Миша и Лиза за тридевять земель

Глава 1. Приплыли

Из этой карусели кошмарных снов казалось невозможно выбраться.

Миша снова и снова видел отвратительное перекошенное белое лицо в предрассветной мгле и слышал тяжелые шаги. Воины и охотники его племени так не ходят, пропустить такой неуклюжий шум было совершенно непростительно. Это страшно и странно чувствовать, как тяжелая дубина опускается на голову, на секунду вышибая из тебя дух. Но дубина только скользнула по голове, потому что юркое тело маленького африканца само сделало то, чему учили отец и старшие мужчины в племени. Тело подалось чуть в сторону, а правая нога в молниеносном выпаде ударила в то место, которые мужчины особенно берегут – в низ живота.

Страшный человек только охнул и рухнул на землю. Но он был не один. Второй мужчина прикончил ударом ножа собаку, защищавшую хозяина, и ринулся на выручку первому. Ловкий черный парень, который никак не желал попадать в плен, делал все, чтобы избежать удара короткой толстой палицей. В какую-то секунду ему даже показалось, что удастся вырваться из расставленной западни и удрать, поскольку он все же находился в знакомом лесу.

Но враг за спиной оправился слишком быстро, и когда неугомонный черный собрался уже нырнуть в чащу леса, первый мужчина сзади набросил на него мешок.

Миша в своем сне явственно чувствовал, как задыхается в пыльном мешке, как по ребрам резво стучат палки.

Удар сапогом в область под коленом заставил закричать, даже удары дубинками казались не такими чувствительными. Пленник продолжал неистово сопротивляться, и двум белым мужчинам так и не удавалось до сих пор упаковать его в мешок. Черный парень яростно старался сбросить его со своей головы, а черные свободные руки и ноги вращались с немыслимой скоростью, стараясь поразить своих мучителей. Судя по коротким вскрикам по одного, то другого мужчины, удары иногда достигали цели.

Мише случайно получилось поймать рукой копну жестких волос одного мучителя, это была удача, потому что стало возможным наносить удары по голове злодея. В какой-то момент пленник почувствовал под рукой глаз. Он с силой надавил на него ногтями, но мужчина с коротким воем вырвался, схватился ручищами за шею пленника и принялся душить.

Потом вся троица, не удержавшись на ногах, свалилась на землю. Рука здоровенного мужчины продолжала сжимать шею молодого пленника, а безжалостные удары тяжелой обувью по ребрам вышибали дух. После лютого удара в висок сознание попавшего в засаду померкло и наступила чернота.

Миша уже не видел, как оба страшных человека, тяжело дыша после непростой схватки, поднимались с земли, еще несколько раз со злостью попинали неподвижное черное тело и принялись упаковывать добычу в мешок, тщательно увязывая его веревками.

Потом охотники за рабами потащили свой тюк в лагерь, поспешно утирая кровь с лиц. Нужно было быстрее уносить ноги, потому что африканская деревня находилась совсем недалеко, и на место битвы могли выйти деревенские жители. Еще одно столкновение было бы лишним, этот черный стервец и так их измотал, да еще чуть не выдавил глаз Дугласу.

А на Мишу навалился уже следующий сон. Он твердо знал, что этот сон тоже точно про него. Он оказался совсем голый, избитый, окровавленный среди других мужчин в каком-то темном вонючем помещении. От запаха рвоты, мочи и крови кружилась голова. Каждая точка в его теле болела, особенно горело где-то сзади в районе лопатки. Казалось, там был свежий ожог, и как раз этой раной он лежал на шершавом полу. Нахлынуло воспоминание, как после зверского избиения его клеймили раскаленным железом.

Он чувствовал, что рядом с ним слева и справа почти вплотную лежали такие же голые мужские тела. Сосед справа тягостно стонал и ворочался с боку на бок, каждый раз задевая своих братьев по несчастью. Сосед слева кого-то звал, а потом принимался взывать к богам. Кто-то плакал, кто-то молился, кто-то проклинал мучителей. Сосед справа снова повернулся и задел своего другого соседа, а тот принялся ругаться на незнакомом наречии.

Миша ясно чувствовал тяжесть оков на ногах, под которыми остро болели раны. Он вспомнил, как его хлестали по ногам кнутами, а потом надели оковы, и пришлось долго брести по пыльной дороге. Оковы растирали свежие раны, и кровь стекала тонкими струйками на землю. Страшные белые люди шли по краям длинной шеренги пленников и подгоняли тех, кто двигался не слишком усердно. И это было ему очень знакомо, он уже когда-то брел также в колодках под жарким африканским солнцем.

Злые собаки, которых учили не помогать хозяину на охоте, а загонять черных людей, ярились, ощущая запах свежей человеческой крови. Им нравился этот запах. Такие собаки страшнее своих хозяев.

Вдруг кто-то из мужчин, который лежал недалеко и был оковами связан с Мишей, вскочил с места и что-то закричал на своем языке. Этот рывок, пришедшийся по свежим ранам Миши, заставил подскочить на месте от боли. Но над самой головой оказался деревянный уступ. Новый удар, пришедшийся на старую рану, оказался таким сильным, что сознание сочло за благо покинуть несчастного.

Потом во сне снова навалились те двое мужчин, которые подкараулили Мишу, когда он возвращался из соседней деревни от любимой бабушки. Она как раз в очередной раз рассказывала страшную давнюю историю, как ее старшие дочери ходили за водой и не вернулись. На том месте, где обычно набирали воду, остались лежать только бусины с браслетов девочек. Отправляя внука домой, она еще раз напомнила, чтобы он был осторожен. Он, как всегда, обещал, … но не выполнил.

В страшные сны ворвались жуткие картины на старом суденышке, перевозившем рабов в неведомую даль. Миша снова и снова брел вместе со своими товарищами по несчастью наверх на палубу. Там их ждало новое издевательство. Абсолютно голых, израненных мужчин окатывали ведрами соленой воды. Вода смывала грязь, но выдержать страшную резь было невозможно, и на палубе стояли стон и крики. Миша вздрагивал и тоже кричал, вспоминая то, что пришлось пережить.

Потом на некоторое время отвратительные картины отступали, и Миша снова видел родное отделение полиции в далеком дальневосточном городе, привычные картины рабочего дня, свою любимую супругу Лизоньку и их шестилетних двойняшек, которые радостно верещали, вися на шее папочки и рассказывая свои важные детские новости. Рядом всегда стояла родная мамочка, которая с гордостью смотрела на своего сыночка и его прекрасную семью.

Картинки мирной жизни были недолгими, и снова двое белых мужчин молотили дубинами по ребрам, запихивали в вонючий мешок, вели в караване и заталкивали по сходням на старый корабль, перевозящий рабов.

Потом во сне к Мише подходил белый мужчина с усталым лицом и смазывал глубокие гноящиеся раны жгучей мазью. Терпеть пронзающую боль было невозможно, и над палубой обшарпанного судна стоял крик сотен мужчин, угнанных из родных мест.

Совсем рванными, разрозненными фрагментами нахлынуло воспоминание о продаже невольников. Миша видел себя со стороны, как его окатывали водой, как заставляли наконец прикрыть наготу и надеть одежды белых людей, как начали давать вдоволь пить, как толстый белый мужчина ходил между лежавшими на земле обессиленными черными людьми и заставлял мазаться пахучей мазью и кричал, что они должны выглядеть хорошо и блестеть, как новенький цент.

Этот белый, которого называли масса Сайлас, пихал время от времени кого-то из мужчин, которые недостаточно четко выполнял его требование. При этот он безостановочно орал, что покупателям нравятся крепкие, гладкие рабы, которые приятно лоснятся на солнце, потому он не позволит никому выглядеть плохо, чтобы не терять денежки, которые надеется выручить за них.

***

Вот примерно на середине гневной тирады массы Сайласа о том, что он научит паршивых рабов уважать своего хозяина, Миша почувствовал, как на лоб легла прохладная рука и женский голос прошептал:

– Нельзя сдаваться, Мишаня. Борись, любимый.

И сразу страшные кошмары улеглись. Миша уже был готов открыть глаза, но в это время кто-то крикнул «Жрачка, негодяи! Живо!» и послышался дружный металлический звон, который он никогда не перепутает ни с чем. Этот лязг кандалов он слышал в свой странный вояж в Африку 18 или 19 века (*роман «Три Африки для Миши и Лизы»). Он так и не смог разобраться, какой конкретно это был век ни тогда, когда собирал свой дружный черный отряд, без которого не смог бы выжить в том аду, ни после того, как по какому-то удивительному сценарию вернулся домой, в свое время.

После того невероятного путешествия он почти каждый год возвращался в Африку и вместе с женой Лизой искал то место, где беглые рабы устроили свое селение Камни. Так было и в этот раз. Миша точно помнил начало отпуска, авиаперелет в Москву, рейс до Марракеша. Они с Лизой весь год планировали путешествие по Марокко.

Начиналось все отлично, это Миша точно помнил. Их встретил проводник, который должен был провезти путешественников по отдаленным деревенькам. Поселили их в Марракеше в небольшом домике, выполненном в национальном стиле, где за ними ухаживала приветливая негритяночка Мака.

Дальше Мише не получилось углубиться в воспоминания, потому что кто-то остановился рядом и босой ногой очень больно пнул его в бок, оглушительно крича почему-то по-английски, который Миша немного знал:

– Не сдох еще, паршивец?

Что-то подсказывало Мише, что ему не понравится то, что он сейчас увидит, но на грубую реплику пришлось отреагировать и открыть глаза.

Предчувствие не обмануло. Он увидел склонившегося к нему чернокожего парня, державшего в руках бадью с чем-то неаппетитно пахнущим. Увидев открытые глаза, парень проворчал:

– Не, не окочурился еще тощий. Жри давай, бедолага. Ох, и разукрасили тебя Том и Тоби. Они могут!

Прямо на землю рядом с ворохом прелой травы, на которой лежал Миша, упали две лепешки.

Не очень долгое пребывание в рабовладельческой Африке научило Мишу держать язык за зубами и не реагировать на странное обращение и обычаи. Он ничего не сказал грубому официанту, дождался, когда он отойдет к следующему человеку и лежа принялся осматриваться. На то, чтобы хотя бы сесть, пока сил не было.

В полутемном большом сарае сидели или лежали человек двадцать чернокожих. И они вряд ли собрались здесь, чтобы показать заезжим белым туристам какое-то местное шоу под национальным колоритом. Да и не было белых туристов, в этом Миша убедился, поднеся свою руку к глазам. Рука была черной. Вторая рука, которую он поднес для контроля, тоже не была белой, а подростковой черной рукой.

Чуть приподняв голову, он увидел худые мальчишеские ноги, а на них кандалы. Из одежды на нем были ветхие грязно-серые полотняные штаны, подпоясанные веревкой. Они были в пятнах крови, а в одном месте было понятно, что штаны прилипли к ране, и это место особо сильно болело. Обуви не наблюдалось.

