На неведомых дорожках
Глава 1
Стеша красит перед зеркалом губы помадой, прищуривает подведённые глаза и удовлетворённо кивает. Фиолетовые волосы, синие губы, подбритая бровь, разноцветный маникюр – это модно, а она любит быть в тренде.
Настроив освещение и камеру, Стеша усаживается в компьютерное кресло, встряхивает головой и улыбается.
– Всем привет! Сегодня десятое мая, и с вами я, Стефания!
Быть блогером тоже модно. Все девчонки в её классе ведут блоги, кроме, может быть, тихони Настеньки Бочкарёвой, но Настенька – особый случай. Косметикой она не пользуется, волосы не красит, и это в пятнадцать лет, почти шестнадцать! Ходит с двумя дурацкими косичками, одевается в монашеские блузочки и юбки. О чём ей блог вести? Стоит ли переступить черту и смотреть фильмы 12+ или ограничиться мультиками? Ха-ха! А вот ей-то, Стеше, всегда есть что сказать подписчикам.
Не успевает она отснять ролик, как в прихожей щёлкает замок и топают сандалии: брата из садика привели. Дверь Стешиной комнаты распахивается, врезается ручкой в стену.
– Тима! Сто раз просила тебя аккуратнее открывать! – нервничает мама.
Что дверь в стену – это её волнует: как же, обои испортятся, дырка в штукатурке появится! А что пятнадцатиминутное видео испортилось – это ей по барабану.
– Мам! Ну я же ролик снимаю! – взвивается Стеша.
– Ну и снимай, кто тебе не даёт?
– Снимешь тут. Никаких условий.
Комната, по правде сказать, не только Стешина. Приходится делить её с младшим братом Тимкой, самым противным мальчишкой на свете. Детскую разгородили большим шкафом, поделив на две части. В одном закутке – Стеша и древесная лягушка Клава в террариуме, в другом – брат. Мама хитрая, в свою спальню Тимку брать не хочет, спихивает Стеше. Хорошо ещё, что он в садике до вечера, не то карьера блогера захирела бы, не успев начаться.
С недавнего времени Стеше приходится самой забирать Тимку из сада, когда у мамы вечерние спектакли в театре, кормить, развлекать и укладывать спать. И удивительно: без мамы он мало капризничает, но стоит ей переступить порог, делается невыносимым.
Брат возится с игрушками на своей половине, гоняет по полу машинку на пульте. Она жужжит, врезается в стены.
– Тима! В саду не наигрался? – раздражается Стеша.
Она возвращается к камере. Настроение уже не то, но надо работать: контент сам себя не сделает.
– На чём я остановилась? Ах да, рассказывала о самых модных трендах этой весны… Как вы уже заметили, в этом сезоне в моде яркие цвета. Синий, фиолетовый, зелёный – не бойтесь экспериментировать! Главное – быть смелой и не бояться выделиться из толпы.
За спиной звучит смех. Стеша оборачивается и видит, что брат донимает Клаву. Лягушка сидит на полу, а Тимка тычет в неё пальцем. Стеша выручает квакшу, бережно сажает обратно в террариум.
– Я хочу с ней играть! – хнычет Тимка.
– Телевизор бы посмотрел, мультики свои дебильные.
– Не хочу мультики. Ты мне планшет дай, тогда шуметь не буду.
– На, подавись! – Она берёт со стола планшет с наушниками. – И не вякай.
– Вяк-вяк-вяк!
Противный мальчишка. Стеше иногда так и хочется стукнуть его. Бывало, он долго напрашивался на подзатыльник, а получив заслуженное наказание, начинал вопить сиреной: «А-а-а! У-у-у! А-а-а!» Прибегала мама: «Тима, что случилось?» – и этот малолетний негодяй показывал пальцем на Стешу: «Она меня обижает!» Слёзы у него катились градом, рот кривился. Мама, конечно, сразу пускалась в крик: «Не смей бить ребёнка! Ты же старшая, ты должна защищать брата!» Да он своим криком всех хулиганов разгонит, зачем его защищать?
Тимка молча играет в гонки. Если не отнять планшет – и час, и два так просидит.
– Да-да, документы готовы, – слышится из-за двери мамин голос, – торг после осмотра… Ах, уже видели!
Стеша напряжённо прислушивается, а когда понимает суть, равнодушно отворачивается вместе с вращающимся креслом, утыкается в мобильник. Мама говорит с кем-то по телефону о прабабушкином доме в деревне. Продаёт его бабушка, она и живёт там же, мама просто помогает.
– Приедем, порядок наведём. У меня на выходных нет спектаклей… Буфет оставить? Хорошо, нам его некуда…
Вот это уже интересно. Мама уедет, мелкого, конечно, с собой возьмёт, и у Стеши будет день или два свободы в пустой квартире. Без никого. Столько всего можно сделать, если никто не мешает!
– Стеня, завтра едем в Антоновку, – заглядывает в комнату мама. – Покупатель на дом нашёлся. Надо прибраться там и кое-какие вещи забрать.
– Хорошо, поезжайте. Ты мне денег скинешь? Я пиццу закажу.
– Нет, ты не поняла, мы едем вместе.
– Как вместе? И Тимка?
– Конечно, куда же его девать.
Вот облом так облом. А она-то мечтала весело и с пользой провести субботу и воскресенье. Ничего не может быть хуже, чем совместная поездка.
– Но мама! Я хочу отдохнуть в выходные, а не тащиться в деревню! Мне к ОГЭ готовиться надо. Что я там буду делать, в этой Антоновке?
– Погуляешь по лесу, тебе это полезно. И мне помощь нужна. Разберём вещи, полы отмоем. Неудобно покупателям грязный дом продавать. И к тому же, – вспоминает мама, – прабабушка тебе кое-что оставила, просила передать, когда… когда её уже не будет.
– А что оставила? – интересуется Стеша.
– Я не знаю, – задумывается мама и заправляет за ухо светлую прядь. – Там, кажется, коробка. Она завёрнута и перевязана. Баба Маша просила не открывать, а передать лично тебе.
– Почему ты мне сразу не отдала? Вдруг там что-то важное?
– Не до того было, сама понимаешь. А потом замоталась, забыла.
Любопытно, что могла оставить Стеше девяностолетняя прабабушка – бабушка Маша? Деньги? Украшение какое-нибудь? Как-то раз она намекнула, что хочет подарить ей, своей правнучке, нечто особенное.
На другой день мама поднимет всех рано утром. Тимка уплетает кашу, тянет шоколадное молоко из соломинки. Он, по-видимому, доволен жизнью. Стеша, которая легла в три часа ночи, до сих пор не может разлепить глаза, без аппетита жуёт бутерброд с колбасой.
– Я тебе говорила: не сиди допоздна, теперь носом клюёшь, – упрекает мама.
– В машине посплю.
Стеша просится вперёд, мол, её укачивает сзади. Это, конечно, неправда, просто ей не хочется сидеть с Тимкой. Тот, даже пристёгнутый ремнём к детскому креслу, старается дотянуться и ущипнуть или задеть кроссовкой.
Стеша подкладывает под голову маленькую подушку и готовится подремать часок или дольше. Самое лучшее, что можно сделать в дороге, – это спать. Она закрывает глаза. В наушниках шелестит дождь и ворчит далёкое эхо громовых раскатов. Звуки становятся всё тише и тише и наконец замолкают.
—Эй, соня, просыпайся. Приехали.
В самом деле, приехали. Вон прабабушкин дом, прячется за ярко-фиолетовой сиренью. У Стеши сразу бегают, шуршат в голове практичные мысли: фон для видео отличный. Лиловая сирень, фиолетовые волосы… супер! Вот только бабушка наверняка не оценит причёску, отсталая она, не понимает ничего в моде и трендах.
Брат хнычет и дёргается в кресле, не может сам отстегнуть ремень, торопит маму. Когда она его освобождает, Тимка выпрыгивает из машины и бросается к дому с криком: «Бабу-уля, мы приехали!»
Возле ворот громоздятся кипы пожелтевших газет и журналов, тряпки, сломанный вентилятор без одной лопасти, старый самовар, дырявое ведро и прочий хлам. Бабушка, одетая в старые тренировочные штаны и толстовку, выходит на крыльцо, улыбается, но видит Стешу и столбенеет.
– Девочка моя, что это с твоими волосами? Чернила пролила?
