Будь хитрее зла

Размер шрифта:   13
Будь хитрее зла

© Венедов С. И., 2025

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2025

* * *

Сотрясая тишину улицы, мотор напоследок издает мощный рык. От него по всему телу разбегаются мурашки. Две выхлопных трубы затихают. Я выпрыгиваю из своей новенькой «Ауди-4» с усиленным двигателем и устремляюсь к трехэтажному зданию. Новострой девяностых, стилизованный под ар-нуво начала ХХ века. В мраморном холле с причудливыми растениями изучаю табличку: офис компании «ИнноКонцепт» находится на втором этаже, по коридору направо. Поднимаюсь на лифте, чтобы не запыхаться от волнения.

Эти зеркала на стенах – весьма удобная штука перед важными деловыми встречами. Осматриваю себя: спортивный вид, темно-серый, мышиного цвета костюм, голубая рубашка, бордовый галстук в синюю крапинку, платочек в тон торчит из накладного кармана. Вкрадчивый, типа итальянского, шарм под грамотно разбросанными шатеновыми прядями. Надо понравиться!

В приемной слишком раскрашенная, грудастая брюнетка отвечает на мою улыбку вялой гримаской. Мимоходом я не могу не подумать о том, что она напрасно увеличила себе губы. Напоминает утку или рыбку из аквариума. Как жаль, когда женщины, одаренные природой, считают нужным в себе еще что-то изменить!

– Добрый день! Я Павел Леднев. У меня встреча с господином Валентином Величко.

Выражение лица секретарши становится ироничным, даже насмешливым.

– Вас ждут, – цедит она. – Следуйте за мной.

Чем вызвана такая перемена в поведении? В моем мозгу немедленно вспыхивает сигнальная лампочка тревоги и сразу же гаснет: попочка мисс Гламур передо мной вертится слишком волнительно! Почему у меня деловые свидания всегда с мужчинами?

Брюнетка толкает какую-то дверь и, объявив: «Господин Ледин», ретируется с презрительной миной.

Я прохожу в кабинет размером с площадку для бадминтона. Красное дерево, кожа, толстый, зеленый мокет, похожий на английский газон для гольфа. Прям Багамы! Не хватает только пальм… В кабинете одно-единственное существо. И оно женского рода. Миниатюрная блондинка, еще молодая, на лице несколько веснушек. На ней костюм мужского покроя, примерно такого же серого цвета, как мой. Она поливает юкку. С близкого расстояния видно, что блондинка настоящая, не крашеная.

– Добрый день… Мне к господину Валентину Величко…

Хозяйка кабинета не торопится закончить свое занятие. Потом берет ножницы и отрезает сухие листья. Я чувствую, как во мне закипает раздражение. Нельзя же так изгаляться над посетителем.

Наконец, она поднимает на меня бархатные глаза, которые светятся забавным огоньком.

– Господин Величко – это я.

Ударение на слове «господин». И все это говорится с милым, как бы иностранным акцентом. Мол, изъездила полмира, все языки смешались… Странная идея о травести молнией пронизывает мой мозг. Нет, не похоже. Передо мной настоящая женщина, мой инстинкт не может меня обмануть! И секретарша меня не поправила… Хрюшка! Вот почему у нее был такой ехидный вид!

– Прошу прощения, сударыня. Я, наверное, неправильно понял ваше имя…

Смущенно улыбаюсь. Непростительная оплошность дебютанта для такого тертого калача, как я!

Моя собеседница не улыбается, но наконец протягивает мне руку.

– Валентина. Видимо, вы пропустили «а» в конце, когда записывали имя.

М-да-а, Павел Дмитрич. Так лажануться. Ну ты даешь! Только не пасуй! Партия еще не проиграна, пока не захлопнулась дверь. Забудь о предыдущей минуте. Жми вперед, в режиме настоящего времени…

Мы усаживаемся. Она за огромный письменный стол, я – напротив, в кресло кремового цвета, приятно пахнущее кожей.

Излагаю цель своего визита: Агентство «Млечный путь», на которое я тружусь, специализируется на поиске и подборе кадров. Иными словами, мы – хедхантеры. Нам стало известно о потребностях компании «ИнноКонцепт» по этой части. Мой опыт в области «охоты за головами» позволяет мне предлагать лучшие адекватные решения нашим клиентам. Я достаточно знаком с работой мультинациональных компаний и высокоэффективным персоналом, в котором они нуждаются… Как-то так. Нормально для начала… Хотя мне в них никогда не попадались женщины с именем Валентина. Кстати, очень симпатичное имя. Валя, Валюшка. Мне хочется добавить, что оно прекрасно подходит к короткой стрижке собеседницы и ее очаровательной мордашке. Но я вовремя торможу. Паша, не зарывайся и не суетись! Прибереги свои чары для других ситуаций…

Я завершаю свою вводную часть, подчеркнув, что наша сеть контактов наверняка позволит мне найти редкие жемчужины для компании «ИнноКонцепт». Валентина Величко смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Но не похоже, что слушает. Неужели рассматривает мой шикарный галстук от Ланвэна, от-кутюр. Высокая мода.

Через десять минут замолкаю. Мне кажется, что я не был на уровне, несмотря на весь мой опыт. Начальный инцидент выбил-таки меня из колеи. Что добавить? Как ее убедить? Я должен добиться своего… Брильянт ко дню рождения жене Ларисе еще полностью не оплачен, «Ауди» тоже взята в рассрочку, каникулы, проведенные с семьей на Мальдивах, опустошили мой счет… Не думай об этом, Павел, – она просечет!

Что еще сказать, чтобы заполучить мандат?

На память приходят события двенадцатилетней давности. Сила молчания. Мощное оружие, как учили мои педагоги на лекциях по психологии. Дать ей возможность сформировать свое мнение. Твой единственный шанс! Нет, похоже, все накрылось… Эта слегка снисходительная улыбка, хитринка в фиолетовых глазах. Она думает, что я законченный мачо. Примитивный сексист. Тип, неспособный представить себе гендиректора-президента компании в юбке. Которая вдобавок поливает юкку. Бяка секретарша! Почему она мне это подстроила? Обиделась, что я мысленно раскритиковал результаты ее пластической операции на губах? Она же не могла об этом знать. Но почувствовала, фифа. Следи за выражением своего лица, Павел, тебя видно насквозь!

– Господин Леднев, я согласна поработать с вами.

Из-под коротких прядей Валентины светится добрая улыбка.

Я расслабляю плечи. Вся спина взмокла.

* * *

Еще нет шести вечера. Солнце садится, и здания окрашиваются в теплые бежевые тона. С террасы кафе на набережной я наблюдаю за пейзажем с легкой горечью: лето на носу, а я пропадаю на работе!

Снова забираюсь в свою серебристую «Ауди-4». С ней всегда только положительные эмоции. Потрясающие четыре цилиндра издают рев нетерпения. Внутри такой машины даже хронические для Москвы пробки не способны испортить мне настроение. День был удачным: после трех рандеву получены и подписаны два мандата на круглую сумму, такое не часто случается. Я красиво завершаю в целом плохенький квартал. И, благодаря ожидаемому бонусу, мой неприлично оголившийся счет снова приоденется.

Кафе битком набито, но я сразу же узнаю своего знакомого, сидящего за столиком в одиночестве перед бутылкой минеральной воды. За прошедшие семь лет он совсем не изменился. Может быть, только его густая, неопрятная шевелюра еще больше побелела. Но могло быть и хуже после всего, что он пережил.

Естественно, господин Капотин в костюме и при галстуке. Надо держать фасон. Когда-то этот фрукт был моим начальником. Я направляюсь к нему через зал.

– Мое почтение, Владлен Сергеич!

– А, Леднев, Павел, спасибо, что пришли!

Он улыбается немного смущенно. Я сажусь напротив и заказываю себе свое любимое темное разливное пиво. В России его нынче залейся, на любой вкус.

– Я не думал, что вы согласитесь со мной встретиться, – продолжает он. – После всего, что произошло… после всего, что мы друг другу высказали, вы должны меня ненавидеть!

Я пожимаю плечами.

– Ну, что теперь вспоминать! Пожалуй, тональность некоторых наших дискуссий немного зашкаливала… И если я здесь, то потому, что хотел бы понять…

– Да, фирме, действительно, было чем ввести вас в заблуждение. И я первый, кто вас поддерживал, уверял, что все нормально…

– То есть вы вели двойную игру? Что ж, было довольно убедительно!

– Я и сам толком не понимаю… Как я мог стать одним из директоров организации, которая так скверно поступает… и со своими клиентами, и со своими сотрудниками.

– Рад, что вы это наконец поняли…

– У нее ведь почти теневой характер…

– Настолько?

Он отпивает немного воды из бокала.

– Да. Вы частично это поняли. Разумеется, не полностью… То, как клиента сначала обрабатывают, потом связывают контрактом, от которого он не может отделаться, не заплатив по максимуму…

– Однако, мне казалось, что как раз мои клиенты оправдали свои затраты. Ведь я вкалывал в поте лица. Разве не так?

– В вашем случае это верно, Павел. Все зависит от советника. Надо, чтобы он был на уровне компетенции. Иначе получалось чистое кидалово. В сущности, система задумана так, чтобы вы отдали все свои силы достижению поставленной задачи: каждую пятницу вы должны были представлять отчет руководителю предприятия о сумме подписанных контрактов. А при существовавших премиях вы были заинтересованы в достижении результатов!

На секунду задумавшись, я делаю первый глоток пива.

– Да, я согласился! Однажды начав, остановиться было нелегко.

– Тем более что, имея всего один выходной, в воскресенье, вам было непросто заниматься поисками другой работы. А в течение недели система практически мешала вам это делать.

Еще не хватало мне перейти на пособие по безработице, – говорю я себе. Но этого я даже не допускал в мыслях. Гордость не позволяла. Честно говоря, повел себя как дурак.

– Мне повезло, что один друг предложил мне работу. Если бы не он, не знаю, что бы со мной стало, – продолжает Капотин с хилой улыбкой.

В зале накурено, шумно, но такое впечатление, что мы одни.

