Ди III Инквизитор часть 1 Люди в белом

Глава 1. Локация 0. В органах работают профессионалы, способные сделать всех даже без вины виноватыми.

Дима спал как младенец: сладко и безмятежно. Ему снился, как и положено молодому человеку его возраста, красивый сон с эротической начинкой. Но вот что конкретно – не запомнил. Потому что, даже не удосужившись разбудить, его жёстко взяли в захват под белы ручки, стащили вместе с матрацем на пол и куда-то поволокли спиной вперёд. Хорошо, что не вперёд ногами.

Жалкие попытки отбрыкаться успеха не возымели. А когда до сонного осознания дошло, что его волокут по больничному коридору, Дима вообще перестал сопротивляться и впал в ступор. Мысли скакали горными козами по его мозговым извилинам, оглушая копытами и издевательски мекая. Он ведь только что был в раю, и на тебе – больничный ад реальности.

Вытянутые ноги, скользившие по линолеуму пятками, замотанные грязными бинтами и одетые в пижамные штаны, моментально дали понять, что его вернули в реальность в том виде, в каком забрали. Но сделали это как-то неправильно. За время, проведённое в виртуальной школе, здесь должны были пройти доли секунды. Поэтому оказаться он должен был в кабинете Сан Саныча, мимо которого его только что проволокли.

Тут до него дошло, что голова кружится и очень хочется спать. Так сильно, что брось его сейчас носильщики, он моментально вырубится, не долетев до пола. Но те не бросали, а продолжали тащить в неизвестном направлении. Дима задрал голову, повертев из стороны в сторону, стараясь рассмотреть похитителей его тела, и тут опять чуть не уснул, потому что глаза тут же закрылись от дикой усталости. Но при этом всё же успел понять, что тащат его два санитара.

Вот только когда поволокли вниз по лестнице, а пятки больно начали пересчитывать ступеньки, Дима вновь был вынужден краткосрочно вынырнуть из полусонного состояния и помочь насильникам, перебирая ногами, изображая лунную походку. Быстро надоело. Попытался подтянуть ноги, повиснув на несунах, но ни сил, ни гибкости не хватило задрать их выше головы.

Наконец оказался на улице. Определил это по порывистому ветру, резко забравшемуся под безразмерную пижаму, и громкому шуму множества машин: где-то рядом была дорога. Да ещё, чёрт бы их побрал, штаны начали спадать, оголяя зад и держась исключительно на переде. Трусов на нём не было. Стационар зажал нижнее бельё.

Санитары на всём протяжении пути ни разу не остановились, не задержались, не перекинулись ни словом. Тащили молча, мощно, как два бульдозера на сцепке. И вот они резко встали как вкопанные, подняли Диму на ноги и, не поворачивая, спиной вперёд кому-то передали, как эстафетную палочку, впервые заговорив. Один из санитаров солидным басом отчитался:

– Нате вашего задержанного.

– Что это с ним? – тут же прозвучал чуть ли не детский испуганный голосок. – Он что, при смерти? Нахрен он нам такой нужен!

При этом руки держащих поменялись, и захват за подмышки стал не столь болезненно крепким. Димино тело держали скорее напугано, исключительно боясь, что оно упадёт. Но с другой стороны – ни в коем случае не желали его выпускать из цепких рук.

– Под укольчиком он, – буркнул всё тот же бас. – Никто ж не сказал, что вы его забирать будете.

– И что нам теперь с ним делать? – спросил другой голос из-за спины, более зрелый.

– Да ничё, – с облегчением выдохнул один и тот же говорливый санитар, – через часок-другой очухается. Да, глядишь, пока везёте – растрясётся. Укольчик так себе, слабенький. Простое успокоительное.

– Ничего вы его успокоили, – буркнул молоденький. – Как нам теперь его транспортировать?

– Волоком, – в недоумении пробасил санитар, – вам, чай, не привыкать.

Послышались уходящие шаги, и Дима приоткрыл один глаз, стараясь не выдавать, что его, кажется, уже растрясли и он начал выходить из липкого, необоримого сна. Две гориллы в белых халатах с закатанными рукавами и безразмерных белых шапочках, зацепленных на лопоухие уши, шагали вразвалочку обратно в больничные двери, которые учтиво придерживала та самая медсестра, что в первый день встретила его с допросом в туалете.

И тут Дима понял: психушка для него закончилась, а вот куда его отсюда этапируют, догадался практически сразу – в полицию. Это до него дошло, когда два полицейских и выскочивший из-за руля им в помощь третий не совсем ласково принялись упаковывать его в легковушку неопределённой иномаркости.

Сначала в салон залез щупленький и с подростковым задором принялся суетливо командовать: «Давай-давай, на меня». Он затягивал Димину тушку на заднее сидение, заваливая размякшее тело на себя. Второй толкал, ухватив задержанного за широкие штаны, от чего те принялись трещать в его руках, вызывая у полицейского неудержимо льющийся мат. Блюститель порядка на полном серьёзе боялся, что потом ещё заставят отвечать за порчу муниципального имущества в виде казённой больничной пижамы.

Третий схватился за ноги и как-то ловко сунул их в салон одновременно с головой, отчего Дима оказался в нескромно согнутом положении с задницей наголо, что явно нервировало второго. Он почему-то категорически отказывался притрагиваться к оголившейся части руками. То ли брезговал, то ли боялся заразиться чем-то психически заразным.

Но всё же через минут пять кантования наряд полиции благополучно справился с поставленной задачей. Хотя изначально издевавшийся над ними Дима в конце концов просто решил им помочь. Вернее, вынужден был помочь, иначе они бы его сломали к чёртовой матери. Да и голый зад надоело светить кому ни попадя.

Сколько ехали, конвоируемый не запомнил. Вместо того чтобы растрясти, его, наоборот, укачали, и он снова уснул. Притом по-настоящему. Проснулся, когда его тушку стали вытаскивать наружу. К этому времени Дима уже более-менее соображал, но по какому-то наитию решил прикинуться не транспортабельным, понимая, что в этом состоянии у него будет больше времени на изучение обстановки и принятие решения. Его пока не воспринимают адекватным, поэтому общаются между собой, не обращая на задержанного внимания.

Отыгрывая роль вдрабадан обколотого, Дима, повиснув на руках полицейских и перебирая заплетающимися ногами, мутным взглядом конченного наркомана цепко осматривал окружение. Зачем ему это было нужно? Он не знал. Но помечал детали и мысленно выстраивал маршрут, как бы рисуя карту в голове.

Но это, по сути, не понадобилось. Буквально за первым же поворотом коридора его втащили в небольшой кабинет. Тот, что поздоровей, перехватил доставленного обеими руками за грудь и, протащив пару шагов, брякнул размякшую тушку на жёсткий стул, который при этом даже не покачнулся. Ещё раз перехватил за подмышки, прижав Димино лицо к своей вонючей потом форме, и усадил, как положено сидеть на стуле без перекосов. Всё это производилось в полной тишине.

Только отойдя обратно и отдышавшись, полицейский доложил:

– Вот, товарищ капитан. Задержанный доставлен.

Дима понял, что его под белы ручки доставили, что называется, с корабля на бал допросов. Мусора – волчары позорные, даже не дали отсидеться в тишине камеры, где он мог бы обдумать свои дальнейшие действия и подготовить правдоподобную ложь. Молодой человек не нашёл ничего лучше, чем продолжить играть неадекватного гражданина, обколотого до полусмерти успокоительным.

Стул, на который его усадили, стоял зажатый между двух столов. За ними сидели люди, одетые в белые парадные рубашки с коротким рукавом. Слева щупленький, но явно жилистый, с мордой урки и косым шрамом на лбу. Справа – детина богатырской наружности, с румяными щеками, со стриженной чуть ли не налысо головой, посаженной на плечи без шеи. И оба неотрывно смотрели на Диму. Но если взгляд урки был презрительный и кислый, то вот у богатыря он был пристальный, колючий, просвечивающий подобно рентгену.

Дима, не найдя ничего хорошего в смутно увиденной картинке, закрыл глазки, дополнительно обмяк и повалился на пол, предварительно зацепив плечом стол, чтобы башку себе не разбить при падении. После чего свернулся калачиком и расслабился, понимая, что если его не станут бить, то он ещё поспит чуток. Но неожиданно в кабинете заговорили, и Дима навострил уши.

– Он чё, бухой или нашырялся? – раздался вопрос со стороны урки.

– Санитары сказали, что ему укол успокоительный вкатили, – начал оправдываться полицейский с подростковым голосом. – Они сказали, что через пару часов очухается. Так что, в камеру его тащить?

– Не надо, – пробасил богатырь, поднимаясь с кресла, и, судя по скрипу стола, лёг на него, разглядывая якобы спящего задержанного, после чего скомандовал: – Свободны.

Полицейский наряд шустро и, судя по суетливости, с радостью покинул допросную.

– Вась, и на кой он тебе нужен в таком виде? Пусть бы в камеру оттащили. Завтра проспится, и допросишь.

– Да нет, Миха, – ответил ему здоровяк, – нельзя его в камеру. Иначе опять потеряется. На-ка вот взгляни на это.

Что-то зашуршало на столе верзилы, затем зашелестело на столе урки.

– И что? – непонимающе спросил тот, кого назвали Миха, пролистав несколько страниц.

– А ты на морду его лица глянь повнимательней.

Тощий вышел из-за стола и, обойдя, наклонился над свернувшимся клубочком Димой. Из уст Михи шёпотом послышался мат, подразумевающий высшее недоумение, переходящее в восторг, как при явлении божественного чуда.

– Вот и я о том же, – довольно хмыкнул бугай. – Да не такой он, Миха, и неадекват, как старается притворяться. Да ведь, Дмитрий Вячеславович? Может, хватит дурку валять? Как очень часто поговаривают в этих стенах: «Раньше сядешь – раньше выйдешь».

С этими словами богатырь присел в крутящееся кресло, отчего то жалобно заскрипело, а вот напарник остался стоять над задержанным, даже не шелохнувшись. У Димы, как назло, при этих словах сон вообще как ветром сдуло. Он ещё полежал несколько секунд, соображая, что же ему делать, и тут в голову словно эврика ворвалась мысль: «А что, в общем-то, произошло? Что я такого предосудительного и противозаконного сделал? За что меня можно посадить?»

Он открыл глаза, осматривая пол и ботинки под столом здоровяка, непонятно сорок какого размера. Улыбнулся пришедшей в голову идее и, кряхтя, словно старый дед, поднялся. Продолжая улыбаться, осмотрел наглого урку, стоящего прямо перед ним. Затем осмотрел мордоворота-детинушку и, в очередной раз покряхтывая, пристроился на намертво вмурованный в пол стул, расслабляясь и приготовившись стоять на только что сформированной позиции.

– Ну чё, сучоныш, наигрался? – распустил крылья урка по имени Миха, угрожающе шагнув к улыбающемуся Диме, явно от всей своей уркаганской души собираясь заняться рукоприкладством.

Дима дрогнул. Уж больно реально тот наехал. От такого, в принципе, ничего другого ожидать и не приходилось. А так как драться он не умел, то не умел и терпеть побои. Он даже напрягся, инстинктивно пряча глаза, готовясь получить увесистый удар по морде, но злого полицейского остановил добрый:

– Сядь, Миха, не кипишуй. Гражданин сам всё сейчас расскажет. Он же не идиот. Прекрасно понимает, что чистосердечное признание смягчает наказание. Правда ведь, Дмитрий Вячеславович?

– Неправда, – зло огрызнулся задержанный, понимая уже, что его сейчас начнут запугивать и разводить по сценарию «злой-добрый полицейский», но бить при этом не должны.

– Чё?! – как напружиненный, подскочил злой полицейский, резко хватая Диму за отворот куртки.

Задержанный чисто интуитивно дёрнулся в сторону, предвидя удар по лицу. Никто не ожидал, что эта повидавшая года казённая одёжка окажется такой хлипкой. Она не просто под напором опера и Димино дёрганье затрещала. Она развалилась по швам.

Наполовину оторванный воротник остался в руках урки со шрамом. Плечевой шов разошёлся, как его и не было. Пуговицы не то что отлетели, они раскрошились, осыпаясь на пол кусочками пластмассы. А так как пижама была на несколько размеров больше, то, потеряв последнюю опору в виде Диминого плеча, мешком сползла на талию, оголяя молодого человека по пояс.

Наступила гнетущая пауза. Все замерли. Дима зашуганно пытался разобраться в остатках пижамы, изучая, чем можно прикрыться. Урка Миха, как невидаль, разглядывал половину ворота, оставшуюся у него в руках. И тут, как назло для оперативников и к неописуемому удовлетворению задержанного, дверь распахнулась, и в кабинет промаршировал строевым шагом солидный полицейский с погонами полковника, который тут же пристроился к общему стазису, замерев на пороге. Картина маслом.

– Что здесь происходит? – прошипел вмиг раскрасневшийся начальник, недобро уставившись на принявшего стойку «смирно» богатыря и напрочь не замечая урку.

Появление спасительного начальства породило в Диме мешок храбрости и целое ведро веры в справедливость. Не упуская возможности избежать расправы, он сделал обиженную рожицу и законючил:

– Пытают меня здесь, господин полковник. Я официально заявляю, что как только вырвусь из ваших застенков, то первое, куда отправлюсь, будет прокуратура. Меня насильно выкрали из больницы. Привезли сюда и, не представившись, не выдвинув никаких обвинений, потребовали, чтобы я дал признательные показания непонятно по каким делам и преступлениям. Такого беззакония я от нашей полиции не ожидал.

– Да чё ты врёшь! – вскинулся опер с лицом урки. – Кто тебя тут пытал.

После чего последовал мат, характеризующий высшую степень пренебрежения к излагающему откровенную ложь.

– Молчать! – взревел полковник, испепеляя на этот раз опера с именем Миха. – Пшёл вон! Ко мне в кабинет! Рапорт на стол! Чтоб я тебя больше не видел, лейтенант! Разжалую! В патруль с завтрашнего дня у меня пойдёшь!

Дима при каждом вопле начальника вздрагивал и вжимался в намертво прикрученный к полу стул. Ему казалось, что с очередным выкриком полковника он уменьшался в размере. При этом абсолютно не понимая его логику: какие команды и в какой последовательности надлежит выполнять?

Опера Миху каждый выкрик полковника коробил, как чёрта от святой воды. Он судорожно дёргался из стороны в сторону, словно шеф его плетью хлестал. А вот богатырь только ещё больше вытягивался в струнку, становясь всё выше и выше. Казалось, что он, как балерина, скоро на безразмерные туфли-пуанты встанет.

