Черный, Белый, Бежевый

БАНИК И ЛУЦИК

Давным-давно, в маленьком-маленьком

городке, высоко-высоко в горах, жили

два неразлучных друга – черный маг Луцик

и человек Баник. Им было по двенадцать

оборотов, когда началась эта удивительная

история.

( Терция Наставительная. «Приключения

Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

В классе было тихо. Иногда только шмыгали носами люди и слышался свистящий вдох белого или черного мага… Тут я вспомнил, что тоже не дышал битых три тысячи мигов, и набрал воздуха. Сидящий рядом Луцик подскочил от неожиданности, недовольно покосился на меня и прошептал:

– Да тише ты, пылесос! Чуть кляксу не поставил из-за тебя…

Я послушался, набрал воздуха потише, на этот раз для разговора, и прошептал, стараясь уйти в инфразвук, чтобы не услышала учительница:

– Луцик, ты третий номер сделал? Дай списать.

– А ты чего, сам не можешь решить? – хмыкнул он. – Там же вообще легкотня. А еще говорят, черные маги способнее людей к математике…

– Ну дай, чего ты жмешься? А я тебе по биологии помогу.

– Ладно, на, – хихикнул Луцик и чуть подвинул вбок тетрадку. Мне этого хватило, чтобы подглядеть в строчки краем глаза – вот повезло мне, что у меня, как у всех магов, глаза большие и длинные!

Учительница математики, кстати, была человеком, причем злющим. Но в особенности нашего зрения она не вникала. Да еще как раз, пока мы списывали, к ней подошел какой-то незнакомый учитель с обвислыми усами и лысой головой и начал что-то говорить вполголоса.

– Ну, дописал? – прошептал Луцик. – Отдавай тетрадку.

– Да погоди ты… Мне немного осталось.

Учительница подозрительно косилась в нашу сторону. А тут еще, как нарочно, сзади послышался громогласный вдох и раздался скрипучий шепот Эльки, одной из двух белых магов в классе:

– Ребяа-ата. Вы номер третий сделали? Да-айте списать, ну пожалуйста…

– Отстань! – обернувшись, зашипели мы на нее дружным хором. Учительница уставилась на нас и хлопнула по столу:

– Баник и Луцик, а ну тише!

Вислоусый учитель дребезжаще рассмеялся.

– Это что, их и правда так зовут? Как в сказке, да? Хи-хи, давайте потише, герои… Вот, значит, кто у меня будет учиться. А я буду вашим новым учителем истории, меня зовут Ван.

Мы с Луциком переглянулись с отвращением. Луцик прошептал: «Ван-болван», я кивнул. Впрочем, и более приятные люди и маги, чем этот Ван, такое говорили про нас с Луциком. Просто нас зовут почти так же, как персонажей дурацкой сказки для малышни «Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке». Там герои тоже были черный маг и человек, только звали их наоборот: черный маг был Луциком, а человек – Баником. Да и я, вообще-то, не Баник, а Боник, потому что мое полное имя – Бониций, а у Луцика – Луций. Но переучить окружающих называть нас по-правильному все равно не получалось.

Мы с Луциком дружили с тех пор, как ему исполнилось четыре, а мне – пять оборотов, жили рядом и вместе играли, и все соседи при виде нас немедленно вспоминали про сказку. Именно из-за этого я так долго не хотел ее читать, хотя книжка у нас с папой была.

Но все-таки однажды прочел. Глупость несусветная! Эти Баник с Луциком разговаривали так вежливо, как будто только что пришли друг к другу в гости, пугались на ровном месте и, наоборот, не боялись самых жутких вещей. Почти всю книгу они бестолково шатались по бесконечным комнатам этого самого Таинственного Замка, спасая какую-то там девчонку, которая им обоим (вот дураки!) нравилась. Замок постоянно давал им наставительные задания, и, чтобы выполнить их, нужно было хорошо учиться по всем предметам, никогда не лениться и вообще не ссориться, а то следовало такое жуткое наказание, что только держись.

А мы с Луциком сколько раз ссорились и даже дрались? Не сосчитать! Правда, я обычно проигрывал, но это потому, что поддавался – боялся, что ногтем куда-нибудь не туда ему ткну. Они же, ногти, у нас длинные и жесткие, не то, что у людей. И скелет крепкий. Если я даже с большой высоты на землю брякнусь, мне ничего не будет, а он костей не соберет… И вообще я драться не любитель как-то. Лучше я врагов буду заколдовывать, когда по математике и физике подтянусь…

Наконец-то дежурный в коридоре продудел в рожок, и наступила перемена. Мы сдали тетрадки, вышли из класса и пошли к висящему на стене расписанию. Оказалось, что следующим уроком у нас как раз история.

– Тьфу, – отплюнулся Луцик. – Еще Вана-болвана этого слушать. Баник, давай сбежим, а?

– Ну ладно тебе… Влетит, – сказал я опасливо.

– Да брось, только каникулы кончились, в школе бардак, никто и не заметит! – тут Луцик замолчал и сделал постное лицо. К нам опять двигалась Элька. Она была страшная, как все белые маги: с белой кожей, прозрачными глазам и бесцветными прямыми волосами. Кроме этого, у нее имелись и личные особенности: длинные руки и большой рот. Она и дылдистая была, повыше нас с Луциком на полголовы. С Элькой, как почти со всеми белыми магами, никто не хотел дружить, кроме белых же магов, но она почему-то упорно лезла к нам. Вот и сейчас она подошла, шумно вдохнула, чтобы заговорить, и плаксиво проскрипела:

– Ну чего вы мне списать не дали?

Голос у Эльки тоже был противный – вообще у нас, магов, голоса ниже и резче, чем у людей, а она еще и гнусавила.

– А чего мы тебе должны давать списывать? – поинтересовался Луцик. – Сама решай. А то ничего не знаешь, колдовать не умеешь, а тебе помогай!

– Так все белые маги не умеют…

– Ну и иди отсюда, – подвел итог Луцик.

– Учись хорошо и крепко дружи, – добавил я, цитируя «Приключения Баника и Луцика», и мы оба рассмеялись. Элька обиделась и утопала. Но нам сбежать с истории все равно не удалось, потому что за нашими спинами появился Ван собственной персоной и позвал всех в класс.

Там он сделал перекличку, потом чуть не тысячу мигов шуршал ворохом бумажек, которые рассыпал по всему столу, и, наконец, тихо заговорил, уныло подвывая на концах фраз:

– Вот, значит, ребята, в нашей стране снова появилась, значит, история… Некоторые сведения были, значит, отрывочны, из-за того, что последние двести оборотов школы были фактически закрыты… И вы, значит, живете в новую эпоху, в новую, так сказать, эру, когда черные маги вернулись в Лину, а белых, значит, свергли. Сейчас мы с вами напишем краткий список великих этапов, через которые, значит, прошла новейшая история. Пишите. Цифра один. Точка. «Коллапс инфраструктуры и сельского хозяйства в безчерномаговое время». Точка. Пункт второй. «Социально-политическая подоплека противостояния магов и роль актуального правительства». Точка. Пункт третий…

Луцик рядом со мной зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. Половина людей легла на парты. Два черных мага перед нами, Орис и Герц, хихикая, потихоньку плавили большой ластик с помощью совместно нарисованной картинки. Вторая белая магиня, Еца, с треском расчесывалась ногтями.

Я, машинально записывая что-то, разглядывал учителя и думал, откуда же он такой скучный к нам приехал? Украдкой я положил перо, прикрыл глаза, чуть вытянул руки и напрягся. Как обычно, внешние звуки заглохли, зато появился ровный шуршащий шум – кто-то из черных магов говорил, что так гудят в нашей крови черные клеточки. Наружное зрение тоже ушло в темноту, но при этом четко стали видны дрожащие бледные ниточки, тянущиеся ото всех предметов и живых существ в классе. Ниточки были ужасно перепутаны между собой, на некоторых были узелки, некоторые я видел нечетко, но ниточки привязки к месту у Вана нащупал быстро. Поймав их для верности в обе руки, я еще раз поднапрягся, чтобы проследить, куда они ведут.

Появилось знакомое ощущение, будто я куда-то быстро лечу. Стало страшновато – ну боюсь почему-то высоты – но ниточек я все-таки не потерял. И перед моими глазами появилась дрожащая размытая картинка: развалины брошенных домов под низким дождливым небом, широкая, но разбитая дорога, по которой тащится, пыхтя, паровая тележка, а на нее светит из дырки в толстой туче зеленый луч солнца…

Я еще немного сосредоточился и смог уловить панораму всего города: оказывается, он стоял на уходящем вверх пологом склоне горы. Гора была слоистая, уступчатая, заросшая густыми деревьями с красной листвой. Я продолжил вглядываться, передвинулся вправо и попал в промежуток между двумя горами. Там стоял туман, а из тумана поднималось что-то… Будто бы огромная скала, но слишком уж ровной формы. Какой-то дом? Я прикинул высоту и даже вздрогнул – если это дом, то там, наверное, этажей тридцать! Такого у нас нигде на Лине не существует! Хорошенько разглядеть непонятную штуковину мешал туман, общая размытость картинки и усталость. Наконец я с сожалением разжал руки, мотнул головой и открыл глаза. Шум черных клеточек в крови стих, и я как раз успел услышать рожок на перемену!

– Чего ты там щупал-то весь урок? – подтолкнул меня в бок локтем Луцик.

– Потом расскажу, – отмахнулся я и пошел к Вану, который копался в своих бумажках.

– А, это ты, Луцик, – сказал он, улыбаясь и поглядывая на меня немного опасливо, как некоторые взрослые люди до сих пор глядели на черных магов любого возраста. – Тебе что-то было непонятно?

– Я Баник. Не, я все понял, – ответил я поспешно. – Я просто хотел спросить: вы недавно откуда-то переехали, да?

– Да, ты, значит, совершенно прав, – закивал он. – Из Дребезга, это такой город недалеко отсюда, в предгорьях. Раньше он был большим, много людей в нем жило, но в последние триста оборотов остались жилыми только небольшие его части, значит, с краю. Я вот тоже решил, наконец, переехать поближе к столице, а то совсем, значит, запустело все…

– А что там за штуковина торчит справа?

– Какая штуковина справа? – удивился учитель.

– Ну, справа от города, между горами, торчит такая, вроде скалы…

– Ох, ты знаешь, я понятия не имею – город очень большой, это, наверное, в нежилых районах. Говорят, музей там какой-то был, что ли. Исторический, кажется, по моей, значит, специальности…

– Угу, – сказал я, кивнул Вану и выбежал из класса, поскольку меня уже давно поджидал Луцик.

– Чего ты с ним разболтался? – напустился на меня он. – Сейчас перемена пройдет, опять сбежать не успеем!

– А надо сбегать?

– А тебе охота на гимнастику идти? Да пошли уже быстрее.

– Дежурные внизу не выпустят.

– Да зачем нам вниз? Вон же есть окно, – Луцик, говоря это, уже успел забежать за поворот коридора. Там был тупик, который заканчивался полукруглым окном, распахнутым для проветривания.

– Да ты чего? – отшатнулся я. – Третий же этаж!

– Тебе-то что! Тебе хоть с двадцатого можно прыгать.

– А тебе-то нет.

– А я на тебя давай приземлюсь, ты все-таки помягче земли.

– Ты чего, вообще, что ли?!

– Боишься высоты, да?

– Ничего я не боюсь!

…В общем, Луцик, как всегда, меня переспорил. Единственное, на что меня хватило, это отказаться от того, чтобы он прыгал на меня – я пообещал натаскать ему кучу листьев и придержать его в воздухе. Это я вроде как умел.

Внутренне сжавшись, я встал на подоконник, ухватившись за раму, глянул вниз и понял, что не прыгну ни за что.

– Ну?! – шипел Луцик. – Ты там скоро? Ты уснул? Так проснись!

– Щас, – ответил я недовольно и сказал сам себе: «Ну, прыгай же, это же легко! Ты черный маг, тебе ничего не будет! Охота перед Луциком трусом выглядеть?»

– Ну чего ты встал, дубина? – кипел внизу упомянутый Луцик. – Квакря ты несчастная! Ты прыгнешь или нет?

– Прыгну, – ответил я и поглядел вниз. Оттуда на меня поглядел задний двор школы, усыпанный прелыми коричневыми листьями. Земля была далеко, и как будто еще отдалялась…

– Чего тут страшного? – закричал окончательно вышедший из терпения Луцик и тоже вскочил на подоконник. – Да тут любой прыгнет! Вон на ту кучу листьев я и без тебя могу сигануть, а ты стой тут!

С этими словами он оттолкнулся и вылетел из окна! Я тут же понял, что ни в какую кучу прелых листьев он не попадает, быстро прикрыл глаза и с испугу дернул за какие попало воздушные ниточки. Луцика, почти долетевшего до земли, резко выдуло столбом воздуха чуть ли не выше крыши школы.

– Эй! – заорал он, пролетая мимо меня. – Ты чего творишь?!

Я попытался сосредоточиться, но воздушных ниточек было много, да еще и мешала стена. Делать было нечего: пользуясь тем, что Луцик болтался пока что где-то на уровне пятого этажа, я, зажмурившись, прыгнул вниз.

Треснулся я об землю, конечно, неприятно, меня слегка оглушило, но я тут же перевернулся на спину, чтобы видеть несчастного Луцика. Рядом со мной кружились, улетая вверх, листья – это был держащий моего друга воздушный столб. Напрягаясь и путаясь в ниточках, я попытался осторожно сплющить его. Столб действительно стал чуть ниже, после чего вдруг изогнулся, вбросил Луцика обратно в окно и исчез, потому что я выпустил ниточки.

Помотав головой, я сел и уставился вверх, на окно. Оттуда на меня глядел сердитый Луцик, трое людей, один ученик-белый маг и наша завуч…

ПРОШЛОЕ

Баник и Луцик были лучшими друзьями, но

очень часто спорили и даже могли при этом назвать

друг друга дураками, распухшими квакрями,

паршивыми трусами и лопоталками бесхвостыми.

А еще они могли друг друга обругать.

(«Приключения Баника и Луцика

В Таинственном Замке»)

– Баник, ну как тебе не стыдно?! Первый день после каникул. У меня руки опускаются, придется, наконец, принимать меры, – папа вздохнул и действительно опустил свои руки с длинными желтоватыми ногтями вдоль темно-синего домашнего халата.

– Ну чего, – сказал я, набычившись, и сделал вид, что испугался.

«Принятых мер» в исполнении папы я не боялся абсолютно, он никогда меня не наказывал. И вообще, мой папа внешностью не пугал даже самых слабонервных людей. Он был невысокий, полный, черные жесткие волосы, в отличие от большинства магов, не распускал, а забирал назад в хвост, чтобы не мешались, да еще и носил очки из-за какого-то врожденного дефекта зрения, какие у магов встречались очень редко. Ну почти как человек! Был он биохимиком, работал на недавно открывшемся пищевом заводе, и большую часть времени я наблюдал его со спины в положении скрюченности над очередной книжкой. Я тоже, как папа, любил биологию и уже не так плохо знал химию для своих двенадцати оборотов, но столько читать у меня не хватало выдержки: я обязательно на что-нибудь отвлекался…

Я стоял у стены, а папин низкий металлический голос все укоризненно гудел в моих ушах:

– Баник, мальчик должен понимать, что он делает. Особенно, если он не человек, а черный маг. А ты все бездумно повторяешь за своим Луциком, который, извини меня, довольно эксцентричный ребенок…

– Угу, – подтвердил я охотно, радуясь, что на этот раз меня прорабатывает один папа, без мамы. Почти у всех черных магов, которые, как я читал в учебнике по анатомии, из-за особенностей нервной системы склонны к отшельничеству, родители жили в разных домах, а дети – с теми, с кем лучше уживались. Я уживался с папой, бабушка с тетей, дедушка – со второй тетей, а с мамой, кажется, не мог ужиться вообще никто, потому что она жила через пять домов от нас совершенно одна. Она тоже была ученым, но не биологом, а математиком, работала еще побольше папы и терпеть не могла, когда ей мешали. Когда же папа привлекал ее для моего воспитания, она выражалась, как говорится, безапелляционно:

– Да что ты мне бормочешь! Баник все повторяет, как хвостатая лопоталка, за этим хулиганом, на которого ремня нет! Я говорила, что им надо запретить дружить, но ты же все либеральничаешь!

– Ну, как я могу запретить такое… – разводил руками папа.

– Обыкновенно! Не дожидаясь, пока Баник превратится в хвостатую лопоталку, превратить в нее этого самого Луцика.

Мама, возможно, шутила, а возможно, и нет: она была серьезной черной магиней. Папа, видимо, испытывал те же опасения, потому что с некоторых пор стал прорабатывать меня лично, вхолостую бомбардируя воздух словами, чем и я, и он были очень довольны.