– Я быстро понял, что вы сделаете невозможное, чтобы уйти… А у меня такой возможности не было. Кроме того, я был одним из стражей храма. Трудно признаться, что все, ради чего мы трудились, оказалось гнильем… А самым ужасным были эти корпоративы с начальством. Все эти обеды-ужины – тусовки, пьянки. Похабные анекдоты. Шлюхи, оплаченные за счет компании…

Слушая его, я вспоминаю о своих пятидесятичасовых рабочих неделях, о своих бонусах в размере всего десяти процентов от суммы, получаемой за мои старания. Интересно, куда шли остальные девяносто процентов?!.. А милая помощница директора, которой было запрещено разговаривать со мной, как и всем секретарям, запрет обращаться к сослуживцам на «ты»… А новогодний ужин – уникальная возможность пообщаться с коллегами, – когда меня посадили между гендиректором и моим начальником. Какая честь! Специально, чтобы я ничего не выведывал, чтобы помешать мне болтать с народом. Если ты ни с кем не общаешься, ты ничего лишнего не узнаешь… Видимо, записали меня в болтуны. Или в слишком любопытные. А может, и то и другое.

– …Надо было только слышать, Павел, оскорбительные замечания, насмешки моих коллег из-за того, что я избегаю мероприятий с барышнями… А я просто хотел оставаться верным своей жене… и вообще. Мерзкая среда, скажу я вам, мой друг!

Фамильярничать с ним не стоит, даже сейчас. Останемся на «вы». Похоже, он так и не успокоился…

– Ну и как же вы из этого выбрались?

И он давай мне рассказывать. Его как будто прорвало. О своей депрессии. Целом годе без работы. Разумеется, его уволили. Потом он как-то оклемался. Восстановил семью. Труднее всего было ощущать себя безработным. И жить на копейки

Тогда я и сам попал на этот крючок, и ловушка захлопнулась. Но у него все было намного тяжелее. Этот нытик был моим тайным врагом и заставил меня хлебнуть дерьма. Однако сейчас его страдания не доставляют мне никакого удовольствия. Мои родители, когда зачинали меня, забыли наделить способностью к мстительности. А могли бы…

Потом он мне бубнит о своих поисках работы, проектах, надеждах. Все такой же предприимчивый. Такой же правильный. Крах не заставил его опустить руки. Нашел какой-то руководящий пост, где-то на юге страны, вдали от семьи, которая осталась в Москве. Нет, конечно, от карьеры он не в состоянии отказаться.

И поэтому так уязвим.

* * *

Девять вечера. Сумерки делают улицу Полярников еще более мрачной, чем днем. Легкий туман, расплывчатое сияние вокруг фонарей. После давящей атмосферы кафе я наслаждаюсь свежим воздухом. Только что я расстался с Капотиным. Сердечное пожатие руки, обещание созвониться. Обоим ясно, что мы этого не сделаем.

Все еще взбудораженный разговором, я уже собираюсь шагнуть на лестницу подземного паркинга, чтобы найти свою машину, как слышу вскрики женщины и топот короткого преследования. Снова крики и мягкий звук удара тела о листовое железо. И грубый, громкий, на этот раз мужской, голос с восклицанием сомнительной оригинальности:

– Я те покажу, сука!

Вообще-то я совсем не храбрец. Но очень импульсивен. Насилие над слабым полом вызывает во мне немедленную и однозначную реакцию. Бегу на шум. Какой-то качок вцепился в молодую женщину, прижав ее к мусорному баку. Завидев меня, он понижает голос, и тут раздается пронзительный скрежет железа по железу: это тормозит поезд, входящий на станцию, расположенную совсем рядом. Я не слышу, что мне говорит этот тип. Похоже, ему мое появление тоже не нравится. Он медленно разворачивается в мою сторону. Росту немного выше среднего, совсем еще зеленый хлопчик. Пушок вместо усов, рыхлая морда под красной бейсболкой, повернутой козырьком набок. На нем дешевый спортивный костюм, тоже красного цвета, потрепанный и мешковатый, как будто на вырост. Модные кроссовки. Рэпер, что ли? Или просто уличный шпаненок, задиристый и опасный в стае, когда четверо на одного. И скорее трусоватый, когда один-на-один… Зазевавшись, парень не успевает отвести мой левый хук в подбородок, дополненный мощным ударом в солнечное сплетение, и сгибается пополам. Потом выпрямляется и впивает в меня недобрый змеиный взгляд. Типа: «Врежу тебе, как только повернешься ко мне спиной». Но в данный момент я читаю скорее страх в его глазах на неровном лице, зло сверкнувших из-под черных, засаленных патл.

– Че тебе надо, дядя? Че я тебе сделал? – хрипло бросает он, восстановив дыхание.

– Не выношу, когда мужчины бьют женщин.

– А тебе че с того?! Мы разговаривали, а че?!

Я наскоро изучаю жертву насилия. Это зрелище, скажу я вам. Лет тридцати на вид, похожа на скво, жену индейца, или скорее на поклонницу мрачного стиля готики – длинные, темные, неухоженные волосы, продолговатое, очень бледное, как у вампира, лицо, нос с горбинкой, огромные глаза, обведенные большими черными кругами, мясистые губы, густо накрашенные красной помадой, слишком длинное черное платье со сборками и широкими полосами вставок красного цвета. Точно готика! Поверх платья – несуразный черно-красный джемпер, хотя не так уж холодно. Из разбитой губы, по белой коже, на подбородок сползает струйка крови. Но женщина смотрит на меня скорее с неприязнью, чем благодарно. Поворачивается к спутнику, потом ко мне, и взгляд ее становится враждебным.

– Вот-вот, мы вас ни о чем не просили. Это наши семейные разборки, наши дела, че вы лезете? Возомнили себя отважным рыцарем, чтобы бить младших?

На лице у нее гримаса презрения.

– Или воображаете из себя Зорро, чтобы прикадриться ко мне? Держите эти приемы для малолеток!

Ничесе! От возмущения у меня прерывается дыхание.

– Но ведь он вас ударил, не так ли? И я не могу этого допустить!

– Ну и че с того? Мы просто повздорили с мужем.

«Муж» встревает:

– Ну ты видишь теперь, я тебе че говорил?! Давай, вали отседова, козел хренов! Пока костюмчик не попортил с галстучком!

Я в ступоре, потому что чую подвох. Рэпер, женатый на готичке. Такой союз расходится с моими социологическими воззрениями. Все происходящее кажется мне не совсем чистым. Если бы я мог, то отвел бы барышню в машину, чтобы поговорить с глазу на глаз, без «мужа». Но я не решаюсь – судя по ее настрою, она, того гляди, еще обвинит меня в попытке изнасилования. Вот идиотка!

– Ну, тогда приношу свои извинения…

– Так-то лучше. Давай! Катись, откуда пришел, урод ненашенский!

Подавленный, я ретируюсь, сопровождаемый потоком грязной брани.

* * *

Я всегда с удовольствием возвращаюсь в свой дом. Бетон вперемешку с кирпичом, большая терраса с прозрачной оградой на втором этаже, черепичная крыша. Современная архитектура, скандинавский стиль – просто, строго и в тренде. Похоже на нас с женой. Пультом управления открываю ворота гаража и аккуратно паркую машину. Парковочное место Лариной «Хонды» пустует. Моя жена активистка партии «Справедливости». У них сегодня очередное собрание.

При входе в гостиную меня сразу возмущают три вещи: я чуть было не растянулся на полу, наткнувшись на брошенную кроссовку; все четыре мощных торшера по углам напрасно заливают светом наш стильный салон; журнальный столик заставлен стаканами, окружающими недопитую бутылку текилы и банки с энергетиками. Они источают приторный запашок, который я не переношу. Похоже, аперитив был с перегрузкой. Поднимаюсь на второй этаж и там, как и предполагал, обнаруживаю четвертый источник неприятных открытий – причину первых трех. Моего сына. Замерев в характерной позе, он торчит перед своим компьютером.

– Костя?! Тебе плевать на меня?!

За несколько секунд все эти раздражающие меня картинки разрушают годы усвоения методик воспитания детей «без насилия».

– Чего тебе, па?! Что я еще такого сделал?

При этом его глаза не покидают экран. На экране как бы с птичьего полета развернут в ракурсе 3D зеленый луг, на котором выстроились друг против друга ряды, видимо, враждующих воинов, готовых к сражению. Мой Константин здесь не последний человек. Он – предводитель воинов в синих одеждах и, как самый храбрый и ловкий, поведет их к победе над врагом, сиречь воинами в оранжевых одеждах, на стороне которых воюют какие-то монстры, похожие на тираннозавров.

Студент первого курса факультета информатики, причем успевающий, мой сын собирается погрузиться в свой виртуальный мир. То есть его виртуальная жизнь берет верх над реальной. До такой степени, что с его бледной кожей и горящими глазами он становится похожим на своего героя. По-моему, в девятнадцать лет это не совсем здорово…

Все больше распаляясь, я ему отвечаю:

– Меня беспокоит не то, что ты сделал, а то, что ты не сделал!

– Ну и что я, по-твоему, не сделал? – парирует он, приканчивая очередного монстра.

– Бардак в гостиной ты считаешь нормальным?

– Ну и что… потом уберу.

Он по-прежнему не повернул головы в мою сторону.

– Ты ведь знаешь, что у нас не покидают комнату, не убрав за собой. Тем более гостиную. Надо было убирать, как только ушли твои приятели. Мог бы даже попросить их помочь тебе. А теперь придется убирать и мыть посуду самому!

– Да ладно, папа?..

Ну и тон! Как будто он обращается к идиоту… Вне себя, я выдергиваю вилку из розетки.

– Ну зачем ты это сделал? Не имеешь права… так обращаться со мной!

Он наконец повернулся ко мне лицом. В его глазах удивление и обида.

– Потому что сначала надо убрать в гостиной. А потом уже играть.

– Тебе придется подождать!

Я хватаю его за руку. Он выдергивает ее.

– Не трогай меня!

На долю секунды наши взгляды скрещиваются как шпаги.

В этот момент в прихожей раздается шум и звучит голос жены:

– Ей богу, Костя, ты держишь меня за свою няньку, что ли? А папаша, как всегда, в молчанку играет…

У моего домашнего адвоката сомнений не бывает: ее муж, разумеется, сообщник виновного.

– Я щас уберу, мам… – мямлит хитрец.

Он почувствовал опасность. Не дай бог родители образуют единый фронт. Тогда будет совсем плохо. Особенно он хочет сохранить в союзниках свою мать. Это поможет бороться с отцом. И он как ни в чем не бывало идет убираться в гостиной.

