Яблочный пирог и любовь

Zeynep Sahra

Elmalı Turta

First published by Ren Kitap Yayın Dağ. San. Tic. Ltd. Şti.

Russian translation rights arranged through Kalem Agency and Andrew Nurnberg Literary Agency.

Перевод с турецкого: Иван Александров

© 2016 Zeynep Sahra

© Иван Александров, перевод, 2025

© Диана Бигаева, оформление, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Моей дочери…

«Ночь не добра без света милых глаз…»[1]

Уильям Шекспир

Глава 1. Оборотень

Некоторые события занимают всего несколько секунд, но врезаются в память навсегда. Удар молнии, взрыв бомбы или момент, когда в кого-то стреляют… Если вы пережили нечто подобное, значит, в самом дальнем уголке вашего мозга поселился вечный жилец, которого не выгнать, даже если очень захотеть.

И вот я стояла и смотрела, как этот новый сосед затмевает мой разум.

Я все еще не могла пошевелиться, но чувствовала запах пороха. Человек, нажавший на курок, все еще держал пистолет перед собой, ошеломленно застыв на месте. Двое мужчин в черном, лежащие на земле, тоже не двигались.

Я сглотнула. Не знаю, сколько секунд я не дышала. Лежащие на земле двое зашевелились, но на ноги поднялся только один. Я была настолько ошарашена, что мне потребовалось время, чтобы понять, кто именно.

Когда стрелявший увидел, как встает этот человек, он в панике резко рванул с места. Поднявшийся мужчина решительно подошел ко мне и схватил меня за руки. Взгляд голубых глаз настойчиво искал мой. Губы мужчины начали шевелиться, но я все еще будто находилась внутри огромного стеклянного колпака. Уши заложило, и я едва слышала обращенный ко мне голос:

– Мне нужно поймать того типа. Ты слышишь меня, Сахра? Очнись! Ты должна позаботиться об Ахмете!

Когда я механически кивнула, Эмир отпустил мои руки и бросился вдогонку за главарем. Под удаляющийся топот их ног я, все еще не понимая, что делать, опустилась рядом с Ахметом. С трудом сделав вдох, снова задержала дыхание и, дрожа, перевернула его тело на спину.

Его лицо было искажено от боли. Но, когда через несколько секунд его глаза встретились с моими, мир возобновил вращение. Гул в ушах стих. Я снова вдохнула. И пришла в себя:

– Ты в порядке?

Ахмет сглотнул – было видно, что ему больно. Он стиснул зубы, и я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Его взгляд скользнул вниз, будто проверяя собственное тело, затем он посмотрел на меня, напрягся и улыбнулся:

– Не бойся, я в порядке…

В этот момент слезы сами потекли по моим щекам, но я все равно ответила улыбкой. Ахмет приподнял голову и положил мне на колени, а я взяла его руку в свою. Пока я смотрела на его лицо, искаженное болью, вернулся Эмир. Не теряя времени, он сразу наклонился к Ахмету.

– Подлый ублюдок стреляет, как слепой, но бегает, как заяц!

Я тревожно взглянула на него:

– Он сбежал?

Эмир раздраженно кивнул и тут же переключился на раненого. Пальцы Эмира скользнули по плечу Ахмета, будто стремясь нащупать пулю. Видимо, этого было недостаточно, потому что он осторожно стянул с Ахмета куртку, и на темной футболке сразу стало видно кровавое пятно. Пуля вошла где-то между плечом и грудью. Времени прошло совсем не много, но крови уже натекло достаточно. Эмир с предельной серьезностью надавил на грудную мышцу:

– Тут больно?

Ахмет покачал головой. Пальцы Эмира сместились на пару сантиметров, и он повторил вопрос. Ахмет снова отрицательно мотнул головой. Чем дальше пальцы Эмира отодвигались от сердца, тем слабее становился мой страх. Когда он надавил совсем близко к плечу, Ахмет застонал, а Эмир облегченно вздохнул:

– Все в порядке, не бойся: пуля застряла в относительно безопасном месте.

От того, что он сказал это глядя на меня, а не на Ахмета, я испытала странное чувство. Эмир снял куртку, затем, не задумываясь, стянул футболку. Глядя на его мускулистую грудь, я не понимала, что он задумал, но выглядел он как человек точно знающий, что делать. Он несколько раз разорвал ткань, затем повернул Ахмета к себе и аккуратно намотал импровизированный бинт вокруг плеча. Другим куском зажал рану и зафиксировал его.

Закончив, он снова положил голову Ахмета мне на колени. Посмотрел на меня, и по этому взгляду было трудно понять, что он чувствует. А потом, не дав мне открыть рот, сказал:

– Нам нужно идти!

Он натянул куртку на голое тело и поспешно застегнул. Подхватил Ахмета под руку, стараясь не задевать рану, и поднял. Они зашагали рядом, как два близких друга, а я, бросив взгляд на стонущих мужчин на полу, спотыкаясь, побрела следом.

Мы искали путь обратно по темным коридорам старой фабрики, и Эмир замедлил шаг, чтобы я могла посветить им, но было видно, что он старается спешить. Пускай образ жизни он вел самый расслабленный, я знала, что у него врожденный талант к медицине. Даже если забыть про его отца, два старших брата Эмира, выпускники нашего же университета, были одними из самых успешных врачей страны. И если сейчас Эмир спешит, значит, пуля не в таком уж безопасном месте, как он сказал.

От этой мысли я занервничала и заторопилась. В воздухе, подсвеченная моим мобильником, висела пыль. Через несколько минут мы выбрались из здания.

Эмир отпустил Ахмета и быстро подозвал меня, чтобы я заняла его место. Хотя и без уверенности, я послушалась. Тело Ахмета, измученного болью, казалось, не способно сохранять вертикальное положение. Когда я подставила ему плечо, его вес едва не опрокинул меня. Рядом с крупной фигурой Ахмета я чувствовала себя крошкой. И выглядела, наверное, еще более беспомощной, чем он. Лицо Ахмета было искажено от боли, с губ срывались стоны… Только запах, который я вдыхала, остался прежним.

Эмир отстал, а к нам подбежала с испуганным лицом Ясмин. Без зазрения совести она взяла лицо Ахмета в ладони:

– Что случилось? Он в порядке?

Меня разозлило, что она так легко может прикасаться к нему. Да мы, вообще, и попали сюда из-за ее дурацкого клочка земли!

– Из-за твоего идиотского участка его подстрелили!

Несправедливо? Нет! Все это было ее виной.

Ясмин унаследовала от умершего деда один из ценных участков земли в Чыкмазе, а человек, который подстрелил Ахмета, был одержим этим участком. Ее семья, напуганная угрозами этого типа, попросила, чтобы Ахмет помог им избавиться от проблемы. Конечно, они обратились к нему из-за того, что он был успешным адвокатом, но они не учли одного: Ахмет был еще и одним из самых упрямых людей на свете. Он был готов на все, лишь бы не делиться тем, что считал своим. Даже если это означало нарваться на пулю…

Когда мои гневные слова хлестнули по ней, из глаз Ясмин покатились крупные слезы. Она ласково погладила Ахмета по лицу, и я, с усилием сглотнув, отвернулась. Ахмет помотал головой, будто пытаясь стряхнуть ее пальцы.

– Все в порядке… – пробормотал он, но выглядело это не очень убедительно.

Я попыталась сделать несколько шагов вперед, но мои слабые колени задрожали – то ли от усталости, то ли из-за дурацкой нежности Ясмин. Ахмет попытался поднять голову и, превозмогая боль, сказал:

– Надо вызвать полицию.

Ясмин повернулась ко мне:

– После того как вы зашли внутрь, охранник не вернулся. Услышав выстрел, я запаниковала и позвонила в полицию. Вот только что.

– Хорошо хоть это сообразила, – буркнула я недовольно.

Она опустила голову. Мне было жаль, что она чувствует себя виноватой, но я ничего не добавила. В глубине души я действительно считала ее ответственной за состояние Ахмета.

Пока мы ковыляли к машине, к нам с рычанием подкатил и резко затормозил белый спортивный автомобиль Эмира. Опустив стекло, он тут же заговорил:

– Джульетта, ты с Ахметом сзади. Конфетка-блондинка – на переднее сиденье. Быстро!

Без лишних слов мы заняли свои места. И в тот же момент, когда захлопнулась последняя дверь, машина рванула с места, как ракета, подняв клубы пыли. Голова Ахмета на моих коленях болталась из стороны в сторону, а кровь из его плеча сочилась так сильно, что уже пропитала мою одежду. Бинт, который наспех наложил Эмир, давно перестал выполнять свою функцию. Я нахмурилась, глядя на рану:

– Эмир, почему так много крови? Это нормально?

Выражение его лица в зеркале заднего вида мне не понравилось. Не сбавляя скорости, он ответил:

– Поверни Ахмета на бок так, чтобы раненое плечо было выше уровня сердца.

Его тон встревожил меня, но я попыталась сделать как он сказал. Каждый раз, когда свет фонарей падал на лицо Ахмета, моя тревога возрастала. Почему он выглядит таким слабым и бледным, ведь прошло так мало времени?

Перевернуть его оказалось сложнее, чем я думала. Ахмет был не в состоянии помочь – ему было слишком больно. Убедившись, что рана достаточно высоко, я услышала плач Ясмин.

Я старалась не обращать на нее внимания, сосредоточившись на красивом лице Ахмета. Он выглядел таким спокойным и беззащитным… Пользуясь темнотой ночи, я кончиками пальцев коснулась его щеки, глаз, подбородка. Когда мои пальцы скользнули по короткой щетине, он приоткрыл зеленые глаза. Сморщенное от боли лицо чуть разгладилось. Казалось, он пытается улыбнуться, но получилось так себе.

Внезапно изумрудные глаза закатились и закрылись. Вслед за этим тело Ахмета начало биться в конвульсиях. Он дрожал так сильно, что казалось, я трясусь вместе с ним. От страха у меня перехватило дыхание. Едва сумев вдохнуть, я выкрикнула:

– Эмир! Эмир! С ним что-то не так!

Эмир обернулся с искаженным от досады лицом.

– Черт! Это произошло раньше, чем я ожидал, – пробормотал он себе под нос, снова поворачиваясь к дороге.

– Что случилось?! – закричала я снова, но он не ответил.

Не снижая скорости и не отрывая глаз от дороги, Эмир ловко снял кожаную куртку. Когда он швырнул ее мне, Ясмин уже рыдала в голос.

– Накрой его. И своей курткой тоже. Пуля, должно быть, попала в артерию. Он теряет кровь слишком быстро, и сейчас у него шок.

Я окаменела, будто сама впала в шоковое состояние. Увидев мое лицо, Эмир, похоже, пожалел, что сказал лишнее, и снова заговорил – на этот раз медленнее:

– Но не волнуйся, Сахра. Мы его спасем.

Я поверила его голубым глазам, отраженным в зеркале заднего вида. Пусть даже он лгал. Собравшись, сняла с себя окровавленную куртку, укутала дрожащее тело Ахмета и крепко обняла его. Истеричные всхлипы Ясмин начали действовать мне на нервы, так что я не выдержала:

– Может, хватит уже реветь? Он не умер! И не умрет!

Я рявкнула на нее так, что это подействовало как пощечина. Ясмин замолчала. Ее покрасневшие глаза переполняли раскаяние и страх.

Через несколько минут Ахмет стал дрожать меньше, но кровотечение не прекратилось. Моя одежда и сиденье машины были залиты кровью. Я беспомощно нашла взгляд Эмира в зеркале:

– Я могу сделать что-нибудь еще?

На этот раз он ответил ровным голосом, не глядя на меня:

– Можешь погладить его по волосам. Для меня такое сработало.

Обнадеживающе это не прозвучало, но я все равно наклонилась к Ахмету. И, приблизив губы к его уху, прошептала:

– Не бойся, ты поправишься…

Я погрузила пальцы в его волосы. Не знаю, помогло ли это, но дрожь заметно ослабла, и тут же машина резко затормозила. Двери распахнулись, и через миг Эмир уже звал кого-то. Принесли носилки, Ахмета забрали у меня из рук и быстро увезли внутрь.

Выскочив из машины, я испытала дежавю. Снова та же самая клиника. В Чыкмазе… Дома…

Но это не принесло мне утешения.

Когда Ахмета забрали в реанимацию, Эмир на ходу объяснил врачу, что произошло, используя медицинские термины, которые я даже не понимала.

Судя по выражению лица доктора Бюлента, прогнозы были не самыми радужными. Врач тревожно коснулся моего плеча и поспешил к Ахмету. Вскоре его увезли в операционную. А нам оставалось только ждать за закрытыми дверями.

На секунду мне показалось, что Эмиру тоже место в операционной, но он спокойно подошел и сел рядом со мной. Долгое время никто не говорил ни слова. Только Ясмин стояла в стороне и тихо плакала. Потом посмотрела на нас, избегая встречаться со мной взглядом, и робко спросила:

– Э-э-э… Думаете, полиция поймала тех людей?

Я не ответила. Эмир, пытаясь разрядить обстановку, сказал:

– Не волнуйся, конфетка. Даже если они не схватили того трусливого зайца, который удрал, то его подручных задержали точно. А они из тех, кто сдаст своего главаря после первой же пары вопросов. Так что не бойся, навредить они больше не смогут.

И Ясмин успокоилась. Таков уж был Эмир. Пусть даже он врал, его слова растворяли любую тревогу. Вот и Ясмин под их воздействием перестала плакать и села напротив нас.

Пока мы молча ждали, я украдкой поглядывала на Ясмин, а она, в свою очередь, смотрела на Эмира. Сперва я думала, что щеки у нее до сих пор алеют из-за моих нападок, но, повернув голову, сообразила, что торс Эмира до сих пор обнажен.

Чертов парень! У него был такой пресс, будто он каждое утро делал тысячу скручиваний, а потом переплывал Босфор. А широкие плечи и мощные руки усиливали впечатление. Закатив глаза, я скрестила руки на груди.

Медсестры, проходившие мимо, разглядывали Эмира куда более откровенно, чем Ясмин. Кажется, каждая вторая чуть ли не свистела. И я была уверена, что у них нет никаких дел на этом этаже посреди ночи.

Эмир откинулся на спинку стула и потянулся, заложив руки за голову. От этого движения его бицепсы напряглись, как две банки. Медсестры уже даже не делали вид, что проходят мимо по делам, – встали рядом, попивая кофе из бумажных стаканчиков, и не сводили с него глаз. Я почти слышала, как они шепчутся.

В конце концов я не выдержала и покосилась на Эмира:

– Ты не планируешь что-нибудь надеть?

Не меняя позы, он лишь повернул ко мне голову. Его губы растянулись в ухмылке, а потом он беззаботно пожал плечами:

– Мне удобно и так.

Я снова закатила глаза:

– А мне – нет! Посмотри вокруг, они пялятся на тебя, как на льва в клетке!

Он усмехнулся:

– Меня это не беспокоит.

– Зато беспокоит меня! – прошипела я. – Ахмет там борется за жизнь, а ты расселся, как оборотень из «Сумерек», и эти девки пускают на тебя слюни. Неужели не понятно, что это попросту неприлично?!

Эмир сжал губы, чтобы не рассмеяться. Он убрал руки с затылка и наклонился ко мне. Я так и сидела со скрещенными руками, но, когда его шепот коснулся моего уха, мои мышцы против воли расслабились.

– Знаешь, Джульетта, тело человека на семьдесят процентов состоит из воды. Но не твое. Твое – из ревности.

Когда он отстранился, на его лице все еще играла ухмылка. Я уже открыла рот, чтобы заявить, что он ошибается, но тут он повернулся к медсестрам:

– Девчонки, может, перестанете на меня смотреть? Моя девушка нервничает!

У сестричек вытянулись лица, а у меня отвисла челюсть. Одна бровь Ясмин взлетела. В ярости я ударила Эмира по плечу. Он поморщился, но настроения это ему ничуть не испортило.

– Я иду за кофе! – сердито встала я. – И я тебе никто, Ханзаде!

Мои последние слова не изменили выражения лица Ясмин, но заставили медсестер заулыбаться.

Я дошла до кафетерия, купила кофе тем двоим, а себе – шоколадку с карамелью. Где-то читала, что при стрессе шоколад снижает активность мозга. А сейчас я готова была съесть целую плитку, лишь бы успокоиться.

К моему возвращению медсестры уже разошлись. Я невольно улыбнулась и тут же разозлилась на себя за это. Заворачивая за угол, я услышала голоса Ясмин и Эмира и инстинктивно остановилась, прислушиваясь.

– Ты кто, вообще, такой? Правда парень Сахры?

Я чуть не кинулась туда, чтобы ответить вместо Эмира. Кто знает, что он сейчас сморозит!

– Я – это ты.

Я нахмурилась. Это еще что значит? Ясмин, видимо, тоже не поняла:

– В смысле?

Хоть я и не видела лица Эмира, я чувствовала, что он все так же самодовольно ухмыляется:

– Ты смотришь на парня там внутри так же, как я смотрю на Джульетту. Детка, мы с тобой в одной команде.

В одной команде? О чем, вообще, речь? Я чувствовала, что чего-то не улавливаю, а вот Ясмин, кажется, сообразила, потому что весело поинтересовалась:

– Как думаешь, наша команда выиграет?

Эмир тихо рассмеялся:

– Не знаю насчет команды, но любовь всегда побеждает, конфетка.

Я не выдержала и вышла из укрытия. Пока я шагала к ним, эти двое переглянулись и заулыбались. «Если бы они начали встречаться – могли бы стать самой гармоничной парой после Брэда Питта и Анджелины Джоли, – подумала я. – А их дети существенно улучшили бы генофонд страны».

Но потом я представила, как Эмир называет Ясмин Джульеттой, и мне стало досадно. Наверное, он был прав – не меньше половины меня составляла бессмысленная ревность. И если считать, что вторая половина – вредный характер, то, очевидно, человек я не самый приятный…

Под влиянием этих мыслей я чуть ли не швырнула стаканчик с кофе Ясмин. Она нервно взяла его из моих рук. Эмир с хитрой ухмылкой потянулся за своим, прикрываясь рукой. Я плюхнулась на стул рядом с ним, а Ясмин встала.

– Мне нужно подышать воздухом, – сказала она и ушла.

Я разорвала упаковку шоколадки и откусила кусок. Толком не прожевав, повернулась к Эмиру:

– Вижу, вы с Ясмин отлично поладили.

Губы Эмира изогнулись, он отхлебнул кофе и пожал плечами. Голубые глаза сверкнули:

– Симпатичная девчонка.

Я невольно поджала губы и снова вгрызлась в шоколад:

– Ее называют самой красивой девушкой Чыкмаза.

Произнеся это, я сама не поверила, что стала настолько ревнивой. Да что со мной такое происходит?

Эмир снова наклонился ко мне:

– А тебя как называют? Самой ревнивой девушкой Чыкмаза?

Вместо ответа я пересела на соседний стул – прекрасно понимая, насколько это по-детски. Но через несколько минут, подумав, уже серьезно произнесла:

– Спасибо…

Эмир понял, за что я его благодарю, и через силу улыбнулся.