Так и знала, что бабуля не промолчит.
– Это модно сейчас, это красиво, – через силу отвечает Стеша.
– Да что красивого? Волосы только испортила.
– Ой, ладно, мам, не трогай её. Пусть ходит Мальвиной, если нравится, – вмешивается мама и меняет тему: – А самовар ты зачем сюда поставила? Выкинуть хочешь?
– Да ему сто лет в обед. Прохудился, наверно, и дымит.
– А мы проверим! Стеша за сосновыми шишками в лес сходит, ей надо свежим воздухом дышать.
– И я, и я! – пищит Тимка.
Этого только не хватало! С братом гулять – всё испортить. Кое-как Стеша отвязывается от его компании.
– Бабуль, а мне бабушка Маша что-то оставила? – напоминает она.
– А, да-да, оставила. Пойдём в дом, покажу. В шкафу лежит. Я как положила, так и не трогала.
Они проходят в комнату с печью-голландкой, бабушка открывает ключиком рыжий старый шкаф и подаёт небольшой бумажный свёрток, надписанный неровным, неуверенным почерком: «Передать моей правнучке Стеше».
– Что там, что там? Дай посмотреть! – суётся Тима.
– Отстань, сама посмотрю сначала… Мам, ну чего он лезет!
Ей хочется снять видео распаковки, но невозможно с таким братцем. Никакой свободы, никакого покоя!
«Можно после завернуть и снова распаковать под запись», – думает она, развязывая тесьму и разворачивая бумагу.
– Книга! – не сдерживает Стеша возгласа разочарования.
Внутри – книга, очень старая, с крупной полустёртой позолоченной надписью на обложке: «Сказки». От обиды у Стеши дрожат губы.
– Это и есть суперважная вещь, которая лично в руки? Зачем мне сказки? Я что, ребёнок?
Все молчат, даже Тимка не ноет, понимает, что ничего интересного нет. У него книги сказок получше есть, в подарочном издании, яркие, с красивыми иллюстрациями.
– Она, может быть, антикварная? – предполагает бабуля, – мамка мне говорила: «Стешеньке передай, ей нужнее всего. Она сумеет распорядиться».
– Да уж, всю жизнь мечтала!
– Даже не откроешь? – спрашивает мама.
– Потом. – Стеша с раздражением запихивает книгу в рюкзак и выходит из дома на задний двор, а оттуда – в огород, где ей никто не может помешать. Там под деревьями стоит удобная широкая скамья. От цветущих яблонь, будто окутанных розоватым снегом, пахнет медово и пьяняще. На этот аромат слетаются пчёлы, жужжат, копаются лапками в жёлтых тычинках.
Не сразу Стеша решается открыть книгу. Что там? Глупые сказки для малолеток? Шикарное наследство, нечего сказать! Она взвешивает на ладони подарок. Хочется зашвырнуть его в кусты смородины и забыть, однако любопытство побеждает.
Стеша опускается на колени, кладёт на скамью книгу. Скорее всего, она антикварная и ценная, с твёрдыми знаками и буквами «ять». Картинки занятные и будто живые: плачущая Алёнушка с козлёнком Иванушкой, косолапый медведь, весёлый Колобок с улыбкой на всё… э-э-э… лицо?
– Жили-были дед да баба, и была у них Курочка Ряба. Снесла Курочка яичко, да не простое – золотое… – бормочет Стеша, спотыкаясь на букве «ять». Всю коротенькую сказку она прочитывает от начала до конца и хихикает: – Дураки дед с бабкой. Отнесли бы золотые скорлупки в ломбард, кучу денег бы получили… Ой! Что это?
Из раскрытой книги рвётся тёплый ветер, треплет волосы. Стеша чувствует головокружение, как всегда бывает перед приступом астмы, садится прямо на траву и тянется к карману куртки, где лежит ингалятор. Ей не хватает воздуха, грудь точно сдавливает тугим ремнём. Она трясёт баллончик, нажимает на его донышко и делает глубокий вдох. Зажмуривается, недолго сидит. Ух, отпустило…
Стеша открывает глаза. Вокруг буйствует лето: знойный воздух мерцает, на яблоне спеют краснобокие яблоки, на грядках растут капустные кочаны и тыквы, забор с редкими кольями обвит огуречными плетями.
– Ну всё, до галлюцинаций дожила, – чуть не плачет Стеша. – Не было ещё такого, чтобы галлюцинации после приступа… Мам! Мама, мне плохо!
Никто не отвечает.
– Всем на меня наплевать. Затащили в эту кринжовую деревню, я не хотела…
Она кашляет, оборачивается: скамейка исчезла вместе с книгой. Ноги у Стеши дрожат от слабости и страха, она с трудом поднимается и плетётся к дому, а он изменился, да ещё как! Вместо черепицы на покатой крыше лежит тёмная солома, с бревенчатых стен на улицу смотрят два окошка, как два глаза. На крыльце пыхтит самовар, из его гнутой трубы плывёт белый дым. Во дворе стоит телега с задранными кверху оглоблями.
Стеша проходит через сырые, прохладные сени в комнату.
– Мам, мне плохо…
– Ай! Свят-свят-свят! Кикимора! – слышится сдавленный крик.
Она моргает, почти ослепшая после яркого солнца в полутёмной кухне, и видит русскую печь и дощатый стол. За ним сидят бородатый седенький старичок и старушка в платочке и юбке до пят. На полу квохчет рябая чёрно-белая курица.
– Кикимора в дом залезла! Гони её кочергой, а я ухватом! – звенит в ушах.
Старушка резво для её преклонного возраста вскакивает и целится в Стешу рогатиной на длинной ручке.
«Убьёт! – сверкает в голове мысль. – Хоть и видения, а всё равно больно!» Стеша уворачивается.
– Вы с ума сошли, на человека кидаетесь!
– А ты рази человек? – тычет рогатиной старушка, норовя попасть в шею. – Кикимора болотная, волосья синие. Шпынь голова!1
– Да не кикимора я! Волосы в парикмахерской покрасила. Честное слово, клянусь: я не кикимора!
На круглом лице старушки появляется растерянность. Цепкие глаза обшаривают Стешу от макушки фиолетовых волос до кроссовок.
– Девка, чё ли? – сомневается хозяйка. – Слышишь, дед? Говорит, что девка она, не шишига.
– Ежели правду говорит, то не врёт, – глубокомысленно изрекает старик и скребёт пятернёй подбородок.
– Девка, а в портках ходит.
– Пф-ф! – фыркает Стеша. – Ну да, типа девочки должны носить платья, и всё такое… Знаю, знаю.
Отсталых каких людей подсовывают ей в галлюцинации!
Ноги больше не дрожат, дышится хорошо, она чувствует только слабость и усталость. В голове проясняется. Пора бы и видениям прекратиться, но они не исчезают. Вместо мамы и бабушки в доме по-прежнему толкутся незнакомые старик со старухой. И ещё рябая несушка. Она ходит по полу, с интересом смотрит на Стешу, как ей кажется, и квохчет: «Ко-ко-ко!» Вдруг куриное бормотание сменяется заполошным кудахтаньем.
– Дед, гляди-ка! Наша курочка снесла яичко! – радуется хозяйка.
Она бережно обтирает фартуком яйцо и подходит к свету.
– Ахти! Золотое!
Гладкое яйцо сверкает на ладони, в нём отражается окошко в переплёте рам.
– А внутри что? Дай-ка, баба, я попробую разбить.
Стеша хихикает. Понятно теперь, откуда у её видений ноги растут. Прочитала сказку про Курочку Рябу, и вот вам! И дед, и баба, и Курочка Ряба – все на месте. Только мышки не хватает.
Давясь смехом, Стеша наблюдает, как колотит о стол яичком старик, – не получается у него разбить крепкую золотую скорлупу. Пробует баба, и тоже напрасно старается.
– Сейчас мышка хвостиком махнёт, яичко и разобьётся. Да вот же она!
По столешнице снуёт юркая серая мышь. Подбегает к яичку, обнюхивает, задевает его хвостиком. Яичко падает со стола, сверкнув золотым бочком.
– Разбилось! – охает старушка и причитает: – Жалко-то как! Ой-ой-ой!
По полу растекается обычное куриное яйцо с белком и желтком. Стеша поднимает половинку золотой скорлупки, чуть сдавливает пальцами. Надо же, тонкая, а такая прочная.