– Баник, ты меня не слушаешь?! – расслышал я громкий папин вопрос.

– Да. То есть нет. То есть слушаю я тебя, – соврал я. – Ну а чего мне было делать, если он прыгнул из окна?

– А зачем ты поддавался на его уговоры сбежать с уроков?

– Ну там все равно гимнастика была…

– А тебе что, вообще не нужна гимнастика? Может, хоть высоты не будешь бояться, как позанимаешься…

– Я и не боюсь!

Папа свистяще вдохнул, шумно выдохнул и продолжил нелегкое дело моего воспитания:

– Все равно, зачем ты соглашаешься на каждую Луцикову авантюру? У тебя что, своей силы воли нет?

– Е-е-есть, – сказал я.

– Да? А в прошлом году перед каникулами что было? Ты измельчил парту на кусочки, которые разлетелись по всему классу, потому что Луцику было интересно, что будет, если ее расщепить.

– Ему было интересно, что будет, если ее сжать в горошину, – поправил я. – А она у меня почему-то расщепилась. Я не за ту ниточку потянул…

– Ну да. Потом он подговорил тебя захлопывать дверь класса перед носом учителей, и вы прищемили пальцы учителю труда. Еще вы вылезали по веревке в окно, стрелялись чернильными шариками в белых магов и так далее. Тебе разве самому это нравится?

– Когда как, – ответил я уклончиво.

– Баник, – воззвал папа, искоса поглядывая на оставленную им на столе пухлую книгу. – Тебе всего двенадцать оборотов, а жить еще почти тысячу. Если ты всю жизнь будешь повторять глупости за такими, как Луцик, от тебя не будет никакой пользы. А у черного мага самые большие возможности повлиять на мир, и он должен это делать, но в положительную сторону, а не как неконтролируемая стихия!

Сам, видимо, впечатлившись своей речью, папа со свистом втянул воздух, и, явно не собираясь больше ни дышать, ни говорить ближайшие пять тысяч мигов, уселся за стол к своей книжке.

Я тоже втянул воздух и вприпрыжку бросился к себе в комнату.

Там меня ждали мои домашние зверушки, которых надо было покормить. Черная гладкая гавкалка Лорка издала радостный «ваф» и напрыгнула на меня. Она была здоровущей, так что чуть не сбила меня с ног. Я шмякнулся на кровать, откуда послышалось довольное урканье, и из-под скомканного одеяла вылез крухт Мосик. Сейчас, после сна, он напоминал ком жесткой черно-коричневой шерсти с большими зелеными глазами и носом-кнопкой. Крухты были нам, черным и белым магам, дальними родственниками, как и большие грозные кошмакрухты – жили они тоже по тысяче оборотов.

– Привет, Мосик, опять ленишься? – укорил я его, и, взяв на руки, почесал за маленьким круглым ухом, невидимым в густой шерсти. Крухт фыркнул и махнул коротким пушистым хвостом. Лорка, позавидовав, подсунула морду мне под локоть, а сверху раздалось громкое хлопанье крыльев и клекот: это проснулась моя сизая пор-крака Кранча. Разинув крючковатый клюв, который был размером чуть ли не в половину всей птицы, она зевнула и завозилась на шесте, обсыпая меня перьями.

– Кранча-Кранча, – позвал я ее. – Скажи «неа», ну скажи…

– Нья, – недовольно встряхнувшись, булькнула Кранча. Я хихикнул. Вообще-то пор-краки – птицы неговорящие, у них горло для этого не приспособлено. Но мне в прошлом обороте, когда я ее подобрал, втемяшилось так ее надрессировать, чтобы она таки заговорила. Конечно, у меня ничего не получилось, и папа издевался надо мной вовсю, не говоря уже о Луцике. Но я в конце концов заметил, что собственные крики пор-краки похожи на смазанное слово «нет», или, точнее, «неа». Научить ее вовремя произносить это слово было делом нетрудным. У папы чуть очки на лоб не полезли, когда он однажды обратился к Кранче со словами: «Ну, скажи что-нибудь», а она злорадно ответила: «Неа». Оказалось, что этого слова вообще хватает почти на все случаи жизни, и птицу мы после этого стали считать достаточно говорящей.

Выбравшись из кровати, я открыл вторую дверь своей комнаты, которая выходила во внутренний двор: дом у нас построен в виде круга, а посреди двора был неглубокий погреб.

Я осторожно спустился по каменной лесенке, стараясь не касаться стенок – где-то на них была действующая папина картинка, которая поддерживала в погребе низкую температуру… Я все-таки чуть не ткнул в нее ногтем, но вовремя отдернул руку. Картинка была, конечно, заковыристая, мне еще оборотов сто такую не создать: куча перепутанных стрелок, схем, расчетов и формул. Зато в погребе правда было очень холодно – то есть я-то, как все маги, температуры почти не чувствовал, но видел это по обледенелым стенкам.

Захватив из погреба куски мяса с костями, я вылез на поверхность и, напрягая горло, загудел инфразвуком. Это у нас, магов, еще с тех времен, когда мы плохо соображали, но хорошо охотились, остался манок, которым можно было привлечь любое животное. Луцик как-то подговорил меня попробовать манок и на людях, но люди манком не привлекались, а только пугались и впадали в панику. Как объяснил потом, отругав меня за хулиганство, папа, инфразвук они не слышат, но он действует им на нервы.

Лорка и Мосик на манок прибежали. Я оставил им один кусок, другой, зайдя обратно в комнату, закинул в клетку Кранче, запустил руку в стоящий в углу мешок со смесью муки из всяких злаков и пошел в другой угол, где была темная бочка с зеленоватой водой. Там плавали мои рыбы, которых мы с Луциком не так давно выловили в горной пещере. Луцик сидел на берегу, а я залез в воду с головой и ходил по дну с сачком, наверное, тысяч пять мигов – так увлекся, что даже дышать забыл. Луцик потом сердился и говорил, что уже подумал, будто я совсем утоп…

Я постучал по бочке, и рыбы всплыли на кормежку. Они были большие, сумрачные, черные и склизкие, с белыми наростами вместо глаз, зато с широченными ртами. Я посыпал их сверху злаками, они принялись поспешно глотать. Подумав, что еще нужно будет наловить им насекомых и набрать водорослей из того же озера, я отряхнул руки и снова уселся на кровать. Как раз напротив меня оказалось зеркало. Я скорчил сам себе рожу и потянулся.

Да, выглядел я пока что ненамного внушительнее папы, хоть и не носил очков. У меня, как у всех черных магов, кожа темная из-за черных клеточек в крови, и от этой же черноты не видно зрачков, хотя они, конечно, есть. А еще у нас светло-желтые белки глаз, зубы и ногти. Носы у черных магов обычно длинные и загнутые, а мой скорее широкий и прямой – как сказала мама Луцика, «черты лица крупные».

Да уж, крупные – не то слово. Глаза чуть не до ушей доходят. Хорошо еще, ресницы не как швабры, а почти человеческие, прямые и короткие, а то был бы я, как наш Герц: девчонка девчонкой! Особенно когда волосы в косичку заплетет… Мне вообще людские прически нравились больше, чем всякие пучки и косы, которые в моде у магов. А что поделать, если стричь их трудно и растут быстро? Не мешаются – и то ладно. Мои пока не мешались, хотя доросли уже почти до плеч, но казались короче, потому что немного завивались.

…Вроде как надо было делать уроки, но мне было лень. Я достал из-под кровати затрепанную «Популярную биологию», перевернулся на живот и принялся читать под хрупанье пор-краки, разгрызающей кость. Книжка была древняя, язык – какой-то завитой, но я почти не обращал на это внимания: было интересно.

«Условия на древней Лине несколько миллиардов оборотов назад были крайне суровы. В то время на молодом солнце происходили непрерывные вспышки и бури. Катаклизмы сотрясали поверхность планеты, углекислого газа было гораздо больше, чем кислорода, а порождаемые оными катаклизмами разрывы в озоновом слое влекли за собой солнечное излучение весьма жесткое и невыносимое для всех живых существ.

Но живые существа все-таки появились. Их видов было несколько, и не всех следует считать предками магов, однако сущность их была одна и та же: кремниевый скелет, величайшая живучесть и величайшая же приспособляемость. Эти существа нуждались лишь в малом количестве кислорода, могли долго обходиться без еды и воды либо довольствоваться непитательными вещами, такими, как древесина и даже песок, не страдали от болезней, а ежели получали повреждения, то быстро заживляли их, впадая во временную спячку. Все они: и вымершие, и сохранившиеся до нынешних времен – имели характерный черный окрас и чаще всего были опушены густой жесткой шерстью. Предполагается, что черные клетки, дающие нынешним черным магам возможность «колдовать», то есть видеть нити предметов и передвигать их по своему усмотрению, развились у древних животных как защитное приспособление против жесточайшего солнечного излучения. Надо предположить, что само умение колдовать возникло уже с появлением разума, у кошмакрухта прямоходящего, поелику некоторые предметы на становищах оного могли быть обработаны только колдовством. Люди же, точнее, предшествующие им слабые нежные белковые существа с кальциевым скелетом, появились уже тогда, когда катаклизмы и бури ушли в небытие, оставив расцветшую планету…»

Здесь в книгу был вложен мой давнишний детский рисунок. На нем был изображен, наверное, как раз кошмакрухт прямоходящий – страшенное черное чучело, которое сидело у костра в пещере, и, высунув красный язык, колдовало себе топор. Я так и покатился со смеху.

– Судя по твоему веселью, за уроки ты еще не садился? – послышался от двери голос папы, после чего вошел и он сам.

– Сейчас сяду, – вздохнул я, захлопывая книжку.

Папа прикрыл глаза и быстро ощупал вокруг меня воздух.

– Что, у вас появился новый учитель?

– Угу. Историк. Ваном зовут.

– И про что он вам рассказывал?

– Про этот… Капец сельского хозяйства в безчерномаговое время.

– А, это же новейшая история! – почему-то оживился папа.

– Скучнейшая история, – проворчал я.

– Баник, вся твоя скука – от незнания. Время было совершенно нескучное, особенно для нас, черных магов.

– Да я помню, помню, – согласился я. – Тогдашнее людское правительство сговорилось с белыми магами, и они вместе начали выживать черных из Лины. Куча белых нападала на одного черного и вытягивала из него черные клетки, отчего он становился белым магом или вообще сходил с ума…

– Да, так и было, – подтвердил папа сумрачно. – И сейчас остались белые маги, которые могут вытворить что-то подобное. Поэтому я всегда тебе и говорю, не забирайся далеко в горы и не…

– Ладно, ладно, – кивнул я. – Ну вот, а потом черные маги все взяли и ушли из Лины – правильно я говорю?

– Не совсем. Один черный маг остался.

– А, точно. Как его там звали…

– Дамнозис. Я его видел несколько раз, он меня оборотов на двести старше. Очень странный был, на вид маг магом, а стремления имел скорее человеческие.

– Ага, по-омню: любо-о-вь, рома-а-нтика, – протянул я, расползаясь по кровати.

– Вроде того, – согласился папа. – Он остался в Лине потому, что черный маг-временник Мар, прощупав его нити будущего, сказал, что свою любовь он в этом мире не найдет, но встретит только в Лине, то есть в нашей стране… Он всегда непонятно выражался. Белые маги устроили на Дамнозиса прямо-таки охоту – это ведь был единственный оставшийся черный маг, из которого можно было вытянуть черные клетки, получив временную возможность колдовать. А колдовать им было нужно, чтобы иметь поддержку людей. Люди тогда не все разбирались, чем отличаются белые маги от черных. А чтобы они это совсем забыли, под предлогом угрозы, исходящей от Дамнозиса, закрыли все школы. Дамнозиса объявили сумасшедшим и приписывали ему любые несчастья в стране…

– Так он и правда немного псих, по-моему. Из-за каких-то там любовных ниточек сидел в такой опасности! Нет бы удрать в пустыню!

– Я согласен, но это потому, что мы с тобой обычные черные маги, а он был необычным. Он принял облик человеческого жителя и работал конюхом в Воловых конюшнях, прямо под носом у белой полиции… Оборотов тридцать. И эту свою любовь он в конце концов встретил.

– А она кто была?

– Никто точно не знает. Говорят, обычная человеческая девушка, но из другого мира… Правда, сам понимаешь, как такие события быстро обрастают всякими легендами. Дамнозис ее нашел, и больше их в Лине не видели. Дом его здесь, в горах, но он пустует…

У меня мурашки прошлись по коже, я уставился на папу, ожидая продолжения, но тот вдруг ударился в скучные рассуждения, почти как Ван:

– Так или иначе, именно благодаря Дамнозису состоялся переворот в Лине. Белые маги потеряли власть, а мы, черные, постепенно возвращаемся и пытаемся что-то восстановить. Хотя, конечно, инфраструктура пострадала сильно…

– Ага, и сельское хозяйство, – согласился я, вспомнив Вана. – Ладно, буду уроки делать.

Папа кивнул и, явно довольный проведенной лекцией, вышел из комнаты. Со двора прибежали Мосик и Лорка. Я погладил их и принялся ломать голову над задачкой по математике.

ПЛАН

Баник и Луцик даже родителей иногда не слушались!

Они не делали уроки сами, а списывали их друг у друга.

А Луцик, хоть и был магом, совсем мало учился колдовать.

Поэтому их ожидало много-много бед, когда они

попали в темную лощину, где стоял Таинственный Замок…

(«Приключения Баника и Луцика в

Таинственном Замке»)

После обеда ко мне, не убоявшись гнева папы, пришел Луцик. Я обрадовался ему по многим причинам: во-первых, задачка по математике так и не получилась, и я надеялся у него списать, во-вторых, мне стало скучно, а в-третьих – хотелось рассказать ему о странной штуковине в городе Дребезге.

– Здрасьте! – сказал Луцик моему папе.

– Здравствуй, хулиган, – проворчал он. – Заколдовать бы тебя, да некогда…

– Заходи в комнату, – я шуганул с постели Мосика, чтобы дать Луцику место. Оказалось, что он пришел тоже по многим причинам, но в первую очередь из-за завтрашней контрольной по химии, в которой он был ни в зуб ногой.

Но я, конечно, не удержался и вначале рассказал ему про Дребезг. После этого ни о каких уроках уже и речи не могло идти: Луцик растопырил свои голубые глаза и подскочил на кровати:

– Ну ты даешь! Чего же ты раньше молчал, я же тебя спрашивал?!

– Я сказал: потом расскажу, вот потом и рассказываю…

– Ну ладно… Так говори скорей, что это была за штуковина?

– Откуда я знаю, я не разглядел.

– На что похожа была?

– На скалу, – ответил я неуверенно. – Только ровная какая-то. Вроде дома или замка. Но ведь нет у нас таких домов… Ван сказал, что это может быть исторический музей, но он туда не ходил.

– Еще один… Так почему нет таких домов, если есть?

– Высоченный он. Чуть ли не в улет высотой, – объяснил я. – Там этажей тридцать получилось бы.

– Да тебе показалось.

– Нет, не показалось. Я высоту никогда не путаю, ее же видно из-за ниточек…

– Ну ладно, тридцать. И что? Еще интереснее! Погоди-ка…

Луцик вскочил, порылся почему-то в моей сумке и вытряхнул из нее свернутую трубочкой карту Лины.

– Ты чего?

– Сейчас посмотрим, где этот Дребезг… Так, один малый чпок карты соответствует одному ускачу… Не так и далеко: мы в горах, а он, получается, в предгорьях, ускачей за пятьдесят отсюда. Слушай, давай туда наведаемся?

– И говорить не о чем, – мотнул головой я. – Ни за что не пустят.

– Фу ты… И кто из нас черный маг?! Ты по своим ниточкам перенесись, а я за тобой, ага?

– Не ага. Я не умею переноситься по ниточкам туда, где не был. И ни один маг не умеет.

Луцик задумался, но ненадолго: через миг его осенило:

– Ну тогда давай туда вначале так просто съездим! Подлижемся к Вану-болвану, скажем, что очень интересуемся старинными городами и хотим в Дребезг на экскурсию. Ага?

– Не буду я к нему подлизываться.

– Ладно, я сам с ним поговорю, ты только не возражай, идет? На экскурсии будем вести себя хорошо, никуда не убежим. А потом из дома уже перенесемся туда по ниточкам. Ну, идет?

– Неа. Как перенесемся? Я-то перенесусь, а ты?

– Ты меня можешь с собой взять!

– Не знаю, я еще не пробовал… Там рассчитывать надо.

– Значит, рассчитаешь! Ладно, в общем, договорились. Давай мне химию списать, а ты нá математику.

