Вы все мои

ГЛАВА 1. Дом, милый дом

«Одни кричали:

– Это наша земля!

Другие:

– Это наша земля!!!

Земля прошептала:

– Вы все мои…».

Надежда Коноваленко

Мелкий моросящий дождь шуршал по опавшим листьям, выбивал частую дробь на крыше автомобиля, стучал по полям его шляпы и новому пальто. Шили в Ватикане на заказ, сидело как влитое. До того, как попало с ним под ирландский дождь, разумеется.

– Это оно? – спросил Курт.

Детектив Барри О’Салливан выбрался из-за руля, хлопнул дверцей автомобиля и тяжело оперся о мокрый капот, нервно дёргая сигарету из портсигара. На тёмную громаду старого особняка, возвышавшегося перед поздними посетителями, О’Салливан подчёркнуто не смотрел.

– Вы же сами просили, – буркнул ирландский коллега, прикуривая от вспыхнувшего огонька зажигалки, – сразу к месту. А я ведь предлагал вначале в паб, обсохнуть, выспаться с дороги, да с утра и…

– Можете подождать в машине, – вежливо предложил Курт.

– Вот ещё! – вспыхнул О’Салливан, злобно выдыхая дым. – Сейчас докурю, и вместе пойдём. Стемнеет скоро, куда вы в одиночку?

– У меня есть фонарик.

– Нет, ну какого дьявола тащиться в проклятый дом на ночь глядя!..

– Я хотел его осмотреть как раз в полночь.

О’Салливан пробормотал что-то на ирландском, судя по экспрессии – не слишком деликатное – и бросил окурок в осеннюю жижу из мокрых листьев и грязи.

– Служебное рвение – это, конечно, хорошо, – наконец снизошёл до цензурного ответа О’Салливан. – Но если с вами что случится, ваш департамент нас строем на эшафот отправит, а с меня начнут. Даже отца-инквизитора выделят, не поскупятся.

– Полно вам, Барри, – миролюбиво отозвался Курт. – Вы же сами говорили, что всё это суеверия. Какая первая версия гарды*? Бандиты?

(*Гарда – ирландская полиция).

– Тут не всё так просто, – мрачно отозвался О’Салливан, подходя к тихому особняку. – Местные в один голос кричат, что без магии не обошлось.

– Иначе наш отдел и не потревожили бы, – согласился Курт, пока ирландский детектив воевал с ключами и старым замком. – В доме сильно натоптали?

– Нет, – налегая на дверную ручку, отозвался О’Салливан. – Только тела забрали. Народ наотрез отказывается сюда идти, так что даже кровь с паркета, кажется, не отмыли.

– Хорошо, – ободрился Курт. – Будет, с чем работать.

Ветхие на вид двери оказались неожиданно тяжёлыми: им пришлось налегать на створки вдвоём, чтобы заржавевшие петли провернулись, нехотя сдаваясь грубой мужской силе.

Изнутри пахнуло стылым воздухом, пылью и тошнотворным запахом застарелой крови.

– Ну… это совершенно точно не бандиты, – с порога определил Курт, подсвечивая холл фонариком.

Мебель в старом особняке оказалась ветхой и старомодной, зато на полках и за стеклянными дверцами мерцали тусклым серебром кубки и статуэтки, светились призмы и хрустальные люстры, а на стенах с потемневшими от времени обоями висели картины в позолоченных рамах. Курт немного разбирался в искусстве и мог бы поспорить, что некоторые из работ являлись оригинальными. Грабители такими тонкостями совершенно точно не тревожились бы, и попросту прихватили бы всё, что не приколочено.

– Хороший домик, – одобрил Курт, ступая на скрипнувшую половицу. – Темно только.

– Покойница так и не провела электричество, – пробормотал Барри, щёлкая своим фонарём. – Говорил же, надо утром…

– Нечисть просыпается в полночь.

Хлопнули тяжёлые створки за их спинами.

На верхних этажах что-то с грохотом отвалилось.

О’Салливан подпрыгнул, выпустил фонарь из рук и ёмко выразился.

– Сквозняк, наверное, – ровно предположил Курт, поднимая фонарь с пола и передавая его напарнику. – Осмотримся? Не переживайте, Барри: если здесь замешана магия, я это почувствую. Даже хорошо, что вы тут – проследите за всем лично. Вам ведь тоже отчёт сочинять?

Ирландский коллега долго, со свистом, выдохнул через сжатые зубы.

– Вот и мне велено писать каждый день, – пожаловался Курт. – Чтобы ни детали не упустить.

– Ну, ваше начальство далеко, – оглядываясь и передёргивая плечами, отозвался О’Салливан. – А моё в паре часов езды, в Дублине. Мне по шее настучат скорее, чем вам.

– Беда, – согласился Курт. – Но вы только посмотрите, сколько здесь ценных вещей! И ничего ведь не тронули. Имеется опись имущества?

– Опись имеется, но сверку никто не делал, – пробурчал ирландский детектив. – Старуха Мюррей никого не пускала в дом до последних дней. Местный монастырь выделил послушницу, та присматривала за покойницей до самой кончины. Особняк пустовал пару месяцев – до тех пор, пока наследники не заявились. Может, они и сверяли побрякушки по списку – да как теперь узнать…

– А после происшествия?

– После убийств сюда никто не совался.

Курт задумчиво прошёл по холлу и обернулся, выхватывая лучом фонаря запертые входные двери.

На тяжёлых створках красовались жирные коричневые полосы, размазанные от пола до самой дверной ручки, а на тёмном полу остались полустёртые очертания человеческого тела.

– Кто-то почти выбрался, – подметил Курт.

Барри оглянулся и торопливо отошёл от окровавленных дверей.

– У меня есть схема расположения тел, когда их нашли, – сглотнув, просветил коллегу О’Салливан. – Если интересно.

– Интересно. Попозже.

Курт прошёл из холла, подсвечивая засохшую кровь фонариком. Жирный след вёл в гостиную и терялся под старым ковром. Перед диваном, на камине, остались ещё очертания, набросанные мелом.

– Трое, – сосчитал Курт, присаживаясь на корточки.

О’Салливан мрачно кивнул.

– Всего семеро, – предвосхитил он следующий вопрос ватиканского особиста. – Ещё трое наверху.

– Выглядит как обычная поножовщина.

– Побойтесь Бога, Леманн, – возмутился О’Салливан. – Тут же были женщины и дети!

– Может, не поделили наследство? – задумчиво проронил Курт, снимая перчатку.

Под ладонью завибрировало, отозвалось неприятной дрожью в теле.

– В городе утверждали, будто родственники и впрямь не ладили. Каждый тянул на себя и утверждал, что у них-то прав побольше, чем у тех, других. Поэтому они вроде как договорились продать дом, а затем поделить деньги. С какого рожна им резать друг друга?

Курт поднялся, надевая перчатку, и молча направился к лестнице. Ирландский коллега нехотя последовал за ним.

– Ещё один, – посчитал Курт, остановившись между этажами и указав на очертания тела на площадке. – Ребёнок?

– Американцы притащили с собой четырнадцатилетнюю дочь.

Курт нахмурился и продолжил подъем. Лестница оказалась старой, скрипела на каждом шагу, отдаваясь эхом по пустому особняку. Четыре спальни по обе стороны от лестницы были закрыты. Курт дёрнул первую ручку, заглядывая внутрь. Взгляд тотчас зацепился за кровавое пятно на разорённой постели и очертания, сделанные в этот раз углём.

– Шесть, – подсчитал он. – Где нашли седьмую жертву?

– У окна, – указал на другую спальню О’Салливан. – Женщина пыталась разбить стекло.

Курт заглянул в соседнюю комнату и молча прошёл к окну. Очертания последнего тела он проигнорировал.

– Тонкое, – подметил он, постучав пальцем по стеклу. – Тут разбить – раз дунуть. Почему у неё не получилось?

– Следы ногтей на раме, ушибы на ладонях, сбитые костяшки, – обронил за спиной О’Салливан. – Она совершенно точно пыталась выбраться.

Курт отстегнул перчатку и положил ладонь на ветхую раму. В кисти неприятно кольнуло.

– Все выходы запечатаны. Что за чушь?

– Магия? – тут же встрепенулся О’Салливан. – Значит, кто-то атаковал их магией? Очуметь! А я ставил на грабителей…

– Я не говорил, что их атаковали магией, – поправил Курт, внимательно разглядывая стены и потолок. – Только что на доме лежит заклятие. Не скажу, какое, я не колдун. Но вот эта полупрозрачная плёнка…

– Я ничего не вижу.

– Дом как будто живой, – завороженно протянул Курт, разводя руки в стороны. Пальцы задели обветшалые обои, и он тотчас с шипением отдёрнул кисть, растирая зудящие ладони.

Из коридора раздался грохот.

Барри снова вздрогнул, выругался и рывком выхватил из кобуры табельное оружие.

– Вы как хотите, Леманн, а я безоружным здесь ходить не буду, – не то предупредил, не то пригрозил О’Салливан.

Курту табельное оружие не выдали, так что неважно, что он там хотел.

– Отсюда, – шёпотом подсказал Барри, когда Курт вышел вслед за ним в коридор с фонариком наперевес. – Из подсобки…

– Может, крысы? – предположил Курт.

В ответ в дверь глухо ударили изнутри.

О’Салливан спустил ещё одно нехорошее словцо и взял дверную ручку на прицел.

– В прошлый раз, когда вы здесь находились, что-то подобное случалось? – поинтересовался Курт, подсвечивая дрожащую створку.

– Нет, – сквозь зубы процедил Барри. – В тот раз мы с оперативной группой приехали в полдень. А вас принесло сюда на ночь глядя!

– Значит, меня приветствуют, – коротко рассмеялся Курт и взялся за дверную ручку.

Луч фонаря выхватил сваленные коробки в тёмной подсобке, заваленные старьём стеллажи – и жуткую маску с клыками, прибитую к стене.

– Господи Иисусе, – пробормотал Барри. – Я этой дряни в прошлый раз не видел.

– Значит, кто-то всё-таки побывал в доме после отъезда вашей опергруппы? – шагая внутрь, уточнил Курт. – Ух ты! Да это же маска древних ацтеков. Мисс Мюррей обладала недурным вкусом…

Подсобка дрогнула, и Курт инстинктивно прикрыл голову руками. Вовремя, потому что с верхней полки слетели глиняные урны, обиженно звякнули, столкнувшись с фонариком и локтями заезжего гостя, и щедро осыпали его голову горстями пепла.

– Прах, – побледнел О’Салливан, подаваясь назад. – Выходите оттуда, Леманн!

Курт закашлялся, отряхиваясь от чужих останков, обернулся к напарнику и рухнул ничком на пол, когда его без церемоний приложили по затылку.

Выбитый из руки фонарь покатился по засыпанному прахом полу.

В коридоре дико закричал О’Салливан, раздался звук выстрела и глухой звук падающего тела. Курт вскочил, потирая ушибленную голову, оценил летавшую по коридору маску с призрачным хвостом, рухнувшего без чувств Барри, отлетевший пистолет, вонь пороха, собственное окончательно изгвазданное пальто, и неожиданно рассердился.

– А ну замри, – потребовал он, выхватывая массивный крест из-под ворота. – Именем Господа нашего…

– У тебя нет власти изгнать меня, – нагло заявили из-за маски, но беспорядочный полёт по коридору прекратился. – Вещица у тебя, конечно, ценная, но сам ты – как есть самозванец!

– Кто бы говорил, – нахмурился Курт. – Назови себя, нечисть!

– От нечисти слышу! – возмутился призрак, отбрасывая бесполезную маску на пол. – И в отличие от тебя, я-то прекрасно знаю, с какого конца за крест хвататься! Да я таких, как ты, толпами валил!

Ацтекская маска прокатилась по половицам и сорвалась с лестницы, глухо и печально бухая о ступеньки. Курт проводил её долгим взглядом, поднял с пола фонарик и коротко уточнил:

– А таких, как погибшие наследники?

– Не вешай на меня всех собак, светлячок, – отрезал призрак, зависая над полом. Судя по ряби, пробегавшей по его силуэту, он отчаянно пытался вернуть нужную форму. – Я тут вообще ни при чём! Да я с самой кончины старушенции из подсобки не вылезал!

– Оплакивал?

– Бесновался, – признался призрак, принимая наконец подобие человеческой формы. Почему-то в рясе и с арбалетом за плечом. – А ты бы что делал, если бы какая-то пигалица зашвырнула меня – меня! – в дрянную подсобку, и с перепугу двойную печать на дверь хлопнула?

– Какая пигалица? – уточнил Курт основное, присаживаясь на корточки рядом с Барри. Напарник дышал, хотя и находился в глубоком обмороке. – И почему ты сейчас вырвался?

– Так ты своими побрякушками печать и сорвал, – призрак обличающе ткнул в него пальцем. – Нормальные люди эту подсобку хоть трижды на день могли открывать, мне оттуда всё равно было не вырваться. Ну и… ночью ко мне никто не лез, а днём, сам понимаешь, в моём теперешнем состоянии мне не рыпнуться. Не с печатью на шее – точно.

Курт задумчиво посмотрел на распятье с частицей Святого Креста, оставленное ему куратором в Ватикане, заправил его обратно под рубашку и провернул чётки святого Марцеллина* на запястье, одёргивая рукав так, чтобы любопытный призрак не подсматривал.

(*Святой Марцеллин, по преданию, изгонял бесов).

– Как зовут тебя? – вздохнул Курт, поднимаясь с корточек.

– Рафаэль, – помедлив, буркнул призрак. – Встречный вопрос: как насчёт помочь мне, светлячок?

Курт удивился.

– Ты, между прочим, главный подозреваемый, – просветил он наглого призрака. – Или в доме ещё есть неупокоенные души?

– Есть, – хмыкнул Рафаэль. – Ты, например.

Курт огляделся и направился к ближайшей спальне. Рафаэль сунулся следом, но тотчас отлетел, когда Курт вышел наружу с покрывалом.

– А ты заботливый, – оценил призрак, когда Курт накрыл бесчувственного Барри, подоткнув концы так, чтобы напарнику не поддувало на холодном полу. – Так поможешь или нет?

– А ты на вопросы отвечать будешь или нет? – в тон ему отозвался Курт, приоткрывая дверь в последнюю комнату.

Та оказалась рабочим кабинетом, так же заваленным всяким хламом вперемешку с ценными вещами. Курт прошёл внутрь, оглядываясь по сторонам.

– Так я отвечаю, – возмутился Рафаэль, метнувшись следом. – Когда я хоть раз промолчал?

– Нечисть в доме, кроме тебя, ещё имеется? – Курт резко обернулся, так, что летевший за ним Рафаэль врезался в него всем призрачным корпусом.

Лицо обдало вязким холодом.

– М-м, почти поцелуй, – хмыкнул Рафаэль, подавшись назад. – Ладно, светлячок, шутки в сторону. Кроме покойницы и меня, других тварей в доме нет. Ну или… не было до твоего появления.

– А за последние месяцы? – педантично уточнил Курт. – Как долго ты провёл в подсобке? Мог ли кто завестись в пустующем особняке, пока ты сидел взаперти?