– Погоди-ка, – приходит в себя старуха и подозрительно щурится на Стешу, – а ты, девка, откуда знала, что мышка яичко разобьёт?
– Тоже мне, бином Ньютона! Да это любой детсадовец знает, даже мой братец.
– Кикимора! – в один голос кричат старики. Курочка Ряба хлопает крыльями.
Дед хватает кривую железяку, его бабка – рогатину.
– Бей кикимору! Так её, нечисть поганую!
– Да вы ненормальные!
Всё, дипломатия исчерпана. Стеша бросается к порогу, налетает на дверной косяк. Рвётся к свету, к солнцу, к маме…
Крики стихают, веет ароматом цветущих яблонь. Она приоткрывает веки и видит Тимку. Он сидит на скамейке, болтает ногами и листает книгу сказок.
Глава 2
Она бы могла поклясться, что дед, бабка и Курочка эта говорящая, которая кудахтала вслед: «Ко-ко-ко! Держи кикимору!» – бред и галлюцинация. Только что делать с золотой скорлупкой, сверкающей на компьютерном столе, гладкой, блестящей, надо полагать действительно золотой. Это уже аргумент, и ещё какой весомый!
Стеша крутит скорлупку, та вертится волчком, рассыпая золотые блики. Интересно, почему прабабушка ни слова не сказала про книгу? А если бы Стеша уничтожила её от обиды или прочитала не мирную «Курочку Рябу», а про Змея-Горыныча?
Как она попала в сказку, более или менее понятно. А вот как вернулась? Таймер какой-то срабатывает, что ли? С этим надо разобраться.
Стеша бежит за кухонными весами, взвешивает скорлупку. На маленьком табло темнеют электронные цифры «23». Двадцать три грамма чистого золота. Если сдать его в ломбард, то…
– Стеня, сходи за хлебом. Цельнозерновой и батон купи.
Это мама заглядывает в комнату. Стеша вздрагивает. Её застают врасплох, она не успевает спрятать скорлупку.
– Что это у тебя?
– Да так, ничего. Купила для поделки.
Она небрежно смахивает золото в ящик стола, будто мелочь, не стоящую внимания. Когда мама уходит, гремит посудой на кухне, Стеша отыскивает в вещах коробочку из-под духов, втискивает в её картонное гнёздышко скорлупку и кладёт в рюкзак вместе с паспортом.
– Я скоро, мам!
До ломбарда бежать недалеко, одну остановку. Стеша заходит внутрь, разглядывает витрину с выставленными украшениями, достаёт коробочку.
Женщина в окошке спрашивает:
– Оценить хотите или в залог сдать?
– Оценить и… сдать, – робеет Стеша.
– Восемнадцать лет вам исполнилось?
Она мотает головой.
– У несовершеннолетних в залог берём вещи с письменного согласия родителей, – отрезает оценщица.
О как! С согласия, да ещё и письменного. А она-то надеялась, что паспорта достаточно.
– Я лучше с мамой приду, – бормочет Стеша и торопливо суёт в рюкзак коробочку, которую так и не успела открыть.
«Дурацкие законы! – негодует она. – Нет восемнадцати, ну и что? Почему я не могу сдать в ломбард свои, личные вещи?»
Её немного смущает, что «личная вещь» украдена, пусть и случайно, у нищих стариков, у которых и курица-то единственная. А с другой стороны, не появись золотая скорлупка, Стеша так и думала бы, что Курочка Ряба привиделась, свалила бы всё на приступ астмы.
Досадно, конечно, – не выгорело дело с ломбардом. И печально, что нельзя о таком сногсшибательном приключении рассказать подписчикам, книгу показать, прочитать сказку, не страшную какую-нибудь, без Змея Горыныча… Наснимать то, что встретится, ведь в сказках всё такое необычное, волшебное. Избушка на курьих ножках, допустим, или Емеля со щукой, или Колобок. Ах, как круто! Подписчиков будет миллион, придёт известность, ну и донаты, само собой.
Стеша мечтает, витает в облаках и проходит мимо хлебного магазинчика. Спохватывается, возвращается. Покупает всё, что просила мама, и свою любимую миндальную слойку, которую и съедает по дороге.
Дома она суёт приставучему Тимке планшет, достаёт с полки припрятанный прабабушкин подарок и принимается внимательно рассматривать обложку и корешок.
Книга как книга, в издательстве напечатана, ничего необыкновенного, кроме её почтенного возраста – сто двадцать три года. Как же так получилось, что она стала особенной?
Стеша теряется в догадках. На титульном листе, прямо под надписью: «Русскiя народныя сказки для дѣтей», нацарапаны слова, которые она раньше не заметила.
– Вакса-брикса-бурбали… пекец-мекец-бакали. Что за тарабарщина? Вакса-брикса… зачем это? – удивляется Стеша. – Похоже на детскую считалочку. Ладно, это я выясню.
Верно говорят, что решения на свежую голову, после сна, всегда правильные. Наверное, за ночь мысли отлёживаются, отшлифовываются, и утром приходит озарение. Почему нельзя пойти в сказу с камерой? Можно, даже нужно. И выложить всё отснятое на канал надо обязательно. Ведь никто не поверит в настоящую сказку, будут говорить: «Какой классный квест! Как здорово ты всё придумала, умница».
За завтраком Стеша почёсывается от нетерпения. Плевать на школу, всё равно учебный год заканчивается, а ОГЭ она уж как-нибудь сдаст. Скорее бы туда, скорее бы в сказку!
– Ты чего нервничаешь? Тебе плохо? – тревожится мама и тянется к шкафчику за ингалятором.
– Нет, всё нормально. У нас сегодня диктант по русскому, немного переживаю. Подгони Тимку, опаздывать не хочу.
Брата подгонять – дело неблагодарное. Он никогда и никуда не торопится, кроме как с отцом на футбольный матч или в парк.
Возле школы, как обычно по утрам, море машин. Некоторые надолго паркуются, другие лишь притормаживают, из них выскакивают школьники и бегут к решётчатым воротам.
– Пока, мам!
Стеша подхватывает с сиденья рюкзак. Тима со своего детского кресла строит рожицы, она тайком показывает ему кулак. Как только мамина серая «киа» теряется в потоке других машин, Стеша поворачивает обратно к дому, расталкивая спешащих навстречу ребят. Заходит за угол и отправляет в классный чат сообщение: «Лариса Владимировна, я сегодня не приду, у меня приступ астмы».
«Очень жаль. Поправляйся», – тренькает через минуту ответ. Уф… Теперь можно мчать домой.
Переодеться в удобную одежду и собрать рюкзак – дело нескольких минут. Джинсы, толстовка, кроссовки, куртка на случай холодного ветра. Неизвестно же, какая там погода. Камеру в рюкзак, телефон и пачку печенья на случай, если проголодается.
Остаётся выбрать подходящую сказку.
Стеша листает книгу. «Каша из топора». Нет, не подойдёт, в ней ничего интересного, ничего волшебного, одна бытовуха… А вот «Гуси-лебеди». На картинке два большущих гуся уносят мальчика в красной рубашке в облака. Годно!
«Жилъ старичокъ со старушкою; были у нихъ дочка да сынокъ маленькìй.
– Дочка, дочка, – говоритъ мать, – мы пойдемъ на работу, принесемъ тебѣ булочку, купимъ платочекъ; будь умна, береги братца, не ходи со двора…»
Она дочитывает сказку до конца. Как и в прошлый раз, из книги вырывается маленький вихрь, сметает со стола открытки и постеры. Стеша жмурится, стискивает лямки рюкзака.
– Один, два, три… – медленно считает она, решив, что откроет глаза на счёт «десять». Её клонит в сторону от головокружения и ощущения полёта. Стеша не удерживается на ногах, падает и чувствует под ладонями песок и острые камешки. Получилось, сработало!
Она отряхивает джинсы на коленях, осматривается и видит деревушку с рублеными избами и сараями. На пригорке стоит деревянная церковка. На дороге в пыли копошатся куры. На обочинах густо растёт подорожник. Ни тебе электрических столбов, ни асфальта, ни магазинов. И как тут люди живут?
Стеша достаёт из рюкзака камеру, направляет объектив на себя.
– Всем привет! С вами я, Стефания, и у меня для вас суперновости, дорогие друзья. Мы с вами отправимся в сказку «Гуси-лебеди». Подписывайтесь на канал, ставьте лайки!