Я молча отдал Луцику свою тетрадку, а сам принялся списывать с его тетради задачу и одновременно думать, не значит ли это, что я, как говорит папа, опять иду у Луцика на поводу и ввязываюсь в ненужные приключения? Да нет, вроде мне и самому интересно, что там за странная штука в Дребезге… Или это потому, что Луцик сказал? По привычке я прикрыл глаза, искоса взглянул ими на друга и пошевелил пальцами, будто хотел пощупать какие-то ниточки. В ушах раздался шорох, и вдруг перед моими глазами встала странная картинка, которой я раньше никогда не видел при колдовстве: никаких ниточек, вроде бы, не было, но вместо этого каждый предмет будто расплылся и размножился на много-много изображений. Изображения эти, чуть меняясь по ходу, уходили от предметов в бесконечную даль. За Луциком тоже сидел ряд прозрачных Луциков в разных позах. Я немного растерялся, но попытался проследить этот ряд, как ниточку. Не тут-то было: изображения тут же запутались, я выпустил их, вздрогнув от чувства жуткого падения, и быстро открыл глаза. Я ничего не понял, но откуда-то у меня появилась уверенность, что мы все равно отправимся в Дребезг, чего бы я сейчас ни говорил.

Луцик недовольно уставился на меня.

– Опять щупаешь? Ты лучше запиши заранее для своих расчетов, сколько я вешу: пятьдесят тяжей.

– Да это ж еще нескоро понадобится, – возразил я.

– Ага, нескоро. Сразу после экскурсии, не больше, чем через семидневку. А ты столько обычно и считаешь, я тебя знаю…

– Может, ты мне поможешь?

– Если получится. По крайней мере, проверю, а то с тебя станется, с твоим знанием математики, перенести в Дребезг одну мою ногу.

– А ты до сих пор формулу воды не выучил по химии!

Тут мы бы, наверное, подрались, но сквозь дверь комнаты до меня дошел грозный инфразвук от папы – он попросил нас не шуметь. Я передал его просьбу Луцику, который не слышал таких низких частот, и мы снова вернулись к списыванию.

На следующий день история была первым уроком, а вся школа как-то тревожно гудела. Когда мы с Луциком поинтересовались, что такое, нам сунули в руки газету, где мы прочли, что вчера вечером группа белых магов напала на черного и почти вытянула из него клеточки, но подоспели еще трое черных и разобрались с ними. Как именно разобрались, я не понял, и вообще статья была написана, как всегда в газетах, одними намеками, но мне все равно стало противно. Да еще эта Элька со своей белой физиономией сзади вечно сидит, и не отвяжешься от нее!

– Да, – сказал Луцик, тоже прочитав статью. – Надо теперь быстрее на экскурсию проситься, пока родители не спохватились и нас дома не заперли. А то вечно, как белые маги на кого нападут, мне мама сразу: «Не ходи, не ходи»…

Я кивнул и уставился в окно. Наш город стоял на вершине горы, точнее, на горном плато, и из окон школы можно было увидеть маленькие дома, залитые салатовым светом восходящего солнца, на секунду пробившегося через плотные сизые тучи, и коричневые деревья между ними, и нагромождения скал, где были пещеры, в которых мы с Луциком ловили рыб. А где-то внизу был таинственный город Дребезг со странным музеем…

В класс вошел Ван и опять зашуршал бумажками. Луцик, пользуясь этим, вскочил с места, подошел к нему и громогласно заявил:

– Знаете что, учитель, а нам так нравится, как вы про все рассказываете! А мне Баник еще вчера сказал, что вы из Дребезга. А мы читали, что это старинный город, и там куча всего интересного. И мы с Баником хотели попросить: можно съездить туда на экскурсию вместе с вами?

Ван посмотрел на меня. Я утвердительно склонил голову и завершил речь Луцика:

– Угу.

Учитель запоглаживал лысину.

– Ну, значит, дети, спасибо вам… Я не против, в общем-то, съездить, показать вам кое-что. Можно будет взять мою паровую тележку, но тогда много народу не сможет поехать.

– Да кроме них это никому и в голову не взбредет, – заявил Орис, показывая на нас. В классе засмеялись.

– А вот и нет: я тоже хочу, – вдруг вскочила с места Элька. – Можно?

– Конечно, можно, – согласился Ван. – Давайте, ребята, значит, назначим поездку на этот выходной, хорошо? Подойдете утром, тысяч в двадцать мигов, к школе, я вас там встречу.

– Хорошо! – сказала Элька, хотя ее никто не спрашивал. Я недовольно переглянулся с Луциком, но протестовать против Эльки было опасно: вдруг бы экскурсия не состоялась? На том и порешили. Луцик уселся на место, а Ван разложил свои бумажки и принялся бормотать новую тему…

В ДРЕБЕЗГ

Таинственная лощина была загадочной, неизведанной,

непонятной и непознанной.

«Как здесь загадочно, Баник!» – сказал Луцик.

«Да, таинственно», – согласился Баник.

(«Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

В выходной, когда была назначена экскурсия, с самого утра лил ледяной дождь с градом. В общем, обычная погода для переходного сезона перед похолоданием, но папа заставил меня надеть вощеный плащ. Нужен он мне был только чтобы не намочить одежду – я же не мог простудиться в принципе, но спорить с папой было уже некогда. Я накинул плащ на плечи, взглянул на водяные часы и вымелся из дома. Капюшон я, конечно, пробежав несколько шагов, откинул: по нашим, маговским, волосам вода все равно скатывалась, почти не замачивая их, а вот смотреть вперед он мне жутко мешал.

Школа тонула в белесом тумане. Сквозь него кое-как виднелись топчущиеся возле входа фигуры, тоже все в вощеных плащах. Фигур было как-то многовато. Первым делом я наткнулся на Эльку, которая, конечно же, приперлась, и на нашу отличницу, низенькую и толстую черную магиню Нелию. Подобно мне, они стояли под дождем, откинув капюшоны, и зевали по сторонам, друг с другом не разговаривая.

– Привет, Баник! – расслышал я писклявые голоса и с ужасом понял, что на экскурсию собралось еще и трое человеческих девчонок.

– Привет, – отозвался я, прикидывая, стоит ли терпеть целый день такой кошмар, чтобы потом наведаться в какой-то там заброшенный музей.

Луцик, которого я еле отыскал в девчоночьей толпе, тоже был хмур, но решимости не потерял.

– Шут с ними, – прошептал он, взяв меня за локоть негнущегося рукава и отведя в сторону, – девчонки любят на экскурсии ходить. А может, восьмерки по истории хотят. Ничего, зато они Вана отвлекать будут…

– А как мы все в одну паровую тележку поместимся? – поинтересовался я. – Штабелем, что ли?

– Я им тоже это сказал, а они говорят, что Вана уже предупредили, и он обещал взять напрокат парочку конькозлов…

В это время из тумана послышалось пыхтение, и перед нами остановилась видавшая виды паровая телега – старая, ржавая, облупленная и давным-давно не мытая. Двери ее были мятыми, а некоторых спиц на колесах не хватало. Довершали картину три понурых мокрых конькозла, привязанные друг за другом к крючку сзади тележки.

– Ну, Ван точно историк! – захихикал Луцик. – Эту колымагу небось на раскопках нашел!..

Дверца телеги скрипуче открылась, и из нее с трудом вылез Ван, ясное дело, в вощеном плаще. Он несколько растерянно оглядел нас из-под капюшона и промямлил:

– А, вот, значит, дети, вас сколько… Ну ничего. Я как раз взял троих конькозлов…

– А почему как раз? – проскрипела Элька.

– Так потому что у нас тут получается, значит, трое?.. Да, точно, трое магов. Вас мы, значит, посадим на конькозлов, вам же дождь не мешает? А девочки-люди и Луцик поедут со мной в телеге.

– Не хочу я в телегу! – возмутился Луцик. – Мы всегда с Баником!

– Ну, Баник же не простудится, в отличие от тебя… И потом, эти конькозлы двоих вряд ли выдержат.

Ван был, похоже, прав: судя по виду этих прокатных конькозлов, неизвестно было, смогут ли они выдержать и одного. Делать нечего: Луцик, бормоча с ненавистью «уж лучше простудиться», полез в телегу вслед за девчонками. Я вдохнул и позвал конькозлов манком. Те встрепенулись и стали рваться ко мне с привязи.

– Отвязать надо было, – снисходительно заметила Нелия.

– Тебя не спросили, – огрызнулся я и пошел вместе с ней к конькозлам. Веревка, как оказалось, намокла и нормально не развязывалась, так что в конце концов мы с Нелией ее натянули, а Элька перепилила ногтем и перекусила то, что не хотело перепиливаться. У Эльки были острющие ногти и зубы, и человеческие девчонки зачастую этим пользовались, прося ее заточить им карандаши. Наконец конькозлы освободились, и мы их разобрали, причем я успел выманить из-под носа Нелии самого бодрого. Нелия разозлилась и молча взгромоздилась на другого, ленивого и пухлого, под стать себе. Эльке же достался конькозел тощий и нервный. Манок она издавать умела плохо, как все белые маги, и когда попыталась сесть на конькозла, тот чуть ее не лягнул.

– Ну что, дети, вы, значит, сели? – спросил от тележки Ван. – Езжайте за мной…

– Сейчас! – пронзительно завопила Элька, безуспешно стремясь нагнать убегающего от нее конькозла. – Погодите пару мигов, ладно?! Он чего-то бегает!

Нелия рассмеялась довольно злорадно. Мне тоже было весело смотреть на Эльку, которая, размахивая длинными руками и разинув широкий рот, как большая квакря, прыгала по мокрой коричневой траве вслед за конькозлом. Но все-таки нам надо было попасть в Дребезг, а, зная Эльку, такие номера она может откалывать бесконечно. Я соскочил со своего конькозла и сказал:

– Не прыгай ты. Пугаешь же. Щас я его позову…

На мой манок тощий конькозел пришел охотно. Я погладил его по мокрой спине, потрепал по ушам, хлопнул по носу и, обхватив за мокрую шею, велел Эльке:

– Забирайся, пока держу.

– Ура, спасибо, Баник! – обрадовалась она и поспешно взгромоздилась, сияя улыбкой от уха до уха. Да, вот уж радость! Теперь небось еще сильнее к нам вязаться будет… Я скривился и молча залез на своего конькозла. Телега запыхтела впереди, посылая пар нам в лица. Наконец-то мы двинулись в путь.

Дорога была неторопливой и однообразной. Шли мы на спуск, с горы, под колесами и копытами хлюпала вода, по бокам дороги стоял туман, дождь стекал по нашим волосам и серой курчавой шерсти конькозлов. С Нелией и, тем более, с Элькой, я, конечно, разговаривать не собирался, а смотреть особо было не на что. Скукотища!

Правда, через пять тысяч мигов мы выехали на недавно вымощенную дорогу, и тележка ускорилась. Конькозлы, кажется, даже обрадовались и перешли на рысь, а потом на галоп. Я быстро пощупал нити расстояния и понял, что проехали мы уже больше половины пути, и это меня здорово обрадовало. Дорога пошла еще круче вниз и повела нас вокруг горы. Я осторожно отвел конькозла от левой обочины – несмотря на туман, мне так и чудилась там жуткая пропасть. Из-за этого я даже снизил скорость и выпустил вперед Нелию. Та презрительно хмыкнула и поехала быстрее. Я как раз раздумывал, не послать ли ей в спину кусок плотного воздуха, чтобы сдуть спесь, но тут позади раздался шумный вдох и жалобный скрипучий голос Эльки:

– Баа-а-ник! Погоди!

– Чего там тебе еще? – вздохнул я, не оборачиваясь.

– Погоди-и! – повторила Элька – голос ее затихал. – Он пасется!

Начиная не любить белых магов еще больше, чем до этого, я развернулся и поехал к ней. Элькин конькозел, как оказалось, меланхолично жрал траву чуть не на краю пропасти, не реагируя на ее вялые подергивания за уздечку.

– Ну ты вообще, – сказал я. – Поехали быстрее.

– А как?

– Сильнее дерни! Еще раз! – я подъехал, и, стараясь держаться подальше как от Эльки, так и от края пропасти, сам дернул за уздечку и одновременно издал манок. Конькозел поднял голову и пошел ко мне. Элька неумело намотала на руку уздечку, виновато глянув на меня прозрачными глазами с бледнющего лица.

– Ты быстрее можешь? – сказал я обреченно. – Так мы тележку никогда не догоним. Вон ее уже в тумане не видно!

– Да ты что?! – испугалась Элька. – Мы чего, потерялись?

– Ты откуда свалилась? Я по ниточкам легко всех найду.

– Ура… Слушай, Баник, а может, ты иногда будешь моего конькозла приманивать, тогда он рядом с твоим поедет? – нахально поинтересовалась она. Ну, совсем обнаглела! Луцик бы ее точно за такое обсмеял снизу доверху. Но Луцик был в паровой телеге, а без него я не смог найти нужных слов и только, махнув рукой, двинулся вперед, время от времени обреченно издавая треклятый манок. Телегу, судя по ниточкам, мы начали постепенно нагонять, но теперь Элька постоянно тащилась рядом со мной. С явным трудом помолчав сотни три мигов, она начала доставать меня глупыми разговорами:

– Ба-аник… А вы зачем с Луциком захотели в Дребезг?

– Нам интересно, – буркнул я. – Город древний, развалины, все такое…

– Ага, – кивнула она и расплылась в широченной понимающей улыбке. – Мне тоже нравится. Я поэтому и поехала. А там правда есть какой-то музей?

– Не знаю.

– Так Ван же говорил – исторический музей, старый… Слушай, Баник, а может, это не музей, а дворец?

– Какой дворец? – машинально переспросил я.

– Королевский! Это же был большой город.

– Ну, может.

– А во дворце, может, кто-нибудь есть! – оживилась Элька. – Например, король! Или принц!

– Ты глухая, что ли? – удивился я. – Тебе же сказали, что нежилой город. Какой принц-король?

– Заколдованный… – выдохнула Элька мечтательно.

– Как заколдованный?

– Ну, заколдованный. Каким-нибудь злым черным магом. В статую, например, превращенный. Я про такое читала.

– Где?

– В сборнике «Сказки Лины».

– Ты даешь, – сказал я, покатываясь со смеху, – ну и источник знаний!

Элька обиделась и сообщила еще более скрипуче, чем обычно:

– Можно подумать, ты такой всезнайка. Мне папа с мамой говорили, что некоторые сказки писались по настоящим событиям, только их изменяли и пересказывали…

– Перевирали и коверкали, – хмыкнул я. – Если ты кого и найдешь превращенного в статую, то это наверняка будет не принц, а какой-нибудь местный дурак, который так всех достал, что его превратили. А если даже и принц, то по сказке тебе полагается его обратно расколдовать. Если он каменный, значит, нужна эта… реструктуризация из неорганики в органику. Этого мы пока и не проходили толком. Мой папа над похожей штукой два дня мучился, пока картинку составил. Да и ты все равно колдовать не умеешь.

– А может, твоего папу попросим, раз у него уже получалось? – радостно поинтересовалась Элька. Тут я как следует набрал воздуха и захохотал так, что чуть не свалился с конькозла.

– Элька! Мой папа этой картинкой пытался оживить закаменевшее зерно, потому что сейчас не осталось таких сортов!

– Получилось?

– Так себе: половина не взошла. Ну, если тебе хватит половины принца, тогда ладно, позову папу на расколдовывание! – я замолчал, чтобы издать очередной манок и пощупать ниточки невидимой в тумане паровой телеги. Вот дает Элька! Ну Луцик и посмеется, когда я ему расскажу! В одиннадцать оборотов верить в заколдованных королей – все-таки белые маги правда какие-то недоразвитые…

Скользнув по ниточкам, я чуть не свалился с конькозла, потому что неожиданно обнаружил, что паровая телега стоит возле каких-то разрушенных домов, а из нее выходят девчонки и Луцик. В какой-то момент они снова начали у меня множиться на кучу изображений: одни ниточки наложились на другие, и в голове моей началась чехарда. Я открыл глаза, и видимость сразу же упала до нуля.

– Баник, Эльца, вы здесь? – раздался из плотного тумана беспокойный голос Вана.

– Ага, мы тут! – заорала Элька.

– Ну вот и хорошо, дети. Как видите – если вы что-то видите, – мы с вами приехали в старинный город Дребезг. Поскольку сейчас немного, значит, туманно, прошу вас идти за мной и не отставать ни в коем случае…

Я спрыгнул на землю и был атакован Луциком:

– Ты куда пропал?

– Да из-за Эльки все. Потом расскажу, ты со смеху помрешь.

– Ладно, пошли за Ваном, – сказал Луцик, ободрившись от такого обещания. – Я буду задавать ему вопросы, а ты давай щупай, где мы и далеко ли эта странная штуковина. Если далеко, то будешь мне говорить, куда идти, чтобы оказаться к ней поближе, а я буду просить Вана свернуть туда. Понял план?

– Понял.

– Ну давай.

– А о чем это вы, а? – появилась рядом с нами Элька.

