сама я оставалась в полутени. Молодой лакей предложил мне бокал вина, который я приняла с благодарной улыбкой, но не сделала ни глотка. Вместо этого я сосредоточилась на разговоре, который вели трое мужчин неподалеку – мсьеАндре, мсье Леван и немолодой мужчина с военной выправкой, которого я не знала.

– Южные маршруты становятся все более рискованными, – говорил незнакомец, понизив голос. – Пираты атакуют даже военные эскорты.

– Но северный путь займет вдвое больше времени, – возразил Андре. – К тому же, пошлины в Дезленском проливе…

– У меня есть инфорррмация, – вмешался мсье Леван, наклоняясь ближе к собеседникам, – что в следующем месяце пошлины снизят вдвое. Рррефоррма таможенного кодекса…

Я напрягла слух, запоминая каждое слово. Они обсуждали какую-то крупную поставку, и, судя по их осторожности, не совсем легальную. Упоминались суммы, даты, имена капитанов и таможенников. Информация, которая могла быть бесценной – как для моего мужа, так и для меня.

Вечер тянулся медленно. Я несколько раз меняла позицию, переходя от одной группы гостей к другой, собирая обрывки разговоров как мозаику. Графиня Реншо, заметив мое одиночество, попыталась вовлечь меня в беседу с другими дамами, но я вежливо отказалась, сославшись на легкое недомогание.

К полуночи, когда начались танцы, Себастьян нашел меня у окна наблюдающей за кружащимися парами.

– Ты не танцуешь? – спросил он, и в его голосе слышалось подозрение.

– Не сегодня, – я улыбнулась. – Немного устала. К тому же, – я понизила голос, – мсье Леван только что направился в библиотеку с тем седовласым генералом. Разве ты не хочешь узнать, о чем они будут говорить?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, затем медленно кивнул и исчез в толпе гостей. Я вновь осталась одна, наблюдая и слушая, невидимая в своем укромном уголке.

В карете по дороге домой Себастьян был непривычно молчалив. Я видела, как его пальцы нервно постукивают по колену, как он несколько раз начинает говорить, но останавливается. Наконец, когда огни города остались позади и мы выехали на загородную дорогу, он спросил:

– Что ты слышала сегодня?

Я неторопливо сняла перчатки, сложила их на коленях и только потом ответила:

– Достаточно.

И начала говорить. О поставке карского фарфора и ливажских специй, которая должна прибыть через три недели северным маршрутом. О взятке в пять тысяч золотых таможенному инспектору Дезленского пролива. О тайном соглашении между мсье Леваном и графом Ноэлем, представляющим интересы короны. О возможном участии в этом деле самого министра торговли.

Себастьян слушал с возрастающим изумлением, которое постепенно сменилось хмурой задумчивостью.

– Но самое интересное, – сказала я, когда карета проезжала мимо темного леса, – что мсье Леван планирует обмануть своих партнеров. У него есть договоренность с капитаном «Морской звезды» о подмене части груза. Оригинальные товары он продаст на черном рынке, а официально отчитается о потерях из-за шторма или пиратов.

– Ты не могла этого слышать, – резко произнес Себастьян. – Это… это невозможно! Леван никогда…

– Третья беседка в саду, за живой изгородью из самшита, – спокойно ответила я. – Он говорил с невысоким мужчиной в зеленом камзоле. Рыжеватые волосы, веснушки на носу. Представился как Жюль. Они думали, что их никто не услышит.

Лицо мужа в тусклом свете фонаря кареты стало пепельно-серым.

– Кто ты? – прошептал он, и в его голосе звучал почти суеверный страх. – Моя жена никогда не была такой… такой…

– Наблюдательной? – подсказала я с легкой улыбкой. – Возможно, ты просто никогда не давал мне шанса показать свои способности.

Остаток пути мы проделали в молчании. Я чувствовала его взгляд на себе, но не поворачивалась, наблюдая за проплывающими мимо темными силуэтами деревьев. В голове я уже составляла план, как использовать полученную информацию.

Когда карета наконец остановилась у крыльца нашего особняка, было далеко за полночь. Несмотря на поздний час, в окнах горел свет, а на ступенях нас встречала мадам Мелва, её лицо светилось редкой для неё радостью.

– У нас чудесные новости! – воскликнула свекровь, не дожидаясь, пока мы поднимемся по ступеням.

– Что произошло? – спросил Себастьян, выпрыгивая из кареты.

– Этьен, – сообщила она с теплотой в голосе, которую я прежде не слышала. – Этьен вернулся из Академии. У них начались каникулы раньше срока.

Я замерла, чувствуя, как кровь отливает от лица. Этьен. Сын. Ещё одно из тех воспоминаний Адель, что выбили меня из колеи. У меня, Алины, не было детей, а тут сразу взрослый пятнадцатилетний подросток. И я его еще не видела, не считая мутных фотокарточек в медальоне Адель, – он был на практике в северных провинциях, когда я оказалась в этом теле.

– Где он? – Себастьян шагнул к дверям, и на его обычно строгом лице появилась искренняя улыбка. Он небрежно сбросил пальто на руки подоспевшему лакею, явно спеша увидеть сына.

– В зеленой гостиной, – ответила мадам Мелва, поворачиваясь к дверям, но вдруг обернулась ко мне. – Он спрашивал о тебе, Адель. Очень хотел дождаться твоего возвращения.

Я сглотнула, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом. Как вести себя с сыном женщины, которой больше нет? Что я скажу ему? Как объясню перемены, которые наверняка заметит ребенок, знающий свою мать лучше всех?

– Я… – я запнулась, но тут же взяла себя в руки. – Я сейчас подойду. Только переоденусь.

– Он уже два часа ждет, – с легким упреком произнесла свекровь.

– Тем более, ещё пять минут ничего не изменят, – я быстро поднялась по лестнице, игнорируя удивленные взгляды.

В спальне я бросилась к зеркалу, всматриваясь в отражение как никогда пристально. Бледное лицо с тонкими чертами, голубые глаза, светлые волосы, уложенные в локоны… Адель. Но внутри – Алина. И сейчас мне предстояло встретиться с человеком, который, возможно, сразу увидит эту подмену.

Я не знала, как быть. Не знала, что скажу ему. Не знала, смогу ли полюбить чужого ребенка и заменить ему мать.

На мгновение мелькнула дикая мысль – сбежать. Прямо сейчас, не дожидаясь утра. Забрать деньги, документы, драгоценности – и исчезнуть. Начать новую жизнь где-нибудь далеко.

Но что-то остановило меня. Может быть, тихий голос Адель в глубине сознания? Или просто человеческая порядочность? Я не могла бросить ребенка, который ни в чем не виноват. Который ждал встречи с матерью, не подозревая, что той больше нет.

Глубоко вздохнув, я расправила плечи и вышла из комнаты. Будь что будет.

Глава 5

Зеленая гостиная тонула в мягком свете ламп. Потрескивание поленьев в камине наполняло комнату уютом, которого я никогда прежде не ощущала в этом доме. На низком столике у дивана стояла чашка с недопитым чаем и тарелка с печеньем – свекровь всегда баловала внука сладостями, несмотря на свою строгость во всем остальном.

Я на мгновение замерла в дверях, не решаясь войти, с жадностью рассматривая сына. Стройный юноша стоял у окна, вглядываясь в темный сад. Его силуэт четко вырисовывался на фоне бархатных штор. В нем угадывалась еще не сформировавшаяся, но уже намечающаяся аристократическая стать – прямая спина и гордо поднятая голова.

Услышав мои шаги, он обернулся, и я увидела его лицо – юное, с тонкими чертами, унаследованными от матери, но с твердым подбородком и серыми глазами отца. А темно-русые волосы, аккуратно подстриженные по последней моде, обрамляли высокий лоб.

– Мама! – воскликнул он, и от звука этого слова со мной произошло что-то странное.

Внезапный прилив тепла, граничащего с эйфорией, затопил меня. Ноги сами понесли вперед, руки сами раскрылись для объятий. Это тело помнило своего ребенка, реагировало на него помимо моей воли, наполняясь необъяснимой радостью и нежностью.

– Этьен, – выдохнула я, и это было сказано не мной, а Адель, чья материнская любовь прорвалась сквозь барьеры нашего разделенного сознания.

Он бросился ко мне через комнату с непосредственностью, странной для подростка его возраста и положения, и обнял меня с неожиданной силой. Я тотчас почувствовала запах лаванды от его волос, а память Адель бросила мне образ – она сама, вшивающая мешочки с лавандой в его одежду перед отъездом в Академию, чтобы отпугнуть моль и напомнить о доме.

– Ты все-таки дождался нас, – сказала я, отстраняясь, чтобы лучше рассмотреть сына. – Почему не лег спать?

– Как я мог уснуть, не повидав тебя? – он улыбнулся, и его улыбка была копией улыбки Себастьяна, но без горечи и цинизма. – К тому же я должен был убедиться, что ты поправилась. Бабушка писала, что ты была очень больна.

Тревога в его голосе была искренней. И я поспешила его успокоить, погладив его по щеке материнским жестом, который возник будто сам собой.

– Как видишь, я в полном порядке, – улыбнулась я, испытывая странное облегчение от того, что могу не притворяться с ним. Во мне действительно что-то изменилось при виде этого мальчика. – Расскажи лучше о практике. В последнем письме ты упоминал экспедицию к северным озерам?

Он просиял, явно обрадованный моим интересом.

– О, это было потрясающе! Профессор Ламбер позволил мне ассистировать при сборе образцов водорослей. Ты не представляешь, какие удивительные формы жизни существуют в этих водах! – он говорил с воодушевлением, которое не может подделать ни один ребенок. – Я сделал несколько зарисовок, хочешь взглянуть?

Не дожидаясь ответа, он бросился к кожаной сумке, лежавшей на кресле, и достал потрепанный альбом. Я подошла ближе, взяла его в руки и была поражена точностью и детализацией рисунков. Странные растения, морские создания, ландшафты – все было изображено с научной точностью и в то же время с несомненным художественным талантом.

– Это великолепно, – искренне сказала я. – У тебя настоящий дар.

Лицо Этьена просияло от похвалы, и я поняла, что Адель, должно быть, часто поддерживала его увлечения, в отличие от отца, предпочитавшего более «мужские» занятия для наследника.

– Профессор говорит, что мои записи самые подробные на курсе, – с гордостью сообщил он, перелистывая страницы альбома. – Я хочу представить их на научном симпозиуме в следующем семестре. Если получу одобрение совета, конечно.

– Уверена, ты его получишь, – я сжала его плечо, чувствуя странную гордость за мальчика, которого видела впервые в жизни.

Себастьян, стоявший в дверях и наблюдавший за нашей встречей, наконец вошел в комнату.

– Так что, сын, ты теперь решил стать натуралистом? – в его голосе звучала насмешка, но не злая. – А как же юриспруденция?

– Я могу изучать и то и другое, – ответил Этьен с легкой ноткой вызова. – Многие великие ученые были также и выдающимися юристами.

– Это правда, – поддержала я сына. – Разносторонние знания только укрепляют ум. К тому же – я повернулась к мужу, – возможно, Этьену стоит самому выбирать свой путь.

Себастьян удивленно поднял брови. Адель, по-видимому, редко перечила ему в вопросах воспитания сына.

– Что ж, – сказал он, – у тебя еще есть время определиться. А пока расскажи, как дела в Академии помимо твоих научных изысканий.

Следующий час пролетел незаметно. Этьен рассказывал о преподавателях, сокурсниках, строгих правилах и маленьких бунтах против них. Я наблюдала за ним с возрастающим чувством симпатии. Мальчик был умен, наблюдателен и обладал тонким чувством юмора. Он явно унаследовал лучшие качества обоих родителей, избежав при этом их недостатков.

– … и тогда Жак уговорил всех обменяться одеждой, так что когда надзиратель вошел в комнату, он не мог понять, кто есть кто! – смеялся Этьен, рассказывая об очередной проделке.

Мы все улыбались, даже Себастьян, обычно столь сдержанный.

– Довольно рассказов на сегодня, – внезапно прервала нас мадам Мелва, появившаяся в дверях. – Уже далеко за полночь. Вы все устали, а у мальчика был долгий путь.

– Но, бабушка… – начал было Этьен.

– Никаких «но», – отрезала она тоном, не терпящим возражений. – Завтра наговоритесь. А сейчас в постель!

Этьен вздохнул, но покорно поднялся.

– Спокойной ночи, отец, – он чинно поклонился Себастьяну, затем повернулся ко мне и неожиданно снова обнял, шепнув на ухо: – Я так рад, что ты поправилась, мама. Ты кажешься другой. Более живой.

Я замерла, но он уже отстранился и, подхватив свою сумку, направился к выходу.

– Мы тоже пойдем, – сказал Себастьян, поднимаясь. – Был долгий день.

В своей спальне я обессиленно упала в кресло, не дожидаясь, пока горничная поможет мне переодеться. День был чрезвычайно трудным, а встреча с Этьеном подкосила меня окончательно. Никогда прежде я не испытывала таких противоречивых чувств – эта всепоглощающая материнская любовь, пробившаяся сквозь барьеры чужого сознания, застала меня врасплох.

Я прикрыла глаза, пытаясь разобраться в своих эмоциях. Мне ничего не стоило притвориться, выдать вежливую заинтересованность за родительскую любовь – я делала и более сложные вещи за эти месяцы. Но дело было не в притворстве. То, что я чувствовала при виде Этьена, было настоящим. Не моим, но настоящим.

Окно было приоткрыто, и прохладный ночной ветер трепал кружевные занавески. Где-то вдалеке лаяла собака. А я невидяще смотрела на темный сад, и мысли мои были такими же темными и запутанными.

Уехать завтра в своё поместье, как я планировала, не получится. Этьен вернулся всего на неделю, а мать собрала вещи и уезжает… Это неправильно. Я не могла так поступить с мальчиком, который искренне любит свою мать и только что обрел её после долгой разлуки. Придется потерпеть ещё неделю.

Но была и другая проблема – я не была его матерью. Рано или поздно он заметит различия, уловит несоответствия. Что я скажу ему тогда? Как объясню, что женщина, которую он любил всю жизнь, исчезла, а на её месте появилась я самозванка из другого времени?

Ночь прошла беспокойно. Я то проваливалась в тревожное забытье, то просыпалась от малейшего шороха. Перед глазами стояло лицо Этьена – его улыбка, его доверчивый взгляд. Я ворочалась, пытаясь найти удобное положение, но сон ускользал.

Когда первые лучи солнца просочились сквозь шторы, я уже сидела у окна, наблюдая за пробуждением сада. Ранние птицы начинали свою перекличку, на листьях сверкала роса, воздух был свеж и чист. Я смотрела на это умиротворенное утро и чувствовала себя бесконечно далекой от всего.

Туалет и одевание заняли больше времени, чем обычно – я никак не могла выбрать платье, перебирая наряды, которые обычно вызывали у меня лишь раздражение своей неудобностью. Почему-то сегодня хотелось выглядеть особенно хорошо.

Наконец, облаченная в светло-голубое утреннее платье с белым кружевным воротничком, я спустилась к завтраку. Семья уже собралась в малой столовой – Себастьян просматривал утреннюю газету, мадам Мелва отдавала распоряжения лакею о подаче чая, Этьен с аппетитом уплетал булочки с джемом.

– Доброе утро, – я заняла своё место, чувствуя странную неловкость, будто была гостьей за этим столом.

– Доброе утро, мама! – Этьен просиял, увидев меня. – Ты выглядишь отдохнувшей.

Себастьян бросил на меня быстрый взгляд поверх газеты, и я поймала в нем что-то похожее на удивление. Неужели круги под глазами были настолько заметны?

– Я не очень хорошо спала, – призналась я, принимая чашку чая из рук лакея. – Слишком много впечатлений вчера.

– Тебе нужно больше отдыхать, – заметила мадам Мелва с неожиданной заботой. – Ты еще не полностью оправилась после болезни.

– Но ты ведь поедешь со мной в зоологический музей сегодня? – с надеждой спросил Этьен. – Там новая выставка редких бабочек из Амевера. Говорят, невероятное зрелище!

Я замерла с чашкой на полпути ко рту. Поездка в город, людные места, необходимость поддерживать видимость нормальности – это было последним, чего мне хотелось.

– Я не уверена, что это хорошая идея, – медленно произнесла я. – Возможно, тебе стоит пойти с отцом?

Лицо Этьена выразило такое искреннее разочарование, что у меня сжалось сердце.

– У твоего отца деловая встреча, – вмешался Себастьян, складывая газету. – Но я думаю, тебе не обязательно идти в музей. Разве ты не хотел навестить друзей? Ты упоминал о Филиппе и… как его… Роберте?

– Да! Я совсем забыл! Роберт писал, что они собираются у него сегодня. Я мог бы заехать к ним после музея.

– Или вместо музея, – предложила я с улыбкой. – Мы можем посетить выставку в другой день, а сегодня ты проведешь время с друзьями. Уверена, у вас накопилось много новостей.

Сын колебался, явно разрываясь между желанием побыть с матерью и встретиться с товарищами.

– Ты не обидишься? – наконец спросил он.

– Конечно, нет, – я ободряюще коснулась его руки. – Друзья важны. И у нас еще целая неделя впереди, не так ли?

– Тогда решено! – он с энтузиазмом вернулся к своему завтраку.

А я перевела дух, испытывая смешанное чувство облегчения и вины. С одной стороны, мне хотелось побыть одной, разобраться в своих мыслях. С другой – я чувствовала себя обманщицей, отталкивающей мальчика, который тянулся к своей матери.

– Я могу отвезти тебя к Роберту перед своей встречей, – предложил Себастьян сыну. – Его дом на Оранжевой улице, если не ошибаюсь? Это почти по пути.

– Было бы замечательно, отец! – Этьен был явно обрадован этой редкой возможностью провести время с отцом, пусть даже в карете.

Далее завтрак продолжился в непривычно теплой атмосфере. Этьен, воодушевленный предстоящим днем, рассказывал о своих друзьях, их общих интересах и проделках в Академии. Себастьян, к моему удивлению, внимательно слушал, иногда задавая вопросы. Мадам Мелва наблюдала за ними с легкой улыбкой, изредка вставляя замечания.

Я же чувствовала себя чужой на этом семейном празднике. Словно смотрела спектакль из темного зала – вижу все, но не участвую.

После завтрака мужчины отправились готовиться к отъезду. Мадам Мелва удалилась в свои комнаты, оставив меня одну в столовой. Я допивала остывший чай, разглядывая узор на фарфоровой чашке и прислушиваясь к голосам в холле.

– … и обязательно передай привет мадам Солсбери от меня, – говорил Себастьян. – Скажи, что мы ждем их на следующей неделе к ужину.

– Конечно, отец, – отвечал Этьен, и в его голосе звучала та же почтительность, которую я вспомнила в голосе Адель, когда она обращалась к мужу.

Наконец, хлопнула входная дверь, раздался стук копыт во дворе, и наступила тишина. Дом будто выдохнул, расслабился. Я поднялась к себе. Горничная как раз заканчивала уборку в спальне.

– Софи, принеси, пожалуйста, сундуки из гардеробной. Мне нужно разобрать вещи.

– Сундуки, миледи? – она удивленно посмотрела на меня.

– Да, те самые дорожные сундуки. И попроси Бети помочь тебе.

Когда горничная ушла выполнять поручение, я подошла к секретеру, достала ключ, спрятанный в потайном ящичке, и открыла верхний шкафчик. Там, за стопкой писчей бумаги, лежал небольшой атласный мешочек. Развязав его, я высыпала на ладонь содержимое – несколько золотых монет, два небольших бриллианта и рубиновое кольцо. Приданое Адель, которое она тайно хранила на случай крайней нужды.

Я задумчиво перебирала драгоценности. В моем мире их стоимость была бы достаточна для покупки хорошей квартиры или дорогого автомобиля. Здесь же это было состояние, способное обеспечить достойное существование в лучшем случае на год. Но вместе с деньгами, которые обязан был выплатить муж по нашему соглашению, я могла начать новую жизнь. Без зависимости и без унижений.

Но сначала нужно дождаться отъезда Этьена. Неделя – не такой большой срок. Я смогу выдержать.

Глава 6

Следующие дни потекли в странном, почти сонном ритме. Утренние завтраки, дневные прогулки в саду, вечерние беседы у камина – дом словно вернулся к той жизни, которую вел до моего пробуждения в теле Адель. Все это казалось мне театральной постановкой, где каждый исполнял свою роль с отточенным годами мастерством.

Этьен проводил со мной больше времени, чем с отцом – он искал в матери поддержку своим научным амбициям, которыми Себастьян, судя по всему, не слишком интересовался. И чем больше я узнавала Этьена, тем сильнее ощущала эту странную, не принадлежащую мне любовь.

Она возникала будто из ниоткуда – когда я замечала, как он хмурит брови, сосредоточенно рассматривая листок растения; как теребит манжету рубашки, рассказывая о своих открытиях; как украдкой вытирает испачканные чернилами пальцы о штаны, когда думает, что никто не видит. Маленькие, неосознанные жесты, создающие его образ, неуловимо напоминающий и мать, и отца, но бесконечно более искренний, чем они оба.

На третий день после возвращения Этьена мы обедали в малой столовой – только я с сыном и мадам Мелва. Себастьян отсутствовал, отправившись на встречу с поверенным, и атмосфера без него казалась легче и свободнее, словно все невольно выдохнули.

– И тогда профессор Дюран сказал, что если я смогу систематизировать все образцы до конца семестра, он представит мою работу Академии Наук! – с горящими глазами рассказывал Этьен, отрезая кусочек запеченной рыбы с хрустящей золотистой корочкой. – Ты представляешь, мама? Академия Наук!

– Это большая честь, – улыбнулась я, наблюдая за его воодушевлением. Щеки Этьена слегка раскраснелись, а глаза, серые, как у отца, но более теплые и живые, буквально сияли восторгом. – И ответственность. Профессор Дюран, должно быть, высоко ценит твои способности.

– О, я все успею! – он махнул вилкой с такой уверенностью, что капля сливочного соуса упала на безупречно белую скатерть, оставив миниатюрное желтоватое пятно. – У меня уже готов план каталогизации. Нужно только завершить зарисовки и описания. Знаешь, там есть совершенно удивительный вид морской звезды с восемью лучами вместо пяти! Профессор говорит, это может быть новый вид!

– Этьен, дорогой, – произнесла мадам Мелва своим обычным непререкаемым тоном, поправляя кружевную салфетку, – не забывай о хороших манерах за столом. Ученый муж тоже должен уметь держать вилку, не разбрасывая соус. Что скажут о тебе на научном собрании, если ты испачкаешь их бумаги?

– Простите, бабушка, – смущенно пробормотал парень, опустив глаза и немедленно сгорбившись, как будто хотел стать меньше и незаметнее. На некоторое время за столом воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем напольных часов в углу да негромким звоном посуды.

– Все в порядке, – я подмигнула сыну, стоило свекрови отвернуться, подзывая лакея для смены блюд. – Энтузиазм иногда берет верх над этикетом. К тому же, – добавила я тише, – если бы ты видел, как некоторые титулованные особы ведут себя на приемах после третьего бокала вина, то понял бы, что твоя капля соуса – сущий пустяк.

Этьен благодарно улыбнулся, выпрямляя спину, и я снова почувствовала этот странный прилив нежности, как теплую волну, поднимающуюся откуда-то из глубины. Что-то подсказывало мне, что Адель часто защищала сына от чрезмерной строгости бабушки и отца, становясь его тихой гаванью в шторме аристократических условностей.

– Я заметила, что ты начала собирать вещи, – вдруг произнесла мадам Мелва, когда лакей удалился, подав десерт – воздушный яблочный пирог с корицей, украшенный тончайшей карамельной сеточкой. – Планируешь путешествие?

Вопрос прозвучал невинно, но глаза свекрови были прищурены, а на тонких губах застыла лукавая улыбка. Этьен тотчас вскинул голову, удивленно на меня посмотрев своими широко распахнутыми глазами, в которых промелькнуло беспокойство. Я же мысленно прокляла любопытных горничных, разнесших новость по всему дому.

– Просто разбираю гардероб, – спокойно ответила я, отламывая кусочек пирога, хруст корочки эхом разнесся по комнате. – После болезни многие платья стали мне велики.

– В самом деле? – мадам Мелва приподняла тонкую седую бровь, ее взгляд, острый как лезвие, скользнул по моей фигуре. – И куда же ты планируешь отправить эти платья? Благотворительность сейчас так модна среди знати.

– Кстати, о вещах, – я поспешила сменить тему, почувствовав, как напрягся Этьен рядом со мной. – Мне кажется, тебе пора обновить гардероб, Этьен. Ты вырос на добрых три дюйма за последние месяцы. Твои манжеты едва достают до запястий. Может быть, сходим завтра к портному?

– Терпеть не могу эти примерки, – он скривил губы, и на мгновение снова стал мальчишкой, несмотря на высокий рост и серьезность научных амбиций. – Часами стоять столбом, пока мсье Лерой тыкает в тебя булавками и причитает о моде на узкие лацканы.

– Увы, это часть взросления, – я мягко улыбнулась, наблюдая за его мученическим выражением лица. – Зато после мы могли бы заглянуть в книжную лавку мсье Дюпона. Я слышала, привезли новую партию научных трактатов из Амевера. Кажется, там есть работа профессора Ленуара о морской фауне.

– Правда? – лицо Этьена тотчас просветлело, а глаза загорелись тем же энтузиазмом, что и при разговоре о своих исследованиях. – Я давно искал его труды! Тогда я готов вытерпеть даже мсье Лероя с его булавками и болтовней о новых фасонах жилетов!

– Значит, договорились, – я кивнула, бросив мимолетный взгляд на свекровь, сидевшую во главе стола, прямую как струна, несмотря на годы. Мадам Мелва наблюдала за нашим обменом репликами с непроницаемым выражением лица, но в уголках её тонких губ таилась едва заметная улыбка, а в глазах промелькнуло что-то похожее на одобрение.

– Что ж, – наконец произнесла она, складывая салфетку аккуратным треугольником и поднимаясь из-за стола с грацией, удивительной для женщины её лет. – Мне пора на дневной отдых. А вам двоим советую пройтись по саду. День чудесный, грех сидеть в четырех стенах. А также же, – добавила она, направляясь к дверям, шурша пышными юбками, – свежий воздух полезен как для растущего организма, так и для выздоравливающего.

Мы с Этьеном не стали возражать и послушно вышли в сад, где провели несколько приятных часов, гуляя по тенистым аллеям. Этьен показывал мне своё любимое место для чтения – укромную беседку, увитую диким виноградом, чьи лозы образовывали природный полог, скрывая от посторонних глаз.

– Здесь я прочел «Естественную историю» Бюффона, – с гордостью сообщил он, проводя рукой по деревянной скамье, отполированной годами использования. – И здесь же решил, что хочу стать натуралистом, как он.

Он рассказывал о книгах, которые прочел за последние месяцы, от скучных учебников по юриспруденции, которые требовал изучать отец, до захватывающих трактатов о неизведанных землях и их флоре и фауне. Делился планами на будущее – об экспедициях, открытиях, научных статьях. О том, как однажды его имя будет выгравировано на мемориальной доске Академии Наук. Его глаза сияли, руки порхали в воздухе, иллюстрируя рассказ, а голос то понижался до заговорщического шепота, то возвышался в моменты особого волнения.

Я слушала, задавала вопросы, порой смеялась над его шутками – и все это время меня не покидало странное ощущение, что я играю роль в спектакле, но роль, которая с каждым днем становится все более естественной, почти моей собственной. Словно граница между мной и Адель размывалась, создавая что-то новое.

Когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в розовые и золотистые тона, мы вернулись в дом. Из окон уже лился теплый свет зажженных ламп и свечей, создавая впечатление уюта и безопасности. В просторном мраморном холле нас встретил седовласый дворецкий в безупречной ливрее, чей строгий вид смягчился при виде молодого господина.

– Мсье Этьен, мадам, – он слегка поклонился. – Герцог вернулся и ожидает вас к ужину через полчаса. Он просил передать, что ужин будет подан в большой столовой.

Это было необычно – большая столовая использовалась в основном для приемов гостей, а не для семейных трапез. Я обменялась быстрым взглядом с Этьеном, увидев в его глазах то же удивление, что испытывала сама.

– Как думаешь, в каком он настроении? – тихо спросил Этьен, поднимаясь по мраморной лестнице рядом со мной. Его рука едва касалась перил, словно он считал, что в свои пятнадцать уже слишком взрослый, чтобы держаться за них. – Большая столовая… может, у нас гости?

– Увидим, – я ободряюще сжала его плечо, почувствовав под тонкой тканью сюртука напряженные мышцы. – В любом случае не принимай близко к сердцу, если он будет хмурым. Дела не всегда идут так, как хотелось бы. И это не твоя вина.

Этьен кивнул, но его лицо стало серьезным, почти взрослым, словно он готовился к битве. Я вдруг остро осознала, что этот мальчик, возможно, всю свою короткую жизнь ходил по тонкому льду отцовского настроения, подстраиваясь, скрывая свои истинные интересы, пытаясь соответствовать ожиданиям, которые никогда не мог полностью оправдать.

К моему удивлению, в большой столовой не оказалось гостей – только Себастьян и мадам Мелва, уже занявшие свои места за длинным столом, сервированным лучшим фарфором и хрусталем.

И Себастьян действительно был хмур. Он едва отвечал на вопросы сына, рассеянно ковырял еду на своей тарелке и несколько раз бросал на меня странные, оценивающие взгляды, от которых по спине пробегал холодок. Мадам Мелва безуспешно пыталась поддерживать беседу, расспрашивая Этьена о завтрашних планах, но в итоге сдалась, и мы ужинали в гнетущей тишине, нарушаемой лишь стуком столовых приборов о фарфор да приглушенными шагами лакеев, подающих блюда.

– Этьен, кажется, ты хотел показать бабушке свои зарисовки с практики? – сказала я, когда подали десерт – изысканное парфе с фруктами и взбитыми сливками, чтобы как-то разрядить напряжение, висевшее в воздухе, как грозовая туча.

– О, да! – мальчик оживился, а его плечи, наконец, расслабились. – Я совсем забыл. Они в моей комнате, в папке. Ты будешь удивлена, бабушка, как много видов водорослей существует в северных озерах!

– Тогда самое время, – я ободряюще улыбнулась ему, незаметно бросив взгляд на Себастьяна, который, казалось, ушел глубоко в свои мысли. – Уверена, бабушке будет интересно. Особенно те рисунки с морскими звездами, о которых ты рассказывал за обедом.

Мадам Мелва бросила на меня проницательный взгляд, в котором читалось понимание моего маневра, но не возразила. Она промокнула губы салфеткой и поднялась, расправляя складки своего темно-зеленого платья.

– Что ж, пойдем, дитя мое, – сказала она, протягивая руку внуку. – Покажешь мне своих морских чудовищ. Только не забудь принести лампу поярче – мои глаза уже не те, что прежде.

Вскоре они удалились, оставив нас с Себастьяном наедине в огромной столовой, внезапно ставшей слишком просторной и пустой для двоих. Но муж продолжал молчать, задумчиво вертя в длинных пальцах бокал с рубиновым вином, не глядя на меня.

– Что-то случилось? – наконец спросила я, когда пауза затянулась настолько, что стала почти осязаемой.

– Я встречался со своим поверенным, – медленно произнес он, оторвав взгляд от бокала и пристально на меня посмотрев. – По вопросу прошения о разводе.

– И? – я непроизвольно выпрямила спину, почувствовав, как напрягаются мышцы, готовые к обороне.

– Я думаю отозвать его, – он отставил бокал и подался вперед, опираясь локтями о стол, нарушая все правила этикета, которые сам же так рьяно соблюдал обычно.

– У нас соглашение, – напомнила я, рывком поднимаясь со стула.

– Я передумал, – коротко бросил муж, его тонкие губы сжались в упрямую линию.

– Что ж, как пожелаешь, – я обошла стол, чувствуя, как бурлит внутри гнев, – но жить в этом доме я более не намерена. Мне надоело притворство. Надоели приемы, лживые улыбки и шепот за спиной. Я хочу оказаться как можно дальше от столицы и жить так, как мне хочется.

– Ты говоришь, как сумасшедшая, – он нервно дернулся в кресле, и на мгновение его маска хладнокровия соскользнула, обнажив растерянность. – Женщина твоего положения не может просто уехать и жить как ей вздумается.

– Не может? – я горько усмехнулась, останавливаясь у высокого окна, за которым уже сгустились сумерки. – Или ей не позволяют? Разница существенная, не находишь?

– Чего ты от меня хочешь? – муж резко поднялся, опрокинув бокал с вином, и шагнул ближе. – Я предлагаю тебе вернуться к прежним отношениям. Ради сына, ради положения в обществе. Я даже готов… – он запнулся, словно слова давались ему с трудом, – я готов дать тебе больше свободы. Позволить заниматься благотворительностью или чем там обычно занимаются женщины твоего круга.

Я смотрела на него, а перед глазами проносились образы из памяти Адель – как он игнорировал её на приемах, оставляя одну среди хищных улыбок и оценивающих взглядов; как заставлял надевать открытые платья в холодную погоду, глухой к её робким возражениям; как оставлял наедине с мужчинами, чьи намерения были более чем очевидны. И мои собственные воспоминания – его насмешки, его угрозы, его попытки манипулировать мной.

– Не впутывай сюда Этьена, – резче, чем следовало, ответила я, невольно отступив в сторону, увеличивая расстояние между нами. – Он достаточно взрослый, чтобы понять, что его родители не могут жить вместе. И достаточно умен, чтобы видеть, как ты относился ко мне все эти годы. Как использовал меня. Как обращался словно с красивой куклой, которую можно выставлять напоказ, когда нужно, и запирать в шкаф, когда надоест.

– Ты… – осекся муж, сжав кулаки так, что побелели костяшки. – Я не узнаю тебя. Ты говоришь странные вещи. Непозволительные для женщины твоего круга.

– Может быть, я просто наконец-то говорю то, что думаю, – я скрестила руки на груди, глядя ему прямо в глаза. Мой голос звучал твердо, хотя внутри все дрожало от напряжения. – Без страха, без оглядки на твое мнение или мнение общества. Может быть, та болезнь не только отняла силы, но и дала кое-что взамен – понимание, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на страх и молчание.

Себастьян не ответил, просто смотрел на меня долгим, непонятным взглядом. В его глазах боролись противоречивые эмоции – гнев, недоумение и что-то еще, что я не могла разгадать. На лбу пролегла глубокая морщина, а пальцы нервно теребили манжету, как делал Этьен, когда волновался. Затем, так и не сказав больше ни слова, он резко развернулся и вышел, хлопнув тяжелой дубовой дверью так, что дрогнули хрустальные подвески на люстре.

Я же опустилась в ближайшее кресло, чувствуя, как дрожат колени. Этот разговор забрал у меня больше сил, чем я ожидала.

Глава 7

Неделя, казалось, тянулась бесконечно. Дни сливались в однообразную череду обязательных приемов пищи, прогулок, разговоров и ожидания. Я старалась проводить с Этьеном как можно больше времени, зная, что это, возможно, последние наши встречи. Мы ходили в музей, в книжные лавки, просто гуляли по парку, разговаривая обо всем на свете. Я слушала его мечты, его планы, его страхи, и с каждым днем все труднее было представить, что скоро я его оставлю. Но каждый раз, когда эта мысль приходила мне в голову, я вспоминала слова Себастьяна, его взгляд, его отношение к Адель, и понимала, что не могу остаться. Ни ради себя, ни ради него, ни ради даже Этьена.

Себастьян после нашего разговора стал еще более замкнутым и мрачным. Он почти не разговаривал со мной, иногда бросая лишь короткие фразы по делу. С сыном он был ровен, но холоден – как и прежде. Мне казалось, он изо всех сил пытается сдержать гнев, кипящий в нем.

Мадам Мелва наблюдала за нами всеми с нечитаемым выражением лица. Несколько раз я ловила на себе ее оценивающий взгляд, но она не заговаривала со мной о моих планах, за что я была ей благодарна.

Наконец наступил последний вечер перед отъездом Этьена в Академию. Мы сидели в зеленой гостиной, и мальчик с увлечением рассказывал о научной экспедиции, в которой надеялся участвовать в следующем семестре.

– Профессор Ламбер говорит, что мы сможем добраться до самых северных островов, если погода будет благоприятной, – его глаза горели энтузиазмом. – Представляешь, мама? Никто из наших еще не забирался так далеко!

– Это опасно, – заметил Себастьян, не отрываясь от книги, которую читал у камина. – Северные моря капризны даже летом.

– Но с нами будут опытные моряки, – возразил Этьен. – И мы плывем не зимой, а в начале лета.

– Все равно это безрассудство, – отец захлопнул книгу. – Я напишу профессору Ламберу и…

– Пожалуйста, не надо! – в голосе мальчика звучало отчаяние. – Это такая возможность! Мама, скажи ему!

Я посмотрела на Этьена, затем на Себастьяна, и решительно произнесла:

– Я думаю, ему стоит поехать. Жизнь без риска – не жизнь вовсе, а существование. Этьен должен увидеть мир, испытать себя.

Себастьян бросил на меня неожиданно злой взгляд.

– Легко говорить о риске, когда не твой единственный наследник отправляется в опасное плавание.

– Он и мой сын тоже, – ровным голосом ответила я. – И я хочу, чтобы он прожил полную жизнь, а не ту, которую кто-то считает правильной для него.

В комнате тотчас повисла тяжелая тишина. Этьен переводил взгляд с отца на меня, явно не понимая, что происходит между нами.

– Думаю, пора готовиться ко сну, – наконец сказала я, поднимаясь. – Завтра ранний подъем.

Этьен кивнул и послушно направился к двери, но у порога обернулся.

– Спасибо, – тихо сказал он мне. – За то, что веришь в меня.

И едва за сыном закрылась дверь, Себастьян резко поднялся, подошел ко мне и процедил сквозь зубы:

– Что ты делаешь? Пытаешься настроить его против меня перед своим отъездом?

– Нет, – спокойно ответила я. – Просто говорю то, что думаю. Он талантливый, умный мальчик. Дай ему расправить крылья, и он удивит тебя.

– Значит ты все-таки уезжаешь, – вдруг муж переменил тему разговора, пристально на меня посмотрев.

Я выдержала его взгляд.

– Да. Сразу после отъезда Этьена.

– Он будет разбит, – в его голосе прозвучала неожиданная горечь. – Он обожает тебя. Это повредит его учебе и моей репутации.

– Он поймет. Возможно, не сразу, но поймет.

– А сделка с мсье Леваном? – холодно спросил Себастьян. – Он ждал нашего совместного визита на следующей неделе.

– Это твоя сделка, мое присутствие не обязательно, – прежде чем ответить, я долго смотрела на него, пораженная тем, как быстро он перешел от беспокойства о сыне к деловым вопросам.

– Он пригласил нас обоих, – сердито буркнул Себастьян, нервно дернув себя за ворот рубахи.

– Скажи, я приболела, придумай причину моего отсутствия, – насмешливо ответила, чуть отступая в сторону, находиться рядом с этим человеком мне не хотелось.

– Ты не понимаешь, – его голос стал опасно тихим. – Леван настаивал на твоём присутствии. Он готов подписать контракт только после встречи с тобой. Твоё влияние на него неожиданно стало ключевым условием сделки.

– Значит, у тебя проблема, – я небрежно пожала плечами, отворачиваясь к окну. – Я не собираюсь быть твоей марионеткой в этих играх. Хватит. И разве ты не расторг наше соглашение?

– Ты действительно не понимаешь своего положения, – Себастьян подошёл ближе, и я увидела в его глазах холодную решимость. – Я могу запретить тебе уезжать. Могу запереть в комнате и никогда не выпускать. Одно моё слово – и твоя свобода закончится. Слуги подтвердят, что ты тронулась умом после болезни.

Я медленно повернулась к нему, ощущая, как внутри поднимается волна холодной ярости.

– Попробуй, – произнесла я с такой уверенностью, что он невольно отступил на шаг. – Попробуй, и я превращу твою жизнь в ад. Думаешь, я не смогу найти способ рассказать всем о твоих тёмных делишках даже из заточения? У меня больше союзников, чем ты думаешь.

Себастьян смотрел на меня так, будто видел впервые в жизни – с плохо скрываемым страхом и недоумением.

– Ты сумасшедшая, – прошептал он наконец. – Совершенно сумасшедшая.

Развернувшись, он быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я же с шумом выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала дыхание. Мои руки дрожали, но не от страха – от адреналина.

Спустя несколько часов я стояла у окна, кутаясь в шаль, и смотрела, как Этьен садится в дорожный экипаж. Он был сонным, взъерошенным и невероятно юным в свете фонарей. Себастьян что-то говорил ему, положив руку на плечо, и впервые за всю неделю я видела в его жестах настоящую отеческую заботу.

Экипаж тронулся, колеса зашуршали по гравию подъездной аллеи. Я подняла руку в прощальном жесте, хотя знала, что Этьен не видит меня в темном окне. Странная тяжесть легла на сердце – память тела, скучающего по своему ребенку? Или мои собственные чувства к мальчику, которого я знала лишь несколько дней, но успела полюбить?

Я отвернулась от окна и посмотрела на собранные сундуки. Все было готово. Я уезжала налегке – только самое необходимое, только то, что принадлежало мне лично, без претензий на семейные ценности или наследство. Слуги уже были предупреждены, карета заказана на шесть утра.

Два часа. Всего два часа, и я буду свободна. Начну новую жизнь, далеко от этого дома, от этого города, от этих людей. Может быть, в Ринкорде я найду то, что искала всегда: покой, независимость, возможность быть собой?

Я присела на край кровати, перебирая в уме все, что нужно было не забыть. Документы на дом в Ринкорде, драгоценности Адель, деньги, переведенные Себастьяном на мой счет…

Раздался тихий стук в дверь. Горничная, пришедшая помочь мне одеться? Нет, слишком рано. Я подошла к двери и осторожно открыла её.

На пороге стояла мадам Мелва, полностью одетая несмотря на ранний час. Её седые волосы были безупречно уложены, а на плечи наброшена теплая шаль.

– Могу я войти? – спросила она тихо.

Я молча отступила, пропуская её в комнату. Она окинула взглядом сундуки, готовые к отправке, и едва заметно вздохнула.

– Значит, ты действительно уезжаешь.

– Да, – я не видела смысла отрицать очевидное. – Через два часа.

– Не попрощавшись?

– Я оставлю письма, – я кивнула на секретер, где лежали два запечатанных конверта – для Себастьяна и для Этьена. – Не вижу смысла в слезливых прощаниях.

Мадам Мелва подошла к окну, из которого я недавно наблюдала за отъездом ее внука.

– Знаешь, – произнесла она задумчиво, – я никогда не одобряла решение сына взять тебя в жены. Но с годами я увидела в тебе достоинства, которых не замечала поначалу. Жаль, что он их так и не разглядел.

Я промолчала, не зная, как реагировать на эту неожиданную откровенность.

– Что ты будешь делать в Ринкорде? – спросила она после паузы.

– Жить, – просто ответила я. – На свои средства, по своим правилам.

Она внимательно посмотрела на меня, и я ожидала услышать упрек или нравоучение. Но мадам Мелва лишь кивнула.

– Что ж, – наконец произнесла она. – Я не буду пытаться остановить тебя. Но прошу об одном: не забывай Этьена. Он привязан к тебе сильнее, чем к кому-либо из нас.

– Я буду писать ему, – пообещала я. – И видеться, когда будет возможность.

Мадам Мелва кивнула, словно это полностью удовлетворило её.

– Прощай, Адель, – сказала она, направляясь к двери. – Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

Дверь за ней закрылась, и я осталась одна, чувствуя странное опустошение. Это был конец. Конец жизни Адель в этом доме, в этой семье. И начало чего-то нового – для меня, для неё, для всех нас.

Через час, не тратя время на ненужную церемонию прощания, я тихо спустилась по парадной лестнице. Дом еще спал, лишь несколько слуг бесшумно скользили по коридорам, начиная утренние хлопоты. Никто не остановил меня, не задал вопросов. Дворецкий молча открыл передо мной дверь, лакеи вынесли сундуки и погрузили их в ожидающую карету.

Я оглянулась на особняк в последний раз. За одним из окон мне почудилась фигура. Себастьян? Мадам Мелва? Но, может быть, это был лишь отблеск света на стекле…

Глава 8

До Ринкорда было всего три дня пути, вроде бы немного, если ехать в комфортабельных условиях. Но в карете, подпрыгивая на каждой яме и кочке, изнывая от тряски и пыли, я думала, дорога будет бесконечной. Каждый стук колеса о камень отдавался болью в висках, каждый крутой поворот вызывал новую волну тошноты. И к концу первого дня все тело ломило так, будто по мне проехалась та же карета.

Спать тоже пришлось в ней – два постоялых двора, которые встретились по пути, я отмела сразу. Достаточно было увидеть полный зал пьяных постояльцев, подозрительные взгляды, которыми меня встретили, грязь, что копилась с момента постройки здания, и тошнотворный запах – смесь дешевого вина, немытых тел и протухшей еды, – чтобы сделать вывод: спать здесь будет небезопасно. В одном из них хозяин, лысеющий толстяк с сальными потеками на жилете, предложил мне «лучшую комнату» с таким видом, что по спине пробежал холодок. Третья таверна, увы, выглядела немногим лучше – у входа двое мужчин ругались так грязно, что я предпочла даже не выходить из кареты.

– Вы уверены, мадам? – с сомнением спросил возница, когда я приказала продолжать путь. – До следующего селения не меньше трех часов.

– Абсолютно, – отрезала я, плотнее закутываясь в дорожный плащ и проклиная себя за то, что не предусмотрела таких сложностей.

Ночь в карете оказалась настоящим испытанием. Скрючившись на жестком сиденье, ежась от ночного холода, я то проваливалась в тревожное забытье, то снова просыпалась от каждого шороха. Несколько раз карета останавливалась, но я не рисковала выходить, представляя, какое впечатление произведет одинокая женщина в дорогом платье на местных жителей.

К рассвету третьего дня мои глаза горели от недосыпа, во рту пересохло, а желудок сводило от голода – последний раз я ела вчера в полдень, скудный обед из хлеба и сыра, захваченных в дорогу.

Так что к небольшому поместью, принадлежавшему ранее тетке Адель, а вот уже лет пять как ей самой, я подъезжала не в лучшем расположении духа. Уставшая, голодная, с растрепанными волосами и в измятым платье, мечтающая поесть, смыть с себя дорожную пыль и растянуться на удобной кровати.

Память Адель подсказывала, что она бывала в Ринкорде лишь дважды, и оба раза поместье произвело на неё благоприятное впечатление. Аккуратный двухэтажный дом с колоннами, ухоженный сад с фонтанчиком, приветливая тетушка Элиза, угощавшая домашним печеньем с корицей… Но это были воспоминания двадцатилетней давности.

Наконец, карета свернула с основной дороги на узкую аллею, некогда, видимо, обсаженную тополями. Теперь многие деревья засохли, другие разрослись настолько, что создавали над дорогой плотный свод. Спустя несколько минут, пробившись сквозь заросли, мы выехали на открытое пространство, и я впервые увидела свой новый дом.

Увиденное удручало. Дом, когда-то, должно быть, изящный и привлекательный, сейчас напоминал престарелого аристократа, впавшего в нищету – та же горделивая осанка, но обветшалый и запущенный вид. Краска на фасаде облупилась, обнажая серый камень. Несколько окон были выбиты и заколочены досками. А перед домом раскинулся заросший сад, больше похожий на лес – дикие кусты шиповника, крапива по пояс, хаотично разросшиеся фруктовые деревья.

– Приехали, мадам, – объявил возница с плохо скрываемой довольной улыбкой. – Поместье Фабер.

– Подождите здесь, – велела я вознице, медленно выбралась из кареты, чувствуя, как подгибаются ноги после долгого сидения, и побрела к дому, на ходу расправляя помятые юбки.

На удивление входная массивная дверь открылась довольно легко. И запах затхлости тотчас ударил в нос, невольно заставив меня поморщиться. Я сделала несколько осторожных шагов вглубь холла, опасливо всматриваясь в царивший полумрак, и громко крикнула:

– Есть кто-нибудь? Эй!

Никакого ответа, только эхо от собственного голоса и скрип половиц, когда я прошла дальше, заглядывая в комнаты первого этажа. Большая гостиная с потускневшей позолотой на стенах и каминной полке. Столовая с длинным столом, покрытым слоем пыли. Маленькая библиотека, где на полках еще стояли книги, но многие из них пострадали от сырости. Кухня с большой печью и пустыми кладовыми.

Слуг не было и в помине. Ни управляющего, ни горничных, ни кухарки… Никого, кто мог бы встретить новую хозяйку.

Вернувшись к карете, я застала кучера флегматично курившим трубку. При виде меня он неторопливо вынул её изо рта и принял подобающую позу.

– Возвращаемся, мадам? – с притворно участливой улыбкой произнес возница, явно не удивленный состоянием дома. Наверняка, и Себастьян знал об удручающей картине. И вероятно, он был абсолютно уверен, что, увидев эту разруху, я тут же помчусь обратно, моля о прощении и возвращении в столицу.

– Нет, я остаюсь, – с улыбкой ответила, довольная эффектом, произведенным моими словами.

– Но здесь опасно, госпожа, – произнес возница, словно разговаривая с неразумным ребенком. Этот человек служил у Себастьяна много лет, и как все слуги, был предан своему господину и сейчас выполнял его приказ. – Нет слуг, никакой охраны.

– В какой стороне ближайший город? – спросила, проигнорировав его предупреждение.

– В двух милях к востоку, госпожа.

– Отлично, отвези меня туда, – распорядилась, забираясь назад в ненавистную мне карету.

Путь до городка занял около получаса. Ринкорд, оказался скоплением нескольких сотен домов вокруг небольшой площади. Рядом раскинулся рынок – десяток прилавков с овощами, фруктами, мясом и рыбой. Неподалеку теснились лавки ремесленников – пекаря, мясника, бондаря, портного. А в центре площади возвышалась маленькая церковь.

Приказав вознице остановиться у небольшого здания ратуши, я первым делом направилась в бакалейную лавку. Колокольчик над дверью звякнул, возвещая о моем приходе.

– Чем могу служить, мадам? – хозяин, невысокий полноватый мужчина с аккуратными усами, вышел из-за прилавка.

– Мне нужен хлеб, сыр, чай, сахар, немного муки… – я начала перечислять, оглядывая полки с товарами.

– Свежий хлеб только что из печи, – с гордостью произнес лавочник, доставая румяную буханку. – Сыр рекомендую этот, местный, с пряными травами. А чай… тут у нас выбор небольшой, не столица как-никак.

– Возьму все, что вы посоветовали, – я кивнула. – И добавьте, пожалуйста, соль, ветчину, яйца и сливочное масло.

Пока он собирал покупки, я присмотрела на полках банку варенья и горшочек меда.

– И вот это тоже, – указала я.

– Издалека будете, миледи? – поинтересовался он, заворачивая товары в плотную бумагу. – Простите за любопытство, просто у нас редко такие гости.

– Из столицы, – ответила я, доставая кошелек. – Теперь буду жить здесь.

– В Ринкорде? – Лавочник вытаращил глаза от удивления. – Но тут нет приличного жилья для… для дамы вашего положения!

– У меня есть поместье, – ответила, выложив монеты на прилавок.

– Не то ли, что на холме? Поместье Фабер? – он недоверчиво покосился на меня.

– Именно оно.

– Но там пусто уже несколько лет! Никто не живет, все заросло… – он замялся, видимо, не зная, как сказать об этом тактично.

– Поэтому я здесь, – спокойно ответила я, пытаясь поднять тяжелые свертки. – Скажите, где я могу купить посуду и свечи?

– Через дорогу, у Риба. А еще дальше, за углом, лавка тканей, если понадобится постельное белье или что-то еще, – он вдруг спохватился, заметив, как я с трудом пытаюсь удержать все покупки. – Жак! – крикнул он, не поворачивая головы.

Из-за занавески, отделявшей лавку от подсобного помещения, тотчас вынырнул худенький паренек. Веснушки рассыпались по его курносому лицу, а непослушные рыжие вихры торчали во все стороны.

– Да, мсье Дюран? – он вытер руки о передник.

– Помоги госпоже донести покупки до кареты и проводи ее к Рибу и мадам Элизе, если понадобится.

Мальчишка, коротко кивнув, ловко подхватил свертки и направился к выходу, я поспешила за ним следом и у самой двери остановилась, когда лавочник окликнул меня:

– Мадам! Если будете обустраиваться, могу порекомендовать хороших людей. Моя жена – лучшая белошвейка в городе, может сшить что угодно.

– Благодарю, обязательно воспользуюсь вашим советом.

У торговца Риба, седовласого старика с мозолистыми руками, я приобрела кастрюлю, сковороду, пару тарелок, чашки, столовые приборы и керосиновую лампу.

– Свечи есть, но лампа надежнее, – посоветовал он, упаковывая покупки. – Особенно если живете одна.

– Спасибо за совет, – я расплатилась и, заметив, что Жак уже еле удерживает все покупки, спросила: – Может, у вас есть корзина или что-то подобное?

– Вот, возьмите, – мастер протянул плетеную корзину. – Подарок для новой соседки.

В лавке тканей, куда мы зашли следом, меня встретила пожилая дама с добродушным лицом.

– Мадам Беата, – представилась она. – Чем могу быть полезна?

– Мне нужны простыни, наволочки, одеяло… – начала я перечислять.

– О, вы та самая дама, новая хозяйка поместья на холме? – она всплеснула руками. – Весь город только об этом и говорит!

– Новости быстро распространяются, – усмехнулась я.

– В маленьком городке иначе не бывает, – мадам Беата принялась доставать с полок ткани и готовые изделия. – Вот, посмотрите – льняные простыни, очень прочные. А это одеяло – шерстяное, теплое, как раз для наших прохладных ночей.

– Еще мне нужны полотенца, – вспомнила я. – И скажите, где здесь можно нанять прислугу?

– О, с этим как раз я могу помочь! – оживилась хозяйка. – Моя племянница Люси ищет место горничной. Девочка работящая, честная. А если нужна кухарка, то Марта сейчас как раз без места – прежние хозяева уехали. С садом может помочь старина Пьер, он когда-то работал в вашем поместье, еще при прежней хозяйке.

– Не могли бы вы попросить их прийти ко мне завтра утром? – я протянула несколько монет сверх платы за покупки.

– Конечно, госпожа! – расплылась в улыбке мадам Беата. – К восьми утра будут у вашего порога.

Выйдя из лавки, я с удивлением обнаружила, что к Жаку присоединился еще один мальчишка – черноволосый, чуть постарше.

– Это Сэм, мой друг, – пояснил Жак. – Он тоже может помочь, если хотите.

– Было бы замечательно, – с улыбкой ответила, невольно восхищаясь хваткостью мальчишек, и не полагаясь на удачу, добавила. – Бочку воды в поместье Фабер доставите?

– А то, госпожа! – Радостно воскликнул Сэм, тут же добавив, – у меня и тележка есть.

– Ну вот и отлично, – кивнула и направилась в сторону рынка. Там я купила еще корзину яблок, овощей и пару копченых окороков. К этому времени мальчишки уже еле справлялись со всеми покупками, и я поспешила вернуться к карете.

Кучер нетерпеливо поглядывал на часы на здании ратуши, когда мы, наконец, погрузили все покупки. Его морщинистое лицо с каждой минутой становилось все более угрюмым, а пальцы, сжимающие кнут, заметно побелели.

– Возвращаемся в поместье, – приказала я, с трудом протискиваясь в карету среди многочисленных свертков и корзин. Запах свежего хлеба смешивался с ароматом копченых окороков и кисловатым запахом яблок. Мальчишки помогли разместить последние покупки, и Сэм бережно пристроил корзину с яйцами на сиденье рядом со мной.

– Наконец-то, – пробормотал кучер себе под нос, взмахивая кнутом. – Ночь скоро, а дорога неблизкая.

Обратный путь показался короче. Я разглядывала пейзаж за окном – холмы, поросшие лесом, аккуратные поля, извилистую речку, протекавшую в низине. Мы миновали старую мельницу с покосившимся колесом, пару фермерских домиков с соломенными крышами. Странно, но мысль о том, что вскоре я стану частью этой простой деревенской жизни, не пугала меня, а даже немного воодушевляла.

Когда мы подъехали к поместью, закатное солнце окрашивало небо в розоватые тона, а длинные тени от деревьев ложились на дорогу ажурным узором. Дом в угасающем свете казался менее запущенным, почти гостеприимным. Каким-то образом вечерние сумерки скрадывали облупившуюся краску и выбитые окна, оставляя лишь благородные очертания прямых линий и колонн.

Кучер натянул поводья, останавливая лошадей у крыльца. Не дожидаясь моей просьбы, он спрыгнул с козел и принялся торопливо выгружать мои сундуки и покупки. Его движения были резкими, суетливыми, словно он спешил поскорее завершить неприятное поручение. Свертки и корзины громоздились на крыльце небрежной кучей.

– Вам помочь занести вещи в дом, мадам? – спросил он, удивив меня этим проявлением вежливости. Его голос звучал неуверенно, а взгляд избегал встречи с моим.

– Да, – кивнула я, наблюдая, как он сносит сундуки и свертки на крыльцо.

– Прощайте, госпожа, – сказал кучер, сразу, как закончил, и, сделав небольшую паузу, добавил: – Приказ герцога – немедленно возвращаться. Экипаж не останется с вами.

– Я знаю, – спокойно ответила я. – Передайте его светлости, что я вполне довольна своим новым домом.

Кучер посмотрел на меня с недоверием, будто сомневаясь в моем рассудке, потом коротко поклонился и забрался на козлы. Лошади, почуяв скорое возвращение в теплые конюшни, нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Он дернул поводья, карета тронулась, колеса захрустели по гравию, и вскоре экипаж, поднимая клубы пыли, начал удаляться по аллее.

Я молча стояла у крыльца, взглядом провожая карету – последнюю нить, связывающую меня с прежней жизнью. Когда экипаж исчез за поворотом, меня окутала странная тишина, нарушаемая только вечерним концертом цикад и отдаленным карканьем ворон. Ни стука колес, ни фырканья лошадей, ни голосов слуг. Только пение птиц, шелест листвы и далекое журчание ручья где-то за садом.

Солнце почти скрылось за горизонтом, сад погружался в сумерки, и я вдруг осознала, что впервые за долгое время я была по-настоящему одна.

Глава 9

Но оставалась одна я недолго. Минут через двадцать появились Жак и Сэм с бочкой воды на тележке. Впрочем, тележкой этот скрипучий деревянный механизм на разномастных колесах можно было назвать лишь с большой натяжкой. Одно колесо было заметно меньше остальных, отчего бочка опасно накренилась, а вода плескалась через край, оставляя за собой влажную дорожку.

– Куда нести, мадам? – деловито спросил Сэм, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. Его загорелое лицо раскраснелось от усилий, а выгоревшие на солнце волосы прилипли ко лбу. В отличие от рыжего Жака, Сэм был коренастым и крепким, с серьезным взглядом карих глаз.

– На кухню, – я открыла дверь, придерживая ее, чтобы не хлопнула от внезапного сквозняка. – Только осторожно, пол вроде бы крепкий, но мало ли.

Мальчишки осторожно втащили бочку, и вода снова плеснула через край, образовав лужицу на пыльном каменном полу кухни.

– Ничего, – махнула я рукой, заметив испуганный взгляд Жака. – Пол каменный, не испортится.

Пока мальчишки таскали покупки, я быстро огляделась на кухне. Большая печь занимала почти всю стену, но дров нигде не было видно. Под толстым слоем пыли я заметила очертания старой кухонной утвари, развешанной на стенах – медные кастрюли, сковороды, половники… Когда-то эта кухня была сердцем дома, полным жизни, запахов готовящейся еды, звона посуды. Сейчас она напоминала склеп – холодный, безжизненный и заброшенный.

– Мадам, – робко позвал Жак, теребя в руках потрепанную шапку, которую снял при входе в дом. – У вас дров нет? А печь холодная.

Его веснушчатое лицо выражало искреннее беспокойство, и мне на мгновение показалось, что мальчик переживает не столько о заработке, сколько обо мне – странной городской даме, непонятно зачем приехавшей в заброшенный дом.

– Придется поискать, – вздохнула я.

Обыскав дом и пристройки, мы так ничего и не нашли. В бывшей кладовой обнаружились лишь гнилые доски и ворох старых тряпок. В одной из спален – разбитый стул, который мог бы послужить растопкой, но явно не обеспечил бы нас дровами надолго. Зато в полуразрушенном садовом домике, скрытом за зарослями дикого винограда, обнаружились ржавые пила и топор, висевшие на стене среди паутины и засохших осиных гнезд.

– Я умею пилить! – тут же вызвался Сэм, сдувая пыль с лезвия пилы и проверяя его пальцем. – И могу колоть дрова.

– Тогда за работу, – улыбнулась я, стряхивая паутину с рукава. – В саду полно сухих веток. Тот бук у ограды, кажется, совсем засох.

Следующие два часа мальчишки трудились не покладая рук. Они пилили толстые ветки, кололи поленья, складывали дрова у кухонной двери. Их звонкие голоса, смех и даже споры о том, кто лучше колет дрова, наполнили пустой дом звуками жизни.

Я же тем временем вымыла немногочисленную посуду в привезенной воде и разложила продукты на край стола, предварительно тщательно мной вытертого. Пришлось использовать одно из полотенец, купленных в городе, чтобы счистить многолетнюю пыль. О том, что я жутко голодна и безумно хочу спать, я старалась не думать.

Наконец, огонь в печи весело затрещал, вода в кастрюле забулькала, и я смогла накормить своих помощников. Хлеб с маслом и ветчиной, яблоки и горячий чай – простая еда, но мальчишки уплетали ее с таким аппетитом, будто это был королевский пир. Я невольно улыбнулась, наблюдая, как они перебрасываются шутками, как стараются вести себя прилично, но то и дело забываются, говоря с набитым ртом.

– Спасибо вам, ребята, – я отсчитала несколько монет каждому, добавив чуть больше, чем обещала. – Без вас я бы не справилась.

Жак уставился на монеты в своей ладони с неприкрытым изумлением.

– Это… это все мне? – пробормотал он. – Мы с матерью на такие деньги неделю живем!

– Заслужил, – кивнула я. – И ты, Сэм, тоже.

– Мы завтра снова придем! – пообещал Жак, дожевывая последний кусок. Крошки прилипли к его веснушчатым щекам, и он торопливо вытер рот рукавом потрепанной куртки. – Только скажите, к какому часу.

– Если надо еще дров нарубить или что починить, – добавил Сэм, старательно вытирая руки о штаны, словно готовясь тут же взяться за работу.

Я смотрела на их довольные, измазанные сажей лица, освещенные теплым светом огня, и внезапно меня охватило беспокойство. Когда они уйдут, я останусь совершенно одна в этом заброшенном доме. Ночь уже почти наступила – за окнами сгустились сумерки, превращая очертания деревьев в саду в причудливые, зловещие силуэты. Окна были либо разбиты, либо так плотно заколочены, что их невозможно открыть. Двери скрипели и закрывались неплотно. В пустых комнатах гулял сквозняк, а из углов доносился подозрительный шорох – мыши? Или что-то похуже?

Неожиданно какой-то грохот на втором этаже заставил меня вздрогнуть. Мальчишки тоже напряглись, переглянувшись.

– Наверное, ставня оторвалась, – предположил Сэм неуверенно. – Ветер поднимается.

– Да, наверное, – согласилась я, но холодок пробежал по спине.

Еще час назад, когда карета Себастьяна удалялась по аллее, во мне кипела решимость. Хотелось доказать и мужу, и его преданному кучеру, и самой себе, что мадам Адель не испугают такие мелочи, как ночевка в заброшенном доме без слуг и охраны. Я знала, что возница доложит герцогу о каждом моем слове, каждом жесте, и потому держалась с достоинством, не показывая ни капли сомнения.

«Пусть думает, что я буду жить здесь, как королева, – мелькнула тогда мысль. – Пусть знает, что его планы не сработали, что меня не так-то просто сломить».

Но теперь, когда спектакль был окончен, а зрители удалились, пора было подумать о более безопасном и удобном ночлеге. Проведя всю предыдущую ночь в карете, скрючившись на жестком сиденье, я мечтала о нормальной постели. Но кровать наверху, выглядела ненадежно – прогнившие доски пола вокруг нее внушали опасение, а наглухо заколоченное окно не давало возможности проветрить комнату от затхлого запаха плесени. И потом, спать здесь одной…

Снова какой-то звук со второго этажа – на этот раз словно шаги по скрипучему полу – окончательно убедил меня, что ночевать здесь одной не стоит.

– Мальчики, – начала я осторожно, намазывая масло на хлеб для себя, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, – скажите, есть ли в городе гостиница? Где можно переночевать путешественнику?

– Ааа, постоялый двор, – протянул Сэм, а его лицо прояснилось. – Отец говорил, когда-то была. На въезде в город, большой дом с конюшней. Только давно сгорела. Еще до нашего рождения.

– Понятно, – я постаралась скрыть разочарование, рассеянно крутя в руках чашку с остывающим чаем. Мысль о том, чтобы провести ночь в этом доме, становилась все менее привлекательной. – А других мест нет?

– Если вам надо переночевать, – вдруг оживился Жак, вскакивая со стула так резко, что чуть не опрокинул его, – то леди Дебора может принять на постой. Только она строгая и многим отказывает.

– Леди Дебора? – переспросила я.

– Да, дама почтенная, вдова капитана Лорри, – пояснил Сэм, отряхивая крошки со штанов. – Дом у нее большой. Иногда берет постояльцев, если они приличные. К пьяницам и бродягам даже не выходит, когда стучатся.

– А как её можно найти?

– Мы вас проводим, если хотите, – предложил Жак, уже собирая со стола пустые кружки. – Только… – он помялся, переминаясь с ноги на ногу, потом выпалил, краснея до кончиков ушей: – Мать тоже будет рада вас пригласить, госпожа, да только тесно у нас, и вам, поди, неудобно будет. У нас с сестрами одна комната на всех, и мать с бабушкой в другой. А больше места нет.

Его искреннее желание помочь тронуло меня до глубины души. В этом маленьком мальчишке было больше настоящего благородства, чем во многих титулованных особах, которых я встречала в салонах Себастьяна.

– Спасибо огромное, Жак, – улыбнулась я, легонько сжав его худенькое плечо, – но мне не хотелось бы вас стеснять. Лучше проводите меня до леди Деборы, только сначала эти чемоданы на тележку загрузим.

Я окинула взглядом сундуки, стоявшие в холле. Большая часть моих вещей осталась в особняке Себастьяна – всё равно роскошные платья герцогини вряд ли пригодятся в новой жизни. Я взяла лишь самое необходимое – несколько простых платьев, белье, туалетные принадлежности. И, конечно, драгоценности Адель, спрятанные на самом дне сундука, завернутые в платок.

– Там, конечно, ничего ценного, но не хотелось бы лишиться платьев.

– А покупки? – обеспокоенно спросил Сэм, оглядывая разложенные по кухне свертки. Его практичный ум уже просчитывал, сколько ходок придется сделать с тележкой.

– Все на тележку не влезет, – ответила я, прикидывая объем. – Надеюсь, воришки этой ночью не придут.

При мысли о том, что кто-то может забраться в дом, пока меня нет, стало неуютно. Но, с другой стороны, здесь действительно не было ничего по-настоящему ценного. Воры будут разочарованы содержимым моих свертков – простая посуда, немного продуктов, постельное белье.

– Скорее всего, не придут, – серьёзно кивнул Жак, словно прочитав мои мысли. – Тут все думают, в доме привидения живут. Боятся.

– Привидения? – я невольно усмехнулась, представив, как местные суеверные жители обходят стороной полуразрушенный особняк.

– Говорят, старую хозяйку убили, – шепотом произнёс мальчик, широко раскрыв глаза и наклонившись ко мне, словно делясь страшной тайной. – И теперь её дух бродит по дому, стережёт богатства. Многие клялись, что видели свет в окнах по ночам, хотя никто здесь не живет.

На чумазом лице Жака было такое искреннее убеждение, что я едва сдержала улыбку.

– Что ж, это даже кстати, – хмыкнула я, накрывая оставшиеся продукты чистой тканью. – Пусть стережёт мои покупки.

Сэм подмигнул Жаку, толкнув его локтем в бок:

– А ты боялся сюда идти! Говорил, что призрак утащит тебя в подвал!

– Совсем не боялся! – возмутился тот, толкая приятеля в плечо с неожиданной силой. – Это ты трясся, когда мы подходили к дому!

– Неправда! – Сэм замахнулся, готовый к дружеской потасовке.

– Так, – я прервала начинающуюся драку, хлопнув в ладоши, – собираемся. Скоро совсем стемнеет.

Мальчишки, моментально забыв о ссоре, быстро собрали самый необходимый мне багаж – небольшой сундук с одеждой, два чемодана и узел с постельным бельём. Всё остальное мы аккуратно сложили в кухне, подальше от окон. Я заперла дверь на ключ, который нашёлся в замке, хотя понимала, что это слабая защита – любой мог войти через разбитое окно. Но так хотя бы создавалась иллюзия безопасности.

Тележка, нагруженная нашей скромной поклажей, скрипела и подпрыгивала на каждой кочке, когда мы спускались по заросшей аллее. Жак тянул её спереди, натужно пыхтя и наклонившись вперед всем телом, а Сэм подталкивал сзади на крутых участках, упираясь плечом и краснея от натуги. Я шла рядом, придерживая сундук, чтобы он не съехал на особенно крутых поворотах.

– А далеко до города? – спросила я, когда мы преодолели уже половину пути. Ноги гудели от усталости, а платье, намокшее от вечерней росы, неприятно липло к телу.

– Минут двадцать ещё, – отозвался Сэм, переводя дыхание.

Дорога петляла между холмами, то спускаясь в неглубокие овраги, то взбираясь на пологие склоны. Трава по обочинам серебрилась в лунном свете, а ночные насекомые уже начали свою симфонию – сверчки стрекотали в траве, цикады отвечали им с деревьев, где-то вдалеке ухнула сова.

Мы миновали небольшую рощу, где стволы деревьев казались призрачно-белыми в лунном свете, потом поле, на котором смутно виднелись очертания стогов сена, напоминающие спящих великанов. Вдалеке мерцали огоньки – первые дома Ринкорда, обещающие тепло, уют и общество людей.

– А вот и усадьба леди Деборы, – сказал Жак, указывая на тёмный силуэт дома, стоявшего особняком у дороги. Его маленький палец, испачканный в земле и саже, обвел контур здания, и мальчик добавил с плохо скрываемым благоговением: – Говорят, этот дом построил сам капитан Лорри, когда вернулся из плавания с сокровищами.

– Это правда? – заинтересовалась я.

– Кто ж его знает, – пожал плечами Сэм. – Старики говорят, что да. Но старики много чего болтают.

Это был двухэтажный дом с мансардой, окружённый ухоженным садом. Каменные львы охраняли вход, их гривы, потускневшие от времени и дождей, все еще сохраняли благородство очертаний. Невысокая каменная ограда отделяла участок от дороги, а за ней виднелись аккуратно подстриженные кусты и деревья. В окнах горел свет, а из трубы вился дымок, обещая тепло и уют.

Мы остановились у кованых ворот. Тележка жалобно скрипнула, когда мальчики опустили ее ручки на землю, и этот звук в тишине показался неприлично громким.

– Хозяйка дома, наверное, уже спит, – с сомнением произнесла я, оправляя измятое платье и пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. – Может, в город? Там наверняка найдётся кто-то, кто сдаёт комнаты.

– В такое время все уже спят, – покачал головой Сэм, его лицо в лунном свете казалось старше и серьезнее. – А леди Дебора часто сидит допоздна.

– Почему? – спросила, удивляясь такой осведомленности.

– Говорит, мыслей много, – пожал плечами Жак. – Она в воскресной школе истории нам рассказывает. Про дальние страны, приключения и всякое такое. Правда, священник говорит, что это все выдумки и не стоит забивать голову глупостями. Но нам нравится.

Глубоко вздохнув, я открыла калитку, которая, к моему удивлению, оказалась не заперта.

– Подождите меня здесь, – сказала я мальчикам, поправляя выбившуюся прядь волос. – Я сначала узнаю, примет ли она меня.

Я поднялась по трём ступенькам и потянулась к дверному колокольчику, гадая, что скажу хозяйке дома. И вдруг почувствовала, как усталость последних дней наваливается на меня с новой силой. Ноги подкашивались, в висках стучало, а спина ныла от долгой дороги. Три дня тряски в карете, две ночи без сна, хлопоты с обустройством поместья – все это вдруг навалилось разом, и мне пришлось опереться о дверной косяк, чтобы не упасть.

«Если она откажет, придётся вернуться в поместье, – подумала я с внезапным отчаянием. – И провести ночь в этой развалине, надеясь, что крыша не рухнет и привидения не придут».

На мгновение показалось, что лучше уж сразу повернуть назад и не испытывать судьбу. Но выбора не было. Я решительно дёрнула за шнурок колокольчика, и где-то в глубине дома раздался мелодичный звон. Музыка смолкла, послышались шаги, и через минуту дверь отворилась.

На пороге стояла высокая седовласая женщина лет шестидесяти, в темно-синем домашнем платье, строгом, но элегантном. Её осанка и манера держать голову выдавали в ней человека благородного происхождения. Тонкое лицо, не утратившее следов былой красоты, украшали проницательные серые глаза, смотревшие на меня с нескрываемым любопытством.

– Добрый вечер, – произнесла она глубоким, мелодичным голосом, в котором не было ни капли провинциального выговора. – Чем могу помочь?

– Добрый вечер, – я слегка присела в реверансе, стараясь выглядеть прилично, несмотря на измятое дорожное платье и растрепавшуюся причёску. – Меня зовут Адель Фабер. Я новая владелица поместья на холме.

Её брови слегка приподнялись, а губы дрогнули в легкой улыбке, но она ничего не сказала, ожидая продолжения. В её взгляде не было ни подозрительности, ни осуждения – только искренний интерес и, может быть, легкое удивление.

– К сожалению, дом оказался в плачевном состоянии, – продолжила я, стараясь говорить спокойно и достойно, хотя усталость брала свое, и язык едва ворочался. – Непригодным для ночлега. Мне посоветовали обратиться к вам, сказали, вы иногда принимаете постояльцев.

– Вот как, – она окинула меня внимательным взглядом с головы до ног, задержавшись на моих руках, держащих перчатки, и на тонкой цепочке часов, выглядывающей из кармашка. – И кто же вам это сказал?

– Местные мальчишки, Жак и Сэм, – я указала на дорогу, где они ждали с тележкой. – Они помогли мне с водой и дровами, но ночевать в поместье сейчас небезопасно. Я готова хорошо заплатить за комнату.

Леди Дебора помолчала, словно принимая решение, потом вдруг улыбнулась:

– Что ж, входите. Не стоит гостье стоять на пороге. Заодно расскажете мне, что привело столичную даму в наш забытый богом уголок.

Я удивлённо взглянула на неё:

– Как вы узнали, что я из столицы?

– У меня острый глаз на детали, – она распахнула дверь шире. – Ваше платье от мадам Люси, я узнаю её работу. А такие тонкие перчатки можно купить только в лавке Дювалье на Оперной площади.

Мой рот приоткрылся от удивления, и леди Дебора рассмеялась:

– Не волнуйтесь, это не колдовство. Просто я сама жила там много лет, прежде чем удалиться в провинцию. А теперь идите, позовите своих помощников.

Я с облегчением поблагодарила её и поспешила к воротам, чтобы позвать мальчиков. Они с нескрываемым восторгом приняли предложение – похоже, дом леди Деборы пользовался среди местных детей не менее загадочной репутацией, чем моё поместье.

Пока они втаскивали мой сундук и чемоданы в дом, я вдруг подумала: «А ведь так начинается моя новая жизнь. Не с роскошных гостиных и светских приёмов, а с тележки, скрипящей по сельской дороге, с босоногих мальчишек, помогающих натаскать воды, с поисков ночлега у незнакомой женщины…»

Глава 10

– Не волнуйтесь, госпожа, нам до дома рукой подать! – весело крикнул Жак, когда они с Сэмом закончили перетаскивать мои вещи в прихожую дома леди Деборы.

– Точно, мы добежим быстрее ветра, – подхватил Сэм, уже направляясь к двери. – Завтра с утра придем к вам в поместье, как договаривались!

– Спасибо вам, ребята, – я протянула каждому еще по монете. – Вы очень выручили меня сегодня.

Мальчишки просияли, пряча деньги в карманы, и, коротко поклонившись леди Деборе, выскочили за дверь. Их звонкие голоса и топот ног постепенно затихли в вечерней тишине, а я осталась стоять в просторной прихожей, чувствуя, как последние силы покидают меня.

– Марта! – позвала леди Дебора, и через мгновение в дверях появилась пожилая служанка в накрахмаленном чепце и переднике. – Подготовь голубую комнату для нашей гостьи и распорядись о горячей ванне. Мадам Фабер с дороги и нуждается в отдыхе.

– Сию минуту, госпожа, – служанка присела в книксене и быстро скрылась в глубине дома.

– А вы, моя дорогая, – леди Дебора повернулась ко мне, – приведите себя в порядок, а после спуститесь ко мне. Хотелось бы узнать, что привело вас в нашу глушь, уж простите мне мое любопытство.

– С удовольствием, – кивнула я, благодарно улыбнувшись. – И спасибо за гостеприимство.

Следуя за Мартой по широкой деревянной лестнице, я впервые смогла рассмотреть дом. Он оказался не просто опрятным – он был изысканным, с безупречным вкусом, обставленным в стиле, который я определила бы как «колониальный». Темное дерево, медные светильники, экзотические безделушки на полках, морские карты и гравюры с изображением дальних стран на стенах. Все вместе создавало ощущение, что ты находишься не в провинциальном доме, а в кабинете какого-нибудь знатного путешественника или исследователя.

Голубая комната полностью соответствовала своему названию. Светло-голубые обои с серебристым растительным узором, темно-синие портьеры на высоких окнах, постельное белье нежнейшего голубого оттенка. Массивная кровать с балдахином занимала большую часть комнаты, а напротив нее располагался изящный туалетный столик с большим зеркалом в серебряной раме.

– Ванна будет готова через десять минут, мадам, – сообщила Марта, ставя мой сундук у стены. – Я распакую ваши вещи, пока вы будете там.

Я кивнула, слишком обессиленная, чтобы возражать. В моем прежнем мире я бы никогда не позволила незнакомому человеку копаться в моих вещах, но здесь, в теле Адель, с каждым днем все больше впитывала местные обычаи. К тому же в сундуке не было ничего, кроме одежды – драгоценности я предусмотрительно спрятала в специальный потайной карман дорожного саквояжа, который держала при себе.

Ванна оказалась настоящим блаженством. Горячая вода смыла не только дорожную пыль, но, казалось, и часть напряжения. Я лежала, закрыв глаза, впервые за несколько дней позволив себе полностью расслабиться. Запах лавандового масла, добавленного в воду, окутывал меня, как теплое облако, унося мысли далеко от всех забот и проблем.

Когда я вышла из ванной комнаты, Марта уже разложила мои вещи по комодам и шкафам, а на кровати лежало аккуратно разглаженное домашнее платье из темно-зеленого шелка – не самое лучшее в моем гардеробе, но единственное, которое не выглядело совершенно измятым после долгого путешествия.

– Вы просто волшебница, – искренне поблагодарила я служанку, когда она помогла мне одеться и расчесала волосы, уложив их в простую, но элегантную прическу.

– Мадам Дебора ждет вас в малой гостиной, – сообщила Марта, заканчивая с моим туалетом. – Пройдите по коридору до конца и спуститесь по боковой лестнице. Дверь сразу справа.

Несмотря на усталость и желание упасть в постель и проспать сутки, я все же спустилась в гостиную, как и обещала. Малая гостиная была уютным, неприметно элегантным помещением. Камин с искусно вырезанной полкой, на которой стояли часы и несколько миниатюр в серебряных рамках. Два глубоких кресла темно-вишневого цвета, диван и низкий столик, заставленный книгами и журналами. Стены украшали акварельные пейзажи, изображавшие морские виды и экзотические страны.

Леди Дебора сидела в одном из кресел, читая книгу при свете масляной лампы. При моем появлении она отложила том и поднялась, приветливо улыбаясь.

– Проходите, моя дорогая. Вижу, ванна и свежая одежда творят чудеса. Вы выглядите намного лучше.

Я невольно улыбнулась в ответ, чувствуя странную симпатию к этой женщине с проницательным взглядом и прямой осанкой.

– Благодаря вашему гостеприимству, – искренне ответила я, присаживаясь на предложенный стул у небольшого столика, уже сервированного для легкого ужина.

На белоснежной скатерти расположились тарелки с холодным мясом, сыром, свежим хлебом, масло, варенье и графин с каким-то прозрачным напитком, похожим на компот или легкое вино.

– Подкрепитесь, – леди Дебора села напротив и легким движением руки подвинула ко мне тарелку с нарезанной ветчиной. – Я просила не готовить ничего горячего в такой поздний час, но, надеюсь, этого хватит, чтобы утолить голод.

– Более чем, – заверила я её, чувствуя, как рот наполняется слюной при виде аппетитных закусок. – Я не ела нормально уже несколько дней.

– Что же привело вас в Ринкорд? – спросила хозяйка, когда я уже утолила первый голод и теперь медленно потягивала сладковатый напиток из тонкого бокала – это действительно оказалось домашнее фруктовое вино, легкое и освежающее.

Я помедлила, раздумывая, сколько могу рассказать этой незнакомой, но странно располагающей к себе женщине. Решив, что правда все равно рано или поздно станет известна, я ответила достаточно прямо:

– Мой муж подал прошение о разводе.

Брови леди Деборы слегка приподнялись, но в её взгляде не было ни шока, ни осуждения, только вежливый интерес и, возможно, понимание.

– Весьма необычное решение для человека вашего положения, – заметила она, отпивая глоток вина. – Однако, насколько я могу судить по вашему наряду и манерам, вы не из тех, кто привык к сельской глуши.

– Вы правы. Герцогиня редко добровольно выбирает подобное место для уединения, – согласилась я с легкой улыбкой и тут же заметила, как её глаза сузились – очевидно, мой титул стал для неё неожиданностью.

– Герцогиня? – переспросила леди Дебора, внимательно меня рассматривая. – Позвольте угадать… Эшфорд?

– Вы хорошо осведомлены, – я не смогла скрыть удивления.

– В молодости я бывала при дворе, – она пожала плечами с изящной небрежностью. – Так значит, ваш муж подал прошение о разводе?

– Да, – я кивнула. – Говоря откровенно, это был брак по расчету, который никогда не приносил счастья ни одной из сторон. После тяжелой болезни, – я сделала паузу, вспомнив о своем «переселении» в тело Адель, – я многое переосмыслила и решила, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на страдания и покорность.

– Хм… мудрое решение, – задумчиво произнесла леди Дебора. – Хотя и рискованное для женщины нашего общества.

– У меня есть средства, – я осторожно отломила кусочек хлеба, намазывая его маслом. – И поместье. По крайней мере, на бумаге.

– Да, поместье Фабер, – она кивнула. – Оно принадлежало вашей тетушке, если не ошибаюсь?

– Верно, – я была впечатлена её осведомленностью. – Тетушка Элиза оставила его мне около пяти лет назад. По соглашению, Себастьян, мой муж, должен был следить за его содержанием. Я даже видела несколько счетов на расходы, но, как выяснилось сегодня, это был обман. Дом практически разрушен, сад зарос, слуг нет.

– Я догадывалась об этом, – леди Дебора покачала головой. – Господин Маллет, который был управляющим в поместье, скончался три года назад. А нового, насколько мне известно, не назначали. Но счета, говорите, исправно приходили? – она усмехнулась. – Ваш супруг весьма практичный человек.

В её тоне не было осуждения, скорее констатация факта, но я все равно почувствовала прилив благодарности за то, что эта женщина, похоже, понимала мое положение без лишних объяснений.

– Теперь мне предстоит привести дом в порядок, – вздохнула я, откидываясь на спинку стула. – Найти слуг, дворецкого, экономку, кухарку, садовника, и все это как можно скорее. Не могу же я вечно злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Не говорите глупостей, – отмахнулась леди Дебора. – Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется. Что касается слуг, – она задумалась, постукивая пальцами по столу, – я могу помочь с этим. К завтрашнему дню составлю список людей, на которых вы сможете положиться. Я знаю почти всех в Ринкорде и окрестностях.

– Буду бесконечно признательна, – искренне поблагодарила я. – Честно говоря, я не представляю, с чего начать. В доме Себастьяна всем управляла его мать, а я… – я запнулась, не желая вдаваться в подробности о том, какой бесправной куклой была Адель до моего появления в её теле.

– Управление домом – это наука, которой можно научиться, – успокаивающе произнесла леди Дебора. – В молодости я сама была не более сведущей в хозяйственных вопросах, чем городская кошка – в сельском хозяйстве. Но обстоятельства заставили меня постичь эту премудрость.

– Обстоятельства? – осторожно поинтересовалась я, заметив, как её взгляд на мгновение затуманился воспоминаниями.

– После смерти мужа я осталась одна с этим домом и небольшим имуществом, – пояснила она, машинально поправляя медальон на шее – старинную вещицу с выгравированным морским судном. – Джеймс был капитаном торгового флота. Предполагалось, что он сделает еще два-три рейса и мы сможем купить дом в столице, но судьба распорядилась иначе. Его корабль потерпел крушение у берегов Южных островов.

– Мне очень жаль, – тихо произнесла я.

– Это было давно, – она слабо улыбнулась. – Двадцать два года назад. Я могла вернуться в родительский дом или снова выйти замуж, но вместо этого решила остаться здесь, в доме, который он построил для нас, и научиться жить самостоятельно.

– И вам это удалось, – заметила я, оглядывая безупречно обставленную комнату.

– Более чем, – в её глазах мелькнула искорка гордости. – Я не только сохранила все, что имела, но и приумножила. У меня есть небольшая ферма к северу отсюда, не говоря уже о моих вложениях в несколько торговых экспедиций, которые оказались весьма выгодными.

Я смотрела на неё с нескрываемым восхищением. В моем времени такая женщина не вызвала бы особого удивления – самостоятельная, деловая, умеющая распоряжаться своим имуществом. Но здесь, в этом мире, где женщина считалась приложением к мужу или отцу, леди Дебора была почти революционным явлением.

– Вы вдохновляете меня, – призналась я. – Когда я решила уехать, многие считали, что я сошла с ума. Что женщина не может жить самостоятельно, управлять имуществом, принимать решения.

– Чепуха, – фыркнула леди Дебора. – Женщины часто оказываются гораздо более практичными и рассудительными, чем мужчины. Просто обществу удобно держать нас в неведении и зависимости. – Она наклонилась ближе, понизив голос, хотя в комнате никого кроме нас не было: – Знаете, моя мать управляла всем нашим имением, пока отец просаживал деньги на карточные долги, но перед гостями всегда изображала из себя кроткую голубку, не способную понять даже основы хозяйствования. Тогда я думала, что она просто потакает его тщеславию. А потом поняла: это была стратегия выживания.

Мы обменялись понимающими взглядами, и я почувствовала, как между нами устанавливается молчаливое взаимопонимание.

– Расскажите еще о поместье, – попросила леди Дебора, наполняя мой бокал. – Что вы планируете с ним делать? Просто отремонтировать или у вас есть какие-то дальнейшие планы?

– Я еще не решила, – призналась я, понимая, что действительно не продумала все до конца. – Поначалу мне просто нужно было место, куда я могла бы уехать. Подальше от столицы, от Себастьяна, от всех этих сплетен и интриг. Но теперь, когда я увидела поместье… – я запнулась, пытаясь сформулировать мысль.

– Вы увидели возможности, – закончила за меня леди Дебора с понимающей улыбкой. – Это частая история. Мы думаем, что бежим от чего-то, а оказывается, что бежим навстречу чему-то новому.

– Возможно, – я кивнула, чувствуя, как в голове начинают формироваться смутные планы. – У меня есть некоторые идеи… Но сначала нужно разобраться с самым насущным: крыша над головой, еда, слуги.

– Совершенно верно, – она одобрительно кивнула. – И если позволите дать вам совет, начните с Пьера. Он был садовником в поместье еще при вашей тетушке. Сейчас он уже стар, но все еще крепок и знает каждый уголок сада. К тому же, его сыновья – отличные работники, могут помочь с ремонтом крыши и стен.

– Пьер, – повторила я, мысленно делая заметку. – А как насчет домашней прислуги?

– Марта Коул, – без промедления ответила леди Дебора. – Не путайте с моей Мартой, это её двоюродная сестра. Прекрасная кухарка, честная, работящая. И у нее есть дочь, Люси, которая могла бы стать вашей горничной. Девочка толковая, быстро учится.

Я слушала, мысленно представляя, как эти незнакомые люди заполняют пустые комнаты поместья, как дом понемногу оживает, наполняется голосами, запахами готовящейся еды, звуками повседневной жизни.

– А вот с дворецким сложнее, – продолжала леди Дебора, задумчиво постукивая пальцем по подбородку. – В нашей глуши их не так много. Но, возможно, мсье Тордон подойдет. Он служил дворецким у графа Д’Арвиля, пока тот не разорился. Сейчас держит маленькую лавку на рыночной площади, но не думаю, что он хотел бы вернуться к своей прежней профессии.

Наш разговор продолжался еще около часа. Леди Дебора рассказывала о местных жителях, их историях, характерах, достоинствах и недостатках, а я слушала, поражаясь её наблюдательности и глубокому знанию человеческой натуры. Постепенно туманный образ моей будущей жизни в поместье становился все более конкретным, обрастал деталями, лицами, именами.

Когда часы на каминной полке пробили полночь, леди Дебора легко поднялась с места.

– Уже поздно, а вы устали с дороги. Продолжим наш разговор завтра за завтраком, а сейчас вам нужен отдых.

Я не стала возражать, чувствуя, как усталость снова наваливается на меня всей тяжестью.

В голубой комнате все было подготовлено к ночлегу: простыни мягко светились в полумраке, занавеси были задернуты, создавая уютный кокон, отделенный от внешнего мира. Марта помогла мне переодеться в ночную рубашку и распустить волосы, затем, пожелав спокойной ночи, удалилась, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Как только дверь закрылась, я просто опустилась на край кровати. Веки отяжелели, мысли стали путаться. Не успев даже откинуть одеяло, я легла головой на подушку и мгновенно уснула.

Глава 11

Меня разбудил солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель между портьерами. На мгновение я растерялась, не понимая, где нахожусь: ни тяжелого балдахина над кроватью, ни привычного стука каблуков горничной, спешащей с утренним подносом. Вместо этого – тишина, нарушаемая лишь птичьими трелями за окном и далеким звоном посуды где-то внизу.

Память вернулась постепенно, складываясь из фрагментов вчерашнего дня: изнурительная дорога, заброшенное поместье, гостеприимный дом леди Деборы. Часы на каминной полке показывали семь утра – неприлично рано для герцогини, но, кажется, в моей новой жизни придется привыкать к иному распорядку. Я подошла к окну и раздвинула портьеры. За окном открывался вид на ухоженный сад: аккуратные клумбы с цветами, подстриженные кусты и гравийные дорожки, посыпанные белым песком.

Не найдя колокольчика, чтобы вызвать служанку, я сама умылась в фарфоровом тазу с прохладной водой, стоявшем на туалетном столике. Затем, порывшись в шкафу, извлекла простое бежевое платье, более подходящее для провинциальной жизни, чем вчерашнее темно-зеленое. Кое-как справившись с застежками на спине и собрав волосы в простой пучок, я почувствовала себя готовой к новому дню.

Спустившись по лестнице в надежде найти дорогу к столовой, я столкнулась с Мартой, несущей поднос.

– Доброе утро, мадам! – служанка удивленно приподняла брови. – Я как раз несла вам кувшин с теплой водой.

– Доброе утро, Марта, – улыбнулась я. – Уже не требуется. Леди Дебора проснулась?

– Хозяйка в малой столовой, – кивнула Марта. – Прямо по коридору и налево.

Следуя указаниям, я вскоре оказалась в залитой солнцем комнате, где за столом, сервированным на двоих, сидела леди Дебора. При моем появлении она отложила газету, которую читала, и приветливо улыбнулась.

– Какая вы ранняя пташка, дорогая, – сказала она, указывая на стул напротив себя. – Надеюсь, хорошо выспались?

– Превосходно, – я опустилась на предложенное место. – Благодарю за гостеприимство. Кажется, вчера я даже не успела толком поблагодарить вас перед тем, как буквально рухнула без сознания.

– Вы были истощены, – махнула рукой леди Дебора. – Долгая дорога, тревоги… Чаю?

Я кивнула, и горничная наполнила мою чашку ароматным напитком. На столе были свежие булочки, масло, мед, вареные яйца и фрукты – скромный, но аппетитный завтрак.

– Итак, какие у вас планы на сегодня? – поинтересовалась хозяйка дома, намазывая тост маслом. – Полагаю, хотите как можно скорее привести поместье в порядок?

– Да, – я отломила кусочек булочки. – Но сначала нужно решить вопрос со слугами, как мы вчера обсуждали.

– Об этом можете не беспокоиться, – леди Дебора улыбнулась. – Я уже отправила записки Марте Коул и остальным. Они должны прийти с минуты на минуту.

Я не смогла скрыть удивления:

– Так быстро?

– В провинции работы немного, – она пожала плечами. – К тому же ваше появление – главная новость в Ринкорде. Уверена, они сами горят желанием познакомиться с новой хозяйкой поместья Фабер.

– Удивительно, что моё прибытие вызвало такой интерес, – заметила я, отпивая чай.

– В маленьком городке любое событие – повод для разговоров на неделю, – усмехнулась леди Дебора. – А появление герцогини, которая решила поселиться в заброшенном поместье – это настоящая сенсация. – Она помедлила, затем добавила более серьезным тоном: – Вы можете поговорить с ними в моем кабинете. И если они вас устроят, думаю, они согласятся сразу последовать за вами в поместье. Им потребуется день-другой, чтобы собрать вещи, но поначалу, полагаю, важнее привести дом в порядок, чем решать бытовые вопросы.

– Вы правы, – я благодарно кивнула. – Но я не знаю, какое жалованье предложить им. В столице этими вопросами занималась экономка.

– В Ринкорде кухарка обычно получает десять фарингов в месяц, горничная – пять, садовник около семи. Но это при условии, что они живут в доме и питаются за счет хозяев.

Я мысленно подсчитала расходы. Сумма выходила вполне разумной, учитывая деньги, выплаченные Себастьяном.

– Благодарю за совет. Не представляю, как бы я справилась без вашей помощи.

– Пустяки, – отмахнулась леди Дебора. – Марта Коул – лучшая кухарка в округе. Было бы обидно, если бы вы упустили возможность нанять её из-за незнания местных обычаев.

Мы как раз заканчивали завтрак, когда вошла Марта и сообщила, что пришли гости.

– Проводите их в приемную, – распорядилась леди Дебора, промокнув губы салфеткой. – Мы сейчас подойдем.

Хозяйка дома провела меня через анфиладу комнат в просторный кабинет, где царил тот же «колониальный» стиль, что и во всем доме: массивный письменный стол красного дерева, книжные шкафы до потолка, глобус в углу и несколько уютных кресел, обтянутых темно-синей кожей.

– Располагайтесь, – леди Дебора указала на кресло у стола. – Здесь вам будет удобно побеседовать с кандидатами.

Не успела я занять предложенное место, как дверь открылась, и Марта ввела двух женщин. Старшая – крепкая, румяная, лет пятидесяти, с проницательными карими глазами и седеющими волосами, собранными в тугой пучок. Младшая – девушка лет восемнадцати, с золотистыми косами, уложенными короной, и веснушками, рассыпанными по носу и щекам. Она держалась чуть позади, опустив глаза, но в её позе не чувствовалось робости, скорее, почтительное ожидание.

– Мадам Фабер, позвольте представить, – произнесла леди Дебора, – Марта Коул и её дочь Люси.

– Доброе утро.

– Доброе утро, мадам, – старшая женщина сделала неловкий книксен. – Нам сказали, вы ищете прислугу для поместья.

– Да, – кивнула я. – Мне нужна кухарка и горничная. Леди Дебора рекомендовала вас как лучших в Ринкорде.

Щеки Марты Коул слегка порозовели от комплимента, но голос остался деловитым:

– Я служила кухаркой у мэра Хендрикса пятнадцать лет, пока старый господин не скончался. Новый мэр привез свою прислугу из столицы, – в её голосе промелькнула нотка обиды. – Люси училась у меня с малых лет, а последние два года служила горничной в том же доме.

– У вас есть рекомендательные письма? – спросила я больше для проформы, понимая, что в маленьком городке репутация значит больше бумажек.

– Да, мадам, – Марта достала из кармана передника два сложенных листка. – От покойного мэра и от его супруги.

Я бегло просмотрела письма – стандартные похвалы усердию, честности и кулинарному мастерству. Больше информации давал мне цепкий, оценивающий взгляд Марты, которым она незаметно, но тщательно осматривала меня и комнату. Не высокомерный, не заискивающий, а практичный, как у человека, привыкшего полагаться на собственное суждение.

– Скажите, Марта, – я отложила письма, – вы знакомы с поместьем Фабер?

– Как не знать, – она кивнула. – Бывала там еще при старой госпоже Элизе. Хорошее было хозяйство, ухоженное. Да вот давно заброшенное.

– Увы, это правда, – вздохнула я. – Дом нуждается в серьезной уборке, ремонте. Работы будет много.

– Работы я не боюсь, – просто ответила Марта. – И готова начать хоть сегодня.

– Я тоже, мадам, – впервые подала голос Люси. Её голос оказался приятным, мелодичным, почти как у певчей птички.

– Жалованье десять фарингов в месяц для вас, Марта, и пять для Люси, – я назвала суммы, рекомендованные леди Деборой. – Плюс проживание и питание в доме. Условия вас устраивают?

Женщины обменялись быстрыми взглядами.

– Более чем, мадам, – согласно кивнула Марта. – Когда прикажете приступать?

– Сегодня, если возможно, – ответила я. – Нужно оценить фронт работ, составить списки необходимого. Возможно, придется несколько дней переночевать в городе, пока дом не будет пригоден для жилья.

– Ничего страшного, мадам, – практично заметила Марта. – У нас домик на окраине, до поместья всего полчаса ходьбы. Можем каждый день приходить с утра и работать до вечера, пока не приведем дом в порядок.

Их готовность и деловой подход успокаивали. С такими помощницами, возможно, задача не казалась столь непосильной.

– Тогда договорились, – я встала, протягивая руку. – Мы отправимся в поместье сразу, как закончим здесь все дела.

Марта на мгновение растерялась, не ожидая такого жеста от аристократки, но быстро опомнилась и пожала мою руку. Её ладонь была сухой и теплой, рукопожатие – крепким.

– Благодарю за доверие, мадам, – серьезно сказала она. – Вы не пожалеете.

Мы как раз заканчивали обсуждать первоочередные задачи, когда в дверь снова постучали. На этот раз вошел пожилой мужчина с окладистой седой бородой, в простой, но чистой одежде. Его лицо, обветренное и загорелое, избороздили глубокие морщины, но глаза смотрели ясно и живо.

– Пьер! – воскликнула леди Дебора. – Как раз вовремя. Позвольте представить – мадам Фабер, новая хозяйка поместья.

– Рад служить, госпожа, – Пьер слегка поклонился. В его позе не было подобострастия, скорее, достоинство человека, знающего цену своему труду.

– Вы работали садовником у моей тетушки, я слышала, – начала я.

– Тридцать лет, госпожа, – кивнул Пьер. – Знаю каждое дерево в саду, каждый куст. Печально было видеть, как все приходит в запустение последние годы.

– Мне говорили, у вас есть сыновья, которые могли бы помочь с ремонтом, – продолжила я.

– Два сына, мадам, – в глазах Пьера мелькнула гордость. – Крепкие парни, умеют работать с деревом, с камнем. Старший, Филипп, плотничает, а младший, Жан, каменщик. Если потребуется, они оставят нынешнюю работу и помогут с восстановлением поместья. Работы в округе мало, им будет в радость вернуться под родную крышу.

– Под родную? – удивилась я.

– Мы жили в домике привратника при поместье, госпожа, – пояснил Пьер. – После смерти вашей тетушки, когда никто не приезжал, нам пришлось перебраться в город. Но если б можно было вернуться…

Я задумалась. Идея иметь постоянного садовника, живущего в поместье, казалась разумной. Да и помощь его сыновей в ремонте была бы неоценимой.

– Двадцать пять фарингов в месяц, – предложила я. – За вашу работу и помощь сыновей. Плюс домик привратника, когда он будет приведен в порядок.

Пьер покрутил в руках потрепанную шляпу, прикидывая что-то в уме.

– Справедливая цена, госпожа, – наконец кивнул он. – Когда изволите начать?

– Прямо сегодня, если возможно, – ответила я. – Мы с Мартой и Люси собираемся отправиться в поместье, осмотреть все и составить план работ.

– Тогда и я с вами, – решительно заявил Пьер. – Заодно проверю, в каком состоянии инструменты в сарае, если их не растащили.

В этот момент леди Дебора, молча наблюдавшая за нашими переговорами, вмешалась:

– Думаю, все основные вопросы решены. Марта, Люси, Пьер, можете подождать в холле.

Когда мы остались одни, я повернулась к хозяйке дома:

– Не знаю, как благодарить вас.

– Я рада вам помочь, – леди Дебора улыбнулась. – Но вам еще понадобится экономка и, возможно, дворецкий. Но об этом позже. А сейчас отправляйтесь в поместье, оцените объем работ и возвращайтесь к ужину, расскажете, как все прошло.

Собрав необходимые вещи и написав короткую записку с благодарностью, я спустилась в холл, где уже ждали мои новые работники. К моему удивлению, леди Дебора настояла на том, чтобы для перевозки багажа нам дали тележку, запряженную низкорослой, лохматой лошадью.

– Но это лишнее, – пыталась возразить я. – Мы можем дойти пешком, это недалеко.

– Не возражайте, ваш багаж слишком тяжелый, чтобы нести его в руках, – твердо заявила леди Дебора. – И в тележке есть место для покупок. Наверняка вам понадобится что-то прикупить в городе.

С этим трудно было спорить, и вскоре мы уже выезжали со двора: мои вещи и несколько корзин с провизией, которыми снабдила нас щедрая хозяйка, уютно устроились в тележке, где Люси, немного смущаясь, заняла место возницы. Пьер шагал рядом, опираясь на суковатую палку, а мы с Мартой следовали чуть позади, обсуждая первые шаги по восстановлению хозяйства.

Я заметила, как украдкой переглядываются моя новая кухарка и её дочь, явно удивленные тем, что госпожа, да еще и герцогиня, идет пешком вместо того, чтобы ехать в тележке. В их взглядах читалось не осуждение, а скорее озадаченность, словно я не вписывалась в их представление о знатной даме.

– В столице редко ходят пешком, – пояснила я, заметив их смущение. – Но я всегда любила прогулки. Как лучше узнать новые места, если не пройтись по ним своими ногами?

– Истинная правда, госпожа, – согласно кивнула Марта, расслабляясь. – Я-то думала, после столицы наши места покажутся вам слишком простыми.

– Здесь спокойнее, – я вдохнула полной грудью свежий весенний воздух. – И красивее, чем я ожидала.

Мы шли неторопливо, любуясь окрестностями. День выдался ясным, солнечным, настраивая на оптимистичный лад. По сторонам дороги простирались поля , за ними виднелись перелески с деревьями, окутанные светло-желтым облаком. А вдалеке, на холме, уже можно было различить очертания моего нового дома, поместья Фабер.

Когда мы приблизились, я заметила на крыльце две маленькие фигурки. Приглядевшись, узнала в них вчерашних помощников – Жака и Сэма. Мальчишки сидели на ступеньках, видимо, ожидая нас. И, едва увидев нашу процессию, они вдруг вскочили и бросились навстречу, что-то взволнованно крича и размахивая руками.

Глава 12

– Госпожа! Скорее! – задыхаясь от бега, выпалил Жак, первым достигнув нас. Его лицо раскраснелось, а глаза были широко распахнуты от волнения.

– Что случилось? – я остановилась, чувствуя, как внутри всё сжимается от смутного предчувствия.

– Там… там человек! – Сэм, догнавший друга, вытирал пот со лба тыльной стороной ладони. – На втором этаже! Лежит и не двигается!

– Он ранен? – спросила я, уже направляясь к дому быстрым шагом.

– Похоже на то, – Сэм поспешил следом. – Вся одежда в крови, но он дышит.

Я ускорила шаг, почти переходя на бег. Мысли лихорадочно метались в голове. Раненый незнакомец в заброшенном доме – кто он? Грабитель? Беглец? Или просто несчастный, ищущий укрытия?

Подойдя к дому, я обнаружила, что дверь действительно заперта, ключ всё ещё был у меня в кармане. Мальчишки опередили нас, юркнули за угол дома и вскоре появились у парадного входа изнутри, распахнув дверь.

– Сюда, госпожа, наверх! – Жак уже мчался к лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Я последовала за ними, стараясь не споткнуться на шатких порожках. За мной поднимались Марта, Люси и Пьер, лица которых выражали смесь любопытства и тревоги.

Второй этаж встретил нас полумраком и затхлым запахом пыли. Мальчики уверенно вели нас через анфиладу комнат, минуя заброшенные спальни с заколоченными окнами и покосившейся мебелью.

– Вот здесь, – Сэм остановился перед дверью в дальнем конце коридора и толкнул её.

Комната оказалась небольшой, возможно, когда-то служившей гостевой спальней. Единственное окно, наполовину занавешенное выцветшей портьерой, пропускало достаточно света, чтобы разглядеть фигуру, распростёртую на полу у дальней стены.

Я осторожно приблизилась. На полу лежал мужчина средних лет, одетый в тёмную, местами порванную одежду, покрытую засохшей кровью. Его лицо, заросшее щетиной, было бледным, с заострившимися чертами. Волосы, тёмные с проседью, спутались и слиплись от крови. Но самым тревожным была глубокая рана на правом бедре, откуда продолжала сочиться кровь, образуя небольшую лужицу на пыльном полу.

– Боже милостивый, – выдохнула Марта за моей спиной.

– Кто-то его знатно подрал, – мрачно заметил Пьер, подходя ближе. – Зверь какой, не иначе. Видите следы когтей?

Я присела рядом с раненым, стараясь определить, жив ли он. Слабое, но ровное дыхание и едва заметное биение пульса под моими пальцами подтвердили – да, жив, хотя и без сознания.

– Вы его знаете? – спросила я, оглядываясь на своих спутников. – Он из местных?

Марта и Пьер отрицательно покачали головами, внимательно всматриваясь в лицо незнакомца.

– Не из Ринкорда, это точно, – уверенно заявила Марта. – И не из окрестных деревень, я бы знала.

– Путник какой-нибудь, – предположил Пьер. – Или охотник, что в лесу заплутал. Судя по одежде, из богатых.

Я снова повернулась к раненому. Его лоб горел, а дыхание стало прерывистым – верный признак начинающейся лихорадки. Кровь из раны все еще сочилась, поэтому, достав из кармана платок, я, как могла, перевязала рану, хотя сомневалась, что сделала все правильно.

– Нам нужен доктор, – решительно сказала я. Но в этот момент незнакомец застонал и неожиданно схватил меня за руку. Его глаза, темные и лихорадочно блестящие, распахнулись, пристально вглядываясь в мое лицо.

– Нет… доктора, – прохрипел он с усилием. – Никто… не должен знать… что я здесь.

– Вам нужна помощь, – возразила я, потрясенная силой его хватки. – Без медицинской помощи рана может…

– Никаких докторов, – он попытался приподняться, опираясь на локоть, но тут же побледнел еще сильнее. – Прошу… это опасно…

Я беспомощно посмотрела на Марту, которая стояла рядом со встревоженным лицом.

– Обработать рану я смогу, – медленно произнесла кухарка, задумчиво глядя на раненого. – Отвары укрепляющие знаю, да только…

– Делай, – перебил её незнакомец, сжимая зубы от боли. – Я… хорошо заплачу.

– Но вам нужен настоящий доктор, – попыталась настоять я.

– Это… опасно, – повторил он и вдруг обмяк, снова теряя сознание, а его рука безвольно соскользнула с моего запястья.

– Что ж, —сказала я, наконец вставая и отряхивая платье. – Думаю, о нем не стоит болтать в городе. Мало ли кто этот человек и от кого он скрывается.

– Ни в жизнь никому не скажем, госпожа, – серьезно кивнула Марта. – С богатеями связываться не стоит, себе дороже выйдет.

– Мы тоже молчок! – подхватил Жак, а Сэм энергично закивал рядом.

– Могила, – лаконично подтвердил Пьер.

– Тогда действуем так, – я оглядела своих новых слуг. – Марта, вы говорили об укрепляющем отваре?

– Да, госпожа. В саду должны быть нужные травы, – ответила кухарка, засучивая рукава. – И нам понадобится горячая вода, чистые тряпки.

– Я сейчас займусь, – вызвалась Люси.

– В саду точно были нужные травы, – заверил Пьер. – Я сажал для старой госпожи целебный сад за оранжереей. Если всё не выродилось за эти годы, сейчас принесу.

Марта и Пьер быстро удалились, а мы с Люси остались с раненым. Девушка, хоть и выглядела встревоженной, держалась собранно, без лишней суеты. Вместе мы осторожно расстегнули его рваную куртку и рубашку, чтобы осмотреть на предмет других ран.

Под одеждой скрывалось крепкое тело, покрытое старыми шрамами, но свежих ран, кроме той, что на бедре, не обнаружилось.

– Похоже, его и правда атаковал какой-то зверь, – задумчиво произнесла я, разглядывая характерные следы от когтей.

– Странно, что он забрался так далеко с такой раной, – заметила Люси, осторожно подкладывая свёрнутый плащ под голову незнакомца. – От леса до поместья не меньше мили.

Я задумалась. Действительно странно. Возможно, он был ранен где-то поблизости? Или брёл из последних сил, пока не нашёл приют в заброшенном доме?

Не успела я углубиться в размышления, как вернулась Марта с котелком парующей воды и охапкой относительно чистых тряпиц.

– Вот, – она поставила котелок на пол. – В доме есть кое-какая посуда, и печь растопить удалось. Сейчас Пьер принесёт травы, и будет отвар.

Мы осторожно промыли рану на бедре раненого, убирая засохшую кровь и грязь. Люси уверенными движениями помогала мне, поддерживая ногу мужчины, пока я обмывала края раны. К моему облегчению она оказалась не такой глубокой, как выглядела сначала, но всё равно требовала внимания.

– Надрез не слишком глубокий, но края неровные, – заметила я, внимательно осматривая. – И сделать это могло не только животное.

Марта бросила на меня быстрый взгляд, в котором мелькнуло понимание.

– Вы думаете, его могли…

– Не знаю, – я покачала головой. – Но форма раны странная. Впрочем, сейчас главное – остановить кровотечение и сбить жар.

Пьер вернулся, неся в руках пучки трав, покрытых пылью, но всё ещё сохранивших своё целебное свойство.

– Нашёл немного зверобоя, мяты и подорожника, – он протянул свою добычу Марте. – Всё заросло, но кое-что уцелело.

– Отлично, – Марта взяла травы. – Сделаю отвар и компресс на рану.

Следующий час прошёл в хлопотах вокруг раненого. Мы обработали рану отваром трав, наложили компресс и даже смогли немного напоить незнакомца укрепляющим настоем, приоткрыв ему рот и вливая жидкость по капле. Его веки пару раз дрогнули, но в сознание он так и не пришёл.

Пока Пьер и мальчишки вытаскивали из соседней комнаты старый матрас и волокли его вниз, мы с Мартой и Люси обсуждали, куда лучше переместить раненого.

– На первом этаже есть гостиная с камином, – предложила Марта. – Там светлее, и окна целы. Если перенести туда матрас…

– Отлично, так и сделаем, – кивнула я, обтирая лоб раненого влажной тканью. Жар не спадал, а это было дурным знаком.

Вскоре мы совместными усилиями перенесли раненого в гостиную на первом этаже. Пьер и мальчишки соорудили подобие лежанки из матраса и нескольких одеял, которые я купила вчера на рынке Ринкорда. Марта уже растопила камин, что наполнил комнату теплом и уютным потрескиванием огня. Люси быстро протёрла пыль и паутину со стен и мебели и сейчас занималась тем, что мыла окна, впуская больше дневного света.

– Теперь нужно дежурить у его постели, – сказала я, глядя на бледное лицо незнакомца. – Особенно ночью. Жар может усилиться.

Я переглянулась с Мартой и Люси. Ясно, что нельзя оставлять раненого без присмотра, но ночевать в полуразрушенном доме…

– Мы с дочерью останемся на ночь, – решительно заявила Марта, словно прочитав мои мысли. – Не беспокойтесь, госпожа, справимся. Не в первый раз за больными ухаживаем.

– И я останусь, – добавила я. – Не могу уехать, зная, что человек может умереть в моём доме.

– А я постерегу, – вдруг произнёс Пьер, сжимая в руке топор, с которым не расставался весь день. – Мало ли кто бродит вокруг. Устроюсь на кухне, там лежанка есть.

Я с благодарностью посмотрела на своих помощников. Меньше суток прошло с момента нашего знакомства, а они уже проявляли такую преданность.

– Спасибо вам, – искренне сказала я. – Но нужно сообщить леди Деборе, чтобы она не беспокоилась.

– Мы с Сэмом сбегаем! – вызвался Жак, выступая вперёд. – Расскажем всё как есть.

– Хорошо, – я кивнула. – И попросите у неё несколько простыней и подушек, если можно. Скажите, что я верну в целости, как только обзаведусь своими. Только… – я замялась, – о нашем госте ни слова. Даже леди Деборе.

Мальчишки торжественно кивнули и, приложив руки к сердцу, поклялись молчать, а потом умчались с поручением.

Следующие несколько часов прошли в непрерывной работе. Я мыла пол старой щёткой, найденной в кладовке, вытирала пыль, чистила мебель от паутины. Люси, с удивлением на меня поглядывая, закончила с окнами, принялась за стены, соскребая многолетнюю грязь и плесень. Марта хлопотала на кухне, чудесным образом извлекая из минимального набора продуктов вкуснейший аромат, от которого у всех заурчало в животах. А Пьер, как и обещал, обходил дом, заделывая щели и проверяя замки.

Раненый всё ещё был без сознания, но его лоб казался чуть менее горячим, а дыхание – более ровным. Время от времени я прерывала работу, чтобы смочить его губы водой или поправить одеяло.

К вечеру комната преобразилась. Чистые, хоть и потёртые, шторы пропускали последние лучи заходящего солнца. Вымытый пол больше не скрипел от грязи под ногами. В камине весело потрескивал огонь, а на маленьком столике, который Люси отмыла до блеска, уже были расставлены миски для супа.

Мальчишки вернулись с целым ворохом вещей от леди Деборы: простыни, подушки, одеяла, несколько свечей в подсвечниках, котелок и даже немного чая.

– Леди сказала, что всё понимает и не волнуется, – отрапортовал Жак, сияя от важности порученной миссии. – И что если понадобится помощь, мы должны сразу бежать к ней. А мы ничего лишнего не сказали, только что вы решили остаться в поместье на ночь, чтобы начать обустройство!

– Очень мило с её стороны, – улыбнулась я, разбирая принесённые вещи. – Вы молодцы, ребята.

Мальчишки расплылись в довольных улыбках, но уже через мгновение их лица стали серьёзными.

– Госпожа, – Сэм переминался с ноги на ногу, – можно мы тоже останемся? Ну, помочь?

Я взглянула на них с удивлением. Эти мальчишки, которые знали меня меньше двух дней, тоже хотели остаться в полуразрушенном доме, чтобы помочь ухаживать за незнакомцем?

– А ваши родители не будут беспокоиться? – спросила я.

– Моя мать знает, что я с вами, – пожал плечами Жак. – Она не против.

– А мой отец на рыбалке до завтра, – добавил Сэм. – Никто и не заметит, что меня нет.

Я обменялась взглядами с Мартой, которая только что вошла с дымящимся котелком супа.

– Что ж, – наконец решила я, – лишние руки не помешают. Но имейте в виду, ночь будет беспокойной.

– Мы не боимся! – гордо выпятил грудь Жак. – И спать умеем по очереди, правда, Сэм?

– Ага! – кивнул его друг. – Как в дозоре!

Я не могла не улыбнуться их энтузиазму.

– Хорошо, – согласилась я. – Тогда поможете Пьеру с дровами для камина. Ночью потребуется поддерживать огонь.

Мальчишки тут же умчались выполнять поручение, а Марта с лёгкой улыбкой принялась разливать суп по мискам.

– Никогда не видела, чтобы дети так рвались работать, – заметила она.

– Это приключение для них, – я взяла миску, наслаждаясь ароматом куриного супа с травами. – Настоящее приключение с раненым незнакомцем в заброшенном доме.

Ужинала я в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием огня в камине и редкими стонами раненого. Марта, Люси и остальные ушли на кухню и врем от времени оттуда доносился тихий говор.

И хоть суп и оказался восхитительным – наваристый, с кусочками курицы, моркови и какими-то травами, придававшими особый аромат, – есть в одиночестве было грустно, поэтому, наскоро опустошив тарелку, я, прихватив ее с собой, зашла на кухню.

– Это просто волшебно, Марта, – искренне похвалила я, поставив грязную посуду на стол. – Давно не ела ничего вкуснее.

– Что вы, госпожа, – зарделась кухарка. – Простой супчик, без затей. Вот когда обживёмся и будет нормальная кухня, тогда я вам настоящие блюда приготовлю.

После ужина мы распределили дежурства у постели больного. Я настояла на том, чтобы взять первую смену, до полуночи. Потом должна была сменить меня Люси, а перед рассветом – Марта. Пьер с мальчишками обосновались на кухне, обещав поддерживать огонь и быть начеку в случае опасности.

Когда все разошлись, я осталась одна в полутёмной комнате, освещённой лишь огнём в камине и одинокой свечой на столике. Сидя рядом с лежанкой, я внимательно рассматривала лицо незнакомца, пытаясь угадать, кто он и как оказался в моём поместье с ножевой раной.

Его лицо в мерцающем свете огня казалось выточенным из камня – резкие черты, запавшие щёки, прямой нос, густые брови. Не красавец в общепринятом смысле, но что-то притягательное в этом лице было – сила характера, запечатлённая даже в бессознательном состоянии.

Кто ранил его? От кого он бежал? И почему выбрал именно поместье Фабер для укрытия?

С этими мыслями я сидела, время от времени меняя компресс на его лбу и прислушиваясь к дыханию. За окном сгущалась ночная тьма, а в камине потрескивали догорающие поленья. Где-то в глубине дома скрипели половицы под ногами дежурившего Пьера, а с кухни доносился приглушённый шёпот мальчишек, пытавшихся говорить тихо.

В этом полуразрушенном доме, среди незнакомых ещё людей, рядом с раненым, чьего имени я не знала, неожиданно для себя я почувствовала странное умиротворение. Словно именно здесь, в этом месте, в этот момент, я наконец-то обрела то, чего мне не хватало всё это время – настоящий дом и настоящих людей вокруг.

Глава 13

Пробуждение было не из приятных. С тихим стоном приняв вертикальное положение, я некоторое время растирала затёкшую шею. Узкая и короткая кушетка оказалась не самым лучшем спальным местом.

Хотя моя смена дежурства закончилась давно, я всё же долго не могла уснуть, а после сон все равно был чутким и прерывистым. Каждый стон раненого, каждый треск догорающих в камине поленьев заставлял меня просыпаться. Несколько раз я вставала, чтобы проверить состояние нашего таинственного гостя, и каждый раз обнаруживала рядом с ним либо Люси, либо Марту, бдительно следящих за его дыханием и меняющих компрессы на лбу.

Сейчас у постели незнакомца сидела Марта, её крепкая фигура чётко вырисовывалась в утреннем свете, пробивающемся сквозь шторы. Она аккуратно отжимала тряпицу в миске с водой, готовясь сменить компресс на лбу больного.

– Доброе утро, госпожа, – тихо произнесла она, заметив, что я проснулась. – Выспались хоть немного?

– Вполне, – я потянулась, чувствуя, как ноют мышцы после неудобной ночёвки. – Как наш пациент?

– Жар спал, – Марта осторожно приложила влажную ткань ко лбу раненого. – Дышит ровнее, рана не воспалилась. Похоже, травы помогли.

Я подошла ближе, внимательно всматриваясь в лицо незнакомца. Действительно, его щёки уже не пылали нездоровым румянцем, а дыхание было глубоким и ровным. Человек спал, а не находился в беспамятстве, и это обнадёживало.

– Что ж, уже хорошо, – я облегчённо выдохнула. – А где остальные?

– Люси спит наверху, в одной из спален, что мы вчера немного прибрали, – пояснила Марта. – Бедняжка утомилась за ночь. Пьер ещё на рассвете ушёл в город – вернулся за инструментами и приведет своих сыновей. А мальчишки, – она кивнула в сторону окна, – там, возятся в саду с самого утра. Сказали, хотят расчистить дорожки, пока вы не проснулись.

Я подошла к окну и отодвинула штору. Действительно, Жак и Сэм, засучив рукава, с остервенением выдирали сорняки вдоль главной аллеи, ведущей от дома к воротам. Они работали быстро, слаженно, изредка перебрасываясь шутками и смеясь. Глядя на этих взъерошенных, чумазых мальчишек, я невольно улыбнулась.

– Не думала, что они так рано встанут, – заметила я.

– О, эти сорванцы? – Марта тоже улыбнулась. – Они от рассвета до заката могут носиться. В их возрасте усталость быстро проходит. А завтрак я уже приготовила, – добавила она, вставая. – Чай заварен, яйца сварены, хлеб нарезан. Не бог весть что, конечно, но на первое время сойдёт.

– Вы удивительная женщина, Марта, – искренне сказала я. – Не представляю, как бы мы справились без вас.

Кухарка смущённо махнула рукой, но было видно, что похвала ей приятна.

– Идите завтракать, госпожа. А я пока посижу с ним ещё немного.

После скромного, но сытного завтрака (Марта не преувеличивала – яйца были сварены идеально, а чай заварен с какими-то травами, придававшими ему освежающий вкус), я снова проверила состояние раненого. Он всё ещё спал, но сон казался более спокойным, даже умиротворённым. Какая бы тайна ни скрывалась за его появлением в моём поместье, сейчас он был просто человеком, нуждающимся в покое и заботе.

– Думаю, я немного прогуляюсь, – сказала я Марте, уже закончившей со своим завтраком и занятой развешиванием выстиранных накануне тряпок. – Хочу осмотреть территорию, составить план работ.

– Одна? – кухарка взглянула на меня с беспокойством. – Может, позвать Жака или Сэма? Мало ли что или кто бродит в зарослях.

– Не беспокойтесь, – я улыбнулась, тронутая её заботой. – Днём я вряд ли встречу что-то опаснее кроликов. К тому же мне хочется немного побыть одной, собраться с мыслями.

Марта понимающе кивнула, хотя по её лицу было видно, что идея ей не нравится. Но она не стала возражать, лишь проводила меня обеспокоенным взглядом, когда я, накинув лёгкую шаль на плечи, вышла из дома.

Поместье оказалось гораздо обширнее, чем я предполагала вначале. За домом раскинулся сад с геометрически правильными линиями дорожек, теперь едва различимыми под слоем опавшей листвы и разросшихся кустарников. Там и тут виднелись остатки малых архитектурных форм – каменных скамеек, полуразрушенных беседок, небольших фонтанчиков с потрескавшимися чашами.

Я медленно брела по заросшим тропинкам, пытаясь представить, как выглядел сад в годы своего расцвета. В памяти Адель сохранились лишь смутные образы – яркие клумбы с розами, аккуратно подстриженные кусты самшита, фонтан с фигуркой дельфина, из пасти которого струилась вода. Эти воспоминания были окрашены детским восторгом и радостью, ведь Адель приезжала сюда на каникулы, когда была совсем юной.

Я продолжила путь, минуя яблоневый сад и углубляясь в более дикую часть территории. Здесь уже не было никаких следов человеческого вмешательства, только высокая трава, полевые цветы и редкие деревья, разбросанные там и сям. Вдалеке виднелась полоса более густого леса – вероятно, граница владений.

Но что привлекло моё внимание – это тонкая серебристая лента ручья, извивающегося среди высокой травы. Я направилась к нему, завороженная блеском воды на солнце и приятным журчанием, доносившимся даже издалека.

Ручей оказался шире, чем представлялось издали – почти маленькая речка с чистой, прозрачной водой, через которую был перекинут старый, но ещё крепкий деревянный мостик. Я осторожно ступила на него, проверяя надёжность досок, и, убедившись, что конструкция выдержит мой вес, перешла на другой берег.

Здесь начиналась небольшая поляна, окружённая развесистыми дубами, создающими уютную тень. А в центре поляны… две великолепные лошади: вороной жеребец с блестящей, как вороново крыло, шерстью и изящная гнедая кобыла с белой звёздочкой на лбу. Они мирно щипали траву, изредка пофыркивая, а рядом с ними на поваленном стволе дерева сидел сгорбленный старик, бережно расчёсывающий длинную гриву кобылы.

Я невольно залюбовалась. Лошади были потрясающе красивы – с длинными стройными ногами, изящными шеями, аккуратными маленькими головами. Даже я, никогда особо не интересовавшаяся конным спортом, могла оценить чистоту их породы и превосходный уход. Шкура блестела на солнце, как отполированная, мускулы играли под кожей при каждом движении, а глаза смотрели умно и внимательно. Это были не рабочие лошадки для фермы, а настоящие скакуны, которые могли бы украсить любую благородную конюшню.

Я не знала, что мне делать – отступить, чтобы не спугнуть ни лошадей, ни старика, или подойти и поздороваться. Но выбор был сделан за меня: вороной жеребец, подняв морду, заметил меня и негромко заржал, словно приветствуя. Старик тут же обернулся, вглядываясь в мою сторону подслеповатыми глазами.

– Кто здесь? – спросил он, вставая и опираясь на палку. Голос его, несмотря на явно преклонный возраст, был сильным и звучным.

– Прошу прощения за вторжение, – я сделала несколько шагов вперёд, чтобы он мог меня разглядеть. – Я Адель Фабер, новая владелица поместья.

– А-а-а, – протянул старик понимающе. – Наследница старой госпожи Элизы, значит. Наконец-то приехали. А то уж думал, поместье совсем заброшенным останется.

– Вы знали мою тётушку? – спросила я, подходя ближе.

– Как не знать, – кивнул старик. – Я ещё отцу её лошадей поставлял. Жером, мастер-коневод, – он слегка поклонился, прижав руку к сердцу в старомодном, но элегантном жесте.

– Очень приятно, мастер Жером, – я склонила голову в ответ. – У вас невероятно красивые лошади.

Лицо старика озарилось гордостью.

– Лучшие в округе, несмотря ни на что, – он любовно погладил шею гнедой кобылы. – Фалько и Белла, последние из моего табуна. Но и они одни стоят дюжины обычных скакунов.

Я приблизилась к лошадям, осторожно протягивая руку к кобыле. Та заинтересованно потянулась ко мне, обнюхивая пальцы, а затем мягко ткнулась бархатистыми губами в ладонь. Я невольно улыбнулась, ощущая нежное прикосновение.

– Она вас признала, – заметил Жером с удивлением. – А Белла не каждому доверяет. Характер у неё независимый, но верный, если уж привяжется.

– Они выглядят великолепно, – искренне сказала я, любуясь статью животных. – Вы, должно быть, известный коневод.

– Был таким, – во взгляде старика мелькнула грусть. – Когда-то моя конюшня славилась на весь регион, даже ко двору поставлял лошадей для парадных выездов. А теперь, – он развёл руками, – остались только эти двое, да и тех скоро придётся продать.

– Почему? – спросила я, невольно переводя взгляд с прекрасных животных на их хозяина.

Жером тяжело вздохнул, присаживаясь обратно на поваленное дерево.

– Старость не радость, госпожа. Рук не хватает ухаживать за ними как следует. Сын должен был унаследовать дело, но… – он замолчал, и я заметила, как его рука, сжимающая трость, побелела от напряжения.

– Простите, – тихо сказала я, понимая, что затронула болезненную тему.

– Ничего, – Жером покачал головой. – Старые раны. Сын мой погиб восемь лет назад. Нелепая случайность – молодой, необъезженный жеребец понёс… – он замолчал, глядя куда-то вдаль.

– Мне очень жаль, – я присела рядом с ним, чувствуя искреннее сострадание.

– Что уж теперь, – старик выпрямился, словно стряхивая с себя тяжёлые воспоминания. – После его смерти дела пошли под откос. Помощников хороших не найти, денег на содержание большого табуна не хватало. Пришлось распродать почти всех. А потом ещё эта лихорадка три года назад… Половина оставшихся лошадей пала, конюшни пришлось сжечь, чтобы зараза не распространялась. Только Фалько и Белла выжили, я их отдельно держал, для особых заказов.

– И кому же вы собираетесь их продать? – спросила я, наблюдая, как вороной жеребец грациозно прохаживается по поляне, словно демонстрируя своё великолепие.

– Пока не знаю, – покачал головой Жером. – Хотелось бы найти достойного хозяина. Не для скачек, Фалько уже немолод для этого, восемь лет как-никак. Но для разведения они бесценны – чистая восточная кровь, без примесей. Их потомство могло бы возродить породу в здешних краях.

Он вдруг повернулся ко мне, его выцветшие глаза внезапно загорелись:

– А что, если вы их купите, госпожа? Для поместья скакуны такой породы будут в самый раз. Возродите старые традиции – ваша тётушка, помнится, тоже держала пару чистокровных.

Я растерялась от неожиданного предложения.

– Но я… я совсем не разбираюсь в лошадях. И потом, разве такие скакуны не стоят целое состояние?

– Для вас я сделаю особую цену, – Жером хитро прищурился. – Триста золотых за обоих. Это даже не половина их настоящей стоимости, но мне важнее, чтобы они попали в хорошие руки.

Я молчала, не зная, что ответить. Триста золотых – сумма немалая, хоть и не разорительная при моих нынешних средствах. Но дело было не в деньгах. Что я буду делать с двумя чистокровными скакунами? Я едва держалась в седле в те редкие разы, когда Адель приходилось ездить верхом.

С другой стороны, что-то в этих благородных животных притягивало меня. Может быть, их красота и грация или гордый, свободный дух, который чувствовался в каждом их движении. Кобыла, словно почувствовав мои размышления, снова подошла ко мне, ткнувшись мордой в плечо, будто подталкивая к решению.

– Знаете, мастер Жером, – медленно произнесла я, – у меня есть предложение получше. Вместо того, чтобы продавать мне лошадей, не хотите ли вы сами перебраться в моё поместье вместе с ними?

Старик изумлённо уставился на меня:

– Что?

– Я восстанавливаю поместье, – пояснила я. – Мне нужны люди, знающие своё дело. В усадьбе должны быть конюшни, которые можно отремонтировать. Вы бы присматривали за лошадьми, а со временем, возможно, могли бы возродить разведение.

Жером растерянно моргал, словно не веря своим ушам.

– Но как же… У меня домик в соседней деревне, хозяйство маленькое…

– Которое вы всё равно собирались оставить, раз уж решили продать лошадей, – мягко заметила я. – Подумайте, ведь это шанс вернуться к любимому делу. И Фалько с Беллой будут жить в достойных условиях, под вашим присмотром.

Я видела, как в глазах старика загорается искра надежды. Он с сомнением покачал головой, но уже без прежней категоричности.

– Не знаю, госпожа. С чего такая щедрость к незнакомому старику?

– Может быть, мне просто нужен собственный коневод, – улыбнулась я. – А может, я верю в судьбу. Наша встреча кажется мне неслучайной.

– Что ж, пожалуй, я посмотрю на конюшни в вашем поместье. И если они в приличном состоянии или их можно восстановить… – он не закончил фразу, но его взгляд говорил о многом.

– Замечательно! – я обрадовалась, сама не понимая, почему так важно для меня заполучить этого старика с его лошадьми. – Приходите завтра, я буду ждать.

– Хорошо, госпожа, – Жером наконец кивнул, словно принимая важное решение. – Завтра на рассвете мы с Фалько и Беллой придём взглянуть на ваши конюшни.

Глава 14

В поместье я возвращалась в приподнятом настроении, размышляя о странном повороте событий. Ещё вчера я не думала о разведении лошадей, а сегодня уже планирую восстановление конюшен и приглашаю на работу коневода с его чистокровными скакунами. Но почему-то это решение казалось правильным. Может быть, потому, что в глазах старого Жерома я увидела ту же тоску по утраченному дому и прежней жизни, что иногда ощущала сама. Или потому, что не могла допустить, чтобы такие прекрасные создания, как Фалько и Белла, попали в недостойные руки.

«Разведение лошадей… Интересно, окупится ли? – мелькнула практичная мысль. – Впрочем, сейчас дело не в деньгах, а в том, чтобы вдохнуть жизнь в это заброшенное место».

Размышляя об этом, я почти дошла до дома, когда заметила необычное оживление во дворе. Двое крепких молодых мужчин разгружали телегу с досками и инструментами, а Пьер, стоя рядом, давал им указания. Заметив меня, садовник приветственно взмахнул рукой:

– А вот и госпожа! – воскликнул он. – Как раз вовремя. Это мои сыновья, Филипп и Жан, – он указал на мужчин. – Готовы приступить к работам хоть сейчас.

Филипп, высокий и широкоплечий, с русыми волосами, собранными в хвост, и Жан, чуть ниже ростом, но такой же крепкий, с тёмными кудрями и внимательным взглядом, синхронно поклонились мне, выказывая почтение.

– Рада знакомству, – я улыбнулась им. – Ваш отец много рассказывал о вас.

– Мы не подведём, госпожа, – серьёзно сказал Филипп. – Отец говорит, тут работы на месяцы, но мы начнём с самого необходимого. Кровлю подправим, окна застеклим и…

– И конюшни, – добавила я, вспомнив о своём обещании Жерому. – Нужно оценить их состояние и приступить к восстановлению.

Братья удивлённо переглянулись, а Пьер вопросительно поднял бровь:

– Конюшни, госпожа? Вы собираетесь держать лошадей?

– Возможно, – загадочно улыбнулась я. – Завтра к нам придёт мастер-коневод для оценки.

– Сделаем, госпожа, – заверил меня Пьер и неловко улыбнулся.

Задерживаться более во дворе я не стала и поспешила в дом. Быстро пересекла холл и направилась в малую гостиную. Там Марта хлопотала у постели раненого, осторожно поднося к его губам ложку с куриным бульоном. Незнакомец, приподнятый на подушках, выглядел всё ещё бледным и измождённым, но его взгляд был ясным и осмысленным. Заметив меня, он попытался приподняться чуть выше, но Марта его удержала.

– Лежите спокойно, господин, – строго сказала она. – Вам нельзя делать резких движений.

Я подошла ближе, внимательно рассматривая нашего гостя. В сознании, с осмысленным взглядом, он выглядел иначе – черты лица казались более благородными, а в тёмных глазах читался острый ум.

– Рада видеть, что вам лучше, – произнесла я, останавливаясь у изголовья. – Я мадам Адель Фабер, владелица этого поместья.

– Томас, – хрипло ответил он. – Томас Барнс. И я в неоплатном долгу перед вами, мадам.

– Не стоит благодарности, – покачала я головой. – Любой поступил бы так же, найдя раненого.

– Не любой, – возразил Томас, и его глаза на мгновение затуманились, словно он вспомнил что-то неприятное. – Особенно учитывая обстоятельства.

Я хотела расспросить его об этих «обстоятельствах» – о ране, о том, почему он не хотел, чтобы мы вызывали доктора, о том, кто его преследует, но заметила, как трудно дался ему даже этот короткий разговор. Веки Томаса тяжелели, а дыхание становилось прерывистым.

– Вам нужно отдохнуть, – мягко сказала я. – Мы ещё успеем поговорить, когда вы наберётесь сил.

– Да, – он с благодарностью кивнул. – Пожалуй… – все же недоговорил мужчина, его глаза закрылись, и он погрузился в спокойный сон, без прежнего лихорадочного метания.

Я обменялась взглядами с Мартой, и она одобрительно кивнула:

– Теперь он точно поправится, госпожа. Ему просто нужно время.

Когда Томас заснул, я решила, что самое время, наконец, осмотреть свой новый дом более внимательно. За эти пару дней я только и делала, что спешила, бегала, организовывала работы, но так и не изучила поместье как следует. А ведь там могли быть ценные вещи, оставшиеся от тётушки, или просто интересные находки.

– Люси, – обратилась я к дочери Марты, которая как раз вернулась с полной корзиной мусора, – ты не могла бы присмотреть за нашим гостем, пока я осмотрю дом?

– Конечно, госпожа, – девушка присела в лёгком книксене. – Я никуда не уйду, и если ему что-то понадобится, сразу позову вас или маму.

Удовлетворённая её ответом, я тотчас отправилась на исследование. Начать решила со второго этажа, где находились спальни и личные комнаты. Широкая лестница, несмотря на многолетнее запустение, всё ещё сохраняла величественный вид. Резные дубовые перила, украшенные замысловатым растительным орнаментом, были покрыты слоем пыли, но дерево оставалось крепким и добротным.

На втором этаже открывался длинный коридор с дверями по обеим сторонам. Первая дверь справа вела в просторную спальню, судя по всему, когда-то принадлежавшую тётушке Элизе. Покрытая пылью и паутиной мебель сохранилась довольно хорошо: массивная кровать с балдахином, туалетный столик с помутневшим зеркалом, платяной шкаф, пара кресел у камина. На стенах висели потускневшие от времени картины, изображавшие пейзажи и натюрморты.

Я подошла к туалетному столику и осторожно выдвинула верхний ящик. Он был пуст, если не считать забытой ленты для волос и сломанной перламутровой шпильки. Остальные ящики тоже оказались почти пустыми – видимо, ценные вещи забрали слуги после смерти тётушки.

Следующая комната оказалась небольшой библиотекой или кабинетом. Книжные шкафы, заполненные томами в потёртых переплётах, занимали две стены от пола до потолка. У окна стоял письменный стол, поверхность которого была покрыта таким толстым слоем пыли, что на нём легко можно было писать пальцем.

Заинтригованная, я подошла к книжным полкам. Многие книги пострадали от сырости, но некоторые сохранились довольно хорошо. Я с удивлением обнаружила, что большинство из них были на разных языках. Судя по всему, тётушка Элиза была образованной женщиной с широким кругом интересов.

На одной из полок я нашла несколько альбомов с эскизами растений – каждый рисунок был выполнен с поразительной точностью и сопровождался подробными заметками о свойствах и местах произрастания. «Так вот почему в саду было так много лекарственных растений», – подумала я, вспомнив слова Пьера о «целебном саде».

У письменного стола я задержалась дольше. Осторожно выдвигая ящики один за другим, я обнаружила письменные принадлежности, счетные книги, какие-то записи хозяйственного характера. В нижнем ящике нашлась пачка писем, перевязанных выцветшей лентой. Я не стала их читать, решив, что на это нужно выделить отдельное время, и покинула пыльное и немного мрачное помещение, продолжив экскурсию.

Следующими были несколько гостевых спален, однообразно обставленных и почти не сохранивших индивидуальных черт. В одной из них я обнаружила забытый кем-то медальон с миниатюрным портретом внутри – молодой офицер в форме смотрел на меня с едва уловимой улыбкой. Кто это был? Возлюбленный какой-нибудь гостьи? Или, может быть, покойный сын тётушки Элизы, о котором я ничего не знала?

В дальнем конце коридора находилась маленькая комнатка, которая, видимо, принадлежала горничной – скромная узкая кровать, комод для одежды, маленькое зеркало на стене. Здесь почти не было личных вещей, только забытый молитвенник на прикроватном столике.

Закончив с верхним этажом, я спустилась вниз, чтобы осмотреть остальные помещения. Парадная столовая поражала размерами – длинный обеденный стол из тёмного дерева мог вместить не меньше двадцати человек. На стенах висели охотничьи трофеи и старинные гобелены, изображавшие сцены охоты и сельской жизни.

Малая гостиная, где сейчас находился наш раненый гость, была самой уютной комнатой в доме. Даже сквозь слой еще не везде убранной пыли чувствовался продуманный комфорт этого помещения – удобные кресла и диван, расставленные для непринуждённой беседы, маленький столик для чаепития и шкафчики.

Заглянув на кухню, я застала там Марту, которая успела навести относительный порядок и теперь колдовала над котелком с супом, распространявшим восхитительный аромат. Увидев меня, она слегка смутилась:

– Прошу прощения за беспорядок, госпожа. Я ещё не успела всё отмыть как следует.

– Не извиняйтесь, Марта, – улыбнулась я. – Вы делаете чудеса. Кстати, где Жак и Сэм? Хотела бы отправить их в город за продуктами.

– Они во дворе, помогают сыновьям Пьера с досками, – ответила кухарка. – Если позволите, я составила список необходимого, – она протянула мне сложенный листок бумаги.

Я пробежала глазами список – мука, яйца, масло, мясо, овощи, фрукты, чай. Ничего лишнего, всё самое необходимое.

– Отлично, – кивнула я, доставая из кармана несколько монет. – Пожалуй, отправлю мальчиков прямо сейчас.

Выйдя во двор, я без труда нашла мальчишек – они с энтузиазмом таскали доски для Филиппа, который уже приступил к ремонту покосившегося крыльца.

– Сэм, Жак, – позвала я, – у меня для вас важное поручение.

Они тут же бросили свое занятие и подбежали ко мне, раскрасневшиеся от усердия и сияющие от важности момента.

– Что угодно, госпожа! – выпалил Жак, вытирая потные ладони о штаны.

– Нужно сходить в город и купить продукты по этому списку, – я протянула им бумагу и монеты. – Купите всё, что указано, а если останутся деньги, можете взять себе что-нибудь у булочника.

Глаза мальчишек восторженно расширились при виде монет.

– Мы мигом обернёмся! – заверил меня Сэм, бережно пряча деньги в карман. – Всё купим и принесём в целости!

– Только будьте осторожны, – улыбнулась я.

Мальчишки кивнули и, завладев корзиной, которую им вынесла Марта, тотчас понеслись по аллее к воротам так, словно от скорости их бега зависела судьба королевства.

Я улыбнулась, глядя им вслед. В их возрасте любое поручение – это приключение, любая мелочь – повод для радости. Как жаль, что взрослея, мы теряем эту способность восхищаться простыми вещами…

В течение дня я несколько раз заглядывала к раненому, но он в основном спал, пробуждаясь лишь для того, чтобы выпить бульона или воды, которые заботливо подносила ему Люси. Девушка оказалась внимательной сиделкой – она вовремя меняла компрессы, поправляла подушки, следила, чтобы повязка оставалась чистой.

К обеду вернулись Жак и Сэм, гордо неся корзины, полные продуктов. Судя по их довольным лицам и леденцам, которые они с удовольствием посасывали, поручение было выполнено успешно.

– Всё купили, госпожа! – отрапортовал Жак, когда они водрузили корзины на кухонный стол перед довольной Мартой. – И даже мяса взяли больше, чем в списке, потому что мясник сделал скидку.

– Он сказал, что для новой хозяйки поместья только лучшие куски, – добавил Сэм, слизывая с пальцев остатки леденца.

– Вы молодцы, – похвалила я их, и мальчишки расплылись в счастливых улыбках. – А теперь идите помогать Филиппу и Жану, они наверняка заждались вас.

Когда подошло время обеда, Марта, накрыла для меня отдельно в гостиной – маленький столик у окна, белоснежная салфетка, приборы, начищенные до блеска, дымящийся суп в глубокой тарелке и свежий хлеб, который она каким-то чудом умудрилась испечь в старой печи.

Я посмотрела на это одинокое убранство, затем на пыльную, хоть и расчищенную гостиную, и вдруг приняла решение:

– Марта, я предпочту обедать на кухне сегодня. Здесь всё ещё слишком неуютно.

Кухарка удивлённо моргнула – видимо, её прежние хозяева никогда не снисходили до совместной трапезы с прислугой.

– Как пожелаете, госпожа, – произнесла она. – Только там простая обстановка, не для дамы вашего положения.

– Зато там тепло и пахнет вкусной едой, – улыбнулась я. – А это важнее любых условностей.

На кухне действительно было гораздо уютнее – потрескивал огонь в печи, аппетитно булькал бульон в большом котле, пахло свежим хлебом и травами. Марта, немного смущаясь, поставила передо мной тарелку с супом и присела на скамью напротив, не зная, можно ли ей продолжать свою трапезу в моём присутствии.

– Приятного аппетита, – сказала я, берясь за ложку, чтобы показать, что не испытываю никакого дискомфорта от совместной еды.

– И вам, госпожа, – Марта наконец расслабилась и тоже взялась за ложку.

Некоторое время мы ели молча, наслаждаясь вкусным супом и домашним хлебом. Потом, отложив ложку, я задумчиво произнесла:

– Марта, мне кажется, нам нужна ещё одна, а лучше две горничных. Люси прекрасно справляется, но одной ей слишком тяжело.

– Вы правы, госпожа, – кивнула кухарка. – У моей сестры есть две дочери, Клара и Мари. Работящие девочки, честные. Мой покойный муж учил их грамоте, так что они могут и читать, и писать немного. Если позволите, я могла бы послать за ними.

– Это было бы прекрасно, – я обрадовалась такому удачному совпадению. – Когда они смогут приступить?

– Уже завтра, если пошлю записку с Жаком, – оживилась Марта. – Они живут в соседней деревне, с моей сестрой и её мужем. Но им там тесно, семья большая, вот мы и думали отправить девочек в услужение.

– Отлично, так и поступим, – кивнула я. – А ещё нам понадобится дворецкий. Кто-то, кто мог бы управлять всем хозяйством, когда я буду отсутствовать.

Марта на мгновение задумалась, потом её лицо просветлело:

– А знаете, в городе есть один, Себастьян Мориц. Служил дворецким у старого судьи Бернара. Образованный, строгий, порядок любит. Судья умер год назад, а его дети живут в столице, им дворецкий не нужен. Так что сейчас он без места, хотя ему предлагали должность управляющего в гостинице в соседнем городке.

Я едва сдержала смешок, услышав имя. Себастьян! Как и мой муж. Мысленно хохотнув от иронии – сбежала от одного Себастьяна, чтобы нанять другого, – я всё же решила, что стоит встретиться с этим человеком.

– Но он уже немолод, хотя всё ещё крепок, – тем временем продолжила Марта. – Если хотите, я могу передать ему, что вы хотели бы с ним поговорить.

– Да, пожалуйста, сделайте это, – я кивнула, доедая остатки супа. – Чем скорее, тем лучше. В поместье столько работы, что без хорошего управляющего я скоро утону в заботах.

После обеда, когда Марта занялась мытьём посуды, а Люси продолжала дежурить у постели раненого, я решила вернуться к своим исследованиям. На этот раз моё внимание привлекли подвалы – если верить смутным воспоминаниям Адель, там должны были находиться кладовые с припасами и, возможно, какие-то старинные вещи.

Спуск в подвал находился за неприметной дверью в коридоре, ведущем на кухню. Крутая каменная лестница уходила в темноту, и мне пришлось зажечь свечу, прежде чем решиться на спуск. Ступени были скользкими от влаги, так что приходилось двигаться очень осторожно, придерживаясь за шершавую стену.

Внизу открывалось просторное помещение со сводчатым потолком. Вдоль стен тянулись деревянные стеллажи, на которых когда-то, должно быть, хранились запасы продуктов и хозяйственная утварь. Сейчас большинство полок пустовало, но в дальнем углу я заметила старинный сундук, покрытый толстым слоем пыли.