Я понимаю, что не должен плохо думать о своем сыне. Уж сколько времени мы с ним, хотя бы недолго, не были заодно… Но когда моя жена поворачивается ко мне, в ее взгляде я тоже не наблюдаю особого понимания. Разве что некое подобие улыбки. Автоматической. Она бросается в свой кабинет и раскладывает на столе папки с документами. Я спрашиваю:

– А где наша Настя?

– Она ночует у своей подружки, Томы. Они вместе готовятся к контрольной работе. Кажется, по литературе.

– Как прошел день?

– Да ничего особенного. Как всегда, занудные клиенты, считающие, что весь мир норовит их обмануть. И бесконечные дискуссии в партгруппе. Три часа обсуждали, надо ли снижать скорость автодвижения в черте города. Представляешь!

– Ну, заниматься занудами – это твоя профессия, не так ли? А партия, я считал, что это твое… хобби… У меня день прошел неплохо – два подписанных контракта. За один день выполнил норму квартала.

Она поворачивается ко мне. В ее улыбке сквозит больше тепла.

– Молодчина! Боец!

– Да нормально это, то не катило и вдруг повезло.

– Горжусь быть твоей женой!

В ее голосе я не уловил никакого сарказма и так же серьезно ответил:

– Я, кажется, тоже не сильно ошибся.

Лариса классно выглядит в свои тридцать девять. Большие миндалевидные глаза на правильном лице с натянутой, моложавой кожей. Идеальный, почти незаметный макияж. Модная короткая стрижка густых каштановых волос с медным отливом ей очень идет. И, конечно, безупречные линии упругого тела, накачанного в разных фитнес-хаусах. Я хорошо помню, почему я женился на ней, когда она еще только носила Костю.

Не могу удержаться, подхожу и обнимаю ее. Она отвечает мне коротким поцелуем в щеку и высвобождается с лукавой улыбкой.

– Погоди чуток, мне надо просмотреть свою почту.

– У меня кое-что произошло. Нужен совет моего домашнего адвоката… А еще я хочу глоток виски. Тебе плеснуть?

– Ну давай, только не очень много. Односолодового, если осталось. Мне тоже надо бы расслабиться.

– Повинуюсь, о, моя госпожа!

Я спускаюсь по лестнице на первый этаж и прохожу мимо кухни, где разместился Костя. Он прячет глаза под копной своих длинных волос, чтобы избежать моего взгляда. Как я мог допустить такое развитие отношений между нами? Какие совершил ошибки? И как прозевал его зависимость от компьютерных игр? А ведь я так старался передать ему свою любовь к спорту, учебе, чтению, горячим спорам на террасе в вечернее время – короче, всему, что наполняет жизнь смыслом. В результате – полное отторжение. Он делает все наоборот, назло мне, противится всему, что я говорю, о чем прошу, отвергает все мои ценности и увлечения. До такой степени, что иногда я думаю, не стать ли мне фанатом компьютера, врагом спорта или любителем этих ужасных сладких напитков, чтобы вызвать у него отвращение ко всему этому.

В баре гостиной я умеренно наливаю виски в два бокала, поднимаюсь наверх и коротко излагаю случившееся. Лариса улыбается моему «геройству» и, дослушав, заявляет:

– Успокойся, ты не мог поступить иначе. Если взрослый человек, который кажется тебе вполне нормальным, просит тебя оставить его в покое, глупо не выполнить его просьбу…

– Тем не менее у меня осталось странное чувство… Рэпер, женатый на готичке…

– Ну да, такой союз кажется странным. Но мы с тобой не социологи и не все можем понять. Да еще ты с твоим слишком богатым воображением… В тебе есть что-то от Дон Кихота.

Чуть позже она доказывает мне, что совсем не против Дон Кихотов.

* * *

– Сорок пять! – кричит Марат!

Блин! Дела мои плохи. Продул три сета из пяти. Соберись, Паша!

Друг готовится подать. Я сосредоточен, жду мяч…

– Сетка!

Отсылаю ему мяч, чтобы он снова подал. Он его подбирает… У меня перед глазами снова фотография на третьей странице утренней желтой прессы. Машина, вытащенная из реки. Рядом безжизненное тело женщины. На ней платье в полосках… Я зеваю подачу. Слишком отвлекся. Отвечаю наугад. Мяч летит по коридору.

– Аут! Пять на три. Тебе подавать.

Похоже, я проигрываю, но какая мне разница: совершено убийство и я ничего не сделал, чтобы ему помешать… Эй, Паша, играй, черт возьми! – говорю я себе. Потом будешь размышлять!.. Я стараюсь сосредоточиться. Неужели Марат так уверен в своей победе, что расслабился? Пять на пять. Я должен выиграть у него два сета подряд. Все еще возможно.

Все было бы еще возможно, если бы она не была мертва. Если бы я не дал ее убить… Возможно, это был несчастный случай, как предположил журналист… Но надо же, какое совпадение! Отчего это вдруг машина упала в реку, если дорога в этом месте совершенно прямая? Полиции это тоже кажется странным… Ты не должен был ее оставлять ни в коем случае! Черт побери, он же ее избивал! Паша, ты дебил?

– Семь на пять, с тебя пиво! – смеется Марат.

В баре теннис-клуба нет темного пива, какое мы любим. Приходится довольствоваться светлым. Мы чокаемся.

– Скажи, Паша, ты чем-то озабочен? – спрашивает Марат. – Я обыграл тебя, несмотря на мой насморк. Мне показалось, что ты не очень участвовал в игре. Или я ошибаюсь?

Круглая башка друга тщательно выбрита, чтобы скрыть облысение. Его зеленые, обычно смеющиеся глаза вдруг становятся серьезными, но голос звучит тепло, сочувственно, и это меня немного утешает. С полминуты я наблюдаю, как классный игрок, попав в сетку, в сердцах швыряет ракетку на землю. Чудак человек! Видимо, у него в жизни было немного мгновений счастья: играет как бог, а через полчаса орет в отчаянии… Я достаю из сумки и подвигаю Марату журнал, купленный утром в киоске.

– Глянь там… на третьей странице.

Он пробегает сообщение, разглядывает мутноватое фото и спрашивает:

– Это что? Авария? Ты знаешь женщину?

– Нет, не знаю. Но видел ее за несколько часов до аварии. Она принимала плюхи от какого-то урода, назвавшегося ее мужем.

Его брови сдвигаются.

– А почему ты решил, что это та самая? Лицо на фото неразборчиво… Может, просто совпадение…

– Это не совпадение. Немногие женщины сегодня носят такие дурацкие старомодные платья. Тем более под толстым джемпером. И потом, ее прическа… я таких ни у кого раньше не видел.

– Согласен, это напрягает… И что произошло, когда ты ее увидел?

Я вкратце излагаю историю, и он снова спрашивает:

– То есть ты считаешь, что ее убили? И замаскировали убийство под аварию?

Мимо нас проплывает симпатичная девушка. Длинные золотистые волосы, роскошные очи, ноги от подмышек. Классика. Машинально я провожаю ее взглядом. Она отвечает мне одобрительной улыбкой. Из тех, что на пять минут делают счастливым любого мужчину. Даже горьковатое пиво кажется мне сегодня вкуснее. Я бы полностью насладился моментом, если бы не побывал вчера на улице Полярников. Но я же там был.

Иногда трудно принять происшедшее. Как однажды ночью, двенадцать лет назад, на стрельбах, когда Марат попросил у меня оружейный патрон. Ах, если бы у меня его не было, а то, как назло, оставался как раз один… Он знал об этом, и я не мог ему отказать. Ему не мог.

– Короче, ты считаешь, что это убийство?

Он бросает на меня колючий взгляд. Возможно, догадывается, о чем я думаю.

– Да, именно, – отвечаю. – Причем машина была в угоне. Барышня работала секретарем в одном агентстве или фонде. Несчастный случай не выглядит убедительным.

– И ты себя коришь?

Я осторожно пригубляю пиво.

– Да.

– Брось, не стоит. На твоем месте я поступил бы так же.

С грустной улыбкой Марат продолжает:

– Или даже не стал бы вмешиваться. Я не такой уж храбрец.

– Это не храбрость была, а порыв. Бывает, я себя не контролирую.

И сразу жалею о своих словах. Он наверняка думает о той трагической ночи. Вижу, как у него сжались губы и затуманился взгляд. Он робко улыбается:

– Если кто-то из нас себя не контролирует, то скорее я. Ты ведь знаешь.

Марат похож на меня. Любит говорить напрямик. Рубить правду-матку. Вывалить все… и перевернуть страницу…

Мы заказываем блины с семгой и любимое темное пиво.

– А как твоя семья? – спрашивает он с полным ртом.

– Все по-прежнему. Все те же двое ребят, все они, дай бог, живы-здоровы, но вот Костя слишком запал на компьютерные игры. Мы с ним мало общаемся, разве только когда ругаемся. Это совсем не те отношения с сыном, о которых я мечтал. Спрашиваю себя, где я ошибся… К счастью, с Настей совсем по-другому, ведем с ней долгие беседы. Полное взаимопонимание…

– Это уже немало. С моими девочками у меня так не получается.

Мой друг разведен и его бывшая жена, которой суд оставил дочерей, настраивает их против отца.

– А как Лара? – снова спрашивает он. – Она мне показалась напряженной в последний раз, когда я у вас ужинал.

– Все такая же… Карьера, карьера. Хочет везде преуспеть. И на службе, и в политике…

– А между собой у вас как?

В голосе его звучит скрытая тревога.

– Да как тебе сказать… Чувствую, что мы уже не так близки, как раньше. Наверное, это нормально после двадцати лет брака. Даже если я представлял себе все по-другому… Мне кажется, что в жизни всегда так бывает… Страсть гаснет, распыляется… Работа тоже порой до чертиков надоедает. И даже моя «Ауди». Просто ко всему привыкаешь!

У него на губах усмешка.

– Ну, если твоя «Ауди» тебя больше не возбуждает, то дела твои совсем плохи!

Он зовет официантку и просит повторить темное.

– Тебе надо бы втюриться. Как я в Жанку.

И тут же хмурится.

– Не, глупость сморозил. Развод – это очень больно. Не говоря уже о детях… Вообще-то, тебе надо поработать над собой, понять, насколько ты во всем успешен: профессионально, материально, в семье…

– Может, ты и прав. Бабла я действительно зашибаю предостаточно. Но все трачу.

– По крайней мере, тебе это доставляет удовольствие, или нет?