Она снимает пейзаж, домишки с окошками в рамочках кружевных наличников и ставен, колодец-журавель, как вдруг слышит голоса.
– О, кажется, началось… – шепчет Стеша, подкрадывается поближе и присаживается на корточки у изгороди.
На крыльцо выходят трое: крестьянин, его жена и девочка лет десяти в голубом сарафанчике.
– Дочка, ты уж последи за братцем, – увещевает мать. – Гуси-лебеди повадились летать, малых детушек воровать. Слава у них дурная.
– Хорошо, матушка, я послежу, – легко соглашается девочка.
– Будь умна, Машенька, береги братца, не ходи со двора.
Пообещав купить дочке булочку и платок, взрослые уходят.
Маша стоит, щурится на солнышко, вытягивает шею, прислушиваясь к крикам ребятни. Вздыхает и с неохотой возвращается в дом.
Не успевает Стеша заскучать, как Маша снова появляется на крыльце, уже с братиком на руках, маленьким, лет двух или трёх. Она усаживает его на травку под окном.
– Ты посиди туточки, поиграй с лошадкой и курочкой, а я на минутку к ребятам на улицу сбегаю. За это тебе пряничек дам.
Стеша усмехается:
– Тоже мне, нянька! А если бы послушала родителей, тогда и сказки бы не было. Верно? Смотрим дальше, сейчас самое интересное начнётся.
Маша приносит из дома кое-какие игрушки, раскладывает перед братиком и, убедившись, что он послушно не сходит с места, проскальзывает за калитку. Мальчик сидит смирно, берёт то деревянную лошадку, то курочку, подносит к глазам, воркует.
Вдруг сверху слышится громкое гоготанье. Стеша вскидывает камеру. По небу летят гуси, белоснежные, крупные, как кондоры. Кружат над домом, будто чувствуют, что здесь мальчишка без присмотра. Вот замечают его, подхватывают за рубашку – тот и пикнуть не успевает. Молчит, наверное, от страха голос пропал, болтает в воздухе ручками и ножками.
Гуси-лебеди гогочут и взмывают в небо, тяжело шумя крыльями, даже ветер поднимается.
– Это было круто! – подскакивает Стеша. – У меня мурашки по коже! Ждём, что дальше будет…
Дальше случается всё так, как и написано в книге сказок. Прибегает запыхавшаяся Маша, мечется: где братец? Зовёт, кричит и плачет: «Братик, миленький, отзовись! Худо мне будет от отца с матерью, коли я тебя не уберегу!»
Стеше хочется заснять нерадивую няньку поближе. Чего только не сделаешь в погоне за хорошим кадром! Забыв осторожность, она шагает за калитку, перебегает к берёзе, но укрыться за стволом не успевает.
Несколько секунд Маша молча смотрит широко раскрытыми глазами, а потом вопит:
– Караул! Кикимора болотная!
Дело принимает плохой оборот, и Стеша пугается не на шутку.
– Тише, не кричи так. Я не кикимора, я девочка.
– Девочка? – не верит нянька.
– Какого цвета у кикимор волосы?
– Зе… зелёные. А что же у тебя… – Маша дотрагивается до головы, – не коса, а диво дивное.
Выкручивайся, Стеша, как умеешь.
– Чернила на голову пролила.
– Вон как! Стало быть, ты грамотная, ежели у тебя столько чернил есть, – с уважением заключает Маша. – А щёлоком мыть пробовала?
– Мыла, не помогает.
– Вот беда-то!
– Нашла беду… Фиолетовый цвет в тренде, – бурчит Стеша и закрывает откидной экранчик камеры.
Не о том говорит незадачливая нянька. У неё брат пропал, а она – волосы. И, боясь, что Маша заинтересуется одеждой, меняет тему:
– Вот у тебя беда так беда: гуси-лебеди брата унесли.
Слова попадают в цель. Маша бледнеет и заливается слезами.
– Гуси! Ой, чуяло моё сердечко! Ой, бедный братик! Говорила мне матушка, а я её не послушала-ась… Куда же они его унесли? Ты не видала, учёная девица?
– Туда, – указывает рукой Стеша.
Маша вытирает глаза уголком косынки, выходит за калитку и без страха шагает в сторону леса.
– Подожди, и я с тобой!
– Благодарствую, учёная девица! Вдвоём сподручнее, – кланяется в ноги Маша, русая коса задевает землю.
Больше часа они идут по лесной тропе.
– Какая ты добрая, Степанидушка, – благодарно смотрит Маша, – учёная, а мне, простой крестьянке, помогаешь… Так ты говоришь, в городе у вас все девки и бабы в портках ходят? Я бы от стыдобушки померла! И все в такие зеркальца глядятся? – кивает она на камеру.
– Не то чтобы все…
– Чудные! Ежели на себя всегда любоваться, то ни света белого, ни добрых людей не увидишь.
Стешу такое замечание коробит.
– Всё мы видим, что надо, и даже больше, – недовольно роняет она. – Что там впереди, смотри!
– Где? – вертит головой Маша.
На поляне посреди леса стоит большая русская печь с трубой и топкой, куда дрова кладут.
– Ой, печка!
– Вот! А мне говоришь, что света белого не вижу. – Стеша хитрит: печку она заметила первой, потому что знала о ней.
Это странно – печь посреди леса. Кого ей тут греть? Но Маша совсем не удивляется. Подходит и спрашивает:
– Печка, печка! Скажи, куда гуси полетели?
– Съешь моего ржаного пирожка – скажу, – раздаётся утробный голос из устья.
– О, ржаного! – морщится нянька. – У моего батюшки и пшеничные не едятся!
Стеша едва сдерживается, чтобы не прокомментировать для «дорогих подписчиков» такой глупый поступок. Да возьми ты пирожок, не обижай печку! Она печёт, старается, а есть в лесу некому, вот и потчует с долей шантажа.
Решив, что комментарии она добавит при монтаже ролика, Стеша протягивает руку:
– Давай мне, я съем.
Ей хочется попробовать пирожка от сказочной печки. И кроме того, это понравится зрителям.
– Благодарствую, что не побрезговала моим угощеньем! – гудит печка.
Прямо в раскрытые ладони из устья выпрыгивает пирожок, румяный, масленый и горячий. Он с картошкой, лучком и перцем – очень вкусный.
– Зря отказалась, – упрекает Стеша, – пальчики оближешь!
Маша задирает нос:
– Стану я ржаной есть! И не подумаю.
– Какая ты упёртая. Даже ради спасения брата не хочешь выйти из своей зоны комфорта.
– Ты, Степанидушка, девица учёная, всё слова мудрёные говоришь, – округляет глаза Маша. – Гляди-кась, яблонька. Сейчас у неё про братика спрошу!
Она подбегает к дикой яблоне, сплошь усыпанной мелкими красными плодами.
– Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси полетели?
– Съешь моего лесного яблочка, тогда скажу.
– У моего батюшки и садовые не едятся!
– Как знаешь, – шелестит листвой яблонька.
– Опять мне приходится за неё впрягаться, – бурчит Стеша. – Давай мне своё яблочко, я попробую.
– Что же, бери, коли не брезгуешь!
Она срывает яблоко, надкусывает и укоряет Машу:
– Напрасно не стала. Хоть и мелкие, но сладкие и сочные.
– Больно надо! Не желаю лесные яблоки есть.
– Не желаешь, значит, топаем дальше.
Стеше кажется, что она уже когда-то ела ржаной пирожок с картошкой и грызла дикое яблоко. Только вот когда и где? То ли во сне, то ли в далёком детстве. Ну, не совсем далёком, ведь ей всего шестнадцать, но давно, если она всё напрочь забыла.
В лесу свежо, прохладно и чисто. Зеленеют полянки, ещё не изгаженные цивилизацией, шумят вековые деревья. Подписчики одолеют вопросами, где Стеша отыскала такой райский уголок.
Где-то поблизости плещется вода. Девочки прибавляют ходу и оказываются на берегу реки, удивительной, сказочной. Вместо воды течёт по камням молоко, а берега её студенистые, вязкие.
Стеша окунает палец в кисель, недоверчиво вдыхает запах.
– Что это?
– Овсяный кисель, – дёргает плечом Маша и, перекрикивая шум и плеск течения, спрашивает: – Молочная речка, кисельные берега! Куда гуси с моим братцем полетели?
