Два озера
Сестры
Ночь, в которую они исчезли, была безлунной – тёмной, как забытая сказка. Лес стоял чёрным куполом над избой, шептал ветвями, будто вспоминал что-то важное. Две девочки – белокурые, одинаковые, как отражения в глади воды, – сидели у окна, держась за руки. У одной в кулаке – лоскуток красной ленты. У другой – треснутая деревянная кукла с выцветшими глазами.
– Ты запомнишь меня? – прошептала первая, глядя в темень за стеклом.
– Я и есть ты, – ответила вторая, не моргнув.
За домом послышались шаги. Тихие, вязкие. Словно кто-то пробирался сквозь сны. Сёстры замерли. Где-то далеко завыл ветер. Стена воздуха задрожала, и всё внутри стало зыбким, как вода.
– Время, – сказала старая женщина в платке, входя в комнату. Глаза её были слепы, но в них было что-то необъяснимое.
Девочки не плакали. Только крепче сжали ладони.
– Одной – в свет. Другой – в тень. Так заведено.
И мир раскололся.
Но прежде чем тьма сомкнулась, Мэри успела увидеть в окне чужое лицо. Оно улыбалось.
Северный ветер был упрямым – лез под воротник, щипал щеки, пытался выдуть из неё сомнения. Мэри вышла из автобуса последней, прижав к себе старую сумку, будто в ней было что-то большее, чем просто свитер и блокнот. Может, остатки привычного мира.
Деревня – если её можно было так назвать – спала. Несколько покосившихся домов, церковь с колоколом, покрытым ржавчиной, и озеро. Главным здесь было озеро. Оно дышало. И казалось, что наблюдает.
В письме был только адрес и короткая фраза: «Приезжай. Я это ты. Или то, кем ты могла бы быть». Подпись: Эллана.
Мэри сжимала бумагу до дрожи. Внутри всё сопротивлялось. Зачем она здесь? Зачем поехала на край света по зову безумной?
Она шагнула по узкой тропинке, ведущей к дому. Серое крыльцо, облупленная краска, занавески, будто из другого века. И вдруг раздался щелчок замка.
Дверь открылась. На пороге стояла женщина. Высокая. Белокурая. Та же длина волос. Те же скулы. Те же глаза. Только в этих глазах было что-то чужое. Знание. Тоска. И лёгкая улыбка, от которой Мэри стало холодно.
– Здравствуй, – сказала женщина. – Ты вовремя. Сегодня ночь без луны.
– Ты не удивлена, – спросила Мэри, перешагнув порог.
– Нет, а ты я вижу – да, – спокойно ответила Эллана. – хотя ты всегда была той, кто больше чувствует.
– Как же мы… похожи.
– Мы одно цеелое. Только разделённое.
Мэри присела у окна. Комната пахла полынью и старой бумагой. На стене – портрет девочки с лентой в волосах. У неё были её глаза.
– Ты знала обо мне?
– Всю жизнь. Мне снились твои сны. Как ты читаешь в кровати с фонариком. Как прячешь письма в коробку из-под обуви. Как влюбляешься. И как боишься.
Мэри сжала руки.
– Почему ты молчала?
Эллана прошла мимо неё, будто тень.
– Было условие. Меня учили молчать. Хранили, как… сосуд. Ты – жила. Я – ждала. У нас были разные роли.
– Кто «они»?
Эллана посмотрела в окно, из которого виднелось озеро – гладкое, как зеркало.
– Сначала – старуха. Та, что разделила нас. Потом – сны. Потом – он.
– Кто «он»?
– Скоро узнаешь, – Эллана улыбнулась. – Он всегда приходит к тебе первой.
И Мэри вдруг поняла: эта женщина говорит правду. Просто правда – странная, как сон, из которого не можешь выйти.
Они сидели молча. Мэри чувствовала – если заговорит, всё исчезнет. Как во сне. Как детский оберег, который рассеивается на свету. Она встала первой.
– Я… выйду. Мне нужно… подышать.