– Даже не уверен… Все эти игрушки, гаджеты – признаки успеха… С Ларой мы уже двадцать лет вместе и все гоняемся за этими признаками: брендовое шмотье, крутые тачки, роскошные каникулы, дизайнерская мебель, люксовая хата в городе, загородный дом… Если в этом и состоит счастье… В сущности, чего мне не хватает? Может быть, какого-то идеала… Чего-то, что придает смысл моей жизни.

Марат закуривает сигарету и долго затягивается, как будто собирается с мыслью. Потом отвечает:

– Смешно подумать, что подобная проблема нас не волновала, когда мы были молодыми и только начинали все строить. Или когда сталкивались с трудностями и надо было крутиться. И вот теперь, когда все отлажено или почти все, мы задаем себе тот самый вопрос о смысле жизни.

– Возможно, именно по этой причине ты занялся живописью, а? Ищешь что-то другое…

– О, мое увлечение – это лишь вспомогательное средство. Это может быть политика, спорт в больших дозах, например парусный… Но, по сути, это ничего не решает.

– Нет, так действительно ничего не решить. Даже парус для меня – это уже не совсем страстное увлечение… притомился, наверное… Хотя от чего мне уставать? Не от жизни же!

– Клянусь, у нас обоих кризис сорокалетия! Ничего, Паша, пройдет и это!.. Барышня, повторите нам еще пивка, пожалуйста!

На следующий день я явился в полицию и сообщил о том, что видел на улице Полярников. Там меня долго расспрашивали, особенно про парня. Хотели его пробить по базе. И совсем не удивились, что я не разнял парочку. Наверное, не до того было.

* * *

Служебное здание в стиле семидесятых годов – стекло и бетон – без особых прикрас. Этим серым утром оно кажется мне довольно унылым. Сегодня такое уже не строят. Но мне все равно нравится – напоминает молодость. Здесь моя работа. Привычка. На первом этаже элитный мебельный магазин, а на втором находится офис нашего агентства «Млечный путь». Затерявшаяся в лесопарке Кунцево контора, где я служу, пользуется авторитетом в своей сфере – мы ищем звезды для галактики крупных компаний. И находим.

– Привет, Кира!

– О, Паша, приветик!

Секретарь гендира одаривает меня свежей утренней улыбкой.

– Патрон хочет тебя срочно видеть, – выпаливает она. – Он ждет тебя в зале совещаний вместе с Ларсом.

– Пару минут, я только брошу свои вещи…

Через две минуты я стучусь в массивную дверь красного дерева и вхожу, не дожидаясь приглашения. Николай Георгиевич Селиванов, патрон, сидит полубоком в кресле за длинным столом совещаний. Ему за шестьдесят, но короткая стрижка, чуть тронутая проседью, тянет на все пятьдесят. Рядом с ним худощавый, жилистый блондин, кажущийся совсем молодым, – Ларс Бёнинг, швед, залетная птица, присланная нам маститой международной компанией «Джонсон & Флетчер» как бы «на подмогу», а скорее всего – присматривать и руководить. В сущности, наш новый патрон. Он шлет мне негромкое «хай». Мне не нравится его самоуверенный вид. Между своими я прозвал его Всезнайкой. Но беда в том, что какой-то свидомый сослуживец доверительно сообщил ему об этом.

Мой уходящий патрон, с двусмысленной улыбкой, не вставая, протягивает мне руку и приглашает сесть напротив.

– Прежде всего мои поздравления с двумя новыми контрактами, которые ты заключил! – внятно и с подобием улыбки произносит он. – Ты у нас просто-таки ударник…

– Как бы неожиданно, – вставляет Ларс, окидывает меня снисходительным взором и продолжает. – Неожиданно или нет, но явно недостаточно для вашей команды, Павел. Вы себя обеспечили работой на пару ближайших месяцев. Но вот для вашего Григорьева этого недостаточно…

Он слащаво улыбается и объясняет мне, что агентство должно действовать с бо́льшим размахом, заключать более солидные контракты, охотиться за «крупной дичью». А вот мой сотрудник Григорьев с этой задачей не справляется. Может быть, он годится для поиска технических работников, секретарей, помощников… Но у агентства теперь более амбициозные задачи. В любом случае за последние месяцы он не порадовал большими результатами.

Я воспринимаю это заявление как удар под дых. Что-то в этом роде я ожидал, пока не заключил два последних крупных контракта. И был уверен, что спас свою группу. Собравшись с духом, я бросаюсь на защиту коллеги:

– Вы бы его знали до того, как у его дочери начались проблемы. Но сейчас у нее вроде все пошло на лад. Григорьев снова развернется. У него способность вызывать доверие клиентов – эдакий пожиловатый добряк. И потом, нельзя увольнять того, кто столько сделал для конторы… Они с Николаем Георгиевичем вместе начинали. Агентство стало прибыльным в том числе и с его участием…

Бёнинг слушает меня с показным вниманием. Мое излияние действует на него так же, как сухой лист, упавший на ежика. Селиванов смущенно потупился, отмалчивается, избегает моего взгляда. Швед прерывает меня сладким голосом:

– А по-вашему, сейчас нашему агентству прибыль не нужна? Или компания, которую я представляю, вложила сюда свои средства в благотворительных целях? Просто чтобы поддержать развитие экономики вашей прекрасной страны? Ей богу, я искренне тронут тем, что вы так лестно думаете о моей компании.

Этот говнюк неплохо освоил русский. Умеет подбирать слова.

– Но я боюсь вас разочаровать, – продолжает он. – Я лично здесь для того, чтобы помочь нам всем зарабатывать много денег и получать хорошую прибыль. И вы тоже, Леднев, между прочим… Не машите головой. Вы видели свой костюм, свою машину, свои часы? Мы обречены понимать друг друга…

– Нет, если вы уволите Григорьева…

С секунду он не сводит с меня холодный взгляд.

– Вам известно, что происходит, если шеф не может договориться с одним из своих сотрудников?

Неожиданно я совсем успокаиваюсь – разговор принимает серьезный оборот. Но не отвечаю. Швед заканчивает улыбкой, лишенной всякого тепла.

– Полагаю, мы поймем друг друга. Кстати, Павел, вы придете с женой сегодня вечером к нам на ужин?

Селиванов так и не произнес ни слова.

* * *

Мой новый начальник разместился в элитном поселке, но не за МКАД, а в лесопарковой зоне между Гребным каналом и Крылатским. Занимаемый им вместе с женой домишко трудно не заметить даже в гуще зелени. Нестандартный такой особнячок или виллочка, зовите как хотите. Кремового цвета, с охряной черепицей на крыше, просторными террасами на первом и втором этажах, с башенкой обозрения и прочими архитектурными наворотами, не хуже, чем у богатых экспатов в Дубае или у наших нуворишей на Рижском шоссе. Дом окружен по-английски безупречным газоном, не меньше гектара, усеянным тщательно подобранными растениями и деревьями средней полосы и спортивного размера голубым зеркалом бассейна посередине, накрывающимся в случае непогоды. Хвастался, что половину арендной платы сего «скромного жилища» покрывает его международная компания. Это как бы одновременно и ее представительство в Москве. Неслабо. Дай бог каждому.

Впечатление усиливается размерами паркинга на дюжину машин, покрытого тонким гравием, который скрывает шуршание покрышек. Каждое парковочное место размечено фосфоресцирующими столбиками в форме человеческих фигур, огненно вспыхивающих в свете фар. К счастью, столбики достаточно высоки и, расходясь после приема, подвыпившие гости не рискуют о них споткнуться. В довершение всего у паркинга есть установка для наведения крыши в случае дождя. Это предел.

– Я бы не прочь приобрести нечто в таком же духе, – тихо отмечает Лара.

Ей явно нравятся светящиеся фигуры. В полумраке я не очень хорошо различаю ее лицо, но по голосу понимаю, что она не шутит. И я соответственно реагирую:

– Слишком помпезно для моего интеллектуального уровня. Тебе не кажется все это довольно показушным?

– Я бы не стеснялась выставить напоказ свой успех…

– Если успех – это раздвигающаяся крыша над бассейном и паркингом, то я мечтаю о чем-то другом.

– Верно… в последнее время я иногда спрашиваю себя, о чем ты мечтаешь…

Ее замечание могло бы сойти за дружескую иронию, но я улавливаю в нем некоторую язвительность.

Свою «Ауди» я пристраиваю между антрацитово-черным «Мерсом-300» и темно-синей БМВ. Коллекция машин на парковке меня смешит – все эти низкопосадочные тачки не выдержат и пяти минут на грунтовой российской дороге. Новенький «Ягуар» и коричневый «Порше Макан» тоже не из подержанных – наверное, это машины Ларса и его супруги. Наша фирма явно не будет заниматься благотворительностью, если ее шведский патрон намерен сохранить свои стандарты жизни.

Мадам Бёнинг сама открывает нам дверь. Раскраска ее волос в тон с ежиком мужа – яркая блондинка. Прическа из голливудских сериалов и та же манера постоянно отбрасывать в бок светлые пряди. Загар, приобретенный, возможно, на Лазурном берегу, в Сочи или в Швейцарских Альпах, огромные, синие тени вокруг глаз, нереально длинные ресницы, подол платья на рискованной высоте для демонстрации ног зачетной длины.

– А-а, вы Лариса, не так ли?.. А я Эвелин… Вы жена Павла! Приятно познакомиться… Столько о вас слышала! Хорошего, разумеется!

Ее голос и русский, с английским, то ли шведским акцентом, не лишены шарма, а запах духов, тяжелый и терпкий, способен возбудить любого мужика. Но я чувствую, что ее слишком манерный, «высокосветский» стиль очень быстро станет мне действовать на нервы. Она рассеянно кладет на край стола принесенную нами коробку элитного зефира в шоколаде – я избегаю приносить цветы, когда много приглашенных, чтобы не напрягать хозяйку поисками вазы – и проводит нас в гостиную, выдержанную в не совсем понятном, как бы старинном, претенциозном стиле… Стены увешаны старинными же картинами, но скорее всего копиями. Пока Ларс наполняет наши бокалы шампанским, Эвелина представляет нам других гостей. Варвара, которую я уже видел в офисе сегодня утром, не замужем, потому что решила сначала все силы отдать карьере. Лет под сорок, шатенка, спортивная выправка, немного суховата в обращении, вероятно от того, что «все силы сосредоточила на своей работе», такой же как у меня.

Еще один гость – мужчина – привлекает мое внимание.