– Съешь моего простого кисельку с молоком – скажу.
Похоже, в этой сказке без принуждения никак.
– Фи! У моего батюшки и сливочки не едятся.
– А я попробую, никогда не ела овсяный кисель, – соглашается Стеша.
Молочная волна выносит на берег деревянную ложку и кружку.
– Я всегда думала, что кисель должен быть сладким, фруктовым, – говорит Стеша в камеру, – а этот какой-то солоноватый и густой, как каша. Но есть можно, особенно ради благой цели. – Она вытирает молочные усы и оборачивается: – Пока ты выпендриваешься, Баба-яга твоего брата съест, а у меня мама с работы придёт. Увидит, что меня нет, и рассердится.
И что хуже всего – начнёт звонить, а телефон-то вне зоны действия.
– Как же это «съест»? – пугается Маша. – Вон ёжик бежит, у него узнаю, куда гуси полетели.
Она догоняет его, хочет пнуть, но передумывает, боится уколоть босую ногу.
– Ёжик, ёжик, не видал ли, куда гуси полетели?
Ёжик приседает на задние лапки, фырчит:
– Во-он туда! Ступай по этой дорожке.
– Говорящий ёжик… Какая милота! Скажи ещё что-нибудь! Яблочка хочешь? – суётся с камерой Стеша. Трогательная и забавная ежиная мордашка хорошо смотрится в кадре.
Ёжик не желает больше разговаривать, сворачивается в колючий клубок.
Тропа доводит их до маленькой бревенчатой избушки, окружённой частоколом с нанизанными человеческими черепами. Она поворачивается на куриных жёлтых когтистых лапах, стонет, поскрипывает, того и гляди развалится. Крыша вся в траве, на коньке сидит ворон, вертит головой.
На лужайке возле избушки пасутся белоснежные гуси. Они вытягивают шеи, гогочут и шипят, но девочек не трогают.
– Вау! Как атмосферно! – взвизгивает Стеша. – Ребят, это же избушка на курьих ножках! И черепа настоящие! Их сосчитать невозможно, так много… Я сейчас подойду ближе и всё вам покажу.
Она ходит вокруг, ахает, восторгается, щёлкает камерой и снимает. И не замечает, как Маша прокрадывается в избушку и выскакивает оттуда уже с братцем на руках.
– Ого, здесь движуха началась! – Стеше не хватает глаз и рук, чтобы успевать на всё смотреть и снимать.
С конька срывается ворон, каркает. Ему вторит скрипучий голос: «И-ить ты, подлая!»
Стеша оборачивается и почти нос к носу сталкивается с Бабой-ягой. Она в точности такая, как описывают в сказках: старая, горбатая, с седыми космами и большим крючковатым носом. Из-под рваной юбки торчат обутые в лапти ноги: одна нормальная, как у людей, а вторая – без плоти, голая белая кость. Костяная нога!
– А ты ишшо кто? – прищуривается Баба-яга.
У Стеши сердце ёкает, во рту становится сухо.
– Никто, меня здесь вообще быть не должно, – бормочет она и пятится. – Вы не обращайте на меня внимания, бабушка, занимайтесь своими делами… Я уже ухожу.
Господи, как же вернуться обратно?! Ведь сожрёт, вон сколько черепов на заборе.
В мозгу будто соединяются оборванные проводки, между ними сверкает искра. Голос прабабушки, мягкий, тихий, шепчет: «Запомни внученька эти слова: вакса-брикса-бурбали, пекец-мекец-бакали. Запомнила? А теперь забудь. Вспомнишь, когда время придёт».
Стеша видит себя маленькой. Она идёт с прабабушкой за ручку по лесу и удивляется тому, что звери и птицы разговаривают человеческими голосами, как в мультиках.
«Ты голодная, внученька? Сейчас мы с тобой пирожков поедим». Откуда-то у Стеши в руках появляется горячий пирожок, масленый, с твёрдой кисловатой корочкой. Печка улыбается ей большим ртом-устьем и подмигивает глазами-печурками2. Значит, Стеша уже была когда-то в сказке.
– Куда же ты, девица-красавица? Заходи в избу, отдохни, – ласково поёт Баба-яга, в чёрном провале рта белеет единственный кривой зуб.
– Спасибо, я не устала, – через силу улыбается Стеша, продолжая отступать. Натыкается спиной на частокол с насаженными черепами. Камера трясётся и прыгает в дрожащей руке. Будут деньги – купит налобную камеру. И удобно, и руки свободны.
– Уважь старушку, – увещевает Баба-яга, – я тебя в баньке попарю, накормлю, напою…
– Спасибо, я сыта и утром мылась.
Стеша нащупывает калитку и бросается прочь от избушки на курьих ножках. По ушам бьёт оглушительный свист.
– Гуси мои лебеди! Догоните девчонку, верните! Я её на ужин съем, а косточки разбросаю!
Срываются с лужайки гуси-лебеди, полнеба крыльями заслоняют. Налетают, шагнуть в сторону не дают. Стеша чувствует, что ей не хватает воздуха, и мысленно стонет. Нет, только не это… Ну, выручай, бабушка, не подведи!
– Вакса-брикса-бурбали, пекец-мекец-бакали!
Горячий ветер ударяет в лицо, заставляет зажмуриться. Гусиный гогот стихает, её окружают давно знакомые звуки: бормотание телевизора на кухне, чириканье воробьёв за окном, привычное тиканье настенных часов с двенадцатью картинками: девочка спит, девочка ест, читает, чистит зубы…
– А я маме расскажу, что ты в кроссовках по ковру ходишь, – раздаётся ехидный голос Тимки.
Она открывает глаза. Шесть часов вечера.
– Ябеда! Больше не получишь планшет.
Глава 3
Сколько Стеша ни возвращается мыслями в детство, вспомнить удаётся не много: печку с пирожками, овсяный кисель и тёплое молоко из берестяной кружки. И почему-то белого козлёнка с крохотными твёрдыми рожками. Он и блеет, и говорит человеческим языком.
Больше она ничего из памяти выжать не может. Скорее всего, бабушка Маша брала её, свою правнучку, только в одну или две сказки. Первая – это, конечно, «Гуси-лебеди», а вторая – неизвестная. «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», наверное, или ещё какая-нибудь сказка с козлёнком. Зато теперь Стеша сможет попасть в любую, ведь знает, где вход и где выход.
Всю неделю она сразу после уроков занимается монтажом: обрезает видео, оставляя самые яркие сцены, записывает вступление, накладывает музыку. Времени потрачено много, но результат того стоит. Получается настоящий документальный фильм на полтора часа. Стеша довольна.
Вечером она выкладывает видео в интернет, а утром понимает, что оно завирусилось.
«Квест просто супер! На студии снимали?» – спрашивают её в комментариях, и Стеша на уроке, прикрываясь учебником, отвечает: «Что вы, какой квест, это настоящая сказка!» – и ставит смеющийся смайлик. Как хотите, так и понимайте.
«Это круто! Пили ещё!»
«Да какая студия, это ИИ. Гуси мальчишку как унесли?» – полны скепсиса некоторые.
«Актёры молодцы, здорово играют!»
Стешу распирает от гордости. Каждые несколько минут она заглядывает в телефон и видит, что число подписчиков растёт, и это очень приятные цифры.
– Чистякова!
Стеша вздрагивает. Она, взбудораженная похвалами и донатами, не замечает, что за её спиной стоит математичка.
– Я вижу, Стефания, тебе в интернете зависать интереснее, чем решать уравнения. Почему ты, кстати, не сдала смартфон?
Телефон-то она как раз сдаёт, только старый, которым уже не пользуется, а в рюкзаке спокойно носит ещё один и развлекает себя на скучных уроках. Так все делают. Пока не попадутся – всё сходит с рук.
– У меня астма, я маме звоню, если…
– Давай сюда, заберёшь после уроков. – Учительница требовательно протягивает руку. – ОГЭ по математике через две недели. Отвлекаться нельзя, особенно если не блещешь знаниями.
Стеша с сожалением расстаётся с телефоном. Ей обидно. «Не блещешь знаниями»! Ну и что? Нет у неё способностей к математике и точным наукам.
…Утром её поднимает мама.
– Стеня, просыпайся, будильник звонил.
– Как звонил?.. Рано ещё, ты обманываешь.
