Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги
© Роман Кирлен, 2025
ISBN 978-5-0067-8441-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Настоящее произведение является художественным вымыслом.
Все персонажи, события, диалоги, описанные обстоятельства и организации в тексте созданы воображением автора.
Любые совпадения с реально существующими людьми, компаниями или событиями случайны и непреднамеренны.
Мнения и поступки персонажей отражают исключительно художественный замысел и не выражают взглядов автора.
Описания, содержащиеся в тексте, не являются руководством к действию и не могут использоваться в качестве практических инструкций.
Автор не преследует цели нанести вред кому-либо из реально существующих лиц или организаций.
Произведение не содержит цели пропаганды насилия, экстремизма, дискриминации или иных противоправных действий.
Интерпретация и возможное использование текста остаются на усмотрение читателей.
Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.
Матфея 6:26, 33
За каждым убеждением стоит сила, которую ты впускаешь в свою жизнь.
Автор
Глава 1. Холодное утро
Холодным зимним утром 1958 года молодая женщина всё же решилась. Она собрала для своего маленького сынишки всё самое тёплое и нужное: одеялко с одной только дырочкой, но зато натуральное, из верблюжьей шерсти, две лёгкие шапочки и одну тёпленькую, на завязках, чтобы ушки не продуло, три маечки с почти незаметными масляными пятнышками, штанишки, кофточку, полотенце, две пелёнки и носочки. Все вещи женщина прогладила с двух сторон и аккуратно уложила в корзину. Туда же положила: флягу с молоком, кастрюльку со свежесваренной манной кашей, перевязанную верёвкой, деревянную ложку, кружку, тарелку и вместо соски две жванки: жеваные кусочки хлеба, завернутые в марлю. Потом села и написала короткое письмо:
«Дорогая мамочка, сил моих больше нет. Помоги. Отправляю тебе сыночка Владика. Очень надеюсь, что наш быт скоро наладится, и тогда мы его заберём. Целую. Твоя дочь, Евгения.»
Слеза упала на бумагу, буквы расплылись, но времени переписывать не было. Евгения сложила письмо, завернула его в газету и положила в корзину. Затем она одела своего спящего малыша, накинула пальто и, обернув ребёнка широким шарфом, привязала его к себе. «Так будет надёжней», – подумала она.
Женщина посмотрела в зеркало. Её лицо выглядело уставшим, по щекам текли слёзы. Замотанная шарфом, с ребёнком на руках, она смотрелась так неуклюже. «Господи, на кого я похожа? В кого превратилась? Все! Хватит! Соберись!» – она хлопала себя по щекам, но это не помогало. Слёзы продолжали литься из глаз.
От её резких движений ребёнок всхлипнул. «Ш-ш-ш… спи, малыш! Спи…» – принялась она успокаивать малыша, качая и нежно его гладя. Ребёнок снова заснул.
«Присядем на дорожку», – еле слышно сказала она и села на табурет у выхода. Затем, переведя дух, она решительно поднялась.
«Ну что ж, пора…» – прошептала женщина, взяла корзину и шагнула за дверь.
На улице бушевала метель. Часть фонарей не работала и ей приходилось идти на ощупь почти в полной темноте. Она одной рукой машинально прижимала сына к груди, другой крепко держала корзину с вещами. К её мокрому от слёз лицу прилипали снежинки, они таяли и превращались в острые ледяные иглы. От резких порывов ветра эти иглы в кровь царапали её щёки и губы. Но она ничего не чувствовала.
У остановки стало светлее. Она подняла глаза – часы на столбе показывали пять часов пятьдесят четыре минуты. Через минуту подошёл трамвай.
Сынишка крепко спал у неё на коленях, раскачиваясь от движения транспорта. Это был крепкого телосложения годовалый мальчик с серьезными светло-серыми глазами и тёмными волосами. Она назвала своего сына Владиславом, Владиславом младшим, в честь отца ребёнка, своего мужа, надеясь, что этим сможет заставить мужа любить её сильнее и крепко привязать его к себе. Можно сказать, с характером сына ей повезло. У других мамаш дети кричат, что-то требуют, а этот нет, только пискнуть изредка может. Она и не помнила, когда сын плакал в последний раз. Воспоминания плыли в её голове…
Она познакомилась с будущим мужем пять лет назад, когда начала работать преподавателем химии в сельскохозяйственном техникуме. Владислав учился на вечернем отделении.
Он – красавец-мужчина, спортивный, широкоплечий, блондин с голубыми глазами, на три года моложе её – сразу обратил внимание на новенькую молодую учительницу химии. Начал ухаживать, говорил, что она умная, интересная, а другие девушки, по сравнению с ней, – простушки, с которыми скучно.
Владислав по контракту служил в армии и жил в казарме. Молодые начали встречаться. Через четыре года они поженились. Им выделили отдельную комнату в армейском общежитии, куда молодожёны сразу переехали. Спустя год у них родился сын.
Вначале всё было хорошо, и казалось, вот оно счастье: семья, сын, отдельная комната, работа. Но уже через пару месяцев стало очевидно, что заботы о ребёнке подкосили их семейную идиллию. Евгении приходилось всё свое свободное время уделять сыну, времени на себя и мужа не хватало. Владислав чувствовал растерянность.
Молодые решили поехать к свекрови, показать внука. Свекровь, как только увидела сына, заулыбалась, подбежала к нему и, обняв, расплакалась.
– Не надо мама, не плачь, – успокаивал её Владислав. – Всё же хорошо!
– Вижу, – покосившись на невестку и внука, бросила женщина. – Сынок, дорогой, ты проходи, садись, а то с дороги устал, небось. Вот картошечка, только с грядки, – вытирая слёзы, суетилась женщина.
Владислав послушно сел за стол. Евгения же, продолжала стоять, держа на руках сына. С недоумением и горечью, она наблюдала за мужем и свекровью. В её нутре все переворачивалось. Не такую встречу она ожидала!
– Что стоите? Садитесь, – наконец обратился Владислав к жене с сыном.
– Только тарелку принеси себе. На кухне найдёшь, – злобно добавила свекровь.
За столом свекровь общалась только со своим сыном, не замечая невестки и внука. Евгения была в ярости, но сдержала себя. Сцен она не устраивала и дотерпела до конца поездки. Женщина решила, что её ноги больше не будет в доме свекрови. После этого Владислав ездил к своей матери один.
Позже Евгения узнала, что свекровь невзлюбила её с самого начала, считая слишком старой для своего сына, и внука она не признала, думая, что Евгения его нагуляла. Сыну своему она так и говорила: «Ты посмотри! У внучка-то нос не твой, цвет волос не твой… Не похож он на тебя, и все тут! Не наша порода! Нагуляла девка, эта старуха! Мне она сразу не понравилась, а ты тюфяк-тюфяком!»
Владислав с матерью не спорил, а наоборот, и сам стал сомневаться в своем отцовстве и сына поэтому недолюбливал. Всю заботу о ребенке он посчитал нужным отдать Евгении. «Она мать, вот пусть заботится о своём ребёнке! Не мужское это дело пелёнки стирать. Как бы там ни было, главное – это пробиться в жизни, сделать карьеру, чтобы начальство ценило, и карманы были набиты деньгами. Если это будет, значит и всё у меня будет. А жена всё стерпит и простит, а не простит – значит, будет другая», – размышлял он.
Первое время Евгения пыталась понять мужа, помочь ему полюбить сына, но со временем опустила руки и незаметно для себя, где-то в подсознании, и сама стала воспринимать ребёнка как тяжёлый свой крест. «Ну, почему ты не блондин? Почему не похож на своего отца? За что мне такое наказание?» – злилась она на сына.
Трамвай дёрнулся. Мысли прервались. Евгения посмотрела в окно. За окном пробивались первые лучи рассвета, метель поутихла. Она снова погрузилась в свои воспоминания…
Как-то раз они с мужем пошли в кино на новый мистический фильм Жана Кокто «Орфей». Их сыну было тогда месяцев восемь или девять.
– Эй, Женя, поторапливайся! Время! – кричал с порога Владислав.
– Иду! Иду! Вот только сыночка укрою, – отвечала она.
Зал в кинотеатре был переполнен, супруги с предвкушением уселись на свои места в пятом ряду. Начался фильм о любви женщины Смерти к человеку, своему земному избраннику. Роль избранника исполнял Жан Маре. Посмотрев фильм, на обратном пути супруги решили зайти в кафе. «Дорогой, как ты думаешь, в чём смысл? Почему Смерть не оставила Орфея у себя в преисподней? Зачем она принесла себя в жертву? Ведь Смерть понимала, что, отпуская его, он к ней больше не вернется, а останется с земной женщиной Эвридикой», – задумчиво спросила Евгения своего мужа, откусывая кусочек булочки и запивая кофе. Муж ничего ей не ответил, только пожал плечами. Евгения тяжело вздохнула и молча допила свой кофе.
Супруги вернулись домой поздно. Не успели они войти, как услышали из комнаты приглушённый звук, похожий на стон ветра: «н-н-н». От неожиданности они оцепенели.
«Что-то с сыном?!» – через мгновение испуганно крикнула Евгения.
Супруги вбежали в комнату.
Нащупав выключатель, Владислав включил свет – и они увидели.
А сынок-то их не спит, стоит в своей кроватке весь мокрый. Его простыня, одеяло и подушка тоже мокрые. Пустая бутылка из-под молока валяется посреди кроватки.
Малыш, не обращая внимания на вошедших родителей, смотрит в стену напротив и раскачивается взад-вперёд, тихо произнося этот странный звук: «н-н-н-н».
– Сколько времени нас не было? – резко спросила у мужа Евгения.
– Часов пять, наверное, – спокойно ответил Владислав.
Сердце у Евгении защемило. Она быстро принялась мыть и переодевать малыша, менять белье в кроватке, затем стала его кормить. «Прости, нас сынок! Прости, дорогой!» – шептала она сыну.
Прошло около часа.
– У нас ужин сегодня будет? – подходя к Евгении, спросил муж.
– Возьми в холодильнике! Не видишь, я занята? – грубо ответила ему Евгения.
– Понятно! – сердито сказал Владислав и отправился на кухню.
Отношения у супругов в последнее время были натянутыми. Один быт и никакой радости. Владислав стал возвращаться домой всё позднее и позднее, а один раз и вовсе вернулся под утро. Как только он зашёл, Евгения сразу почувствовала, что что-то не так. От него, от его рубашки пахло женщиной, женскими духами.
– Ты где был? – спросила она, и подготовилась выслушать какую-нибудь ложь.
– Соседка Зойка позвала. Они с Лёшей поругались. Он ушел из дома. Я ходил его искать, потом долго сидел у них на кухне… Мы разговаривали. Хочешь, иди проверь, – с недовольным видом объяснял Владислав.
– И что, они помирились?
– Да. Не веришь? Иди спроси. Можешь прямо сейчас идти. Они не спят… Вопросов больше нет? – с ухмылкой спросил муж.
Евгения промолчала.
– Давай поесть! Что там у нас сегодня?
– Жареная картошка.
– Женя, почему каждый день одно и то же? – взорвавшись от накопившихся обид, не выдержал Владислав. – Я понимаю: тебе некогда, работа, ребёнок… Но в чём дело? Можно ведь и мужу наконец-то! – уделить немного времени. Сейчас я живу хуже, чем раньше!
Вот когда я был один – питался, уж точно, получше. Мог позволить себе три раза в день в столовую ходить. А сейчас? Что? Зачем мне всё это? В чём смысл твоей семьи – скажи?
– Смысл семьи? Да в том, что в семье разное бывает. А я… я закрутилась совсем. Ты хочешь сказать, у нас не было хороших моментов?.. Мы же должны друг другу помогать, поддерживать! Иногда надо и чем-то жертвовать ради семьи! – повышая голос, ответила ему Евгения.
– Жертвовать? Друг другу помогать, говоришь? Какая от тебя помощь? Ты же накормить толком не можешь! – раздраженно продолжал Владислав. – Посмотри, в кого я превратился! – рассматривая себя в зеркале, сказал он. – Нет! Я не готов на такие жертвы! Вот ты чем жертвуешь ради семьи? И не говори мне про сына! Наша семья – это не только ребёнок.
– Да я… я все свое свободное время трачу на вас. Времени на себя не остаётся. Ты же знаешь, что я даже в аспирантуру не пошла… – пыталась оправдываться Евгения.
– В аспирантуру не пошла ради семьи? – перебил её Владислав. – И в чём смысл твоего поступка? Это слабость твоя, а не жертва! Жертва должна приносить пользу. Пользу, ты слышишь! А ты говоришь, что ради семьи ты не пошла в аспирантуру, и следовательно, не сделаешь карьеру, не будешь зарабатывать больше, чтобы мы, твоя семья, могли жить лучше. Какая в этом польза? Это бессмысленная жертва! Думаешь, Владик, когда вырастет, скажет тебе спасибо, что ты ради него загубила свою жизнь? Да и мне такие жертвы не нужны. Посмотри на себя! Ходишь в одном и том же, только меня позоришь! И вообще, зачем ты рожала? Надо было вначале на ноги встать. Я говорил тебе, не торопись, но ты так решила! Вот и думай теперь сама. Значит так – я считаю, кто главнее в семье, тот и должен получать все самое лучшее. А у нас пока получается наоборот. Я с таким положением дел не согласен! Не знаю, как дальше мы будем жить, но точно знаю, что жареную картошку я ем последний раз! – резко подвёл итог Владислав и тут же вышел из комнаты.
Евгения, еле сдерживая слезы, подошла к кроватке сына и села рядом на стул. «Ну всё!» – глядя на сына, напряженно, сжав зубы думала она. «Ребёнок забирает всё моё время. На мужа и себя времени не остается, это точно. Если всё оставить как есть, муж меня точно бросит. А кому я буду нужна? Немолодая уже, да ещё и с ребёнком. Надо что-то менять. Как найти на всё время? Куда деть сына? Надо срочно привести себя в порядок. Всё! На этой неделе запишусь в парикмахерскую, куплю обновки и стану подводить на глазах стрелки как сейчас модно! Где взять на всё денег?.. Придется поменьше тратить на сына. А что?! Как дети на войне жили. И сын у меня справится. Сейчас главное – сохранить семью!..»
