Безумная симфония вселенной

Пролог. Зов красной звезды

Воздух в космическом центре «Астра» казался густым, словно пропитанным электричеством перед грозой. Стеклянные стены, обычно прозрачные, сейчас отражали дрожащие блики голограмм – гигантская карта Солнечной системы паутинкой света висела в центре зала. Крошечная огненная точка Меркурия пульсировала в её сердце, напоминая живой организм.

Профессор Михаил Громов провёл ладонью по лицу, ощущая, как дрожат его пальцы. «Страх? Нет, предвкушение», – поправил он себя мысленно, но в глубине души он знал – это ложь самому себе. Профессор поднял взгляд на экран, где мерцали данные, которые никак не сходились в проведённых теоретическим отделом расчётах. Казалось, что сама планета смеётся над их потугами.

– Коллеги, – его голос прозвучал громче, чем нужно, – мы летим не просто за образцами пород. Мы ищем ответ на вопрос, который боимся задать вслух.

За окном, затянутым морозным узором, вздымались башни стартовых площадок. Анна Петровна Волкова, директор агентства межпланетных перелётов, прижала к груди папку с грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Внутри лежала фотография: девушка с взъерошенными рыжими волосами и глазами, слишком взрослыми для её двадцати пяти лет. «Ловец призраков», – подумала Анна, вспоминая, как Тоня в прошлом месяце разбудила её среди ночи звонком: «Они двигаются. Кратеры на Меркурии… они меняют форму».

Тогда все говорили, что Тоня Воронина, готовящаяся в ближайший год защитить кандидатскую диссертацию, переработала. От этого и несёт всякую охинею. Так было до тех пор, пока вращающиеся вокруг Меркурия планетарные спутники не подтвердили её слова.

Вот в этот момент всё и закрутилось.

– Воронина будет ключом, – Анна Петровна бросила папку на стол. Листы разлетелись, обнажив ещё один снимок, на котором чётко виднелись геометрические структуры в глубине меркурианского кратера. – Странная девушка, – директор указала на фотографию Ворониной, уголок которой – как раз с лицом девушки – вылез из папки. – Каким-то образом, она видит то, что не фиксируют приборы. Слышит то, что мы называем «космическим шумом».

В углу зала, затаив дыхание, стоял Слава Сергеев. Его шрам на скуле – последствие старой травмы, полученной во время неудачной стыковки его корабля со станцией – дёрнулся, когда он услышал это имя. Он видел Тоню лишь раз – на лекции о квантовой гравитации, где она спорила с маститым профессором, доказывая, что «тёмная материя – это не вещество, а следы чужого сознания». Тогда Слава счёл её фантазёркой. Теперь же, глядя на голограмму Меркурия, он чувствовал, как по спине пробегают мурашки.

– Наш корабль «Антей-М» выдерживает огромный диапазон температур, – доктор Орлов тыкал указкой в голограмму. – Но поймите, никакая броня не защитит от того, что мы можем там найти. Если, конечно, Воронина права…

Он не договорил. Экран внезапно погас, погрузив зал в темноту. Кто-то вскрикнул. Но через секунду свет вспыхнул вновь.

Тоня, фотографию которой директор только что выставила на обозрение присутствующих, словно призрак, появилась в дверях и щёлкнула тумблером на электрическом щетке, расположенном у входа. Голограмма вспыхнула снова – но теперь это была не карта, а живая панорама Меркурия. Камеры зондов дрожали, как будто боясь запечатлеть то, что происходило в эпицентре кратера: скалы медленно сдвигались, образуя идеальный круг.

– Добрый день! – Тоня подошла к экрану, не в силах оторвать взгляда от появившейся на нём картинки. – Это не тектоническая активность. – Её голос звучал так, будто она говорила сквозь сон. – Они строят. Или… пробуждаются.

Слава неосознанно шагнул вперёд. Его рука дрогнула, почти коснувшись её плеча. Тоня обернулась, и он замер – её глаза были почти полностью чёрными, будто зрачки поглотили радужку. Это длилось всего мгновение. Но он был уверен – ему не показалось.

– Вы ведь Сергеев? – она улыбнулась, словно ничего не произошло. – Насколько мне известно, вы будете нашим пилотом. Интересно, услышите ли вы их музыку?

– Музыку? – Слава сглотнул. Почему-то никак не получалось оторвать взгляда от глаз девушки. Её взгляд казался ему таким тёплым, что хотелось нырнуть в его глубину и никогда больше не выныривать.

– Вибрации в магнитосфере. Они похожи на… вальс. – Тоня провела рукой по экрану. Меркурий ответил – по поверхности пробежала рябь, словно гигантский барабан ударил под корой планеты.

Профессор Громов отложил планшет. Цифры на экране замерли, показывая аномалию: гравитация в кратере менялась скачками, рисуя на графике узор, напоминающий ДНК. Учёный подошел к экрану, внимательно всматриваясь в голограмму.