Миша резко прикрыл глаза и мерно задышал, восстанавливая вдруг сбившееся дыхание. Оглашать вслух те слова и конструкции из великого могучего русского языка, которые пролетали в мозгу, не стоило. Они были действительно могучими. Вслух сквозь зубы вылетело только «Капец. За что опять?»

Бедный дважды попаданец прислушался к звукам вокруг. Когда из сарая вышел со своей бадьей громкоголосый разносчик пищи, лишний шум прекратился, и стали слышны немногочисленные голоса обитателей. В одном углу разговаривали об оставленном доме на знакомом диалекте, в другом – совсем непонятно на каком языке общались две женщины.

Сколько мог видеть Миша, народ был весь чернокожий и очень скудно одетый. Практически все мужчины были в таких же как у него полотняных штанах. Женщины были видимо чуть дальше, он только слышал их голоса. Естественно, все были в кандалах, которые при любом движении начинали позванивать.

Хаос и непристойщина в голове потихоньку успокаивались, уступая место разумным вопросам:

1.Может ли быть, что это театрализованное представление. Если это так, когда оно закончится и почему его никто не предупредил?

Поскольку за время многочисленных поездок по африканским регионам Михаил навидался таких мини спектаклей великое множество, он с пугающей ясностью понимал, что сейчас не шоу, а вполне реальная картина. И в самый жуткий момент не вбежит веселый массовик-затейник и не закричит радостно: «Сюрприз!»

Он был явно зверски избит, болело все тело. Как раз на жестокие побои намекал черный официант, говоря об умельцах своего дела Тони и Томе. Если это и розыгрыш, то очень болезненный.

2.Куда его забросила судьбинушка на этот раз? Это те же места, что и в первый раз, или другой регион? Время какое? После своего первого попадания в Африку Миша основательно проштудировал литературу по Черному континенту, но все же точного места и времени своих приключений он так и не понял. Потому ежегодно и ездил по разным регионам, надеясь разобраться на месте. Ну вот и доразбирался на свою голову до второй серии попаданческой авантюры.

У него, к счастью, как и в первый раз, осталось знание русского языка. Во всяком случае, он думал на нем и несколько раз мысленно поговорил с женой на домашние темы. С местными языками и наречиями было так же, как и в прошлое попадание: чьи-то негромкие разговоры он понимал, черный разносчик пищи изъяснялся понятно, но слышались и незнакомые речи.

3.Важнейший вопрос: где Лиза?

Если все же произошло очередное перемещение, то у Лизы, находившейся в тот момент рядом, мог случиться один из двух вариантов. Первое: Лиза тоже переместилась, и тогда ему надо ее искать. Второе: Она осталась в Марракеше двадцать первого века и сейчас в ужасе его ищет или пытается оказать помощь его физическому телу, как это делала в первый раз его мама, застав сына практически бездыханного. Оба варианта ужасны, потому что в любом случае жена в опасности, даже в Африке 21 века. Хорошо, что на этот раз не взяли детей в поездку, они дома с мамой.

4.Если это вторая серия незапланированного вояжа в Африку, то какого черта? Ведь он вернулся домой. Значит, по чьему-то странному сценарию он выполнил возложенную задачу. Почему снова колодки на ногах? Почему руки подростковые? В первый раз у него было тело здоровенного мужика. А сейчас что? Миша снова открыл глаза и постарался осмотреть полученное тело. Первое впечатление не обмануло: типичное тело тощего подростка, правда, крепкое, жилистое. Не густо.

Нет, не так. Какого черта? Кому жаловаться?

Сосед напротив негромко и заунывно принялся взывать к всемилостивейшему Аллаху. Да, мусульмане в Африке были. У него они были в отряде, да и пришлось после возвращения много об этом читать. Вопрос: если он прямо сейчас начнет читать «Отче Наш», как это воспримут окружающие?

Миша не дал себе больше времени на зряшные размышления и кряхтя, постанывая и гремя ножными кандалами постарался сесть. Скрипнув зубами, он мысленно приказал себе не обращать внимание на боль. Африканские мужчины привычны к боли, он хоть и не слишком взрослый мужчина, но парнишка все же африканец. Голова кружилась, все болело, но сесть получилось. Обзор стал гораздо лучше. Он увидел всех обитателей сарая, которые практически все сидели или лежали. Одна женщина стояла в углу, мерно раскачивалась из стороны в сторону и что-то сама себе рассказывала, через слово поминая имя Рози.

Сосед слева, седоволосый мужчина, отреагировал:

– Что, легче стало, маленький мужчина? Ну-ну, может, было бы проще сдохнуть. В родную деревню все равно больше не попадешь. Стоит ли жить тогда?

Миша не сразу понял, что вопрос был к нему, поскольку не привык еще к своему навязанному статусу подростка, но старик и не ждал ответа. Он потер костлявой рукой слезившиеся глаза и отвернулся на своей дранной подстилке.

Сарай оказался больше, чем казалось из положения лежа. В нем было несколько крохотных окошек, расположенных очень высоко, почти под самой крышей. Михаил прикинул возможности своего нового тела и решил, что даже он сможет протиснуться с большим трудом.

Когда уходил доставщик еды, Миша явственно услышал, как лязгнул закрывающийся засов. Скорее всего, и на улице есть какая-то охрана.

Попаданец невесело хмыкнул. Голова работала только в одном направлении – как и когда бежать.

Желудок скрутило от голода. Миша поднял оставленные ему лепешки и принялся жевать, откидывая ненужные мысли человека из двадцать первого века о том, что лепешки валялись на земле, неизвестно какими грязными руками готовились, непонятно, какие странные ингредиенты в те лепешки насовали. Несвоевременные мысли – прочь. Чтобы выжить, надо питаться. Еще бы водички принесли, пусть даже из грязной реки.

Надо кинуть топливо в требовательно ноющий желудок и думать над вариантом побега. Иного не дано.

Глава 2. Неприятная реальность

Казалось, в положении Михаила самое неприятное – это юный возраст. Зеркала у него не было, но судя по размеру рук и ног, худощавому телу не более десяти-двенадцати лет от рода. Кто из взрослых мужчин свяжется с таким мелюзгой? Один в поле не воин, это каждый знает. Разве что удастся внедриться в сложившийся мужской коллектив на роль разведчика или шпиона. А дальше что? В чем его супер-задача в сложившихся обстоятельствах?

Он даже не знал, есть ли в этом мире Лиза, есть ли смысл ее искать и спасать, или именно Лиза должна спасать его тело в двадцать первом веке. А она в Марракеше, в не самом цивилизованном мире с точки зрения европейцев и европейской медицины.

В прошлый раз перед его переходами в другие миры всегда случалась гроза, в этот раз грозы не было. Просто разговаривали о предстоящей поездке в отдаленные деревни. Непонятно, что спровоцировало перемещение.

В сгущающихся сумерках в сарае, в котором не было никаких источников света, народ разговорился. Тяжелые раздумья Миши прервала беседа давешнего седоволосого негра с его соседом с другой стороны. Седовласого, как оказалось, звали Набу, а его собеседника – Барак, и он был даже в рубахе все того же грязно-серого цвета. Они разговаривали на каком-то африканском наречии, и Миша их с трудом, но понимал. Возможно, это был навык бывшего хозяина тела, или подтянулись знания, полученные в прошлое перемещение.

Разговор оказался очень занимательным. Первый странный звоночек для Миши прозвенел, когда Набу рассказал, что его только что привезли на корабле из Африки. Вывод один – это уже не Африка. Следом Барак поведал, что старый хозяин решил его перепродать, и потому поместил в этот сарай, значит, Барак уже где-то жил в положении раба, и стал невольником уже некоторое время назад.

Вот тут-то стали понятны странные сны о нахождении на борту корабля. Значит, Миша тоже (вернее, хозяин тела) плыл на корабле работорговцев, и это реальные воспоминания несчастного негритянского мальчика всплывали в горячечном сне. Значит, все же это не Африка. Тогда что? Куда привезли рабов?

Стало понятнее, когда Барак обмолвился, что Вирджиния – не самый плохой вариант для рабов. Куда хуже могло быть, если попадаешь совсем на юг. Значит, Вирджиния. Значит, Северная Америка.

Миша по-русски прошептал себе под нос пару крепких слов. По-русски, чтобы никто не понял, приняв за одно из африканских наречий. Он опять оказался слепым котенком в сложившихся условиях.

Он выполнил свое обещание, которое давал сам себе под черным небом Африки. Ему тогда очень не хватало знаний географии, истории, биологии континента. Вернувшись домой, он прочитал все, что мог найти, касающееся Африки. Его уже можно было назвать экспертом в некоторых областях. Но стремление к знаниям ограничивались Африкой.

Мише в голову не могло прийти, что будет вторая серия приключений и придется пожить в Северной Америке все в тех же непонятных восемнадцатом или девятнадцатом веке. Вряд ли раньше, хотя Миша из курса школы не помнил, что было на американском континенте раньше восемнадцатого века. Насчет двадцатого века можно было еще подумать. Вроде, на юге рабы были и в двадцатом веке.

Набу услышал, что юный сосед что-то зло шепчет себе под нос, и повернулся к нему:

– Что говоришь, парень? Скажи мне, я понимаю твой язык.

Миша проглотил пару особо заковыристых простонародных русских определений собственной тупизны и безграмотности и решил присоединиться к разговору старших. Почитание старших, видимо, диктовало юное тело, да и сам Миша понимал, что придется соответствовать полученным внешним данным, потому говорил очень почтительно, как подросток, воспитанный в определенных традициях:

– Дядя Барак, не сочти за дерзость, а что такое Вирджиния?

Набу и еще несколько мужчин присоединились к просьбе:

– Расскажи, Барак.

– Да что я знаю? Я сам здесь совсем недавно, меня, так же как вас, привезли на большом корабле. Знаю только то, что другие черные рассказывали на плантации, куда меня сразу с корабля продали. Они и сказали, что это место называется Вирджиния, а есть еще Кентукки, Алабама, Джорджия. Чем южнее продадут, тем хуже. Есть какой-то «Нижний Юг», как его называют, там рабам вообще жить тяжко. Там белые южане злее, говорят. А мы здесь на «Верхнем Юге».

– Что ты делал на плантации?

– Самую тяжелую работу делал. А для чего еще нужны чернокожие белым? На полях работал, за скотиной ухаживал.

– Дядя Барак, а почему тебя хозяин решил продать? Ты долго у него работал?

– Эх, парень, – вздохнув, проговорил Барак, – меня купил хозяин плантации масса Дэвис, да он помер. Приехал его сын. Сказал, что ему столько рабов не нужно, ну и оставил себе тех, которые на них давно работали, а меня решил продать. Еще была Эмми, но он ее продал соседу, у которого работает муж Эмми. Вот теперь прошу богов, чтобы не перепродали совсем на юг, уж больно разговоры про них страшные.

– А сбегать не пробовал, дядя Барак? – Миша решил повернуть разговор в нужное русло.