Когда она немного успокоилась, муж уже крепко спал. Она тихонько разделась и легла рядом с ним. Мысли не давали ей уснуть:
«…Надо найти время! Куда же деть сына? Жаль, что садик не круглосуточный – так можно было бы его оставлять в садике, а на выходные забирать домой. Может, попробовать договориться с какой-нибудь нянечкой, чтобы она ребёнка к себе домой забирала? Или найти женщину, которая за ним будет присматривать? Как жаль, что моей мамы нет рядом!» – напряжённо думала она.
И тут её, как молнией, пронзило. Сон тут же пропал. Евгения уже не могла лежать – она резко села на кровать.
«А что, если… отдать сына моей маме в деревню, на Урал?» – внезапно осенило её.
«Точно! Мама живёт одна, ребёнок скрасит её одиночество, а у меня наконец появится время на себя и на мужа. Все будут рады! И сын под присмотром, и жизнь семейная наладится. Это же выход!» – восторженно думала она.
Евгения готова была прыгать от счастья, что решение найдено. Но тут она вспомнила, как мечтала о ребёнке, как мечтала ухаживать за ним, вспомнила, как в родильном доме держала его и ощущала себя такой счастливой.
«Нет, я так не могу! Зачем я рожала? Чтобы ребёнка бабушке отдать? Он ведь маленький ещё. Моя мама может не справиться. А если он заболеет? Там же врачей поблизости нет.
Если не сейчас – потом будет поздно! Муж точно уйдёт. А женщина с ребёнком никому не нужна! Нет, этого допустить нельзя! Надо ребёнка отдать маме, а мы с Владиславом постараемся побыстрее встать на ноги, и тогда его заберём. И сыночку лучше будет у мамы – на свежем воздухе, на деревенских продуктах».
Евгения колебалась, не могла принять окончательное решение. Она чувствовала, что лучше бы оставить малыша здесь, дома, но как это сделать без последствий для семейной жизни – она не знала. Придётся всё же выбирать, чем-то жертвовать – или мужем, или сыном!
Она встала с кровати и на цыпочках подошла к кроватке сына.
«Прости меня! Прости! Я всё делала для тебя, мой милый. Больше уже не могу. Папа у тебя хороший, надо ему помочь, сынок. Он работает, нас обеспечивает, всё делает ради семьи, ради нашего счастливого будущего. Папа твой прав – надо что-то менять.
Как же тебя довезти до деревни? Каникулы закончились, отпуск мне никто не даст. С кем же тебя отправить? Надо поспрашивать на работе, у соседей – может, кто-то и согласится тебя отвезти. Слава Богу, что характер у тебя спокойный», – шептала она, глядя на сына.
Всю следующую неделю Евгения пыталась найти человека, который смог бы отвезти сына. В результате согласились сторож-пьянчужка и соседка Клавдия – та ещё сплетница. Эти претенденты никак ей не подходили. Она судорожно перебирала возможные варианты:
«Муж? Не поедет – он работает. Может, на больничный? Нет, не получится! Меня же обязательно придут навещать коллеги и ученики – обман сразу раскроется. Так и до увольнения недалеко! Что же делать? Неужели ничего не получится?»
И тут неожиданная мысль пришла ей в голову:
«А что, если пойти на железнодорожный вокзал, найти подходящую опрятную женщину без вредных привычек и отправить с ней сына? А там, на Урале, бабушка его встретит?»
Она задумалась:
«Дома же ребёнок один остаётся. Это же то же самое. Он же спокойный, невредный ребёнок. Я понимаю – если бы ребёнок был неспокойный, кричал – такого точно нельзя одного отправлять. А мой-то – самый, что ни на есть, душка: такой милый и тихий. Что с ним может случиться?» – задумалась она.
«А даже если и случится – значит, это судьба!»
Евгения вздрогнула от последней своей мысли, но почувствовав холодное, но ощутимое чувство облегчения она успокоилась.
«Ведь сын – в тягость! Зачем врать себе? Так оно и есть! Он, кроме меня, никому и не нужен. Хотя?! Маме моей, наверное, тоже нужен внучек. А если с ним и случится что-нибудь – значит, так лучше будет. Видит Бог, я сделала всё, что в моих силах. Теперь жизнь его вверяю тебе, Господи! Как решишь, Господи, так мы и примем – со смирением. Никто зла сыночку не желает. Только из добрых побуждений я его отправляю. Думаю, ничего не случится. Решено! Завтра с утра его и отправлю».
Вот и её остановка. Воспоминания оборвались. Евгения с сыном вышли из трамвая. Ребёнок проснулся и шёл, держась за мамину руку.
– Надо ещё билет тебе купить, – сказала Евгения сыну, закрывая его лицо от ветра шарфом.
Малыш тянул её за руку.
– Куда же ты так? Не тяни! Подожди!
Они направились к привокзальным кассам. Спешно переходя через дорогу, Евгения не заметила, что прямо на них по дороге несётся грузовик. Вдруг она услышала громкий сигнал, визг тормозов и, испугавшись, на мгновение отпустила руку сына. Всё произошло так быстро, что женщина не успела опомниться: её отбросило назад, корзина выпала из рук, и детские вещи рассыпались вдоль дороги.
– … Может, скорую вызвать? – приходя в себя, услышала Евгения. Она открыла глаза, и увидела, что над ней склонился встревоженный мужчина. Это был водитель того самого грузовика. Вокруг собралась толпа зевак.
– Нет, не надо скорую, – тихо ответила она, пытаясь вспомнить, что произошло.
Водитель помог ей встать и отряхнуться от снега. Он внимательно её осмотрел.
– Где мой сын? – спросила она через пару секунд.
Никто ей не ответил.
– Владик! Владик! Ты где? – закричала Евгения, оглядываясь по сторонам.
Возникшая мысль о смерти сына заставила её вздрогнуть. Отмахнувшись от неё, она не теряла надежды.
– Где мой сын? Помогите! Сын пропал! – закричала она с новой силой и порывисто стала искать сына глазами.
– Женщина, женщина, посмотрите! Может, это Ваш ребёнок? – дергала её за плечо старушка.
– Где? Где? – оглянувшись, прокричала Евгения.
Старушка указала рукой на противоположную сторону улицы.
Малыш одиноко стоял совсем близко к дороге. Мимо него проносились машины, а он спокойно разглядывал снежинки на своих варежках.
«Дорогой мой! Сынок!» – бросилась Евгения к сыну. Она перебежала улицу, схватила сына на руки и крепко его обняла. Некоторое время она так и стояла, прижав сына к себе и вспоминая момент опасности: «Я испугалась только за себя, за свою жизнь! Я напрочь забыла, что у меня есть сын!»
В это время она чувствовала, как холодные мурашки, сбивая дыхание, пронзали её грудь.
«Так! Сколько времени?» – опомнилась она и посмотрела на часы. До поезда оставалось сорок минут.
«Успеваем!» – с облегчением подумала Евгения и, не обращая внимания на толпу зевак, стала быстро складывать разбросанные вещи в корзину. Рядом в сугробе она нашла флягу с молоком и кастрюлю с кашей, плотно обмотанную веревкой.
«Все на месте. Значит, все правильно делаем! Скорей, скорей, надо ещё женщину найти подходящую», – подумала она и быстрым шагом с ребёнком на руках направилась на вокзал.
Поезд на Урал уже подошёл.
Двери были открыты, и пассажиры медленно подходили к своим вагонам. Евгения огляделась. Рядом с ней стояла молодая пара: полноватая женщина, одетая в старенькое пальто, валенки, ушанку, и мужчина в тулупе, высоких сапогах и с папиросой в зубах.
«Нет! Эти не подходят», – решила она. «Он курит! Да и выглядят они как-то простовато».
Чуть дальше, в толпе, она увидела одинокую женщину средних лет в красивой песцовой шапке. Женщина не спеша подходила к вагону поезда. В руках она несла небольшой чемодан.
«Вот эта! Опрятная. Едет одна. Она уж точно будет приглядывать за сыном», – решила Евгения.
– Извините, – подходя к женщине, запинаясь и краснея, начала Евгения. – Вы… едете на этом поезде?.. На Урал?
– Да, – с интересом посмотрев на Евгению, ответила женщина в песцовой шапке.
– Извините, вы не могли бы передать кое-что? Я заплачу пятьдесят рублей.
– Что вам передать? Давайте! – заметно приободрившись, ответила женщина.
– Вот! – Евгения протянула женщине корзину. – Это корзинка с вещами. Там внутри письмо. И… ребёнок, – смущаясь показывая сына, сказала Евгения.
– Ребёнок? – удивилась женщина, посмотрев на Владика.
– Вы не переживайте! Это мой сын. Он очень спокойный, не плачет. Я здесь всё собрала для него. Как раз на пару дней хватит, пока будете ехать. А там, на Урале, моя мама с поезда вас встретит и заберёт своего внука.
– Спокойный говорите? А чем его кормить? Что вы там собрали? И как я его повезу? Билет на него есть?
– Билет таким маленьким не требуется, мне только сейчас в кассе пояснили. Вот, остаётся только с вами договориться и с проводником. Вы не переживайте, всё документы в порядке. Вот справка о рождении. Всё в порядке, – ответила Евгения, показывая документы сына. – Кормить его очень просто. Молоком и кашей. Всё здесь, в корзине. Вот ещё, две жванки и одежда для ребёнка, – объясняла Евгения, вынимая и показывая содержимое корзины.
– Ну… ладно! Давайте, – внимательно рассмотрев все вещи и немного подумав, сказала женщина.
– Спасибо! Вы меня очень выручили.
Достав из кармана пятьдесят рублей, Евгения передала их женщине.
Оформление у проводника заняло минут десять.
Посадив сына на кушетку, Евгения сняла с него шапку, варежки, тулупчик и аккуратно повесила одежду на крючок рядом с кушеткой. Затем, указывая на новую знакомую, она сказала сыну:
– Милый, вот тётя. Ты поедешь с этой тётей к твоей бабушке, понял? Мой дорогой, ничего не бойся и веди себя хорошо. Ты у меня сильный. Я знаю, ты справишься.
Евгения села напротив сына и внимательно посмотрела на него. Материнское сердце сжалось.
– Давай я тебе молочка налью.
Сдерживая слезы, она достала из корзины флягу, налила в кружку немного молока и дала её сыну. Послышался гудок поезда.
– Поезд, вот-вот поедет. Вы идите, идите. Мы разберёмся, – посмотрев на часы, вмешалась новая знакомая.
– Ну… я пошла. Хорошей вам дороги! – попрощалась Евгения.
Она обняла и поцеловала сына и, оставив его сидеть рядом с новой знакомой, быстро ушла.
Мальчик спокойно смотрел на удаляющуюся из вагона мать.
Поезд тронулся. Евгения провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из вида.
«Вот и всё! Всё будет хорошо. Женщина порядочная. Довезёт», – выдохнув, подумала она.
Евгения зашла на почту и отправила своей матери срочную телеграмму о приезде внука.
Она чувствовала, как тяжелая ноша спала с её плеч, появилось ощущение легкости, вернулся вкус к жизни.
«Наконец-то я смогу заняться собой, смогу уделять больше времени мужу. А сын – в надёжных руках, мама о нём позаботится», – думала она, возвращаясь домой.
Глава 2. Бабушка
Настасья Никифоровна, мать Евгении, жила одна в небольшой уральской деревне. Эта была среднего роста худощавая женщина пятидесяти семи лет с густыми, черными как смоль с легкой проседью волосами, которые она убирала в пучок. У неё были выразительные глаза и спокойный нрав. Она гордилась своей единственной дочерью, которая получила два высших образования, вышла замуж, родила сына. При каждом возможном случае женщина рассказывала о дочери соседям.
Рано утром Настасью Никифоровну разбудил стук в окно. Накинув халат, женщина открыла дверь. Это был почтальон.
– Ну, Никифоровна, весточку тебе принес. Завтра внук к тебе приезжает.
– Как внук? Малыш?! Завтра? – растерялась женщина.
– Точно так! В одиннадцать часов, – ответил почтальон и передал ей телеграмму.
Взяв телеграмму в руки, Настасья Никифоровна медленно прочитала:
«Поезд четверг 11.00 встречай внука 3 вагон Привезет женщина Целую Евгения».
Своего внука Настасья Никифоровна ни разу не видела, только знала, что родился он в феврале прошлого года. Впрочем, зятя она тоже не видела. Молодые всё хотели приехать, но поездка каждый раз откладывалась.
«Что случилось? Почему так внезапно? Что за женщина привезет моего внука?» – задавалась вопросами Настасья Никифоровна.
«Надо помочь! Я помогу, помогу».
На следующий день с первой повозкой женщина отправилась на вокзал.
«Ну вот и поезд с моим внуком идет» – увидев вдали приближающийся поезд, оживленно подумала Настасья Никифоровна и ещё раз внимательно перечитала телеграмму.
Она дождалась, когда поезд остановился и подошла к третьему вагону. Двери вагона открылись. Настасья Никифоровна стала пристально разглядывать, выходящих из вагона пассажиров, ища среди них маленького ребёнка.
Вскоре из вагона вышла женщина с мальчиком на руках, а с ней ещё две девочки лет пяти. Женщине помогал молодой мужчина, затем он вернулся в вагон за чемоданами.
«Наверно, это мой внучек у неё на руках», – подумала Настасья Никифоровна и подошла к женщине.
– Здравствуйте. Это ваш ребёночек? – глядя на ребёнка на руках у женщины, ласково спросила Настасья Никифоровна.
– Да, мой. А вам чего бабуля? – испуганно ответила женщина.
– Вам чего мамаша? – за спиной раздался мужской голос.
Настасья Никифоровна обернулась. Перед ней стоял молодой мужчина с увесистым чемоданом в руках. Он грозно смотрел на неё.
– Нет, нет, ничего! Я ошиблась, извините, – опустив глаза, ответила Настасья Никифоровна и отошла в сторону.
Молодая семья смотрела на неё с недоумением и опаской.
