Моя любовь в твоей мелодии

Пролог

Раньше она любила дождливую погоду. Любовь к пасмурному небу она обнаружила ещё в седьмом классе, когда холодные капли скатывались по её щекам, смешиваясь со слезами. Она находила утешение в раскатах грома, потому что никто не мог слышать её плача или сбитого дыхания. Она всегда знала, что под дождём и тучами можно спрятаться, что её никто не увидит. Поэтому каждый раз, стоило услышать, как первые капли стучали по крыше, весь шум в голове стихал. Она могла часами сидеть на холодном полу и просто слушать, как в лужах плещется вода, или как гремит гроза, освещая комнату светом молний.

Но это было раньше. Раньше дождь приносил ей спокойствие, а теперь даже редкие громыхания в небе не могли заглушить горькие рыдания вокруг неё, а назойливые капли не скрывали покрасневшие, воспалённые глаза скорбящих.

Влада стояла, не шевелясь. Кажется, она даже задержала дыхание, потому что чувствовала, что стоит ей только слегка вдохнуть прохладный воздух, как сдавленный плач тут же вырвется наружу. Её нижняя губа дрожала, но она списывала это на холод. Словно если она позволит проронить хоть одну слезинку, тогда происходящее станет явью. Сейчас же это всё походило на страшный сон. Нет. Её худший кошмар.

Наконец оторвав взгляд от промокшей травы, Влада медленно осмотрелась. Вокруг было столько людей, что толпа растянулась почти по всему кладбищу. У всех бледные лица, мокрые волосы, сгорбленные спины… Мужья успокаивали своих жён, а сами печальным взглядом глядели туда, куда Влада отказывалась смотреть с самого начала церемонии. Вместо этого она изучала лица людей, пытаясь понять, был ли хоть кто-то ей знаком. Но всё тщетно. Раньше, лет десять назад, она бы смогла поимённо назвать всех присутствующих, а сейчас… Её окружали сплошные незнакомцы. И от этого становилось ещё хуже. Она пересекалась с ними взглядами, видела в их глазах боль утраты, но даже не могла понять, кем были эти люди, что так скорбели. Какое отношение они имели к нему, раз на их лицах было столько несчастья?..

Она не была готова. Стоя над его могилой, наблюдая, как гроб засыпают сырой землёй… Она не готова. Не готова принять это. Она не готова принять тот факт, что его больше не будет в её жизни. Она больше никогда не услышит его голос, его смех… Больше никогда не попросит у него совета. У неё больше нет того, к кому бы она пошла в самые тёмные моменты своей жизни. Нет больше того, кто всегда был готов выслушать и никогда от неё не отворачивался. Он всегда был с ней. Он понимал её, как никто не мог понять. И теперь всё что от него осталось – хладное тело под крышкой гроба.

Её нога подогнулась. Влада еле слышно охнула, вцепившись пальцами в бедро. Колено болело сильнее обычного с самого утра. Боль всегда усиливалась в дождливую погоду, но это никогда не мешало Владе любить такие дни. Однако сегодня колено не давало ей покоя. Она даже выпила обезболивающие, но те действовали недолго. Ей было трудно стоять, а нога то и дело подгибалась. Влада попыталась согнуть её и перенести вес на здоровую ногу, но от этого лёгкого движения стало только хуже.

Влада стиснула зубы. Её пальцы дрожали от необходимости ухватиться за что-нибудь. Но она лишь упрямо впивалась ногтями себе в ладонь, стараясь забыть об этой боли. Она не позволит себе держаться за что-либо. Словно мантра, слова крутились у неё в голове, стоило одной судороге сменить другую: Это был твой выбор, ты сама в этом виновата, ты должна терпеть и не жаловаться.

Влада выдохнула сквозь зубы. Теперь она цеплялась пальцами за своё платье, норовя разорвать ткань. Боль была настолько сильной, что дрожало всё тело. Колено нещадно пульсировало. Всё новые судороги сковывали её одна за другой, словно лава, текущая по венам. И стоило Владе хоть немного вдохнуть, как лава становилась только горячее. Голова начала гудеть, а звон закладывал уши, но Влада была этому даже рада. Эта боль помогала ей мысленно убежать далеко отсюда. Она лишь отдалённо слышала, как люди вокруг перешёптывались. Кто-то выражал бесконечные соболезнования, некоторые делились воспоминаниями, но больше всего было слышно тихие печальные сокрушения… «Он был замечательным…», «Как же они без него…», «Он был её второй половинкой…», «Бедная девочка…».

Бедная девочка… Влада не была бедной. Она горевала, она оплакивала его и была на грани истерики каждую чёртову секунду этого дня, но она не была бедной. Это не с ней случилась беда. Это не она страдала два с половиной года. Это не она боролась за жизнь, когда та лишь быстрее ускользала. Это он был бедным. А Влада… она всего лишь была разбита.

В тот день, неделю назад, она почувствовала, как её сердце остановилось. Часть его не билась и по сей день.

Говорят, что когда человек умирает – у него перед глазами проносится вся его жизнь. Но когда Влада увидела, как на мониторе перестал отображаться его пульс – у неё перед глазами пронеслась вся её жизнь. Все моменты, прожитые с ним, из которых состояла её жизнь. Он был неотъемлемой её частью.

Она была не просто скорбящей сестрой, а он – не просто её братом. Они правильно сказали – он был её половинкой. Вместе с ним умерла и часть неё. Она не могла дышать как прежде, понимая, что он больше никогда не вздохнёт. У неё плыло перед глазами, когда она вспоминала, как остекленел его взгляд. Это случилось так быстро, словно он никогда и не был живым…

Но хуже всего было то, что всё в ней самой напоминало о нём. Смотреть в зеркало было невыносимо, потому что она видела слишком много его. Все видели в ней его. Такие же волосы, такой же нос, такие же глаза, форма лица и подбородок… Влада презирала себя за эти мысли, но в такие моменты она жалела, что они вообще родились близнецами.

Глава 1

Родительский дом всегда был тем местом, где Влада скрывалась от себя настоящей. Вплоть до переезда она и не понимала, что совсем не знает себя. Ей нравилась её жизнь, её друзья и то, чем она занимается, но только поступив в консерваторию, Влада начала узнавать о себе много нового. Когда у неё появилась собственная квартира, Влада осознала, что вместо уютной тишины она предпочитает шум и гам. Она любила включать фильмы или сериалы на всю мощность; любила ходить из одного угла в другой, не обращая внимания на боль, под настолько громкую музыку, что каждая нота вибрацией отдавалась у неё в груди. Она не любила запах от кондиционера на одежде. Вместо строгих платьев и юбок она предпочитала шорты и футболки. Её стол всегда был завален нотами с различными репертуарами, а рядом с ними обычно стояла кружка из под кофе, а не чая.

Влада любила и уважала своих родителей, но она также понимала, что раньше слишком легко и быстро поддавалась их влиянию. Она делала то, что сделало бы их счастливее. Заставляла их гордиться, сама при этом забывая о собственной гордости. Всё её существо зависело от того, что о ней подумают родители. Сейчас стало ясно, что осознание этого обрушилось на неё слишком резко и в самый неподходящий момент. Наверное, именно поэтому каждый раз, стоило ей оказаться в их доме, она оставляла себя настоящую позади входной двери. Её родители прекрасно знали, что их дочь выросла совсем не такой, как они ожидали, но никогда не говорили об этом. Или им было просто всё равно, и их устраивали её жалкие спектакли.

Впрочем, и ей уже было всё равно. Ей вообще на многое стало плевать. Раньше Влада чаще веселилась и отшучивалась от любых проблем, а теперь все эти эмоции блекли с каждым днём.

– …Она очень талантливая девочка, но и очень своенравная, – причитал её отец, покачивая в руке бокалом с вином.  – Если она хочет строить карьеру в балете, то ей нужно быть сдержанной.

Влада непрерывно смотрела на бокал в руке мужчины, а точнее на его ладонь. Она рассматривала длинный, но едва заметный светлый шрам, тянущийся от среднего пальца. Влада смотрела на него каждый раз, когда виделась с отцом.

На очередное ворчание она всё же подняла голову, взглянув на мужчину.

Её отец обладал суровой внешностью. Он не раз рассказывал, как ему это мешало в жизни. У него с молодости были обвисшие веки, из-за чего его взгляд всегда казался недовольным и усталым. Уголки губ также были опущены, да и само выражение лица у отца было чаще суровое, нежели спокойное. Сейчас в работе преподавателя это, может быть, и помогало, но вот когда ты молодой артист балета – важно иметь контроль над своим лицом.

Влада любила открывать их семейный альбом и рассматривать фотографии с молодыми родителями. Несмотря на угрюмый вид, в молодости её отец был очень даже хорош собой. Правда, он больше смахивал на бандита, нежели на студента престижной академии.

– Один из признаков таланта – буйный нрав, – раздался мягкий голос матери, когда она села за стол. – Но я с тобой согласна, ей придётся как-то с ним бороться.

– Ей не надо с ним бороться, – возразил мужчина. – Ей нужно направить его в искусство танца, а не тратить на пререкания со мной.

Влада заметила, как мама лишь покачала головой на недовольство мужа. Иногда для Влады было настоящей загадкой, как родители вообще поженились. Они были абсолютно разными. Её отец был довольно вспыльчивым и азартным человеком, в то время как мать всегда оставалась спокойной и рассудительной. Отец вёл себя громко и скандально, когда ему что-то не нравилось, а мама предпочитала тихо обсуждать любые проблемы.

Влада всю жизнь наблюдала, как они ругались и пытались доказать друг другу свою правоту. Несмотря на приземлённый характер, её мать не любила, когда последнее слово было за кем-то другим. Она тоже не упускала возможности осадить отца, но со стороны это выглядело безобиднее, чем было на самом деле.

Свою первую грандиозную ссору с мамой Влада помнила отчётливо. Ей тогда было двенадцать, и её не отпустили на ночёвку к девочкам со школы, потому что на следующий день нужно было ехать в другой город на концерт. Сейчас это не казалось такой трагедией, но для двенадцатилетней Влады не было предательства хуже, учитывая как сильно она любила проводить время с друзьями. Она кричала так, что сорвала голос, но когда поток обидных и грубых слов прекратил вырываться из её рта, мама отбила всё желание спорить всего парой предложений.

С тех пор Влада всячески избегала споров с матерью. Чего не скажешь об отце, с ним у неё никогда не пропадало желания поругаться. Мама говорила, что вся эта вспыльчивость ей досталась именно от него.

– Милая, ну расскажи нам, как у тебя дела? Что нового, как работа? – теперь взгляд карих глаз, таких же, как и у Влады, был обращён на неё.

Она глянула на нежную улыбку матери, стараясь не замечать, что улыбка эта совсем не затрагивала глаза. Сделав неглубокий вдох, Влада выпрямила спину и ответила ровным голосом:

– На работе всё нормально, готовимся с концерту на следующей неделе.

– Что за концерт? – угрюмо спросил отец и со стуком поставил бокал на стол. Взгляд Влады снова метнулся к шраму на ладони мужчины.

– Чайковский, – коротко ответила она.

– И всё? – сразу же последовал ещё один вопрос. – Ты играешь один раз за всю программу? А сколько всего выступлений? Пять, десять?

– Серёж, не надо, – заранее постаралась успокоить его мама, но Влада понимала, что уже поздно. Если отец начал говорить, то его уже не остановить.

– А что? Я просто интересуюсь, как проходит концерт. Так сколько раз ты играешь?

– Один, – выдавила из себя Влада, впиваясь ногтями в дрогнувшее колено. – Я играю один раз.

– Фортепиано не востребованный инструмент в оркестрах, – начал рассуждать мужчина. Влада ещё больше выпрямила спину, не обращая внимание на усиливающуюся боль в ноге. – Они скорее созданы для сольных артистов.

– Да, но они прекрасно скрашивают звучание других инструментов, – женщина бегло глянула в сторону дочери, опасаясь ещё одной ссоры.

За последние месяцы их стало раза в три больше, чем за последние десять лет. А с отцом они поспорить любили. Влада чувствовала, как нагрелись её щёки и участилось дыхание. Если её отец не закроет эту тему, то она даже боялась представить, что вырвется у неё изо рта.

– Но пьес для них крайне мало. Тебе бы стоило задуматься о карьере концертной пианистки, – со знающим видом причитал отец.

– Это не так работает, пап, – наконец выдавила из себя Влада, уняв дрожь в голосе. – Я не могу сама сделать себя концертной пианисткой. Я не дирижёр и не концертмейстер. И пока что не нашлось кого-то, кто предложил бы мне сольный концерт.

– Ты играешь в отличном театре, у тебя неплохо получается, нужно просто больше стараться, – продолжал он.

«Нужно больше стараться…»

Влада почувствовала, как стены кухни начали сужаться и давить на неё. Её плечи задрожали, и ей захотелось накрыть уши руками, лишь бы не слушать всё это. Но вместо этого Влада подняла подбородок и сложила перед собой руки в замок. Обратив всё своё внимание на хмурые брови отца, она сделала то, что делала в детстве, когда хотела казаться больше и суровее. Влада встала на цыпочки под столом и перенесла на них свой вес, чтобы приподняться на стуле. До десятого класса она делала так каждый раз при ссоре с отцом. Но то было в школе. А сейчас она просто перенесла весь свой вес на травмированное колено и осознала это слишком поздно, лишь когда ощущение, словно коленная чашечка смещается в сторону, прокатилось по всему телу.

Нога дёрнулась, стукнувшись об стол, но Влада хлопнула по нему рукой, чтобы родители этого не заметили. Мама вздрогнула, а глаза отца вспыхнули недовольством с новой силой. Пульсирующая боль заставляла сжимать зубы, но молчать Влада не собиралась.

– Я стараюсь и я играю не «неплохо», а отлично. У меня были сольные концерты, но и в оркестре я тоже нужна, – уже громче сказала она.

Злость, негодование и стыд комом застряли у неё в горле. Не проходило и дня, чтобы она не жалела об опущенной возможности. Мысли о том, какой бы сейчас могла быть её карьера, не покидали её никогда, но она не говорила об этом. Это была её проблема. Её неудача. Ещё одна, которую ей предстояло пережить.

– Я говорю, что ты могла бы лучше. Тебе чудом удалось найти, чем заняться в жизни, и ты не можешь…

– Твой папа хочет сказать, что у тебя сейчас нелёгкий период в жизни, но нельзя ему поддаваться. Милая, у тебя же всё хорошо получалось… – теперь мама протянула руку в сторону дочери, но Влада отдёрнула свою. Она прижала пятки к полу и, не сдержавшись, поморщилась. Мама сразу же заметила это и наклонилась ближе. – Дорогая, сильно болит?..

– Всё нормально, мам, – резко перебила Влада. Она глянула на знакомое обручальное кольцо матери, сделав глубокий вдох. – Вы правы, сейчас не лучший период, поэтому давайте сменим тему.

– Ты не сможешь вечно избегать этого разговора…

– Серёжа, пожалуйста, перестань, – в голосе женщины зазвучали строгие нотки.

– Я же хочу, как лучше! – прикрикнул отец. Влада сдавила пальцами своё колено, что усилило боль до такой степени, что у неё зазвенело в голове. – Так карьеру не построишь, надо вырывать своё место из рук других. Если ты не готова соревноваться, то не стоило идти в музыку.

Влада почувствовала, как внутри всё закипает. Удивительно, насколько быстро этот человек мог её разозлить. Да, она никогда не была из робкого десятка, но Влада с самого детства усвоила, насколько важна сдержанность. Она умела подавлять гнев, для неё главное было найти, как выплеснуть его позже. Обычно она делала это с помощью игры на фортепиано. Она часто злилась и спорила с людьми, но знала, когда остановиться. Однако с отцом она теряла всякое терпение. Стоило им начать разговаривать, как начиналась ссора, и Владе крайне редко удавалось следить за выражениями.

– Странно это слышать от человека, которому всё преподносили на блюдечке, – тихо, но яростно сказала Влада.

– На каком блюдечке, дорогая? – спросил отец со смешком, но Влада заметила, как вспыхнул его взгляд. Всё же одно преимущество от этих вечных перепалок было – Влада точно знала, куда бить. К сожалению, отец – тоже. – Родиться в семье балета не достаточно. Нужно иметь свою голову на плечах и понимать, насколько ценно то, чем ты занимаешься Тебе ли не знать!..

– Видимо не знать, учитывая, что я не занимаюсь балетом, – ответила она с таким же смешком.

– Мы оба знаем, что на то повлияло не твоё нежелание, а неуклюжесть, – отец сделал глоток вина и поставил стакан снова обратно, как бы закончив на этом разговор.

– Серёжа, это уже слишком! – не выдержала мама, крикнув мужу.

Влада застыла, не шевелясь, словно статуя.

– Твоя неуклюжесть тебе не помешала, – глядя прямо отцу в глаза, выплюнула она. – Или преподавать не то же самое, что танцевать? Тогда наши с тобой ситуации несильно отличаются, папа.

– Владислава, на этом достаточно! – теперь уже крик матери был обращён к ней.

Влада сидела, глядя на отца, что также застыл на месте, как и она секундой ранее. Гнев обжигал её изнутри, проносясь по венами. Её лицо пылало, выдавая, насколько она была зла. Сразу после своих слов Влада перевела взгляд на ещё одну знакомую вещь. Тёмная трость с коричневой блестящей рукоятью. Когда-то и ей пытались купить такую же, но Влада была непреклонна. Она бы ни за что не взяла в руки трость. Она будет хромать, ползти или прыгать на одной ноге, но ни в коем случае не опираться на трость. Они с отцом тогда так сильно поругались, что не разговаривали несколько дней. Точнее, её отец не говорил с ней. Но она не могла его винить, не в этом случаем. Она наговорила слишком много обидных вещей, чтобы выбить эту идею из головы родителей.

– Вы ведёте себя, как два ребёнка, – уже спокойнее, но всё также твёрдо причитала мама. – Сейчас точно не время для этого.

– Для тебя никогда не время, – не сдержавшись, пробормотала Влада.

– Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали, Влада, – осадила её мама. – Ты уже взрослая девушка, неужели мне нужно снова проводить с тобой беседы о поведении, как в детстве?

Влада резко повернула голову в сторону матери. Её тело было настолько напряженно, что даже от такого простого движения в колене вспыхнула боль. Но Влада смотрела на свою мать, не дрогнув.

Беседы… Она их помнила. Вещь, от которой она была рада избавиться, съехав от родителей. Беседы, во время которых они сидели на кухне, где мама заставляла её говорить о всех ошибках и плохих поступках, которые она совершила. Чаще всего такие беседы случались, когда она ругалась с братом. Витя был гораздо мягче характером в детстве, поэтому Влада не упускала шанса задеть его, да побольнее. Матери это не нравилось. И неважно, сколько Владе было лет – одиннадцать или семнадцать – она сидела за столом, опустив голову и перечисляя всё, что её матери казалось неправильным. Эти беседы не кончались до тех пор, пока Влада бы не вспомнила всё, чем была недовольна её мать. После этого она бежала к себе в комнату, чтобы не накричать или, того хуже, расплакаться от злости. И каждый раз Витя приходил к ней и просил прощения, даже если изначально была виновата она. Влада всегда возмущалась и делала вид, что не понимает, зачем он извиняется. На самом же деле так она скрывала свой собственный стыд перед братом и всегда просила прощения следом.