– А это Аркадий Мареев, – воркует хозяйка, – давний друг Ларса и коллега по работе в международной компании.

Глядя на дружбана моего начальника, смекаю, что «Порше Макан» – его, а не Эвелины. Ему лет тридцать пять, красавчик, темные, по-итальянски вьющиеся волосы зачесаны назад, на щеках и бороде трехдневная щетина, как теперь положено, чтобы подчеркнуть свою вирильность, черная рубашка распахнута на шее до груди. На запястье недурной «Ягер-ле-Культр», ниче себе часики. И, конечно, полуприкрытые глаза, дабы придать взгляду глубину.

– У вас будет возможность получше познакомиться с Аркадием, – уточняет Ларс, – это ваш новый коллега. Нашего полку прибыло!

Только этого не хватало! Но не стоит судить по внешности, Павел! Может, он ничего мужик. Перехватываю настороженный взгляд Варвары. Кажется, она тоже разделяет мое мнение. Лучше бы было наоборот.

Аркадий широко, по-голливудски, улыбается.

– Я рад возможности поработать с вами, Павел. Человеком, который приносит контракты пачками… Как будто рвет с деревьев спелые фрукты…

О! Как здорово сказано! И я реагирую:

– Вы знаете, нужно обладать терпением и особенно настойчивостью, пока они созреют.

Но красавчик меня уже не слушает: он заметил присутствие Ларисы. Его глаза пробегают по аппетитным формам моей жены, глаза еще больше сужаются, а улыбка становится все шире.

– К тому же у вас очаровательная супруга… Вы чемпион во всех областях…

Моя женушка посылает ему свой убойный и такой редкий, бархатный взгляд. Она что? Находит этого хлыща привлекательным?.. Видимо, да, если они сходу погружаются в глубокомысленный разговор о красотах Москвы и преимуществах жизни в родной столице… после многолетней ссылки за ее рубежами…

Эвелина берет меня за руку и приглашает присесть на диванчик рядом с собой.

– Говорят, вы увлекаетесь парусным спортом. Мне никогда не приходилось плавать под парусом. А та-ак хотелось бы попробовать…

Едва не брякаю, что под парусом ходят, а не плавают. Нет, мне лично не очень хотелось бы делить с ней палубу моего крохотного суденышка. Ее та-ак много…

– О, вы знаете, у меня всего лишь небольшой спортивный катамаран. Насквозь промокший и не очень комфортабельный. Не очень подходящий для приобщения изящных дам к основам яхтинга. Боюсь, вам сразу разонравится.

– Ну, я умею легко приспосабливаться. Я много времени уделяю спорту.

– Вот как?

– Да, хожу в фитнес-клуб, в бассейн. А еще занимаюсь йогой и немного скандинавской ходьбой.

– По крайней мере, это не сравнить с мокрым маленьким парусником. Но я обещаю, как только кто-то из моих друзей организует вылазку на более комфортабельном судне, я вас сразу позову, Эвелина.

– Вы доставите мне огромное удовольствие…

Ладно, но класть мне руку на бедро совсем не обязательно, чтобы я понял. Тем более что ее муж уже бросил на меня беглый взгляд…

* * *

Спустя четыре часа и после шести выпитых бутылок шампанского пополам с вином и водкой «Абсолют», при расставании, моя разлюбезная хозяйка едва ли не целует меня в губы под бдительным присмотром Ларисы. Уже отъезжая, я не без удовольствия замечаю, что правым крылом «Порше» Аркадий задел-таки один из освещенных железных столбиков. Выходит, он еще глупее, чем я думал. Или он просто набрался.

Атмосфера в нашей «Ауди» быстро накаляется. Начинает Лара.

– Ну что? Неужели твоему эго льстит, как тебя заводит эта мымра? Ты горд собой? Клеить жену начальника, конечно, лучший способ расположить его, да?

– Ты не лучше – не переставала тереться возле этого ферта с больными глазами!

– Он меня смешил…

– Меня он тоже смешил бы, если бы моя жена не строила ему глазки и не развешивала уши.

– Но Аркадий гораздо интереснее, чем кажется. Чем он только не занимался в жизни… И, кстати, он заядлый моряк: собирался участвовать в гонке «Ромовый путь». И если бы в последний момент его не подвел спонсор, у него был бы шанс показать себя в этом состязании.

– Если дело только в деньгах, он мог бы продать свой «Порше Макан»… А если он, действительно, разработал стоящий проект, то осечка со спонсором была бы для него реальным шансом в жизни. И не сделала бы его посмешищем. А то бы он еще утонул. Если этот гусь говорит, что способен пересечь Атлантику на паруснике, то я могу сказать, что сделаю это вплавь.

– Говори-говори: твои собственные планы «покорить» Атлантику так и остались фантазиями.

– Я бы переплыл, если бы ты тогда не забеременела Костей…

– Ловкая отговорка! Ты бы никогда не осмелился.

Мне сразу стало как-то грустно.

* * *

– Кофе хочешь, Павел?

Аркадий любезно протягивает мне чашку эспрессо. Он уже чувствует себя как дома.

– Спасибо, с удовольствием.

Он предлагает мне перейти на «ты». На такое предложение я не способен ответить отказом. Даже идиоту. Понимаю через минуту, что идиот – это я, когда он мне говорит:

– Кстати, ты можешь мне передать досье компании «ИнноКонцепт»?

– Э-э, могу… А зачем тебе?

Его глаза сужаются больше, чем обычно.

– Ларс поручил мне заняться этим делом.

Кофе застревает у меня в горле.

– Погоди! То есть как? Ты что сказал?

– Что Ларс поручил мне досье «ИнноКонцепта».

Он слащаво улыбается, но слегка озабочен моей реакцией.

– Но это немыслимо! У нас обычно тот, кто заключает контракт, тот и ведет потом проект. Это принципиально: клиент доверяет тому, с кем он договорился прежде, чем познакомился со всем агентством.

– Все меняется… Тебе нужно проявить гибкость.

Через минуту я уже в кабинете начальства. И очень, очень сердит. Ларс слушает меня со своим видом «говори-говори – мне интересно», который я уже начал понимать. Потом вкрадчиво мне отвечает. Видимо, проходил специальные курсы коммуникации на службе: мягкий голос успокаивает взвинченного собеседника. Я это знаю, потому что тоже проходил такие курсы, и это меня бесит еще больше.

– Вам известно выражение: «нужный человек на нужном месте»? – продолжает швед. – Я считаю вас лучшим «продавцом» услуг в нашем заведении, второго такого нет, кто мог бы убедить клиента подписать контракт. А вот Аркадий – великолепный консультант по ведению дел. То есть надо, чтобы каждый занимался тем, что у него лучше всего получается. И тогда все мы будем страшно богаты…

– Вы считаете, что я плохой консультант?

Он терпеливо отвечает мне, как умственно отсталому.

– Я этого не сказал. Возможно, вы так же хороши, как Аркадий. Но вы лучше на продажах услуг.

– Но это я установил доверительные отношения с главой фирмы, госпожой Величко…

– И вы полагаете, что Аркадий не сможет оправдать это доверие? Очень любезно по отношению к вашему новому коллеге.

– Я его совсем не знаю. Никогда не видел в работе.

– А я видел! И этого достаточно. В любом случае у вас не будет времени заниматься двумя недавно подписанными контрактами и одновременно изучать рынок, чтобы найти новые.

– Я не согласен! У нас в агентстве никогда такого не было, и я…

– Это рутинерство – всегда делать, как всегда!

Иногда я просто ненавижу иностранцев. Особенно, когда они меня поучают. На моем рабочем месте.

– Так или иначе, но я тоже консультант по реализации контрактов. Заниматься только предложением услуг мне не интересно.

– Не всегда и не всем везет заниматься только интересными делами.

– Это верно. Но тогда есть риск меньшей мотивации. Что не очень хорошо для рентабельности предприятия.

Его улыбка холоднее льда.

– Да, действительно демотивированному сотруднику не место в нашем агентстве.

– Что вы хотите этим сказать? – почти кричу я.

– Думаю, вы меня прекрасно поняли.

Он больше не улыбается. А мне наплевать, и я взрываюсь:

– Я ни хрена не понял! Объяснитесь! А два контракта, которые я подписал, останутся в моем ведении! Я ничего не отдам этому недоумку! Это ясно?!

Его голос переходит в змеиное шипение.

– Ясно совершенно то, что я не буду держать сотрудника, который считает моего лучшего друга недоумком. И который к тому же флиртует с моей женой. Вы зашли слишком далеко, Леднев, и больше у нас не работаете…

Я моментально прихожу в себя. Но, увы, на сей раз слишком поздно.

* * *

Через час я сложил все свои служебные вещи в большую коробку, погрузил в машину и отправился домой. Но по дороге передумал и заехал на смотровую площадку на Воробьевы горы, откуда мы с женой, перед свадьбой, любовались Москвой и друг другом. Припарковал машину, прошелся по бульвару до Университета и обратно, посмотрел на Москва-реку, на Лужники, вспоминая тревоги и испытания моей молодости. Здесь я зализывал свои открытые раны в своей такой уязвимой душе. Туман завис на ветках еще голых деревьев. Состояние природы отвечает моему настроению. Люблю эту сырость и запах прелых листьев, недавно выбравшихся из-под снега.

Не очень умно ты поступил, Паша… Пускай работать с Ларсом и Аркадием все равно вскоре стало бы невыносимо. Но за это время ты мог бы спокойно подыскать другую работенку и только тогда свалить. По собственному желанию. Тем более что твое высокое жалованье и приличные бонусы могли бы быть хорошим козырем в переговорах о новом трудоустройстве. Ты же знаешь, что слишком прожорливых безработных никто не любит. Они дорого обходятся бюджету. И что теперь? Сбавить свои требования?

С ужасом понимаю, что с трудом могу себе это представить: я трачу все, что сейчас получаю, и не вижу, от чего мог бы отказаться… У меня, конечно, есть Лара, она недурно зарабатывает. Но быть зависимым от нее… Однако быстро найти равноценную позицию будет не так просто. В моем контракте есть пункт о недопущении нелояльной конкуренции в сфере поиска персонала в пределах Москвы и Московской области. Податься в другие крупные города? Покинуть столицу? Немыслимо! Уехать в другую страну? В какую, если я основными иноязыками толком не владею? Может, сменить специализацию?.. Слишком рано об этом думать. Или поздно?! В свои сорок два я еще не совсем кончен. Могло бы быть куда хуже. Как у женщины в полосатом платье, например…

Незаметно я спустился к каналу и сам удивился тому, что меня сюда привело. Над водой туман уже почти рассеялся. Тихий всплеск воды, колючий ветерок обдувает щеки, щекочет уши. Знакомое здание стадиона на той стороне. Все это напоминает мне, что я еще существую. Мой пульс учащается, я собираюсь с духом. «Есть только миг… между прошлым и будущим». Ради таких моментов стоить жить. Здесь и сейчас. И это прекрасно. Мне этого достаточно, и я шепчу:

– Все путем, все путем, все путем!