«Где же мой внучок? Что же делать?» – переживала Настасья Никифоровна.
Пассажиры продолжали выходить из вагона, а ребёнка все не было. Настасья Никифоровна подошла к проводнице.
– Подскажите, пожалуйста, у вас ехала женщина с маленьким годовалым мальчиком?
– Да, несколько таких было. Смотрите вот одна стоит, – указывая рукой вдоль вагона, ответила проводница.
Около поезда стояла немолодая женщина, в руках которой был конверт с ребенком. Лицо ребёнка было закрыто. Женщина нервно оглядывалась по сторонам.
«Ой, ой! Как же я её пропустила!» – Настасья Никифоровна бросилась к этой женщине.
– Здравствуйте! У вас ребёночек.., – начала она.
– Да! Вам его передать? – резко перебила её женщина.
– Передать?!.. Да, да, мне передать! Это мой внук! – протягивая руки, радостно сказала Настасья Никифоровна.
– На, вот, берите! Он немного простыл в дороге, – суетливо сказала женщина, отдавая ребёнка и пряча глаза. – Вот, ещё вам просили передать, – она подвинула корзину к ногам Настасьи Никифоровны. – Там внутри письмо от вашей дочери.
После этого она взяла стоящий рядом чемодан и быстрым шагом направилась к выходу.
– Спасибо Вам! Спасибо большое! – только и успела крикнуть ей вслед Настасья Никифоровна.
«Ну, Слава Богу!» – вздохнула бабушка, и приоткрыла лицо внука.
Мальчик лежал неподвижно с закрытыми глазами, лицо его было грязное от молока, с засохшими корочками на щеках.
«Господи, он хоть живой?» – Настасья Никифоровна прислонила ухо к его ноздрям. Она почувствовала тёплое, скрипучее дыхание.
«Живой! Слава Богу! Скорей домой!»
Дорога до дома заняла три часа. Сначала они ехали на грузовике, затем на телеге уже до дома. Малыш спал у неё на руках, издавая еле слышные хрипы.
В пути Настасья Никифоровна прочитала письмо от дочери.
«…Ой, доченька, доченька! Обратились бы ко мне – я бы всё бросила, приехала, забрала внука», – недоумевала она. – «Как-то не по-людски получилось… Он же чуть живой, мой родненький…
Вот я дочь вырастила, а она – никудышная мать оказалась, довела сына до такого состояния!.. Но если ей плохо, то и мне плохо. Господи, сними с неё этот грех! Я готова принять её грехи на себя… Забери у меня всё, Господи, во искупление этого греха. Пусть только у моей дочери всё будет хорошо. Всё отдам ради жизни и спокойствия дочери и внука.
Обещаю – сделаю всё, что в моих силах, для кровиночки моей! Прошу тебя, Господи, пусть с внучком моим всё будет хорошо! Дай ему силы перенести это испытание! Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь», – Настасья Никифоровна перекрестила себя и внука.
«…Какой же ты красивый, мой бедненький. Носик, губки – всё моё, всё наше», – глядя на измождённое лицо внука, с умилением думала она.
«…Что человеку нужно для счастья?.. Когда близкие рядом – не в этом ли счастье? И пусть тяжело, но знаешь, что сам выдержал и другому помог, – от одного только этого в душе хорошо, в душе – порядок…
А благополучие в чём? В налаженном ли быте?.. Может, оно и так, но для меня всё же важнее благополучие в душе, а остальное всё приложится. А если не приложится – тогда и так хорошо. Главное – чтобы близкие были живы-здоровы. Ведь это уже и есть счастье.
Господи Боже, спаси и сохрани моё дитятко! Прости, Господи! Спаси и сохрани!..» – молилась она всю оставшуюся дорогу.
Дома Настасья Никифоровна развернула внука. Его одеяло было грязным и жёстким от высохших испражнений. Худенький, грязный мальчик предстал перед её взором. От него дурно пахло. Настасья Никифоровна раздела малыша, всю его грязную одежду сразу бросила в печку, тщательно помыла внука, завернула его в чистые простыни и положила на кровать. За всё это время мальчик так и не очнулся. Она принялась отпаивать его тёплой водой. Весь день она пыталась привести внука в сознание, но ребёнок так и не открыл глаза.
Настасья Никифоровна понимала, что её внук находится в тяжёлом состоянии. Она обратилась за помощью к соседке и попросила её привести врача из соседней деревни.
– Настя, беда! Сегодня-завтра врач никак не сможет прийти. Своих больных много. Да и ехать ему не на чем, а путь-то неблизкий, – вернувшись поздно вечером, сообщила ей соседка.
– Ой, Господи, что делать-то? Что делать? – закрыв лицо руками, мучительно твердила Настасья Никифоровна.
– …А может, к Матроне? – предложила соседка.
Настасья Никифоровна тут же перестала причитать, убрала руки от лица и решительно сказала:
– Да! Остаётся только к Матроне! Только к Матроне!
Матрона была местной знахаркой-колдуньей. Сколько ей лет – никто не знал. Выглядела она дряхлой старухой, но глаза у неё были чистые, живые, пронзительные. Жители близлежащих деревень часто обращались к ней со своими проблемами – у кого скот гибнет, у кого здоровье шалит, кто с несчастной любовью приходит… Роды она тоже принимала. Она брала всех, а кому помочь не могла – тому сразу говорила: «Не возьмусь!»
«Хоть бы Матрона не отказала!» – переживала Настасья Никифоровна. Она открыла шкатулку, взяла своё единственное кольцо – память о муже – и направилась в путь.
Через пару часов она стояла на пороге избы Матроны с внуком на руках. Входная дверь была не заперта. Настасья Никифоровна вошла в сени. Прямо перед собой она увидела пожилую женщину с тощей, больной козой. Правее, сбоку, сидела молодая девушка, читавшая Псалтырь. Далее – пожилой мужчина в капюшоне, с одним глазом. Он очень пристально стал смотреть своим выпуклым глазом на Настасью Никифоровну. Женщине стало как-то жутковато.
Посередине сеней стояла большая корзина, наполненная всякой всячиной вперемешку: продуктами, деньгами, украшениями, одеждой. Настасья Никифоровна аккуратно положила своё колечко в корзину, села на свободное место на скамейке, в самом дальнем углу сеней и стала ждать.
Матрона никогда не спрашивала людей, которые к ней приходили, о их болезнях, проблемах – она всегда сама определяла причину обращения. Ей достаточно было взглянуть на человека – и всё становилось ясно. С колдуньей не было принято разговаривать – надо было только отвечать на её вопросы.
Прошло около часа. Открылась внутренняя дверь избы, в сени вышла Матрона.
– Принёс? – обратилась она к одноглазому мужчине в капюшоне.
– Да, сегодня только двух поймал, – ответил мужчина и показала холщовый мешок с чем-то движущимся внутри.
– Давай. Вот тебе, – сказала она, передавая ему пару монет. Затем взяла мешок и пошла к себе. Мужчина поблагодарил знахарку и ушёл.
Минут через десять Матрона снова появилась и сразу направилась к женщине с козой.
– Вот, козе твоей отвар приготовила. По десять капель давай – один раз, на заходе солнца. Недели через две полегчает ей. Молоко каждый день выдаивай, но не пей – и смотри, чтоб ребятишки не брали. Выливай, но только не в огород – в лес уноси и там, под ёлкой, выливай. Как закончится отвар – поправится твоя Мурёнка, и молоко её можно будет пить, – сказала Матрона.
– Хорошо! Спасибо, Матронушка, – с благодарностью ответила женщина, поклонилась ей и ушла.
Затем Матрона повернулась в сторону Настасьи Никифоровны и пронзительно посмотрела ей прямо в глаза. Настасье было неуютно, но взгляд свой она не отвела.
– Как тебя там… Настя?
– Да, Настя, – вставая, покорно ответила она.
– Давай, неси внука твоего. Спасать его будем! – скомандовала Матрона и пошла в свою комнату, оставив за собой дверь открытой.
Настасья Никифоровна с внуком на руках вошла в комнату Матроны и закрыла за собой дверь.
Это была полутёмная, небольшая комната с круглым столом посередине. На стенах висели разные травы и чучела животных. На полках вдоль стен и на полу стояли банки с растворами разной ёмкости. Настасья Никифоровна заметила огромную стеклянную банку, стоявшую на полу, наполненную прозрачной жидкостью, в которой извивалась большая змея. Женщина содрогнулась, но испуг свой изо всех сил старалась не показывать.
– Ложи его на стол и раздевай. Всего раздевай, слышишь? До гола! – повелительно сказала Матрона.
Настасья Никифоровна послушно положила внука на стол и стала спешно разворачивать одеяло и пелёнки. Мальчик не шевелился.
– Иди, сядь, – сказала Матрона, рукой показав на скамейку у стены. Женщина выполнила указание.
Сама Матрона взяла с полки красную свечу, зажгла её и подошла к мальчику. Ребёнок лежал на столе неподвижно, с закрытыми глазами и, казалось, даже не дышал. Она медленно провела своей рукой над его телом, задерживаясь у головы, груди, живота.
– Дело плохо. Обещать ничего не могу, – сказала Матрона.
– Матрона, милая, сделай, что сможешь! Дом продам! – взмолилась Настасья Никифоровна, вскочив со скамейки.
– Этого не потребуется. Сейчас твоя задача – молчать! Что бы ни происходило, слышишь? Сидеть и молчать! – громким голосом прервала её Матрона.
Настасья Никифоровна послушно села.
Матрона подошла к полке, взяла одну из своих банок и поставила её на стол, где лежал малыш. Это была небольшая, пол-литровая банка с содержимым насыщенного темно-фиолетового цвета. Она налила этот раствор в кружку и залпом его выпила, закрыла глаза, села на табуретку рядом с мальчиком и начала монотонно что-то говорить на непонятном языке. Так она говорила минут пять, затем сменила интонацию – и стала будто бы разговаривать с кем-то: задавала вопросы, отвечала, уточняла. Минут через пятнадцать она открыла глаза… Её глаза стали ярко-красного цвета. Колдунья встала, расправила плечи и твёрдой походкой вышла из комнаты.
Настасья Никифоровна вздрогнула от увиденного, но тут же взяла себя в руки. Она старалась дышать беззвучно. Ей становилось страшно, но желание, во что бы то ни стало, спасти внука, было сильнее её страха.
– Господи, спаси и сохрани! – шептала она.
Через пару минут Матрона вернулась. В руках у неё был огромный белый петух. Таких Настасья Никифоровна ещё не видела. Петух смирно сидел в руках Матроны. Колдунья налила тот же тёмно-фиолетовый раствор в кружку, из которой пила сама, и поднесла кружку к клюву петуха. Петух послушно стал пить эту темную жидкость. Затем он спрыгнул из её рук на стол и покорно сел рядом с мальчиком.
Тем временем Матрона медленно подошла к стене и взяла висящий на ней топор. Приблизившись к петуху, она крепко взяла его за обе ноги и перевернула вниз головой. Петух, на удивление, был спокоен и не сопротивлялся. Колдунья положила голову петуха на деревянную ступку, стоявшую у стола, придавила коленом и… резко отрубила ему голову. Окровавленная голова петуха покатилась к ногам Настасьи Никифоровны, забрызгивая кровью всё вокруг. Тело петуха начало биться в конвульсиях, судорожно махая крыльями. Матрона продолжала крепко держать петуха за ноги.
В глазах Настасьи Никифоровны был ужас. Она не переставала креститься и губами читать молитвы.
Через пару минут тело петуха перестало биться. Матрона разжала руки, спокойно из-под стола взяла пустой таз, поставила его рядом с мальчиком и крепко зацепила тело петуха за верёвку, свисающую с потолка. Обезглавленное тело петуха повисло над столом, его кровь полилась в таз ручейком. Матрона начала смачивать свои руки этой кровью и мазать тело малыша, а также свое лицо, и вновь шептать на непонятном языке. Иногда её голос становился вопиюще громким, потом стихал до еле слышного шёпота – и снова раздавался с новой силой. Было ощущение, что она опять разговаривает с кем-то…
Несмотря на то что все двери и окна были плотно закрыты, в комнате стало ветрено. Висевшие на стенах травы и чучела животных порывами ветра срывались и кружились по комнате. Банки опрокидывались, некоторые разбивались – из них выливалось содержимое, выползали полуживые жуки, мыши, змеи, черви. Было жутко. Комнату заполнил туман. Настасья Никифоровна продолжала читать молитвы, но не выдержала и, потеряв сознание, упала на пол.
Когда она пришла в себя, ветер уже утих, головы петуха рядом не было, она сидела на скамейке, а справа от неё стояла кружка с жидкостью синего цвета, от которой исходил едкий запах.
– Очнулась? Хорошо, – услышала она голос Матроны. – Постарайся выпить всё, до дна. И не бойся. Это для сил… Силы тебе ещё пригодятся.
Настасья Никифоровна послушно выпила содержимое кружки.
Матрона продолжила ритуал. Она окуривала мальчика травами. Где-то через полчаса мальчик приоткрыл затуманенные глаза и начал шевелить губами, издавая еле слышные стоны. Настасья Никифоровна, увидев, что внук пришёл в себя, испытала одновременно восторг, радость и страх. Она лихорадочно стала креститься и упала на колени.
Матрона, не обращая внимания на Настасью Никифоровну, продолжала ритуал. Она набрала из таза стакан петушиной крови, приподняла голову ребёнка:
– Пей, – спокойно сказала она.
Мальчик открыл глаза и послушно выпил весь стакан, после чего снова закрыл глаза и, казалось, уснул. Колдунья вытерла его тело чистой белой простынёй, затем этой же простыней его укрыла. После чего она сделала пару шагов в сторону, остановилась, стала раскачиваться и затем замерла на месте. Так, не шевелясь, она простояла минуту или две. Когда она пришла в себя, её глаза снова стали обычными. Она сгорбилась и, старческим шагом, еле передвигая ноги, подошла к Настасье Никифоровне и села рядом с ней на скамейку. Пару минут она молчала, потом медленно проговорила:
– Внучек твой родился сегодня. Молись за душу его. Не знаю – на радость или на горе… Не переживай, поправится твой внучек. Только запомни: ровно двадцать один день, начиная с завтрашнего, будешь поить его свежей петушиной кровью. Каждое утро ты должна забивать нового петуха. Поняла?
