Половина мира

Есть истории, которые нельзя рассказать до конца, ибо они касаются тех глубин человеческой души, где соединяются любовь и страдание в неразрывном узле. Но эта история требует своего голоса – история Анны Викторовны, двадцатичетырёхлетней переводчицы, чья жизнь была разделена пополам одним мгновением, как молнией разрубается небо.

До того злосчастного августовского дня Анна была воплощением гармонии – молодая, образованная, полная планов и надежд. Она владела тремя языками, переводила художественную литературу и готовилась к защите кандидатской диссертации о французской поэзии Серебряного века. Её квартира на Арбате была наполнена книгами на разных языках, а стены украшали репродукции импрессионистов. Она жила полной жизнью, не подозревая, что скоро эта полнота обернётся мучительной неполнотой.

Инсульт случился внезапно, как случаются все подлинные катастрофы в жизни. Анна готовила завтрак, напевая арию из «Травиаты», когда резкая боль пронзила голову, и мир вокруг неё начал рушиться. Врачи скорой помощи нашли её лежащей на кухне, среди разбитой посуды, с правой стороной лица, искажённой страдальческой гримасой.

«Ишемический инсульт в бассейне правой средней мозговой артерии», – констатировал дежурный врач, и эти слова прозвучали как приговор. Но истинный приговор ожидал Анну впереди, когда она очнулась в больничной палате и обнаружила, что мир стал… неполным.

Первые дни она не понимала, что происходит. Врачи говорили о благоприятном прогнозе – речь сохранена, движения восстанавливаются, когнитивные функции не пострадали. Но что-то было не так. Медсестра приносила завтрак, а Анна съедала только половину, жалуясь, что порция слишком мала. Зеркало в умывальнике отражало только правую половину её лица – левая словно не существовала. Она подводила только правый глаз, расчёсывала только правую сторону волос. Родственники и друзья, навещавшие её, замечали странность: Анна поворачивалась к ним только правой стороной тела, а если кто-то подходил слева, она словно не замечала их присутствия. Мать, пытаясь привлечь внимание дочери, вынуждена была обходить кровать кругом, чтобы попасть в поле её зрения.

Истинное понимание произошедшего пришло вместе с доктором Михаилом Сергеевичем Волгиным, нейропсихологом, которого пригласили для консультации на третьей неделе пребывания Анны в больнице. Ему было тридцать восемь лет, и за плечами у него была солидная научная карьера в области нейропсихологии. Высокий, с тонкими чертами лица и внимательными серыми глазами, он обладал той редкой способностью видеть человека за диагнозом.

При первой встрече доктор Волгин попросил Анну нарисовать домик. Она тщательно изобразила правую половину – дверь, окно, часть крыши, – но левая сторона листа осталась девственно белой. «Рисунок готов», – сказала она с удовлетворением. Когда врач осторожно указал на пустую левую часть листа, Анна посмотрела на него с недоумением: «Но там ничего нет. Что вы имеете в виду?»

– У вас контралатеральное игнорирование, – объяснил доктор Волгин мягко, но точно. – Ваш мозг не обрабатывает информацию, поступающую слева. Это не означает, что вы не можете видеть – просто ваше внимание не направляется в левую сторону пространства.

Анна слушала объяснения с растущим ужасом. Синдром геминеглекта – так называлось её состояние – превратил её мир в половину мира. Она была как человек, живущий в доме, где заложена кирпичом половина окон, но он не замечает этого и считает дом полноценным.

Доктор Волгин назначил серию тестов. Анна вычёркивала фигуры только на правой половине листа, читала только правые слова в строке, а когда её просили разделить линию пополам, ставила метку далеко правее центра. Каждый тест подтверждал диагноз и одновременно открывал новые бездны её состояния.

Но странная вещь начала происходить во время этих сессий. Анна, всегда ценившая красоту интеллекта, не могла не восхищаться тем, как доктор Волгин терпеливо и методично исследовал лабиринты её сознания. В его голосе не было ни жалости, ни снисхождения – только профессиональный интерес и человеческое понимание. Он объяснял ей тонкости работы мозга с той же страстью, с какой она когда-то говорила о французской поэзии.

«Ваш мозг удивителен, – сказал он однажды, изучая результаты очередного теста. – Правое полушарие отвечает за внимание к обеим сторонам пространства, а левое – только к правой. Когда правое повреждается, левое не может компенсировать потерю. Это как оркестр, в котором замолчала половина инструментов».

Анна впервые за долгое время улыбнулась: «Вы говорите о моём мозге, как я говорила о стихах Верлена».

Их ежедневные сеансы стали для Анны единственной радостью в больничных буднях. Доктор Волгин разработал для неё индивидуальную программу реабилитации. Он учил её систематически сканировать пространство взглядом, использовать вербальные команды для направления внимания влево, выполнять специальные упражнения на компьютере.

«Представьте, что ваше внимание – это луч прожектора, – объяснял он. – Нам нужно научить вас поворачивать этот прожектор влево».

Анна старалась изо всех сил. Не только потому, что хотела выздороветь, но и потому, что каждое занятие означало встречу с доктором Волгиным. Она начала замечать, как он поправляет очки, когда сосредотачивается на сложном объяснении, как морщит лоб, обдумывая новый подход к терапии, как его глаза загораются, когда она делает успехи.