Эта мысль имеет кисло-сладкий привкус: надо же было оказаться уволенным с работы дураком, чтобы это понять.

* * *

Возвращаюсь к своей машине. И что теперь? Куда податься? Что делать с оставшимся временем? Обычно имеет значение каждое мгновение. Для работы, для семьи, спорта, друзей. Или просто для удовольствий. Неважно, как ты используешь каждую минуту: он ценна в любом случае. Двадцать четыре часа в сутках одинаковы для всех. Больше не дано никому, как, например, деньги, связи, материальные блага… И поэтому чересчур активным людям не всегда удается правильно распорядиться этим временем, равноценным для всех. Я вдруг ощущаю себя вынужденным считать каждую копейку бедняком, который получил в наследство миллион. Что делать со всем этим временем? С чего начать? Как не растратить его попусту?

Нажимаю стартер. Одна за другой мелькают знакомые улицы. Движение в этот час оживленное. Автоматически, я заезжаю на паркинг какого-то супермаркета, ныряю в магазин, выхожу с двумя бутербродами и двумя бутылками «Бархатного», присаживаюсь на балюстраду и начинаю все это жадно поглощать. Еда и даже легкий алкоголь помогают взглянуть на вещи более позитивно. Проглотив бутерброды и запив их пивом, я чувствую себя намного лучше. Хотелось бы еще поболтать с кем-нибудь, но единственный, кто обратился ко мне, – какой-то алкаш, попросивший «выручить его парой рубликов». Протягиваю ему тыщерублевую бумажку и отдаю полбутылки недопитого пива. Мы чокаемся, и он отваливает, буркнув неразборчивое «спасибо»… В своем партикулярном костюме и при галстуке я, наверно, выгляжу чудновато в этом месте.

* * *

Домой возвращаюсь часам к двум дня.

– Пап! Ты че? Взял отгул?

– Можно и так сказать, доча. А ты не в школе?

– Сегодня уроки после обеда отменили. Но я работаю дома. У меня завтра контрольная по математике… А что с тобой? Неважно выглядишь… Какой-то весь понурый.

На милом лице моей дочери беспокойство. У нее черты менее плавные, но глаза более живые, чем у матери, темным глазам не нужна тушь, чтобы заставлять страдать приятелей из класса. В свои семнадцать Настя совершенно естественная девушка. Джинсы не обязательно облегающие, джемперы из старомодной крупной шерсти, вечные кроссовки навевают тоску матери, всегда такой элегантной. А мне напоминают о годах беззаботной юности в конце восьмидесятых.

– Может, ты заболел? Или у тебя неприятности на работе?

– В общем… да.

– Большие?

– В общем… да.

– Ты поругался с главным, который тебя не понял? Или с этим вашим новеньким, который чуть не выиграл гонку «Ромовый путь»?

Я не могу не улыбнуться – в нашей семье все привыкли все рассказывать друг другу.

– Да, у меня действительно возникли разногласия с главным. По поводу второго.

– Ну и?

– И я… В общем больше не работаю в нашей конторе.

– То есть тебя уволили?

– В общем, все так.

Мне непросто так резко признаться во всем моей дочери. Но поскольку она сама уже все сказала… Я присаживаюсь, почти падаю на диван. Настя ластится ко мне, хочет утешить.

– В последнее время я чувствовала, что тебе что-то не нравится на работе. С момента, когда Ларс все взял под контроль, да?

– Да.

– Будешь искать работу по своему профилю? Я думаю, найдешь легко, учитывая контракты, которые ты заключаешь. И потом, твой опыт, твои связи…

– У меня нет права в другой компании искать работу в сфере хедхантинга. По крайней мере в Москве и Московской области. Это предусмотрено моим договором.

– Это еще что за фигня?

Объясняю ей принцип в общих чертах. Потом мы некоторое время молча смотрим друг на друга, как если бы доченька хотела передать мне свое спокойствие и свою энергию. Наконец, она заявляет:

– Эта история – возможно, хороший повод все пересмотреть. Тебе не надоели твои шикарные костюмы, желание казаться важным, заколачивать массу денег, чтобы выпендриваться на своей «Ауди» или дарить дорогие украшения маме?

Это мир взрослых глазами моей дочери. Я отбиваюсь как могу.

– Во-первых, на «Ауди» я езжу для собственного удовольствия, а не из пижонства. А драгоценности украшают женщин. Я знаю, ты к ним равнодушна, но возможно позднее это придет. Ну, а деньги нужны также, чтобы в скором будущем оплачивать учебу в престижном вузе тебе и твоему брату, иметь красивое и комфортабельное жилище, отдыхать в достойных местах и так далее. Мы с твоей мамой счастливы, что можем себе это позволить. И не хотели бы лишать вас и всех нас такой возможности.

– Ты ведь знаешь, что у меня небольшие запросы. И потом, я могу давать больше частных уроков по математике, если захочу. Или даже подработать в кафе официанткой, как моя подружка Алена. Натягивает облегающую мини-юбку, крутит попой и получает щедрые чаевые.

Мне бы не хотелось, чтобы моя дочь работала официанткой в кафе. И тем более крутила бы попой в короткой облегающей юбке.

– В любом случае, – продолжает Настя, – мы не обязательно должны иметь такой образ жизни. Можно продать загородный дом, жить в квартире, а не в особняке…

– Не уверен, что твоя мама согласится с тобой…

– Подумаешь, мама… Для нее это тоже удобный случай подумать о том, чтобы жить по-другому. Может быть, она наконец осознает глупость вечной погони за деньгами.

Конечно, Настена заблуждается. Ее маман совершенно не готова осознавать нелепость тщеславия материальными ценностями.

* * *

– Неужели ты настолько туп, чтобы оскорблять друга твоего шефа! – восклицает Лара, выслушав мой рассказ о том, что произошло в офисе. – Вы и раньше уже не очень ладили. Ясно, что он воспользовался первым предлогом, чтобы турнуть тебя.

Я опускаю голову. Если бы я не был таким импульсивным…

– У меня не было выбора…

– Ты мог хотя бы оговорить денежную компенсацию. Но ты ведь никогда не уделяешь внимания юридическим тонкостям.

С минуту я молчу, потом все-таки признаюсь:

– Честно говоря, я не знаю, что буду теперь делать. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Вот-вот, подумай хорошенько. И побыстрее. Не забудь, что ты только что блистательно подписал новые сроки ипотеки на дом. Естественно, по более высокой ставке. Ежемесячно надо будет платить тысяч на двадцать больше, если я хорошо помню. При этом я не собираюсь затягивать свой пояс потуже. При моей сумасшедшей рабочей неделе я имею право на комфортную жизнь.

– Ну, ты даешь! Либералка, ты ведь критикуешь КПРФ за требования твердо гарантировать трудовые права – на работу, на жилье. А сама требуешь гарантии на комфортную жизнь.

– Потому что я вкалываю для этого как вол. И не думала, что вышла замуж за ненормального, который все портит своими необдуманными реакциями.

А я-то думал, что женился на женщине, которая будет со мной «и в радости и в горе», но сейчас чувствовал себя слишком противно, чтобы сказать ей об этом.

В жизни бывают моменты, когда ты остаешься один на один с собой.

* * *

– Скажу, в чем твоя проблема: ты сам не знаешь, что ищешь. Как же ты рассчитываешь это найти?

Изрекая эту мудрую мысль, Марат щелкает зажигалкой и прикуривает толстую сигарету, которую держал в руке уже минут пять.

Последние дни были трудными. Отношения с Ларой оставляли желать лучшего. По ее мнению, я сам загнал себя в тупик. И мне самому придется себя вытаскивать. Иначе действительно окажусь лузером. Впрочем, дни оказались не настолько трудными, как я опасался: просто неизбежные в жизни периоды изменения статуса, вызывающие, в зависимости от случая, радость или грусть. Как только новая ситуация становится понятной и принятой, к ней быстро привыкаешь. В конце концов, нет ничего страшного в позиции искателя работы. Особенно, если слишком не думать о будущем. И если, конечно, удается нормально жить в настоящем. Как, например, на следующий день поле того, как я отвез Настю на вокзал. Она ехала в Звенигород к своему крестному. Расставшись с ней, я медленно брел по перрону. Мимо, на той же скорости, пыхтя, ползла следующая электричка. В дверях одного из вагонов, за стеклом, стояла девушка. Я машинально ей подмигнул и отвернулся, но успел заметить, что она меня пристально разглядывает. И я снова повернулся к ней лицом.

Волнистые светлые волосы, юная мордашка, на которой все шире расползалась улыбка. Простое удовольствие от обмена никуда не ведущими взглядами, учитывая отправление поезда. Быстро погасший позыв к маловероятному флирту между девушкой и почти зрелым мужчиной. Просто минутное удовольствие. Если я способен насладиться подобным мгновением, то я – не лузер, что бы ни думала моя жена, и вполне могу обойтись без ее обожания.

Вопреки тому, что я ощущал в момент моего увольнения, я не остался одиноким в этот вечер. Сынуле, похоже, все было до лампочки. Он пребывал в своем трехмерном мире на плоском экране. А вот Настя своими разумными вопросами помогла мне разобраться в куче осаждавших меня сомнений. И все же я чувствовал себя немного виноватым от того, что рассказал ей о своих трудностях: надо ли девушке-подростку разбираться в проблемах своего отца?

И тут еще Марат. В этот вечер в пивнушке «Заслуженный отдых» на Соколе было особенно шумно и жарко. И сильно накурено, несмотря на запрет. До каких пор еще наши люди будут плевать на запреты? В Европе все чинно соблюдают правила и курят в специально отведенных закутках или на улице. Это ведь не так сложно. Сам я бросил курить в двадцать лет. Но чего стоят теория или дебаты на эту тему в светлом и чистом помещении? Может ли интеллектуал быть некурящим?

Марат изложил свои доводы:

– У тебя есть две возможности: или ты ищешь работу в сфере охотников за головами за пределами запрещенных тебе Москвы и Московский области, с неизбежными разъездами по близлежащим городам и весям, с учетом отсутствия связей и знакомств на периферии…

Он сделал глоток нашего любимого темного пива и вытер пену с губ.

– …Или ты ищешь что-то другое в сфере продаж или маркетинга. Скорее всего, с меньшей зарплатой. Для начала. А потом выбираешь… Подходит?

– А если меня тошнит от всего этого цирка?.. Ты слышал о теории Дюбинга?

– Которая предлагает иерархию человеческих потребностей, начиная с еды и одежды?.. Потом, кажется, идут безопасность, социальная принадлежность… а потом не помню, что-то еще.

– Еще выше, по Дюбингу, – уважение других, потом самоуважение…

– Да я помню – чтобы добиться вершины самосовершенствования.

– Точно. Так вот, я страдаю, потому что не достиг вершины.

Марат иронически улыбается.

– Представь себе, ты вовсе не один в таком положении… Вспомни, о чем мы говорили недавно, после тенниса: придать смысл жизни. Но мы говорили также, что невозможно этим заниматься, пока не решено главное – материальная база. Базис той теории: невозможно перейти к высшей стадии, если не решены все задачи нижней.

– Совершенно верно. Вот почему я хочу найти двойной вариант: заработок, который позволит покрыть базовые потребности и в то же время придаст смысл моей жизни.

– Это как?..

– В том-то и вопрос. Как? – я не знаю… Возможно, стану тренером по парусному спорту… Впрочем, нет – это будет занятно, но смысла жизни не придаст.

– Тем более если Лариса сочтет твой заработок жидковатым.

В его глазах пробегает хитринка. Я неуверенно возражаю:

– Она достаточно зарабатывает для двоих.

– Но и тратит за двоих.

– Верно. Но я не намерен больше это терпеть.

– Браво! Наконец-то ты освобождаешься от догмы, полагающей, что муж, зарабатывающий меньше жены, – плохой глава семьи.

Сам Марат давно это усвоил на собственном опыте, устроившись преподавателем в школе на семьдесят пять процентов, а его бывшая жена, управляющая достоянием в одном банке, получает в два раза больше него. Я усмехаюсь:

– Знаешь, для мужика это не так просто… Мы пленники роли, отведенной нам в обществе. И кстати, женщине тоже трудно избавиться от чувства вины, если она решила не заниматься детьми ради карьеры.

– Поверь мне, совсем не трудно согласиться с маленькой зарплатой. Карьера, власть, бабло – если отступить, понимаешь, что это чепуха, пыль. А вот дети…

Он не докончил фразу, но мне показалось, что в уголке его правого глаза что-то блеснуло.

* * *

Джоггинг теплым весенним вечером – особое удовольствие. Запах набухших почек, нежный душистый ветерок, пение птичек. Я в отличной форме: циферблат показывает восемь минут пятнадцать секунд после двух километров бега. Без особого напряга. Почва пружинит под моими кроссовками. Потихоньку ускоряю, и мне кажется, что я могу развить невероятную скорость. Прямо нечеловеческую. Ничто не способно так восстановить самоуважение, как спорт.

На обочине дороги замечаю неподвижный коричневый «Порше Макан». Как будто пристроился отдохнуть. Несмотря на затемненные окна, различаю внутри целующуюся пару. Банальная примета весны. Но пара мне знакома: он – это Аркадий Мареев, я узнал его машину. Она – моя жена. Прикольно! Кажись, меня сделали рогоносцем! И представьте себе, кто этот соблазнитель?!

Что бы ни сказали палеонтологи, но среди моих предков точно были неандертальцы. В данный момент я уже не размышляю разумно. Мною движет только инстинкт самца. Очень древний, неисправимо примитивный. И он мне говорит: «Раздави его!» Все последующее я вижу как в страшном сне. И мне снится, что я всемогущ, потому что взбешен.

Казанова не успевает нажать кнопку закрытия дверцы: я ее уже открыл. И, наверное, вырвал бы, если бы это не была дверь тяжелой немецкой машины. Улавливаю пронзительное «не-ет!» Лары и выдергиваю стервеца с его сиденья как сорную траву. Он падает на землю рядом с машиной.

– Вставай, скотина! – ору я, сопровождая крик пинками по ребрам подонка.

Он с трудом поднимается, не скрывая яд в прищуренных глазах. Я уклоняюсь от его кулака, соскользнувшего на мое плечо. Мой кулак расквашивает ему щеку. Уворачиваясь, я попадаю ему ногой в живот со всей силой, на которую способен. Он расплющивается о машину, пытается подняться, получает два прямых в рожу и сползает на землю. Я продолжаю дубасить его на земле, пока он не перестает пытаться встать на ноги, тихо стонет и сворачивается калачиком.

Через какое-то время я чувствую, как кто-то тянет меня за руку и кричит:

– Хватит, Паша!.. Уймись, ты его убьешь!

Только тогда я прихожу в себя. Вижу искаженное ужасом лицо Ларисы и слышу ее крик.

– Ты одурел?! Полюбуйся, что ты наделал! Ты чудовище… Дикарь… Никогда не думала, что ты на такое способен.

Бормочу в ответ:

– Я тоже не думал, что ты на такое способна.

И, не оглянувшись, ухожу.

* * *

Направился прямиком к себе домой. Собрал в кучу кое-какие вещи, засунул в спортивную сумку и рванул к Марату, на проспект Мира. Он живет в одном из немного обветшавших, но все еще солидных довоенных домов, которыми славится этот район.

– Паша! Ну и видок у тебя!

Не говоря ни слова, я вхожу из прихожей в комнату и падаю на продавленное, видавшее виды кресло. Обстановка у Лешы простая, с намеком на богему. Жанны, его подружки, нет дома. Сейчас это меня устраивает, хотя я к ней тепло отношусь.

– Мне кажется, тебе нужен глоток виски?!

Друг озабоченно морщит лоб и достает из бара бутылку «J&B». Пусть не односолодовое, которое я предпочитаю, но знаменитый шотландский купаж. Сейчас мне не до изысков.

– Очень кстати, спасибо! – говорю.

Марат щедро наполняет бокалы. Похрустывают кубики льда.

– Могу я чем-то тебе помочь? – спрашивает.

– Кажется, я убил человека… И оставил его на месте…

Он давится виски и не может прокашляться.

– Ты че несешь? Это такая шутка?

У него испуганный вид. Возможно, не только из-за меня. Он переносит себя на двенадцать лет назад.

– Нет, не шутка.

– И кто это? Зачем ты это сделал? Ты уверен, что он того?

– Не знаю… не помню… того или не того… Помню, что он целовал мою жену. После того как украл мою работу.

Марат растерянно смотрит на меня и, вздохнув, спрашивает:

– Что точно ты с ним сделал?

Излагаю ему подробности. Он слушает, нервно покуривая свое черное «Собрание». Дослушав, морщится, выражая озабоченность ситуацией. Потом заговорщически подмигивает:

– Недавно ты мне говорил, что ты слишком импульсивен… Действительно, лучше было бы не клеить твою жену… Ладно, если хочешь, я позвоню Ларисе и спрошу ее, как поживает чувак? Как его звать-то?

– Аркадий.

– Так мы узнаем, надо ли тебе скрыться, пуститься в бега, уйти в подполье, – добавляет он с неловкой улыбкой.

– Мне не до шуток!

– Согласен. Хотя самое худшее маловероятно. Не так просто убить человека ударом ноги. Тем более обутой в кроссовку.

Марат говорит мне это, чтобы меня успокоить. Он берет свой мобильник и включает громкую связь. Я диктую номер Ларисы и доволен, что друг взял на себя эту неприятную миссию. Честно говоря, у меня нет никакого желания сейчас разговаривать со своей женой. Но как только улегся мой гнев, мне стало стыдно. И я озабочен возможными последствиями.

После десяти звонков Лариса наконец отвечает. Она в больнице у пострадавшего. И просит передать дикарю, который был ее мужем в предыдущей жизни, что она не проведет больше ни одной ночи с ним под одной крышей. И пусть он не вздумает являться домой и пытаться просить извинения за свое недопустимое поведение. Она не понимает, как он смеет узнавать новости об Аркадии после того, что он с ним сотворил. Нет, Аркадий не умер: у него сломаны два ребра и один зуб, разбита губа, несколько разрывов на лице и масса синяков… Разве этого недостаточно, чтобы считать Павла законченным безумцем… Она не могла даже себе представить, что отец ее детей способен превратиться в бешеного зверя худшей породы. И даже зверь не нападает ради удовольствия. Перед тем как закончить, она объявляет, что подает заявление о раздельном проживании, которое мне не имеет смысла опротестовывать в ожидании развода.

– Аркадий тоже подаст жалобу? – спрашивает Лару Марат.

Короткое молчание.

– Посмотрим. В любом случае Павел этого заслуживал бы. Я не уверена, что он отделался бы условным наказанием.

Марат выключает телефон, его рот расплывается в улыбке, и он снова наполняет наши бокалы.

– По крайней мере, негодник жив. И, если ты хочешь услышать мое мнение, Лариса никогда не разрешит своему хахалю подать жалобу: это пикантное происшествие скомпрометирует прежде всего ее саму и сократит шансы на ее избрание в районный совет. Не думаю, что правосудие выступит против ревнивого мужа, совершившего проступок в состоянии аффекта… Нет, конечно, нет.

Он зажигает новую сигарету, сильно затягивается и выпускает длинную струю дыма.

– Ну, а как ты насчет Лары? Наверное, тяжело вдруг обнаружить такое?

Я отпиваю глоток виски, прежде чем ответить:

– Такое всегда тяжело. Ты знаешь это не хуже меня.

Марат отводит взгляд.

* * *

Еще, наверное, целую неделю я продолжаю чувствовать плоть моего противника, расплющенную моими кулаками и ногами. И каждый раз меня от этого мутит. Любая мысль о Ларисе возвращает меня к драке, к моему бесславному избиению соперника. Или же к картине голубков, обнимающихся в машине. Но все равно я скучаю по жене, мне ее не хватает. Банально, но факт: когда вас бросает другой, вы начинаете понимать, что он для вас представлял. Если даже это и не было счастьем, то было очень на него похоже… Ее милое продолговатое лицо, энергичное, серьезное, решительное. Ее крепкое тело. Жесты, которые, наоборот, казались такими мягкими, нежными. Всем этим теперь пользуется другой. Другой мнет своими грязными лапами ее груди, запускает ей руки между бедер, наслаждается ею. Доводит ее до экстаза.