– Поняла, Матрона! Всё сделаю, как скажешь. Спасибо… А что значит – родился сегодня?
– Он мёртвый был, когда ты его принесла… он уже ушёл. Не могу сказать, не знаю. Я лишь связующее звено, передатчик… Так захотели. Не знаю, что за душа. Молись за душу его, Настя.
Следующий месяц Настасья Никифоровна жила по строгому распорядку. Рано утром она шла на рынок, покупала петуха, возвращалась домой, отрубала ему голову, сливала его кровь в таз – так, как делала Матрона, – и в течение дня поила этой кровью своего внука. К вечеру третьего дня мальчик начал кашлять и отхаркивать сгустки гноя и крови. А через две недели его кашель и вовсе прекратился, ребёнок порозовел и заметно поправился.
За это время женщина продала почти всю мебель в доме.
– Ничего, наживём ещё. Внучку нужнее, – говорила она, продавая последний комод.
Она знала, что в трудную минуту выручила, помогла, поддержала. Это согревало её душу, наполняло силами и придавало её жизни смысл.
– Вот и последний… спаситель наш, – сказала она себе, отрубая голову двадцать первому петуху.
После лечения мальчик окончательно поправился, начал улыбаться и радовать бабушку. Всё это время Настасья Никифоровна молилась за своего внука. Так они и жили вместе.
Через полгода к ним приехала Евгения. Она выглядела отдохнувшей и похорошевшей. Настасья Никифоровна бросилась навстречу дочери, они обнялись.
– Мамочка, дорогая, как я рада тебя видеть! Но я всего на один день… Еле вырвалась! Утренним поездом поеду обратно, – сразу предупредила Евгения. – А как сын? – оглядываясь, спросила она.
В комнате у окна стоял маленький стол и один стул, у стены – старенькая кровать.
– А где вся мебель? – после паузы добавила Евгения.
– С сыном твоим всё хорошо… Спит родненький… А мебель? А мебель-то пришлось продать, доченька, – голос её дрогнул.
Настасья Никифоровна не выдержала и расплакалась.
– Господи, сколько всего ему пришлось пережить!
– Что случилось? Расскажи! – с ужасом в голосе воскликнула Евгения. – Нет!.. Дай сначала на сына посмотрю.
Настасья Никифоровна проводила дочь в другую комнату, где в детской кроватке спал Владик.
– Как вырос… – Евгения долго смотрела на сына. – Спасибо тебе, мамочка… – прошептала она.
Затем она взяла мать под руку, и они вернулись к себе в комнату.
Настасья Никифоровна принесла дочери горячий суп и свежий хлеб:
– Ты поешь с дороги-то, а я рассказывать буду, – вытерев слёзы, предложила она.
И в подробностях рассказала дочери, как спасала внука.
– Господи, и передать не могу! Женя, это не по-людски! Матрона так и сказала: «Внучек твой родился сегодня. Молись за душу его». Ой, Женя, нагрешили мы… Теперь-то всю жизнь отмаливать надо грех-то этот! – качая головой, начала причитать Настасья Никифоровна.
Евгения молча слушала, потом, вытерев накатившиеся слёзы, строго сказала:
– Всё обошлось. И это главное. Такая судьба у моего сына. А у кого сейчас лёгкая судьба, скажи?
– Не знаю. Но такой грех-то просто так не смыть. Молиться тебе надо и в церковь сходить – исповедаться. Ой, доченька, как тяжело-то! – продолжала причитать Настасья Никифоровна.
– Думаешь, сходил в церковь – и всё, хорошим человеком стал? Нет, мам, я в это не верю. Сын жив и здоров – спасибо тебе, выходила. Если бы с ним что-то случилось, простить бы себе не смогла. Если всё обошлось, значит судьбе так угодно, значит мы на правильном пути, мам. Радоваться надо, а не плакать, что Владик жив и здоров, – ответила Евгения.
– Но в церковь ты всё же сходи, – настаивала Настасья Никифоровна.
– Хорошо, схожу, – по-доброму посмотрев матери в глаза, Евгения крепко её обняла.
На следующее утро Евгения уехала.
Первые недели после возвращения домой Евгению мучили навязчивые мысли о сыне, но она старалась их отгонять.
«У него всё хорошо. Мама о нём заботится. А эти мысли только мешают жить, развиваться и тянут куда-то в страдание. А мне это зачем? Мне надо быть сильной, иначе мы никогда не сдвинемся с места и ничего в жизни не добьёмся. Да и сыну нужна успешная мать, а не какая-то там неудачница», – думала она.
Постепенно у неё пропало желание видеться с сыном и интересоваться его жизнью. В церковь она так и не сходила – всё не было времени.
У Владислава-старшего где-то внутри тоже тлел огонёк сострадания к сыну, к его нелёгкой судьбе. Он иногда думал о сыне и говорил жене:
– Вот встанем на ноги – сразу сына заберём от тёщи. Будет с нами жить!
Прошёл год, два, три… Родители к Владику не приезжали – не было времени.
Мальчик рос смышлёным, крепким и здоровым, помогал бабушке по хозяйству, дружил с деревенскими мальчишками. Но больше всего он любил молча сидеть один и о чём-то думать.
Глава 3. Разоблачение
Семейная жизнь супругов наладилась – ссоры прекратились. По выходным они ходили в кино, в местный театр, гуляли на природе, встречались с приятелями. Вели активный во всех отношениях образ жизни. Основное же время они посвящали работе и стремились стать как все нормальные люди: получить хорошее место с приличным окладом, из общежития переехать в отдельную квартиру со всеми удобствами, купить машину и каждый год ездить в отпуск на море. Ради такого счастливого будущего они и старались изо всех сил.
– А цель-то у нас одна – поскорей выбиться в люди! – говорил Владислав старший.
Он был целеустремлённым молодым человеком. В родительской семье Владислав был самым младшим, тринадцатым ребёнком. Насмотревшись в детстве, как его старшие братья и сёстры спивались и опускались, он не хотел повторить их путь. В раннем детстве он дал себе зарок, что никогда не будет употреблять спиртное и курить. Свой зарок он строго соблюдал всю жизнь. Про отца Владислав никогда не вспоминал, а вот мать свою любил сильно. Закончив восемь классов, он сразу пошёл работать в колхоз – помогать матери. Затем его призвали в армию. Служба в армии ему понравилась, и он остался служить по контракту – мечтал сделать карьеру военного, дослужиться до полковника, а лучше – до генерала. Он понимал, что для этого ему необходимо высшее образование. Его мать же хотела, чтобы младшенький стал агрономом, уважаемым человеком в деревне. Вот Владислав и пошёл в сельскохозяйственный техникум, чтобы угодить матери. Хотя уже в самом начале обучения понял, что сельское хозяйство – не для него, но бросать учёбу не стал, чтобы не расстраивать мать.
Сразу по окончании техникума он поступил в институт – на заочное отделение. Каждый вечер, возвращаясь с армейской службы в казарму, Владислав выполнял домашние задания. Он садился на свою кровать, раскладывал вокруг себя книги и тетради и занимался. Ложился далеко за полночь, когда все ребята в комнате уже спали. Чтобы не мешать соседям, он пользовался фонариком.
Но однажды фонарика на обычном месте не оказалось. Пару недель он его искал, но безрезультатно, и тогда купил новый. Однако и тот вскоре пропал. Потом он купил ещё один – и с ним произошло то же самое. Разговоры с ребятами из армейской комнаты ни к чему не привели. Всё это время Владислав не выполнял и не отсылал в институт домашние задания. Вскоре с учебой начались проблемы. Взвесив все «за» и «против», устав от постоянных недосыпов и нехватки времени, он не выдержал и, не проучившись и года, бросил институт. Впоследствии мужчина жалел об этом – без высшего образования он так и не смог сделать карьеру военного.
Весь свой доход, независимо от его объёма, Владислав всегда делил на две части: одну часть отсылал матери, вторую оставлял себе на жизнь. Это было его категорическое решение. Он так поступал всегда – с первой своей получки и вплоть до кончины матери, как бы ни было трудно ему самому, а впоследствии – и его собственной семье.
Была у него и одна слабость: мужчина не мог себе отказать в том, чтобы взять то, что плохо лежит. В основном это были мелкие вещи, хотя однажды он украл большую брезентовую лодку. Как правило, воровал он у тех, кто приглашал его в гости или был соседом. И всё же он строго соблюдал принцип: брать только те вещи, которые, по его мнению, были людям не нужны или излишни. Украденные вещи он сначала отвозил матери. А когда расписался с Евгенией и у них появилась собственная комната, стал приносить их домой. Можно сказать, это было его хобби, которое доставляло ему такое приятное чувство защищённости.
Со временем Владислава перевели служить на Север – на Чукотку, и семье предоставили двухкомнатную служебную квартиру со всеми удобствами. После переезда Евгения сразу устроилась работать в общеобразовательную школу учителем химии. Северные надбавки и новая квартира вывели жизнь супругов на новый уровень. Несмотря на тяжёлый климат, мечты супругов начали сбываться. Теперь денег в семье было предостаточно. В свободное же от работы время они погружались в северную экзотику: катались на собачьих и оленьих упряжках, ходили в сопки смотреть северное сияние, знакомились с бытом эскимосов и чукчей, устраивали рыбалку на льду, ели икру ложками, приобрели и повесили в коридоре оленьи рога. И впервые в жизни супруги поехали отдыхать на Чёрное море.
Когда эйфория от успехов немного спала, Евгения как-то спросила мужа за ужином:
– Может, сына от бабушки заберём? У него ведь и комната своя есть.
Она смотрела на мужа, не скрывая волнения.
– Согласен, – подумав, ответил Владислав. – Ты матери своей напиши. Мы тогда в конце лета его заберём.
– В конце лета?.. А может, сейчас заберём? Место же есть – пусть обживает свою комнату, – предложила Евгения, ставя перед мужем большую тарелку с неркой, приготовленной ею по новому рецепту.
– Сейчас мы не готовы. Надо же к его приезду подготовиться, договориться со школой, купить кровать, стол, что там ещё… – сказал Владислав, разглядывая аппетитно разложенные кусочки рыбы. – …Рыба идеальная! Очень вкусно. Молодец. Отлично приготовила, – добавил он после того, как попробовал новое блюдо.
Настасья Никифоровна, получив письмо от дочери, не спала всю ночь. Она так привыкла к внуку, столько вместе с ним пережила… А теперь – внезапно – его забирают! Как бы ни было тяжело на душе, она всё же решила не откладывать и сообщить новость Владику.
Рано утром бабушка тихонько зашла в комнату к внуку. Владик уже проснулся. Заметив её, он улыбнулся и немного подвинулся, освобождая место на кровати, чтобы она могла сесть.
Настасья Никифоровна присела на край кровати и, нежно поглаживая внука по голове, начала разговор:
– Внучок, ты мой огонёк. Тяжело мне тебя отпускать. Но такова твоя судьбинушка. Я верю, что Господь с тобой и поможет тебе, мой ангелок.
– Бабуля, ты это чего? – удивлённо посмотрев на неё, спросил Владик.
– Вот и настал этот день, – продолжала она шёпотом, растягивая слова, – в конце августа… за тобой… приедут… родители.
Не веря своим ушам, мальчик резко привстал и с удивлением, широко открыв глаза, посмотрел на бабушку.
– Что?.. За мной?.. Родители?.. Когда?! – почти закричал Владик.
– В конце августа… – медленно повторила Настасья Никифоровна. – Родители приедут за тобой. Им дали двухкомнатную квартиру… У тебя будет своя комната… – добавила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
– Что? Заберут?.. Меня?.. Родители меня заберут?! – Влад вскочил с кровати и стал радостно бегать по комнате. Его переполняло чувство восторга.
– Родители приедут! За мной!.. Они не забыли!.. Заберут! Заберут меня! Мои мама и папа! Они приедут за мной!.. – выкрикивал он, и в порыве неукротимой радости, бросился бегать по комнате, раскинув руки, как крылья.
Затем он упал навзничь на кровать и уставился в потолок. Его глаза светились, с лица не сходила улыбка. Он не мог даже представить, что счастье может быть таким внезапным.
Настасья Никифоровна больше не проронила ни слова. Несколько минут она смотрела на Владика взглядом, полным горечи, затем тихонечко вышла, бесшумно закрыв за собой дверь.
Мальчик своих родителей совсем не помнил. Он знал о них только из рассказов бабушки.
«Мои родители занимаются важными делами… Но всё же, ради меня, они оставят свои дела и приедут! Они любят меня! Сильно любят! Очень сильно любят меня!.. Они заберут меня!» – восторженно думал он.
Он представлял, какой будет его первая встреча с родителями, во что они будут одеты, о чём будут говорить. Он чувствовал особую важность этой встречи.
Он размышлял, что же такого важного сможет рассказать родителям, чем сокровенным поделиться. Сразу решил: расскажет о своих успехах в школе, о друзьях, о том, как скучал.
Он представлял, как сильно, по-мужски его обнимет отец, как мама будет целовать его и гладить по голове, вытирая слёзы белым кружевным платком.
Представлял, какая красивая у родителей квартира и какая будет его комната, какая необыкновенно мягкая его кровать…
Представлял, как утром его разбудит мама, какой вкусный завтрак она приготовит, как отец даст ему наставления – честно, открыто и серьёзно.
Светлые образы родных и дома наполняли его душу. По телу от предвкушения новой сладкой жизни пробегали мурашки. Часто, размышляя о родителях, он залезал на чердак, чтобы побыть в одиночестве и часами напролёт мечтал.
Пришёл долгожданный август. Мальчик помог бабушке навести генеральную уборку в доме и собрал свои вещи. В день приезда родителей он с утра уселся на крыльцо и стал ждать.
Наконец, ближе к вечеру, когда солнце ещё приятно согревало, но уже садилось за горизонт, к калитке подошли женщина и мужчина с небольшим чемоданом в руках. Владик сразу понял – это они. Он вскочил и побежал им навстречу.