Но вот дальше произошло нечто вообще из ряда вон выходящее, полностью ломая логику через колено. Полковник резко развернулся через левое плечо, словно на плацу. Твёрдым строевым шагом вышел в коридор и, не оборачиваясь, громко хлопнул за собой дверью, отчего не то штукатурка, не то пыль посыпалась. В кабинете допросов наступило очередное безмолвие.

Наконец урка, тире опер Миха, смачно выругался матом, выражая своё в высшей степени удручающее положение в нечеловеческих жизненных обстоятельствах, швырнул со злостью клочок воротника в закрытую дверь и, нервно о чём-то задумавшись, начал лихорадочно совершать странные телодвижения. Кинулся к своему столу, но тут же, передумав, принялся шарить по карманам. Через секунду бросил и это занятие. Подскочил к большому сейфу у стены и стал перебирать бумаги, лежащие поверх. Ещё через пару секунд и это занятие бросил не завершённым. После чего замер и неожиданно, столь же нелогично, заявил своему напарнику:

– Так, Вася. Меня здесь не было. Я на деле по обувному магазину. Ты меня не видел.

И с этими словами юркнул за дверь, оставив напарника с подозреваемым один на один. Опер, которого только что назвали Васей, грузно плюхнулся в кресло, отчего в офисной мебели что-то жалобно хрустнуло. Верзила сложил волосатые ручищи на стол и, уставившись на сцепленные пальцы, задумался.

Молчаливая пауза длилась достаточно долго. Дима не торопил события. Он сам лихорадочно соображал. Больше всего он боялся, что экспертиза вещей, найденная при нём, установит временное несоответствие с реалиями, и опер начнёт задавать очень для него неприятные вопросы. Но, с другой стороны, это также не является преступлением, и нет для этого статьи в Уголовном кодексе, за которую ему бы могли впаять срок.

Пауза затягивалась, и Дима, неожиданно вспомнив о своих способностях, о которых с этим цирком даже забыл, аккуратно влез в эмоции верзилы и от удивления округлил глаза. Нерешительность, злость, страх. Дима ожидал что угодно, но только не такого букета.

Наконец Вася отмер. Нерешительность и страх притупились, осталась одна злость.

– Ладно, – хлопнул он по столу обеими ладонями, как бы отрезая себе путь, поднимаясь и направляясь к соседнему столу. – Ознакомься.

С этими словами злой опер сунул тонкую папку Диме, всем видом исключая неподчинение. Задержанный взял дело, открыл и замер на фотографии, прицепленной скрепкой на первом листе. Это было его старое фото, которое он делал на пропуск в свою прежнюю компанию. Он на ней был ещё совсем молоденьким. Мельком прочитал несколько листов: заявление о его пропаже, написанное маминым почерком. Какие-то протоколы. Фото его машины, стоящей на обочине.

Особо в тексты не вникал, уже прекрасно понимая, что это за папка. Пролистав до конца, он закрыл и таким же манером, как получил, отдал обратно. К этому времени опер вернулся к себе за стол и внимательно за ним следил. Диму аж до мурашек доводил его пристальный взгляд. Словно тот считывал его реакцию на каждый лист дела.

– Расскажешь? – наигранно спокойно спросил опер, принимая дело обратно.

– А что рассказывать? – нехотя переспросил Дима, отворачиваясь. – Были с женой на свадьбе друга. Она напилась и впала в истерику. Такого говна на меня при всех вылила, что жить не хотелось после этого. Я трусливо сбежал. Прыгнул в машину и полетел куда глаза глядят. Пьяный был, каюсь. Но под протокол буду упираться. ДТП не было. Не докажите. Куда ехал, сам не знал. Потом приспичило, встал на обочине отлить. Помню, упал в кювет. Похоже, башкой ударился. Потому что, когда из него выполз, страшно болела голова. И звон в ушах стоял такой, что ничего не слышал. Лёг на землю. Притих. Думал, отлежусь, пока болезная успокоится, а тут гаишники с пистолетами. И я не пойми в чём с ножом в руке и весь в крови. Тут у меня кукуха вообще поехала. Ничего не помню, словно мозги миксером перемешали. Потом увезли в психушку, обкололи. Сонного подняли, не разбудили и притащили сюда. Вот и весь рассказ.

Опер молчал, мерно постукивая по столу пальцами, как пианист. Хотя с такими сардельками у него вряд ли получилась бы нажать на одну клавишу, не зацепив соседние. Наконец заговорил:

– Нестыковочка, гражданин Сычёв, – выдохнул он с сожалением, – и притом солидная. Вы помните, какое сегодня число?

– Нет, – сделался несчастным Дима, – я не знаю, сколько под уколами спал. Явно не один день.

– Да причём здесь день? – откинулся на спинку опер, поднимая указательный палец вверх. – Вы на календарик за моей спиной гляньте. И обратите внимание на год.

И вот тут Дима включил все свои актёрские способности. Он был готов к этому. Не раз уже про себя проиграл эту ситуацию, поэтому не импровизировал, а чётко разыграл сценарий, как по нотам. Он всем видом показал ошарашенность, непонимание и растерянность. Глазки округлил. Ротик приоткрыл. Затем скис и, переведя взгляд на пристально уставившегося на него опера, жалобно спросил:

– Прикалываетесь? Что я вам сделал? У меня и так голова раскалывается. Вы что, добиваетесь, чтобы меня инсульт разбил? Я больной человек.

– А вот здесь вы переигрываете, гражданин Сычёв, – хищно улыбаясь, подался вперёд опер. – Вот заключение вашего лечащего врача.

С этими словами он брезгливо, за уголок, поднял листок с подписью и печатью, вертя и демонстрируя Диме его со всех сторон.

– Здесь официально указано, что вы здоровы. Психических отклонений не имеете. Для потери вами памяти никаких медицинских показаний нет. Поэтому я делаю вывод: вы лжёте, Дмитрий Вячеславович.

Его тон и сам факт грубого наезда привёл Диму в неописуемое бешенство. Он расслабился. Откинулся на спинку стула и, прищурившись, уставился на опера, мгновенно решив играть с ним в его же игру.

– Ну так расскажите мне, не знаю, кто вы по званию, ибо не представились, как и какими путями я вылазил из канавы три года?

– Оперуполномоченный уголовного розыска, капитан полиции Василий Васильевич Копейкин, – зарычал опер, наливаясь багрянцем и нависая своей громадной тушей над столом, уперев ручищи в его края. – Это ты мне сейчас всё подробно расскажешь. Притом под протокол и при этом даже не помышляя что-либо скрывать.

– С хмуля́ ли? – включил ответную наглость Дима, тоже подаваясь вперёд, уже готовясь со всей злости шандарахнуть этого козла Славой, да так, чтобы у местного гориллы-опера мозги сплавились.

Они несколько секунд буквально прожигали друг друга бешеными взглядами, как два самца во время гона. Осталось только рогами сцепиться, и кабинет превратится в груду переломанной мебели. Странно, но Дима его абсолютно не боялся. Он был настолько в себе уверен, что даже позволил ехидную улыбку, которая и прервала противостояние.

Опер сдался. Он вновь откинулся в кресле, как бы расслабляясь, но при этом злость его никуда не делась, и он не перестал угрожать, констатировав факт:

– Значит, от чистосердечного признания отказываетесь? Ну что ж. Тогда и мы будем разговаривать по-другому. Посиди пока в камере с зэками, подумай. Может, они тебя уму-разуму научат.

– Послушайте, как вас там, капитан Копейкин. Вы не сказали самого главного: в чем меня обвиняют и за что арестовали?

Вася тут же сделал морду кирпичом и наигранно лениво проговорил:

– Вы, гражданин Сычёв, подозреваетесь в изнасиловании и убийстве. Вы были задержаны с орудием преступления и в крови убитой вами женщины, с которой по злому умыслу сняли ночную сорочку и одели на себя, бросая вызов органам правопорядка и обществу.

– Да что вы говорите? – постарался парировать подозреваемый как можно более безразличным тоном, неожиданно поняв, что этот мент запросто может на него дел навешать, как игрушек на новогоднюю ёлку. – И с каких это пор у нас перестала действовать презумпция невиновности и восторжествовала презумпция полицейской хотелки? Вы хоть понимаете, что в данный момент превышаете свои полномочия настолько, что сами себе на срок заработать можете?

– Ну что вы, Дмитрий Вячеславович, – продолжил издеваться опер, – официально по всем бумагам вы проходите как неопознанный, найденный при очень пикантных обстоятельствах, в которых я по долгу службы просто обязан разобраться. И вы же понимаете, что моя версия имеет место быть, пока не будет доказано обратное. А дальше будете задержаны для выяснения личности. А выяснять я буду вашу личность очень долго. Ума не приложу, с какого конца искать, кто вы есть.

И вот тут до Димы дошло, что капитан над ним издевается. Он ничего из сказанного не собирается делать. Дима почувствовал это по его эмоциям. Опер уже не злился, а сидел и тупо веселился, зачем-то стараясь вывести клиента из психологического равновесия. Но зачем? Васю явно забавляла эта игра, и, похоже, он в неё частенько играл в этом кабинете, осознавая своё превосходство над сидевшими перед ним на жёстком стуле.

Сычёв, вспомнив о необходимости всегда и везде оставаться ведущим, решил успокоиться. Не слушая больше бред опера, он принялся накачивать себя мантрами, заодно вынужденно начав играть в молчанку. А когда успокоился, стал воспринимать всё происходящее как должное, отпуская ситуацию на самотёк. В конце концов, рано или поздно этот цирк закончится и его вынуждены будут выпустить. Значит, надо просто подождать.

У него мелькнула в голове гадкая мыслишка прищучить этого наглого капитана Славой, издеваясь взаимно, но тут же он от этого шага отказался. Стопроцентно в кабинете должна быть записывающая камера, и его ментальная атака будет зафиксирована. А вот после этого с ним уже пойдут совсем другие разговоры. И не факт, что только в этом кабинете. И это уже будет полная жопа, из которой ему вряд ли вылезти. Там и химию применят, и ещё какую-нибудь дрянь, делая из него овоща, но при этом очень охотно говорящего.

И тут на столе у опера зазвонил телефон. Судя по непривычной трели, явно внутренней связи. Капитан неохотно заткнулся. Взял трубку и довольно развязно пробасил:

– Ну, – и через несколько секунд добавил: – Давай.

Трубка вернулась на исходную. Вася задумчиво вновь принялся играть, как на фортепиано, пианист хренов. Аж ручка, лежащая на столе, в пляс пошла. Ситуация с допросом изменилась. И в первую очередь поменялись эмоции капитана. Они обнулились, как бывало у Веры. Он резко переключился на логическое мышление. Что уж он там такого обдумывал – Диме было непонятно. Эмоции он считывал с лёгкостью, а вот мысли пока читать не умел. Мордой не вышел.

Сычёв каким-то шестым чувством ощутил, что ситуация с этим звонком кардинально поменялась. Произошло нечто такое, что в корне меняет его положение. И после долгой паузы нейтральным тоном поинтересовался:

– Надолго я здесь?

Вася, находясь в глубоких размышлениях и явно забыв о только что отыгранном спектакле, автоматом ответил:

– Твои родители подъехали. К сожалению, супруга с тобой развелась по суду.

– Знаю, – прервал его Дима, с дуру прокалываясь на элементарной вещи. – Всё продала. Уехала в другой город, там вышла замуж и родила девочку.

Вася хмыкнул, выходя из размышлений, и вопросительно уставился на задержанного, после чего очень подозрительно спросил:

– Ну про то, что вышла замуж и родила, даже я не знал. Откуда такая осведомлённость?

Но тут резко переключился на другую тему, словно только что заметил то, чего ещё секунду назад не было и быть не могло.

– А это что у тебя? – потребовал он разъяснений, тыкая сарделькой пальца на шею задержанного. – Когда тебя нашли на дороге, этого не было. По крайней мере, в протоколе не отражено. Если бы было, то либо отобрали, либо занесли бы в вещдоки.

Дима тем временем прижал подбородок, скосив глаза на грудь, но ничего не обнаружив, схватился за шею рукой. Только после того, как нащупал тонкую цепочку, округлил глаза и восторженно выругался:

– Мля. Вот это подарок. А я уж настолько привык, что и не замечаю эту висюльку.

Глава 2. Локация 0, 42. Хождение по мукам не идёт ни в какое сравнение с мытарствами по кабинетам бюрократии, а те – с поиском работы.

Три месяца. Целых три грёбаных месяца Дима пытался восстановить документы, доказывая во всех инстанциях, начиная от управдома и заканчивая мировым судьёй, что он Сычёв Дмитрий Вячеславович, а не корова Акайская, нашедшая и потерявшая себя на Байконурской помойке. Как ни странно, но самый быстрый проход кабинета оказался как раз у мирового судьи.

Зашли: папа, мама, сын. Судья на них взглянул и, задав лишь один вопрос: «Подтверждаете?», тут же направил на выход, указав, что решение можно будет забрать завтра. Во как быстро. Вот только в очереди к нему стояли полтора месяца.

Наконец Дима восстановил себя документально практически полностью, только права не вернули, заставив пересдавать. Но так как машины теперь не имелось, то и права посчитал пока лишними, перейдя на прекрасно работающий московский городской транспорт, с выделенными по всему городу отдельными полосами движения и забившими на московские пробки большой бордюрный собянинский болт.

И вот когда Сычёв облегчённо выдохнул, получив заветный паспорт и прочие идентификаторы, без которых жить в стране не рекомендуется, он по наивности подумал, что ад закончен, но неожиданно наткнулся на новые проблемы. Куда более адские. Он попытался устроиться на работу по специальности. Лошара.

В прежней компании ему не отказали, но и предложили не то, на что рассчитывал. Объём работы больше, зарплата меньше. А когда узнал, что все друзья, работавшие с ним, уволились, то и торговаться не стал, послав через кадровичку бывшего начальника в дальние дали. Хотя, выйдя из офиса, сам себя отругал. Нельзя было так делать. Недаром же говорят: не плюй в колодец – это неэстетично, и не жги мосты – это пожароопасно.

Начались хождения по унижениям. Десятки резюме, десятки собеседований, десятки разочарований. Всё никак не могло состыковаться: либо условия не устраивали, либо работодатель – сука. Дима выходил каждый день на поиск работы, как на работу, только с отрицательной зарплатой: тратя на поездки и перекусы, но при этом ни копейки не зарабатывая.

Через две недели бестолковых мытарств он опустился ниже плинтуса, на самое дно: подсел на «Авито» в раздел бесплатных объявлений. Здоровому лбу стало стыдно сидеть на шее родителей, и он решил устроиться хоть куда-нибудь, успокаивая себя тем, что это только на первое время. А там обязательно что-нибудь подыщет более подходящее.