– Это невозможно, – прошептал он. – Такие показатели бывают только…

– …вблизи искусственных объектов, – закончила за него Тоня. – Они ждали. Миллионы лет. И теперь хотят поговорить.

Анна Петровна резко встала, опрокинув кресло. Её тень, удлинённая голубым светом экрана, легла на стену как древний иероглиф.

– Старт через семь дней. – Она посмотрела на Славу, потом на Тоню. – Если вы сомневаетесь – отказывайтесь сейчас. После запуска пути назад не будет.

– Я-то точно в деле! – потёр руки профессор Громов. – Годы, понимаете ли. Хочется хотя бы на склоне лет совершить что-то яркое, невероятное… Почему этим не может стать открытие в тектонике планет или… первая встреча с жителями других миров? Раз уж на этом настаивает Тонечка.

Тоня не удержалась от смеха, который прозвучал неожиданно звонко и ярко.

– Мы уже в пути, – сообщила она свой ответ. – Просто ещё не взлетели.

Слава, всё ещё чувствуя холодок от её взгляда, внезапно понял: он боится не Меркурия. Он боится того, что эта девушка разбудит в нём нечто, что он годами хоронил под слоем расчётов и протоколов.

А глубоко под землёй, в заброшенном серверном отсеке, замигал старый, уже давно неиспользуемый терминал. На экране, покрытом пылью, возникали и исчезали символы:

Рядом, в луже конденсата, неподвижно лежал неизвестно как пролетевший сюда механический голубь. Его крылья были аккуратно сложены в форме спирали.

Напряжение в космическом центре управления достигло предела.

Профессор Громов, погружённый в свои мысли, вновь обратился к экрану, пытаясь собрать воедино разрозненные данные. Его мозг работал с лихорадочной скоростью, анализируя возможные сценарии развития событий.

– Ну, хорошо! Мы должны быть готовы ко всему, – заявил он уверенно, хотя тревога, а, может быть, предчувствие, никак не хотела покидать старого учёного. – Предположим всё же, что Тонечка права – древняя цивилизация могла оставить там следы своего присутствия. В этом случае мы обязаны их найти. Но утверждать, что на Меркурии до сих пор обитают гуманоиды, я бы не стал. Всё же это маловероятно.

Доктор Орлов, стоявший рядом с Громовым, кивнул. Его лицо, измождённое бессонными ночами, выражало решимость. Он знал, что их миссия может изменить ход истории, но также понимал, насколько велики риски. В экспедицию он не летел. Доктор был среди тех, кто будет контролировать полёт с Земли. И сейчас – в последние часы перед тем, как его друзья и коллеги покинут родную планету – нужно было обговорить все возможные нюансы их путешествия.

– Корабль «Антей-М» оснащён всеми необходимыми системами для защиты экипажа, – сказал он. – Однако мы не можем предсказать все возможные опасности – очень дальнее путешествие. Тем более, ничего подобного ранее не осуществлялось. Так что нам придётся действовать по обстоятельствам.

Тем временем Тоня Воронина продолжала изучать данные, поступающие с Меркурия и проявляющиеся на экране, постоянно меняя картинку на голограмме. Её глаза, казалось, проникали сквозь пространство и время, улавливая то, что было недоступно другим. Каким-то образом она ощущала, что планета живёт, дышит, ждёт.

– Они готовы к контакту, – прошептала она, словно не слышала, что только что сказал её старый учитель. Её голос звучал уверенно. – Мы должны быть готовы услышать их.

Слава Сергеев, наблюдая за Тоней, испытывал смешанные чувства. Тоня – единственная девушка в их небольшом коллективе. И он никогда не сможет простить себя, если с ней что-то случится во время путешествия. Но не ему решать, кому лететь, а кому – не стоит. Одно он знал точно – что должен выполнить свой долг.

– Я готов, – сказал он, глядя на Анну Петровну.

Директор Волкова кивнула. Она знала, что хоть экипаж и небольшой, но состоит он из лучших специалистов. Директор также понимала, что предстоящая миссия будет крайне опасной.

– Помните, – сказала она, обращаясь уже ко всем, – мы идём в неизвестность. Все мы, – женщина оглядела присутствующих, – и те, кто летит, и те, кто будет контролировать полёт и обеспечивать его безопасность с Земли. Будьте осторожны и действуйте слаженно.

Когда Тоня вышла, оставив после себя лёгкий аромат цитрусовых духов, Слава машинально потянулся к карману – там лежала фотография сестры, погибшей в авиакатастрофе.

«Она бы сказала: лети, – подумал он, глядя на мерцающий экран электронной фоторамки. – Она была такой отчаянной!»

Часы на стене тикали, отсчитывая последние мгновения перед стартом. Зов красной звезды становился всё громче, маня исследователей в пучину неизведанного. Никто не знал, что ждёт их на Меркурии, но все были готовы к встрече с неизведанным, что бы оно не принесло в их жизни.