– Откуда мне знать? – призрак даже руками развёл. – Если ты не в курсе, светлячок, печать – это такая дрянь, когда тебя запирают почти что в гробу. Я ничего не видел и не слышал за пределами подсобки. Можешь представить, как я счастлив видеть хотя бы тебя…

– Курт, – не дожидаясь очередного «светлячка», представился он. – Курт Леманн. Особый отдел ватиканской службы безопасности.

– Особист, значит, – приободрился Рафаэль так, что призрачный арбалет за плечом даже звякнул в такт. – А чего умеешь? Можешь отвязать меня от этого места?

Курт покосился на исполненное надежды лицо призрака и занялся камином. Время близилось к полуночи, до утра они отсюда не уедут, даже если Барри очнётся раньше, а батарейки в фонарике не хватило бы на целую ночь. Да и как бы напарник не окоченел до утра.

– Во-первых, ты всё ещё главный подозреваемый, – отозвался Курт, когда огонь в камине наконец разгорелся. В кабинете сразу стало светлее и теплее. – Я не могу проверить, действительно ли ты сидел взаперти и ничего не видел и не слышал, как на заказ. А вот мотив у тебя был.

– Какой же? – явно заинтересовался Рафаэль, подаваясь ближе к огню.

– Кому, как не тебе, выгодно, чтобы дом оставался пустым? – пожал плечами Курт, усаживаясь на диване. – Не первый ведь подобный случай: кто-то, кого приютил старый хозяин или хозяйка, и кто решил не уходить оттуда, где ему хорошо. Обычно это нечисть, преступник или душевнобольной.

– То есть, я перерезал наследников, чтобы и дальше наслаждаться плесенью и одиночеством? – взвился в воздух Рафаэль, стискивая призрачные кулаки. – Да знаешь ли ты, сколько лет я пытаюсь отсюда выбраться, светлячок?! Ты… нет, ты в самом деле решил, что у меня тут увлекательная жизнь, и мне ничего, кроме этого склепа, не нужно? Спешу разочаровать, особист! Я тут заперт надёжнее, чем в гробу! И если ты думаешь, что я от этого в восторге…

– Откуда ты знаешь про вырезанных наследников?

Рафаэль уничижительно фыркнул под потолком и медленно опустился вниз.

– Во-первых, ты сам спросил, – напомнил призрак, усаживаясь рядом с Куртом на диване. – Во-вторых, я не слепой и вижу пятна крови. Сейчас, когда ты меня выпустил из подсобки – вижу по всему дому. Резня тут случилась и в самом деле знатная, но я к ней отношения не имею. Ты взял неверный след, Курт Леманн.

– Возможно, – не стал спорить Курт, пока Рафаэль выжидал, разглядывая его практически в упор. – Но я всё равно не могу отвязать тебя. Начальство потом шкуру спустит. Ты ведь если не подозреваемый, то, по крайней мере, свидетель. А если не свидетель, то улика. Словом, до окончания расследования ничем помочь не могу.

– А после? – не сдавался Рафаэль. – После сможешь?

Курт тяжело вздохнул.

– Покажи, к чему там тебя привязали, – уклонился от ответа он. – Надеюсь, это не любимый носок и не старые портянки.

– Обижаешь, – кольнул его укоризненным взглядом Рафаэль и метнулся обратно в коридор.

Барри О’Салливан, слабо зашевелившийся под покрывалом, увидел промчавшегося перед лицом призрака, глухо вскрикнул и вновь уронил голову на пол.

– Вот!

На колени упал тяжёлый амулет, больше напоминавший женское украшение, чем магический артефакт. Курт повертел в руках металлический цветок, приглядываясь к рунам в основаниях лепестков, и покачал головой.

– Так ведь это не привязка, – сообщил он Рафаэлю, в нетерпении поглядывавшему то на Курта, то на амулет. – Это ловушка. Поглотитель душ. Вот, смотри, руны. Похоже, тебя ждали и готовились, приятель.

Рафаэль со свистом выпустил воображаемый воздух сквозь сжатые зубы и выхватил арбалет из-за плеча, всадив один за другим несколько болтов в портрет, висевший над камином.

– Пр-роклятая старуха…

Курт глянул на невредимый портрет ещё молодой женщины, по которому расплывались призрачные волны, и крепко задумался.

– Ты умрёшь окончательно, если я тебя отвяжу, – сообщил он неутешительные выводы Рафаэлю. – Может, отец Иероним подскажет другой выход? Он мой куратор в Ватикане.

– Благодаря ему ты здесь?

Курт кивнул.

– Тогда пиши ему, – Рафаэль быстро принял решение. – Скажи, я рассмотрю любые варианты. Окончательно умирать мне неохота. Видишь ли, я не могу похвастать святой жизнью до того, как ведьма меня подловила… Словом, маловато шансов на райские кущи в загробном мире.

– Понимаю.

– Я, к слову, убивать её пришёл, – неожиданно сознался Рафаэль. – Сотню лет назад.

– Ведьмолов? – удивился Курт.

– Ага. Сейчас эта должность, кажется, иначе зовётся.

– Значит, мы коллеги, – протянул Курт, поднимаясь на ноги. – Это меняет дело… О тебе есть записи в архивах особого отдела?

– В Ватикане? Может быть, – задумчиво кивнул бывший ведьмолов. – Вот только, видишь ли, меня выгнали за полгода до смерти. Провинился. А так как ничего другого не умел, отправился в свободное плаванье по деревням – вычищать нечисть за плату. Так и оказался здесь… До сих пор не верится, что старуха Мюррей всё-таки слегла в могилу!

– Вот и я сомневаюсь, – пробормотал Курт, подбрасывая полено в огонь.

– Ты чего удумал? – заинтересовался Рафаэль, когда Курт надел ведьмин амулет на шею. – Эй, светлячок? Как там тебя… Курт? Ты куда?

– Проверить дом, – отозвался Курт уже из коридора. Через бесчувственного Барри он аккуратно переступил. – Завтра я наведаюсь на кладбище, а пока нужно убедиться, что никто не мог проникнуть в дом снаружи. Что там насчёт тайных ходов?

– Думаешь, старуха встаёт по ночам из могилы, чтобы навести порядок в оставленном доме? – поразился вдогонку Рафаэль. – А к утру зарывается обратно в землю?

– Не исключено.

– Эй, а амулет тебе зачем? – снова возмутился призрачный ведьмолов, догоняя Курта уже на лестнице. – Ты, никак, возомнил, что я теперь твоя собственность?

– Важный свидетель.

– Скорее, трофей, – нахмурился Рафаэль, тем не менее, покорно следуя за носителем амулета. – Нет, но куда тебя несёт, светлячок?!

***

Из дневника Курта Леманна:

Четверг, 24 октября 1950 г

«Преподобный отче Иероним!

Вы просили писать каждый день, и я честно постараюсь. Хотя вы далеко, мой ежедневный отчёт прочтёте не скоро, поэтому наказание мне пока не грозит, могу и не стараться. Оцените мою честность, отче.

За окном уже светает, и мой напарник Барри вот-вот проснётся, хотя толку от него пока немного. Зато я обзавёлся помощником в лице пленённого призрака, который утверждает, будто он бывший ведьмолов и очень жаждет встречи с вами. Говорит, что при жизни звали Рафаэлем; как бы его проверить, отче?

Предположений пока не делаю, как вы и велели, но не могу оставить без внимания покойную хозяйку особняка. Я постеснялся спросить у Барри, забили ли ей в грудь осиновый кол, так что придётся проверять лично. Ну, знаете, как это бывает? Для сильной ведьмы обычного чина отпевания могло и не хватить.

Призрак на убийцу не похож, но пока оставляю его в списке подозреваемых. Потому что рожа, простите, больно хитрая. Да и помощь его сомнительная. Вот только послушайте, чего он вытворил прошлой ночью…»

ГЛАВА 2. Чужая территория

«Самые чужие – это те чужаки, что живут среди нас».

Роберт Льюис Стивенсон

Осыпающийся край колодца виднелся футах в семи над головой. Куски земли прошуршали мимо Курта, осыпав его мелкой крошкой и пылью. Узловатый корень, вывернутый из стены колодца, сильно прогнулся под его весом, но всё ещё держался лишь потому, что он повис на нём совершенно неподвижно, до сведённых мышц удерживая тело над пропастью.

– У, как не повезло-то, – сочувственно вздохнули сбоку. Курт едва повернул голову, ловя взглядом парящую рядом с ним в воздухе призрачную фигуру. – Держишься?

Стараясь дышать размеренно и спокойно, Курт прикинул расстояние до края колодца, отметил обомшелые скользкие стены с непрочной кладкой, и задумался. Выходов было всего два, и оба его не устраивали.

– А я думал, у меня жизнь скучная, – ничуть не смущаясь молчаливым собеседником, продолжил Рафаэль, вытягиваясь на боку прямо в воздухе и подпирая голову ладонью. – С твоим появлением у меня что ни минута – то сплошной праздник, – ухмыльнулся зловредный призрак, явно забавляясь ситуацией. – Вот говорил же: подожди меня, я из треклятого дома век не выбирался, дай привыкнуть к новому окружению. Первая прогулка за сотню лет! Шутка ли – я теперь и под открытым небом гулять могу, следом за амулетом. Так как думаешь выбираться, светлячок?

Курт вновь промолчал, но не потому, что не знал ответа, а ради экономии сил: каждое движение могло стать последним, долго рассчитывать на ненадёжный корень явно не стоило.

Когда он двинулся в обход особняка, он рассчитывал найти тайные ходы, а не ловушки и заброшенные колодцы. В один из таких он и вступил в темноте, не увидев чёрной бездны под зарослями плюща.

Молчание собеседника жизнерадостному Рафаэлю, кажется, не мешало; нагнувшись вперёд, призрак заглянул в пропасть.

– Тут довольно глубоко, – сообщил он, всматриваясь в липкую темноту колодца. – Мне кажется, на дне я вижу острые колья… Хотя это лишнее: высоты хватит, чтобы ты расшибся в лепёшку. В любом случае, – Рафаэль перевернулся на спину, потянулся всем призрачным телом и непринужденно закинул руки под голову, – силы у тебя кончатся, ты упадёшь. Прискорбно, – вздохнул он, – я только начал к тебе привыкать. Какой-то ты неразговорчивый, – нахмурился призрак, косясь на неподвижного собеседника. – Но я не в обиде! Когда впервые за столько лет встречаешь хорошую компанию, можно и потерпеть. Давай вместе подумаем: как ты выберешься? Допрыгнуть не вариант?

Курт очень медленно выдохнул и вдохнул, чуть расслабляя запястье левой руки. Помогло ненадолго, но он выиграл еще немного времени до короткого полёта вниз.

Барри О’Салливан был, пожалуй, прав: стоило дождаться утра. Но Курт так хотел поскорее разобраться с этим делом… Он не мог, просто не мог вернуться с первого задания с пустыми руками! Зато теперь, возможно, не вернётся вообще. И до чего нелепо получилось!..

– Не вариант, – сам себе ответил призрак. – Высоко, ненадёжно, кладка старше, чем моя прабабушка, мир её праху… Может, у тебя в карманах завалялась какая-нибудь полезная вещичка из твоего ватиканского арсенала? Тоже нет? Да как ты вообще выходишь на охоту на нечисть? – оскорбился Рафаэль. – Надо сообщить куратору, ни к дьяволу же экипировка! Так… что у нас ещё в запасе? Может, ты сотворишь какой знак? Ну там, святое знамение или ещё чего путного? Учили же тебя хоть чему-нибудь?!

– Для знака нужны обе руки, – процедил сквозь сжатые зубы Курт, чувствуя, как кора под пальцами предательски сползает, обнажая желтую древесину.

– Прости, не подумал, – искренне огорчился Рафаэль, переворачиваясь и усаживаясь в воздухе, точно на лавке. – Может быть, какое-то заклинание? Ну там, призыв ангела? Утомленный рассвет? Нет, не придумали ещё такого для нашего брата? Ну что ты будешь делать… что ни идея – то не в нашей епархии. Тогда у меня для тебя большое и огорчительное открытие, – вздохнул Рафаэль. – Курт Леманн, ты не вы…

Кора лопнула беззвучно и безвозвратно. Мгновение, полное липкого холода в груди, ощущение пустоты под ногами, стремительный полёт… Туда, где в чёрной тишине плещется густая болотная жижа на дне колодца…

Призрачная, но оттого вовсе не бесплотная рука впилась в запястье, прервав полёт в бездну.

– …выберешься без меня, – завершил Рафаэль, удерживая Курта на весу.

– Сразу не мог вытащить, вместо болтовни? – скупо огрызнулся Курт, пока неожиданный спаситель подтягивал его в воздухе, словно вытаскивая за руку из воды.

      Полупрозрачный Рафаэль оказался вполне осязаем, только ощущение вязкого холода никуда не делось.

– Так не положено, – ухмыльнулся Рафаэль, поднимаясь вверх со своим уловом. – Кроме того, как же не поболтать всласть? Я уже вечность ни с кем так не трепался! Вот и я думаю, – приняв ледяное молчание за ответ, ободряюще улыбнулся Рафаэль. – Никак.

– Странный ты, – медленно проговорил Курт, когда в лицо дохнуло ночным холодом. – В чём, говоришь, ты провинился перед братией?

Наглый призрак то ли не рассчитал, то ли нарочно поднял его на несколько футов выше, чем требовалось.

– А я не говорил, – ухмыльнулся Рафаэль и разомкнул призрачные объятия.

Курт рухнул с высоты на каменистую почву, охнул, отполз подальше от смертоносного колодца и с гримасами поднялся на ноги.

– Полегче нельзя было?

– Ведьмоловы боли не чувствуют, – авторитетно заявил Рафаэль, опускаясь на землю. – А ты у нас и смерти не боишься, м-м? Там, в колодце, даже не вспотел…

– Если ты думаешь, что я хотел на дно и колья…

– Зато какой оттуда открывался бы вид! Звёздное небо каждый вечер!

– В Ирландии?! – не выдержал Курт, оставив бесплодные попытки отряхнуть новое пальто. – Здесь же дождь круглый год!

– Не подумал, – повинился Рафаэль. – Я, знаешь ли, всё больше на здешний мир из-за стен проклятого особняка смотрел.

Курт оглядел мрачную громаду дома, из-за которого несчастные наследники явились со всех сторон света, чтобы найти здесь свою смерть, и вздохнул.

– Ты неместный, – уже спокойнее подметил он. – Перескакиваешь с английского на итальянский. Старый сицилийский диалект…

– Я и не скрываю, – пожал призрачными плечами Рафаэль. – А вот кто ты такой, я даже спрашивать не стану. Речь гладкая, патлы светлые, акцент чеканный. Немец? Какого дьявола тебя занесло в Ватикан, светлячок? Да ещё и в таком юном возрасте, м-м?

Курт смахнул прилипчивого призрака с дороги и двинулся обратно к парадному входу. У дверей остановился и обернулся. Рафаэль, не отстававший от него ни на шаг, прошёл сквозь него и неискренне извинился.

– Пигалица, – медленно припомнил Курт. – Ты говорил: пигалица наложила печать. Кто она?