В конце концов, Аркаша заслужил потерю зуба и поломку двух ребер.

Дня через три после инцидента я говорю Марату:

– Ларисы для меня больше не существует. Никаких шансов на примирение после этой истории.

Молчание. Потом он отвечает:

– Надо подумать. Некоторым женщинам нравится чувствовать себя страстно любимыми, обожаемыми… Особенно после двадцати лет брака. Тем более если их муж еще испытывает полноту чувств по отношению к ним…

– Как-то это не очень прозвучало в ее речах, когда вы говорили по телефону.

– Все верно. Для нее было бы слабостью показать это. Лариса никогда не признается в своей слабости. Но в глубине души ее, возможно, восхитил твой поступок.

– Не знаю почему, но я не очень в это верю… Меня смущает ее поведение в последние недели и особенно после моего увольнения… Ей нравятся успешные, сильные мужчины, но не в смысле мускулов… Я же продемонстрировал полное отсутствие самоконтроля. Если моя единственная реакция – пускать в ход кулаки…

– Возможно, ты прав. Но в любом случае ты ей простил бы эту оплошность?

– Трудно сказать. Двадцать лет взаимного доверия так сразу не испаряются. И потом, она мне все еще нравится… Пусть даже после того, что она натворила… Я вот теперь думаю о каждом собрании ее партийной ячейки, которое затягивалось допоздна. Даже если бы я ее простил, что это изменило бы, если она любит Аркадия.

Марат с сомнением качает головой.

– Как ты можешь быть в этом уверен?

– Дочка мне подсказала… а раз она так думает, так и есть!

Это событие как бы подтвердило пустоту моей жизни, которая и с женой не была достаточно полной. Конечно, мы слишком много вкалывали, вдоволь тусовались, занимались спортом, путешествовали, и совсем немного времени оставалось для нас двоих. Нам казалось, что наша жизнь наполнена. Даже если в глубине души я чувствовал, что мы движемся куда-то не туда. Теперь, без жены, пустота нашей жизни явилась во всей наготе. Зачем просыпаться утром? Зачем искать работу? Чтобы содержать разрушенную семью? Деньги сразу утратили свой вкус. Вечеринки с друзьями тоже. Чтобы говорить о чем? О моих терзаниях? Несмотря на буйство наступающей весны, я не оборачиваюсь даже вслед симпатичным девушкам. Им лузер не нужен. А влюбленные парочки меня вообще стали бесить.

Я согласился съехать из дома. Вы скажете – дал слабину? Ведь «виновата» Лариса. Заметьте, виноватая не говорит конкретно: типа больше не люблю тебя и все. Или, влюблена в другого, что с моей точки зрения – одно и то же. По зрелом размышлении, я должен согласиться, что это ее право. Но все равно такое чувство, что меня предали… А съехать согласился прежде всего потому, что не представляю себе, как жить в домашнем кругу, который я сооружал, в который верил и который Лара в одночасье разрушила. Это слишком больно. Разрушение мостов, связывающих меня с прошлым, облегчает похороны нашего брака. До встречи с Ларисой я по-настоящему любил только одну девушку. Безумно. Когда она решила бросить меня, я цеплялся за нее и страдал. Зверски. И поэтому на сей раз я сразу все перечеркнул.

Но если говорить откровенно, я согласился на разъезд потому, что у меня просто нет средств оплачивать новую ипотеку в одиночку. Еще пару месяцев я буду получать зарплату, а потом – какое-то пособие по безработице, если ничего быстро не найду. Этого достаточно, чтобы жить нормально, но недостаточно, чтобы поддерживать мой прежний уровень жизни. А вот у Ларисы, в ее конторе, уже два года как заработок все время растет. Да и ее небедные родители ей помогают.

Короче, пока мы так договорились, и разбежимся.

По всему, ей сейчас невыгодно идти на мировую с мужем, финансовые перспективы которого намного слабее, чем у нее. Конечно, это означает, что я должен найти себе какое-то пристанище. Но в Москве в последнее время это совсем непросто. Разве что снять за дорого какую-то клетушку с видом на шумную улицу или промзону. Поэтому я начал с того, что стал подкладывать старый матрас под свой спальный мешок на полу в квартире Марата. Не идеально, но лучше, чем на улице.

А еще через неделю состоялся прощальный ужин с друзьями Марата и Жанны, блогерами Левой и Леной, которые сообщили, что взяли годовой отпуск для путешествия на яхте в Полинезию. Им уже за тридцать, и это последний шанс перед тем, как завести детей.

Сообразительная Жанна спросила:

– А свою квартиру вы не хотели бы сдать кому-нибудь на это время?

– О, желающих хватает, но не хотелось бы доверять нашу обжитую квартиру кому попало. Нужен проверенный человек, который не только исправно платил бы аренду и сохранял в доме порядок. Не то вернешься, а он откажется съезжать… или подселит каких-нибудь мигрантов. Тогда пиши пропало. Арендная плата невысока, можно и за год заплатить просто так.

– А если съемщик вам хорошо знаком? – насела Жанна.

– Ну, тогда другое дело… Тем более что в финансовом смысле это нам выгодно, – заключил Лева.

Через четверть часа сделка состоялась. Моя кандидатура прошла на ура. Условия дружеские – небольшая скидка с арендной платы. Мы ударили по рукам и обмыли устный договор четырьмя бутылками отличного сухого шампанского «Князь Голицын». Я проставился. Согласитесь, снять квартиру, даже не осмотрев ее, это смело. Но на безрыбье… Да и Марат с Жанной нахваливали – обжитая уютная трешка. Размякнув, Лева сказал, что обе веранды и гараж в моем полном распоряжении: «Свою машину мы продаем, автоматика за год сдохнет».

– Ну, против такого аргумента ты вряд ли устоишь… – усмехнулся Марат.

Через неделю я переехал в трехкомнатную квартиру на Ленинградском шоссе между Водным стадионом и лесопарком в Химках. В кирпичное здание сталинской эпохи. В квартире действительно две больших веранды с видом на канал. С восьмого этажа удобно любоваться заходом солнца. Красотища! Мебель во всех комнатах простая, без претензии на шик, но удобная и создает уют. Хочется везде присесть и прилечь. Особенно перед огромным телевизором в гостиной.

Настя пришла в восторг от квартиры:

– Папа! Ты видел лепнину в гостиной?! А какое освещение? Здесь уютней, чем у нас дома. А здание прямо как на Кутузовском или на Пушкинской! Чур, я переезжаю к тебе!

Моя дочь никогда ничего напрасно не говорит – она едва выдерживает все более частые и продолжительные визиты Аркадия в нашем общем доме. А, возможно, думает, что у меня началась депрессия, и хочет ее развеять. Я рад чувствовать заботу взрослой дочери. Но, думаю, главная причина не в этом: ее приятель Олег живет неподалеку.

Костя остался с мамой.

* * *

МЕГА-ЭКО ПРИГЛАШАЕТ!

Солидному НКО в Москве срочно требуется руководитель отдела

ФАНДРАЙЗИНГА

Необходимые деловые качества:

– высокая мотивация в вопросах защиты окружающей среды;

– успешный опыт в области продаж и маркетинга;

– диплом о высшем образовании или научной степени.

Прекрасная возможность для молодых духом энтузиастов посвятить себя благородному делу борьбы за выживание нашей планеты и созданию с этой целью разветвленной сети инвесторов, спонсоров и меценатов.

Я откладываю газету с объявлением и отхлебываю остывший кофе. На террасе Речного вокзала нелюдно. Весеннее солнце ласкает водную гладь канала, и та отзывается ему веселыми бликами. Но вот появляются две барышни и усаживаются за соседний столик. Образец золотой молодежи наших дней: джинсы в обтяжку, на ножках нью беланс – трендовые кроссовки. Длинные, тяжелые волосы. Короткие футболки, тоже модные, позволяют угадать плоские животики, а обтянутые попочки – оценить канву стрингов. Усевшись за стол, обе, как по команде, достают свои смартфоны и погружаются в долгие и страстные переговоры с невидимыми собеседниками.

Объявление не сообщает подробностей о некоммерческой организации «МЕГА-ЭКО». Имя на слуху, все знают, чем она занимается, даже не обладая «высокой мотивацией в вопросах защиты окружающей среды». Открытая в России еще при Ельцине ватагой «зеленых» из Австрии, Германии, Швеции и некоторых других стран – активных борцов за «выживание планеты», НКО заявила о себе броскими проектами и шумными акциями в духе «Гринпис», чуть ли не конкурируя с ней на международном поприще.

Задумчиво, я допиваю свой кофе. Кстати, весьма недурной, без обмана. «Посвятить себя благородному делу борьбы за выживание планеты». Звучит круто.

Когда я сообщил Марату о том, что подал заявление на работу в МЕГА-ЭКО, он рассмеялся:

– В твоей мощной «Ауди», которая ужасным ревом оповещает о загрязнении окружающей среды, ты видишь себя защитником чистого воздуха на планете?

– Я ее продам.

– Расстанешься со своей обожаемой лошадкой? Не смеши меня.

– Вот увидишь… В любом случае, если даже меня возьмут, я скорее всего не смогу оплачивать лизинг такой тачки. Представляю, что их премиальные совсем не те, что у меня были раньше.

– Они будут ржать, когда ты заговоришь о премиальных. Тебе придется еще поработать над тем, чтобы облегчить себя, избавиться от всего лишнего на пути к вершине самопознания…

– У меня все получится.

– И что же тебя заставило так поменять мнение? Еще месяц назад ты говорил, что все эти экологические организации – чушь собачья. Считал, что общество вполне способно саморегулироваться и без них.

– Говорил, и что? Но обретя массу свободного времени, я прочитал несколько толковых статей… Ситуация действительно тревожная. Через пятьдесят лет растают все ледники и некоторые страны уйдут под воду…

– Ты об этом и раньше знал. Признайся: ты просто решил сменить направление. Кстати, это гораздо умнее, чем горбатиться ради приобретения крутой тачки или люксовых часов.

Настя встретила новость с еще большим энтузиазмом:

– Это же супер, папуля! Наконец-то ты понимаешь, ЧТО важно в этой жизни… Если тебя возьмут, я лично буду страшно рада!

Продолжить чтение