Первое же объявление, попавшееся на глаза, его изрядно удивило. Некой компании «AL+BA», непонятно чем занимающейся, требовался человек со способностями к программированию. Не программист в той или иной среде, не спец по айтишному железу с проводами, а человек со способностями. Это как? В этой компании сами для себя написали язык программирования, которому надо будет обучаться с нуля? Или это что-то другое?

Телефон, указанный в объявлении, соответствовал обычному мобильному номеру МТС, что называется, на физлицо. Дима, находясь дома в одиночестве, так как родители, в отличие от него, работали, сидел на кухне в одних трусах и чашкой кофе, тупо пялясь то на ноутбук, то на мобильник. Надо бы позвонить, думал он, ломом же не перешибут. Но с другой стороны – какое-то пакостное предчувствие зашевелилось внутри.

Организм на интуитивном уровне всячески сопротивлялся набрать номер. Даже живот, сволочь, заболел, урча всеми смотанными в клубок кишками, утверждая, что там Диму ожидают проблемы на задницу. На их кишечную задницу, мля! Но всё же содержимое головы победило содержимое заднего прохода, и соискатель, не поднимая мобильника со стола, набрал указанный номер, включив на громкую.

Первые же слова, донёсшиеся с того конца соединения, заставили Диму подавиться кофе, выплеснув набранное в рот и забрызгивая ноутбук с мобильником. Он выпучил глаза и чуть не уронил со стола телефон, когда судорожно пытался его схватить, чтобы тот не замкнул, чего доброго, и не прервал соединения. А всего-то милый, приветливый женский голос просто поприветствовал абонента:

– Здравствуйте! Вас приветствует Искусственный Разум компании AL+BA! Если вы звоните по поводу трудоустройства, наберите цифру «1» в тоновом режиме. Если вы желаете получить услугу, наберите «2» или дождитесь оператора.

– Искусственный Разум? – изумлённо выдавил из себя Дима, прокашлявшись. – Серьёзно? Или вы с дуру разум с интеллектом попутали?

С той стороны молчали, ожидая его действий. Дима, отдышавшись и утерев висевшим на соседнем стуле кухонным полотенцем лицо и руки, добрался до залитого кофе мобильника и второпях нажал цифру «1».

– Принято, – подтвердил набор приятный ангельский голосок. – Назовите себя.

– Сычёв Дмитрий Вячеславович, – наклонившись над телефоном, чётко проговорил молодой человек и замер в ожидании дальнейших указаний.

После небольшой паузы из мобильника послышалось:

– Вам назначено собеседование на завтра в 12:34. Будьте добры не опаздывать. Это в нашей компании не приветствуется. Вам надлежит прибыть в бизнес-центр «Око» по адресу 1-й Красногвардейский проезд, дом 21, строение 2. В указанное время на ресепшене первого этажа, вход «Б», вас будут ожидать. Время ожидания две минуты. Спасибо за внимание.

И всё. Пошли короткие гудки. Дима как сидел прибитый грязным полотенцем по лицу, так и продолжал сидеть, молча в тряпочку. Только через несколько секунд спохватился и кинулся в поисках бумаги и ручки, чтобы записать услышанное, но тут же сообразил, что это лишнее. Открыв на ноутбуке карту Яндекса, он сразу же укрупнил район Москва-Сити и нашёл эту «Башню Око». Нашёл и вход «Б», и аж два ресепшена.

– Всё страньше и страньше, – пробурчал он себе под нос. – Что у них там за бзик в отношении времени? Хорошо хоть запомнить легко: один, два, три, четыре. Да ещё ожидание две минуты. Это что, если я приду раньше, то меня не пустят? А если опоздаю, то ждать не будут?

И, помолчав несколько секунд, рассматривая карту, в недоумении закончил диалог сам с собой:

– Но Искусственный Разум? В обычной компании по бесплатному объявлению в «Авито»? Мля.

Наконец он встряхнулся. Одним глотком допил остатки кофе и принялся наводить на столе порядок, выключив ноутбук и оттирая отовсюду следы своего свинского поведения за столом. После чего, приняв душ и окончательно придя в себя, завалился на диван и задумался. Он, конечно, ждал встречи с очередными представителями Высших Сил и даже по методу Веры пытался включить у себя ангельский режим поиска подсказок свыше, но время шло, и ничего не происходило. Никаких подсказок. Никаких намёков.

Но то, что сейчас произошло, не могло быть простым стечением обстоятельств. Он той самой протестующей задницей чувствовал, что это как раз то, к чему готовился. Вот только всё как-то за уши подтянуто. Случайность? Но ведь именно процедурой случая Всевышний Искусственный Разум управляет вселенной. И как понять, какой случай можно считать операндом управления, а какой – простой погрешностью? Или любая случайность – это операнд? Тогда получается, что у людей вообще нет свободы воли, а это не так. Выбор всегда остаётся за человеком.

Размышляя на эти философские темы, он в конце концов пришёл к выводу: если случайность на тебя воздействует, то это не случайно. Следует это воздействие проанализировать и просчитать последствия. Недаром же есть примета: шёл, споткнулся – задумайся. То, о чём ты думал в этот момент, имеет большее для тебя значение, чем ты полагаешь.

И тут встаёт ещё один сакраментальный вопрос: а один ли Всевышний порождает случайности? А если кто из недоброжелателей Вселенной подкидывает их в виде каверзы? К тому же негативная случайность может быть элементом постоянно присутствующей деградации, которую следует воспринимать как должное и просто переступать, двигаясь дальше. Вопросы сложные, ответы неоднозначные. На том и успокоился.

На следующий день Дима приехал в Москва-Сити за полчаса до назначенного времени. Побродил по округе. Позаглядывал, куда получалось заглянуть. Ровно в половину первого, по часам на мобильнике, секунда в секунду, протиснулся во входную вертушку бизнес-центра «Око» и, выйдя в холл, притормозил. К какому ресепшену подходить: к мелкому, что слева, или большому, что раскинулся на всю длину перед ним, он даже не выбирал. Всё было очевидно.

Офисные клерки, как муравьи, топтали пол в сторону правого прохода, мимо культурно одетого в чёрный костюм и белую рубашку охранника, у которого только на лбу не было написано, что он бывший КГБ-шник. Хотя их бывших не бывает. Далее проход перегораживали турникеты, а за ними лифты. Из чего следовало, что бизнес-центр именно там. Но Дима остановился у входа, почему-то решив, что к ресепшену следует подойти точно в промежутке между 12:34 и 12:36. Ему это показалось важным.

Сычёв встал в сторонке от входа в здание, разглядывая людей у лифтов, словно кого-то ожидал, мимоходом изучая список компаний, что высветились на большом экране справа от охранника. Как он ни всматривался в чередующиеся списки согласно занятых этажей, компании «AL+BA» он так и не обнаружил. Зато обратил внимание, что в списке отсутствовали сорок второй и сорок третий этаж. Или они не были заняты и сдавались в аренду, или хозяева этих этажей себя не рекламировали, шифруясь.

В 12:33 из центрального лифта вышла девушка примерно его возраста, на которую не обратить внимание он просто не мог. Да на её появление вообще все без исключения обратили внимание, настолько резко выделялась сексапильная красотка из общего окружения.

Была она вся белая. Белые волосы, брови, ресницы, короткое платье с изрядным вырезом до пупа, едва прикрывающее невеликого размера груди. Белые туфли на высоченном каблуке. Тело, напрочь лишённое загара. Складывалось такое впечатление, что если сейчас в вестибюле резко потемнеет, то эта офисная звезда начнёт светиться. И как вишенка на торте – в руках ослепительно белая пластиковая папка.

Офисные муравьи как по команде кинулись в рассыпную. Кто стоял у лифтов – моментально сгрудились: одни к стене, другие к внешнему панорамному окну, создавая по центру человеческий вакуум. Те, кто завис на турникетах, суя им под нос свои пропуска, тут же передумали и отхлынули назад, словно девушка была настолько заразна, что даже нахождение рядом с ней в десятке шагов гарантировало смертельный исход.

Белая же фифа восприняла их поведение как должное. Несмотря на кажущуюся внешнюю хрупкость и лёгкость, грохот шпилек, чеканящих печатный шаг, трудно было не услышать, даже несмотря на фоновый шум. Поэтому девица обращала на себя внимание не только визуально, но и сопровождающим её проход аудиоэффектом, напоминая важную чиновницу на автотрассе с синим ведром на крыше и крякалкой во всю Ивановскую.

У лифтов все как по команде уставились в спину красавицы, даже после её прохода не дёрнувшись бежать, оставаясь на месте. Народ до турникетов замер, впав в оцепенение. Охранник вытянулся по стойке смирно. Отшатнуться или отпрянуть в сторону не позволяла инструкция, и по мере её прохождения мимо мужчина сдержанно поздоровался. Только фифа не обращала ни на кого внимания, промаршировав через зал, набитый народом, как через пустое место. Сначала Сычёв даже поддался на массовую панику, лихорадочно соображая: «Это кто? Почему её все так боятся и не стоит ли ему тоже начать?»

Походка девушки была зрелищная, отточенная до совершенства, грациозная, но вместе с тем визуально расслабленная, что говорило не только об идеальной натренированности хождению на шпильках, но и о хорошей общей спортивной подготовке. Моторика однозначно на это указывала. Ноги, руки, тело двигались в идеальной гармонии. Только голова словно на колу сидела. Ни разу не произвела даже малейшего отклонения от первично заданного положения.

Но Дима, изначально перепуганный, как только поймал глаза беловыкрашенной, ещё издали нырнул в её эмоции и скривился. Это была «её превосходительство стерва». В голове красотки царили пренебрежение, зашкаливающее чувство собственной важности, осознание вседозволенности и безнаказанности. А запросив архетип, тут же осознал, что перед ним «яжмать» чистейшей воды, да ещё с зачатками «леди-босса». Гремучая смесь. Врагу такой бабы не пожелаешь.

– Сучка крашенная, – презрительно улыбнувшись, выдал вполголоса оценку этому «диву» профессиональный специалист по женскому полу, выводя себя из состояния испуга и готовясь мять её сучность как пластилин, если начнёт ему тут пальцы гнуть.

Он, даже не сомневаясь, с первой секунды её появления определил, что эта лахудра явилась за ним. Только такая могла назначить столь идиотское время для встречи с жёсткими ограничениями ожидания. Надеясь, что тесно взаимодействовать в этой компании с этой дрянью ему не придётся, Дима расслабился, мандраж резко пропал, и он почувствовал себя простым зрителем спектакля, имея полное право на выкрик реплик из зала типа «Выпей яду!» и «Труппа трупов!».

Бело-крашенная доцокала до края длинного ресепшена. Небрежно бросила папку на стойку и резко развернулась, безошибочно уставившись на Сычёва ледяным немигающим взглядом. У Димы сложилось такое ощущение, что у представительницы компании будущего работодателя сработала система автоматического самонаведения для поражения заданной цели.

Только сейчас молодой человек заметил, что четыре молоденьких девочки, до этого сидевших по всей длине ресепшена, испарились. Либо сиганули с такой скоростью, что Дима не смог заметить, либо упали на пол и там затихорились, пережидая террористическую атаку. Скорее всего, второе.

Он, продолжая находиться в эмоциях странной особи, которую все до одури боялись, отзеркалил на собственном лице пренебрежение. Демонстративно поднял к глазам мобильник. Включил экран с часами, наклонив, чтобы та видела. Тупо выждал и, как по секундомеру, ровно в 12:35 шагнул к ожидающей его явно секретарше директора. Маловероятно, что она была работник отдела кадров. Но если это так, то Дима ни за какие коврижки не согласился бы знакомиться с секретаршей. Та, наверное, вообще бы вызвала Армагеддон среди мирного населения своим явлением.

– Здравствуйте, я Сычёв Дмитрий Вячеславович. Прибыл на собеседование, – расслабленно улыбаясь, поздоровался он с белобрысой стервой, подходя вплотную и уже начиная получать удовольствие от игры.

Та тут же ему отомстила, демонстративно небрежно-медленно взяв со стойки белоснежную папку, в правом углу которой высвечивалось время. И когда на папковых часиках появились цифры 12:36, недовольно растягивая слова, проговорила:

– Я смотрю, вы не торопитесь.

– Всё в пределах установленных вами ограничений, – продолжая лыбиться, произнёс Сычёв, чем, судя по контролю за её эмоциями, вызвал озверение в буквальном смысле слова.

На лице охранника, стоящего за её спиной, отобразилась жалость, будто он воочию наблюдает, как очередной жертвенный баран подбивает клинья к собственной смерти в виде жертвоприношения.

– Это не мои ограничения, – сухо огрызнулась фифа, которая оказалась чуть ниже Димы, даже несмотря на не пойми сколь сантиметровые шпильки туфель.

Она положила на стойку ресепшена пластиковую карточку, давая понять, что это для него. Стерва не удосужилась вручить её лично в руки и тем более объяснить, для чего та нужна, посчитав, что это ниже её достоинства. После чего повелительно скомандовала следовать за ней, резво развернулась и поцокала обратно.

Дима хмыкнул при виде голой спины красотки без единого изъяна и родинки, но с отчётливо-рельефной мускулатурой, одними глазами оценивая девицу на ощупь. Платье в ополовиненном виде присутствовало на ней только спереди. Сзади прикрыта была лишь попа, и то не полностью, демонстрируя эдакое развратное декольте на булках.

Сучка оказалась в высшей степени соблазнительной штучкой. Такие раньше Диме в его шаловливые ручки ещё не попадались. Он поправил сумку с документами на плече и, уже предчувствуя занимательное времяпровождение, так же расслабленно двинулся следом.

Сычёв недолго тупил, для чего понадобилась карточка. Это был пропуск для автоматизированной охраны в виде турникетов. Подошли к центральному лифту. Толпа, ещё заслышав обратный цокот, отшатнулась в исходные углы, давая полный простор смертнику и его конвоирующей.

Девица нажала кнопку вызова, и дверь тут же открылась. Словно лифт только её и ждал. Зайдя внутрь, она прямо на входе посторонилась, давая понять, что Диме надлежит пройти внутрь. Он прошёл. Он не гордый. Створки лифта закрылись, и у молодого человека сделался очередной «жим-жим» в одном месте. Никто из ожидающих на площадке даже не дёрнулся приблизиться, а не то чтобы войти с ними в один лифт.

«Она тут кто? – подумал Сычёв, проходя вглубь и в любую секунду готовый врубить Славу в качестве самозащиты. – Чем она так всех пугает? Принадлежностью к компании, в которую я собираюсь устраиваться? Или сама по себе?»