Влада встала из-за стола, крепко ухватившись за угол. Не сводя взгляда в матери, она полезла в сумку. Та была довольно большой, как и любая сумка из её гардероба. Влада нащупала то, что хотела достать, но прежде чем сделать это, замерла, глядя на мать. Для своих пятидесяти шести лет она выглядела очень молодо. Длинные русые волосы, в которых отчётливо прослеживалась седина, были собраны в неопрятный пучок и открывали вид на длинную шею. Её мать была красивой женщиной, и Влада всегда поражалась этой красоте. Каждый раз, стоило ей взглянуть на маму.

Для Влады навсегда останется загадкой, как её родители терпят друг друга. Ведь они были такими разными. Хотя одна общая черта у них всё же имелась – оба были до безобразия упёртыми. Иначе как объяснить тот факт, что они оба построили себе успешную карьеру в балете? Её родители – Сергей и Елизавета Ильинские – были легендами балета. Когда-то и Влада надеялась, что будет такой же. Но это было в то время, когда она жила чужими мечтами…

– Я пришла, чтобы отдать вам это, – она положила на стол рамку с фотографией. – Подумала, что вам понравится.

И пока её родители рассматривали фотографию, Влада молча покинула дом. Мать постаралась задержать дочь, что-то говоря в след, но голос её дрожал и срывался. Влада даже не переживала, что родители могли последовать за ней в коридор, и спокойно обулась, стараясь не напрягать колено. И только когда уже закрывала за собой дверь, она услышала тихий плач и ласковый голос отца, успокаивающего жену.

Глава 2

Влада любила шумные компании. Она любила собираться с друзьями, громко смеяться и обсуждать всё на свете. Ей нравилось, когда вокруг было шумно и оживлённо. Сигналы машин, детский плач, стройка, громкая музыка – всё это помогало избежать хаоса, творящегося у неё в голове. Мысли, безостановочно крутящиеся внутри, не беспокоили её, когда она была среди друзей. И хотя она всегда поддерживала самые безрассудные идеи и даже нередко принимала в них участие, чаще всего Влада просто наблюдала. Она слушала, запоминала детали, которые позже непрерывно прокручивала в голове.

У неё никогда не возникало с этим проблем. Ей было так комфортнее: находиться в гуще событий, но при этом словно наблюдать со стороны. Её это успокаивало. После скандалов и ссор дома ей просто хотелось освободить голову; забить её чужими проблемами, лишь бы не думать о своих. Чего нельзя было сказать о Вите. Стоило им оказаться за пределами дома или балетной школы, у него словно открывалось второе дыхание. В то время, как Влада искала внутреннего спокойствия, в Вите просыпался искатель приключений. Он всегда был затейником, всегда первым рвался во всякие авантюры. Влада понимала, это было вызванно тем, что дома он вёл себя сдержанно и прилежно, и ему было необходимо выпустить весь пар подальше от родителей. Пожалуй, неудивительно, что в этом они были непохожи – Влада предпочитала выпускать пар с криками и ссорами. Однажды дошло до того, что соседи вызвали полицию, испугавшись, что кто-то кого-то покалечит.

Это был первый раз, когда она почти поругалась с Витей. То отличалось от их обычных споров. Тогда Витя всерьёз разозлился на её несдержанность и сказал, что в один день это аукнется не только ей, но и всей семье. Им тогда было по двенадцать, но Владе казалось, что её отчитывал их дедушка. После ссора плавно перетекла в разговор по душам, в котором Влада впервые призналась, насколько трудно ей сдерживать эмоции, и что она это делает не из вредности, а просто потому что не может это контролировать.

«У меня в голове слишком много мыслей, и это меня злит. Меня злит, что я не могу контролировать собственную голову…»

Она бы никогда не призналась в этом родителям, но именно благодаря Вите Влада начала играть. После того разговора на следующий день он повёл её познакомить со своим другом. Витя сказал, что тот учился в музыкальной школе через пару остановок от их – балетной. Тогда она впервые в жизни увидела вживую игру на фортепиано. Влада долго отказывалась признаваться себе в этом, но этот инструмент покорил её сердце с первой ноты. Тогда и зародилась её любовь к музыке. На тот момент для неё это было самое худшее и лучшее чувство на свете.

Игра на фортепиано стала её спасением. Все свои эмоции – страх, злость, растерянность – она выплёскивала через музыку. Все её мысли сосредотачивались лишь на том, чтобы поспевать за мелодией, не сбиваться с ритма и следить за нотами. В такие моменты её не волновали ни звуки вокруг, ни в её голове. Педали фортепиано служили ей лучшей опорой, а звонкие ноты передавали каждые мысль и чувство.

Когда Влада только освоила первые произведения, она всегда начинала их быстро, сумбурно из-за бурлящих внутри эмоций. Иногда она даже могла совершенно забыть про указанный ритм, и мелодия разгонялась до такой степени, что позже у Влады сводило пальцы. Она с такой силой нажимала на клавиши, словно норовилась вдавить слоновую кость в дерево инструмента. Фортепиано забирало у неё почти весь контроль, оставляя только жалкие его крупицы…

– Влада! – стоило очередному крику прокатиться по залу, как она тут же оторвала пальцы от клавиш. Из-за рояля на неё смотрело грозное лицо дирижёра. – Да что с тобой? Куда ты так бежишь? Из-за тебя остальные сбиваются. Если ты будешь ускорять темп, тогда весь оркестр последует за тобой, и вся мелодия развалится! – уже в который раз за репетицию причитал их дирижёр – Антон Михайлович.

Влада медленно убрала руки и сложила их на коленях. Правая нога словно приросла к педали, и Влада мысленно порадовалась, что дирижёр не заметил хотя бы этого. Ещё в середине произведения она почувствовала, как от очередного сгибания колено свело судорогой. Сегодня Влада не пила никаких обезболивающих. Она и так увлекалась ими последний месяц, а врачи советовали и вовсе свести приёмы к самому минимуму.

– Прошу прощения, – достаточно громко, чтобы все услышали, произнесла Влада. Она развернулась на своём стуле и взглянула на дирижёра, а точнее на его неизменный чёрно-синий полосатый галстук. – Давайте начнём заново, обещаю, такого больше не повториться.

– Ты говорила так два прогона назад, – с усталостью пробормотал Антон Михайлович, отложив дирижёрскую палочку. – Перерыв пятнадцать минут, далеко не расходитесь!

Облегчённые выдохи пронеслись по репетиционному залу, и музыканты с радостью пооставляли свои инструменты. Влада не сдержала тихого смешка. Может, и неплохо, что сегодня она не в форме.

– Влада, – не дал долго утешать себя знакомый голос. Влада снова посмотрела на Антона Михайловича, невольно про себя отмечая, насколько густые брови были у мужчины. – У нас концерт завтра.

– Я понимаю, и завтра всё пройдёт отлично, – уверяла она дирижёра. Влада бы встала, но боялась, что сразу же упадёт. Ей и так стоило огромных усилий не поморщиться, когда она наконец спустила ногу с педали. – Я обещаю, что не подведу ни вас, ни оркестр.

– Я хочу тебе верить, – мягким тоном заговорил мужчина. – Но и ты пойми мои сомнения, особенно после того, что случилось в прошлый раз…

– Этого не повториться, – почти что рявкнула Влада, продолжив уже виноватым тоном. – Это абсолютно разные ситуации, тогда я…

– Влада, я понимаю, – не дал ей договорить Антон Михайлович. – Я соболезную твоей утрате, но тебе пора возвращаться в строй. Я вижу, как тебе тяжело и правда хочу помочь, но такими темпами ты и место в оркестре потеряешь.

– Я вас поняла, – едва не скрипя зубами, согласилась Влада. – Я буду больше стараться.

«Нужно больше стараться…»

Пока все расходились кто куда, Влада осталась сидеть на стуле, медленно бегая пальцами по клавишам. У неё дома стояло фортепиано, на котором она всё время играла: то повторяла репертуар, то просто придумывала мелодии на ходу. Не сказать, что у неё хорошо получалось сочинять, но иногда выходило вполне прилично. Витя раньше постоянно распинался по поводу того, что лучше бы ей подарили синтезатор. Говорил, что он и места меньше занимает и возможностей больше, но Влада всегда отказывалась. Была она старомодной или нет, но в своей квартире она всегда представляла именно пианино. Она и квартиру выбирала, лишь бы было куда поставить инструмент.

Указательным пальцем она зажала «си», нажав левой ногой на правую педаль. Звонкая нота пронеслась по залу, напоминая Владе тот день, когда она только установила инструмент в квартире. Подарок от родителей – доказательство того, что они наконец приняли занятия дочери музыкой. Витя тогда помогал тащить фортепиано наверх, попутно приговаривая, насколько легче было бы с синтезатором. Он не унимался, всё продолжая ворчать, пока Влада завороженно гладила инструмент. Когда же она уже не могла слушать возмущения брата, то впервые нажала на одну из клавиш…

– Хочешь, я могу «случайно» ударить его смычком? – раздался над головой тонкий голос, вынуждая Владу оторваться от своего занятия.

Ярко-синяя оправа круглых очков слегка подпрыгивала, когда Аня заиграла бровями, изображая в воздухе кавычки. Влада глянула в большие карие глаза подруги и не сдержала лёгкой улыбки. Аня же, довольная собой, схватила самый ближний стул и поставила его рядом.

– Я не шутила, – сказала она, усевшись поудобнее. – Я могу быть неуклюжей, когда надо.

– Нет, не думаю, что это улучшит ситуацию, – отказалась Влада и развернулась к девушке. – Более того, он прав.

– Он кретин, – возразила Аня, сверкнув недовольным взглядом. – Никто тебя не выгонит.

– Жалости тоже приходит конец, – сказав это, рука Влады неосознанно потянулась к клавишам. Ей становилось спокойнее, когда она пробегалась по ним пальцами.

– Ты отличная пианистка, от таких не отказываются, – Аня поджала губы после слов подруги. – Тебе просто нужно время.

– Прошло два месяца, – тихо возразила Влада. – Для того, чтобы снова начать работать – этого более чем достаточно.

– Влада, – твёрдо сказала Аня, тронув подругу за плечо. – Только тебе решать, когда пора двигаться дальше. А это, – указала девушка ладонью на рояль, – просто пустяки. Все совершают ошибки.

Влада снова посмотрела на подругу. Они вместе устраивались в этот оркестр и к удивлению Влады довольно быстро подружились. Аня даже влилась в её с Витей компанию ещё со времён университета, словно всегда была её частью. Первые месяцы работы они засиживались в квартире Ани и репетировали репертуар к концертам, что тоже поспособствовало их сближению. Аня была довольно талантливой скрипачкой, вот только чересчур эмоциональной. Влада не говорит это вслух, но Аня бы с лёгкостью стала первой скрипкой, если бы немного взяла себя в руки. Однако каждый раз заглядывая в это искреннее лицо, у Влады язык не поворачивался сказать, что все эти чувства и эмоции вредили карьере подруги. Аня была самым добрым человеком, которого она знала. Она любила яркие вещи, смешные безделушки, наклейки и всякие украшения для дома. Чего только стоили её яркие синие очки, на которые Влада всегда первым делом обращала внимание.

Даже не верилось, что они смогли подружиться. Владу наоборот всегда раздражали такие люди. Всегда слишком радостные, словно у них не было никаких проблем, в то время как Влада захлёбывалась в своих. Но Аня наоборот была той, кто всегда поднимал настроение. Даже сейчас, когда Влада была в секунде от того, чтобы снова впасть в отчаяние, одно лишь присутствие подруги помогало.

– Я не делаю ошибок, – тем не менее не согласилась Влада.

– Всё бывает в первый раз, – хлопнув в ладоши, Аня встала со стула, поправив персикового цвета сарафан. – Пойдём поедим, потому что я не смогу выслушивать Антона Михайловича на пустой желудок.

– Мы же заходили в кафе перед репетицией, – Влада закрыла крышку рояля и встала вслед за подругой, стараясь не обращать внимания на прострелившее болью колено.

– Ты знаешь, сколько сил отнимает игра на скрипке? – спросила Аня, приложив руку к груди с оскорблённым выражением лица.

Влада не стала ничего на это отвечать, лишь молча продолжила идти рядом. Она была выше Ани на целую голову, но сейчас почему-то чувствовала себя ребёнком, боявшимся сказать что-то не то. Всё потому что за последние месяцы она сильно отдалилась не только от Ани, но и от всех своих друзей. Их поход в кафе перед репетицией был первой прогулкой за последние два месяца. До этого они лишь перебрасывались парой слов на репетициях и во время концертов, после того, как Влада снова вышла на работу. В первые дни после похорон Аня пыталась составлять ей компанию, боясь оставить подругу одну, но Влада не позволяла даже этого. Она игнорировала звонки, не открывала дверь, отказывалась от встреч. Может, Аня была права, и только Владе решать, когда двигаться дальше… Говорят, время лечит. Но тогда почему, чем больше проходит времени, тем больше её поглощает внутренняя пустота?..

Глава 3

Ассоциативная прозопагнозия – заболевание, при котором человек неспособен распознавать лица. Оно может быть как врождённым, так и приобретённым в случае травмы головы. Влада страдает прозопагнозией с шестнадцати лет после несчастного случая. Лица её знакомых, друзей и родных стираются из её памяти с такой скоростью, что первые месяцы она была уверена, что сошла с ума.

Влада помнила, как очнулась в больнице после случившегося и увидела над собой взволнованное лицо незнакомой женщины. Сейчас она уже не помнит, какое именно лицо тогда увидела. Ей запомнились только страх и волнение в голосе женщины, которая позже оказалась её матерью. На протяжении долгих двух часов Владу убеждали, что это была её мать, а не незнакомка, проникшая в палату. Её отец и брат тоже там были. Успокоилась она, только когда Витя указал ей на обручальное кольцо мамы и на трость отца. Но брата она так и не узнала. Витя не носил ничего, что бы помогло его узнать. В тот день на нём была обычная белая футболка и джинсы. Только прислушавшись в его голосу, Влада узнала брата.

Прошло уже десять лет, и Влада научилась жить с последствиями того, что натворила. Вместо лиц она запоминает отличительные черты, как например украшения, татуировки, походку или стиль одежды. Иногда она узнаёт людей по голосу, но такое случается только с самыми близкими. Единственный голос, который она узнавала сразу же, был её брата, потому что долгое время Влада не могла найти ничего другого, что помогло бы ей запомнить Витю. Уже потом он начал носить дурацкую подвеску с розовыми очками и толстыми усами под ними, чтобы Владе было легче.

Но даже спустя десять лет случалось так, что на улице мог подойти незнакомый человек и начать расспрашивать её о работе, семье и жизни. Спустя год Влада уже привыкла к этому и просто отвечала на вопросы, не интересуясь в ответ, когда не понимала, кто перед ней стоял. Ещё одна причина, почему она редко гуляла одна – друзья всегда её выручали. Кто-то невзначай упоминал что-то, что помогало понять Владе, с кем они говорили, прямо во время беседы. А некоторые объясняли, что это был за человек, когда они уже с ним попрощались. Сейчас Влада гораздо реже сталкивалась с этой проблемой. При знакомстве она сразу запоминает выделяющиеся черты, и обычно хватает первого раза, чтобы запомнить.

К сожалению, с коллегами это делать сложнее. У многих музыкантов их оркестра стиль одежды и сам внешний вид отличается от повседневного. И когда Влада встречает на улице или в магазине кого-то с работы, то редко узнаёт человека. К счастью или к сожалению, чаще всего это случается, когда она гуляет с Аней. Не найдя никаких отличительных знаков, но увидев, что Аня тоже знакома с этим человек, Влада быстро догадывается, что перед ними их коллега. Вот только у Ани иногда вылетает из головы, что у её подруги есть определённая проблема с распознаванием лиц. Не то чтобы Влада на это жаловалась, нет, она с радостью позволяла Ане брать на себя роль собеседника. Но иногда было неловко, когда ней обращались с довольно личными вопросами, а она даже не знала имя того, с кем говорила.

В прочем, именно это сейчас и происходило. Они с Аней зашли в кафе после репетиции, которое было недалеко от квартиры Влады. И минуты не прошло, как к ним подсела незнакомая девушка, сразу же начав делиться новостями. Уже около пяти минут Аня безостановочно беседовала с ней, пока Влада пыталась найти хоть что-то, указывающее на личность незнакомки. У неё были светлые волосы, почти как у самой Влады, которые девушка собрала в высокий хвост. Она с широкой улыбкой закидывала Аню вопросами, одновременно с этим играясь с коричневыми пуговицами на своей зелёной рубашке. Ни знакомых украшений или предметов одежды Влада не заметила, поэтому просто тихо сидела и наблюдала за девушками.

– Что-то я заболталась тут с вами, мне уже бежать пора, – незнакомка взяла свою белую сумочку и направилась к выходу, выкрикнув на прощание: – Нужно будет как-нибудь собраться вместе!

– Обязательно! – с широкой улыбкой помахала ей Аня и села обратно спиной к выходу. Она хотела было продолжить есть свой тирамису, но даже не успела взять ложку в руки, заметив вопросительный взгляд Влады. – Что такое? Ты тоже хочешь? – Аня подтолкнула свою тарелку подруге.

– Кто это был? – с лёгкой улыбкой спросила Влада, покачав головой.

На секунду лицо Ани ей показалось растерянным, но потом её взгляд моментально стал виноватым.

– Ой, прости… – сказала она, вжав голову в плечи. – Это была Маша. Ты вряд ли её запомнила, она училась в одном университете с Женей. Но вы знакомы, помнишь, в мае мы были на выставке его друга? Маша там  тоже была.

Влада помнила, как весной они пошли на выставку современного искусства. Женя – младший брат Ани – пригласил их, чтобы они поддержали его друга, молодого скульптора. Выставка была вполне неплохой, даже для тех, кто не разбирался в искусстве.

– Это та, у которой была странная картина? – кое-как предположила Влада.

– Она не была странной, – Аня наградила подругу строгим взглядом. – На ней была нарисован Бетховен, – с гордым видом пояснила она.

– На ней были кляксы, – возразила Влада. Она не преувеличивала, на картине действительно были размытые пятна голубого и белого цвета. – Или она слепая? Слепая художница решила изобразить глухого композитора?