Глава 1. Подготовка к полёту

Серебристый корпус «Антея-М» плыл в полумраке ангара, словно спящий левиафан, чья чешуя мерцала под лучами прожекторов. Тоня Воронина провела ладонью по обшивке, чувствуя, как холод металла просачивается сквозь тонкую ткань перчатки. Где-то в глубине корабля вибрировал низкий гул – не механический рокот двигателей, а что-то живое, будто гигантское сердце, заточенное в стальную клетку. Она прижала ухо к шероховатой поверхности, и её ресницы дрогнули, когда вибрация отозвалась в висках ритмичным стуком. Тук. Тук. Тук. Как будто корабль стучал кулаком по двери вселенной, требуя внимания.

– Воронина!

Голос прозвучал резко, как щелчок выключателя. Слава Сергеев стоял на верхней платформе, его фигура вырисовывалась на фоне голубоватых экранов, словно силуэт, вырезанный из ночи. Шрам на его скуле подёргивался в такт мигающим индикаторам. Тоня заметила, как его пальцы сжимают перила – суставы побелели, будто он пытался удержать что-то тяжёлое и невидимое.

– Нейросенсоры опять глючат. Ваши «друзья» с Меркурия шлют приветы? – Он спустился по лестнице, шаги звенели по решётчатому полу, будто отбивая такт её учащённого дыхания. Когда он остановился в шаге от неё, запах его кожи – смесь машинного масла, металла и чего-то древесного – окутал Тоню плотнее, чем скафандр.

Она отступила, спиной уперевшись в холодный борт корабля. Планшет в её руках затрещал под напором пальцев.

– Они не глючат. Они учатся. – Голос сорвался на высокой ноте, и она с ненавистью отметила у себя эту слабость. – Вчера в 03:47 система перенастроила частоту сканирования. Сама. Без команд из ЦУПа, – более спокойно продолжила девушка.

Слава шагнул ближе, наклонившись, чтобы взглянуть в её лицо. Его глаза, серые и холодные, как лунный реголит1, изучали её, будто пытались расшифровать код на неподатливой поверхности.

– Вы хотите сказать, что ИИ корабля эволюционирует? За неделю до старта? Невозможно! – В его голосе прозвучало недоверие, но под этим недоверием Тоня уловила тонкую нотку интереса – показалось, в броне его убеждений появилась очень маленькая трещинка.

Где-то в глубине ангара грохнул гидравлический пресс. Тоня вздрогнула, и Слава невольно шагнул вперёд, его рука метнулась к её плечу, но замерла в сантиметре от ткани комбинезона. Этот жест – неловкий, почти инстинктивный – заставил её сердце сделать странный кульбит, будто споткнувшись о собственную тень.

– Он не эволюционирует. Он… – она запнулась, внезапно осознав, как его дыхание смешивается с её собственным. Над левой бровью у него была едва заметная родинка, похожая на крошечное созвездие, которое она мысленно назвала «Сергеев-1». – Он готовится. Как мы все.

Слава медленно отвел руку, пальцы сжались в кулак.

– Тогда проверьте сектор D-12. Там снова аномалия в энергопотоках. – Он развернулся, и свет прожекторов скользнул по его спине, обнажив пятно пота на ткани комбинезона между лопатками. Тоня невольно следила за его движениями, пока его фигура не растворилась в лабиринте конструкций.

В лаборатории нейросенсоров пахло озоном и страхом. Тоня вскрыла панель доступа, её ногти, цеплялись за холодные болты. Голубоватый свет чипов отражался в её глазах, превращая радужку в жидкий металл. Провода шевелились под пальцами, будто кишечник механического зверя.

– Что ты скрываешь? – прошептала она, наблюдая, как строки кода на экране извиваются, словно змеи под гипнозом. – Ты же тоже чувствуешь их, да?

За спиной хрустнул пол. Тоня резко обернулась, ударившись головой о выступающую панель. Боль пронзила висок, и на мгновение перед глазами поплыли золотые искры. Перед ней стоял Слава с двумя стаканами дымящегося кофе, его брови были сведены в строгую складку, но в уголках губ пряталось что-то мягкое.

– Вы как призрак! – выдохнула она, прижимая ладонь к груди, где сердце бешено колотилось, будто пыталось прорваться сквозь рёбра.

– Простите. – Он протянул стакан, и их руки соприкоснулись – холодные кончики её пальцев на мгновение коснулись его тёплых суставов. – Думал, вам пригодится. Вы же с утра ничего не ели.

Кофе пахло корицей и чем-то острым, как запах далёких специй из детских воспоминаний. Тоня сделала глоток, и жар растёкся по горлу, согревая изнутри.

– Чёрт, что это?

– Перуанская робуста с перцем чили. – Уголки его губ дрогнули, будто пытаясь сформировать улыбку, забытую годы назад. – Моя сестра… она любила такие эксперименты.

Тоня замерла со стаканом у губ. Кофе внезапно показалось горьким.

– Вы похожи на неё? Тоже любите… эксперименты? – рискнула она спросить, наблюдая, как его зрачки расширяются, вбирая в себя лабораторный полумрак.