Стеша берёт со стола телефон и убеждается: да, пора вставать. Но до чего же не хочется! Не переодеваясь, прямо в пижаме она плетётся на кухню. Мама пьёт кофе, Тима обмакивает в чай печенье и ест его размякшим.
Стеша плюхается на стул, морщится.
– Ты себя плохо чувствуешь? – В голосе мамы слышится беспокойство. – Дышать тяжело?
– Не знаю, как-то мне не по себе…
Стеша опускает глаза, но из-под ресниц продолжает зорко следить за матерью. Глубоко вдыхает, будто ей не хватает воздуха.
– О господи, опять приступ! – Мама быстро встаёт, берёт из шкафчика аэрозольный баллончик.
Не спугнуть бы, не переиграть, иначе она, актриса, легко распознает фальшь.
– Ну что, получше?
– Пока нет.
– Давай-ка ты полежи, – вздыхает мама, и у Стеши душа замирает. – Не ходи в школу. Что у тебя сегодня?
Кажется, можно себя поздравить!
– Консультация по русскому и литературе.
– Иди в постель, я напишу Ларисе Владимировне, что ты заболела.
Стеше хочется сорваться со стула с воплем радости и расцеловать маму в обе щеки, однако она сдерживается, лишь скорбно кивает.
Мама уходит с Тимкой, велев звонить, если станет хуже. Хлопает дверь, гудит лифт. Стеша выжидает пару минут, сдвигает тюлевую занавеску и видит, как со двора отъезжает серая мамина «киа».
– Йес! Йес!
Пижама летит на кровать, тапки – в угол комнаты. Целый день свободы до самого вечера!
Стеша бегает по квартире. Умыться, одеться, не забыть бандану чтобы спрятать волосы, уж слишком много внимания привлекает их необычный цвет. В этом отношении гораздо удобнее с животными: они не задают ненужных вопросов, не различают, может быть, цвета.
Она нашаривает книгу, которую прячет в столе под старыми альбомами и тетрадями, перелистывает, выбирает сказку.
«Медвѣдь и пряничная избушка». Подойдёт! Медведь – это интересно и страшно, а пряничная избушка – потрясающие кадры, ради них стоит рискнуть.
– Жили-были брат и сестра. Звали их Ваня и Маша. Однажды Ваня и Маша взяли лукошки и пошли в дальний лес, собирать ягоды за речкой. Ходили Маша с Ваней по лесу, ходили да заблудились…
Стеша дочитывает сказку до последней буквы и закрывает глаза. Если этого не сделать, начнётся головокружение.
Тянет свежим ветерком, солнце слепит даже через сомкнутые веки. Она улыбается, вдыхает полной грудью. Что ни говори, а в сказочном лесу чудесно и всегда хорошая погода.
Стеша готовит камеру.
– Привет, друзья! Вы на канале «Сказки со Стефанией». И сегодня я отправляюсь в путешествие по замечательной русской народной сказке «Медведь и пряничная избушка». Будет интересно, я обещаю. Вижу тропинку, надеюсь, она ведёт к дому медведя. Вам уже страшно? Мне – да!
Ещё читая сказку, она решает, что быть участницей, главной героиней, куда интереснее и азартнее, чем стоять в стороне обычным наблюдателем. Есть кое-какие мысли на этот счёт.
Стеша шагает по заросшей травой тропе, сырой от росы. Птицы со свистом и щёлканьем перепархивают с ветки на ветку, где-то стучит невидимый дятел. Скачет от дерева к дереву рыжая белка, садится, задрав пушистый хвост.
– Ой, какая прелесть! Иди сюда, я тебе крекер дам!
Белка не отвечает. Наверное, это обычная векша, неговорящая.
Лес редеет. Ветер доносит запах мёда, леденцов и пряностей. Показывается поляна, а на ней – низкая избушка, хорошенькая, будто игрушечная. Стены у неё сложены из печатных пряников, облитых сахарной глазурью. Блестит на солнце карамельная красная крыша, при одном взгляде на которую во рту становится сладко.
– Пряничная избушка, о-о-о! – восхищается Стеша. – Вы не представляете, как потрясающе здесь пахнет! Невозможно удержаться, так и хочется отломить кусочек от стены или крыши. Я попробую, хочу убедиться, что всё съедобное. Но сначала надо запечатлеть…
Она ходит с камерой вокруг избушки, снимает окна из прозрачной карамели, будто слюдяные, пряничные стены, узорчатые наличники и ставни; шоколадный пенёк, на котором, вероятно, отдыхает хозяин, и вдруг замечает двух пухлощёких детишек с лукошками.
Это, конечно же, брат с сестрой – Маша и Ваня. Они, одетые в одинаковые вышитые по вороту рубашки, таращат любопытные глаза на пряничную избушку.
– А-а, вот и вы… – тянет Стеша. – Заблудились, проголодались и пришли избушку крушить?
Дети переглядываются.
– Нет, мы ничего худого не сделали! – мотает головой Ваня. – Мы ягоды собирали.
– Вот и топайте отсюда, собирайте дальше свои ягоды. А будете ломаться – медведь выскочит с дубинкой.
Маша пищит:
– Ой! Медведь!
– Всё, всё, ноги в руки – и давайте отсюда, – торопит Стеша.
– Дак мы заплутали!
Она провожает брата с сестрой до стёжки, ведущей к реке и дальше в деревню, насыпает Маше и Ване в ладони крекера и возвращается к избушке.
Внутри полная тишина, и кажется, что медведя нет дома, но лишь кажется: по сюжету сказки хозяин обязательно должен появиться в самый неподходящий момент.
Камеру Стеша пристраивает на шоколадный пенёк. Проверяет, попадает ли она в кадр, и отламывает от пряничной ставни приличный, с две ладони кусок. Отщипывает чуть-чуть, отправляет в рот. Долго смакует, будто пробует экзотическую еду.
– Ребят, это о-очень вкусно! Немного напоминает тульский пряник, только в тысячу раз вкуснее. Сейчас я попробую добыть кусочек леденца от крыши. Она такая красивая, гладкая, как лёд, вся сверкает, даже жалко портить.
Стеша дотягивается до резного карниза, отмахивается от пчёл, привлечённых сладким запахом, и обламывает кусочек леденцового кружева. Откалывает краешек зубами, катает во рту.
– Груша и яблоко, – довольно кивает она, – ну о-очень вкусно! С магазинными конфетами и не сравнить. Такой яркий вкус, что…
Дегустацию прерывает рёв:
– Кто мою избушку ломает?!
Распахивается пряничная дверь, и на пороге вырастает огромный бурый медведь. Стоит он на задних лапах, как цирковой. Сходство с дрессированным мишкой добавляет красная атласная косоворотка.
Медведь хватает дубинку.
– Р-разорву!
Стеша давится леденцом, на неё нападает ступор. Волшебные слова для возвращения домой вылетают из памяти, в голове стучит мысль: «Задерёт когтями или пристукнет дубиной!»
С криком она бросается прочь от пряничной избушки, вслед летит рык: «Всё р-равно догоню!» И справа и слева мелькают деревья, грозят ветками, подставляют под ноги спутанные корни. Стеша спотыкается. Мир переворачивается, подпрыгивают толстые стволы, она зарывается носом в траву.
– Иди сюда, я тебя спрячу! – слышится совсем рядом шелестящий шёпот.
– Кто это говорит? – вертит головой Стеша.
– Это я, ореховый куст. Садись под мои ветки, я тебя прикрою.
Она видит лещину, всю усыпанную орехами в маленьких тугих чашечках, тот самый говорящий куст, который в сказке прячет Машу и Ваню.
Стеша на четвереньках подползает к кусту, и ветки надёжно укрывают её. Здесь, в безопасности, прохладе и сумраке, медведь её не заметит. Она ощущает себя орешком в гнёздышке, успокаивается и вспоминает «ваксу-бриксу» до последней буквы. Можно вернуться домой, но не бросать же сказку на середине. Не для этого она сюда пришла.
Мелькает красная косоворотка – это медведь топает мимо. Глядите-ка, на двух лапах бежит, красуется. Если бы на четырёх, догнал бы Стешу с лёгкостью.
Когда топот стихает, куст поднимает ветки и выпускает её.
– Друзья, смотрите, это говорящий ореховый куст, – радуется она, поворачиваясь лицом к камере, и только тогда понимает, что никакой камеры нет, осталась она на шоколадном пеньке возле пряничной избушки. Так испугалась Стеша, что бросила самую ценную вещь.