Рафаэль досадливо махнул рукой, вновь поднимаясь в воздух. Стоять на земле призраку давалось с трудом. А ещё Курту показалось, будто призрак побледнел, словно бы выдохся от недавнего приключения и приложенных усилий.

– Так эта… послушница. Девчонка, что за старухой присматривала. Из монастыря.

– Та-ак…

– Я обычно на глаза ей не казался – старуха Мюррей запретила. Но как только ведьма испустила дух, я не стерпел – так тянуло убедиться! Словом, вылез из амулета, рванул в спальню… А там эта… девчонка. Сидит, трясётся, молитвы шепчет. Меня увидела, завизжала, и ка-ак отмахнётся… Меня снесло обратно к амулету, а дальше – не помню. Когда очнулся, амулет уже валялся в подсобке под грудой хлама, а девчонки в доме не было. Пока не приехали родственнички покойницы, я из подсобки и носа не казал. Потом тоже, хоть и чувствовал, что в доме появилась жизнь. Когда сходишь с ума наедине с собой, даже такие перемены – как глоток воздуха.

– Понимаю, – ответил Курт и вошёл в особняк.

На улице уже накрапывал дождь и срывался шквальный ветер, так что дальнейшие поиски он отложил на следующий раз. Любопытный Рафаэль следовал за ним по пятам – и когда Курт поднялся в кабинет, вновь переступив через беспокойно вертящегося Барри, и когда принялся вновь разжигать уже потухший камин.

– Уютненько, – прокомментировал призрак, когда огонь наконец разгорелся. – Хорошо, что покойные гости поленьев в дом натаскали.

– Ты хоть что-то видел? – для проформы поинтересовался Курт, снимая пальто и вешая у камина. В тепле быстро подсохнет и наутро останется лишь отряхнуть от грязи. – Неужели за всё время, что они тут жили, никто не открывал подсобку?

– Девчонка открывала.

Курт скинул пиджак, стянул перчатки, аккуратно сложил всё в кресло, и растянулся на диване, прислушиваясь к звукам из коридора. Барри, похоже, из беспамятства скатился в глубокий сон, потому что время от времени всхрапывал, беспокойно вертясь под покрывалом.

– Послушница?

– Покойница.

Рафаэль уселся на пол у дивана, протянув призрачные ноги к огню. Монашеский балахон оказался плащом, под которым скрывался целый арсенал. Видимо, при жизни ведьмолов не полагался только на удачу. Судя по результату – и правильно делал.

– Лет тринадцать или четырнадцать, – продолжил Рафаэль, удобно облокотившись плечами о Курта. – Смешная такая, любопытная. Взрослые-то лишь ценными вещами интересовались, а девчонка по вечерам по дому шастала. Я как раз только просыпался после дневного сна. Это она и прихватила коробку с магическими побрякушками. Я так надеялся, что она и амулет заберёт! Но нет, приглянулись ей камешки… Старуха Мюррей использовала их для гадания и порчи.

– Камешки-то она вернула?

– Не-а. Наверное, заигралась и посеяла где-то… Я их, к слову, и сейчас нигде не вижу.

Курт нахмурился, глянув на портрет бывшей хозяйки дома. Морриган Мюррей выглядела на нём неплохо: тёмные волосы, серые глаза, тяжёлый взгляд сверху вниз. Верно, самый расцвет силы и женской красоты.

Ребёнок не виноват, хотел сказать ей Курт. Ребёнок ни в чём не виноват…

– Ты отдохнул бы, что ли? – предложил Рафаэль, ёрзая под боком. – Да ты не переживай, я посторожу. Или ведьмоловам нового времени сон не требуется? – призрак обернулся, хитро подмигнул и вновь отвернулся, проводя ногой по языкам пламени. – Что-то мне подсказывает, светлячок, что ты заснёшь, как младенец. Потому что даже тебе нужен отдых…

– Мне нужно найти убийцу, – отрезал Курт, разглядывая треснувший потолок. – Потому что иначе уже я провинюсь. И в отличие от тебя, охотиться на нечисть меня никто не отпустит. Так что ты там натворил, ведьмолов?

– Обойдёшься без моих откровений, – усмехнулся Рафаэль, не оборачиваясь.

– Я же всё равно узнаю, – предупредил Курт. – Рано или поздно.

– Поздно меня устраивает, – заверил призрак.

Наверное, Курт всё-таки уснул, потому что когда он открыл глаза в следующий раз – дрова вновь прогорели, а в комнате значительно посерело: близился рассвет. Усевшись на диване, Курт огляделся, ночного спутника не заметил и заглянул под рубашку. Там, сразу под распятием, висел тёмный амулет. Чёрные лепестки светились изнутри и отозвались надсадным гудением, когда он провёл над ними ладонью. Видимо, призрак сторожил его сон до тех пор, пока не забрезжил рассвет, и теперь прятался в амулете. За пазухой у ватиканского особиста.

Прислушавшись к всхрапываниям из коридора, Курт потянулся к пальто, вытащил блокнот и карандаш, сделал быструю запись – отец Иероним строго велел писать каждый день – и поднялся с уютного дивана.

При свете дня особняк казался поприветливее. Убрать пыль, сделать влажную уборку, переклеить старые обои, обновить мебель, провести электричество, водопровод…

Курт тихо рассмеялся, прикинув фронт работ. Оставалось только радоваться, что особняк достался не ему.

– Зато большой, – словно извиняясь, обратился к портрету Курт. – А придомовая территория какая! Колодцы и ловушки – ваша идея, мисс Мюррей?

Барри простонал, когда Курт потряс его за плечо, и подскочил, едва не врезавшись в него массивным лбом.

– Дьявол! – хрипло выдохнул он, дико оглядываясь. – Я что же… заснул?

– Можно и так сказать, – деликатно согласился Курт. – Если вы не против, Барри, я хотел бы покинуть гостеприимный дом. У нас много работы.

– А… а…

Несчастный детектив огляделся, оценил покрывало, открытые двери в кабинет, прогоравшие дрова в камине, и с гримасами поднялся на ноги, хлопая себя по карманам.

– Ваше табельное оружие я вернул в кобуру, – вежливо подсказал Курт. – Больше вы ничего не теряли.

– А вы, – выдохнул Барри, дико глядя на Курта, – всю ночь здесь… как?..

– Комфортно, – опустив приключение с колодцем, успокоил напарника Курт. – Я-то, в отличие от вас, спал на диване.

О’Салливан послушно развернулся, спустился по лестнице и развернулся уже в холле.

– Тут же дьявольщина творилась, – припомнил детектив. – Куда она… оно… подевалось? Как вы… справились?

– Я вернул маску на место.

– И… всё прекратилось?! – не поверил О’Салливан.

– Не сразу, – признал Курт. – Не переживайте: нам в этом доме ничего не грозило. Кто бы ни совершил нападение на наследников, вчера ночью не явился.

О’Салливан мрачно осмотрел засохшие разводы крови на створках дверей и, словно решившись, тяжело проронил:

– Простите, Леманн. Я…

– Вы просто устали, Барри, – приветливо, но решительно ввернул Курт. – И не будем больше об этом.

О’Салливан посопел, потоптался на пороге и затем кивнул, не глядя на напарника.

– Спасибо, Леманн.

– Просто Курт.

Они вышли наружу, в объятия моросящего утра и серого неба. Барри провозился с замком ещё с минуту, затем поспешил к автомобилю.

– Куда теперь? – тяжело усаживаясь за руль, спросил О’Салливан.

– Я хотел бы переговорить с приходским священником, – отозвался Курт, забираясь следом. – Затем в монастырь. Предлагаю успеть с этими делами до полудня, потому что вечером нам с вами на кладбище, Барри.

О’Салливан чертыхнулся сквозь зубы, проворачивая ключ в зажигании, и мрачно глянул на напарника.

– Снова на ночь глядя? – мрачно уточнил детектив.

Курт только улыбнулся.

– Нечисть просыпается в полночь, – напомнил он.

Если О’Салливан и имел возражения, то успешно их проглотил.

При свете дня ирландская природа завораживала. Прошлым вечером Курт и рассмотреть ничего не сумел: паром прибыл в Дублин после шести, и ещё три часа ушло у них с детективом О’Салливаном, чтобы выбраться из столицы и добраться в Эшфорд. Хорошо, что Барри встречал его в порту и не отказался от поездки к месту, хотя, верно, уже об этом пожалел.

Низкое небо двигалось быстрее, чем служебный автомобиль О’Салливана, а бескрайняя зелень в конце октября поражала. Густой лес с шумящей неподалёку рекой быстро сменился холмистым горизонтом, и узкая трасса, вымытая накануне дождём, петляла между камнями, не давая ни заскучать, ни расслабиться. Курт смотрел по сторонам больше, чем следил за дорогой: такой первозданной красоты он не видел ни в Германии, ни в Ватикане.

– Нравится, а? – хмыкнул Барри, глянув на него. – Если задержитесь, я вам организую экскурсию по местным красотам. Вы как насчёт выпить?

Курт засмотрелся на руины на горизонте и не сразу откликнулся.

– Сейчас? – удивился он. – Я… не то чтобы ценитель, Барри.

О’Салливан вздохнул так тяжело, словно вынужденное сотрудничество свалилось на него непосильной ношей, а признание напарника-трезвенника окончательно добило.

– Ну тогда… кофе? Сомневаюсь, что местный священник угостит нас разносолами, так, может, вначале завтрак? Вы же, небось, уже сутки ничего не ели.

Курт встрепенулся и глянул на наручные часы. Барри не ошибся: он и впрямь уже сутки ничего не ел. Тело нуждалось в питании, так что короткая остановка не помешала бы.

– Можно, – согласился он. – А как насчёт почты? В городе работает отделение?

– А то как же, – гордо заверил О’Салливан.

Особняк покойной Морриган Мюррей стоял всего в нескольких милях от города, так что добрались они быстро. Припарковавшись на главной улице, О’Салливан заглушил мотор и выбрался наружу.

– Почта, – ткнул пальцем детектив. – А вот и паб!

Курт с интересом огляделся: в ирландских городках ему бывать не доводилось. Вся жизнь здесь сосредотачивалась на главной улице, и все важные места паломничества, вроде банка, почты, аптеки и магазинов, находились рядом. Горожане и приезжие могли быстро закончить свои дела и пропустить пинту-другую пива в местном пабе, приткнувшемся на углу.

– Всё только открывается, – подметил Барри. – Я в паб, распоряжусь по поводу завтрака и комнат. Мы же задержимся здесь на несколько дней?

– Я хотел бы провести в особняке ещё одну ночь, – признался Курт. – Не успел всё осмотреть.

– Территория там приличная, – не спорил О’Салливан. – Но комнату я всё равно оплачу. Начальство покрывает расходы, так зачем дышать пылью в проклятом склепе?

– Расходы пополам, – предупредил Курт. – Мне тоже выделили… под расчёт.

От машины до почтового отделения Курт прошёл едва ли несколько десятков шагов, но взгляды на себе почувствовал сразу. Смотрели из окон, с лавочек у магазинов, оборачивались прохожие. Курт даже задержался у одной из витрин, чтобы мельком глянуть на собственное отражение. Пальто от праха и грязи он очистил ещё в особняке, шляпа сидела идеально, лицо он умыл дождевой водой и освежился, как мог, ещё до пробуждения Барри. Вроде ничего, чтобы вызвать столь пристальное внимание.

Звякнул колокольчик, когда он шагнул внутрь почтового отделения.

– Доброе утро, – окликнул он с порога. – Есть кто?

Наверное, посетителей не ожидали так рано. Отделение открыли, но почтмейстер ещё не выполз из внутренних комнат. Курт заметил телефонную будку в одном углу, почтовый ящик в другом, столик для желающих подписать открытку в третьем, и облокотился о стойку, терпеливо ожидая, когда на него обратят внимание.

– Восемь утра! – раздражённо констатировали из смежной комнаты, и наружу вырвалась сухопарая женщина с растрёпанными рыжими волосами и не слишком приветливым лицом. – Вы, должно быть, сильно торопитесь, мистер!

– Простите, – повинился Курт. – Просто дело важное.

– Иностранец? – тут же определила та, хмуро осматривая его с головы до ног. – Откуда в наших краях?

– С континента, – размыто ответил Курт. – Из вашего отделения можно совершить дальний звонок?

– Насколько дальний? – тут же деловито поинтересовалась женщина, небрежно стягивая волосы в пучок. – Дублин?

– Ватикан.

Почтмейстер замерла на пару секунд, затем громко расхохоталась.

– Здесь вам не Европа, мистер, – качая головой, отозвалась наконец она. – Для такого звонка вам нужно двигать в столицу, в главное отделение. Говорят, оттуда можно.

Курт кивнул, подавляя разочарование. Война чумой прокатилась по континенту, разрушив целые города и выкосив миллионы жизней, но она же стала катализатором для новых технологий. Ирландию, как нейтральную страну, подобная участь миновала – со всеми её последствиями. Вот и телефония сюда добиралась со скрипом, в отличие от европейских стран.

– Тогда… телеграмму? – с надеждой спросил он.

– Это можно, – смилостивилась растрёпанная почтмейстер. – Держите бланк.

Курт чувствовал на себе её взгляд, даже когда уселся за столик у окна, чтобы набросать короткое сообщение. За окном уже просыпался город; открывались магазины, выбирались на улицы первые покупатели, чаще проносились по дороге автомобили.

– Вот, – протянул бланк Курт. – Как скоро адресат её получит?

– «Рафаэль, ведьмолов, служил в нашем отделе сто лет назад. Причина изгнания», – вслух прочла текст почтмейстер, глянула на адресную строку и переменилась в лице. – Так вы… не шутили, мистер? Ватикан?..

Курт коротко улыбнулся.

Почтмейстер, хмурясь, рассматривала посетителя.

– Успокойте меня, – угрюмо попросила она. – Скажите, что у вас просто дела с отцом О’Коннором.

– Это приходской священник? – уточнил Курт. – Я сейчас к нему направляюсь.

Неприветливая почтмейстер, кажется, ему не поверила, а когда вновь звякнул колокольчик у двери – и вовсе переменилась в лице.

– Вот дьявол, – хлопнула костлявой ладонью по стойке почтмейстер. – Я так и знала! Барри О’Салливан! Скажи мне, что я ошибаюсь, и этот человек не имеет ничего общего ни с тобой, ни с расследованием!

– Ошибайся потише, – хмуро велел О’Салливан, подходя к стойке. – И предупреждаю, Риана Уолш: держи свой острый нос подальше от этого дела!

– При всём желании не сумею, – помахала бланком мисс Уолш. – Твоему коллеге нужно отправить весточку в Ватикан. Кто я такая, чтобы оспаривать авторитет их отдела? Если даже твоё начальство, Барри, перед ними трепещет? Я права, мистер…

Мисс Уолш заглянула в телеграмму, но Курт подсказал раньше:

– Леманн. Курт Леманн.

– Мистер Леманн, – задумчиво повторила Риана Уолш, разглядывая его так внимательно, словно запоминала каждую деталь. – Немец?

– Грешен.

