Причастие

Стоя на краю контурных измерений собственных воспоминаний, я жаждал толчка, но вселенная умеет шутить. Теперь же, у пропасти фаянсовой невесомости, я очищаюсь, исполняя заветные мечты о том, кем бы я никогда быть не хотел. Привычка, выеденная в обилии свободного пространства загруженного времени, всегда диктовала свои условия, но всегда есть, куда расти и куда падать. Я не против этого, ибо все мы в одной плоскости. Все мы к этому причастны.

CH. I

Оттепель. Целый час тишины утреннего города за окном. Неуклюжие капли, отфильтрованные где-то сверху, над парами и облаками перестали стучать по изъеденному временем подоконнику. Разбитый, он впустит в себя прозрачные ручейки сквозь широкие трещины облупившейся краски. Начинает светать. Первые лучи, проникшие сквозь степь паутины пыльных окон, осядут своим теплом на слипшихся прядях. Просачивается тяжелое дыхание понедельника. Кашель прогонит остатки ночи, подарив подушке влажное напоминание от еще не застоявшихся альвеол. Сухая боль выгонит едкие мысли о переменах, разорвав веки. С виду – все по-старому. Образ очередного возрождения шуршит по полу сквозняком.

Покачиваясь, в ритме неосознанного диванного танца, тело отбросит от себя старый плед. Насквозь промокший, он упадет на пол, оставив от себя только напоминание очередной ночи. Влажное пятно, вытекающее из-под него разгонит подпольных соседей, распушив остатки потрепанных нитей. «Уже?»

Жизнь побежит по венам восставшего организма. Медленно, повторяя друг за другом, ноги стекут с края и опрокинут стеклянный стакан. Досчитав до пятнадцати, первый вздох ознаменует краткосрочную победу. Изгнав из каждой костяшки знакомый хруст, пальцы проиграют надоедливую мелодию. На лице нарисуется непроизвольный оскал  умственно отсталого орангутанга. Ритуалы. Привычки отдельной живой структурой захватят власть, потянувшись в сторону света. Нащупают пропитавшийся подоконной росой ацетатный фильтр и загонят сигарету между зубов. Легкие наконец-то проснутся. Остатки живого скелета согнутся и упадут к себе на колени. Выгнав дым на улицу, ухмылка подарит местным собакам в низком окне надежду на счастье. Засмотревшись на них, на обитателей пустого двора, пальцы разомкнутся, получив ожег от тлеющего уголька. Кашель оживится, прижав грудь к позвоночнику. Нос заработает, глубоким вздохом высосав все залежи прошедшей ночи. Пятнистый стакан у ног снова примет это, утопив окурок в стекающей по граням субстанции. Готовый снова погибнуть, организм, поднявшись, уже более решительно, потащит себя в ванную комнату.

Сквозь настойчивые мысли, перешагивая заиндевелые артефакты второстепенных обитателей, ноги добредут до привычного темного уголка приоткрытой двери. В нос ударит запах местной воды. Распыляться в надежде на очередную иллюзию прекрасного утра, смотря на себя в растрескавшемся отражении – прекрасная практика выдуманной религии. «****ый минор». Руки не берут накинутое полотенце, игнорируя укоры еще закрытых глаз. Зеркало останется закрытым. Наощупь, повернув скользкий вентиль, весь дом услышит привычный ржавый ноктюрн. Трогательный аккомпанемент под хрип старых водопроводных артерий. Паста, щетка, моча в раковине. Ритуалы. Закончив с краткосрочными приготовлениями, выпрямившись – придет осознание. Глаза закрыты. Исправив это, настойчивые мысли обратят на себя внимание. Губы разомкнутся, приняв промокший окурок из мыльницы. «Что там на кухне?»