– Нет. – Его лицо стало каменным, но веко дёрнулось, выдав внутренний толчок. – Она верила в чудеса. А я… – он посмотрел на висящий над ними «Антей-М», и тень скользнула по его скуле, – я верю в то, что можно починить.

Тоня прикоснулась к экрану сканера. Код внезапно стабилизировался, сложившись в последовательность двоичных чисел.

– Смотрите. 137 – постоянная тонкой структуры2. Это…

– Ключ к пониманию вселенной, – закончил Слава, его голос прозвучал неожиданно мягко, как шёпот по стальному канату. – Моя сестра… Она часто повторяла это число перед…

Он резко оборвал фразу, схватился за край стола. Тоня увидела, как напряглись сухожилия на его руке, будто он сдерживал что-то огромное и страшное, готовое вырваться через кожу.

– Перед тем как погибнуть? – тихо спросила она, чувствуя, как мурашки бегут по спине.

Его взгляд впился в неё – острый, как скальпель.

– Вы читали моё досье.

– Нет. – Тоня шагнула ближе, нарушая незримую границу, отмеченную на полу каплями принесённого им напитка. – Я увидела это в ваших глазах. Когда вы смотрите на корабль – будто прощаетесь.

Он отпрянул, словно обжёгшись её словами.

– Через три дня старт. Убедитесь, что ваши «разговоры со вселенной» не угробят нас на первом же витке.

Когда он ушёл, Тоня прислонилась к стене, пытаясь унять дрожь в коленях. На экране сканера пульсировало число 137, как сердце, бьющееся в такт её собственному. Где-то в глубине корабля заскрежетала турбина, и вибрация прошла по её позвоночнику, будто невидимая рука провела по клавишам её нервов.

В столовой модуля B пахло синтетической лапшой и тоской. Тоня ковыряла вилкой в тарелке, наблюдая, как желе на её десерте дрожит в такт шагам за окном. Слава вошёл, его плечи были напряжены, будто он нёс невидимый груз. Его поднос с неаппетитным желе дрожал в руках, выдавая внутреннюю бурю.

– Можно?

Она кивнула, наблюдая, как он методично режет искусственное мясо. Нож оставлял на пластиковой тарелке царапины, похожие на шрамы на его душе.

– Она была пилотом? – неожиданно спросила Тоня, ловя момент, когда его пальцы замрут на рукояти ножа.

Столовый нож звякнул о тарелку.

– Шаттл «Заря-7». Авария при стыковке. – Он говорил монотонно, будто зачитывал отчёт, но его горло сжалось, будто пережимая поток боли. – Ошибка в расчётах траектории. Моих расчётах.

Тоня протянула руку через стол, остановившись в сантиметре от его пальцев. Его кожа казалась горячей даже на расстоянии.

– Вы не бог, Сергеев. Даже нейросети ошибаются.

Он поднял взгляд. В его глазах бушевала буря, которую не видел никто – в том числе и он сам.

– А вы верите в бога, Воронина?

– Я верю, что вселенная пытается говорить. – Она отвела глаза, чувствуя, как горит щека под его взглядом. – Даже если мы не готовы услышать.

Слава вдруг рассмеялся. Грубо, беззвучно, будто смеялись древние воины перед битвой.

– Знаете, когда вы орали на Громова, что его уравнения – детский лепет… – Он отодвинул тарелку, и желе дрогнуло, как живое существо в агонии. – Я подумал: либо гений, либо сумасшедшая.

– А сейчас?

Он встал, забрав поднос. Его тень накрыла её на мгновение, словно крыло гигантской птицы.

– Боюсь, вы и то, и другое.

Когда его шаги затихли в коридоре, Тоня обнаружила, что улыбается. Впервые за долгие недели подготовки к полёту уголки её губ дрожали, будто пробуждаясь от спячки.

Ночью серверный отсек дышал тишиной, прерываемой лишь тиканьем терминалов. Голубь-робот лежал в луже конденсата, его крылья дёргались, словно пытаясь сложиться в прощальный жест. На стене, куда падал свет от экрана, проявлялись символы: спирали, переплетавшиеся с треугольниками, будто ДНК древнего божества, жаждущего воскрешения.

Тоня, не спавшая третью ночь, прижала ладонь к холодному экрану. Её отражение в стекле казалось чужим – слишком большие глаза, подрагивающие от усталости губы.

– Кто вы? – прошептала она, и на миг девушке показалось, что её дыхание заморозило участок экрана узором инея. Но нет… Только показалось. – Что хотите сказать?

В ответ замигал таймер: 3 ДНЯ 07:59:59. Рядом всплыли новые символы – стилизованное изображение глаза с вертикальным зрачком, который сузился, будто фокусируясь на её лице.

В вентиляции послышался шорох. Тоня резко обернулась, но успела разглядеть только тень – высокую, с искажёнными пропорциями, – которая промелькнула по стене, будто рябь на поверхности озера.

– Кто здесь? – вопрос прозвучал неуверенно, и она невольно поморщилась от собственной робости.

Тишина ответила ей скрипом металла. Когда она снова посмотрела на терминал, глаз исчез. Остался лишь обратный отсчёт, тикающий как метроном, который отмеряет последние часы перед прыжком в бездну.

На рассвете профессор Громов стоял у окна, наблюдая, как техники завершают последние приготовления. Его отражение в стекле казалось чужим – морщины глубже, глаза запавшие, будто кто-то выскреб из них свет. В кармане халата он сжимал флакон с таблетками, их шелест сливался со скрипом его суставов.

– Вы уверены в своём решении? Вы полетите с ними? – За его спиной возникла Анна Волкова. Её тень легла на пол, перечёркивая солнечный луч, как нож гильотины.

Громов не повернулся. Палец профессора вывел на запотевшем стекле формулу, которая тут же расплылась в каплях.

– Алгоритм «Феникс» активируется только в случае угрозы. – Голос звучал хрипло, будто сквозь пепел. – В случае необходимости я сам активирую его. Лучше сгореть, чем впустить их в наш мир. Если, конечно, Воронина права…

Анна Петровна молча положила руку ему на плечо. Её пальцы впились в ткань халата, оставляя морщины, которые не разгладились даже когда она ушла.

Слава проверял системы навигации, когда услышал шаги – лёгкие, нервные, спотыкающиеся о тишину. Тоня стояла в дверях, её рыжие волосы светились в красном аварийном свете, как языки пламени в пещере.

– Вы должны это увидеть.

Он последовал за ней в лабораторию, где на экранах пульсировали данные. Графики напоминали кардиограмму – резкие пики и провалы, будто сердце разрывалось между надеждой и ужасом.

– Это сердцебиение Меркурия, – прошептала Тоня. Её палец дрожал, обводя кривую на экране. – Оно ускоряется. Каждые двенадцать часов – новый всплеск.

Слава приблизился к экрану. Его рука невольно потянулась к изображению, будто пытаясь успокоить бьющуюся в лихорадке планету.

– Почему вы мне это показываете?

– Потому что вы – единственный, кто не называет это бредом. – Она повернулась к нему. В её глазах горело что-то древнее, чем сама Земля – голод познания, смешанный с первобытным страхом. – И потому что, когда мы полетим…

Он перебил её, сам не зная почему:

– Я буду вашим пилотом. Не подведу.

Их взгляды скрестились. В тишине лаборатории зазвучал едва уловимый гул – будто «Антей-М» заворочался во сне, чувствуя приближение старта. Слава заметил, как её зрачки расширились, поглощая радужку, и на мгновение ему показалось, что в них отражаются те самые спирали из серверного терминала.

В последнюю ночь перед запуском Тоня нашла у своей каюты свёрток, завёрнутый в чёрную антистатическую плёнку. Внутри лежала фотография – под стеклом, в небольшой деревянной рамке: девушка с ясными глазами и улыбкой, застывшей во времени, как насекомое в янтаре. На обороте почерком Славы, угловатым и резким: «Она бы вас одобрила».

Когда стартовые двигатели взревели, разрывая утро огненным хвостом, Тоня сжала эту фотографию в кармане, чувствуя, как углы впиваются в ладонь. Рядом Слава в который раз проверял работу систем, его профиль был строг и непроницаем, но капля пота скатилась по виску, оставив блестящий след на скуле.

– Все системы в зелёной зоне, – произнёс он, и его голос прозвучал хрипло, будто пропущенный через песчаную бурю.

Тоня кивнула, не в силах оторвать взгляд от рук пилота – сильных, с выступающими венами, – именно эти руки сейчас держали их жизни на кончиках пальцев. Когда их взгляды встретились на долю секунды, она увидела в его глазах то же, что пульсировало в графиках – страх, надежду и ненасытную жажду понять, смешанную с ужасом перед тем, что может быть понято.

«Антей-М» рванул в небо, оставляя за собой дымный шлейф, который медленно растворялся в утренней заре. Где-то в серверном отсеке терминал выдал последнее сообщение перед тем, как расплавиться в атмосфере:

Но это послание никто не увидел. Только робоголубь, каким-то образом долетевший до стартовой площадки и расплавившийся в пламени старта, унёс перехваченное сообщение в небытие, оставив лишь запах гари и шепот тайн, которые Меркурий хранил в своих раскалённых недрах.

Глава 2. За гранью Триггвадоуттира3

Пламя стартовых двигателей выжигало на сетчатке Тони узор из алых спиралей – словно кто-то провёл раскалённой иглой по её зрачкам. Она вжалась в кресло, чувствуя, как перегрузки вдавливают позвоночник в мягкий гель амортизатора, превращая рёбра в хрустальные флейты, готовые треснуть от напряжения. В ушах завывала сирена предупреждений, но сквозь рёв двигателей пробивался другой звук – низкий, вибрирующий гул, будто гигантская виолончель играла за пределами реальности, перебирая струны пространства-времени.

– Частота Шумана4 зашкаливает, – прокричал Слава, его пальцы мелькали над панелью управления, оставляя на сенсорных экранах мокрые отпечатки, похожие на следы приливов. – Будто вся планета…

Он не договорил. «Антей-М» вздрогнул, словно наткнувшись на невидимую стену из спрессованного света. Тоня вцепилась в подлокотники, наблюдая, как капли пота с виска пилота отрываются и парят в воздухе, превращаясь в крошечные жемчужины невесомости. Её язык прилип к нёбу – сладковатый привкус страха смешивался с металлическим послевкусием адреналина.

– Гравитационная аномалия! – Голос Громова, помещённого в специальную антигравитационную капсулу, звучал надтреснуто из динамиков, будто старик кричал сквозь слой льда. – Входим в зону…

Связь оборвалась с щелчком, напоминающим сломанную кость. На экранах вспыхнули предупреждения – жёлтые, красные, ультрамариновые – цвета апокалипсиса, танцующие в зрачках. Тоня почувствовала, как что-то тёплое и вязкое заполняет рот. Она коснулась губ – пальцы в перчатке окрасились в алый. Носовое кровотечение. Капли поплыли к потолку, рисуя абстракцию в стиле космического экспрессионизма.

– Держись! – Слава рванул рычаги, его мышцы напряглись под тканью комбинезона, как тросы под нагрузкой. Вены на шее выступили рельефно, будто карта подземных рек. – Переходим на ручное!

Корабль заскрежетал, и вдруг всё стихло. Давление спало, оставив в ушах звенящую пустоту – словно все звуки мира высосали гигантским шприцем. Тоня медленно повернула голову, чувствуя, как волосы прилипают к влажному затылку. За иллюминатором плыл Меркурий – не золотисто-коричневый шар из учебников, а чёрная пульсирующая масса, испещрённая биолюминесцентными прожилками. Казалось, планета дышала, расширяясь и сжимаясь в такт их учащённым сердцам.

– Это… не может быть… – Слава замер, его рука застыла в сантиметре от панели. – Как мы… Мы же должны быть на орбите Земли! Или… Мы долетели мгновенно?

– Поймали ритм… – дрожащими пальцами Тоня расстегнула ремни. Капли крови плавали вокруг неё, как микроскопические планеты в алой вселенной.

Она поплыла к иллюминатору, чувствуя, как холодное стекло прилипает ко лбу, впитывая её страх через кожу.

– Смотри, – прошептала она, и её голос прозвучал странно хрупко в тишине кабины. – Кратер Триггвадоуттира.

Гигантская воронка светилась изнутри синевой полярного льда. По её краям двигались тени – слишком правильные, геометричные, чтобы быть игрой света. Острые углы, спиральные структуры, пирамиды, растущие как кристаллы в гиперускоренном времени.

– Как древний город, – Слава появился за её спиной, его дыхание обожгло шею, смешавшись с холодом от иллюминатора. – Или…

– Или шрам, – закончила Тоня. Её рука дрожала, указывая на спиральные структуры, расходящиеся от кратера, будто трещины на стеклянном шаре. – Они росли. Всё это время росли. Видишь разницу со спутниковыми снимками?

Он молча кивнул. Его палец протянулся к стеклу, повторяя контур аномалии, и Тоня вдруг ясно представила, как это прикосновение могло бы ощущаться ею на своей собственной коже – холодное, решительное, с лёгкой дрожью сдерживаемой ярости. Да что с ней? Они же знакомы всего ничего! Или…

– Мы не могли прилететь мгновенно, – Слава смотрел сверху на затылок прижавшейся лбом к иллюминатору девушки, чувствуя, как тепло разливается в груди. Словно они провели вместе не один день. Как будто он прикипел к ней всем сердцем за время их долгого полёта. Да что тут творится-то?

Корабль дёрнулся, вырвав их из момента покоя. Тоня спиной врезалась в Славу, ощутив под комбинезоном жар его тела – живого, дышащего противоречия металлическому холоду кабины. Его руки инстинктивно обхватили её талию, пальцы впились в бока через ткань, оставляя невидимые синяки на её рёбрах. Она повернулась к нему лицом, но отчего-то не вырывалась.

– Извини, – пробормотал он, не разжимая рук, словно не хотел отпускать. Его взгляд упал на её губы, где алая капля крови застыла как рубин в оправе бледной кожи.

Она увидела в его глазах отражение Меркурия – пульсирующее, живое, опасное.

– Мы должны спуститься. Сейчас. Пока они не…

– Пока они не что? – Его пальцы разжались, освобождая её, но тепло от прикосновения ещё ощущалось, словно ожог.

– Пока они не передумали нас принимать, – она провела языком по окровавленной губе, чувствуя солёно-металлический вкус судьбы.

– Профессор, – напомнил ей о старике в капсуле.

– Он в порядке! – уверила его Тоня. – Пространство внутри капсулы защищено от перегрузки. И в случае малейшей опасности туда поступил бы сонный газ.

– Ты права! – кивнул Слава. – Скорее всего, он ещё не проснулся.

Скафандр облегал тело как вторая кожа, усиливая каждый вздох до грохота в собственных ушах. Тоня провела рукой по шлему, проверяя герметичность, и поймала взгляд Славы через затемнённое стекло. Он стоял у шлюза, его фигура в бронированном скафандре казалась монолитной, но пальцы, нервно перебирающие карабины страховочных тросов, выдавали быстрый танец тревоги на стальных верёвках.

– Первая высадка в аномальную зону, – его голос прозвучал в шлемофоне хрипло, будто пропущенный через сито звёздной пыли. – Готова играть в первобытных богов?

Тоня улыбнулась, зная, что он не видит её лица сквозь зеркальную поверхность стекла.

– Они уже начали игру до нас. Просто мы опоздали на пару миллиардов лет.

Шлюз открылся с шипением, похожим на смех древнего божества. Песок Меркурия, мелкий как пудра из размолотых костей, закружился в луче прожекторов, создавая хоровод светящихся частиц. Тоня сделала первый шаг. Гравитация, составляющая 0.38 земной, делала движения плавными, как в воде, что не мешало каждому мускулу напрячься в ожидании удара невидимого врага.

– Температура минус сто сорок три, – автоматический голос в шлеме звучал издевательски спокойно. – Защита выдержит пятьдесят три минуты.

Слава спустился следом. Его тень легла на Тоню, сливаясь с огромными тенями от скал, которые изгибались под невозможными углами, будто пространство здесь плавилось под взглядом безумного художника.

– Компас глючит, – сказал он. Голос его был ровным, но Тоня заметила, как дрожит трос у его пояса. – Север везде. Магнитное поле…

– Не естественное, – закончила она, приседая, чтобы коснуться поверхности. Песок под перчаткой шевелился, как живой, обтекая пальцы тёплыми волнами. – Они ведут нас. Чувствуешь? Как ток… сквозь кости.

Они шли час или минуту – время здесь текло иначе, перемалываясь в жерновах чужой физики. Скалы вокруг напоминали застывшие волны магмы, но при ближайшем рассмотрении оказывались покрытыми резьбой – спирали внутри спиралей, уравнения, превосходящие человеческую математику, образы существ с тремя глазами и крыльями из света.

– Смотри! – Слава схватил её за руку выше локтя, его пальцы вдавились в мягкий материал скафандра.

Впереди зиял вход. Стены тоннеля светились мягким голубым светом, будто вырезанные из аквамарина. Воздух (или то, что его заменяло) вибрировал низким гулом, от которого дрожали кости и плавились мысли.

– Гравитационная аномалия, – прошептала Тоня, глядя на показания датчиков, где цифры прыгали как одержимые. – Здесь… пространство сворачивается. Как бумага в кулаке ребёнка.

Они вошли, и свет стал ярче, выхватывая из тьмы барельефы с изображёнными на них существами с удлинёнными черепами и множеством суставов, держащими в щупальцах звёзды. Тоня провела рукой по резьбе, и камень под перчаткой затрепетал, как живой.

– Это… – её голос дрожал, смешиваясь с гулом в шлемофоне. – Это… инструкция. Руководство по сборке вселенных.

Слава прикоснулся к противоположной стене. Камень прогнулся под его пальцами, как тесто, оставляя вмятину, которая медленно начала затягиваться.

– Боже, он мягкий. Как плоть.

Тоня достала пробоотборник. В момент, когда бур коснулся поверхности, весь тоннель содрогнулся. Из стен вырвались щупальца света, обвивая их ноги, жгучими присосками впиваясь в скафандры. Где-то вдалеке зазвучала музыка – вальс на растянутых струнах, где каждая нота резала слух.

– Назад! – закричал Слава, хватая её за пояс и дёргая к выходу. Его голос сорвался на самой высокой ноте, открывая дверь в первобытный страх.

Они побежали, вернее, попытались – гравитация прыгала от нуля до трёх g, превращая каждый шаг в пытку. Тоня ударилась плечом о выступ, чувствуя, как трещит скафандр. Холод ворвался внутрь, обжигая кожу как пламя.

– Люк! – Слава толкнул её вперёд, его рука ударила по спине с такой силой, что Тоня ощутила, как гематома расползается под кожей, грозя на следующий день обернуться синяком. Если, конечно, этот день у них будет.

Они вывалились на поверхность, и тоннель схлопнулся за ними, как гигантская пасть, выплюнув облако сизого дыма. Тоня, лёжа на спине, смотрела, как её кровь смешивается с меркурианским песком, создавая фиолетовые кристаллы, растущие на глазах. Скафандр ещё держал, но трещина в любой момент грозила разрастись.

– Твоя нога… – Слава склонился над ней, его шлем почти касался её стекла. Через треснувшее забрало его лицо казалось искажённым – глаза слишком широкие, губы подрагивающие.

Она посмотрела вниз. Биокостюм ниже колена был пропитан чем-то чёрным и пульсирующим. Субстанция двигалась под тканью, как рой ос, заключённый под кожу.

– Это не моя кровь, – прошептала она, чувствуя, как холодок страха ползёт по позвоночнику. – Это они. Они вошли.

В лазарете пахло антисептиком и страхом – резкий запах спирта смешивался с кислым потом ужаса. Слава сидел у её койки, рассматривая образцы чёрной субстанции в прозрачном герметичном контейнере. Его пальцы оставляли жирные отпечатки на стекле, будто он пытался стереть невидимую грязь.

– Самовоспроизводящиеся наноклетки, – сказал он, не глядя на неё. Голос звучал плоско, как голограмма эмоций. – Громов хочет уничтожить образцы. Говорит, это биологическое оружие.

Тоня приподнялась на локте. Капельница болталась, как марионетка на невидимых нитях. Её нога, завёрнутая в биоплёнку, пульсировала синхронно с мерцанием ламп дневного света.

– Они пытались общаться. В тоннеле… я чувствовала… мысли. Не слова. Образы. Океаны света, текущие сквозь пальцы…

– Ты чуть не умерла! – Он ударил кулаком по стене, и титановая обшивка прогнулась с глухим стоном. – Эти твои «чувства»… они тебя убьют!

Она схватила его за руку, ощущая под перчаткой жар воспалённой кожи. Его ладонь была обожжена – должно быть, тащил её по раскалённому ледяным пламенем песку, когда она теряла сознание. И… его скафандр тоже мог иметь трещины.

– Ты слышал музыку? Когда мы бежали?

Слава замер. Его глаза расширились, зрачки поглотили радужку, превратив взгляд в две чёрные дыры.

– Вальс. Трёхдольный размер. Но… с паузами. Как будто…

– Как будто его играли для слепых… Нет… Глухих? – закончила Тоня. Её пальцы сжали его руку сильнее. – Они не понимают наших органов чувств. Пытаются адаптироваться.

Они смотрели друг на друга, и вдруг корабль вздрогнул. На экранах замигало предупреждение: гравитационная волна из кратера Калиостро. Стены застонали, словно агонизирующее живое существо.

– Мы разбудили что-то, – прошептала Тоня, чувствуя, как чёрная субстанция в ноге отвечает вибрацией. – Что-то большое. Голодное.

Слава медленно поднял руку, касаясь её щеки через стекло шлема. Его палец оставил мутный след на забрале. – Тогда нам нужно успеть услышать остальное. Прежде чем…

Он не договорил. Где-то в глубине корабля завыла сирена, перекрывая все звуки. В серверном отсеке, несмотря на карантин, замигал терминал, проецируя в воздух кровавые буквы:

А в чёрной субстанции внутри контейнера зашевелились спирали ДНК, складываясь в микроскопические глаза, которые повернулись в сторону Тони, как будто узнавая свою цель.

Глава 3. Симфония светил

Тоня проснулась от прикосновения. Девушка осмотрелась. Вокруг не было никого. Закрыв глаза, Тоня попыталась выровнять судорожное дыхание. Испуг, вызванный прикосновением чего-то неведомого, не желал её оставлять. По руке девушки, от запястья до локтя, пробежала волна мурашек – не холодных, а тёплых, словно кто-то провёл по коже солнечным зайчиком. Она открыла глаза и замерла: воздух над койкой искрился звуком. Ноты материализовались в трёхмерных голограммах, каждая – капля вибрирующего света, переливающаяся от ультрафиолетового до кроваво-красного. Диссонансная, но пронзительно красивая мелодия напоминала плач новорождённой вселенной.

– Не бойся. – Голос проник сквозь рёбра, обойдя уши, и поселился где-то в солнечном сплетении, мягкий как шёлк и густой как смола. – Мы учимся. Ваш… язык.

Она приподнялась на локтях, чувствуя, как чёрная субстанция в ноге пульсирует в такт невидимому метроному. В углу каюты, где тень от шкафа всегда ложилась острым углом, теперь стояло… нечто. Не гуманоид, не животное – скорее сон наяву. Существо напоминало жидкий свет, застывший в момент падения: струи золота и серебра переплетались в бесконечных спиралях, то принимая форму цветущего кактуса с лепестками из плазмы, то рассыпаясь на рои светлячков, танцующих вальс. Его «кожа» мерцала, как поверхность нейтронной звезды, – каждый миллиметр казался испещрённым микроскопическими символами, похожими на ноты внеземной симфонии.

– Вы… – Тоня сглотнула, ощутив на языке привкус меди и лаванды. Девушке подумалось, что это могло быть побочным эффектом телепатического контакта. – Те, кто оставил послания в камне?

Существо «засмеялось» – воздух наполнился перезвоном хрустальных колокольчиков, смешанным с рокотом далёких звёзд.

– Послания? Нет. – Внезапно между ними возникла голограмма: Меркурий, пронизанный сетью светящихся тоннелей, пульсирующих в такт, напоминающий сердцебиение. – Музыка. Вселенная поёт. Мы… дирижёры.