– Мама! Папа! – кричал он.
– Владик, сынок! – откликнулась Евгения и бросилась к сыну. – Родненький мой! Дорогой! Как ты вырос! Какой стал большой, – говорила она, обнимая и разглядывая сына.
Затем подошёл отец. Мальчик улыбнулся ему и хотел обнять. Но отец, проигнорировав желание Владика, сухо сказал:
– Здравствуй, сын, – и протянул ему руку.
Владик замешкался, улыбка с его лица исчезла. Он неуверенно пожал протянутую руку отца, робко глядя ему в глаза.
– Ты мой сын или не мой? – с ухмылкой спросил отец. – Жми сильнее!
Влад с усилием сжал кисть отца.
– Сильнее! – настаивал отец.
Влад изо всех сил пытался сжать руку отца, но кисть никак не поддавалась, тогда мальчик стал помогать себе второй рукой.
– Ну, ты и хитрюга!.. Понятно, салага ещё, – улыбнувшись и убирая руку, сказал отец. – Вырос ты, конечно. Повзрослел… А я помню, как ты на одной ладони у меня помещался, – сказал он с шутливым удивлением и продемонстрировал свою широкую ладонь. – Вот здесь ты и сидел, – добавил он, похлопывая себе по открытой ладони. – А сейчас?! – с ухмылкой спросил он. – Уже не поместишься.
Евгения улыбнулась. Владик растерянно смотрел на отца.
– Не помнишь?! Понятное дело… Веди нас лучше в дом, – сказал отец, похлопывая сына по спине. – Показывай, как ты живёшь.
Посередине комнаты был накрыт праздничный стол.
– Здравствуйте, мои дорогие! – гостеприимно встречала их Настасья Никифоровна, обнимая дочь и знакомясь с зятем, которого видела впервые. – Проходите, присаживайтесь. С дороги-то устали, проголодались.
– Владик, ты знаешь, кто твой папа? – спросила Евгения, как только все уселись.
– Неа, – помотал головой мальчик.
– Твой папа – кап-тер-рар-мус, – еле выговаривая, произнесла Евгения.
– Каптенармус, – поправил её Владислав, – или, другими словами, начальник по тылу. За что отвечает каптенармус, знаешь? – спросил он сына.
– Неа, – снова помотал головой Владик.
– Твой отец отвечает за материально-техническое обеспечение армии. В моём ведении находится имущество армии, включая продовольствие, амуницию и оружие, – пояснил Владислав.
– У тебя папа – важный человек. Вот, бери пример с папы твоего, – добавила Евгения.
Ребёнок смотрел на отца с замиранием сердца. Отец казался ему таким недосягаемым.
– Надеемся, что и вашей дочери скоро предложат тёплое местечко, – сказал Владислав, посмотрев на Настасью Никифоровну, – заместителя директора школы! А там и до директора недалеко. Правда, Жень?
– Ну… это пока только в мечтах, – ответила Евгения, махнув рукой.
– Почему в мечтах? Ты же одна во всей школе имеешь два высших образования. Кому, как не тебе, быть директором школы?
– Что правда – то правда, – подтвердила Евгения. – Нашей директрисе скоро на пенсию… Так что, может, и повезёт. Если, конечно, министерство своего человека не посадит.
После её слов в комнате воцарилось молчание. Слышался только звук еды и звон столовых приборов. Настасья Никифоровна и Владик почти ничего не ели, они с интересом наблюдали за родственниками.
– Евгения вам, наверное, уже сообщила… какое главное событие произошло у нас в жизни? – прервав молчание, гордо произнёс Владислав, глядя на Настасью Никифоровну. – Не так давно… наша семья наконец-то получила отдельную служебную квартиру – двухкомнатную!.. Со всеми удобствами!
– Точно! Мам, приезжай в гости, – весело добавила Евгения, и принялась подробно описывать расположение квартиры и её интерьер.
Настасья Никифоровна вначале всхлипнула, а затем не выдержала и заплакала.
– Не обращайте на меня внимания! Это я от радости. Очень рада, что у вас всё хорошо, – сказала она, смущаясь своих слёз и вытирая их кухонным полотенцем.
– Долго пришлось ждать, но мы люди терпеливые – вот и дождались. Можно сказать, до этого момента жизни у нас совсем не было. Это была не жизнь, а так – выживание. А теперь мы, наконец-то, можем и сына у вас забрать. Станем жить как все нормальные люди – вместе, всей семьёй, – подмигнув сыну, сказал Владислав. Он старался не обращать внимания на слёзы Настасьи Никифоровны.
– Мамочка, тебе, наверное, и самой отдохнуть от внука хочется, – предположила Евгения, глядя на Настасью Никифоровну.
– Какой там! Мне внучок совсем не в тягость, он – радость моя. Это вам спасибо, что бабке внука доверили. Скрасил он мои денёчки. Сынок у вас золотой, самостоятельный такой стал. Жалко мне с ним прощаться, но понимаю – путь у него свой, – немного успокоившись, ответила Настасья Никифоровна.
Через неделю дочь, зять и внук собрались домой.
– Ну с Богом! Живите, радуйтесь! А я тут разберусь. Если вам хорошо, то и мне хорошо! Приезжайте почаще, мои дорогие. Здесь ваш дом, здесь вам рады. Если нужна будет помощь, я всегда буду рада помочь, – говорила напутственные слова Настасья Никифоровна. – Владик, внучек, ты бабушку, смотри, не забывай! Пиши, ты же писать умеешь? Ну, если и не очень, всё равно пиши – пиши с ошибками, бабушка разберётся. Я буду ждать твоих писем!
Посидели на дорожку, обнялись, и родные уехали.
Через год, летом, в семье родилась сестрёнка Мариночка. Отец обожал дочь и баловал как мог. А Евгения сразу решила не кормить ребёнка грудью из-за связанных с этим процессом неудобств. По совету знакомых, сразу после родов она крепко перетянула грудь бинтами, и в течение месяца молоко у неё пропало, как она и хотела. Однако после такой процедуры у неё возник мастит, который она долгое время лечила с переменным успехом.
Первые полгода девочка жила в комнате родителей, затем её кроватку перенесли в комнату к брату. Сестрёнка была неспокойная, и Владику часто приходилось вставать по ночам, кормить и успокаивать её. В его обязанности также входило гулять с сестрой после школы.
В это время карьера отца семейства шла в гору. И вместе с тем его занятие – приносить домой то, что плохо лежало, – тоже набирало обороты.
«Это наш НЗ, то есть неприкосновенный запас на „чёрный день“. Без „подушки безопасности“ сейчас никак нельзя», – объяснял он жене. Часть вещей Владислав-старший отвозил матери, остальные складывал в квартире. Для этого половину своей с женой комнаты он отгородил занавеской. Со временем объем НЗ превысил допустимую норму, и вещи из-под занавески стали выпадать. Каждый раз Владислав решал эту проблему путём перемещения занавески, сокращая тем самым жилую площадь комнаты. Вскоре передвигаться по комнате стало затруднительно: Евгения постоянно спотыкалась о консервы, пачки с махоркой, мундиры, кирзовые сапоги, да и сам Владислав, запнувшись за торчащий из-под занавески тулуп, упал и сильно ушиб лоб. После этого он решил перенести НЗ в другое помещение и договорился с соседом использовать его пустующий гараж.
Как бы там ни было, в семье царило такое хрупкое счастье. Но когда Марине исполнилось три года, на их долю выпало новое испытание.
В один сентябрьский день, когда в армию, где служил Владислав, приехали проверяющие, обнаружилась крупная недостача имущества – более десяти тысяч рублей. На их вопросы Владислав не смог дать внятных пояснений. Разразился скандал. Жене он ничего не говорил, до последнего надеясь, что всё обойдётся.
В результате он договорился с проверяющими: делу ход не дадут, если в течение месяца он покроет недостачу пропавшим имуществом или выплатить её полную стоимость в денежном эквиваленте. Также его попросили написать рапорт об увольнении по собственному желанию и освободить в течение месяца служебную квартиру.
Мужчина был в панике. Он судорожно вёл внутренний диалог:
«Как же мне стыдно! Как смотреть людям в глаза? Что сказать матери, жене?.. Разве возможно выплатить этот долг за месяц? Конечно, нет!.. Меня арестуют, отдадут под трибунал, всё конфискуют! Мы окажемся на улице без средств к существованию! Как это унизительно!.. Как жить?! Это конец!..»
Мысли сводили его с ума. Выхода он не видел.
Получив свой последний оклад, после обеда он пошёл домой. Дома никого не было: жена и сын находились в школе, дочь – в садике. Так же, как и всегда, Владислав разделил оклад на две равные части: одну часть положил в верхний ящик тумбочки, где хранились деньги семьи, другую – себе в карман. Затем написал записку:
«Женя, сегодня меня уволили за кражу. Прости. Владислав.
P.S. Квартиру надо освободить в течение месяца. В гараже у Вити найдёшь вещи. Тихонько их продай, никому не говори, откуда они. Вам хватит на первое время. Записку уничтожь.»
Затем вышел из квартиры, зашёл на почту, отправил денежный перевод своей матери. После чего пошёл в гараж, спустился под пол и в углу, под лестницей, откопал железный ящик. В этом ящике хранилось оружие, которое он тоже взял в качестве НЗ: пистолет, винтовка, гранаты и патроны. Он достал пистолет, тщательно протёр его лежащей в ящике тряпкой. Взяв два патрона, он аккуратно закрыл ящик, положил его на место и вышел из гаража.
На улице был сентябрь. Моросил дождь, дул холодный ветер. Владислав неспешно зашёл за гаражи и остановился. Перед его взором предстали просторы тундры. Земля была размыта дождями, вдали виднелись горы. Доносилось карканье воронов, кружащих в небе. Немного приглядевшись, Владислав заметил крупного белого сокола – кречета, бегущего по степи с раскрытым, подбитым крылом. Сокол несколько раз пытался взлететь, отчаянно махая своим одним крылом, но безуспешно. Стая воронов настигла и атаковала его. Сокол яростно отбивался.
Владислав смотрел вдаль – на горы, на тёмные, низко висящие облака, на унылую осеннюю тундру. Где-то вдали сверкнула молния.
«Как же жизнь мрачна и жестока! Вот и мой жизненный путь подошёл к концу».
Ему было стыдно и горько: все его планы и мечты в одночасье были разбиты. Мысли об унижении, позоре и нищете приводили в ужас. Он не видел дальнейшего смысла в своей жизни.
Мужчина судорожно зарядил пистолет и резко приставил дуло к виску. Секунд пять он стоял неподвижно, собираясь с силами.
– Владислав! Влад! Не делай этого! Не делай!.. Мы выберемся! – внезапно услышал он крики жены и увидел Евгению, бегущей по тундре. Женщина была в одном халате и сапогах, надетых на босу ногу. Поскальзываясь на размытой дождём земле, она падала, но поднималась и продолжала бежать.
– Мы что-нибудь придумаем! – отчаянно кричала она.
Её крик спугнул воронов, преследовавших в этот момент сокола: они, громко каркая и кружась, взвились в небо. Неожиданно освобождённый сокол, хромая, быстро побежал прочь, таща за собой подбитое крыло.
Владислав застыл на месте и не мог пошевелиться. Он смотрел вдаль, стараясь не думать о жене и нажать на курок.
Вдруг он почувствовал, как кто-то обхватил его ноги.
– Влад, дорогой, не делай этого! У меня же есть дом! У мамы есть дом! Не пропадём! У нас же дети! Как они без отца? – упав на колени и крепко обхватив его ноги, заливаясь слезами, шептала Евгения. Она вся сжалась от страха, ожидая, что вот-вот произойдёт непоправимое.
От напряжения Владислав весь задрожал, его колени подкосились, и рука с пистолетом медленно опустилась вниз. Евгения, почувствовав его руку, поняла – беда миновала. Она резко встала и, вцепившись в плечи мужа, крепко обняла его. Она сжимала свои руки всё сильнее и сильнее, пока, изо всех сил, не упёрлась лицом в его грудь.
– Спасибо тебе! – только и смогла вымолвить она.
– …Ты замёрзнешь, – еле слышно, дрожащим голосом сказал Владислав.
Евгения подняла голову и посмотрела ему в глаза. Она впервые в жизни видела такой взгляд у мужа. Это был холодный, стеклянный взгляд, который, смотря на неё, смотрел сквозь неё.
Она медленно убрала руки с его плеч и с ужасом и напряжением продолжала смотреть в его глаза.
Через мгновенье, не отводя взгляд, Владислав молчаливо снял своё пальто и накинул его ей на плечи.
– Дорогой, дорогой мой… – вытирая слёзы, всхлипывая, сказала Евгения, – пойдём домой.
– …Папа, только не умирай! Мама, не умирайте! – раздались крики детей и супруги увидели сына и дочь, бегущих к ним навстречу».
В этот день сразу после школы Владик забрал сестру из детского сада, и дети, как обычно, вернулись домой. Дверь в квартиру была открыта. Зайдя в квартиру, они увидели свою мать, которая сидела на кухне, схватившись руками за голову. Затем она прокричала, что надо спасать отца, и выбежала на улицу. Владик, недолго думая, выбежал вслед за ней, прихватив сестрёнку. Дети следовали за матерью.
Вдали, за гаражами, они увидели отца с пистолетом в руках и сильно испугались. Не зная, что делать, они замерли. Когда отец приставил дуло к виску, у Владика от волнения открылась рвота. Маленькая Марина, закрыв глаза руками, молча стояла около брата. Услышав крики матери и увидев её, бегущую к отцу, Влад вытерся рукавом и, крепко обняв сестрёнку, с горечью наблюдал происходящее. После того как отец опустил пистолет, мальчик, с трудом переводя дыхание, сказал:
– Папа… наш папа… жив!.. Открывай глаза… Скорей бежим… к нему!
Взявшись за руки, дети рванули к родителям.
Подбежав к отцу, Мариночка стала жадно его обнимать и громко плакать.
– Папа – это как? Почему? – кричал Влад, тряся отца за плечо. – Ответь мне!
Отец молчал.
– Всё хорошо. Всё обошлось. Вы же видите – все живы-здоровы… Мы уже идём домой, – пытаясь успокоить детей, дрожащим голосом говорила Евгения.
Посмотрев на отрешённое лицо отца, Владик спросил:
– Ты не умрёшь?
– Нет, – еле слышно ответил отец.
Приходя в себя после произошедшего, вся семья, обнявшись, пошла домой.
В это время в тундре стая воронов продолжала атаковать раненого сокола. Сокол яростно давал им отпор. Через часовой безуспешной атаки вороны резко опустились на землю и обступили сокола плотным кольцом. Обессиленный хищник с распростёртыми крыльями и раскрытым клювом сидел в середине вороньего круга. Он был готов сражаться. Вороны затихли и медленно стали сжимать своё кольцо. Затем один из воронов громко и протяжно каркнул – и вся стая тут же, мгновенно, накинулась на сокола и заклевала его…
Вороны взмыли высоко в небо. Дождь, продолжая моросить, втаптывал в грязь бездыханную тушку сокола.
Глава 4. Шуба
Несмотря на все страхи, одолевающие Владислава, он смог собраться и в течение месяца восполнить недостачу. Большую часть он покрыл вещами, украденными в армии. Как оказалось, вещи отлично сохранились, многие были в упаковке, так как откладывались на «чёрный день». Ему также пришлось съездить к своей матери и забрать хранившийся у неё остаток. Другую часть он покрыл денежными накоплениями семьи, выручкой от продажи вещей, украденных им в других местах, а также выручкой от продажи драгоценностей жены.
После погашения недостачи «неприкосновенный запас» канул в Лету. В семье же осталось чуть более пятисот рублей – сумма, которой хватило на переезд в другой город и на первое время. Дочь устроили в местный детский сад, сына – в среднюю школу. В ту же школу пошли работать и родители: Евгения – учителем химии, Владислав – преподавателем физкультуры. Семье выделили комнату в общежитии. Денег было немного, но на жизнь хватало.
Владислав считал, что его жизнь обречена. Работа простым учителем в школе воспринималась им как провал, полное фиаско. Однако, к своему удивлению, он вскоре заметил, что ходит на работу с удовольствием.
Отец семейства с детства любил спорт. Каждый день делал зарядку, по возможности обливался холодной водой. Ему нравилось ощущать физическую силу и выносливость своего тела, новая работа позволяла ему поддерживать себя в отличной физической форме. Это обстоятельство не могло его не радовать.
Мужчина с душой проводил уроки физкультуры, на собственном примере мотивировал учеников заниматься спортом. Ученики уважали его, доверяли ему свои секреты, и он старался во всём их поддерживать.
– Ребята! Вы сегодня отлично поработали, все нормативы сдали, – как-то сказал он после урока. – Вижу, что вы устали! Давайте-ка садитесь на скамейку, отдохните. На сегодня урок закончен, – продолжил он и посмотрел на свои часы. – Время у нас ещё есть! А пока вы отдыхаете, расскажу-ка я вам историю из моей жизни.
Ученики быстро уселись. В зале наступила тишина.
– Родился я в деревне, в большой небогатой семье. Подходило время идти в армию. Я понимал, что слабаку в армии не место. Чтобы уважали – надо быть сильным! А хочешь быть сильным – тренируйся. Но как? Вот вопрос. Никогда не забуду совет, который мне дал деревенский пастух, дядя Ваня. Он сказал: «Недавно у Петровых отелилась корова, родила бычка. Хороший такой бычок – килограммов на сорок. Так вот, что я тебе скажу – ты возьми этого бычка и поднимай его каждый день. Сам не заметишь, как через полгода станешь силачом».
Я так и сделал. Не пропускал ни одного дня, старался. В этом деле главное – режим и воля. Какая бы ни была погода, как бы я себя ни чувствовал, каждый день на своих плечах я поднимал этого бычка. Время пролетело незаметно, и действительно, когда через полгода взвесили моего бычка – оказалось, что весит он сто семьдесят килограммов.
Вот так, незаметно для себя, я и стал силачом. А когда попал в армию – то был там самым сильным и, понятное дело, сразу заслужил уважение.
– Мы тоже так хотим! Жаль, что у нас нет такого бычка, – заинтересованно выкрикивали ученики.
– Вам-то зачем бычок? Я делал это от того, что у меня не было штанги. А у вас сейчас все условия есть – только занимайтесь, – с улыбкой сказал Владислав.
Один из мальчиков подбежал к штанге и сказал:
– Вот мой бычок! Владислав Николаевич, можно я буду здесь тренироваться? Тоже хочу стать силачом, как и вы.
– Отчего же нет! Давай. Это я поддерживаю.
Видя рвение ребят, учитель решил организовать в школе факультатив по тяжёлой атлетике. Руководство школы пошло ему навстречу: в учебном плане было выделено специальное время и предоставлен зал для занятий. Почти все мальчики и довольно много девочек с удовольствием приходили к Владиславу. Уже в первый год ребята стали принимать участие в городских и районных соревнованиях – и одерживать уверенные победы, завоевав для школы несколько золотых и серебряных медалей. Администрация не могла нарадоваться: благодаря его профессионализму и заботе о каждом ученике школьный спорт вышел на новый уровень, а сам учитель был неоднократно отмечен грамотами и благодарностями за значительный вклад в развитие физкультуры.
– Владислав Николаевич, вы – легенда нашей школы, – сказала директор на школьном собрании. – В школе за всю историю не было таких высоких показателей по физкультуре. Теперь мы – первые по району. Может, у вас есть какие-либо пожелания? Не стесняйтесь, поможем, чем сможем.
– Да, есть у меня пожелание… Хотел бы для девочек тоже отдельный факультатив по тяжёлой атлетике организовать, если можно, – сказал он, улыбаясь.
– Для девочек? По тяжёлой атлетике? А желающие имеются? – спросила директор школы.
– Конечно! Желающих девочек достаточно, а вот места в зале не хватает, – уверенно ответил Владислав.
– Думаю, мы поможем. Для начала вам надо составить список девочек и приходите ко мне – посмотрим, решим вопрос.
Через несколько дней Владислав пришёл к директору школы со списком желающих.
– Хочу вас обрадовать, – отложив список, начала директор школы. – Совет школы обратился с ходатайством в Горисполком о предоставлении вашей семье отдельного жилья вне очереди – как учителю с выдающимися показателями.
От услышанного Владислав растерялся. Он не мог себе представить такой ход событий. Дыхание перехватило, он смотрел на директора и не мог вымолвить ни единого слова.
– Ну что же вы, – улыбаясь, подбадривала его директор. – Думаю, через пару месяцев вопрос с жильём у вашей семьи будет решён.
«Это чудо какое-то! Ещё год назад я думал, что у меня нет выхода, что я обречён. Как же удивительна жизнь!» – восторженно думал он.
Через месяц семья Разумовых переехала в новенькую двухкомнатную квартиру рядом со школой.
В это время их сыну Владу уже исполнилось четырнадцать лет. Он отлично себя показывал в школе, в особенности по математике и физике. Подростка стали приглашать на городские и районные олимпиады.
– Владу опять на олимпиаду надо ехать. А кто с Мариночкой будет сидеть? Я не могу – у меня как раз в это время контрольные. Как же быть? – спрашивала Евгения мужа.
Супруги решили вновь обратиться за помощью к Настасье Никифоровне. Отправить маленькую Марину к бабушке и речи быть не могло: у бабушки нет условий, да и возраст у Настасьи Никифоровны уже не тот. Решили пригласить бабушку жить к себе.
В осенние каникулы Евгения отправилась к матери с уговорами.
Настасья Никифоровна за это время похудела, волосы полностью покрылись сединой, на лице появились глубокие морщины. Но сверкающие, улыбающиеся глаза говорили о её душевной радости.
– Рассказывай, доченька, как у вас дела? Как мой зятёк поживает? Как внук с внучкой? – сразу спросила Настасья Никифоровна, как только увидела на пороге свою дочь. – Внучку Мариночку-то я так и не видела ещё.
– С мужем всё хорошо. Он работает много. Сейчас он нарасхват. Домой приходит поздно. Я тоже много работаю. Внук твой пошёл в восьмой класс. Учится на отлично. В этом году его на городскую олимпиаду приглашают по физике и математике. Марина в школу пойдёт, но болезненная очень. Я с ней совсем замучилась… Вот приехала к тебе за помощью.
– Что ты, доченька! Конечно, помогу, чем смогу. Привози детей ко мне – тут и школа у нас есть. За Мариночкой пригляжу. А внучок, смотри, какой умный-то уродился, на олимпиады его приглашают!.. Соскучилась я по внукам. Мне они в радость.
– Нет, мама! Школа здесь деревенская, уровень совсем не тот. Владику же к конкурсам и олимпиадам надо готовиться. А Марина, если заболеет – как лечить её? Здесь ни аптеки, ни поликлиники рядом нет. Кстати, колдунья ваша как? Жива? Забыла, как её… Матрона?
– Да, правильно, Матрона. Матрона-то жива. Вот только стара уже стала, ослепла совсем. Но люди к ней ходят. Она помогает людям. Да и помощники у неё имеются – грех жаловаться. Если что-то случится, не дай Бог, конечно, детям она поможет.
– Матрона, ну никак не заменит официальную медицину. Рисковать детьми мы не будем… Мама, мы с Владиславом предлагаем тебе переехать к нам насовсем – так сказать, доживать свой век в кругу семьи.
Настасья Никифоровна удивлённо смотрела на свою дочь.
– А что? У нас квартира своя, двухкомнатная, у тебя будет своя комната, – глядя на мать, продолжила Евгения.
– …Ой, доченька, спасибо за предложение. Но как это? Я же мешать вам буду. Вы – люди молодые, у вас своя жизнь, а я – другой человек. Мне лучше отдельно жить, – вздохнув, ответила Настасья Никифоровна.
– Ты мешать точно не будешь, мы же только по вечерам и рано утром дома бываем.
– Знаешь, здесь у меня душа спокойна. Здесь я всех знаю. Не могу даже представить себя в городской квартире. Душно мне как-то в городе.
– Ты так говоришь, потому что ничего лучше не видела. Тебе надо к цивилизации приобщаться, надо познакомиться с городской жизнью, а то жизнь пройдёт, а ты так ничего и не увидишь. У нас и поликлиника под боком, и больница рядом. Возраст всё же у тебя. Мы переживаем – вдруг что с тобой случится? Кто здесь тебе поможет? Матрона? Так у неё даже нет медицинского образования. Да и ей самой уже помощь требуется.
– Ты про Матрону плохо не говори! Не насылай на себя проклятья! Нам до конца жизни молиться на неё надо. К Матроне люди со всех концов света приезжают. Когда ваша медицина не помогает – тогда к ней и едут. Скольким она помогла – и не счесть. Я ей верю. А ты говоришь – нет медицинского образования. Да зачем ей оно…
– Ясно, ясно, спорить не буду! Но мне кажется, все эти её обряды – это эффект плацебо, или, проще говоря, самовнушение…
– Пусть самовнушение, раз ты так считаешь. Но она мне всегда помогала.
– Да дело даже не во врачах. У нас аппараты хорошие, лекарства. Если приступ, не дай Бог, – в больнице под присмотром тебе все же получше будет.
– Для меня главное – люди, а не лекарства ваши и аппараты. Да и привыкла я уже – всю жизнь здесь прожила.
– Мам, ну ты себя в бабки уже записала, – не унималась Евгения. – Ты же не старуха ещё! Живёшь здесь на отшибе, белого света не видишь, мир совсем не знаешь. Как ты можешь судить, что для тебя лучше? Приезжай к нам, сможешь сравнить, оценить, что к чему. Не понравится – вернёшься. Надо же стремиться к лучшему. Вот, у нас с Владиславом сначала была комнатка в общежитии, а сейчас уже двухкомнатная квартира с ремонтом – и не служебная, из которой могут выставить в два счёта, а муниципальная. Это уже стабильно, на всю жизнь. Мы развиваемся, растём. Вот, копим на машину, на «Волгу»… Надо же идти в ногу со временем, следовать прогрессу. А ты как жила всю жизнь в этом доме, так и живёшь, и ничего в жизни не меняешь. Вот скажи – в чём радость твоей жизни?
– В вас, конечно! Если у вас всё хорошо – и мне на душе спокойно, а остального мне и не надо, мне всего хватает. Вы молодые – вот вам и надо все эти прелести жизни. А я привыкла здесь, на природе. Мне не надо никакой прогресс – слово-то какое, непонятное.
– Мама… – голос Евгении вдруг дрогнул. – Мне больше не к кому обратиться, только к тебе. Поэтому я и приехала… – тяжело вздохнув, сказала она.
– Мама… – голос Евгении вдруг дрогнул. – Мне больше не к кому обратиться… Только к тебе. Поэтому я и приехала… – тяжело вздохнув, сказала она.
– Вот что я скажу, – немного подумав, продолжила она, – если всё же решишься переехать к нам… то дом твой можно продать. У тебя и деньги на старость будут, и нам сможешь помочь. А жить всем вместе, всё же… полегче, повеселее.
Евгения прижалась к матери.
– Мамуль, – прошептала она, – если ты не поможешь, помочь некому.
– Ты, доченька, не переживай, успокойся, – обнимая дочь, сказала Настасья Никифоровна. Она посмотрела на часы: стрелки показывали полночь. – Давай-ка лучше ложись спать, а то поздно уже. А я как раз всё обдумаю, и с утра с тобой поговорим. Утро-то вечера мудренее, – добавила она.
– Хорошо, мамуль, – с надеждой в глазах сказала Евгения. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Настасья Никифоровна не хотела ехать в город, но что ей оставалось делать – дочь обратилась за помощью. «Если я не поеду – мне самой будет плохо. Не смогу я жить спокойно, зная, что у моих родных проблемы. Да и мне какая разница, где жить, – лишь бы у дочери в семье всё хорошо было. А если у них всё хорошо – значит, и мне хорошо», – думала женщина.