Меркнет солнечный день. Она представляет, как медведь ревёт и топчет камеру, как отлетают детали, как погибает вместе с картой памяти отснятый шедевр о пряничном домике.
Сколько она копила карманные деньги, просила у матери, бабушки и даже, переступив через гордость, у отца, которого в душе презирала и считала предателем. Купила вожделенную камеру, а теперь потеряла. Счастьем будет, если медведь её не заметит и не расколотит.
Стеша поворачивает обратно. Пока косолапый рыщет по лесу, она быстро вернётся, заберёт камеру или то, что от неё осталось, и сразу домой. Честно-честно!
Дверь у медвежьей избушки распахнута настежь. Камера по-прежнему стоит на пеньке и преспокойно снимает окно с отломанной пряничной ставней. Стеша гладит камеру. Слава богу, цела, миленькая!
– Вакса-брикса…
Взгляд застревает на распахнутой двери. Любопытство подначивает: «А что там внутри? Зайди, зайди! Медведя ещё долго не будет. Блогеры и не на такое идут, чтобы заполучить хороший кадр, а здесь ерунда. Загляни на пять минут – и хватит».
Стеша достаёт из рюкзака спрятанную было камеру и, осторожничая, заглядывает в избушку. Мягкий свет из карамельных окошек заливает единственную комнату с печкой, столом, лавками и полкой для посуды.
– Стены пряничные, а пол и мебель деревянные. Вот так, друзья, живёт сказочный бурый мишка. Ой, здесь и часы есть!
Она снимает скромное убранство избушки. Пытается открыть сундук – и не справляется с тяжёлой крышкой.
С громким стуком захлопывается дверь. Стеша оборачивается волчком, и сердце у неё падает. Бурой громадиной нависает над головой медведь с шоколадным пеньком в поднятых лапах.
– Попалась! Сейчас я с тобой расправлюсь!
– Вакса-брикса-бурбали… – частит Стеша, – ой, мамочки! Забыла, как дальше. А-а-а! Простите, простите! Не убивайте меня!
Она жмурится от страха и прикрывает голову руками. Медленно текут секунды. Над ухом слышится тяжёлое сопение медведя.
– Дурёха… – рокочет он, – неужто я дитё обижу? Напугаю, и будет с тебя.
Стеша приоткрывает один глаз:
– Правда? Вы меня отпустите?
– Иди на все четыре стороны.
– Спасибо… – лепечет она. – Я не хотела вашу избушку портить. Я ради эксперимента, никогда не видела раньше пряничного домика. Попробовать захотелось, настоящие пряники или нет.
– Всамделишные, вестимо, – басит медведь. – Оставайся со мной чаёвничать, отведай моих медовых и ореховых пряничков. Свежие, утром пёк.
– Ой, я с удовольствием! – охотно соглашается Стеша. – Вы такой добрый, когда не ревёте.
– Так-то лучше! Меня Михайло Михайлович зовут. У нас в роду все Михайлы.
Медведь кипятит самовар, подносит блюдо с печатными пряниками. Стеша прихлёбывает чай, ест ореховые коврижки и разглядывает чёрный влажный медвежий нос, круглые уши, мягкие даже на вид.
– Вы такой… ми-ми-ми! – выдыхает она. – Так и хочется погладить.
– Погладь, что ж! – Михайло Михайлович подставляет большую голову.
…До прихода мамы Стеша успевает просмотреть все отснятые ролики и множество снимков с медведем: Михайло Михайлович пьёт чай из блюдечка, чинит поломанную ставню. Здесь Стеша в обнимку с медведем, гладит его мягкие уши, вот помогает по хозяйству – метёт пол в пряничном домике. Отличные снимки, супер!
Когда из детского сада приводят Тиму, она суёт ему в руки завёрнутый в кусок бересты медовый пряник и шепчет:
– Это тебе гостинец от бурого мишки. Он так и сказал: «Передай своему брату гостинец». Ты попробуй.
Тимка жуёт пряник.
– Вкусно?
– Вкусно, как пирожена.
– Да не пирожена, а пирожное. У меня ещё ореховый есть. Будешь?
Глава 4
Монтаж нового фильма продвигается споро. На экране покачивается и подрагивает в такт шагам лес, возникает поляна с пряничной избушкой, лупоглазые брат с сестричкой, потом появляется в кадре довольная Стеша, пробующая пряник. Вот она вскрикивает, отпрыгивает в сторону. Мелькает медвежья длинная тень, и начинается долгая получасовая съёмка окна с отломанной ставней. Этот кусок Стеша обрезает до двух минут, записывает закадровый комментарий, как убегала она от медведя и пряталась под ореховым кустом.
Она тщательно подбирает музыку и спецэффекты к каждому фрагменту. На ролик с экскурсией по пряничной избушке накладывает мелодию, стилизованную под русскую народную; на видеоряд с Михайло Михайловичем – залихватскую «Калинку-малинку». Это мама посоветовала. На днях она случайно увидела фотографии, заинтересовалась, спросила, не фотошоп ли это. Стеша обомлела и ответила с напускным безразличием:
– Искусственный интеллект.
– Молодец, красиво и качественно. Только эта музыка сюда не подходит, возьми хотя бы «Калинку-малинку».
Стеша просматривает готовый фильм как бы чужими глазами и приходит в восторг. Это бомба! Та самая бомба, которая принесёт ей тысячи новых подписчиков, деньги и, само собой, популярность. До зуда хочется похвалиться маме, но это будет большой глупостью. Негде ей снимать такие фильмы, нет никакой студии, нет возможностей, даже в кружок при драмтеатре она не ходит, и мама, актриса, об этом прекрасно осведомлена. Хорошо, что она не слишком интересуется Стешиным каналом, спросит иногда, и всё.
Выложенное в Сеть видео стремительно набирает просмотры. Предчувствие Стешу не обманывает: и второй фильм подписчикам нравится. Ещё бы, съедобная избушка, говорящий медведь, попивающий за столом чаёк с липовым мёдом.
«Графика качественная», «Адресок студии скинь», «Дайте “Оскар” этой богине!» Стеша читает комментарии, и щёки её розовеют от лестных отзывов.
Денег хватает на спортивную камеру, маленькую нательную и прочное крепление. Стеша с нетерпеливой радостью изучает характеристики. Водонепроницаемая, встроенный микрофон, кристально чистая картинка, вот вам!
Она цепляет камеру на лоб, бегает по квартире, выходит на балкон, снимает дорогу, запруженную автомобилями. Проверяет качество записи – всё отлично, как и обещано производителем.
С ней бы сейчас отправиться в очередное путешествие в сказку, но, к сожалению, придётся отложить: завтра экзамен по русскому, ещё через три дня – по математике, а Стеша откровенно плюёт на подготовку и пропускает занятия с репетитором. Почему она пока живая и с головой на плечах? Да потому что мама не в курсе прогулов. И лучше не думать, что будет, когда узнает.
Ну почему в книге нет сказки про зелье, чтобы выпить его и поумнеть? Стеша листает страницы и убеждается: про зелье для сообразительности там ни слова, да и вообще про умных ничего, всё больше про дураков.
Напрасно учёные не придумают такие таблетки, чтобы принять одну – и поумнеть на несколько часов. Продавали бы их в аптеке, как аспирин.
Когда она делится этой мыслью с мамой, той становится весело.
– Учиться не надо, уроки делать не надо. Глотнул таблетку – и отличник! Так не бывает.
Стеша возражает. Мозг, как уверяют учёные, запоминает всё, даже увиденное и услышанное мельком. Вот бы он выдал на контрольной и ОГЭ все эти квадратные уравнения и дроби. Пока таких таблеток не изобрели, приходится самой скрипеть мозгами.
На экзамене по математике Стеша с горем пополам решает первую часть, на вторую и не смотрит. Будет тройка, ну и что? Лишь бы не пересдача. А маме такие рассуждения не нравятся.
– Репетитор говорила, что её ученики меньше четвёрки не получают, а ты?
– Ну нет у меня способностей, что я сделаю? – защищается Стеша.
– Способности тут ни при чём, – хмурится мама, – меньше в интернете сидеть надо, больше стараться и не пропускать занятия. Лидия Николаевна мне звонила. Говорила, что ты отменила несколько уроков. Это что за выходки, Стефания?