– О, бросьте, – внезапно разозлилась мисс Уолш. – Проклятая война закончилась пять лет назад! На дворе пятидесятый год, мистер Леманн, фашизм в прошлом, давайте о насущном! Да и как вы можете быть в ответе за действия вашего правительства?! Вам на начало войны сколько исполнилось – лет десять? Потому что вам не может быть больше двадцати! У меня глаз намётан…

– Мне больше, – вздохнул Курт. – Барри, вы договорились насчёт комнаты? Прошу, мисс Уолш, как только будет ответ, дайте знать.

– Мы остановились у Колма в пабе, – хмуро подсказал О’Салливан. – Ответ лично в руки! Хватит того, что ты и так всему городу растреплешь!

– Уверена, мистер Леманн предусмотрел и это, – огрызнулась почтмейстер. – Из уважения к нему – не к тебе, О’Салливан! – я вручу ответ лично в руки. Доволен?

– Спасибо, мисс Уолш, – искренне поблагодарил Курт. – Полагаю, этого хватит?

Риана Уолш сгребла банкноту со стойки и поджала тонкие губы.

– Сдачи нет, – сообщила она. – Возьмите газету или зайдите позже.

– Газету, – быстро вставил О’Салливан, прежде чем Курт великодушно отказался бы.

Риана Уолш презрительно глянула на детектива и кивнула на стойку с прессой.

– С прошлой недели, – мстительно хмыкнула она. – Что ж, рада знакомству, мистер Леманн! Хотя, полагаю, я буду одной из немногих в Эшфорде, кто так скажет.

– Никто не любит чужаков, – спокойно согласился Курт.

– Особенно тех, кто приехал разнюхать про скелеты в шкафах, – кивнула Риана.

Барри О’Салливан выбрал газету, сунул её подмышку и дёрнул Курта за локоть.

– Нам пора, – хмуро позвал детектив. – Давайте поскорее уберёмся из этого змеиного логова.

За спиной фыркнула ничуть не оскорблённая почтмейстер.

– Риана Уолш, – шумно выдохнул О’Салливан, как только они оказались на улице. – Вот уж по кому костёр плачет! Ведьма как есть! И подумать только: подхватила-таки семейное дело после смерти отца. Замуж наотрез отказалась, а ведь ей предлагали! Содержала мать и младших сестёр, пока те на ноги не встали. Новые времена – это чудесно, Леманн, только пока вот такие проворные бабы, как Риана, не лезут, куда их не просят.

– Чем проворные женщины хуже проворных мужчин?

О’Салливан честно задумался, направляясь в сторону паба.

– Дьявол их разберёт! Лезут по-хитрому… не так, но эдак своего добьются…

– Чем это плохо?

– Много вопросов, Курт! – нахмурился О’Салливан. – Вы, что ли, сочувствуете суфражисткам? И этим, как их там…

– Женщинам во время войны приходилось тяжелее всего.

– Причём здесь это?! – возмутился Барри. – И вообще! Риана, конечно, ведьма, но в одном я с ней солидарен. Выглядите вы, Курт, не очень… опытным. Простите за вопрос, но почему прислали именно вас?

– Кому-то нужно было.

– Так почему именно вам? Не обижайтесь, но мне обещали матёрого особиста из Ватикана, а прислали… ну, простите, конечно… мальчишку!

– Вы не первый, кто принимает меня за малолетку.

– А сколько…

– Больше, чем кажется, – вежливо, но твёрдо отклонил дальнейшие расспросы Курт. – Вы что-то говорили про кофе и завтрак?

– Я бы больше двадцати не дал, – пробурчал О’Салливан, неспешно пересекая перекрёсток. – И то с натяжкой и из уважения к вашему начальству. Шеф мне так и сказал: небось самого неопытного выдадут, или наоборот, кого в утиль давно пора.

Курт тихо рассмеялся, следуя за напарником.

– Ваш шеф – проницательный человек, Барри, – похвалил он. – Нигде не ошибся.

О’Салливан уныло глянул на засланного особиста, останавливаясь у паба.

– Что, первое дело? – не скрывая разочарования, уточнил Барри.

– В качестве следователя, – не стал отпираться Курт. – Не переживайте: я до этого назначения не в канцелярии служил. Поверьте, я крайне заинтересован в успехе этого дела, так что без результата никуда не уеду.

– Смотрите, чтобы вам здесь не остаться навечно, – пригрозил Барри, нервно разворачивая газету. – А-а, чёртовы радикалы! Только гляньте, чего пишут. «Убирайтесь домой», «Здесь вам не рады», «Ирландия для ирландцев»… И ведь эту дрянь молодёжь читает! Попомните моё слово, Курт: бульварными газетёнками дело не кончится. Грозит кровью и беспорядками. Уж по крайней мере, в Северной Ирландии. Вечная история! Уверен, вы понимаете.

Курт стрельнул взглядом в кричащие лозунги на газетной странице и медленно кивнул.

– Да. Я понимаю.

***

Из дневника Курта Леманна:

Пятница, 25 октября 1950 г, утро

«Преподобный отче Иероним!

Отослал телеграмму, чтобы исключить причастность призрака к убийствам. Если покойный ведьмолов оставался верен делу Церкви, то после смерти поменяться не мог, и его можно спокойно вычеркнуть из списка подозреваемых. Может, архивариус раскопает о нём что интересное? Какова причина изгнания?

Познакомился с местными жителями. Вы были правы: знания языков оказались весьма полезны, хотя я до сих пор не понимаю, зачем вы истязали меня латынью и кельтским.

Отец Патрик О’Коннор вызвался лично сопроводить нас к монастырю, чтобы я мог переговорить с послушницей, ухаживавшей за покойницей в последние дни. Имею подозрения на её счёт.

Я решил пока не говорить преподобному, что хотел бы осмотреть гроб мисс Мюррей. Подозреваю, отец О’Коннор не будет счастлив, но мы должны исключить всякую возможность загробных похождений хозяйки особняка. Барри пока не говорю тоже, но кому-то придётся копать.

P.S. Барри познакомил меня с ирландской кухней. Местный чаудер* похож на топлёный рыбий жир и долго стекает по пищеводу. Ирландцы говорят, что он полезен, и очень им гордятся. Съел из вежливости».

(*Чаудер – густой рыбный суп-пюре).

ГЛАВА 3. Лик святой

«Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?»

Джером Сэлинджер

Полчаса без крепкого словца и сигарет тяжело дались детективу О’Салливану, но в салоне находился преподобный О’Коннор, и Барри держался, как мог. Курт только сочувственно поглядывал на напарника, отмечая, как тот нервно тискает руль.

– Я очень рад, что вы приехали, мистер Леманн, – заговорил отец О’Коннор, как только они отъехали от церкви. К счастью, срочных дел в пятницу у преподобного не нашлось, и он поехал с ними безотлагательно. – У нас редко происходит нечто подобное, и ещё реже оно принимается во внимание. Поэтому я благодарен, что Ватикан отозвался. Я только переживаю, как бы не потревожил вас зря…

Курт закрыл блокнот, спрятал его во внутренний карман вместе с карандашом, и обернулся с переднего сидения.

– Вы поступили правильно, – успокоил он священника. – И я благодарен за тёплый приём. Детектив О’Салливан – замечательный напарник. Не все слуги закона были бы столь же радушны. Чужой человек в городе…

– А, бросьте, Курт, – поморщился Барри, потянулся в карман за портсигаром и тотчас, спохватившись, целомудренно положил ладонь обратно на руль. – Кто-то должен отнестись к вам по-человечески. Риана, ведьма, права: не все вам обрадуются. Так хотя бы я…

Курт подумал, что для открытой неприязни, которая явно установилась между детективом и начальницей почтового отделения, эти двое слишком часто сходились во мнениях.

– Вы уже познакомились со старшей мисс Уолш? – заинтересовался с заднего сидения отец О’Коннор. – Как удобно! Ведь послушница, которая ухаживала за Морриган Мюррей – её сестра. Средняя из прелестных мисс Уолш.

– О, – отозвался Курт, тщательно подбирая слова. – Сёстры похожи?

– Нет, – рассмеялся отец О’Коннор. – Не беспокойтесь. Несса Уолш – ангел во плоти. Уж я-то знаю: регулярно выслушиваю её исповеди. Те грехи, что она перечисляет, иные сочли бы за добродетели. Сущий ангел!

Короткая жизнь научила Курта, что по земле ходят только грешники, но спорить он не стал.

– Как давно она ушла в монастырь?

– Да уж… лет пять будет, – сосчитал священник. – Я рекомендовал не торопиться с постригом, всё же Несса так юна… но она настаивает. Так что, полагаю, сразу после Рождества и проведём таинство.

– Сколько ей?

– Двадцать пять, – подсчитал отец О’Коннор.

Какое-то время ехали молча: детектив О’Салливан отбивал пальцами нервный такт по рулю, Курт смотрел на красоты графства Уиклоу, отец О’Коннор рассматривал следователей в зеркало заднего вида. Курт поймал его взгляд и обернулся.

Приходской священник Эшфорда был ещё довольно молод. Курт плохо разбирался в возрасте, но дал бы ему между сорока и пятьюдесятью. Высокий, широкоплечий, подтянутый, с волосами цвета морского песка, Патрик О’Коннор наверняка разбил в своё время не одно женское сердце. Да и сейчас, верно, собирал немалую аудиторию вздыхающих и тоскующих.

– Вы хотели что-то сказать, отец О’Коннор? – негромко подтолкнул Курт.

Священник наконец решился.

– Только то, что не согласен с заключением доктора, – бросив взгляд на Барри, выдохнул он. – Судмедэкспертизы не проводилось, обошлись заключением местного врача. Я уважаю доктора Белла, но…

– В заключении сказано о противоестественных причинах смерти и нетактильном воздействии на внутренние органы, – припомнил Курт.

– Я отпевал несчастных, – тут же возразил священник. – Разумеется, мне их доставили уже в гриме и одежде, но даже те раны, которые я видел… Я не назвал бы это нетактильным воздействием. Синяки, рваные раны… Кажется, проникающих не имелось лишь у двух мужчин и одной женщины. Остальные четверо так или иначе покалечены, включая ребёнка. И что значит – нетактильное воздействие? От чего-то их сердца остановились?

– Сердечный приступ? – предположил Курт неуверенно. – Спасибо, отец О’Коннор. Я переговорю с доктором Беллом. Кроме того, я бы хотел взглянуть на их могилы. Их же похоронили на местном кладбище?

– Всех семерых, – помрачнел священник. – Четверо американцев: глава семейства, его супруга, дочь и гувернантка. И трое англичан – два брата и сестра. Их похоронили на новой половине, а вот мисс Мюррей – на старом кладбище, согласно завещанию.

– Вы же знаете, о чём я хочу вас попросить, отец О’Коннор.

Священник колебался недолго.

– Если это необходимо для следствия…

– Простите, – искренне повинился Курт, – но это мой долг. Иначе ко мне возникнут большие вопросы, когда я вернусь. Ведь это первое, что мы проверяем, когда в деле фигурируют усопшие.

Патрик О’Коннор тяжело вздохнул и махнул рукой.

– Я так и знал, что с проклятым особняком возникнут проблемы. Всё надеялся, что со смертью владелицы все предубеждения и потусторонние страхи развеются, но они только подтвердились. Верно говорят: старый демон лучше толпы новых. Лучше бы мисс Мюррей жила подольше, тогда, возможно, и наследникам ничего не грозило бы. Бедные люди! Ехали сюда в надежде на обогащение…

– Сколько лет было покойнице? – заинтересовался Курт.

– Это хороший вопрос, мистер Леманн, – усмехнулся отец О’Коннор. – Я так и не нашёл записей о ней в церковных архивах, а ведь история нашего прихода насчитывает почти двести лет! Так что, вероятно, мисс Мюррей не из этих краёв. В городе её иначе, как ведьмой, и не называли. Однако я считал это предрассудками, когда пришёл сюда служить четверть века назад. Мисс Мюррей ведь не делала ничего противозаконного, а уединение – не грех. Но всё-таки ни документов, ни свидетельств… Даже понаехавшие на свою беду родственники ничего не знали о троюродной тётушке. Только что та сама их разыскала, исправно отвечала на их открытки на Рождество, звала в гости, мечтала повидаться до кончины, ну и указала в завещании.

– Но отпели её по церковным канонам?

– Отпели как положено, мистер Леманн.

– И закопали с большим удовольствием, – буркнул с водительского места Барри.

Курт не стал портить ему настроение новостями о том, кому теперь придётся её откапывать.

Дорога между тем петляла между холмов, то зарываясь в низины с густыми зарослями по обочинам, то прорезая хвойный лесок, то вновь вырываясь к скалистым стенам, нависшим над трассой. Вскоре Барри свернул на просёлочную дорогу, и автомобиль мягко покатился по присыпанным хвоей колеям, время от времени проваливаясь в подлые лужи. Высокие ели по обе стороны дороги не позволяли рассмотреть, что скрывает следующий поворот, так что когда автомобиль вынырнул из придорожных зарослей прямо перед воротами монастыря, Барри едва успел сбросить скорость.

– Могли бы знаки поставить, – пробурчал детектив, въезжая в гостеприимно распахнутые ворота.

– Я видел указатель, – начал Курт, поймал взгляд напарника, осёкся и благоразумно замолчал.

О’Салливан притормозил сразу за воротами, рядом с ухоженной клумбой, у которой трудилась садовница. Единственное здание, видное с дороги, служило, вероятно, общежитием, сразу за ним виднелся шпиль церковной башни. Стены общежития поросли плющом, а проход на задний двор скрывала живая изгородь.

Как только двигатель автомобиля заглох, их окружили тишина, редкие голоса птиц и шум листвы.

Отец О’Коннор уверенно повёл их через главную дверь. Привратница охнула, увидев священника, но отец О’Коннор лишь отмахнулся от предложенного сопровождения.

– Неужели я не найду кабинет преподобной матери самостоятельно? – коротко пошутил он, делая знак следователям. – Я прихожу всего лишь каждую неделю!

Курт с интересом смотрел по сторонам. В женском монастыре ему бывать не доводилось; всё здесь оказалось совершенно иначе, чем в ватиканских коридорах. Редкие монахини, встречавшиеся на пути, отступали в стороны и провожали их взглядами; собственные шаги казались слишком громкими, слишком уверенными в блаженной тишине монастыря.

Барри О’Салливан нервно оглядывался, словно и ему грозила опасность монашеского пострига, и в кабинет преподобной входил, уже ослабляя галстук.

– Как видите, я сегодня не один, – после взаимных благословений и приветствий начал отец О’Коннор. – Со мной детектив О’Салливан и мистер Леманн из Ватикана. Им нужно пообщаться с послушницей вашего монастыря, мисс Нессой Уолш.

– Бедная девочка и так натерпелась, – поджала сухие губы настоятельница. – Разве вы не беседовали с ней, детектив?

– Это не моя просьба, – пробурчал Барри.

Взгляд преподобной безошибочно остановился на Курте.

– Добрый день, – улыбнулся он.

Курт уже общался с облечёнными властью людьми. Все они на дух не выносили угрозу авторитету и пустословие, поэтому он не предложил никаких объяснений, позволяя настоятельнице сделать собственные выводы.

Та смерила его внимательным взглядом от кончиков ботинок до макушки, нахмурилась и нехотя сдалась.

– Разумеется, я не могу отказать Ватикану, мистер Леманн. Но я искренне рассчитываю на то, что вы не превысите своих полномочий.

– Я хочу лишь побеседовать с мисс Уолш. Для начала, – уточнил он, сразу подготавливая себе запасные пути.

Отец О’Коннор и детектив О’Салливан остались снаружи, когда преподобная лично провела их к монастырской библиотеке. Изнутри пахнуло старыми книгами, ароматом плавленного воска и сушёными цветами.

– Несса, дитя, – неожиданно мягко позвала настоятельница, шагнув внутрь. – К тебе пришли. Мистер Леманн прибыл из Ватикана. Обещает, что не займёт много твоего времени.

Ничего такого Курт не обещал, но спорить с преподобной не стал. Стоявшая у окна послушница обернулась и закрыла книгу.

– Я оставлю вас ненадолго, – поймав взгляд Курта, нехотя проронила настоятельница.

Щёлкнула закрытая дверь.

Курт прошёл мимо ветхих стеллажей с полупустыми полками, слыша каждый свой шаг. Несса Уолш, отложив книгу, тоже отошла от окна. Солнечный свет больше не слепил, но осенял девичий силуэт мягким сиянием. Курт сумел наконец разглядеть её лицо и замер, медленно опуская уже протянутую руку.

У Нессы Уолш оказалось самое прекрасное женское лицо, которое он когда-либо видел. Курт не назвал бы ни одной выдающейся черты – волосы послушницы скрывал головной платок, свежее лицо не украшала косметика, цвет светлых глаз ускользал от внимания – но он навсегда запомнил этот миг.

Её глаза сияли. Тем самым первозданным светом, который он видел лишь однажды, и отблески которого так отчаянно искал в ватиканских коридорах. Курту потребовалось всего три секунды, чтобы вспомнить, кого напоминает Несса Уолш.

У молодой послушницы оказалось лицо Мадонны. Лик, который он видел на древних фресках и византийских иконах. Образ, являвшийся во сне. Знакомый… близкий…

Сердце вдруг дрогнуло, и Курт невольно коснулся ладонью груди.

– Почему вы так поздно, мистер Леманн?

У Нессы Уолш оказался негромкий, мелодичный голос. Курту почудилось – он уже слышал его прежде. В ту самую ночь, которую он никогда не смог бы забыть. Голос, приносящий за него молитвы… голос, на который он пошёл, потянулся из вязкой темноты…

– Курт, – негромко вытолкнул он. – Курт Леманн. И я прибыл так быстро, как мог.

Послушница опустила голову, закусив губу.

– И всё же вы опоздали, – прошептала она.

Курт сморгнул наваждение и тряхнул головой, усилием воли заставляя себя мыслить, действовать… видеть.

Оторвав ладонь от сердца, он протянул руку, почти касаясь плеча послушницы. В пальцах тут же неприятно закололо, и Курт отдёрнул ладонь. Лишь теперь он заметил чёрную дымку, покрывавшую светлую ауру девушки. И затаенную боль внутри прекрасных светлых глаз.

Курт открыл и закрыл рот. Огляделся, вслушался и вновь обернулся к поникшей Нессе.

Самым сложным оказалось подавить в себе внезапное желание заключить её в объятия и увезти отсюда. Прямо сейчас, немедленно, он и так непростительно задержался…

А затем Курт вспомнил, что уже действительно слишком поздно.

Поэтому он шагнул ещё ближе, к вскинувшейся Нессе Уолш, положил обе ладони ей на плечи и склонился к самому уху, полускрытому головным платком. Повеяло дивным ароматом лаванды и ладана.

– Нас слышат? – одними губами выдохнул он.

Короткий кивок.

Запах сушеных трав и старых книг.

– Вам нужна помощь?

Больные глаза, полные растерянности и мольбы. Быстрый кивок.

Курт прикрыл глаза всего на секунду, впитывая короткий момент непривычной близости, и медленно отстранился.

– Я попрошу у преподобной матери разрешения привезти вас в особняк, – уже не скрываясь, заговорил он. – Мне нужна ваша помощь на месте. Уверен, она не откажет.

Несса колебалась всего секунду.

– Вы уверены, что сможете… помочь?

Курт не был уверен. Он даже не понимал, что происходит. Ещё и это странное ощущение… словно он знал мисс Уолш прежде… Но Несса ждала от него ответа, так искренне, так отчаянно, что он не смог её разочаровать.

Потянув за цепочку, Курт вытянул из-под ворота ведьмин амулет.

Несса вздрогнула, отпрянула и перекрестилась.

– На кладовке лежала ваша печать, – негромко проронил он, вновь пряча чёрный цветок под рубашку. – Я её сорвал. Может, получится и с остальным.

Несса приложила ладонь к распятию, висевшему поверх простого платья, и судорожно сжала пальцы.

– Я подожду, пока вы не переговорите с преподобной, – едва слышно отозвалась она.

Развернувшись, Курт быстро вышел из библиотеки.

Ожидавшие в коридоре Барри О’Салливан, отец О’Коннор и настоятельница выжидательно уставились на него, а Курт вдруг поймал себя на том, что дышит быстро и неровно. Потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки под перекрёстными взглядами людей, которым он пока не мог доверять.

– Мне необходимо, чтобы Несса Уолш вернулась с нами в особняк мисс Мюррей, – стараясь, чтобы голос не дрогнул, заговорил он. – У меня остались некоторые вопросы, уточнить которые я смогу только по месту. Обещаю, это не займёт много времени: к вечерне мы доставим мисс Уолш в монастырь.

Преподобная мать ожидаемо не обрадовалась, но на его стороне оказался авторитет отца О’Коннора и корочка детектива О’Салливана. После короткой перепалки настоятельница сдалась, велев им ждать снаружи.

– Зачем нам монахиня? – громким шёпотом уточнил Барри, как только они оказались у автомобиля. – Не поймите меня превратно, Курт, но я ведь её уже опросил. Старуха умерла у неё на руках, и Несса тотчас оповестила всех в городе. Какое отношение она может иметь к убийствам?

– Возможно, никакого.

Курт не ответил больше ни на один вопрос, уставившись неподвижным взглядом в пожухлую клумбу. Садовница уже ушла, сделав своё дело, и цветник казался внешне ухоженным, но неизбежно увядающим. Поздняя осень на континенте приносила первые заморозки, но здесь, в Ирландии, природа просто засыпала, теряя часть красок и цветов.

Курт ощущал себя этой клумбой. Внешне вроде ничего, но по факту его время то ли ушло бесповоротно, то ли ещё не наступило. Не все цветы переживают зиму, и не всем дано распуститься вновь.

Дорога в особняк прошла в молчании. Отец О’Коннор пытался завести с Нессой разговоры о погоде, местных новостях и монастыре, но мисс Уолш отвечала хотя и приветливо, но весьма односложно, так что праздные беседы вскоре прекратились.

– Удачи, – пожелал священник, когда О’Салливан притормозил на главной улице Эшфорда. – И дайте знать, если понадобится помощь.

К особняку они подъехали втроём: отец О’Коннор остался в городе. Курт первым выбрался из автомобиля, распахнул заднюю дверцу, подавая руку Нессе Уолш. Послушница приняла ладонь, не поднимая глаз, и выбралась наружу, ёжась под пробирающими порывами осеннего ветра.

– Мы разожжём камин в кабинете, – пообещал Курт. – Внутри будет не так холодно.

О’Салливан покосился на коллегу и что-то пробурчал.

– Вы оставались тут на ночь? – Несса вскинула на него удивлённые глаза.

– Мы поздно приехали, – услышав предостерегающее покашливание Барри, отозвался Курт. – Решили заночевать в особняке и заодно понаблюдать, что здесь происходит ночью.

– И… что? – выдохнула Несса, не сводя с него взгляда.

– Ничего такого, что помогло бы расследованию.

Мисс Уолш кивнула, принимая туманное объяснение, пока О’Салливан воевал с замком.

– Почему монастырь прислал именно вас? – негромко спросил Курт, не глядя на Нессу. – Они знали, не могли не знать, что представляла из себя Морриган Мюррей.

Несса вновь поёжилась под грубым монашеским плащом.

– Сёстры боялись, – просто ответила она. – Никто не хотел сюда идти. Кроме того, я дипломированная медсестра, а мисс Мюррей так страдала перед смертью… Никто не должен умирать в одиночестве, мистер Леманн. Преподобная мать просила, но не настаивала. Я сама вызвалась.

– Курт, – поправил он бездумно. – Значит, сострадание…

Встречал он искренне сострадание, благие намерения и хитрые манипуляции руководства, чтобы заткнуть пробоину удобной, безотказной затычкой. Собственно, сам-то он как здесь оказался? Та же история, старая, как мир. Ни он, ни Несса не отказали бы горячо любимым наставникам. И те, разумеется, этим пользовались.

О’Салливан сделал вид, что придерживает двери, чтобы Курт с Нессой могли войти первыми. В свете дня особняк вовсе не выглядел пугающим, но тишина нежилого дома действовала гнетуще на впечатлительного детектива.

– Хоть бы кофе здесь водился, что ли, – пробурчал Барри, дёргая из кармана портсигар.

– В кухне есть, – тут же отозвалась Несса. – На второй полке, сразу над чайным сервизом. Питьевая вода в колодце. Если желаете…

– Желаю! – оживился О’Салливан. – Займу руки делом, пока вы щебечете в кабинете.

Курт пропустил Нессу вперёд, отмечая бесшумный шаг послушницы. Мисс Уолш была среднего телосложения, однако ни одна половица не скрипнула под её ногой, в то время как каждая ступенька отзывалась недовольным треском на поступь самого Курта.

На первом пролёте Несса остановилась.

– Детектив говорил, что тут погибла девочка, – печально произнесла она.

Курт отвёл глаза от силуэта, набросанного мелом на ступенях, и молча обошёл мисс Уолш, показывая путь.

– Как здесь запущено, – вновь грустно подметила Несса, проходя вслед за ним в кабинет. – Не думаю, что гости здесь убирались. Я пыталась хоть немного навести порядок, пока ухаживала за мисс Мюррей, но потом… Видимо, они не чувствовали себя здесь хозяевами, – покачала она головой.

Курт не стал переспрашивать, как чувствовала себя сама Несса Уолш в чужом доме, и молча занялся камином, пока девушка обходила кабинет. Послушница остановилась у окна, выглядывая во двор. Особняк покойной Морриган Мюррей обладал внушительной придомовой территорией, с относительно ухоженным парадным входом и дикими зарослями там, где полагалось быть саду. Если бы не болтливый призрак, Курт навсегда бы поселился в одной из ловушек, скрывавшихся под густой порослью.

– Они ведь и не были хозяевами, – разгибаясь, заговорил Курт. – Если не ошибаюсь, согласно завещанию, всё имущество и состояние банковского счета принадлежало её племянникам в равных долях, с исключительным правом на особняк и прилагающиеся к нему земли тому, кто успеет на встречу с тётушкой первым. Странное условие, – помолчав секунду, добавил Курт.

– Что странного в том, чтобы повидаться с родными перед кончиной? – возразила Несса. – Жаль, что ни один из них так и не явился. Впрочем, они не знали условий завещания.

– Иначе прискакали бы, толкаясь локтями, – усмехнулся Курт. – Присаживайтесь, мисс Уолш.

– Несса, – отозвалась послушница, отталкиваясь от подоконника. – Вы ведь просили называть вас по имени.

Потрескивающие поленья и весёлый огонь сделали своё дело: Несса Уолш подошла ближе, протянула руки и присела на диван. Тот самый, на котором Курт провёл свою первую ночь в Эшфорде.

Курту досталось кресло.

– Мисс Мюррей велела погасить все огни в доме, – задумчиво проронила Несса, глядя в камин. – Всё кричала, что повсюду пламя, и ей нечем дышать… Её агония была ужасной, – дрогнувшим голосом закончила послушница, поднимая на Курта ясные глаза. – Я знаю, это неправильно, люди говорили про неё ужасные вещи, но… мне стало её так жаль… она так мучилась…

Треснуло прогоревшее полено.

По щеке Нессы Уолш скатилась одинокая слеза.

– Как много вы видите, Курт?

Леманн с трудом оторвал взгляд от прекрасной послушницы и шумно выдохнул.

– Я вижу мир иначе, – тяжело признался он. – Для меня нет границ между миром живых и мёртвых. Вижу магические ауры, потусторонние явления… всё, что упоминается в Писании и всё, чему там не нашлось места. Это не значит, что я могу на что-то повлиять, – предупредил Курт. – Я не святой, не подвижник, даже не колдун. Последнее – к счастью, разумеется.

– Но вы можете пообщаться с мисс Мюррей? – встрепенулась Несса.

– Если её тень осталась на земле, то могу. Но не очень хочу, – тут же признался Курт. – Видите ли, Несса, я не люблю смотреть на ту сторону. Я был там однажды. И мне не понравилось.

То ли мисс Уолш отучили задавать щепетильные вопросы, то ли ответы она знала и без них.

– Но ради истины? – мягко подтолкнула она. – Может, мисс Мюррей подскажет, что произошло в доме после её смерти?

– Я могу общаться с мёртвыми, а не призывать их к жизни, – напомнил Курт. – Например, с нашим общим знакомым Рафаэлем я весьма плодотворно пообщался. Потому что он сам бросился мне навстречу.

Несса вздрогнула и перекрестилась.

– Вы о призраке? – догадалась она. – Простите, я так испугалась в тот раз…

– Что заточили несчастного обратно в поглотитель душ, зашвырнули его в подсобку и наложили на неё магическую печать, – спокойно завершил Курт, глядя ей в глаза.

Послушница побледнела.

Курт дал ей время отдышаться, прежде чем заговорил вновь.

– Отвечая на ваш вопрос, я могу поговорить с ходячими мертвецами, неупокоенными душами и даже бесами, если те явятся. Это не значит, что для меня это пройдет без следа. Не всякая беседа заканчивается мирно. Но я могу это сделать.

– Что вы видите во мне?

Голос послушницы оказался так тих, что Курт едва расслышал вопрос. Несса Уолш вновь мёрзла, невзирая на тепло камина и грубую, но плотную накидку. Даже съёжилась на диване, становясь совсем маленькой и потерянной.

Он не стал её испытывать.

– Я вижу, что вы носите то, что вам не принадлежит.

Несса вскинула измученное лицо. В глазах её, светлых, чистых, дрожали слёзы.

– Ни один из наследников не явился на зов тётушки, – медленно проронил Курт, не сводя с неё взгляда. – Но у неё были вы. Единственный человек, которого она могла коснуться…

– Она не хотела! – тут же вскрикнула Несса. – Даже велела мне убираться! А потом звала вновь… и так страшно кричала… так просила…

Несса не выдержала и закрыла лицо ладонями. Дрогнули девичьи плечи под накидкой.

Курт покачал головой, чувствуя, как неприятно ноет в груди. Только не Несса. Только не она… Почему, ну почему за чужие грехи всегда платят невинные?

– Если Морриган Мюррей действительно была ведьмой, она не могла умереть, не передав своего дара другому, – тихо продолжил он. – Вы просто оказались единственной, кто протянул ей руку помощи. От чистого сердца. Из сострадания. Не зная, чем это грозит. Вы не виноваты, Несса…

Видимо, именно эти слова поддержки и понимания, а главное – отсутствие осуждения – и сломали стойкую послушницу. Несса Уолш тихо застонала и подалась вперёд, а Курт вдруг понял, что сидит не в кресле, но на диване, баюкая в объятиях заплаканную девушку. Вновь повеяло тонким ароматом лаванды и ладана.

– Она никак не могла умереть, – выдыхала ему в грудь Несса, уже не пытаясь сдержать слёз. – Я видела много смертей, но не такие… Она так ужасно мучилась… будто её рвали изнутри… будто сжигали заживо… Я просто хотела… как-то облегчить её страдания… А потом она распахнула глаза и спросила, приму ли я её последний подарок. Так безумно, так отчаянно… Я ведь даже не поняла. Я только хотела её успокоить… Я ответила, что да, конечно… И она схватила меня за руку…

Курт не выдержал и скривился от боли. Словно не Нессу Уолш пронзила бесовская сила – но его. Взгляд зацепился за портрет Морриган Мюррей над камином, и он едва удержался, чтобы не сплюнуть. Это обман, хотел сказать ей Курт. Это не добровольное согласие, это мошенничество и лукавство, старая ты ведьма…

А затем Несса вздрогнула в его объятиях, и Курт стиснул её крепче, баюкая и помогая справиться с долгожданным облегчением. Подумать только, сколько ужаса пришлось ей перенести! Одной, в доме с беснующейся ведьмой… В темноте, боли и одиночестве, когда в неё вошла чужая сила… Неудивительно, что Несса по незнанию едва не стёрла беднягу Рафаэля в порошок. Откуда ей знать, как управлять ведьминым даром? Бедная девочка и сказать никому не могла, что случилось! Даже на исповеди, даже отцу О’Коннору. Местные законы суровы. И если старое зло не трогали, то из нового вполне могли сделать козла отпущения. Несса Уолш попросту не дождалась бы ватиканских инквизиторов…

Да и те с ней не церемонились бы. Курт это точно знал.

Зато теперь становилось понятным и условие завещания Морриган Мюррей. Старуха хотела передать ведьмин дар кому-то из кровных родственников. Ради этого, вероятно, и возобновила общение. Ради этого звала в гости. Даже завещание составила заранее, рассчитывая, что те всё-таки явятся.

Может, даже искренне противилась искушению передать тёмный дар единственному светлому человеку, который её пожалел…

– Что теперь со мной будет? – прошептала ему в грудь Несса, даже не пытаясь отстраниться. – Как у вас поступают?

Курт выпрямился, не позволяя ей видеть своего лица.

– Меня прислали не за тобой, – шепнул он так, чтобы не спугнуть. – Мне нужно только разобраться, что здесь произошло. А затем… я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Обещаю…

Несса притихла в его объятиях, бездумно вцепившись пальцами в отворот кожаного плаща. Курт так же бездумно гладил её по плечу, прижимая ближе к сердцу. И не было в их внезапной близости ничего дурного. Уже не могло быть…

– Мисс Мюррей всегда была добра ко мне, – бесхитростно шмыгнув носом, призналась Несса Уолш. – Последний раз мы виделись пять лет назад, я только закончила медицинские курсы. Преподобная мать настаивала, чтобы я служила в монастыре, или отправилась с миссией как сестра милосердия, а сёстры считали это откровенной чушью. Мы с Рианой и Кэтлин гуляли на ярмарке, смеялись и обсуждали будущее. Мисс Мюррей появилась там тоже. Она услышала наш разговор и сказала, что мой суженый умер уже, так что можно и в монастырь. И чтобы я не унывала, потому что я ещё встречу свою любовь. Риана тогда сильно разозлилась, велела, чтобы я не брала в голову…

– Но ты не послушала.

Несса поёжилась под его рукой.

– Я не была счастлива в миру, Курт. Отмаливать любимых людей показалось мне прекрасным призванием. А слова мисс Мюррей… Я подумала, что обрету любовь во Христе. Ну или, в конце концов, мы с моим суженым соединимся после смерти… Романтично же?

Курт не выдержал и рассмеялся. Несса замерла, затем прыснула тоже, наконец мягко высвобождаясь из его объятий. По дому уже плыл аромат дурно заваренного кофе, вместе с чертыханиями Барри О’Салливана. В кухне чем-то гремели и роняли на пол, так что времени у них оставалось совсем немного.

– Оказывается, нельзя разлюбить человека, даже если он умер, – мягко улыбнулась Несса, глядя ему в глаза. – Представляешь?

Курт вернул грустную улыбку.

– Представляю, – ответил он.

***

Из дневника Курта Леманна:

Пятница, 25 октября 1950 г, день

«Преподобный отче Иероним!

Побеседовал с послушницей, ухаживавшей за покойницей. Несса Уолш. Она не бывала в доме после смерти Морриган Мюррей.

Ночью едем с Барри на кладбище. Он уже в предвкушении. Выкурил пачку сигар, выпил литр кофе, облил меня бранью на ирландском и повёз мисс Уолш обратно в монастырь. Надеюсь, что вернётся к ночи, иначе мне придётся идти на кладбище пешком.

Перечитал материалы дела. Согласен с отцом Патриком О’Коннором. Медицинское заключение звучит невнятно. Завтра пообщаюсь с доктором.

P.S. Местный монастырь – райское место. Вот почему в ватиканских коридорах жуть берёт, а в ирландской общине хочется жить? И нет, это не потому, что монастырь – женский.

P.P.S. Честно».

ГЛАВА 4. Ночная вечеринка

«Кладбище – зеркало живых».

Александр Довженко

– Я всё видел!

Курт перелистнул страницу в блокноте, подчёркнуто не глядя на призрака, вырвавшегося из амулета.

– Ты рожу-то не вороти, светлячок! – хмыкнул Рафаэль, с любопытством разглядывая его сверху. – Слышь, особист? Я смотрю, нравы в Ватикане-то поменялись! Нашему брату уже разрешено монашек лапать?

Курт демонстративно отвернулся от зловредного призрака, заканчивая запись в дневнике.

– Молчишь? – понятливо кивнул бывший ведьмолов, подплывая ближе. – Правильно, молчи, любое слово можно использовать против тебя… Хотя в данной ситуации и молчание – признак чистосердечного признания. Ну-ка, чего ты там настрочил?

Курт досадливо отмахнулся, но призрак уже заглядывал ему через плечо. Щеку обожгло могильным холодом.

– У-у, как много слов, – ухмыльнулся Рафаэль. – И ни одного по теме! Про зазнобу-то ничегошеньки не упомянул, хитрец! Хотя история увлекательная, твой куратор оценил бы… Немного лукавства, а, юный ведьмолов? И не надо тут своим «мне больше двадцати» козырять, я не вчера родился! Молокосос! Кто же так расследование ведёт? – уже искренне возмутился призрак. – Если в первом же деле тебя молодая ведьма окрутила!

– Она не ведьма, – наконец отозвался Курт, захлопывая блокнот. – Несса готовится принять монашеский постриг!

– А тёмная сила на ней для украшения, – кивнул Рафаэль. – Ты бы, пока любовный дурман вновь не обострился, пораскинул мозгами-то, особист. Подумай сам: почему тёмная сила её не поглотила? Почему не проросла, как в старухе Морриган?

– Ты видел её лицо? – парировал Курт, рывком поднимаясь с дивана. – Она чиста, как ангел, Рафаэль. Ведьмин дар мучает её, как проказа, но внутрь просочиться не может. Срастись с душой – не может. Вот и Несса не может управлять тёмной силой, только сдерживать. Покойница выбрала худшего человека для проклятого ритуала…

– Ну, выбор у старухи был небольшой, – согласился призрак, подплывая вслед за Куртом к окну. – Так она сама виновата! Сдались ей кровные родственники? Сдружилась бы с кем из города, глядишь, и передала бы проклятый дар. Ну и померла бы с миром…

– Так уж и с миром.

Курт закусил губу, выглядывая из окна. Барри сейчас, верно, только подъезжал к монастырю. Ещё с полчаса – и напарник вернётся. Самое время заняться кровавыми ритуалами, обследовать особняк ещё раз, проверить запасные ходы…

Ничего не сходилось. Слишком много всего, и каждая из нитей уводила прочь от развернувшейся в доме бойни. Взять Рафаэля – этот едва не надорвался, когда тащил его из колодца, и даже сейчас казался прозрачнее и бледнее, чем в первую встречу. Подозревать бывшего ведьмолова в массовой резне? Он физически не мог этого сделать.

Несса… Прекрасная послушница по незнанию могла бы причинить вред окружающим. Но она не виделась с наследниками. Ни разу не появилась в доме после смерти Морриган Мюррей. По свидетельствам преподобной матери – даже монастыря не покидала.

Кто же ещё?

Курт не чувствовал присутствия другой нечисти, только сам дом, наполненный тёмной энергией. Злой, колючей, вязкой, как смола. Но стены ведь не убивают, так? Или убивают? Как не хватало сейчас отца Иеронима! Он-то подсказал бы…

– Мучаешься, – подметил Рафаэль, усаживаясь рядом с ним на подоконник. – Мне не нравится, как ты выглядишь, особист. Впервые покинул тёплое ватиканское гнёздышко, м-м? И сразу же вляпался в муки выбора… Думаешь, я не понимаю? Ещё как понимаю, светлячок, – невесело усмехнулся призрак. – Поступить по уставу или по совести… Знаешь, я ведь тоже любил. Ну, или мне так казалось… Я боролся с запретным чувством. С собой. Долго боролся – и проиграл по всем фронтам. Я горел так ярко, так больно, но все думали, что я сияю. Вот и ты сейчас… очень уж напоминаешь мне кое-кого.

Курт впервые посмотрел в лицо призрака в упор. Прозрачное, кисельно-молочное, оно впервые казалось серьёзным, даже торжественным.

– Я в порядке, – заверил он неупокоенного коллегу. – Правда.

Рафаэль с готовностью кивнул, спрыгивая с подоконника и зависая над полом.

– Знаю я таких, как ты, «в порядке», – покладисто согласился призрак. – Из тех, кого потом из петли вытаскиваешь. Меня не обманешь, светлячок: я своё отжил и все ошибки совершил до тебя. Боль выглядит совсем не так, как мы это себе представляем. Можно улыбаться, молчать или кричать о своей боли – тебя всё равно никто не услышит. Пока не станет слишком поздно. Пулю в висок пускает тот, кто смеялся минуту назад. Ну или тот, который заверял, что с ним всё в порядке.

Курт усмехнулся и отошёл от подоконника вслед за Рафаэлем.

– Про пулю откуда знаешь? Ты же больше по арбалетам.

– Кое-что из прогресса даже сюда докатилось, – скривился призрак. – Старуха любила новые игрушки. В письменном столе, в нижнем ящике. Красивый такой, блестящий. Совсем не то, что пистоли прошлого.

Курт прошёл к столу, нагнулся и провернул защёлку в скрытой выемке. Удобно сделано, сразу под рукой.

– «Кольт», – узнал он, доставая оружие. – Надо же, даже заряжен.

– Передал бы ты игрушку своему толстому напарнику, – посоветовал Рафаэль. – Вокруг много глупых людишек, того и гляди, кто-то стащит. Это же не магическая штучка, её дом выпустит.

Курт опустил оружие обратно в ящик и резко выпрямился.

– Как ты сказал? «Выпустит»?..

– Ну да, – пожал плечами Рафаэль. – Как и каждая ведьма, Морриган сплела вокруг своего гнезда колдовские сети. Тебя что, этому не учили? Да как тебя только на дело пустили?! Что за бардак в нашем отделе происходит? – возмутился призрак. – Слушай ушами, светлячок: энергия особняка завязана на магические предметы, которые должны находиться в нём всегда. Вынести их отсюда против воли хозяйки невозможно. Каждый, кто попытается им навредить, серьёзно пожалеет. Так старуха сказала, в приступе редкого откровения. Что это значит, точно не знаю, я-то сдох раньше, чем смог бы проверить лично.

Курт помолчал с добрую минуту, прежде чем отозваться.

– Камешки, – медленно припомнил он. – Ты говорил: девочка прихватила коробку с магическими побрякушками. Для гадания и порчи…

– Ну, говорил.

– Они могли быть… предметами силы?

– Точно были, – подтвердил Рафаэль. – Но их тут много, юный ведьмолов. Ты приглядись повнимательнее: в этом доме на каждом углу что-то сияет ярче, чем прочая дребедень. Это они и есть.

Курт огляделся по сторонам и нахмурился.

– И как их обезвредить?

– Зачем? – поинтересовался Рафаэль, облетая кабинет. – Дом не опасен сам по себе, пока здесь не хозяйничать без спросу. Да и предметов тут… пару сотен, если не ошибаюсь. Либо попроси свою зазнобу, чтобы расплела колдовское кружево, которое старая ведьма плела полтора века, либо уничтожь источник ведьминой силы вместе с носительницей, на что ты, влюблённый юнец, не пойдёшь, либо… ну, я даже не знаю, – развёл руками призрак. – По-моему, тут легче всё просто сжечь.

Курт переваривал услышанное, напряжённо разглядывая спокойного призрака. Затем метнулся к камину, хватаясь за кочергу.

– Ты чего? – поинтересовался Рафаэль, подлетая ближе. – Нервный срыв?

– Сжечь! – резко отозвался Курт, вороша ещё тёплые уголья. – Ты всё верно сказал – легче просто сжечь!

Рафаэль обеспокоенно глянул на молодого коллегу и бережно потрепал его по плечу.

– Слушай, может, тебе чай на травах заварить? Говорят, успокаивает. Виски не предлагаю – судя по постной роже, ты насквозь трезвенник.

Пепел от разворошённого камина взвился в воздух так, что Рафаэль на его фоне окончательно померк, а Курт вскочил на ноги, бросаясь в другие комнаты. Камины обнаружились ещё в двух спальнях, но и там он не нашёл ничего, кроме обугленной древесины и раскрошенного угля.

– Не знал, что в наш отдел теперь душевнобольных берут, – прокомментировал Рафаэль, влетая вслед за Куртом в гостиную. – Чего ищем-то?

– Вот, – тяжело дыша, отозвался Курт. – Это они?

Призрак подлетел ближе, для удобства пройдя сквозь него, и уставился на очередной разворошенный камин. Пепел из него частично покрыл набросанные мелом силуэты на ковре, но Курт даже бровью не повёл.

– Ого, – только и проронил Рафаэль. – А ты не такой зелёный, как кажешься, Курт Леманн! Точно. Это они, камешки. Только больше не сияют. Поэтому я их и не видел.

Курт достал из пепелища потускневшие, ничем не примечательные камни, покрытые сажей и копотью, повертел на ладони, благоразумно не снимая перчаток.

– Огонь, – вздохнул он. – Повреждает самые сложные магические предметы. Наверное, девочка выбросила их в камин, наигравшись. Или взрослые отобрали…

– Неважно, – мрачно перебил Рафаэль. – Если они находились в одной комнате, дом не разбирался, кто там виноват. Защитное поле нарушилось. Дом решил, что они пытаются навредить предметам силы.

– Дом… решил?

Призрак тяжело вздохнул.

– Мой юный друг! Когда речь идёт о ведьмином гнезде и колдовском кружеве, любые метафоры годятся.

Курт устало опустился на скрипнувшее кресло, разглядывая набросанные мелом очертания тел.

– Дом их не выпустил, – медленно проговорил он. – Что бы ни происходило внутри – дом считал, что они забрали предметы силы, и не выпускал их.

– Он выпустил бы их с разрешения новой хозяйки, но молодая ведьма заперлась в монастыре и… ладно-ладно, не ведьма!

Курт мрачно покачал ведьминым амулетом перед носом у болтливого призрака и кивнул на камин.

– Проверим, как реагируют поглотители душ на огонь?

– Я молчу.

– Ой ли, – ровно отозвался Курт, надевая амулет обратно на шею.

Некоторое время в гостиной царила тишина. Призрак ехидно поглядывал на Курта, Курт напряжённо размышлял. Затем шумно выдохнул и покачал головой, срывая перчатки.

– Я недостаточно квалифицирован для этого, – признался он наконец. – Тут нужен святой подвижник… или опытный ведьмолов…

– А такие остались? – с интересом спросил Рафаэль, присаживаясь рядом.

– Немного, – устало отозвался Курт. – Но сочли, что и меня хватит.

– Значит, хватит! – ободряюще хлопнул его по плечу Рафаэль. Призрачная ладонь прошла сквозь тело ледяными иглами. – Будешь у нас опытным ведьмоловом. И кто узнает, что нет?

– Несса узнает. Потому что я понятия не имею, как ей помочь.

Курт провёл ладонью над очертаниями тел, но сделать ничего не успел: за окном раздался звук мотора.

– О, явился, – нерадостно констатировал Рафаэль. – Не торопись, твой напарничек сейчас пока угомонит железную повозку, пока выкурит ещё с пачку сигарет… Новенькая! – приглядевшись сквозь стены, наябедничал призрак. – Небось, в город заезжал.

Курт поднялся, натягивая перчатки обратно. Всё равно не успеет. Да и много ли взять с невинно погибшей крови? Верно, даже отозваться не сумеет. Хоть бы одну подсказку…

– А по поводу монашки расслабился бы, – приобнял его за плечи нахальный призрак. – Ну, с чего ты решил, что это любовь? У тебя опыта в этом вопросе – ноль! Ты ведь даже её не рассмотрел толком.

– Рассмотрел, – стряхивая с себя ледяные объятия, отрезал Курт.

– Ну-ну, – хмыкнул Рафаэль. – Ответь, друг мой зоркий, какого цвета у неё волосы? М-м? А глаза? Роста хотя бы какого? Полная, худая? Не заметил? Ну, я тебя не виню, ты занимался исключительно тактильным знакомством, так сказать…

– Пошёл вон! – не выдержал Курт.

В тот самый миг, когда входная дверь распахнулась.

Рафаэль мигом втянулся в амулет и подло захихикал уже изнутри.

– П-почему это? – даже попятился детектив О’Салливан, едва не выпустив сигарету из рук.

– Простите, Бога ради, Барри! – попросил Курт, едва сдерживаясь, чтобы не сорвать амулет. – Это я не вам.

Детектив подозрительно огляделся.

– А… кому?

Амулет затрясся от беззвучного смеха.

– Поедем на кладбище? – быстро предложил Курт. – Я поделюсь некоторыми мыслями по дороге.

– Ну… как скажете, – оглядевшись ещё раз, согласился О’Салливан. – Лопаты, к слову, я в багажник закинул.

– Вы – просто находка, Барри! – искренне похвалил Курт. – Мне с вами очень повезло.

Показалось, или амулет обиженно затих?

Осенью в Ирландии смеркалось быстро. Время было ещё не слишком позднее, но выезжали уже в полной темноте. Как детектив определял дорогу в свете тусклых фар, не сбавляя скорости, и при этом не разбил машину и никого не убил, оставалось загадкой.

– Позвольте, я подытожу, – притормозив у кладбищенской ограды, пробурчал О’Салливан. – Дом напитан магической энергией из-за заряженных предметов и колдовства покойницы. Вредить этим предметам нельзя, иначе будут последствия. Наследники по незнанию повредили некоторые из них, поэтому дом… не выпустил их? Я правильно понял?

– Вы же сами видели окна и двери, – напомнил Курт, выбираясь из автомобиля. – Несчастные пытались выбраться. Кто-то добрался к двери, кто-то лез в окно, но все выходы были запечатаны. Полагаю, это нелепая и печальная случайность. Возможно, если бы у них получилось выбраться из дома, кто-то остался бы в живых. Главный вопрос: что происходило внутри?

О’Салливан вытащил из багажника лопаты, перебросил одну Курту и злобно захлопнул крышку.

– И вы надеетесь, что покойница нам подскажет?

– Не думаю, – честно признался Курт. – Но я обязан исключить эту возможность. Видите ли, Барри, мисс Мюррей как раз не должна говорить.

О’Салливан покосился на тёмное кладбище, зажёг ручной фонарь и закинул лопату на плечо.

– А если заговорит?

– Не переживайте, – успокоил Курт. – За редким исключением, мертвецы навредить уже не могут. Разберёмся на месте.

Детектив, по-видимому, не слишком успокоился, но спасаться бегством тоже не стал.

Старое кладбище оказалось небольшим, с развалинами древней часовни в одном углу и остовом смотровой башни в другом. Центральная аллея выделялась в темноте, вымощенная светлым камнем, зато всё, что по бокам, не проглядывалось даже в свете фонаря.

– Жаль, что её похоронили не в склепе, – вздохнул О’Салливан, сворачивая с тропы. – Насколько проще сейчас пришлось бы! Дверцу отпер, саркофаг вскрыл, внутрь заглянул, проблевался и ушёл с чистой совестью!

– Вы ведь из этих краёв? – уточнил Курт, следуя за детективом. – Хорошо ориентируетесь на местности.

– А-а, – отмахнулся лопатой О’Салливан. – Каждый раз, когда надеешься, что вырвался, родное болото тянет обратно. Вот почему из всего дублинского отдела в Эшфорд послали именно меня? Потому что чужаку вообще ничего не рассказали бы!

– А вам?

– Тоже немного, – мрачно признал напарник. – Потому что местные рта не раскроют при соседском мальчишке, будь этот мальчишка трижды детектив и хоть национальный герой, дьявол побери!

– Патовая ситуация, – признал Курт.

– Может, у вас получится то, чего не добился я, – пожал плечами О’Салливан, останавливаясь у небольшого холма.

Курт посмотрел на временного напарника с новым интересом. За короткую жизнь он повидал зависть, подставные игры и нездоровые амбиции, как в армии, так и в коридорах Ватикана, но Барри О’Салливана, похоже, интересовало только закрытое дело. Если лавры достанутся другому – что ж, меньше мороки и бумажной волокиты.

Флегматичность, достойная восхищения.

Вот если бы он мог позволить себе такую же.

– Почему тут? – удивился Курт.

Могила Морриган Мюррей находилась в стороне от других, на небольшом холме, у развалин древней смотровой башни. С одной стороны, днём отсюда наверняка открывался прекрасный вид, с другой – какая ей теперь разница?

– Указано в завещании, – отозвался Барри, вонзая лопату в мокрую землю. Фонарь детектив, не церемонясь, поставил на надгробие. – Эти развалины ведь тоже в собственности покойницы. Да тут много чего ей принадлежит! Принадлежало, – поправился детектив, щёлкая зажигалкой. – Ни клочка не продала за всю жизнь. Даже самый влиятельный человек в городе, Броди Бёрн, вынужден был платить ведьме ежегодную ренту за пользование землёй.

– Ого.

– А ведь Бёрн пытался с ней договориться, – с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом, продолжал Барри. – Шутка ли – владелец крупнейшего фармацевтического производства графства Уиклоу платит мзду старой ведьме! Ну а что поделать, если фабрика стоит на её земле? Бывший владелец как-то договорился, а вот Бёрн каждый год ядом истекал, когда приходило время платить по счетам.

– Мотив.

О’Салливан даже закашлялся.

– Да вы что, Курт, – отплёвываясь от дыма, сипло выдохнул детектив. – Старине Броди уже за шестьдесят! Предположим, старуху Мюррей он побаивался, но отыграться на наследниках? Чтобы не платить ренту? Это как-то… радикально… в его возрасте.

– Вы беседовали с ним?

– Нет, – огрызнулся О’Салливан, отбрасывая сигарету. – К таким людям, как Бёрн, без ордера не сунешься. Он с вами и говорить не станет. Да и что я ему вменю? Пьяные сплетни в пабе? Слухи, догадки, сомнительные мотивы? Его в тот вечер, кажется, вообще в городе не было – укатил на встречу с клиентами в Дублин. Его старший сынок хвастал, что он остался за старшего на фабрике, и скоро вообще станет тут всем заправлять… Мерзкий тип! Я с ним в старшей школе пересекался. Давайте-ка покончим с этим поскорее!

Вдвоём они оттащили могильную плиту, которую благодарные жители попросту бросили сверху на неровный бугорок земли, и принялись за работу. Плащи и пиджаки повесили с молчаливого согласия усопших на соседних могилах, и закатили рукава.

Копали недолго: в каменистой ирландской почве хоронили неглубоко. Детектив О’Салливан настолько горел желанием поскорее убраться с кладбища, что Курту даже не нашлось работы: Барри копал за двоих.

– Всё, – отфыркиваясь, заявил детектив, когда лопата уткнулась в крышку гроба. – Сейчас защёлки отодвинем, заглянем, вы галочку в отчёте поставите, и дело с концом.

– Гвозди не забивали?

– Местный похоронщик заказывает гробы на новой фабрике, – отставляя лопату, отозвался О’Салливан. – Тут гвозди не требуются.

Про кол в грудь Курт уже даже не заикался.

– У меня, к слову, на этом кладбище дед похоронен, – поделился вдруг детектив. – Никогда не забуду его последние слова! Он спросил: ты хорошо держишь лестницу?!

О’Салливан первым рассмеялся собственной шутке, явно оттягивая момент загробного знакомства с мисс Мюррей, так что Курту ничего не оставалось, кроме как забраться в могилу самому. Защёлки разбухли от влаги и не поддавались, так что Курт порядком намучился, отодвигая их одну за другой.

– Всё, – выпрямляясь, позвал Курт. – Вот видите, справились до полуночи, а вы переживали… Поможете выбраться? Барри?..

Курт стоял по пояс в земле, поэтому не сразу увидел, от чего напарник вдруг сипло замычал и шагнул спиной вперёд, прямиком в разрытую могилу.

Курт едва успел отпрыгнуть.

Тяжёлая дубовая крышка укоризненно загудела, достойно выдерживая внушительный вес детектива.

Со всех сторон к могиле приближались заунывно воющие фигуры, почти неразличимые в темноте. Шаркали ноги, лязгала цепь, рычал невидимый пёс…

– Святая Мария, Иосиф и Младенец Иисус, – забормотал Барри, отступая по гробу ещё на шаг назад и едва не впечатывая Курта в надгробие. – Пресвятая Троица…

– Барри, слезьте с меня! – не выдержал Курт. – Слышите? Лучше подсадите, чтобы я мог выбраться!

– Н-нечисть…

– Сами вы нечисть, – уже совсем рассердился Курт. – Поможете вы или нет?!

Яма хоть и была неглубокой, задирать ногу пришлось почти до пояса, а зацепиться с той стороны оказалось не за что. Мокрая почва скользила под ботинками, скользкая крышка гроба не позволяла оттолкнуться как следует, так что Курту пришлось опираться о землю, чтобы неуклюже выбраться из ямы. За спиной бубнил сомнительные молитвы Барри.

– Как в старые добрые времена, – пробормотал Курт, распрямляясь.

Перчатки, штаны, даже светлая рубашка – всё оказалось изгваздано в грязи. Интересно, как в Эшфорде с прачечными?

Фигуры между тем смыкали тесное кольцо, попадая под полукруг света от дрожащего фонаря. Вой и рычание приближались, пока Курт терпеливо ждал. Барри, к счастью, больше не мешал, беззвучно опустившись на крышку гроба. Близость покойной Морриган Мюррей его, по-видимому, уже не пугала.

– Представьтесь! – потребовал Курт, наклоняясь за ручным фонарем.

В ответ завыли и зарычали с утроенной силой, а Курт наконец щёлкнул включателем, направляя луч света на ходящих во тьме.

– Роуэн Бёрн! – обрёл голос Барри. – Мерзавец! Я так и знал, что без тебя не обошлось!

Вытьё сменилось хохотом, но бежать опознанный Роуэн с товарищами не собирался. Наоборот, круг сжали, отрезая пути к отступлению. Курт пересчитал: пятеро, плюс злой пёс, рвущийся с цепи. Поводок здесь не помог бы: пёс оказался борцовской породы, с уродливой мордой и безумными глазами. То ли несчастное животное чем-то опоили, то ли долго держали взаперти.

– Какие люди, – лениво протянул тот, кого детектив назвал Роуэном. – А хорошо смотришься в могиле, О’Салливан!

Курт подал руку Барри, помогая выбраться, и молча передал ему фонарь.

– Кто это с тобой? – продолжал Роуэн. – Смазливый какой! Твой дружок из Дублина, Барри? Ходишь по мужским клубам?

– Пасть захлопни! – ощерился детектив. – Это мой коллега из Ватикана! Ты хоть в курсе, какие у него полномочия?

– Что-то не выглядит он, как монах, – поцокал языком Роуэн, под дружный гогот парней. – Имя есть у него?

– Что вы делаете на кладбище ночью? – прервал Курт, шагая вперёд.

Парень, державший пса, едва не упустил цепь, когда тот рванулся вперёд, заливаясь бешеным лаем.

– Законом не запрещено, – глумливо отозвался Роуэн. – А вот вы чем тут занимаетесь, ребятки? Думаете стащить у старухи украшения и золотые зубы?

– Вы пьяны? – спросил Курт.

От парней разило странными ароматами. Курт подался вперёд, принюхиваясь, и в этот момент пёс вырвался-таки из рук гогочущего хозяина.

За спиной запоздало вскрикнул Барри.

Пёс прыгнул на Курта, едва не повалив с ног, хлопнул челюстями у самого лица и тут же шарахнулся в сторону, припадая на дрожащие лапы.

Гогот оборвался.

– Что за… – выдохнул Роуэн.

Пёс жалобно скулил, пятился задом, не отрывая брюха от земли, и наконец бросился прочь, волоча за собой громыхающую цепь. Чертыхнулся его хозяин, коротко позвал в темноту, но пёс так и не вернулся. Жалобный скулёж и звон цепи затихли вдалеке, а взгляды присутствующих остановились на неподвижном Курте.

– Из Ватикана, значит, – хрипло заговорил Роуэн Бёрн. – Дурная примета – встретить монаха на кладбище… Или ты не монах?

Курт не успел ответить.

– Дурная примета – слушать игру оркестра лёжа! – авторитетно заявил Рафаэль, вырвавшись из амулета. – Особенно, если оркестр духовой, а ты весь в цветах и в окружении близких и родственников! Хотя тебе это не грозит, – тут же оговорился призрак. – К тебе на поминки явлюсь только я. Чтобы трижды плюнуть на могилу…

Секундное замешательство оборвалось воплями, криками и поспешным бегством от зависшего в воздухе призрака. Курт проводил взглядом убегающих парней – трезвели на глазах, хоть и наткнулись несколько раз на надгробия – и вздохнул, укоризненно глянув на Рафаэля.

– А что я не так сказал? – удивился бывший ведьмолов.

– Трижды на могилу только землю бросают, – механически поправил Курт.

– Подумаешь, какие мы щепетильные! – фыркнул Рафаэль, с трудом опускаясь на землю. – Мне и плевков не досталось – старуха вырезала мне сердце, а остальное закопала в дальнем углу сада. Спасибо хоть, чучело не набила.

– Какой ужас, – пробормотал Курт. – Сочувствую.

Рафаэль отмахнулся.

– Я и не рассчитывал на приличные похороны. По правде, я не любитель всех этих ритуалов! Случалось мне бывать на отпеваниях, где усопшего так нахваливали, что я дважды подходил к гробу, чтобы убедиться, кто там лежит. Хотя от красивого надгробия я бы, конечно, не отказался…

За спиной раздался звук гулкого удара о дубовую крышку.

Курт обернулся.

– Да вы издеваетесь, Барри! – простонал он, рассмотрев бесчувственного О’Салливана в разрытой могиле.

Следующие полчаса прошли в попытках Курта привести напарника в чувство, под аккомпанемент ехидных замечаний Рафаэля.

– Скоро полночь, – сообщил призрачный ведьмолов, усевшись на развалины смотровой башни. – К слову, растущая луна. На небо не смотри, это же Ирландия, тут звёзды только в январе видно. Если старуха и встаёт по ночам, сейчас самое время.

Курт хлопнул Барри по щеке, добился невнятного бормотания и устало прислонился к земляной стене.

– Спасибо, кстати, – обратился он к призраку. – Неприятная компания. Полагаю, пришлось бы прибегнуть к святому знамению, но ведь это работает только против нечисти…

– А как иначе? – поинтересовался Рафаэль, спускаясь в могилу. – Никто не смеет оскорблять моего лучшего друга, кроме меня! Мне можно, – ухмыльнулся призрак.

– Оберегаешь свой шанс на вечную жизнь? – усмехнулся Курт. – Я ведь не обещал, что мой наставник тебе поможет.

– Если ты попросишь – сделает, – убеждённо заявил бывший ведьмолов.

– Про друга повторишь?

– Это смахивает на шантаж, светлячок, – предупредил Рафаэль. – Послушай, приятель, я провёл в заточении сотню лет, наедине с проклятой ведьмой. Да и та не баловала меня беседами по душам… А ты парень смышлёный и в целом вроде неплохой. Да и вереницы других кандидатов в друзья я чёт не вижу… Почему бы и не помочь хорошему человеку?

– Молчание входит в перечень планируемых добродетелей? – вздохнул Курт, вновь присаживаясь рядом с Барри.

– Я могу долго молчать, – усевшись на край могилы, заверил Рафаэль. – Так долго, что ты не поверишь. А могу сказать, эй, приятель, давай вместе посмотрим в лицо этому греба… жестокому миру и не дадим ему прогнуть нас. Я предложу тебе напиться и выкинуть какую-нибудь глупость… а, может, не предложу. Чем бы ты ни занимался, я буду рядом и не позволю вшивым молокососам угрожать моему единственному шансу на спасение!

– Помоги раскрыть это дело, – похлопывая Барри по щеке, попросил Курт. – И… и…

– Ой, да в курсе я про твою зазнобу, – скривился Рафаэль. – Сам не свой ходишь. Слышь, светлячок? Разберёмся и с этим… деликатным дельцем. А может, и твои проблемы мимоходом решим, а? В любом случае, я не позволю тебе скатиться в депрессию. Оцени, светлячок, я даже знаю, что такое депрессия! Жизнь, зачастую, сплошное дерьмо, да и смерть ничем не лучше. Но ты это и без меня знаешь, м-м? Так для чего нужны друзья, если не для того, чтобы наше жалкое существование казалось чуточку легче?

Курт слабо улыбнулся, оборачиваясь.

– Сам-то веришь в то, что говоришь?

– Я верующий до мозга истлевших костей, будь спок, – заверил Рафаэль. – Только, в отличие от тебя, я-то знаю, к чему такая дружба приведёт.

Детектив О’Салливан выбрал именно этот момент, чтобы прийти в себя.

– Я умер или сошёл с ума? – невнятно пробормотал Барри, усаживаясь в могиле. – Вроде не время ещё… видеть мертвецов…

– А ты не смотри, – разрешил Рафаэль, болтая ногами в воздухе. – Мы с Куртом не обидимся.

Детектив дико глянул на невозмутимого призрака, затем на уставшего напарника.

– А вы точно следователь? – не выдержал Барри, повернувшись к нему всем внушительным корпусом. – Я думал, вы изгоняете призраков, а не якшаетесь с ними!

– По-разному случается, – признал Курт, поднимаясь на ноги. – Если вы не возражаете, Барри, я оставлю объяснения на потом. А сейчас давайте… закончим то, ради чего мы сюда…

– Припёрлись, – подсказал Рафаэль, взмывая в воздух.

Крышка поддалась с трудом. Детектив О’Салливан вогнал черенок лопаты в приоткрывшуюся щель, вздымая крышку вверх. Дохнуло изнутри запахом тлена, пепла и зловония настолько тошнотворного, что Курта тотчас замутило.

– У-у-у… даже я ощутил, – картинно закашлялся Рафаэль, когда О’Салливан торопливо отвернулся, вырывая лужицей желудочного сока. – Ну, чего дальше, светлячок?

Курт склонился над распахнутым гробом, подсвечивая фонариком.

– Хватит для отчёта? – поинтересовался призрак, заглядывая ему через плечо.

– Более чем, – мрачно отозвался Курт.

Обугленные останки, размазанные по стенкам гроба, никак не могли подыматься по ночам и вредить живым. Не осталось на месте упокоения Морриган Мюррей ни разлагающегося трупа, ни даже истлевшего скелета – лишь очертания тела да вздыбленная обивка гроба, сгоревшая вместе с телом ведьмы из Эшфорда.

К таким останкам даже воззвать не получилось бы.

– Говорят, перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами, – мрачно прокомментировал О’Салливан, вытирая рот носовым платком. – Вы в это верите, Курт? Я вот думаю, что враки. Судите сами: старухе Мюррей стукнуло лет двести! Ну, может, сто восемьдесят… Если бы у неё пролетала перед глазами вся жизнь, она успела бы пожить ещё пару лет! Вы что думаете, Курт?

Курт не только думал, но и знал, но отвечать на риторический вопрос не стал. Барри О’Салливан всё испытает сам, когда придёт его время.

– Думаю, что мисс Мюррей совершенно точно была ведьмой, – резюмировал Курт, поднимаясь с корточек. – И мы можем с чистой совестью вычеркнуть её из списка подозреваемых.

– А у нас он есть? – хмыкнул О’Салливан.

– Составим, – улыбнулся Курт. – У меня другой вопрос: что всё-таки делали господа Роуэн Бёрн и сотоварищи на кладбище?

Рафаэль проплыл мимо чертыхнувшегося Барри и пихнул Курта призрачным локтем.

– На этот вопрос я отвечу, светлячок. Вы ж оба слепые, как котята, а я вижу, как во-он в той часовне валяются бутылки, самокрутки и подозрительный белый порошок. В мои времена народ только опиумом баловался, а здесь у нас… у вас… у них…

– Говорил же: мерзавец этот Роуэн, – процедил О’Салливан. – Соберём эту дрянь, пока детишки не наткнулись, а заодно и на пальчики проверим. С таким компроматом можно ломиться к старику Бёрну с ноги в парадную дверь, не откажет! Или мы его старшего сыночка отправим далеко и надолго. Какой удар по репутации уважаемого владельца фармацевтической фабрики!

Курт внезапно пошатнулся, хватаясь за нательный крест. Ноги не держали совершенно, горло превратилось в наждачную бумагу, перед глазами поплыли белые круги.

– Эй-эй, – забеспокоился О’Салливан, поддерживая его под локоть. – Вы чего удумали, Курт? Проклятье!

Курт, ведомый твёрдой рукой напарника, послушно уселся на соседнее надгробие, отхлебнул из предложенной фляги и закашлялся.

– А ты думал, он тебе святой водицы нальёт? – поинтересовался Рафаэль. – Чо, серьёзно так и думал? Это же ирландец! Чего ты ожидал оттуда испить, кроме виски?

– Ну, простите, – буркнул О’Салливан, отбирая флягу. – Мне всегда помогает.

– Кто бы сомневался, – фыркнул зловредный призрак.

– А с тобой мы ещё разберёмся, – пригрозил детектив, подхватывая лопату.

***

Из дневника Курта Леманна:

Пятница, 25 октября 1950 г, вечер

«Преподобный отче Иероним!

В ходе поездки на кладбище выяснилось, что Морриган Мюррей действительно была ведьмой, однако упокоилась совершенно точно. Всё, как по учебнику: сгоревшая плоть, необратимая и окончательная смерть. Не слишком приятная, подозреваю, но это уже не наши проблемы. К слову, отчего особый отдел никогда ею не интересовался? Богатые пожертвования?

Простите, Бога ради, это усталость. Я даже едва не потерял сознание на кладбище. Обезвоживание, кто бы мог подумать. Я снова забываю следить за собой.

Завтра отправимся к доктору Беллу, составлявшему медицинский протокол, и к владельцу фармацевтической фабрики неподалёку от Эшфорда. Ничего не ожидаю, но проверить обязан.

К вечеру вернёмся в проклятый дом – Рафаэль покажет нам с Барри чёрный ход. Обещал в колодец больше не ронять. О’Салливан сказал, что не верит ни на грош. Уверен, этим двоим надо просто привыкнуть друг к другу.

P.S. Как мы возвращались в паб – в двух словах не перескажешь. Барри сказал, что в кладбищенской грязи нас на порог не пустят, так что лезли через забор.

Отмывались по очереди, в полной тишине, ледяной воде и крайнем неудовольствии. Рафаэль сказал, что впервые радуется тому, что давно мёртв».

ГЛАВА 5. Добрый доктор

«Если доктор вам что-то долго выписывает, не тревожьтесь, возможно, это всего лишь свидетельство о смерти».

Житейская мудрость

– Мы выглядим, как два миссионера! Только Библии в руках не хватает!

О’Салливан раздражённо одёрнул свитер, без удовольствия глядя в зеркало.

– У меня есть, – предложил Курт. – На немецком.

– Увольте, – отрезал детектив. – Ещё сочтут, что вы завербовали меня служить на Великую Германию. Да и миссионер из меня, как из доярки балерина!

Одежду, в которой они наведались на кладбище прошлой ночью, отстирать в скудных условиях съёмной комнаты не получилось. К счастью, они с Барри захватили сменную – и как назло, оба выбрали белые рубашки и чёрные свитера в качестве единственной замены приличным и безнадёжно испорченным костюмам. Любители ночных посиделок на кладбище под предводительством Роуэна Бёрна скинули их аккуратно развешенные пиджаки, а затем хорошенько по ним протоптались, убегая от призрачного Рафаэля. Без профессиональной чистки теперь обойтись никак не получалось.

– Выбора нет, – скрипнул зубами Барри, нахлобучивая шляпу, – суббота, всё наглухо закрыто до понедельника. Придётся идти на поклон к ведьме!

– К… кому? – осторожно уточнил Курт, пряча амулет под свитер.

О’Салливан сдёрнул куртку с вешалки, тяжело уставившись на напарника.

– К Риане Уолш, – мрачно ответил детектив.

На удивление, Эшфорд встретил их ярким солнцем, чистым небом и радостными детишками, гоняющими по главной улице на велосипедах.

– Каникулы, – нахмурился Барри. – Хэллоуин на следующей неделе.

За пролетевшие в ватиканских подземельях пять лет Курт уже и подзабыл, какими бывают праздники за пределами церковных, поэтому оглядывался по сторонам с искренним любопытством.

– Тыквы, – подметил он вслух. – А у вас осталась родня в Эшфорде, Барри?

О’Салливан мрачно покачал головой.

– Меня дед воспитывал, – поделился детектив. – Помер давно. Дом я продал.

– Это зря, – вскользь заметил Курт. – Я слышал, земля вырастет в цене.

– Я психанул в тот год, – признался О’Салливан. – Собирался за океан, строить новую жизнь в чужой стране… Но так и не выехал дальше Дублина. Я же говорил, родное болото не отпускает!

На этой риторической ноте детектив бахнул кулаком в запертую боковую калитку почтового отделения. Не дожидаясь ответа, постучал ещё раз, уже ногой.

– Это кто там такой смелый? – возмутились из-за забора. – Риана! Это точно к тебе!

Дверь отворилась. На пороге, кутаясь в тёплую шаль, стояла молодая девушка, чем-то похожая на Нессу, с теми же ясными светлыми глазами, но, в отличие от послушницы, ярко накрашенная, с кокетливо уложенными рыжеватыми волосами и в коротком, выше колена, платье.

Курт подумал, что он ведь так и не видел, какого цвета волосы у Нессы. Не то чтобы это имело значение, конечно.

– Мы к Риане, – подтвердил О’Салливан. – В дом-то пустишь?

Девушка смерила детектива недовольным взглядом, затем посмотрела на Курта.

– Только ради твоего друга, – смилостивилась она.

Курт проводил её внимательным взглядом. Нет, не ошибся: аура девушки двоилась.

– Проходите, Курт, – тяжело вздохнул детектив, запирая за ним калитку.

Барри повёл его в обход чужого дома так, словно заглядывал сюда каждый день. В свете дня детектив казался ещё более внушительным, чем ночью. Курт дал бы ему не больше сорока, но О’Салливану вполне могло оказаться и тридцать с небольшим. Высокий и крупный, ирландский детектив возвышался над Куртом на целую голову, да и мясистое лицо добавляло возраста.

– Уже соскучился, Барри О’Салливан? – неприветливо встретила его старшая мисс Уолш. – А я, представь себе, нет!

Они вошли в дом с чёрного хода, через сад, угодив сразу на кухню. Субботний полдень в доме семьи Уолш, служившем также и почтовым отделением Эшфорда, оказался насыщенным и многолюдным.

Во главе обеденного стола сидела немолодая женщина в домашнем платье, при взгляде на которую Курт сразу понял, в кого Риана унаследовала тонкие поджатые губы и вечно недовольное выражение лица.

По одну её руку сидела встретившая их молодая девушка, явно младшая из сестёр Уолш, по другую – симпатичный молодой человек, не сводивший с девушки больного взгляда. Даже неискушённый в любви Курт догадался, какие надежды питает гость в отношении младшей мисс Уолш.

Риана, встретившая их, нетерпеливо скрестила руки на груди, дожидаясь ответа.

– Мне больше некого просить, – буркнул детектив. – Всё закрыто к дьяволу до понедельника, а нам с мистером Леманном…

– Не поминай нечистого в этом доме, Барри О’Салливан! – возмутилась молчавшая до того женщина.