Секретарша или кто она там такая с лицом мумии набрала на панели сорок второй этаж и, уставившись в закрытую дверь, замерла к нему спиной. Кабина плавно вознеслась. Дима опять напрягся. Что-то происходящее всё больше и больше выходило за рамки обыденности. Он вспомнил, что этот этаж на табло не отражался. А значит, компания сознательно скрывает о себе информацию. Но как же тогда объявление на «Авито»? Хрень какая-то.

Пока он размышлял о странностях своего предполагаемого будущего места работы, доехали до нужного этажа. Двери раскрылись, и крашенная сучка, не произнеся ни слова, двинулась налево. Сычёв поспешил следом, но только переступил порог лифта, как впал в панику. Резко потемнело в глазах, голова закружилась, и за горло схватила мёртвой хваткой тошнота. Прожжённый попаданец, уже имея за спиной неслабый опыт, тут же определил: он только что совершил перемещение в пространстве.

Дима ни с чем не мог спутать данный эффект. Это не сорок второй этаж бизнес-центра «Око», а другой виртуальный мир – копия реальности. То ли он за три месяца отвык, то ли по какой-то другой причине, но ему поплохело сильнее, чем обычно, и показалось, что сейчас по-настоящему вырвет. Сычёв второпях схватился за косяк лифтовой двери, чтобы не упасть, но закрывающаяся створка скинула скрюченные пальцы, вырываясь из его захвата, что, кстати, несколько привело в чувство страдальца.

Девица, звонко промаршировав лифтовый предбанник и, видимо, почувствовав своей прокаченной попкой или голой спиной, Дима затруднялся определить, что у неё чувствительней, остановилась на Т-образном перекрёстке с коридором и обернулась. Проделала она это по-прежнему, словно лом проглотила. Шея даже на миллиметр не сдвинулась в сторону.

Узрев скорчившегося очередного соискателя на вакантную должность, офисная стерва брезгливо скривилась и с нескрываемым раздражением поинтересовалась:

– Что с вами? Вам плохо?

Дима, наконец затолкав ком из горла обратно в желудок, выпрямился. Сделал глубокий вдох-выдох и, увидев брезгливую мину крашенной сучки, обозлившись, решил воплотить в жизнь собственный лозунг: «Я – ведущий», и навязать заносчивой секретарше собственные правила игры, переходя из разряда зрителя чуть ли не в главного героя.

– Прошу прощения, – устало ответил он, притом устало не физически, а морально, всем видом показывая усталость от долгой насыщенной жизни, – у меня аллергия на пространственные перемещения. Ничего с этим поделать не могу. И привыкнуть до сих пор тоже не получается.

В эмоциях белобрысой, а Сычёв вновь за них вцепился, как только оправился от приступа, появилась насторожённость и даже испуг.

– Какое перемещение? – холодно спросила она, при этом эмоционально и физически напрягаясь.

– Девушка, – продолжая морально уставать и приближаясь к ожидающей его зародышу леди-босс, начал он занудно растолковывать, как прописные истины ребёнку, – я ни с чем не перепутаю переход из реального мира в виртуальный. Я так по ним в своей жизни напрыгался, что скоро блевать начну. Вот насколько мне эти параллельные пространства «онаставагинели».

С этими словами он подошёл вплотную и, нагло лыбясь, уставился в довольно красивые серые глаза, обладательница которых пару раз хлопнула длиннющими, накрашенными белой тушью ресницами. Нервно сглотнула и под его напором отступила на шаг, разрывая дистанцию. После чего опустила взгляд, шумно выдохнула, раскрыв крылья носа, делаясь злющей-презлющей. Демонстративно резко развернулась и зашагала по небольшому коридору, в тупике которого на единственной двери красовалась ярко-красная табличка с чёрной надписью: «Директор».

Зашла без стука, звонка и не спрашивая разрешения, что называется, с ноги, оставив дверь открытой, как бы указывая, что закрывать её будет идущий следом. Диму накрыло радостное дежавю: ой, где-то он уже с этим элементом светского этикета сталкивался. Проследовав за ней, он с интересом принялся рассматривать внутреннее убранство. Хотя, как выяснилось, особо рассматривать здесь было нечего.

Большая квадратная комната, примерно пятнадцать на пятнадцать. По всему периметру псевдостены из золотых вертикальных жалюзи, за которыми просматривались панорамные стёкла от пола до потолка. В глубине кабинета – массивный резной стол с ногами-тумбами из красного дерева, старой работы, также инкрустированный золотом. Перед столом два странных стула из того же дерева с тем же убранством-роскошью, стоящих друг против друга.

Странность их заключалась в высоченных спинках, причём не плоских, а как бы вогнутых под мужика сутулого. Если бы у данной мебели наблюдались подлокотники, то Дима принял бы их за царские троны. Не меньше. Вся обстановка указывала на изощрённый стиль краснодарского гаишника, вконец охамевшего: всё помпезно, всё блестит, и золота уже девать некуда.

За массивным столом с идеально гладкой, отполированной до зеркальности столешницей, в большом, но уже в современной гендиректорской комплектации кресле, обтянутом красной кожей, восседала красная как рак молодая женщина лет тридцати. Сычёву сразу стало понятно, что это и была глава фирмы, возраст которой его откровенно обрадовал.

Первое впечатление: директриса была выходцем из числа крутых мажорок, что сломя голову и ломая каблуки сорвалась с Московских широт на экваториальные и по доброй русской традиции хапанула солнца столько, сколько смогла унести. Ничего удивительного, что сгорела. Дима, только взглянув на будущего шефа, тут же представил, как она, бедная, на днях облазить будет. Расслабившись и отпустив мозги белой стервы, он на автомате нырнул в эмоции обгорелой начальницы. После чего упал в обморок, напрочь распростившись с сознанием…

Очнулся на полу с жуткой головной болью и разбитой в кровь бровью. Ковров в кабинете настелено не было. Падать оказалось больно. Поднялся на четыре точки и несколько секунд не мог понять, где он, кто он и когда этот кто-то где. Потряс головой. С брови полетели капли крови. Поднял голову и пьяно огляделся. Причём делать это начал с тыла, хоть убей не понимая, как и откуда сюда приполз в таком состоянии.

Наконец перевёл взгляд во фронт. Увидел белобрысую. Узрел красноликую. Пара секунд на узнавание. Вспомнил: и кто он, и где он, и как сюда попал. И тут до него дошло понимание: его только что шибанула по мозгам раскалённая докрасна директриса. Причём настолько знакомо, что сразу вспомнилась Царевна-Лебедь. Но от Четвёрицы он, по крайней мере, вывернуться смог, отрубив умение. А вот от этой даже «кыш» сказать не успел, как получил по мозгам, несмотря на амулет защиты. Хотя тут же соображая, кто ему эту висюльку повесил.

Мозаика в голове нехотя, но уверенно складывалась в целостную картину. Перед ним не красна девица, а как минимум Пятёрица – пятый элемент Космического Разума. Вот так встреча. Вот так Димочка сходил на собеседование. А ведь он и ожидал её в первую очередь из всех, кто им заинтересовался.

– Ну и чего ты там раскорячился? – со смешинкой в голосе спросила директриса. – Тебя так и не приучили, что, прежде чем лапу задирать, надо хоть обнюхать предмет интереса. Кобель ты шелудивый. Ссать на столб под напряжением – это ещё то изощрённое самоубийство.

Голос её был обычным. Вполне приятным. Натурально игривым. Сущность Разума явно забавляла выходка ученика Суккубы. А он-то откуда мог знать? Звёздные элементы Разума в Москве что, на каждом углу, что ли? Дима тяжело поднялся. Утёр лицо, рассматривая вымазанную в крови руку. Хлестала она из брови, как из недорезанного поросёнка. Защипало глаз. Он зажал рану ладонью и принялся осматриваться в поисках чего-нибудь такого, что можно приложить для остановки крови. Но кабинет был абсолютно пуст.

– Емельян Ефимович, – неожиданно спокойно, словно говорит по селектору, обратилась красна девица к кому-то по имени-отчеству.

Дима услышал сзади шаркающие шаги, хотя не слышал открывающейся двери, которую он лично закрыл за собой. Оглянулся. К нему приближался старый дед в домашних тапках, холщовых штанах и косоворотке на сушёном, как вобла, теле. Выглядел старичок очень древним. Седые пакли нестриженых волос свисали жидкими сосульками. Правда, был чисто выбрит. И от него за версту разило ядовитым одеколоном. У Сычёва аж нос заложило.

– Будьте так любезны, – продолжила всё тем же негромким голосом директриса, – приведите молодого человека в порядок. А то у него по молодости крови много. Сейчас здесь всё устряпает.

Старичок подошёл. Взглянул на Диму. Последний чуть в очередной раз сознание не потерял. Глаза старика в мгновение ока почернели глубиной космоса, но вместо зрачков были не далёкие звёзды, как у Кона, а спиралевидные галактики. Дима опешил. Тут же родилось предположение, что дедок – Господство данного мира.

Старик что-то поколдовал над раной куском бинта, но скорее для вида. Рана пропала, как испарилась и кровь на лице, руках, рубашке. Пол стал идеально чистым. Молодой человек даже не заметил, когда прошла боль. Почувствовав себя как заново рождённым, Дима отступил на шаг и низко поклонился. Молча. С почтением.

Глаза старика вновь стали блёкло бесцветными, но на губах появилась еле заметная улыбка довольства. Через несколько секунд рассматривания новенького старичок кивнул, как бы в ответ, и, развернувшись, пошлёпал обратно, еле переставляя ноги. Дима, проводив ангельскую сущность взглядом, повернулся к цветным девам.

– Никак признал? – хитро прищурившись, спросила директриса, вульгарно распоясавшись и откидываясь на высокую спинку кресла.

Дима только кивнул в знак согласия.

– Кого признал? – неожиданно вклинилась белобрысая. – Откуда он может знать Ефимыча?

– Юла, – одёрнула её начальница тоном барыни. – Сядь, егоза. Узнашь, коли надобность станется. И ты, молодец, присядь. В ногах правды нет.

Пятёрица выглядела и говорила очень странно, разительно отличаясь и от Царевны-Лебедь, и от Солнца Моё, и от Троицы. Не уродина, не красавица. Простая какая-то, колхозная. Внешность не отталкивающая, но на такую и бросаться никто не станет, если водки мало.

Лёгкая упитанность от сытой жизни, но пока ещё в меру. Щёчки пухлые. Ручки дутые, ухоженные, к тяжкому труду не приученные. Да ещё и платье на ней было какое-то старинного покроя, как на средневековых полотнах. Чёрное, с пышными рюшками, полностью оголяющее покатые плечики и грудину. На чём оно на ней держалось – непонятно. На шее широкое золотое украшение, унизанное красными сверкающими камушками. Как эта разновидность ошейника называется, Дима не знал.

Хозяйка компании напоминала купеческую дочь или провинциальную барыню. Только самовара не хватало, да чая с бубликами. И говорила в той же манере. И Господство ей под стать. Таким же деревенщиной прикидывается, словно они вместе отыгрывают некий спектакль одного временного слоя, века так восемнадцатого-девятнадцатого.

Дима долго кочевряжиться не стал, пройдя на свободный стул, так как другой уже был занят белой стервой. Сесть им пришлось ровно друг перед другом. Сычёв сначала посчитал, что положение девушки окажется незавидным. Короткое платье и отсутствие трусиков в этом положении наложит на её поведение некую скованность. Но ошибся. Белобрысая спокойно села на край стула, сжав ножки, и, благодаря высоким каблукам, склонила их в сторону, приняв очень эстетичную и вполне благопристойную позу.

Дима же, напротив, как и положено самцу, раскидал колени в стороны, показывая ей натянутость джинсов в области паха. Мол, там у него всего так много, что ноги можно сомкнуть только лебёдкой грузоподъёмностью тонн на десять, раздавив ценное содержимое. Но при этом последовал её примеру и не стал разваливаться на всю глубину стула, а присел на краешек, посчитав подобное положение более выгодным, если придётся резко вскакивать и удирать.

Пристроились, замерли, поедая глазами начальство, как и положено по корпоративному этикету. Директриса водрузила локти на стол, подперев лицо ладошками. Попереводила взгляд с одного на другого. Попереводила, попереводила и, в конце концов, остановившись на Сычёве, начала:

– Меня будешь звать София. И никак иначе. Ни директриса, ни начальница, ни шеф, ни «мама, я больше так не буду». Понял?

– Понял-принял, – скороговоркой отчеканил молодой человек, слегка кивая.

София убрала руки со стола и, как фокусник, материализовала в руке пластиковую банковскую карту. Положила на стол и двумя пальцами подвинула их к Диме.

– Карту-пропуск тебе уже вручили, – начала она. – В лифт зайдёшь. Карту в руке держи. Наберёшь сорок второй этаж.

– Чё? – неожиданно встряла белобрысая на манер дворового гопника, аж подпрыгнув на месте, нагло прервав инструктаж руководства и при этом стремительно краснея. – Вы даже не назначите ему испытательный срок? Да кто он такой, мать его?

– Ты мне ещё повякай тут, прошмандовка, – грозно рявкнула на неё София. – Воще страх потеряла, дрянь? Я смотрю, ты от безделья да барских харчей в край охамела? Принимай напарника, сказала, да в ноги кланяйся, сыкуха.

Белобрысая, враз став красноликой, скрежетнула зубами так, что Дима поморщился от вызывающего омерзение звука. В надежде разрядить накалившуюся обстановку он развернулся вполоборота к начальнице и, демонстративно некультурно тыкнув пальцем в закипающую стерву, спокойным голосом выдвинул претензию:

– София, я с этой крашенной дурой работать не буду. Я же ей уже через полчаса шею сверну, как курёнку.

– Чё? – в очередной раз проявила девица издержки дворового воспитания, скривив моську в угрожающей нахрапистости.

А дальше события приобрели вторую космическую скорость. У стервочки в руке мгновенно сформировался бело-голубой фаербол, и она, не задумываясь и не заботясь о последствиях, зашвырнула его в Сычёва. Хорошо, что, несмотря на расслабленность, на самом деле молодой человек всё время сидел как напружиненный. Да и реакция не подвела. Он моментально соскользнул на пол, благо цеплялся за стул одной половинкой попы, и на автомате врубил Славу на полную катушку.

В воздухе ощутимо пахнуло озоном. Дима, полулёжа на полу, приготовился к следующему прыжку в сторону, упираясь ногами в тумбу ножки стола, но, мгновенно оценив обстановку, понял: второй раз атаки не последует. Белобрысая поплыла, как восковая свеча на сковородке. Она с вытаращенными глазами обхватила лицо руками, изобразив истошный вопль: «Что же я, дура, наделала?»