Она так сердита, что отнимает камеры и предупреждает, что до конца экзаменов не вернёт, чтобы Стеша не отвлекалась на ерунду. Ей ещё два предмета сдавать.
Пф-ф, напугала! Неужели и одного дня ей нельзя отдохнуть? Она и с телефона снимать будет, если потребуется.
Сказку она выбирает простую, короткую и без экстрима – «Колобок».
«Жилъ-былъ старикъ со старухой. Вотъ и проситъ старикъ:
– Испеки мнѣ, старая, колобокъ.
– Да изъ чего испечь-то? Муки нѣтъ.
– Эхъ, старуха, по амбару помети, по сусѣчкамъ поскреби – вотъ и наберётся».
Стеша приходит в себя на краю деревни у примитивной изгороди – деревянные столбики и приколоченные к ним жерди. За оградой виднеются тёмные низкие домишки.
Длинная мамина юбка мешает при ходьбе. Она достаёт до щиколоток и почти скрывает кеды со звёздами. Блузка со слишком широким вырезом норовит сползти с плеча, Пёстренькая в розочках косынка развязывается. Стеша приостанавливается, сердито затягивает концы, скалывает вырез блузки булавкой.
Хорошо, что не мешает телефон, прикреплённый к лямке рюкзака держателем, найденным в столе. Она бы и не вспомнила про него, не отними мама камеры.
Стеша похожа на чучело в этом наряде, как она считает. Что делать, остаётся терпеть: в джинсах и с фиолетовыми волосами в деревне при царе Горохе недоразумений не избежать.
– Кажется, мне туда, – машет рукой Стеша. – Я пошла, ребята, пожелайте мне удачи.
Она, путаясь в юбке, перелезает через жердины и идёт по тропинке-змейке. Стайка ребят бегает по улице и кричит: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!» Навстречу попадается крестьянка с коромыслом, на нём тяжело покачиваются деревянные вёдра, стянутые обручами, с верёвками вместо ручек.
Стеша замедляет шаг, чтобы заснять такие интересные вещи.
– Что же это ты, девонька, не здороваешься? – приостанавливается баба.
– Я?
– Али ещё кто рядом есть?
– Но… но я вас не знаю, – теряется Стеша.
– Ну дак и что? Язык-то чай не отвалится!
– Здрас-сте…
– И тебе, девонька, не хворать.
Стеша проскальзывает мимо сердитой бабы. Отчитали, зато кадры какие классные!
– Итак, друзья, мне надо отыскать ту самую избу, в которой живут старик и старуха. Где она, я без понятия. Попробую включить Шерлока Холмса. Они, скорее всего, бедные и одинокие. Сейчас пройду по улице, может быть, найду… Стоп! Кажется, вот она.
Стеша видит, как в одной избушке с заросшей травой завалинкой открываются створки окна. В проёме показывается старушка – божий одуванчик в беленьком платочке, с блюдом в руках. А на блюде лежит круглый хлеб – колобок.
– Я прочитала… – шепчет Стеша, – колобки пекли летом, когда прошлогодняя мука была на исходе, а новый урожай ещё не убрали. Крестьянам приходилось выметать все остатки… Ну, ждём, сейчас начнётся самое интересное!
Она подбирается поближе к окну и делает несколько фотографий, снимает колобка крупным планом. Это самый обычный хлеб. Он преспокойно лежит на блюде и не собирается убегать.
И вдруг – у Стеши радостно ёкает сердце – на хлебной корочке появляются носик-пуговка и рот, мигают два глаза. Вот колобок и стал Колобком.
Он восторженно говорит:
– Ух ты, сколько вокруг всего интересного! А ну-кась, посторонись!
– Это ты мне? – изумляется Стеша.
– Тебе. Нешто тут ещё кто-то есть?
Она в растерянности делает два шага в сторону. Колобок спрыгивает на завалинку, с завалинки на траву, с травы на дорожку.
– Стой, не так быстро! – выходит из оцепенения Стеша и бросается вдогонку.
Он катится по улице, пачкаясь в пыли, мимо играющих ребят, мимо мужиков с косами. Проскакивает между колёс телеги и ловко увиливает от копыт трусящей по дороге лошади. Стеша бежит за Колобком, а за ней с лаем несутся весёлые собаки. Им в радость кого-нибудь догонять.
Впереди показывается лес.
– Эй, Колобок, подожди! Я устала, не катись так быстро! – кричит она, задыхаясь, и слышит насмешливое:
– Как хочу, так и качу-у-у!
– Колобок, Колобок, я тебя съем! – догадывается сказать Стеша.
Колобок замирает, задумывается.
– Нет, не ешь меня, девица. Я тебе песенку спою. – Он запрыгивает на пенёк, как артист на сцену, и поёт:
Я Колобок, Колобок!
По амбару метён,
По сусечкам скребён,
На сметане мешён,
В печку сажён,
На окошке стужён.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
От тебя, девица,
Не хитро уйти!
Стеша, довольная, что успела записать хвастливую песенку, льстит:
– Браво! Ты настоящий поэт! Да и певец – супер. Я знаю, о чём говорю. Наши артисты и петь не умеют, только рот открывают под фонограмму. А ты мог бы сделать карьеру на эстраде.
– Слова твои приятны, хотя и непонятны, – смущается Колобок.
Она достаёт из рюкзака ингалятор.
– Я задохнулась, пока за тобой бежала. Ты бы катился помедленнее, мне надо заснять, как тебя съедят.
– Меня? Съедят? Ха-ха-ха! Насмешила ты меня… как тебя батюшка с матушкой нарекли?
– Стеша. Степанида, как тут говорят.
– Повеселила ты меня, Степанида. Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, я от…
– Знаю, знаю, – перебивает она. – Ты очень самонадеянный. И нахальный… Ой, кто-то бежит!
Стеша отступает, прячется за кустом и наводит камеру на Колобка.
– Как вы знаете из сказки, дорогие подписчики, сейчас появится заяц… А вот и он, смотрим!
На тропу выскакивает серый с белым брюшком заяц. Видит Колобка, застывает столбиком, принюхивается.
– Колобок, Колобок, я тебя съем!
– Не ешь, меня, косой, а лучше послушай, какую я тебе песенку спою.
Заяц поднимает уши, и Колобок поёт куплет, не забывая вставить новые слова: «И от Степаниды ушёл». Та не сдерживается, прыскает. Заяц пугается и петляя убегает в лесную чащу.
– Вот видишь, не съел меня косой! – хвалится Колобок.
– Ты прикольный. Дай мне интервью… ну, расскажи о себе. Смотри сюда, в зеркальце, и рассказывай.
Колобок таращится в телефон, вращает глазами и принимается болтать, что он «по амбару метён, по сусечкам скребён, на сметане мешён, в печку сажён, на окошке стужён». За окном-то птички поют, кузнечики стрекочут. Как здесь усидеть на блюде? Стихи и песенки сыплются из него, как горох из надорванного пакета.
– Довольно, Степанида, мне с тобой лясы точить. Тропа длинна, лес велик. А за лесом… что там, за лесом?
Колобок катится впереди, его румяная корочка становится зелёной от травы.
– Какой он классный! – шепчет Стеша. – Я раньше не задумывалась, как точно в сказке передан характер Колобка. Он любопытный, озорной, талантливый. Жалко, что лиса его всё-таки съест… Скоро будет встреча с волком. Я высовываться не хочу, спрячусь. Волк всё же не пушистый зайчик.
На тропе появляется волк, похожий на большую собаку с неподвижно висящим хвостом. У Стеши мороз по коже дерёт от внимательных и умных волчьих глаз. Он принюхивается – чует запах сдобы. Наверное, зверь очень голоден, если на хлеб зарится.
– Колобок, Колобок! Я тебя съем!
Смотрите-ка, какие в сказке воспитанные животные, предупреждают о своих намерениях.
– Не ешь меня, серый волк, я тебе песню спою.
Колобок снова поёт свою знаменитую песенку и катится дальше. Стеша чуть не упускает его, пережидая, пока волк уберётся восвояси.
– Колобочек, ау! Ты где? – мечется она.
– Туточки я!
Впереди что-то трещит, на тропе появляется огромный медведь с вязанкой хвороста. Идёт – дороги не разбирает, деревья к земле гнёт. Ох, это не добрый Михайло Михайлович с мятными пряниками. Стеша дрожит, приседает за куст дикой малины.