Эллана не возражала. Только взглянула пристально, будто знала, куда та пойдёт и кивнула головой.
Дорога к озеру вела через тонкую рощу. Деревья здесь были странные – скрюченные, как старые женщины. Мэри шла, не думая. Сердце стучало как-то по-новому, будто кто-то тихо барабанил изнутри: ты дома… ты близко…
Озеро лежало гладкое, как стекло. Лёд был ещё слабым и полупрозрачным. И вдруг она почувствовала: здесь кто-то есть.
Он стоял у воды. В плаще. Высокий, плечистый. Его лицо было в тени, но Мэри ощутила сканирующий взгляд. Будто он уже встречал её. Когда-то. Где-то. В другой жизни?
– Не подходи близко, – сказала она сама себе. Но шагнула вперёд.
Мужчина обернулся. И девушка ахнула.
Глаза. Такие глаза можно увидеть только во сне. Серо-зелёные. Глубокие. Они ласково смотрели на неё.
– Ты… кто?
Он не ответил сразу. Очень медленно снял перчатку – и молча показал запястье. Там – белый след, словно ожог в форме круга.
– Я – тот, кто был должен был тебя забыть, – сказал он. – Но не смог.
Когда Мэри вышла – Эллана осталась сидеть. Комната словно изменилась: воздух дрожал, как перед грозой. Всё вокруг отзывалось: часы сбились, свеча потекла, за окном растрескался лёд.
Она встала и пошла в дальнюю комнату. Ту, куда Мэри пока не пустили.
Здесь хранилось всё.
На стене висела ткань с вышитым кругом. Знаки на древнем языке, похожие на следы птиц. В центре – два переплетённых узора. Один алый, а другой синий. Они никогда не должны были сходиться.
Но теперь они оказались рядом.
Эллана подошла к зеркалу. Не тому, в котором видишь лицо. А тому, в котором отражаются события.
Она увидела Мэри. У озера. И… его.
– Ты всегда был её, – шепчет она. – Но я – та, кто заплатила.
И в зеркале появляется её лицо. Она совсем юная. И он – Ларс. Смотрит. Нежно прикасается к её щеке. Потом отступает.
– Я выбрала тебя, – говорит Эллана. – Я спасла тебя от себя.
Но память возвращается. И с ней – огонь.
Он пришёл, как всегда – без звука, без следа. Просто оказался в комнате, будто вынырнул из самого воздуха. Эллана не вздрогнула. Она ждала.
Совсем не изменился. Всё тот же холодный взгляд. Взгляд того, кто знает слишком много, чтобы любить по-человечески.
– Ты пришёл, – сказала она, не оборачиваясь.
– Она здесь, – ответил он.
– Ты чувствуешь?
Он подошёл ближе. Молча встал рядом, и тень от него легла на пол, как волчий след.
– Я помню, – сказал он наконец. – Как ты плакала в ту ночь. Как держала её за руку, а она отпустила. Как шептала мне: «Сохрани её».
– И ты сохранил. Её.
Он медленно коснулся её плеча. Его пальцы были тёплыми. Или она просто захотела, чтобы были.
– Я не знал, кого спасаю.
– А сейчас знаешь?
Он посмотрел на неё. И в этом взгляде – ни прощения, ни покаяния. Только боль. Бескрайняя. Как их озеро.
– Вы обе – одно целое. И если сойдётесь, я исчезну.
Эллана улыбнулась. Горько. Как те, кто давно перестал надеяться.
– А если нет?
Он отвёл взгляд.
– Тогда исчезнет всё.
Крыльцо скрипнуло под её ногой, словно предостерегая: «Слишком поздно». Дверь, которую она сама оставила открытой, теперь была приоткрыта сильнее, будто кто-то входил… или выходил.
Мэри шагнула внутрь.
Дом словно задержал дыхание. Огонь в камине горел ровно, но тени стали длиннее. В воздухе пахло ладаном. Или полынью. Или чем-то из детства – забытым, тревожным.
– Эллана? – позвала она.
Ответа не было. Только шорох за стеной. Но когда она открыла дверь -там никого не оказалось.
Мэри подошла к зеркалу в прихожей. Всмотрелась. На мгновение ей показалось, что отражение чуть… отстаёт. Как будто не она двигается, а за ней – тень, что помнит больше.
Щёлк.
Свет в лампе замигал.
И вдруг яркая вспышка. В груди. Как пульс. Сильный. Резкий.
Мэри схватилась за край стола. Сердце забилось так, будто кто-то стучал изнутри и говорил: "Вспомни. Вспомни. Вспомни".
В её ладони – вспышка жара. Она посмотрела на руки – и изумилась. На коже, между большим и указательным пальцем, проявился тонкий знак. Полукруг с точкой. Как луна. Как печать.
– Что это… – испуганно прошептала она.
В этот момент из глубины дома раздался голос Элланы. Спокойный. Ровный. Сильный:
– Ты пробудилась.
Знак – это не просто метка. Это ключ. Печать, которая жила на теле Мэри с рождения, но была скрыта, заблокирована. Его форма – полукруг с точкой – означает не завершённую луну, а луну, что ждёт второй половины. Это знак неделимости. И в нём магия, что связывает сестёр… и не только их.
– Что это? – голос Мэри сорвался. Она смотрела на ладонь, как будто она была чужой.
Эллана стояла в дверях. Слишком спокойная. Словно знала, что так будет.
– Это печать рода Эллайне. Нашего рода.
Мэри подняла глаза. В голове крутилось столько вопросов, что слова путались.
– Я… не понимаю.
Эллана подошла ближе, взяла её за запястье. Прикосновение – прохладное, как утренний туман.
– Мы – не просто сёстры. Мы – сосуды. В тебе – одна половина. Во мне – другая. Этот знак проявляется только тогда, когда две части сближаются.
– Что за части?
– Энергии. Силы. Памяти. Ты – носительница сердца. Я – носительница воли.
Мэри попыталась отстраниться, но не смогла. Сила в ладони жгла, как искра, ищущая огонь.
– Зачем? Кто это сделал?
Эллана посмотрела на нее долгим взглядом. Её глаза – не были похожи на сестринские, в них сиял необычный блеск. Это были глаза Жрицы. Хранительницы.
– Нас создали. Мы не были рождены случайно. Нас вызвали из прошлого. Из крови. Ради пророчества.
– Какого пророчества?
– Если сосуды сольются – Врата откроются. Но что выйдет оттуда… никто не знает.
И Мэри поняла: это не просто история о родстве.
Она снова девочка.
Луна прячется за тучами, но свет всё равно льётся изнутри, из неё самой. Ночь – живая, с дыханием леса и колючими шорохами.
Мэри сидит на полу, в старом доме. В руке – ленточка. Алый шёлк, мягкий и влажный от ладони.
Рядом – девочка. Очень похожая на Мэри, ее сестра, как тень, дыхание рядом. Это Эллана.
И старая женщина. Та, чьё лицо расплывается, как в воде, которая шепчет:
– Одна будет чувствовать. Другая – помнить. Иначе нельзя.
– Я не хочу без неё! – кричит Мэри. Детский голос срывается на плач.
Старуха наклоняется. Её глаза – как глубины. Без цвета. Без конца.
– Это не ты решаешь, дитя. Вы обе – дары, расплата…
Вдруг – боль. Резкая. Как укол иглы. Что-то прожигает ладонь. Мэри вскрикивает. На коже – пульсирует знак. Полукруг. Точка.
Эллана не плачет. Только смотрит.
– Если когда-нибудь ты вспомнишь – всё начнётся вновь, – шепчет она. – Ты придёшь ко мне. Или за мной.
Вокруг них густой туман. Воздух стал вязким и плотным. И вдруг резкая вспышка…
И Мэри осталась одна.
И всё забыто.
Память уходит так же внезапно, как пришла. Мэри открыла глаза. В комнате темно. На ладони всё ещё горит знак. А в груди – стук. Не её. Чужой. Древний.
Слияние