– Влада, не груби! – широко раскрыв глаза, Аня оглянулась, словно их кто-то мог услышать. – Там был не сам Бетховен, а его «Лунная соната». Маша открыла в себе новый стиль. Она пишет картины по музыке. Даже попросила у меня совета, – с улыбкой закончила девушка.

– В написании картины?

– В композиторах, – Аня закатила глаза на недогадливость подруги. – Маша не хочет писать картины по музыкантам, которых и так везде изображают и воссоздают. Поэтому она спросила моё мнение по поводу классиков.

– Ты предупредила её, что она вряд-ли сможет послушать хоть одно их произведение? – спросила Влада с издёвкой.

– Почему это?

– Потому что твой вкус в композиторах ужасен. Они либо просто неудачники, либо неизданные неудачники, – пояснила Влада, откидываясь на спинку дивана. Она попыталась вытянуть ногу под столом, на что колено отозвалось тупой болью.

– Они не неудачники, а недооценённые гении! – возмутилась Аня и принялась гневно есть своё тирамису. – Ты их даже не знаешь.

– Вот именно, их никто не знает, – согласилась Влада.

– Так всё, не хочу больше ничего слышать, – Аня примирительно подняла руки, решив не донимать подругу. В конце концов, у каждого были свои странности. – У Жени день рождения на следующей неделе, – спустя пару секунд сказала Аня с наполненным пирожным ртом.

Влада замерла, кажется, даже задержала дыхание. Она прекрасно помнила, что у младшего брата Ани скоро день рождения. И она знала, что рано или поздно Аня бы об этом заговорила. У Влады и Жени с самого их первого знакомства сложились весьма хорошие отношения. Влада была уверена, что сначала у парня были к ней чувства, но Жена никогда не признавался. Они были друзьями, хорошими друзьями, несмотря на разницу в возрасте. Нередко бывало, что Влада могла провести весь день с ним, а уже потом встретиться с Аней только на работе. Аня в силу своей наивности и любви к романтике была в восторге от их дружбы, но Влада сразу дала ей понять, что в этом нет ничего романтического. В первую очередь она сказала это, потому что боялась, что такие отношения между близкой подругой и её младшим братом будут смущать саму Аню. Но та не то что была против, а совсем наоборот. Ещё одна черта, поражающая Владу: Аню невозможно было смутить. Любая неловкая ситуация ей казалась просто недопониманием, которое нужно было обсудить, тем самым создавая ещё большую неловкость. Аня прекрасно считывала эмоции людей, но не когда дело касалось чего-то личного.

Поэтому Влада не удивилась, когда подруга заговорила про день рождения. Хотя, учитывая, что прошлый она пропустила, она бы поняла, если бы Аня не стала ей напоминать.

– Не уверена, что смогу прийти, – наконец заговорила Влада, подняв взгляд. Такой ответ Аню не впечатлил, поэтому пришлось продолжить: – Да у меня и подарка нет.

– Ему не нужен подарок, Влада, – с недовольством ответила Аня. Влада её не винила, ей бы тоже было обидно, забудь подруга про день рождения её брата. – Он не часто об этом говорит, но он скучает, – после этих слов нога под столом невольно дёрнулась. – Вы почти не общались этот год.

– Как я ему в глаза посмотрю? – Влада накрыла лицо руками. – Я пропустила его прошлый день рождения. Даже не поздравила.

– И он прекрасно знает почему. Он младше, но он же не глупый, – Аня мягко обхватила кисть подруги пальцами. – Конечно, ему было обидно, но он всё понимал. Мы все понимали.

Влада покачала головой. Ей все говорят, что понимали, почему она себя так вела. Но правда ли это? Они понимали? Глядя в глаза Ани, Влада еле сдерживалась от злой усмешки. Её жалели. Она же бедная девушка, потерявшая брата-близнеца, ещё и хромая. Вся её жизнь сплошная неприятность. Сначала перелом колена, за ним конец карьеры балерины, потом неутешительный диагноз самого близкого человека на свете… Как они могли такое понять? Нет, им было просто страшно иметь дело с такой Владой. Тихой, закрытой и поломанной. И разве их можно было винить? Владе самой от себя становилось страшно. Она до сих пор не могла смотреться в зеркало больше трёх секунд. Первые месяцы после травмы были страшны не тем, что Влада не узнавала своих родных и близких. Самым жутким было не узнавать собственное отражение. Она не помнила своего лица. Из-за этого она почти перестала краситься, ведь она просто не могла смотреть в зеркало и каждый раз видеть новое незнакомое лицо. И казалось, только Влада смирилась с этим, как не стало Вити. И теперь, каждый раз глядя в зеркало, Влада не видит когда-то забытое собственное лицо. Она видит лицо, что должно быть похоже на лицо её брата. И не узнаёт его.

– Извинись перед ним за меня, – всё же сказала Влада, заметив разочарование на лице подруги. – Я не могу, Аня. Я хочу, но не могу. Я просто… – Влада опустила голову с тяжким вдохом, почему-то болью отозвавшимся в колене. – Я не могу…

– Влада, посмотри на меня, – Аня отодвинула тарелку с тирамису в сторону и наклонилась как можно ближе. – Прошло два месяца. Это мало, я знаю, но тебе нужно начать делать первые шаги. Иначе эти два месяца затянуться на шесть, а потом на год и на десятилетия. Влада, – она почувствовала, как её ладонь крепко сжали. – Я говорю это, не потому что скучаю по тебе. Нет, конечно, я несомненно по тебе скучаю, но это не главная причина, – дождавшись, когда на неё взглянут, Аня продолжила: – Главная причина в том, что тебе это нужно. Тебе нужны места и люди, чтобы отвлечься. Мы – твои друзья. Мы можем и хотим тебе помочь. Молчание не твой способ справляться с проблемами.

В этом она была права. Влада могла не говорить о проблемах, но она всегда давала понять, что они есть. Своим поведением, словами и движениями. Она становилась громче и злее, если её что-то беспокоило. Друзья это всегда видели и просто наблюдали со стороны, как Влада медленно выпускала все эмоции, не осуждая. Единственный, с кем она говорила о проблемах, был Витя. Теперь же… Аня была права, она просто замолчала. И от этого становилось только хуже. Влада не знала, сколько ещё выдержит все эти чувства, сжирающие её изнутри.

– Не ты ли говорила, что только мне решать, когда двигаться дальше? – с лёгкой улыбкой ответила Влада, припомнив слова девушки.

– Это так, – согласилась Аня. – Но ни что не мешает мне, как твоей лучшей подруге, показать тебе, что это лучше сделать пораньше, – теперь Влада уже не выдержала и тихо рассмеялась. Аня тоже улыбнулась, заметив, как у подруги слегка поднялось настроение. – Думаю, Женя не будет против, если ты разобьёшь пару тарелок.

Если он первым не запустит ими в неё. У младшего брата Ани характер был не лучше характера Влады. И теперь она сомневалась, что после целого года молчания, парень простит её так быстро.

Глава 4

Родители долго не принимали увлечение Влады музыкой. Она призналась им только через год после травмы о своём желании поступить в консерваторию. Путь в балет ей оказался закрыт, поэтому родители не смогли возразить.

Перелом надколенника поставит крест на карьере любого талантливого танцора или спортсмена. На заживление уходит от двух до трёх месяцев, но даже после того, как кость полностью срослась, можно позабыть о беге и активном отдыхе. Владе было шестнадцать, когда она сломала колено, и это время она может назвать худшим в своей жизни. Родители не оставляли надежд на полное выздоровление, отправляли её на физиотерапии, заставляли пропивать курсы таблеток. Несомненно, благодаря лучшим хирургам Влада перенесла травму гораздо легче. Но даже это не могло избавить от хронической боли. Каких бы врачей не оплачивали её родители, какие бы экспериментальные методики они не применяли – колено вылечить полностью не удалось. Хирурги постарались, чтобы не осталось шрама, но большего они сделать не могли. И даже так временами Влада чувствовала едва заметную неровность, когда касалась колена пальцами.

Однако, несмотря на то что Влада призналась родителями в своей любви к музыке только в семнадцать лет, заниматься ей она начала гораздо раньше. После того, как Витя сводил её в музыкальную школу, чтобы поднять настроение, Влада весь следующий год ходила туда и просто наблюдала за учениками, иногда подслушивая возле двери, как велись уроки игры на фортепиано. Витя знал об этом и всеми силами прикрывал её перед родителями. Она бы так и продолжила просто ходить и прятаться от охраны по школе, если бы в конце концов её не заметил тот самый друг Вити – Лёша.

Владе тогда было двенадцать, и она не могла признаться родителям, что хочет заниматься музыкой вместо балета. Эта мечта была под запретом, и ей оставалось только смотреть на других и завидовать. По крайней мере, так считала Влада, пока однажды не проболталась Лёше. Он проводил с ней перемены и перерывы между занятиями, и Влада случайно упомянуло рвение родителей сделать из неё и Вити звёзд балета. И вместо того, чтобы начать убеждать её просто признаться, как то делал Витя, Лёша начал приглашать их к себе домой, где было фортепиано. И пока Витя был занят их домашней работой, Лёша учил Владу играть. Сначала он учил её тому, что знал сам, а потом они вместе разбирали то новое, что ему объясняли в школе.

Так прошли годы, Влада постепенно училась играть, а Лёша стал не только учителем, но и хорошим другом. Конечно, Влада была недостаточно умелой, чтобы поступить в консерваторию. Но она была гораздо более талантливой пианисткой, нежели балериной. К сожалению, не обошлось без вмешательства родителей, ведь у неё не было среднего музыкального образования. Влада была уверена, что не будь у неё сломано колено, родители ни за что не помогли бы ей с поступлением. Мама никогда не говорила об этом вслух, но отец прекрасно справлялся за обоих. Первое время Влада терпела, потому что могла понять его. Её отец сам получил травму ноги в автомобильной аварии и был вынужден бросить балет. Сейчас он многоуважаемый преподаватель, но иногда Влада замечает, как сильно его это гложет. Поэтому для него было сильным ударом, когда и Владе пришлось отказаться от балета.

Лёша и Витя – единственные, кто всегда поддерживал её увлечения музыкой. Они были на её экзамене, посещали все отчётные концерты и её сольные выступления в театре. Влада всегда знала, что они будут в зале, и это придавало ей сил. Они стали для неё настолько близкими людьми, что она всегда честно признавалась, что не осмелилась бы заниматься музыкой без их помощи. И поэтому её мир пошатнулся, когда в один день ни одного из них не было на концерте…

Влада сидела на заправленной кровати и глядела через окно на тёмную улицу. Дождь хлестал по асфальту, а ветер раскачивал деревья. Она думала, что ей станет легче. Ей всегда становилось легче, когда она приходила в его квартиру. Но сейчас она сделала это впервые после смерти брата. Всё было как прежде, словно он всё ещё жил здесь. Вещи на своих местах, одежда аккуратно разложена в шкафу. Влада ничего не выносила и не меняла. Витя написал завещание за три месяца до смерти, в котором оставлял квартиру ей. В завещании он велел ей делать с квартирой всё, что будет душе угодно. Родители настаивали на продаже, да и Влада сама это прекрасно понимала. Она точно не сможет здесь жить, поэтому лучшим решением было её продать.

Но сидя на его кровати, спустя два месяца после похорон, когда за окном разыгрывался шторм… Она не понимала, почему не могла этого сделать. Несмотря на нетронутые вещи, эта квартира всё равно была не той, что раньше. В ней было мрачно и одиноко. Не горел ночник, который Витя всегда включал с началом сумерек; зал не наполнял смех их друзей. Они чаще собирались на квартире Вити, так как он жил в центре, и всем было удобно прийти после работы. Влада жила рядом с ним, но у неё всегда царил хаос из нот и грязной посуды, поэтому у неё посиделки устраивали редко. Витя напоминал ей смех и радость, потому что это то, что всегда можно было найти у него дома.

Сейчас же было тихо. Влада думала, что именно это ей и нужно. Она уверяла Антона Михайловича, что концерт пройдёт лучшим образом и так и было. Влада отыграла всю программу на отлично. Ни одной ошибки, она играла именно так, как от неё требовал дирижёр. Всё прошло идеально… А потом она отняла руки от клавиш и оглянулась на зрителей. Влада смогла разглядеть только первый ряд, но всё равно вглядывалась в даль. Словно могла узнать кого-то… Она знала, что Лёша не придёт. Ему было не легче, чем ей. Они с Витей были лучшими друзьями, и Влада не единственная, кто закрылся в себе после его смерти. Им всем было тяжело, но они с Лёшей отдались сильнее остальных. Последний раз Влада общалась с ним за день до похорон. Она отправила ему сообщение, в котором спрашивала в порядке-ли он. Лёша так и не ответил, и это разозлило её больше, чем она могла представить. Он ведь был единственным, с кем она была готова поговорить. Не родители, не Аня, он. Но Влада настолько была поглощена собственным горем, что не особо задумывалась, насколько было больно самому Лёше. С тех пор они не разговаривали, даже на похоронах не сказали друг другу ни слова.

Так что она знала, что он не придёт. Но легче от этого не становилось, и Влада пошла искать утешение здесь. У Вити. Она даже скучала по его надоедливому коту. Раньше она представить не могла, что будет скучать по этому ходячему комку шерсти, всегда точещему когти о её обувь. У неё с огромным чёрным котярой по имени Тунец была нелёгкая история, но сейчас ей очень его не хватало. Витя обожал этого кота. Он нашёл его возле мусорки, совсем маленького, застрявшего в консерве из под тунца.

Как же Владе хотелось услышать топот пушистых лап и тихий голос брата полного восторга от своего питомца…

– Мне тебя не хватает, – тихим голосом призналась она пустоте. – Очень не хватает…

Она бы продолжила сидеть на кровати, подогнув под себя здоровую ногу, если бы не шум, раздавшийся со стороны кухни. Влада выпрямила спину и подорвалась с кровати, тут же осев обратно, от прострелившей боли колено. Немного погодя, она всё же встала. Влада медленными шагами направилась к кухне. Ей приходилось идти даже медленнее, чем хотелось, потому что из-за больного колена рисковала упасть на пол с таким грохотом, что грабители в соседнем доме услышали бы.

Влада остановилась возле прикрытой двери кухни, опираясь о стену. На улице гремел гром, поэтому она не могла даже прислушаться. Выждав несколько секунд, Влада всё же взялась за ручку и вошла на кухню. Было темно, но свет от уличного фонаря освещал достаточно, чтобы кого-то увидеть. Но кухня было пуста. Стулья задвинуты, холодильник выключен. Влада потянулась к выключателю, но света не было. Видимо перегорела лампочка, потому что в коридоре всё работало.

Влада ещё раз оглядела кухню и развернулась к выходу, не найдя ничего подозрительного. Только она собралась прикрыть дверь, как шум повторился. Она вздрогнула, выругавшись из-за занывшего с новой силой колена. На кухне по прежнему было пусто. Она подошла к столу и выглянула из окна на улицу. Вдруг птица по подоконнику бродит?.. Влада едва не упала на пол от повторившегося шума. На этот раз он был больше похож на звон, словно ложкой ударили по кастрюле, и исходил от плиты. Влада подошла ближе, внимательно глядя на металлическую крышку.

Неужели мышь?..

Она осторожно открыла плиту, но не увидела ничего, кроме четырёх пустых конфорок. С минуту она пристально разглядывала решётку и что-то, что могло быть под ней, но так и не увидела ничего необычного. Чтобы быть уверенной, Влада решила приподнять решётку. Она протянула руку, подцепила железо, и стоило ей только отодвинуть его, как перед глазами резко поплыло, а в голове словно раздался треск веток. Влада качнула головой, пытаясь прийти в себя, но от этого всё вокруг пошло рябью. Вместо прежней газовой плиты под её рукой появилось целых шесть незнакомых конфорок, словно сделанных из чугуна. Влада со звоном отпустила решётку и упёрлась рукой в раковину рядом, зажмурив глаза. В её голове словно включили радио с бесконечными помехами. Когда шум в ушах слегка утих, Влада открыла глаза, и испуганный крик застрял у неё в горле. Поверх своей руки она увидела чужую: большую и сильную, держащую какой-то железный ободок. Влада резко отскочила от плиты, навалившись на стол позади. Одновременно с этим раздался раскат грома, но уже на улице, а не у неё в голове. Яркая молния осветила кухню, и на мгновение Владе увидела мужской силуэт, стоящий возле плиты. Она отскочила в сторону, налетая на стул и с грохотом опрокидывая его. Её ноги дрожали, а правое колено и вовсе онемело от боли и страха. Влада дёрнула ручку двери с такой силой, что послышался треск. Она выскочила из кухни, сразу же падая на пол.

Влада перевернулась на спину и приподнялась на локтях. Когда она взглянула на кухню, там уже горел свет и никого не было. Дверь была широко распахнута, поэтому Влада могла видеть и стол, и холодильник, и злосчастную плиту.

Ей что, всё это привиделось? Другая плита, рука и мужской силуэт? Всё это было её воображением? Она сошла с ума?..

Влада попыталась встать, но нога не двигалась. Точнее, боль была настолько сильной, что она просто не могла ею пошевелить. Обессиленная она улеглась обратно на пол, и, глядя в потолок, старалась понять, что же это было. Наверное, она просто устала из-за концерта. Первое выступление после длительного перерыва, да к тому же с больной ногой. Она могла перенервничать и напредставлять себе лишнего. Или же ей было непривычно, что квартира настолько пустая, и её мозг сыграл с ней злую шутку.

Она просто устала. Ей нужно отдохнуть, поспать и станет лучше. Слишком много стресса и переживаний было за последние два месяца… Нет, за последние три года, и ей всего лишь требовался отдых. У себя в квартире. В своей кровати…

Она же не сошла с ума от потери близкого человека? Влада читала, такое случалось при сильном потрясении и горе. Люди просто не выдерживали и начинали жить в другом мире, где всё было как прежде. Вдруг и у Влады так же? Что если она создаёт другую реальность, где её брат был жив, стоял на кухне и заваривал чай? Но как тогда объяснить другую плиту? И была ли то вообще плита? А силуэт? Он был больше Вити. Выше и крупнее. Да у Влады даже знакомых не было, кто подходил бы под такое описание. Так кого-же нарисовало её воображение? В какую иную реальность она пыталась сбежать?..

Глава 5

Она определённо сошла с ума… Как иначе объяснить всё, что произошло за неделю? После того, что ей привиделось в квартире брата, Влада не спешила туда возвращаться. Первые два дня она обходила стороной тот дом. Она всё ещё слишком чётко помнила крупный мужской силуэт и ужас, сковавший тело.

И всё же, её мучал вопрос: даже если она всё это выдумала, откуда взялся этот образ? Это точно не мог быть Витя, потому что брат был ростом с Владу. А мужчина, которого она тогда увидела, был выше неё на целую голову.

И она бы смирилась с временным помутнением, если бы всё не повторилось. Через два дня после случившегося ей всё же пришлось вернуться, чтобы забрать забытые ноты.

Она обещала себе, что просто возьмёт папку с партитурами и всё. Не будет оглядываться и уж тем более заходить на кухню.

Влада осторожно зашла в квартиру, а затем, не разуваясь – в комнату Вити. Там, на заправленной кровати, лежала тёмно-синяя папка. Влада схватила её и сразу же направилась к выходу, но её вновь остановил шум. Она бы его проигнорировала, но звук на этот раз доносился не с кухни, а со стороны окна позади Влады. Настороженно замерев, она не хотела смотреть в ту сторону. Но когда глухой стук повторился, заставив её вздрогнуть, Влада всё же оглянулась. К её облегчению, никого не было. Ни незнакомого мужчины, ни странной чугунной плиты. Вот только кое-что всё-таки привлекло её внимание… Окно. Оно было слегка приоткрыто. Влада точно помнила, что не открывала его ни тогда, ни сейчас. А кроме неё в эту квартиру никто не ходит…

Недолго думая, Влада осторожно подошла ближе, чтобы закрыть окно. Как только она с нажимом повернула ручку, её взгляд метнулся к стеклу. Вместо собственного нечёткого отражения и детской площадки напротив Влада увидела размытое суровое лицо незнакомого мужчины. Ноты с хлопком упали на пол, но Влада этого даже не заметила. Она сразу же отошла от окна, в стекле которого карие глаза незнакомца распахнулись в удивлении. Долго не думая, Влада вновь подхватила ноты и ушла, как можно быстрее…

Она даже была рада, что могла отвлечься от всего… странного, что произошло. После их последнего разговора с Аней она хотела всё же отказаться приходить на день рождения брата подруги, ведь сама мысль быть среди стольких людей, когда Влада избегала всё и вся последние месяцы, ужасала её. Но позже она решила, что это помогло бы ей отвлечься, ведь из-за бардака в голове она стала рассеянной, невнимательной, и на работе это сказывалось больше всего. Она путалась в произведениях, спорила с дирижёром. Дошло до того, что даже Аня сделала ей замечание. Хотя то было скорее беспокойство, потому что она не отчитывала её, а просто старалась узнать, что же так выбило подругу из колеи. Влада была сама не своя с похорон брата, а за последнюю неделю, казалось, всё стало только хуже. Поэтому она оправдывала себя тем, что не хочет портить отношения с начальством или подводить весь оркестр, поэтому и решилась прийти на праздник, чтобы отвлечься. Хоть и получалось не очень, но она правда старалась. Она отказывалась верить, что с ней что-то было не так. Главное не расслабляться…

«Надо больше стараться…»

– Полагаю, то, что ты пришла, уже можно считать за поздравление, – раздался позади голос, отвлёкший Владу от размышлений.

Она обернулась, увидев широкую улыбку парня и кудрявые волосы, спадающие на глаза. Влада пробежалась взглядом по широкой футболке с принтом ярко-жёлтой панды и джинсам с рисунками чёрных молний на правой штанине. Влада узнала их сразу, потому что сама помогала их рисовать. Точнее, она передавала краски и внимательно наблюдала.

И хотя она поняла, кто стоял перед ней с широко раскинутыми руками, Влада всё же подняла взгляд к его шее, чтобы увидеть на левой стороне татуировку «Крик» Эдварда Мунка.

– С днём рождения, – сказала она с лёгкой улыбкой, обнимая Женю.

Несмотря на напряжение и неловкость после стольких месяцев молчания, Владу крепко сжали в объятиях, похлопывая по спине.

– Думал, ты не придёшь, – признался Жена, слегка отступая назад.

– Я и так пропустила прошлый раз, – ответила Влада, наблюдая за реакцией. Женя лишь спокойно, с пониманием кивнул. К сожалению, меньше виноватой Влада себя от этого не почувствовала. – Жень, мне очень жаль. Я была плохой подругой и мне правда так жаль.

Парень лишь пожал плечами, как бы говоря «ничего страшного». Она прекрасно знала этот жест: что Женя, что Аня – оба пожимали плечами, когда не хотели нагружать кого-то своими обидой или грустью.

– Всё в порядке, честно, – сказал он, запустив руку в волосы. – Я понимаю.

– Ты на меня не злишься? – с надеждой спросила Влада. Неважно, насколько отстранённой она стала, это не значило, что ей было плевать на чувства друзей.

– Я злился, сначала, – признался Женя, опираясь о стойку рядом. – Но потом понял, что это нечестно. Нечестно давить на тебя бессмысленными обидами.

– Они не бессмысленны, – Влада нахмурилась и тоже облокотилась на стойку, чтобы дать отдохнуть ноге. – У тебя было право злиться. Просто это всё… очень сложно. У меня был не самый лёгкий период…

– Не нужно объяснять, – он выставил руку, вынуждая её замолчать. – Ты не должна оправдываться, я всё понимаю. Главное, что сейчас ты здесь.

– Да, тебе ведь, как никак, двадцать три стукнуло, – с улыбкой напомнила она. – Через год заканчиваешь университет.

– Да, – протянул Женя, неловко почёсывая затылок. – Кажется Аня взволнованна этим больше меня. До начала учебного года ещё месяц, а она уже заваливает меня вопросами по поводу дипломной работы.

– Меня обсуждаете? – внезапно выглянула девушка из-за спины Жени. – Все уже садятся за стол, вам тоже советую, – поправив свои синие очки, она начала подталкивать их в сторону кухни.

– Самый лучший подарок то, что она так увлечена моим днём рождения, что совсем забыла про университет, – прошептал Женя Владе на ухо, и она не сдержала лёгкой улыбки.

– Я не забыла, просто дождись, когда будет мой тост, – Аня хитро сверкнула глазами, уворачиваясь от тычка под рёбра от брата.

Глядя на них, Влада почувствовала тоску, потому что избегала этих людей так долго. Она оправдывалась потерей брата, и все эти оправдания принимали. Она действительно верила, что вдали от всех ей будет легче справиться, что никому не нужно видеть её ещё более сломленной и разбитой. Но что если именно это ей и нужно было? Ведь сейчас, следуя позади и смотря на их перепалку, Влада осознавала, как же ей этого не хватало.

Может, ей наконец становится легче?

Единственный раз, когда Женя хотел отпраздновать свой день рождения так, чтобы это услышал весь мир – было его восемнадцатилетие. Влада знала об этом только из рассказов, и ей даже было слегка обидно, что тогда они не были знакомы. В тот день Женя взял самых близких друзей, родительскую банковскую карточку, фальшивые паспорта для несовершеннолетних из их компании и тайком отправился в ночной клуб. По словам самого Жени, было много алкоголя, веселья, шуток и шалостей, в то же время Аня описывала тот день полным пьяных подростков, ужасного запаха и полицейского участка. И с тех пор, видимо, Женя растерял желание устраивать попойки на днях своего рождения и стал просто проводить праздники дома.

Они с Аней снимали просторную студию, куда и позвали всех гостей. Разложенный стол стоял по середине комнаты, но за ним сидело от силы пять человек. Все остальные просто похватали с него еду и бокалы и уселись – кто на полу, кто на диване. Влада была среди тех пяти, что сидели за серым длинным столом. Она устроилась ближе к стене, чтобы не было видно её ног, и как она периодически сжимает колено.

Всего пришло где-то человек пятнадцать. Аня сказала, что их отец с дядей должны прийти, как только освободятся с работы. Некоторых из гостей Влада узнала, как, например, Машу из кафе, потому что на ней была надета та же зелёная рубашка с коричневыми пуговицами, что и в прошлый раз. Они даже немного поболтали, прежде чем та ушла, чтобы снова поздравить именинника и спросить, понравилась ли ему подаренная картина. Влада же просто сидела в стороне и наблюдала, как гости переговаривались и смеялись. Она бы тоже могла подойти, поддаться воспоминаниям, рассказать про нелепые ситуации, в которые они с Женей не раз попадали, но отчего-то она не могла подняться из-за стола. Ногу словно сковало цепями и боль разносилась по ней, стоило хоть немного шевельнуться. Видимо, всё же надо было выпить обезболивающее…

– Прошу всех внимания, – громко проговорила Аня, стуча ложкой по бокалу шампанского с такой силой, что Владе захотелось прикрыть уши. – Хочу напомнить, почему именно мы собрались здесь, несмотря на погоду за окном, – словно подтверждая её слова, на улице раздался гром. – Ведь сегодня моему самому младшему брату исполнилось двадцать три года!

– Я твой единственный брат, – возмутился Женя, сидя на диване.

– Это не отменяет того, что ты самый младший в семье и среди родственников, – шикнула на него Аня, на что тот лишь усмехнулся. – На чём я остановилась? Ах, точно, двадцать три года! Я тебя помню вот таким вот карапузом, – Аня наклонилась, почти что прижимая ладонь к полу, а другую руку с бокалом – задирая вверх.

– Ты старше всего на три года, сама ещё карапузом была…

– Мне казалось, что когда кто-то говорит тост, его нельзя перебивать, – нахмурилась она. – Хватит меня сбивать! Я лишь хочу сказать, как ты вырос и каким красавцем стал. И несмотря на то, что ты самый младший, – Аня лукаво глянула на закатившего глаза брата. – Я знаю, что всегда могу на тебя положиться. Хотя меня и раздражает, когда ты ведёшь себя, как старший брат.

– Может, если бы ты не вела себя, как младшая… – начал Женя, но был прерван словами «Помолчи и лучше иди сюда» и стиснут в крепких объятиях.

Гости заулюлюкали, начали чокаться бокалами. Влада тоже подняла свой, встретившись взглядами с Женей. Она тихо проговорила «поздравляю», на что парень также беззвучно ответил «спасибо». Да, ей определённо легче.

– Ну что, кто-нибудь ещё хочет сказать тост имениннику? – Аня подняла бокал, отпила шампанское, выпуская брата из объятий.

Женя, воспользовавшись этим, отошёл от неё и направился неторопливым шагом к столу. Он глядел на Владу, качая головой, будто говоря «какая же она невыносимая», хотя Влада прекрасно понимала, что ему было приятно слышать эти слова.

– Влада, вы же с Женей близкие друзья, – подала голос Маша. – Скажи пару слов.

Женя застыл, так и не дойдя до стола. Влада уже хотела покачать головой и вежливо отказаться, дав возможность поздравить его одногруппникам, но Женя опередил её.

– Не стоит, дайте ей отдохнуть, – он махнул ей рукой, приговаривая не напрягаться.

Влады огляделась, отмечая, что многие из гостей начали отводить взгляд, а по студии разнёсся шёпот. Аня тоже это заметила и обернулась к Владе. Она выглядела виноватой. В то же время до слуха доносились отрывки тихих фраз: «…её брат», «…скончался», «…нелегко», «…какой ужас»

Как Влада могла не подумать об этом? Её настолько страшила мысль о встрече с Женей, что она совсем позабыла о других людях. У неё и мысли не возникало, что знают не только её друзья и друзья Вити. Она боялась, что воспоминания нахлынут на неё, как только она окажется в переполненной весельем комнате. Она настолько боялась своей реакции, что совсем забыла о других. Забыла, что другие знают. Знают и жалеют. Для них она подруга их друга, незнакомый человек, у которого в жизни произошло горе. Они чувствуют жалость к её боли и необходимость выразить её.

Но ей же легче, и она не хочет, чтобы это забытое чувство, которое потухало в ней годами, вновь спряталось глубоко внутри. А именно это сейчас и происходило, когда неловкое молчание нарушилось бессмысленными попытками Ани разрядить обстановку и сказать ещё один тост.

Нет, ей легче. А значит, она может говорить. Она может веселиться и радоваться за близкого ей человека. Поэтому она встала со стула, не обращая внимания на ноющее колено, подняла свой бокал и решительно взглянула на Женю.

– Всё в порядке, как же я могу не рассказать о том, какой ты хороший человек и друг, – начала она громким голосом. – Я познакомилась с Женей благодаря Ане. Сначала он был для меня просто младшим братом моей подруги. Мы сторонились друг друга или просто не замечали. А потом, каким-то волшебным образом, он стал одним из самых близких мне людей. Твоя сестра права, ты вырос замечательным человеком и превосходным другом. Мне жаль, что я не всегда могла быть такой же подругой, но я искренне благодарна тебе, что чтобы ни произошло, ты всегда понимал меня.

Под новый поток визгов и звона бокалов Жена в миг оказался рядом с Владой, снова крепко обнимая. Влада смогла обнять его в ответ лишь одной рукой, так как другой вцепилась в спинку стула, чтобы не свалиться на парня. Отчего-то всё её тело дрожало.

– Спасибо, – произнёс он вслух в этот раз.

Первые капли дождя застучали по крышам. Небо затянулось тучами, и им пришлось включить свет, из-за чего атмосфера в студии стала расслабленнее. Женя сел рядом с Владой, накладывая себе креветок в кляре.

– Знаете, – заговорила Маша, сделав глоток шампанского. – Это действительно удивительно. Я слышала, что многие люди перестают общаться с друзьями и кем-либо после потери близкого человека. И это правда замечательно, что вы, ребята, поддерживаете связь.

– Необязательно об этом говорить, – возмутилась Аня с пола. – В конце концов, сегодня же день рождения Жени…

– Нет, я просто хотела сказать, что поражаюсь, какая ты сильная, – продолжала Маша, глядя на Владу. Она почувствовала, как Женя рядом заёрзал, но не отвела взгляда от блондинки. – Потерять близнеца это же гораздо тяжелее, чем брата или сестру.

– Терять любого близкого это тяжело, – заговорила Влада. Её голос был ровным, даже безэмоциональным.

– Да, но у вас же близнецов какая-то особая связь, разве нет?

– Маша, ты ведёшь себя бестактно, – сделала ей замечание девушка рядом. Влада её не узнала. Она вообще никого сейчас не замечала.

Она пыталась вспомнить то чувство, когда только пришла. То тепло и лёгкую радость снова оказаться среди близких людей. От этого ей становилось легче…

– Какая ещё связь? – раздался неразборчивый голос со стороны коридора. Крупный парень, явно выпивший что-то, кроме шампанского, грузно упал на диван, притеснив остальных. – Типа телепатия? Как магия? Вы что же, как эти… из «Гарри Поттера» – близнецы Уизли? Мэтт и Джордж.

– Вообще-то Фред и Джордж, – поправил его кто-то, кого Влада уже не видела.

– Да какая разница, там же тоже один из них умирает?

Дальше Влада не слушала. Она вообще не слышала ничего, кроме гула в ушах. Её голову словно сдавливали, намереваясь раскрошить череп. Она подскочила из-за стола, опрокинув при этом бутылку с шампанским. Никого не замечая, она направилась в коридор. Кажется, она наступила кому-то на ногу. Лучше бы это был тот напившийся гигант, тогда он бы мягко отделался. Если Влада когда-нибудь его увидит снова, вряд ли его нос останется целым.

Она обувала кроссовки, попутно отпирая дверь. Кто-то звал её, но Влада не оборачивалась. Ей нужно было уйти. Этот шум в голове сводил её сума, словно ножовкой распиливали кости.

– Влада! Постой! – раздавалось позади, даже когда она вышла на улицу. Волосы и одежда сразу же промокли, а перед глазами все поплыло. – Влада, да постой же ты!..

– Я не могу, – она обернулась и увидела перед собой Аню. Её очки были мокрыми, и ей пришлось их снять. – Я не могу двигаться дальше. Я хочу, но не могу, – сломленным голосом повторяла она. Аня открыла рот, намереваясь что-то сказать, но Влада не позволила. – Ты зала, что Джордж покрасил волосы в тёмный цвет после смерти Фреда? – Аня растерялась, думая, как ответить, на что Влада лишь тряхнула головой. – Он не мог смотреть на себя в зеркало, потому что каждый раз видел в своём отражении Фреда. Он желал избавиться от образа мёртвого брата, преследующего его. Я так сделать не могу! Каждый раз, глядя в зеркало, я гадаю: похожа ли я на него? Были ли у него такие же черты? Стоит мне посмотреть в зеркало и увидеть незнакомое лицо, я спрашиваю себя: так он выглядел? Я забываю его, Аня! Я смогу увидеть его молодого на фотографиях, но не смогу представить, как бы он выглядел, если бы вырос и состарился. Я не помню его улыбку, не помню его форму глаз или носа, не помню его лицо! Я теряю себя без него, Витя – всё о чём я думаю, – Влада перекрикивала шум дождя, чувствуя жжение в глазах. – Я не могу двигаться дальше. Я думала, что смогу. Я пришла к вам и правда поверила, что мне легче, но…

Нет, ей не было легче.

– Позволь мне хотя бы отвезти тебя домой, – после недолгого молчания отчаянно предложила Аня. Влада вновь покачала головой… Никто не слышал. Никто не понимал. Она лишь тяжко вздохнула, глянув в пасмурное небо, и пошла в сторону своего дома, хромая. – Рано или поздно тебе придётся найти, ради чего жить, Влада. Иначе ты будешь следующей, кого мы потеряем, – раздался ей в след дрожащий голос.

Но Влада её не слушала. Она шла по мокрому асфальту без единой мысли в голове. Она просто так устала… Устала пытаться вытащить себя из этого болота, куда её загнало горе. Каждый день просыпаться, уверять, что она держится и не раскисает. Всё это одна сплошная ложь. Она сама вся сделана из лжи. Вся её жизнь, успехи и радости – всё пропитано ложью. И единственный, кому она не боялась показать себя настоящую… Единственный, кто не осуждал и не боялся её тёмной, постыдной стороны, ушёл. Ушёл и оставил после себя пустую квартиру, наполненную воспоминаниями.

Сейчас Влада даже не вспоминала, что в квартире покойного брата творилось много странного. Сейчас она даже была этому рада. Может быть, именно там ей и место? В хаосе собственных мыслей, где ничто из реального мира не способно её побеспокоить?

Она погружалась всё больше в эту необъятную безнадёжность внутри, когда поднималась на второй этаж, крепко хватаясь за перилла. Она позволила шуму треска заполнить голову, когда открывала дверь. С каждым шагом шум всё нарастал, жаром расползаясь по телу. Сдавшись окончательно, она рухнула на заправленную постель. Одеяло тут же намокло от стекающей с волос и одежды воды, но Влада не думала об этом. Всё, о чём она думала, это грохот, словно что-то рушилось совсем рядом. Влада закрыла глаза, и разноцветные пятна закружились, подобно колесу на бешенной скорости.

Внезапно всё стихло. Мгновение назад в её голове был шум и гам, а теперь в комнате звенела тишина. Не было слышно ни машин, ни даже дождя, что странно, ведь Влада думала, что он прольёт всю ночь. Она открыла глаза, вглядываясь в темноту. В нос ударил запах одеколона и каких-то пряностей. Влада вынужденно приподняла голову, потому что запах был слишком резким. Она не припоминает, чтобы здесь когда-либо так пахло…

Она медленно села на кровати, попутно растирая колено. Мало того, что был дождь, так ещё и ноги замёрзли. Влада огляделась, но ничего не увидела. В комнате было непривычно темно, неужто фонари не включили на ночь? Влада потянулась в сторону прикроватной тумбочки, чтобы зажечь лампу, но вместо маленького выключателя рука наткнулась на что-то мягкое и тёплое…

Крик застыл в горле, когда её пальцев коснулись чужие. Влада, превозмогая боль, соскочила с кровати, сразу же с оглушительным грохотом упав на пол. Лицом она упёрлась во что-то шершавое, но долго разлёживаться она не могла, так как со стороны кровати послышалось копошение. Влада тут же ухватилась за подоконник, но тот отчего-то не выдержал напора и свалился вниз. Раздался мужской голос, в котором Влада расслышала не самые лестные слова. Она отползла в сторону, прихватив с собой кусок оторванного подоконника и замахнулась им, как только поднялась на ноги. Влада смотрела туда, откуда доносились ругательства и шуршание, уже сделав шаг вперёд. Только она собралась нанести удар, как небольшой кусочек света загорелся в комнате. Сначала Влада увидела мужские руки, державшие… масляную лампу?.. Затем Влада подняла взгляд и увидела перед собой мужчину, что глядел на неё в ответ с нескрываемым удивлением. На нём были надеты одни лишь штаны, а короткие тёмные волосы разлохмачены, как после сна. Влада перевела взгляд с него на кусок дерева в руке. Однако, вместо оторванного подоконника она держала старый… Неужели это телеграф? Точнее, его часть…

– Какого чёрта?.. – прошептала она, снова посмотрев на мужчину.

– Кто вы такая и что делаете в моём доме?

Глава 6

– Что я делаю в твоём доме?! – воскликнула Влада дрожащим голосом. – Это ты пробрался ко мне!

– Девушка, уверяю вас, вы сейчас в моём доме, в моей спальне, с моим телеграфом в руках, – медленно, но напряжённо перечислял незнакомец.

– Не держу я никакой!.. – Влада взглянула на руку, в которой действительно держала трубку от телеграфа. Она резко разжала пальцы, и прибор упал с глухим стуком. – Это что, ковёр? Откуда он здесь?

– Подарок сестры, но вам не кажется, что сейчас не самое подходящее время для обсуждения интерьера моей спальни? – ответил мужчина. – Будьте любезны и скажите, как и зачем вы проникли в мой дом?

– Да не проникала я никуда! Это ты лёг со мной в одну кровать! В моей квартире! – возмущённо повторила Влада. Она не понимала, что происходит. Почему в квартире Вити были телеграф, ковёр и полуголый незнакомый мужчина?

– Для начала я бы попросил вас соблюдать формальности. Мы с вами не друзья, чтобы переходить на «ты», – незнакомец отошёл в сторону и поставил масляную лампу на небольшой столик. Влада пристально проследила за этим движением. – И это всё же мой дом. Вот моя кровать, – он указал на широкую двуспальную кровать. – Может, вы присядете?

Влада перевела взгляд на кровать, отмечая насколько та была большая. Да тут могло поместиться человека четыре!.. Она снова посмотрела на мужчину, с тревогой отмечая его крепкое телосложение.

– Я не хочу садиться, – отказалась Влада. – Если это ваш дом, то как я тут оказалась?

– Мне тоже хотелось бы узнать, – тихо пробормотал он. – Присядьте, а я пока распоряжусь, чтобы слуги подали чай.

– Слуги? – повторила Влада, чувствуя, как у неё кружится голова.

Она глядела, как незнакомец медленно, словно опасаясь напугать её ещё больше, подошёл обратно к кровати и наклонился к тумбочке рядом. Влада сделала шаг назад, слегка оступившись, но не отводя взгляд. Мужчина выдвинул ящик и что-то достал оттуда, затем снова отошёл, и Влада увидела, как начали зажигаться канделябры.

– Не понимаю, что вас так смутило… – начал он, но когда перевёл взгляд обратно на Владу, тут же нахмурил брови. Осмотрев её сверху вниз, он нахмурился ещё сильнее.

– На что ты так смотришь? – напряжённо спросила она. Колено дрогнуло и пришлось слегка приподнять ногу.

– Ваша одежда, – делая акцент на первом слове, сказал он.

– Что не так с моей одеждой? – не обращая внимания на замечание, всё также резко снова спросила Влада.

День рождения Жени был праздником, несомненно, но мало кто из гостей выряжался. Женя обожал настольные игры, «правда или действие» и домашнее караоке, поэтому Влада посчитала, что в платье или костюме ей будет неудобно. Так что, она просто надела светло-зелёные велосипедки и такого же цвета широкую футболку. На ноги, которые сейчас пристально разглядывали, она обула обычные белые кроссовки.

– Вы танцовщица? – неуверенно поинтересовался мужчина.

– Нет, а вы? – с издёвкой сказала Влада, скрещивая руки на груди.

– С чего вы взяли, что я танцор? – теперь непонимающий взгляд был обращён на неё. Во мраке комнаты, освещаемой лишь шестью свечами, Влада не могла разглядеть цвет его глаз. Да и стоял он далеко, но отчего-то они ей показались тёмно-карими.

– А с чего вы взяли, что я танцовщица?

– Ваша одежда, я такого прежде не видел, вот и предположил… Прошу прощения, если задел вас этим, – сразу же добавил серьёзным тоном.

Задел? Стоя в незнакомой комнате, с незнакомым человеком, Влада меньше всего думала о том, чтобы обидеться на слово «танцовщица». Её даже слегка позабавило, что взрослого мужчину с растрёпанными волосами и следом от подушки на лице волновала такая ерунда…

– На вас вообще нет футболки, так что не вам называть мою одежду странной, – тут же сделала замечание, потому что вид голого торса мужчины напрягал Владу. По телу пробежали мурашки, когда она вспомнила, какой ужас испытала, коснувшись руки незнакомца. – И что значит, вы не видели прежде «такого»? – вновь спросила она, наблюдая, как мужчина подорвался и схватил лежавшую на кресле белую рубашку.

– То и имел ввиду. Ваша одежда весьма… выделяющаяся, – махнул он рукой в воздухе, попутно застёгивая пуговицы.

– Никогда не видел, как одеваются в спортивный зал? Или ты на улице не бываешь, что ли? Каждое утро можно увидеть кого-то на пробежке в таком виде, – Влада провела рукой в воздухе вдоль своего тела.

– Поверьте, так никто не одевается в наше время, – с безрадостным смешком ответил мужчина. Казалось, его уже начало раздражать происходящее… – Присаживайтесь и подождите, пока я велю подать чай. Вы, видимо, с улицы, а погода дождливая…

– Ничего не понимаю!.. – Влада схватилась за голову, глубоко вдохнув. – Какие слуги? Что значит «так»? Почему ты разговариваешь, словно родился в девятнадцатом веке?

Влада стиснула зубы, когда вновь посмотрела на мужчину. Он застегнул почти все пуговицы, но застыл с пальцами на самой верхней после сказанных слов. Взгляд его был серьёзным, челюсть сжата, а плечи напряженными. Он сделал шаг в сторону двери, сначала глянув назад, а затем обратно – на Владу. Мужчина снова внимательно изучил её взглядом, словно перед ним стоял пришелец. Влада невольно глянула вниз на свою одежду, но не увидела ничего нового.

– Кажется, вам нужно отдохнуть, – с лёгким кивком сказал мужчина, будто старался убедить в чём-то самого себя. – Вы могли простудиться, если попали под дождь. Чай с лимоном успокоит вас, и мы сможем всё обсудить. Вас устроит?

Она правда попала под дождь, не прихватив с собой куртки. Её одежда и волосы были влажными, но её это не волновало, когда она сорвалась на празднике, и сейчас не волнует.

– Почему ты смотришь на меня, как на сумасшедшую? – Влада заправила прядь волос, чтобы получше разглядеть мужчину.

– Потому что… – начал он и осёкся, но потом всё же продолжил: – Потому что я действительно родился в девятнадцатом веке, – он замолк, наблюдая за реакцией.

На одно мгновение Влада подумала, что лишилась слуха, потому что все звуки разом затихли.

– Что ты сказал?.. – спросила она, её голос эхом отдавался в ушах. В голове зазвенело, а комната начала вращаться, смешивая огни от свечей в одно оранжевое пятно.

– Сейчас тысяча восемьсот пятьдесят пятый год, – вновь терпеливо пояснил мужчина.

Время для Влады словно остановилось. Эта цифра прозвучала настолько чётко и неразборчиво одновременно, словно Владу хорошенько приложили обо что-то головой. Восемьсот… пятьдесят…пятый год… Или она сошла с ума, или ей снился самый правдоподобный сон в мире. Она уже не обращала внимания на мужчину, который скрылся за дверью. Однако, бросив взгляд на его широкую спину, Влада с ужасом поняла, что именно он привиделся ей тогда на кухне. Несмотря на темноту в тот вечер, она хорошо запомнила этот силуэт.

От этого осознания её охватила дрожь. Она снова посмотрела на огромную кровать, затем на тумбочку рядом с собой. На ней стоял огромный аппарат, который, видимо, был телеграфом. Влада опустила взгляд вниз. Возле её ног валялся круглый диск. На трубку, как сначала решила Влада, было мало похоже. Лишь металлическая палка, тянущаяся от толстого диска, напоминала телефонную трубку. Но как Влада вообще умудрилась оторвать такой кусок железа? Упади ей это на ногу, мог бы быть перелом…

– Он был сломан, – раздался внезапно голос со стороны двери. Влада резко подняла голову и увидела мужчину с подносом в руках. Как он так быстро вернулся? Или это Влада так глубоко ушла в собственные мысли?.. – Племянницы уронили, когда играли, так что, я всё равно собирался сдать его в ремонт, – его голос звучал так, словно он просто успокаивал гостя. В то время, как Влада была готова потерять сознание от страха и непонимания.

Её это злило.

Но она молчала. Молчала и наблюдала, как мужчина достал ещё одну свечу, зажёг и поставил на столик между двумя креслами, перед этим затушив лампу. Затем он выпрямился и посмотрел на Владу. Свет от пламени падал прямо на его лицо, и теперь Влада ясно видела, что глаза у мужчины были тёмно-карие, почти что чёрные, из-за чего взгляд казался ещё серьёзнее.

– Прошу вас, присаживайтесь, выпейте горячего чаю, – уже в который раз предлагал он.

Влада не знала, почему согласилась сесть и выпить чай с незнакомым мужчиной, утверждавшим, что на дворе стоит девятнадцатый век. Возможно, она была слишком уставшей от всего, что происходило в её жизни, и просто позволила своему разуму обмануть себя. Пусть это будет всего лишь до жути реалистичный сон. С этим она уж точно справится.

– Для человека, в чей дом ворвалась незнакомка, вы довольно спокойны, – заметила она, присаживаясь в кресло.

Оно было жёстковатым, но Влада всё равно почувствовала, как расслабились мышцы. Колено тут же отозвалось болью, настолько оно было напряженно до этого. Влада сжала зубы, чтобы болезненное мычание не вырвалось наружу.

– Вы сами выглядели напуганной, – мужчина сел следом и начал разливать чай в кружки. Влада почувствовала аромат лимона с примесью цветочных ноток, он был настолько ярким, что кислый вкус осел на языке.

– Как вас зовут? – спросила она, взяв кружку, однако, не торопилась пить из неё, а лишь грела руки.

Мужчина прищурился на её вопрос, словно тот прозвучал странно. Влада глянула на хмурые густые брови.

– Меня зовут Константин, – ответил он, сделав глоток чая. – А вас?

– Влада, – так же коротко ответила она.

– Значит, Владислава, вы не знаете, как оказались в моём доме? – пристально глядя на неё, задал очередной вопрос.

– Если бы знала, то не стала бы использовать ваш поломанный телеграф в качестве оружия, – Влада придвинулась к спинке кресла и навалилась на подлокотник. Константин проследил за этим движением, снова нахмурившись. Интересно, его лоб хоть иногда бывал расслабленным? – И называйте меня просто Влада.

– Боюсь, воспитание не позволит, – напряжённо произнёс он. – Владислава, вы знаете, какой сегодня день?

– Пятнадцатое августа. Костя, – ровным тоном ответила Влада. Отчего-то ей казалось, что мужчину может разозлить сокращение имени.

– Что насчёт года? – продолжал расспрашивать Константин, но Влада заметила, как у него дёрнулся уголок губ.

Она почувствовала лёгкое веселье, но то быстро исчезло, когда она повторила вопрос у себя в голове. Чашка в руках дрогнула, из-за чего пара горячих капель пролилась на футболку, вынуждая зашипеть. Что ей отвечать? Для него сейчас был восемьсот пятьдесят пятый год, как она скажет, что последние двадцать шесть лет своей жизни она провела в двадцать первом веке? Преимущество было явно не на её стороне.

То как Константин себя вёл и разговаривал – всё было пропитано напускной элегантностью. Словно слово «этикет» высекли у него на подкорке мозга. Он не был вежлив, а вёл себя учтиво и сдержанно, хоть и думал, что перед ним сидела сумасшедшая.

Влада медленно встала, опираясь на спинку кресла. Не поворачиваясь спиной к мужчине, она подошла к окну. Только когда она взялась за тяжёлые занавесы, то встала боком, всё равно поглядывая на Константина. Судя по высоте, они находились на втором этаже, ровно как и квартира Вити. Но что касается вида… Вместо детской площадки Влада увидела ночной сад и тоненькую тропинку, которая вела в место, напоминающее лабиринт.

– Может, я правда сошла с ума?.. – шёпотом сама у себя спросила Влада.

– Прошу прощения? – тут же заговорил Константин и тоже встал с кресла.

Влада тут же развернулась к нему лицом, в который раз отмечая, что мужчина был выше неё на целую голову. А она никогда не отличалась низким ростом…

– Это прозвучит странно, и вам может показаться, что я сбежала из психушки… – осторожно начала она.

– Владислава, вы можете нормально объяснить, в чём дело? – уже порядком утомлённый Константин потёр переносицу.

– Да, Костя, если вы дослушаете меня, – уже твёрже заговорила Влада. Константин сжал челюсти и кивнул, велев продолжать. На этот жест она лишь закатила глаза. – Я не сумасшедшая, – всё же повторила Влада, стараясь звучать убедительно. Но судя по взгляду мужчины, получилось у неё не очень. – Вы думаете сейчас обратное, но я вас уверяю, что ещё сорок минут назад я была у себя в квартире, ночью, пятнадцатого августа, две тысячи двадцать четвёртого года.

Влада наблюдала, как замешательство на лице мужчины сменилось разочарованием. Словно он ожидал услышать что-то стоящее, а вместо этого получил бред сумасшедшего… Сначала брови Константина изогнулись в удивлении, и Влада невольно отметила, что когда он не хмурился, то выглядел моложе своих лет. Но потом суровый вид снова вернулся, когда мужчина сложил руки на груди.

– Две тысячи двадцать четвёртый? – с сомнением спросил он, на что Влада уверенно кивнула. – То есть, двадцать первый век? – Влада снова закивала. – Бред какой-то, – с мелким смешком резко выдохнул Константин.

– Для меня тоже было бредом – проснуться в кровати с незнакомым мужчиной и свалиться на безвкусный ковёр, – в тон ему отвечала Влада.

 Она понимала, что он не поверит сразу. Она бы сама не поверила. Но её всё равно злило, что её слова не воспринимали всерьёз.

– Безвкусные здесь только ваши небылицы, – с улыбкой, не достигавшей глаз, сказал Константин. – Двадцать первый век… Серьёзно, Владислава? Может быть, вы лунатик с очень правдоподобными снами?

– Не знаю, Костя, а может, это ты поехавший маньяк, который любит обустраивать дома в стиле девятнадцатого века и приводить туда своих жертв? – выдавила Влада сквозь зубы, чувствуя, как у неё гудит голова.

– Для похищенной девушки вы ведёте себя весьма смело, Владислава, – сказал он таким тоном, словно отчитывал её.

Влада могла поклясться, что прежде её не раздражала полная форма своего имени. Хотя, дело, скорее, было в человеке, который его произносил… Надо же уметь вложить столько жеманства в одно слово. Шум треска в голове всё нарастал, но Влада не обращала на него внимания. Она не сводила взгляда с карих глаз, что сейчас блестели заметным раздражением.

– Просто из тебя вышел весьма скверный маньяк, Костя, – его имя она почти что выплюнула, с наслаждением замечая, как мужчина поморщился.

– Владислава, не теряйте голову и следите за манерами, а не то…

– Что? – кажется чересчур громко спросила Влада, стараясь перекричать шум в голове. – Прочитаешь мне лекцию?..

– Сдам вас в дом для душевнобольных, – перебил он.

Влада увидела по взгляду, что он не шутит. На неё глядели, как на ненормальную. Неужели она была неправа? Ну не могла же она забыть век, в котором жила! Единственным объяснением было то, что она попала в прошлое. Но даже в голове это звучало глупо! Настолько, что у неё закладывало уши, а перед глазами всё шло рябью.

Допустим, что она каким-то образом переместилась во времени… Как это объяснить?

Влада закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Неважно, насколько это было глупо – закрывать глаза при постороннем человеке, в чьём якобы доме она неизвестно как очутилась. Её голова распухала от треска и хруста. Раздался нервный выдох, но Влада не поняла, кому он принадлежал. Она набрала по больше воздуха и всё же распахнула глаза, но вместе хмурого Константина увидела знакомый шкаф и дверь, ведущую в коридор.

Влада огляделась и обнаружила себя чуть ли не сидящей на столе в комнате Вити. Она выпрямилась и вновь осмотрелась по сторонам. Ни огромной кровати, ни ковра и сломанного телеграфа, ни уж тем более Константина не было. Влада стояла посреди пустой комнаты брата, её голова раскалывалась, а часы показывали без пятнадцати час. И лишь едва уловимый запах лимона с её футболки магическим образом успокаивал быстро бьющееся сердце.

Глава 7

Когда они ссорились, первый шаг всегда делал Витя. Кто бы ни был виноват и чтобы ни произошло – он всегда приходил первым. А всё потому что Витя ненавидел спорить. Это не значило, что они никогда не ругались. Просто каждый раз он первый извинялся или объяснял, что именно его разозлило.

Честно, Влада завидовала этой его черте. Она сама любила поскандалить, и многие ссоры вспыхивали как раз из-за неё. Но даже когда Влада понимала, что она была виновата, и что это ей следует извиниться, она не могла. Собственные извинения казались ей нелепыми, неискренними. Она не понимала, извинялась ли она, потому что ей действительно было жаль, или просто для галочки. Просто, чтобы люди поняли, что она не бессердечная, и не оставили её. Так что, она даже любила поспорить с братом, ведь точно знала, что он первый подойдёт к ней.

Витя тоже прекрасно знал об этом.

У них редко случались крупные ссоры. В основном из-за родителей, а точнее из-за их отношений с Владой. Витя восхищался, что матерью, что отцом. Он видел в них пример для подражания. В детстве, на вопрос «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» он постоянно отвечал, что хочет быть как они. Влада это понимала, ведь он всегда был сыном своих родителей. Как бы это ни звучало, но глубоко внутри она знала, что Витю любили больше. Он перенял все лучшие черты и таланты. Он рос именно таким, каким его хотели видеть мать с отцом. Владу они тоже любили, но не гордились ею. Ещё в детстве она поняла, что с ней и её недостатками просто смирились. Витю никогда не ставили ей в пример и не велели на него ровняться, потому что они знали, что Влада не сможет. Она и не хотела. Она больше уважала своих родителей, как заслуженных артистов балета. Что же касается любви… Влада научилась любить их так же, как они – её. Ненавязчиво, с толикой неодобрения и снисходительности.

Она любила, когда родители замечали, какое у дочери было к ним отношение. Когда разочарование на секунду мелькало в их взглядах. Влада всегда с удовольствием показывала им, какой они вырастили её. А нравилось им это или нет, её уже не волновало.

Но всё же кое-что в этом Владу огорчало… При всей своей любви к родителям Витя ругался с ними чаще, чем ему хотелось. Из-за неё. Витя терпеть не мог, когда мать с отцом были недовольны Владой. Когда она сломала колено, когда пошла в консерваторию, когда провалила сольное выступление – всё всегда начиналось ссорой между Владой и отцом и заканчивалось ссорой Вити с обоими родителями. Несмотря на то, что после таких споров он всегда был подавлен и огорчён, он никогда не переставал защищать её. Это и стало причиной, по которой Влада отдалилась. Она могла злиться на маму и папу, но брата она любила больше, чем кого-либо. И если её отношения с дорогими ему людьми настолько ранили его чувства – Влада была готова отказаться от них.

Об этом Витя не знал. До самой смерти он думал, что Влада стала меньше общаться с родителями, просто потому что она была Владой. Он считал, что в какой-то момент ей всё осточертело, и она перестала бороться. Чего Витя не знал, так этого того, что Влада никогда и не боролась. Не за родителей. Это был тот секрет, который она не рассказывала никому. Витя знал о ней всё, кроме этого. Этот секрет она сохранила для себя, чтобы в минуты, когда злость и обида накрывали её с головой, единственными, кто ощущал на себе всю тяжесть, были клавиши.

 Это то единственное, что омрачало даже её любовь к музыке. Всю жизнь Влада жила с одним лишь секретом и болью на сердце, позволяя нотам быть её чувствами. Большинство людей понимали слова лучше, чем музыку. А именно в ней Влада разговаривала.

Вот только… Теперь стало на одну тайну больше в её жизни. И эта тайна не давала ей покоя. Настолько, что пальцы путались в клавишах, фальшь отскакивала от стен, а стук педали дрожью отзывался в теле. И Влада бы продолжила выжимать из себя последние силы, лишь бы что-то сыграть, как она делала последние два часа, но настойчивый стук в дверь отвлёк её. Она отняла руки от фортепиано, но не торопилась вставать. Закрыв глаза, медленно опустила правую ступню и начала растирать колено. Стук в дверь становился всё громче, а бормотание – злее.

Влада глубоко вздохнула и поднялась, держась за пианино. Она медленно подошла к трясущейся от ударов двери и неторопливо открыла её. Влада знала, кто был за ней. Из-за противного скрипучего голоса и постоянного «эта дрянная девчонка» Владу мучала головная боль, потому что слышать ей это приходилось часто. Слишком часто. Неугомонная соседка ломилась к ней в квартиру каждый раз, стоило Владе сесть играть. Первое время ей было неловко тревожить пожилую женщину, но после стольких скандалов и оскорблений, в то время как Влада вела себя настолько вежливо, насколько могла – она перестала жалеть её.

– Здравствуйте, София Степановна, – усталым голосом поприветствовала соседку. – Что такое?

– Что такое?! Ты бренчишь уже несколько часов! – всего два, мысленно поправила Влада. – Сколько можно?! Уже слушать невозможно, быстро заканчивай!

– Не могу, – пожав плечами, сказала Влада. – Я репетирую, и законом это не запрещено.

– Ах ты дрянная девчонка, – охнула женщина, тряхнув пышной копной седых волос. Влада глянула наверх и заметила знакомый сиреневый берет. – Я милицию вызову!

– Да хоть полицию, – уже более строго ответила она. – Они вам скажут, что я имею право шуметь до одиннадцати часов вечера. Сейчас… – Влада подняла руку, посмотрев на воображаемые часы. – Ещё нет восьми. Всего хорошего, – с широкой мимолётной улыбкой она закрыла дверь перед распахнувшей рот дамой.

– Вы непутёвое поколение, неблагодарные! – раздалось снаружи, пока Влада запирала замки. – Где твоё уважение, дрянная девчонка!

Ещё какое-то время она стояла, привалившись спиной к двери, и слушала, какое её поколение плохое и неблагодарное. Слово «неблагодарное» было сказано семь раз. Это напомнило ей о ворчании Константина. Как тот возмущался, что с ним говорили на «ты», да и на многое другое. Кажется, его раздражала сама Влада, а не то, как она разговаривала. Он тоже не показался ей приятным собеседником. И дело не в том, что ей не поверили и грозились сдать в психушку. Это как раз-таки было нормально. Нет, Владе он просто не понравился. Хмурый, недовольный, снисходительный и… ненастоящий. Словно её воображение выдумало самого фальшивого человека, которого можно было представить. При взгляде на него у Влады складывалось впечатление, что перед ней стоит манекен. Она ведь даже не помнила его лицо… Только цвет глаз и то, как пламя свечи отражалось в них.

Ещё она помнила, что сошла с ума. Ведь ей это всё привиделось. Галлюцинация. Стресс и решение организма, как из этого стресса выйти. Прошло два дня с тех пор. У неё было два выходных, которые Влада полностью провела дома. За фортепиано. Боялась ли она? Да. Зайдёт ли она в квартиру Вити ближайший месяц? Нет…

В дверь снова постучали. Влада вздрогнула от вибрации в спине. Она и сама не заметила, как села на пол. Стук повторился.

 «Какая же надоедливая…»

– София Степановна, я же не играю сейчас!.. – теперь уже она начала возмущаться, но осеклась на полуслове, когда открыла дверь.

Парень со светлыми растрёпанными волосами стоял, неловко сунув руки в карманы потёртых джинсов. Взгляд голубых глаз был серьёзен и направлен на Владу. Она шире открыла дверь, чтобы полностью разглядеть гостя. Белая футболка и джинсовка, закинутая на плечо. Уставший и измотанный, парень расправил плечи, словно не ожидал, что ему откроют. Влада опустила взгляд, заметив кольцо на указательном пальце в виде ярких разноцветных искр, подобно… салюту. Влада сглотнула ком в горле и подняла взгляд, крепко стиснув ручку двери.

Глава 8

– Привет, – со слабой улыбкой произнёс он. – Лёша, – добавил, поднимая руку с кольцом.

Влада подавила смешок. Безрадостный и злостный.

– Да, я поняла, – она всё же улыбнулась ему, не торопясь приглашать внутрь. – Зачем пришёл?

Лёгкая улыбка растянула его губы, когда Лёша опустил голову. Раньше эта улыбка казалась беззаботной, а сейчас… Сейчас это даже не было похоже на улыбку, как показалось Владе.

– У меня всё нормально, спасибо, что спросила. А у тебя как? – спросил он, прищёлкнув пальцами.

Лёша глянул ей за спину, словно ожидал, что выйдет кто-то другой. Или он думал, что она пригласит его? Влада хотела. Правда. Она была готова заварить чай и просто поговорить с ним, но не сдвинулась с места. Вместо этого она сделала шаг вперёд, полностью распахнув дверь.

– Тоже нормально, – ответила, сложив руки на груди. – Так зачем ты пришёл?

– Очень радушный приём для друга, с которым ты не общалась два месяца, – Лёша облокотился на косяк. По лицу парня Влада заметила, что тот явно не высыпался. Глаза покрасневшие, тёмные круги под ними.

Вряд ли она выглядела лучше. За последние две ночи она поспала от силы шесть часов. Всё остальное время провела за игрой на фортепиано.

– Друг тоже не спешил связываться со мной, – с упрёком ответила она. – Серьёзно, Лёш, что тебе надо? Ты сам сказал, мы не общались два месяца, почему так внезапно пришёл?

– Потому что боялся, что если буду откладывать, то и не приду вовсе. Даже не был уверен, что ты будешь дома, – сказал он с такой искренностью, что у Влады заныло сердце. Но она не придала этому значения. Вместо этого она продолжала молча смотреть на Лёшу, выжидая. – Мне нужно к нему в квартиру, – еле слышно отозвался он. Плечи Влады напряглись. Лёша заметил это и поторопился объяснить: – Струны. Я заказывал запасные струны и оставил их у него.

Струны… Так вот почему он пришёл… Из-за струн? Ей захотелось захлопнуть дверь прямо перед его носом, но она отчего-то не могла.

– У тебя же есть ключи, – нахмурилась Влада. – Мог сам зайти.

– Я их… потерял, – досталось ей в ответ.

– Ладно, – пожала она плечами и потянулась с стенке с ключницей возле двери. Пальцы её дрожали, и связка зазвенела в руке. – Возьми мои, только верни.

Она не хотела вспоминать о Константине и своих срывах в квартире брата. На самом деле, в её голове вертелась совсем другая мысль: «Может, и ты там с ума сойдёшь. Тогда мне станет легче»

– Да, спасибо… – Лёша неуверенно взял у неё ключи, после не сдвинувшись с места. – Большое спасибо, я… – повторил он, но слова словно застряли у него в горле.

– Ты не хочешь идти туда один? – с усталым вздохом догадалась Влада, словно не чувствовала себя также, когда шла в квартиру впервые после смерти брата. Лёша слегка кивнул. И опять эта ноющая боль в груди. – Хорошо, я схожу с тобой, – не колеблясь согласилась Влада.

Она была зла. Очень зла. И часть её ощущала злорадство, что Лёше придётся пройти через то же, что и ей. Одному. Но другая её часть… Глупая и сентиментальная, которая помнила долгие годы дружбы…

Влада оставила дверь открытой, пока шла в комнату переодеться. Если она будет медлить, то передумает. Если позволит мыслям звучать слишком громко, то вспомнит, почему ей не стоило идти в квартиру Вити. Она бы могла объяснить это тем, что ей тяжело туда ходить. Лёша бы понял, понял бы как никто другой. Но это было бы ложью. Влада не была самым честным человеком в мире, но ему врать не хотела. Или она могла сказать правду, что просто не хочет его видеть, но… Как бы она ни была потрясена и зла, Лёша ведь правда был её другом.

Поэтому она быстро переоделась в шорты и футболку и снова вышла к Лёше. Он стоял всё в той же позе, опустив голову. Стоило Владе начать закрывать дверь, он выпрямился, глядя на неё. Она же избегала смотреть на парня. Боялась, что если посмотрит на него, то не сдержится. Боялась накричать, расплакаться или наговорить лишнего. Так что, она молча направилась вниз по лестнице, позабыв про лифт. Она хотела, чтобы её отвлекла боль. Ей это было нужно. Ведь если она будет думать о боли в ноге, тогда у неё не останется сил думать о боли парня, шагающего позади. Позволь она гадать себе, насколько тяжело было Лёше эти два месяца… И что за все эти два месяца она не сказала и не написала ему ни слова… Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание…

Из-за боли в колене. Только из-за этого.

Они шли молча. Весь путь, не проронив ни слова. Влада замечала, что Лёша порывался заговорить первым, но останавливал себя. От этого было только хуже. Влада знала Лёшу, как парня, которого было не заткнуть. Всегда весёлый и несерьёзный. Позитивный и чудной. Он редко думал, о чём говорил. Из-за этого их дружба с Витей казалась Владе странной. Лёша мог ляпнуть такое, что потом приходилось извиняться перед всем миром. Витя же всегда следил за словами и делал всё возможное, чтобы не обидеть человека. Они были разными. Настолько разными, что Влада с самого начала не верила, что их дружба продлиться долго. Она даже успела погрустить, когда Лёша закончил музыкальную школу, потому что была уверена, что на этом их общение с Витей прекратится. А значит и с Владой – тоже.

Однако… Лёша словно стал братом, о котором Витя всегда мечтал.

От этого сейчас тоже было хуже. Само присутствие Лёши делало всё хуже. Она знала этого парня четырнадцать лет. Они росли вместе. Лёша был первым, кто увидел Владу пьяной и держал ей волосы, пока её выворачивало над унитазом. Влада давала ему советы для отношений, потому что он не умел общаться с девушками и при этом не получать по лицу. Она видела, как он рос. Менялся и становился серьёзнее. Столько всего произошло в их жизни, что после двух месяцев молчания Влада о столиком хотела спросить… О Наташе, о группе, о пушистом монстре, которого Лёша забрал себе после смерти Вити…

– Тут всё… точно также, – рассматривая коридор, сказал Лёша таким голосом, словно что-то тяжёлое давило ему на плечи.

– Да, я не тороплюсь… что-либо делать здесь, – запинаясь и махая руками, ответила Влада и включила свет.

– Ты оплачиваешь счета? – удивился он.

– Свет… У него всегда было светло, и я не могла… В общем, так легче, когда его нет и… – Лёша перебил её тихим «я понимаю». – Ты знаешь, где струны? – перевела она тему.

– Думаю, в тумбочке, – парень кивком указал на дверь в спальню. – Моё барахло он всегда складывает… То есть, складывал там, – резко выдохнув, он качнул головой.

Лёша выглядел, словно ему было физически больно находиться здесь. Он еле стоял на ногах, и Влада испугалась, что он может потерять сознание. От вида такого Лёши ей становилось дурно. Он выглядел старше своих двадцати семи, грустный и измотанный. Он выглядел, как человек, который уже не может выносить этой удушающей печали. Глядя на его лицо, Влада гадала: Неужели она выглядит также? Настолько сломленной.

– Кажется, нашла, – негромко сказала она, достав рулет струн из тумбочки.

– Спасибо, – поблагодарил Лёша, когда она подошла к нему. Они смотрели друг на друга, набираясь смелости, чтобы заговорить. Влада чувствовала, как слова вертелись на языке, но хотела, чтобы он заговорил первым. Лёша нерешительно открыл рот, вынуждая Владу замереть в ожидании, и следующие сказанные слова разбились о скалу разочарования. – Я, наверное, пойду, – почти что прошептал он и направился к двери.

– Я писала тебе, – внезапно для самой себя кинула ему в спину Влада. – Я писала, а ты не ответил.

– Да… – выдохнул Лёша, не оборачиваясь. – Влада, прости, я… – начал он, но был остановлен:

– Нет, ты не понял, – резко сказала она. – Я тебе писала, – повторила, словно в этом был какой-то смысл. Но она знала, что Лёша понимал. Понимал и поэтому пристыжено отводил взгляд. – Ты мне был нужен. Я потеряла его, я не хотела потерять и тебя.

– Я знаю и мне так жаль, – с отчаянием заговорил он, поворачиваясь и подходя ближе. – Я был потерян, не знал, что делать. Мне было больно…

– Мне тоже было больно! – уже не выдержала Влада. Её голос дрожал, а глаза щипало из-за сдерживаемых слёз. – Мне нужна была поддержка. Впервые я попросила о ней, а ты просто отмахнулся…

– Я не отмахивался, я просто не мог… – замолчал он. Его пальцы вцепились в струны с такой силой, что побелели костяшки. – Это было слишком. Витя был моим лучшим другом, и я не мог…

– Не мог позволить кому-то видеть тебя таким? – надрывно спросила Влада, чувствуя тяжесть в голове. Ей не верилось, что Лёша пытается объяснить ей, каково было потерять Витю… – Я понимаю! Я тоже не хотела никого видеть, но ты не никто! Ты мой друг! Ты был для него, как брат, а значит и для меня тоже! И я ни кто-то, я знаю, какого тебе…

– Да я не мог смотреть на тебя, Влада! – закричал Лёша. Этот крик зазвенел у Влады в ушах. Он был настолько громким и горестным, что, казалось, затряслись стены. – Ты же… Господи, Влада, ты же его близнец…

– Мы разнояйцевые, – едва слышно возразила она.

– Да, но вы так похожи, – дрожащим шёпотом отвечал он. – Я не мог… Я боялся встретиться с тобой. Боялся встретиться и увидеть…

– Его, – перебила Влада, слыша, как кровь шумит в ушах. Она чувствовала, как гневный румянец залил щёки. – Ты боялся увидеть Витю, а не меня и предпочёл не видеть вовсе!..

– Я потерял лучшего друга!

– А я потеряла брата! – уже не скрывая дрожи, кричала Влада. – Я надеялась, что ты разделишь со мной эту боль. Я нуждалась в этом! Но ты предпочёл быть один, – в конце она говорила настолько тихо, что Лёша вряд ли расслышал. – Уходи.

– Влада…

– Я сказала, уходи, – выплюнула она.

Ещё с минуту они смотрели друг на друга. Взгляд Лёши был полон сожаления и грусти, но Влада не хотела этого видеть. Она не сказал ни слова, просто ждала, когда он уйдёт. И он ушёл. Ни попрощавшись, ни постаравшись объяснить, несмотря на её гнев. Молча вышел за дверь, тихо её прикрыв.

Влада яростно защёлкнула замок и прислонилась лбом с двери. Горячие слёзы текли по щекам, а ногти со скрежетом царапали древесину. Помимо боли Влада чувствовала облегчение. Противное облегчение от того, что она была права. Проблема была не в ней. Друзья, родители – все сторонились её, не потому что она горевала. Им просто не хотелось видеть его. Видеть черты покойного брата у неё на лице. Влада засмеялась сквозь шум и треск в голове, порадовавшись, что не могла запоминать лица. Она бы точно сошла с ума, если бы ей пришлось видеть лицо брата в зеркале каждый раз…

Ох, нет… Она же уже сошла с ума, она и позабыла. Её смех стал громче и надрывнее. Она словно находилась под водой, и её собственный голос звучал отдалённо, пока и вовсе не умолк. Шум в голове и хруст в ушах начал потихоньку стихать, и Влада подняла взгляд, отталкиваясь руками от нежно-зелёных обоев с разными узорами…

– Что за?.. – выдохнула Влада, уставившись на стену перед собой. – Какого?..

Она резко развернулась и увидела перед собой длинный коридор, освещаемый окном в самом конце. Чуть дальше, справа, была лестница с мраморными ступенями, ведущая вниз. Влада двинулась по коридору, задержав дыхание. После пары шагов она остановилась перед первой дверью. Кроме неё здесь никого не было, голосов не раздавалось, только еле слышный шум снаружи. Влада медленно повернула ручку двери, тихо приоткрывая её. Точнее, ей хотелось сделать это тихо, но петли, как на зло, противно заскрипели. Влада вздрогнула, оглянувшись. Она убедилась, что никто не поднимался, и вошла внутрь.

Это была комната… Та самая комната, в которой она очутилась пару дней назад. Аккуратно застеленная кровать, маленький столик между двумя жёсткими креслами. Не хватало только сломанного телеграфа. А ещё Влада заметила большой книжный стеллаж, полностью забитый огромными книгами. Но ей было не до этого. Влада узнала эту комнату и тут же выбежала из неё, налетая на перилла.

– Нет, нет, нет, нет, нет, – повторяла она, попутно растирая занывшее сильнее колено. Как же не вовремя… – Чёрт возьми, чёрт, – ругалась Влада, не понимая, что ей делать.

Она снова здесь. В девятнадцатом веке. В доме Константина. Что же делать? Куда?.. Как вообще?.. Пока Влада металась от одной мысли к другой, снизу раздались шаги. Короткие стуки каблуков по мрамору заставили Владу замереть, а затем заметаться в поисках укрытия. Спальня Константина? А что если это он поднимается как раз к себе в комнату?

Шаги тем временем становились всё ближе, поэтому Влада не придумала ничего лучше, чем скрыться во второй по счёту двери, которая находилась чуть дальше от лестницы. Она приоткрыла её и проскользнула внутрь, тут же закрывая. Мгновение Влада стояла прижавшись лбом к тёмному дереву, пока за спиной не раздался низкий кашель и не заставил её сердце остановиться. Влада повернула голову и увидела перед собой широкий стол и мужчину за ним. Тёмные волосы уложены, открывая вид на высокий лоб. На мужчине была надета белая выглаженная рубашка, обтягивающая широкие плечи. Он глядел на неё исподлобья, потому что, видимо, до этого внимательно вчитывался в россыпь бумаг перед собой.

– Владислава? – после недолгого молчания мужчина всё же поднял голову и прищурил глаза. – Опять вы?

Он знает её. В этом доме только один человек мог её знать… Если он, конечно, не растрепал всем вокруг о ненормальной танцовщице, ворвавшейся к нему в дом. Но глянув в тёмные карие глаза, Влада почему-то была уверена, что не ошиблась.

– Костя, – поражённо выдохнула она. Отчего-то она почувствовала облегчение… – Снова ты…

– Снова я, снова в моём доме, снова в… – Константин осмотрел её, как и в прошлый раз, –  …странной одежде.

– Снова ворчишь, – без энтузиазма парировала Влада. Её начинало слегка потряхивать.

– Снова будете утверждать, что вы из двадцать первого века? – выгнув бровь, поинтересовался он.

– А ты снова будешь грозиться сдать меня в лечебницу? – Влада слегка оттолкнулась от двери, но всё еще опиралась на неё руками.

– Признаюсь честно, мне нравится такой вариант, – ответил он, начав собирать бумаги в стопку. – Особенно если вы не будете следовать этикету, Владислава.

– Только когда ты научишься говорить «Влада», – оскалилась она, содрогнувшись от того, как он произносил её имя. Сухо, жёстко и монотонно.

– Я порядочный человек и не намерен…

– Ты зануда, – протянула Влада, закатив глаза.

Константин нахмурился пуще прежнего, когда его перебили, но это не смутило Владу. Наоборот, её слегка развеселило, что этого мужчину было так легко разозлить. Увидеть бы в нём ещё хоть какие-то эмоции, кроме раздражения… Потому что, честное слово, этот Константин был воплощением скуки. Влада бы высказала ему парочку ласковых, но в дверь постучали, из-за чего она в который раз за этот день вздрогнула. Нога подогнулась, и Влада была вынуждена с новой силой упереться в стену рядом с дверью, чтобы не потерять равновесие.

– Господин, чай готов, – раздался по ту сторону двери тоненький женский голосок.

Константин полоснул по Владе взглядом, который так и говорил: «Сколько же от тебя проблем». Затем он встал из-за стола и направился к двери. Влада запомнила, что он был высоким мужчиной. Всё-таки она дважды видела его и оба раза трудно было не заметить высокий рост. Однако при свете дня, когда солнце светило прямо в окно, и Влада могла чётче разглядеть Константина… В общем, если этот мужчина действительно захочет сдать её в психиатрическую лечебницу – Влада даже пикнуть не успеет. Да у неё даже шанса не будет…

Из-за этой мысли она стояла, не издавая ни звука, разглядывая Константина, вставшего в метре от неё. Влада услышала резкий запах парфюма, пока мужчина возле двери разговаривал с кем-то по другую сторону.

– Спасибо, ты свободна, – сказал он, забирая поднос. Как бы абсурдно это ни звучало, но Влада догадывалась, что Константин беседовал со служанкой.

От этой мысли её передёрнуло… Она действительно в девятнадцатом веке… В начале второй половины, в доме у мужчины, который беседовал со слугой. Влада обхватила себя руками и глянула вниз, на тёмные брюки Константина. По телу пробежались мурашки то ли от паники, то ли от непривычной прохлады. Константин мельком глянул на Владу. Странное выражение появилось на его лице, когда он окликнул слугу.

– А хотя, подожди, принеси мне любой шлафрок с длинным рукавом из гардероба Елены, – велел он.

Сначала скромное «Да, господин» раздалось из-за двери, а затем – отдаляющиеся глухие шаги.

Константин с прямой спиной пошёл к столу, держа в руках серебряный поднос с небольшим маленьким заварочным чайником, чашечкой и пиалой сахара. Отодвинув бумаги к краю, он со стуком опустил поднос на стол. За всё это время он ни разу не взглянул на Владу, что слегка злило. Словно её вообще здесь не было.

– Со служанками ты не особо придерживаешься этикета, как я посмотрю, – подала голос Влада, дождавшись, пока Константин вновь сядет.

– Они работают на меня, их положение ниже, – невозмутимо отозвался он, наливая чай. – Со слугами положен этикет другого рода.

– Но со мной ты упорно общаешься на «вы», – заметила Влада. – Хотя, как ты, наверное, заметил, я не придерживаюсь подобного этикета.

– Такое трудно не заметить, – губы мужчины изогнулись в грубой улыбке. – Но я не намерен бесцеремонно себя вести, даже если мой собеседник далёк от манер.

– Я же сказала, зануда, – со всезнающей улыбкой повторила Влада. – Откуда тебе знать, что я не слуга? – внезапно спросила она.

Ей хотелось продолжить этот разговор с небольшими колкостями. Сейчас Влада не думала о Лёше и об их ссоре. Несмотря на то, что Константин раздражал её своими дурацкими манерами и всяческими намёками, что она невежественная психопатка, Влада могла отвлечься. Могла перестать думать обо всём и просто находиться в моменте. А у неё так долго не получалось этого сделать…

– Вы не слуга, – просто и коротко ответил Константин, подвинув чашку с дымящимся чаем к противоположному от себя краю.

– Откуда тебе знать? – поразилась Влада такому быстрому ответу.

– Поверьте, вы не похожи на слугу, – повторил он. Константин облокотился локтями на стол и указал рукой на два коричневых кресла перед столом. – А теперь, Владислава из двадцать первого века, я бы попросил вас присесть и побеседовать со мной… о будущем.

Глава 9

– Президент? – переспросил Константин.

– Президент, – повторила Влада, слегка кивнув.

– Что случилось с династией Романовых?

– Их расстреляли, – невозмутимо ответила она, наблюдая, как брови мужчины сошлись на переносице.

– И кто же был последним императором?

– Николай II, – такой ответ, видимо, не устроил, ведь Константин буравил её взглядом, ожидая больше подробностей. – Александрович, – добавила она.

– Сын?..

– Александра III.

– Сына Александра II Николаевича? – последовал новый вопрос. Влада чувствовала, как у неё начинала болеть голова, поэтому просто кивнула. – Если вы действительно из будущего и всё, что вы говорите, правда, то кончина семейства Романовых уже в следующем веке.

– На самом деле, я сомневаюсь, что вообще стоит тебе об этом рассказывать… – призналась Влада.

В её памяти начали всплывать картинки из фильмов про путешествия во времени, в каждом из которых было одно строгое правило: не рассказывать о будущем. Она и несильно-то много рассказала, но…

– Что с экономикой? – не обращая внимания на возражения, Константин продолжил.

– Слегка колеблется, но в целом нормально, – с усталым выдохом ответила Влада.

Она просто не хочет попасть в психушку девятнадцатого века. Ей просто нужно доказать, что она из будущего. Можно ли винить Константина за любопытство? Если бы Владе какой-то человек сказал, что прилетел из будущего, ей бы тоже было любопытно. Однако, Константин мог позволить ей сказать хотя бы больше одного предложения, а не перебивать каждый раз новым вопросом…

– Севастополь?

– А что с ним?

– Где он? На какой территории?

– Крымский полуостров… – неуверенно заговорила она, но по лицу мужчины поняла, что этого недостаточно. – На побережье Чёрного моря… Кость, что именно ты хочешь знать? – уже не выдержала Влада.

– Я хочу знать, что с флотом, Владислава, – объяснил он, словно разговаривал с первоклассницей.

Константин облокотился на стол, уперев подбородок в сложенные в замок руки. По прежнему хмурый и ворчливый. Влада уставилась на него, надеясь взглядом дать понять, что она уже устала от этого разговора, но Константин либо правда не замечал, либо притворялся. А учитывая с каким мрачным интересом он наблюдал за ней, скорее всего, последнее.

– Я не знаю, – сдавшись, она откинула голову на спинку кресла и прикрыла глаза. – Вроде там есть флот Российской Федерации, но не полностью… Я не помню, ясно? Не моя сфера.

– А что же тогда ваша? – уступил он и, последовав её примеру, тоже откинулся в кресле.

Влада наблюдала, как белоснежная рубашка натянулась на его плечах. Небольшие складки появлялись только вокруг предплечий и на животе, когда Константин разминал шею или спину. Пара тёмных прядей выбилась из причёски мужчины, пока тот допрашивал Владу. У Константина были короткие, слегка вьющиеся волосы, но, казалось, что его не устраивала даже такая длинна, потому что он тянулся к ним рукой каждые две минуты, чтобы смахнуть со лба невидимые пряди. Хотя до этого момента ни единой волосинки не было – все были аккуратно зачёсаны назад. Влада проследила, как Константин убрал мешающие волосы. Внезапно её взгляд привлекла родинка по середине лба. Других родинок или родимых пятен Влада не заметила, лишь это маленькое пятнышко ровно по центру.

– Музыка, – вспомнив, что ей задали вопрос, Влада опустила взгляд.

Губы Константина изогнулись в мимолётной улыбке, которую он тут же спрятал. Мужчина громко выдохнул, хотя больше было похоже на фырканье, словно ответ его ни капельки не удивил.

– Ну это неудивительно, многие женщины разбираются в музыке, ведь это увеличивает их шансы на замужество, – сказал он с нотками разочарования.

И в подтверждение своих слов глянул на руку Влады, ожидая увидеть на пальце кольцо. Для Влады было истинным удовольствием наблюдать, как очередная складка появилась между бровей мужчины. Это было не раздражение, нет. Непонимание. Константин настолько был уверен, что она, как и подобает девушкам её возраста их времени, замужем, что даже представить не мог, что окажется неправ. Теперь уже Влада заулыбалась, не скрывая этого.

– Вы не замужем? – с сомнением спросил он.

– Нет, не замужем, – Влада слегка махнула рукой и поднесла её к лицу, разглядывая несуществующее кольцо.

– И сколько же вам лет? – на резком выдохе вновь спросил Константин.

– Разве это прилично – спрашивать подобное у девушки? – она возмущённо вдохнула и прижала руку к груди, «прячась» от стыда.

– Вы эти приличия и вовсе не соблюдаете, уж сделайте мне поблажку, – и глазом не моргнул он.

Отчего-то Владе казалось, что Константину было тяжелее задать этот вопрос, чем он пытался показать. Ей бы похвалить его и сказать, что он быстро учится манерами двадцать первого века, но Влада не стала этого делать. Почему его так удивило, что она не замужем? Люди его времени, конечно, осуждают таких женщин, но это не значит, что он никогда таких не встречал, верно?

– Мне двадцать шесть, – коротко ответила Влада, сдержав всякие колкости.

– В ожидании того самого? – как бы ненароком поинтересовался Константин.

– «Того самого» – слишком громко сказано, – поправила Влада. – Просто не встретила кого-то, кого бы посчитала правильным.

– Девушки в вашем возрасте…

– В моём веке это нормально, – перебила она. – Девушки могут выйти замуж в восемнадцать, могут в тридцать, а могут вообще никогда не выйти. Почему тебя это так удивляет? Между нами, может, и два века разницы, но я точно знаю, что и сейчас, – Влада провела вокруг себя рукой, – встречаются незамужние женщины.

– Да, вы правы, но они не… – начал он, но раздавший стук в дверь вынудил замолчать.

Константин выдохнул, словно был рад, что их прервали. Он поднялся из-за стола и пошёл открывать дверь. Влада же сползла вниз по креслу, чтобы голова не выглядывала из-за спинки.

– Спасибо, ты можешь идти, – послышался ей тихий голос Константина. Затем он в пару шагов вновь оказался возле Влады, кинув что-то на соседнее кресло. – Вам так удобно?

– Не хотела, чтобы заметили, – пробурчала Влада. Она глянула на предмет, который Константин закинул на кресло. – Что это?

– Шлафрок, наденьте, чтобы согреться, – объяснил он. – И выпейте чаю, пока не остыл.

– Ты же для себя его просил, – Влада посмотрела на кружку, придвинутую к ней.

Чай подали, когда она только пришла. И если в прошлый раз Константин распорядился об этом, потому что хотел её успокоить, то сейчас он не мог знать, что она придёт.

– Владислава, я говорил вам это в нашу первую встречу и скажу снова, – могло показаться, что тон мужчины стал просто серьёзнее, но Влада расслышала в нём едва заметное раздражение. – Какой бы подозрительной и невежественной вы ни были, я не позволю девушке у себя в кабинете сидеть и мёрзнуть. Поэтому, пожалуйста, наденьте шлафрок и выпейте чай. Если я захочу – я попрошу принести ещё.

Несколько секунд Влада молча сидела и не шевелилась. Она и вправду слегка замёрзла. Руки были холодными, а по спине пробегали мурашки. На ней ведь была тонкая футболка и шорты до колена, потому что на улице ярко светило солнце. Здесь тоже пробивались солнечные лучи через окно, но сам дом был холодным. Как-будто его ещё не прогрели. Поэтому она не стала пререкаться, ведь в кои-то веки не видела в этом смысла. Поступок Константина даже показался ей весьма трогательным, потому что не каждый бы обратил на это внимание.

Влада взяла шлафрок, пощупав плотную ткань. Он напоминал обычный халат из парчи. Ткань была не только плотной, но и тяжёлой. Сам шлафрок был ржавого цвета с чёрными широкими узорами от плеч до самого подола. Рукава тоже были обшиты чёрным термаламой, из-за чего казались тяжелее, чем сам шлафрок. Влада с трудом накинула его на себя, сразу почувствовав давление на плечах. Ткань была холодной, и сотни мурашек разбежались вдоль рук. Влада попыталась встать, чтобы было удобнее. Из-за колена и тяжести длинного шлафрока ей пришлось присесть на подлокотник, но так всё равно было легче. Наконец, расправив на себе ткань, Влада взялась за пуговицы. Хотя бы до середины нужно было застегнуть. Она ухватилась за первую большую чёрную пуговицу, но та упорно отказывалась пролезать в петлю.

– Чёрт возьми… – выругалась под нос Влада. Пальцы настолько замёрзли, что перестали слушаться.

Константин всё это время молча наблюдал за ней, но под конец не выдержал и с громким вздохом поднялся с кресла.

– Позвольте помочь, – ровным голос сказал он, кивнув Владе на руки. Она послушно убрала их в сторону и откинула голову. – Из всех шлафроков она принесла именно тот, который шила моя сестра, решившая, что добавить пуговицы было неплохой идеей.

– Та самая сестра, которая подарила безвкусный ковёр? – Влада глянула на Константина.

Несмотря на то, что он помогал ей застёгивать пуговицы, мужчина стоял на расстоянии вытянутой руки. Вряд ли ему было очень удобно… И разве это не нарушало этикет, которым он так хвалился? Влада, конечно, плохо знает, каких манер придерживались мужчины с женщинами в девятнадцатом веке. Очевидно, что благородные мужчины не могли себе позволить обесчестить девушку до свадьбы или делать всякие непристойные намёки, дабы не оскорбить её. Но что насчёт одежды? Мог ли незнакомый мужчина помочь застёгивать женщине шлафрок? Константин стоял неблизко, но Влада всё равно могла уловить резкие нотки его парфюма.

– Нет, то другая, – тень улыбки промелькнула на лице Константина. – Я бы попросил вас так не говорить о подарке моей сестры.

– То есть тебе ковёр нравится? – с вызовом спросила Влада.

– Он из Индии, высшего качества, – Константин поднял на неё взгляд. В карих глазах вспыхивали искры недовольства.

– Ты не ответил на вопрос, – ухмыльнулась Влада.

– Не имеет смысла отвечать, потому что вы вряд ли хоть что-то разглядели в нашу последнюю встречу, – невозмутимо ответил он.

– Неправда, что-то я разглядела, раз говорю, что он безвкусный, – Влада вспомнила красный ковёр с изображением, похожим на жёлтую раму и кляксами внутри, которые, видимо, были огоньками. – Более того, я сегодня снова зашла в твою комнату и смогла его разглядеть получше при свете дня.

– Расхаживаете по чужим комнатам без разрешения, Владислава?

– Если ты поверил, что я из двадцать первого века, то должен понимать, что выбора у меня особо и не было, – её взгляд вернулся к одинокой родинке на лбу Константина. – А ты так и не ответил на вопрос.

– Неважно, нравится мне ковёр или нет, – строго проговорил Константин. – Он от моей сестры, этого достаточно.

– Одеколон тебе тоже сестра дарила? – Влада слегка поморщила нос. От резкого запаха у неё кружилась голова. – Если да, тогда я разочаруюсь в её вкусе.

– Владислава, неприемлемо говорить такое о чьей-то родне, – глядел на неё мужчина.

Раздражение. Недовольство. Лёгкая злость. Всё это так отчётливо читалось в его глазах, что Влада не могла сдержаться. Разозлить Константина, увидеть, как он хмурит брови, грубит – казалось такой заманчивой идеей. Никогда прежде Владе так сильно не хотелось вывести кого-то из себя. Ей хотелось, чтобы Константин перестал прикрываться дурацкими этикетом и манерами. Хотелось, чтобы он съязвил или обидно пошутил. Влада хотела, чтобы он показал, что тоже умеет злиться. Ну не может же человек быть ходячим манекеном с нарисованной улыбкой. От Константина так и веяло раздражением. Настолько, что у Влады звенело в голове.

– Называй меня Влада и я не скажу ни одного дурного слова о вкусе твоей сестры, – предложила она.

– Мы с вами не друзья, – возразил Константин, как и в первую встречу. – Нас даже знакомыми назвать нельзя, чего уж говорить о дружбе.

– Мы не друзья, но при этом ты не убираешь руку с моей одежды, – она глянула вниз туда, где большая рука Константина замерла на пуговице у неё на животе. Влада заметила это ещё минуту назад, но не стала говорить. Ей больше нравилось наблюдать за тем, как Константин настолько увлёкся их беседой, что неосознанно притягивал Владу всё ближе. – Мне кажется, сейчас мы стали ближе. А ты как думаешь, Кость?

Константин опустил взгляд. Его пальцы зажали пуговицу, которую он так и не вдел в петлю. Влада была вынуждена признать, что это было нелегко. Потому что пуговицы действительно были большими и её не удивляло, что у мужчины заняло столько времени, чтобы застегнуть шлафрок до середины.

Константин снова посмотрел на Владу. Взгляд карих глаз был настолько серьёзен, что даже веселье Влады поутихло. Он ловко вдел пуговицу, которую держал до этого, в петлю и отступил на шаг, всё ещё смотря на Владу.

«Это странно…»

Ей показалось, что она слишком громко услышала, как пуговица скользит по ткани. Или как пол скрипит от шагов Константина. Он глядел на неё, словно не мог понять, что происходит. Но что именно происходит? Уже знакомый треск наполнил голову. Влада догадывалась, что это было. В конце концов, она дважды ощущала это. Нарастающий шум, похожий на хруст дерева, жар на коже, рябь перед глазами – все эти странности творятся с ней из-за него. Из-за Константина, девятнадцатого века и квартиры покойного брата. Уже дважды ей казалось, что она теряет сознание, а потом она оказывалась в неизвестном ей доме или же, наоборот, этот дом покидала.

Ещё секунду назад она стояла напротив смущённого Константина и старалась вывести его из себя, а теперь она чуть не ударилась лбом о стену в коридоре. Она снова в квартире Вити. Снова одна… С тяжеленным шлафроком на плечах.

Глава 10

«Ты в порядке?»

«Тебе нелегко, я понимаю, но ответь, пожалуйста. Напиши хотя бы, что с тобой всё в порядке, и я отстану»

«Ладно, я, может, не отстану, но хотя бы буду спокойна»

«Мне очень жаль, что так вышло»

«Влада, ответь, иначе я буду ломиться к тебе в дом»

И таких ещё штук десять. Аня и Женя закидывали её сообщениями с того злосчастного вечера. Влада их все видела и читала, но ответить не могла. Каждый раз, когда открывала диалог и уже намеревалась написать – что-то останавливало её. Она два дня не выходила на связь, поэтому всерьёз верила, что Аня начнёт ломиться в дверь. Это было похоже на неё. Она никогда не обижалась на Владу за такие… «периоды». В Ане было столько сострадания и сочувствия к любому человеку, что иногда казалось, будто она и вовсе не умеет обижаться. Иногда казалось, что подруга чувствовала себя даже хуже чем сама Влада.

Лучше бы она ворвалась к ней в квартиру и устроила разборки там, ведь иначе Влада будет страшиться их встречи на работе. А поскольку Аня так и не явилась… Влада мучилась мыслями о том, как ей себя вести на сегодняшней вечерней репетиции. Делать вид, словно ничего не было? Как вариант, но тогда она всю репетицию будет вынуждена ловить взгляд щенячьих глаз подруги, которая не осмеливается «напомнить». Лучшая защита – это нападение? Влада может быть резкой и грубой, но не когда дело касается Ани. Она могла злиться на Лёшу за его молчание, на Женю – потому что тот был в точности как сама Влада; но Аня… На неё Влада злилась только тогда, когда та сходилась с очередным недалёким болваном, обращающимся с ней, как с жвачкой, прилипшей к подошве.

Не оставалось иного выхода, кроме как извиниться. Прочитав очередную порцию сообщений, Влада со вздохом отложила телефон в сторону. Сейчас об этом думать не хотелось.

– Я думала, ты не согласишься встретиться, – заговорила мама, когда им принесли заказ.

Влада глянула на свою газировку со вкусом клубники и на холодный кофе матери. Дома родители всегда пили исключительно чай. Кофе хранился только для гостей на верхней полке самого дальнего шкафчика. Однако стоило им куда-то выбраться – в кафе или просто на прогулку – мама всегда брала кофе. Влада не понимала этого. Да, отец ненавидел кофе, но никогда ничего не говорил против, когда Витя приходил с очередными бумажным ароматным стаканчиком, или Влада воровала пакетики по утрам перед школой.

– Почему? – бесцветным голосом спросила Влада. – Я никогда не отказываюсь встретиться с тобой. Да и с ним тоже, могла бы и папу захватить.

– Я ему предложила, но у него…

– Но он не захотел, – перебила Влада, не дослушав. – Ах, прости, – она тут же прикрыла рот рукой, словно сморозила полную чушь. – У него разболелась нога.

– Влада, ты как никто должна понимать это, – женщина потянулась через небольшой столик и накрыла ладонь дочери своей.

– Я понимаю, – тихо согласилась Влада, глядя на кольцо на безымянном пальце женщины. Отчего-то она вспомнила про Константина и недоумение на его вечно хмуром лице. – Но я здесь.

У отца временами нога могла болеть так, что он не мог встать в постели. У Влады точно также. Стоит пойти дождю или наступить зиме – нога болела в разы сильнее. Но Влада знала своего отца. И несмотря на пасмурное небо, слякоть и ноющее колено, она знала, что тот просто не хотел её видеть.

Мать ничего не ответила. Лишь медленно убрала руку и вцепилась ею в стакан. Влада внимательно изучала лицо женщины в надежде уловить хоть что-то. Грусть? Разочарование? Злость, в конце концов? Отец бы показал весь этот набор эмоций, как только переступил порог кафе. Но мама была непроницаема. Словно разговаривала с ребёнком и понимала, что объяснять что-либо – бесполезно. Влада отвела взгляд. А ведь когда-то она бы всё отдала, лишь бы увидеть хоть какую-то реакцию.

– Как твоя нога? – заговорила женщина, сделав пару глотков кофе.

– Нормально, – тут же ответила Влада. Ей столько раз задавали этот вопрос, что она, уже не задумываясь, отвечала коротким «нормально». – Болит, но ходить могу.

«Нормально», но сегодня она еле встала с постели. «Нормально», но пару дней назад она не устояла в душе и чуть не раскроила себе череп. «Нормально», но после этого она час просидела под холодной водой, подтянув колени к груди. «Нормально», но мрачные мысли всё больше заполняли её разум.

– Я рада, – женщина мягко улыбнулась, но улыбка эта показалась Владе такой побитой, что она не заставила себя улыбнуться в ответ. – Знаешь, мы ведь так боялись, что ты просто откажешься ходить. На трость ты не соглашалась, а врачи, хоть и были лучшими из лучших, твердили, что на большее рассчитывать нельзя. Но вот ты – ходишь. Высоко задрав голову, прям как твой отец в молодости. Просто чудо какое-то… Жаль…

– Жаль, что это чудо не позволило мне снова танцевать? – угадав, что хотела сказать мама, Влада снова прервала её. Женщина открыла рот, но тут же закрыла его обратно. Слова, сидевшие в горле уже долгие годы, так и не вырвались наружу. Но оно и к лучшему. Этот свой поступок Влада обсуждать не хотела. – Мам, давай начистоту, о чём ты хотела поговорить?

– Помнишь Свету? Она преподаёт балет для младших групп, – не стала и дальше оттягивать разговор женщина.

Хорошо это было или плохо, но они с мамой обе не любили разговоры ни о чём. Да и разговоры по душам тоже не были их сильной стороной. Если им нужно было поговорить – они сразу переходили к делу. Это вошло в привычку, когда Влада перешла в среднюю школу. Поэтому она сразу поняла, что мать хотела обсудить что-то важное, раз сама предложила встретиться вне их с отцом дома.

– Нет, не помню, – честно призналась Влада.

Она даже не пыталась вспомнить. Светлана, преподаватель балета – может она и знала её, но это было около десяти лет назад.

– Мы с ней встретились недавно, – тем не менее продолжала мама. – Она хотела поговорить по поводу одной из старших балерин. Слово за слово, и так вышло, что у неё есть контакты хорошего риелтора. Она дала мне их, – на этих словах женщина полезла в свою тёмно-синюю сумочку, откуда вынула светлую визитку.

– Ты могла просто прислать мне номер, – заметила Влада, глядя на светлую бумажку. – Могла написать: «Пора продавать квартиру твоего мёртвого брата. Вот номер риелтора. Пока»…

– Не смей так со мной разговаривать, Владислава, – сквозь зубы процедила женщина.

Влада выпрямила спину и расправила плечи, когда заметила злой взгляд матери. Ей не нравилось злить её. Люди считают, что у Влады тяжёлый характер и, может, в чём-то они правы, но ей никогда не доставляло удовольствия выводить родителей из себя. С отцом это случалось, потому что он никогда не упускал случая упомянуть об утерянных возможностях дочери. О её недостатках и несобранности. Влада всегда понимала, что отец вёл себя так, потому что во многом видел повторение своих ошибок. Как бы она это ни отрицала, но в глубине души признавала, что они с отцом были слишком похожи. Из-за этого она никогда не отмалчивалась при ссоре с ним. Но вот с мамой… Влада редко осмеливалась злить её специально. Маленькая школьница внутри неё всё ещё помнила, как меткие слова женщины могли ранить в детстве. С возрастом она смирилась, что её мать была не особо эмоциональным человеком. Она поступила в консерваторию, съехала от родителей и начала забывать… Настолько её раздражала эта черта. Потом умер Витя. И Влада начала вспоминать. И злиться. Поэтому из всей семьи только она вела себя так, словно у неё рушился мир. Родители же… Им было тяжело. Конечно, Влада это понимала. Но ей нужно было это увидеть. Ей нужно было увидеть, что она не одна разваливалась на части.

Это, может быть, эгоистично. Но ей, если честно, было плевать. Если ей нужно использовать покойного брата, чтобы заставить мать показать, что она чувствует – Влада это сделает. Сейчас она не боялась обидных слов, которые позже будут разъедать ей мозг. Она не думала, что не сможет собраться на репетиции и опять будет сбивать оркестр. Кажется, с каждым днём Влада мирилась всё больше с тем, что сходила с ума.

– Не сметь с тобой разговаривать так или не разговаривать вовсе? – выгнула она вопросительно бровь. – Ты, пожалуйста, уточняй. Правда, для этого тебе придётся провести со мной чуть больше времени, – с ядовитой наигранной грустью заявила Влада.

– Да что с тобой? – тихим, но полным непонимания голосом спросила мама. – Я же пытаюсь тебе помочь. Этим нужно будет заняться рано или поздно, ты и сама это понимаешь. Не веди себя как ребёнок.

«Так помоги мне»

– Да, я понимаю, – выдавила из себя Влада и схватила визитку со стола, засовывая её в карман штанов. – Всё? Это можно было сделать и по телефону.

– Ты же моя дочь, я хотела…

– Рада, что ты всё ещё так считаешь, – вскользь проговорила Влада.

– Владислава, – ладонь матери с негромким хлопком приземлилась на стол. Некоторые посетители кафе обернулись на них, но женщину это не волновало. – Ты переходишь все границы. Я твоя мать, разбирайся со своим бардаком в голове сколько хочешь, но не выплёскивай его на меня.

«Разбирайся со своим бардаком в голове»

– И почему я не удивлена, услышав это от тебя? – хмыкнула Влада. – Давно с собственным разбиралась-то?

– Вот всегда ты так, – покачала мать головой. – Люди идут к тебе навстречу, а ты их отталкиваешь. Всё предпочитаешь делать в одиночку и постоянно терпишь неудачи.

«Постоянно терпишь неудачи»

– Так ты идёшь мне на встречу? – Влада невольно засмеялась от того, насколько нелепо эта фраза прозвучала. – Удивительно, какой стимул тебе понадобился, чтобы спустя двадцать шесть лет начать идти.

Дальше Влада не дала ей заговорить. Она встала, едва не опрокинув стул, достала из рюкзака кошелёк, вынула деньги и бросила их на стол, не говоря ни слова. Мама хотела что-то сказать, она открывала и закрывала рот, но Влада просто вышла из кафе. Раздался громкий хлопок и звон колокольчика, когда она с трудом открыла дверь.

Влада не оглядывалась. Гнев бурлил в ней с такой силой, что она еле держалась на ногах. Хотелось просто осесть на землю и завопить во весь голос, чтобы весь мир знал, какой злой она была. Не на слова матери или дурацкую визитку, что сейчас камнем лежала в кармане. Она злилась, что её упрекали за нежелание идти навстречу; идти с распростёртыми объятьями к женщине, которая эти самые объятия дарила дочери лишь пару раз за всю её жизнь.

В такие моменты, когда родители указывали на отстранённость Влады и осуждали её за безразличие к семье – в ней вспыхивала обида. Обида за то, что они не понимали, почему их дочь себя так ведет. Отец в принципе об этом никогда не задумывался, а мама всегда объясняла всё вспыльчивым характером. Влада сама никогда не произнесёт вслух истинную причину. Она никогда им не признается, что все их неодобрение и недовольство поведением дочери всегда были на поверхности и их было трудно не заметить. Она никогда не признается, что замечала, когда они восхищались им и с облегчением выдыхали рядом с ней. Влада никогда не признается, как понимала всё без слов. Никогда не упомянет, как мама уводила разговор в сторону сына, а отец слушал дочь слишком внимательно, лишь бы увидеть во всём ошибку. И она никогда не забудет о том, что ошибки всегда были.

Влада могла полностью унаследовать нрав отца. Могла родиться с внешностью матери, с её светло-русыми прямыми волосами и карими глазами. Могла быть близнецом Вити. Могла быть частью уважаемой династии артистов балета и стать профессиональной балериной, выступать на большой сцене и получать аплодисменты, оправдывая фамилию Ильинских. Могла бы. Но не хотела. Она это знала, Витя и родители это тоже знали. Все это знали. А из-за этого, насколько бы она ни была похожей на родителей и копией своего покойного брата, в их семье ей места не было.

Глава 11

Иногда ей казалось, что её голова может взорваться. С того самого дня в больнице Влада не переставала слышать писк монитора. Длинный, непрерывный пищащий звук, окутывающий всю палату. Она слышала его каждый день, каждую минуту. Он пробивался сквозь шум воды и грозы в небе, он преследовал её во снах. Когда она ела или разговаривала, он всегда звоном оседал в ушах. И Влада научилась его не замечать. Как она не замечала новых грязных кружек на своём столе и косых взглядов дирижёра во время репетиций. Однако, становилось хуже, когда рядом с ней происходило что-то громкое. Не просто музыка или какой-то концерт. Громкое событие. Как день рождения, объявление о свадьбе или любая другая радостная новость. В такие моменты, когда крики восторга и поздравлений раздавались со всех сторон, звон в голове заполнял собой всё вокруг. Влада могла лишь видеть широкие объятия с улыбками, словно смотрела очередную рекламу, но без звука. И тогда этот звон давил ей на уши, намереваясь полностью лишить Владу возможности слышать.

Наверное, поэтому она так часто вспоминала похороны брата. Несмотря на плачь и дождь, тогда этот звон её не беспокоил. Он мирно звучал где-то на краю сознания, вводя Владу в забытье. Возможно, её просто раздражало счастье других людей. Ведь в её жизни такого не осталось. Все эти смех, веселье и беззаботность заставляли вспоминать, что когда-то она испытывала то же самое. Но испытывала ли?.. Возможно, что в момент, когда прозвучал тот мерзкий писк монитора, Влада поняла, что потеряла то единственное, что делало её счастливой. И каждый раз, когда у кого-то в жизни происходило что-то хорошее, она вспоминала день, когда потеряла Витю. Возможно, так подсознание пыталось донести до неё, что пока люди радуются жизни, Влада всё глубже увязает в болоте безнадёги. Она пыталась с этим бороться, но каждый раз делала только хуже. И каждый раз этот звон напоминал, что у неё снова ничего не получилось. Каждая натянутая улыбка, любые неискренние слова и фальшивый смех лишь доказывали, что Влада играла в «жизнь». И, если честно, она давно перестала понимать правила этой игры.

– Поздравляю, это замечательно! – раздавалось со всех сторон.

Участница их оркестра только что объявила о том, что ждёт ребёнка. Она была невысокого роста, в чёрных брюках, с каштановыми волосами и… Несомненно, с широкой улыбкой. Влада не двинулась с места. Она так и осталась сидеть на невысоком стуле возле рояля, молча наблюдая за столпившимися в кучку участниками оркестра. До начала репетиции ещё шесть минут, но такими темпами она начнётся через полчаса, если повезёт.

Влада перевела взгляд на Антона Михайловича, что хмуро разглядывал шумных музыкантов. Он первым поздравил девушку и теперь негодовал, что остальные теряют столько времени на болтовню. У него у самого была пятилетняя дочь. Мелкая негодяйка с ангельскими глазками, как её любила называть Аня. С этим Влада всегда соглашалась, потому что глаза у маленькой Миланы действительно были как у ангела. Большие и светло-голубые, она смотрела ими прямо в душу, чтобы никто не замечал, как проворные детские ручонки тянутся к инструменту.

Влада тихо хмыкнула, вспомнив как менялся голос их дирижёра со строго и низкого на высокий и ласковый. Но ухмылка быстро исчезла с лица, когда она заметила идущую к ней Аню. Влада выпрямилась и убрала руку с колена, которое до этого разминала. Аня остановилась перед ней, поправив очки с незабываемой синей оправой. Подруга молча стояла и шевелила губами, собираясь заговорить. В её глазах Влада могла увидеть пролетающие сотни вариантов начала разговора, но Аня отметала каждый из них, выглядя при этом словно рыба, которую выбросило на берег.

– Когда будешь менять очки, тебе придётся брать такую же яркую оправу, – вырвалось у Влады, хотя до этого она не представляла, что сказать. – Предлагаю зелёную.

– Я планирую делать коррекцию, так что, придётся тебе запомнить что-то другое, – слегка улыбнулась Аня, выдавая своё облегчение. Они заговорили, а это уже хорошо. – Может быть, сделаю как Женя и набью себе татуировку.

– Только не такую же, как у него самого, а то я вас путать буду, – негромко засмеялась Влада.

Аня тоже не сдержала смешка. Они затихли одновременно, понимая, что долго этот «непринуждённый» разговор не продлится. Влада выпрямилась с новой силой и собралась с духом, чтобы заговорить первой.