Дождь над мертвыми богами. Не говори: «отчего это прежние дни были лучше нынешних?». Экклезиаст 7:10

© Павел Павлович Янчук, 2025

ISBN 978-5-0067-8305-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТ АВТОРА

Этот роман – не попытка романтизировать криминальный мир девяностых и нулевых. Это попытка понять его как явление. Как симптом. Как диагноз времени, когда страна, содрогнувшись от перемен, рухнула в бездну, и на ее обломках выросли новые порядки, новые боги и новые жертвы.

Петербург здесь – не просто декорация. Он – главный герой. Он – соучастник и свидетель. Город контрастов: безумной красоты и ледяного бездушия, великой истории и сиюминутной жестокости. Город, где Нева несет в залив не только льдины, но и отблески кричащих неоновых вывесок, и шепот больших денег, пахнущих порохом и потом. Город, который сам балансировал на острие ножа, как и его обитатели.

История Феди Попова, его братьев по оружию и его врагов – это история заката целой эпохи. Эпохи «смотрящих», «авторитетов», «общаков» и «крыш». Эпохи, где понятия «чести» и «предательства» имели специфический, но все же вес. Эпохи, которая рухнула под натиском новой реальности – холодного расчета, чужих денег и абсолютной беспринципности, представленной Турой. Это история о том, как старые боги, уверенные в своей вечности, оказались смертны. Как их кровь и амбиции смыл вечный питерский дождь.

Я не судья своим персонажам. Федя, Лысый, Тесак, Лихач – люди своей эпохи, своего выбора, своей трагедии. Мурат, Тура, Камилл – порождение хаоса, в котором выживает сильнейший и безжалостнейший. Они все – продукты системы, возникшей на стыке развала империи и дикого капитализма. Системы, где жизнь была разменной монетой, а город – полем боя.

Писать эту книгу было погружением в мрак. В запах сырости, крови и дорогих духов. В хриплый шепот страха и грохот выстрелов. В холодный, всепроникающий питерский дождь, который, кажется, способен смыть все – и грехи, и память, и самих богов. Но он смывает не все. Остается ощущение утраты, горечи и вопроса: а был ли другой путь? Для них? Для города? Для страны?

Этот роман – памятник. Памятник тем, кто сгорел в пламени тех лет. И тем, кто выжил, унося в душе шрамы и мертвых богов. Памятник городу, который пережил всех своих хозяев и остался собой – прекрасным, равнодушным, вечным.

Спасибо Петербургу. Его дождям. Его туманам. Его граниту. Его духу, который вдохнул жизнь в эту мрачную сагу.

«Это произведение является художественным вымыслом. Все имена, персонажи, места и события либо являются продуктом воображения автора, либо используются в вымышленном контексте. Любые совпадения с реальными людьми, живыми или умершими, организациями, событиями или локациями являются чисто случайными».

ПрОЛОГ

Город на игле

Петербург. Конец девяностых. Город, вывалившийся из одной эпохи и не вписавшийся в другую, балансировал на острие ножа. Нева, серая и тяжелая, несла в Финский залив не только льдины, но и отблески кричащих неоновых вывесок, и шепот больших денег, пахнущих порохом и кровью.

В кабинете, больше похожем на бункер, чем на офис, под светом единственной лампы сидел Федор Попов. Федя. Смотрящий. Его пальцы медленно перебирали янтарные четки. Перед ним лежали пачки купюр – плотные, пахнущие краской и страхом. «Крыша». Плата за порядок. Его порядок.

За окном моросил вечный питерский дождь. Федя его почти не слышал. Он слышал другое: тихий звон золота в сейфах его союзников, скрежет арматуры на стройках, которыми он прикрывал отмыв, шелест купюр в карманах «общака». Он слышал город. «Свой» город.

Рядом, в тени книжного шкафа с нечитанными томами, стоял Тесак – Владимир Иванов. Каменное лицо, взгляд, выхватывающий малейшее движение за дверным глазком. Сила. Надежная, как штык. Внизу, у подъезда, ждал «мерседес» с затемненными стеклами. За рулем – Лихач, Дмитрий Курган, чьи руки знали дороги Питера лучше любого штурмана. А за дубовым столом, аккуратно раскладывая бумаги, сидел Лысый – Андрей Лысенко. Мозг. Финансы. Тонкие сети контроля, наброшенные на рынки, автопарки, ларьки.

Федя откинулся в кресле. Кожаное, дорогое, купленное за наличку в первом челночном магазине. В нем он чувствовал себя хозяином. Ментовская «крыша» держала удар. Конкуренты либо платили, либо тихо исчезали в каналах. Город платил. Город дышал в ритме, который задавал он, Федя.

Он поднял стакан. Не виски. Холодный чай. Ясность мысли была дороже минутного кайфа. За окном, в серой пелене дождя, мигал огонек «Метрополя» – нейтральной территории, где крутились его деньги. Все было под контролем. Казалось, навсегда.

Он не слышал пока далеких шагов с юга. Не видел, как в хаосе «Апрашки», этого кишащего муравейника контрабанды и фальшака, поднимала голову новая сила. Сила, пахнущая не порохом, а холодным расчетом и чужими деньгами. Сила по имени Мурат. А за ним – тень женщины с глазами, как черные алмазы, и призрак киллера в сером плаще.

Федя сделал глоток чая. Горьковатый. Как предчувствие. Но он отогнал его. Он был смотрящим. Богом этого сырого, серого, безумно красивого ада под названием Питер. А боги, как он тогда ошибочно полагал, не умирают. Они просто собирают дань. Пока не придет другой бог. Или пока дождь не смоет их кровью с невских гранитов.

Дождь за окном усилился, застучав по карнизу как похоронный марш по еще живому…

Глава 1

Пробуждение Зверя

Туманное утро Санкт-Петербурга, начала нулевых. Воздух пропитан сыростью Невы, бензином старых «Жигулей» и чем-то еще – тревогой. В кабинете, больше похожем на бункер, чем на офис, за массивным дубовым столом сидел Федор Попов, по кличке Федя. Смотрящий за городом. На столе – не ноутбук, а раскрытая тетрадь в клеенчатом переплете, пачка купюр в резинке и тяжелая пепельница. Федя медленно перебирал четки, его каменное лицо ничего не выражало. Только глубоко посаженные глаза, холодные и усталые, сканировали листок с цифрами – еженедельные «даньки» от рынков, автопарков, ларьков.

В углу, прислонившись к стеллажу с деловыми, но нечитанными книгами, стоял Тесак – Владимир Иванов. Начальник охраны. Коренастый, с короткой щеткой волос и взглядом, привыкшим видеть угрозу раньше, чем она оформится. Он молча наблюдал за дверью и окном, затянутым решеткой и плотной тканью.

За дверью слышались приглушенные шаги – это Лысый, Андрей Лысенко, правая рука Феди, его мозг и калькулятор, обходил «точки», собирая наличку и сводки. А где-то внизу, прогревая двигатель «мерседеса» W124 под цвет мокрого асфальта, ждал Лихач – Дмитрий Курган. Его руки знали руль и дороги Питера лучше любого штурмана.

Казалось, все шло по накатанной. Город, пусть и с скрипом, платил. Ментовская «крыша» держала удар. Конкуренты либо ушли в тень, либо лежали в сырой земле за городом. Федя чувствовал контроль. До поры.

Дверь резко распахнулась, пропуская Лысого. Андрей был не просто лыс – он был *бледен*. Обычно собранный и ироничный, сейчас он выглядел так, будто увидел призрак. В руке он сжимал не папку с деньгами, а смятый листок бумаги.

– Федор, – голос Лысого сорвался, – беда.

Тесак мгновенно оттолкнулся от стеллажа, рука инстинктивно полезла под пиджак, к кобуре. Федя медленно поднял глаза от четок. Никакой спешки. Только тяжелый взгляд, в котором запрос: Говори.

– Нашли Глеба, – выдохнул Лысый. Глеб – не шишка, но свой, отвечал за пару ларьков у Сенной. Надежный мужик. – В подворотне на Гороховой. Весь… изуродованный. Не просто убрали, Федор. Показуха.

Федя перестал перебирать четки. Камни замерли в его мощной ладони. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Лысого и отдаленным гулом города за окном.

– И? – Одно слово Феди прозвучало как удар хлыста.

Лысый протянул смятый листок. Бумага была грязной, как будто валялась в луже. На ней, криво напечатанные на машинке, а может, и вырезанные из газеты, буквы складывались в короткую, леденящую фразу:

«ТВОЙ ГОРОД? ТЕПЕРЬ МОЙ. МУРАТ.»

Тесак резко выхватил листок из рук Лысого, его глаза бегло пробежали по словам. Лицо не дрогнуло, но челюсть сжалась так, что выступили желваки.

– Мурза… – прошипел он. – Алиев. Сука, он уже здесь.

Имя «Мурат Алиев», по кличке Мурза, витало в питерском криминальном подполье последние месяцы как зловещая легенда. Пришелец с юга, с неясным прошлым и очень ясными, жестокими амбициями. Говорили, он прибрал к рукам Апраксин двор – «Апрашку». Не просто так, а выбив старых хозяев каленым железом. Говорили, что за ним стоит серьезный общак, возможно, Кирилл Мамонтов, но напрямую Мурат с ним не светился. Говорили, что его заместители – Кирзач, какой-то Бекчан, и Саня Питерский по логистике – не просто исполнители, а свои кореша, преданные псу под хвост. И шептались про его жену, Туру, сирийку, которой якобы принадлежит львиная доля доходов с Апрашки. Шептались, но боялись громко говорить. Как боялись теперь самого Мурзу.

До этого момента Федя воспринимал Мурата как проблему где-то там, на рынках, как шум на периферии его империи. Неудобный, наглый выскочка, которого нужно будет прижать, как десятки до него. Договориться или убрать. Обычная работа.

Но этот листок… Этот изуродованный труп Глеба… Это был не шум. Это был выстрел в упор. Вызов, брошенный прямо в лицо. В самое сердце его власти.

– «Теперь мой»? – Федя тихо повторил слова записки. Его голос был низким, ровным, но в нем зазвучала сталь, от которой у Лысого пробежали мурашки. – Этот чурка… Он решил, что может вот так просто прийти в *мой* город? И *моего* человека… как собаку?

Он медленно встал из-за стола. Казалось, он заполнил собой весь кабинет. Его спокойствие было страшнее любой ярости. Тесак автоматически выпрямился, готовый к приказу.

– Лысый, – Федя повернулся к помощнику, – Глеба… похоронить достойно. Семье – двойную ставку. Молча. Тишина.

– Так, Федор.

– Тесак.

– Здесь, Федор.

– Этот Мурат… Мне о нем *все*. Где дышит, где спит, с кем базарит, где его сука Тура болтается. Кто его охраняет. Кто его возит. *Все*. И чтоб никто не знал, что мы копаем. Понял?

– Понял. Через час будет первая ласта. – Тесак кивнул, его мозг уже работал, выстраивая сеть осведомителей.

– И скажи Лихачу, – добавил Федя, подходя к окну и резко дернув штору, чтобы увидеть серый, враждебный город, – чтоб к вечеру машина была как иголка. Быстрые ноги нам понадобятся.

Федя стоял у окна, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Изуродованный Глеб. Наглый листок. Имя «Мурат». Авторитет, который он выстраивал годами, на котором держался весь его бизнес, вся его власть, дала трещину. Если Мурза смог вот так просто ткнуть его мордой в грязь и остался безнаказанным – слухи разойдутся мгновенно. Начнутся вопросы. Начнутся сомнения. «Крыша» Феди может дать течь.

Жизнь, которая еще час назад казалась прочной, контролируемой, превращалась в минное поле. И первая мина уже рванула. Ад только начинался.

Внизу, у подъезда, заурчал двигатель «мерседеса». Лихач почувствовал смену погоды. Пора было начинать гонку, в которой ставка – весь город.

Глава 2

Тени «Апрашки»

Дождь, мелкий и назойливый, затянул город серой пеленой. Внутри «мерседеса» W124, несущегося по мокрому асфальту Выборгской стороны, стояла гнетущая тишина, нарушаемая только шинами и дворниками. Федя сидел сзади, уткнувшись взглядом в бесконечную вереницу фонарей. Его лицо было непроницаемой маской, но Тесак, сидевший рядом на пассажирском сиденье, чувствовал напряжение, исходящее от шефа, как электрический разряд.

Лихач ловко лавировал между потоками машин, его руки на руле двигались с хирургической точностью. Он знал, что сегодня езда – не просто перемещение, а часть подготовки к войне. Машина должна быть чиста, маршрут – непредсказуем.

– Куда, Федор? – спросил Тесак, не оборачиваясь. Его глаза сканировали боковые улочки, тротуары, подъезды.

– Апрашка, – глухо ответил Федя. – Хочу посмотреть на этого царя нового своими глазами. На его вотчину.

– Опасно, – констатировал Тесак. – Там теперь его болото. Полное щук.

– Знаю, – Федя хмыкнул без юмора. – Но лев должен показать, что не боится зайти на территорию шакала. И шакал должен это увидеть. Лысый?

Лысый, сидевший рядом с Федей, вздрогнул. Он все еще был бледен после утреннего шока. Раскрыл тонкий кожаный портфель.

– Первая ласта по Мурату, как велел. Собирал по крупицам, осторожно. Основное:

– «Апрашка» полностью под ним. Старых «арендаторов», кто был лоялен нам, либо выперли с треском, либо… нашли в канаве. Новые – его люди. Платежи идут мимо нас. Прямо в кассу Мурзы.

