Три дня после её смерти. Сборник мистики
Взаперти
В моей голове что-то происходит. Меняется что-то, безвозвратно. Впрочем, если принять во внимание моё нынешнее положение, удивляться не приходится. Более того, я полагаю, что любой другой на моём месте давно бы уже покончил с собой, если хватило бы духу выстрелить в себя из этого бесполезного куска железа.
Разумеется, есть и другие способы уйти из этого кошмара. Но я уже знаю, что все они также ни к чему не приведут. Кроме того, нет никакой гарантии, что после смерти меня не ожидает точно такой же хаос. Хаос, что теперь окружает меня в этой мрачной преисподней, что я раньше называл своей спальней. А потому желание жить пока что перевешивает желание умереть, хотя эта разница и не существенна. Интересно знать, как именно изменилось бы мнение всех этих страдальцев, недовольных своей жизнью, если бы они увидели всё это.
Пистолет, что я обнаружил в столе своей спальни действительно со мной. Он полностью заряжен и на удивление работает исправно – мне удалось его проверить. Я также уверен в том, что смогу застрелить того, чьи тихие шаги я теперь всё явственнее ощущаю. Если, конечно, это нечто будет иметь плоть, в чём я всё больше и больше сомневаюсь. Да и вряд ли это хоть что-нибудь сможет решить, вместо этих шагов появятся другие.
Всё началось несколько дней, а может, и недель назад. Точнее сказать не могу, я окончательно потерял счёт времени. Да и как можно что-то утверждать, если всё, что тебя окружает – не стабильно? Настенные часы, которых у меня никогда не было, постоянно показывают разное время, если вообще показывают – иногда их и вовсе нет.
В тот день, когда всё это началось, я проснулся рано, на удивление бодрым и полон сил. И хотя изначально мне показалось, что лёгкое головокружение может стать довольно веской причиной для решения остаться дома, я всё же решил, что по дороге на работу я полностью приду в себя.
За завтраком я обнаружил, что еда имеет несколько нетипичный для неё привкус. С немалым удивлением я отметил, что тосты обладали вкусом помидоров, а кофе отдавал приторным вкусом вишни. Вероятно, это был уже достаточный повод для беспокойства, но моё нежелание мириться с подступающей простудой было сильнее здравого смысла.
У входной двери меня ожидала очередная неприятность, если вообще можно было отнести подобного рода чертовщину к неприятностям. Уходя из дома, я взял с комода ключ от дома, что всегда лежал на одном и том же месте. Порядок – неотъемлемая черта моего характера, потому как только стабильность способна гарантировать душевное спокойствие.
Когда я попытался закрыть дом на замок, то с недоумением обнаружил, что ключ вообще не подходил к замочной скважине. Мои тщетные попытки объяснить для себя происходящее ни к чему меня не привели. Что-то подсказывало мне, что лучшим решением в данной ситуации было бы остаться дома, и решить этот странный вопрос.
Но в меру своей беспечности, а может вопреки сгущающимся надо мной тучам, чьи призраки уже тогда можно было ощутить у себя над головой, я всё же отправился на работу. Ценных вещей в моём доме пока что не водилось, а потому все мои беспокойства насчёт замка сводилось лишь к недопониманию относительно сложившейся ситуации.
К сожалению, свежий воздух не пошёл мне на пользу, а лишь усугубил моё положение. Словно в полусне я брёл по улицам города, лишь отчасти узнавая их. Мои рассуждения о том, что всё выглядит вполне обыденным, никак не проясняли мне моего состояния. Ни слабости, ни усталости я не ощущал, скорее наоборот: ясность мыслей, граничащее со странным воодушевлением, совершенно мне не свойственным. Означало ли всё это, что в скором времени меня настигнет какая-нибудь болезнь? Вероятнее всего. Тогда я решил, что лучшим решением будет сообщить о своём недомогании на работе, и вернуться, во всём разобравшись, а также дать себе положенный отдых.