Утром Настасья Никифоровна сказала дочери:
– Знаешь, доченька, не смогу я жить, зная, что вам плохо, что могу помочь, но не помогаю. Я всё же решила – поеду я к вам в город, сидеть с внуками.
– Мама! Мамочка! Спасибо! – воскликнула Евгения и крепко обняла свою мать.
Уже через пару недель дом был продан, и Настасья Никифоровна переехала в город к дочери.
В день приезда Настасью Никифоровну на вокзале встретил зять. Он сразу её заметил: женщина стояла около вагона поезда с котомкой, которую, по старой традиции, она привязала к палке и забросила себе на плечо. Рядом с ней – два больших чемодана и мешок.
– Здравствуйте, Настасья Никифоровна! – подходя к тёще, сказал Владислав.
– Здравствуй, дорогой. Спасибо тебе, что приехал. Гляди, сколько я вещей привезла! – приветливо ответила женщина.
– Да! Я вас издалека заметил. Как вы всё это богатство довезли? – улыбаясь, поинтересовался Владислав.
– Сынок, что ты! – махнув рукой, ответила женщина. – Добрые люди, конечно, помогли. Как без добрых людей-то! Меня же вся деревня провожала. А до поезда меня довезли на повозке, как барыню, мужики-то наши.
Как только они вошли в квартиру, Настасья Никифоровна тут же вынула небрежно завернутый в старую газету небольшой свёрток.
– Вот! Владислав, возьми, – она протянула свёрток хозяину квартиры.
– Что это?
– Это вам на семью… Купите, что необходимо. Женя сказала, что вы на машину копите… ну вот, – смущаясь, ответила Настасья Никифоровна.
– Настасья Никифоровна! Это деньги? – оживлённо спросил Владислав.
– Да. Деньги от продажи дома. Я себе немного оставила, а остальное – это вам, – улыбаясь, сказала женщина.
В этот же миг тёща показалась Владиславу волшебницей из сказки – таким родным и близким человеком. Он сразу подошёл к ней, взял свёрток и впервые обнял её.
– Деньги от продажи дома. Это… это же огромная сумма, – сказал он, разворачивая свёрток и обнаружив внутри увесистую пачку денежных купюр. – Настасья Никифоровна! Спасибо! Так значит, мы снова зажиточные люди! А Евгения знает? – спросил он, крепко держа свёрток.
– Нет. Евгении я ещё не говорила.
– Что же вы стоите?.. Проходите, – замешкался Владислав. – Будьте как дома! Теперь ведь это и ваш дом. Вот… тапочки мои… возьмите, – сказал он, снимая свои тапки и подвигая их ногой к ногам тёщи.
– Спасибо… Но мне кажется, они мне большеваты будут, – посмотрев на огромные тапки Владислава, ответила Настасья Никифоровна. – Спасибо, Владислав! Спасибо! Тапочки у меня свои. Сейчас достану. У меня-то тридцать шестой размер ноги… А у вас?
– У меня… сорок третий, – посмотрев на миниатюрные стопы Настасьи Никифоровны и сравнив их со своими, сказал он. – Действительно! Тогда… как скажете, – добавил он, вновь надевая свои тапки.
Тем временем женщина достала из чемодана новые вязаные тапочки. Наблюдая, как тёща надевает их, Владислав всё яснее осознавал, что прямо сейчас происходит исполнение его желаний, что эта женщина так просто и непринуждённо даёт ему то, о чём он мечтал. Весь мир казался ему таким уютным, тёплым и воздушным – как эти вязаные тапочки его тёщи.
Владислав помог Настасьи Никифоровне разместится в комнате вместе с детьми. Разложив вещи и вынув из котомки свои заготовки, она принялась хозяйничать на кухне. Владислав же в своей комнате включил телевизор, но смотреть его не мог – мысли кружились вокруг полученных денег. Он знал, что тёща продала дом, но думал, что деньги она оставит себе – на покупку жилья поблизости. А тут – на тебе, такой сюрприз!
«Теперь мы, наконец, сможем купить машину!» – мечтательно думал Владислав. Он сразу представил, как будет выглядеть его «ласточка», новая белая «Волга», какой у неё будет манящий запах «новой машины», как он садится за руль, заводит её, как все восторженно смотрят на него. В этот момент он чувствовал себя по-настоящему счастливым.
Однако уже через пару минут к нему пришла другая мысль: «Значит, тёща теперь будет жить с нами… всю оставшуюся жизнь! Денег-то на покупку отдельного жилья у неё не осталось». Но расставаться с мечтой о новой «Волге» он был уже не в силах. Его мозг старался найти в ситуации положительные стороны: «Тёща будет помогать по хозяйству, готовить вкусные обеды и ужины, следить за Мариночкой – ведь она так часто болеет. А мы с Евгенией сможем сосредоточиться на карьере», – успокаивал он себя.
– Бабуля! Бабушка приехала! – закричал Владик, вернувшись из школы и увидев в коридоре бабушкины вещи. Он сбросил ботинки и, не снимая верхнюю одежду, вбежал в комнату. Мальчик крепко обнял Настасью Никифоровну. В его душе стало особенно тепло.
Под вечер пришла с работы Евгения вместе с дочерью.
– Мамочка! Знакомься, это твоя подопечная – Мариночка. А ты, Марина, познакомься со своей бабушкой.
Девочка сразу подошла к Настасье Никифоровне и стала её разглядывать.
– Пойдём на кухню, моя хорошая, бабушка ужин приготовила, – обняв внучку, сказала Настасья Никифоровна.
Вся семья отправилась на кухню. На столе их уже ждали бабушкины разносолы: тушёная капуста с домашними колбасками, солёные грибы и помидоры, винегрет, яблочный пирог и свежесваренный компот.
– О таком ужине я всегда мечтал! – сказал Владислав-старший, посмотрев на жену.
Вся семья радостно села за стол.
– А завтра утром будут блинчики с малиновым вареньем, – пообещала бабушка, усаживая внучку к себе на колени.
– Спасибо, бабушка!
Настасья Никифоровна взяла на себя заботу о внуках, готовку еды, стирку и уборку. Пенсии ей хватало на продукты и оплату коммунальных платежей. Одежду она себе не покупала – донашивала ту, что у неё была.
Вскоре Владислав купил новенькую «Волгу». Он испытывал такую сильную радость и наслаждение от жизни, что ему хотелось остановить мгновение.
Однако, как-то вечером перед сном, он спросил свою жену:
– Слушай, Жень, я так и не понял – твоя мать теперь всё время с нами будет жить?
– Да. А куда ей деваться, дом-то она продала, – ответила Евгения.
– Не знаю… Я вот подумал… Через шесть лет Владику уже двадцать будет. С бабушкой жить в одной комнате… как-то…
– Тогда зачем ты машину купил? Не надо было. А что ты теперь предлагаешь? – перебила его Евгения.
– У меня немного остались… деньги. Думаю, можно будет подобрать ей отдельную комнату.
– Странно… Зачем тогда приглашали, если хотим её отселить? – сказала Евгения, посмотрев на него с недоумением. – Хотя… попробуй. Предложи маме остаток. Послушаем, что она скажет…
На следующий вечер, когда Настасья Никифоровна, сидя у себя, вязала носки, Владислав-старший зашёл в комнату и начал разговор. В это время за письменным столом Владик делал уроки, а Мариночка лежала на полу и что-то рисовала цветными карандашами.
– Настасья Никифоровна, я бы хотел… мы бы хотели… всё-таки вернуть вам остаток денег. Мало ли что, – с волнением сказал он, протягивая заметно похудевший свёрток.
Женщина, прекратив вязать, удивлённо посмотрела на зятя.
– Мне-то зачем? На что я тратить буду? Вам, молодым, нужнее.
– Возьмите, возьмите! – настаивал Владислав. – Вы подумайте, может, захотите комнату купить…
– Зачем мне? Я же места много не занимаю, зачем мне целая комната? Да и сколько мне ещё осталось-то?.. Оставьте лучше себе! Как помру – будут мои похоронные. У меня же, кроме вас, никого и нет, – сказала она, глядя ему в глаза.
Владислав, не выдержав её взгляда, глубоко вздохнул и отвёл глаза.
Евгения всё это время сидела на кухне и слышала разговор. Она не смогла сдержаться – зашла в комнату и вмешалась:
– Мама, мы согласны. Давай, деньги лучше у нас полежат. У нас надёжнее. Да и волноваться тебе не надо насчёт похорон – похороним тебя по высшему классу!
В комнате повисла тишина. Мариночка перестала рисовать, нахмурилась и непонимающе уставилась на мать. Владик, не поднимая головы от учебников, насторожённо ожидал, чем же всё закончится.
Евгения замешкалась, потом вдруг перевела тему:
– Мам, нам твои деньги точно нужны. Вот, например, можно за счёт твоих денег Владику пальто тёплое или шубу на зиму купить, а то его пальто совсем износилось.
– Да, Жень, так и надо сделать, – ответила Настасья Никифоровна.
– Спасибо! Деньги мы тогда у себя оставляем?!
Настасья Никифоровна улыбнулась, кивнула и, глубоко вздохнув, продолжила вязать.
– Пойдём, – бросила Евгения мужу, и супруги вышли, прикрыв за собой дверь.
На следующей неделе Владику купили новую цигейковую шубу. Она была чёрная, длиной до колен, сшитая по последней моде – такая тёплая и удобная. По правде говоря, ни у кого в их семье не было такой дорогой одежды.
Придя из магазина, Владик сразу надел шубу и стал вертеться в коридоре перед зеркалом.
– Сынок, теперь тебя и не узнать. Такой ты у нас модный стал, – восхищалась Евгения.
– Бабуль, смотри! Как тебе? – спросил Владик, зайдя в комнату к Настасье Никифоровне.
– Надо же, какой фраер! А ну-ка покрутись!… Очень мне нравится! Теперь-то ты точно не замёрзнешь, – рассматривая внука, радостно сказала бабушка.
Настасья Никифоровна была счастлива. «У дочери все хорошо. Внуки одеты, накормлены и под присмотром. Что ещё надо? Живи и радуйся», – думала она.
Такой шубы, как у Владика, не было ни у кого во дворе. Ребята ему завидовали. Да и сам Влад заметил, что стал как-то увереннее в этой шубе. Он почувствовал, как в классе изменилось к нему отношение: ребята всё чаще приглашали в свою компанию, девчонки стали засматриваться, а в глазах учителей появилось внимание – будто им вдруг стало важно то, что он говорит. Впервые он ощутил то пленительное чувство, когда мог хоть немного, хоть чуть-чуть управлять волей других людей. Казалось, эти люди сами хотели подчиняться, им было приятно быть заодно с человеком в такой модной и дорогой цигейковой шубе – единственной в школе.
«Как интересно: ведь вещи имеют власть над людьми. Всегда найдутся те, кто захочет быть рядом с тем, кто владеет дорогими вещами», – размышлял он.
Владислав считал свою шубу чем-то вроде волшебной палочки. Он надевал её, когда нужно произвести впечатление, расположить к себе или убедить. Иногда это не работало, но чаще шуба свою роль играла хорошо.
Однажды Влад возвращался из школы с одноклассниками. Их было трое: Лёнька-сосед, Димка и он.
Лёньке шуба очень нравилась. Он постоянно выпрашивал её примерить.
– Ну дай ещё разок! – снова пристал Лёнька.
– Нет, не дам! – отрезал Владик.
– Слушай, Влад, если дашь дойти до дома… я тебе магнитофон принесу, – вдруг предложил Лёнька.
Мать у Лёньки была стюардессой на международных рейсах и часто привозила фирменные вещи. И у Лёньки был как раз такой магнитофон, о котором Владик мечтал.
– Я же сказал… Хотя… давай! Тогда магнитофон, наушники и кассеты с Высоцким сегодня занесёшь?
– Хорошо. Но только до утра. Утром перед школой отдашь, а то родители меня прибьют.
– По рукам!
Ребята пожали руки, бросили портфели в снег и стали переодеваться. Димка тем временем пошёл в сторону, к находившемуся рядом и покрытому льдом озеру.
– Хорошо! Тепло! А мягкая-то какая! – с умилением протянул Лёнька, надев шубу.
Лёнькино же пальто Владу было маловато. Он с трудом застегнулся, толкнул Лёньку и с ухмылкой сказал:
– Тепло, говоришь?
Лёня хотел ответить, но в этот момент ребята услышали крик Димки. Он стоял на льду и махал руками:
– Ребята! Идите сюда! Смотрите, лёд такой прозрачный! Тут даже рыб видно!
– Идём! – крикнули они и, оставив свои портфели в снегу, побежали к нему.
Через минуту они были у озера.
– Здорово! Точно прозрачный! Мне как-то не по себе – он такой… будто его и вовсе нет. А он не провалится? – встав на лёд, настороженно спросил Лёня.
– Не бойтесь! Смотрите, здесь лунки везде – это рыбаки оставили. Они же не провалились, и мы не провалимся, – сказал Димка. – А давайте подальше пройдём, посмотрим, что там. Вот до той лунки, – он показал рукой на едва различимую лунку вдали.
– Давайте! – согласились ребята.
Чем дальше они уходили от берега, тем прозрачнее становился лёд. Они прошли метров тридцать, осторожно обходя рыбацкие лунки. Вода подо льдом была такой чистой, что в некоторых местах можно было отчётливо рассмотреть дно. Ребята ложились животом на лёд, руками разгребали снег, согревали лёд дыханием, от чего он становился ещё прозрачнее и вглядывались в глубину озера. Они с интересом наблюдали за жизнью его обитателей: рассматривали стайки рыб, наблюдали, как на дне медленно и тяжело колышутся водоросли.
Погода была безветренная, солнце ярко светило, позволяя рассмотреть все детали.
– Как же здорово! – восторгался Лёнька.
– Да! Это чудо какое-то! – вторили ему ребята.
Так они пролежали на льду около получаса.
– Давайте пройдём подальше? Поищем место, где поменьше водорослей. А то здесь рыбу плохо видно – она вся в водорослях прячется, – предложил Лёнька.