– Я знал, что ты не переживешь, если с ним что-то случится, – просто сказал он.

И я не нашла, что на это ответить.

Ясмин вернулась. Когда она села и улыбнулась Эмиру, я сделала вид, что не замечаю. Я и не должна была такое замечать. Эмир бросил на меня взгляд и поднялся с места:

– Пойду поищу какую-нибудь одежду. Тебе что-то нужно?

Я покачала головой. Хотя старалась казаться равнодушной, я была рада, что его мышцы больше не будут выставлены на всеобщее обозрение.

– Я-то, может, и выгляжу как оборотень, а вот ты вся в крови, как вампир. Хочешь, попрошу у медсестер что-нибудь, во что ты могла бы переодеться?

Я упрямо пожала плечами, и Эмир не стал настаивать.

Через несколько минут после его ухода дверь операционной открылась. Оттуда с улыбкой вышел доктор Бюлент. Мы с Ясмин замерли, уставившись на него.

– Не волнуйтесь, все прошло лучше, чем я опасался. Пулю извлекли без проблем, кровотечение быстро остановили. Несколько единиц крови, хороший отдых – и он скоро поправится.

От облегчения я бросилась обнимать сперва доктора, а потом Ясмин. Ее глаза сияли не меньше моих. На щеках появились мокрые дорожки, и я впервые поняла: она действительно любит Ахмета. Тогда мне стало стыдно за то, что я видела в Ясмин врага.

– Прости… – тихо сказала я, все еще держа ее за руки.

Но Ясмин была слишком счастлива, чтобы обижаться. Она вытерла слезы и снова обняла меня.

Когда мы подошли к палате, куда должны были перевезти Ахмета, в коридоре появился одетый в медицинский халат Эмир. Халат он не застегнул, так что выглядел так же эффектно, как и с голым торсом. Эмир с гордостью продемонстрировал свой новый наряд, а я улыбнулась и покачала головой. Этот парень никогда не повзрослеет.

Казалось, он тоже рад новости о том, что раненый в порядке. А услышав, что тому нужна кровь, сразу пошел сдавать ее.

Через несколько минут Ахмета привезли в палату. Он выглядел таким бледным, что у меня сжалось горло. Хотелось плакать, но слезы не приходили – за нас обеих плакала Ясмин.

Ахмета разместили, и нас выгнали ждать снаружи. Требовалось несколько часов, чтобы он пришел в себя после переливания. Но, чем темнее становилась ночь, тем дальше отступало мое беспокойство.

Так или иначе, а Ахмет спасен. И это самое главное…

Когда доктор Бюлент разрешил мне зайти, в коридоре никого не было.

Я оглянулась – ни Эмира, ни Ясмин. Поправила волосы, сглотнула и тихо открыла дверь.

К кровати я подходила с ровно бьющимся сердцем. Мне не терпелось увидеть зеленые глаза Ахмета. Остановившись у изголовья, я коснулась его руки. Веки у него были опущены, но он уже был похож на прежнего себя – если не считать следов от драки на лице. И даже в тускло-зеленой больничной пижаме выглядел красивым. А сейчас просто мирно спал.

Собравшись с духом, я коснулась его руки. Потом, уже без страха, провела пальцами по волосам. Улыбнулась. В этот момент его веки дрогнули.

– Значит, чтобы ты погладила меня по волосам, мне нужно было дать себя подстрелить? – произнес он хриплым от утомления голосом.

Я смущенно отдернула руку, не зная что сказать:

– Ты в порядке?

Он спокойно кивнул. Потом улыбнулся и просто смотрел на меня, не отрывая глаз. Через несколько секунд я не выдержала его пристального взгляда и начала торопливо пересказывать события этой ночи. Почти без передышки вывалила все: как тот человек сбежал, как мы добрались сюда, как Эмир сдал для него кровь… Кажется, впервые в жизни я тараторила так же быстро, как Эрва.

В этот момент из-за двери раздался голос Эмира:

– Наш Джеймс Бонд уже проснулся?

– Да! – радостно откликнулась я.

Эмир прислонился к дверному косяку, и тут оба, видимо, вспомнили, что несколько месяцев назад ситуация была прямо противоположной. Впервые они смотрели друг на друга почти как друзья.

– Спасибо, – сказал Ахмет, указывая на пакет с кровью в своей капельнице.

Эмир в белом халате эффектно пожал плечами:

– Не благодари. Я просто вернул тебе долг.

Они оба улыбнулись. Ахмет посмотрел на меня:

– Наверное, тебе такое повторение не очень-то приятно.

Я передернулась:

– Как увидеть один и тот же кошмар дважды.

Ахмет протянул руку и взял мою:

– Но теперь все позади… – сказал он, поглаживая мои пальцы.

Мое дыхание участилось, но тут в комнату ворвалась Ясмин, и я отдернула руку. Словно голубь, несущий благую весть, она радостно подлетела к кровати, а я отступила. Ясмин тут же схватила руку Ахмета:

– Я так боялась!.. Если бы с тобой что-то случилось, я никогда бы себя не простила. Мне так жаль, так жаль…

Ее щеки заливали слезы. Я развернулась и медленно направилась к Эмиру. Ахмет, превозмогая слабость, заговорил:

– Не бойся. Ты тут ни при чем, я же сам взялся за это дело. Не вини себя. Смотри, я в порядке.

Я оставила их одних – впервые действительно по собственному желанию – и вышла из палаты. Эмир вышел следом и закрыл за собой дверь.

Он ничего не сказал. Не сделал ни одного замечания. А просто сел рядом со мной на стул в коридоре.

Через несколько часов Ахмет окончательно пришел в себя.

Когда полицейские из ближайшего отделения зашли к нему, чтобы получить показания, уже рассветало. Как я поняла, они были в курсе истории с этим участком. Уходя, они забрали Ясмин с собой – ей нужно было подписать какие-то документы.

Доктор Бюлент сказал, что Ахмет может ехать домой, и я закусила губу от волнения. Если домашние увидят его в таком состоянии, у них наверняка случится сердечный приступ. Видимо, Ахмет думал так же, потому что мрачно пробормотал:

– Домой я ехать не могу.

Подумав, я предложила:

– Хочешь, позвоню Барышу?

Он скривился:

– Не хочу никого будить в такую рань. К тому же Мине-ханым беременна – не стоит ее пугать.

Я невольно улыбнулась неожиданной информации. Мысленно поставила себе напоминание – отругать Эрву за то, что она не рассказала мне такую прекрасную новость. В тот момент я была рада, что Ясмин нет рядом, – иначе она наверняка забрала бы Ахмета к себе.

Ахмет, как всегда, прочитал мои мысли:

– Я не могу остаться ни у кого в Чыкмазе. Пока Хакан не вернется, мне нужно найти, где переночевать. – Увидев тревожное выражение на моем лице, он спокойно улыбнулся: – Но не волнуйся, я что-то придумаю.

Как только он закончил фразу, Эмир вскочил на ноги, хлопнув себя по коленям, как тетушка, засидевшаяся в гостях. Скинул халат и сделал движение, будто собирался поднять Ахмета с кровати. Мы уставились на него, не понимая, что он задумал, он усмехнулся:

– Чего смотришь, Джульетта? Давай помоги – везем Бонда ко мне домой.

Несмотря на протесты Ахмета, через несколько минут мы уже сидели в спортивном автомобиле Эмира. И, хоть я и воздержалась от комментариев, его поступок мне понравился.

Я все еще злилась на него. За то, что случилось в ночь помолвки (когда я в тревоге примчалась к нему домой и застала его с двумя девушками – хотя мне было плевать!..). Да еще на прошлой неделе он довел меня до белого каления своей игрой с едой в столовой. Но несмотря на все это, этой ночью я странным образом чувствовала уверенность: ведь он был рядом со мной. Точнее, с Ахметом.

С первыми лучами солнца мы вошли в дом Эмира. Он осторожно помог Ахмету подняться по лестнице. Когда мы зашли в его комнату, я включила свет – рассвет еще не полностью разогнал темноту.

Через несколько шагов Ахмет, морщась от боли, повернулся к Эмиру:

– Тебе необязательно уступать мне свою кровать.

Я знала, что он не хотел быть обязанным. Чем меньше Ахмет принимал от Эмира, тем комфортнее ему было.

Эмир усадил его на край кровати, затем глубоко вздохнул, будто сбросив с плеч тяжелую ношу, выпрямился и улыбнулся:

– В доме, можно сказать, только моя кровать и есть. Внизу слишком маленькая – тебе будет неудобно. Да, и не переживай, комната довольно чистая. Можешь быть уверен: кроме Джульетты, к моей кровати не прикасалась ни одна женская особь, включая комарих.

Едва он закончил фразу, как я, стиснув зубы, ударила его по голой груди тыльной стороной ладони. Увидев, как напряглось лицо Ахмета, я поспешно добавила:

– Он хотел сказать, что никого не пускал в свою комнату. Никакого намека на то, о чем ты подумал!

Я бросила на Эмира сердитый взгляд за то, что он опять меня смущает, но от него опять отскочило как от стенки.

Мы помогли Ахмету лечь. Я сбегала вниз за стаканом воды, чтобы он мог принять лекарство. Когда я вернулась, Эмира в комнате уже не было.

Подойдя к Ахмету, который уже почти засыпал, я помогла ему выпить таблетку и, как и в тот день, когда его ранили ножом, пролила на него немного воды. В этот момент мы оба улыбнулись. Он снова положил голову на подушку. Я уже собиралась уйти, когда он коснулся моей руки. Изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня устало:

– Не могла бы ты погладить меня по волосам, пока я не засну?

Я заставила себя улыбнуться и робко присела на край кровати, но в груди отчего-то сделалось холодно и больно. Когда мои пальцы коснулись его волос, ощущение было очень странное – вот я глажу чьи-то волосы в кровати Эмира, но это не Эмир…

Вскоре он заснул. Убирая руку с его волос, я невольно коснулась подвески в форме круассана на своей шее. И подумала: «Почему я чувствую, будто что-то не так? Ведь сейчас должна быть счастлива?»

Я встала, подошла к двери и выключила свет. Холодная боль в груди не позволила мне в последний раз взглянуть на человека, которого я люблю.

Глава 2. Диван

Мы снова здесь… На той же самой фабрике… Но теперь она еще темнее, пыльнее, здесь более сыро и холодно… Зачем мы снова сюда пришли?

Я поднимаю воротник куртки и оглядываюсь. Почему я одна?

Дыша в ладони, чтобы согреть их, я думаю о том, что теплый пар моего дыхания напоминает дым кальяна. Согреться не получается.

И вдруг из темноты раздается тот же звук. Выстрел, пронизывающий холод, дрожь по всему телу…

Не раздумывая, я бросаюсь на звук. Звонкие шаги заглушают мое отчаянное дыхание. Человек в черном лежит на полу, и запах пороха снова наполняет мои легкие.

Но на этот раз стрелявшего нигде нет. Он, должно быть, уже сбежал.

Я бросаюсь к телу на полу и осторожно поворачиваю его к себе.

Снова Ахмет… Но теперь пуля попала прямо в грудь, в самое сердце!

Не успев подумать о том, почему и как это происходит, я вижу, как его зеленые глаза закрываются. А затем больше не чувствую на своей руке его теплого дыхания.

Я беспомощно оглядываюсь. Думай, Сахра, сделай что-нибудь!

В панике я глубоко вдыхаю и прижимаю свои губы к его. Пока весь воздух из моих легких переходит в его тело, я думаю, что отдала бы ему всю свою кровь, если бы могла.

Я отстраняюсь…

Но глаза, которые смотрят на меня, уже не изумрудно-зеленые. И человек в моих руках – уже не Ахмет…

Эмир?

Эмир и его голубые глаза… Но как?!

Человек в моих руках изменился, но пуля осталась на том же месте. Только теперь крови больше. Намного больше…

Сердце Эмира, будто решившись убить его, быстро выкачивает кровь из его тела, и он, глядя мне в глаза, в последний раз шепчет:

– Джульетта…

Его голова мягко падает мне на колени.

Я трясу головой, не понимая происходящего, когда чья-то рука касается моего плеча.

Я оборачиваюсь. Ахмет стоит рядом и смотрит на меня.

– Нам нужно идти, Сахра!

Не дав мне подумать, он тянет меня за собой. Я хватаюсь за Эмира, чтобы поднять его, но Ахмет останавливает меня:

– Без него, Сахра!

Я не соглашаюсь. Сопротивляюсь, когда Ахмет пытается поднять меня за руки. Я смотрю в лицо Эмира, плачу и умоляю в отчаянии:

– Эмир? Эмир, не умирай! Не оставляй меня, открой глаза… Эмир?

ЭМИР!

Я резко села, тяжело дыша, не в силах оторвать взгляд от белого потолка. Облизнула пересохшие губы и крепко зажмурилась. Сглотнула.

Боже, это был сон! Просто кошмар…

Мое порывистое дыхание, накачивающее мозг кислородом, постепенно успокаивалось. Я вытерла пот со лба и запустила пальцы в волосы. Даже слегка дернула себя за них, чтобы убедиться, что проснулась. Оперлась на локти, чтобы сесть, и тут спокойный голос заставил меня вздрогнуть:

– Доброе утро, Джульетта.

Голос прозвучал совсем рядом. Мои глаза легко нашли Эмира, сидящего на стуле, который он придвинул к моей кровати. Я старалась не показывать виду, но мне стало легче, когда вместо окровавленного бледного лица из сна я увидела его улыбающиеся голубые глаза.

Не давая ему заметить мое облегчение, я сразу перешла в нападение и сердито сузила глаза:

– Ты что, пытаешься меня до смерти напугать? И вообще, что ты делаешь в моей комнате, Ханзаде?

Он усмехнулся:

– Если учесть, что это мой дом, у меня есть полное право находиться в любой комнате.

Я надулась. После того как Ахмет заснул, Эмир сказал, что приготовил для меня маленькую комнату на втором этаже. Хотя, видимо, наше понимание слова «маленькая» различалось, потому что эта комната была размером с гостиную в средней руки доме.

– Дом, может, и твой, но я думала, у тебя хватит такта, чтобы уважать личное пространство гостей.

Он улыбнулся, встал со стула и без слов направился к двери.

Я следила за ним глазами, удивляясь такой легкой победе, но удивление мое было недолгим.

Джентльмен открыл дверь, остановился, провел пальцем воображаемую линию на пороге, скрестил руки на груди и, усмехаясь, продолжил наблюдать за мной, прислонившись к дверному косяку. Всем видом он говорил: «Я вышел из комнаты – я уважаю твое личное пространство».

В ответ я только закатила глаза. На большее у меня не было сил. И уже собиралась снова лечь, когда Эмир заговорил.

– Ты видела меня во сне? – спросил он, даже не пытаясь скрыть удовольствие в голосе.

Мои руки на мгновение замерли. Откуда он узнал? Я сглотнула, пожала плечами и скривила губы.

– Что за глупости! – Высокомерия в моем голосе хватило бы, чтобы обмануть даже себя саму.

Но он только еще шире усмехнулся:

– Ты дернулась и сказала «Эмир», Джульетта.

Я чувствовала, как краснею, пока его взгляд скользит по моему лицу; вместо ответа сердито сбросила одеяло и встала. Подтянула резинку пижамных штанов и направилась к двери.

Эмир дал мне свои пижамные штаны и футболку перед сном. Устроив меня в этой комнате, он сказал, что будет спать на диване внизу, потому что в его огромном доме больше не было комнат с кроватями. Когда я спросила почему, он без тени стыда ответил:

– Люди не стремятся остаться на ночь в доме без кроватей, а я не хочу, чтобы у меня кто-то ночевал.

Я подошла к двери и сердито уставилась на Эмира. Когда я взялась за ручку, чтобы захлопнуть дверь, ему было достаточно просто положить на нее свою сильную ладонь, чтобы остановить меня. Вместо того чтобы ввязываться в проигрышную схватку, я бесстрастно смотрела на него, ожидая, когда он уберет руку.

Но он только усмехнулся и приблизил лицо.

– Не нужно стыдиться этого, Джульетта, – прошептал он доверительно, будто делился секретом. – Я тоже не мог уснуть, зная, что ты спишь наверху. В итоге решил, что лучше прийти и смотреть на твое спящее лицо, чем лежать и думать о тебе.

Его слова смутили и разозлили меня одновременно. Я процедила сквозь зубы:

– Ты что, следил за мной всю ночь?

Эмиру все было как с гуся вода:

– Если учесть, что мы легли спать на рассвете, можно сказать, что я провел, наблюдая за тобой, все утро и полдня. И должен сказать, Джульетта, ты до сих пор спишь как маленькая девочка. Если бы я не накрывал тебя одеялом сто раз, ты бы уже простудилась.

Я открыла рот от удивления, затем с силой потянула дверь, но его рука все еще мешала.

– Уходи, Ханзаде! – сердито сказала я.

Его лицо было по-прежнему близко. Он прищурился и улыбнулся:

– Сначала признайся, что видела меня во сне.

Я сжала челюсти:

– Никогда!

– Это был настолько эротичный сон, что ты не можешь признаться? Или ты показывала мне представление в костюме Женщины-кошки?

Я не могла поверить его наглости: вчера ночью на фабрике я действительно сравнила нас с Бэтменом и Женщиной-кошкой, но… Я резко толкнула его в грудь:

– Любой сон с твоим участием может быть только кошмаром, Ханзаде!

И я с силой захлопнула дверь. Но он только громко рассмеялся. А когда раздражающий смех стих, крикнул из-за двери:

– Кстати, Джеймс Бонд, должно быть, уже проснулся. Вместо того чтобы мечтать обо мне, тебе стоит приготовить ему что-нибудь поесть, Женщина-кошка.

Ахмет! Ох… Я совсем забыла о нем из-за глупостей Эмира.

Под его удаляющийся смех я быстро сняла пижаму и надела вчерашнее платье. Перед сном я попыталась застирать пятна крови, но до конца они не сошли. Просто теперь это были скорее темно-коричневые разводы, чем красные.

Платье еще не полностью высохло, но все было лучше, чем расхаживать в пижаме Эмира на четыре размера больше нужного. Так что, собрав волосы в хвост, я поспешила на кухню.

Спустившись, я быстро прошла через гостиную, даже не взглянув на печально знаменитый диван. За несколько минут приготовила скромный, но сытный завтрак и выставила на большой поднос, который чуть не уронила, пока несла наверх.

Поднимаясь по последним ступенькам, я услышала голос Эмира из комнаты Ахмета. Недавно приобретенная дурная привычка вновь проснулась, и я инстинктивно остановилась у двери, чтобы послушать.

– Я твой должник.

Голос Ахмета звучал так, будто он взял у Эмира миллион долларов.

А Эмир, как всегда, говорил спокойно:

– Не переживай. Я просто вернул тебе свой долг. К тому же… Ты знаешь, почему я это сделал.

– Знаю… И если ты… если ты расстроишь ее, ты знаешь, что я сделаю с этой твоей самодовольной рожей!

Минуточку… О чем они говорят?

Эмир коротко рассмеялся, но голос Ахмета все еще звучал напряженно:

– Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что у тебя есть она.

– Я представляю… – перебил Эмир.

Я не понимала, о ком они говорят, но, когда Эмир заговорил снова, его голос звучал так же серьезно, как и у Ахмета:

– Она… она другая. Совсем другая. Такая правильная. Умна, как лиса, но чиста, как ребенок. Когда она рядом, всё, даже ошибки, кажется прекрасным. Она… как электричество. Ты понимаешь ее ценность, только когда она уходит. Если она рядом – все ярче, живее. Если ее нет… ты снова в темноте. Она…

Эмир смолк и, кажется, выдохнул:

– Ты сам знаешь, о чем я. – Он помолчал, затем продолжил более оживленно: – И в тот день, когда она будет моей, я вспомню твои слова, не волнуйся. Потому что я не хочу, чтобы эта моя прекрасная самодовольная рожа была разбита.

Я нахмурилась, пытаясь уяснить смысл сказанного, когда Ахмет спросил со спокойным любопытством:

– Так вы с ней не вместе?

С губ Эмира сорвался истерический смешок:

– Если бы вокруг не было тебя, этих чертовых писем и свистящих пуль, моя задача была бы проще. Кстати, о пулях… Тебе не нужно было заслонять меня от нее. Если бы ты не подставился сам, тот идиот промахнулся бы, ты же понимаешь?

Теперь челюсть у меня просто-таки отвисла от изумления. В голосе Ахмета прозвучал смех:

– Я знал, что он промахнется, но подумал, что ты захочешь прикрыть меня, поэтому сам сделал то же.

Нет, это было невозможно терпеть! С подносом в руках я ворвалась в комнату и, сдвинув брови, уставилась на их ухмыляющиеся физиономии:

– Вы что, специально бросались под пулю?

Оба просто смотрели на меня, не отвечая. Только сжали губы, словно находили эту ситуацию забавной и изо всех сил старались не рассмеяться.

Я резко поставила поднос на кровать, уперла руку в бок и выставила палец, как мать, которая отчитывает детей за то, что они играют в мяч в доме:

– Вы пытаетесь меня до смерти напугать? И еще смеетесь над этим, будто все это – какая-то книжка про героев?!

Они переглянулись и, не выдержав, громко расхохотались. Я закатила глаза и покачала головой. Не лучше малых детей, что один, что другой.

Наконец их смех стих (отчасти благодаря моему сердитому взгляду), и Эмир, довольно ухмыляясь, вышел из комнаты. Я подняла поднос и села рядом с Ахметом. И была слишком зла, чтобы испытывать волнение от того, что кормлю его.

То, что Ахмет и Эмир бросились под пулю, чтобы защитить друг друга, было так же абсурдно, как если бы Том и Джерри объединились ради общего дела. И меня злило то, что, как они сами сказали, этот дурацкий поступок был бессмысленным. Если бы они просто стояли на месте, вместо того чтобы геройствовать, возможно, никто бы не пострадал.

Я нахмурилась, намазывая варенье на хлеб, пока Ахмет с трудом жевал, стараясь не смеяться. Усталая, я положила нож на поднос и посмотрела на его все еще веселое лицо.

– Ты мог умереть… – сказала я безрадостно.

Его улыбка медленно исчезла. Он опустил голову:

– Мы пошли туда из-за меня. Если кого-то должны были подстрелить, то это должен был быть я.

Я собиралась сказать, что это чушь, но тут Ахмет резко поднял голову и посмотрел на меня строже, чем я ожидала:

– Если бы с ним что-то случилось, ты всю жизнь винила бы меня, Сахра.

Я тупо смотрела на него, не находя ответа. Потом опустила голову и покачала ею. Не хотелось думать о том, была ли в словах Ахмета правда. Подавая ему хлеб с вареньем, я повторила:

– Ты мог умереть… – И сказала это так, будто такая возможность была хуже всего на свете.

Он улыбнулся, игнорируя мою напряженность:

– Тебя это так расстроило бы?

Я возвела глаза к потолку со страдальческим видом и сунула хлеб ему в рот. Поправила поднос и посмотрела ему в глаза:

– Помнишь, в детстве ты заболел корью? Мама не выпускала тебя из комнаты, чтобы никто не заразился. Я взобралась по приставной лестнице к твоему окну и увидела, как ты сидишь там – такой грустный, беспомощный, покрытый красными пятнами. Мне было невыносимо думать о том, как тебе там одиноко, так что я вернулась домой и разрисовала себя пятнышками с помощью красного фломастера. А потом обманула Барыша: «Смотрите, я тоже заболела корью, теперь мне можно к Ахмету!» – и пробралась в твою комнату.

Ахмет громко рассмеялся:

– Помню. А на следующей неделе ты действительно заболела корью, и тогда уже я не отходил от тебя, потому что не мог заразиться снова.

Когда наш смех стих, я посмотрела на него:

– Так, чтобы ты понял, как это меня расстроило, мне нужно взять пистолет и выстрелить себе в плечо?

Ахмет не ответил. Долго смотрел мне в глаза. Его взгляд снова стал таким глубоким, что в нем можно было утонуть.

Решив, что он наелся, я встала и подняла поднос. Когда я уже была у двери, он тихо позвал меня по имени. Я обернулась. Он просто спокойно смотрел на меня, а потом тихо спросил:

– А если бы пуля попала в него, тебе было бы хуже?

Я нахмурилась. Что за вопрос? Но тут перед глазами всплыл мой сон. Сердце снова забилось чаще.

Я стиснула зубы. Образы окровавленных Ахмета и Эмира сменяли друг друга у меня перед глазами, и я поняла, что не могу ответить.

– Думаю, тебе стоит поспать до следующего приема таблеток, потому что ты начал нести чушь, Ахмет-аби.

Проходя через гостиную, я снова старалась не замечать того, о чем не хотела думать, – а именно этого чертова длинного дивана.

Когда я поставила поднос на кухонный стол, я уже устала и от своего кошмара, и от того, что Эмир постоянно напоминал мне о нем, и от глупых вопросов Ахмета. До следующего приема лекарств еще оставалось время, и я решила сварить суп – ему пойдет на пользу, а меня отвлечет.

Пока суп закипал, я проверила телефон.

Эрва звонила восемь раз, Кенан – три, а Су – два. Су еще и написала: «Позвони мне». Помешивая суп, я набрала ее номер. Я решила начать с нее, потому что Эрва, скорее всего, звонила по какому-то пустяку. Наверняка там было что-то незначительное для мира, но жизненно важное для нее. И я была уверена, что смогу разобраться с этим позже.

А говорить с Кенаном мне вообще не хотелось. Наше последнее прощание все еще вызывало у меня дискомфорт. Он сказал, что хочет остаться друзьями, и я по глупости согласилась. Так что теперь, чтобы случайно не дать ему ложных надежд, мне нужно держать дистанцию, и имеет смысл проигнорировать пару его звонков.

Взяв трубку, Су сразу спросила:

– Где ты?

Они, наверное, испугались, когда я не вернулась в общежитие.

– У Эмира, – невесело ответила я.

Услышав ее многозначительное «А-а», я раздраженно добавила:

– И Ахмет тоже здесь.

Она захикикала:

– Сахра, я и не знала, что ты настолько современна и радикальна!

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять ее намек, и я, с отвращением передернувшись, воскликнула:

– Су, не будь мерзкой!

Но она еще несколько секунд смеялась. Наконец, когда соседка успокоилась, я кратко рассказала ей о событиях прошлой ночи. Даже просто говорить о них было неприятно. Она расстроилась, понимая мои чувства, поэтому после моего рассказа задала лишь несколько вопросов.

– Вообще, я звонила тебе из-за Кенана, – наконец сказала Су.

Я нахмурилась:

– Из-за Кенана?

– Да. Вчера он был в кампусе. Спрашивал о тебе у нескольких людей. И Дамла видела, как он разговаривал с хоббитшей Эзги.

Я скривилась:

– С той самой Эзги, которая поклялась регулярно выводить меня из себя?

Су рассмеялась:

– Да, с ней. И, по словам Дамлы, разговор был довольно долгим. Притом что он выбрал наименее подходящего человека, чтобы узнать, где ты, меня удивило, что их беседа так затянулась.

Меня тоже. Закончив разговор, я застыла, глядя на экран. Нужно было позвонить Кенану, но мои пальцы замерли над его именем в телефонной книжке. Я до сих пор не понимала, что именно меня в нем беспокоило. Когда он был Счастливой бабочкой, мне определенно больше нравилось с ним общаться. Лучше бы он так и остался летать внутри тех синих конвертов…

Боковым зрением я заметила, что мне через плечо кто-то заглядывает, и повернулась. Глаза цвета морской пены улыбнулись мне. Заблокировав экран мобильника, я отпихнула голову Эмира и, пытаясь не обращать на него внимания, продолжила помешивать суп.

Но игнорировать такого человека, как он, было непросто. Эмир оперся о кухонный стол и весело сказал:

– Счастливая бабочка ищет тебя?

Я убавила огонь и повернулась к нему. Похоже, он только что принял быстрый душ: короткие волосы были влажными. На Эмире была темная рубашка, которая хорошо смотрелась с джинсами, застегнутая лишь на несколько пуговиц. Стараясь не пялиться на грудные мышцы, которые танцевали при каждом его движении, я скрестила руки на груди:

– Подслушивание телефонных разговоров и подглядывание в экран тоже нарушают правила приватности, джентльмен.

Его губы растянулись в улыбке, и я поняла, что упустила главное:

– Погоди-погоди… Откуда ты знаешь про Счастливую бабочку?

Эмир скрестил руки, как бы подражая мне, и его брови весело приподнялись.

– Ты рылся в моих вещах?

Он пожал плечами с беззаботным видом:

– В ту ночь, когда я зашел в твою комнату, пока тебя еще не было, я мог кое-что посмотреть. И, если подумать, ты делала то же самое, пока я спал, так что ты сама-то не слишком-то соблюдаешь этикет.

И то правда. Или я просто устала злиться на него, так что лишь раздраженно вздохнула. Эмир был как маленький ребенок, который не может и двух секунд усидеть спокойно. Я уже собиралась вернуться к плите, когда он спросил:

– Так эта бабочка работает в журнале?

Мгновение я колебалась и, не знаю почему, отвела взгляд.

– Да, но он сказал, что на самом деле он репортер, – ответила я и вернулась к супу.

Эмир молчал несколько секунд. Когда он заговорил, в его голосе не было веселья:

– То есть ты привела в мой дом репортера?

Я нервно посмотрела на него. Было ясно, что человеку вроде Эмира, у которого много секретов, такое не понравится. Но несмотря на недовольный тон, его взгляд был по-прежнему озорным, как у ребенка. Не желая давать ему козыри, я ответила равнодушно:

– Если подумать о всех людях, которые тут перебывали, это не такая уж проблема.

Он с веселым любопытством приподнял бровь, и я пояснила:

– Чтобы попасть к тебе в дом, не нужно быть шпионом. Достаточно трех вещей: пара больших сисек и такая же большая задница! Обладая этими сокровищами, ты можешь прошествовать в поместье Эмира Ханзаде по красной ковровой дорожке.

Он громко рассмеялся, затем окинул меня оценивающим взглядом:

– Получается, тебя мне пускать в дом не стоило, Джульетта.

Я сузила глаза, поправила платье и швырнула в него кухонным полотенцем. Эмир хихикнул, выпрямился и подошел ближе. Я сделала вид, что мне все равно, что он стоит так близко, и бесстрастно посмотрела на него. Он же уставился мне в глаза, как тигр, выслеживающий добычу:

– Так для входа в мое поместье достаточно этих трех вещей, да?

Он оперся одной рукой о столешницу справа от меня. Ощущение его тела в моем личном пространстве было странным – но, конечно, я этого не показала. Сначала я надула губы, как будто размышляя, а потом продолжила нести чушь – как и всегда, когда паникую:

– Да, достаточно. А если ты обладаешь еще и рельефным животом и умеешь мастерски пить, то можешь получить быстрый доступ не только в поместье, но и в постель.

Я тут же прокляла себя за то, что ревность просочилась в мои слова. Я все еще не могла забыть ту дурацкую историю. То, что Эмир делал с теми девушками, не должно было меня волновать!

Я не знала, что именно произошло той ночью, но, судя по фото, которое показала мне Дамла, у тех двух девчонок были очень умелые руки, и они явно исследовали тело Эмира со всех сторон. Но, как я сказала, меня это не касалось.

Не должно было касаться!

Однако каждый раз, когда я проходила мимо дивана в гостиной, даже не смотря на него, образы той ночи вспыхивали в моей голове, как неоновая вывеска. И похоже, мои слова зажгли такую же вывеску в мозгу Эмира.

Черт!

Он наклонился, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Его рука была так близко, что почти касалась меня. Я чувствовала свежий запах шампуня от его влажных волос. Хотя эта близость заставила меня дышать чаще, я продолжала вызывающе смотреть на него, как кошка, задравшая хвост.

Он посмотрел мне в глаза и прошептал:

– Почему ты все еще упрямишься, не признавая, что́ чувствовала той ночью, Джульетта?

Я закрыла глаза, пытаясь игнорировать его присутствие. Но даже так его наглые голубые глаза жгли мою кожу.

В конце концов – я устала! От его игр в столовой, от его догадок насчет моих снов, от его движений, которые мешали мне думать, и от его дорогого парфюма тоже. Распахнув глаза, я стиснула зубы, и слова, которые вырвались у меня изо рта, удивили даже меня саму:

– Что ты хочешь услышать, Ханзаде? Что я расстроилась, когда увидела тебя с теми девушками? Что у меня несколько дней ныл живот от глупых переживаний? Что я плакала, как дура, пока не дошла до общежития? Что чувствовала себя жалкой букашкой, когда люди смеялись за моей спиной, рассказывая, как ты мне изменил? Что хотела ударить тебя каждый раз, когда эти никчемные девчонки смотрели на меня с жалостливой улыбкой? Что ненавидела тебя, думая, что ты трахался с ними на тех же диванах, где мы с тобой смотрели фильм до утра?

Я замолчала. Кажется, я потратила весь воздух в легких на эту тираду и теперь задыхалась. Гневно глядя на Эмира, я даже не заметила, как у самой к глазам подкатили слезы. Сглотнув, я продолжила:

– Нет, Ханзаде. Извини, но ничего из этого не было. Мне все равно, даже если ты переспишь с каждой женщиной на этой планете. Ты понял?!

Нижняя губа у меня задрожала, и Эмир притянул меня к себе. Крепко обнял. Когда его губы коснулись моего лба, я зажмурилась. Сжала челюсть, чтобы не заплакать. Да что такое с моими глазами? Как я превратилась в такую плаксу?

Эмир наклонился к моему уху и тихо зашептал:

– Я чувствовал себя ужасно, не видя тебя несколько дней. Особенно в тот вечер. В вечер помолвки твоей подруги. Мысли у меня в голове снова сделались другими. Они разрослись, как черная дыра. Без тебя тьма овладевает мной легче. Я хотел избавиться от этого чувства. Не прибегая к «Эдему» и не делая с собой никаких глупостей. Но у меня не получалось…

Я приехал к общежитию, звонил тебе раз за разом, но ты не брала трубку. Потом ты вышла под руку с тем парнем. Чем больше я думал о том, что он прикасается к тебе, тем глубже погружался во тьму. Я сопротивлялся, но снова не справился.

Я позвонил тебе. Сказал: «Приходи». Но ты ответила: «Не могу». Когда я звонил тебе в последний раз, я стоял перед общежитием. И подобрал первых же девушек, которые оттуда вышли. Просто чтобы не убивать себя чем-то другим.

Но клянусь, в тот момент, когда ты пришла той ночью, когда я открыл дверь и увидел тебя, когда посмотрел в твои темно-синие глаза, – я очнулся. Ты взглянула на меня всего раз, и я снова выбрался из этого мрака, Сахра. И после того, как ты ушла, я и пальцем не прикоснулся к ним. Клянусь.

Я уже начала непроизвольно улыбаться, но остановила себя. Чему тут радоваться? Сначала глаза, теперь губы… Даже части моего тела перестают мне подчиняться, когда я рядом с этим человеком. Стараясь говорить ровно, я хрипло прошептала:

– Я же сказала, что мне все равно.

На его лице расплылась улыбка, которую я почувствовала кожей. Пальцы нежно коснулись моего подбородка и заставили поднять голову. Глядя на меня, Эмир с укором проговорил:

– Ты такая упрямая, Джульетта, знаешь?

Не отрываясь от его груди, я надула губы, как капризный ребенок, и пожала плечами. Он улыбнулся еще шире. Его пальцы скользнули по моей щеке, ласково погладив. Потом коснулись уголка моих губ, а я, словно загипнотизированная, все смотрела на него.

Когда его взгляд опустился с моих глаз на губы, сердце под моими ладонями забилось чаще. И я даже не могла представить, с какой скоростью стучит мое. Может, оно вообще остановилось.

Я попыталась отступить, но на полушаге мои бедра уперлись в кухонную столешницу. Я оказалась в ловушке между холодным мрамором и горячей грудью Эмира. Его лицо с каждой секундой сокращало расстояние между нами.

– С-с-суп убегает… – пролепетала я.

Единственная жалкая попытка спастись, и она не остановила его ни на секунду. Эмир облизал губы и прошептал:

– Когда я с тобой, мне все равно – пусть хоть весь дом сгорит…

Расстояние между нами сократилось до одного вздоха, я задержала дыхание и закрыла глаза. Даже не видя, я чувствовала, что его губы совсем рядом. Его дыхание коснулось моих пересохших губ, и я чуть не потеряла сознание.

Я ждала этого прикосновения, как ученые ждут столкновения частиц в коллайдере. Но вдруг рядом раздалось легкое покашливание человека, который напоминает о себе.

Покашливал не Эмир.

В панике я распахнула глаза. Эмир обернулся на звук, и я осознала, что в дверях кухни стоит Ахмет и наблюдает за нами.

Глава 3. Хоббитша

Воспользовавшись тем, что Эмир сделал шаг назад, я нервно отстранилась от него. У меня не хватало смелости взглянуть на Ахмета.

Пока Эмир медленно отходил к кухонному столу, я наконец повернула голову в сторону Ахмета и увидела его бесстрастное лицо. Он не злился. Почему-то я ожидала, что он гневно нахмурится, но он просто смотрел на меня. Было не понять – то ли он ошеломлен, то ли ему просто все равно. Я прочистила горло и уже собиралась что-то сказать, но он опередил меня:

– Не хотел вас беспокоить. Я просто за водой…

– Почему ты спустился в таком состоянии? Я бы принесла! – с досадой перебила я его, словно обидевшись.

Он пожал здоровым плечом:

– Нет смысла утруждать вас еще больше. К тому же я чувствую себя лучше.

«Вас»? Он так подчеркнул это слово, что я почувствовала себя виноватой. Его взгляд скользил по сторонам, будто он намеренно избегал смотреть на меня.

– Кстати, звонил Хакан. Он вернулся из поездки и будет здесь через полчаса. Так что я больше не буду портить вам день, – сказал он, криво улыбнувшись.

Опять это ударение на «вам», от которого лицо у меня вытянулось. Ахмет же лишь несколько секунд смотрел на меня, а затем развернулся и ушел. Когда звук его шагов на лестнице затих, внутри меня поднялся комок слез. Да что со мной происходит?! Я чувствовала, будто меня разрывают на части в каком-то странном соревновании, но даже не понимала, кто именно тянет меня в разные стороны.

Прикрыв лицо ладонями, я глубоко вздохнула, а затем запустила пальцы в волосы. Увидев, что суп действительно убежал, я резко потянулась и выключила огонь. К тому времени, как я вспомнила о присутствии Эмира и посмотрела в его сторону, он уже почти вышел из кухни, но на последнем шаге обернулся. На его лице было спокойное выражение:

– Теперь ты можешь вернуться к своей отвратительной готовке, Джульетта.

Он ушел с самодовольной ухмылкой, а я разозлилась на себя за то, что снова позволила Эмиру победить. Может, я и не поддалась на его глупые «голодные игры» в кафетерии, но от моего признания он снова выиграл. Наверное.

Следующие полчаса Эмира не было. Он сказал, что у него дела, и вышел. Необходимость оставаться наедине с Ахметом напрягала меня так же сильно, как просмотры фильмов ужасов, на которые Эрва таскала меня против воли.

Наконец, собравшись с духом, чтобы пойти наверх, я замерла у двери его комнаты, не решаясь войти. Сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем открыть ее. Я ожидала застать Ахмета дремлющим, но он стоял у кровати.

Он снял одежду, которую дал ему Эмир, аккуратно сложил ее и положил на постель. Сама кровать была заправлена с почти военной аккуратностью. На Ахмете были только джинсы и черная кожаная куртка – из-за раны он продел руку только в один рукав. Приглядевшись, можно было разглядеть пулевое отверстие в черной коже.

Почувствовав мое присутствие, он коротко взглянул на дверь, затем сел на край кровати и попытался надеть носок. Я бросилась помогать, но он резко остановил меня:

– Я сам справлюсь.

Его тон был настолько холоден, что я застыла на месте. Молча наблюдала, как он одной рукой безуспешно пытается натянуть носок. В конце концов Ахмет сдался, сунул его в карман и, не глядя на меня, вышел из комнаты.

С комом в горле, как провинившийся ребенок, я последовала за ним. В гостиной он опустился в кресло, а я, не решаясь сесть рядом, прислонилась к обеденному столу.

Ахмет откинул голову, уставившись в потолок, затем тяжело вздохнул и, не поднимая головы, повернул лицо ко мне. Его взгляд был усталым. Он молча смотрел на меня, словно слушая некую тихую песню, которую напевала моя кожа. Я не нарушала это молчание, просто изучала его: перевязанную руку, полуобнаженную грудь, подрагивающую ногу, сжатые губы.

Он был несчастен. И я не знала почему. Может, у меня не хватало смелости спросить, а может, я боялась ответа.

Через несколько секунд Ахмет снова вздохнул, закрыл глаза и наконец заговорил:

– Он хороший человек…

Я нахмурилась, не понимая.

– Проклятый избалованный ублюдок… но действительно хороший человек.

Он рассмеялся, но в его смехе звучала досада. Потом провел пальцами по глазам, будто стирая усталость.

Только тогда я поняла, что он говорит об Эмире. Собственные слова, казалось, ранили его сильнее, чем пуля в плече. Я хотела что-то сказать, но в этот момент раздался звонок в дверь. Мы оба вздрогнули.

Когда я открыла дверь, передо мной стояла Эрва с глазами красными от слез.

– Где мой брат?! – гневно спросила она.

Я молча указала на гостиную, и подруга ворвалась внутрь. Хакан, которого я только сейчас заметила, мрачно кивнул мне. По его лицу было видно, что он уже выслушал свою порцию упреков.

Когда мы вошли в комнату, Эрва рыдала, обхватив брата обеими руками. Ахмет успокаивал ее, уверяя, что все в порядке, но она лишь громче плакала, разглядывая его перевязь.

Наконец рыдания стихли, и Эрва обернулась к нам с Хаканом:

– Как вы могли скрывать это от меня?!

Мы молчали, как школьники, пойманные на шалости.

– Особенно ты, Сахра! Почему не сказала?! Если бы не Ясмин, я бы вообще ничего не узнала!

Ахмет вмешался:

– Не вини их. Я им запретил. Не хотел, чтобы ты волновалась. Это всего лишь царапина.

Эрва на секунду задумалась, затем, похоже, поверила и прижалась к нему.

Я вышла на кухню, налила супа и, вернувшись, поставила тарелку перед Ахметом. Он не взглянул на меня, но поблагодарил. Эрва, которая наконец успокоилась, громко чмокнула брата в щеку и потянула меня на кухню. Краем глаза я заметила, как Ахмет начал есть, и почему-то обрадовалась.

Пока я прибирала на кухне, Эрва извинялась за свою вспышку. Я прощала ее снова и снова. Вскоре она уже болтала о неожиданной беременности Мине-аблы, и тогда я услышала, как входная дверь снова открылась. Должно быть, Эмир вернулся.

Я пыталась сосредоточиться на рассказе Эрвы, но одним ухом прислушивалась к разговору в гостиной. Теперь мысль о том, что Ахмет и Эмир остались вдвоем, беспокоила меня сильнее, чем раньше.

Когда голос Ахмета вежливо представил Хакана и Эмира друг другу, Эрва замолчала. Я посмотрела на нее – она прищурилась, изучая меня:

– А почему это ты вдруг покраснела?

Я прикрыла лицо руками, делая вид, что вытираю щеки, и пожала плечами. Но взгляд подруги менее подозрительным не сделался. Она выпрямилась и, как охотник, выслеживающий добычу, направилась в гостиную. Мое беспокойство мигом удвоилось.

Увидев Эмира, Эрва бросила на меня многозначительный взгляд, и ее настроение моментально улучшилось. Эмир, заметив нас, без колебаний подошел и, встретившись взглядами с Эрвой, послал ей свою самую дьявольскую ухмылку.

Эрва замерла, а Эмир встал в позу галантного кавалера, застегивая воображаемые пуговицы на пиджаке. Одну руку он заложил за спину, другую изысканным жестом протянул вперед:

– Для меня честь познакомиться с вами, госпожа Эрва. Сахра говорила о вас, но забыла упомянуть, насколько вы прекрасны.

Эрва рассмеялась, опуская пальцы в его ладонь. А Эмир уже вовсю играл роль дворянина XVII века. Он грациозно поднес ее руку к губам, и Эрва с не меньшей убедительностью подключилась к игре:

– Уверяю, описывая вашу внешность, Сахра тоже скромничала.

Эмир выпрямился, поймав ее на слове, и подмигнул мне. Я надулась и отвернулась. Мой взгляд упал на Хакана, сидевшего в кресле, и я еле сдержала смех: его карие глаза жгли Эмира так, будто Хакан уже готов был вызвать его на дуэль на рассвете.

Но я его понимала. Ни один мужчина не хотел бы видеть Эмира рядом со своей девушкой. Помимо безупречной внешности, у него была чертовская харизма.

Я тихонько пихнула Эрву, незаметно указав на Хакана. Она бросила взгляд в его сторону, улыбнулась и послала жениху воздушный поцелуй. Видимо, ей нравилось, что ее ревнуют.

Когда Эмир присоединился к мужчинам, мы с Эрвой устроились за столом в другом углу комнаты. Они обсуждали события прошлой ночи, и мы тоже принялись шептаться. Эрва бросила взгляд на Эмира, затем повернулась ко мне:

– Где ты находишь таких парней? Признайся, в медицинском начали клонировать красавчиков, а мы пропустили эту новость?

Я рассмеялась, представив, какие еще эксперименты проводят в нашем университете. А подруга посерьезнела и коснулась моей руки.

– Как твои дела с Кенаном?

Я пожала плечами:

– Никак. Не сложилось.

Эрва неожиданно проявила понимание:

– То, что ты чувствуешь… вернее, не чувствуешь… это нормально. Сейчас такое то и дело случается.

И она рассказала историю о какой-то девушке, которая влюбилась по переписке, но в реальности не почувствовала к парню ничего.

– Короче, я тебя понимаю. Многим знакомо это ощущение.

Потом она взглянула в сторону мужчин и ухмыльнулась:

– Да и зачем тебе Счастливая бабочка? У тебя уже есть одна, и очень красивая, вон, которая кружит поблизости.

Я повернула голову, и мой взгляд встретился со взглядом Эмира. Он делал вид, что слушает Хакана, но я была уверена – все его внимание было приковано ко мне. Отведя глаза, я уставилась в стол и с раздражением высвободила свои пальцы из рук Эрвы:

– И ты туда же, Эрва? Эмир… Эмир просто мой друг.

На ее лице появилось то самое выражение, которое я так часто видела у Су и Дамлы. Мне захотелось закричать. Они тоже постоянно намекали на то, о чем я даже думать не хотела. Пусть даже весь мир будет твердить мне это – Эмир был просто моим другом. Точка.

Эрва нетерпеливо выпрямилась, стараясь сохранять спокойствие, потом нагнулась ко мне:

– Хорошо, тогда скажи: что ты чувствуешь, когда рядом с тобой Эмир?

Я нахмурилась. Глупый вопрос. Поняв, что я не собираюсь отвечать, подруга уточнила:

– Я имею в виду… по сравнению с Кенаном, какие ощущения он у тебя вызывает?

Я скрестила руки на груди, делая вид, что не расслышала, и украдкой взглянула в сторону, где сидели Эмир и Ахмет. Как можно сравнивать? Рядом с Эмиром было опасно сболтнуть лишнее, но с Кенаном меня напрягали даже самые простые слова – я словно боялась дать неверный ответ. А с Эмиром… все, что слетало с моих губ, казалось правильным.

Мой взгляд невольно скользнул к Ахмету, и настроение испортилось еще сильнее. Я только-только научилась строить осмысленные предложения в его присутствии. Когда, конечно, вообще могла дышать…

Но сказать всего этого Эрве я не могла. Она, как и Су с Дамлой, только забила бы мне голову глупостями. Так что я, тоже нагнувшись к ней, заявила:

– Это настолько глупый и бессмысленный вопрос, что я даже не стану отвечать.

Эрва самодовольно усмехнулась, затем, опираясь на стол, наклонилась еще ниже и прошептала мне на ухо:

– Можешь не отвечать сколько угодно. Но Эмир смотрит на тебя так, как Кадыр Инаныр смотрел на Тюркан Шорай[2] в старых фильмах. И сомневаюсь, что в этом мире найдется женщина, способная устоять перед таким взглядом.

Когда она выпрямилась, я на секунду застыла, словно на мои плечи свалили мешок песка. Но, поймав насмешливый взгляд подруги, сжала губы и подняла голову, отвечая такой же ухмылкой:

– Прости, Эрва, но сейчас как раз эта женщина на тебя и смотрит.

Она не впервые получала от меня отпор, поэтому лишь громко рассмеялась, затем поцеловала меня в щеку и подмигнула, шепнув:

– Не задирай нос, агент Сахра!

Словно резвая лань, Эрва весело направилась к мужчинам, а я…

Я снова боялась проиграть.

Как сказал Ахмет, несмотря на все его раны, этот проклятый избалованный тип действительно был хорошим человеком. И я не знала, как долго еще смогу выдерживать голубизну его глаз.

Когда Эрва взяла брата под руку, я осталась сидеть в сторонке, просто наблюдая за ними. Хотя Ахмет уверял, что может идти сам, сестра не отходила от него до самых дверей.

Перед уходом Ахмет долго смотрел на Эмира. В тот момент мне показалось, будто они разговаривают без слов. О чем шла речь в этом безмолвном диалоге, я не знала, но первым отвел взгляд именно Ахмет.

После их ухода Эмир закрыл дверь и повернулся ко мне:

– Может, посмотрим фильм, Джульетта?

В ответ я без энтузиазма улыбнулась. Произошедший разговор заставил меня почувствовать необходимость держаться с Эмиром настороже. Я покачала головой:

– Мне нужно в общежитие. И к занятиям подготовиться, и наконец снять это платье.

Я с досадой глянула на заметные коричневые пятна на ткани. А прекрасное настроение Эмира ничуть не ухудшилось:

– Тебе необязательно уходить. Мы можем позаниматься здесь. И если хочешь, я дам тебе чистую одежду.

Я с легким отвращением посмотрела на него:

– Я не буду носить платья, забытые твоими девушками, Ханзаде!

Сперва он усмехнулся, затем совершенно серьезно сказал:

– У моей матери целый шкаф платьев, Джульетта. Можешь выбрать любое.

Я оторопела, почувствовав неловкость. То, что он без проблем предложил мне надеть платье своей матери, почему-то странно напугало меня. Так что я повернулась к нему спиной и пробормотала:

– Лучше я пойду…

Поднявшись, я взяла свою сумку из комнаты, где спала прошлой ночью. Когда я вернулась вниз, Эмир нервно постукивал носком ботинка по полу, ожидая меня. Я невольно улыбнулась. Иногда, несмотря на возраст, высокий рост и мускулистое тело, он казался мне маленьким, неуверенным в себе ребенком.

Накинув сумку на плечо, я достала из шкафа свою куртку. Я не стирала ее, и, хотя кровь уже засохла, она все еще слишком живо напоминала мне о ночи. Вывернув куртку наизнанку, я сложила ее и перекинула через руку.

Я уже собиралась попрощаться, когда вдруг Эмир оживился и спросил:

– Может, пойдем и купим тебе новое платье?

Я покачала головой с улыбкой. Он и настойчивостью напоминал ребенка.

– Прости, Ханзаде, но этим скучным делом я занимаюсь только с Су и Дамлой. Если они узнают, что я ходила по магазинам с кем-то еще, меня могут проклясть богини моды.

Я рассмеялась, а Эмир недовольно покачал головой. Не удержавшись, я потрепала его по волосам. Он поймал мою руку в воздухе и притянул к себе.

Когда Эмир крепко обнял меня, я прижалась головой к его груди. Он глубоко вздохнул, коснувшись губами моего лба, а я закрыла глаза, слушая его учащенное сердцебиение.

Моя защита против него с каждым днем становилась все тоньше. Кажется, семена, посеянные Эрвой, Дамлой и Су, начали прорастать не только в моих мыслях, но и где-то глубоко в груди.

Но я не была уверена, сможет ли этот росток выжить в моем лесу. Когда в самом сердце уже раскинуло ветви огромное дерево, насколько реально вырастить что-то новое в его тени?

Я осторожно высвободилась из объятий. Протянув руку, открыла дверь и застыла на месте.

Потому что передо мной, рослый и черноглазый, стоял не кто иной, как Кенан.

Кажется, он как раз собирался постучать в дверь – его рука так и зависла в воздухе. Увидев меня, он на секунду замер, но тут же улыбнулся. Что касается меня… Если бы я с этого момента начала заикаться, то даже не удивилась бы.

– Кенан! Что ты здесь делаешь?

Он провел рукой по затылку, и на его лице появилась неловкая смущенная улыбка:

– Я искал тебя по всему кампусу, даже в саду у общежития. Но, кого бы я ни спрашивал, все говорили, что сначала нужно найти Эмира. Так что в итоге я пришел сюда – как к последнему варианту.

– Ты мог просто позвонить, – заметила я, приподняв бровь.

Он засунул руки в карманы:

– Вообще-то, я звонил. Но ты так и не ответила, и я начал волноваться.

На этот раз уже я отвела взгляд. Не могла же я сказать, что намеренно игнорировала его звонки:

– Э-э-э… У меня были семейные обстоятельства. Не смогла перезвонить, извини.

Он усмехнулся и заметил с явным подтекстом:

– Не знал, что Эмир тоже член твоей семьи.

Я обернулась посмотреть на упомянутого Эмира. Его лицо было серьезным, он следил за каждым жестом Кенана, словно пытался прочесть его мысли. Я снова повернулась к Кенану и сухо произнесла:

– Эмир помог мне.

После короткой паузы Кенан перевел взгляд с меня на Эмира. На этот раз безмолвный диалог, смысла которого я не понимала, завязался уже между этими двоими. Эмир усмехнулся, протянул руку над моей головой и толкнул дверь, распахнув ее шире:

– Мы ведь можем предложить нашему Счастливому мотыльку кофе, да, Джульетта?

Я нахмурилась и растерянно уставилась на него. Не он ли пару часов назад упрекал меня за то, что я привела в его дом репортера? Что это он такое задумал? Не дав Кенану ответить, я демонстративно встряхнула курткой и сумкой:

– Вообще-то, я как раз ухожу.

Но Кенан все еще смотрел не на меня, а на Эмира. Будто пытался понять, что скрывается за этим предложением. Затем тоже улыбнулся:

– Вообще, чашка кофе будет к месту.

И снова этот взгляд! Я уже устала мотать головой между ними, точно следила за пинг-понговым мячиком. Закатив глаза, я выпрямилась. Пора было взять ситуацию под контроль.

Сначала я повернулась к Эмиру:

– Во-первых, у тебя в доме нет кофе, которым можно кого-то угощать.

Затем к Кенану:

– Во-вторых, ты не любишь кофе, ты предпочитаешь чай.

После чего я встала между ними и ткнула пальцем в воздух:

– И в-третьих, мне правда нужно идти. Если хотите потусоваться без меня и погадать друг другу на кофейной гуще – желаю приятного времяпрепровождения.

Я быстро проскользнула между ними и направилась к выходу из сада. Через пару секунд за спиной раздались быстрые шаги, и я невольно улыбнулась, чувствуя, что одержала маленькую победу. А затем услышала, как Кенан зовет меня по имени. Я обернулась. Когда он остановился рядом, тот факт, что он запыхался, заставил меня еще шире улыбнуться:

– Что, кофейная гуща не прельщает?

Кенан громко рассмеялся. Мы неспешно зашагали к его машине. По дороге он не задал ни одного вопроса об Эмире, и это показалось мне странным. Нормально ли искать скрытый смысл в каждом его слове и жесте? Наверное, я действительно становлюсь параноиком.

Доехав до общежития, мы попрощались – тепло, но сдержанно. И, только когда машина Кенана скрылась из виду, я поняла, что так и не спросила, зачем он меня искал. Всю дорогу мы говорили о пустяках, но он так и не объяснил, зачем ему понадобилось добраться в поисках меня аж до дома Эмира.

А может, он просто хотел попасть туда?

Я снова покачала головой. Кажется, я действительно схожу с ума.

Войдя в общежитие и шагая по коридору, я издалека увидела приближающуюся хоббитшу Эзги. Давать людям обидные прозвища – не очень-то красиво, и я обычно такое не одобряю. Но эта полутораметровая девчонка говорила за моей спиной (а иногда и в лицо) такие гадости, что затея с этой кличкой – самой безобидной из возможных – казалась мне вполне обоснованной.