– Эх, какой ты бойкий, парень! А куда тут бежать? На большой корабль, чтобы попасть в Африку в родные места, не попадешь. Просто так болтаться не получится. У каждого черного должен быть хозяин или бумага от хозяина, что он тебя отпустил или ты выкупился. Бывает еще такая подорожная бумага, когда хозяин разрешает своему рабу в определенные дни отлучаться из поместья или дома. Остальных беглецов ищут специальные люди с собаками. Они-то местность знают, а черные не знают.

Полдня побегает такой шустрый малый в поисках свободы, да попадется ловчим отрядам. Там или собаки погрызут, или подстрелят, или кнутами отходят так, что жизнь не мила будет. Сколько таких разговоров я уже слышал! Каких крепких парней ловили да ломали! Раз сбежит, два сбежит – и уже кажется ему, что у хозяина всяко лучше, чем по лесам бродить, да к собачьему лаю прислушиваться. Собаки, если след возьмут, обязательно найдут!

Так что и не думай, парень, бежать. Невозможно здесь черному без вольных бумаг прожить.

Откуда-то из удушливой тьмы незнакомый голос добавил:

– Дадут тебе хозяева новое удобное имя и будешь ты всю жизнь жить под фамилией хозяина. Был Бонта из деревни Багани, будешь Том Гаррис господ Гаррис или Тоби Вильямс господ Вильямс. Эх, жизнь!

Барак добавил:

– Это точно. Хозяевам мое имя Барак не понравилось, и я у них был Мэт Даррел, под этим именем меня завтра продадут, и у меня будет новая фамилия от моих новых хозяев.

Старик Набу спросил:

– А те люди, Барак, которые жили с тобой на плантации, они давно уже в этой клятой Америке?

– Очень давно, Набу. Многие черные уже родились здесь, поженились, да детей нарожали. Совсем родные места уже забыли, привыкли к хозяевам, о свободе и не думают. Здесь много таких. Только спокойной жизни у них все равно нет. Здесь ты родился, или под солнцем Африки, но в любую минуту семью могут разлучить, мужа продать в одни руки, жену – в другие, а детей – вообще по разным местам разогнать.

Чей-то голос добавил:

– Это так. Продадут новым хозяевам, а те заставят взять нового мужа или жену. Сопротивляйся – не сопротивляйся, хозяину все равно, что где-то у тебя есть муж или жена.

– Вчера люди еще жили семьей, а сегодня уже в слезах и криках разъезжаются по разным хозяевам и знают, что вряд ли когда-то еще встретятся. Что тут бывает, когда детей от матерей отрывают! – с тяжелым вздохом договорил Барак.

Повисла звенящая тишина. Тихий женский голос произнес:

– Двух детей, двух моих крошек отняли у меня. Я их никогда не увижу. Такая у нас судьба в этой Америке. Отвернулись от нас боги.

От двери в сарай раздался громкий стук, дверь отворилась, пропуская с улицы свет от костра, и раздался громкий голос, кажется, все того же веселого разносчика еды. Говорил он действительно по-английски, в этом Миша был уже совершенно уверен.

– Ну-ка спать, чернявые! Утром чуть свет встанете и приведете себя в порядок, чтобы понравиться покупателям. У каждого из вас завтра появится хозяин. Наш мистер Сэм Робинс очень не любит, когда товар плохо выглядит и не продается сразу. Так что, укладывайтесь, а мы вас, красавчики, будем охранять всю ночь, – оратор хрипло захохотал и закончил, – чтобы никому не пришло в голову бежать.

Пойманные рабы потом очень скверно себя чувствуют, познакомившись с нашими собачками и кнутами. Раны мучительно долго заживают и сильно болят, имейте в виду, не будь я Пит Деррик. Вы меня не понимаете, дикари, но среди вас есть те, кто уже пожил в нашей прекрасной Америке. Переведите всем остальным на вашем варварском наречии.

Охранник, оказавшийся Питом, захлопнул дверь и задвинул лязгнувший засов. Миша почти все понял из этой речи, всем остальным угрозы Пита перевел Барак. В темноте послышались шуршание, вздохи, сдавленное рыдание, но вскоре все затихло.

Миша с трудом улегся, стараясь не тревожить раны. День закончился, а никакого даже намека на план действий не появилось. В голове проносились только безрадостные мысли.

– Вот хреново. Удрать пока точно не получится. Никакой железки нет, нечем поковырять замок на кандалах, а с ними в окошко не пролезть не получится, да и без кандалов вряд ли выйдет. Раны болят, и народу вокруг много, неизвестно что за люди. Темно, хоть глаз выколи. Рабам свет не полагается, видимо.

Придется осматриваться в этой чертовой Вирджинии и плыть по течению. Плыть по течению – это значит завтра получить хозяина. Ну да ладно, не в первый раз. И сейчас, судя по всему, тоже какой-то хозяин есть, какой-то Сэм Роббинс. В прошлый раз в клятой Африке тоже хозяева были, правда, не все выжили. Лишь бы Лизка в этой истории не пострадала. Достался же ей муж незадачливый, то в одну ситуацию попадет, то в другую.

Михаил поерзал, устраиваясь на правом боку, закрыл глаза и приказал себе уснуть. Получилось не сразу. Сначала в голове возникли картинки из жизни в родном дальневосточном городе. Потом лежал и вспоминал, как ездил с Лизой в свадебное путешествие в Таиланд, как они вдвоем почти ежегодно изучали Африку, пытаясь найти место, где могла быть та деревня Камни, которую основал Миша с чернокожими друзьями.

Только рождение близняшек заставило изменить эту привычку, и потом еще дважды Миша ездил один, потом мама взяла на себя заботу о подросших внуках, и они снова ездили вдвоем, а однажды даже вчетвером с детьми, но тогда маршрут был выбран максимально щадящим. Пришлось на это пойти, потому что дети, которые в очень адаптированном варианте знали историю с путешествиями своего папы, измучили просьбами показать Африку. Истории, конечно, рассказывались им в формате придуманных сказок, но ребятишки очень привязались к героям историй.

Эта странная привязанность к путешествиям в Африку удивляла не только маму, но и коллег по отделению полиции и руководство. Но чаще всего начальство шло навстречу странным привычкам семейства Беловых и давало отпуск им одновременно.

Наконец Миша уснул.

Сны уже не были кошмарными. Но память тела взяла в них верх, и Миша с щемящей нежностью наблюдал картинки из жизни черного подростка. Он многое уже видел в своем прошлом африканском приключении, и ему все было понятно в этих видениях.

Сначала он видел, как со стуком пестиков, которыми женщины растирали просо, кускус и земляные орехи, просыпается глухая африканская деревушка. Потом хозяйки добавляли в получившуюся смесь муку футо и получалась немного сладкая каша, которую с удовольствием поглощала большая семья. К вечеру в деревне возвращались мужчины-охотники, чаще всего они приносили антилоп, и тогда до темна взрослые занимались чисткой и выделкой шкур.

Затем появились сцены обучения. Видимо, обладатель тела очень любил учиться, и он вспоминал, как возле центрального баобаба собиралась толпа ребятишек, и высокий худой старик что-то им рассказывал.

Не было сомнений, снились самые запоминающиеся моменты из жизни, или то, что оказало влияние на жизнь парня, его семьи и деревни. Потому пришлось пережить тяжелые минуты расставания с умершими родственниками. Причем, память возвращала в те дни очень глубоко, заставляя вспоминать, как удары барабанов разносили по округе весть о тяжелой утрате, чтобы все знавшие покойника могли присоединиться к прощанию.

Перед Мишей проходила траурная церемония. Он видел, как мужчины приносили обтесанное бревно, на которое укладывали обернутое в белую ткань тело усопшего, и плакальщицы обходили вокруг него с молитвами и причитаниями.

Потом картинка прерывалась, видимо, тело парня не хотело возвращаться к тяжелым минутам предания земле. Зато всплыли картинки ежедневной жизни мирного селения, как женщина, видимо, мама, потому что тело очень сильно реагировало на стройную высокую негритянку, работает на примитивном ткацком станке. Миша долго смотрел на то, как спряденные нити превращались в полосы ткани на ножном деревянном станке, а потом наблюдал, как хозяйка смешивала воду, золу и листья индиго, чтобы получить ткани темно-синего цвета.

Видимо, тело молодого негра до такой степени испытывало тоску по привычной жизни, что картинки африканского быта доминировали в сознании и не давали Михаилу вспомнить эпизоды из его жизни в двадцать первом веке. Только под утро во сне промелькнул образ Лизы, и от этого Миша проснулся, как от толчка.

Да, локация и вводные за ночь не изменились. Все тот же сарай где-то в рабовладельческой Вирджинии и черное тело подростка. Все же это не был просто кошмарный сон, и вокруг него лежали люди, которых сегодня будут продавать и покупать. И его тоже кто-то купит.

К тому моменту, когда загремел закрывающий засов и двери распахнулись, все уже проснулись и вопль Пита Деррика о том, что пора жрать и убираться к новым хозяевам, никого не разбудил. Барак обреченно перевел эти слова для всех.

Миша безропотно съел жидкую кашу и стал ждать, что же будет дальше. Почему-то сегодня, когда тело стало болеть чуть меньше, вчерашнего подавленного состояния не было. Появилась непонятно на чем основанная уверенность, что все завершится хорошо, как и в первый раз. Теперь оставалось только пройти предлагаемые судьбой приключения. Мучила только мысль о Лизе. Он – мужчина, он справится. Лишь бы жене, детям и маме ничто не угрожало.

Вскоре снова распахнулась дверь и вошел солидный мужчина лет пятидесяти в сопровождении все того же Пита. Мужчина оглядел присутствующих и звучным голосом произнес:

– Ну что, пора готовиться к торгам. Вам дали возможность отдохнуть, и вы должны показать себя в лучшем виде, чтобы вас захотели купить. Хватит есть мой хлеб. Не сметь выглядеть хмуро. Не сметь стонать и жаловаться на раны, – тут мужчина бросил мимолетный взгляд на Мишу, – все свои раны вы заслужили, и нечего выставлять их напоказ. Улыбаться и быть почтительными – так должен вести себя хороший раб. Почтенные покупатели любят, когда товар хорошо выглядит, поэтому сейчас натрете свои грязные тела этой штукой, которую вам выдаст Пит. У кого есть раны – он выдаст мазь, я слишком добрый хозяин, чтобы заставлять вас страдать.

Пит радостно заржал, подобострастно заглядывая в глаза мужчине, а тот закончил свою речь:

– Через полчаса каждый из вас должен сиять на солнце. Все, приступайте. Скоро начнут собираться покупатели, нельзя заставлять их ждать.

Мужчина подождал, пока добровольный переводчик Барак перевел его слова, и вышел из сарая, а Пит притащил какую-то плошку с маслом, которое следовало нанести на кожу для блеска. Обещанную мазь от ран он просто плюхнул ложкой из большой банки на ногу Мише и еще двум мужчинам, наказав намазать на нужные места, и тоже ушел. Все помолчали, потом потянулись к плошке. Барак выразил общее мнение:

– Ничего не поделаешь. Они здесь хозяева и придется делать все, что скажут.