Довольно крупный банк, в котором я работаю, никогда не бывает пустым. Дельцов вокруг и внутри него было всегда предостаточно для того, чтобы проход внутрь был довольно непростой задачей. А потому, придя к главному входу, я был немало удивлён, обнаружив лишь одного угрюмого полисмена, стоящего у закрытых дверей. Когда же я попытался открыть дверь, он велел мне убираться, пригрозив достать дубинку, и воспользоваться ей по назначению. Несколько предпринятых попыток выяснить, по какой причине банк был закрыт, не увенчались успехом: всякий раз в ответ я слышал что-то несуразное, вроде затяжного ремонта, или реставрации кресел.
Вероятно, решил я, что внутри банка обнаружилось очередное хищение и на данный момент проходит расследование, о котором мне нет необходимости знать. А раз моя персона не входит в круг интереса полиции, стало быть, на сегодня, а скорее всего, и на пару ближайших дней, я был свободен.
Таким образом, моё скорое возвращение в дом послужило для меня отличным стимулом для предупреждения болезни, что, как я полагал, давала о себе знать довольно необычным способом.
Мне следовало заняться своим здоровьем незамедлительно, потому как я стал свидетелем ещё некоторых странностей, которых просто не мог себе объяснить. Покидая банк, я обернулся на полисмена, чтобы удостовериться, что он не желает препятствовать моему скорому уходу. Я, помнится, ещё тогда хотел сделать ему довольно едкое замечание насчёт его тона, но слова застряли у меня в горле, а ужас морозом пробежал по коже. На пару мгновений я увидел, что у полисмена не было лица. Конечно, такого просто не могло быть, но я собственными глазами видел, как на пустом лице вдруг появились рот, нос и глаза, недобро смотрящие в мою сторону.
Затем я быстро удалился, так ничего и не сказав. Моё желание поскорей вернуться в дом, было вызвано не столько увиденным потрясением, и не столько ожиданием чего-то дурного. Быстро шагая по улице, я вдруг обнаружил, что многие, если не всё, поглядывают на меня. Все эти люди, спешащие по делам и проходящие мимо, словно бы следили за мной. И как будто знали, о чём я думаю.
Разумеется, все эти мысли были вызваны моим дурным самочувствием, а любопытство случайных прохожих было вполне естественно, так как мой бледный вид действительно мог притягивать чужие взгляды.
К чаю с мёдом я добавил немного хорошего виски, что должно было послужить идеальной почвой для быстрого и крепкого сна. Мои мысли, ясность которых не всегда давались мне с большой лёгкостью, уже на тот момент были довольно спутаны. Как иначе тогда можно было бы объяснить, что я совсем забыл позаботиться о замке, что стал одной из причин моего недоумения. Лишь потом я понял, что его неисправность была минутным наваждением – всё работало исправно. Хотел бы я сказать так о своём рассудке.
Вечером того же дня я не смог обнаружить существенных улучшений в своём состоянии, что означало лишь то, что мой организм нуждался в куда более длительном отдыхе. Сон, на целительную силу которого я полагался, не дал мне никаких результатов. Более того, я стал задаваться вопросом: действительно ли я спал, или мне это лишь показалось?
Размышляя о сложившихся обстоятельствах, я направлялся на кухню. Проходя через прихожую, мой взгляд вдруг остановился на комоде, который уже не первый год стоял на этом месте и довольно хорошо вписывался в интерьер дома. Я встал на месте и уставился на него в полном недоумении. Цвет комода был бледно-жёлтым, тогда как моя вполне удачная покупка на аукционе имела благородный дубовый цвет, в чём я нисколько не сомневался.
Изучив комод детально, я не смог поверить тому, что обнаружил. Мысли о том, что это был просто чей-то нелепый розыгрыш с подменой мебели, больше не имели под собой никаких оснований. Две не сильно заметные царапины, которые я поставил по своей же неосторожности при перемещении, были на месте. Были на месте и некоторые документы, что я хранил внутри комода. В тот момент меня бы успокоил обнаружившийся слой краски на мебели, но как я ни старался её отыскать – всё было тщетно. Однако вскоре я забыл и об этом.
Бросив беглый взгляд на бумаги, я с ужасом понял, что не в состоянии прочесть ни одну из них. Буквы, что были напечатаны строгим почерком старой печатной машинки, были мне совершенно незнакомы. Витиеватые закорючки, с замысловатыми символами не несли для меня ни малейшего смысла.