Ребята пошли дальше. Пройдя ещё метров тридцать, они вышли к участку, где на дне почти не было водорослей, и отчётливо виднелись крупные рыбы в окружении маленьких стаек.
– Кто это? – спросил Дима, глядя на проплывающую рыбу сантиметров пятьдесят в длину.
– Наверное, карась или лещ, – ответил Владик. – Смотри! Там ещё такие же!
Внизу проплыла стая лещей.
Так ребята переходили с места на место, разглядывая подводный мир с разных позиций.
Прошло около двух часов.
– Давайте к берегу! Я замёрз уже! – предложил Дима.
– Мне тоже холодновато в Лёнькином пальто. Б-р-р-р! – съёжившись, сказал Владик.
– Ну, ребята, давайте ещё! – не соглашался Лёня.
– Если хочешь – лежи и смотри. А я возвращаюсь! – сказал Дима. – Владик, ты со мной?
– Лёнька, давай домой! – сказал Влад.
– Вы только посмотрите… Там!.. Ледяные волны! – сказал Лёнька, показывая рукой вдаль озера.
Ребята оглянулись. Вдали виднелись будто застывшие ледяные волны – причудливые природные фигуры.
– Интересно, – задумчиво сказал Владик.
Ребята решили подойти и рассмотреть эти фигуры поближе.
Озеро под ледяными фигурами было прорезано глубокими, тонкими трещинами. Ребята осторожно продолжали свой путь, с интересом проходя вдоль ледяных глыб. Трещины становились всё шире, образуя неравномерную поверхность. Где-то уровень льда был выше, где-то – ниже. Сталкиваясь между собой, эти куски льда образовывали разноформенные ледовые изваяния. Ребята шли дальше, перепрыгивая через трещины между льдинами.
– Смотрите! Это же… ледяная змея… ледяная кобра. Видите? – бросил Димка, показывая пальцем на очередную ледяную глыбу.
Перед ними предстала высокая и широкая ледяная глыба, похожая на голову огромной змеи, раскрывшей свой капюшон. Лёд рядом с этой головой был весь потрескавшийся; трещины уходили глубоко вглубь и в толще льда формировали объёмную фигуру, похожую на туловище змеи. Казалось, громадная змея выползает из водных глубин.
– Вот это да! – восторженно сказал Владик.
Ребята стояли заворожённые.
– Только языка ей не хватает! – задумчиво заметил Дима.
– А давайте сделаем? – предложил Лёня.
– Как? – спросил Дима.
– Вон там ветка лежит, – оглядевшись, сказал Владик и указал пальцем на большую ветку, лежащую на льду немного подальше. – Обломаем лишнее – вот и получится рогатка. Как раз то, что нам нужно: такой расходящийся язык.
Обломав у ветки сучки, ребята сделали большую рогатку и вернулись к ледяной фигуре. Лёд вокруг был покрыт тонким слоем воды, казался неустойчивым. Никто не решался подойти вплотную. Они остановились и молча смотрели на эту огромную ледяную кобру.
– Мощно! – протянул Лёнька.
– Да-а… – подхватил Дима.
– Но языка ей всё же не хватает… Как же его приделать?.. – вслух задумался Владик. – Спереди – слишком много воды, не подойти… Может, попробовать забраться на неё сзади – через капюшон?!
– Я сделаю! – вызвался Лёнька. Он сразу схватил подготовленный язык-рогатку и направился к ледяной глыбе.
Ступая с предельной осторожностью, он подошёл к змее и, обходя её со стороны капюшона, стал присматриваться, где лучше залезть. Вдруг послышался хруст. От ног Лёни, глубоко пронзая лёд, побежали в разные стороны многочисленные нитевидные трещины.
– Лёнька, стой! Стой на месте! – закричали ребята.
Лёня резко остановился. В тот же миг он с ужасом почувствовал, как лёд под ногами становится подвижным. Мальчик рванул к ледяной глыбе в надежде, что, забравшись на неё, сможет спастись. С каждым его шагом трещины из-под ног стремительно расходились. Вода из глубин озера поднималась к поверхности. Добежав до льдины, Лёня с трудом взобрался на неё. И тут же трещины вокруг льдины разошлись ещё сильнее, и поднимающаяся вода окончательно нарушила равновесие. Голова змеи вместе с мальчиком накренилась.
Лёня отчаянно цеплялся за льдину, но безуспешно. Его ноги соскользнули. Ледяная вода моментально обожгла их, стремительно заливаясь в сапоги – тянула вниз. Лишь благодаря палке-рогатке ему удалось зацепиться и не соскользнуть полностью в воду.
– Помогите! Помогите! – закричал Лёня, вися на льдине.
– Лёня, держись! – кричали ребята, охваченные испугом. Они были в растерянности, не зная, что делать, как помочь товарищу.
И тут Влада пронзило осознание: «Чёрт подери, он же в моей шубе! Неужели она – пропала?!» – с ужасом размышлял он, представляя, как вместе с шубой теряет всё, что даровала ему эта вещь: авторитет в классе, возможность обмена на ценные предметы и расположение девочек. «Никто мне больше такой не купит!..» – на миг его охватили страх и безысходность.
«Нет! Так оставить нельзя. Надо действовать!»
Продолжая с тревогой смотреть на Лёню, он лихорадочно думал, что же делать…
Лёня в это время отчаянно держался за палку-рогатку, его ноги наполовину находились в ледяной воде.
«Надо срочно снять с него шубу! Пока она не утонула вместе с ним», – решил Влад. «Но как это сделать? Чёрт, еще и Димка здесь! Он же всем потом расскажет. Что бы придумать?..»
Влад резко дёрнул Диму за плечо.
– Дима, беги за взрослыми!.. А я останусь здесь – вытащу Лёню! – сказал он, чуть запнувшись. – За меня не беспокойся: я хорошо плаваю!
– Помогите! – кричал Лёня.
– Что стоишь?! Беги!!! – крикнул Влад, вонзив в Диму стальной взгляд.
– Лёня, держись! Я за подмогой! – крикнул Дима и бросился к берегу.
Как только Дима отбежал, Влад окликнул Лёню:
– Лёня, постарайся снять шубу и передай её мне! Она тянет тебя на дно!
– Я не могу! – всхлипывал Лёня, вися над полыньёй.
Влад лихорадочно вспоминал, как учили спасать на льду: «Руку – не тянуть, в воду – не прыгать… Палки! Нужны палки!»
– Сейчас!.. Я помогу, – Влад побежал к тому месту, где они ранее делали «язык» для змеи. Собрав обломки прутьев, он раскидал их у полыньи и осторожно подполз к краю льда.
– Снимай шубу! Тебе всего три пуговицы надо расстегнуть! – крикнул он.
Лёня, вцепившись одной рукой в палку-рогатку, другой наощупь пытался справиться с пуговицами. Но петли для пуговиц разбухли, а сами пуговицы покрылись льдом. Он упорно пытался продавить пуговицы в петли. В этот момент льдина под ним опасно покачнулась.
– Не получается! Лёд шатается! – испуганно крикнул Лёня и снова вцепился обеими руками в палку-рогатку.
Покачавшись, льдина вернулась в прежнее положение.
– Делай, что говорю! Хочешь спастись – снимай! – на взводе закричал Влад.
– Не могу… – еле слышно выдавил Лёня, боясь даже пошевелиться.
– Лёня! Снимай шубу! Наплевать на льдину! – скомандовал Влад. – Снимай, чёрт тебя побери! – крикнул он, весь покраснев от злости.
Лёня взглянул на Влада, вздрогнул и, разжав онемевшие пальцы, вновь потянулся к пуговицам.
– Давай, давай! – подгонял его Влад.
Пальцы почти не слушались. Лёня пытался кулаком продавить пуговицы в петли. Расцарапав руки в кровь и почти отчаявшись, он почувствовал, как одна из пуговиц повернулась ребром. Он изо всех сил надавил – и пуговица провалилась в петлю. Верх шубы распахнулся.
– Получилось! Первая есть! – обрадовался Лёня.
– Молодец! – закричал Влад. – Осталось ещё две!
Остальные пуговицы поддались быстрее. Закончив с последней, Лёня торжествующе закричал:
– У-р-а-а-а!
Внезапно льдина накренилась, пошатнулась – и с рёвом ушла под воду, унося в пучину свою змеиную голову вместе с Лёней. В ту же секунду из-под воды вырвалась её скрытая часть – более массивная. Высоко поднявшись над полыньёй она оглушительно пробила толщу льда и обрушилась рядом с Владом, окатив его ледяной водой.
Всё произошло так быстро. Влад не успел испугаться. Он вскочил – в голове была одна мысль: «Надо срочно спасать шубу!»
Сбросив одежду, он нырнул под льдину. Оказавшись в ледяной воде, открыл глаза. Прямо перед ним чёрная шуба вместе с Лёней опускалась на дно. Лёня был без сознания. На мгновение Влад испугался, но тут же взял себя в руки: «Я смогу! Я справлюсь!»
Вспомнив, как в деревне у бабушки не раз переплывал реку и нырял за ракушками, Влад почувствовал уверенность. Он подплыл к Лёне и попытался стянуть с него шубу. Но рукава разбухли и не поддавались. «Придётся тянуть шубу вместе с ним», – решил Влад.
Он схватил шубу за рукав и потянул свою ношу наверх. Воздуха катастрофически не хватало. Он резко отпустил шубу. Всплыл. Вздохнул. И снова нырнул под льдину. На этот раз он не упустил свою шубу и вместе с Лёней вытянул её на лёд.
Вдруг он услышал где-то вдали за спиной мужской крик:
– Э-э-э-й! Я здесь! Держись!
Это был бегущий к нему рыбак.
Влад судорожно вытащил Лёню из мокрой шубы. Быстро свернул вещь, отжимая воду, затем разложил её на льду. Он лихорадочно осмотрел подкладку и мех.
«Ни разрыва! Цела! Фу, пронесло!» – с облегчением выдохнул он и натянул на себя холодную шубу. «Теперь остаётся придумать, как её высушить. И чтобы родители ничего не узнали…»
Вздрогнув от неожиданности, Влад ощутил на своих плечах что-то тяжёлое, тёплое, пропахшее табаком.
– Это тебе!.. Грейся! Как ты? – раздался сзади хриплый, сбивчивый от нехватки дыхания мужской голос.
Влад оглянулся. На его плечах лежал огромный стёганый ватник. Он поднял голову и встретился с обеспокоенным взглядом небритого мужчины средних лет.
– На, вот тебе ещё и шапку, – сказал мужчина и надел Владу на голову свою вязаную шапку. – А с товарищем твоим что? Замёрз, небось? – с опасением спросил он, глядя на лежащего поблизости Лёню, чья мокрая одежда начала покрываться тонким слоем льда.
– Не знаю, – озабоченно ответил Влад, посмотрев на Лёню. В это мгновение он вдруг осознал, что оставил товарища в беде. Ему стало стыдно.
В голове также промелькнула тревожная мысль: «Неужели этот человек всё видел? Видел, как я снимал с Лёньки шубу?..» Его передёрнуло от стыда.
Мужчина бросился к Лёне, сел рядом, приложил ухо к его лицу, прислушиваясь к дыханию. Лёня лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Рыбак оглянулся на полынью и, не рискуя оставаться на краю, быстро оттащил мальчика подальше – на более прочный лёд. Его пальцы дрожали от напряжения и холода. Сейчас для него всё было неважно – главное – помочь мальчику!
Он быстро снял с себя свитер, оставаясь в одной тонкой майке, уложил на него Лёню и, не теряя ни секунды, начал делать ему искусственное дыхание. Грудь мальчика поначалу оставалась неподвижной, но уже на четвёртом вдохе что-то дрогнуло. Через мгновение Лёня судорожно закашлял – вода брызнула изо рта и носа. Он задышал.
– Хорошо, родной! Молодец! Дыши, дыши… – с облегчением и радостью говорил рыбак и, перевернув Лёню на бок, помог ему освободиться от воды.
В это время подоспела подмога: ещё два рыбака и Дима. Они сразу же начали укутывать Лёню тёплыми вещами.
– Слава Богу, твой товарищ жив! Мы его отправим в больницу, – обращаясь к Владу, сказал рыбак. А тебе надо домой – и в горячую ванну! Сейчас же! – взволнованно добавил он. – Где ты живешь?
– Тут недалеко от озера. Клёновая аллея, дом 5, квартира 8, – ответил ему Влад.
– Справишься? Доведёшь друга до дома? – обратился он к Диме.
– Да, – уверенно махнув головой, ответил Дима.
Посмотрев на голые ноги Влада, рыбак тут же снял свои сапоги. Сам остался в портянках.
– Вот, бери ещё и сапоги! – он поставил их рядом с Владом.
– Спасибо, – угрюмо сказал Влад, не поднимая глаз.
Дверь открыла бабушка.
– Ой, батюшки! Владик, родимый, что случилось? Откуда у тебя эта одежда? Господи, помилуй! Да ты весь мокрый! Заходи скорей! – глядя на стоящего у двери внука, запричитала Настасья Никифоровна.
– Мы… мы с ребятами… провалились на озере, – со слезами на глазах только и смог выговорить Влад. – …Бабушка! Бабуля! Просуши шубу, ты сможешь, я знаю! Только родителям не говори! – заходя в квартиру, взмолился Влад. – Они…
– Хорошо, что хоть живой! Раздевайся – и быстро в горячую ванну! – помогая снять промокшую одежду, оборвала его бабушка.
Влад аккуратно уложил мокрую шубу на стоящий рядом стул.
– Бабушка! Ты слышишь? Ты обещаешь, что высушишь шубу? – упрашивал Влад.
– Да, внук! Сделаю, что смогу! Успокойся и иди в ванную, – ответила она.
После ванны бабушка напоила внука горячим травяным чаем с мёдом и уложила в кровать.
На следующий день Влад проснулся около полудня. Встать с постели он не смог – кружилась голова, он весь горел.
– Батюшки! Дорогой мой! Ты всю ночь бредил. На вот, выпей, – сказала ему бабушка, протягивая большую кружку с ароматным настоем.
– Шуба! Что с шубой? – встревоженно спросил Влад и схватился за голову от резкой боли.