– Думаем, где может быть дворец с заколдованным принцем, – ответил я с ходу.

Туман вроде бы чуть рассеялся. Стали видны разбитая и подмытая стекающей с горы водой дорога и несколько развалин-избушек по обеим ее сторонам.

Ван повел свою экскурсию примерно так же увлекательно, как и урок:

– В этом городе, ребята, все наполнено, значит, стариной. Это у нас тут, значит, жилые кварталы. Если на Дребезг поглядеть сверху, то можно понять, что он имеет радиальную структуру, и, говорят, неравномерность распределения населения и хозобъектов в городе и послужила основной причиной его упадка. Для начала поглядим на типичное жилище, то есть на вот эту, значит, избушку. Можно пощупать, только не заходите, а то вдруг обвалится…

Луцик недвусмысленно подтолкнул меня локтем. Я охотно отключился от нудного бормотания учителя, прислонился к скользкой стене развалюхи-дома и погрузился в мир ниточек.

В ушах загудело, и все вокруг сразу стало понятнее. Мы, оказывается, были на самой окраине города, который располагался над нами, на склоне горы. Дребезг и правда был здоровенным, но совсем не приятным, и даже каким-то жутковатым. Я осторожно заскользил над ним по ниточкам, идущим от Вана. Подо мной мелькали утопшие в грязи безрадостные развалюхи, в которых, за редким исключением, никто не жил. Ближе к центру, правда, появлялись более высокие дома из серого камня – этажа два-три. Но в смысле разрушенности они были еще хуже, чем избушки. Некоторые сползли по склону горы и упали, превратившись в замшелые груды камней. Все это заросло деревьями и густой красной травой, а то, наверное, выглядело бы еще хуже.

Меня пробрала дрожь, и я убрался из центра города, поехав вправо, где по моим ощущениям должен был находиться исторический музей. Ближе к окраине снова пошли заселенные дома, а также дома, из которых только недавно уехали жители – в пространстве колыхались оторванные людские ниточки. Посреди дорог замерли остовы лошадиных и старинных паровых тележек…

Наконец я нашел нужную нить, скользнул по ней и очутился между двумя горами, где все так же из размытого тумана торчала неизвестная штуковина. Но теперь я все-таки был к ней ближе, и мне стало понятно, до чего она высоченная. Какой там тридцать – все сорок этажей! Долго разглядывать мне ее почему-то не хотелось. Ладно, надо возвращаться, вдруг много времени прошло… Я отметил нужную ниточку узелками, быстро скользнул по ней обратно и открыл глаза.

Ван, к счастью, еще только-только закончил нудить и зудеть про первый дом. Человеческие девчонки стояли кучкой, на их лицах были преданность и отчаяние. Элька вырезала ногтем узоры на деревянной мокрой стене, Нелия, закрыв глаза, что-то щупала: хорошо еще, я с ней не пересекся ниточками! Будто почувствовав мой взгляд, она открыла глаза и сказала инфразвуком, чтобы не слышал Ван:

– Какое-то жуткое местечко этот Дребезг, да? Ты видел центр? Это же кошмар какой-то.

Я кивнул.

– А дворца там не было? – затянула о своем Элька, у которой даже инфразвук был гнусавый.

– Чего-то не припомню, – сказал я. – Одни развалюхи…

– Учитель Ва-ан, а маги разговаривают, – пожаловалась одна из человеческих девчонок, Лирка. – У меня уже волосы дыбом от их рычания!

– Надо слушать, дети, раз приехали, – наставительно обратился к нам Ван. – Ну что, пойдем, значит, дальше?

Тут рядом со мной из тумана вырисовался Луцик.

– Фу, – сказал он, откинув капюшон. – Чего ты так долго щупал? Я его еле на месте удержал, не знал уже, какой дурацкий вопрос придумать… Куда нам надо идти?

Я молча показал направление ногтем. Там виднелась очередная размокшая и заброшенная улица с рядом уходящих в туман развалюх. Однако Луцик кивнул и побежал вперед с криком:

– Учитель Ван, а пойдемте вон туда! Тут такая улица интересная!

Ван, которому, похоже, было все равно, покорно направился, куда нам с Луциком было нужно, подошел к одной из развалюх, довольно странной формы, и начал толковать что-то про ее архитектуру.

Луцик снова спросил у меня направление, и, дождавшись паузы в словах учителя, заорал, что нам всем очень хочется посмотреть, что в конце улицы. Ван недовольно сморщился, но все-таки не стал с нами спорить. А конец у улицы и правда оказался интересным: там было что-то вроде старинной свалки, где мусор смешивался с гнилыми бревнами от рухнувшего поперек дороги дома.

– Куда дальше? – прошептал Луцик.

– За эту свалку. Там еще немного пройти, и будет спуск с холма…

– Ну, как видите, дети, это самая окраина города, так что давайте-ка повернем обратно… – начал Ван.

– Помогай мне! – быстро прошипел в мою сторону Луцик и заорал:

– А вдруг за этой свалкой что-то интересное?! Ну давайте посмотрим!

– Ага, давайте, – поддержал я его нерешительно: куча мусора поднималась местами выше наших голов.

– Нет, дети, извините, значит, но девочки могут пораниться, – сказал Ван решительно.

– Девочки? – удивилась Элька. – Да на меня один раз бревно упало, и то ничего!

– Я имею в виду человеческих девочек, – задвигал обвисшими усами Ван. Девчонки-люди, уже окончательно закоченевшие и промокшие, согласно закивали.

– Тогда можно мы без них быстро слазим посмотрим? – не отступился Луцик.

– Э-э-э, Луцик, ты, конечно, не девочка, но тоже человек, и ты можешь…

– А со мной Баник пойдет!

– И я! – вдруг выскочила Элька. – Мы на чуть-чуть, честное слово!

– Ну что ж… – Ван, похоже, все-таки боялся любых магов без разбору, даже маленьких: видно было, что он не согласен, но опасается спорить. – Только быстро, дети. Скоро нужно ехать обратно…

– Ладно, – согласилась Элька. – Нелия, а ты с нами пойдешь?

Нелия, конечно, Эльке не ответила, просто отвернулась и отошла подальше от завала. Я щелкнул ногтем по твердому рукаву Элькиного плаща.

– Пошли, раз идешь.

Луцик уже успел взобраться на кучу мусора и подпрыгнул от нетерпения:

– Баник, иди сюда быстрее. Тут надо под бревнами снизу пролезть.

Я влез к нему. Элька, конечно, тоже. Луцик посмотрел на нее и сказал:

– Ты чего с нами увязалась? Тебя сюда не звали!

– Ну чего-о, я же понимаю, что вы хотите дворец увидеть, – загундосила Элька.

– Какой дворец? – не понял Луцик.

– Королевский, про который Ван говорил, что это исторический музей… Я же слышала, вы говорили, что он между холмами.

– Еще и подслушивает! – возмутился Луцик, вставая на четвереньки. – Хоть бревно подержи, если уж увязалась, а то как грохнется на спину.

Элька послушно вцепилась в прогнившее дерево, и Луцик пролез под бревном. Я последовал за ним, Элька за мной. Так, на четвереньках и гуськом, мы проползли, поднимаясь все выше, под обвалившейся крышей разрушенной избы к виднеющемуся впереди тусклому туманному свету. Луцик выполз первым и, ойкнув, чуть не загремел куда-то вниз. Я быстро схватил его за щиколотку, он попятился и сообщил:

– Тут почти обрыв… Ничего себе!

– Чего? – переспросил я, осторожно высунулся и отпрянул, потому что от высоты у меня закружилась голова.

Разрушенная изба, оказывается, стояла на самой верхней точке холма, а холм этот, поросший какой-то плешивой коричневой травой, почти вертикально уходил вниз, где стоял плотный молочный туман. Впереди на некотором расстоянии я увидел второй такой же холм. Потом повернул глаза влево и вздрогнул: между двумя холмами из тумана торчала та самая непонятная скала. Теперь, когда я видел ее обычным зрением, она выглядела прямо-таки жутковато. Ровная, темная, высотой больше обоих холмов, она сужалась кверху треугольником и имела на макушке что-то вроде обломанного шпиля. Поверхность ее была вся в мелких буграх, как кора у дерева, да и цвет тоже ближе к древесному: темно-коричневый. Среди бугров я неожиданно разглядел несколько полукруглых темных окошек – почти таких, как у нас в школе!

Было очень тихо, только слегка шуршал по бревнам дождик.

– Да, никакая это не скала, – сказал наконец Луцик шепотом. – Ну и музейчик отгрохали…

Элька со свистом вдохнула у моего плеча и сдавленно прохрипела:

– Это что?!

– Дворец твой королевский, – ответил я сумрачно. – Иди в нем принца поищи.

– Какой же он высоты?!

– Сама видишь. Чуть меньше одного улета. Как дом с сорока этажами.

– Такого же не бывает!

– А это что? – кивнул Луцик на торчащее из тумана строение.

– Не знаю… Может, пойдем посмотрим?

Тут я Эльку даже немного зауважал: не каждому мальчишке бы такое в голову пришло. Вот мне, скажем, сейчас не приходило. Луцик тоже покосился на нее с удивлением и прошептал:

– Ты чего! Тут вон какой отвес. Пока с холма спустимся, пока обратно заберемся, Ван панику подымет. Пошли обратно. Можно, Баник?

Последнюю фразу он произнес с явным намеком. Я быстро прикрыл глаза, сделал большой узелок на ниточке направлений в том месте, где мы сейчас находились, и кивнул.

– Ага, пошли, а то нас небось и так потеряли…

Элька разочаровалась и растянула губы к ушам.

– Ну, чего вы… Баник, ну пойдем посмотрим…

– Чего смотреть. Если там и были какие принцы, давно уже все заплесневели.

– Ага, конечно, – она со свистом набрала влажного воздуха и фыркнула в нашу сторону. – Вы думаете, я совсем, что ли, глупая? Вы сюда потом вернуться хотите, вот вам и надо было поближе подойти!

– Не мели чепуху, – отмахнулся Луцик так презрительно, что я бы ему и сам поверил, если б не знал, что он врет.

– Я и не мелю… Возьмите меня с собой, а?

– Размечталась, – возмутился Луцик. – Ты нам и в школе надоела!

Лицо Эльки сморщилось, белесые брови сдвинулись, и она выдала с решимостью отчаяния:

– А я расскажу вашим родителям, что вы хотите сюда одни вернуться!

Мы с Луциком переглянулись. «Ух, зараза!» было написано крупными буквами в глазах моего друга. У меня, наверное, тоже. Но делать было нечего: сколько ни лупись друг на друга, от Эльки теперь не отвяжешься. Луцик покусал нижнюю губу, потом, видимо, что-то придумал и сказал:

– Ну ладно. Возьмем. Только молчи давай, и никому. Ты же в математике не совсем тупая, как полосатое дерево? Тогда Банику поможешь расчеты для переноса делать. Ну, пошли теперь обратно?

– Ага! – Элька радостно кивнула, ловко развернулась в узком месте и уползла, скребя твердым плащом по бревнам. Я посмотрел на Луцика и прошептал с удивлением:

– Ты чего, правда хочешь ее взять?

Луцик хихикнул.

– Ага, а переносить-то нас обоих будешь ты! Мы ее так проучим, что на тыщу оборотов от нас отвяжется…

ПРИГОТОВЛЕНИЯ

Баник и Луцик очень дружили с девочкой

по имени Эльвира. Она была очень красивой,

очень умной и очень доброй, и училась на одни восьмерки.

Поэтому когда Луцик сказал: «Давай возьмем в Таинственный

Замок Эльвиру», Баник ответил: «Конечно!», и они

побежали в гости к девочке.

(«Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

Элька ввалилась ко мне уже на следующий день после экскурсии, когда я только успел покормить животных.

Она огорошила громким приветствием папу и теперь стояла у меня на пороге, с улыбкой до ушей водя ногтями по разделенным на прямой пробор волосам, так что получался противный скрип.

– Привет, – сказал я ей недовольно и отряхнул руки от рыбьего корма. – Чего пришла?

Элька вдруг встала на цыпочки, зашла на них в комнату, прикрыла дверь и сказала свистящим шепотом:

– Ну так я пришла помогать тебе считать картинку для переноса. У меня все-таки шестерка по математике…

Со двора в комнату вбежали Лорка и Мосик. Лорка ощетинилась и загавкала, Мосик сердито завыл и вскочил на кровать.

– Лорка, нельзя, Мосик, свои, – сказал я не без сожаления, уж больно глупое и испуганное сделалось у Эльки лицо. От Лоркиного лая она успела так попятиться, что чуть не наткнулась на бочку в углу. – Эй, Элька, ты только на моих рыб не сядь!

Элька, скосив глаз, посмотрела в воду, где прыгали разволновавшиеся рыбы, открыла рот, и, видимо, хотела взвизгнуть, но забыла вдохнуть, поэтому только беззвучно засипела и отскочила в сторону.

– Ты чего? – удивился я.

– Да ничего. Просто я рыб это… Не очень люблю.

– Боишься?

– Ага. Ну, не всех, а которые в наших пещерах водятся… Там еще темно так… А ты сам их поймал?

– Ну да, – сказал я небрежно, подошел к бочке и ладонью пошлепал по осклизлой макушке ближайшей рыбины. – Ходил под водой с сачком и ловил.

– На-адо же, а я бы ни за что… То есть под водой я могу ходить, но только когда вода чистая и не темно. Мы как-то с мамой и папой ездили на зеленое озеро – вот я накупалась!

– С папой и мамой? – удивился я, усаживаясь на кровать и кивая Эльке на плетеное кресло.

– Ага! – подтвердила Элька с гордостью. – Они у меня вместе живут! У них любовь!

– Ну, – сказал я недоверчиво, почесывая забравшегося на колени Мосика. Элькины родители представились мне двумя обнявшимися долговязыми белыми магами с улыбками до ушей и длиннющими, как у самой Эльки, руками.

– Мой папа знаешь кто? – продолжала Элька хвастливо. – Он вообще один из полицейских, которые ловили Дамнозиса!

Я посмотрел на нее и молча пожал плечами. Нашла Элька чем перед черным магом похвастаться, тоже мне. Элька, не замечая этого, говорила:

– Его Гац зовут. Он когда в полиции работал, думал, что Дамнозис правда плохой, а потом, когда с ним встретился вживую, в полиции работать отказался. Его люди все равно хотели арестовать, но потом передумали, потом снова хотели, потом снова передумали, а он, чтобы они не передумали еще раз, уехал подальше от столицы, вот сюда. Он тоже всегда хотел в кого-нибудь влюбиться, а ему все говорили, что маги этого не могут. А Дамнозис ему сказал, что это ерунда. Ну, папа поверил, переехал сюда и встретил маму! Хочешь, можешь на них поглядеть, – предложила она мне и застыла, чтобы удобнее было нащупывать родственные ниточки. Я, поколебавшись, быстро скользнул по толстой блестящей нити и увидел в зыбкой темноте фигуры двух белых магов. Они оказались совсем не такими, как я их представлял. Папа был невысокий и толстоватый, почти как мой, только без очков, с горбатым коротким носом и с распущенными волосами. Рост и худоба Эльке явно передались от мамы: эта магиня с круглым лицом была повыше папы и весьма тощая. Я подобрался к белым магам поближе, так что уже почти начал разливать обстановку вокруг них, но они, видимо, почувствовали мои ниточки и заоглядывались. Я быстро скользнул обратно, открыл глаза и сказал довольной Эльке:

– Ага, видел, нормальные у тебя родители.

– Бы-ыстро щупаешь, – протянула она завистливо. – А я вообще пока-а-а ниточки найду…

Вдруг раздался сонный клекот, клетка надо мной зашаталась – это проснулась пор-крака.

– Ой! – обрадовалась Элька. – Баник, это тоже твоя?

– Моя, чья же еще.

– А говорить она умеет?

– Неа, – решительно ответила за меня Кранча.

– Только неа и умеет, – объяснил я разинувшей рот Эльке. – Ну чего, заниматься-то мы будем? А то мне еще уроки делать.

– Давай, – кивнула она охотно и вытащила чистую тетрадь. Я бочком пробрался мимо папы к книжным полкам и стянул «Технологию пространственных переносов» в популярном изложении – там хоть что-то можно было понять.

Мы, сидя на полу и положив книгу на кровать, еле-еле нашли нужную главу.

– Значит… – сказал я, колупая обложку ногтем. – Мы хотим перенести двоих… То есть троих по ниточкам в отмеченное место… Значит, так: нам нужно знать точный вес каждого из нас, потом надо будет подсчитать по этой вот формуле общую массу и разделить ее на сопротивление воздуха. Если день будет ветреный, может, придется еще и поправки вносить… Переписывай пока формулу, а я дальше почитаю.

Элька послушно кивнула, поискала перо, но не нашла, достала баночку с красными чернилами, обмакнула в них ноготь и заскрипела им по бумаге.