– Команда: Кирзач (Бекчан Киргизов) – правая рука, заместитель по силовым вопросам. Жестокий, быстрый, фанатично предан Мурату. Саня Питерский (Александр Никитин) – логистика, связи с перевозчиками, таможня (если что левое идет). Умный, осторожный, из местных, но давно «окиргизился», как шутят.

– Жена: Тура. Сирийка. Не просто жена. По слухам, через нее идет отмыв огромных сумм. И… – Лысый понизил голос, – поговаривают, именно ей принадлежит львиная доля «Апрашки». Юридически или через офшоры – хз. Но Мурат без нее ни шагу. Она его мозг и кошелек. Часто бывает на рынке, в своем «офисе» – переделанном контейнере с бронированными стеклами.

– Киллер: Камилл Оглы. Молодой, горячий. Приехал с Муратом. Говорят, это он делал Глеба… и не только. Любит «художественность». Прячется, как тень. Лица почти никто не видел.

– Общак: Связь с Мамонтовым – туманна. Прямых контактов нет. Мурат действует как самостоятельная сила. Но… стартовый капитал откуда-то взялся. Очень большой.

Федя молча кивнул, переваривая информацию. «Тура… Кошелек и мозг…» Это меняло расклад. Женщина в таком статусе – редкость. Опасная редкость.

Машина свернула на Садовую, и вскоре перед ними развернулось море палаток, контейнеров и толчеи – Апраксин двор. «Апрашка». Когда-то это был надежный источник «дани». Теперь – вражеская крепость.

Лихач притормозил в полутора кварталах, слившись с потоком машин. Федя опустил стекло на пару сантиметров. Холодный, влажный воздух ворвался внутрь, неся с собой гул рынка, запахи дешевого пластика, кожи, рыбы и чего-то еще – страха и новой, чуждой власти.

Он увидел их почти сразу. У входа в один из проходов, под большим зонтом, стояла группа мужчин. В центре – Мурат Алиев, Мурза. Невысокий, коренастый, в дорогой, но безвкусной кожаной куртке. Лицо скуластое, глаза маленькие, быстрые, как у зверька. Он что-то бурно обсуждал, жестикулируя, с двумя людьми.

– Слева – Кирзач, – шепотом произнес Тесак, его взгляд стал прицельным. – Видал морду? Камень. Глаза пустые. Правая рука в кармане – точно с стволом.

Рядом с Муратом стоял другой человек – повыше, постройнее, в аккуратном плаще. Он слушал, кивал, изредка вставляя короткие фразы. Его взгляд скользил по толпе, оценивающе, без суеты.

– Саня Питерский, – кивнул Лысый. – Логист. Мозги.

И тут к группе подошла женщина. Она вышла из того самого переделанного контейнера. Высокая, статная, в идеально сидящем элегантном пальто цвета бордо, дорогих сапогах. Ее темные волосы были убраны в строгий пучок, подчеркивая безупречные, почти скульптурные черты лица. Тура. Она что-то сказала Мурату, положив руку ему на плечо. И Мурат, этот буйный, жестокий Мурза, мгновенно притих, наклонив голову, слушая. Его выражение лица сменилось с агрессивного на… почтительное.

– Видал? – пробормотал Федя. – Он ее… боится? Или уважает? Или и то, и другое?

– Деньги, Федор, – тихо сказал Лысый. – Она – деньги. И связи, наверное. Те, которых у него нет.

Тура что-то еще сказала, указав куда-то вглубь рынка. Мурат кивнул, как солдат, получивший приказ. Кирзач и Саня Питерский замерли, наблюдая за ней с плохо скрываемым вниманием. Она излучала власть иного рода – не грубую силу, а холодный расчет и контроль.

– И кто здесь главный? – задумчиво произнес Федя, наблюдая, как Тура, не удостоив больше никого взглядом, развернулась и пошла обратно к контейнеру, ее каблуки четко стучали по асфальту. Мурат снова оживился, что-то крича своим подчиненным, но тень жены уже накрыла его.

Внезапно Тесак резко дернул головой вправо.

– Вон. Угол палатки с кожаными куртками. Серый плащ. Молодой. Смотрит не на толпу… на нас.

Федя и Лысый мгновенно перевели взгляд. В тени, у палатки, стоял парень. Среднего роста, худощавый. Лицо скрывал поднятый воротник плаща и кепка. Но его взгляд… Он был направлен прямо на их «мерседес». Не настороженный, не любопытный. Спокойный, изучающий. Как хирург рассматривает будущий разрез.

– Камилл? – выдохнул Лысый, инстинктивно отодвинувшись от стекла.