Губки затряслись, ножки замандражировали, и блондинка медленно опустилась на колени. А когда поняла, что любовь всей её жизни не пострадал, то выражение сменилось на экстаз безмерного счастья. В глазах появились слёзы, и мгновенно влюблённая, медленно, на коленях, поползла к нему, протягивая трясущиеся руки к источнику нечеловеческой любви.

И тут прозвучал шлепок ладони по столу. Димина Слава исчезла. В ушах раздался противный комариный писк. Он аж скривился и потряс головой в надежде его вытряхнуть. Не получилось. Сычёв зло поднялся и всей тяжестью грохнулся на стул, не выпуская из поля зрения магичку-террористку. Та, продолжая стоять на коленях, опустила руки и просто беззвучно ревела. Слёзы лились в три ручья.

Тем временем в поле зрения Димы появилась София. Абсолютно бесшумно. Но молодой человек тут же нашёл этому объяснение: она вышла из-за стола босиком. Остановилась напротив ревущей девушки и, наклонившись, заглядывая той в лицо, ехидно поинтересовалась:

– Ну что, померилась письками? И у кого длинней? – и, не дожидаясь ответа, так как вопрос был риторическим, добавила: – То-то. Утри сопли и сядь на место.

Блондинка послушалась. Видимо, она уже пришла в себя, но, прочувствовав, что у оппонента всяко длиннее, ей было очень стыдно признавать поражение. Эта фифа явно не умела проигрывать. Да она вообще, похоже, впервые проиграла в подобной схватке. С её-то способностями, с её-то возможностями и так бездарно слиться. Девушка испугалась, понимая, что под воздействием непонятной для неё силы мужлан мог сделать с ней всё что угодно. Он оказался очень страшным соперником. И если бы не вмешательство Софии, чёрт его знает, чем бы всё это для неё закончилось.

Она вернулась на стул, но села на него спиной к столу и боком к уже ненавистному напарнику, всячески стараясь даже не смотреть в его сторону. Утёрла мокрые щёки ладошками и, уперев взгляд в пол, застыла, проговорив ледяным тоном:

– София, я прошу уволить меня по собственному желанию. Он не через полчаса, а через тридцать секунд что-нибудь со мной сделает. Ты же видела, как он меня разложил. Меня до сих пор трясёт.

Начальница стояла перед ними с видом задумчивости, скрестив руки под грудями, задрав те кверху, чуть ли не заставляя их выскочить из непонятно на чём держащимся платье. Одобрительно посмотрела на расклеившуюся подчинённую, как бы говоря: «Урок тебе будет». В последнее время Юла от дармового могущества и безнаказанности уже дошла в своём поведении до состояния «пуп вселенной». И вот её резко опустили на землю. Крайне полезное действие.

Затем перевела взгляд на новобранца, который делал вид, что он валенок и тут совсем не при делах. После чего, приняв решение, шагнула к Сычёву и, протянув к шее руку, по-хамски потребовала:

– Дай сюды.

Не успел молодой человек и глазом моргнуть, как золотой артефакт защиты с абсолютно целой цепочкой оказался в руках Пятёрицы. Он только и успел, что шлёпнуть себя ладонью по пустому месту, где мгновение назад висел амулет.

Пока он открывал и закрывал рот, выпучив глаза от несправедливости, София шагнула к Юле и со словами: «На те защиту от него», одной рукой лишь поднеся украшение к шее девушки, невообразимым способом его надела. Та подняла зарёванное лицо на покровительницу. Осторожно потрогала цепочку и недоверчиво переспросила, чуть ли не шёпотом:

– Защиту?

– Полную, – утвердительно кивнула в знак согласия София. – И не только от него, но и от любых воздействий на твои мозги. Этот шельмец знает, что таскать.

– Это нечестно! – наконец вышел из ступора только что обокраденный. – София! Она же теперь мне своими фаерболами плешь проест на моей волосатой заднице. А как же закон: всё есть баланс? Так что будь добра, тогда и мне выдать защиту от её молний.

– Гляньте на него, – тут же развеселилась Пятёрица, явно довольная своей выходкой. – Инквизитор законы начал учить. Не прошло и года. Но ты прав. Так даже будет интересно. На, попрошайка.

И с этими словами в её руке материализовалась серебряная цепочка с круглым медальоном, которая через секунду висела на Диминой шее. Рассмотреть висюльку он не мог, так как цепь была короткая, но рукой ощупал, сразу поверив не самому последнему представителю Высших Сил, что он теперь каким-то образом будет защищён от смертельных зарядов этой крашенной стервы.

София установила временный паритет. Но Дима не будет самим собой, если эта тупая сучка под него, обученного самой Суккубой, не прогнётся. Ничего, думал он, не таких на место ставили и без всякой Славы. Только бы ещё разобраться в том, что здесь вообще творится. Что это за компания под руководством целого Галактического Разума и что это за работа, где требуется способность к программированию. Хотя он уже догадывался, что это за программирование будет.

– Так, дети, внимание, – хлопнула в ладоши София, уподобляясь воспитателю в детском саду и заговорив вполне нормальным языком, что говорило: до этого она просто придуривалась. – Юла, в твои обязанности входит скорейшая акклиматизация напарника. Чем быстрее он придёт к пониманию решаемых задач, тем быстрее вы получите первое задание, – и, повернувшись к Диме, решительно приказала: – Ди, она старшая, потому что опытная и знающая. Юла – палочка с нулём, а ты пока ноль без палочки. Это понятно?

Сычёв, закусив губу, кивнул, опустив взгляд, как бы говоря: «Не согласен, но повинуюсь».

– А теперь оба пошли вон, – зло прошипела директриса ни с того ни с сего, указывая на выход.

Белобрысая подскочила и быстро засеменила из кабинета директора. Куда только делась парадно-выходная походка, и стать, и натренированность. Она даже каблуками почти не стучала, переступая на цыпочках. Дима тоже не стал вставать в позу. Подобрав с пола сумку с документами, которые оказались не нужны для оформления при приёме на работу, и не оборачиваясь, устремился за шустро улепётывающей напарницей.

Глава 3. Локация 42. Хорошо жить не запретишь, но требуется разрешение, иначе – конфискация с последующей не жизнью.

Диме выделили под рабочий кабинет трёхкомнатную квартиру в противоположном крыле от начальства. Напротив по коридору располагался кабинет напарницы. Он с удовольствием направился на экскурсию по своему рабочему месту, которое больше походило на роскошные апартаменты. Обрадовал новобранца и тот факт, что с виртуальным миром будет знакомить не спесивая девица, а сам творец.

Огромная квартира оказалась целым лабиринтом, в котором, если бы не Емельян Ефимович, то Дима бы точно заблудился. Первое, что несказанно удивило и одновременно порадовало молодого человека, так это наличие трёх сортиров в разных углах квартиры, двух ванн с панорамными стёклами от пола до потолка с видами на Москву с высоты птичьего полёта и одного душа площадью с его комнату у родителей.

Аж три гардеробных, не считая встроенных шкафов. В самой большой хранились вещи на выход. Там же на полочках в несколько рядов стояла аккуратно расставленная обувь, но только летняя. Видимо, её замена производилась под сезон. А вот в самой дальней от входа гардеробной, в районе непосредственно его рабочего кабинета, шмотки для носки дома: халаты, пижамы, футболки, шорты, штаны-распашонки на резинке. Там же он обнаружил майки, трусы с носками и прочую мелочь, типа носовых платков.

В третью гардеробную, где стояла навороченная стиральная машина, больше напоминающая инопланетный космический корабль, заглянул лишь мельком. Встроенные шкафы, вмонтированные в разных стенах квартиры, даже не открывал, чтобы мозги не поплыли от обилия пока не нужной информации, типа что где лежит.

Ему бы для начала научиться ориентироваться на общем плане, не запутавшись в поворотах, а потом только изучать углы с закоулками. Сычёв на первый взгляд даже не смог определить примерную площадь трудовых апартаментов всего этого великолепия. Как минимум несколько сот квадратных метров.

Крайне удивил факт наличия в рабочем кабинете спальни с траходромом три на три. Кухонный модуль с огромным холодильником, причём заполненным на халяву всякими вкусностями под завязку. Это же запредельная мечта любого офисного планктона: «Ну вот поели – можно и поспать. Ну вот поспали – можно и поесть».

Но особо в этом нагромождении «всего и сразу» удивляло, напрягало и раздражало то, что всё в этой квартире было белым. Не только интерьер, мебель, пол, стены с потолком и шторы с сантехникой. Вся одежда была исключительно белого цвета, от носков до шляп и кепок. Обувь белая. Даже зонты, висевшие на отдельной вешалке, выглядели идеально белоснежными.

– Емельян Ефимович, я так понимаю: белое – это заводские настройки, – выдвинул предположение Дима, по ходу соображая, как здесь всё разукрасит.

– И да, и нет, – старчески проскрипел дед, больше по поведению напоминающий завхоза общаги, продолжая шаркать тапками в направлении кухонной секции. – Этот мир таков, каков есть. Его нельзя менять. А работничать бушь во всём белом. Так завещает закон, то бишь устав компании. Дома у себя разукрашивай, сколь хошь. А тута – трудяжное место. Чё дали пользовать, то и вертать обратно бушь.

– Рабочее место – это та комната, где кресло-реклайнер стоит с видом на Москву, – недовольно парировал наезд новенький. – А всё остальное зачем? Кухня, спальня, ванны с душем.

– Остальное к нему в нагрузку для перекуров, – выдал экскурсовод, останавливаясь у кухонной барной стойки.

– Не курю, – недовольно буркнул Дима, неуютно чувствующий себя в строго ограниченных рамках неважно по какому поводу.

– Никто не заставлят. Перекуры они не для курева, а для подумать. Люба работа, даже самая малая, должна зачинаться с большущего перекура. Так прадедами было заповедано. Табака ещё было нема в те времена, а перекуры имелись как должное.

– А я могу тут пожить какое-то время? – закинул удочку родительский нахлебник.

– Живи сколь хошь. Никто не гонит. Только никаких гостей со стороны и девок на ночь.

Наступила пауза. Дима обдумывал. Ефимыч его разглядывал, наклоняя при этом седую головёнку то на один бок, то на другой, словно издевался.

– Ну хорошо, – хлопнул себя по ляжкам новый арендатор, соглашаясь со всеми критериями сдачи жилья, – мир константен, изменению не подлежит. Но моё-то виртуальное тело можно будет подкорректировать? Подлечить там, почистить по закромам, лишнее убрать.

Сычёв за эти три с лишним месяца, несмотря на мытарства и хождения по конторам, без контроля со стороны Господства совсем распустился. Халявная жизнь в раю, когда можно было свой организм совершенствовать, не прилагая к этому никаких усилий, оказалась сродни наркотику: привыкаешь быстро, а отвыкнуть не получается.

Жирком заплыл, пресс спрятался. Под жирком отходы жизнедеятельности скопились, надувая окружность. Мышцы того и гляди атрофируются. Зарос во всех местах, как бабуин. Конечно, это всё можно поправить самостоятельно, но лень-матушка, вскормлённая райской зависимостью, совсем распоясала.

И сейчас, попав в очередной виртуальный мир, порождённый очередным Господством, он даже обрадовался всеми фибрами своей души, что вернёт халявный контроль над телом с прежними райскими возможностями. Но обломался.

– А вот это вот видал? На-кася выкуси, – с издёвкой закатал ему губу Ефимыч, при этом высушенными до состояния воблы костлявыми пальцами скрутил фигу.

Да какую! Большой палец у дедка вылез настолько далеко, что он умудрился им потрепетать перед Диминым лицом, словно змеиным жалом. Это настолько поразило молодого человека, что он, забыв про отказ, сам свернул фигу и попробовал повторить этот фокус. Ничего не получилось. Но тут же вспомнив, что его только что кинули через бедро, как маленький ребёнок заканючил:

– Ну Ефимыч. Ну что тебе стоит. Ну как для своего, по дружбе.

И тут, как гром среди ясного неба, раздался голос с дивана:

– Это ещё что за детский сад?

Дима вздрогнул так, что аж подпрыгнул, разворачиваясь в воздухе. На диване сидела София. Но не та, что была в директорском кабинете. Она предстала совершенно в другом образе. Зрелая женщина лет под сорок, вся с ног до головы в золоте. С длинными чёрными волосами, собранными в толстую косу, с золотыми прядями. С аристократическими, тонкими, очень красивыми чертами лица. Вот только красноту кожи оставила, уподобляясь книжной демонице.

Золотое облегающее платье, закрывающее тело полностью: шею, кисти, ступни. При этом она вся была увешана, как новогодняя ёлка, золотыми украшениями с красными камнями различного оттенка. Но не вразнобой и как попало, а в строгом градиенте насыщенности цвета от низа кверху.

София сидела с идеально ровной спиной на диване к нему вполоборота и мило улыбалась. Ей явно доставило удовольствие наблюдать за растерянностью новенького своим умопомрачительным явлением. И Дима даже автоматически отметил для себя, что в части выпендриться Галактический Разум ведёт себя чисто по-бабски. Отойдя от первоначального шока, он обернулся к Ефимычу, но того и след простыл.

– Ты уже догадался, кто я? – продолжила свою презентацию Галактическая Сущность Разума.

– Да, Пятёрица, – покладисто кивнул молодой человек, почему-то с этой дамой не рискуя фамильярничать.

– Разум никогда и ничего не делает просто так. Мы – потому что не умеем. Эфиры – потому что функции. Как прописано, так и исполняют.

– Это я усвоил ещё на прошлой учёбе, – тихим голосом согласился с утверждением молодой человек, чуть ли не себе под нос.

– Разве? – не прекращая мило улыбаться, вскинула бровку София. – Тогда почему ты этот закон не распространил на райскую среду обитания, в которой проходил обучение?

Этот вопрос застиг Диму врасплох, и он запросил уточнение:

– Не хотите ли вы сказать, что рай нам был подарен не просто так, а с каким-то умыслом?

– Всё искусственно созданное имеет смысл. Тебе показали и дали прочувствовать, каким ты можешь стать в процессе совершенствования. Настало время эти знания применить к реальности. Ты демиург собственной жизни, и только от тебя зависит, будешь в ней творцом или простым потребителем ресурсов. Ты же помнишь свои ощущения от идеальности райского тела?

– Помню, – с грустью выдохнул Дима, опустив взгляд.