Я, стараясь не отвлекаться на этот скрип, вычитал, какую картинку надо чертить рядом с формулой. Картинка была не очень сложная, а вот в подсчетах если запутаемся… Что будет? Я перевернул страницу и прочел, что последствия неправильных подсчетов могут быть различными – от головной боли у переносящегося до расщепления его на молекулы. И во что меня опять Луцик втянул?! Да еще Элька эта приклеилась!

– Здрасьте, я к Банику! – раздался крик в другой комнате – Луцик оказался легок на помине. Войдя и увидев Эльку, он даже почти не удивился, только сморщил нос и сказал:

– Ну чего, насчитали?

– По-твоему, это быстро? – отозвался я сердито. – Посмотри, какая формула. Ты свой точный вес знаешь?

– А как же, сегодня специально еще раз взвесился. Пиши: пятьдесят тяжей.

– А я – шестьдесят! – сообщила Элька неожиданно.

– Ну и лошадь, – припечатал ее Луцик и забрался на мою кровать с ногами, сбросив ботинки. – Слушай, нам сейчас с Баником кое-куда надо, так что иди-ка ты домой.

– А досчитать?

– Завтра досчитаем. Время есть. Или с собой возьми.

– А мо-ожно я с вами?

– Нельзя, – Луцик повернулся ко мне и подмигнул.

– Да ладно, можешь и с нами. Мы в пещеры идем, рыбу ловить, – сказал я небрежно. Элька сразу растеряла весь энтузиазм.

– Не-е, тогда идите, а я домой. А листик заберу с собой и досчитаю.

– Ладно, только не показывай никому.

Элька истово кивнула и, загребая длинными ногами, вылезла из моей комнаты.

– Как это ты ее шуганул? – кивнув на закрывшуюся дверь, прошептал Луцик.

– Да она, представляешь, рыб боится! – хихикнул я. – И темноты.

– Ну?! Слушай, Баник, тогда я придумал! – Луцик вскочил и хлопнул меня по плечам обеими руками. – Помнишь, ты меня спрашивал, как мы ее проучим? Так вот: мы ее пообещаем взять, а сами посреди пути оставим в таком месте, чтобы она перетрухала как следует! Вот как раз пещера с озером подойдет!

– Ну… – сказал я, хмурясь. Как-то мне эта Луцикова затея не понравилась, что-то в ней было неприятное.

– Ладно тебе! Она же белый маг! Да еще и ябеда!

– Ну да, но…

– Ну чего ты опять мнешься?! Чего ей сделается? Побоится и вылезет из пещеры. Тысяч пять мигов оттуда до нас, путь ниточками нащупает – все-таки белые маги могут же ниточки ощущать!

– Очень плохо. Они у них путаются.

– Ну ладно, там и без ниточек все понятно, и выход широкий, – зашептал Луцик нетерпеливо. – Чем тут зудеть, лучше попробуй сделать картинку, только Эльке ее не показывай, а то вдруг поймет чего…

– Вряд ли поймет, – сказал я неохотно. – Там на картинке совсем небольшие изменения: надо просто начертить то место, где мы хотим ее оставить… Слушай, а может, не надо ее в озеро? Может, ее просто на соседнюю гору перенести? Или в рощу?

– Ну и какой толк отправлять ее в место, которого она не боится? Ты должен понимать, сам вон боишься высоты.

– Ничего я не боюсь!

– Ладно, ладно. В общем, договорились. Если успеем, то в этот выходной сможем уже отправиться!

– Хорошо, – сдался я. В конце концов, Элька была сама виновата – чего она хотела наябедничать нашим родителям?!

…Когда Луцик убежал, ко мне в комнату заглянул явно обеспокоенный папа.

– Баник, – сказал он, сдвигая брови над очками. – Что у тебя за дружбы такие, честное слово? Ладно этот твой шебутной Луцик, от него все равно никуда не денешься, но белый маг?! Ты знаешь, что она дочь полицейского, который охотился за Дамнозисом?

– Знаю, – буркнул я, незаметно засовывая листик, на котором мы с Луциком рассчитывали формулу переноса, под одеяло. – Так он вроде бы хороший.

– Вот именно «вроде бы», – произнес папа серьезно. – Сегодня опять в газетах написали: группа белых магов напала на двоих детей черных, которые гуляли в горах.

– И что?

– И вытянула из них все черные клеточки.

Я внутренне содрогнулся. Черный маг, из которого вытянуты черные клетки, либо разучивался колдовать, либо вообще сходил с ума. Я не решился спросить у папы, что случилось с этими конкретными черными магами. Он изучающе оглядел меня, видимо, понял, что я проникся серьезностью момента, и медленно произнес:

– Так что, Баник, делай выводы сам. Понятно, что вы с белыми магами учитесь, но будь, пожалуйста, осторожней. Друзьями белые и черные маги никогда не были, а уж сейчас – тем более.

С этими словами папа что-то щупнул в воздухе – может быть, нити закипающего на печке чайника – и быстро вышел.

– А мы и не друзья, – сказал я ему в спину и снова выкопал из-под одеяла листок с формулой. После разговора с папой беспокойство мое окончательно рассеялось. Так им, белым магам, и надо. Зато Элька уж точно от нас отвяжется!

– Правильно, Кранча? – вслух обратился я к пор-краке.

– Неа, – ответила та. Я рассмеялся, щелкнул по клетке и, взяв перо, начал чертить пробную картинку для переноса.

ЗАМОК

Громадные двери Таинственного Замка со скрипом открылись.

Баник и Луцик, дрожа, поднялись по скрипучим ступенькам

и открыли еще одну дверь, которая зловеще скрипнула…

(«Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

…Самым пустынным местом в нашем городе в выходной день была школа и ее окрестности. Ну, это понятно – обычно и мы сами шарахались от нее, как от ядовитой квакри, но сейчас нам было чем пустыннее, тем лучше.

Мы втроем: я, Луцик и, конечно же, неотвязная Элька – сидели на школьном дворе у забора, под раскидистым полосатым деревом. Погода была ничего – дождь почти не шел, только очень дуло: по небу быстро неслись клочкастые тучи, а дерево скрежетало и обсыпало нас листвой. Мы все трое были одеты в брюки и куртки из плотной замши, так что почти сливались с коричневыми опавшими листьями и коричневой же травой.

– Ну, сейчас начнем, – шепотом сказал Луцик и достал из-за пазухи многострадальный чистовик с картинкой.

На то, чтобы ее как следует сделать, у нас и правда ушла вся семидневка. Вначале каждый из нас посчитал нужную формулу самостоятельно, и оказалось, что у всех получились разные результаты. Мы чуть не подрались, пока искали друг у друга ошибки, наконец нашли, исправили, и результаты стали другими, но опять же разными! Только у нас с Элькой они были немножко похожими, а у Луцика – вообще не такими. Луцик стал насмехаться над нами и обзывать нас несчастными четверошниками. Мы снова чуть не подрались, но решили опять перепроверить, и оказалось, что Луцик неправильно списал формулу – где был минус, у него стоял плюс. Мы начали смеяться над Луциком, и смеялись до тех пор, пока он не нашел у нас с Элькой в другом месте деление, которое мы перепутали с квадратной скобкой. Тут уж нам всем стало не до смеха. Весь следующий день мы по отдельности друг от друга пересчитывали все сызнова, а когда, наконец, сравнили результаты, они оказались одинаковыми… Ну то есть, почти одинаковыми, потому что я неправильно вычел из трехсот пятидесяти шести сто двадцать пять. Элька меня поправила, а я уже и до нее это увидел, между прочим…

Дальше начиналась только моя работа: надо было начертить картинку и привязать ее к формуле. Это я сделал быстро. Элька рвалась мне помочь, но я по понятным причинам отказался. Да и вообще – нечего ей было делать у нас дома!

В выходной, захватив масляные фонари, еще кое-какую мелочевку и наврав родителям, что мы идем погулять в пещеры – не те, которые с рыбами, а ближние, большие и светлые, – мы пришли сюда, на школьный двор.

– Баник, ты уснул, что ли? – сердито толкнул меня локтем Луцик. – Чего теперь-то?

– А, теперь надо куда-то картинку перечертить на твердую поверхность с бумажки, она же у нас долго действовать будет.

– На землю, может?

– Смоет.

– А давайте на дерево? – предложила Элька со своей обычной улыбкой квакри и показательно махнула длинной рукой. – Вот тут, внизу. И не увидят, и не сотрется.

– Правильно, давай, – как ни в чем не бывало согласился с ней Луцик. Я взглянул на него с завистью – мне вот сейчас даже обращаться к Эльке было как-то неудобно, все казалось, что она чего-то заподозрит. – Слушай, Баник, может, пускай она ее и начертит, как самая ногтистая?

– Нет уж, – отрезал я хмуро. – У самого ногти есть, а она еще чего напутает…

Присев на корточки, я принялся чертить на гладкой полосатой коре. Элька все время заглядывала мне через плечо, мне так и казалось, что она сейчас что-нибудь поймет, так что я в конце концов цыкнул на нее:

– Не мешайся ты! Куда-нибудь в другую сторону зырь.

– Поду-умаешь, – обиделась она и отвернулась. С облегчением я быстро дочертил картинку, дописал рядом с ней формулу, все старательно перепроверил, решил, что нормально, и объявил:

– Ну, сейчас, наверное, поедем.

– Ой! – обрадовалась Элька. – Надо взяться за руки, да?

– Этого еще не хватало, – сказал Луцик, смерив взглядом ее костлявую когтистую конечность.

– Не обязательно, – сказал я. – Только сидите смирно и не дергайтесь. И вещи на себя положите, мы же их вес уже вписали…

Элька плюхнула себе на коленки фонарь и застыла, как истукан. Луцик тоже замер, нетерпеливо на меня поглядывая. Я прикрыл глаза, быстро ухватил идущие от нас троих нити направления в Дребезг, с некоторым усилием разветвил их и вслепую послал к дрожащему в темноте контуру дерева, надеясь, что попаду. И вправду попал: внизу ствола вспыхнула пронзительным желтым светом начавшая действовать картинка. Из нее полезли такие же желтые, как она сама, слепящие и толстые нити. Они быстро опутали Луцика и Эльку, одна нить ткнулась в меня, так что я аж вздрогнул, а остальные нити ушли вдаль и образовали развилку – на одном ее конце была пещера с рыбами, а на другом – Дребезг. Пространство задрожало, гул черных клеточек в ушах усилился в несколько раз – картинка готовилась подействовать.

Мне стало как-то не по себе. Во-первых, я до того никогда не переносился по картинкам, во-вторых, вдруг мы что-то неправильно посчитали, а в-третьих, что будет, если Элька попадет не просто в пещеру, а прямиком в озеро? Я же этого не могу рассчитать. Ну, конечно, она не утонет, если не будет упорно сидеть под водой больше пяти тысяч мигов… А вдруг так испугается, что воды хлебнет? Да ладно, она же умеет плавать! Ну что я за мямля – Луцик бы уже давно все сделал, а я… Мне всего лишь надо по пути подтолкнуть Эльку в развилку, и все! Я решительно вдохнул, подтянул к себе одну из Элькиных ниточек, заранее пристроил ее к развилке, и, протянув руки, сам ухватился за нить направления.

Видимо, это подало сигнал картинке. Та вспыхнула, нас дернуло и швырнуло вперед, в нитяное пространство, где мы понеслись со страшной нарастающей скоростью. Гул черных клеточек перерос в рев, мне казалось одновременно, что я куда-то падаю и, наоборот, взлетаю вверх. От того, чтобы позвать маму и папу и отцепиться от проклятой нити меня удерживали только Луцик и Элька, которые, застыв как истуканы, неслись впереди меня. Стараясь по возможности не обращать внимания на рев, вспышки и ощущение, что я падаю в пропасть, я поглядел вперед и увидел быстро приближающуюся развилку. Я снова чуть не запаниковал – куда я ее там подтолкну на такой скорости, самому бы удержаться, а оторвать руки от направляющей нити страшно, – но тут же с облегчением обнаружил, что Элька и сама попадет в пещеру по прицепленной мной заранее ниточке. Да… Попадет и упадет… На такой-то скорости. В воду. Она еще и не ожидает. Да хватит же бояться, квакря несчастная! Точнее, руку оторвать от нити бойся на здоровье, Элька сейчас сама и улетит…

Так мысленно сказав себе, я наконец совсем успокоился и внимательно посмотрел на приближающуюся развилку, а потом на Эльку. И вдруг она в моих глазах снова размножилась на кучу изображений – в этот раз они были немного почетче. Элька с растопыренными руками и разинутым ртом куда-то падает. Элька барахтается в черной воде. Элька под водой среди рыб, а за ней стелются, как водоросли, длинные белые волосы… Увидел я это всего на один миг, но подводная Элька меня добила. Я быстро оторвал руку от направляющей нити, вцепился ей в толстую нить, которая утаскивала Эльку в развилку, и дернул изо всех сил. Нить, скрутившись спиралью, оторвалась от развилки и понеслась в воздухе следом за Элькой. Развилка осталась позади. Я устало прицепил руку обратно к направляющей нити, стараясь перетерпеть мерзкий рев в ушах. И мигов через двести нить, вильнув напоследок, выбросила нас в обычное пространство. Я со стуком брякнулся коленками, ногти мои со скрежетом проехались по сырым бревнам. Оставаясь на четвереньках, я мотал головой, пытаясь избавиться от головокружения и привыкнуть к свету, а рядом со мной раздавались оживленные голоса:

– Ух ты, точно куда надо прибыли! Здорово быстро – я и не заметил.

– Ну, – соглашался голос Эльки. – То там, а то уже здесь.

– Ого, – сказал Луцик обалдело, – а ты тоже тут?

– А куда бы я делась? По дороге растворилась? – рассмеялась она. Луцик потеребил меня за плечо.

– Эй, Баник, ты чего?

Я поджал ноги, с трудом уселся и, посмотрев на него мрачным взглядом, раздельно произнес:

– Да, Элька тут, а ты как думал?

Луцик отвернулся, пробормотав:

– Пугает тут меня своими буркалами. Ладно, чего сидим, пошли.

Луцик первым подал нам пример: он повернулся задом, сполз с края крыши, повис на руках и с мягким шумом приземлился на склон холма. Холм на этот раз было видно до самого низа, из-за ветра туман почти весь рассеялся, и сумрачный исторический музей, стрелой уходящий в небо, можно было разглядеть во всей красе. Оказывается, он состоял как бы из нескольких сросшихся между собой башен – одной большой центральной и четырех поменьше боковых. Боковые заканчивались ниже и имели странные крыши-нашлепки, будто их накрыли спилами с деревьев, а центральная возвышалась над ними и втыкала в тучи свой обломанный шпиль. По ложбине, огибая музей, текла узкая речка с коричнево-красной, как трава вокруг, водой.

– Это и не дворец, – сказала Элька, – а какой-то прямо замок, да, Баник?

– Ага, – согласился я. – Таинственный Замок, как в книжке про нас с Луциком.

– Ой, точно! Я читала! А у них еще подруга была, Эльвира…

Я не стал ее дослушивать и сполз вниз следом за Луциком. Ноги воткнулись в мягкую почву, когда я спрыгнул, но стоять на почти вертикальном склоне было все равно неудобно.

– Спускаемся, – кратко сказал мне Луцик – видимо, он все еще сердился за Эльку. Последняя в это время шумно сверзлась с крыши, не удержалась и покатилась вниз с громкими воплями. Мы переглянулись и принялись быстро спускаться.

Элька вскоре очутилась внизу и встала, отряхиваясь и поджидая нас. Ясно, что ей ничего не сделалось – и холмы, и долина между ними поросли мягкой травой.

Мы с Луциком сбежали к ней и очутились на берегу речки. Речка тихо журчала, в траве свиристели цыкалки. Пахло какими-то горько-удушливыми цветами.

– Ну, чего? – сказала Элька, понижая голос. – Пойдемте к Замку?

Луцик кивнул и тут же вырвался вперед, проминая широкий проход в траве. Я двинулся за ним, а Элька замыкала шествие, размахивая скрипучим масляным фонарем и что-то напевая фальшивым инфразвуком.

Замок, бросающий на всю долину длинную тень, оказался не единственным строением. В склонах холмов я заметил опутанные растениями старые-престарые постройки.

– Баник, смотри, – тут же заскрипела позади меня Элька. – Это дома-пещеры, они наполовину в холм уходят, наполовину наружу торчат. Так в древние времена строили, я в энциклопедии читала.

– А, – сказал я, рассматривая дома-пещеры: некоторые из них даже были двухэтажными. Элька, прикрыв глаза и спотыкаясь, водила руками в воздухе – наверное, пыталась нащупать ниточки тех, кто жил когда-то в этих домах. Я тоже украдкой пощупал, но ничего не нашел: все ниточки давно уже выветрились от времени.

