Развод. Анатомия предательства

Глава 1. Трещина

Ритмичное пиканье кардиомонитора врезалось в моё сознание, пока я пыталась сфокусировать взгляд на экране компьютера. Тридцать шестой час дежурства. Мои пальцы скользили по клавиатуре, заполняя электронную карту последнего пациента. Бесконечные строчки уже сливались перед глазами в одну сплошную широкую, серую полосу. Два инфаркта за сутки. Одна клиническая смерть. Пять консультаций из приемного. Небесная канцелярия будто решила свести статистику к идеальному среднему по отделению, и в результате вместо размеренного дежурства получилось цунами.

– Доктор Громова, пациент в третьей палате снова просит обезболивающее, – голос Лены, нашей медсестры, выдернул меня из полудрёмы.

Я взглянула на часы – 08:17. Сорок три минуты до конца смены. Сорок три бесконечные минуты. Желудок сжался в спазме, к горлу подкатила тошнота. За сутки я успела выпить только один стаканчик больничного кофе, больше похожего на тёплую воду с привкусом старых тапочек, и съесть половину засохшего бутерброда с сомнительной колбасой.

– Сейчас подойду, – кивнула я, сохраняя отчёт и с трудом поднимаясь из-за стола. – Как там новенький в пятой? Жив ещё?

– Стабилен. Жалуется на боли за грудиной при движении, но ЭКГ без отрицательной динамики, – Лена устало прислонилась к дверному косяку.

Я направилась в палаты. Сначала третья, потом проверить пятую, и только после этого можно завершить писанину и сдавать дежурство Виталию Павловичу. Перед глазами плавали чёрные точки, но я шла по коридору с прямой спиной. "Доктор всегда должен выглядеть спокойным" – одно из первых правил, которое вдолбили в нас ещё в интернатуре.

В третьей палате лежал семидесятилетний Степан Аркадьевич, поступивший вчера с инфарктом задней стенки. Стандартное введение тромболитиков прошло успешно, но болевой синдром был ярко выражен.

– Степан Аркадьевич, как себя чувствуете? – спросила я, подходя к его кровати.

– Дочка, умираю, – простонал он, сжимая уголок одеяла пожелтевшими от никотина пальцами. – Сердце жжёт и давит, как будто трактор на груди.

Я проверила его ЭКГ на мониторе – без отрицательной динамики, но естественно, что болит. Инфаркт не зря называют маленькой смертью.

– Сейчас станет легче, – сказала я, делая отметку в карте и кивая Лене, чтобы вводила назначенный анальгетик. – На шкале от одного до десяти, насколько сильная боль?

– Все десять, дочка. Как тебя зовут-то? А то кричу "доктор", а толком и не знаю.

– Мария Андреевна, – улыбнулась я, автоматически поправляя капельницу.

– У моего сына жена тоже Мария, – его глаза чуть прояснились, когда лекарство начало действовать. – Хорошая девка, работящая. Не то что эти современные…

Я кивала, слушая его вполуха, пока проверяла давление и пульс. Всегда удивлялась, как быстро пациенты, особенно пожилые, начинают воспринимать тебя почти как родственника. Наверное, в этом есть что-то глубоко архаичное – доверять свою жизнь другому человеку и в благодарность пытаться установить с ним связь.

– …а муж-то твой где работает? – вдруг услышала я окончание фразы.

– Дизайнер интерьеров, своя мастерская, – ответила я автоматически.

– О, начальник значит! – оживился Степан Аркадьевич. – Повезло тебе, дочка. Хотя такой красивой грех не повезти.

Я улыбнулась, не разрушая его иллюзий. Если бы он знал, сколько раз я подрабатывала на двух, а то и трёх работах, чтобы Валентин мог развивать свой бизнес. Сколько ночных дежурств взяла, чтобы оплатить первый и последний взнос за аренду его мастерской. Сколько подарков от меня заказчики Валентина получили, чтобы появились первые положительные отзывы. Моя зарплата кардиолога долгое время была единственным стабильным источником дохода в семье.

Но сейчас всё изменилось. Мастерская Валентина процветала, а наша семья наконец-то позволила себе приобрести подержанную "Тойоту" для меня и поменять старый диван в гостиной на новый, удобный.

– Вы правы, мне повезло, – сказала я вслух. – Через час медсестра снова проверит ваше состояние. Если боль усилится, сразу жмите кнопку вызова.

Новенький в пятой тоже был стабилен. Молодой парень, двадцать восемь лет, с подозрением на миокардит после гриппа. Симптоматика классическая: лихорадка, слабость, боли в груди. Сказал, что ему уже легче, но я всё равно отправила его анализы на дополнительную проверку. Слишком много случаев дилатационной кардиомиопатии после, казалось бы, безобидных вирусных инфекций.

К тому моменту, как я закончила с пациентами и документацией, было уже 09:03, и Виталий Павлович нетерпеливо ждал в ординаторской.

– Громова, ты опять засиделась, – проворчал он, принимая у меня папки с историями болезней.

– Прости, Виталий, – вздохнула я. – Степан Аркадьевич из третьей снова жаловался на боли.

– Всё с ним ясно, обычное постинфарктное состояние. Дуй домой, на тебе лица нет.

Я кивнула, почувствовав, как усталость наваливается всей тяжестью. Тридцать шесть часов без нормального сна и еды. В мои тридцать три ещё можно было такое выдержать, но восстановление занимало всё больше времени.

Мысли о доме обрушились на меня, когда я вышла за пределы больничного комплекса. Надо забрать лекарства для бабушки Вали из аптеки – назначенные лечащим врачом аблетки закончились два дня назад, а она сама не дойдёт с её больными ногами. Нужно купить молоко и хлеб. Егор, наверное, уже в школе. Валя обещал отвезти его, несмотря на утреннюю встречу с заказчиком. И ещё позвонить в ЖЭК насчёт протечки в ванной – вчера муж снова жаловался, что не успевает решить все бытовые вопросы.

Серая "Тойота" послушно мигнула фарами, отзываясь на нажатие кнопки брелока. Как хорошо, что Валентин настоял на покупке второй машины – пусть подержанной, но своей. В те времена я сопротивлялась, говорила, что кредит на его мастерскую важнее, общественный транспорт ходит нормально, а такси уж точно дешевле, чем обслуживание автомобиля. Сейчас, глядя на серое ноябрьское небо, я была невероятно благодарна мужу за предусмотрительность.

Сумка с вещами полетела на пассажирское сиденье. Я включила обогрев и закрыла глаза, глубоко вдыхая. Пять минут – я позволю себе пять минут тишины перед тем, как вернуться в реальность. Пять минут покоя.

Воспоминания из студенческих времен накатили неожиданно: первый курс медицинского, комната в общежитии, которую я делила с тремя другими девчонками, столовая с вечным запахом подгоревшего масла, бесконечные вечера за анатомическим атласом, первые трупы в секционном зале, когда половина группы падала в обморок. А потом – первая встреча с Валей в том кафе на Невском. Его уверенность, его чертежи и эскизы будущей мастерской, его мечты о собственном деле – всё это казалось таким правильным, настоящим, заслуживающим поддержки.

Я открыла глаза. Пять минут истекли.

Выезжая с больничной парковки на проспект, я поймала себя на мысли, что через два дня у нас с Валентином годовщина – десять лет со дня знакомства. Неожиданно для себя я улыбнулась. Может быть, стоит организовать что-нибудь особенное? Забронировать столик в ресторане? Или лучше отвезти Егора к бабушке и устроить романтический вечер дома?

Пробок почти не было. Утренний час пик уже схлынул, и я добралась до дома за двадцать минут вместо обычных сорока пяти. Уже предвкушала горячий душ, чашку чая и три часа блаженного сна перед тем, как нужно будет ехать за сыном.

Машина Вали всё ещё стояла на парковке перед домом – кажется, он всё-таки задержался и не успел отвезти сына в школу вовремя. Я вздохнула – снова придётся объясняться с классной руководительницей по поводу опозданий.

Я припарковалась в нескольких метрах от его чёрного "Фольксвагена". Странно, что он до сих пор здесь. Возможно, встреча с заказчиком отменилась?

И тут я увидела их. Валентин стоял у детской площадки напротив нашего дома, рядом с незнакомой женщиной и ребёнком лет шести-семи. Женщина что-то оживлённо рассказывала, постоянно касаясь его руки, а Валентин смеялся – так искренне, как давно не смеялся дома. Потом он посмотрел на часы, обнял женщину и легко поцеловал её в щёку. Совсем не так, как целуют коллег или случайных знакомых. Так целуют тех, с кем комфортно и спокойно. Тех, с кем хорошо.

Я застыла за рулём, не в силах отвести взгляд. Сердце колотилось где-то в горле, а перед глазами всё поплыло. «Это просто усталость, – подумала я. – Это какая-нибудь клиентка, бывают же дружеские отношения с заказчиками».

Но что-то внутри меня, какой-то древний инстинкт самосохранения, уже знал правду. Я почувствовала, как ладони стали липкими от пота.

Тем временем муж сел в свою машину и уехал, а женщина с ребёнком направилась… к нашему дому. К соседнему подъезду. Она жила здесь, совсем рядом. В нескольких десятках метров от нашей квартиры.

Это было последней каплей. Не помню, как я завела машину и выехала на дорогу. Не помню, как доехала до ближайшего супермаркета и припарковалась. Помню только, как сидела, вцепившись в руль, и пыталась дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как учили на курсах неотложной помощи. Как я сама учила своих пациентов с панической атакой.

Телефон завибрировал в сумке. Я достала его механическими движениями. Сообщение от Валентина: "Отвёз Егора в школу. Задержусь на работе до вечера, встреча с важным клиентом. Люблю, целую."

Ложь. Такая обыденная, привычная ложь.

Глубоко внутри зародилась тупая боль, словно кто-то медленно проворачивал нож между рёбрами. Я – кардиолог, я точно знаю: сердце не может физически разбиться. Но в тот момент мне казалось, что моё разлетелось на тысячи осколков и каждый осколок впивался в лёгкие, мешая дышать.

Я сидела так, наверное, целый час. А потом словно что-то щёлкнуло внутри. Холодная ясность затопила сознание. Я достала телефон и набрала сообщение: "Нам нужно поговорить. Сегодня вечером. Это важно."

Его ответ пришёл через несколько минут: "Что-то случилось?"

"Да, – написала я. – Случилось."

Я завела машину и поехала домой. Душ. Чай. Сон. А потом… потом будет разговор, который изменит всю мою жизнь.

Глава 2. В глаза и вслух

Я проснулась от звука захлопнувшейся входной двери. Часы показывали 18:30 – проспала почти шесть часов вместо запланированных трёх. Голова была тяжелой, будто наполненной свинцом, а во рту пересохло.

– Маша? – голос Валентина раздался из прихожей. – Ты дома?

Отвечать не хотелось. Хотелось натянуть одеяло на голову и проспать ещё сутки, а лучше – неделю. Проснуться и обнаружить, что всё это было лишь дурным сном. Что нет никакой женщины из соседнего подъезда. Что мой муж, с которым мы прожили девять лет, не целует украдкой другую, пока я спасаю чьи-то жизни на бесконечном дежурстве.

– Маша? – его шаги приближались к спальне.

Я села на кровати и включила ночник. Странное оцепенение охватило меня. Я чувствовала себя актрисой в пьесе, где все уже знают финал, кроме главной героини. Может быть, соседи давно всё видели и обсуждали? Может, кто-то из общих знакомых уже шептался за моей спиной? От этих мыслей к горлу подкатила тошнота.

Дверь открылась, и Валентин вошёл в спальню. Мой муж. Отец моего ребёнка. Человек, с которым я планировала состариться. Он выглядел уставшим – морщинки вокруг глаз, которые я всегда находила такими обаятельными, сейчас казались глубже обычного. Он держал в руках коробку конфет – мои любимые трюфели из кондитерской на углу.

– Привет, – он улыбнулся неуверенно. – Я получил твоё сообщение. Что случилось?

Я смотрела на него и не узнавала. Знакомое до последней чёрточки лицо вдруг стало лицом незнакомца. Человека, способного на предательство. На двойную жизнь. На ложь.

– Я видела тебя сегодня утром, – сказала я спокойно. – У детской площадки. С женщиной и ребёнком.

Его улыбка дрогнула, но не исчезла. Вместо этого она стала какой-то механической, застывшей.

– А, это… – начал он, и я услышала, как в его голове прокручиваются возможные оправдания. – Это Кира, она клиентка мастерской. Мы делали проект её квартиры в прошлом году, и она…

– Не надо, – я подняла руку, останавливая поток его слов. – Не оскорбляй меня ложью, хватит. Я видела, как ты её обнимал. Как целовал. Это были вовсе не деловые объятия.

Он замолчал. Медленно опустил коробку конфет на прикроватную тумбочку и сел на край кровати. Не рядом со мной – на самый край, сохраняя дистанцию.

– Как давно? – спросила я, глядя не на него, а на нашу семейную фотографию на стене. Егор улыбается, демонстрируя отсутствие передних молочных зубов. Муж обнимает меня за плечи. Я счастливо смеюсь, откинув голову назад. Это было два года назад, в парке аттракционов.

Валентин вздохнул.

– Два года, – он сказал это так тихо, что я едва расслышала.

Два года. Я прикрыла глаза, чувствуя, как к ним подступают слёзы. Нет, я не буду плакать. Только не сейчас.

– Она живёт в соседнем подъезде, – это был не вопрос, а утверждение.

– Да. Кира переехала сюда… после того, как мы познакомились. Это было случайное совпадение. Квартира освободилась, а район хороший, близко к…

– К тебе, – закончила я за него. – Близко к тебе.

Он кивнул, не глядя на меня.

– У неё есть ребёнок, – продолжила я. – Мальчик? Девочка?

– Мальчик. Миша. Ему семь.

Почти ровесник нашего Егора. Могли ли они его зачать до того, как решили окончательно сойтись?

– Это твой ребёнок? – выдавила я.

– Нет! – он даже вздрогнул. – Нет, конечно. Он от предыдущего брака Киры.

Я закрыла глаза. Хоть что-то. Хоть какая-то крошечная милость судьбы.

– Ты любишь её? – это был самый страшный вопрос. Тот, от ответа на который зависело всё.

Валентин долго молчал. Я слышала его дыхание, чувствовала запах его одеколона – того самого, что подарила ему на прошлый день рождения.

– Да, – наконец сказал он. – Я люблю её, Маша.

И в этот момент что-то внутри меня окончательно надломилось. Всё это время, где-то в глубине души, я надеялась на банальный, пошлый ответ. На "это ничего не значит, просто интрижка", на "я запутался, но люблю только тебя". Я бы простила, я бы попыталась забыть, я бы боролась за наш брак. Но его тихое, твёрдое "да" захлопнуло эту дверь с оглушительным звуком.

– Почему? – этот вопрос вырвался сам собой. – Почему ты не ушёл к ней, если любишь?

Он пожал плечами, и этот обыденный жест в такой момент показался мне верхом цинизма.

– Сначала было сложно. Ты работала круглыми сутками, Егор только пошёл в школу, твоя бабушка болела. Я не хотел всё усложнять, думал, может, пройдёт. Потом… я просто не знал, как сказать. Откладывал разговор день за днём.

"Пока я сама всё не увидела," – мысленно закончила я. Вот оно что. Не любовь ко мне, не забота о сыне – просто трусость и удобство. Было удобно иметь надёжный тыл в лице жены-врача и захватывающий роман с эффектной любовницей. Две жизни по цене одной.

– А как же Егор? – спросила я, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость. – Ты думал о сыне, когда заводил свой роман?

– Я всегда думаю о сыне! – в его голосе наконец прорезались эмоции. – Я люблю его больше всего на свете!

– И именно поэтому решил разрушить его семью?

Муж поднялся на ноги и начал ходить по комнате.

– Я знал, что ты так отреагируешь. Знал! Ты всегда переводишь всё в плоскость обвинений!

– А как ещё мне реагировать?! – я почувствовала, как к горлу подступают рыдания, но сдержалась. – Ты обманывал меня! Жил двойной жизнью!

– Я пытался найти подходящий момент, чтобы всё рассказать!

– Два года? Два чёртовых года ты искал подходящий момент?!

Мы смотрели друг на друга с ненавистью. С этим человеком я прожила девять лет. Родила ему ребёнка. Поддерживала во всех начинаниях. Любила его.

– Что теперь? – спросила я наконец. – Каков твой план?

Он снова сел, но теперь не на кровать, а на стул у туалетного столика.

– Я хотел бы, чтобы всё прошло цивилизованно, – сказал он тихо. – Без скандалов, без сцен. Ради Егора.

"Ради тебя," – подумала я, но вслух этого не сказала.

– Ты хочешь развода?

– Да, – кивнул он. – Думаю, это будет лучшим решением для всех.

"Для всех," – эхом отозвалось в моей голове. Для него и его новой семьи – несомненно. А для меня? Для Егора?

– Ты переедешь к ней? – я старалась говорить ровно, без эмоций, словно обсуждала схему лечения с коллегами, а не крушение своей жизни с предавшим меня мужем.

– Наверное, да. Но не сразу. Нужно всё спокойно обсудить, решить вопросы с имуществом, с графиком встреч с Егором…

– Сегодня, – перебила я его. – Ты переезжаешь сегодня.

Он моргнул, явно не ожидая такой реакции.

– Маша, давай не будем спешить. Нам нужно всё обдумать…

– Мне нечего обдумывать, – мой голос звучал твёрдо, хотя внутри всё дрожало. – Ты любишь другую женщину. Хочешь с ней быть. Значит, переезжай. Сегодня.

– Но как же сын? Он вернётся из школы и…

– Я объясню ему. Скажу, что у тебя важная командировка. А потом мы вместе расскажем ему правду.

Валентин смотрел на меня с каким-то странным выражением. Удивление? Восхищение? Облегчение?

– Ты всегда была сильной, Маша, – сказал он наконец. – Сильнее меня. Думаю, поэтому я и… – он не закончил фразу.

– Поэтому ты и что? Нашёл ту, кто слабее? Ту, кто нуждается в тебе больше?

Он отвёл взгляд, и я поняла, что попала в точку.

– Ты слишком сильная, Маша, – сказал он тихо. – Ты сама справишься. Всегда справлялась.

Эти слова ударили меня буквально под дых, куда больнее, чем пощёчина. Значит, вот в чём дело. Моя сила, моя независимость, моя способность решать проблемы – всё это стало для него оправданием. Я не нуждалась в нём так, как эта Кира. Не цеплялась за него, не делала его центром своей вселенной. И за это он меня предал.

– Убирайся, – сказала я тихо. – Собирай вещи и убирайся.

Он встал без возражений. Наверное, именно такой реакции и ждал – без истерик, без умоляний, без попыток вернуть. Знал, что я "сильная" и "справлюсь".

– Я возьму только самое необходимое, – сказал он. – За остальным приду потом, когда ты будешь готова.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Смотрела, как он методично собирает вещи: несколько рубашек, брюки, нижнее бельё, зубную щётку, бритву. Складывает всё это в спортивную сумку – ту самую, с которой мы когда-то ездили в наш первый совместный отпуск в Турцию. Я была тогда на четвёртом месяце беременности, и он так трогательно заботился обо мне.

Было ли всё это ложью с самого начала? Или мы просто потерялись где-то на пути друг к другу? Когда именно наступил тот момент, когда мы перестали быть близкими? Когда я перестала замечать, что происходит в душе моего мужа? Когда он перестал делиться со мной своими настоящими чувствами?

Пока я задавалась этими вопросами, он закончил собирать вещи, вжикнула молния на сумке. Выпрямился и посмотрел на меня – растерянно и виновато.

– Маша, я…

– Не надо, – я покачала головой. – Просто уходи. Ключи оставь на тумбочке в прихожей.

Он кивнул, помедлил ещё секунду, словно хотел что-то добавить, но передумал. Подхватил сумку и вышел из спальни. Через минуту я услышала, как хлопнула входная дверь.

И только тогда я позволила себе заплакать.

Рыдания вырвались из груди, сотрясая всё тело. Я плакала так, как не плакала, наверное, с детства – навзрыд, захлёбываясь слезами, не заботясь о том, как выгляжу. Рыдания перемежались приступами холодной ярости: я швырнула в стену его фотографию, ту самую коробку конфет, вазу с ночного столика. Хрустальные осколки разлетелись по полу, но я не обращала на них внимания.

Через полчаса слёзы иссякли. Я сидела на кровати, опустошённая, с опухшими глазами и заложенным носом. Взгляд упал на электронные часы: 19:15. Егор вернётся через пятнадцать минут – бабушка забрала его после продлёнки и повела в книжный магазин.

Я встала и механически начала собирать с пола разбитые стёкла. Надо было успеть привести себя в порядок до прихода сына. Нельзя, чтобы он видел меня такой – уничтоженной, лишённой всякого достоинства. Я – его мать, его опора. Я должна быть сильной.

"Ты слишком сильная, Маша," – снова прозвучал в голове голос Валентина. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Да, я сильная. И я справлюсь. Но не потому, что он так сказал, а вопреки этому.

Я умылась холодной водой, привела в порядок волосы, нанесла на лицо немного тонального крема, чтобы скрыть следы слёз. Переоделась в домашние джинсы и свитер. Проверила, ничего ли не забыла убрать – разбитая ваза, осколки, коробка конфет. Всё исчезло в мусорном ведре.

Потом я села на кухне и начала обдумывать, что скажу Егору. "Папа уехал в командировку". Это должно сработать на первое время. Но долго отрицать правду не получится – слишком умный и чуткий мальчик.

Звонок телефона прервал мои размышления. Номер не определился, но я всё равно ответила.

– Алло?

– Вы Мария Громова? – женский голос был низким, с хрипотцой.

– Да, это я.

– Слушай сюда, – голос мгновенно изменился, стал агрессивным. – Я Кира. Ты знаешь, кто я?

Я почувствовала, как сердце пропустило удар. Только этого не хватало.

– Знаю, – ответила я коротко.

– Валя сказал, что ты всё узнала. И что он переезжает ко мне.

Я молчала, не понимая, чего она хочет. Похвастаться своей победой? Убедиться, что я не буду устраивать скандалов?

– Запомни, – продолжила она с угрозой в голосе. – Он мой. Я его не отдам. Если ты попытаешься его вернуть, пожалеешь.

Это было настолько абсурдно, что я чуть не рассмеялась. Она всерьёз думала, что я буду бороться за человека, который предал меня и разрушил нашу семью?

– Не волнуйся, – сказала я спокойно. – Я не собираюсь ничего возвращать. Он сделал свой выбор.

– Отлично, – она явно не ожидала такого ответа. – Тогда… тогда хорошо.

– Это всё? – спросила я, глядя на часы. Егор должен был прийти с минуты на минуту.

– Да. Нет. Слушай, насчёт квартиры…

– Что с ней?

– Валентин сказал, что ты останешься там с сыном. Но мы с Мишкой живём в однушке, а вас в трёшке только двое. Тебе не кажется, что это нечестно?

Я поверить не могла своим ушам. Эта женщина не только увела моего мужа, но теперь претендовала ещё и на мою квартиру?

– Квартира записана на меня, – сказала я ледяным тоном. – Она была куплена до брака, на деньги моих родителей. Так что нет, мне не кажется это нечестным.

– Ты… – она явно собиралась разразиться потоком брани, но в этот момент я услышала звук ключа в замке.

– Мне пора, – сказала я и отключилась, не дожидаясь ответа.

Егор влетел в квартиру с радостным криком:

– Мама! Я нашёл книжку про динозавров! Представляешь, там есть такой, у которого три рога и…

Он остановился на полуслове, глядя на меня своими огромными карими глазами, такими же, как у отца.

– Мама, ты плакала? – спросил он тихо.

Я подошла и обняла его. Мой маленький мальчик. Мой сын. Единственное, что имеет значение в этом мире.

– Нет, солнышко, – солгала я, гладя его по голове. – Просто устала на работе. Давай-ка посмотрим твою книжку?

Он недоверчиво нахмурился, но тема книги была слишком увлекательной, чтобы надолго задерживать внимание на моём состоянии.

– А где папа? – спросил он, когда мы устроились на диване с книгой и чаем.

Я сделала глубокий вдох. Первая ложь – самая трудная.

– Папа уехал в командировку, – сказала я как можно более обыденным тоном. – Срочный заказ в другом городе.

– Он даже не попрощался? – в голосе Егора прозвучало разочарование.

– Он звонил, пока ты был в книжном. Просил передать тебе привет и сказать, что очень любит.

Егор нахмурился, но кивнул, принимая это объяснение. А потом снова вернулся к своим динозаврам.

Я смотрела на своего сына и пыталась представить, как объясню ему, что его отец больше не будет жить с нами. Что у него теперь другая семья. Что мы с ним будем видеться по выходным и праздникам. Как это скажется на нём? Чем обернётся для его хрупкой детской психики?

Нет, я не позволю, чтобы предательство Валентина сломало нашего сына. Я защищу его. Я сделаю всё, чтобы он вырос счастливым и уверенным в себе человеком, несмотря ни на что.

"Ты слишком сильная, Маша. Ты сама справишься."

Да, я справлюсь. Но не ради мужа. Бывшего мужа. Ради Егора. И ради себя самой.

Вечером, уложив сына спать, достала ноутбук и открыла поисковик. "Юридическая консультация по вопросам развода в СПб," – набрала я в строке поиска. Завтра начнётся новый этап моей жизни. И я встречу его во всеоружии.

Но сейчас, пока никто не видит, я могу позволить себе ещё немного слёз.

Глава 3.1 Холодный воздух

Утро после ухода Валентина встретило меня тупой головной болью и ощущением нереальности происходящего. Я лежала в нашей, а теперь уже моей постели и смотрела в потолок. Снаружи барабанил ноябрьский дождь, стекал по стеклу тонкими ручейками, размывая очертания соседних домов. Среди них был тот самый подъезд. Та самая квартира, где сейчас, вероятно, проснулся мой муж. В чужой постели. С чужой женщиной.

Странно, но я больше не плакала. Внутри образовалась пустота, словно кто-то выключил все эмоции разом. Я чувствовала себя наблюдателем в собственной жизни, женщиной, которой изменил муж и которая теперь должна как-то жить дальше.

Телефон на прикроватной тумбочке завибрировал. Сообщение от Вали: "Как Егор? Я могу приехать сегодня, поговорить с ним?"

Я отложила телефон, не ответив. Сын еще спал в своей комнате, вчера я разрешила ему лечь позже обычного: мы смотрели мультфильм, а потом он показывал мне свою новую книгу про динозавров. Я старалась вести себя как обычно, улыбалась, задавала вопросы, но внутри всё сжималось от мысли, что скоро придется объяснять ему, почему папа не вернется домой.

Заставив себя встать с кровати, побрела на кухню и включила кофеварку. Сегодня я взяла отгул на работе, благо после суточного дежурства это было несложно. Нужно было решить, что делать дальше. Куда идти. С кем говорить.

Кофеварка тихо шипела, наполняя кухню знакомым, терпким ароматом. Сколько раз мы с Валентином пили кофе вместе за этим столом? Обсуждали планы на день, решали бытовые вопросы, смеялись над шутками Егора. Теперь всё это исчезло. Осталась только оболочка, пустая декорация: квартира, мебель, посуда. А суть, сердцевина семьи, то, что делало нас нами – всё это разрушилось в один момент.

Телефон снова завибрировал. На этот раз звонила Наташка, моя давняя подруга и коллега из больницы.

– Привет, ты как? – бодро спросила она. – Анна Сергеевна сказала, что ты взяла отгул.

– Да, я… – голос внезапно сорвался, и я поняла, что не могу произнести ни слова.

– Маш? Что случилось? Ты заболела?

– Валентин ушел, – выдавила я наконец. – К другой женщине. Вчера.

На том конце линии повисла тишина. Потом Наташка выдохнула:

– Твою мать… Маша, я сейчас приеду.

– Не надо, – торопливо сказала я. – Сын дома. Я не хочу, чтобы он видел… Не сейчас.

– Хорошо, – она помолчала. – Тогда вечером? Заберем Егора на прогулку.

– Да, но…

– Никаких "но". Я заеду за вами в половине восьмого или чуточку позже. Маш, ты не одна, слышишь? Мы справимся.

Я кивнула, хотя она не могла этого видеть, и только потом выдавила:

– Хорошо. Созвонимся.

После разговора с Наташей что-то во мне словно сдвинулось с мертвой точки. Я открыла ноутбук и начала искать информацию о бракоразводных процессах, о разделе имущества, об опеке над детьми. Читала юридические статьи, форумы женщин, прошедших через развод, сохранила контакты адвокатов, специализирующихся на семейном праве.

Чем больше я читала, тем яснее становилась картина. Да, с юридической точки зрения, я находилась в более выгодном положении – квартира была записана на меня, у меня была стабильная работа, а последние два года все счета, включая коммунальные, были оформлены на мое имя. Но было и то, что заставляло меня холодеть от страха – мастерская Валентина.

Когда семь лет назад он решил открыть свое дело, мы оба вложили в него всё, что имели. Я взяла дополнительный кредит, продала доставшиеся от бабушки золотые украшения, работала на трех работах, чтобы содержать семью, пока бизнес не встанет на ноги. Но документально все было оформлено на Валентина: так было удобнее с налоговой, так было проще с кредитами для ИП. Я даже не задумывалась об этом тогда. Зачем? Мы же семья. Мы вместе.

Теперь его бизнес процветал. Мастерская расширилась до студии дизайна интерьеров с пятью сотрудниками. У них были постоянные клиенты, регулярные заказы, растущая репутация. А я формально не имела к этому никакого отношения. Меня как будто вычеркнули из уравнения, хотя без моей поддержки и финансового вклада не было бы ни мастерской, ни успешной карьеры Валентина.

Егор проснулся около десяти. Я услышала, как он шлепает босыми ногами по коридору.

– Мама? – он заглянул на кухню, взъерошенный и теплый со сна. – А почему ты дома?

– У меня сегодня выходной, – улыбнулась я, откладывая ноутбук. – Будешь завтракать?

– А папа еще не вернулся из командировки? – спросил он, забираясь на свой стул.

Я замерла на секунду, собираясь с силами.

– Нет, милый. Папе придется задержаться там на некоторое время.

– А он позвонит сегодня? – Егор с надеждой посмотрел на меня.

– Обязательно, – соврала я, выкладывая на тарелку омлет. – Он очень скучает по тебе, – добавила, стараясь удержать тоску в голосе. Выдохнула, отбросив сейчас ненужные мысли, и шутливо нахмурилась: – милый мой, а ты зубки почистил, личико умыл?

– Не-а, – разулыбался сынок, – не охота!

– А ну-ка! – и сорвалась с места, чтобы поймать его и затискать…

После завтрака мы с Егором решили сходить в парк, благо дождь утих, и сквозь тучи начало пробиваться слабое ноябрьское солнце. Я с любовью и тихой грустью наблюдала, как сын бегает по дорожкам, собирает разноцветные осенние листья, перепрыгивает через лужи в своих ярко-желтых резиновых сапогах и радостно мне улыбается. Такой беззаботный, такой счастливый. Он еще не знал, что его мир разрушен. Что ничего уже не будет как прежде.

На обратном пути домой мы проходили мимо подъезда, где жила Кира. Я непроизвольно ускорила шаг, крепче сжимая ладошку Егора. Но судьба была против меня – именно в этот момент входная дверь подъезда распахнулась, и оттуда вышли Валя с мальчиком примерно того же возраста, что и Егор.

– Папа! – радостно закричал сын, вырываясь из моей руки и бросаясь к отцу.

Я застыла на месте, не в силах двинуться. Валентин растерянно обнял сына, бросив на меня виноватый взгляд. Мальчик, который был с ним – должно быть, тот самый Миша – с любопытством смотрел на нас.

– Привет, дружище, – голос Валентина звучал неестественно бодро. – Как дела? Что вы тут делаете?

– Мы гуляли в парке! – Егор возбужденно подпрыгивал. – Папа, а когда ты вернешься из командировки? Мама сказала, что ты надолго уехал, а ты здесь! Ты уже всё сделал? Ты вернешься домой?

Каждый наивный вопрос сына, как нож, вонзался в моё сердце. Бывший муж выглядел загнанным в угол. Он перевел взгляд с Егора на меня, потом на Мишу, который всё еще с интересом наблюдал за происходящим.

– Миш, иди домой, хорошо? – наконец сказал Валентин. – Скажи маме, что я скоро приду.

Мальчик нехотя кивнул и вернулся в подъезд. Мы остались втроем: я, Валентин и Егор, замерший между нами с непониманием на лице.

– Егор, – я заставила себя говорить спокойно, – беги домой и включи мультики, хорошо? Мне нужно поговорить с папой о взрослых делах. Я скоро приду.

– Но…

– Пожалуйста, сынок, – я мягко подтолкнула его в сторону нашего подъезда. – Мы с папой придем через пять минут.

Егор нехотя послушался, но всё же несколько раз оглянулся, прежде чем скрыться за дверью подъезда.

Как только он ушел, я повернулась к бывшему:

– Какого черта ты делаешь? – процедила сквозь зубы. – Ты обещал, что мы вместе поговорим с ним. Подготовим его. А теперь что? Он видит тебя с каким-то мальчиком возле чужого подъезда, когда ты якобы в командировке!

– Я не думал, что мы столкнемся, – пробормотал Валентин. – Мы просто вышли в магазин…

– Ты живешь по соседству! – я едва сдерживалась, чтобы не кричать. – Как, по-твоему, мы будем избегать таких встреч? Мы живем в одном дворе! – глухо уже почти рычала я.

Он провел рукой по волосам – жест, который я когда-то находила таким милым. Сейчас он выглядел насквозь фальшивым, как и всё в нем.

– Маша, давай обсудим это цивилизованно. Нам нужно рассказать Егору правду. Вместе. Я могу прийти сегодня вечером, и мы…

– Ты хочешь рассказать ему правду? – перебила я его. – Всю правду? Что ты изменял мне два года? Что всё это время вел двойную жизнь? Что предал свою семью?

– Не передёргивай, – он поморщился. – Я никогда не говорил, что хочу рассказать ему все детали. Просто объяснить, что мы с тобой больше не будем жить вместе. Что я всё равно люблю его и буду видеться с ним.

– Как благородно с твоей стороны, – я не могла скрыть сарказм.

– Маша, перестань, – он сделал шаг ко мне. – Давай не будем усложнять всё еще больше. Мы должны думать о Егоре. О том, как сделать так, чтобы ему было легче пережить наш развод.

– Ты не имеешь права говорить мне, о чем я должна думать, – холодно отрезала я. – Ты потерял это право, когда решил создать новую семью на стороне.

Он вздохнул и отступил.

– Хорошо. Я приду сегодня в семь. Спокойно поговорю с Егором, объясю ему ситуацию. А потом мы с тобой обсудим дальнейшие шаги.

– Дальнейшие шаги? – я подняла бровь. – Какие именно?

– Развод, раздел имущества, опека над Егором…

Я рассмеялась, и даже сама услышала, насколько неестественно это прозвучало.

– Замечательно. Ты так деловито всё распланировал. И какой у тебя план? Квартиру ты великодушно оставишь мне, а всё остальное заберешь себе? Мастерскую, в которую я вложила столько же, сколько и ты? Или даже больше. Деньги, которые мы откладывали на образование Егора?

– Маша, мы всё решим справедливо, – он выглядел растерянным. – Я не собираюсь ничего у тебя отбирать.

– Ты уже отобрал, – сказала я тихо. – Ты отобрал у меня веру в тебя. В нас. В то, что мы создавали вместе все эти годы.

С этими словами я развернулась и пошла к своему подъезду. Уже у самой двери я обернулась:

– Приходи в семь. Мы расскажем Егору, что ты уходишь от нас. Но только это, ничего больше. И не вздумай приводить с собой свою новую… семью. Ах да… Передай своей су… любовнице, чтобы больше не звонила мне с непонятными, абсурдными требованиями. Нашла девочку-дурочку, что ли?

– Я не понимаю… – растерялся Валя.

– А ты у неё спроси, с какого она звонит мне и требует освободить МОЮ квартиру?! – зло бросила я напоследок и вошла в подъезд.

Поднимаясь по лестнице, я чувствовала, как внутри разгорается что-то новое – не ярость, не отчаяние, а холодная, кристальная решимость. Я не позволю ему отнять всё, что мы строили вместе. Не позволю оставить меня и Егора ни с чем, пока он наслаждается новой жизнью с этой женщиной. Я буду бороться.

Егор сидел на диване, рассеянно глядя на экран телевизора. Я знала, что он не смотрит мультфильм на самом деле, его взгляд был слишком отсутствующим.

– Мама, – он повернулся ко мне, как только я вошла в комнату, – почему папа не в командировке? Почему он был с тем мальчиком? Кто это?

Я села рядом с ним, обняла его худенькие плечи.

– Папа придет вечером, и мы всё тебе объясним, хорошо? – я старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.

– Он вернется домой? – в глазах Егора светилась надежда.

– Нет, милый, – я не могла больше лгать ему. – Папа больше не будет жить с нами.

– Но почему? – его нижняя губа задрожала. – Он нас больше не любит?

– Он очень любит тебя, – я крепче обняла сына. – Просто иногда взрослые не могут больше жить вместе. Но они всё равно остаются родителями своих детей. Папа всегда будет твоим папой. Ничего не изменится.

Но я знала, что это ложь. Всё уже изменилось. И никогда не будет прежним.

Вечером, как и договаривались, Валентин пришел. Я заметила, что он переоделся: на нем была свежая рубашка и хорошие брюки, словно он собирался на деловую встречу, а не на разговор с восьмилетним ребёнком о разрушении его семьи.

Мы устроились в гостиной. Я на диване рядом с Егором, Валентин напротив нас в кресле. Никогда еще наш уютный зал не казался таким чужим и холодным.

– Егор, – начал Валентин, стараясь говорить мягко, – сынок, мы с мамой хотим тебе кое-что сказать. Это сложно, но мы должны быть честными с тобой.

Малыш молча смотрел на отца. Я видела, как крепко он сжимает кулачки – так же делал Валентин, когда нервничал. Эта маленькая деталь больно кольнула меня в сердце.

– Понимаешь, иногда взрослые решают, что им лучше жить отдельно, – продолжал муж. – Это не значит, что они перестают любить своих детей. Просто они больше не могут быть вместе.

– Ты больше не любишь маму? – прямо спросил Егор.

Я затаила дыхание. Валя посмотрел на меня, словно ища поддержки, но я отвела взгляд. Этот вопрос был к нему, не ко мне.

– Дело не в этом, – уклончиво ответил он. – Просто иногда люди меняются. Их чувства тоже меняются. Но это не значит, что кто-то виноват или сделал что-то плохое.

"Лжец," – подумала я. Конечно, он виноват. Конечно, он сделал что-то плохое. Но я промолчала. Не время выяснять отношения перед сыном.

– Ты будешь жить с тем мальчиком и его мамой? – снова спросил Егор, и я поразилась его проницательности. Дети всегда чувствуют больше, чем мы думаем.

Валентин растерялся. Он явно не был готов к такому прямому вопросу.

– Миша и его мама – мои друзья, – наконец сказал он. – Да, сейчас я буду жить с ними. Но это не значит, что я не буду видеться с тобой. Мы будем проводить время вместе, я буду забирать тебя на выходные, мы будем ходить в кино, в парк…

– Я не хочу к ним, – Егор покачал головой. – Я хочу, чтобы ты вернулся домой.

Я видела, как Валя сглотнул. Его глаза подозрительно заблестели.

– Я не могу, дружище, – сказал он тихо. – Но я всегда буду рядом. Ты можешь звонить мне в любое время, и я всегда отвечу.

Егор ничего не сказал. Он просто встал и вышел из комнаты. Через секунду мы услышали, как захлопнулась дверь его спальни.

– Ну, – я посмотрела на бывшего, – что и требовалось доказать. Ты разбил ему сердце.

– Не драматизируй, – устало сказал он. – Он привыкнет. Дети адаптируются быстрее, чем мы думаем.