– Вот и молодец, – похвалила его статная красавица и добавила: – Фитнес-клуб с тренажёрным залом и бассейном внизу дома, в южной пристройке. Денег у тебя достаточно. На банковской карте, что ты получил, – сто миллионов подъёмных. Эти деньги тебе – для приведения себя в товарный вид. Квартира, машина, одежда и прочее. Ты должен выглядеть неброско, но статусно. В таком виде, как в данный момент, чтобы больше я тебя на работе не видела. Стиль «что попало» в одеянии здесь могут себе позволить только я и Емельян Ефимович. Ещё раз заявишься в неподобающем виде – накажу.

Услышав от Высшей Сущности предупреждение о наказании, у молодого человека в ответной реакции зачесалась задница. Вот же Суккуба, архангел драный, прописала страх перед наказанием на всю оставшуюся жизнь. Хотя, как будет наказывать Пятёрица, Сычёв даже фантазировать не стал. Побоялся.

Дима на её требование о визуальном статусе только тяжело и протяжно выдохнул. Вот что-что, а мир моды от него был далёк, как и центр галактики. Притом он даже поползновения не делал в сторону сближения, наоборот, с каждым годом откатываясь всё дальше и дальше от стремления выглядеть, следуя последним шмоточным трендам. Он, как и любой среднестатистический москвич, одевался по московскому принципу: «Мне удобно, и пошли все в жопу».

– Ты же понимаешь, что принят не только на работу, но и зачислен моим личным учеником, – прервала София его мучительные размышления: о нём и моде, и о моде в нём. – Будешь учиться совершенствоваться и помогать в этом другим. Собственную эволюцию буду засчитывать как повышение квалификации, а за помощь другим – платить зарплату. Причём приличную.

– А в чём конкретно мои трудовые обязанности будут заключаться? – с удовольствием переключился Сычёв с неприятных дум на куда более его интересующие. – Я предполагаю, что в духовном или душевном программировании?

– И в духовном, и в душевном, и ещё в кое-каком, о котором пока даже не догадываешься. Но этими вопросами мы с тобой займёмся после прохождения испытания и стажировки.

– Не понял, – опешил Дима.

Мало того, что его никак юридически не оформили на работу. Он не подписал ни одного документа. Так ещё, оказывается, какое-то испытание имеется, абсолютно непонятное и заранее не озвученное.

– Всё будет зависеть от того, как ты потратишь свои первые сто миллионов, – читая его мысли как по писаному, анонсировала Сущность Разума предстоящую проверку на вшивость. – Вернее, на что ты их потратишь: с пользой для развития или для деградации.

– Не тривиальная для меня задача, – почесал затылок новорождённый миллионер. – Надо подумать.

– Думай, – благосклонно кивнула София, соглашаясь с подобным процессом как полезным видом деятельности. – Но, не торопясь, всё же поторапливайся. Зарплата у вас сдельная. Сделал работу с положительным результатом – получи вознаграждение. В противном случае – никаких денег. Мало того, безделье наказуемо. Чем дольше без результата, тем больше наказание.

– Круто я попал, – буркнул враз растерявший весь энтузиазм Дима.

Он задницей почувствовал: его только что поставили в позу «зю» на низком старте перед самоубийственным марафоном. Не сбежать, не откосить. Это как раз тот случай, когда отказаться не получится. Даже из тюрьмы можно слинять при большом желании, а вот отсюда – только вперёд ногами. И то, вероятнее всего, заставят бежать дальше даже в дохлом виде.

Пауза затягивалась. Сычёв пытался думать, отвернулся и подошёл к стойке, облокотившись. София не мешала. Наконец, поняв, что думать не получается, он решил пропустить этот момент, оставив его на потом, и продвинуться в инструктаже дальше.

– Что ещё мне необходимо знать? – обратился он к Сущности Разума, рассматривая белую варочную панель сразу за стойкой.

Ответ его в очередной раз заставил вздрогнуть, так как вместо Софии ответил дед, Емельян Ефимович.

– Юла ничё не знат, – пробурчал он прямо за спиной, заставив последнего резко обернуться. – Пущай в неведенье сидит. Она, дурёха, выдумала, что это какой-то там пространственный карман. Сам не знаю, с чем эту дрянь едят. Ну вот пущай и дальше в кармане кукует. Не надобно ей лишнего знать, спать будет плохо. Не её это. Она людской дохтур. Вот и пущай лечит.

– Понятно, – с охотой согласился с установкой Дима, улыбнувшись говору ангельской сущности, заодно заглядывая уже на пустой диван. – А если мне что понадобится из того, чего здесь нет?

– Чаво? – округлил блёклые глазёнки Ефимыч, будто быть такого не может, чтобы здесь чего-нибудь не было.

– Например, компьютер. Мобильник здесь работает. Наверняка и интернет имеется.

– На кой ляд тебе энта железяка?

– Как на кой? – удивился программист, не представляющий себе жизни без высокотехнологичной вычислительной машины. – Для работы.

– Компутер у тебя в кочерыжке твоей дурной сидит. Только выключенный покамест. Вот когда время придёт, значится, София тебе по твоей башке бестолковой настукает, он у тебя и включится. А тама сразу уразумеешь, дурья твоя башка, что ничё лишнего тебе для работы не надобно. Ладно, утомил ты меня. Пойду. А к тебе Юла скачет. Щас она тебе мозги начнёт выклёвывать. Про работу сказывать. Глядь, дельно что узнашь.

И старик растворился в воздухе. Наверное, при той же Юле он себе такого не позволил бы, а вот Диму, видимо, воспринял за своего, перед которым шифроваться не имело смысла.

Из коридора послышалось защёлкивание замка, и через секунду в зал ворвалась его напарница, пока по непонятно какой работе. Дима встретил коллегу, облокотившись на барную стойку статуей, и при виде девушки не смог скрыть удивления. Она кардинально изменилась. Из белого на ней был лишь корпоративный халат и тапки, а всё остальное выглядело вполне естественно, разноцветно.

Каштановые волосы пониже плеч были мокрые, но Юла посчитала необязательным их сушить и тем более делать причёску. Тем самым как бы показывая, что она нового коллегу за мужчину не воспринимает и даже близко рядом с собой не видит. Обычно женщины в этой ситуации хотя бы наматывают полотенце на голову в виде тюрбана, а эта и на это не сподобилась. Так, отжала, чтобы с них не текло, зализала со лба за спину, и довольная.

На лице макияж ликвидировала. Белой краски нигде не просматривалось. Обычная оказалась девчонка. Без макияжа вполне симпатичная, природа, по крайней мере, красотой не обделила. Халат был надет не на голое тело, а на футболку насыщенно синего цвета. Вместе с белой краской исчезла и нахрапистость, и стервозность. Дима как должное попытался нырнуть в её эмоции и тут же раздражённо скривился, одними губами выдав: «Мля». Его защита на ней работала на «ура». Как в пустоту провалился. Даже короткий эффект свободного падения словил.

Девушка по-свойски, по-домашнему устроилась на большом диване, перед которым на стене висела огромная плазма. Скинула тапки. Залезла с ногами, забиваясь в уголок. Выудила из-под себя диванную подушечку и обняла, как плюшевую игрушку. Сычёв расценил это как приглашение к беседе.

Обойдя диван по дуге, он легко, по-позёрски перепрыгнул его и приземлился задом ровно напротив телевизора, изначально дистанцируясь на безопасное, как ему казалось, расстояние. По крайней мере, ей не с руки будет пускать вход довольно длинные ногти, хоть без цветного маникюра, но блестящие. А ему удобней будет от неё отпинываться.

– Ну что, ознакомился с апартаментами? – начала она вполне мирно и даже с нотками дружелюбия, а ведь и часу не прошло, как готова была его убить.

Голосок у красотки в спокойном состоянии, без применения стервозных тонов, оказался на удивление мелодичным и по-девичьи слащаво миленьким. Юла не скрывала, что наигранно старается показаться значительно моложе своих лет, словно в одночасье превратилась в маленькую безобидную девочку.

У профессионального соблазнителя тут же в голове звякнул колокольчик: если женщина любого возраста впадает в детство при разговоре с мужчиной, то это означает, что она пытается ему понравиться, предлагая поиграть. Если мужчина принимает правила игры и взаимно впадает в молодые игривые годы, якобы под убойной дозой тестостерона, то всё нормально. Можно начинать взаимный флирт. Если же он игру не поддерживает, оставаясь тупым мужланом, то это лишний раз подтверждает, что все мужики козлы.

Здесь дипломированный ловелас поставил ещё одну галочку: несоответствие разговорной интонации, указывающей на флирт, и внешнему виду, говорившему об обратном. Сложив два и два, сделал вывод: девочка врёт как дышит. Поэтому Сычёв выбрал нечто среднее: козлиться не стал, но и спермотоксикозника изображать воздержался. Он предпочёл дипломатичный тон: мир, дружба, жвачка.

– В общих чертах, – поддержал молодой человек её якобы попытку к примирению и, даже мило улыбнувшись, развернулся к собеседнице вполоборота, закидывая руку на спинку дивана, раскрываясь и указывая позой на доверие.

– Я прошу прощения за инцидент. Была не права. Погорячилась, – продолжала мурлыкать Юла, опуская глазки.

Дима мог голову дать на отсечение, что девочка брешет как сивый мерин, или кто там у них женского пола. Но играла великолепно. Не будь он таким занудой суккубовской, то поверил бы. Не став ломать игру, включился в роль лоха педального, взаимно оправдываясь и давая противнице в первом раунде перейти из позиции проигравшей в победительницы.

– И меня прошу извинить, – залепетал он, тоже опуская глазки. – Но я вообще-то сработал на автомате в качестве самообороны. А это что вообще было? Фаербол? Как ты его сотворила?

– Не поняла? – резко изменила поведение Юла с наигранно детского на дворово-подростковое. – Во-первых, это был не фаербол, а шаровая молния. Во-вторых, это обычная лахорда на электромагнитный клубок. А ты свой ментальный удар без лахорды что ли делаешь?

– Если бы я ещё знал, что это твоя лахудра означает.

– А когда ты всепоглощающей любовью бьёшь, ты что в своей голове слышишь?

Дима замялся. Вопрос был неожиданным и для него пикантным. О внутреннем ощущении во время Славы он ещё никогда и никому не рассказывал, но желание самому в этом разобраться пересилило. К тому же как-то сразу между ними кончился спектакль и появилась рабочая атмосфера. В конце концов, решил Дима, если ему с ней работать, то знать сильные и слабые стороны друг друга, и в первую очередь способности – дело не только хорошее, но и нужное.

– Хор, – выдохнул он, ожидая, что она над ним посмеётся. – Большой церковный хор. Я даже словно наяву вижу мужской монастырь, где монахи тянут одну ноту разными голосами. Даже не так. Они тянут сложный аккорд.

– Вот, – обрадовалась девушка, откидывая подушку, которой, похоже, интуитивно защищалась от него, – лахорда в переводе с латыни – аккорд. Для меня просто слово «лахорда» звучит благозвучней. А София вообще называет это либо просто «ключ», либо САР, – и, видя недоумение на лице молодого человека, тут же объяснила: – САР – это спектрально-амплитудный резонанс. Но «САР» мне нравится ещё меньше, чем аккорд. Лучше уж твой «хор».

– Спектрально-амплитудный резонанс? – удивлению Димы не было предела. – Это ещё что за зверь и при чём здесь ключ?

Юла наигранно тяжело вздохнула, словно пыталась объяснить тупому ребёнку очевидные вещи.

– Да потому что лахорда и есть ключ. У каждого явления он свой, уникальный. Ты видел когда-нибудь английский ключ, ну такой, с вершинками и впадинками? – она тут же принялась изображать этот предмет пальцами в воздухе.

– Конечно видел. У меня в сумке такой лежит.

– Тащи сюда.

Дима сходил за связкой ключей и, выцепив простой английский, передал Юле, при этом присаживаясь рядом.

– Вот смотри, – принялась она за объяснение с неподдельным азартом. – Каждый пик или впадина – это определённая частота. Вместе они формируют набор частот – спектр. Но мало угадать с набором, надо, чтобы каждая частота имела строго определённую амплитуду. Вот как высота пиков и глубина впадин. И если хоть на чуть-чуть что-то будет не совпадать, то замок не откроется. Ты же свой хор слышишь всегда одинаково?

– Да, – согласился Дима, – он у меня как будто где-то на подкорке записан.

– А ты попробуй как-нибудь что-нибудь изменить в этом хоре. Усилить одни голоса или понизить другие.

– Я даже если просто к ним прислушиваюсь, стараясь разобрать разноголосицу, как Слава пропадает.

– Какая Слава?

– Ну, это любовное воздействие в народе называют девичья Слава. Я его у одной ведьмы стырил. Только у неё наверняка в голове пели монашки, а в моей запели монахи. Поэтому сначала она меня Славой пыталась прибить, а я ответил, – Дима помолчал пару секунд, вздохнул и соврал для красного словца: – А в конце оба друг друга прибили чуть ли не до сексуального истощения.

– Я представляю, что у вас там было, – по-девчоночьи с восхищением распахнула глазки Юла, – такая обоюдно наведённая любовь – с ума сойти.

– Боюсь, что ты даже представить не можешь. Ядерная война по сравнению с этим безумием покажется игрой в песочнице. Ладно, принцип я понял. То есть это не магия никакая, а элементарная физика?

– Ну, физика, допустим, далеко не элементарная, – кивнула девушка, – и вообще, магия существует только до тех пор, пока до неё физики не добрались, – и после небольшой паузы добавила: – Кстати, современная наука до понятия «лахорды» не добралась. Они ещё не открыли спектрально-амплитудный резонанс. Хотя примеров в природе – завались.

– Например?

– Пример? Да пожалуйста. Ты знаешь, как у тебя в организме образуются сперматозоиды?

– Нет, – хмыкнул Дима, почему-то подумав, что пример девушка подобрала с подтекстом. – Я до такой степени физиологию не изучал.

– А я вот изучала.

– Откуда?

– Я вообще-то медицинский закончила. Между прочим, с красным дипломом, – возгордившись, прорекламировала себя Юла. – Так вот. У тебя в тестикулах находятся половые клетки, отличающиеся от обычных лишь половинным набором генов. Не буду грузить тебя специфическими определениями. Попробую объяснить по-простому. Эти клетки, как и все, размножаются делением. Размножаясь – вытесняют друг друга. Вот ползут они благодаря энтропии по жгутику. Это такая тоненькая трубочка. И на определённом участке снаружи этой трубы их поджидает засада из скопления молекул тестостерона. Любая молекула излучает вокруг себя строго определённую электромагнитную лахорду, которая зависит от атомов, входящих в неё, и их взаимного расположения. Так вот у этих половых клеток имеется замочек, ключиком от которого является лахорда тестостерона, под воздействием которого клетка перестаёт делиться и начинает расти, превращаясь в сперматозоид. И таких процессов управления по типу «ключик-замочек» в любом живом организме море. Миллионы, если не миллиарды.