Парень в сером плаще заметил, что его разглядывают. Он не дернулся, не отвернулся. Медленно, нарочито медленно, он поднял руку и… помахал им. Легкий, почти дружелюбный взмах пальцами. Затем развернулся и растворился в толпе покупателей, как призрак.

В салоне воцарилась ледяная тишина. Даже Лихач на секунду оторвался от дороги, посмотрев в зеркало заднего вида. Этот жест был страшнее любой угрозы. Это был знак. «Я вас вижу. Я знаю, где вы. И мне не страшно».

– Поехали, – тихо, но твердо приказал Федя. – Обратно. Быстро, но без лихачества.

Лихач плавно тронулся с места, сливаясь с потоком.

– Этот ублюдок… – прошипел Тесак, его рука снова потянулась к кобуре подмышкой. – Он просто… помахал!

– Он дал понять, что мы не охотники, а мишени, – мрачно констатировал Федя. Он снова смотрел в окно, но теперь видел не город, а насмешливое лицо парня в сером плаще и холодные глаза Туры. – И он знает, что мы приехали посмотреть. Значит, у него здесь глаза и уши повсюду.

Лысый нервно сглотнул.

– Федор… Что будем делать? Они… они уже здесь. Везде. Апрашка – их. Глеба убрали. Этот Камилл… Он не боится.

Федя повернулся к Лысому. В его глазах не было страха. Только холодная, беспощадная ярость, сжатая в тиски воли.

– Что будем делать, Андрей? – он произнес имя помощника, что случалось редко. – Мы будем воевать. Но не как быки, лоб в лоб. Мы найдем слабое звено. У каждого зверя оно есть. Даже у такой… парочки. – Он мысленно видел Мурата, притихшего под взглядом Туры. – Нам нужен рычаг. И мы его найдем. Мамонтов… Тура… или этот горячий киллер… Кто-то из них ошибется.

Он замолчал, снова глядя на мелькающие за окном дома. Враг обрел лица. И эти лица были опаснее, чем он предполагал. Тура с ее деньгами и властью. Мурат с его жестокостью и амбициями. Камилл с его леденящей кровь уверенностью. И где-то за кулисами, возможно, маячила тень Мамонтова со своим общаком.

Авторитет трещал по швам. Война была объявлена открыто. Теперь нужно было наносить ответный удар. Точечный. Смертельный. И первым шагом было найти ту самую трещину в броне нового «хозяина» Апрашки и его таинственной королевы. Игру только начали, но ставки были уже выше крыши.

Глава 3

Игра на Понижение

Кабинет Феди больше не был тихой гаванью. Воздух гудел от напряжения, как натянутая струна. Лысый нервно перекладывал бумаги, Тесак стоял у окна, его взгляд, казалось, прожигал туман за стеклом, а Федя медленно прохаживался, словно хищник в клетке. Сообщение о срыве выплат от мелкого, но символически важного поставщика стройматериалов висело в воздухе невысказанным приговором.

– Кирзач, – выдохнул Тесак, оборачиваясь. Его лицо было мрачнее тучи. – Это его почерк. Приперся с двумя гопниками, наорал на хозяина лавки при всех: «Ты чё, Федину крышу платишь? А она дырявая! Мурза теперь в городе хозяин, плати ему!» И хозяин… струсил. Не платит.

– Не просто струсил, – поправил Лысый, сверяясь с записями. – Кирзач пригрозил его дочке. Школьнице. Намекнул, что «случайность» может произойти. Классика гоп-стопа, но эффективно.

Федя остановился. Его кулак мягко опустился на стол.

– Моя крыша… дырявая? – Он произнес это тихо, но каждый слог был как удар молота. – Этот Бекчан… Кирзач… Он персонально лезет под кожу. Нарочно. Чтобы все видели: Федя не защищает.

– Да, – подтвердил Тесак. В его глазах горел холодный огонь. – Он гад. Но гад опасный. Быстрый. Любит пугать слабых. И он… – Тесак запнулся, что было для него редкостью. – Он напомнил мне кое-что. Прошлое.

Федя поднял вопрошающий взгляд. Тесак редко говорил о своем прошлом до Питера.

– Года три назад, на Северах, – начал Тесак, его голос стал жестче, – был один проект. Небольшой склад. Там паслось местное быдло, пытавшееся кромсать наши грузы. Их предводителя звали… Бекчан. Тогда он был просто шнырь. Мы его… убедили уйти. Жестко. Но не добили. Ошибка. Видимо, он тогда свалил к Мурату. И теперь он – Кирзач. И у него зуб. На меня лично.