– Дома-пещеры, говорите? – повернулся к нам Луцик. – Слушайте, а в каком-нибудь из них можно будет оставлять вещи, чтобы не таскать их каждый раз, когда в Замок пойдем…

– А что, мы сюда много раз будем ходить? – спросил я. Луцик с Элькой удивленно посмотрели на меня и хором сказали:

– А как же?

– Ладно, это потом, – заторопился Луцик, – пошли быстрее, времени-то не так много, всего тысяч пятнадцать мигов, а то потом хватятся и искать начнут…

Замок потихоньку надвигался. То есть, это, конечно, мы к нему придвигались. Теперь я хорошо разглядел его странную бугристую поверхность. Она была глянцевито-коричневой и правда по структуре напоминала кору, только полоски коры обычно у дерева идут вертикально, а здесь они были, как это ни странно, горизонтальные. Между ними виднелось множество полукруглых окошек. Высота Замка просто ужасала – у меня так не задиралась голова, чтобы посмотреть на крышу главной башни. А двери вроде и вовсе не было…

– А где дверь? – оказалось, Элька размышляла о том же. – Чего-то я ее никак не увижу…

– Найдем, – бросил Луцик. – Вон, видите, внизу какая-то штуковина из досок сбитая?

– Так это, по-моему, леса, – вглядевшись, сказал я. – Такие иногда делают, когда дома строят. Гнилые все.

– Ну да, вот за ними, наверное, дверь и не видно! – Луцик еще ускорился, провалился одной ногой в зыбкую тину у берега речки, прыгнул – и спустя миг уже стоял у самого подножья Замка.

Мы тоже подошли и принялись осматриваться. Леса и правда оказались гнилыми, но мощными, из цельных обтесанных бревен. Они поднимались довольно высоко, этажа до четвертого, а под ними в бугристой коричневой стене виднелась полукруглая дыра, плотно забитая досками.

– Это что такое? – удивилась Элька.

– Дверь, наверное, – ответил я. – Только ее нету.

– Может, на ремонт унесли? – предположил Луцик и, подбежав, подергал за доски. – Ну и ладно, нам же лучше. Они все трухлявые, помогите мне их оторвать… А, тут еще веревка. Элька, где твои ногти-зубы?

Действительно, доски были не только прибиты, но и местами связаны между собой толстыми веревками. Радостная Элька, видимо, в предвкушении встречи со своим заколдованным принцем, охотно подскочила к ближайшей доске и вцепилась в веревку зубами. Я принялся ей помогать. Луцик пинал доски ногой. Вскоре, когда мы с Элькой, отплевываясь и вытирая лица от трухи, отошли в сторону, несколько освободившихся досок упали, открыв узкую дыру.

Там было темно – особенно, наверное, для Луцика, потому что мы, маги, раньше были ночными животными и получше видели в темноте. Но Луцик, несмотря на это, радостно потер руки, махнул мне и залез в дырку первый. Нам стало слышно, как он что-то глухо бормочет и чиркает кремневой зажигалкой, разжигая масляный фонарь. Мы с Элькой не стали следовать его примеру и зажгли фонари снаружи, а только после уж влезли. Теперь мы, наконец, очутились внутри Таинственного Замка.

В ДРЕВНОСТИ

– Идите сюда! – закричал Баник. – Смотрите,

какие здесь интересные вещи лежат!

– Лучше их не трогать, – сказала Эльвира. -

Излишнее любопытство добра не принесет.

Но Баник и Луцик не послушались девочку,

и были не правы…

(«Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

Те немногие звуки, что слышались с улицы, как только мы попали в Замок, немедленно заглохли: мы как будто залезли в темную вату. Несмотря на фонари, почти ничего не было видно.

– Тут стены или потолок хоть где-то есть? – возмущенно сказал Луцик рядом с моим ухом. Голос его прозвучал глухо и утонул в тишине.

– Должны быть близко, слышишь, эха совсем нету, – отозвался я.

– Да ладно вам, – скрипнула Элька. – Ничего не близко. Ты чего, Баник, не видишь?

Она подняла фонарь и покрутила им. Как следует понапрягав глаза, я, наконец, на несколько мигов увидел, что мы стоим на пороге огромной полукруглой залы, до потолка которой нам не достать, даже если мы встанем друг другу на плечи. Зала была абсолютно пустой.

– Ничего себе! – сказал я. – Ну и коридорчики тут. Одним словом, есть, где ноги вытереть…

Элька, все еще держа фонарь поднятым, быстро пощупала воздух одной рукой и уверенно сказала:

– Слушайте, а вон там в стене есть дверь.

– Где? Когда бы ты успела это понять за два мига?

– Баник, да ты сам попробуй. Тут так здорово щупается, у меня раньше никогда так не получалось…

– Да ладно врать, щупается всегда везде одинаково!..

– Нет, тут правда дверь! – глухо крикнул Луцик, отойдя от нас и посветив фонарем в стенку. – А за ней вроде посветлее. Там, должно быть, комната с окном! Пошли!

Теперь и я разглядел светлый полукруглый проем в стене напротив нас. Самой двери опять не было, так же, как и входной.

Друг за другом мы медленно вошли в проем и оказались в комнате полукруглой формы и со сводчатым потолком, на котором виднелись какие-то странные нашлепки. Между ними свисал на цепи обычный, только очень древний и пыльный масляный светильник. Но ни он, ни даже наши фонари тут уже были не обязательны – комната хорошо освещалась двумя окнами с толстыми, но прозрачными стеклами. Стены Замка изнутри были гладкими, коричневато-розового цвета. К тому же они здорово блестели, когда на них падал свет.

И предметов в комнате оказалось тоже предостаточно. Вдоль стен стояли длиннющие столы из темно-зеленого дерева, на которых рядами лежала всякая странная всячина.

– Ничего себе, – удивился Луцик, подойдя к тому столу, что стоял у окна. – Сколько камней! Смотри, Баник.

– Ну камни и камни, – сказала Элька нетерпеливо, – пойдемте дальше посмотрим.

– Отстань ты – навязалась, так подождешь, – припечатал ее Луцик и взял в руку один из камней. – Слушай, это же не камни, а всякие окаменелости! Это вот, например, раковина. А вон там – видишь – чей-то скелет отпечатался.

– Зачем нам скелет? – занудила Элька плаксиво. – Тем более, чей-то. Ну пойдемте…

– Да погоди ты, – поддержал Луцика я. – И потом окаменелости – это как раз по тебе: принц же твой тоже в камень превращен, вот и поищи его тут…

Луцик тем временем перевернул еще несколько камней.

– Да, слушай, тут и правда музей. Наверное, это зал древностей.

– Причем самых древних, когда ни людей, ни магов еще не было, – согласился я. – А были эти… Протоформы. Вот, например, как эта зубастая прокрухтина…

– Какая это крухтина – видно же, что рыба! – презрительно сказала недовольная Элька, которая со скуки выводила ногтями в пыли разнообразные узоры.

– Ничего ты не знаешь, тебе бы только сказки слушать, – хмыкнул я. – Это прокрухтина, земноводный предок крухта. Хоть бы «Популярную биологию» почитала.

Луцик, опираясь на локти, склонился над камнем с отпечатком порядочного размера прокрухтины и сказал:

– Слушай, Баник, ты отметь это место, чтобы мы потом могли сразу здесь появиться. Это же все за один день не обойдешь.

Я кивнул, погрузился в пространство ниточек… И чуть не упал от неожиданности. Контуры всех предметов вокруг вспыхнули пронзительным белым светом, от них в разные стороны протянулись, дрожа, толстенные нитищи, которые так светились, что мне захотелось зажмуриться – а как, если и без того глаза закрыты?! Права оказалась Элька – все стало каким-то ужасающе четким, и нащупать здесь можно было без большого труда все что угодно. Только было очень неприятно – это как читать книжку, напечатанную огромными яркими буквами, или слушать песню, когда какой-нибудь дурак изо всех сил орет ее тебе в ухо.

С трудом собравшись с мыслями, я попытался сделать на толстой, как бревно, нити расстояния узелок, и тут началась новая напасть. Все окружающие предметы, а также стоящие рядом со мной Луцик и Элька расползлись на изображения, причем очень четкие! По ним явно можно было проскользить, как по ниточкам, я это чувствовал.

Я посмотрел на прокрухтину и попытался разглядеть самое дальнее от меня ее изображение. Изображение вдруг приблизилось, увеличилось, и страшное, черное и живое существо щелкнуло мне в лицо треугольными зубами!

Я вылетел обратно в нормальное пространство, забыв поставить узелок.

– Ба-аник, ты чего? – беспокойно протянула Элька.

– Сам не знаю, – признался я. – Короче, тебе здесь щупать хорошо, а мне не очень. Больно уж четко, аж в глаза бьет. И прокрухтина оживает.

– Оживает?! – тоже оживился Луцик. – Честно?

– Чего спрашиваешь, сам знаешь, что там мне ничего казаться не может…

– Погоди, то есть ты ее живой видишь?!

– Ну, не сразу, – сказал я, не понимая Луциковой радости. – У меня вроде ниточки еще одной появляется, где она оживает постепенно… У меня такое и раньше было, но слабее.

– Ух, здорово! – воскликнул Луцик завистливо. – Слушай, а прокрухтина на что похожа?

– На прокрухтину. Черную и зубастую. Подробнее не разглядел.

– Ого. Слушай, Баник, а ты не можешь к ней поближе подъехать?

– Ну, я…

– Ты чего, трусишь?

– Не трушу!

– Ладно, рассказывай… Ну попробуй, тебе же ничего не будет!

– Попробую.

– Баник, а может, не надо? – забеспокоилась Элька. – Ну ее, чего вы к ней привязались?

– Не лезь! – отозвался Луцик. – Она его не укусит, она давным-давно сдохла.

Я прислонился к столу между Элькой и Луциком, слегка касаясь их обоих плечами, и сердито взглянул на прокрухтину. Хватит трусить уже, лопоталка глупая! Элька и та меньше боится. Да… Эльке не надо к прокрухтине…

Я быстро зажмурился и снова вздрогнул от слишком яркого мира ниточек. Нити-изображения от всех предметов появились на этот раз почти тут же. Стиснув зубы, я уставился на прокрухтину и уцепился за ее уходящие вдаль изображения обеими руками. Под изображениями и вправду оказалась нормальная нить. Она дернула меня и быстро понесла вперед! По-настоящему, а не как на прослеживании! Я действительно куда-то летел, а рядом со мной летели размазанные контуры Эльки и Луцика!

Вот же болван! Картинка-то еще работает на перенос, надо было вначале отключить ее! Я же это где-то читал, но забыл! Ой!

Я вылетел в реальное пространство и врезался во что-то мягкое. Как оказалось, это был мелкий черный песок. Рядом со мной упали Луцик и Элька. Я попытался вытрясти песчинки из глаз и одновременно оглядеться по сторонам.

Мы оказались на берегу моря, а может, океана. Море-океан было пронзительно-синего цвета и с шипением налетало на песок небольшими пенистыми волнами. Было как-то непривычно светло – даже резало глаза. Я поднял голову и увидел совершенно безоблачное небо, не зеленоватое, как обычно, а густого, почти морского цвета. Над самыми нашими макушками стояло зеленое солнце и ярко-преярко светило. Я зажмурился, вдохнул – и снова удивился: воздух здесь был совсем другой, и одного вдоха теперь бы не хватило и на сто мигов. Я поспешно вдохнул еще раз и волей-неволей принялся дышать подряд, как дышат обычно люди… Люди?! Если мне тяжело дышать, что же тогда с Луциком?!

Я резко развернулся к друзьям. Оба лежали на песке и хватали воздух ртами, как рыбы, выброшенные из воды. Хорошо еще, что я размышлял всего пару мигов. Надо быстрее уходить обратно в Замок!

Подумав это, я вошел в мир ниточек и испытал новый ужас: КАК мы можем попасть обратно?? Сюда мы попали по прокрухтине, но здесь-то никакой прокрухтины не было! В довершение всего, ту прокрухтину я не пометил узелком. Обычные ниточки расстояния никуда здесь не вели! Ладно, тогда остается единственный выход. Хорошо все-таки, что я кое-как прочитал книжку «Основы колдовской первой помощи». Точнее, что прочитал, хорошо, а что кое-как – плохо…

Но времени не было совсем. Я вылетел в обычное пространство и ногтем начертил на черном песке значок кислорода – ведь его не хватало в воздухе древности, а именно здесь мы и оказались!

Кислородные ореолы нас учили делать на первой помощи: я почти уверенно и быстро изобразил две корявые схематичные фигурки и одним движением нарисовал вокруг их голов что-то вроде восьмерки, обозначая ореол ограничения воздуха. Соединив символ кислорода с фигурками, я зашел в пространство ниточек и в панике, действуя только на скорость, присоединил какие попало воздушные ниточки к каким попало же ниточкам Луцика и Эльки, и весь этот пучок воткнул в картинку. Картинка угрожающе вспыхнула, я не без опаски вылез в нормальное пространство поглядеть, что у меня вышло.

Вышло, кажется, ничего: над головами Луцика и Эльки раздался громкий треск, проскочило несколько мелких искр, потом вдруг неизвестно с чего полетели брызги воды, и запахло озоном, как после грозы – это я почувствовал, потому что теперь все время дышал… И наконец, вытягиваясь из окружающего воздуха, над Луциком и Элькой сконденсировалась голубоватая кислородная восьмерка, такая же, как я нарисовал. Оба они одновременно сели, закрыли рты и молча выпучили на меня глаза.

– Ну чего, вы дышите? – для верности спросил я.

– Ага, – хрипло сказал Луцик и потер рукой свои светлые вихры. – Слушай, Баник – это чего – прошлое?

– Наверное, – сказал я, пожав плечами. – В книжке оно почти так и описывалось…

– Ой, как интересно, – протянула очухавшаяся Элька, вычесывая ногтями песок из своих длинных бесцветных волос. – Ба-аник, спасибо тебе. Но мне же воздух не был нужен, я ведь тоже маг…

– А чего ты тогда лежала и пыхтела?! – возмутился я, чувствуя себя дурак дураком.

– Пыталась привыкнуть, что тут надо дышать подряд. Да ладно, ничего, – она встала и прошлась по песку. К моему удивлению, Луцик также вскочил и теперь шел в малом чпоке от ее плеча. Вывернув шею, он грозно поглядел на меня и сказал:

– Ты чего опять натворил?! Чего я за ней хожу как приклеенный?!

Элька озадачилась и села. Луцик тоже. Я посмотрел на картинку и понял, в чем дело.

– Просто я нарисовал вам общее воздушное пространство и соединил его быстро с вашими ниточками. Так что вам, чтобы вы не вывалились из этого пространства, нельзя отделяться друг от друга… Вот вас, наверное, ниточки и тащат…

– Наверное… – закатил глаза Луцик и встал. Элька тоже. Луцик потребовал:

– А ну рассоединяй!

– А зачем здесь рассоединять? – вдруг возразила Элька. – Полетели обратно, там и разберемся.

– Я не знаю, как обратно, – сказал я.

Элька уставилась на меня и с испугу плюхнулась в песок. Луцик тоже. Я пояснил, не глядя на них:

– Сюда, в прошлое, мы прилетели по прокрухтине. А где она тут, я не знаю…

– Ах ты веергафр ощипанный… – начал Луцик, надвигаясь на меня вместе с Элькой.

– Это ты мне сказал проследить за прокрухтиной! – сказал я, поднимаясь с песка и принимая воинственную позу. – Сам ты недощипанный! Вот как дам сейчас!

– Я тебе сам сейчас дам! Ты и драться не умеешь!

– Вот дай, посмотришь, как я не умею!

Луцик сжал кулаки и резко скакнул вбок. Элька волей-неволей сиганула за ним на своих тощих длинных ногах и загундосила:

– Ну мальчишки, ну вы чего?! Прекратите! Я с вами драться не хочу! И вообще, надо думать не как подраться, а как выбраться…

– Вот и думай, чего ты не думаешь! – закричал Луцик, пытаясь развернуться к Эльке лицом, но она, конечно, развернулась вместе с ним, оставаясь плечом к плечу. Некоторое время они молча исполняли нечто вроде странного танца, потом Элька споткнулась сама об себя и грохнулась на песок. Вместе с ней, конечно, упал и Луцик. Сидя на земле, они уставились на меня злобными взглядами. Мы бы, наверное, все-таки передрались, если бы вдруг в окружающем пейзаже не произошла перемена.

Мокрый черный песок на границе моря вспучился горой, лопнул и рассыпался комками, а из образовавшейся ямы выкопалась натуральная, живая и здоровая прокрухтина. Она походила на большущую, длиной примерно с Луцика, рыбу с четырьмя толстыми кривыми ножками и прямым как палка хвостом. У нее была черная гладкая кожа, бессмысленные оранжевые глаза и длинные челюсти со светло-желтыми, как у меня (наверное, тоже кремниевыми), зубами. Увидев прокрухтину, я напрочь забыл, что нужно попытаться проследить ее ниточки, а попросту шарахнулся назад. То же в едином порыве сделали Луцик и Элька.