– И что, никто из учёных до этого не дошёл? – поддержал молодой человек медика-всезнайку, видимо, оседлавшую любимого конька теоретического словоблудия.

– Видишь ли, учёные смогли лишь опытным путём установить, что процесс происходит при обязательном наличии тестостерона поблизости, – продолжила входить в раж дипломированная медичка, чувствуя превосходство знаний над несведущей дремучестью. – Если убрать гормон, то рождение сперматозоида не происходит. Но каким образом совершается взаимодействие на расстоянии, медицина определить не может. Молекулярные поля очень слабые. Нужны физики, и в первую очередь теоретики, которые бы описали особенности управления явлениями с помощью спектрально-амплитудного резонанса. А таких работ даже в проекте нет.

– В проекте нет, а мы ими пользуемся, – хмыкнул Дима.

– Так же, как и электричеством, – не осталась в долгу Юла. – Никто не знает, как оно по проводам бежит, но все пользуются.

– Согласен, – кивнул молодой человек, тут же меняя направление разговора: – А какая у тебя специализация по диплому?

– Педиатр.

– Понятно, – сообразил Дима, откуда Юла знает тему сперматозоидов, продолжая ненавязчивый допрос. – А что ты ещё умеешь, кроме шаровой молнии?

– Могу создавать небольшую область антигравитации, – пожала она плечиками, будто это умение сродни плевку на асфальт, но тут же поправилась, объясняя подобную пренебрежительность: – Но слабенькую.

– Телекинез? – изумился молодой человек, уже в голове проецируя летающую тарелку.

– Что-то вроде, – недовольно согласилась с ним девушка. – Но только двигать могу что-то лёгкое и мелкое. София мне её выдала для самостоятельного изучения, но сколько не бьюсь с этой лахордой, ничего не получается. Чувствую, что где-то косячу, то ли в частоте, то ли в амплитуде какой из частот, но никак не удаётся чисто выйти. Это всё равно что не настоящим ключом открываешь, а отмычкой с применением лома. Затраты на миллион, а выход на копейку. А у тебя, кроме Славы, есть ещё что?

– Ну, такого боевого, как у тебя, нет, – сознался Дима. – Могу эмоции чужие считывать.

– Мысли? Как София? – как-то резко перепугалась напарница.

– Нет. Мысли не могу. Только эмоции, – успокоил он её. – Могу по одному взгляду определять женский архетип: склонности, наклонности, характер, жизненные приоритеты. Как к какой подкатить, как без последствий откатить. А ещё я знаю все языки мира, даже те, что давно вымерли.

– Это как? – неверующе уставилась она на него.

– Сам в шоке, – отмахнулся Дима. – Подарок сверху.

– Класс. А ты в загробном мире уже бывал? – неожиданно поинтересовалась Юла, явно сконфузившись.

– Да. А тебе зачем?

– Не мне, а тебе, – с неким превосходством поправила она его. – В этом и будет заключаться твоя работа. Я, как медик, буду латать тело, а ты, как программист, будешь перепрограммировать душу.

– Душу или дух?

– А какая разница?

– Колоссальная, – вот тут уже Сычёв сел на любимого ишака с морковкой на палке, понимая, что владеет знаниями в этой области гораздо больше, чем собеседница. – Это как небо и земля. Абсолютно разные структуры, абсолютно разные коды управления. Это всё равно что ангела спутать с привидением. Вот как раз ангел – это душевный элемент, а привидение – духовный.

– Ну не знаю. Я в этом ни бум-бум, – потупила глазки Юла, то ли стесняясь своей неосведомлённости, то ли боясь в этом разбираться. – С тобой София лично будет заниматься.

– Знаю, – ехидно улыбнулся Дима. – Ефимыч уже предупредил, что она, как пройду испытание, мне по башке настучит, и я сразу всё выучу.

Девушка заливисто и довольно наигранно рассмеялась. Диме, даже не влезая в эмоции реципиента, подобная бездарная озвучка безудержного веселия резанула по ушам, как скрип ножа по стеклу. Пока он скрежетал зубами, отмечая паршивость представления, она сквозь фальшивый смех выдала:

– Да, Ефимыч ещё тот фрукт, – но тут же, перестав смеяться и резко став серьёзной, словно только что лбом в стену врезалась, ошарашенно спросила: – Какое испытание? София же тебя приняла на работу.

– Принять-то приняла, но испытание определила, – с выражением тоже наигранной грусти сознался Сычёв. – Это сто миллионов, что лежат на банковской карте. Буду я работать или нет, зависит от того, как я их потрачу, – но тут же встрепенулся, словно нашёл выход из тупика: – Кстати, не могла ли ты мне помочь?

– Как? – удивилась девушка, ехидно скривившись. – Потратить твои сто миллионов?

– Вот именно, – на полном серьёзе согласился молодой человек. – Мне надо их потратить на свой статус и совершенствование. Квартира там, машина, а главное, одеть меня надо по последней моде, неброско, но дорого. Ну, если с квартирой и машиной я справлюсь как-нибудь, то вот с прикидом по последним трендам – я полный ноль. Хотя бы подскажи, куда кидаться и к кому обращаться.

Юла задумалась, оценочно разглядывая напарника, словно модельер модель. Затем достала мобильник, полистала контакты и с деловой моськой кого-то набрала, заткнув телефоном ухо.

– Привет, Ленусь, – через несколько секунд поздоровалась она, – как жизнь?

Почти минуту молча слушала. Безэмоционально и неподвижно. Видимо, у Ленуси было за что на жизнь пожаловаться, и, найдя подходящее ухо, та начала выговаривать весь список претензий.

– Слу-шай, – протянула Юла, явно перебивая собеседницу, – хочешь заработать? У меня для тебя колхозник есть, богатенький. Картошки на несколько миллионов накопал на огороде. Надо из него мачо сделать с запасом гардероба на любой случай жизни и на двенадцать времён года на все его миллионы. Раскрутим лоха?

Она замолчала, переведя хитрющий взгляд на напарника, лоха-колхозника. Дима стойко вытерпел оскорбления, понимая, что это шутка. Юла несколько секунд слушала, не отводя взгляда с объекта развода, затем у них начался теннисный диалог. Говорила она о Сычёве, словно его и рядом нет.

– Губу закатай, – выдала она пренебрежительно.

Пауза для предположений с той стороны, типа почему нельзя.

– Потому что.

Пауза для сбора огорчений обратно в мешок.

– Молодой, симпатичный, неплохо сложён.

Пауза для принятия эмоциональной реакции собеседницы и выдвижения гипотез.

– Нет. Он мой напарник.

Очередная пауза, но на этот раз короткая.

– Да, Ленусь, можешь начинать бояться. Я тебя уверяю, монстр ещё тот. Я только минуту с ним пообщалась, и трусики пришлось стирать.

Дима улыбнулся. Приятно было слышать подобную оценку, хоть и враньё полное. Не было на ней трусов, как пить дать не было. А текло только по лицу.

– Нет, – вновь осекла собеседницу Юла, – я сама его к тебе привезу. Перед визитом звякну. Всё, пока.

И отключила вызов, продолжая лыбиться в глаза напарнику. Дима даже на секунду подумал, что девушка наконец-то в нём что-то рассмотрела достойного, но тут же убедил себя, что эта стерва просто прикалывается. Она настолько влюблена в себя, что других в упор не замечает, даже если лбами стукнутся.

– Могу и с квартирой помочь, – предложила напарница, явно выстраивая в милой головке очередной бизнес-план по собственному обогащению за счёт товарища, – есть завязки.

– Спасибо, – сухо поблагодарил Сычёв, – но квартиру хочу взять в этом же доме, только попроще и пониже. А вот в ГИБДД у тебя связей нет?

– А что?

– Мне права не восстановили. Заставили сдавать по новой. А это такой геморрой. Я бы отблагодарил, но не за новые права, чтобы с автошколами не заморачиваться, а за восстановления старых. Там до замены ещё пять лет оставалось.

Девушка задумалась.

– Хорошо, – наконец ответила она, – поищу контакты. Лично я получала права на общих основаниях: с автошколой и все дела. Но ты прав. Это геморрой будет ещё тот. А я так понимаю: чем быстрее ты потратишь деньги, тем быстрее мы приступим к работе. Уже три месяца сижу на голодном пайке. Поэтому ты обратился по адресу. Я больше, чем ты, заинтересована в успешном прохождении твоего испытания.

– Гора с плеч, – наигранно облегчённо выдохнул Дима, уже готовясь к тому, что его по деньгам поимеют, и тут же решил сменить тему: – С этим вроде определились. Так что у нас будет за работа? Ты так ничего и не рассказала.

– Мы бригада скорой помощи, – серьёзно начала девушка, – но бригада не совсем обычная, как ты понимаешь. София будет выдавать заказы на клиентов, а мы их будем вытаскивать с того света. Иногда чуть ли не в прямом смысле слова. За мной экстренная реанимация. За тобой потусторонняя подоплёка, в результате чего клиент дошёл до того состояния, в котором мы его застали.

– И какие мы неизлечимые болезни будем лечить? – вполне профессионально поинтересовался Дима.

– Любые, – отмахнулась лекарка. – Вернее, не я лечу, а специальный лечебный комплекс. Есть у меня волшебный чемоданчик. Я не столько врач, сколько оператор при нём. Там какой-то суперкомпьютер вмонтирован с кучей программ. Моё дело – нужные датчики в нужное место присоединить. Ну и запустить необходимые программы. Иногда требуется ручная коррекция. Но это редкость. А главное – за мной постановка правильного диагноза. Ошибка может стоить пациенту жизни, а мне зарплаты. Но за три года работы, – она поплевала через левое плечо, – до этого дело не доходило. Хотя косячила несколько раз поначалу, но вовремя исправлялась.

– Ты хочешь сказать, – удивился Дима, – что твоя шайтан-машинка может вылечить рак последней стадии?

– Легко, – отмахнулась Юла, – причём в этом случае трудное не в регуляции раковых клеток, а в очищении организма от процесса лечения. Столько говна приходится выводить, мама дорогая. Там больше следишь не за опухолью, а за системами фильтрации и выделения.

– То есть София вручила тебе машинку, которая автоматически и безошибочно проводит курс лечения, – не понимающе прервал её Дима. – Но при всей своей фантастичности она не умеет ставить диагноз?

Девушка тяжело вздохнула и задумалась. Дима сделал вывод, что тут всё непросто, и сейчас она пытается подобрать слова для объяснения.

– Ну ты же понимаешь, – наконец начала она, – если мы оперируем лахордой, которая в этом мире ещё не открыта, то и медицина у нас не совсем привычная. Тоже, в какой-то мере, медицина будущего или вообще иномирная. Понимаешь, она построена на том, что в человеке семь систем жизнеобеспечения.

– Я знаком с этим, – прервал, а заодно удивил её Дима, – только в общих чертах.

Лекарка сидела с выпученными глазами и открытым ртом. Когда её впервые три года назад София познакомила с этой концепцией человеческой физиологии, она долго не могла поверить в эту ахинею. Всё выглядело антинаучно и шарлатанно. Но когда начала работать и получать результат, который светилам современной науки и не снился, то полностью пересмотрела своё отношение к данной методике. Вот только она освоила практику, а теоретическую базу не знала. И подходить с этим вопросом к Софии откровенно боялась.

Она вообще страшно боялась покровительницу и её дворецкого – Емельяна Ефимовича. Эта парочка была не от мира сего. Вернее, она была уверена, что они попаданцы из другого, более продвинутого магического мира. Да, она в школьные и студенческие годы читала. В основном любовные фэнтези. И дочиталась до того, что восприняла этих пришельцев как должное. Как само собой разумеющееся.

Вот только лезть в их дела и что-то спрашивать для Юлы было: «Упаси господи». Они дали интересную работу. Положили за неё огромную, по меркам девушки, зарплату, благодаря которой она живёт как королева, вся в шоколаде. Её всему научила София, в том числе и лахорде. А тут вдруг появляется непонятно кто с уже готовой лахордой пси-атаки, да ещё со знанием, которое она получила только здесь, являющееся корпоративной тайной. Кто он такой? Он из того же мира, что и София с дедом?

– И что тебе о них известно? – после долгой паузы наконец осторожно поинтересовалась девушка.

– Да ничего, – с безразличием отмахнулся напарник. – Знаю только, что их семь, и каждая система – это баланс. Ну ещё знаю, какая за что отвечает. И всё. Не вдавался в подробности. В этом не было необходимости. Я же не врач.

– Понятно, – что-то для себя надумала девушка, однозначно решив, что «этот» тоже откуда-то оттуда. – Да, каждая система – это баланс. А заболевание – это результат его нарушения. Каждый основной баланс имеет десятки более мелких подбалансов. Но я в глубь не лезу. Работаю на первом-втором уровне. Этого, как правило, достаточно.

– Ну хорошо, – прервал её Дима. – Я в принципе понял. Ты с помощью машины находишь отклонения и балансируешь их.

– Правильно, – согласилась девушка, почему-то отворачиваясь.

– Вот только я не понял, чего ты так напугалась? – припёр её к стенке собеседник.

Юла долго молчала. Даже пальцы начала себе выламывать. Но всё же ответила:

– Я ничего не хочу знать ни о попаданцах, ни о пришельцах. Извини, но мне так спокойней.

– Ты восприняла меня за пришельца из другого мира? – издевательски предположил Сычёв, ехидно посмеиваясь.

– А разве нет? – зашуганно спросила Юла, чуть не плача, продолжая смотреть в сторону. – И я вспомнила, что София назвала тебя каким-то инквизитором. И про это тоже ничего не хочу знать.

– А я тебе об этом ничего и не расскажу, – жёстко отрезал Дима. – Единственно, открою тебе секрет: я человек. Не совсем обычный, но человек. Просто я бывал в других мирах. Вот разного и нахватался.

Удивление девушки надо было видеть. Она медленно развернула лицо с выпученными глазищами. Бегающими зрачками отсканировала напарника и шёпотом спросила:

– А разве так можно?

– Можно, – уже спокойней проговорил Дима, – если осторожно.

– Расскажешь?

– Нет, – покачал он головой. – Ты же не хочешь об этом знать? И правильно делаешь. Меньше знаешь – лучше спишь.

– Просто Софию и её дворецкого я до жути боюсь. Хотя с дедом общаться прикольно. А встретив тебя, почему-то стало любопытно.