Я опустила голову, чтобы пройти мимо, но в последний момент все же окликнула ее. И да, окликнула по имени – без обзывательств. Я еще не опустилась до ее уровня. Она скривилась, будто услышав гадость, и я сглотнула, подавляя в себе ту мерзкую Сахру, которая так и рвалась наружу:

– Эзги, я хочу тебя кое о чем спросить.

Мне было трудно сохранять дружелюбный тон. Она повернулась ко мне, даже не пытаясь скрыть досаду, закатила глаза и скрестила руки на груди:

– Зря тратишь дыхание. Да, мисс Джульетта, вы правильно услышали – ваш драгоценный Ромео никого не трогал. Пару часов назад те самые девчонки, с которыми он якобы провел ночь, пришли и рассказали, как он вышвырнул их из своего дома.

Я нахмурилась. О чем это она?

– Кто? Я не понимаю.

Она громко вздохнула, демонстрируя раздражение:

– Эмир сегодня после обеда пришел и вежливо попросил их всем рассказать правду. С тех пор эти девушки ходят по комнатам и объясняют, как все было на самом деле. Так что твой Ромео – пока еще – не нюхал их роз.

Произнося «вежливо попросил» и «пока еще», она показала пальцами кавычки и выглядела при этом так нелепо, что я невольно улыбнулась – аж скулы свело.

Значит, вот куда он пропал сегодня. Хотя это и было мне приятно, я стерла улыбку с лица и, шагнув вперед, схватила Эзги за руку, не давая ей уйти. Она остановилась, сначала посмотрела на мою руку, потом на меня – будто взбешенная кошка, готовая в любой момент выпустить когти. Я проигнорировала ее взгляд и спокойно сказала:

– Вообще-то, я хотела спросить о другом.

Я убрала руку, и Эзги повернулась ко мне с любопытством.

– Я хотела поговорить о том человеке, который подходил к тебе и спрашивал про меня.

Она нахмурилась, будто припоминая:

– Ты про того высокого парня, с которым ты уехала на машине пару недель назад?

Я тут же кивнула, игнорируя ее язвительный тон.

– Да, именно о нем. Что конкретно он обо мне спрашивал?

Эзги пожала плечами:

– Ничего.

Я нахмурилась:

– Что значит «ничего»?

Она снова раздраженно вздохнула. Для болтуньи Эзги сегодня была подозрительно немногословна. Отчего-то сейчас вытягивать из нее информацию было сложнее, чем секреты у агента ЦРУ.

– Он вообще ничего о тебе не спрашивал.

– О чем же вы тогда говорили?

Она снова ответила равнодушно:

– Он спрашивал про Эмира.

Мои брови взлетели вверх. Меня охватила паника. Что она могла ему наговорить?

– Но ты же не сказала ему ничего, чего он не должен знать, верно?

Я произнесла это как предупреждение. За последние месяцы я поняла одну вещь: в университете все, словно сговорившись, не произносили ни слова об «Эдеме». Как будто дали клятву молчания. И сейчас я смотрела на сжатые губы Эзги, надеясь, что она не нарушила этот негласный обет.

– Нет, не сказала.

Я выдохнула с облегчением, но тут она продолжила:

– Не сказала, потому что он и так уже достаточно знал.

Я снова нахмурилась:

– Не понимаю.

Эзги фыркнула, будто ее терпение лопнуло:

– Мне не пришлось ничего говорить. Он спросил, где можно найти «Эдем». Сначала я сделала вид, что не понимаю, о чем речь, но потом он сказал, что он твой друг, но, так как он не учится здесь, Эмир запретил тебе давать ему «Эдем». Поэтому он решил добыть его сам. И хочет узнать у меня, где его берут.

Я проглотила слюну:

– И что ты ответила?

Она пожала плечами:

– Сказала, что только Эмир знает где.

Я быстро направилась к своей комнате, даже не заметив, поблагодарила ли Эзги за информацию.

Распахнув дверь с такой силой, что Су и Дамла вздрогнули за своими столами, я ворвалась внутрь. Увидев меня, девчонки сперва улыбнулись, но потом их лица исказились от испуга. Они наперебой спрашивали, что случилось, а я, швырнув сумку на кровать, пыталась расстегнуть молнию на платье и одновременно переваривала слова Эзги.

Наконец Дамла не выдержала и остановила меня, когда я уже сдирала с себя платье.

– Сахра, что происходит?

Я сглотнула:

– Кенан. Кажется, Кенан использовал меня.

Они смотрели на меня в полном непонимании. Я потрясла головой, пытаясь уложить мысли:

– Кенан работает в крупном издании. И – не знаю как, но он узнал про «Эдем»… Мне нужно предупредить Эмира!

Не давая им задать новые вопросы, я наспех накинула что-то и снова отправилась к дому Эмира.

В такси я начала обдумывать ситуацию. Я не понимала. Мы с Кенаном начали переписываться еще до того, как я поступила в университет. Как? Как такое может быть? Когда такси остановилось, я выскочила, подбежала к двери и яростно застучала в нее кулаком. Было такое ощущение, что, опоздай я хоть на секунду, полиция уже уведет Эмира в наручниках.

Наконец он с испуганным видом открыл дверь:

– Что случилось, Джульетта? Ты в порядке?

Я бросилась ему в объятия. Меня переполняло чувство вины. Кенан вошел в его жизнь из-за меня. Из-за меня он узнал секрет Эмира.

Не понимая причины моего порыва, он, не раздумывая, крепко прижал меня к себе.

– Прости. Прости… – Я сама не знаю, сколько раз повторила это.

В конце концов Эмир отстранился и посмотрел мне в лицо:

– Хоть теперь-то объяснишь, в чем дело?

Тревога в его лице только усилила мою вину.

– Кенан. Кенан узнал про «Эдем»! Он расспрашивал о тебе всех в универе. Должно быть, он все выяснил. Люди думали, что он мой друг, поэтому без опаски рассказывали. Прости, мне так жаль, Эмир! Я не могла и представить, что так выйдет.

Я ожидала, что его беспокойство сменится гневом, но вместо этого он улыбнулся и снова обнял меня. Ошеломленная, я отстранилась и заглянула ему в лицо:

– Ты… не злишься? Не боишься? Тебя это не беспокоит?

Его губы растянулись в улыбке. Указательным пальцем он коснулся кончика моего носа:

– Как только ты сказала мне, что он репортер, я поручил кое-кому его проверить. Как раз собирался к тебе.

Эмир протянул мне папку, которую я только сейчас заметила в его руке.

– Этот мотылек узнал все не вчера в университете, а месяцы назад. И, скорее всего, вчера он просто пытался заполнить пробелы.

Я потерла лоб:

– Не понимаю.

– Он уже давно, почти год, раскапывает информацию про «Эдем». И перепробовал все способы, чтобы до него добраться.

Стиснув зубы, я выдавила:

– Похоже, один из этих способов – я. – Я прошагала к дивану в гостиной, плюхнулась на него и в ярости замотала головой: – Но я не понимаю. Мы начали переписываться еще до того, как я поступила в вуз. Наша с тобой встреча была чистой случайностью – как же Кенан мог связаться со мной ради «Эдема»? Это бессмысленно, даже невозможно.

В поисках ответа мой взгляд переключился на папку в руке Эмира. Его губы сжались:

– Я и сам пока не знаю.

Я глубоко вздохнула и откинулась на спинку дивана, чувствуя себя полной дурой. Эмир подсел ко мне:

– Не переживай, Джульетта, у меня есть план!

Когда я посмотрела на него, он улыбался. Выпрямившись, я повернулась к нему:

– Это я втянула тебя в эту ситуацию, и, что бы ты ни задумал, я буду с тобой. Но у меня два условия!

Он кивнул с солдатской исполнительностью, даже не дослушав. Я воздела указательный палец:

– Первое: ты навсегда завяжешь с «Эдемом»!

Эмир посмотрел мне в глаза и без колебаний кивнул. Я улыбнулась и подняла второй палец с еще более строгим видом:

– Второе: ты немедленно поменяешь этот диван, Ханзаде!

Он рассмеялся, затем схватил меня за пальцы и притянул к себе.

Прижавшись к его груди, я почувствовала, как по моим венам разливается адреналин. Я не знала, что за план придумал Эмир, но мне не терпелось узнать правду о Кенане.

Глава 4. Шрек

Я не знала точно, в чем заключался план Эмира, но, по его словам, состоял он из двух частей. Единственное, что Эмир мне сказал, – первую часть он берет на себя. Во второй приму участие я, но пока все должно было продолжаться как обычно.

А это означало, что ему снова придется дважды в день ходить в «склеп». Первый раз – в те самые дневные часы, когда он исчезал с обеда. Эмир сказал, что пропустить дневные сессии – не проблема, так как они – всего лишь подготовительные туры перед финальной игрой ночью. В этих нескольких играх днем проходил отбор участников для вечерней.

Теперь я понимала, почему все говорили, что выиграть «Эдем» сложно. Как объяснил Эмир, иногда дневные игры собирали до двадцати столов. Но, сколько бы их ни было, вечерняя игра шла лишь за одним. Поэтому вечерние визиты Эмира в «склеп» были практически обязательными: ведь именно он раздавал «Эдем» победителям.

Тем временем он сдержал оба своих обещания.

Во-первых, он избавился от этого проклятого дивана. Хотя мне было неловко признавать, что я этого хотела, его исчезновение обрадовало меня.

С той же скоростью в университете и общежитии прекратились и сплетни об «измене» мне. Не знаю, как Эмир «попросил» тех девушек, – вряд ли на самом деле вежливо. Должно быть, нелегко признаться, что тебя вышвырнули на улицу полуголой посреди ночи, но, честно говоря, я не испытывала к ним жалости – слишком уж была счастлива избавиться от виртуальных рогов.

Выполнить второе обещание оказалось сложнее, чем выкинуть диван. И худшей была первая ночь…

Через несколько дней после того, как мы узнали о расследовании Кенана, я была у Эмира дома. Он нервно сидел на краю кровати, наблюдая за мной, а я, чтобы занять себя чем-то, рылась в его комнате, полной сюрпризов.

Мы просто ждали. Как будто подозревали, что в полнолуние Эмир превратится в оборотня.

Я листала книгу, когда его голос заставил меня поднять голову. На его лице не было обычной уверенности – только тревога.

– Это будет непросто, Джульетта, ты ведь понимаешь?

Я улыбнулась:

– С тобой с самого начала ничего не было просто, Эмир.

Он на мгновение улыбнулся, но затем снова нахмурился. Когда он посмотрел на меня, в его глазах читалось беспокойство:

– Я сам не знаю, что произойдет. Я могу напугать тебя. Вызвать отвращение. Или того хуже – причинить тебе вред. Я не знаю, как отреагирую.

Он действительно волновался, но то, что его тревожила не собственная участь, а моя, заставило меня улыбнуться сквозь боль. Я подошла к нему с книгой в руках, села рядом и, заправив волосы за ухо, дотронулась указательным пальцем до кончика его носа, как он часто делал со мной.

– Во-первых: с таким милым лицом ты не сможешь меня напугать. Во-вторых: после того как я видела, как кое-кто выворачивает желудок до самых кишок и извергает его содержимое, тебе придется постараться, чтобы вызвать у меня отвращение. И в-третьих: ты мне никогда не навредишь, Ромео!

Произнося последнее, я смотрела прямо в его глаза и говорила абсолютно искренне. Мои слова, звучавшие так убедительно, видимо, тронули Эмира: его губы дрогнули в слабой улыбке. Но он так и не расслабился:

– Никто не принимал «Эдем» так долго, как я. Были такие, кто умирал от передозировки, другие впадали в кому, но никто не употреблял его так регулярно и контролируемо. Признавать это неприятно, но я – самый успешный подопытный в этом эксперименте. – Эмир стиснул зубы и опустил голову. – Я слышал, что происходит, когда бросаешь, представлял, но не придавал значения. А теперь перспектива пережить это рядом с тобой… беспокоит меня.

Я сжала кулаки, мысленно проклиная того типа по имени Акын. Если верить Эмиру, «Эдем» был целиком и полностью его творением. Акын утверждал, что создал препарат исключительно в научных целях, но, помня его змеиный взгляд, было трудно поверить в его добрые намерения. Мысль о том, что Эмир доверял этой гадюке и три года принимал его яд, сводила меня с ума. Но я промолчала. Сейчас ему нужна была не критика, а поддержка.

Разжав кулаки, я повернулась к нему и коснулась его подбородка, чтобы он посмотрел на меня:

– Ты забыл, кто ты? Ты – Эмир Ханзаде. Ты самый избалованный и упрямый кошмар на моем пути. Ты вытерпел, когда я тебя лупила. И теперь ты боишься, что какая-то таблетка окажется сильнее тебя?

Он слабо улыбнулся и накрыл мои пальцы ладонью:

– Я боюсь, что после того, что ты увидишь… ты снова отдалишься от меня.

Я отвела взгляд. Когда он говорил такие вещи, в животе у меня словно начинали копошиться муравьи. Покраснев, я пробормотала:

– Помни: ты делаешь это не ради того, чтобы я или кто-то еще остался с тобой. Ты делаешь это для себя.

Эмир сжал мою руку, словно прося посмотреть на него:

– Это не исцеление, Джульетта. Это пытка. А Эдем – он и так здесь… там, где ты.

Я освободила пальцы и с улыбкой коснулась его щеки. Что я могла сказать?

Что бы он ни делал, в каком бы состоянии ни был, в конце концов ему всегда удавалось оставаться моим кошмаром… моим Ромео.

Через несколько часов у Эмира начали дрожать руки. Он объяснил, что уже давно снижал дозу «Эдема», но резкий отказ – это совсем другое. Лишиться этого вещества было пыткой для каждого нейрона. С полуночи Эмир не принял ни одной таблетки, и теперь его мозг требовал «Эдема». А тело не могло сопротивляться этому требованию.

Сначала дрожали только руки, но через несколько часов тряслось уже все тело. Сначала Эмир сказал, что замерз, и залез под одеяло. Потом начал потеть, и через пару минут у него поднялась температура. Когда через несколько часов его тело начало дергаться, точно его били током, я обняла его. Я шептала ему на ухо, что я рядом, но вскоре начала сомневаться, слышит ли он меня вообще.

Он резко вскочил с кровати, словно пытаясь убежать от невидимых пауков, прислонился спиной к стене и съехал на пол. Как беспомощный ребенок, схватился за голову и застонал. Его пальцы впивались в кожу головы, будто насекомые, от которых он бежал, грызли его мозг. Я попыталась остановить его – не могла вынести, когда он вот так причинял себе боль. Он посмотрел на меня такими красными глазами, будто плакал несколько дней подряд. Я услышала скрежет зубов.

Внезапно Эмир встал. Как загипнотизированный, побрел к стене. Я сразу поняла, что он задумал, и быстро встала перед рамкой на стене, закрыв ее собой. Я знала, что он хочет добраться до таблеток, спрятанных за ней. Увидев, что я стою у него на пути, он остановился. В другой ситуации этот тяжелый взгляд и дыхание могли бы испугать меня, но сейчас я должна была быть сильнее его.

Эмир схватил меня за руку. Я ожидала, что он отшвырнет меня, и, кажется, он сам думал об этом. Но вместо этого его пальцы впились в мою кожу так сильно, что я невольно скривилась от боли. Моя реакция, похоже, привела его в чувство – он отпрянул, будто обжегшись. Крепко зажмурился, а когда открыл глаза, со всей силы ударил в стену. Кулак пролетел в нескольких сантиметрах от моего лица – я даже услышала свист воздуха. Когда маленькая картина упала на пол, Эмир сглотнул.

– Думаю, тебе стоит увести меня из этой комнаты, – прошептал он так, будто сил у него оставалось всего на несколько вдохов.

Я обняла его за талию, и мы медленно двинулись к двери. Он был слишком слаб, чтобы спуститься по лестнице, поэтому мы зашли в ванную. Я уложила его в ванну – вот мы и вернулись к тому, с чего все началось…

Эмир посмотрел на меня, и я поняла, что он думает о том же. Его попытка улыбнуться выглядела жалко.

– Как думаешь, мне и на этот раз удастся выбраться из этой ванны живым?

Он попытался растянуть свою кривую улыбку шире, а я нахмурилась. Наклонилась к нему, откинула со лба растрепанные волосы и посмотрела в светло-голубые глаза:

– Я говорила тебе еще тогда: пока ты со мной, я не позволю тебе умереть, Ханзаде!

Он долго смотрел на меня, и я почувствовала, как глаза наполняются слезами. Не выдержав, потянулась к его волосам, но и этого оказалось недостаточно. Я забралась в ванну и крепко обняла его. Обхватив меня, как бездомного котенка, которого подобрал на улице, Эмир тяжело вздохнул, будто сдаваясь. Когда его губы коснулись моего лба, я заплакала. Я должна была поддерживать его, давать ему силы, а вместо этого ревела, как дура, прижавшись к его груди. Я плакала так безутешно, что ему пришлось отстранить меня, чтобы успокоить. Хотя, возможно, ему просто надоело, что я заливаю его слезами.

Его дрожащие пальцы коснулись моего подбородка, заставляя меня поднять глаза.

Я невольно слабо рассмеялась. Если он тратит последние силы, чтобы подбодрить меня, я должна ответить тем же. Я вытерла нос и откинула волосы:

Он улыбнулся, скрывая боль, и покачал головой, будто упрекая меня:

Я пожала плечами. Я больше не плакала:

Пальцы Эмира коснулись моей щеки. Он попытался погладить ее, но у него не хватило сил:

Я посмотрела в его голубые глаза и стиснула зубы. Холодный мрамор ванны нагрелся от наших тел. Когда я снова прижалась к его груди, я не была уверена, пытаюсь ли я скрыть только слезы… или что-то еще.

Когда начинался новый приступ, я прижималась к Эмиру еще теснее, будто могла руками унять его дрожь. И с каждым приступом его объятия становились все крепче. Кажется, он повредил мне ребро, но мне было все равно. Я готова была сломать несколько костей, лишь бы помочь ему выдержать это – я смертельно боялась, что он впадет в кому или, того хуже, умрет.

Через много долгих минут его тело наконец перестало трястись. Дыхание выровнялось. Сердце под моей щекой билось ровно и спокойно. Я подняла взгляд. Голубые глаза встретились с моими, Эмир слабо улыбнулся, и я ответила ему тем же.

Мне уже казалось, что худшее позади, как Эмира вдруг начало рвать. Я быстро помогла ему выбраться из ванны. Казалось, теперь это никогда не закончится. Спазмы повторялись снова и снова… Минуты казались вечностью. Когда желудок опустел, Эмира начало рвать желчью, а затем – кровью.

Я сглотнула, застыв на месте от ужаса. Думай, Сахра, думай!

Эмир предупредил, что сегодня ночью может случиться худшее, и принес из клиники шприц с сильным успокоительным. Он заверил, что это поможет. Если других вариантов не останется, я должна буду сделать ему укол.

Похоже, момент настал.

Я бросилась в его комнату, схватила шприц из ящика и помчалась обратно. Мои босые ноги тихо шлепали по полу. На пороге ванной я споткнулась и упала. Поднялась, сняла колпачок с иглы. Руки у меня дрожали. Кровь брызнула на ванну, пока я пыталась сосредоточиться на скорченном передо мной теле. Оно выглядело ужасно. Куда колоть?

Я подняла шприц и медленно нажала на поршень, выпуская воздух. Прозрачная жидкость, брызнувшая из иглы, вернула мне самообладание.

Эмир не может умереть, когда я рядом!

Не раздумывая, я крепко схватила его руку, вонзила иглу и изо всех сил надавила на поршень. Мышцы Эмира были так напряжены, что для этого приходилось прикладывать невероятные усилия. Лекарство закончилось, и я осторожно извлекла иглу.

Не моргая, я ждала эффекта.

Но ничего не происходило. Его продолжало рвать кровью, и я все сильнее леденела от ужаса.

– Эмир!

Боже, почему препарат не действует?! В панике я начала трясти его:

– Эмир! У тебя есть еще инъекции?!

Он либо не слышал меня, либо не мог ответить из-за рвоты. Я неистово молилась, мешая слова со слезами, когда все вдруг прекратилось. Эмир сделал несколько хриплых вдохов, откинулся назад, закрыл глаза и больше не открывал.

В ужасе я наклонилась к нему, прижав ухо к его груди. Сердце билось. Я наклонилась к его губам – Эмир дышал!

Когда его грудь начала подниматься в спокойном ритме, я выпрямилась. Кажется, он заснул. Глубоко вздохнув, я опустилась на пол. Холодная плитка казалась мне мягким ковром.

Я не могла сдержать глупой улыбки. Эмир не умрет.

Если мы пережили сегодня, то переживем и завтра, и послезавтра, и сколько бы дней ни понадобилось.

Я не сдамся, пока этот яд не выйдет из его тела.

Эмир не просыпался до самого полудня. Я испробовала даже бесчеловечные методы – плеснула на него холодной водой, – но это не помогло.

Когда пришла Сафие-абла и увидела меня сидящей на коврике в ванной, она не особенно-то и удивилась. Даже заметив, что я смотрю на полураздетого Эмира в ванне, она сначала улыбнулась, но потом нахмурилась, видимо поняв, что что-то не так.

Домработница подошла, переваливаясь с ноги на ногу из-за немалого веса. Поймав ее тревожный взгляд, я беспомощно сказала:

– Он не просыпается…

Сафие-абла задумалась на несколько секунд, затем без объяснений ухватила крупного мужчину, лежащего в ванне, за руки. Когда она жестом велела мне взяться за ноги, я в растерянности подчинилась.

Признаюсь: Сафие-абла сделала бо́льшую часть работы, когда мы несли Эмира в кровать. В конце концов, у нее было больше опыта: уверена, за всю жизнь ей довелось потаскать немало тяжестей. Когда мы в конце концов уложили его, домработница решительно развернулась и ушла. А через несколько минут вернулась с тазом воды и полотенцем.

Осторожно, держа полотенце подальше от себя, она окунула его в воду, отжала кончиками пальцев и аккуратно поднесла к носу Эмира. Потом еще раз. И еще раз.

Наконец Эмир сморщился, а затем открыл глаза.

Когда его голубые глаза приоткрылись, я вскрикнула от радости и бросилась обнимать сначала Сафие-аблу, а потом его. Мы помогли ему сесть, и выглядел он при этом совершенно изможденным. Сафие-абла сказала, что идет готовить свой оживляющий суп, и удалилась.

Я присела на край кровати, гладя его волосы. Я не спала всю ночь, боясь пропустить момент его пробуждения, но сейчас не чувствовала ни капли усталости.

Эмир посмотрел на меня и улыбнулся. Вернее, попытался.

– Видишь? Справился как миленький, – сказала я, ухмыляясь.

Он закашлялся, пытаясь засмеяться, затем приложил руку к горлу и посмотрел на меня:

– Будем считать, что с того света я вернулся. Но еще рано говорить, что справился. Сегодня тоже может быть тяжело. Думаю, нам стоит взять в клинике еще препарат для инъекций.

Как только он произнес это голосом человека, постаревшего на десять лет, я вскочила на ноги, как рядовой, получивший приказ. Пока здесь Сафие-абла, Эмир в безопасности. И если я потороплюсь, то смогу вернуться до следующего приступа.

Надевая темно-синее пальто и перекидывая сумку через плечо, я услышала, как Эмир хрипло позвал меня:

– Кстати, Джульетта, в следующий раз попробуй ввести половину дозы. Это не «Эдем», но ты чуть не отправила меня в кому.

Я смущенно улыбнулась. Эмир назвал имя сотрудника клиники, к которому нужно было обратиться. Мне достаточно было сказать: «Привет, я Джульетта». Услышав это, я недовольно поморщилась:

– Ты серьезно веришь, что я представлюсь как Джульетта, Ханзаде?

Даже находясь на грани, он усмехнулся:

– Если не хочешь, чтобы я умер, придется смириться.

Немыслимо! Я демонстративно надулась и вышла из комнаты.

Предупредив Сафие-аблу обо всех рисках (в основном о том, чтобы Эмир держался подальше от стены), я поспешила в университет. Человек, которого назвал Эмир, работал в «красной зоне»[4], и там яблоку негде было упасть. В этом месте царил полнейший хаос: как будто началась Третья мировая война, а мне никто не сказал. При этом, несмотря на крики и стоны людей, все вокруг действовали удивительно слаженно, точно зная что делать.

Игнорируя тяжелый запах крови, я сосредоточилась на поиске нужного человека. И, найдя его, застыла на месте: на мой зов откликнулся медик, который прямо сейчас накладывал швы на ногу стонущему пациенту. У него были каштановые волосы, белый халат выглядел мятым, но чистым. Врач был молод, но казалось, уже видел больше смертей, чем солдат на войне. Я никогда не смогла бы вести себя настолько умело и хладнокровно.

– Эмир сказал, что перед тем, как дать тебе то, что ты просишь, я должен услышать пароль, – сказал он, завязывая нитку.

Готова поклясться: он получал удовольствие. Я цокнула языком: друзья Эмира ничем от него не отличались. А я не спала. Была настолько измотана, что могла упасть на ближайшие носилки. И хотя этот медик, видимо, считал иначе, я волновалась за Эмира.

– Ты дашь мне то, что мне нужно, или мне придется причинить тебе достаточно вреда, чтобы кому-то пришлось зашивать уже тебя?

Он громко рассмеялся, закончив со швом. Объяснил пациенту, какие лекарства принимать, а после встал передо мной:

– Теперь я понимаю, почему Эмир предупреждал, что тебя лучше не злить.

У меня не было времени играть в его игры: я демонстративно протянула ладонь, прожигая его взглядом. Парень сдался, подняв обе руки с улыбкой:

– Иди в «зеленую» зону и попроси Бану дать тебе C11. Уж ей-то тебе не придется называть ни свое имя, ни имя Эмира. – И он отошел к другим окровавленным пациентам, не дав мне спросить почему.

Я быстро зашагала через зоны, разделенные по цветам. В «светло-красной» зоне было меньше крови и криков. «Желтая» зона была бескровной, но наполненной воплями. В «зеленой» царили спокойствие и тишина, лишь кто-то слегка постанывал. Когда я спросила у нескольких людей в халатах, занятых бумагами, где Бану, они указали на светловолосую женщину, стоявшую ко мне спиной.

Когда блондинка повернулась ко мне, я молча проглотила слюну.

Это была та самая девушка в красном бюстгальтере из дома Эмира, которая заявила мне, будучи явно поддатой, что они не играют в покер, так что четвертый им не нужен. Хотя теперь она была одета. И белый халат с собранными в тугой пучок волосами придавали ей максимально серьезный вид. А еще она выглядела старше, чем я помнила: должно быть, училась на последнем курсе. Не знай я, кто она, я могла бы подумать, что она – из опытных врачей.

Почему-то, медленно приближаясь к ней, я потянулась к своим волосам, расправила хвост, затем одернула рукава пальто и поправила сумку на плече. Остановившись перед ней, я искала в ее взгляде какие-то эмоции, но она продолжала смотреть на меня безразлично. Я с облегчением подумала, что она меня не узнаёт. Но все равно заговорила с осторожностью:

– Мне нужен C11…

Моя фраза повисла в воздухе.

Блондинка развернулась и пошла прочь, покачивая светлыми волосами. Я не знала, что делать, наблюдая, как удаляется ее белый халат. Мне уйти? Но тут она оглянулась через плечо и пальцем поманила меня. Честно говоря, это было не очень вежливо, но я все равно подошла.

Из множества ящиков блондинка, не ища, достала маленькую стеклянную ампулу и быстро протянула мне, словно стараясь не привлекать внимания. Так же быстро я взяла препарат и положила в сумку, и тогда Бану заговорила, не глядя на меня:

– Никогда раньше не замечала, чтобы Эмира заботило, что́ о нем подумают.

Я сглотнула. Конечно, она узнала меня. Может, в ту ночь она и была пьяной в стельку, но память ее не пострадала. Закрыв сумку, я подняла на нее глаза и сдержанно ответила:

– Думаю, он и сейчас об этом не заботится.

Она повернулась ко мне и искривила губы:

– Верно. Возможно, ему все равно, что говорят о нем. Но ему не все равно, что говорят о тебе.

Я молча смотрела на нее. Я пыталась нащупать в ее тоне злобу, ненависть или ревность, но, казалось, их не было. Напротив, Бану говорила так, будто это ее и удивляло, и радовало. Закрыв ящик, она улыбнулась:

– Не волнуйся, он достаточно запугал народ – сомневаюсь, что кто-то отныне посмеет сказать о тебе хоть слово.

Прежде чем я успела открыть рот, Бану ушла, а ее светлые волосы колыхались за спиной. И снова я осталась, не зная что думать.

Когда я вернулась, Эмир выглядел лучше. Я сказала ему, что препарат мне дала та самая блондинка, которая была с ним той ночью, и внимательно наблюдала за его реакцией. Сначала он удивился, потом громко обругал того парня из «красной зоны». Видимо, тот сделал это нарочно. Я демонстративно пожала плечами, убирая ампулу в ящик, стараясь показать, что эта неприятная случайность меня не трогает. Наверное, взрослая манера поведения Бану передалась и мне. Да и, кажется, я действительно поверила, что той ночью ничего не произошло.

Позже в тот день у Эмира было еще несколько приступов средней тяжести, но делать ему укол мне не пришлось. По словам Эмира, ночные приступы всегда были сильнее. Чем дальше он находился от своей комнаты – точнее, от яда, спрятанного в стене, – тем безопаснее было для него. Поэтому мы спустились в гостиную и устроились там в креслах.

Ближе к полуночи зазвонил телефон. Мы поставили фильм на паузу и посмотрели на экран. Звонил Акын. Я раздраженно выдохнула. Эмир нехотя ответил. Когда он сказал, что не сможет прийти в «Склеп» и чтобы тот прислал кого-нибудь за «Эдемом», тишина в комнате наполнилась яростью, звучавшей в змеином голосе. Но Эмир просто, не обращая внимания, повесил трубку. Взглянув на меня, он протянул мне руку:

– Скоро все закончится, не переживай.

Само его тело при этих словах, казалось, излучало сожаление. Я недовольно поморщилась. Оставалось совсем немного времени до прихода того человека, когда у Эмира начали дрожать руки. Его руки и ноги резко свело судорогой, и стало ясно: начинается сильный приступ. Я отвела его в ванную наверху. Как только он устроился в ванне, раздался звонок в дверь. Мы переглянулись. Я коснулась его щеки и сказала:

– Я разберусь.

Быстро зайдя в его комнату, я отодвинула рамку на стене.

«Сюда, мой горький спутник, проводник зловещий мой…» – с трудом подавив дрожь, я пошарила внутри, напрягшись так, будто совала руку в гнездо скорпионов. Я ожидала найти там один флакон, но нащупала десятки холодных стеклянных пузырьков. Вздрогнув, я схватила первый попавшийся и отпрянула от стены, даже не взглянув на то, что держала в руке. Все мое существо ненавидело этот яд.

Я бежала вниз по лестнице, и маленький флакон в моей руке с каждым шагом казался тяжелее. Наконец я резко распахнула дверь – и столкнулась лицом к лицу с холодом и… великаном. Это был тот самый верзила, который в ту ночь в «склепе» смотрел на меня так, словно собирался сожрать. Я сглотнула и резко протянула ему руку. Но вместо того, чтобы взять пузырек, он лишь окинул меня ледяным взглядом, от которого я вздрогнула. Я разжала ладонь, чтобы он лучше разглядел ее содержимое, но верзила не пошевелился.

– Акын сказал забрать «Эдем» у Эмира! – наконец прорычал он.

Его грубый голос, словно раскладывающий слова по слогам, заставил меня съежиться, но я собралась, выпрямила спину и подумала об Эмире, который корчился от боли наверху:

– Либо ты берешь этот яд у меня, Шрек, либо я сама принесу его в «склеп» и вручу Акыну лично. Как думаешь, понравится ли это твоему хозяину?

Акын, эта гадюка, не любил, когда женщины приходили в «склеп». А раз я там побывала, он, естественно, невзлюбил и меня. Хотя внутренний голос подсказывал, что причина была не только в этом, но сейчас мне было недосуг разбираться.

Шрек передо мной зарычал, как злая собака. Когда его огромная лапа выхватила флакон из моей руки, будто собираясь его проглотить, я не подала виду, что мне не по себе. Он развернулся, и я тут же захлопнула дверь, а потом громко выдохнула.

Если я смогла противостоять злому великану, то вынесу и эти несколько ночей.

Ободряя себя, я снова побежала в ванную. Эмир снова терял сознание, его рвало, а я лишь гладила его по спине. Но мы пережили ту ночь. И следующие тоже…

Эмир уже почти две недели не принимал «Эдем». По ночам его трясло до самого утра, я сидела рядом, пытаясь успокоить его и привести в чувство. Иногда мы обманывали его мозг самыми крепкими напитками, чтобы хоть немного заглушить ломку.

Первая неделя оказалась ужасной. Приступы были настолько сильными, что в какой-то момент я даже хотела достать спрятанные в стене таблетки и запихнуть их ему в глотку. Но Эмир был сильнее. Когда тремор немного стихал, он просил меня читать ему строки из «Ромео и Джульетты», чтобы продержаться. Я гладила его по волосам и, запинаясь, делала, как он просит. Мы еще раз использовали препарат, который я принесла из больницы, но на этот раз я ввела только треть дозы. И это помогло Эмиру немного поспать.

Вторая неделя прошла легче. Приступы стали реже и слабее. Они обострялись только в те часы, когда он обычно принимал «Эдем», но мы уже знали чего ждать и были готовы. Я вытирала пот с его лба, а Эмир изо всех сил напрягал мышцы, чтобы перетерпеть. К концу приступа он просто выдыхался и засыпал даже без укола. А я, ожидая, пока он проснется, продолжала гладить его волосы.

Очередным утром, когда я мысленно посылала в адрес Акына, доведшего Эмира до такого состояния, самые грубые ругательства, голова на моих коленях пошевелилась. Уставшие голубые глаза приоткрылись, их взгляд искал меня. Эмиру стало лучше. Он сбросил несколько килограммов. Мне было грустно из-за этого, он же, наоборот, ухмылялся, заявляя, что теперь-то он в отличной пляжной форме. Я понимала, что он просто пытается меня успокоить.

Его взгляд встретился с моим, и Эмир улыбнулся – наполовину смущенно, наполовину умиротворенно.

– Я снова измучил тебя, Джульетта? – спросил он сонным голосом.

Я улыбнулась и пожала плечами:

– Не больше, чем себя.

Он с трудом приподнялся. Недовольно огляделся. Увидев на столе стопку открытых учебников, поморщился.

– Мы отстаем от программы. Если так пойдет, тебе придется пересдавать несколько предметов.

Я потрепала его по волосам, затем встала с кресла и потянулась – ноги затекли.

– Не переживай. Ты же сам дал мне тактику, как выкрутиться, еще до того, как бросил «Эдем». – Я подмигнула ему и подошла к учебникам.

Семестр подходил к концу, началась сессия. И мы, пользуясь любой свободной минутой между приступами Эмира, зарывались в книги. В последние дни к нашей учебной группе присоединялись Су и Дамла, но, как только у Эмира начинали дрожать руки, они исчезали, будто по сигналу тревоги. Я объяснила девчонкам ситуацию без лишних подробностей. Су, которая сама проходила через похожее, отнеслась с пониманием. Она принимала «Эдем» всего неделю, и даже ей было тяжело бросить. А Эмир сидел на нем почти три года. По сравнению с Су ему было в разы сложнее, но самое страшное мы уже пережили. Теперь ему было значительно лучше.

Пока я училась, он ел суп, который приготовила Сафие-абла. Она уже полностью привыкла к моему присутствию в доме и даже спрашивала, не нужно ли мне что-нибудь. Поскольку ночью Эмиру становилось хуже, я лишь иногда бегала в общагу за сменой одежды и сразу возвращалась. Поэтому он обустроил для меня комнату на втором этаже. Даже постелил там цветное покрывало, решив, что оно мне понравится. Мне было немного неловко, но Эмир был очень доволен собой. Иногда я замечала, как они с Сафие-аблой многозначительно переглядываются. И в такие моменты испытывала еще бо́льшую неловкость.

Когда Сафие-абла поставила на стол сютлач[5], щедро посыпанный корицей, аромат заставил меня закрыть глаза. Этот запах ассоциировался у меня только с одним человеком. С Ахметом…

В эти две недели я навещала его при любой возможности. Он тоже поправился, но всякий раз, когда я приходила, вел себя так отстраненно, будто старался не замечать меня. После той ночи, когда в него стреляли, он будто возвел между нами стену и не хотел, чтобы я преодолевала ее. При посторонних он просто делал вид, что я не существую, а когда мы были наедине, молчал и на мои вопросы отвечал односложно. Я не знала причины, но каждый раз уходила из их дома с ощущением, что я там лишняя, и у меня щемило сердце.

А вот с Ясмин Ахмет становился совсем другим человеком. Не знаю, как он вел себя с ней наедине, но в компании смеялся даже над самыми плоскими ее шутками. Тем временем вся махалля[6] уже знала про историю с участком. А история о том, как Ахмет бросился под пулю ради Ясмин, передавалась из уст в уста. Если бы я не была там той ночью, то и сама поверила бы в эту легенду.

Этот момент все обрастал и обрастал романтическими подробностями. В одних версиях пуля летела в Ясмин, и Ахмет закрывал ее собой. В других бандит наставлял пистолет на Ясмин, Ахмет бросался на него, и в драке пистолет стрелял. Но какой бы ни была версия, Ахмет и Ясмин всегда оставались главными героями. Никто даже не упоминал, что той ночью там были я и Эмир. В этом кино мы превратились в ничего не значащих статистов.

Я встряхнула головой и открыла глаза. Сейчас главным был план. А Эмир сказал, что через пару недель мы приступим к его реализации. Когда он сел рядом, с растрепанными волосами и покрасневшими глазами, я не смогла сдержать улыбку, глядя на его симпатичное лицо. Но тут Эмир взялся за учебник, который я только что закрыла, и мои губы дрогнули от досады.

– Ты ведь не собираешься по второму кругу мучить меня биохимией, а? – спросила я с тоской.

Он посмотрел на обложку, смущенно почесал затылок:

– Мы уже закончили с ней, да?

С тех пор как Эмир бросил «Эдем», его память и концентрация были не те, что прежде, но я знала, что он восстановится. Чтобы он не расстраивался, я погладила его руку.

– Ты уверен, что твой новый мозг не подведет нас? – спросила я полушутя.

Он коснулся моих пальцев в ответ:

– Акына сможет переиграть даже идиот. Нам нужно лишь не дать ему заподозрить неладное. Так мы одним выстрелом убьем двух зайцев.

Я с любопытством посмотрела на Эмира. Меня до сих пор бесило, что он не раскрывает мне деталей плана. Он взял мою руку в свою и погладил:

– Не переживай: мы избавимся и от Кенана, и от Акына одновременно. Доверься мне… и оставшейся половине моего мозга.

Он подмигнул, и я рассмеялась, но не сдалась:

– Ты все еще не хочешь рассказывать мне детали плана?

Эмир задумался. Его взгляд скользнул по мне, будто он взвешивал что-то в уме.

– Вообще, я как раз сегодня собирался тебе сказать. Когда закончатся экзамены, тебе нужно будет пойти со мной в одно место. – Я нетерпеливо уставилась на него, и он с довольным видом продолжил: – Я повезу тебя на бал.

Я остолбенела. Потом фыркнула, решив, что он шутит.

– Без дураков. Серьезно. Я везу тебя на бал. Медицинский бал. Там будут мужчины при полном параде, в смокингах, женщины в роскошных платьях и перчатках. Ты обалдеешь.

Верилось с трудом, но он, похоже, говорил всерьез. Я покачала головой и высвободила руку из его ладони.

Когда я вернулась в общагу и рассказала Су и Дамле про бал, их визг дал мне понять, что это не шутка.

– Не могу поверить, Сахра! – воскликнула Дамла. – Он правда сказал, что берет тебя на медицинский бал?!

Я кивнула, все еще не понимая, отчего они так разволновались. Дамла села напротив меня и начала объяснять, как ребенку:

– Милая ты моя глупышка, смотри: медицинский бал – это очень серьезное мероприятие государственного уровня. Туда приходят ректоры, министр здравоохранения, шишки из Военно-медицинской академии, люди в форме с кучей звезд на погонах. Даже президент иногда приезжает!

Су подхватила:

– Ты только представь! Ты сможешь лично пообщаться и пожать руки тем врачам и профессорам, о которых мы читаем в журналах и учебниках! Некоторые специально бросают проекты за рубежом, чтобы приехать на этот бал. А умные люди строят там свое будущее!

Если Су возбуждали профессиональные возможности, то Дамлу – сама магия вечера. Ее интересовали не столько люди, сколько платья, музыка, угощение и танцы. Я не подала виду, что их энтузиазм передался и мне, и под предлогом учебы открыла ноутбук. Но первым делом начала искать информацию о предстоящем вечере.

Бал проводился в День медицинского работника. И это было исключительное событие только для избранных – не чета рядовым праздникам. Судя по всему, даже Ататюрк когда-то принимал в нем участие. Разглядывая исторические фотографии, я почувствовала себя Золушкой. Зал выглядел настолько великолепно, что казалось, будто в полночь мне придется удирать от принца, забыв хрустальную туфельку.

Я рассмеялась про себя и написала Эмиру:

«Мне что, нужно будет сбежать с бала в полночь?»

Через минуту пришел ответ:

«Даже если сбежишь – я тебя найду. Но, в отличие от того идиота-принца, мне не понадобится туфелька. Достаточно будет взглянуть в твои синие глаза».

Я улыбнулась. Эмир сказал, что чувствует себя хорошо, да и ему уже пора было показаться в «склепе», поэтому сегодня я осталась в общаге. Я соскучилась по своей кровати и комнате, куда в последние дни забегала только за сменой одежды. Положив голову на подушку, я почти сразу провалилась в сон.

Глава 5. Перепалка

Говорят, привычки закрепляются в мозге за двадцать дней. Если человек делает что-то двадцать дней подряд, на двадцать первый день это становится привычкой.

Для Эмира так и вышло. Три недели спустя ему стало гораздо лучше. С каждым днем он ел все больше и быстро набрал прежний вес. Его мысли тоже прояснились. Если в первые дни он вовсе не мог вспомнить реплик из «Ромео и Джульетты», то теперь выдавал их мне без единой ошибки.

Я зашла в его дом – точнее, в комнату, которая теперь считалась моей, – чтобы забрать забытые книги. Хотя на экзаменах я кое-как вывернулась, два самых жутких предмета все же потребовали пересдачи. Поэтому почти все каникулы я провела в библиотеке, изредка возвращаясь домой. Но оказалась такая не одна: общага была забита девушками, которые тоже завалили экзамены. Не знаю, какое оправдание было у них, но мысль о том, что я не единственный будущий врач без мозгов, успокаивала. Да и чисто технически я одна не оставалась. Эмир всегда был рядом, а еще иногда у меня ночевала Эрва, занимая пустующую кровать Дамлы или Су. Смех подруги скрашивал мои вечера.

Когда я не училась, мы говорили только о двух вещах: о предстоящем бале и о свадьбе Эрвы, которая должна была состояться летом!

Да, моя безумная подруга была настолько отчаянной, что решила выйти за Хакана, не встречаясь с ним и года. И невзирая на все мои предупреждения, она оставалась настолько закоренелым романтиком, что твердо решила устроить свадьбу в день их первой встречи. Хотя поначалу я считала это решение глубочайшей ошибкой, мне ничего не оставалось, кроме как разделить счастье, которое светилось в ее глазах. Да и, если бы весь мир был против, она все равно добилась бы своего.

Короче говоря, бесконечные экзамены и пересдачи закончились, и возобновилась нормальная учеба. На каникулах я часто виделась с Эмиром, но ни разу – с Ахметом. В те дни, когда я приходила домой, он словно растворялся в воздухе. Сначала я думала, что это совпадение, но затем уверилась: он намеренно избегает меня.

В один холодный выходной, когда я вернулась в Чыкмаз, я увидела, как Ахмет выходит из машины у своего дома. В черном пальто он медленно закрывал дверь и тут заметил меня. В тот момент, когда наши взгляды встретились, уголок его рта непроизвольно дрогнул в улыбке. Его зеленые глаза смотрели на меня так же, как в детстве, когда он замечал, что я жду его на углу улицы после школы. Или как тогда, когда мы возвращались из пекарни, и я болтала без умолку, а он молча улыбался, наблюдая за мной. Теплый, спокойный, знакомый взгляд…

Но уже через несколько шагов какая-то мысль резко изменила его выражение. Он нахмурился, отшвырнул пальто, снова сел в машину и с ревом двигателя уехал, не дав мне даже приблизиться. Он исчез не только из моего поля зрения, но и с улицы, где мы выросли.

Я все еще не понимала, почему он так отдалился, но мне ничего не оставалось, кроме как смириться. Поэтому, собирая вещи в комнате Эмира, я отгоняла мысли об Ахмете.

Когда я вышла, до меня донеслись звуки из спортзала на верхнем этаже. Я улыбнулась, услышав стук металла. Признаться, мне нравилось наблюдать, как Эмир тренируется, – это было странным образом привлекательно и забавно.

Отложив толстый свитер, я поднялась, прислонилась к дверному косяку и скрестила руки на груди. Бросив быстрый взгляд на его голый потный торс, усмехнулась:

– Опять любуешься своими мускулами?

Мой голос сбил его с подхода. По взгляду я поняла, что он потерял счет повторений. Судя по грудным мышцам, Эмир, наверное, делал по миллиону подходов жима от груди ежедневно. Он откинул волосы со лба, улыбнулся, обтерся полотенцем и молча бросил на меня долгий взгляд. Хотя «взгляд» – не совсем подходящее слово. Каждый раз Эмир смотрел так, будто видит меня впервые или будто хочет запомнить каждую черту моего лица. Я уже так привыкла к этим взглядам, что даже не краснела.

Сделав несколько шагов в мою сторону, он снова включил поэта:

Я улыбнулась ему в ответ. Отсутствие «Эдема» он компенсировал, играя роль Ромео. Я больше не убегала от его слов – поняла, что это бессмысленно. Может, решение было не в бегстве, а в том, чтобы принять вызов?

Я сделала несколько шагов к нему. Мои движения были плавными, но даже этого хватило, чтобы Эмир напрягся. Это только раззадорило меня. Раз он хочет быть Ромео, я стану Джульеттой и отвечу ему тем же. Сложив губы в хитрую улыбку, я пристально посмотрела в его голубые глаза:

Он на мгновение замер, но уже через секунду его глаза загорелись, и он приблизился:

На этот раз я сама сократила расстояние между нами. Оставшийся промежуток мы заполнили словами, будто танцуя.

Он наклонился вперед с интересом:

Я приблизилась к его потемневшим голубым глазам, уже не в силах улыбаться. Перед следующей репликой мне пришлось сделать паузу:

Он закрыл оставшееся пространство, схватив меня за плечи. Встряхнул, словно пытаясь привести в чувство, и проворчал:

Я знала, что последняя строка – не из пьесы. Шекспировский Ромео молил судьбу об обладании Джульеттой, но мой Ромео просил лишь ее любви.

Если бы только я могла дать ему ее…

Руки Эмира бессильно упали с моих плеч. Он надул губы, как ребенок, который все еще надеется, что несбыточное желание вдруг исполнится. Протянув руку, я погладила его по щеке. Пальцы скользнули по короткой щетине, когда он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Эта покорность вызвала у меня горькую улыбку. Когда его глаза снова открылись, он изучал мое лицо, словно пытаясь что-то понять.

– Почему ты так на меня смотришь? – спросил он.

Я пожала плечами, заставляя себя улыбнуться:

Он улыбнулся. Его губы приоткрылись – не знаю, какую реплику он собирался произнести, но в последний момент передумал и притянул меня к себе. Моя голова оказалась на его голой груди, и я слушала, как бьется сердце, почти ничем не отделенное от меня. Я уже и сама не понимала, какие из моих слов были игрой, а какие – правдой…

Когда Эмир отпустил меня, то, как всегда, коснулся моего подбородка и повернул мое лицо к себе. Запрятал мои уже отросшие пряди за ухо. Гладя меня по щеке, спокойно сказал:

– Не покупай платье на бал. Его достану я.

Я показала зубы в дерзкой ухмылке. Помимо того, что я не любила шопинг, я была рада избавиться от мук выбора. Хотя эта новость точно не обрадует Дамлу, Су и даже Эрву. Они уже сколотили тройственный союз и решили сделать меня своим новым проектом. Но я не жаловалась – это избавляло меня от предстоящей беготни.

Чтобы сбросить напряжение между нами, я резко отдернулась от его пальцев. Взъерошила его волосы и громко сказала:

– По рукам!

Он перекинул полотенце через шею. Я была уверена, что мой трюк его не обманул, но он все равно улыбнулся. Когда я уже собиралась выйти, Эмир окликнул меня:

– Разве не хочешь попрощаться с красавчиками? – спросил он с нахальным взглядом.

Я рассмеялась, повернувшись к нему. Бросила одобрительный взгляд на его грудные и пресс и сказала, обращаясь к его мышцам:

– Какие вы лапочки! Как маленькие щенята.

На этот раз рассмеялся Эмир:

– Можешь погладить, если хочешь. Они не кусаются.

В глазах Эмира играли озорные искорки. Он закусил губу. Я нахмурилась и скрестила руки на груди, как строгая учительница, готовая отчитать ученика:

– Если хочешь, чтобы твои «красавчики» получили серьезные повреждения, то могу погладить. Уверяю, мои когти просто жаждут нанести этот урон.

Я думала, что запугала его, но он лишь бесстыдно ухмыльнулся:

– Когда в тебя влюблена Женщина-кошка, другого проявления чувств и не ждешь.

Таким и был Эмир. То невыносимо романтичный, то неприлично наглый!

– Ты невозможен, Ханзаде! Ты не знаешь меры! – Я в раздражении выскочила за дверь, предварительно швырнув в него первое попавшееся под руку утяжеление.

Пролетевший мимо предмет громко грохнулся об пол, а я, спускаясь по лестнице, злилась как черт. Насмешки Эмира уже давно стали для меня красной тряпкой.

Глава 6. Красное платье

Через несколько дней я была у себя дома вместе со своей «группой поддержки». Я думала, что Эрва будет держаться от Су и Дамлы на расстоянии, но она приняла их так легко, будто нашла сестер, потерянных много лет назад. Говорят, люди сближаются через общие привязанности. Видимо, в этом кругу такой общей точкой была я.

Пока мы планировали день в моей комнате, я чувствовала себя так, будто готовлюсь к военной операции. Бал должен был состояться этим вечером. Хотя я старалась не показывать этого девчонкам, от волнения у меня дрожали руки.

Они ухаживали за мной весь день так тщательно, что на моем теле не осталось ни одного необработанного участка – ни ноготка, ни квадратного сантиметра кожи. Волшебные руки Дамлы, работавшей с точностью химика, смешивали содержимое флаконов с косметикой, названия которых я даже не могла прочитать (по большей части, они были написаны по-французски), и в результате мои волосы стали такими же шелковистыми, как кожа.

Я ждала, готовая, что меня нарядят, как куклу, но ни прическу, ни макияж мы сделать не могли. Потому что, несмотря на приближающееся время бала, платье все еще не появилось.

«Платье достану я», – сказал он, но я не думала, что он задержится так надолго. Сидя перед зеркалом в своей комнате и глядя в телефон, я в который уже раз ворчала:

– Он такой безответственный, что мы опоздаем на вечер, на который он сам же меня позвал!

Да, сегодня я не испытывала к Эмиру особой любви. Не знаю почему, но этот бал меня сильно нервировал. Дамла, в четвертый раз перебирающая свою косметичку для предстоящего макияжа, откинула светлые волосы и усмехнулась:

– Судя по всему, ты очень ждешь этого бала, на который, как ты утверждала, идешь только из вежливости.

Я повернулась к ней и бросила раздраженный взгляд на два других лица, смотрящих на меня с одинаковым выражением.

– Я жду не бала, а возможности узнать, почему Кенан вертится вокруг меня.

Ухмылка со всех трех лиц никуда не исчезла, так что я сдалась и снова повернулась к зеркалу. Су, копошащаяся в моем гардеробе, на этот раз спросила, прикладывая к себе платье, которое никогда бы на нее не налезло:

– Кстати, какие там новости про мотылька-Кенана?

Я скривила губы:

– Он звонил пару раз для приличия, предлагал встретиться. Прислал пару сообщений, но я-то знаю, что все это лишь для видимости. У нас с ним все закончилось, и вот он потихоньку отдаляется. А я держусь подальше, чтобы не дать ему ничего заподозрить. Иначе в таком настроении я могу наговорить ему лишнего.

Эмир сказал, что сегодня вечером мы приступим к реализации нашего плана. Я до сих пор не знала ни единой детали, но приходилось доверять ему, потому что ситуация с Кенаном серьезно меня беспокоила. Наша переписка со Счастливой бабочкой была для меня настолько особенной, что я не могла смириться с мыслью, что она задумывалась как ловушка.

Пока я в пятидесятый раз расчесывала волосы, Дамла повернулась к Эрве:

– Эрва, как дела у твоего брата Ахмета? Что у него с Ясмин?

Она задала этот вопрос максимально бесстрастным тоном, совершенно спокойная, хотя я в этот момент окаменела от волнения. Непринужденность Дамлы, должно быть, не вызвала подозрений у Эрвы, потому что та ответила, не отрываясь от журнала:

– После того как зажила рана, брат погрузился в дела. Мы его почти не видим – не то что про Ясмин спросить, даже просто пообщаться не получается. Он мало бывает дома – говорит, что остается у друзей.

Когда Дамла украдкой многозначительно покосилась на меня в зеркало, в ответ я уставилась на нее угрожающе. Эрва не уступала им в хитрости. Малейшая оплошность – и она могла раскрыть секрет, который я хранила годами.

Дамла проигнорировала мой взгляд. Она выпрямилась и переключила внимание с косметички на Эрву:

– Как думаешь, между ними действительно что-то серьезное?

Эрва подняла голову, поймала любопытные взгляды Дамлы и Су и на секунду замерла. В тот же момент мое сердце пропустило удар, а расческа застряла в волосах.

Сперва подруга нахмурилась, будто была чем-то озадачена, но затем ответила ровным тоном, как ни в чем не бывало:

– На самом деле, на прошлой неделе брат сказал маме: «Потерпи, скоро все закончится». Может, это было про его отношения с Ясмин.

Су, снова заглядывая в мой шкаф, весело пробормотала:

– А может, это было про кого-то совсем другого, кто знает…

Эрва на несколько секунд задумалась, уставившись в одну точку. В это время я пыталась проглотить ком в горле и отводила глаза.

Затем запах свежеиспеченного маминого печенья увлек Дамлу и Су на кухню. А я, проверив часы на телефоне, продолжила ворчать. Эрва, развалившись на моей кровати, отшвырнула в сторону журналы, которые ей уже надоело листать, и села:

– Очень интересно узнать, какой же это наряд заставил тебя так задержаться. Надеюсь, Эмир не придет в итоге с каким-нибудь смешным костюмом прикола ради.

Едва она договорила, как мои брови в ужасе взлетели вверх. Страшная догадка вспыхнула в мозгу. Я тут же нашла в контактах имя Ромео и нажала кнопку вызова. Едва он снял трубку, я, не дожидаясь, пока он скажет хоть слово, взвинченно затараторила, тряся в воздухе указательным пальцем:

– Эмир, если ты принесешь костюм Женщины-кошки, клянусь, я не пойду с тобой ни на какой бал!

Не успела я закончить, как он расхохотался. Я так и представляла, как он сейчас держится за живот, заливаясь смехом. Когда Эмир наконец перевел дух, то заговорил, все еще хихикая:

– Женщины-кошки? Может, хватит уже давать волю своим фантазиям, Джульетта?

И вот тут мои щеки порозовели от смеси злости и смущения. Я спрятала палец в кулак:

– У меня вообще нет никаких фантазий, Ханзаде! Просто ты страшно задерживаешься, и я испугалась, что ты принесешь какой-нибудь дурацкий костюм!

Моя ярость нисколько не испортила ему настроение. Когда он заговорил снова, в его голосе все еще звучало веселье:

– Во-первых, я буду у твоего дома с платьем через пять минут. Во-вторых, единственное место, где я позволю тебе носить костюм Женщины-кошки, дорогая, – это наша спальня.

Мой рот открылся от изумления, и я даже не могла представить, какого цвета стало лицо. Наверное, свекольного. Не говоря ни слова, я сбросила звонок, швырнула телефон на кровать и тут же наткнулась на взгляд Эрвы:

– Что случилось? Почему ты так злишься? И отчего такая красная?