Прокрухтина увидела нас и зашипела, а потом вдруг издала инфразвучный рык – видимо, хотела завлечь нас манком. Мы не завлеклись, а еще больше попятились. Прокрухтина моргнула и вдруг одним прыжком выбралась из песка и, переваливаясь с боку на бок, быстро побежала к нам…

Но, оказывается, это было еще не все. Позади прокрухтины в волнах раздался громкий плеск, и из воды высунулась тоже черная, тоже гладкая и тоже желтозубая протоформа. Я, как ни испугался, тут же узнал в ней мурду – крупное хищное земноводное, которое вымерло миллионы оборотов назад. Морда у мурды была тупая и широкая, глазки – желтые и узкие, из спины рос короткий колючий гребешок, а размерами она была раз в семь больше прокрухтины.

Мурда тоже вылезла из воды, подпрыгивая на ластоподобных лапах, и устремилась, разинув рот заранее, следом за прокрухтиной – мы ее, к счастью, не заинтересовали.

Прокрухтина испугалась, взревела и заскакала по границе воды. Мурда побежала за ней.

– Ой, сейчас ее съедят! – жалобно сказала Элька.

– Ну и ладно! – ответил Луцик.

И тут до меня дошло. Как это ну и ладно?! Как мы вернемся домой, если съеденная прокрухтина окажется в желудке у мурды, которая уплывет неизвестно куда?!

– Спасай прокрухтину! – тоже сообразив, закричал Луцик. – Скорее!

– Как? – спросил я беспомощно.

– Убери эту здоровенную… Отбрось в сторону! Воздухом! Как меня из окна! – Луцик, возбужденно жестикулируя, подбежал ко мне вместе со скорчившей жалобную физиономию Элькой. Я облегченно вздохнул – хорошо иметь быстро соображающего друга – повернулся, схватил в охапку сколько мог воздушных ниточек и швырнул в мурду. Мурда с воплем взмыла над морем и заболталась на неровном воздушном столбе, дрыгаясь, и от этого то поднимаясь, то опускаясь. Вопила она тонко, почти как Луцик, и брызгала во все стороны то ли слизью, то ли слюной. Прокрухтина остановилась, тяжело дыша и поглядывая на нас.

– Фу, – сказала Элька и полезла в карман за платком.

– Потом помоешься, лучше манок издай! – цыкнул я на нее. – Нам надо прокрухтину подозвать!

– Я плохо умею!

– Издавай как умеешь. Поехали!

Элька издала вялый инфразвук. У меня манок, конечно, вышел лучше. Я постарался представить, что зову не прокрухтину, а Мосика и Лорку, и они того и гляди ко мне прибегут. Прокрухтина подумала, закрыла рот, спрятав зубы, и двинулась к нам мелкими шажочками.

– Здорово! – обрадовался Луцик. – Смотри, она совсем ручная! Слушай, а давай попробуем ее погладить?

На этот раз Луцикова затея моего согласия не дождалась. Я только помотал головой, сказал:

– Не мешай! – и быстро вошел в пространство ниточек. Некоторым усилием воли – все-таки научился – я заставил появиться еще и нити-изображения. А вдруг это не та прокрухтина?!

Но прокрухтина оказалась та. От нее уходила в будущее знакомая мне нить, и на конце ее я разглядел полутемную комнату Замка. Не раздумывая, я вцепился в нить мертвой хваткой и вместе с Луциком и Элькой со свистом понесся обратно…

Упал я почему-то снова на коленки и опять принялся тереть глаза, пытаясь привыкнуть к перемене освещения. После яркого прошлого все казалось уж очень темным. Элька и Луцик тоже сидели на полу, но уже не рядом – моя картинка осталась в прошлом и автоматически перестала действовать. Камень с отпечатком валялся между нами.

– Фу, – сказал я.

– Ой, – сказала Элька.

– Ну и ну, – докончил Луцик и вскочил. – Вот это приключение! Кто бы мог подумать, что эта прокрухтина такая… – он наклонился над камнем и сказал:

– Слушайте, а она другая стала! И камень другой!

– Да что ты выдумываешь, – не поверил я.

– Сам посмотри. Он даже другого цвета. И прокрухтина была толстая, а здесь худая!

– Но это она, – сказал я твердо, глядя на камень, который и вправду сделался из розового гладкого шершавым, серым и с прожилками. – Ниточки-то к ней ведут…

– А может, она просто старая, – заявила вдруг Элька, расплываясь в улыбке от одного бледного оттопыренного уха до другого такого же. – Мы ее спасли, и она не закаменела молодой!

– Ого! – Луцик еще раз поглядел на камень. – Слушай, Баник, а ведь похоже. Здорово, что мы ее спасли!

– Здорово, – согласился я охотно. Все-таки мне нравились любые животные, а с прокрухтиной, я это чувствовал, мы бы скоро подружились, если бы так быстро не сбежали. – Ну чего, пойдем дальше?

– А домой-то не пора? – обеспокоилась Элька. – Я маме и папе сказала, что к сорока тысячам мигов вернусь, а, по-моему, темнеть уже начало…

– Это просто тучи, – сказал я, поглядев в окно. – Но вообще-то можно и домой. А то у меня сил не хватит вас перетащить, если еще одно такое приключение будет.

– Еще одно будет! – обнадежил меня Луцик. – И не такое! В следующий выходной отправимся прямо с раннего утра. Договорились?

Элька кивнула так радостно, что у нее чуть голова не оторвалась. Я тоже сказал:

– Ага. Эту комнату я отметил. Встаньте теперь понеподвижнее и поехали домой!

ТАЛАНТ

– По-моему, лишь тот, кто обладает особым даром,

сможет постичь тайну Таинственного Замка, – сказал Баник.

– По-видимости, ты прав,– согласился с ним Луцик. –

Но как можем постичь ее мы, самые обычные дети?

(«Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

Занудливо тянулся последний урок – физика. Учитель, черный маг Миракс, процарапывал ногтем по специальной доске из мягкого камня длиннющую формулу. Мы с Луциком, зевая и украдкой переглядываясь, списывали, рядом со мной, устроившись за парту третьей и качая тощей коленкой, скрипела пером Элька.

Элька приклеилась к нам, как квакря к листу водяного тычиночника, и отлипать явно не собиралась. Когда мы вернулись из Замка на школьный двор, она как ни в чем не бывало треснула в улыбке от уха до уха и прогнусавила:

– Ой, ребята, как здорово было! Ладно, мне домой пора, а то мама и папа беспокоятся. В школе увидимся!

Она повернулась и убежала с подскоками, с места взяв хорошую скорость и сильно хлопая по земле подошвами.

– Фу ты, – сказал Луцик, поглядев ей вслед. – Очень надо нам с ней видеться и завтра, и вообще! Чего ты ее не выбросил в пещеру, как договорились?

– Мало ли что мы договаривались, – буркнул я, глядя в сторону. – Я тоже по картинке в первый раз переносился. Думаешь, просто, да? Это вам там хорошо в пространственно-временных коконах, а меня мотает то вверх, то вниз, и несет быстро – знаешь как?

– Не знаю, – сказал Луцик завистливо. – А нельзя устроить, чтобы меня тоже мотало и несло?

– Нельзя. По крайней мере, я не умею: этот-то перенос еле освоил… – тут мне вдруг пришло в голову, что Луцик может потребовать выбросить Эльку в озеро в следующий перенос, раз я уже вроде как научился, и я быстро добавил:

– Но выбросить Эльку все равно, по-моему, не получится.

– Чего ее теперь выбрасывать? – махнул рукой Луцик. – Пускай уж. Обидно только, что ее теперь все время с собой таскать придется. А то всем же раззвонит, ябеда лупоглазая…

– Придется, наверное. Лишь бы еще в школе не привязывалась.

Но Элька привязалась. Не успели мы на следующий день войти в класс, она тут же подбежала и заканючила:

– Ба-аник, а можно я с вами за одну парту сяду?

– Вот еще, – испугался я такой напасти. – Кто это втроем сидит?

– А вон сидят, и вон, девочки…

– То девочки, а то мы, да еще ты, такая дылда, – фыркнул Луцик. – Ты с нами не поместишься.

– Помещусь!

– Отстань! – сказали мы согласным хором и уселись. Элька надулась и села сзади, но в течение первого урока мы успели сто раз об этом пожалеть. Эльку явно распирало – она то и дело перегибалась вперед, набирала воздуха и кряхтела либо инфразвуком, либо громким шепотом, который давал в классе отчетливое эхо:

– Ребята… А помните прокрухтину? А как думаете, куда мурда делась? Она теперь так и висит? Или нет? Или да? А?

Перемены мы дождались с трудом. Как только прогудел рожок, Луцик резко повернулся к Эльке и прошипел:

– Ладно, садись давай сюда, надоела уже!

Элька не стала придираться к форме приглашения, быстренько сгребла свои книжки и уселась на краю парты рядом со мной, пнув меня локтем и коленкой.

– Да осторожней ты! – сказал я, не выдержав.

– Ага, извини, Баник.

– Чепуха какая-то, – мрачно проговорил Луцик. – У тебя там целая парта, а ты тут жмешься.

Элька и в самом деле имела в распоряжении целую парту, потому что, как и все белые маги, сидела одна – ни люди, ни черные маги с белыми водиться не желали.

– Подумаешь! – радостно отозвалась Элька и снова пнула меня коленом. – Одной скучно. Я давно хотела с вами подружиться и вместе сидеть.

Я хотел сказать, что этого еще не хватало, дружить с белым магом. Но после наших приключений в Замке мне откровенно отбривать Эльку было как-то неудобно, а Луцик молчал. Поэтому я произнес:

– И зачем тебе мы? Девчонки должны дружить с девчонками.

– А они со мной не хотят…

– А чего ты хотела? – буркнул Луцик. – Дружи с белыми магами: вон, с Ецей.

– Не хочу, она противная.

Тут с Элькой было трудно поспорить. Мы временно сдались, потому что деваться было некуда.

Сегодня был третий день, как Элька сидела с нами. Мы уже кое-как к этому привыкли, а вот одноклассники стали как-то подозрительно на нас посматривать и хмыкать. Луцик вел себя невозмутимо, будто все так и надо, я тоже старался не очень нервничать, но мне это не особо удавалось.

Физика, наконец, кончилась, мы с Луциком вышли из класса вместе с неотвязной Элькой.

– Ребята, подождите меня внизу! – грянула она на весь коридор. – Я щас, только про контрольные спрошу.

Мы хмуро переглянулись и ничего не ответили. Элька убежала. Луцик тоже ушел вперед, а я задержался у расписания. Тут-то меня и прижали Орис и Герц, наши хулиганы-черные маги.

– Баник и Луцик себе Эльвиру нашли! – сказал Герц своим противным голосом, будто ногтем скреб по железяке.

– Так оба на ней и женятся! – добавил Орис и захихикал.

– Как вот дам сейчас! – сказал я от делать нечего.

– Во, еще и защищает, белую-то магиню! – поразился Орис. Герц сказал:

– Чего ты там дашь, колдовать-то не умеешь, с белыми водишься, тьфу.

– Умею я, – сказал я сквозь зубы, и, чтобы не успеть испугаться, быстро швырнул в них пучком воздушных ниточек. От неожиданного сильного порыва ветра они сели на пол, но тут же вскочили, растопырив ногтистые руки, злющие-презлющие. Я тоже выставил перед собой ногти и сказал противным инфразвуком:

– Герц – девочка с косичкой! Испугался, что тебя ветром сдуло?

– Ну, щас мы тебя заколдуем! – завопили они.

– Да я вас сам! – ответил я. Орис и Герц набросились на меня. Конечно, колдовать мы не стали, а принялись драться, шипя, ругаясь, рыча инфразвуком и стараясь получше оцарапать друг друга ногтями. Герц с Орисом были драчуны умелые, да еще и превосходили меня количеством, так что я сам не понимал, на что надеюсь, но продолжал как мог защищаться, и даже вроде бы удачно вделал ногтем по чьей-то руке. Да еще кто-то вдруг пришел ко мне на помощь… Кажется, Луцик! А кроме него появился еще кто-то, кто приложил Ориса по голове тяжелым портфелем.

– Ой-ой, учительница Арта, а там деру-у-утся… – услышал я ябедный голос одной из человеческих девчонок.

– Кто?

– Все-е… Черные маги… Шипят, как крухты… И человек… И белая…

– Безобразие! А ну прекратить немедленно!!! – завопил над нами зычный голос завучи. – Эльца, не бей Ориса портфелем! Баник, прекрати царапаться! Луцик, не тащи Герца за косу, ему же больно!

– Вот и хорошо!

– Этого еще не хватало! Встаньте немедленно!

Драка, понятное дело, свернулась. Мы все, пошатываясь и встряхиваясь, поднялись с пола и выстроились у стенки. Орис и Герц одновременно вдохнули и с ненавистью поглядели на меня. Я так же поглядел на них. Луцик с Элькой, в свою очередь, заботливо оглядывали меня со всех сторон, видимо, ища повреждения. Но их, если не считать нескольких царапин на щеке, руках и шее, почти не было, как и у Ориса с Герцем – нашу кожу довольно тяжело повредить даже нам самим. Элька была не оцарапана, только растрепана, а портфель ее, судя по его состоянию, хорошо поработал. Луцик удовлетворенно глядел то на меня, то на несколько черных волосинок, вырванных из косы Герца… Тут до меня дошло, что все это время завуч что-то говорила, и я запоздало вслушался.

– …Больше никаких! – докончила она, скрещивая руки на груди. – Баник и Луцик, мне жаль ваших родителей, уже второе замечание с начала оборота! Эльца, Орис и Герц – то же самое! Еще раз подобное увижу, так легко не отделаетесь! Идите отсюда!

Мы повернулись и понуро направились к выходу из школы, оставив кипящую гневом завуч и Ориса с Герцем, которые принялись что-то злобно ей объяснять.

Заговорили мы между собой только когда вышли за школьную территорию.

– Ба-аник, а тебя вроде как до крови, – жалостливо промямлила Элька. Я посмотрел себе на руки – действительно, царапины почернели, но при этом исчезали на глазах – это так действовали черные клеточки, что на черных магах все быстро заживало.

– Уже проходит, – сказал я, махнув рукой перед Элькиным носом. – До дома дойдем, уже не видно будет…

– Чего они привязались-то? – спросил меня Луцик.

– Да из-за… – начал я и покосился на Эльку. Чего-то мне вдруг расхотелось рассказывать о причине драки, и я докончил скороговоркой:

– Сам не знаю. Так просто прицепились. Делать им нечего.

– Они вообще хулиганы, – кивнула Элька. – Один раз чего-то мне с чернилами сделали такое – я сунула в чернильницу перо, а она как рванет! У меня все лицо синее было…

Луцик отвернулся и сдавленно зафыркал, я тоже, представив синелицую Эльку, едва не рассмеялся, но с трудом удержался и сказал:

– Ладно, ну их. Только завуч опять нажалуется…

– Мои родители ругаться не будут, – твердо сказал Элька, – а ваши?

Мы с Луциком переглянулись и пожали плечами. Кто их знает?..

Завуч, конечно, нажаловалась, но это было бы еще ничего, если бы дома у меня был один папа. А тут, как нарочно, пришла проведать нас и мама.

Она встретила меня в дверях сердитая донельзя и тут же принялась меня прорабатывать:

– Что же это такое! Приходишь к нему раз в две недели, а он нет чтобы подготовиться, порадовать мать, обязательно что-нибудь отчебучит!

– А чего я… Они сами, – сказал я вполголоса и уставился на книжные полки.

– Вот видишь, – сказала мама папе. – Как ты его воспитываешь. Этот Луцик…

– Ну да, хулиганистый мальчик, но сейчас он, кажется, и не был зачинщиком, – заметил папа.

– Да у него теперь кроме Луцика еще подружка нашлась! С белой магиней за парту уселись!

Папа недоуменно взглянул на меня.

– А чего? – сказал я. – Она сама.

– У тебя все само, – мама поджала и без того тонкие губы и передернула плечами. – Все само, а ты ни при чем! Своего мнения у тебя вообще нет. Луцик хулиганит – и ты хулиганишь. Луцик дружит с белым магом – и ты туда же. Откуда такая бесхребетность!

– Да, Баник, я же тебе говорил, – огорченно добавил папа. – Нельзя же так…

– Белые маги выжили нас из страны! – громко вдохнув, воскликнула мама резким голосом. – На моих лично глазах они вытянули черные клеточки из четырех черных магов. Потом в здравом уме остался только один! А эта Эльца – дочь полицейского, который ловил Дамнозиса.