В ступоре, я отложил бумаги в сторону и побрёл в гостиную. Какова природа болезни, что терзает меня?
В гостиной я хранил множество книг, в том числе и медицинской тематики. Нередко я прибегаю к услугам того, или иного тома для детального анализа своего состояния. Сейчас же я был уверен в том, что помощь специалиста мне просто необходима, однако перед походом к врачу я решил всё-таки заглянуть в одну из книг.
Открыв её, я с облегчением заметил, что способность читать не пропала, и я лихорадочно стал листать справочник болезней, отметая то, что не походило на мой случай.
Так и не найдя ничего путного, я закрыл книгу. Могло ли быть так, что мой рассудок повредился, а я попросту не желаю с этим смириться? Да, такие случаи иногда происходят. Тогда чего ещё можно было ожидать от окружающей действительности? Этого я не знал.
Неожиданно навалившаяся на меня усталость заставила меня повременить с походом к врачу. В любом случае то, что крылось за всем этим наваждением, так просто было не исправить, а потому один день не мог сыграть большой роли в сложившихся обстоятельствах. Кроме того, хотя многое и указывало на то, что мой рассудок был уже не в порядке, я имел на этот счёт свои мысли.
Надо отметить, что желания спать у меня не наблюдалось, и всё же закрыв глаза, я тут же провалился в непроницаемую темноту. Моё желание хоть ненадолго забыться, не осуществилось: меня ждало новое потрясение – сознание не уснуло вслед за телом. Я, словно облако, завис в тёмном пространстве и смотрел вперёд, не имея возможности даже пошевелиться. Страх ледяным туманом сковал меня. Сколько именно я провёл в таком состоянии, сказать не осмелюсь. Знаю только, что когда мой ужас достиг предела, я вскочил с кровати в своей комнате.
Мне хотелось бы поверить в то, что всё случившееся было лишь дурным сном. Что столь насыщенные ощущения реальности иногда всё же могут посещать человека в виде причудливых и своеобразных сновидений. Моя крохотная надежда на подобного рода чудо, не оправдалась. Немилосердная действительность обрушилась на меня, едва я повернул голову в сторону окна.
Сложно передать те эмоции, что я испытал, тупо глядя в глухую стену, в которой ещё совсем недавно были окна. Вот по какой причине в комнате стояла почти непроглядная тьма. Волосы на моей голове зашевелились, теперь я был окончательно уверен в своём помешательстве.
Не знаю, сколько времени я простоял напротив стены. Может оказаться, что и не один час. Из оцепенения меня вывел тревожный стук шагов. По лестнице кто-то поднимался.
Словно в лихорадке, я бросился к прикроватной тумбе, и тут же обнаружил её отсутствие. На её месте стоял широкий стол с ящиком. Я открыл ящик, в надежде обнаружить свой нож, но его там не было. Вместо ножа лежал револьвер.
Несмотря ни на что, находка оказалась удачной, да к тому же барабан револьвера был полон. Между тем звук шагов приближался.
Я бросился в дальний угол комнаты, прицелившись револьвером в дверь. Кто бы это ни был, он не имел права находиться в моём доме. А значит, я имел все основания спустить курок, если вдруг я решу, что это необходимо. А действительно ли я находился в собственном доме?
Шаги стихли прямо за дверью. Ручка двери дёрнулась и медленно стала опускаться. Сквозь кромешную тьму я с ужасом наблюдал за происходящим. Дверь тихо отворилась, на пороге никого не было.
Не выдержав такого напряжения, я вскрикнул, и тут же выстрелил в пустоту. Оглушительный звук сотряс стены, затем наступила тишина.
Я сидел и смотрел в дверной проём, пытаясь понять: кажется ли мне, или и правда на пороге виднелся размытый силуэт. Но вероятней всего, это был лишь призрак моей душевной болезни, как и всё остальное.
Тяжело дыша, я поднялся на ноги. Сжимая револьвер в руках, шатающейся походкой я направился к двери. Выставив оружие вперёд, я выглянул в коридор. Первое, что бросилось мне на глаза – его неестественная длина. Дверей по обеим стенам не было вовсе, а в полу я обнаружил огромную дыру. Что-то было ещё на периферии зрения, но я никак не мог уловить, что именно. И когда мне удалось это сделать, моё сердце едва ли не разорвалось от ужаса. Над лестницей, у самого потолка из тьмы на меня смотрело бледное перекошенное лицо.
Я резко отпрянул, и тут же выстрелил в потолок, совершенно не целясь. Захлопнув дверь в комнату, я попытался сдвинуть к ней стол, но сделать этого мне не удалось – стол словно бы прирос к полу. Тогда я забрался под него, судорожно отсчитывая количество патрон. Где-то внизу раздался скрежет металла об металл. И только теперь я обратил внимание, что в комнате стало светлее. Выглянув из своего укрытия, я удостоверился, что свет исходит из появившегося окна.
В голову пришла мысль, не столь блистательная, но имеющая под собой основание на существование. Я встал и подошёл к окну, бросив быстрый взгляд на улицу. Снова бросилось в глаза то, что это была вовсе не та улица, на которой я провёл половину своей жизни, и знал, как собственную историю жизни. Я словно бы видел эту улицу под другим углом, совершенно другими глазами.
Окно оказалось глухим, а потому мне пришлось идти на отчаянный шаг. И так как в комнате больше не было ничего более подходящего, я стал стучать в окно рукоятью револьвера.
Раздался характерный звук бьющегося стекла, и осколки посыпались на пол. Выглянув наружу, я тут же усомнился в правильности своих действий: земля казалась значительно дальше, чем должна была быть. Тем не менее я перегнулся через край, и, ухватившись за оконную раму, повис над землёй. Бросив последний взгляд себе под ноги, я в ужасе увидел, что земли внизу больше не было – я завис над пропастью.
Я попытался подтянуться обратно, но сил на это у меня больше не оставалось, и мои руки разжались. Я полетел вниз, и меня тут же окутал мрак. Револьвер вылетел из моего кармана и тоже пропал.
Не знаю, сколько времени прошло до того момента, когда я понял, что я всё ещё жив. Более того, я с изумлением обнаружил себя, сидящего под столом в своей спальне. В каких адских кругах находится мой разум, и как скоро я смогу отсюда выбраться?!
Я вылез из-под стола и открыл ящик. Внутри снова лежал револьвер. Больше я не пытался покинуть эту комнату, совершенно потеряв надежду на то, что это что-нибудь даст.
И вот теперь я пришёл к ошеломляющим выводам. Ни к тому, что всё вокруг не настоящее. И ни к тому, что моё ментальное состояние больше не имеет ничего общего с состоянием обычного человека. Моё открытие заключалось в том, что я всё ещё не проснулся, и не имею никакого понятия о том, когда, наконец, это произойдёт. И произойдёт ли вообще.
В мою дверь кто-то громко стучится.
Тишина на лезвии клинка
Глава 1
Мрачный двухэтажный дом, что стоит особняком от тихого городка П, долго хранил свои секреты. Его одинокий жилец – угрюмый старик Максимилиан последние свои годы отличался нелюдимостью и вёл затворнический образ жизни. Некоторые приписывали это неудачному месторасположению дома, но большинство сходились в том, что с самим хозяином последнее время было что-то не так. Какие-то перемены в его душе произошли на закате дней старика, и он оборвал всякие знакомства, уйдя с головой в одиночество.
Как оказалось, свой досуг он проводил за письмом. Его рабочий стол на первом этаже оказался весьма достойной заменой кабинету второго этажа. Очевидно, что годы со временем стали забирать своё, и посещение второго этажа стало непосильной задачей для старика. Впрочем, свои записи он продолжал с завидной упорностью, что не могло не заинтересовать меня, как нового владельца этого ветхого дома.
По началу, я и думать не мог, что очень скоро стану настоящим заложником дневников Максимилиана. Однако едва начав чтение, я обнаружил, что оторваться от написанного было довольно сложно, хоть и фантазия писателя уж слишком преобладала над реальностью. Приведу некоторые особо значимые записи старика.
“Однажды его найдут, и уж тогда точно мир погрузится в неизъяснимый ужас. Мой долг – сделать всё, чтобы это случилось как можно позже”
“Нет, я не верю деду. Не мог он хорошо утаить этот проклятый клинок. Ещё мальчишкой я прекрасно знал, куда он прячет своё ружьё от меня”
“Нужно найти клинок и перепрятать, пока не случилось непоправимого”
“Ничего не нашёл. Продолжаю поиски”
“Должно быть, он всё же хорошо постарался, чтобы никто не нашёл эту проклятую вещицу. Возможно, мне не стоит продолжать искать”
“Поиски окончены. Всё-таки, я нашёл его”
“Всё так, как и рассказывал мне дед – клинок сверкает и притягивает взгляд. Я помню об осторожности, я знаю, что может случиться. Но ведь это даже хорошо, что его нашёл я, а ни кто-нибудь другой. Выходит, что дед всё же не достаточно хорошо позаботился об этой опасной вещице, а потому это придётся сделать мне”
“Никак не могу придумать, куда его спрятать. Всякое место кажется мне в высшей степени не надёжным”
“Ничего достойнее этого не придумал, а потому попытаюсь скрыть всякие следы об упоминание клинка. Эти записи придётся сжечь, хотя едва ли они несут в себе хоть какую-нибудь подсказку”
Вот такого рода рассуждения занимали старика на протяжении долгих страниц его записей. Он писал, что ему тревожно от непосредственной близости клинка. Это беспокоило его, не давало расслабиться. И главное, писал старик, слишком уж тихо стало по ночам.
Если верить записям, некий клинок и правда был спрятан где-то тут, в доме. Впрочем, могло и оказаться, что потайное место находится где-то в окрестностях дома.
Дальше старик ещё много писал об ухудшающемся самочувствии, в чём неоднократно винил свою связь с описанным выше клинком. Он подмечал, что сон его стал значительно хуже, что постепенно стал теряться слух. Его рассуждения о том, что старость не могла так быстро подобраться к нему, казались вполне логичными, ведь манера письма Максимилиана не давала усомниться в его крепком уме и хорошей памяти.
“Несмотря на всю предосторожность, проклятие клинка не миновало и меня. Дом наполняется тишиной. Природа отторгает это место, мне некуда от этого деться. Вероятно, это и есть моя плата за то, что я потревожил этот древний артефакт. Что ж, я принимаю её. Теперь мне остаётся лишь помолиться о том, чтобы его больше никто не потревожил”
“Слишком тихо. Дом совершенно пуст и неподвижен. Воздух отравлен тишиной. Мне тяжело вдыхать”
Последние записи старика были написаны неровным, трудно читаемым почерком. Он писал, что силы покидают его тело, а он даже не потрудился сжечь свои записи. Некоторые страницы его текстов были порваны, но это не помешало мне восстановить их и прочесть. Старик явно был напуган чем-то. Он писал, что боится того, куда ему придётся проследовать после смерти. И не таится ли по ту сторону его жизни искупление той тишиной, что была заперта его руками в тайном месте.
“Главное – это не дать клинку вкусить ни даже капельки крови хотя бы сотню, а то и пару сотен лет. Тогда, возможно, всё и обойдётся”
“Крик. Отдал бы всё за возможность кричать. Тайное блаженство скрыто в переливах музыки. Услышать бы. Всё, что я чувствую – это неумолимое приближение смерти. Тишина снаружи, тишина внутри. Это дьявольская пытка. Я не могу это терпеть”
Больше записей найти не удалось. Старик явно торопился записать последние строчки. Он умер прямо тут, за столом, сидя в кресле просторного зала. После некоторых расспросов не слишком словоохотливых соседей, мне удалось узнать, что врачи установили остановку сердца. Странно было сопоставлять беспорядок в доме, устроенный стариком незадолго до его кончины, с его ухудшающимся здоровьем.
Когда я подписывал бумаги после окончания торгов, меня сразу предупредили, что внутри дома никто ничего не трогал. Причину этому мне не назвали, однако мне не составило большого труда узнать, что дом старика последнее время обходят стороной не просто так. Не нравилось это место местным жителям, что-то было с ним не так.
Начальная цена торгов была не большая. Но каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что в торгах участвовал лишь я один. Дом достался мне почти что даром.
Как оказалось, внутри и правда царил полный бардак. С первого взгляда было сложно представить, что внутри проживал местный интеллигент. Куча битой посуды, вывороченные дверцы шкафчиков, разбитые стёкла – всё это говорило в пользу нарастания душевных страданий Максимилиана, а вовсе не стариковской немощи.
Глава 2
Разумеется, всё прочитанное мною не произвело на меня особого впечатления. Мало ли что могло взбрести в голову старику под конец его жизни. Всё это было бы мной и вовсе забыто, если бы не одно странное обстоятельство.
Привести дом в порядок в полной мере своими силами было практически невозможно, но справиться с выполнением уборки я мог и сам.
Когда я стал чистить камин, то моё внимание привлёк клочок бумажки, который запал в углубление внутри камина справа. Он практически полностью догорел, но в какое-то время, очевидно, затух. Я бы и не вздумал изучить содержимое этого клочка бумаги, если бы вдруг мне не пришла из памяти одна из записей старика:
“Карта сожжена, теперь только я один и знаю, где находится чёртов клинок. А уж я-то никому не скажу о нём, в могилу унесу с собой эту мерзкую тайну”
Что ж, по всей видимости, так оно и вышло. Ни взирая на то, что на поверку именно картой и оказалась эта почти сгоревшая бумага, большой ценности она всё равно не несла. Да, я мог различить на обугленной поверхности обугленной бумаги чёрный крест, и даже мог видеть примерные ориентиры, в какую сторону нужно двигаться. Однако всё это имело не больше смысла, чем поиски оазиса в пустыне, потому что отправная точка была безвозвратно потеряна.
Я уже хотел было швырнуть клочок обратно в камин, как вдруг меня пронзила внезапная догадка. И правда, мои глаза обнаружили на карте некий объект, который был небрежно подписан рукой Максимилиана: “раскидистый клён”
Ну и что с того? Сад дома почившего старика был довольно примечательный, в нём легко можно было заплутать, не имея представления, где он заканчивается, а где начинается лес. Но то, что пришло мне в голову, было настоящим озарением. Дело в том, что я знал наверняка, какой именно клён имел в виду старик. А всё потому, что направляясь к своему новому имению я обнаружил, что главные ворота были заперты. Тогда мне пришлось идти в обход, пролезая через невысокий забор и продираясь сквозь буйные заросли кустарника. Вот тогда-то я и приметил довольно необычную форму крупного клёна, который немного, но всё же выделялся на фоне остальных деревьев.
Если принять за истину мои предположения, то выходило так, что в моих руках была единственная в мире инструкция того, как найти некий описываемый стариком клинок.
Внезапно мне стало смешно. До какой же степени я стал внушаемым, если на меня подействовали все эти записи Максимилиана, и почему я так настойчиво последние дни обдумываю написанное им откровение.
Сказать по правде, эти два дня, проведённые в старом доме действительно подействовали на меня угнетающе. Две ночи подряд мой сон был до невозможности чуток. Я то и дело просыпался от странного ощущения того, что вокруг было что-то не так. Поначалу было сложно определить, что именно, но повторно изучив записи старика, я понял.
По ночам было слишком уж тихо. И когда я обратил на это внимание, то обнаружил, что и днём так редко теперь слышу привычные уху звуки. Ни пения птиц, ни случайного голоса с улицы. Даже деревья на ветру качались бесшумно.
Словом, всё это было довольно непривычным и странным. Может быть, именно поэтому, я не осмелился выбросить жалкий клочок бумаги, жирный крест на котором карикатурно напоминал иллюстрацию к какому-нибудь рассказу о пиратах и их сокровищах.
И вот, спустя день, когда мне удалось навести хоть какой-то намёк на порядок, я поймал себя на мысли, что постоянно думаю о сокрытом в земле клинке. То, что он был именно зарыт, я не сомневался. Судя по карте, именно в пышном саду, среди высоких деревьев Максимилиана он и был закопан. Конечно, старик мог заложить клинок в дупло дерева, или попытаться подвесить его, но оба этих метода не выдерживали никакой критики.
Так ли много надо человеку, чтобы он всю голову себе сломал над какой-нибудь чепухой? В моём случае в сад старого дома меня погнало моё собственное любопытство, когда оно, наконец, перевесило здравый смысл. Почему бы не убедиться в том, что написанное стариком не имеет под собой никаких оснований, и уже перестать думать об этом, подумалось тогда мне.
По пути в сад я обнаружил в земле лопату. По всей видимости, она пролежала тут очень давно и вся проржавела. Трава оплела её, черенок прогнил. Но несмотря на это, лопата обещала ещё послужить некоторое время.
Интересно, раздумывал я, не этой ли лопатой орудовал старик, когда закапывал свою тайну? Эта мысль одновременно и рассмешила меня, и ужаснула.
Немного поплутав по саду, я, наконец, наткнулся на раскидистый клён. Аккуратно достав обрывок карты, я принялся вычислять правильное направление, что оказалось не такой уж и простой задачей. Тем не менее вскоре я направился по пути, начерченному рукой старика, пока не наткнулся на очередное дерево, что означало, что я двигался в верном направлении. Повернув направо, я продолжил свой путь, отмеряя метры широким шагом. Следующее дерево предписывало мне повернуть налево, что я и сделал. Через десять метров я обнаружил ещё один клён, который я должен был обойти. Через два метра после него на карте стоял жирный крест.
И тут меня ожидала довольно странная картина. Сказать, что старик не пытался спрятать следов своих деяний я никак не могу. Но уж слишком бросались в глаза трио камней, что стояли именно там, где был скрыт описываемый кинжал.
Но когда я убрал камни с почвы, я понял, почему Максимилиан их тут оставил. К слову сказать, хорошенько оглядевшись, я понял, что старик и правда старался скрыть свою тайну. В саду виднелись и другие камни. И только теперь я понял, зачем они были нужны.
Старик надеялся, что расставив камни таким образом, он создаст иллюзию того, что картина его сада подверглась некоему подобию необычной экспозиции, которая едва ли вызовет вопросы у того, кто обнаружит именно эти камни.
Булыжники скрывали под собой клочок лысой земли, на которой уже давно ничего не росло. Большой чёрный прямоугольник настолько выбивался из общей картины сада, что даже постороннему человеку это место могло бы показаться весьма подозрительным.
Глава 3
За всю мою жизнь мне не доводилось копать землю с таким усердием и даже с трепетным воодушевлением, как теперь. Пусть я и не до конца верил, что мои поиски увенчаются успехом, я всё же не мог обойти стороной настолько вопиющий шанс убедиться в правдивости записей старика. Не знаю точно, сколько времени прошло с тех пор, когда я приступил к работе, но когда лопата, наконец, ударилась о нечто твёрдое и определённо инородное, я уже достаточно был выбит из сил. Немного расчистив находку, я смог отметить, что записи старика всё-таки имели под собой некую основу. Прямо из земли наружу торчала крышка довольно массивного и на вид крепкого сундука.
Надо ли говорить, что как только я обнаружил это, я стал работать с удвоенной силой. Теоретически, я знал, что должен скрывать этот сундук. Однако я никак не мог поверить в то, что внутри я обнаружу только тот самый клинок, и больше ничего.
К закату дня стало ясно, что всё не так просто, как мне казалось. Мне удалось откопать сундук, но сдвинуть его, а тем более оторвать от земли было невозможно. Из этого я сделал вывод, что сундук имеет менее очевидную форму, и, скорее всего, закопан более основательно благодаря ей. Кроме того, два массивных замка, что висели на запорных механизмах сундука, обещали стать серьёзной преградой для его открытия. В одном из них торчал обломок ключа, словно бы специально оставленный там, чтобы помешать любому, кто захочет заглянуть внутрь сундука.
Когда солнце окончательно село, я принёс лампу, и стал копать дальше. О том, чтобы бросить свою работу не было и речи. Слишком близко я подобрался к мрачной тайне Максимилиана.
Ближе к полуночи мне всё же удалось выволочь сундук из земли. Это стоило мне не малых усилий, но то, что я обнаружил под ним вызывало как восхищения, так и вопросы. К сундуку были приварены металлические трубки, уходящие во все стороны вниз, наподобие корням дерева. Это было лишней тратой времени, как для меня, так и для старика. Но его выдумку я всё же смог оценить по достоинству.