Животное человек

"Мораль – это привилегия тех, кто не голоден, не боится и не унижен. В тюрьме её просто не существует." (слова заключённого)

Человеческая мораль – хрупкая конструкция.

Нам нравится думать, что она встроена в нас изнутри. Что добро и зло – это нечто объективное, внутренне осознанное. Что даже в аду человек может остаться человеком. Но это ложь. Удобная, теплая, обнадёживающая.

Правда в том, что мораль держится на социальной поддержке, на границах, на страхе осуждения и на чувстве принадлежности.

В тюрьме не остаётся ничего из этого.

Ты входишь туда человеком – со своими взглядами, нормами, даже привычкой говорить "пожалуйста" и "спасибо". Но вскоре понимаешь: это не просто не нужно. Это опасно.

Ты улыбаешься – тебя считают слабым.

Ты проявляешь сочувствие – тебя используют.

Ты колеблешься – тебя ломают.

Здесь не прощают сомнений.

Здесь не спрашивают: "А что ты чувствуешь?"

Здесь действуют – быстро, жестко, без объяснений. И ты, если хочешь выжить, начинаешь копировать эту механику.

Ты привыкаешь. Медленно, но верно. К жестокости. К унижению. К отсутствию света.

Мораль? Она перестаёт быть опорой. Она становится балластом.

Адаптация

Человек – самая адаптирующаяся форма жизни на планете. Он может выжить в пустыне, в джунглях, в ледяной тундре. И он может выжить в аду, если это потребуется. Только цена – человечность.

Нам нравится представлять себе человека как существо, наделённое разумом, добром, состраданием. Но в изоляции, в страхе, в постоянном унижении, разум отступает.

Инстинкты выходят на первый план.

* 

Кто

твой

враг

?

* 

Кто

рядом

с

тобой

?

* 

Кто

сильнее

?

* 

Как

выжить

до

утра

?

Каждый день – экзамен на выживание. Каждый взгляд может быть последним. И ты учишься жить по другим законам.

Не по законам общества.

И даже не по законам тюрьмы.

А по законам животного мира. Там, где главный – не умный, а опасный. Там, где не думают, а действуют. Там, где выживает не добрый, а приспособленный.

Психология зоны: мораль как слабость

Психологи называют это "дегуманизацией".

Это не потеря чувств – это отключение внутренних фильтров, которые мешают приспосабливаться к дикому окружению.

Мораль – фильтр. Совесть – тормоз. Эмпатия – угроза.

В тюремной среде эти качества вытесняются.

* 

Чтобы

не

жалеть

.

* 

Чтобы

не

испытывать

вину

.

* 

Чтобы не сойти с ума от ужаса.

Ты становишься пустым сосудом, который наполняется тем, что требуется системе.

Если нужно быть жестоким – ты становишься жестоким.

Если нужно быть подлым – ты учишься подлости.

Если нужно быть "никем", ты – никто.

Это не выбор. Это инстинкт самосохранения.

Каждый сам себе демон

Зверь не появляется извне. Он живёт внутри тебя.

И тюрьма – это не та, что его создаёт.

Тюрьма – это та, что выпускает его на свободу.

Большинство людей никогда не сталкиваются с этим зверем в себе.

Им это не нужно.

Они живут в системе, где достаточно улыбнуться, чтобы избежать конфликта. Где можно пожаловаться. Где можно спрятаться.

В тюрьме прятаться некуда.

Ты на виду. Ты обнажён. Ты должен реагировать – быстро, без промедлений.

И зверь учит тебя:

* 

Не

жди

.

* 

Не

надейся

.

* 

Бей

первым

.

Те, кто не подчиняются этому – ломаются.

Они теряют слово, волю, личность. Становятся мебелью. Или мясом.

А те, кто адаптируются – становятся машинами выживания. Без моральных тормозов. Без привязанностей. Без страха смерти.

Это уже не люди. Это перепрограммированные формы жизни, в которых зверь стал главным голосом.

Норма безнравственности

Когда ты долго находишься в мире, где изнасилование, пытки, принуждение, иерархия и страх – норма, ты перестаёшь их замечать.

Сначала ты сопротивляешься. Потом терпишь. Потом наблюдаешь. Потом участвуешь.

А потом – ты уже один из них.

И тебя это больше не шокирует.

Самое страшное в тюрьме – не жестокость.

Самое страшное – её нормальность.

Она не вызывает ужаса. Не вызывает вопросов.

Ты просто существуешь в ней, как рыба в воде.

И однажды замечаешь: если кто-то упал – ты не спешишь помочь.

Если кого-то избивают – ты не отворачиваешься, но и не вмешиваешься.

Ты больше не реагируешь.

Ты стал частью системы.

А если завтра свобода?

Парадокс: когда человеку дают свободу после долгого срока – он теряется.

Потому что мораль надо вспоминать заново.

А иногда – её уже нет. Как ампутированной конечности.

И общество требует: будь нормальным. Работай. Улыбайся. Строй отношения.

Но кто ты теперь?

Ты – тот, кого создала система выживания. А не система жизни.

Эта книга – не о заключённых. Она о человеке.

О тебе. Обо мне. О каждом, кто ещё верит, что он всегда останется человеком.

Если тебе кажется, что ты никогда не утратишь человечность— это лишь потому, что ты не был в ситуации, где зверь – единственный, кто может выжить.

Мораль – не встроенный дар. Это привычка, воспитанная безопасностью.

Отними безопасность – и привычка исчезнет.

Готов ли ты узнать, как выглядят разные лица зверя в разных странах?

В следующей главе мы отправимся в Японию – туда, где зверь молчит, кланяется… и карает.

"У нас нет морали. У нас есть – долг. У нас есть – честь. Но честь не щадит. Она приказывает. А за непослушание – кровь."

– бывший член клана Ямагути-гуми

Япония – страна масок.

Даже в преступности тут всё формально, строго, молчаливо. Якудза носят костюмы. Клан имеет офис. Контракты подписываются как у бизнесменов. Старшие клановцы требуют уважения, дисциплину, ритуалы. Всё внешне выглядит почти как порядок…

Но это – порядок с лезвием внутри.

И в тюрьме он обнажается.

Тюрьма по-японски: дисциплина как пытка

Японские тюрьмы – одни из самых жестких и при этом самых «чистых» в мире.

Здесь нет криков. Нет хаоса. Заключённые идут строем, садятся одновременно, едят одновременно, встают по команде. Запрещено разговаривать без разрешения. Запрещено смотреть в глаза охранникам. Запрещено проявлять эмоции. Всё – по инструкции. Каждое действие – под контролем.

Ты не бежишь от насилия – ты тонешь в тишине.

Здесь тебя не бьют до крови, но ломают до состояния опустошённости внутри.

У заключённых постепенно исчезает внутренний голос.

Ты становишься автоматом, который живёт по чёткой схеме: подъем – работа – еда – строй – сон. Повтор.

Это – холодная тюрьма, в которой нет истерик, нет разнузданных криков.

Но именно из-за этого она пугает больше.

Якудза: долг важнее жизни

Попасть в тюрьму якудза не боится.

Членство в синдикате – это путь, в котором отсидка считается не провалом, а подтверждением верности.

Там, где обычный человек чувствует страх перед заключением, якудза чувствует вызов.

Внутри зоны якудза сохраняют субординацию. Старший остаётся старшим. Все живут по клановым понятиям.

Если ты "младший брат" – ты обязан беспрекословно подчиняться.

Если ты нарушил порядок, ты не просто извиняешься – ты должен принести жертву.

Юбицумэ: самонаказание

Юбицумэ – это отсечение мизинца, первая фаланга.

Древняя традиция. Если провинился – отруби себе кусок пальца. И подай его в тряпке старшему.

Это делается не для страха. А для смирения.

Чтобы показать: ты не выше клана. Ты признаешь свою ничтожность.

Это добровольное мучение, которое принимает форму нормы.

Некоторые члены якудза за время отсидки теряют до трёх фаланг. Бывают случаи, что даже всю кисть.

Не потому что их заставляли. А потому что так велит долг.

Это и есть настоящий ужас: насилие, которое ты совершаешь над собой добровольно.

Тюрьма якудза: клетка со своими законами

В японской тюрьме обычные преступники и члены синдикатов сидят вместе. Но общаются – по-разному.

Внутри камер якудза не растворяются, как это происходит в других странах.

Они формируют мини-кланы. И продолжают соблюдать свою внутреннюю иерархию.

Там, где другие заключённые борются за выживание, якудза живут по привычному укладу: почёт, страх, обеты.

Если обычный заключённый может позволить себе сломаться, плакать, жаловаться – якудза не имеет такого права. Он всегда должен быть собран. Сдержан. Холоден.

Он может ненавидеть свою судьбу, своих старших, свои ошибки. Но не имеет права это показать.

Иначе – он не якудза.

Он – потерял лицо. А в этом мире это хуже смерти.

Психология подчинения

Западному человеку сложно понять, почему взрослый мужчина добровольно отрезает себе палец. Или почему он отдаёт последние деньги в тюрьме старшему, хотя сам голодает.