– Да она, вообще-то, нормальная, – неожиданно для себя сказал я.

– Может, и нормальная, – вздохнул папа. – Конечно, тебя никто и не призывает уподобляться белым магам и нападать на них. Но можно же не вступать с ними в контакты, особенно сейчас, в такое смутное время… Может быть, оборотов через сто все как-то уладится, надо переждать…

– Что ты! – произнесла мама. – Зачем ему ждать! Он сейчас куда-нибудь влезет, дождется, что из него все черные клетки повытянут, и ему все равно, что родители старались, его растили! Ты тоже вечно либеральничаешь, а он даже не учится толком. Только зверюг бесконечных в дом натаскивает!

– Ну, не к тебе же в дом, – увещевающе возразил папа.

– И то хорошо…

Как всегда, когда на меня долго ругались, мысли мои принялись бродить где-то далеко. Очнувшись посреди очередной маминой фразы, я поднял глаза и громко спросил у обоих родителей:

– Слушайте, а почему же Дамнозиса не выжили из Лины, как всех остальных?

Родители переглянулись. Мама пожала плечами.

– Потому что он был странный черный маг. Если хочешь знать, на мой взгляд, не совсем нормальный со своей любовной идеей фикс.

– Видишь ли, Баник, – вступил папа, – он был личность великая, перевернувшая историю. Но обычно все великие личности очень своеобразны. То есть мало найдется нормальных черных магов, которые поступили бы, как он. Но он действительно с детства отличался этой… Скажем так, зацикленностью на семейно-любовной теме. Его мать даже по его просьбе ходила спрашивать будущее у черного мага Мара…

– Интересно, куда делись все маги, видевшие временные ниточки? – недовольно сказала мама. – Сейчас, по-моему, ни одного нет.

– Временные ниточки? – переспросил я с каким-то внутренним замиранием. – А как их можно видеть?

– Обычным черным магам – никак, это такой талант врожденный, судя по всему, генетически обусловленный, – принялся объяснять папа с увлечением. – Временники встречались всегда редко, и из-за этого пользовались большим почтением…

– И так зазнавались, что с ними невозможно было разговаривать, – заметила мама. – Мар, например, говорил какими-то ребусами, и нарочно ничего толком не объяснял. А какой у него был дом в пещерах! Чего ему туда только не несли!..

– А… То есть другие маги не могут поглядеть на кого-то и увидеть, что с ним будет через несколько мигов? – спросил я осторожно.

– Конечно, нет! – отрезала мама. – А то ты не знаешь! Вообще никаких сдвигов во времени: только в пространстве.

– Баник… – сказал лучше меня знающий папа. – Это ты к чему? Ты что-то такое видел?

– Ладно тебе, ну откуда у него…

– Погоди… Ты не видел, случайно, глядя на человека или мага, идущие от него изображения, которые складывались бы в ниточки?

Мне стало не по себе, будто я десять тысяч мигов просидел в горной речке. Ну да, видел я временные ниточки. И чего теперь будет, если я об этом скажу? Все ко мне начнут приставать с вопросами, чего у них там случится через несколько оборотов, платить мне хныки, надоедать, и наверняка в покое больше никогда не оставят. И с Луциком небось не останется времени поиграть. И в Замок не наведаешься. А еще мне придется научиться разговаривать ребусами!

Когда я представил себя перед кучей взрослого народа, который смотрит на меня, разинув рты, то почувствовал примерно то же, что чувствовал, глядя вниз с большой высоты: даже голова закружилась…

– Не было у меня ничего, – сказал я папе, подняв на него глаза. – Я так спросил, интересно было. Ну, я пойду уроки делать?

Папа вздохнул:

– Ладно, иди.

– И я пойду, – все еще сердито сказала мама. – Надеюсь, в следующий раз вы меня больше порадуете…

Я быстро вбежал к себе в комнату, захлопнул дверь и, плюхнувшись на кровать, покосился в зеркало. Ну и струханул же! Аж лицо стало светло-коричневым.

– Ваф! – сказала радостная Лорка, поднялась с пола и замотала хвостом. Я ухватил ее обеими руками за квадратную морду, потрепал брыли и ткнулся носом в ее влажный черный нос, сказав шепотом:

– Пронесло!

– Мво-о-о, – довольно подтвердил Мосик, выбираясь из-под одеяла и вползая ко мне на колени. Я ради забавы попытался просмотреть его временные ниточки. Получилось не очень – от волнения я не мог сосредоточиться, но, кажется, последнее из четких изображений Мосика ело мясо во дворе.

– Точно! – сказал я животным. – Вы же еще не кормлены!

И, вскочив, пошел исполнять свое же предсказание…

ПЕРВОБЫТНОСТЬ

В комнате Замка было тихо… Но вдруг

неведомо откуда возникло страшное чудовище,

зарычало ужасным голосом и пропало неведомо куда.

(«Приключения Баника и Луцика в Таинственном Замке»)

Через пару тысяч мигов, когда я уже покормил животных и опять лениво перелистывал засаленную «Популярную биологию», в другой комнате прозвучал весьма благосклонный голос папы:

– А, здравствуй, Луцик!

Видимо, папа уже был рад, что ко мне не пришла в гости толпа белых магов. Унылый голос Луцика ответил ему «здрасьте», а вскоре в дверях появился и он сам.

– Привет, – сказал я ему. – Ты чего это?

– Пошли прогуляемся, – буркнул он вместо ответа. Я охотно согласился, и скоро мы уже шлепали по грязной дороге между хмурыми коричневыми домами нашей улицы. Дул ветер, над горами висели плотные тучи.

– Сильно на тебя ругались? – осторожно спросил я у Луцика. Он дернул плечом.

– А ты как думал?.. Да ну их. Еще дедушка приехал и туда же – рассказывать, что в молодости он вообще ни разу не дрался и не хулиганил…

– А у меня мама сегодня пришла… Тоже досталось.

– Мда.

Еще пару домов мы прошли без разговоров, проникаясь своей суровой участью. Но в конце улицы наше молчание было нарушено шумным появлением Эльки, которая выскочила из-за угла, будто за ней гнались, махнула рукой и закричала еще гнусавее, чем обычно:

– Привет, ребята! Вы гулять? А я с вами!

Мы с Луциком даже не успели открыть рты, как Элька вклинилась между нами и быстро принялась болтать:

– Вот хорошо, что я на вас наткнулась! А то хожу-хожу, делать нечего совсем…

Я покосился на нее и вдруг заметил, что она тоже какая-то странная: ее длинные белые косы, обычно гладкие, были растрепаны, а куртка из коричневой замши застегнута сикось-накось, будто она в спешке вылетела из дома. Да и лицо непонятно кривилось, словно она собиралась зареветь, как человеческая девчонка. Вообще-то маги не могут плакать, как люди: из слезных желез у нас не вытекает столько воды зараз… Но на всякий случай я спросил:

– Ты чего как квакря вареная? Твои все-таки ругались?

– Ругались, – подтвердила Элька уныло. – Им не нравится, что я с вами дружу.

– А это-то почему?! – возмутился Луцик.

– Они боятся, что черные маги будут мне мстить за то, что у меня папа полицейский был… И что вы со мной на самом деле не дружите, а просто посмеяться хотите…

– Вот глупости! – сказал я. – Кому это черные маги мстили?

– И не слушай ты их, – добавил Луцик как ни в чем не бывало, – ничего мы не хотим над тобой посмеяться…

– Да я знаю, – согласилась Элька. – А куда пойдем? Домой неохота пока…

– Слушайте, а может в Замок? – прошептал Луцик, быстро оглянувшись по сторонам.

– Точно! – обрадовалась Элька.

– Да? А если Эльку родители по ниточкам искать начнут? – усомнился я. – Про нас-то они знают, что мы вместе гуляем…

– Не начнут, – помотала она головой. – Если я совсем до ночи не буду бродить. Они думают, что я к Луре пошла, это моя подружка из белых магов, только мы с ней на самом деле давно поссорились…

– Ну, не знаю, – сказал я недовольно. – А вдруг они эту Луру встретят и спросят, где ты?

– Да не встретят! Да не спросят! – заканючила Элька. – Ба-аник, ну пойдем!

– А на школьном дворе наверняка народ…

– Ну хоть посмотрим, – вмешался Луцик. – Не трусь ты раньше времени.

– Я и не трушу!

Луцик оказался прав: из-за плохой погоды на заднем дворе школы не было никого, только кто-то смутно перекликался за оградой. Картинка все так же была на дереве и действовала исправно, только теперь в конце пути я сразу увидел сумрачную комнату Замка. Луцик и Элька поудобнее устроились на траве и застыли. Тут мне и самому стало интересно, какие еще приключения у нас будут. Я вцепился в нить направления и понесся по ней.

На этот раз уже было не так страшно, и даже прибыли мы как будто быстрее, только я все равно брякнулся о каменный пол коленями и ладонями.

В Замке все было так же: из узких окон лился серый свет, стояли длинные столы со всякой всячиной, валялся на полу камень с отпечатком прокрухтины… Мы все, отряхиваясь, поднялись с пола.

– Пойдемте в другой зал, – сразу же предложила Элька. – Тут ведь мы уже смотрели.

– Эх, фонари не взяли, – подосадовал Луцик.

– Да ничего, там тоже не темно – вон же дверь, – Элька кивнула вперед. То есть двери-то опять не было, а вместо нее виднелся обычный для Замка полукруглый проем, за которым был еще один зал. Мы друг за другом прошли туда.

Второй зал оказался чуть побольше, и окон в нем было целых шесть. Они узкими полосами высвечивали из полумрака столы с навалом экспонатов. А кроме столов вдоль стен стояло что-то вроде темных нетесаных бревен.

– Ого, – сказал Луцик, – Слушайте, а это уже зал первобытности, по-моему.

– Чьей? – уточнила Элька, вертя в руках корявый каменный горшок.

– Магов, – отозвался я. – Люди бы такой камень не смогли в свою первобытность обработать, это только колдовством можно…

– Ух ты! – прервал меня Луцик. – Тут и статуи каменные есть!

– Красивые? – оживилась Элька. Луцик подавился смехом и сказал:

– Сами поглядите.

Мы подошли к нему и увидели несколько тех самых нетесаных бревен. Только теперь стало видно, что это вовсе не бревна, а куски черной горной породы, обработанные не очень умелым колдовством. У каждого куска камня была противная квадратная физиономия со стесанным лбом и выпученными глазами. Физиономии скалили зубы, большущие и тщательно проработанные. Дальше скульпторам явно надоедало морочиться, и руки с ногами были просто кое-как намечены.

– Гляди, Элька, сколько тебе принцев заколдованных нашли! – рассмеялся Луцик. – Бери любого.

– Мамочки, – сказала Элька и обиженно посмотрела на нас. – Что это за ужас?

– Сама ты ужас, а древние маги делали как умели, – сказал я. – Вон, видишь, даже табличка есть…

Блестящая табличка висела над головами зубастых. На ней старинным шрифтом было написано: «Идолы из пантеона северо-западного племени кошмакрухтов прямоходящих. Сто тысяч оборотов до объединения магов и людей».

– Кошмакрухты прямоходящие – это наши самые древние разумные предки, – объяснил я Эльке. – Считается, что с них и началась цивилизация магов.

– Ага, цивилизация, – буркнула она жалобно. – С такими зубищами. Ужас какой-то.

– Опять ты всем недовольна, – сказал Луцик сердито. – Иди тогда обратно к маме с папой… Баник, гляди, какие у них тут статуэтки…

Я подошел вслед за другом к столу, над которым висела табличка «Предметы быта и искусства кошмакрухта прямоходящего. Сотое тысячелетие до объединения».

Некоторые предметы искусства и быта, как мне показалось, не особо отличались от простых камней, но в других узнавались корявые ложки, тупые и кривые каменные ножи, наконечники для копий и лезвия для топоров. Мы принялись разглядывать оружие, а Элька, как все девчонки, конечно же, ринулась к другому краю стола, где валялась россыпь брошек и бус, то ли сколдованных, то ли выгрызенных зубами из твердого дерева, и еще какие-то мелкие статуэтки – наверное, те же зубастые идолы, только мелкие…

– Во ножичек… – протянул Луцик, вертя в руках каменный квадратный тесак. – Баник, слушай, давай отправимся к племени, которое его сделало. Может, в какую-нибудь битву попадем. Помнишь, мы читали книгу о том, как на племя напал пещерный фых?

– Ну помню… – сказал я и начал думать, что бы такое Луцику возразить, чтобы он не стал надо мной смеяться и обзывать трусом. Ничего не придумывалось, и я даже хотел было согласиться отправиться к авторам тесака, но тут, спасибо ей, меня выручила Элька. С пронзительным воплем: «Смотрите, ребята!» – который не смогли как следует погасить даже стены Замка, она ткнула нам в носы растопыренную ладонь. На ладони стояла небольшая статуэтка из гладкого и блестящего черного камня. Она, к нашему удивлению, изображала не идолов, а кого-то, отдаленно напоминающего трех стилизованных черных магов. Маги стояли, положив руки друг другу на плечи, и улыбаясь. Чувствовалось, что они дружат.

– Здорово сделано, да? – спросила меня Элька. Я кивнул.

– Вот видишь, а ты говорила. Черные маги уже тогда много чего умели.

– Интересно, кто ее сделал… – прошептала она. Луцик отложил каменный тесак и встрепенулся:

– Интересно, так давай посмотрим! Да, Баник? Чего нам бояться этих кошмакрухтов прямоходящих – они тогда еще еле-еле колдовать умели, ни одного учебника не было, ты их легко переколдуешь!

Элька посмотрела на меня с уважением. Я сказал:

– Ну ладно, сейчас, – и прикрыл глаза. Передо мной опять вспыхнул здешний слишком яркий мир ниточек, я поморщился, но попытался не обращать на это внимания и сосредоточиться на временных нитях. Они не замедлили появиться, как только я о них подумал – от статуи, которую Элька поставила на стол, потянулась серия картинок. Поднапрягшись, я сумел заглянуть в конец временной нити и мельком увидел ярко освещенный солнцем склон горы. Вроде бы все спокойно, бояться нечего… Да и что может сделать древний кошмакрухт современному черному магу, который уже в шестом классе?

Подбодрив себя таким образом, я набрал воздуха, готовясь к неприятному перелету, и, протянув руку, нащупал среди картинок временную нить. Гул в ушах снова, как в прошлый раз, перерос в рев: ниточки вспыхнули, нас дернуло и потащило в первобытные времена.

Но на этот раз летели мы не очень долго, и мигов через триста нас дружно вляпало в тот самый склон холма, который я увидел в конце нити: хорошо еще, он был покрыт мягкой красной травой. Вскочив, я сразу же повернулся к Луцику, чтобы посмотреть, не надо ли ему опять сделать кислородный ореол, но он дышал нормально. Я сам осторожно вдохнул и убедился, что воздух почти такой же, как в наше время. Теперь можно было оглядеться.

Холм, из которого кое-где торчали каменные валуны, довольно круто уходил вверх. В склоне я успел увидеть несколько больших дырок вроде пещер, которые явно были кем-то выкопаны. За нашими спинами поднимался густой-прегустой и влажный лес – от коричневых и светло-зеленых деревьев, оплетенных спутанными красными лианами, поднимался пар. В глубине леса кто-то клохтал, уркал, булькал и гудел – наверное, какие-то звери и птицы. На небе снова было очень мало облаков, и солнце светило вовсю, хотя, кажется, только недавно встало.

– Здесь утро, – прошептала Элька.

– Видим, что не вечер, – нетерпеливо отозвался Луцик. – Где кошмакрухт?..

Тут мы все одновременно подскочили, услышав сухие, с громким эхом, удары, доносящиеся откуда-то справа, из-за выступа на холме. Переглядываясь, мы осторожно обошли выступ и сразу остановились.

Солнце стояло еще невысоко, поэтому здесь была тень. Мы увидели продолжение склона холма и большую круглую пещеру, выкопанную в рыхлой земле. Возле пещеры валялись кучи жухлых листьев, груды камней и чьих-то костей. А среди всего этого сидело на корточках черное как ночь существо – здоровенное, обросшее блестящей шерстью, которая была только чуть-чуть более редкой на туловище. Шеи у него было мало, на круглой голове торчали черные выпученные, почти как у кошмакрухта обыкновенного, глаза, виднелся бесформенный нос, тоже больше похожий на нос кошмакрухта или крухта, чем на тот, что сейчас был у магов и людей. Уши у него оказались большие, оттопыренные и при этом острые, более длинная шерсть на голове была завязана сухой лианой в большой пучок на макушке. Кошмакрухт прямоходящий продолжал сидеть на корточках, сжимая в длиннющих лапах кусок камня, и покряхтывал, а от камня через каждые миг-два с треском отваливались небольшие кусочки и разлетались в разные стороны.