Я сглотнула. Чтобы злость заглушила смущение, я громко проворчала:

– Этот парень совсем без тормозов! Клянусь, он наглый, избалованный и очень, очень, очень…

Я сжала кулак и легонько стукнула по столу, но Эрва подошла ко мне, и в ее взгляде читалось коварство.

– И очень красивый, да? – Она закончила мою фразу с ухмылкой.

Я скривилась:

– Ой, да ну тебя.

Она рассмеялась так громко, что я была уверена: Дамла и Су сейчас прибегут в комнату, сгорая от любопытства. Отсмеявшись, подруга села рядом со мной, посмотрела мне в глаза и сказала:

– Скажи-ка, почему, когда дело касается этого мужчины, ты всегда в оборонительной позиции?

Я нахмурилась, но отвела взгляд. Неужели это правда так заметно? Не дав мне опомниться, она перешла в атаку:

– Тогда я скажу за тебя. Если ты не будешь защищаться, тебе придется признать, что ты понемногу поддаешься его чарам. А ты, Сахра, слишком упряма, чтобы с этим согласиться.

Я вскинула голову и уставилась на нее. Уже открыла рот, чтобы возразить, но так и застыла. Опять ее бред! Ничего я не поддаюсь!

…Или все-таки поддаюсь?

Я сглотнула, покачала головой и, как всегда в минуты паники, начала нести чушь на одном дыхании:

– Прекрати пороть чепуху, Эрва! Ладно, признаю, может, я немного подвержена его влиянию. В конце концов, он очень красивый, забавный, веселый, полный сюрпризов, а еще у него с ума сойти какие кубики на животе…

Эрва хихикнула и подняла бровь:

– Погоди… «С ума сойти какие кубики на животе»?

Не успев пожалеть о необдуманных словах, я поняла, что мои худшие опасения сбылись. Дамла и Су уже заходили в комнату, жуя печенье.

– У кого-о-о кубики? – Дамла попыталась поймать кусок печенины, падающий с ее губ.

Я быстро вмешалась:

– Ни у кого!

Но мой нервный голос никого не убедил. Эрва ухмыльнулась:

– Сахра как раз рассказывала, какой у Эмира впечатляющий пресс.

Я поняла, что все кончено. Глубоко вздохнула и приготовилась к худшему. Как я и предполагала, глаза Дамлы и Су загорелись, и я надулась заранее.

– А что такого? Сахра верно говорит: у парня на животе целый поднос пахлавы, – сказала Су, и все, кроме меня, рассмеялись.

Эрва тут же развернула меня к себе и посмотрела в глаза:

– Значит, твоя задача на сегодня – откусить от этой пахлавы большой кусок. Поняла, агент Сахра?

Шокированная, я вытаращила глаза, а девчонки покатились со смеху. Не в силах дальше выносить их подколки, я выбежала из комнаты с пылающими щеками. Под их хохот я вышла в сад как раз в тот момент, когда машина Эмира припарковалась у дома. Я направилась к нему, шаркая домашними тапочками и маша рукой перед лицом, чтобы вернуть щекам нормальный цвет. Мне повезло – на улице стоял лютый холод. Закутавшись в толстый свитер, я подумала, что в такую погоду румянец скрыть нетрудно.

Но, увидев меня, Эмир усмехнулся, будто все про меня знал, и я чуть не споткнулась. Он открыл багажник, достал довольно большую коробку (видимо, с платьем) и протянул ее мне с ухмылкой:

– Если ты хочешь быть Женщиной-кошкой, у нас еще есть время найти костюм.

Я поморщилась и резко выхватила коробку:

– А ты, если не хочешь идти на бал один, заткнись, Ханзаде!

Губы Эмира растянулись в довольной ухмылке. Пока я пристраивала коробку под мышкой, он сказал:

– Ты собирайся, а я буду ждать тебя здесь ровно через сорок минут.

Он еще даже не переоделся. Типу вроде него, который выглядит эффектно даже в пижаме, сорока минут хватило бы с лихвой. Но я была уверена, что девчонки внутри отреагируют на это так, будто до взрыва бомбы остались считаные мгновения.

Все же я кивнула и, чтобы не мерзнуть дальше, быстро развернулась и пошла к дому. Через пару секунд Эмир окликнул меня. Я обернулась и увидела его спокойную улыбку:

– Обязательно распусти волосы, Джульетта…

И, не дав мне спросить, это еще зачем, он сел в свою белую машину и уехал.

Я с трудом доковыляла до дома с огромной коробкой, которая по габаритам была как половина меня. Войдя в комнату, я тут же перестала представлять интерес для девчонок. Не глядя на меня, они в мгновение ока выхватили у меня коробку и с визгом принялись распаковывать.

Затем наступила тишина…

Я не знала, что внутри, но Дамла прикрыла рот руками, а Эрва, не моргая, смотрела на то, что Су подняла в воздух. Я протиснулась между подругами и увидела, что с тонких пальцев Су свисает нечто потрясающее.

Оно было красным. Темным, очень темно-красным. Настолько глубокий цвет, будто его создала страстная кисть художника. Даже не нужно было трогать ткань, чтобы оценить ее качество, – мягкость ощущалась с первого взгляда. Швы были безупречны. Да, я не особо разбиралась в моде, но понимала: любая женщина на Земле задержит взгляд на этом платье хотя бы на десять секунд.

– Ты должна надеть его. Сейчас же, – сказала Дамла восхищенным голосом.

Я сбросила с себя домашнюю одежду и ощутила, как шелковистая ткань касается кожи. Подошла к зеркалу и не поверила своим глазам. Платье было длинным, до самых каблуков, и облегало тело так, будто было сшито специально для меня. Но при этом я чувствовала себя невероятно комфортно. Тонкие бретели, продуманный крой, подчеркивающий грудь, – все это выглядело одновременно элегантно и сексуально.

Я повернулась к девочкам, которые с восхищением разглядывали платье. Улыбнулась и уперла кулаки в свою ставшую еще тоньше талию:

– Не хочу никого подгонять, но у меня есть около сорока минут, чтобы подготовиться. Иначе в этом платье меня, кроме вас, никто не увидит.

Тут же послышались ожидаемые протесты, возмущенные возражения и вопли ужаса. Мама испуганно заглянула в дверь, но, увидев обезумевших девушек, тут же ретировалась. Прежде чем я успела понять, что происходит, Су взялась за мои волосы, Дамла – за макияж, а Эрва с видом профессиональной медсестры подавала им все необходимое.

Когда до прибытия Эмира оставались считаные минуты, я была готова. В коробке, кстати, оказались еще и дорогие туфли на каблуке, идеально подходящие к платью. Дамла призналась, что несколько ночей засыпала разглядывая фото этих туфель в магазине, и они даже снились ей. Я пообещала подарить их ей после бала, и она так крепко обняла меня, что я секунд двадцать не могла дышать.

Когда Эмир сообщил о своем приезде, я бросила последний взгляд в зеркало. Впервые в жизни я увидела в отражении по-настоящему красивую женщину. Мои черные волосы, как и хотел Эмир, мягко ниспадали на плечи. Непокорные пряди по бокам были уложены в изысканный свободный пучок, что еще больше подчеркивало глаза. А макияж… Не было слов, чтобы описать его. Дамла снова сотворила чудо.

Я повернулась к девочкам, переполненная эмоциями, не зная, как их благодарить. Но Эрва вмешалась:

– Будь ты невестой, и то не выглядела бы лучше. Но поторопись: парень на улице уже, наверное, обледенел. И если ты вздумаешь сегодня расплакаться, даже полиция не защитит тебя от Дамлы.

Дамла в подтверждение похлопала по арсеналу у себя на поясе. Под смех подруг я вышла из дома.

Первый же порыв ледяного ветра заставил меня ссутулиться. Мы так и не подобрали к платью подходящее пальто, поэтому я ограничилась тонкой черной накидкой. В таком виде я рисковала простудиться, но девочки заявили, что красота требует жертв.

Я сделала несколько шагов и застыла на месте. Возможно, от того, что Эмир выглядел неотразимо. Но, возможно, и из-за того, что рядом с ним стоял Ахмет…

– Вот это поворот! – заметила у меня за спиной Су.

Я обернулась и увидела, как Эрва сдвинула брови. Ахмет же улыбался, но в его глазах читалось что-то неискреннее.

– Твой кулон отлично подходит к платью, – многозначительно сказал он.

Я машинально дотронулась до серебряного круассана на шее.

Эмир повернулся к Ахмету:

– Ты хотел сказать – наоборот, выбивается, – произнес он спокойно.

Ахмет шагнул ближе:

– Нет, я сказал именно то, что думал. Платья могут меняться, но кулон на ее груди – никогда.

Они стояли друг напротив друга, а я лишь хмурилась, наблюдая за этой бессмысленной сценой.

– Разве не так, Сахра?

Ахмет даже не смотрел на меня. Эмир больше не улыбался.

– Если ваша дискуссия о моде окончена, может, пойдем? – сказала я, дрожа от холода.

Эмир открыл дверь машины. Я кивнула Ахмету и села внутрь.

– Сахра… – раздался его голос.

Я посмотрела на него.

– Сегодня иди с ним и веселись. Но помни: завтра я буду здесь. Как и всегда.

Его взгляд говорил больше слов. Эмир захлопнул дверь и сел за руль, а Ахмет так и стоял в свете фар, держа руки в карманах, и улыбался.

Когда машина тронулась, последнее, что я увидела, – его улыбка.

Глава 7. Ромео и Джульетта

Минуты тянулись в тишине. Я уткнулась взглядом в приборную панель, от напряжения сведя брови до боли. Провела кончиками пальцев по лбу и закрыла глаза, пытаясь успокоить мысли.

Когда я повернулась к Эмиру, он выглядел не лучше. Я видела его таким лишь однажды – в ту ночь, когда он бросил «Эдем». Тогда он боялся потерять меня. Но сейчас? Я не понимала, что его тревожит.

Я дотронулась до его руки, и он посмотрел на меня. Волосы и атласный смокинг делали его похожим на богатого бизнесмена из 1950-х. И выглядел он чертовски привлекательно.

– Платье прекраснее, чем я могла представить, – сказала я, пытаясь разрядить обстановку.

Да и к чему переживать? Ахмет сказал: «Сегодня веселись. Завтра я буду здесь». Не знаю, что он имел в виду, но его слова, разочарования и обиды могли подождать до завтра. Сегодня – только мой вечер.

Я провела рукой по ткани:

– Я боялась, но должна признать: у тебя отличный вкус.

Эмир снова посмотрел на меня, на секунду задержавшись на моем кулоне, затем скользнул взглядом по платью и почти улыбнулся.

– Его хозяйка тоже была со вкусом, – сказал он, возвращая взгляд к дороге.

Я не ожидала, что платье окажется винтажным, и удивленно подняла брови:

– Хозяйка?

Прежде чем я успела спросить еще что-то, он потянулся к моим коленям. Я инстинктивно прижалась к сиденью, но он лишь рассмеялся, открыл бардачок, достал оттуда что-то и протянул мне:

– Вот.

Это была старая фотография. Я поднесла ее ближе к глазам. На снимке были женщина, мужчина и трое маленьких мальчиков. Они стояли в роскошном, ярко освещенном зале. Я мгновенно узнала темно-красное платье, облегавшее стройную фигуру женщины.

Мое платье. Точь-в-точь, лишь с небольшими изменениями.

Я вопросительно посмотрела на Эмира.

– Моя мама, – просто сказал он.

Я снова уставилась на фото. У женщины были такие же темные волосы, свободно ниспадающие на плечи. Глаза, кажется, тоже голубые. Но больше всего поражала ее улыбка – ослепительная, с ямочками на щеках.

Платье сидело на ней настолько идеально, что если на мне оно выглядело хотя бы вполовину так же хорошо – считай, мне повезло. Однако имелись и отличия: во-первых, тонкие бретели на фото были украшены стразами. Во-вторых, на боку имелся смелый разрез, которого на моем платье не было.

– Я отдавал платье в переделку, – пояснил Эмир, словно читая мои мысли. – Фасон не совсем соответствовал современным трендам. А я хотел, чтобы сегодня ты выглядела безупречно.

– А лямочки? – поинтересовалась я. – На фото они смотрятся потрясающе.

Мои познания в моде равнялись нулю, но глаза-то у меня все же были. Эта женщина выглядела как принцесса. Эмир покачал головой.

– Для твоего возраста это было бы слишком, Джульетта.

Я почувствовала себя участницей шоу, получившей низкий балл.

– О-о-о! – Я повернулась к нему, вздернув бровь. – А разрез? Он тоже не соответствовал современным трендам?

Эмир усмехнулся:

– Нет. Он не соответствовал моим правилам.

Я скрестила руки на груди:

– И каковы же эти правила?

Он повернулся, посмотрел мне в глаза, улыбнулся и подмигнул.

– Ноги любимой женщины должны принадлежать только мне.

Я не ответила. Не стала ничего говорить. Руки сами опустились на колени. Я развернулась к окну, чуть приоткрыла его и подставила лицо февральскому холоду. Потому что щеки у меня уже начинали краснеть в тон платью.

Я продолжала разглядывать фотографию, пока мы ехали. Трое мальчиков в смокингах, окруживших мать. Самым младшим, должно быть, был Эмир. Приглядевшись, я невольно улыбнулась. Он выглядел до невозможности мило – так, что сердце таяло. Если бы я могла перенестись в тот момент, то, как часто делала в последнее время, запустила бы пальцы в его волосы, чтобы их растрепать. Его глаза совсем не изменились. Уверена, даже тогда он одним взглядом сводил с ума всех окрестных девочек.

Двое других мальчиков, выглядевших на четыре-пять лет старше, вероятно, были его братьями. Эта женщина явно обладала безупречными генами – все трое детей словно сошли с открытки.

Я размышляла, где мог быть сделан снимок, как Эмир снова заговорил:

– Это был последний бал, куда мама поехала здоровой. После той ночи с каждым годом она становилась все слабее. Все больнее.

В его взгляд снова просочилась грусть. Каждый луч света, скользящий по его лицу, обращенному к дороге, словно делал эту печаль глубже. В тот момент Эмир показался мне на десять лет старше и одновременно – снова тем маленьким мальчиком с фотографии.

Я положила снимок на колени. Это был один из тех редких моментов, когда в броне Эмира появлялась трещина, куда можно было заглянуть.

– От чего… она умерла? – спросила я дрогнувшим голосом.

Он молчал так долго, что я уже решила – не ответит.

– Рак… – наконец произнес он.

Больше я не смела спрашивать. В этом одном слове прозвучало столько боли, сколько я даже представить не могла.

Не в силах видеть его печаль, я потянулась и взяла Эмира руку. Через несколько секунд его пальцы переплелись с моими. В тот момент у меня появилось чувство, что я не просто держу за руку избалованного красавца Эмира, а касаюсь ладони – и сердца – того маленького мальчика, который до сих пор скучает по маме.

Оставшуюся часть пути мы преодолели молча, но, когда машина остановилась, Эмир преобразился – будто его коснулась волшебная палочка. Он непринужденно кивнул парковщику, затем улыбнулся и предложил мне свою руку в качестве опоры. Другую руку он положил на лацкан пиджака, принимая вид галантного герцога, и помог мне выйти. Я не смогла сдержать смешок. Честно говоря, это был единственный способ справиться с нарастающим волнением.

Когда мне удалось оторвать взгляд от его красивого лица, я огляделась. И, рассмотрев гостей, поднимающихся по парадной лестнице, вдруг осознала, где мы находимся. Глазам не верилось. Я замерла на месте, и Эмир остановился вместе со мной. Знаю, он вопросительно смотрел на меня, но я была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Несколько секунд, которые показались мне вечностью, я молчала, затем повернулась к нему:

– Почему ты не сказал мне, что бал проходит во дворце Чыраган[14]?

Я всё никак не могла закрыть изумленно раскрытый рот. Эмир небрежно пожал плечами:

– Не подумал, что это важно.

Я не могла поверить его бесстрастности:

– Не подумал, что это важно?! Эмир, это же дворец! Дворец, в котором каждая девушка мечтает провести свадьбу! И ты решил, что упоминать об этом не стоит?

Еще до того, как я закончила, его улыбка растянулась во весь рот. Пальцы коснулись моей щеки:

– Если бы я знал, что это так тебя осчастливит, то сказал бы гораздо раньше.

Я улыбнулась, хоть и смущенно. Когда я снова повернулась к дворцу, Эмир спросил с легкой насмешкой:

– Значит, и ты, как все девушки, мечтаешь выйти замуж здесь?

Не в силах оторвать глаз от представшего моим глазам великолепия, я ответила:

– Уверяю тебя, до этого момента – нет. Я всегда закатывала глаза, слушая, как девчонки обсуждают свадьбы в этом дворце. В конце концов, тут люди сидели в заточении и умирали. Для меня это не дворец, а скорее тюрьма, только приукрашенная.

Он покачал головой, улыбаясь:

– Очень по-твоему. Ну и что ты думаешь сейчас?

Я глубоко вздохнула – настолько глубоко, что мое дыхание превратилось в пар на холодном воздухе:

– Сейчас я представляю себя в свадебном платье именно здесь.

Я улыбнулась с невинностью ребенка, а губы Эмира приблизились к моему лицу. Теплое дыхание коснулось щеки, затем уха, и я невольно закрыла глаза.

– А я представляю, как иду рядом с тобой, поднимающейся по этим ступеням в свадебном платье, – точно так же, как сейчас.

Я сглотнула. Открыв глаза, почувствовала, как перехватывает дыхание. Повернулась к нему, встретилась со взглядом его голубых глаз – сейчас они казались темнее оттенком и затягивали еще сильнее. Пожалуй, самое время надеть свой бронежилет.

– Думаю, нам стоит оставить мечты и вернуться в реальность. У нас же есть план, который нужно реализовать.

Эмир больше не принимал «Эдем», но сам по себе был достаточно умен, чтобы понять: этой фразой я пытаюсь вырваться из-под его обаяния. Его дыхание и лицо отдалились, губы сложились в тонкую улыбку. Он кивнул на здание, и мы начали подниматься по ступеням дворца, который в танце огней выглядел еще величественнее.

На улице, возможно, был минус, но я впервые за вечер не чувствовала холода. И даже позволила накидке соскользнуть с плеч – ведь я тоже хотела выглядеть безупречно, как этот дворец.

Когда наши имена сверили со списком гостей и мы переступили порог, я, словно полный энтузиазма турист, принялась оглядываться. Потом осознала, что судорожные движения головой делают меня похожей на припадочную, и взяла себя в руки. Решила вести себя как остальные гости – так, будто бываю здесь каждую неделю.

Моя растерянность явно забавляла Эмира – он улыбался, глядя не на интерьер, а на меня. Когда наши взгляды встретились, выражение его лица заставило улыбнуться и меня. Кажется, он был счастлив, что я рядом. И я, признаюсь, тоже была рада быть здесь с ним.

Эмир снял с моих плеч накидку и оставил в гардеробе перед входом в главный зал. Мы уже проходили через просторное фойе с двусторонней парадной лестницей и массивными золочеными дверьми, когда Эмир внезапно повернулся ко мне: