Наследие огня и времени

Глава 1. 982 год

– Сегодня рыбы нет, – вздохнул Марк, возвращаясь к жене. Он швырнул на землю старую сеть, и та бессильно шлёпнулась в пыль, свернувшись в жалкий комок прорванного льна. Даже если редкая рыба и попадется, дырявое полотно не удержало бы и малька – нити расползались от малейшего напряжения, а узлы, завязанные еще его отцом, давно ослабли. Нужно было ехать в город за новой. Но не покупать – на это не было ни одной монеты. Украсть, выменять на последние запасы зерна, выпросить в долг… Что угодно, лишь бы не смотреть, как Аркина с каждым днем становится все бледнее.

Сам Марк был когда-то крепким, широкоплечим мужчиной с руками, способными вытащить из воды сеть, полную рыбы, и глазами, в которых светилась надежда. Теперь же Марк – это тень былого себя. Не смотря на то, что ему всего 35 лет, его плечи ссутулились под грузом неудач, а еще недавно сильные руки стали костлявыми и жилистыми, с пальцами, искривленными от бесконечной работы. Лицо, обветренное и покрытое глубокими морщинами, напоминало высохшую кору дерева. Губы плотно сжаты в вечную гримасу недовольства, а в глазах – пустота, приправленная горькой злостью. Волосы, некогда густые, теперь редкие, торчат в разные стороны, будто он перестал замечать даже собственную внешность. Одежда на нем – поношенная, заплатанная, пахнущая дымом и рыбой.

– Ничего, светлейший Князь скоро обязательно пришлет провизии. Он не оставит своих подданных в беде, – улыбнулась Аркина, прижав ладонь к округлившемуся животу. Губы ее дрогнули, но в глазах теплилась непоколебимая вера.

Марк нежно обнял ее за плечи, ощутив под пальцами кости, проступавшие сквозь тонкую домотканую рубаху. Он поцеловал жену в лоб, задержавшись на миг, вдыхая запах полыни и теплого хлеба, что еще оставался в ее волосах. Аркина была его якорем, без нее он бы давно сдался – а в Белопустыне отчаяние убивало быстрее, чем голод.

Марк замер на краю двора, пальцы судорожно сжали плетеные прутья корзины, готовые рассыпаться в труху от одного неловкого движения. Перед ним, словно призрак прошлого, стоял их дом. Вернее, его тень – кривобокий, почерневший скелет, который когда-то был их крепостью. Ветер гулял сквозь щели в стенах, издавая тонкий, протяжный стон – будто сама Белопустыня оплакивала их былую жизнь. Стены, раньше крепкие и ровные, теперь перекосились, будто невидимый великан в ярости толкнул избу набок. Бревна, когда-то золотистые от свежей смолы, почернели от времени и сырости, покрылись трещинами, словно морщинами на старом лице. Крыша, которую Марк крыл добротным тростником, теперь зияла дырами. В нескольких местах торчали жалкие заплатки из коры – последняя попытка хоть как-то укрыться от дождя. Единственное окно, крошечное, с мутным стеклом, мерцало тусклым светом. Внутри догорала свеча – последняя из их запасов. Скоро они останутся в полной тьме. Забор, выкрашенный в голубой цвет, как у всех счастливых семей в деревне, теперь представлял собой ряд покосившихся жердей. Краска облупилась, обнажив серую, прогнившую древесину. Но самое страшное – это дверь. Та самая, через которую Марк десять лет назад на руках внес молодую жену. Теперь она висела на одной петле, скрипя при любом порыве ветра.

Прошло уже больше года, как жители Белопустыни не видели своего князя. Владислав Пятый, младший отпрыск короля Амара, будто стерся из памяти этих земель. Деревня висела на самом краю мира – последний клочок Юланколии перед черной бездной Мертвого Леса. Отсюда, в ясные дни, можно было разглядеть дымные очертания горкейльских сторожевых башен. Лес вставал на горизонте черной, колючей стеной – сплетение скрюченных дубов, чьи ветви скрипели на ветру, будто шепча проклятия. Их корни, похожие на костлявые пальцы мертвецов, цепко впивались в землю, словно пытались вытянуть из нее последние соки. Говорили, что деревья здесь растут не вверх, а внутрь – вгрызаясь в камень, в поисках чего-то, что скрыто глубоко под землей. И с каждым годом они подползали ближе к деревне, метр за метром, неумолимо, как сама судьба.

А князь? Он сидел в своем теплом замке за три дня пути отсюда. Его никто не видел. Его никто не ждал. Но все знали – если Горкейлия ударит, первыми сгорят именно они. И Мертвый Лес не спасет, он только отсрочит неизбежное.

Двести лет длился этот хрупкий мир, прерываемый лишь редкими стычками да грабежами приграничных деревень. Великие Короли Горкейлии и Юланколии мирились с этим – ни у кого из них не хватало сил, чтобы раздавить другого. Пятеро сыновей Амара не рвались в бой: они подсчитывали урожаи, решали споры о земле, ломали головы над тем, как поднять рождаемость.

Аркина вдруг охнула, и Марк встревоженно вздрогнул, выбираясь из своих жутких мыслей.

– Что? Малыш?

– Всё в порядке, – она снова улыбнулась, проводя ладонью по животу. – Просто наш наследник уже тренируется. Скоро выйдет в мир и потребует ужин.

Марк рассмеялся, напряжение на миг отпустило его. Он прижал руку к ее животу, ощутив под пальцами легкий толчок.

– Может, будет великим воином? Вон как бьется.

– Надеюсь, станет великим строителем и наконец достроит нам сарай, – фыркнула Аркина, и Марк обнял ее крепче.

– К его рождению всё будет готово, – пообещал он, хотя сам не знал, как это осуществить.

Взяв жену под руку, Марк повел ее к дому. Сквозь тяжесть мыслей пробивалась теплая уверенность: всё будет хорошо.

Старый шаман Корт ненавидел дар, врученный ему великими Антлантами. Их откровения являлись не милостью, а мучительной карой, каждый раз выжигая часть его души и унося с собой годы жизни. Начался его путь в сияющем Итрате, жемчужине Юланколии, где он жил в почете в тени белокаменного замка. Толпы людей осаждали его жилище, умоляя заглянуть в завтрашний день. Он просил у древних духов победы в битвах, предсказывал рождение наследников и судьбу урожая. И очень скоро понял горькую истину: люди жаждут не правды, а утешительной лжи.

Однажды знатная леди умоляла предсказать судьбу своего сына, ушедшего с торговым караваном. Корт увидел его мертвым в ущелье, растерзанным дикими зверями. Он рассказал правду, и женщина, вместо скорби, обрушила на него поток проклятий, обвинив в сглазе и навлечении беды. Другой раз старейшины города потребовали узнать, будет ли урожайным год. Шаман увидел засуху и нашествие саранчи. Его прогноз высмеяли, назвав паникером, а когда видение сбылось, именно его объявили виновником, пославшим на поля порчу.

Тогда Корт, измученный ненавистью и страхом, сбежал. Он поселился в тихом Хараде, затерянном на окраинах королевства, и закопал свои ритуальные принадлежности глубоко в землю, поклявшись никогда больше не прикасаться к ним. Два года он был счастлив, обрабатывая клочок земли и наслаждаясь простым трудом. Пока Антланты не напомнили о себе. Болезни, одна нелепее и мучительнее другой, принялись терзать его тело. Решив, что на него наслали порчу, Корт в отчаянии отрыл свой тайник, раскурил благовония и погрузился в трехдневный транс, чтобы найти своего невидимого врага.

Но врагом оказался он сам. Его дух перенесся в бескрайнюю пустоту, где среди вращающихся звезд и туманностей возвышалась фигура из чистого света. Это был Юланк, мудрейший провидец Антлант. Его голос гремел не в ушах, а в самой душе Корта: «Ты спрятался, как трусливый щенок, в то время как мир слепнет во тьме! Мы дали тебе глаза, чтобы ты видел для тех, кто не может, а ты зажмурился! Ты думаешь, твоя душа принадлежит тебе? Она – сосуд для нашей воли. Ты – проводник, и если ты забил свой канал землей и страхом, болезнь разорвет тебя изнутри. Ты будешь чахнуть и гнить, пока от тебя не останется лишь горсть праха, развеянная по ветру, который ты отказался читать. Встань и выполняй свое предназначение. Или умри в забвении».