Это – не страх.

Это – внутренний долг, вбитый с подростковых лет.

Жёсткая вертикаль власти, основанная на понятии "гири" – долга, который важнее даже жизни.

Психологи называют это тотальной идентификацией с ролью.

Человек перестаёт мыслить как отдельное существо. Он мыслит как функция клана.

Свобода? Совесть? Желания? Они были до вступления. Теперь – ты инструмент.

И в тюрьме этот механизм только усиливается.

Свобода после тюрьмы

Ты отсидел. Вышел.

Но ты – не свободен.

Ты возвращаешься к клану. Ты должен.

Ты должен за защиту. За статус. За уважение.

Ты ещё больше встроен в эту систему. Ты уже даже не знаешь, кто ты без неё.

И те, кто от неё отворачиваются, часто просто исчезают.

Или погибают. Или живут как пустые оболочки – с отрезанными пальцами и погасшими глазами.

Якудза: зверь в костюме

Здесь зверь не кричит. Он не устраивает драк.

Он не вырывает кость из глотки. Он сидит спокойно, опустив глаза.

Он поклоняется, соблюдает ритуал, режет себя, когда надо.

Именно поэтому он страшен.

Потому что он приучен к насилию как к долгу.

Он не требует крови. Он считает её необходимостью.

Он не убивает из ярости. Он убивает, потому что так надо.

Это – не хаотичный зверь. Это – зверь с философией.

Зверь с поклоном. С костюмом. С тетрадью учёта.

Но всё равно – зверь.

Когда дисциплина подавляет личность – зверь не исчезает. Он затаивается. Он ждёт команды.

В японской тюрьме ты не увидишь хаоса.

Но не обманывай себя.

Там, за идеально натянутыми простынями и синхронными поклонами, скрывается жестокость, которую сложно объяснить.

Жестокость молчаливая. Почётная. Священная.

Жестокость, которая кажется выбором, но давно уже стала приговором самому себе.

В следующей главе – Америка. Там зверь уже не молчит. Он громко заявляет о себе.

Он стихиен. Он агрессивен. Он делит мир по цвету кожи.

Он рвёт, чтобы выжить. И живёт, чтобы рвать.

"У тебя есть право молчать. Но у тебя нет права быть одиночкой."

– заключённый тюрьмы Pelican Bay, Калифорния

Америка – страна выбора.

В теории.

В тюрьме ты быстро понимаешь: никакого выбора у тебя нет.

Ты белый – ты идёшь к белым. Ты чёрный – к чёрным. Ты латино – к латино.

Ты – не ты. Ты – твой цвет кожи.

И этот цвет решает, с кем ты ешь, где ты спишь, в какую душевую заходишь и кого обязан убивать, если скажут.

Здесь зверь не прячется. Он на свободе, даже если тело – в камере.

Он грызёт, кричит, насилует, приказывает.

Он в тебе, он вокруг тебя.

Он правит здесь.

"Добро пожаловать – теперь ты один из нас"

Ты впервые в зоне. Новый. На лице – тревога. Внутри – страх.

Через пять минут к тебе подходят.

Не охранник. Не администратор.

Подходит "твоя раса".

"Белые к белым. Черные к черным. Выбирай. Сейчас."

Но это не выбор. Это условие выживания.

Если ты откажешься – тебя вырежут. Свои.

Если станешь нейтральным – ты без защиты. Без еды. Без оружия.

Ты – дичь.

Ты встаёшь под флаг. Не потому что веришь. Потому что иначе тебя ждёт смерть.

Ты не биржевой маклер, не строитель, не бухгалтер.

Ты – боец. Пехотинец.

Ты – часть банды.

Раса важнее всего

В американской тюрьме расизм – не убеждение. Он – правило.

Ты обязан сидеть, общаться, тренироваться и даже делить время на телефоне только со "своими".

Примеры:

* 

Aryan

Brotherhood

– белые, особенно с юга, нацистская идеология, контроль за дисциплиной.

* 

Black

Guerrilla

Family

– чёрные, часто радикально-политизированные, анти белые.

* 

Mexican

Mafia

(

La

Eme

)

– влиятельная латиноамериканская сеть, особенно сильна на юге США.

* 

Nuestra

Familia

,

Sure

ñ

os

,

Norte

ñ

os

–мексиканские банды конфликтующие между собой.

* 

Crips

,

Bloods

– уличные банды, продолжающие вражду за решёткой.

Ты – их собственность. Ты больше не принадлежишь себе.

Инициация: "первый удар"

Чтобы стать "настоящим", ты должен совершить насилие.

Никто не проверяет, как ты думаешь.

Но тебя проверят, как ты дерёшься.

Если ты не нанес удар – ты не человек. Ты никто.

Первое задание – избить. Или изнасиловать. Или убить.

Неважно кого. Главное – показать, что ты готов переступить черту.

Это первая смерть внутри тебя. С этого момента назад дороги нет.

Ты уже не новичок. Ты – инструмент банды.

Жизнь по уставу: каждый день – как война

Ты просыпаешься – и сразу в напряжении.

Где враги? Где свои? Кто сегодня "на очереди"?

Ты ешь быстро. Не отворачиваешься. В душе смотришь в угол.

Один неверный взгляд – и тебя "обнуляют".

Тебя заставляют выучить "кодекс": кто кому подчиняется, за какие слова убивают, кому передаёшь сигареты.

Ты живёшь под напряжением каждую секунду.

Ты качаешься. Не ради здоровья – а потому что иначе не выживешь.

Мышцы – это защита. Угроза.

Они заменяют интеллект. Заменяют честь.

Сила – это валюта.

Глаз за глаз: круговая жестокость

Любой конфликт – это война.

Один удар по чёрному – отзовётся смертью белого.

Один донос – и ты труп, даже если отсидишь свой срок.

Ты уже не можешь сказать: "Я этого не хотел".

Ты должен хотеть.

Или хотя бы делать вид.

Ты идёшь на "работу" – заколоть кого-то самодельным шанком.

И если откажешься – заколют тебя.

Ты убиваешь не ради удовольствия. Ради обязанности.

Ты – солдат. Даже если пришёл в тюрьму за кражу еды.

Психология военного лагеря

Американская тюрьма – это армия с извращённой дисциплиной.

Своих не жалко. Врагов уничтожать.

Каждый носит на себе "цвет" – кожа, тату, принадлежность.

Психологи отмечают:

* 

У заключённых происходит

дегуманизация других рас

.

* 

Вырабатывается

чёрно-белое мышление

: "они или мы".

* 

Моральные суждения замещаются

логикой выживания

.

* 

Самоидентификация:

"я – часть банды, без неё я никто"

.

Многие заключённые выходят и… не могут жить на свободе.

Им страшно. Слишком много вариантов. Слишком мало команд.

И они возвращаются – к стенам. К врагам. К своим.

Кто сильнее – зверь или человек?

Иногда кто-то пытается не вступать ни в одну банду.

Таких называют "fish" – свежая кровь.

Они или быстро исчезают, или становятся марионетками.

Редко кто сопротивляется до конца. И почти никогда – без последствий.

Один из таких – Маркус Д., чернокожий программист, осуждённый за непредумышленное убийство. Он три месяца пытался жить "по-своему". Через 92 дня – его нашли с разрезанным ртом, горящими ногтями и надписью "traitor" (предатель) на лбу. Он выжил. Но больше не разговаривает.

Выбор? Здесь его нет.

В японской тюрьме тебя ломает ритуал.

В американской – необходимость быть готовым к убийству каждую минуту.

Там – молчание.

Здесь – рёв.

Там – честь.

Здесь – принадлежность.

В обоих случаях ты теряешь себя. Просто по-разному.

В следующей главе – Россия.

Не банда. Не клан.

А жестокая, кастовая, тюремная религия, где ты – или "мужик", или "никто".

Здесь зверь обретает форму закона. Только этот закон – не человеческий.

Глава 4

. Понятия сильнее закона

"Ты можешь не знать закон, но обязан знать Понятия.

Нарушишь – тебя забудут. И ты сам себя забудешь."

– из рассказов бывших заключённых ФКУ ИК-6 (Россия)

В России человек исчезает не сразу.

Его стирают слоями.

Сначала – одежду. Потом – имя. Потом – голос.

Остаётся то, что называется "по жизни".

То, что ты отныне и есть – позиция в тюремной иерархии.

Всё остальное – пыль.

Зона – это не тюрьма. Это другой мир.

Российская тюремная культура – это не просто система. Это параллельная цивилизация, со своей философией, законами, этикой, языком, формой общения, жестами, цветами, символами и… богами.

Главный бог – это Порядок.

Не государственный, а понятийный.

И он куда жёстче, чем любой уголовный кодекс.

Тебя судит не суд.

Тебя оценивают – "авторитеты".

Их приговор важнее приговора суда.

И если ты не вписываешься – тебя ждёт не штраф, не камера, а тотальная социальная смерть