Миша вздохнул и принялся отдирать присохшую к ранам ткань штанов, чтобы нанести подозрительного вида субстанцию. Было очень больно, раны закровили, но делать было нечего. Обезболивающее рабам не полагалось. Зато получилось изобрести пару новых замысловатых ругательств. Ребята из родного отделения оценили бы.

Глава 3. Торги

Сначала рабы очень медленно шли по какому-то пыльному маленькому городку. На мужчинах и Мише были ножные кандалы, а их руки были связаны за спинами. Женщинам оставили кандалы, но руки не связали, поэтому они продолжали держать или нести детей.

На небольшой базарной площади, на которой торговки раскладывали свои товары, их завели в просторный сарай, в котором уже находилась еще одна группа несчастных, состоявшая в основном из женщин и детей.

Удивительно, но даже маленькие дети вели себя непривычно смирно. Женщины тихо плакали и судорожно обнимали своих малышей, а они испуганно молчали, предчувствуя что-то очень страшное. Конечно, женщины надеялись, что их продадут в одни руки, но все знали, что эти надежды сбываются редко.

Очень скоро появился вчерашний мужчина, видимо, хозяин Сэм Роббинс в сопровождении двух подручных. Судя по поведению мужчины, вторая группа невольников тоже принадлежала ему. Он прошелся между людьми, сидевшими на полу со связанными за спиной руками. Он внимательно разглядывал свой товар, а потом подручные по его знаку принялись пинками поднимать всех на ноги. Вставать со связанными сзади руками многим было непросто, а мистер Роббинс недовольно покрикивал:

– Улыбки, где ваши улыбки? Вы должны выглядеть довольными жизнью, уберите кислые рожи. Сегодня очень много покупателей, торги должны пройти отлично. Если кого-то не купят, тому пайка на ужин будет урезана вдвое.

Двумя пальцами он растянул свои губы, демонстрируя, какой широкой должна быть улыбка каждого.

Несчастные невольники вставали, позвякивая кандалами.

Почти сразу в сарай заглянул молодой незнакомый парень, который крикнул:

– Масса Роббинс, я запускаю покупателей, которые хотят предварительно посмотреть товар?

– Да, запускай. Эй, вы, улыбаться! Кто там рыдает? Мои парни помогут вытереть вам слезки. Правда, парни?

Подручные Роббинса довольно заржали.

Дверь отворилась и в сарай потянулись посетители. Они принялись ходить вокруг рабов, возле некоторых останавливались, рассматривали бицепсы, заставляли показывать зубы, приказывали прыгать. От группы женщин с детьми раздавались голоса матерей, умолявших купить их вместе с детьми. Каждая утверждала, что дети послушные, от них не будет проблем, и они смогут хорошо работать. Кто-то из женщин лепетал свои просьбы по-английски. Видимо, они уже давно были привезены и умели говорить по-английски. Остальные что-то просили на африканских наречиях, стараясь донести до покупателей просьбу не разлучать с любимыми детьми.

Миша не думал, что процедура окажется такой эмоционально тяжелой. Он даже не сразу понял, что высокая сухопарая белая женщина обращается именно к нему:

– Эй ты, что умеешь делать? Почему весь в ранах?

Он ее немного понимал, поскольку английский в школе учил, но реагировать никак не стал. Откуда-то из-за спины Миши раздался бодрый голос Роббинса:

– Мисс Дэвис, это отличный парень. Он пока говорит только на своем варварском языке, но он выучится и будет делать все, что скажете. Смотрите, какие крепкие ноги и руки! Он будет послушный и верный, я вас уверяю!

Женщина недоверчиво хмыкнула:

– Я вижу, какой он будет послушный, мистер Роббинс. Уж я-то след от кнута всегда отличу от других ран. Вид у него как у звереныша, хлопот с ним не оберешься. Лучше кого постарше присмотрю, кто уже успокоился и понял свою рабскую долю.

– Отличное решение, мисс Дэвис, – мистер Роббинс был само очарование и словоохотливость, – пройдемте, я покажу вам хорошего, крепкого мужчину, который будет преданным помощником. Ваш батюшка будет доволен такой покупкой.

Мистер Роббинс подхватил мисс Дэвис под локоток и увлек ее в сторону, а на Мишу оглянулся и нахмурил брови. Тут же рядом появился один из его помощников и прошипел на ухо:

– Улыбайся и отвечай на вопросы, когда к тебе обращаются. Понял? Иначе узнаешь, что такое кнут в опытных руках.

Считая, что Миша его не понимает, помощник Роббинса оскалил зубы в подобии улыбки и ткнул в нее пальцем для большей убедительности.

Поскольку рядом с Мишей остановился еще один потенциальный покупатель, парень отскочил в сторону, подобострастно улыбаясь.

Пухлый невысокий мужчина с трубкой в зубах со знанием дела принялся крутить Мишу из стороны в сторону, больно ощупывая мышцы и не обращая внимания на раны. Потом внезапно надавил своими толстыми волосатыми пальцами в районе челюсти, и Миша невольно открыл рот. В ту же секунду тяжелый сапог встал ему на стопы, делая невозможным то, что любой мужчина сделает автоматически – удар коленом до того места, до которого дотянется ногами в кандалах. Идеально дотянуться до паха.

Стало понятным то, почему руки были связаны за спиной, это вообще не давало возможности делать резкие движения. Мужчина раздвинул его челюсти и заглянул в рот, как это делают при покупке лошадей.

Это было неожиданно, больно и неприятно, а Миша даже не смог сжать зубы. За спиной пухлого покупателя стоял помощник мистера Роббинса и многозначительно поигрывал плеткой. Потом опытный покупатель оттолкнул Мишу и перешел к следующему заинтересовавшему его рабу.

Михаил не собирался сопротивляться. Он планировал равнодушно пережить процедуру, не вызывая нареканий, получить нового хозяина, а уж потом сбежать. Как? По обстоятельствам.

Но толстый покупатель вывел его из почти медитативного состояния, в которое Миша старался себя погрузить, чтобы максимально отстранено перенести процедуру. Он понимал, что будет неприятно, но бесцеремонный покупатель пробил выставленную защиту, а уголки губ, видимо треснувших во время скотского осмотра, сильно щипало. Судя по всему, от уголков губ стекала кровь.

Пока Михаил успокаивался и восстанавливал дыхание, он даже не очень обращал внимание на покупателей, которые останавливались возле него. Больше особых издевательских процедур ему не досталось, но в голове крутились невеселые мысли: «Закон подлости, закон подлости. Он обязательно сработает, и купит как раз этот… боров. Крепись, Мишаня».

Вскоре господ покупателей попросили выйти из сарая, поскольку начиналась сама процедура торгов.

***

На помост рабов выводили по указанию мистера Роббинса и только по ему известному принципу. Немного понаблюдав, Миша понял, что он старается сохранить интерес покупателей и чередует свои лоты разной степени привлекательности для покупателей. Видимо, он не хотел, чтобы публика расходилась раньше времени и все время подстегивал интерес.

В самом сарае было не все слышно, что происходило на улице, но временами долетали слова, которыми Роббинс расхваливал товар. Судя по громким крикам и плачу женщин, их все же разлучали с детьми, и это было самое тяжелое, что чувствовал Миша. В голову лезли непрошенные мысли, представлялось, что это его детей продают, а кричит Лиза, которую разлучают с сыном и дочерью.

От этих мыслей было невозможно избавиться. Он не мог даже закрыть уши из-за связанных рук, потому слышал все истерические вопли и плач. Единственное, что он мог сделать, это мысленно молиться богу, чтобы у семьи в двадцать первом веке все было хорошо. Он молился как мог, не зная ни одной молитвы.

Мишу и Барака вызвали на помост, когда сарай почти опустел. Один из подручных Роббинса больно схватил подростка за предплечье и заставил встать. Михаил шагал к выходу с единственной мыслью: «Скорее бы все это закончилось. Все вынесу, все сделаю, всех накажу по всей строгости своего закона. Дайте только осмотреться и развяжите руки, уроды».

День казался очень ярким и солнечным, особенно после полумрака сарая. Когда глаза Миши привыкли к свету, он увидел, что вокруг помоста размещены деревянные скамьи для самых уважаемых покупателей и покупательниц. Очень неприятным было видеть сидевшего в самом первом ряду толстого бесцеремонного мужчину, заглядывавшего ему в рот.

За скамьями тоже толпилось немало народа, в основном, мужчин. Некоторые держали в поводу лошадей. Неподалеку были видны торговцы мелким товаром, все же обычно это была рыночная площадь. Еще дальше виднелись многочисленные повозки, ожидавшие своих хозяев.

Миша привычно прикинул количество присутствующих людей и решил, что всего человек сто, вместе с теми, кто занимался мелкой торговлей и их покупателями. В голове мелькнула озорная мысль: «Граждане, больше трех не собираться».

Возле помоста, поигрывая кнутом, прохаживался мужчина в одеянии, слабо напоминавшем полицейскую форму. Огромная грубая кобура явно была не пустой, а скорее всего с допотопным оружием. Но даже допотопное оружие – это все же оружие. Тем более, что наметанный взгляд полицейского Михаила Белова определил, что большинство мужчин тоже вооружены.

Еще рядом с помостом Миша увидел маленький грубо сколоченный столик, за которым сидел скучающего вида худощавый мужчина с франтоватыми усиками.

Где-то Михаил это уже видел, в каком-то фильме у себя дома в двадцать первом веке. И одежда присутствующих была очень похожа на то, что он видел в этих фильмах: женские длинные платья, капоры и шляпки, зонтики от солнца, кургузые сюртуки – все знакомо, все, как в театре.

Такое дежавю вдруг вернуло его мысли к той, что крутилась в его голове вчера: это все шоу, розыгрыш. И сейчас артист, который играет мистера Роббинса, радостно закричит:

– И это все сюрприз! Капитан Белов, вы все приняли за чистую монету! Ах, как смешно! Какой вы… тупой. Смывайте грим.

Чуда не случилось. Мишу вытолкали на середину помоста, и мистер Роббинс произнес свою речь – очень яркую и где-то даже вызывающую слезу. В маркетинге он был дока.

– А вот, дамы и господа, юный черный джентльмен. Ему лет десять-двенадцать, точно он не знает. Простим ему это, ведь воспитывался он под небом ужасной Африки. Когда тебя окружают дикие сородичи, готовые сожрать друг друга, а за каждым кустом подстерегают хищные звери, желающие человечинки, некогда следить, сколько лет ты смог прожить. Он пока не знает нашего языка, но скоро научится, потому что он очень сообразительный. Я в это верю.

Я купил его прямо с корабля, который привозит этих несчастных с их убогой родины, потому что точно знал, что найдутся леди или джентльмены, которые захотят образовать это маленькое чудовище и сделать из него достойного слугу. На его отсталой родине все общаются только в драке, поэтому он немного побит. Он не понимает обычаев цивилизованных людей. Я привязался к парню и немного полечил его, но понимаю, что ему будет лучше в той семье, которую он найдет сегодня.

Пока он худ и изранен, но очень быстро парень пойдет на поправку и вскоре станет крепким, мускулистым негром, который сделает все для своих любимых господ и поможет своим достойным трудом на ваших плантациях заработать много долларов. И это случится очень-очень скоро, не успеете глазом моргнуть. Ваши затраты на покупку дикаря вернутся сторицей. Вы будет долгие годы счастливы, что сегодня не пожалели своих кошельков, открыли их и купили этого трудолюбивого мальчика.

Потому, дамы и господа, прошу внимания! Назначается первоначальная цена за это черное сокровище, которое станет вашим самым удачным приобретением. Итак, мальчик, привезенный из таинственной Африки для того, чтобы стать вашим надежным и очень сильным рабом. Торги начинаются с пятиста долларов с шагом в десять долларов. Пятьсот долларов за крепкого и выносливого раба! Кто больше! Спешите повышать ставку, чтобы лучшее приобретение для вашего хозяйства случайно не ушло другому хозяину! Что скажете, дамы и господа?

– Пятьсот двадцать, – и у Миши екнуло сердце, потому что ставку сделал толстый мужчина.

– Прекрасно, мистер Рик. Пятьсот двадцать полновесных долларов. Кто больше? Вы посмотрите, какой поджарый, крепкий парень. Он будет быстро и очень хорошо работать! Неужели мистер Рик его сейчас заберет всего за пятьсот двадцать долларов?

Со своего места выкрикнула дама в голубом платье:

– Ну уж нет, мистер Роббинс. Парень будет мой. Моя ставки пятьсот семьдесят.

Почему-то среди присутствовавших эта реплика вызвала смех, а толстый мистер Рик весело ответ:

– Миссис Гордон, когда вы будете приезжать ко мне в гости вместе со своим уважаемым супругом, этот парень будет принимать шляпу и перчатки у старины Гордона. Я даю шестьсот долларов!

– Можно подумать, Рик, дружище, ты покупаешь раба, чтобы он принимал у гостей перчатки и шляпы! Скорее всего, его ждут твои хлопковые поля и работа до кровавых мозолей, – выкрикнул кто-то из стоявших гостей, – а я вот перебью твою ставку. Роббинс, ставлю шестьсот пятьдесят! Это почти стоимость взрослого умелого раба.

Роббинс расплылся в улыбке:

– Я вас слышу, Саймон Крук! Шестьсот пятьдесят долларов и ни цента меньше!

Со своего места визгливо выкрикнула сухопарая мисс Дэвис:

– Роббинс, шестьсот шестьдесят!

– Мисс Дэвис, принимаю ставку!

В какой-то момент сознание Миши отключилось из-за абсурдности момента. Все же продажа человека для полицейского из России двадцать первого века – ситуация безумная. Мозг отказывался верить в происходящее. До сознания только изредка долетали отрывочные фразы. Кажется, ставки продолжали повышаться.

В какой-то момент сознание все же включилось, и Миша обнаружил, что является предметом ожесточенного спора. Мисс Дэвис визжала, что она первая смотрела этого раба, а присутствовавший полицейский (или кем там являлся мужчина в подобии военной или полицейской формы) пробирался сквозь довольно гудевшую толпу к двум мужчинам на заднем плане, которые уже хватали друг друга за грудки.

Зрители с азартом улюлюкали и подбадривали драчунов, радуясь внезапному развлечению. Раскрасневшийся мистер Роббинс в предчувствии неплохого барыша громко орал, призывая господ успокоиться и продолжить торг:

– Дамы и господа, вы видите, как высоко ценят предлагаемый товар наши покупатели! Не упустите свой шанс приобрести такого ценного раба. Он будет служить вам долгие годы и способствовать преумножению ваших доходов. Делайте ваши ставки! Последней ставку предложил мистер Гарри, и его ставка девятьсот девяносто долларов. Делайте ваши ставки! Кто больше, дамы и господа!

И тут Миша увидел, как со своего места медленно встает толстый мистер Рик, поднимает руку, требуя внимания к своей персоне, и громко кричит:

– Тысяча двести долларов и парень мой!

Пока зрители реагировала на ставку кто громким смехом, кто одобрительным гулом, кто недовольным свистом, у Михаила крутилось в голове: «Закон подлости таки сработал».

Больше желающих повысить ставку не нашлось. Возбужденный мистер Роббинс провозгласил «Продано» и подтолкнул Мишу к столику, где оформлялись сделки. Довольный покупатель отсчитывал франтоватому бухгалтеру оговоренную сумму, и тот оформлял купчую, в то время как на помост вывели старика Барака, и мистер Роббинс чуть охрипшим голосом принялся описывать, какой опытный и трудолюбивый раб достанется тому, кто раскошелится минимум на пятьсот долларов.

Мишу уже не могли касаться дальнейшие события на помосте. Он просто стоял рядом со своим новым хозяином и слушал, как бухгалтер старательно записывает в книгу, что мистер Рик Уайт внес тысячу двести долларов за раба по имени Миш, и вышеупомянутый Миш Уайт переходит к своему новому хозяину.

Это было второе по силе потрясение после того, как Миша обнаружил себя вновь в черном теле.

Миш. Совершенно стихийно получилось, что в прошлой африканской истории его имя интерпретировали как Миш. Для друзей и врагов он был просто Миш. Как и почему в далекой от Африки Америке, в бумагах мистера Роббинса он значился как Миш?

Видимо, это была судьба, что его купит именно толстый, противный мистер Рик Уайт, потому что уайт по-английски означает «белый». В двадцать первом веке у Михаила фамилия Белов.

Миш Уайт. Миша Белов. Так сложилось. В этом мире его так зовут. И уже не было никаких сомнений, что он попал сюда не случайно. Не может быть таких случайностей.

Шокированный Миша безучастно смотрел, как его новый хозяин получает ключи от кандалов, потом брел за ним сквозь толпу к повозке, на козлах которой сидел кучер-негр. Увидев хозяина, тот спрыгнул на землю и суетливо принялся освобождать место для новой покупки.

Мистер Рик пихнул Мишу на повозку, из-под груды соломы он высвободил торчавшую металлическую скобу, потом развязал Мише связанные руки, подождал, пока тот их немного разомнет, и парой ручных кандалов пристегнул Мишу к этой скобе. Потом уселся в повозку лицом к своей покупке и громко крикнул:

– Трогай, Боб. Едем домой.

А потом обратился к Мише, довольно похлопывая себя по животу:

– Ну что, парень. Попробуй только сбежать. Шкуру сниму. Ты слишком дорого мне обошелся, и я выжму из тебя все соки. Я это умею. Пусть ты пока не понимаешь мои слова, но вот это должен понять, – он вытащил кнут и пригрозил им Мише, зверски улыбаясь.

Миша с недоумением смотрел на мужчину, не в силах сосредоточиться на его словах. Как раз в эту секунду ему в голову пришла безжалостная в своей простоте мысль. Раз он в Америке, и он Миш, значит, Лиза тоже в Америке, и она скорее всего здесь Лиз.

Глава 4. Поместье мистера Уайта

Ехать пришлось долго и мучительно. У Миши болело все тело, не было возможности вытянуть раненые ноги, жаркое солнце обжигало открытые раны на плечах и спине, на колдобинах удары бортика повозки приходились по чуть зажившим ранам, которые моментально открылись и принялись кровить. Очень хотелось прикрыть от палящих лучей хотя бы плечи, но обращаться к насупленному мистеру Рику явно было плохой идеей.

Остановились один раз в каком-то селении, где мистер Рик пообедал. Повозку закатили во двор довольно богатого дома, лошадь распрягли, и молодой конюх вызвался задать ей корм и напоить. Мише разрешили покинуть повозку и размять ноги, но кандалы никто не снял. Выползти из повозки удалось с трудом. Приковылявшему на скрюченной ноге хозяйскому рабу-деду и кучеру Бобу было наказано не спускать глаз с нового раба, чтобы не пытался сбежать.

Почти сразу прибежала совсем юная негритянка, которая принесла еду кучеру и Мише. Еды было много, и она оказалась очень приятной на вкус. Миша, который в последний раз ел жидкую кашу ранним утром, с удовольствием опустошил миску и принялся с любопытством присматриваться к незнакомым обычаям и быту.

Он не сразу понял, что напомнил ему хозяйский двор. Но потом сообразил, если не обращать внимание на довольно солидный дом и чернокожую прислугу, периодически сновавшую по своим делам, многое напоминало малороссийские виды: низенькие плетеные заборчики, невысокие сараи, хлопотливые куры, изнывавшие от жары собаки и даже кот, лежавший в тенечке, все напоминало уединенный хутор. Приглядевшись, Миша даже увидел небольшие хижины-шалаши, выполненные, на первый взгляд, из соломы.

Кучер Боб и местный дед, считая, что Миша не понимает по-английски, говорили совершенно свободно. Они обсудили общих знакомых и поделились новостями. Миша не стал запоминать, кто что делал, в памяти отложилось только, что миссис Вильямс скоро снова рожает. Видимо, речь шла о хозяйке. А вот лично о себе он все внимательно выслушал.

Сначала дед поцокал языком, когда услышал, за какие деньги мистер Рик купил раба, который пока не сможет работать в полную силу из-за своего малолетства. Оба решили, что это неоправданно дорого и пообсуждали, за сколько и когда были куплены лично они. Даже Миша удивился щедрости своего покупателя, когда узнал, что хозяин деда недавно купил здорового тридцатилетнего раба с навыками кузнеца всего за тысячу долларов. Он негромко сквозь зубы протянул по-русски:

– Ну Мишаня, ты прямо драгоценный товар оказался. Интересно, чем это грозит.

Оба собеседника на тихую фразу оглянулись, а Боб угрожающе показал ему кулак со словами:

– Забудь свое варварское наречие, парень. Здесь надо говорить так, чтобы тебя все понимали. И сиди смирно, когда старшие разговаривают.

Миша сделал вид, что ничего не понял, демонстративно развел руками и громко сказал по-русски:

– Не дождетесь, карапузики. Российского полицейского не запугаешь. А вы зря родные языки забыли и смирились со своим рабством. Вообще, мужик, ты мне что-то не нравишься, и в мой отряд юных партизан не годишься.

На эту непонятную реплику уже оба негра разразились попреками в отсутствие воспитания у юного поколения. Собеседники щедро поделились своим прогнозом по поводу перспектив у нового негритенка на плантации мистера Уайта. Миша узнал, что сначала будет бит до потери сознания, потом будет пахать, как мул на плантации, а потом снова бит, пока не сдохнет.

– Как же! Будет ваш жирный босс забивать до смерти того, за кого заплатил тысячу двести баксов. В наше время это уже так себе деньги, а в ваше допотопное, судя по всему, солидный капитал.

Оба негра продолжали ругаться, но Миша уже решил, что пора заканчивать хулиганить. Он демонстративно скорчил рожу, показал язык и привалился здоровой стороной спины к колесу повозки, показывая, что спит. Только он это сделал, как послышался высокий женский голос, который кричал какому-то Тому, что убьет его за безделие. Сквозь чуть прикрытые ресницы Миша увидел, как с места подхватился местный дед и поковылял к дому. На эту картинку могла быть только одна реакция у попаданца:

– Бог он все видит, дедуля. Капец тебе. Обычно я не злой, но ты уж больно неприветлив с гостями, всякое непотребство желаешь тому, кто с тобой одного цвета кожи. А вообще у меня нервы ни к черту с этими перемещениями. Чувствую, пока Лизку не найду, совсем не подобрею. Такой вот Бармалей недобрый в эту вашу допотопную Америку прибыл.

К тому времени, когда из дома в сопровождении хозяина вышел довольный мистер Рик, Миша даже немного подремал. Зато кучер Боб потихоньку недовольно пыхтел, потому что был вынужден выполнять приказ хозяина и бдить за маленьким поганцем. Мишаня это почувствовал и украдкой подмигнул ему. Ответить ему Боб в присутствии хозяина ничем не мог, поэтому суетливо принялся осматривать коня, хорошо ли его запряг местный конюх.

Устраиваясь на своем месте в повозке, Миша невесело подумал:

– Еще до места не доехал, а врага себе нажил, маленький Миш. Такой ты бандит оказался. Это ведь пацанское тело сейчас в тебе верх взяло. Теперь можно ждать мести. Возможно, Бобби постарается в меру своих возможностей хоть какую-то гадость устроить.

Мистер Рик распрощался с хозяином и, распространяя крепкий аромат алкоголя, забрался в повозку. У Миши темнело в глазах, но он мужественно справился с задачей забраться в повозку и постарался устроиться так, чтобы не травмировать раны на спине. Ноги, которые пришлось слегка подогнуть, откликнулись новой болью. Белый хозяин снова проверил крепление кандалов и пригрозил Мише огромным кулаком с зажатым в нем кнутом:

– Ты мне смотри, парень! Попробуй только удрать! Знаю я вас, тех, кто только из своих диких мест приехал. Все смотрите, лишь бы хозяевам убыток принести. Убегаете в незнакомой местности. Дураку же понятно, что поймаем, но нет! Все равно одно и тоже. Охота за беглецами, конечно, славное занятие, очень бодрит, но тогда придется тебя пороть до полусмерти.

Если у самого времени не будет на охоту, придется полицию задействовать, а те очень неаккуратно работают. Правда, быстро у них получается. Но беглеца всегда возвращают изуродованным или израненным. Вдруг сдохнешь? А я за тебя выложил кучу долларов. Нет, лучше смирно сиди и не высовывайся. Понял меня?

Последние слова он договаривал уже, клюя носом, и вскоре захрапел. Миша сидел, стараясь не обращать внимание на боль и жжение, и рассматривал окрестности с точки зрения возможности побега и понимал, что все сложно. Огромные поля прерывались лишь небольшими лесами или рощицами. Практически на каждом поле кто-то работал. Посадки невысокие, значит, спрятаться в случае побега будет сложно. От грунтовой дороги, по которой они ехали, в разные стороны разбегались дороги, ведущие к жилым строениям или к полям. Проехали пару небольших речек по шатким деревянным мостикам. Судя по расположению крайних опор, иногда эти речки бывали гораздо полноводнее.

Ехали долго, в какой-то момент Миша почувствовал, что больше не сможет терпеть эту пытку. Но внезапно повозка повернула направо, а лошадь, кажется, побежала чуть быстрее, как будто чувствуя приближение жилья. И действительно очень скоро показалось не слишком большое поместье. Стало понятно, что прибыли к месту назначения. Миша внимательно рассматривал двухэтажный небольшой белый дом, сад, двор, окруженный высокими деревьями, клумбу, чуть поодаль виднелись небольшие хижины и хозяйственные постройки.

Когда повозка въехала во двор и остановилась, проснулся мистер Рик, а от дома и из конюшни показались люди. Первым подскочил белый мужчина. Он преувеличенно радостно приветствовал хозяина, помогая ему выбраться из повозки, при этом быстро рассказывал основные новости про ожеребившуюся лошадь и про выполненный ремонт крыши.

Из дома выкатилась пожилая маленькая кругленькая негритяночка в платке, повязанном в высокую башенку на голове. Она энергично размахивала руками и пронзительно кричала:

– Рикки! Мой маленький Рикки приехал! А исхудал как за два дня!

Мишу опять охватило ощущение того, что все слишком театрально, киношно. Таких толстеньких тетушек – нянюшек или кухарок – показывают во всех постановках или фильмах. Он бы не удивился, что ее зовут Салли.

– Салли, ты еще не лопнула от жира, моя толстушка? – распахивая объятья закричал мистер Рик.

– Только после тебя, пончик Рикки! – не осталась в долгу Салли.

Миша фыркнул, рискуя тем, что кто-то обратит на это внимание, и почувствовал на себе взгляд белого мужчины. Интуиция подсказывал, что это управляющий.

Мистер Рик не забыл о своей покупке. Он сделал Мише знак рукой выбираться из повозки, а управляющему сказал:

– Арчи, это новый раб, я его сегодня купил за чертову уйму долларов. Парня зовут Миш. Он только что из своей дикой Африки, ни черта не умеет говорить по-нашему. Отведи ему хижину. А ты, Салли, отправь ему с кем-нибудь пожрать.

Арчи, завтра с утра приведи его ко мне вместе с Соломоном. Тот вроде еще не забыл свой варварский язык, будет переводить мои слова, и пусть учит его нормальной речи. Я завтра все решу по нему. Салли, булочка моя, корми меня давай. Я совсем оголодал без твоих пирогов.

Кстати, где миссис Оливия? Она здорова?

Салли замахала руками:

– Здорова наша хозяюшка, только что у себя была. Она еще не знает, что малыш Рикки приехал, иначе обязательно прибежала бы.

По скептическому выражению лица Арчи Миша понял, что лично он сильно сомневается в намерении миссис Оливии бежать навстречу малышу Рикки. Миссис Оливия – скорее всего супруга мистера Рика.

Как только мистер Рик и Салли направились к дому, Арчи отстегнул кандалы Миши от скобы в повозке, рукой показал ему следовать за собой и направился в сторону хижин. Кандалы с ног Арчи не снял, поэтому шли довольно медленно. При каждом шаге кандалы больно касались открытых ран, а обожженные израненные плечи и спина чесались, ныли и горели.

Как оказалось, Мише полагалась хижина. Маленькая, но индивидуальная, на одного человека. В хижине не было ничего кроме топчана с тощим тюфяком, стола и маленькой жаровни. Возможность уединиться и сесть, вытянув ноги, – это было единственное, что порадовала за эти два дня в Америке непонятно какого века.

Потом Арчи снова потащил его из хижины. На улице он показал рукой в сторону крошечных домиков, стоявших чуть дальше, сделал вид, что снимает штаны и присаживается. Миша кивнул головой, что понял. Наличие закрытых индивидуальных туалетов тоже казалось большим плюсом.

Увидев девушку, бежавшую от большого дома к хижинам с миской и кружкой в руках, Арчи окликнул ее:

– Мэг, беги сюда, чертовка. Вот этот парень – Миш. Он будет жить в бывшей хижине Тобиаса. Давай, проводи его, а я пошел к Соломону на конюшню.

Миша уже доедал вкусную похлебку, когда пришли Арчи и невысокий пожилой негр. Арчи бросил Мише неновые ботинки, верхнюю рубаху грязно-серого цвета, в которых ходили все негры, и еще одни полотняные короткие штаны.

– Соломон, скажи ему, что он обязан носить одежду и обувь и не форсить голым телом. Мэг, тут все будет ему велико, сбегаешь к Салли, возьмешь нитки и иголки и подошьешь. Вряд ли он в своей грязной деревне знал, что такое нитка, иголка и одежда.

Михаил, состроив туповатую рожицу, стоял смирно и старался ни единым движением не показать, что он понимает слова. Негр Соломон откашлялся и принялся переводить слова Арчи на одно из африканских наречий. В первом приключении Миши на нем говорила девушка Яа, поэтому Миша его немного понимал. Он только кивал в ответ на то, что после первого удара колокола Соломон придет к его хижине и они вместе отправятся за завтраком на кухню, а после второго удара колокола оба пойдут к мистеру Рику.

Потом Соломон старательно переводил слова Арчи, что пока Миша будет ходить в ножных кандалах. Если будет вести себя примерно, то кандалы снимут. Ночью ему предписывалось находиться только в хижине и никуда не выходить, потому что ночью выпускают собак, и они непременно покусают новичка.

Потом Арчи ушел, наказав Соломону рассказать новичку основные правила, сделав упор на то, что беглецов всегда ловят и серьезно наказывают. Поэтому Соломон должен был довести мысль, что послушные негры живут хорошо, а непокорные страдают из-за своих глупостей.

Соломон старательно бубнил о жизни на плантации, о том, что ночью выпускают собак, и надо быть очень осторожным, пока собаки не признают своим. Мэг старательно ушивала слишком большую рубаху. В большом доме не приветствовалось появление полуобнаженных рабов. Но Миша боялся, что ткань прилипнет к незабинтованным ранам. Мэг не думала о том, что новичок ее не понимает, и не переставая трещала о том, какая миссис Оливия красивая, умная и добрая, и все рабы ее очень любят.

Соломон время от времени принимался переводить, если считал информацию болтушки полезной. Про мистера Рика девушка ничего не говорила, Миша и не спрашивал. Каким-то краем сознания он отметил, что английский язык в двадцать первом веке довольно сильно изменился, и потому не все можно было понять, хотя, конечно, его знание языка было на очень невысоком уровне.

Соломон устал переводить и отправился к себе в хижину. Следом, закончив работу, убежала Мэг. Миша наконец остался один, он сел на тощий матрас топчана и долго размышлял над итогами дня.

– Мишаня, друг сердешный. Заломали тебя, добра молодца, супостаты иноземные, заковали в железы прочные. Изверги окаянные. Кощеи недобрые да недобитые.

После этого глубокомысленного экскурса в славянскую мифологию Миша осмотрел свои раны, подергал кандалы и лишний раз убедился, что они, конечно, надежнее примитивных африканских, но в его жизни была школа полиции и перевоспитавшийся «медвежатник» Петрович в качестве ментора. Тот сумел внушить будущим полицейским, что при наличии даже минимального инструмента можно вскрыть очень многое.

Конечно, ничего сверхсложного он не преподал, но базовым навыкам обучил. Его выученики много что понимали, и их на мякине не провести. Было сложно понять, зачем им такие вещи рассказывали в школе полиции, но Мише эти навыки пригодились. Так что, он носил кандалы временно, как декоративное украшение.

Плохо, что попал к неприятному мистеру Рику, но уж как есть, придется с этим смириться. Видимо, здесь считается вполне нормальным, что раб изранен, поэтому никто не обратил внимания на текущую кровь и явно плохое самочувствие раба. Рабу здесь полагается страдать. Более ничего плохого хозяин-барин не сделал, поэтому жить можно.

Конечно, управляющий Арчи кажется довольно жестким, но он тоже пока ничем плохим себя не проявил. Видимо, он не определился со своей линией поведения. Мальчик раб, купленный дороже сильного взрослого мужчины, его озадачил. Он в ожидании, что будет дальше. Спонтанно образовавшийся недруг – кучер Боб – вообще Мишу не волновал.

Второй день пребывания в Америке можно было считать вполне позитивным, несмотря на явное ухудшение состояния здоровья. Как обычно пишут в телеграммах: доехал хорошо, устроился нормально, не волнуйтесь, целую, скоро буду.

Теперь в самых ближайших планах было залечить раны. Миша, весь день безуспешно старался по примеру своих африканских друзей игнорировать боль в теле, но у него не очень хорошо получалось. Особо сильно болело в трех местах. В случае побега (а он будет обязательно, так думал Миша) любая рана будет мешать и снижать мобильность. Так что, выздоровление было вопросом номер один. Вопрос номер два – ориентирование на местности.

Миша считал пока своим преимуществом то, что по мнению белых не понимает английского. Значит, они будут разговаривать в его присутствии вполне свободно, это даст возможность многое услышать. Надо начинать заводить отношения с местными, которые знают округу. Любая информация будет важна. Одно плохо, что он ребенок. Да, это изрядно осложняло ситуацию.

Как искать Лизу? Пока другого варианта не было, кроме поиска по имени. Теплилась надежда, что она здесь тоже Лиз. Хотелось верить, что странная сила, которая так причудливо играет с ними, не забросила Лизу далеко. Скорее всего, она в черном теле где-то рядом.

Выходит, нет смысла пускаться в бега просто ради того, чтобы не быть рабом. В этой Америке он со своим черным цветом кожи все равно будет считаться рабом без бумаги об освобождении.

Мысль была неожиданной, Миша даже подскочил на топчане от собственного умозаключения и скривился от боли. Значит, надо сидеть смирно, никуда не сбегать и постепенно выяснять, где поблизости недавно появилась черненькая Лиз?

Но это было как-то… не по-мужски. И это тяготило.

Глава 5. Болезнь

Миша еще посидел, прислушиваясь к появившимся многочисленным голосам на улице. Возможно, вернулись рабы с работы. Разговоры были разные: кто-то рассказывал, как поранил ногу и получил за это еще и кнутом от Арчи, кто-то выговаривал Ани за невыполненный дневной урок, а она плакала, что большой живот мешает ей наклоняться. Стали слышны детские голоса.

Поодаль женщины запели грустную песню. Девушка Мэг рассказывала, что привезли нового раба, и он будет жить в хижине Тобиаса. Обычная жизнь небольшого сообщества.

Прислушиваясь к этим звукам, Миша чуть расслабился и уснул. Его не разбудило даже то, что по сложившейся традиции после окончания рабочего дня негры собирались у костра и что-то пели или рассказывали друг другу.

Даже во сне ему было неспокойно. Сразу в голове возникли картинки, которые могли быть только воспоминаниями маленького хозяина тела, настолько физически осязаемыми они казались. И они как ничто больше отвечали нынешнему состоянию Михаила. Кажется, это было напоминание о болезни, когда-то пережитой мальчиком.

Вспомнились, как ни с того ни с сего начинало бросать то в пот, то страшный холод. Чуть позже появлялись на теле пятна, которые увеличивались, раздувались и мучительно болели. Миша чувствовал, как огромные пятна на его маленьком теле лопались, из них вытекала жидкость, которая моментально превращалась в гадкий гной, привлекавший жирных мух. Отогнать их не получалось, потому что вонючая субстанция чем-то очень сильно привлекала насекомых.

С трудом отогнав тяжелые видения, Миша немного поворочался в поисках позы, в которой меньше всего было больно, и снова уснул. Продолжали доминировать сны хозяина тела, и Мише пришлось смотреть, как мальчишки вырезали копья и стрелы для использования только во время боя. Для охоты они не годились. Этими стрелами они стреляли по целям, соревнуясь в меткости выстрела. Потом под руководством высокого старика мальчики учились собирать листья, из которых варили яд для смазывания наконечников стрел и копий.

Потом группа мальчиков под руководством того же поджарого деда бежала по лесу. Возможно, бег был на выносливость, потому что даже во сне Миша чувствовал, как сжимается сердце, колотится в боку и кажется, что сил больше нет. Придавала силы только мысль о том, что ты не можешь сдаться, ведь рядом твои друзья, и всем сложно, но все бегут.

Глубокой ночью у Миши поднялась температура, он метался на своем тюфячке в страшном ознобе, но ему нечем было даже укрыться. А во сне он снова видел темный, тесный, смрадный трюм корабля, сотни своих земляков, чувствовал на своих плечах безжалостные удары кнутов и звал маму. Маленький африканский мужчина звал на помощь свою маму, думая спрятаться в ее любящих объятьях.

Он проснулся как от толчка, когда совсем рядом запел петух, с трудом поднялся на тюфяке и долго рассматривал пятна свежей крови на нем. Потом посидел, обхватив себя за плечи и стараясь согреться. Лежавшие в жаровне недогоревшие сухие сучья ему нечем было поджечь. Разжигать костер примитивными средствами его в Африке научили, но сейчас он не увидел ничего, что могло бы помочь.

Не успел он дотащиться до туалета, как раздался звон колокола. Соломон говорил, что это сигнал к побудке. Когда он вернулся в свою хижину, маленький поселок черных рабов уже просыпался.

Миша побыстрее спрятался внутри своего жилища, чтобы ни с кем не разговаривать. Голова и все тело болели. Не было сил даже мысленно ругаться на странную историю своих перемещений. Просто хотелось домой и на больничный. Хотелось покапризничать, требуя к себе внимания. Хотелось маминого брусничного морса. Хотелось, чтобы вся семья сидела рядом и говорила, что все хорошо и он скоро будет здоров.

***

Пришел Соломон, он повздыхал, глядя на осунувшегося Мишу, осмотрел его кровоточащие раны на опухших ногах и спине и сказал:

– Бывает, парень. У меня, помню, тоже долго заживало. Я ведь сюда попал почти в твоем возрасте, может, чуть старше. Все помню, все.

Могу принести с конюшни травки, чем лошадок лечу, когда они ноги натирают, но это наверно не очень поможет. Слышал, ты хозяину очень задорого достался. Меня поколотят, если неправильно что-то сделаю. Лучше схожу на кухню к Салли, возьму у нее тряпок на перевязки, да и расскажу о тебе. У Салли есть снадобья белых людей, да она и наши средства парит для лечения. У нее много разного. Она наверно не увидела вчера твои раны, так-то прибежала бы лечить. Она хорошая женщина, добрая.

Ты посиди пока здесь, я кашу тебе твою принесу. Ко второму колоколу надо обязательно идти к мистеру Рик, а то он будет кричать. Еще хуже, если Арчи рассердится, он быстро кнут пускает в дело.

Миша с трудом пробормотал:

– Дядя Соломон, я смогу идти. Правда, ботинки будут рану натирать. Может, лучше босиком идти?

Он не мог сказать иначе, потому что мальчишеское тело диктовало: нельзя быть слабым, нужно игнорировать боль. Настоящий африканский воин не обращает внимания на такие мелочи. Опять нахлынули незнакомые Мише картинки, но они были такие четкие, что даже в лихорадочном состоянии он понимал: такое уже было у этого тела, когда в долгой дороге болело и ныло все тело. Но пожаловаться на боль мужчине, который шел рядом, было невозможно. Мальчик понимал, что нельзя показывать слабость, над которой будут смеяться все сверстники. Африканские мужчины не просят пощады и не обращают внимания на такие мелочи, как стертые ноги и капли крови, падающие в пыль.

Сознание Миши как бы раздвоилось. Он чувствовал, как идет, прихрамывая, по дороге под жарким солнцем, и одновременно слышал слова Соломона:

– Нет-нет, парень. Сиди, как бы горячка не прихватила тебя. Совсем ты мне не нравишься. Промыть раны надо, да перевязать. Ишь, покраснела да распухли ноги. Ты еще свою спину не видишь!

Миша, измученный лихорадочным состоянием и болью, краем сознания человека двадцать первого века, сам себе поставил задачу взять верх над памятью тела. Тяжелые воспоминания мальчика мешали, усугубляли реальность.

Соломон вернулся с миской еды и тряпками для перевязки. Вместе с ним пришел хмурый Арчи. Он молча взглянул на Мишу и вышел. Через несколько минут прибежала Салли.

– Ох, миленький! Да он весь горит, у него жар! Как же так, неужели Рикки сказал кандалы не снимать? Соломон, его же Миш зову? Ну вот, Миш, сейчас тетушка Салли все сделает как надо. Ай-яй! Так и без ног можно остаться. Соломон, это ему не переводи, чтобы не испугался мальчонка.

У Миши замерло сердце внутри. После предыдущего перемещения у него все полученные в Африке раны остались на теле! Если сейчас что-то будет нехорошее с ногами, то это катастрофа!

Он покорно выпил все, что дала ему Салли, перенес болезненное промывание, жгучее ощущение от нанесенной мази и незаметно то ли уснул, то ли потерял сознание.

Очнулся Миша от того, что Арчи снимал с него кандалы, а Салли ругала стоявшего рядом мистера Рика:

– Рикки, он же ребенок, а кандалы как на взрослого. Ты разве не видел, что у него там раны? Ты купил парня за огромные деньжищи, чтобы сразу убить или ноги отрезать? Дай ему несколько дней, чтобы подлечился. Ему нельзя пока вставать, пусть лежит. Потом я его возьму на кухню, там будет помогать. Когда увижу, что у него все в порядке, тогда скажу тебе. Там твоя власть будет, а пока он мой подопечный. Все, не трогай его.

Было слышно, как мистер Рик недовольно сопел, но возражать грозной кухарке не стал. Почти сразу он ушел вместе с Арчи, буркнув уже в дверях:

– Ладно, только лечи быстро. И зачем я его купил только на свою голову! Хотел этого богатея Дэвиса и его доченьку-грымзу обскакать, уж больно Дороти на парня нацелилась.

Когда они ушли, Салли оглядела скудное убранство хижины и сокрушенно покачала головой. Потом погладила Мишу по голове и жалостливо проговорила:

– Ты вот не понимаешь, что я говорю на нашем языке, а мне африканские наречия совсем незнакомы. Мои родители уже здесь родились, и меня учили только английской речи. Эх, бедняга, от мамми и паппи оторвали, до полусмерти избили. Нет у тебя детства, бэби. Ну тебе здесь тетушка Салли поможет. Ты ничего не бойся, все образуется.

Ты лежи пока, мне обед надо готовить, потом Мэг пошлю посмотреть, как у тебя дела. Надо тебе хоть одеялко какое-то прислать, да лампу, чтобы в темноте не сидел. Миссис Оливия узнает про тебя, так сама прибежит. Она всех жалеет. Спи, бэби.

Салли сложила ладошки, сделала вид, что ложится на них, и закрыла глаза.

– Спи, бэби.

Мише с трудом удалось удержать непрошенную слезу. Видимо черное тело маленького африканца, которое он занял, не могло не откликнуться на первые ласку и доброе отношение в этой страшной чужой стране, в которую его насильно привезли. Никак нельзя было показывать, что он многое из ее речи понял, поэтому Миша крепился изо всех сил.

Надо было показать первому обладателю этого тела, кто сейчас здесь хозяин.

***

Почти два дня Мише было очень нехорошо. Если бы не Салли, он вряд ли бы выкарабкался. Она прибегала к нему каждую свободную минуту, меняла перевязки, поила настоями, кормила. Ее стараниями в хижине появились необходимые предметы, в том числе одеяло.

В какой-то момент Мише в забытье показалось, что он слышит незнакомый голос. Женщина довольно сурово говорила с мистером Риком:

– Мистер Рик Уайт, я совершенно расстроена. Вы умудряетесь делать непостижимые вещи. Как можно было привезти больного ребенка и бросить его на произвол судьбы. Он черный, но он ребенок. Вы посмотрите на его раны! Надо было заехать в городе к доктору, тот бы что-то посоветовал.

– Золотце мое, я и так его слишком дорого купил, о каком докторе ты еще говоришь! Я разорюсь на этом оборванце.

– Вас кто-то заставлял покупать его так дорого? Вы сами это сделали, хотя говорили, что нужен сильный мужчина для работы в поле. Если этот мальчик выживет, когда придет то время, когда он станет достаточно сильным для тяжелой работы? Мистер Рик, сама по себе покупка человека безумна, а этому мальчику очень плохо! Вы же точно его не били? Значит, кто-то его до такой степени избил, что он чуть жив. Куда вы смотрели?

– Я его осматривал. Он был вполне здоров.

– Был здоров, а приехал при смерти. Так не может быть. Что вы с ним делали?

– Ничего, милочка. Ну, не сердись, мой прекрасный розан! Он отлежится и скоро будет здоров.

Миша лениво подумал, что семейная жизнь супругов вряд ли гармонична.

После ухода мужа миссис Оливия что-то еще обсудила с Салли, оставила лекарства из своих запасов, погладила Мишу по кудрявой голове и ушла. Время от времени в хижину заходил Арчи, осматривал больного и молча уходил. Когда он приходил, Миша старался делать вид, что спит.

К вечеру третьего дня стало немного легче. Миша проснулся, сам смог приподняться на топчане и оглядеться. За время его болезни хижина преобразилась и стала вполне пригодной для жизни. Даже окровавленный тюфяк под ним кто-то умудрился заменить. На грубом табурете рядом с топчаном Миша увидел большую кружку воды и с удовольствием ее выпил. Потом постарался понять, как обстоят дела с ранами.

На ногах кандалов не было, а все открытые мучительные раны были забинтованы. Под бинтами были видны фрагменты неизвестных ему листьев. Миша вспомнил, как Салли накладывала отпаренные листья и ворчала: «Никому еще мои припарки вреда не приносили. Вы, миссис Оливия, лечите белых хозяев по-своему, а моя мамми черным всегда такие повязки делала, и никто не жаловался».

Стало ощутимо легче, прошло жуткое ощущение, что ноги безобразно раздуло и грозит гангрена. Миша понял, что спал на спине, но раны ему не очень мешали. Даже, кажется, сегодня кошмары не снились.

Он осторожно опустил ноги на земляной пол и переждал головокружение. Надо было сходить в туалет. Довольно непростая, хоть и недолгая прогулка немного взбодрила, порадовало, что ноги слушались, и в хижину Миша возвратился гораздо увереннее. А там его ждал небольшой сюрприз.

На топчане сидела и болтала ножками маленькая черная девочка лет трех-четырех. Она увидела Мишу и засмеялась, а потом быстро заговорила:

– Я Бесс, моя мамми работает в поле. А ты почему не в поле? Дядя Арчи будет сердиться.

Миша чуть было не ответил ей, но спохватился, что не стоит говорить по-английски даже с малышкой. Он просто подал ей руку, как взрослой, и она важно ему ответила, потом затараторила:

– Когда я буду большая, я тоже буду работать в поле. Пока я маленькая и меня мамми не берет с собой. Я знаю, ты не умеешь говорить, так миссис Оливия сказала. Давай я буду тебя учить, это же очень просто. Вот это стол. Скажи – стол.

Урок длился недолго, потому что пришла Салли. Увидев маленькую посетительницу, она всплеснула руками:

– Миш, детка, эта непоседа и до тебя добралась! Бесс, Миш болеет, не надо ему мешать. Иди пока поиграй где-нибудь, я полечу больного. Беги-беги.

Девочка явно неохотно вышла из хижины, а Салли уложила Мишу на топчан и принялась разматывать перевязку. Не догадываясь, что Миша ее немного понимает, она при этом негромко бормотала:

– На плече, конечно, повязку можно уже убрать, чтобы быстрее подсохло. Но если Арчи или Рик увидят, что у тебя руки не перевязаны, сочтут, что руками ты что-то можешь делать. Нет уж. Отдыхай, парень, пока есть возможность. Тетушка Салли знает, что делает. Ноги, конечно, лучше стали, а я совсем испугалась, когда в первый раз их увидела. Ничего, все хорошо будет, не отдам я тебя этим извергам пока.

Миссис Оливия уж так ругала Рикки, что он тебя мог загубить. Добрая она женщина, а досталась такому невидному мужчине. Оно и понятно, что у них не ладится жизнь. Рикки вырос на моих руках, я знаю ему цену. Без своих денежек он – никто.

Ладно, бэби, пойду я к себе на кухню, а ты лежи, не вставай.

Салли положила сложенные ладошки под пухлые щеки и закрыла глаза, сделав вид, что спит.

– Спи, бэби. Пока есть возможность, отдыхай. Надо сказать Соломону, чтобы он это тебе сказал на понятном тебе языке. Старайся не попадаться на глаза Арчи. Я совсем его пока плохо знаю, он недавно у нас. Но мое сердце чует, много беды с ним можно хлебнуть. Глаза у него такие.

Толстушка передернула плечами, как от холода.

Мише очень хотелось поговорить с доброй женщиной, но он понимал, что нельзя показывать своего знания языка, поэтому вспомнил маленькую Бесс, показал рукой на стол и произнес «Стол».

Салли всплеснула руками и прижала кудрявую голову Миши к пышной груди:

– Какой ты молодец, бэби, выучил словечко! Ай да Бесс! Как большая белая учительница! Учись, бэби, тебе это нужно.

Миша не знал, можно ли увидеть, что чернокожий человек краснеет, но выбираясь из рюшей на блузе на массивной груди кухарки, он чувствовал, что краснеет.

После ухода Салли Миша некоторое время пытался уснуть, но ничего не получилось. Кряхтя и постанывая, он поднялся на топчане. Посидел, потом опустил ноги на земляной пол и почувствовал подошвами его приятную прохладу. Надо было отдать должное, лечение тетушки Салли и хозяйки миссис Оливии помогло. Голова уже не казалась тяжелой и дурной, вернулась способность разумно рассуждать.

Думать просто о возвращении домой не хотелось. Было понятно, что он должен выполнить какую-то задачу. Почему это должен сделать именно он, и почему не хватило первого погружения в африканскую эпоху, можно было даже не пытаться понять.

Не отпускала мысль о Лизе и о том, что она где-то страдает, пока он здесь прохлаждается. Миша посмотрел на свои забинтованные ноги. Конечно, не очень он прохлаждается, но все же время идет, а никакого плана действий нет.

Видимо, придется форсировать имитацию своего обучения языку, потому что уйти просто в никуда, спасаться от ловцов беглых рабов и искать по всем плантациям рабыню Лиз было неразумно. Со знанием языка появится возможность расспрашивать у той же Салли о ситуации на соседних плантациях. Скорее всего, о ближайших соседях она точно знает.

Кто еще может снабжать информацией? Возможно, болтливая девушка Мэг. Соломон в силу своего преклонного возраста и уединенного образа жизни при конюшне вряд ли может интересоваться девушками в округе. Хотя, кто его знает, молчуна этого?

Очень возможный информатор кучер Боб, который всюду возит хозяина, но с ним пока отношения не очень сложились. Да и возраст у него тоже не слишком способствует любознательности по поводу девушек.

Хотя, есть вариант с хозяйкой. Можно попытаться стать любимцем или просто очень полезным для нее. Если она выезжает за пределы поместья, то может брать его с собой. Спорно? Ну, что ж. Попытаться все же можно.

Судя по отношениям между супругами, мистер Рик может идти на поводу у миссис Оливии. Его стремление угодить явно любимой, но не очень любящей супруге, поможет.

Кстати, пришла гениальная мысль объяснять, почему он ищет черную девушку по имени Лиз. Ну конечно, у мальчика Миш могла быть сестра Лиз, которую продали отдельно от него. Поиск сестры – благое дело.

Но первым пунктом – срочное обучение языку. Где там девочка Бесс и Соломон?

Капитан Михаил Белов принял решение. У него есть план. И он предполагает немедленное обучение иностранному языку.

Глава 6. Выздоровление

Вечером в хижину потянулись гости. Вернувшиеся с работы рабы узнали, что новенькому мальчику стало лучше, и отправились знакомиться. Кто-то из них догадался пригласить Соломона, и получилось даже поговорить. Лишь немногие из рабов мистера Уайта могли хотя бы немного говорить на африканских наречиях. У многих из них даже родители уже родились в Америке.

Больше всего Миша обрадовался появлению Бесс. Он гордо сказал ей слово «стол», и все были счастливы его понятливостью. Малышка бросилась учить его другим словам, взрослые ей дружно помогали, и вскоре Миша щеголял уже несколькими английскими словами.

Ему уже давно было понятно, что английский язык к двадцать первому веку претерпел много изменений, и перед ним стояла задача не слишком опозориться неизвестным в текущее время словом или выражением. Но и такой конфуз был нестрашным. Все должны были понимать, что человек учится, и у него случаются ошибки. Любое более современное произношение слов можно было объяснить элементарной оговоркой.

Кто-то притащил лавку, кто-то присел на топчан Миши, кто-то стоял в дверях, дети расселись на полу. В маленькой хижине невероятным образом уместилось человек десять. Соломон представлял семейные пары и их детей, рассказывал какие-то истории из жизни поселения. Очень скоро стало легко и просто общаться. Миша не все понимал из объяснений Соломона, но энергично кивал головой и улыбался, когда местные принимались хохотать, вспоминая забавные ситуации.