– Любопытство кошку сгубило, – многозначительно подытожил он разговор, поднимаясь с дивана и меняя тему. – Ещё один вопрос: рабочее время. Во сколько начинается рабочий день? Во сколько заканчивается? Или он у нас не нормирован?

– Не нормирован, – с облегчением ответила девушка, тоже поднимаясь с дивана и направляясь на кухню к холодильнику. – И появляться на рабочем месте каждый день не обязательно. Но это только когда работа есть. А так, будь добр в девять часов быть здесь и чего-то ждать до шести вечера. И вообще, изучи устав. Там в нём всё по пунктам расписано.

– И где его взять?

– Нигде, – словно отрезала напарница, доставая бутылку минералки. – Попроси у Ефимыча, он тебе принесёт. Я лично изучала этот труд при нём. После чего он его унёс. Правда, Ефимыч при этом на все вопросы отвечал и чуть ли не по каждому пункту комментарий давал, разжёвывая.

– Прикольно, – хмыкнул Дима. – Хорошо. Думаю, до конца дня справлюсь с его изучением. А где Ефимыча искать?

– Нигде, – вновь повторила реплику Юла, возвращая отпитую бутылочку назад в холодильник. – Я же тебе говорю, он ещё тот жук. Его никогда и нигде не найдёшь, но стоит позвать, где бы ни находилась, он тут же появляется.

Дима промолчал, продолжая загадочно улыбаться.

– Ладно, – со вздохом проговорила старшая бригады. – Действительно, тебе стоит сначала ознакомиться с нормативными документами. Меньше вопросов будет. А если что – мой кабинет напротив. До шести я на месте.

И сделав жест рукой типа «Чао», Юла покинула апартаменты Сычёва.

Глава 4. Локация 0. Ведение по телефону нетелефонных разговоров преследуется по закону подлости.

Начальник отдела УВД ЦАО города Москвы, находясь на рабочем месте и загадочно улыбаясь, крутил в руках мобильный телефон, изображая спиннер. Получалось не очень, но его это не особо расстраивало. Полковник полиции Морозов Илья Сергеевич, называемый за глаза среди сослуживцев как Дед Мороз, детально продумывал предстоящий телефонный разговор со своим подмосковным коллегой.

На сказочного Деда Мороза он даже близко не был похож. Бороды нет. Волос на голове тоже. Вместо шапки – фуражка. Вместо шубы – мундир. И данное прозвище ему дали не за то, что носил фамилию Морозов. Просто он сказочно ненавидел детей и очень любил подарки. Вот и сейчас, вертя телефон, полковник тщательно обдумывал, какой же подарок стрясти с коллеги, чтобы было, так сказать, для души и от всей души дарителя.

То, что рука руку моет, он с утра помнил, когда мыл их после туалетной бумаги. И что мусор за порог не выносится, тоже. Мусора и сами через любой порог переступить в состоянии. Но и не оподариться за счёт опростоволосившегося коллеги ну никак не мог. Сущность всеми фибрами души противилась вот так запросто замять прокол чужого подчинённого. А вот что попросить у полковника Карпенко, чтобы не обидеть и не нажить врага, но и самому себе приятное сделать, тут фантазия разбегалась глазками на 360°.

Полковник полиции Карпенко по прозвищу «Ать-Два» тем временем находился на своём рабочем месте и гипнотизировал кипу бумаг, старательно хмуря брови. Со стороны могло показаться, что он одним видом пытается до смерти запугать эту макулатуру, испепелив взглядом, но бумаги оказались не робкого десятка и никуда со стола сбегать не собирались.

Ать-Два был ещё тот (мат: нехороший человек), походивший и видом, и закидонами на сказочного генерала, который больше всего в жизни любил командовать: неважно кем, неважно чем, неважно где, когда и сколько. Да, по сути, он вообще ничего, кроме этого, и делать не умел. Виктор Олегович был абсолютно уверен, что невозможного в этом мире не существует, если это поручено подчинённым. Главное – правильно мотивировать, то есть наорать как следует, и всё невозможное будет исполнено.

И тут зазвонил мобильник. Посмотрев на экран, Виктор Олегович даже обрадовался, что получил законную отсрочку от бумажной каторги. А значит, рапорты, плодящиеся на столе, как кролики в вольере, могут подождать. Карпенко откинулся в кресле, нажал кнопку вызова и, приложив к уху, тут же по-генеральски поздоровался:

– Полковник Карпенко на проводе.

Несмотря на то, что личный мобильник – это не служебный телефон, и проводов у него никогда не было и нет, Виктор Олегович всегда и по любому девайсу для переговоров в пространстве озвучивал эту фразу вместо «Алло».

– Здравия желаю, Виктор Олегович, – поприветствовал незнакомый голос в трубке, но по одной интонации было понятно, что его обладатель тоже, как и он, любит командовать. – Вас беспокоит начальник отдела МВД города Москвы, полковник Морозов Илья Сергеевич.

– Здравия желаю, Илья Сергеевич, – скривился Ать-Два на неприятный для него тон разговора, мгновенно почувствовав, что тот от него явно что-то хочет, и по званию он ему ровня, не наорать, – что случилось такого-эдакого, что вы вместо служебной связи используете личную. Я так понимаю, что это не о работе?

На другом конце тяжело и долго выдыхали. Натужно. С огорчением.

– И да, и нет, Виктор Олегович, – наконец задумчиво проговорил абонент и тут же резко поменял тон на запугивающий: – Понимаешь, коллега, у меня в обезьяннике тут один твой кадр присел. Взяли на мелком хулиганстве в особо крупных размерах.

– Копейкин? – не задумываясь предположил Карпенко, даже не сомневаясь, что угадал, и при этом скривился так, что посмотришь на него, и лимон для закуски не потребуется.

– Он самый, – усмехнулся Морозов. – По твоей инициативе злодействовал?

– Кому хоть морду набил? – поинтересовался Карпенко, словно не расслышал вопрос, продолжая кривиться.

– Да бери выше, Виктор Олегович, – поменял тон разговора Морозов, с лёту предположив, что начальник о самодеятельности подчинённого не в курсе или делает вид, что не в курсе. – Здесь вандализм по цене всего вашего отдела со всей оргтехникой и полным запасом туалетной бумаги у завхоза. Влетел капитан на несколько миллионов.

– Не понял, – недоумённо прервал его Карпенко. – Копейкин и членовредительство – это понятно. А вот вандализм и Вася – вещи несовместимые. Это на него не похоже.

– Ну сам посуди. Твой амбал под покровом ночи тайно проник в одну из высоток Москва-Сити, причём, замечу, хорошо охраняемую. Пробрался в лифт и разобрал его. Да так разобрал, что вызванная утром бригада спецов по обслуживанию этой техники не поверила в увиденное. Стояли у раскрытого лифта минут пять в шоке. Оказалось, твой орёл умудрился разобрать даже то, что в принципе разобраться не могло.

Морозов нервно посмеялся, прервав рассказ, словно сам себе не веря, и продолжил с интонацией недоумения:

– Представляешь, Виктор Олегович, он ухитрился даже клёпки расклепать и точечную сварку разварить. Как выразились спецы: произвёл разборку на молекулярном уровне. Ты где таких умельцев берёшь, Карпенко? И что, интересно, он там искал?

Начальник Копейкина что-то невнятное прорычал, явно матерное, но про себя и невнятное, и после паузы выдавил:

– Накажу мерзавца.

– Да это ещё не самое интересное, Виктор Олегович, – весело прервал рычание Морозов. – Я не понимаю другого: он произвёл разборку без шума и пыли, после чего под утро просто вышел к охране и сдался. Охранников чуть кондрашка не хватила. Они даже не слышали ничего. И по камерам не видели. Хотя, как утверждают, не спали на посту. Почему он не ушёл, как пришёл, а сподобился на явку с повинной? Он у тебя что, ненормальный какой-то?

Карпенко промолчал, прекрасно зная, что Копейкин более чем ненормальный. И промолчал полковник не из каких-то умных соображений, а просто не знал, что отвечать.

– Ну, в общем, так, Виктор Олегович. Дело я замял. Заявления от владельцев лифта не будет. Но при условии, что твой орёл поможет его собрать обратно, как и разобрал. Я надеюсь, ты оценишь мои старания по достоинству?

– Не сомневайтесь, Илья Сергеевич. Не люблю в должниках ходить.

На этой радостной ноте для полковника Морозова и на злой для Карпенко разговор закончился.

Тем временем капитан Копейкин сидел в кабинете коллег-оперативников не то в качестве задержанного, не то в качестве гостя и попивал чаёк. Одна мимолётная встреча у разобранного лифта подкосила оперативника, перевернув всю его размеренную и устаканившуюся жизнь вверх тормашками. Случилось всё столь неожиданно и так потрясно, что он вот уже пару часов не может в себя прийти, пребывая в сомнениях: а правильной ли он дорогой идёт, товарищ, блин.

А встретил он Юльку Лебедеву. Свою первую школьную любовь. Да какую там первую – нулевую. Он в неё ещё с детского сада влюбился. И в школу пошёл не по месту жительства, а уговорил родителей на ту, куда отправили его любовь со времён одного горшка на двоих, в какую-то особенную, специализированную.

Он знал, что Лебедева его не любит. Она постоянно и издевательски откровенно об этом говорила ему на протяжении всей школы, тем не менее не отпускала от себя далеко, держа на коротком поводке. Девочка им пользовалась без зазрения совести, приватизировав, как раба. А он, словно бойцовый пёс, готов был за неё порвать любого, а любимую зализать до оргазма: её или собственного – без разницы. Он носил за ней девчачий портфель, сменку. Выполнял идиотские поручения, которые госпожа выдумывала. Он её боготворил и всё прощал.

Она стала первой женщиной в его жизни, но сразу после этого Лебедева потерялась из Васиного поля зрения. Он знал, что Юля поступила на медицинский. Её семья перебралась в Москву, а он тем временем загремел в армию. Вот армия и оторвала Подмосковного Ромео от тогда уже Московской Джульетты, как ему тогда казалось – навсегда.

Вася, несмотря на все свои прибабахи, не был дураком. Он прекрасно понимал, что будущего у него с этой девочкой нет и быть не может. Армия сделала из него мужика. Продолжать унижаться и лебезить перед ледяной стервой ему уже претило. А на другое эта красавица была не способна. Вот кто-кто, а он знал Лебедеву как облупленную. Эта девочка может любить только одного человека – себя, а любовь, как говорят на востоке, кувшин вина. Чем больше оставляешь для себя, тем меньше можешь дать другому.

Вася сознательно постарался её забыть, и ему это в какой-то мере удалось. Но когда его объект слежки неожиданно нарисовался с ней под ручку, выходя из «Башни Око», у Васи в голове словно склад боеприпасов взорвали, и весь налёт пыли забвения моментально сдуло. Первым его порывом было подойти и свернуть Сычёву шею. Какими силами он себя удержал, одному богу известно.

В этот день он слежку прекратил, так как находился в неадекватном состоянии и побоялся дров наломать. А запив проблему литром водки в своей холостяцкой берлоге, пришёл к заключению, что он её ревнует. А до литра водки это до него не доходило. Но самое обидное было то, что этот говнюк Сычёв каким-то образом был связан с инопланетянами. В этом он уже не сомневался. Но как там оказалась Лебедева? Он всю жизнь мечтал работать в подобной организации, и она прекрасно знала об этом. Почему она его не позвала? И как она сама туда попала?

Поняв, что эта парочка связана, он решил вести не Сычёва, а Лебедеву. По крайней мере, это было более приятно. Уже через несколько дней он знал о ней практически всё. Кроме одного. Эта парочка работала вместе, но где? Они поднимались на сорок второй этаж и словно растворялись в пространстве. Вася тоже туда поднимался, но, выйдя в пустоту коридоров, впал в ступор.

Этаж мало походил на офис компании. Скорее, это был этаж четырёхквартирных апартаментов. Капитан полиции взял грех на душу и вскрыл отмычками одну из квартир, заранее замылив камеры видеонаблюдения. Это действительно была элитная трёхкомнатная квартира с первичной обстановкой, но она оказалась пуста, и даже признаков, что в ней кто-то живёт, не было.

Шкафы и полки пусты. Даже краны с водой ни разу не открывались. В этом он убедился, когда решил попить из-под крана на кухне. С минуту тупо смотрел на ржавую струйку, пока та не пробежала до более-менее чистой. На этом вся его сыскная чуйка сдулась. Упёрлась в стену и начала биться об неё головой.

Он минут пять сидел на пыльном диване, бездумно уставившись в выключенную плазму, и наконец прозрел: этот сорок второй этаж – подставной. Для лохов. Вася конкретно обозлился. Он убедил себя, что Вершители Миров подсунули ему экзаменационную задачку на профпригодность. Сможет раскрыть секрет потайного сорок второго этажа – с ним будет один разговор. Не сможет – до свиданья, Вася. Ты тупой. Какие тебе знания о вселенских мирах, если ты элементарного сделать не можешь?

Он уверил себя, что здесь применена инопланетная технология по управлению пространством, и ключом к этой технологии посчитал лифт, который наверняка какой-то особенный, и в него вмонтирована аппаратура пришельцев. Именно это подвигло Васю на технический подвиг по разбору этого подъёмного сооружения.

И чёрт бы побрал эту Лебедеву, столкнуться с ним у этого грёбанного лифта. Она уже неделю не появлялась в офисе, находясь в коттедже за городом, и Копейкин никак не ожидал её тут лицезреть. Юля появилась в холе, как звезда подиума во всём белом. Продефилировала в коротком платье и туфлях на высоченном каблуке до охранника, который при приближении «королевы» стал по стойке смирно и принялся докладывать о происшествии, словно та являлась его непосредственным начальником.

Лебедева с невозмутимым видом выслушала. Снисходительно кивнула, как бы говоря: доклад принят, и вошла в зону лифтов, где обнаружила негодяя, испортившего имущество бизнес-центра. Она замерла с выпученными глазами, уставившись на Копейкина: то ли пыталась вспомнить, где видела этого амбала, то ли узнала, но не могла поверить собственным глазам.

Затем, не сказав ни слова и даже не поздоровавшись, прошла к разобранному агрегату, заглянула внутрь. При этом техническая группа буквально прыснула в стороны, лишь заметив белую стерву, словно тараканы при виде веника. Капитан не удивился, уже прекрасно зная, как на красавицу реагируют работники данного бизнес-центра, хотя и не понимал пока первопричины. И только осмотрев то, что осталось от дорогущей подъёмной кабины, повернулась к замершему Копейкину в окружении полицейских и в недоумении поинтересовалась: