Оковы солнца

Глава 1. Камень Солнца.

Все говорят, мы очень удачливы. Наша деревня, моя семья, я. Мы живем спокойно и благополучно под охраной могущественного и доброго мага. Нас не тревожат войны или голод. Каждый день для нас восходит солнце. За окном моего дома начинается благодатный лес. Шум крон его деревьев каждую ночь убаюкивает меня, унося в приятные сны. Слева от леса журчит речушка – неширокая, но быстрая и бурная. Вода из нее питает плодородные поля, где пасутся животные, спасающие нас от голода. Все в этом мире взаимосвязано. Все работает как часы. И благодарить за это мы должны правителя – нашего мага Арагона.

Именно он защищает нас от любых напастей и обеспечивает достойную жизнь. Любимец народа, великий правитель. Он получил власть совсем недавно: его отец скончался пять лет назад, передав дар единственному сыну. Арагону тогда едва исполнилось восемнадцать. Почти мальчишка, он принял огромную ответственность и с тех пор ни разу не подвел. До него деревня жила в худших условиях, но с приходом к власти нового мага солнце стало светить ярче.

Завтра же деревня и вовсе вступит в новую пору – наш правитель женится. Пришло его время. Многие девушки были бы счастливы стать женой мага и удостоиться великой чести продолжить знатный род (и не только из-за привилегий – Арагон красив, силен, храбр и умен), но его женой предрешено стать мне.

Дело не в великой любви с первого взгляда, вовсе не она стала причиной нашего союза. В семьях магов все намного прозаичнее: жена тщательно отбирается Хранительницей рода, которая находит здоровую девушку, наиболее совместимую с магом. Ту, что сможет родить ему сильных детей, которые выдержат магию. Такой девушкой, несмотря на внешнюю миниатюрность, оказалась я. Кто бы мог подумать, ведь когда я родилась, родители даже боялись, что не выживу, настолько хрупкой я была. Они делали все, чтобы улучшить мое здоровье: оставляли лучшую еду, заставляли выполнять много физических упражнений, и старания окупились. Теперь я лучшая бегунья в деревне и уже семь лет ничем не болею.

Конечно, есть и другие претендентки. Маг может жениться не только на мне, разница лишь в том, что в таком случае ребенок будет слабее, и, следовательно, магия износит его тело раньше. Отец Арагона умер, когда ему не было и пятидесяти. Он был не самым сильным ребенком в семье, но остальных братьев убили враги, и выбора у магии не осталось. Сила важна.

Однако судьба благоволит к нам: мы действительно полюбили друг друга. Наш союз будет основан не только на прагматичном выборе. Наши сердца бьются быстрее в присутствии друг друга, и я чувствую себя самой удачливой девушкой в мире.

Правитель давно мне нравился, с тех самых пор, как был долговязым худым мальчишкой, дерущимся с помощником на деревянных мечах. Таким я увидела его впервые. Запыхавшимся, растрепанным, скачущим, словно олененок, вокруг противника. В тот день родители послали на рынок, и у меня появилась возможность подобраться поближе к Башне. Я всегда была очень любопытна и не смогла устоять перед соблазном посмотреть на двор правителей. Забора там не было, поэтому я просто притаилась рядом с кустом и наблюдала за будущим магом.

Он увидел меня намного позже. В тот день к нам в дом пришла Хранительница рода и сообщила, что я самая подходящая в жены магу девушка. Родители были на седьмом небе от счастья, а у меня перед глазами предстало изображение того самого сражающегося на деревянных мечах мальчишки. Не знаю, почему вспомнила именно тот момент, ведь я видела мага еще много раз после этого. Наблюдала, как он растет, превращаясь в красивого юношу, а затем и в сильного мужчину. Я любила смотреть на него, мы с подружками даже бегали к реке, когда маг купался там с товарищами, и подглядывали, бесстыдно хохоча. Тогда я и подумать не могла, что когда-нибудь этот человек станет мне мужем.

Едва я узнала о нашей совместимости, меня забрали в Башню, чтобы показать Арагону. Помню, как трепетало сердце, будто птица в клетке. А вдруг я ему не понравлюсь? Вдруг он выберет другую? Я знала, что такое вряд ли случится, ведь правители почти всегда отдавали предпочтение наиболее сильной претендентке. Любовь была для них непозволительной роскошью, небывалым везением. Но все же отказать они могли. Вдруг Арагон уже влюблен и станет настаивать на другом союзе? Пока меня вели к нему, ладони потели, а ноги то и дело подкашивались.

Но то, чего я так боялась, не произошло. Стоило ему только посмотреть на меня, как его взгляд смягчился. Карие глаза стали теплыми, и в них, словно в камине, заиграли искорки.

– Как вас зовут? – спросил Арагон, встав из-за длинного стола и подойдя ко мне.

– Дариана, – робко ответила я и тут же опустила глаза.

– Дариана, – повторил он.

В последующие дни Арагон постоянно наведывался в дом моей семьи. Каждый раз приносил букет полевых цветов, слушал рассказы мамы и играл с моими братом и сестрой. А я сидела за столом, наблюдала за ним и влюблялась все больше.

Вот и сейчас я сижу на лугу в окружении благоухающих трав и смотрю, как Арагон упражняется на лошади. Он делает это очень умело: скакун беспрекословно подчиняется, а сам маг ловко проделывает сложнейшие упражнения. Арагон встает во время галопа, переворачивается, преодолевает высоченные препятствия. Эта феерия продолжается около часа, а затем всадник спешивается и подходит ко мне. Он падает на траву рядом и устремляет взгляд в небо. Его рука касается моего бедра. Он всегда так делает – просто дотрагивается, даже если ничего не говорит. Ему важно чувствовать меня, и я каждый раз таю под теплыми руками. Раскинутые по белой материи, на подоле платья лежат полевые цветы, из которых я плету венок. Взяв один из них и повернувшись к Арагону, я начинаю неспешно водить по его коже. Касаюсь груди, которую открывает широкий вырез белой рубахи, острого подбородка, пухлых губ, длинного носа. Арагон морщится, сводя густые брови, но все же улыбается. Я так люблю его улыбку…

– Ты моя шалунишка, – нараспев произносит он, после чего хватает за руку и, повалив на траву, накрывает своим телом. Я оказываюсь под Арагоном без возможности выбраться, запертая между ним и землей. Меня бросает в жар, и я смущенно отвожу взгляд. Внутри бесстыдно разливается желание. Он такой теплый, сильный и соблазнительный, что я не знаю, как дождаться завтрашней ночи, когда мы наконец сможем принадлежать друг другу.

Я касаюсь его вьющихся светло-русых волос и заправляю в них маленький малиновый цветок.

– Вот так, – довольно улыбаюсь я, – теперь перед тобой не сможет устоять ни одна девушка.

– Но что делать, если мне нужна только ты?

– Тогда тебе везет, потому что завтра мы поженимся.

– Я вообще очень везучий молодой человек. – Арагон расплывается в улыбке и проводит рукой по моему плечу, приспуская рукав. Его теплая ладонь задерживается на коже, а взгляд скользит чуть ниже. – Не могу ждать.

Я невольно приникаю ближе и протяжно выдыхаю – я тоже не могу.

– Завтра, – обещаю я.

– Завтра.

҉

Всю дорогу домой я бормочу веселую свадебную песенку, под которую обожала танцевать в детстве. Тогда я кружилась, наблюдая за тем, как развевается платье, и без смущения пела, не заботясь о том, что часто не попадала в ноты. С возрастом мои способности к исполнению стали лучше, но, по иронии, теперь я делаю это исключительно тихо.

Я иду по тропинке, теребя в руках цветок, когда вдруг замечаю окованных. Они работают в поле, не обращая внимания ни на что вокруг, но мне все равно становится не по себе. Одной из способностей магов является так называемое «приковывание» – полное подчинение другого человека, при котором его лишают воли и любых желаний, кроме потребности угодить хозяину. Чудовищная способность, как многие считают, но именно она хранит мир в королевстве. Ни один лидер деревни не рискнет нападать на соседа, если тот может с легкостью подчинить всех его людей. Он даже может подчинить его самого, но это карается смертью. Магам запрещено оковывать других магов. В нашем королевстве немного законов и почти нет централизованной власти, но это одно из правил, которому все неукоснительно следуют. Обычно маги подчиняют только врагов и почти никогда не делают этого с собственными подданными. Исключение составляют преступники. Вместо смертной казни их приговаривают к приковыванию и полностью лишают воли. Все понимают, что лучше нарушителям закона служить во благо деревни, но каждый раз при встрече с ними меня все равно бросает в холод. Есть что-то жуткое в людях, неподвластных себе, ставших куклами в руках мага.

Петь глупую песенку становится не так весело, и я молча продолжаю путь. Мой дом уже виднеется за холмом, но вместо того чтобы ускорить шаг, я почему-то замедляюсь. Тропинка, пересекающая луг, все ближе подводит к лесу, и странное чувство, что за мной кто-то наблюдает, настойчиво врывается в сознание. Я знаю, кто может быть в лесах. Знаю, почему родители всегда говорили не ходить туда одной. Это место – между лесом и полями – пожалуй, самое опасное в деревне. Именно сюда по ночам приходят воры в надежде поживиться нашим урожаем, поэтому вечером здесь всегда усиливают охрану из окованных. Простым крестьянам запрещено приближаться к лесу ночью, и, вспомнив об этом, я спешу домой.

Во дворе, среди цветов, играет с жуками брат. Рядом с ним мама. Она поливает овощи, пока младшая сестренка, сидя прямо на земле, собирает в небольшую корзину ягоды. Отца дома нет: он член команды стражей – охранников-дозорных. Ни одному крестьянину не разрешено вступать в прямой бой с вторженцами: делать это может только маг, так как почти все воры сами являются магами. Это судьба тех, кто по какой-либо причине остался без деревни. Магов без подданных, обладающих слабой силой и вынужденных побираться по деревням. Кто-то приходит просить, но большинство просто воруют: другого выхода у них нет, потому что в деревне не может быть двух магов.

Я подхожу к семье и игриво нападаю сзади на брата. Он визжит, и его заливистый смех разносится по всему двору.

– Ана, Ана, ты была с магом? – подбегает ко мне сестренка. Она начинает прыгать вокруг меня и хватать за одежду, словно ей не семь, а три, как нашему брату. – Что вы делали? Расскажи!

Она так любит Арагона, что, будь Малина немного постарше, я бы даже заревновала. Она постоянно заставляет пересказывать наши встречи в мельчайших подробностях, описывать, во что Арагон был одет, как себя вел. А я и рада. Опустив неуместные детали, я с удовольствием говорю о своем любимом и наших планах, которые Малина слушает, как волшебные сказки. Наверное, она считает меня принцессой, выходящей замуж за принца, и это действительно не так далеко от правды.

Мы устраиваемся в саду, и я начинаю рассказ, который интересует всех: мама старается не подавать виду, но я все равно замечаю, как она слегка поворачивает голову и прислушивается, продолжая свое занятие; Эбу усаживается рядом со мной и, широко раскрыв глаза, внимает каждому слову. Не знаю, что именно так привлекает брата в рассказе, но он сосредотачивает все внимание на глупенькой влюбленной сестре, которая снова не унимается о своем женихе.

Отец верит, что у меня дар рассказчицы. Говорит, что когда я начинаю какую-нибудь историю, будь то даже «занимательный» рассказ о походе на рынок, никто не может оторваться. Что у меня есть некая аура, опьяняющая людей. Возможно, дело в том, что в роду мамы были маги и какой-то отголосок волшебства все еще царит в моей крови. Я не знаю. Женщины не могут быть магами. Даже если у умирающего правителя будет пять дочерей и ни одного сына, магия все равно перейдет к его дальнему родственнику-мужчине, окажись он даже самым никудышным и беспомощным. Она погубит его за несколько недель и найдет себе новый сосуд. Сила важна.

Когда я заканчиваю рассказ, уже смеркается. Деревня постепенно окрашивается в красно-оранжевый свет фонарей, и с улицы начинает раздаваться музыка.

– Пойди переоденься, – велит мне мама, – жаль будет не насладиться последним днем в роли незамужней девушки.

Братик начинает капризничать, когда я поднимаюсь с травы, поэтому приходится подхватить его на руки и изо всех сил поцеловать так, словно намереваюсь съесть.

– Медведица пришла за медом! – говорю я и, словно действительно голодное животное, нашедшее лакомство, приникаю к сладкому братцу. Эбу начинает хохотать и успокаивается, только когда мама заносит его в дом, я же смотрю им вслед и думаю о том, как сильно люблю этого малыша.

Я переодеваюсь в красное льняное платье, повязываю пояс с бубенцами и направляюсь в центр деревни – туда, где оживает ночь. Сдержать улыбку невозможно: все вокруг сверкает и пульсирует жизнью. Люди смеются, поют и танцуют. Звенит посуда, пахнет едой. Невероятная смесь ночи – мой любимый аромат. Звуки, запахи, картины, предстающие перед глазами!.. Именно упиваясь всем этим, я чувствую, насколько удачлива наша деревня. Насколько прекрасна жизнь.

Остановившись у группы музыкантов, играющих заводную мелодию, я принимаюсь танцевать вместе с другими людьми: кружусь, наблюдая за тем, как колоколом развевается платье, и позволяю людям и домам слиться в сплошные полосы.

А потом вдруг оказываюсь в капкане рук. Словно резкий удар, меня останавливает простое прикосновение, и я утыкаюсь в широкую мускулистую грудь Арагона. Он смотрит сияющими глазами, и широкая улыбка загорается на моем лице. Мы часто встречаемся здесь вечерами. Почти вся деревня собирается в центре, чтобы отдохнуть после трудового дня, и Арагон всегда ведет себя как простой житель. В нем нет надменности начальника или гордости правителя; его ценят за то, что он один из нас: простой парень, любящий потанцевать, когда сядет солнце.

Жених подхватывает меня и начинает кружить, и я хохочу, обнимая за шею и вдыхая его пленительный запах, смешанный с ароматами ночи. Люди вокруг смотрят на нас и улыбаются. Они поддерживают наш союз, уважают Арагона и верят в счастливое будущее. Разве может лидер мечтать о большем?!

Я плохо понимаю, в чем именно будет заключаться моя роль жены мага, кроме обязанности рожать детей. Не знаю, буду ли должна принимать какие-нибудь решения или поддерживать народ, но понимаю, что меня не ждет ничего трудного. Деревня преуспевает. Она прекрасна, словно весенний цветок, благоухающий на просторном зеленом поле.

– Пойдем со мной. – Арагон берет меня за руку и уводит прочь. Мы оказываемся на темной пустынной улице и продолжаем путь к центру деревни. Сердце стучит все быстрее и быстрее. Я начинаю подозревать, куда он меня ведет, но пока не смею надеяться. Когда-нибудь я все равно окажусь там. Не сегодня, так потом. Но с каждым шагом предположение все больше перерастает в уверенность.

Я хочу спросить, куда мы направляемся, но руки холодеют, а язык буквально немеет. Я не могу вымолвить ни слова. Высокая серая стена Башни предстает перед нами, и я останавливаюсь как вкопанная. Заметив мага, сонные стражи распрямляются, а я делаю робкий шаг назад.

– Идем же, – тянет вперед Арагон, и я повинуюсь.

Мы заходим внутрь и поднимаемся по винтовой лестнице. Ее высота огромна, но я любуюсь каждой ступенькой. Кажется, оставь он меня здесь, я все равно буду довольна. Никто из простых жителей никогда не ступает сюда. Это обитель мага и его советников. Это сердце деревни и самой жизни.

Площадка на вершине небольшая. Крыша укрывает от дождя, но ветер свободно проникает с боков. Мы так высоко, что отсюда видно всю деревню: бескрайний лес, поля, речушку и мой дом, кажущийся крошечным. Но я любуюсь этим лишь мгновение. Вовсе не вид является главным сокровищем башни.

– Смотри, как он засыпает, – произносит Арагон. – Правда красиво?

Да. Завораживающе. Волшебно. Непостижимо. Я не могу оторвать глаз от источника – большого Камня Солнца, тлеющего желтым светом, словно уголек в костре. Внутри него вся мощь этого мира. Внутри него теплится жизнь.

Я не могу сдержать себя и, ведомая некой силой, делаю шаг вперед. Кажется, он зовет меня своими ласковым светом и теплом. Я подхожу все ближе, но Арагон резко удерживает.

– Нельзя! – произносит маг, и я вздрагиваю. – Тебе нельзя.

Знаю. Кажется, я знаю это, но устоять невероятно трудно. Будто я мотылек, летящий к своей погибели. Безвольный, глупый, жаждущий лишь одного, несмотря на то что оно несет ему смерть. Страшно. У магии чудовищная сила. Безжалостная в своей мощи, способная погубить любого.

– Тогда зачем ты привел меня сюда? – вопрос вырывается раньше, чем я осознаю его дерзость. Я никогда не позволяла себе такого с магом. Даже подумать не могла, а сейчас повела себя, словно избалованная девчонка. Мама бы ударила по губам за такую вольность.

Арагон также удивлен моей реакцией, и я спешу исправиться:

– То есть… разве я достойна такой чести?

– Завтра ты станешь моей женой и разделишь богатство. Но это… нечто большее. Именно ради него все, что мы делаем. Ради него ты меняешь свою судьбу. Подумал, ты имеешь право его увидеть.

– Его важность и сила слишком велики для простой жительницы, – виновато опускаю глаза я. Слегка заискиваю, но не вру. Его мощь пугает. Смотреть на Камень Солнца – словно стоять перед обрывом, когда тебя одновременно переполняют восхищение великолепием природы и страх за свою жизнь.

– Ты не простая жительница, Дариана. Его сила не только моя, она принадлежит нашему будущему ребенку.

По спине пробегают мурашки. Он прав. Однажды мой сын станет магом нашей деревни. От этого Камня будет зависеть его сила, на нем будет завязана его жизнь.

– Этот Камень – наше будущее. Мы обязаны защищать его любой ценой.

– Знаю, – киваю я.

Я снова отворачиваюсь к краю и позволяю ветру развеять мысли. Мои длинные темные волосы взметаются вверх, и я удерживаю их, глядя вдаль. Река блестит в свете фонариков, освещающих ночную мглу. Ту самую, которая поглотила леса и поля. Ту самую, в которой обитают нищие бандиты и изгои. Кажется, это совсем другой мир, которого я не видела даже крохи. И эта таинственная мощь пугает.

Но внизу кипит жизнь. Внизу поет деревня. Внизу, словно бьющееся сердце этого места, работают и развлекаются люди.

– Вернемся? – прошу я, и Арагон соглашается.

Мы спускаемся вниз и снова доходим до центра. Арагон выбирает один из стоящих на улице столиков, мы усаживаемся за него и заказываем еду. Сидим там, наслаждаясь музыкой и маленьким пиршеством, и недавнее приключение на Башне начинает казаться лишь сном.

– Поедим и по домам, – с улыбкой командует Арагон, – а то завтра никто из нас не проснется.

– Мне кажется, я и не усну, – улыбаюсь я, опуская взгляд и робко касаясь лежащей рядом руки жениха. Он усмехается. Возможно, магу мое волнение кажется преувеличенным, даже смешным, но я никак не могу его подавить. Всего через несколько часов я стану Арагону женой.

Свадьбы всегда проводят на рассвете. С первыми лучами солнца, освещающими не только новый день, но и благословляющими новый союз. Завтра с самого утра, когда еще не успеет обсохнуть роса, у реки соберется вся деревня. Наши руки свяжут, и, как только их коснутся первые лучи, мы станем мужем и женой. Нас обвенчает само солнце.

После ужина Арагон, как всегда, провожает меня до дома. Мы идем босиком по тропинке, ведущей к нему, и просто молчим. Арагон не очень разговорчив, и я привыкла к тихой радости безмолвного общения. Но, несмотря на это, мне кажется, я все равно знаю, о чем он думает. Маг не говорит, но я читаю все по глазам. Его мимика и жесты кричат громче любых слов.

– Спокойной ночи, моя прелестная невеста, – шепчет он, когда мы оказываемся у калитки сада, и от одного только бархата его голоса по всему телу разливается тепло. Арагон целует меня в щеку, и я невольно тянусь навстречу.

– Пусть тебе приснюсь я, – шаловливо улыбаюсь я в ответ, и он усмехается. Рука выскальзывает из его руки, и я неспешно направляюсь к двери, не отрывая взгляда от Арагона. Я бесстрашно шагаю назад, так как знаю наизусть каждую кочку в саду и не позволяю себе пропустить ни единого движения любимого. Он тоже медленно отдаляется, и вскоре мы все же теряем друг друга из виду – я захожу за дверь, а он скрывается за углом дома.

– Как погуляли, милая? – интересуется мама шепотом. Она уже в ночной сорочке, но все равно встречает меня, как и прежде, когда я была маленькой девочкой, убегающей из дома исследовать мир. Я лишь таинственно улыбаюсь. – Твое платье ждет на кровати. Завтра разбужу за полтора часа до рассвета. А теперь шагай!

Я повинуюсь команде и быстро забегаю в свою комнату. Там темно, и лишь слабый свет фонаря во дворе проникает через раскрытое окно, но даже его достаточно, чтобы белое свадебное платье приковывало внимание. Я робко касаюсь его – дотрагиваюсь лишь слегка, словно боясь спугнуть видение, и опускаюсь на пол рядом. Наверняка, не смогу сегодня уснуть, потому не тороплюсь и переодеваться – лучше полюбуюсь платьем и помечтаю о том, что уже завтра воплотится в реальность.

Через час платье висит на шкафу рядом, а я, вымывшись и переодевшись в длинную белую ночную сорочку, лежу в кровати и смотрю на кроны деревьев, едва видимые в ночи. В доме тихо, но за окном множество звуков: деревья шуршат листвой, насекомые переговариваются громким стрекотом, где-то вдали ухает сова. Мир живой, яркий, громкий. Волшебный. Я сама не замечаю, как глаза закрываются, а разум обволакивает пелена, погружая тело в сладкий сон.

Я просыпаюсь от странной тяжести. Руки болят. Пытаюсь пошевелиться, но ничего не выходит, словно кто-то держит за предплечья. Глаза раскрываются, звучит громкий вздох, и я натыкаюсь на грозовую бурю – взгляд незнакомых серых глаз. Они вовлекают в пучину, что таится в них, и чем дольше я смотрю, тем глубже погружаюсь. В тихом доме, среди уюта ночи, под покрывалом теплого ветерка я оказываюсь в ледяной буре и застываю. Мое небо затягивают непроглядные облака, а по телу бьет молния. Свет исчезает, и меня будто окатывает волной. Я пытаюсь выбраться, пытаюсь мысленно сопротивляться, но не могу: буря накрывает с головой. Поглощает целиком, без остатка. И в тот самый момент, когда все уже потеряно, я осознаю. Понимаю, что это за странное чувство беспомощности, сковывающее меня. Сковывающее – правильное слово. Правильное, правильное слово… Из глаза вырывается слеза – последний протест, который возможен, и я подчиняюсь.

Глава 2. Цепь

– Пойдем со мной, – звучит низкий голос, и я поднимаюсь с кровати. Все словно в тумане, и только незнакомец выделяется, как звезда в ночном небе.

Он высок и угрюм. В грязной поношенной одежде, со спутанными волосами незнакомец мало чем отличается от изгоев, которых мне доводилось видеть. Его лицо покрыто густой щетиной, так что я не могу ни хорошенько рассмотреть его черты, ни понять возраст. И только глаза – грозовые, отражающие тяжелый жизненный опыт – позволяют хоть немного увидеть его сущность.

Незнакомец накрывает меня клетчатым пледом и вылезает в окно, велев следовать за ним.

Спускаясь, я оказываюсь в его руках. В них чувствуется сила, говорящая о том, что он проводит дни не только за собирательством грибов и ягод. Он держит крепко и настолько близко к себе, что непривычный мужской запах настойчиво вторгается в легкие. Прежде из мужчин я обнимала только отца и Арагона, но похититель не спрашивает разрешения приблизиться – просто хватает, помогая спуститься, а затем отпускает.

– Идем, – велит он, – не шуми.

Мы крадемся через сад, а затем и через поле. Вдали, всматриваясь в лес, стоят окованные. Они здесь для охраны деревни, и, если я закричу, мне помогут. Но я не кричу – почему-то у меня не возникает ни малейшего желания. Я хочу уйти отсюда, следуя за похитителем.

Это пугает.

Но теперь я такая же, как они – послушно стоящие на страже невольники, главное желание которых угодить приковавшему их магу. Теперь я тоже связана. Ужас ненадолго окутывает, но я не могу позволить себе подчиниться ему: моя задача – следовать за незнакомцем. Отныне моя жизнь больше мне не принадлежит.

Как это работает? Что останется от моей личности? И на что еще я добровольно пойду из-за оков?

Внезапно похититель падает на землю и утягивает меня за собой – кажется, нас кто-то заметил. В высокой траве слышатся шорохи, и сердце уходит в пятки. Мы замираем, и магу даже не нужно приказывать мне вести себя тихо, я и так боюсь шелохнуться. Постепенно звук становится все громче – один из окованных совсем рядом, нас вот-вот заметят. И вдруг спутник резко поднимается и достает из кармана плаща нечто похожее на короткий посох, на конце которого красуется едва светящийся желтый камень. Он выставляет его вперед, произносит негромкое «Стой!», и окованный замирает.

Тот не шевелится, даже когда мы начинаем продвигаться к лесу. Прежде я не знала, что маги способны на нечто подобное. Приказы без приковывания. И я никогда не видела такого маленького Камня Солнца. Какой силой он может обладать?

Мы уже почти доходим до леса, когда откуда ни возьмись на похитителя нападает другой окованный. Я узнаю его, потому что днем видела в поле. Он хватает моего спутника за шею и начинает душить, но тому удается ударить и отбросить противника. Я знаю, окованный не сдастся, поэтому в страхе замираю на месте. Он будет биться до конца, сражаясь за Арагона, и это закончится либо моей свободой, либо его смертью.

Но что же лучше? На что я надеюсь? Растерянность ударяет по мне, словно кувалда.

Вот оно – действие оков. Я даже не знаю, хочу ли спасения от человека, который забрал меня у семьи.

Противники продолжают бороться. Мои спаситель и похититель, а я вдруг принимаюсь искать что-нибудь тяжелое. Глаза натыкаются на камень, и рука сама тянется за ним. Что я делаю? Что я делаю?! Мне хочется противиться, но я не могу остановиться, поэтому замахиваюсь и бросаю камень в окованного. Он отшатывается, схватившись за плечо, чем позволяет магу ударить со всей силы и обезвредить противника. Тот без сознания падает на землю, а мне остается лишь ошеломленно смотреть на результат своей работы.

Похититель протягивает мне руку, и я как ни в чем ни бывало берусь за нее. Мы спешим в лес – место прежде запретное, полное тайн и опасностей, и какая-то часть меня все еще хочет воскликнуть: «Туда нельзя!», но теперь главная опасность держит меня за руку. Безмятежность осталась в прошлом вместе с моей семьей. Они поблекли, словно старые выцветшие ткани.

Мы заходим в непроглядную чащу, настолько темную и густую, что не видны даже звезды. Голоса животных здесь другие – больше не убаюкивающие, а заставляющие вздрагивать от любого резкого звука. Даже негромкий «ух» совы пронзает до самого сердца. Кажется, все здесь охотится на нас. Единственным источником света остается бледный, еле видимый Камень Солнца, что находится на конце короткого посоха похитителя. Я следую за этим свечением, как за путеводной звездой. Несколько раз падаю, спотыкаясь о коряги или проваливаясь в ямы, но снова встаю и упрямо продолжаю идти. Мысли об ином даже не возникает – вся моя воля подчинена желаниям незнакомца.

Без устали шагая долгие часы, я пытаюсь вспомнить, что говорил Арагон о своих врагах. Слышала ли я их имена? Может быть, именно один из них сейчас уводит меня прочь от дома. Враги бывают у всех магов, так как там, где есть власть, есть и желающие ее заполучить. Каким бы хорошим ни был маг, всегда найдется тот, кто захочет свергнуть его. В основном подобными охотниками становятся изгои – одинокие маги без деревень. Чаще всего это дальние родственники других магов, к которым перешла сила, но у которых нет Камня Солнца, чтобы обеспечить власть. Их удел – скитаться по чужим деревням и по темным лесам в попытке выжить. Наверное, мой похититель один из них. Бродяга. Но зачем ему я? Зачем слабая девушка, неспособная помочь с обретением силы? Разве я не принесу лишь новые проблемы? Если бы он просто хотел заполучить мое тело, ему бы не было смысла уводить меня так далеко. В чем же смысл похищения?

Наш путь долог, и маг не готов терять ни минуты. Мы не останавливаемся даже тогда, когда через плотную листву начинают пробиваться первые лучи солнца. Здесь они уже слабее, и утро мало чем отличается от ночи. Небо с каждым столпом¹ все серее, а температура ниже. Я впервые начинаю кутаться в плед, который дал похититель. К этому моменту я уже должна была стать женой Арагона. Вся деревня праздновала бы сейчас наш союз и будущее династии, но теперь я с каждым шагом оказываюсь все дальше от той судьбы. Интересно, женится ли он на ком-нибудь другом вместо меня? Глупый вопрос – маг не может позволить себе оставить деревню без наследника. Сегодня, конечно, свадьбы не будет, но как скоро Арагон найдет другую невесту? Через неделю? Через месяц? Или он отправится меня искать? Мысль об этом приносит непривычное раздражение, и я морщусь. Случившееся ночью разливается в моей крови как яд. Никогда прежде я не испытывала раздражения по отношению к Арагону. Никогда прежде не хотела оставить родителей и не мечтала уйти с незнакомцем. Сейчас же эта мерзкая, неподвластная логике потребность разъедает изнутри. Мне хочется вырвать ее, словно паразита, очиститься, но я не могу даже нормально этого пожелать. Все внутри меня разбилось на две части – разум и чувства. Разум все еще напоминает обо мне прежней, чувства же стали врагами.

Незнакомец уверенно вышагивает впереди, и меня посещает мысль, что он привык проходить по несколько привалов² за день. Он не кажется уставшим или даже раздраженным столь трудной и долгой дорогой. Его никак не беспокоит то, что мы по колено в грязи, а лица и руки исцарапаны ветками, я же совершенно измучена. Игнорировать боль от ран, чудовищную жажду и подворачивающиеся ноги становится все труднее, но я все равно не прошу мага остановиться. А вдруг это его рассердит? Уже далеко за полдень, хотя положение солнца оценить все сложнее. Оно совершенно скрылось за облаками. Небо теперь напоминает глаза моего похитителя – такие же мрачные и неприветливые.

В результате упрямой многочасовой борьбы меня побеждает небольшая кочка. Я падаю на землю, и маг оборачивается. Он ожидает, что я поднимусь, но сил совсем нет, и кажется, что только тогда, смотря на меня, лежащую в грязи, он понимает, что я устала.

– Давай сделаем привал, – говорит похититель, и я утыкаюсь лбом в траву, сдерживая порыв расплакаться.

Мы выходим на небольшую поляну и присаживаемся у широкого поваленного дерева, все еще влажного, наверное, от прошедшего недавно дождя. Похититель собирает в кучу веточки, а затем направляет на них свой посох. Он касается Камня лишь одним пальцем, на секунду прикрыв глаза, и робкий острый луч солнца на миг пронзает камень и воспламеняет ворох.

– Я не знала, что он так умеет, – вырывается у меня, и маг отвечает раздраженным взглядом.

– Что ты вообще обо всем этом знаешь? – недовольно бросает он, и внутри все переворачивается. Ужасно противное чувство, но впервые я иду ему наперекор.

– Мне же не пять лет, что-то я знаю об устройстве мира.

Похититель округляет глаза и слегка усмехается. Моя бойкость явно поразила его. Она удивила и меня.

– Знаешь, я совсем не хочу думать, что ты многое знаешь, потому что на пользу тебе это точно не пойдет, – чуть ли не с рыком произносит он, и я прикусываю язык. Мне изо всех сил хочется извиниться, но я запрещаю себе. Ногти впиваются в ладони, словно я стараюсь удержать себя на месте, и на руках остаются отметины. Я не стану перед ним извиняться! Он похитил меня! Я не буду заискивать перед ним!

Маг замечает мои действия, и кажется, что ему даже интересно, чем же закончится моя борьба.

– Надо бы поесть, наверное, – вдруг говорит он и, перекинув через плечо сумку, которую нес на спине, начинает копошиться в ней и вскоре достает флягу. Похититель делает несколько глотков, а потом кидает мне. – Попей и сходи поищи ягод. Я пойду поохочусь.

– А ты не боишься, что я сбегу? – удивленно спрашиваю я. Мне хотелось, чтобы вопрос получился мятежным и полным раздражения, но вместо этого в голосе звучит искренний интерес. Что ж, я рада и этому. По крайней мере, смогла сказать что-то, что не было извинением.

Он поднимается и осматривает меня с ног до головы.

– Кажется, ты говорила, что знаешь, как устроен этот мир. Пока не похоже.

Я смыкаю зубы от раздражения и закрываю глаза. Одна моя половина едва может удержаться от колкого замечания в ответ, другая же рада, что я не расстроила и не оскорбила хозяина. Злая на необходимость бороться с самой собой, я поднимаюсь и отправляюсь на поиски ягод.

Примерно через полчаса, когда я возвращаюсь к костру, на нем уже жарится кролик. Не знаю, как и когда маг успел его поймать, но рот наполняется слюной, и я буквально готова кинуться на похитителя и заключить в благодарные объятия.

Мы делим пополам ягоды и дожидаемся готовности мяса. Интересно, как часто маг питается именно так? Живет ли он в лесу и жарит кроликов каждый день, или же у него есть дом со своим огородом и скотом? Вообще, очень необычно видеть изгоя с Камнем Солнца. Если у него есть свет, то может быть и нормальная жизнь.

– Куда мы идем? – осмеливаюсь спросить я и замираю в ожидании ответа.

– В мою деревню, – просто отвечает похититель, хоть и не без некоторого недовольства.

В деревню. Значит, у него все же есть деревня. Он не изгой.

– Но зачем тебе я?

– Тебя это совсем не должно волновать. От этого знания ничего не изменится.

Он прав, но я все равно не могу не интересоваться. Какой бы ни была причина, она изменила всю мою жизнь.

Пока мы едим, я наблюдаю за похитителем. У него темные, перепачканные волосы, спутанные и неухоженные, отрастающая борода, худощавое, хоть и сильное тело. Тонкий рот, грозный взгляд. Я стараюсь, но не могу определить его возраст. Где-то под этими зарослями из волос и неприступностью находится человек, но рассмотреть его не получается. Иногда кажется, что ему далеко за тридцать – на всех движениях лежит тень тяжелого жизненного опыта, а иногда, когда он поднимает глаза, что-то говорит мне, что ему едва ли за двадцать. По одежде можно сказать лишь то, что он провел неделю в лесу – рассмотреть, чем когда-то были эти грязные лохмотья, совершенно невозможно. Так что похититель остается для меня полной загадкой.

Моя одежда выглядит ничуть не лучше, чем его. Подол белой сорочки изорвался и перепачкался, а плед сплошь в засохшей грязи, мелких ветках и паутине. На минуту меня начинает беспокоить недостаток одежды, но потом я вспоминаю о том, что маг не стал бы тащить меня в такую даль ради плотских утех. Кроме того, за все время, что мы идем, он ни разу не посмотрел на меня без неприязни.

Кролик съеден, и мы снова отправляемся в путь – бесконечный и тяжелый. Идем до самого вечера, а когда Камень Солнца снова становится единственным источником света, останавливаемся на ночлег. На этот раз разведение костра занимает чуть больше времени, так как Камень уже не может помочь в полной темноте, но в результате мы все равно устраиваемся у огня и засыпаем.

Мне снится странный сон, который я совершенно не помню наутро, и только необъяснимое смятение спросонья дает понять, что ночью я потерялась в сновидении.

Когда я только засыпала, на пару минут мне удалось мысленно вернуться на луг перед речкой. Я надеялась на то, что хотя бы во сне снова буду в привычном мире, а утром, в первые секунды после сна, смогу ненадолго забыть этот кошмар. Но нет. Первое, что проскальзывает в мой разум, – вовсе не картинки прошлого, проявившиеся в блаженном забытье, а имя. Простое имя, которое я никогда прежде не встречала. Алтан. Оно врывается в сознание, словно колокольный звон, отчего я резко раскрываю глаза и принимаюсь вспоминать, где его слышала. Мог ли Арагон упоминать его, говоря о своих врагах?

Я сажусь и всматриваюсь в небо. Сегодня оно еще более облачное, чем вчера, а изо рта вырывается пар. Холодно. Такая погода свойственна осени, но сейчас июль. Я знаю, как устроен мир, но знать и испытывать – вещи разные. Неужели я больше никогда не увижу солнца?

– Алтан, – произношу я, снова пытаясь вспомнить, откуда знаю имя. Оно кажется таким странным, – Алтан…

– Что? – сонно произносит похититель, и я вздрагиваю. Он разлепляет глаза и вопросительно смотрит на меня, а я все еще не могу побороть изумление. Я угадала его имя? Просто так, ни с того ни с сего? Вчера совершенно не помнила врагов Арагона, а сегодня осознала, как зовут именно того, который меня похитил?

– Долго нам еще идти? – спрашиваю я, решив воспользоваться случаем, но он не отвечает. Лишь снова бросает на меня грозный взгляд и поднимается. Алтан укладывает плед, на котором лежал, в сумку, перекидывает ее через плечо и, махнув мне головой, направляется дальше. Я нехотя следую за ним.

Через несколько часов ходьбы начинает казаться, что дорога не закончится никогда, что мы будем пробираться через негостеприимный лес до конца наших дней. Но уже после полудня деревья заметно редеют, а потом и вовсе заканчиваются. Мы оказываемся на лугу. Жесткую траву колышет холодный ветер, а издали слышится вой волков. Нет больше стрекота насекомых. Мы будто окунулись в осень. Холодную, неприветливую осень. Мы идем еще около часа перед тем, как подходим к реке. Ее бурные потоки куда-то торопятся, и хочется, чтобы они забрали меня с собой – подальше от этой серости.

Перейти речку можно только вброд, и я вынужденно ступаю в ледяную воду. Алтан уверенно шагает вперед, не замечая быстрого течения, а я все же не удерживаю равновесия и падаю, оказываясь по шею в воде. Холод хищно окутывает тело, и с губ срывается возглас. Мне хочется выругаться, но я только бултыхаюсь, изо всех сил стараясь встать, и продолжаю издавать нечленораздельные звуки.

Алтан подходит ко мне и, ворча, вытягивает на берег.

– Ну и неумеха! Даже речку перейти не способна! – восклицает он, роясь в сумке, а я только беспомощно смотрю на него, стуча зубами и кутаясь в мокрый плед. – Как тебя зовут-то, чудо?

– Дариана, – запинаясь, произношу я. Мне ужасно холодно и становится страшно. Весь ужас моего положения нахлынул вместе с волной бурной реки, и я больше не могу унять сильную дрожь.

Похититель забирает у меня плед, и я остаюсь в промокшей до нитки и прилипшей к телу ночной сорочке, отчего сразу прикрываю руками грудь и сажусь, сжимаясь в комочек. Стыд и неловкость въедаются в сознание, словно назойливые насекомые. Алтан накрывает меня другим, сухим пледом, который достал из сумки, а мокрый, предварительно выжав, туда убирает.

– Идем! – велит он, поднимая меня, и я снова направляюсь следом, продолжая дрожать. Теперь у меня мерзнут ноги и голова. Холодный воздух касается намокших волос, заключая в леденящие объятия, пальцы на ногах деревенеют, а зубы стучат. Но я упрямо иду.

Мы минуем еще один лес, на этот раз узкий и не такой густой, после чего оказываемся на лугу, с которого открывается вид на скалистые горы. На вершинах виднеется снег, и я сильнее кутаюсь в покрывало. В моей деревне снег можно увидеть разве только зимой, и то он обычно не задерживается надолго. Тут же он спокойно лежит в середине июля, что, в общем, совершенно не должно удивлять в такой холод.

Но на горы мы, к счастью, не взбираемся – через несколько шагов взгляду открывается деревня, заботливо окаймленная с двух сторон хребтом. Холодное, серое, тихое поселение, словно замерзшее во времени. Посреди него, как и в моем, расположена башня. Заметно ниже, чем наша, но зато шире и с окнами. Вокруг нее деревянные домики, из труб которых вырывается дым. Среди немногочисленных жителей на улице – кузнецы, продавцы и охотники. Все заняты работой, включая женщин и детей. Чуть поодаль пасется скот, а на окраине поселения видны небольшие огородики. Кажется, эта деревня мало чем отличалась бы от других, если бы не некое уныние, витающее в воздухе. Создается ощущение, что здесь никто не счастлив. Никто не смеется, не играет на инструментах. Дети не резвятся. Даже птицы не летают. Лишь парочка ворон обосновалась на крышах домов.

– Добро пожаловать в твой новый дом, – говорит Алтан и, бесцеремонно взяв меня под локоть, направляется в сторону башни. Жители оборачиваются на нас, и я впервые замечаю на их лицах улыбки. Они рады, что их маг вернулся. Будь он хоть трижды никудышным.

Почему они живут здесь? Что их держит? Деревни всегда готовы принять новых жителей, а выбирать столь холодное и неприветливое место как минимум странно. Была бы моя воля, я бы здесь и дня не провела.

Но моей воли нет.

Люди продолжают приветствовать лидера. Кто-то улыбается, кто-то кивает, кто-то похлопывает по плечу. Некоторые даже кланяются, и меня одолевает странная смесь отвращения и восхищения.

Мы проходим в Башню и поднимаемся по лестнице. Здесь она не винтовая, а обычная и ведет на несколько этажей. На первом – вход и дверь, за которой видна кухня, на втором – просторный зал с длинным столом, вдоль которого стоят скамьи, на третьем – спальни. Мы заходим в одну из них. Комната на удивление светлая, с большим камином, мягким креслом, широкой кроватью, письменным столом и шкафом. У окна – широкий подоконник, заваленный покрывалами и подушками, а на полу – мягкий ковер из шкуры животного.

– Жди здесь, – командует Алтан и уходит выше по лестнице.

Я остаюсь. Не осмеливаясь даже сесть куда-нибудь, я прохожу по комнате и осматриваю ее. Здесь уютно. Камин не горит, но воздух теплый и вкусно пахнет странной смесью кожи, бумаги и булочек.

Не успеваю я подойти к окну, как дверь раскрывается, и в комнату заходит женщина лет сорока. Она одета как служанка, но взгляд у нее хозяйский. Осмотрев меня с ног до головы, незнакомка произносит:

– Я Зулея. А тебя как звать?

– Дариана, – отвечаю я, на что женщина строго кивает.

– Надо тебя помыть и привести в порядок. Знала я, что ты будешь грязной, как свинья, но уж не думала, что еще и мокрой!

– Вы меня ждали? – удивляюсь я.

– А как же! Тебя вся деревня ждала, – довольно отвечает Зулея, и я ежусь от ее улыбки. Есть в ней что-то зловещее, словно все жители много лет ждали шанса расквитаться со мной.

– Но почему? Я же… – мне хочется сказать «никто», но ведь это полнейшая глупость. Я невеста мага, и это единственная причина, по которой меня могли привести сюда. – Что вашему магу нужно от меня?

– А это уж он сам решит. Главное он уже сделал.

Зулея отводит меня в соседнюю комнату, наполняет ванну горячей водой и приносит чистую одежду, после чего оставляет одну. Дверь не заперта, стражи нет – мне ничто не мешает сбежать, прикрыв лицо, но я не могу этого сделать. Разум кричит, что нужно, а чувства диктуют, что нельзя. Только при мысли об этом внутри просыпается такая боль, словно меня отрывают от самого дорогого в мире человека.

А я этого человека даже не знаю. Какая жестокая шутка.

После мытья я останавливаюсь у зеркала и всматриваюсь в отражение. Кто знает, что будет со мной теперь. Кем я стану, что буду делать. Я уже не принадлежу себе. Все, что у меня осталось, – это бесполезный голос разума. Я больше не знаю эту девушку, что смотрит на меня растерянным взглядом. Даже одежда на мне теперь не моя – длинное сиреневое платье с квадратным вырезом, такого же цвета лента в косу и чистые туфли на небольшом каблуке. Нижнего белья принесли больше, чем я когда-либо надевала, но его необходимость становится понятна, как только я выхожу на улицу – холодный ветер нещадно проникает в любые доступные места. Делать пока нечего, поэтому я просто осматриваюсь и замечаю небольшую конюшню по правую руку от выхода. Внутри сухо, пахнет сеном и навозом. Знакомые, естественные запахи. Лошади беспечно помахивают хвостами и почти не реагируют на мой приход. Простота животных успокаивает – они не могут быть жестокими или хитрыми, им не свойственна мысль об отмщении или издевательстве. Здесь они точно такие же, как и в нашей деревне – простые слуги человека. Как и я.

– Арагон тебя очень любит? – раздается голос над ухом, и я вздрагиваю. Рядом стоит Алтан, но мне требуется несколько мгновений, чтобы узнать его: волосы собраны в короткий хвост, лицо гладко выбрито, а одежда чистая и опрятная, пусть и простая. Черты лица у него, оказывается, довольно мягкие, хоть и мужественные. Ничего общего с тем дикарем, которым Алтан впервые предстал передо мной.

Мне хочется съязвить в ответ, но его вид выбивает из колеи, и разум снова проигрывает.

– Я не знаю, – пожимаю плечами в ответ.

– Говорят, что любит. Он поедет за тобой?

– Кто говорит?

– Он расстроится, что у него забрали последнего близкого человека?

– Зачем быть таким жестоким? – изумляюсь я, но вместо упрека в голосе звучит волнение.

– Потому что мы враги, – серьезно отвечает Алтан, и в сердце проскальзывает что-то новое и поистине ужасающее. Враг моего хозяина – мой враг, разве не так? Неужели эти оковы сделают меня неприятелем любимому человеку? Да и могу ли я все еще назвать Арагона любимым?

– И какая роль отведена во всем этом мне? – спрашиваю я, и Алтан задумывается. Он внимательно смотрит на меня, и сердце стучит все быстрее и быстрее. Давай уже, решай мою судьбу…

– Роль орудия, – отвечает он, и все внутри опускается. Чего я и боялась. – Ты готовить умеешь?

Столь резкая смена темы не сразу позволяет понять, о чем он говорит, и я просто смотрю на Алтана во все глаза.

– Пойди помоги Зулее на кухне.

Мне не остается ничего, кроме как послушаться, и я возвращаюсь в Башню.

Просторная кухня заполнена запахами. Кажется, это единственное место, хоть отдаленно напоминающее мою деревню. Живое. Но уныние царит и здесь. Еды на огромном столе совсем немного. Нет ни фруктов, ни овощей: лишь мясо и какой-то корнеплод, который Зулея раздраженно нарезает большим ножом и скидывает в миску.

– Пришла помочь? – спрашивает она, убирая выбившуюся прядку со лба. Я киваю. – Тогда иди сюда, не стой там. На, почисти это.

Зулея всучивает мне корнеплод и нож, и я остаюсь наедине с чем-то, чему не знаю даже названия. Глаза вновь начинают с надеждой искать что-нибудь знакомое. На подносе у окна остывают булочки, с потолка свисают сухие грибы и травы, в углу стоят высокие кувшины с напитками, а на столе, подвергаясь жестокому обращению Зулеи, лежит мясо. Больше нет ничего. Неужели их деревня настолько бедна, что в середине лета на столе у мага лишь кусок мяса и булочки?

– Чего ты ждешь? – недовольно спрашивает Зулея, и я принимаюсь чистить корнеплод. Он жесткий и почти без запаха. На вкус, кажется, будет горьким, что никак не вызывает аппетита.

– Это и есть ужин? – не выдерживаю я, и Зулея бросает на меня надменный взгляд.

– А чего ты ждала? В таком климате почти ничего не растет. Хочешь ягод – можешь прогуляться до края ореола – это примерно полдня пути. Все будут тебе благодарны. Мы тоже за ними ходим, но у нас есть и другие занятия, кроме как гулять по лесу семь дней в неделю.

– Но хлеб же у вас есть, – я замечаю, что ничего не мешает мне спорить с этой заносчивой служанкой, и упиваюсь возможностью. К ней я не прикована, и ее чувства никак не должны меня волновать. Какое счастье, что хотя бы здесь я могу быть самой собой!

– Мы закупаем его у торговцев из других деревень и используем в особых случаях. Сегодня как раз такой. Алтан вернулся и привел спесивую избалованную девчонку, – раздраженно замечает Зулея, и я задумываюсь о причине подобного отношения.

– Вот видишь, благодаря мне сегодня у вас будет хлеб, – парирую я и расплываюсь в язвительной улыбке. Мне хочется выместить всю злость на этой женщине, но я не решаюсь заводить врага в первый же день на новом месте. Это было бы крайне глупо.

Я чищу корнеплоды, режу их и отправляю вариться в котел, висящий над огнем. Зулея заканчивает с мясом, и вскоре мы идем накрывать на стол. Мы зажигаем факелы на втором этаже, расставляем приборы и приносим еду. По количеству бокалов я понимаю, что на ужине будет более двадцати человек, но у меня нет никакого желания знать, кто они. Мне хочется забиться в угол и горевать о своей судьбе.

Но вечер неумолимо приближается. Смеркается. В деревне зажигаются факелы, но она все равно остается такой же серой, как и при блеклом дневном свете. Здесь не оживают звуки и запахи, напротив – все еще больше стихает. Люди прячутся по домам, улица пустеет. Только редкие жители, приглашенные на ужин в Башню, идут по грязной дороге. Начинает моросить дождь. Я посильнее натягиваю рукава и ежусь – температура опускается все больше с каждым часом, но мне все равно не хочется покидать мое укрытие под крышей стойла, ведь рядом никого и у меня есть возможность спокойно наблюдать за прибывающими гостями. Надеюсь, говорить с ними не придется.

Но моему желанию снова не суждено сбыться. Как всегда недовольная, Зулея внезапно возникает передо мной и, уперев руки в боки, велит пойти наверх и переодеться к ужину.

Я захожу все в ту же спальню – отдельную комнату мне не выделили, и это уже начинает изрядно беспокоить. Остается лишь надеяться, что маг не опустится до того, чтобы привести в личные покои любовницу. Кто я такая, чтобы ночевать здесь?

На кресле дожидается одежда: парадное черное платье из плотного дорогого материала и металлические украшения. Мне совсем не хочется все это надевать, но выбора нет – я не смогу противостоять Алтану, если он придет приказать лично.

Платье садится как влитое, но глубина декольте заставляет заволноваться. Я никогда не носила столь откровенные наряды. В платье нет ничего особенного, и я знаю, что многие дамы позволяют себе подобное по особым случаям, чтобы подчеркнуть красоту, но я не понимаю, почему это должна делать я. Чего добивается Алтан? Похвастаться похищенной невестой врага? Конечно… Какая я глупая. Разве можно было подумать, что он не выставит меня напоказ, словно трофей? Колье и диадема давят своей тяжестью, и я вспоминаю о том, сколько раз засматривалась на нечто подобное в лавке, сколько раз мечтала надеть дорогие и красивые вещи. Сейчас они вызывают во мне тошноту, тяготят, словно кандалы.

Я поправляю кружево на платье и заплетаю волосы в свободную косу. Внизу уже слышатся голоса, и сердце подскакивает в груди. Два десятка мужчин, глазеющих на меня, как на кусок мяса. Два десятка пьяных мужчин, находящихся в одной комнате с невестой врага… Все внутри холодеет.

Возможно, стоило бы остаться здесь и дождаться момента, когда меня позовут, но я не хочу злить никого из присутствующих в доме. Собравшись с духом, я спускаюсь. На втором этаже светло, тепло и шумно. Мужчины сидят за длинным столом, громко разговаривая и жадно уплетая приготовленные блюда. Никто из них и не помнит обо мне, но стоит только ступить в комнату, как разговоры тут же смолкают, и тишина обрушивается на меня со всей тяжестью. Несколько секунд я слышу только свое дыхание, но потом Алтан мельком улыбается и подзывает к себе.

– А вот и наша знаменитость. Друзья, позвольте познакомить вас с Дарианой.

Мужчины без стеснения осматривают меня. Чьи-то глаза полны пренебрежения, чьи-то – дерзости, чьи-то – похоти. Я впиваюсь пальцами в юбку, стараясь устоять на ногах и выдержать взгляды.

– Садись сюда, – командует Алтан и, подвинувшись на деревянной скамье, освобождает место рядом с собой. На столе уже стоит предназначенная мне тарелка, но сейчас я сомневаюсь, что смогу съесть даже маленький кусочек.

– Ничего девочка, – бросает кто-то одобрительно, и меня начинает мутить. – Надеюсь, Арагон сильно расстроился.

В его взгляд просачивается жестокость, и остальные гости согласно кивают. Какая мерзость!

– Ну, как тебе у нас, Дариана? – обращается ко мне молодой парень с длинными русыми волосами, и мне хочется запустить в него кувшином. Я не знаю, какого ответа он ждет. Может, не ждет никакого и просто насмехается, понимая, в какой дыре они живут.

Постепенно разговоры возобновляются, и внимание гостей возвращается к еде, отчего я позволяю себе опустить голову и уткнуть взгляд в сцепленные на коленях руки. Слезы жгут глаза, но я не могу расплакаться здесь.

– И что ты планируешь с ней делать? – задает вопрос Алтану один из гостей, и я перестаю дышать.

– Тебе что, во всех подробностях рассказать? – усмехается Алтан, и мужчины заливаются смехом, а меня охватывает смесь отвращения и воодушевления. С одной стороны, от этой гадости просто тошно, с другой же, лишь от мысли о возможной близости с оковавшим меня мерзавцем что-то внутри начинает трепетать. Как же я ненавижу эту реакцию! Руки сжимаются в кулаки, и я изо всех сил борюсь с желанием вскочить со скамьи.

Но ведь физически мне ничего не мешает. Оковы не влияют на возможности – лишь на чувства, а это значит, что дело только в силе воли. Я могу перебороть это.

Но может ли все быть так просто? Тогда что удерживает десятки прикованных к магу в моей деревне? Неужели они смирились? Я бы еще могла понять угрызения совести преступников, но ведь среди окованных есть и жители других деревень. Неужели и им недостает мотивации? Разве они могут быть рады служить врагу?

– В моей деревне есть кто-нибудь из ваших жителей? – вдруг спрашиваю я, и все замолкают. Я подала голос. Диковинный зверек пошевелился, и всем стало интересно.

– Мой брат, – отвечает мужчина, сидящий слева от меня. Высокий, худощавый, с длинными черными волосами, собранными в хвост. – Ему четырнадцать. Было двенадцать, когда его забрали.

– Но я не помню детей среди окованных… – растерянно произношу я. Четырнадцать? Как такое может быть?

– Конечно, их не будут держать на виду, – отвечает собеседник. – Скорее всего, он работает в доме мага.

– Но наверняка ваш брат оказался там не просто так. Он был шпионом? – пытаюсь найти оправдание я. Ребенок среди окованных. Это так дико, что я едва верю. Арагон не мог пойти на такое просто так, должна была быть веская причина.

– Это оправдывает то, что ребенка лишили семьи? – вдруг спрашивает мужчина рядом с Алтаном. Он высокий и большой, но не оттого, что слишком много ест – даже сквозь одежду видны горы мышц. На вид ему около пятидесяти, но он крепок и здоров как прежде. Взгляд его суров, но в то же время излучает некую мудрость, и я понимаю, что не могу презирать его, как остальных. Не знаю почему, но что-то в нем располагает.

– Вы сделали то же самое со мной, – парирую я.

– Но тебе не двенадцать, не так ли? – замечает Алтан с упреком, и этого достаточно, чтобы заставить меня замолчать.

Мужчины продолжают разговоры на малопонятные мне темы, и я обращаю внимание на то, что к сильному мужчине Алтан обращается «Мико», а высокого черноволосого по левую руку от меня называет «Клио». За недолгие полчаса я догадываюсь, что Мико – некто вроде советника мага, а Клио – глава стражи.

Мико принимается перечислять имеющиеся ресурсы, а через некоторое время речь заходит и об оружии, и я вдруг осознаю, что они готовятся к войне. Горло сжимается, и с трудом удается вздохнуть. Ногти впиваются в край деревянного стола.

Моя деревня… Они планируют войну с моей деревней… А я так и буду сидеть и слушать? Кровь приливает к лицу, и я растерянно моргаю, пытаясь сфокусироваться. Все плывет перед глазами и кажется страшным видением.

– Разве не глупо нападать на деревню с населением в несколько раз больше, чем ваше? – вдруг произношу я, к своему удивлению. Голос кажется каким-то чужим и почти неподвластным.

– Никто не будет нападать. Они сами придут. Именно для этого ты здесь, – с ядовитым довольством отвечает Клио, и я вздыхаю, стараясь удержаться на месте. Перед глазами начинает темнеть.

– Наши разведчики хорошо обучены. За последние годы они изучили много новых уловок.

– Откуда знаешь? – настороженно интересуется Клио.

– Мой отец в команде стражей, – словно в тумане, отвечаю я.

– И что за уловки? – обращает на себя мое внимание Алтан. Он смотрит внимательно, выжидающе, и я с ужасом осознаю, что нахожусь на грани раскрытия военных тайн моей родины.

Военное орудие. Так меня назвал Алтан? Неужели это то, чем я в действительности стану? Неужели выдам секреты нашему врагу? Есть ли у меня выбор?

______________________________________

1 Столп – 1.5 км

2 Привал – 15км

Глава 3. Новая жизнь

Нет. Вот ответ на мой вопрос. Я быстро осознаю, что выбора у меня нет. Под напором взгляда Алтана, будто завороженная, я спокойно рассказываю все, что знаю о силах наших стражей.

Когда я прекращаю говорить, тело пробирает дрожь, а маг снова переводит внимание на товарищей. Они принимаются обсуждать новую стратегию: решают подготовить больше ловушек и немного изменить тактику. Я же слушаю все это, вцепившись в край скамьи и наблюдая за плывущими перед глазами изображениями.

Что я только что наделала? Где же сила воли, на которую уповала? Один взгляд – и вот я уже, словно в бреду, выдаю все секреты. Что теперь будет? Усугубила ли я положение своей деревни в предстоящей войне или помогла отложить схватку? Могу ли вообще сделать хоть что-нибудь, чтобы помешать Алтану?

Судя по тому, как спокойно мужчины обсуждают при мне планы, они совершенно не волнуются о том, что я могу как-то навредить их осуществлению. Однако я все равно приказываю себе во что бы то ни стало постараться оповестить Арагона об опасности и помешать началу войны.

Через некоторое время, все еще погруженная в раздумья, я наливаю себе напиток из кувшина и делаю глоток. К удивлению, это не алкоголь. В стакане у меня обычный компот из сухофруктов.

– Что, красавица, не нравится наше питье? – говорит заносчивый молодой парень, заметив мое изумление, и на этот раз мне даже не хочется язвить в ответ.

– Думала, оно будет алкогольным.

– Скажи спасибо своему жениху, – расплывается в улыбке собеседник, и кто-то окликает его: «Перси».

– Алкоголь ослабляет концентрацию, – поясняет Клио, – а мы не можем себе этого позволить. Пьяного человека намного проще подчинить.

– Или можно просто сделать это, когда тот спит, – саркастично замечаю я. – Этим вы тоже не гнушаетесь.

– Нет, – придвигается он ближе и произносит, словно обещание: – Ты тоже скоро перестанешь гнушаться многими вещами, дорогая.

Вскоре после наступления девяти часов вечера гости начинают расходиться. Видимо, в этой деревне ложатся рано. Голоса на улицах стихают, и все вокруг погружается в непроглядную тьму. Ближе к десяти остается уже совсем мало светлых окон. Мы с Алтаном провожаем последних гостей, пока Зулея убирает со стола, и затем поднимаемся на третий этаж. За этот день я ужасно устала, но сна нет ни в одном глазу. Сердце с каждым шагом бьется все чаще от одной только мысли о том, что, возможно, предстоит мне ночью. Я боюсь спросить, где буду ночевать, и просто следую за Алтаном, когда он говорит:

– У меня нет для тебя отдельной комнаты.

Он заходит в свою спальню и оставляет дверь раскрытой для меня. Я делаю робкий шаг внутрь.

– Тогда где же мне спать?

– Где хочешь, – пожимает плечами Алтан. – Но не за пределами этой комнаты.

Где хочешь? Я окидываю взглядом спальню в поиске потенциальных мест и отмечаю для себя пару вариантов. Значит ли это, что маг не сделает меня своей любовницей? Но тогда зачем мне оставаться здесь?

– Почему? – осмеливаюсь тихо спросить я, но даже этим простым вопросом умудряюсь рассердить Алтана, отчего он отвечает низким, не терпящим пререканий голосом:

– Потому что я так сказал.

– Что, мне тебе стакан воды ночью подавать? – парирую я раздраженно и удивляюсь своей смелости. Или глупости. Я все еще не понимаю длину своих цепей, не знаю, что смогу и что буду вынуждена сделать.

– Если попрошу, и это будет. Если попрошу – все будет, – отвечает он, и я нервно усмехаюсь.

– Но ты же не настолько мерзавец, – я пытаюсь произнести это как утверждение, но выходит скорее вопрос.

– Кто знает?!

– Да. Кто знает, на что способен человек, укравший девушку из дома ее родителей посреди ночи, – парирую я, прямо смотря ему в глаза. Кажется, я нарываюсь. Совсем с ума сошла? Зачем спорю с ним? И почему вообще способна на это? Я задеваю его и тут же невольно делаю шаг назад, словно прячась от опасности.

Алтан окидывает меня взглядом, в котором читается интерес, смешанный с пренебрежением. Возникает ощущение, что, с одной стороны, ему хочется проверить мои границы, но с другой – сама идея нашей беседы вызывает в нем отвращение.

– Ложись спать, – командует маг и идет к кровати. Алтан достает из шкафа вещи и выходит из комнаты. Словно по команде, в спальне появляется Зулея и протягивает ночную сорочку. Служанка все так же холодна. Похоже, в этой деревне я не найду ни одного жителя, который будет относиться ко мне как к человеку.

Быстро переодевшись, я устраиваюсь на широком подоконнике. Он недостаточно длинный, чтобы вытянуть ноги, но альтернативой ему служат еще меньшее кресло и ковер на полу. Поэтому, накрывшись шерстяным пледом, я закрываю глаза и вслушиваюсь в звуки дома. В камине трещит огонь, в коридоре тихо стучат часы. Больше нет ничего. Все словно вымерло или погрузилось в холодный сон. В зимнюю спячку.

Когда Алтан возвращается, я невольно замираю. Мне не хочется обращать на него внимания, но я не выдерживаю и открываю глаза, чтобы взглянуть. Он спокойно снимает покрывало с кровати, складывает и бросает на кресло. В движениях мага сквозит усталость, но я впервые вижу его таким домашним и простым. На нем лишь легкие хлопковые штаны. Грудь оголена, ноги босы. Я всматриваюсь в крепкое тело и невольно отмечаю привлекательность Алтана. Я бы предпочла назвать его уродом, если бы внешность гармонировала с характером. Но нет. Он вполне красивый мужчина. Черты лица, тело, даже движения – все излучает силу, уверенность и некую замкнутость. А его глаза слишком пронзительны, чтобы оставаться незаметными. Улыбка может осветить их, ненадолго растапливая лед, и тогда Алтан будто молодеет на несколько лет. В памяти настойчиво всплывают образы, и я зажмуриваюсь, пытаясь выдавить их из разума.

Но выбросить Алтана из головы не получается. Я ловлю каждое его движение, каждый вздох. Я не могу даже расслабиться рядом с ним, не могу перевести внимание на что-то иное. Это как заноза, которую невозможно вытащить. Зачем он сделал это со мной? Зачем лишил свободы?

– Ты отнял у меня мою жизнь, – говорю я шепотом, который вырывается в ночи похожим на шипение. – Мою семью, мое будущее. Хочу, чтобы ты помнил об этом.

– Да. И дал тебе другое. Ты все еще жива. И мешаешь мне спать.

Ха, интересно. Насколько я смогу подпортить ему жизнь? Мысль о простой возможности чего-то подобного убаюкивает, и я наконец погружаюсь в столь нужный сон.

Мне снова снится то, что я не запоминаю. Что-то яркое, важное. Такое, что оставляет после себя невероятное чувство, не проходящее несколько часов. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить хоть кусочек сна, но ощущаю себя человеком, ищущим стеклышко в океане. Ответ ускользает от меня.

Просыпаются в деревне тоже рано. С самым рассветом. Мужчины делятся на три группы: первая уходит куда-то в горы, вторая идет в лес, а третья остается в деревне. Женщины делятся на две: тех, кто здесь, и тех, кто там. «Там» – это на огромном поле кустов папруса – жесткого колючего растения, цветы которого размягчают и пускают на пряжу. Я никогда прежде не видела, как он растет, но знаю, что из него получается необычно прочная одежда, используемая многими стражами. Пробить ее даже ножом бывает непросто, потому материал очень ценен. В дополнение к этому, изготавливать одежду из папруса невероятно сложно. Именно в этом я могу убедиться благодаря тому, что присоединяюсь к собирающим его цветы женщинам.

С самого утра около тридцати жительниц отправляются на поле, расположенное в нескольких столпах от деревни. Мы берем с собой еду, сумки и идем не один час, огибая горы. В конце пути взбираемся на высокий холм и, пробравшись через нагромождение камней, оказываемся у цели. Кусты папруса низенькие, с жесткими темно-фиолетовыми листьями и длинными колючками. Его серые цветы едва ли мягче ствола, но нам нужно вытащить их из кокона чашелистиков, не повредив ветку, так как упрямое растение очень плохо переносит любые раны. Оборвав, мы сбрасываем цветы в сумки, куда они падают, словно камни. Довольно скоро их вес начинает тяготить, и мне приходится оставить сумку у подножия куста. Растут папрусы так плотно, что между ними едва ли видно землю, и чтобы подступиться к очередному кусту, каждый раз приходится как можно аккуратнее протискиваться между колючими ветвями. Несмотря на одежду из плотной ткани, я уже исцарапала все ноги и руки.

Через несколько часов, кажущихся вечностью, мы устраиваемся у обрыва и едим холодный обед. Труд разгорячил тело, но ледяной ветер все равно пронизывает до костей. Я сижу, кутаясь в плед, и задумчиво смотрю на открывающиеся передо мной горы. Мысли снова возвращаются к Алтану. Мне становится интересно, чем он занимается, и ужасно хочется высказать ему все, что думаю о трудовых буднях в этой злосчастной деревне. Скорей бы закончилась эта каторга и я смогла выплеснуть на него всю благодарность за мою новую жизнь!

– Ты Дариана, да? – вдруг обращается ко мне молодая девушка. Она тоже невысокого роста, хрупкая и довольно слабая на вид. Но я видела, с каким упорством она собирала цветы. – Я Пиа.

Меня удивляет, что кто-то заговорил со мной без презрения, и я не могу упустить возможность нормально пообщаться.

– И часто вы отправляетесь в такие походы?

Пиа усмехается, но по-доброму, чем сразу располагает к себе. Кажется, что она разделяет мое недовольство.

– Папрус цветет раз в сезон, не считая зимы, конечно. Мы ходим сюда собирать урожай, а потом занимаемся изготовлением одежды. Товары из папруса – один из основных источников дохода нашей деревни.

– А другие?

– Ты думаешь, нам сложно? Мужчины ходят в шахту добывать железо. Поверь мне, любой из них был бы рад поменяться с тобой местами.

– Но, если все так плохо, зачем терпеть? – задаю я вопрос, интересующий меня с первой минуты в этой деревне. – Почему бы не уйти?

Во взгляде Пии скользит легкое недоумение:

– Здесь наш дом.

Вот так просто, но удивительно искренне.

– Здесь наша история, воспоминания, могилы родственников. Разве так легко покинуть родные края?

– Зимой здесь, наверное, совсем плохо?

– Зимой тяжело, – вздыхает и медленно кивает Пиа. – Прошлая далась особенно трудно. Мы еле пережили ее, честно говоря. Потому в этом году готовимся заранее.

Меня удивляет оптимизм Пии. Не знаю, откуда он берется в этом унылом месте, но новая знакомая излучает невероятный свет. Несмотря на то, что Пие уже лет семнадцать, ей по-прежнему присуща невинность ребенка. Она умеет радоваться мелочам и видеть хорошее даже в самых тяжелых вещах. Это не может не восхищать. Я лишь надеюсь, что жизнь не будет к ней слишком сурова и не убьет эту надежду реальностью.

После обеда мы продолжаем сбор папруса. Несмотря на тяжкий труд, никто не жалуется, мне же постоянно хочется все бросить. Но нет и беспечных разговоров; на поле слышны лишь завывания безжалостного ветра.

Интересно, что будет, если я просто прекращу работу? Съедят ли меня эти женщины или забросают цветочками, чей вес едва уступает весу камней? Я решаю не рисковать. К тому же, совсем не хочется разочаровывать единственного человека, который отнесся ко мне хорошо.

Закончив сборы, мы перекидываем тяжелые мешки через плечо и отправляемся обратно в деревню. Уже смеркается, и все вокруг окрашивается в таинственный серый цвет. Небо и днем было затянуто облаками, теперь же видимость становится еще хуже. Мы идем по горному хребту, и многими ростами¹ ниже простирается, словно бескрайнее море, лес. Укутанный в туман, он сливается с горами и небом в одну большую серую бездну, а холодный ветер, будто волна, пытается унести меня в пучину.

Сил становится все меньше. Тяжесть сумки изматывает, руки и ноги болят от многочисленных царапин, но никто, кроме меня, не показывает усталости, потому я тоже иду. Я была лучшей бегуньей в своей деревне: сильной, здоровой, выносливой, и усталость заставляет меня задуматься о местных женщинах. Живи Арагон в этой деревне, я не попала бы и в первую десятку лучших невест. Для того чтобы выносить и родить сильного ребенка, способного выжить здесь, нужно быть не хуже королевы.

Мы возвращаемся в деревню уже после ужина и сбрасываем цветы в огромный чан с теплой водой. Во дворе разжигают костер, и несколько женщин остаются на дежурство: их задача – поддерживать температуру воды в чане, чтобы цветы начали размягчаться. Меня, к счастью, отпускают, и я прокрадываюсь на кухню Башни в надежде найти остатки еды. Я осматриваю все доступные места, но не нахожу ничего, кроме пары яблок. Съев их и запив остатками компота, я поднимаюсь наверх.

Все тело ломит от усталости, и мне не хочется ничего, кроме как завалиться на свой подоконник и забыться сном. Дверь в ванную закрыта. Скорее всего, там Алтан, поэтому я решаю промыть раны, воспользовавшись кувшином и миской в спальне. Я переодеваюсь в ночную сорочку, с удовлетворением откидывая измазанное в грязи платье и макаю в воду платок. Ноги исполосованы длинными тонкими царапинами, и я морщусь каждый раз, как вода попадает на рану. Никогда в жизни я не была в таком состоянии. Никогда мое тело не было так измучено, и у меня даже нет надежды на то, что завтра будет лучше. От этого хочется плакать. Что еще жители приготовят для своей любимой гостьи? Отправят в шахту помогать мужчинам?

Я уже почти закончила с ранами на ногах, когда в комнату заходит Алтан, и я тут же напрягаюсь. На нем лишь хлопковые штаны и рубашка, и в таком виде он кажется вполне безобидным. Маг бросает на меня быстрый взгляд и произносит:

– На кухне в шкафчике есть заживляющий раствор.

Я накидываю плед и спускаюсь на кухню. После того как я промыла раны, они начали ныть сильнее, и теперь ноги немеют от боли и усталости. Обыскав все шкафчики, я нахожу нужную склянку, но содержимого в ней осталось так мало, что едва хватит на пару царапин.

Ну конечно! Чего еще можно было ждать в этот великолепный день?! В этой великолепной деревне, где все и всё против меня?!

Я опрокидываю пузырек и выливаю содержимое на платок. Жидкость медленно стекает по стенке и образует небольшое маслянистое пятно. Этого мне ни за что не хватит. Слезы начинают жечь глаза, а тело – трястись. Как же я ненавижу свою новую жизнь…

Я даже не знаю, смеяться мне или плакать, и только изо всех сил кидаю пузырек в стену, выплескивая боль. Он разлетается на мелкие осколки, обрушивая шум на тихий дом, и я начинаю истерично смеяться. Бить пузырьки – вот и все, что я могу сделать. Я закрываю лицо руками и медленно оседаю на пол.

– Тебе не кажется, что уничтожать посуду – не самая лучшая благодарность за совет? – вдруг звучит суровый голос Алтана. Он стоит в дверях прямо напротив, всего в нескольких шагах от меня, и смотрит на разбитый флакон. В темноте лицо видно не так хорошо, но мне кажется, что я знаю каждую его эмоцию. Он снова зол и разочарован мной. Хотя, куда уж больше? Разочаровываться можно, когда ждешь чего-то хорошего, а Алтан никогда даже не смотрел на меня как на человека.

– Да, я так благодарна за свою новую жизнь, – протягиваю я. – Так благодарна за раны на руках и ногах! За измученное тело, за голод. За то, что заболеваю от вечного холода. За то, что все меня презирают! За то, что ты забрал меня из семьи… Я так благодарна, что готова крушить все, что попадется под руку.

– Конечно, манеры – это не твое, – сжимает зубы Алтан, и его злость придает мне сил.

– Манеры? – Я поднимаюсь с пола и разъяренно всматриваюсь в его глаза. Все внутри тут же вздрагивает, но я не собираюсь поддаваться этому мерзкому искусственному чувству. – Манеры? Ты ждешь от меня манер в благодарность за то, что привез в эту дыру и сделал своей собачонкой?

– Не заставляй меня пожалеть о том, что дал тебе такую свободу, – протягивает практически с шипением Алтан.

– Свободу? – Он издевается? О какой свободе речь? – О, да, свободу пойти убиться на той горе!

Я выкрикиваю последнее предложение, и Алтан вдруг подлетает ко мне, словно сорвавшись с цепи. Маг хватает меня за плечи так, что воздух вылетает из легких, и дергает на себя, прожигая пылающим взглядом.

– Ты думаешь, это плохо? Бедная принцесса, которую заставили пойти поработать! Добро пожаловать в реальную жизнь! Не все деревни процветают, как твоя! И твое высокомерие начинает изрядно выводить из себя! Хочешь узнать, что такое плохо? Подожди, я тебе покажу!

– Конечно, покажешь! Ведь для этого ты меня сюда и притащил! Чтобы мучить! Тебе кажется несправедливым, что твои соседи живут лучше, и ты решил подпортить им жизнь! Завистливый ублюдок! – я выпаливаю слова, словно бросаю ножи, даже несмотря на то, что все внутри меня кричит заткнуться. Я борюсь с оковами изо всех сил, игнорируя тот громкий голос. Я должна сражаться, если могу. Я обязана освободиться от Алтана, пока он не сделал меня врагом Арагону и всей моей деревне.

Алтан сжимает мою руку так, что становится больно, но я не подаю вида. Кажется, он всем сердцем ненавидит меня, и что-то внутри разрывается от этой мысли, но я упрямо смотрю ему в глаза. И вдруг взгляд Алтана меняется, и в нем появляется насмешка.

– Ты думаешь, что сможешь противостоять мне? Думаешь, что тебе поможет упрямство? Ты только усугубляешь свое положение.

– Я тебя не боюсь.

Что он сделает, если я буду дерзить ему?!

Многое… Он многое может сделать, – отвечаю я на свой вопрос и вдруг понимаю, что рою себе яму. Я бросаю ему вызов? Когда я стала такой дурой? Я никогда даже не спорила с любящим меня Арагоном, но готова дерзить человеку, который с легкостью разрушил мою жизнь?

– Ну и дура.

Да. Он прав.

– Думаешь, сможешь пойти против меня? Разорвать оковы?

Алтан улыбается уголком губ и вдруг притягивает меня к себе. Дыхание сбивается, и сердце еще больше ускоряет стук, словно норовя сбежать от неразумной хозяйки. Я снова ловлю его взгляд – бездонный, загадочный, теплый, холодный, грозовой, словно тучи. Снова теряюсь в нем, будто в буре… И вдруг, ни с того ни с сего, отчетливо слышу внутренний голос: «Я сделаю все ради него». И в тот момент мне даже не страшно. Я лишь хочу быть ближе, быть рядом. Снова, как мотылек, лечу на огонь. Алтан наклоняется ко мне, и я перестаю дышать. Его губы касаются моей щеки, и все внутри вздрагивает и воспламеняется. Тело предательски тянется к нему, а он опускается к моей шее – я чувствую по его дыханию, – но замирает. Пару секунд мы так и стоим в жестоком ожидании, ловя дыхания друг друга. А потом он отдаляется и отпускает меня.

Я остаюсь стоять в полной растерянности.

Алтан бросает на меня последний удовлетворенный взгляд, словно твердящий: «Ну что я тебе говорил?!» – и, произнеся: «Убери тут», покидает кухню.

Он хотел показать мне, что значит «трудно». Хотел показать мое место. Заявить, что я не смогу освободиться от него. Что каждая попытка будет причинять нестерпимую муку. Что каждый раз это будет борьба с самой собой. Хотел спросить: «Насколько тебя хватит? Что ты готова выдержать?». И я задаю все эти вопросы самой себе. Каждый раз, пытаясь противостоять ему, я буду встречать отпор своего тела и чувств. Каждый раз буду бороться с силой оков, разрываясь между ложным и настоящим. И будет ли конец у этой пытки? Выдержу ли я? Во что превратит меня эта борьба?

______________________________________

1 Рост – 1.5 м

Глава 4. Воины

Я просыпаюсь все с тем же раздражающим ощущением после неизвестного сна. Похоже, теперь я прикована к нему так же, как и к мерзавцу, что похитил меня. Не знаю, связано ли одно с другим, но отделаться от этого странного сновидения не получается. Кроме того, все тело ломит. Я заболела. Впервые за много лет! Руки сжимаются в кулаки, и я шмыгаю носом. Прекрасно! Мое здоровье уж точно не станет никого волновать в этом злополучном месте. Мысли о маминой заботе проскальзывают в голову, но я тут же откидываю их, не желая впадать в еще большее уныние. Если я раскисну совсем, то собраться уже не смогу.

Я поворачиваюсь, кутаясь в одеяло, и перевожу взгляд на Алтана. Он уже встал, оделся (вовсе не стараясь не шуметь, пока это делал) и теперь, причесываясь, стоит перед высоким зеркалом. Его волосы небрежно спадают на лицо, но маг не оставляет их на воле: так же, как и меня, он связывает их, предотвращая любую возможность выбраться. На лице его, как обычно, строгость. Алтан стоит прямо, как страж, и неприступно, как скала. Ему не перед кем красоваться, отчего я задаюсь вопросом, всегда ли он такой или просто старается внушить себе что-то перед зеркалом. Сухой, суровый, властный. Он такой же жесткий и холодный, как и это место.

У меня дома по утрам светило солнце. Я просыпалась под щебет птиц, лицо щекотал влетающий в окно ветерок. В моей деревне хотелось улыбаться. Хотелось бегать по полям, собирая цветы, или играть с детьми, смеясь и дурачась. Хотелось сидеть у реки, подставив лицо солнцу и вдыхая запах травы. Там почти никому не приходилось быть столь сдержанным или суровым. Люди были дружелюбны, счастливы. Здесь нет ничего подобного. За окном, как всегда, пасмурно. Природа сера, ветер холоден, вода ледяна. Ничто не взывает к улыбкам и приятному времяпрепровождению. Все склоняет к унынию. Неудивительно, что люди здесь жестоки.

Когда я спускаюсь к завтраку, кутаясь в плед и утирая нос платком, Алтана уже нет. Зулея осуждающе смотрит на меня, но я делаю вид, что не замечаю, и наливаю себе компот. Я не помогла ей накрыть на стол и оставила хозяина без второй прислуги. От такой дерзости он, видимо, еще долго будет приходить в себя. А я и рада. Странно, но это ощущается маленькой победой.

– Ты сегодня несешь обед в шахты, так что не задерживайся в амбаре, – говорит служанка, и на секунду мне кажется, что это шутка. Только вчера я с насмешкой интересовалась, не отправит ли меня Алтан в шахты помогать мужчинам, а сегодня посылают именно туда. Не удивлюсь, если меня оставят там работать, когда я принесу обед.

– Я понятия не имею, где они находятся, так что не думаю, что это самая хорошая идея, если ты, конечно, не хочешь, чтобы ваши мужчины получили обед через пару дней, – с колкой улыбочкой замечаю я. Голова начинает болеть от простуды, и настроение портится с каждой секундой все больше. Еще мне не хватает идти непонятно куда в такую погоду!

– Ты пойдешь не одна, не волнуйся.

– Тогда зачем я вообще нужна?

Ее просьба все еще кажется дикой, и я намерена сделать все, чтобы не выполнять это нелепое поручение. В конце концов, я ничего не должна Зулее. Она не имеет права приказывать мне, у нее нет надо мной власти.

– Потому что пять человек не могут унести обед для сорока мужчин? – с недоумением предполагает Зулея. Кажется, я вижу, как сжимаются ее зубы. Вероятно, будь у нее возможность, она бы стукнула меня по голове висящей на стене чугунной сковородой. Но ей нельзя, и меня это радует.

– Думаю, маг уж точно не останется без обеда, а до остальных мне нет никакого дела, – откровенно признаю я. – К тому же, разве о нем не могут позаботиться другие окованные?

– Какие другие? – морщится служанка. – Кроме тебя, никого нет.

В самом деле? На несколько секунд я теряюсь настолько, что забываю даже закрыть рот. Я единственная окованная Алтана? Видя его деспотичный характер, поверить в это почти невозможно. За что же мне выпала такая «честь»?

Так и не решив, что ответить, я просто разворачиваюсь и с важным видом покидаю кухню. Известно, что в амбаре меня тоже ждет работа, но я лучше пойду туда, чем останусь с этой змеей.

Вымоченный и размякший за ночь папрус уже готов к следующей стадии. Цветы лежат по всему полу, оставляя только небольшие островки для перемещения, занимают все столы и кадки. Семеро женщин сидят в самых разных местах, расслаивая белые цветы и создавая волокна для пряжи. Пии среди них нет, и настроение ухудшается еще больше.

Одна из женщин – лет тридцати, с темными, убранными в небрежный пучок волосами – подзывает меня и велит сесть на пол рядом. Она всучивает мне горсть цветов и показывает, что нужно делать. В моей деревне тоже пряли. Более того, это было одним из основных занятий мамы, отчего это место впервые напоминает дом. Я никогда не работала с папрусом (его добыча слишком сложна, а выращивание невозможно в теплом климате), но вообще пряла и раньше. Особое тепло мне приносят воспоминания о вечерах, проведенных с мамой у камина. Именно за пряжей мы делились сокровенными мечтами и рассказывали самые занимательные истории.

Но о своем умении я никому не говорю; лишь продолжаю расслаивать непослушные цветки. Моей наставнице хватает и неумелой работы. Она лишь изредка поглядывает на результаты и недовольно поводит головой, но, очевидно, не ожидает ничего иного от такой «принцессы», как я.

Со мной никто не разговаривает, но между собой женщины все же ведут беседу. В теплом амбаре, рассевшись на полу и занимаясь одним делом, они впервые кажутся мне обычными людьми, сплоченными и дружелюбными друг с другом. Они обсуждают мужей и детей, шутят на непонятные мне темы, и на несколько минут я даже забываю о своей ненависти.

– Как твой проказник, Мари? – обращаются к моей наставнице, и она тяжело вздыхает.

– Если сегодня смогу удержать его дома, то будет уже лучше. Напоила его успокаивающим чаем; надеюсь, поможет.

Седовласая женщина рядом усмехается и понимающе кивает.

– Мой старший был таким же. Ни секунды не сидел без дела. Вечно бегал за отцом.

– Твой рос в другое время, Ведалия. Он не стремился изменить мир, а хотел лишь быть его частью. Мой же вчера сломал себе руку в лесу, а завтра сломает в шахте шею.

– Это война, Мари, – заговаривает высокая худая женщина в углу. – А на войне нужны не трусы, а такие, как твой сын.

Война? Неужели они собираются отправить на завоевание моей деревни даже детей? Что за маг просит подобное? И почему они соглашаются с таким рвением? Я ежусь от жутких картин, которые возникают в голове, и все мысли о несхожести этого места с домом возвращаются с полной силой. Теперь оно кажется еще ужасней.

Беседа продолжается и дальше: женщины говорят о чьей-то свадьбе, обсуждают урожай, делятся рецептами, но я больше не могу окунуться в прежнюю беззаботность и уже почти не слушаю жительниц этой гнусной деревни. Мне все сильнее хочется сбежать.

Ближе к обеду одна из работниц встает и говорит: «Пора в шахту». Пока она покидает амбар, остальные понимающе кивают и возвращаются к своему занятию. Я же твердо решила не идти, хотя и опасаюсь, что Зулея заявится сюда и опозорит меня перед всеми. Но разве их мнение должно меня заботить? Алтан с голоду не умрет. Кто-нибудь непременно принесет ему еду. К тому же он обычно не работает в шахте и наверняка не проведет там много времени. Зачем ему вообще туда идти?

– А ваш маг тоже ходит в шахту? – вырывается у меня. Смогу убедиться в том, что с ним все будет в порядке, и выброшу нелепые приказы Зулеи из головы.

Мари кивает.

– Он везде ходит.

– Значит, и пообедать сможет в другом месте, – замечаю я, убеждаясь в своей правоте.

– Да, если ему кто-нибудь напомнит, – усмехается Мари.

– То есть?

– Когда он ходит в шахту, ему не до еды. Ему вообще не до еды. Мой сын такой же: приходится впихивать в них обед чуть ли ни на ходу.

Отлично! Значит, он останется голодным. Я сжимаю зубы и, закрыв глаза, медленно выдыхаю. Я не буду беспокоиться из-за этого. Пусть хоть помрет с голоду, мне же лучше.

– Ну кто-то же наверняка поделится.

– Он не возьмет.

Ну и пусть не берет. Мне-то что? Его выбор. Я же тоже не буду впихивать в него еду. Не хочет – пусть не ест. Я пытаюсь продолжить занятие, но еле могу удержать себя на месте. Внутри все подскакивает, и я сжимаю одну руку другой, заламывая пальцы. Не пойду я. Пропади пропадом эта связь! Буду сидеть тут и расслаивать цветки, совершенно не заботясь об этом мерзавце.

Я оставлю его голодным. Из-за меня… Из-за меня ему будет хуже. Хоро…шо. Мысли начинают путаться от волнения, и острие совести потихоньку въедается в сердце.

Вечером он придет и снова обвинит меня в негодности. Не смогла даже обед принести… Посмотрит с тем самым разочарованием, скажет, что остался из-за меня голодным.

Я тяжело вздыхаю и подтягиваю к себе колени. Мари обращает на это внимание и хмурится, пытаясь понять, что не так. Как мне сказать ей, что я борюсь с оковами? Разве это не станет для всех бесплатным представлением? Они знатно повеселятся.

– Ты чего? – все же спрашивает Мари, и я прикрываю глаза.

– Меня знобит.

Я поднимаюсь и выхожу из амбара, игнорируя возмущенные окрики. Их все равно не заботит, что я больна. Кажется, даже если буду умирать у них на глазах, эти женщины все равно найдут мне работу, чтобы я не провела без пользы последние часы.

Но это неважно. Пускай. Сейчас меня волнует лишь одно: успеть к группе женщин, что несут обед. Я бегу в Башню за обедом, стараясь не обращать внимания на слякоть под ногами. Утром прошел дождь, и теперь весь подол платья оказывается заляпанным в грязи. Ноги скользят, ветер развевает плащ, голова кружится, но я все равно бегу что есть сил. Если не успею к группе, то никогда не найду шахты самостоятельно.

Когда я вбегаю на кухню, Зулея стоит, уперев руки в боки, и смотрит на готовый и убранный в мешок обед. Она окидывает меня надменным взглядом, но я не реагирую.

– Они уже ушли?

– Конечно, ушли, дуреха. Но ты их нагонишь. Беги по тропинке за Башней в сторону гор, увидишь их.

Я хватаю мешок и выбегаю из Башни. Сердце стучит все громче, а какая-то сила внутри подталкивает, помогая бежать. Я хотела бороться с оковами, но ничего не вышло, и сейчас мне почему-то все равно. Не идя против Алтана, я чувствую себя… правильно. Словно на своем месте, словно так и должно быть. И в данный момент я не способна бороться с этим чувством.

Зулея права: минут через десять я замечаю группу женщин и присоединяюсь к ним. Наконец можно сбавить темп, но вместо облегчения наступает лишь ухудшение самочувствия: ноги подкашиваются, тело начинает дрожать от слабости. Ветер снова безжалостно ударяет, обдавая порывами со всех сторон, и я сильнее закутываюсь в плащ.

С каждой минутой идти все труднее. Болезнь покоряет тело, но я не могу позволить себе сдаться: никто не поможет мне, а упасть в горах, не дойдя до шахт, – и вовсе отвратительный исход событий. Дорога кажется вечностью, но идем мы всего минут сорок, пока на горизонте не появляется вход в шахту. Нас никто не встречает, но женщины уверенно проходят внутрь.

Там темно. Лишь пара факелов и безумно длинная подвесная лестница вниз. Мы спускаемся по очереди, друг за другом, держась только одной рукой, так как другой поддерживаем сумки с обедом. У меня кружится голова, и я цепляюсь за каждую ступеньку, надеясь, что силы не подведут.

Наконец мы достигаем дна и направляемся вперед по шахте. Издали слышатся грохот работ и голоса мужчин. Температура здесь значительно выше, и я радуюсь, что могу наконец согреться. Мы идем несколько минут, пока не достигаем места назначения – еще одной лестницы, сверху и снизу у которой находится по паре десятков шахтеров. Они замечают нас и тут же бросают свое занятие, радуясь принесенному обеду. Я ищу глазами Алтана, но не нахожу. Как же прелестно получится, если его тут нет! Весь этот путь впустую…

Я решаю поискать на нижнем уровне и спускаюсь по лестнице в небольшую пещеру. Алтан сидит рядом с изможденным мужчиной лет шестидесяти и пристально смотрит тому в глаза.

– Ты сможешь, – произносит вкрадчиво маг, – ты доработаешь сегодняшний день, у тебя хватит сил. Ты отдохнешь дома. Сейчас тебе отдыхать совсем не хочется.

Кроме нас троих здесь больше никого нет, и я ошеломленно наблюдаю за процессом. Мужчина еле сидит; кажется, еще немного, и он завалится на землю, но Алтан не позволяет отдохнуть. Он внушает ему – заставляет – трудиться, отдавая последние жизненные силы на благо этой мерзкой деревни.

Так безжалостно…

А я еще думала, что он жесток ко мне. Что лишь моя жизнь ничего не значит, что моя болезнь не воспринимается всерьез. Оказывается, нет. Даже жители его родной деревни – лишь расходный материал.

Детей отправляют на войну, а стариков заставляют работать до последнего вздоха. Омерзение окатывает меня с головой, заставляя сердце стучать, словно гонг, а руки и ноги дрожать. Ненавижу. Я ненавижу это место и этого тирана. И сделаю все, чтобы разорвать эти мерзкие оковы.

Я бросаю сумку с едой на землю и стремительно взбираюсь наверх. Ярость придала сил, и я сбегаю из шахты – жаркой, жестокой и темной – и, лишь выбравшись на улицу, вдыхаю полной грудью. Ветер треплет волосы, и я окидываю взглядом простирающиеся передо мною горы. Мне нужно что-нибудь придумать. Нужно вырваться отсюда.

҉

Остаток дня я провожу в амбаре, молча расслаивая размякшие цветы. Сил нет даже на то, чтобы слушать чужие разговоры, поэтому я просто машинально выполняю работу, стараясь не уснуть или не упасть в обморок.

Когда наступает время ужина, женщины расходятся по домам, а я возвращаюсь в Башню. На кухне готовится еда, но мне хочется лишь завалиться на подоконник и уснуть. Однако, когда я поднимаюсь на второй этаж, мое внимание привлекает разговор, и я застываю на лестнице.

– А если он не придет? – спрашивает какой-то мужчина. – Пойдем похищать следующего?

– Не придет, – твердо отвечает Алтан. – Но этим поступком мы уже разозлили его, и теперь с каждым нашим действием чаша его терпения будет переполняться все больше. Но пока нужно подготовиться получше.

– Ловушки почти готовы. Завтра начнут делать новую одежду из папруса. Мечи и стрелы у нас есть. Так что скоро будем во всеоружии.

– Как только закончите ловушки, можно будет снова прогуляться в его деревню. Найдем кого-нибудь.

– Спроси у девчонки, кто ему дороже, – произносит мужчина, и я убеждаюсь, что они говорят про Арагона. – Жаль, что нельзя похитить все зеркала в деревне.

– Это бы значительно сократило время ожидания, – вторит Алтан, и собеседники усмехаются.

Но мне совсем не понятна их нелепая шутка. Они намекают на себялюбие Арагона, но я никогда не видела ничего подобного. Его любит вся деревня. Он любит ее. Он не нарцисс и не эгоист. Они совершенно его не знают. Возможно, также недооценивают, и какая-то часть меня этому рада.

Моя деревня… Еще немного, и они отправятся войной на мою деревню. Туда, где осталась моя семья. Ужас окатывает новой волной. Я знала это, но слышать, что действия начнутся со дня на день, – нечто совершенно иное. Как же остановить их? Как обезопасить деревню и ее мага, если лишь при одной мысли о том, что Алтан недооценивает своего противника, другая моя часть начинает волноваться за его победу? Этой части, которая готова предать родных ради него, хочется рассказать Алтану все слабые и сильные стороны Арагона. Хочется описать ходы в деревню и посоветовать лучший. Хочется сделать все возможное, чтобы он был в порядке. И это разрывает меня на части. Я представляю братика и сестренку на руинах нашего дома, погибшего отца и рыдающую мать. Представляю Алтана, похищающего и приковывающего жителей деревни, его улыбающееся лицо и мое непонятное состояние. Я представляю, как одна моя часть будет радоваться его победе, и меня начинает тошнить. Голова снова кружится, и я хватаюсь за стену, пытаясь не упасть. Но тщетно. Ноги подкашиваются, и болезнь победно охватывает измученное за день тело.

҉

– Что с ней? – доносится голос Алтана, и я разлепляю глаза. Передо мной верх балдахина. Очевидно, я лежу на кровати Алтана. Впервые за несколько дней у меня появляется возможность вытянуть лежа ноги, и мягкость кровати на пару секунд обескураживает.

– Заболела. Неудивительно, она совсем непривычна к такой погоде, – отвечает Зулея.

– Замечательно, – раздраженно говорит Алтан. – Еще с этим возиться! Поставь ее на ноги.

– Почему бы тебе просто не внушить мне, что я хорошо себя чувствую? – с отвращением предлагаю я. У меня перед глазами снова встает изображение пожилого шахтера. Алтан же лишь бросает на меня раздраженный взгляд и морщится. Он не считает правильным даже удостоить меня ответом.

– Ладно, найду ей какую-нибудь микстуру, – вздыхает Зулея, и я закатываю глаза.

– Не утруждайся. Сама приготовлю. Если вам, конечно, не жаль ингредиентов.

Зулея переводит взгляд на Алтана в ожидании ответа, на что он небрежно бросает: «Пусть готовит» – и выходит из комнаты, а я в очередной раз задаюсь вопросом, зачем он меня приковал, если не может выдержать и пару минут.

Через некоторое время я спускаюсь на кухню, где Зулея показывает все имеющиеся ингредиенты для микстур. Трав и кореньев немного, но на лекарство от простуды хватит. Мне трудно даже стоять, но я не даю понять, что нуждаюсь в помощи, и гордо принимаюсь за работу, пока Зулея моет посуду. Она пару раз поглядывает на меня так, словно винит в том, что я трачу время на заботу о своем здоровье, а не на помощь ей, но меня ее раздражение только радует. Она единственная, на кого я могу хоть как-то выплеснуть злость.

Закончив работу, служанка уходит, а я все еще смешиваю ингредиенты. Я стою, в очередной раз размышляя о том, в какой ситуации оказалась, когда внимание привлекает пара пузырьков. В одном из них раствор, используемый в качестве снотворного, и внутри меня зажигается надежда. Если я смогу справиться с оковами, то помогу своей деревне. Защищу семью и Арагона. Но получится ли причинить Алтану хоть малейший вред? Все тело напрягается от одной лишь мысли.

Как я это сделаю?

Что ж, начинать надо с малого. Я беру пузырек со снотворным и пипетку. Разогреваю чайник и завариваю ароматный травяной чай, а потом наполняю пипетку и заношу ее над чашкой. Накапать просто. Одну каплю, две, даже три. Я знаю обычную дозу данного снотворного. Две капли, не более. Но капаю четыре. На пятой у меня дрожит рука и все внутри словно чешется, но я упрямо продолжаю. Даже шесть капель его не убьют. Он лишь проспит сутки или полтора. Это не причинит особого вреда, лишь замедлит подготовку к войне, но даже подобное заставляет покоренную часть меня взбунтоваться. Совесть накидывается, словно хищное животное.

Все готово. Мое лекарство и его чай. Я выпиваю свою микстуру и беру чашку для Алтана. Сердце колотится как сумасшедшее. Как я смогу это сделать? Как смогу пойти против него? Как саботирую его планы? Он расстроится. Разочаруется. Снова посмотрит тем самым взглядом, от которого возникает желание умереть. Разозлится на меня. От этой мысли хочется кричать. Хочется разбить злосчастную чашку об пол. В животе что-то сжимается и вздымается. Словно шторм. Словно буря. Я стану его врагом. Внесу проблемы в его жизнь. Я. Сама. Собственными руками. Подпишу приговор любому шансу на нормальное общение. Уничтожу все…

Чашка уже дрожит в руке, а ноги становятся ватными. Я не могу сделать ни шага. На глаза наворачиваются слезы.

Я знала, что будет непросто. Знала, что придется бороться с собой. Но это просто пытка. Я чувствую себя так, словно эти оковы не в голове, а на ногах. Они настолько тяжелы, что причиняют боль и не позволяют даже двинуться, и, что бы я ни думала про семью или деревню, эту тяжесть не облегчает.

Тогда по-другому. Я не буду думать о том, зачем этот чай. Я лишь отнесу его наверх. Не для Алтана – просто так.

На пару секунд мне даже удается обмануть себя. Я выхожу из кухни и ступаю на лестницу. Но опять останавливаюсь.

Просто так. Я не дам ему этот чай. Я поставлю его рядом с подоконником и выпью глоточек сама, чтобы хорошо отдохнуть.

Ага, проваляюсь весь следующий день в постели вместо помощи деревне – отличный план!

Несчастная тьма! Я сажусь на лестницу и ставлю чашку рядом. Я не могу пойти ни наверх, ни вниз. Конечно, проще всего было бы вернуться на кухню и вылить эту отраву. Внутренний голос кричит сделать это, и я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить и не избавиться от этого напитка, который, словно Эликсир Смерти, прожигает воздух и мое сознание. Даже сидеть рядом с ним становится сложно. А ведь это всего лишь снотворное.

Вдруг входная дверь башни раскрывается, и на пороге появляется Алтан. Он делает пару шагов по лестнице и замечает меня.

– Тебе плохо? – спрашивает он, а затем переводит взгляд на чашку. – Почему не пьешь свое лекарство? Решила увильнуть от работы, валяясь в постели?

Его несправедливые слова задевают меня и снова заряжают злостью. Это помогает.

– Это не для меня, – отвечаю я, не поднимая взгляда и сжимая кулаки. Каждое слово дается с трудом, но я все же произношу то, что хочу. – Это твой чай. Я несла наверх.

– А-а, – удивляется Алтан и переводит растерянный взгляд на меня. – Голова кружится, что ли?

– Немного, – тихо отвечаю я. Алтан протягивает руку и поднимает меня. Оказывается совсем близко. Возвышается надо мной, окатывая своим запахом и излучая силу. И все мысли тут же вылетают из головы, а рука вспыхивает от его прикосновения.

– Зачем ты столько налила? Прольется же, – Алтан берет чашку и хочет уже отпить немного, когда я резко, даже не задумавшись, выбиваю ее у него из рук. Посуда улетает на пол и с грохотом разбивается, оставляя лишь большую лужу и осколки, а мы стоим, пытаясь осознать произошедшее, и смотрим на них. Я боюсь даже вздохнуть. Он понял. Понял, что я сделала.

Я стою, словно ожидая удара, но Алтан только поводит головой.

– Уберись здесь, – бросает он и направляется вверх по лестнице. Я выдыхаю.

Я собираю осколки и вытираю лужу, но еще долго не осмеливаюсь подняться наверх. Не знаю, как теперь буду смотреть ему в глаза, как смогу вести себя так, словно не пыталась причинить ему вред. Мне не следует стыдиться, но чувства больше не слушают разум. Я сама больше не владею собой. Глупая… А я-то думала бороться с оковами. Даже чай ему дать выпить не смогла.

И за это поплатится моя деревня.

Больше не в состоянии сдержать слез, я опускаюсь на пол кухни и предаюсь рыданиям на долгие полчаса.

Когда я захожу в спальню, Алтан уже спит. Ему нечего меня опасаться. Он спокоен, зная, что я не смогу навредить. Я прохожу к кровати и останавливаюсь рядом, смотря на него. Что это за странное чувство? Привязанность, зависимость, даже влюбленность. Он кажется мне самым важным человеком в мире, хотя я совсем его не знаю и уж точно не уважаю. Как можно любить без уважения? Как можно любить и презирать одновременно? Нельзя. Потому это не любовь. Это ядовитая зависимость. Правильно люди назвали эту связь. Оковы. Именно так я себя чувствую. Прикованной к нему. Неспособной оторваться, зависимой от каждого его действия и его благополучия. Но я не сдамся. Я не смогу спать спокойно, пока не сделаю все, что в моих силах, для защиты своей деревни.

Глава 5. Просвет

На следующий день я чувствую себя немного лучше. Сон пошел на пользу, и утром я даже просыпаюсь позже обычного. Алтан уже ушел, и у меня сразу возникает желание отправиться к нему, что на этот раз только на руку. Если я не могу бороться с оковами, то почему бы их не использовать? Я как никто другой могу быть близка к главарю вражеской стороны, выведать все тайны и планы, узнать сильные и слабые стороны, а потом найти способ передать эту информацию Арагону.

Начать я решаю с дома. Так как я до сих пор не изучила его целиком, то поднимаюсь на четвертый этаж в надежде узнать своего врага получше. Здесь темно и пыльно, а значит, сюда уже давно никто не заходит. Кроме того, ни одна из трех дверей не поддается. Помещение кажется погруженным в беспробудный сон. Я вспоминаю слова Алтана о том, что у него нет для меня отдельной комнаты, и задаюсь вопросом о причине. Что же таится за этими дверями?

Еще выше – просторная площадка, в центре которой красуется хоть и маленький, но все же великолепный Камень Солнца. Я не решаюсь даже ступить на этаж, вспоминая, с каким притяжением пришлось столкнуться в прошлый раз, и отправляюсь назад, когда внимание привлекает пристально смотрящий на меня из дозорной башни по соседству страж. Он сидит с подзорной трубой и луком, благодаря чему я понимаю, что его главной обязанностью является оберегать Камень.

После спешного завтрака я интересуюсь у Зулеи о местоположении Алтана. Она сообщает, что он, скорее всего, в лесу, и вновь велит мне идти в амбар, но я противлюсь.

– Если Алтан отправит меня туда, я пойду, а пока лучше отнесу ему теплый чай. В такую погоду он точно не помешает, – говорю я и бросаю взгляд на окно, за которым моросит противный дождь.

– У него не будет времени распивать с тобой чаи, – раздраженно отмахивается Зулея. – Лучше поди помоги деревне делать одежду для воинов: это мага обрадует больше.

Одежда для воинов… А что, если повредить ее? Что, если сжечь пряжу?

Арагон придет с войском, и жители этой деревни погибнут. Жены останутся без мужей, дети без отцов. Нет уж. Тем более Алтан сказал, что Арагон сейчас не придет. Что моего похищения недостаточно, чтобы развязать войну. Я впервые задумываюсь о его словах. С одной стороны, правильность данной позиции понятна: рисковать всей деревней ради одной девушки, верной твоему врагу, – не самая хорошая идея. Но, с другой стороны, мысль о том, что Арагон готов бросить меня здесь, цепляет острой раздражающей занозой. Пошла бы я на его месте спасать меня? Я не знаю ответа на этот вопрос, но понимаю, что не хотела бы быть человеком, которому предстоит сделать подобный выбор.

Я выхожу из Башни с твердым намерением пойти в лес, однако вдруг осознаю, что не знаю местоположения Алтана и могу провести в его поисках весь день. Пожалуй, мне стоит найти кого-нибудь, кто подскажет. Я неспешно направляюсь по улочкам деревни в сторону леса и спустя минут пять замечаю большую группу детей под предводительством Пии. Я радостно окликаю ее. Знакомая останавливается на пару секунд, но дети продолжают идти, и Пиа отправляется вслед за ними, подозвав меня жестом.

– Дариана! – приветствует она, искренне улыбаясь, и мое по обыкновению угрюмое настроение немного улучшается.

– Куда вы идете?

Я окидываю взглядом группу и замечаю в руках детей корзины. Ребята самых разных возрастов уверенно шагают в лес, и я в очередной раз удивляюсь местным устоям.

– Идем собирать ягоды и травы. А ты? Как у тебя дела?

– Ищу Алтана. Мне сказали, что он в лесу. Ты не знаешь, где именно?

– Знаю, конечно. Он, наверняка, рядом с ловушками. Мы будем проходить недалеко от них, я покажу.

Я обрадованно киваю и продолжаю дорогу вместе с группой. Погода пасмурная, моросит дождь, но дети идут спокойно и даже немного радостно. Мне становится грустно от того, что вместо подходящих возрасту занятий им приходится выполнять непростую работу, но никто не поймет меня, если я осужу.

Мы покидаем деревню и входим в лес. Сразу становится темнее, но перед нами исхоженная тропа, и все идут довольно бодро. Я все еще слаба, отчего мне не помешало бы набрать трав и ягод, но сейчас не до этого. Главное – сделать хоть что-то полезное для моей деревни, пусть Алтан и не будет рад видеть меня в лесу. Мысль о его неодобрении чуть ли не заставляет остановиться. Наверняка, он все еще зол (или по крайней мере разочарован) после вчерашнего, и своим появлением я только глубже выкопаю себе яму.

Мы идем около двадцати минут, когда Пиа наконец останавливается и указывает рукой налево.

– Вон там, за этим пригорком. Если бы было тихо, мы бы даже услышали их голоса.

Я бросаю взгляд на бугор и в очередной раз вспоминаю слова Зулеи: «Лучше поди помоги деревне, это мага обрадует больше». Теперь же я знаю, где ловушки, так что мне вовсе не обязательно идти туда прямо сейчас.

– Спасибо, – улыбаюсь я. – Но, думаю, мне не стоит мешать им. Может, я лучше схожу с вами за ягодами?

Пиа удивляется, но мое предложение радует ее.

– Мне нравится твоя идея, но мы уходим на весь день. Ты уверена, что Алтан не будет против?

– Ну, это же помощь деревне, – пожимаю плечами я. – Думаю, он будет только рад.

– Тогда отлично, – Пиа берет одну из многочисленных корзин у идущей впереди девочки и отдает мне.

Дети болтают о своем, смеются, подпрыгивают. Кажется, они искренне взволнованы данным заданием: ответственностью и возможностью полакомиться ягодами. Мы с Пией разговариваем о моей деревне. Она первый человек, который интересуется моей прошлой жизнью, задает вопросы и не считает меня врагом, потому я с радостью рассказываю о чудесной природе, устоях нашего края и своей семье. Иногда от тоски в горле образуется ком, но я успокаиваю себя возможностью принести пользу в важном противостоянии.

Постепенно становится все темнее и темнее. Дети идут уже не так радостно, а некоторые малыши и вовсе начинают жаться к ребятам постарше. Здесь еще холоднее. Мы кутаемся в плащи и крепче сжимаем ручки корзин, стараясь унять дрожь. Так проходят три часа.

На привал мы останавливаемся лишь раз. Тропинка не заканчивается, и я понимаю, что этот длинный и трудный путь привычен для жителей деревни Алтана. Однако самые младшие идут в первый раз, и за последний час энтузиазма заметно поубавилось. Где-то наверху вскрикивает птица, отчего одна девочка вздрагивает и застывает на месте, закрывая глаза. Мы находимся почти в полной темноте.

– Давай, Мика, – присаживается рядом с ней Пиа, – скоро снова посветлеет.

Знакомая поднимает на меня голову и объясняет:

– Нам приходится проходить по краю ореола, огибая огромный овраг, чтобы попасть на поляну. Да и чаща тут густая, многие боятся.

Я окидываю взглядом детей и замечаю, что лица нет даже на многих ребятах постарше. Им холодно, они устали, многим страшно.

– Нет, там темно, – жалостно протягивает Мика, и слезы начинают течь по ее щекам. – Я не смогу.

– В боязни темноты нет ничего постыдного. Многие ее боятся. Даже древний могущественный маг Волурон боялся ее, – говорю я, присаживаясь рядом с Микой, и она с интересом поднимает на меня взгляд.

– Маги не боятся темноты, у них есть Камни Солнца.

– Но тогда он еще не был магом. Он был лишь ребенком, как и ты. И ему было страшно. Однако вскоре Волурон понял, что бояться нечего.

– Он тоже ходил за ягодами? – вытирая слезы, спрашивает Мика, и я замечаю, как остальные дети столпились вокруг нее, слушая меня.

– Нет. Он жил в лесу.

– В лесу? – ахает девочка справа от Мики, и я улыбаюсь.

– Да.

– Но почему?

– Он, как и вы, родился в деревне. Его отец был великим магом. Жители очень любили его, и их деревня процветала. Но мать Волурона умерла при родах, и вскоре отец женился вновь. Правитель хотел иметь больше наследников, чтобы, когда придет время передачи магии, она смогла выбрать лучшего из его сыновей. Желание осуществилось. Новая жена родила магу здорового сильного мальчика, лишь немногим уступающего брату. Но второй сын стал последним, а вскоре отец Волурона и вовсе заболел. Наступила пора силе найти себе нового мага. Однако мачеха не собиралась отдавать столь важное решение на волю судьбы. Она знала, что магия выберет Волурона как более сильного, а они с сыном останутся без власти. Когда отец Волурона доживал последние дни, мачеха приказала одному из слуг убить мальчика. Она хотела, чтобы именно ее сын стал следующим правителем деревни. Но жители любили Волурона и не хотели ему зла, поэтому один из них спас его. Они бежали на самый край ореола – туда, где его никто не смог бы найти. Где тоже было темно и страшно. Волурон, как и вы, вздрагивал от каждого шороха и боялся отходить от взрослого. Но выбора у него не было: нельзя было ни вернуться, ни присоединиться к другой деревне. Поэтому мужчина начал строить дом для Волурона на самом краю ореола. Он был умелым плотником и охотником, оттого хорошо заботился о будущем маге. Но однажды, когда Волурон со своим защитником были на охоте, их все же нашел слуга мачехи. Он попытался убить мальчика, но мужчина спас его. К сожалению, ценой своей жизни. Так Волурон остался совсем один.

– Один в лесу! – восклицает Мика.

– Сколько ему тогда было лет? – интересуется мальчик, стоящий слева от нее.

– Всего одиннадцать. Но именно в тот день Волурон обрел магию. Его отец умер, и сила перешла к мальчику. Теперь он не имел права примкнуть ни к одной деревне, но в то же время не обладал и способностями мага, так как находился слишком далеко от Камня Солнца.

– Что же он делал?

– Остался в лесу. Со временем Волурон понял, что пугающие его шорохи – лишь звуки, издаваемые животными, которым он бы радовался при свете дня; страшные крики – голоса красивых статных птиц, а боялся он лишь неизвестности. Тогда он продолжил строить так, как его учили спаситель и плотники при отце. Волурон решил построить свою собственную деревню.

Я встаю и направляюсь вперед по тропинке, призывая Мику идти за мной. Остальные дети следуют за нами.

– Он проводил дни за работой, а ночи – за мечтами. Думал о том, как создаст великолепную деревню в этом неприветливом лесу, как найдет Камень Солнца и станет сильным и справедливым предводителем. Так и случилось. Закончив Башню, Волурон отправился в самый трудный в его жизни поход – на Гору Солнца. Не один месяц ушел на то, чтобы найти туда дорогу, а потом еще больше на то, чтобы добраться. Но Волурон был сильным и не умел сдаваться. Спустя долгое время, пройдя через муки и преграды, он все же водрузил огромный Камень на вершину своей Башни и стал полноправным магом. Солнце озарило его крохотную деревеньку, даря тепло и процветание. Распустились цветы, заблагоухали травы, и Волурон разглядел красоту природы вокруг. Постепенно к нему стали приходить люди, и он всех принимал. Жители любили молодого трудолюбивого мага, преодолевшего страхи. Они восхищались его силой и смелостью, уважали решения и были верны ему до самой смерти. Со временем слава о великом маге распространялась все больше и больше, и когда Волурону исполнилось двадцать пять, его деревня насчитывала полсотни тысяч человек и походила на город. Он победил свои страхи, потому что уверенно шел к цели, и добился всего, о чем мечтал. Так сможете и вы.

Заинтересованные рассказом дети просят описать приключения мага подробнее, и я с удовольствием продолжаю. Мы проходим через самую темную часть леса за разговорами и вскоре оказываемся на поляне. На ней уже не так темно, и дети разбегаются от меня, завидев ягоды. Маленькие собиратели усаживаются у кустов и начинают наполнять корзинки, а Пиа благодарно смотрит на меня.

– Ты подарила звезду этой ночи, – говорит она, и я улыбаюсь в ответ.

Мы проводим пару часов за сбором ягод и трав. Это место уникально: климат на поляне безупречен для ягод небу, растущих только в сумерках – сочных кисло-сладких плодов бордового цвета. Я ела их лишь однажды, когда родители купили кулек у странствующего торговца. В моей деревне они не росли, и никто из жителей не считал нужным ходить в такую даль. Для людей же из этой деревни небу, пожалуй, – самые доступные ягоды: более теплолюбивые не растут даже у самого Камня Солнца, так как его сила в деревне Алтана слишком мала.

Домой мы возвращаемся уже под вечер. Дети идут уставшие, но довольные. Ненадолго мне даже удалось забыть о проблемах, и на наших лицах сияют улыбки. Не знаю, откуда они берутся с такой жизнью. Как могут эти малютки, которым приходится каждый день работать не меньше взрослых, так радоваться? Откуда у них силы и желание бежать к своей деревне с этими тяжеленными корзинами?

Но ведь они никогда и не видели лучшей доли. Никогда не просыпались, чувствуя теплые лучи солнца на лице, не лежали на траве в жаркий день, ощущая, как загорает кожа, не купались в речке, спасаясь от летнего зноя. Все, что они знают, – это вечная облачность, ветра и дожди. И даже этому дети рады. Они воспринимают каждую ягодку как жемчужину, найденную на дне океана.

Это восхищает. Я думала, что моя деревня сильна. Что сильна я, лучшая бегунья своих лет, и моя семья с отцом-стражем. Но теперь я вижу другую силу – выносливость этих детей, которые переносят все тяготы жизни с улыбкой.

Когда мы входим в деревню, жители встречают нас с искренней радостью. К моему удивлению, теперь они смотрят на меня без злобы и пренебрежения. Впервые в этом месте мне улыбается кто-то, кроме Пии.

Мика хватает меня за руку и благодарит, и в тот самый миг я замечаю Алтана. Напарываюсь на его взгляд и вздрагиваю, будто столкнувшись. Алтан стоит в компании нескольких мужчин у самой кромки леса и внимательно смотрит на меня. Одежда и руки их испачканы, а лица измождены, отчего я тут же задумываюсь о том, что следует пойти домой и поскорее приготовить магу что-нибудь от усталости. Эта мысль раздражает, но я решаю не противиться ей. Бороться с оковами не получается, так что я буду их использовать. Мне уже известно местоположение ловушек, поэтому я смогу пойти туда ночью, а пока продолжу завоевывать доверие мага и жителей деревни.

Нашу добычу мы заносим в амбар, и я протягиваю свою корзину Пие, но она отсыпает лишь часть ягод и вручает мне остальное.

– Ты заслужила. Мы тоже берем себе часть за работу. Пойди, приготовь себе и магу компот.

Когда я возвращаюсь в Башню, Зулея копошится на кухне. По всему дому разносится запах ужина, и мой голодный желудок напоминает о том, что я не ела целый день. Я ставлю корзину с ягодами в угол и накрываю ее полотенцем.

– Вернулась! Помоги мне, маг скоро придет, – ворчливо заявляет Зулея, и я даже не противлюсь, сразу принимаясь за нарезку корнеплода. Пару кусочков я съедаю сама, а когда Зулея отворачивается, ворую и нарезаемое ею мясо. Ужинать наверху, снова оказавшись в компании презирающих меня мужчин, нет никакого желания. Лучше я подкреплюсь здесь и останусь убирать кухню.

Так я и делаю. Алтан возвращается через несколько минут, и Зулея сразу относит ему еду. На этот раз он один, но я все равно не поднимаюсь наверх. Зулея недовольна моим бунтарским поведением, но сегодня она ограничивается только презрительным взглядом и, радуясь возможности переложить на меня работу, отправляется отдыхать.

Я заканчиваю уборку кухни, а после, когда Алтан снова покидает Башню, забираю и посуду со стола. Домыв все, я бросаю взгляд на корзину с ягодами. Теплый компот или чай – вот что сейчас нужно, и я принимаюсь за приготовление.

Только опустившись на табурет у камина с чашкой ароматного ягодного чая, я понимаю, насколько сильно устала за день. Глаза закрываются, а руки и ноги не слушаются. Тяжесть корзины, долгий поход и все еще до конца не отступившая болезнь дают о себе знать. Я присаживаюсь на пол и кладу голову на табурет. У меня нет намерения здесь спать, но тепло от камина и аромат чая убаюкивают, и идти куда-либо совершенно не хочется.

– Спасибо за помощь сегодня.

Я вздрагиваю от голоса Алтана и резко оборачиваюсь. Он стоит позади, прислонившись к столу и сложив руки на груди. Когда он пришел? Сколько времени прошло?

Я вскакиваю с пола и хватаюсь за голову, слегка пошатываясь от резкого подъема.

– А у меня был выбор? – отвечаю с вызовом я.

– Ты не обязана была развлекать детей, – говорит Алтан. – Я не просил тебя об этом.

Кажется, он думает, что у меня совсем нет сердца. Верит, что я настолько испорчена, что не успокою плачущего ребенка. От такого высокомерного отношения хочется злиться, но мне просто больно. Я сжимаю кулак, впиваясь ногтями в ладонь, и вздергиваю подбородок.

– Если удастся хоть немного подсластить их жизнь в этом прелестном месте… – с сарказмом проговариваю я, окидывая Алтана недовольным взглядом.

– Не ожидал от тебя подобного благородства, – тоже с толикой сарказма отвечает Алтан. Я вижу, что его удивление искреннее, но мой тон вызывает раздражение.

– Возможно, дело в том, что ты судишь меня в соответствии со своими желаниями, а не моими качествами, – парирую я самоуверенно и скрещиваю руки на груди.

Алтан задумывается, а потом отворачивается и собирается уже уйти, когда замечает стоящий на столе чай. Пару секунд помедлив, он снова возвращает внимание ко мне.

– Какой на этот раз там яд?

Бровь Алтана чуть вздрагивает, словно мага забавляют мои никчемные попытки избавиться от него, а меня снова беспощадно накрывает волна мук совести. Алтан совершенно не заслуживает моего беспокойства, но оковам нет до этого никакого дела: будь он даже самым ужасным человеком в мире, я все равно была бы вынуждена заботиться о его благополучии.

– А ты проверь, – с легкой насмешкой повожу головой я и подхожу к столу, после чего наливаю чай в чашку и двигаю ее к нему. Алтан снова поднимает на меня взгляд. На кухне темно, свет исходит лишь от камина, и в ночи его серые глаза кажутся совсем темными. Этот взгляд прожигает меня насквозь. Не отрывая его, Алтан берет чашку и делает глоток. Он знает, что ничего вредного там нет, иначе я не была бы так спокойна, и даже эта его уверенность заставляет что-то внутри меня противно ерзать. – Жив?

– Поубавь высокомерие, – велит маг, и мое тело холодеет от его тона. – Не люблю подобных людей.

– Правда? Тогда как же ты живешь с самим собой? – отвечаю я, борясь с желанием прикусить язык. В прямом смысле.

Алтан усмехается уголком губ, и я засматриваюсь на щетину на его лице. Провожу взглядом по скулам, перехожу к волосам, спускаюсь на шею. Мои глаза безвольно блуждают по его лицу, пока голос не возвращает в реальность.

– Я не высокомерный.

– Серьезно? – теперь готова усмехнуться я, но лишь приподнимаю бровь и устремляю прямой взгляд на оппонента. Он отвечает тем же. Смотрит спокойно, с легким вызовом, и я замечаю некое подобие интереса, отчего мне самой вдруг хочется понять, что же кроется в его мыслях.

– Хорошо, – соглашается он, и я удивленно распахиваю глаза. – Возможно, я немного высокомерен. Это приходит со статусом. Но у тебя такого статуса нет. Ты больше не невеста мага. Кто ты такая, чтобы ставить себя выше меня?

Я задумываюсь. Если он смог согласиться со мной, то, может, и мне стоит послушать его? Я ставлю себя выше него? Конечно. С одной стороны. И я прекрасно знаю почему.

– Я – та, кто не похищает невинных людей, оставляя их без семьи и друзей, – вздергиваю подбородок я.

– Да, – спокойно говорит он. – От тебя зависит судьба твоей деревни?

Сейчас мне кажется, что да. Что именно от меня зависит, пойдет ли Алтан на нее войной.

– Конечно. Если все-таки смогу подлить тебе яда, то изменю ее, – отшучиваюсь я, хоть шутки в моем ответе лишь малая доля.

– Удачи с этим, – вновь усмехается Алтан и покидает кухню, а я остаюсь в полном непонимании. Это был странный разговор. Разговор, балансирующий на грани вражды и дружбы, хотя я и знаю, что мы не станем друзьями. Я никогда не смогу относиться к нему хорошо. В то же время мои оковы не позволят и ненавидеть.

А он… Лишь на пару мгновений, но позволил мне увидеть себя немного другим. И я понятия не имею, как на это реагировать.

Я прихожу в спальню через полчаса и ложусь на свое место на подоконнике. Алтан уже спит, и я выжидаю еще около тридцати минут, а затем встаю и тихо покидаю Башню. Мне нужно дойти до ловушек, и я пробираюсь по темной деревне, стараясь остаться незамеченной: кутаюсь в плащ и надеюсь на защиту капюшона, но все равно вздрагиваю от каждого звука и постоянно ускоряю шаг. Оказавшись у кромки леса, я достаю из-под плаща фонарь, который старательно прятала там, пытаясь при этом не обжечься, и спешу по знакомой дорожке. До того самого бугра, на который мне указала Пиа, я дохожу довольно быстро, после чего направляюсь в сторону ловушек.

Наверное, то, что я делаю, невероятно глупо. Ночью, в лесу, в незнакомом месте, заполненном опасными предметами, я брожу в надежде хоть как-то помочь своей деревне. Мне бы только увидеть ловушки, запомнить их местоположение и оценить, насколько большую опасность они представляют…

Но не успеваю я даже задуматься о том, насколько близко нахожусь к тому, что ищу, как вдруг ощущаю под ногами пустоту и через секунду ударяюсь о землю. Боль пронзает все тело. Я вскрикиваю и хватаюсь за ногу. Страх накатывает волной, и я в панике принимаюсь ощупывать ее дрожащими руками. Перелома, кажется, нет. Но это единственное, что радует. Вокруг лишь темнота. Фонарь, что я несла с собой, погас в полете, и даже звезд не видно за облаками. Выхода нет. Я не вижу, где нахожусь, но догадываюсь, что все-таки нашла ловушку. Мое желание исполнилось. И теперь мне предстоит провести в ней ночь. А потом молить, чтобы меня вытащили.

Стоит только задуматься о том, как сильно разозлится Алтан, как стыд тут же охватывает все тело, сковывая и пронзая острыми иглами. Я еще больше прогневала его. К тому же на этот раз подвела и свою деревню. Что теперь будет? Слезы подступают к глазам, и я хватаюсь за горло, горящее от сдавленного ужаса. Боль, стыд, страх – все смешивается внутри, заставляя меня свернуться калачиком и уткнуться в рыхлую землю.

Утро приходит нескоро. Время тянется медленно, давая волнению шанс вдоволь насладиться своей властью. Всю ночь оно издевается, не позволяя сну прийти на спасение, и мне кажется, что все в этом месте радуется моей боли. Даже сама природа, решившая потянуть с наступлением рассвета.

– Смотри, кто здесь! – доносится до моих ушей спустя какое-то время. – Это не девчонка, которую притащил Алтан?

А вскоре сознание прорезает и голос мага.

– Вытащите ее, – командует Алтан, и я чувствую, как меня кто-то поднимает.

Я прихожу в себя, дрожа от холода, и обхватываю себя руками. Вокруг уже не так темно, но по-прежнему пахнет улицей, только на этот раз добавляется еще и запах навоза. Я заставляю себя открыть глаза и замечаю стоящую за перегородкой лошадь. Она смотрит внимательно, но без особого интереса. Кажется, теперь я раздражаю даже ее. Со стоном пошевелившись, я осматриваюсь и понимаю, что лежу на стоге сена в конюшне. Моя нога перебинтована, но по-прежнему болит, а голова кружится. Более того, у меня снова поднялась температура.

Почему меня принесли именно сюда? Я слишком грязна для дома или теперь не достойна даже находиться там? Собрав все силы, я сажусь, а затем, хватаясь за всевозможные предметы, поднимаюсь на ноги. Точнее, на ногу. Меня качает, но я все же направляюсь к выходу, опираясь на стену и прыгая на одной ноге.

– Что ты делала у ловушек? – вдруг звучит твердый голос. У входа стоит Алтан. – Решила помочь своей деревне? Какая же ты дура… Мне уже надоело возиться с тобой!

Он вдруг срывается на крик, и я вздрагиваю. Алтан делает несколько резких шагов ко мне, заставляя испуганно попятиться, и останавливается непривычно близко.

– Может, мне стоит запереть тебя? Тогда хотя бы не придется исправлять твои ошибки.

– Зачем ты вообще притащил меня сюда? – собрав всю смелость и последние силы, выпаливаю я. – Сам говоришь, что от меня одни проблемы. Арагон не придет за мной! Он никогда не станет рисковать судьбой деревни ради одного человека!

– Я это уже понял, – огрызается Алтан. – Его не волнует никто, кроме себя.

– Это тебя не волнует никто… – выкрикиваю я, но маг не дает мне закончить. Он хватает меня за руку и, достав из-за пояса кинжал, кладет в нее.

– Ты никак не поймешь, что не сможешь навредить мне, да? Будешь пытаться до конца? – Алтан прожигает меня взглядом, но я упрямо смотрю ему в ответ. Его грозовые глаза и сведенные густые брови впиваются в мою память и сковывают волю. Но ее у меня и так остались лишь крупицы. Я не могу отдать и их. – Ну давай, пытайся!

Алтан направляет находящийся у меня в руке кинжал на себя и встает так близко, что острый кончик упирается ему в живот.

– Давай. Убей меня, и все проблемы твоей деревни решатся.

Я перевожу взгляд на лезвие и сглатываю. Все внутри дрожит, и я сильнее сжимаю рукоятку, чтобы не отбросить кинжал подальше. Сердце колотится, отдавая в ушах, воздух не попадает в легкие. Мне страшно. Мне ужасно страшно даже от того, что оружие так близко к Алтану.

– Или давай я.

Он выхватывает кинжал и отталкивает меня на пару шагов. Я почти падаю, но вовремя успеваю ухватиться за дверь стойла. Алтан направляет на себя лезвие и поднимает на меня взгляд.

– Ты знаешь, что я делаю это не по своей воле. Ты вынуждаешь меня.

А потом он замахивается, и не успеваю я даже задуматься, как в следующую же секунду ощущаю пронзающую боль. Кинжал выпадает у меня из руки, и крупные капли крови падают сверху, окрашивая сено в алый цвет.

– Видишь? Ты поранишь себя раньше, чем причинишь вред мне. Запомни это наконец и перестань заниматься ерундой.

Я пораженно отступаю и чувствую, как слезы катятся по щекам. Я схватила клинок. Инстинктивно, резко, совершенно не беспокоясь о своем здоровье. Лишь бы он не поранился. Я порезала себя, лишь бы не поранился он.

Пропади во тьму эти оковы! Пропади во тьму эти мерзкие оковы, лишившие меня возможности контролировать свои тело и чувства!

Мне хочется рыдать, но я только оседаю на пол и прижимаюсь к стене.

– У моего дедушки было множество окованных. Я прекрасно знаю, как работает эта связь. Тебе не удастся перехитрить ни меня, ни себя. И чем больше ты будешь противиться, тем больнее тем больнее тебе будет.

҉

«Я знаю, что ты никогда не прочитаешь это письмо. Потому что я никогда не отправлю его. Я пишу для себя. Для того чтобы выплеснуть боль и хоть на несколько минут погрузиться в прежнюю мечту. Я живу в кошмаре, Арагон. Прикованная к нашему врагу, вынужденная заботиться о том, кого хотела бы убить.

Даже эти слова причиняют мне боль… Мое сердце противится им, но я все же могу их написать, потому что знаю, что никто никогда это не прочтет. Хотела бы я, чтобы ты меня спас. Но ты не придешь, я знаю. Не станешь рисковать деревней ради одного человека. Чтобы меня вызволить, тебе придется убить Алтана, и я первой встану у тебя на пути.

Иногда я задаюсь вопросом: «А есть ли смысл бороться? Есть ли просвет в этом царстве тьмы?» Даже закрывая глаза, я больше не вижу нас. Больше не вспоминаю твои прикосновения и не мечтаю о нашей свадьбе. Теперь перед глазами всегда он. Мой враг. Мой повелитель. Повелитель… – слово, которое я не думала, что когда-нибудь скажу. Но это именно так. Он повелевает не только моими действиями и чувствами, но и разумом. Я ощущаю себя куклой. Безвольной куклой в его руках. Что мне делать, Арагон?»

Слеза падает на лист бумаги, я спешу свернуть его и спрятать за одну из досок конюшни. Смириться кажется сродни концу света. Я не могу смириться. Не могу бросить на произвол судьбы свою деревню. Но эта борьба бесполезна. Я не смогу пойти против Алтана, не смогу побороть оковы.

Но что, если смогу его переубедить? Он хочет богатства? Моя деревня не единственная в округе. Для того чтобы обогатиться, вовсе необязательно нападать именно на владения Арагона. Осознание охватывает меня, снова позволяя дышать. Я чувствую себя запертым в душной комнатушке человеком, который впервые за долгое время глотнул свежего воздуха. Неужели выход есть? Но Алтан никогда не послушает меня. С чего бы? С чего ему слушать избалованную девчонку, от которой одни проблемы? Он презирает меня. А это значит, что для меня есть только один путь – сделать так, чтобы Алтан изменил свое отношение ко мне, чтобы хотел прислушиваться к моему мнению, чтобы я стала ему важна.

Как? Как можно заставить этого холодного, надменного, жестокого мага начать ценить меня? Но ведь и он человек. Где-то очень глубоко. И он мужчина. А у мужчин есть определенные слабые стороны, когда дело касается женщин. И пусть у меня почти нет опыта в этом вопросе, я найду способ повлиять на мага. Найду способ влюбить его в себя.

Глава 6. Рождение

В доме полутемно и душно. Слышны звуки приготовления ужина, а жар печи и запах еды уже распространились по всему первому этажу. Я сижу на лестнице в темной прихожей и смотрю на приоткрытую дверь, выпускающую яркий свет из кухни. Голова все еще кружится, но руку я уже перебинтовала. Сил подняться наверх нет, поэтому я просто остаюсь здесь и наблюдаю за Зулеей, которая носит на второй этаж приборы и каждый раз окидывает меня безразличным взглядом.

Но мне здесь нравится. Если не брать во внимание то, что скоро у меня не останется сил даже сидеть, тут совсем неплохо. В этом спокойном темном уголке, в тепле, в окружении запахов варящегося мяса и компота. Все это напоминает о доме, о временах, когда мы с мамой копошились на кухне, напевая песни, Малина мастерила кукол из сухих веток у камина, а Эбу играл с сухофруктами. Когда мы ждали с работы отца, который приходил уставшим, но радостным от встречи с семьей. Когда мы садились все вместе за большой деревянный стол и уплетали ужин, рассказывая друг другу о прошедшем дне. Мы смеялись, жаловались и мечтали – делились всем с любимыми людьми и ощущали себя настоящей семьей.

У Алтана нет ничего подобного. Он ужинал в компании товарищей лишь раз – в день нашего прибытия, все же остальное время, не считая обедов на работе, ел в полном одиночестве. Интересно, где его семья? Почему дом не заполнен смехом детей и суровыми напутственными голосами родителей? Кажется, он всегда был один. Одинокий волк, которого даже представить в стае сложно. Холодный, отрешенный, надменный – демонстрирующий полную независимость и отсутствие необходимости в любой близости. Но ведь и у него были родители. Сегодня он обмолвился о дедушке, а значит, знал свою семью. Где же они все? Неужели никого нет в живых?

Дверь раскрывается, и входит он. Как всегда уверенно, заполняя своим присутствием все пространство. Останавливается и выдыхает, не замечая меня. Прикрывает глаза и потирает перепачканные руки. Затем его взгляд падает на лестницу, и Алтан вновь напрягается. Раз – и нет той мимолетной уязвимости.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спрашивает он, и я вспоминаю, как раздражаю его. Внутри что-то противно щелкает от резкой смены настроения. Почему он не мог побыть расслабленным еще немного? Что бы случилось, если бы он не надулся, как рыба-еж, при виде меня?

– Я не могу подняться наверх, поэтому сижу тут, – устало отвечаю я, бросая на него несчастный взгляд. Никакого бунта, только немая просьба.

– Ну вторая нога же у тебя работает. И перила есть, – говорит раздраженно Алтан и проходит мимо. Я слышу, как он отправляется в ванную ополоснуть лицо и руки.

Зулея суетливо проносит наверх очередное блюдо, а я лишь опускаю голову на колени: у меня нет сил даже сердиться. Возвращаясь вниз, однако, служанка слегка задевает меня ногой, окидывая полным раздражения взглядом и давая понять, что ее выводит из себя мое бездействие. Я должна была стать ей помощницей, а стала нахлебницей. Что ж, мне до ее надежд нет никакого дела, сама я тоже планировала выйти замуж за любимого человека, а не быть похищенной невольницей.

– Алтан, ужин через пять минут! – кричит Зулея, снова поднимаясь по лестнице, и на этот раз даже немного пинает меня. – Сдвинься ты уже!

Алтан проходит из ванной в спальню, а затем, всего через несколько секунд, выходит и останавливается рядом со мной.

– Ты будешь весь вечер тут сидеть?

– Нет, если ты мне поможешь, – с легким вызовом говорю я, поднимая на него голову, и Алтан вздергивает бровь, в очередной раз поражаясь моей наглости. – У меня нет сил прыгать.

Он недолго колеблется, после чего закатывает глаза и спускается к первой ступени. Алтан хватает меня за руку, притягивает к себе и поднимает с такой легкостью, словно я котенок, а не взрослая девушка. Он берет меня на руки, и я невольно утыкаюсь в его грудь. На нем простая рубаха, пропитанная потом и дождем, но кожа под ней покрыта тонким слоем неотмытой грязи. От него пахнет часами усердной работы, и я мысленно интересуюсь, чем же он занимался. Мускулы на руках и торсе хорошо ощутимы даже через одежду, значит, Алтан привык к тяжелому физическому труду. Мне рассказывали, что он целыми днями занимается делами деревни и иногда забывает даже поесть. Как странно, что такое трудолюбие сочетается в нем с подлостью преступника.

Алтан опускает меня около подоконника, а сам проходит к кровати, потирая лицо. Он устало заваливается на покрывало и подкладывает руку под голову.

– Проверь, не опухла ли нога, – велит маг. – Вывих небольшой, но все равно лучше последи, а то еще долго не сможешь ходить.

Вывих. Я в очередной раз радуюсь тому, что нет перелома, и, заметив перебинтованную руку, начинаю смеяться. Кажется, я разваливаюсь на части. Не привыкло мое изнеженное тело к суровому местному климату. Ноги все еще исцарапаны и перепачканы, а одна из них еще и вывихнута. Рука порезана, сама же я мучаюсь от простуды. Ну что за размазня?! Даже не знаю, рыдать мне или хохотать, но, поскольку норму слез я на сегодня уже выплакала, остается только смех.

– Ты чего?

Мне хочется спросить, как они могут жить в этой деревне, но я решаю, что не стоит еще больше сердить мага, и просто качаю головой. Ничего. Обычное сумасшествие.

Через пару минут я слышу голос Зулеи, которая кричит: «Ужин!» – и перевожу взгляд на Алтана, ожидая, что маг отправится есть, но он даже не шевелится.

– Ужин, – повторяю тихо я. – Слышишь?

Но Алтан, кажется, не слышит. Гонимая любопытством, я поднимаюсь и, опираясь на предметы мебели, подпрыгиваю к кровати. Алтан спит. Так глубоко, что я засматриваюсь. Он устал настолько, что даже не дождался ужина. В этой деревне все без исключения работают на износ. Даже маг.

Я выхожу из комнаты и сообщаю Зулее, что можно относить еду обратно, и она лишь горько качает головой. Ей явно приходится видеть подобное не в первый раз.

– Хотя бы ты поешь, – говорит она мне, но я отказываюсь. Слабость во всем теле слишком велика. – Тебе нужны силы, иначе ты еще долго не поправишься, так что не привередничай и ешь!

Зулея заявляет это абсолютно непререкаемо и стоит, не спуская с меня глаз, отчего мне не остается другого выхода, кроме как повиноваться. Я киваю и задумываюсь над тем, как бы добраться на второй этаж. Зулея тем временем уходит и, к моему удивлению, возвращается с тарелкой супа. Она ставит ее на тумбочку рядом с креслом, и я неспешно съедаю его, глядя на пляшущий в камине огонь.

҉

Следующие несколько дней я провожу, помогая жительницам деревни мастерить доспехи из папруса. Мы вяжем кольчуги из полученной мокрой пряжи и оставляем их на печи, позволяя застывать. Высохнув, одежда получается невероятно прочной и долговечной.

Моя нога почти прошла, и я уже не зависима от пары палок, с которыми ходила первые дни после вывиха. Рука тоже заживает, хотя след от пореза и обещает остаться на долгие месяцы.

С Алтаном я почти не вижусь. Утром он позволяет мне поспать подольше, обед из-за вывиха я ему не ношу, а на ужин чаще всего опаздываю. Обычно мы перекидываемся лишь парой фраз перед сном. С одной стороны, так лучше: мы не раздражаем друг друга, но с другой – намного хуже: как я могу повлиять на мага и спасти свою деревню, если даже не вижусь с ним?

Потому сегодня утром я встаю пораньше и присоединяюсь к нему за завтраком. Алтан удивляется моему присутствию, но ничего не говорит и просто продолжает уплетать овсяную кашу. Овес и другие злаки плохо растут в здешнем климате, но, когда удается, деревня закупает их для приготовления каш и лепешек.

Кажется, Алтан куда-то торопится, и я спешу задать интересующий меня вопрос.

– Куда мне сегодня идти? Одежда из папруса уже готова.

– Да? – удовлетворенно глядит маг, и я с ужасом понимаю, что мы оказались еще на один шаг ближе к войне. – Отлично. Тогда ты можешь помочь женщинам на кухне. Заготовки на зиму уже начались.

– Хорошо, – покорно отвечаю я, и он хмурится.

– Ты какая-то тихая в последнее время. Даже непривычно…

– Может, потому что ты дал мне понять, что если я не буду беспрекословно выполнять все поручения, то в один прекрасный день ты заставишь меня заколоть себя ножом? – снова язвлю я, не в силах сдержаться, и тут же укоряю себя за длинный язык. Что со мной происходит? Почему я постоянно перечу ему?

– Я ничего подобного не говорил, – растерянно отвечает Алтан, и я замечаю некое смущение в его глазах. Я пристыдила его? – Лишь то, что ты не сможешь навредить мне.

– То есть, то, что я не смогу спасти свою деревню, – поясняю я и хочу добавить еще кое-что, но не успеваю, потому что по лестнице вбегает какая-то девушка.

– Лусия родила! Мальчик! – тяжело дыша, произносит она, смотря на нас горящими глазами, и Алтан вдруг вскакивает. Выражение его лица тут же меняется, изумляя меня. Впервые я вижу Алтана таким воодушевленным, с горящими, полными жизни глазами. Передо мной словно другой человек. Моложе, естественнее, счастливее. Человек, полный радости и надежды. Алтан из другой жизни, другой деревни и другой семьи.

С рождением ребенка все наши планы на день меняются. Мужчины больше не идут в лес, а женщины – на заготовки. Мне поручено помогать в организации праздника, которой занимается половина деревни. Мы выбираем небольшую поляну на краю поселения, с которой открывается вид на лес, и принимаемся за ее обустройство. Мужчины выносят столы, женщины готовят еду и украшают. Дети бегают рядом, помогая, и я впервые вижу эту деревню столь оживленной. Кажется, даже небо уже не такое хмурое, как обычно.

Через час, когда столы и стулья расставлены, женщины приносят из домов свечи и украшают ими все возможные места: помещают на столы, подвешивают на деревья, прячут в траву. Я же прохожу к кромке леса и набираю веточки с крупными листьями, чтобы расставить их в вазы, словно цветы.

Вокруг кипит жизнь. Я сижу на пледе, обложившись ветками, и связываю их в букеты, рядом со мной нарезают фрукты несколько женщин, а над нашими головами натягивают тент мужчины. Они вбивают молотком колья, наполняя деревню характерным звуком, и одна из малышек, сидящих рядом с мамой, начинает испуганно плакать. На вид ей не больше двух, отчего я сразу вспоминаю своего брата.

– Тшш, – проговариваю я, придвигаясь к ней, и продолжаю:

Я напеваю старую детскую песенку, которой убаюкивала меня мама, и вскоре слышу, как мне вторят женщины. Малышка смотрит на меня, радостно раскрыв глаза, а ее мама с удивлением напевает в унисон. И именно в этот момент – не тогда, когда мы вместе собирали неприступные цветы папруса и не когда часами мастерили из них одежду, – я чувствую себя частью деревни. Сейчас мне не пришлось ломать себя, привыкая к новой жизни. Вместо этого мы вместе нашли что-то общее. Люди вокруг действительно такие же, как и в моем поселении. Суровее, выносливее, требовательнее, но все равно такие же. С теми же колыбельными, что успокаивают детей, с теми же радостями.

После мы начинаем петь другую песню: про девушку, что пошла на поле в сильный ветер, и продолжаем так в течение многих минут. С песней работа идет легче и быстрее, а люди перестают хмуриться и начинают улыбаться. Я замечаю Алтана и вижу, что и его выражение лица стало мягче. Он помогает натягивать тент и смотрит на меня. Впервые с удивленным восхищением, переворачивающим все в моей груди.

– У тебя хорошо получается, – замечает мама малышки – молодая черноволосая девушка с большими круглыми глазами. – Есть дети?

– Младшие братик и сестренка, – отвечаю я и грустно улыбаюсь. С каждым днем я скучаю по семье все больше, и мысль о том, что могу больше никогда не увидеть их, разрывает сердце. Собеседница понимающе улыбается.

– Я Лили.

– Дариана.

– Мне жаль, что тебя оторвали от семьи, – говорит Лили, чем полностью выбивает меня из колеи. Она первый человек, который не то что посочувствовал мне, а даже заговорил об этом. – Но, возможно, ты создашь новую.

– Я должна была ее создать. Я собиралась замуж.

– За Арагона. Мы знаем. Но здесь ты ни у кого не найдешь к нему симпатии.

– Почему? Вы хотя бы знакомы с ним? – возмущаюсь я. Эта необоснованная ненависть ужасно злит. Они готовы презирать его и меня только за то, что наша деревня живет лучше.

– Алтан с ним знаком. И многие в этой деревне его знают. Он часто приезжал сюда до того, как стал магом.

Что? Я растерянно отшатываюсь, пытаясь осознать услышанное. Они знают друг друга… Конечно, в этом есть смысл, ведь Алтан высказывался по поводу характера Арагона, но тогда я не думала, что их знакомство было близким. Зачем Арагону было приезжать сюда?

– Что же случилось?

– Когда Арагон стал магом, это разрушило нашу жизнь, – пожимает плечами Лили, а я лишь хмурюсь. Как это может быть взаимосвязано? У Алтана и Арагона собственные деревни, Камни и силы, им нечего делить. Так как то, что один из них стал магом, могло испортить жизнь другому?

Но я не успеваю спросить, так как женщины начинают собираться. Закончив приготовления, они расходятся переодеваться, а я помогаю Лили донести заснувшую у меня на коленях малышку до дома. По дороге все обсуждают, что бы надеть, а я понимаю, что у меня и выбора-то нет.

– Есть только одно нарядное платье, но и оно черное, – с досадой говорю я, осознавая, что это неподходящий цвет для праздника рождения.

– Хочешь, дам тебе платье? Или какие-нибудь украшения? – предлагает Лили, и я, недолго думая, соглашаюсь. Оставив малышку в колыбели, я отправляюсь в Башню переодеться.

Облачившись в свое единственное нарядное платье, я возвращаюсь в дом к новой знакомой, которая уже подобрала для меня пару вариантов. Сама она одета в сиреневое платье в цветочек, удивляющее качеством. Я и представить не могла, что у женщин из столь небогатой деревни могут быть такие дорогие наряды.

– Откуда у тебя такое платье? – с изумлением разглядывая ткань, интересуюсь я.

– Из самой Столицы, – гордо отвечает Лили.

– Ты была в Столице?

– Нет, но мой отец был торговцем.

– Продавал доспехи или металл? – спрашиваю я и замечаю погрустневшее лицо собеседницы. – Он скончался?

– Нет, – выдавливая из себя улыбку, отвечает Лили. – Он все еще торговец. Наверное. Откуда мне знать?! Как насчет этого?

Она предлагает мне пару платьев: желтое из толстого шелка и красное из хлопка, но первое мне кажется слишком нарядным для девушки моего положения, а второе напоминает о последнем вечере дома. Тогда Лили достает из шкафа красный платок и повязывает мне на пояс.

– Так. Теперь твое платье совсем не выглядит строго. Напротив, очень даже привлекательно. Только вот… – начинает она и тянется к моей косе. Лили распускает ее и позволяет моим волнистым волосам упасть на грудь. – Красавица. Кто знает, может, и Алтану понравится?

– Этому привереде ничто не понравится, – фыркаю я.

– Но и он же не железный, – пожимает плечами Лили, с неким намеком поводя головой.

– Где его семья?

– Умерли, – просто отвечает она.

– Значит, он совсем один, – вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать о своих словах. Я же знала это. Но теперь получила подтверждение, и мое прикованное сердце не может сдержать сочувствия. Лили лишь горько качает головой.

– Ты даже не представляешь, насколько ты права. Я нечасто общаюсь с ним, но мой брат – глава стражи.

– Клио, так? – вспоминаю я высокого худого мужчину, и Лили кивает.

– Вокруг Алтана всегда много людей, он постоянно занят, но по-настоящему рядом с ним никого нет. Ни семьи, ни любимой. Он ото всех закрылся.

Наверное, ему просто никто не нужен. Вполне вписывается в образ ледяного высокомерного мага, презирающего окружающих. Погибли его родители или нет, тяжела жизнь в его деревне или нет, это не дает ему права разрушать жизни других людей. Не дает права разрушать мою. Он лишил меня будущего. Семьи, брака с любимым человеком. У меня нет сочувствия к такому монстру.

Когда мы заканчиваем, уже темно. Я выхожу из дома Лили и осматриваю поляну. Под раскидистым шатром, украшенным фонариками, стоят круглые столы. На них мерцают свечи, бросая отблески на собранные мной букеты из листьев. Играет музыка. Подобное настолько необычно для этой деревни, что я осматриваюсь в поиске музыкантов и не успокаиваюсь, пока не нахожу трех мужчин, играющих на инструментах.

Постепенно люди заполняют поляну. Новоявленную маму усаживают в мягкое удобное кресло рядом с главным столом, а ее малышу отводят место в красиво украшенной лентами колыбели. Гости поздравляют их, желают мальчику всего самого лучшего и дарят подарки.

Я ищу глазами Алтана и вижу, как он направляется к Лусии. Одетый в нарядный костюм, с аккуратно уложенными волосами, чистый и опрятный, он похож на представителя знати, а не на шахтера или плотника, как всего пару часов назад. Не в состоянии сдержать себя, я впиваюсь в него взглядом и принимаюсь рассматривать каждую деталь образа.

Алтан тем временем подходит к Лусии с ребенком и протягивает свой подарок – подвеску для кроватки, выполненную из разноцветных камней. Более десяти штук самых разных цветов, от желтого до черного, переливаются при свете свечей и сверкают.

– Пусть в твоем сердце всегда будет светло, – произносит Алтан, наклоняясь к малышу, и целует того в лоб. Он так добр к нему, что все внутри меня переворачивается от подобного лицемерия. Сейчас он желает ему счастья, а через десять лет будет заставлять работать до изнеможения. Ему он дарит подарки, а моего брата оставил без сестры.

Я снова вспоминаю Эбу. Его кудрявые темные волосы, большие шоколадные глаза и цепкие ручки. Вспоминаю, как он тянулся ко мне, чтобы я взяла его к себе и рассказала сказку; как называл Даой, только учась говорить. Слезы наворачиваются на глаза, и мне уже не терпится покинуть поляну.

Я останавливаюсь у ее кромки, под одним из украшенных свечами деревьев, и смотрю на лес. Там, за ним, через множество столпов – моя семья. Мои родители, моя сестренка и мой Эбу. Я была еще слишком юной, когда родилась Малина, Эбу же появился уже после моего восемнадцатилетия, потому я всегда относилась к нему иначе. Почти как к сыну.

– Подумываешь о побеге? – вдруг слышится тихий низкий голос. Слева от меня стоит Алтан и также смотрит на лес.

– Всегда, – просто отвечаю я. – Ты знаешь, моему братику всего три года.

– Но у него же есть родители, так?

– Да. Тебе не понять, каково это – иметь младшего брата или сестру. Ту ответственность, что чувствуешь за них, ту любовь, что испытываешь. Как ты спишь по ночам, зная, что собираешься отобрать у детей отцов?

– Лучше спроси меня, как я сплю, зная, что этот малыш может не дожить до весны. Зима уже скоро. Ты поймешь. Но пока все хорошо. Сейчас лето, и на столах есть еда, так что прекрати грустить и иди веселиться. Это же ты умеешь?

– Почему? – скрещиваю руки на груди я. – Потому что у нас в деревне не занимались ничем, кроме веселья? Знаешь, а я даже не думала, что вы имеете хоть малейшее представление о музыке.

– Думаешь, мы не умеем веселиться? Просто у нас разбавляют работу отдыхом, а не отдых работой.

– Думаю, что ты точно не умеешь, – заявляю с вызовом я, приподнимая бровь. Кажется, если этот напыщенный зазнайка расслабится больше, чем на пять секунд, он просто лопнет от переизбытка радости. – Для тебя это что-то настолько чужеродное, что ты даже не знаешь, с какой стороны подойти к партнерше в танце.

– К партнерше в танце можно подходить с любой стороны, – вдруг шепчет мне на ухо Алтан, обходя сзади, и моя шея покрывается мурашками. – Но если ты такая умелица, давай, принеси пользу, развесели людей.

– Только если маг тоже почтит своим участием, – хитро улыбаюсь я, в упор смотря на Алтана, и замечаю, что он колеблется. С одной стороны, ему хочется поставить зазнавшуюся пленницу на место, но, с другой, он явно не чувствует себя в своей тарелке, развлекаясь. Кажется, он совсем забыл, как это делается. А может, и не знал вовсе.

– Веди, – велит все же маг, и внутри что-то дергается, словно натянутая струна.

Танец – хорошая возможность расположить к себе, и я могу наконец приняться за осуществление плана, но ноги упрямо начинают дрожать, а руки холодеть. Все же сдаваться нельзя. Я обязана принять этот вызов.

Я подхожу к музыкантам и интересуюсь, какую музыку для танцев они знают. К моему удивлению, мужчины с легкостью соглашаются сыграть предложенное мной, и я выхожу на середину поляны. Жители деревни стоят и с интересом наблюдают. Глубоко вздохнув, я начинаю танцевать и постепенно вытягиваю в центр зрителей. Сначала знакомых девушек и женщин, потом их мужей и друзей.

Музыка сменяется на более веселую, и мы становимся в круг. Взявшись за руки, вышагиваем вперед и назад, то поднимая руки, то опуская, а затем, подпрыгивая, перемещаемся по кругу в хороводе.

Мы разбиваемся на пары, и я с удивлением замечаю, что большинство людей знает этот танец. Алтан усмехается, завидев мое изумление, и вдруг берет меня за руки. Сердце на миг замирает, и я прикрываю глаза, злясь на свою реакцию. Я должна чувствовать себя увереннее, иначе не смогу исполнить задуманное. Мне нельзя теряться каждый раз, как Алтан оказывается ближе.

Мы шагаем вперед в танце, подходя к стоящим напротив парам, а потом снова отдаляемся, и все это с такой легкостью, что я быстро забываю о волнении. Люди улыбаются и смеются. Молодежь только учится, отчего постоянно возникают курьезные ситуации: кто-то наступает партнеру на ногу, кто-то неправильно выполняет движения, но никто не возмущается. Все только радуются столь пустяковым проблемам.

Мы топаем, отбивая ритм, передвигаясь все быстрее, а затем меняем партнеров. Я оказываюсь в паре с молодым парнем, который исполняет этот танец впервые. Он часто запинается, но я лишь улыбаюсь, не в состоянии возмущаться его неловкими попытками. Он настолько робок и искренен в желании сделать все правильно, что я подсказываю ему движения и радуюсь, когда у него получается.

Быстрее, чем я ожидала, мы снова меняемся, и я возвращаюсь к Алтану. Оказываюсь с ним лицом к лицу, сталкиваясь телами, и смущенно подаю руку. Мой указательный палец ложится на его большой, а поясница ощущает теплое прикосновение. Дыхание сбивается, и я поднимаю глаза. Сердце ускоряет и без того быстрый стук, а лицо ощутимо заливается краской, когда я вижу непривычно теплый взгляд Алтана. И почему-то в тот момент моя затея предстает абсолютной глупостью. Кажется, он видит меня насквозь. Разве есть у меня шанс обхитрить его?

Мы начинаем кружиться. Все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее. Алтан ведет необычайно умело, и я вдруг ощущаю, насколько легко просто следовать за ним. Когда не надо бороться, не надо презирать. Когда я просто отдаю себя в его сильные руки. Пусть ненадолго, но я позволяю себе расслабиться и смеюсь, смущенная столь игривым танцем. Мне кажется, мы сбиваемся с ритма, прыгая вместе со всеми, но до этого нет никому никакого дела. Все просто улыбаются.

Как и Алтан.

Широкой, искренней улыбкой, приковывающей взгляд. Снова делающей его похожим на двадцатилетнего мальчика, в чьих глазах пляшут искорки.

Разве возможно ими не залюбоваться?

Мое платье развевается, шелестя по уже вытоптанной траве, ноги заплетаются, а голова начинает кружиться, и я роняю ее на плечо Алтана, позволяя крепким рукам удержать меня. Его запах опьяняет, и я больше не хочу думать ни о чем плохом. Пусть будет так: музыка, танец и он рядом.

Мы отрываемся друг от друга, и я вращаюсь на одном месте, не сдерживая улыбки. Мои волосы развеваются на ветру, а изображения смазываются, но взгляд снова и снова находит Алтана. Мы смотрим друг на друга, будто видим впервые: пристально, заинтересованно, словно в глазах таится магия, способная зачаровать любого. Алтан подходит ко мне, и воздух вдруг становится раскаленным, а тело загорается под пылким взором.

Музыка смолкает, вырывая меня из мира грез, и я опускаюсь на стул. Дыхание все еще сбито, сердце бешено колотится, а глаза уже привычно ищут Алтана. Простой танец, мой план – все сливается в круговороте, и я устало роняю голову на стол.

Всего несколько минут назад поведение Алтана вызывало во мне отвращение, но стоило ему улыбнуться мне, как я сразу забыла об обидах. Я должна была начать осуществлять свою задумку, но все больше думаю о том, чем она обернется для меня. Смогу ли я влюбить Алтана в себя, не влюбившись сама? Смогу ли не поддаться и так удушающим оковам и не утонуть в этой пучине, если один его теплый взгляд заставляет забыть обо всех его грехах? Неужели мне придется пойти на эту жертву и позволить себе проникнуться к нему, чтобы он проникся ко мне?

Холодный ветер касается кожи, и я ежусь от пугающих мыслей. Мне хочется отправиться в конюшню, подальше от всех, и написать очередное письмо Арагону. Может, оно поможет найти ответы на вопросы. В последнее время я делаю это каждый день. Пусть всего на несколько минут, я позволяю себе побыть собой. Рассказываю о страхах и грезах, описываю впечатления прошедшего дня и интересуюсь жизнью любимых. Знаю, Арагон никогда не ответит, но мне достаточно и этого. Просто говорить с человеком, которого по-настоящему люблю. Пусть он и не слышит.

– Воры! – вдруг прорывается в сознание чей-то крик, и я вздрагиваю.

Глава 7. Пятеро в ночи

На поляну вбегает пожилой мужчина, и музыка смолкает.

– Воры! – тяжело дыша, говорит он и указывает вдаль. – Перси преследует их, но мерзавцы уже в лесу. Они похитили мешки зерна и заготовки!

Остальные мужчины вскакивают из-за столов и поворачиваются к Алтану. В воздухе повисает напряжение, а я вновь ежусь от холода и страха.

– Клио, Дариана, – командует вдруг Алтан, заставляя меня обратить на него внимание, – вы со мной. Остальные, оставайтесь здесь.

С ним? Не представляю, чем могу помочь, но покорно следую за магом. Атмосфера в деревне меняется: веселье испарилось, и теперь все напряжены и сосредоточены. Женщины забирают детей и скрываются в домах, мужчины разбегаются и выстраиваются по периметру. В руках у них оружие. В основном это луки – лучший выбор для дальнего боя, иногда встречаются пики. Мечей почти нет: если изгой окажется достаточно близко, чтобы сражаться на мечах, битва уже проиграна.

Алтан, Клио и я садимся на коней. Алтан пришпоривает своего вороного жеребца и стремительно направляется в лес по следам разбойников. Мы едем за ним. Преследующий воров Перси оставляет за собой красный каменный порошок, указывающий нам путь, и мы скачем по меткам около пятнадцати минут. Меня удивляет, что изгои успели уйти так далеко. Интересно, потеряли ли мы их след, или у преступников тоже есть лошади?

– Ты умеешь сражаться? Пользуешься каким-нибудь оружием? – спрашивает меня Алтан, когда лошади замедляются и нам удается поравняться. Деревья постепенно сгущаются, и вскоре придется спешиться, но пока мы неторопливо пробираемся по темному лесу, освещая путь фонарями.

– Нет, я никогда не училась, – растерянно отвечаю я. Девушкам в моей деревне знать боевые искусства не было никакой нужды.

– Отлично, – сквозь зубы бросает маг.

– Зачем ты взял меня с собой? – взбрыкиваю я. Теперь он еще недоволен и тем, что я не умею драться?

– Потому что ты единственная, кого они не смогут приковать!

Я задумываюсь. А ведь и правда – принадлежность одному магу защищает меня от оков другого. Но неужели вся надежда теперь на меня? Какая же глупость! Какой толк в сотнях здоровых мужчин, если они даже не могут отвоевать принадлежащую деревне еду?

Внезапно перед нами выбегает Перси, и лошадь Клио, идущая первой, от неожиданности встает на дыбы.

– Тихо, тихо! – треплет ее по шее хозяин, и мы останавливаемся.

– Они там, примерно в паре сотен ростов, – говорит Перси. – Кажется, устали бежать с такой тяжестью.

– Хорошо, я пойду вперед, а вы подождите немного и потом постарайтесь пробраться к еде, – велит Алтан и слезает с коня.

– Ты один туда пойдешь? – вырывается у меня. Какая нелепая идея! Разве можно идти одному к врагам-магам?

– Их пять человек, – вторит мне Перси.

– А какой у нас выбор? Мы достаточно далеко от Камня, так что, скорее всего, они не смогут воспользоваться магией, но лучше не рисковать.

– Можно подумать, что без магии они безопасны, – спорит Клио, но Алтан пронзает его непререкаемым взглядом.

– Я не могу рисковать тобой.

– Я начальник стражи, это мой долг – рисковать.

– А мой долг – защищать своих людей.

– Если ты проиграешь, падем и мы, забыл? – повышает голос Клио, но Алтан не желает ничего слышать. Клио уже спешился и готов пойти вместе с магом, но тот выставляет вперед руку, и стражник замирает.

Я смотрю на это в изумлении и даже не знаю, что думать. Авторитет Алтана бесспорен, а его люди готовы умереть за правителя и деревню.

Отдав немой приказ, Алтан уходит в направлении, что указал Перси, а мы остаемся у лошадей. Воцаряется тишина. Никто не произносит ни слова, будто боится заглушить что-нибудь важное. Мы просто ждем. Мое сердце бьется все быстрее, а тело окатывает мелкая дрожь. Пожалуй, это самая опасная ситуация, в которой я когда-либо оказывалась, если не считать сражения с окованным моей деревни. Но тогда у меня даже не было времени думать, я лишь наблюдала за происходящим, сейчас же беспокойные мысли могут разгуляться вдоволь. А что, если на нас нападут? У нас есть оружие, но оно едва ли поможет против магов. Алтан ушел совсем один, а врагов пять человек. Руки леденеют, и я прикрываю лицо. Безумно страшно даже думать о том, что может случиться.

Внезапно кто-то вскрикивает, и я перепугано осматриваюсь. Всего в нескольких ростах от меня, полные ярости, дерутся мужчины. Я отшатываюсь и всматриваюсь, пытаясь понять, что происходит. Клио сцепился мечами с незнакомцем – худощавым подростком не старше шестнадцати. Тот ловок и отважен, но у Клио за плечами годы опыта. Перси же стоит в стороне, вцепившись в плечо. По его правой руке, заливая опавшую листву, стекает темная кровь. Меч лежит рядом.

Я в ужасе присматриваюсь к ране и понимаю, что это не простой порез. Перси растерянно глядит на свой меч, желая, вероятнее всего, поднять его и помочь в бою, но не может: правая рука кровоточит, а в глазах стоят слезы.

Наконец Клио удается обездвижить напавшего подростка ударом рукоятки меча по голове и перевести внимание на Перси.

– Ты как? – взволнованно осматривая парня, спрашивает глава стражи, и я делаю робкий шаг вперед.

– Этот гад порезал меня, – хрипло отвечает Перси и, пошатнувшись, без сознания падает к ногам Клио.

Я хочу помочь, но лишь растерянно смотрю, не в состоянии пошевелиться. Один подросток, должный быть хитрым и подлым изгоем, поранил другого молодого парня. Они оба совсем юны, но стараются уничтожить будущее друг друга. И одному из них это удалось: Перси вряд ли сможет вновь взять в руку меч.

Клио спешно перевязывает рану, но Перси потерял уже много крови. Когда он приходит в себя, лицо его бледно, а тело сотрясает дрожь.

Начальник стражи принимается собирать костер, и не успеваю я задуматься о возможном вреде подобного действия, как он уже разводит его и извлекает из кармана иглу. Клио быстро обжигает ее на огне и тут же засыпает его землей.

– Держи его! – командует он мне, и я, пошатываясь, подхожу к Перси. Несколько дней назад этот мальчишка насмехался надо мной, а теперь мне приходится помогать залечивать ему рану. – Держи!

Клио пропускает иглу через плоть, и Перси со всей силы сжимает подол рубахи. Он не дергается и не стонет, более того, изо всех сил храбрится, но я вижу, как его трясет от страха, боли и холода.

На меня же он даже не смотрит. Его разум витает где-то далеко. Там, где Клио не пронзает его вновь и вновь иглой с какой-то тонкой, но крепкой нитью, где из руки не капает кровь, а важная для работы мышца все еще в порядке.

Я никогда прежде не видела, как зашивают даже простейшую рану, отчего теряюсь в кажущемся часовым процессе и прихожу в себя, лишь когда Перси заговаривает.

– Похоже, мне придется стать левшой, – резко выдохнув, с полувопросительной интонацией замечает он. Клио работает уверенно, и я понимаю, что делает это он далеко не в первый раз, но опыт не поможет уменьшить урон.

– Умение фехтовать левой рукой еще больше привлечет к тебе девчонок, – старается подбадривающе усмехнуться Клио, но ужас в его глазах не скрыть. Кто знает, кем ему приходится этот парень. Учеником, другом, братом, сыном? Я не имею ни малейшего понятия о том, насколько они близки, но переживания главы стражи не скрываются даже от меня.

Перси поднимает глаза к небу и выдавливает неровную улыбку, а я словно слышу, как рушится в этот момент его мир. Мечты, представление о себе и будущем. Сколько лет займет переучивание? Сможет ли он когда-нибудь владеть мечом, как прежде?

– Если не сможешь, вступишь в клуб тех, кому жизнь подложила какашку, – неловко шучу я, стараясь справиться с комом в горле. Этот парень никогда мне не нравился. Он подшучивал надо мной в первый день, одаривал надменными взглядами после, но разве можно спокойно смотреть на то, как человек лишается прежней жизни? И все же, какая горькая ирония: когда-то он считал себя выше меня, а сейчас, как никто другой, может понять, каково это – быть выдернутым из своих мечтаний в жестокий мир.

– У меня все равно никогда не получится быть такой принцессой, как ты, – отвечает он, и я усмехаюсь, сжимая его руку.

Завязав узел, Клио заканчивает с Перси и возвращается к изгою. Он принимается привязывать того к дереву, а я вдруг замечаю, что Алтана нет уже довольно долго. Сердце тут же неприятно дергается, и я в панике осматриваюсь.

– Нам пора идти к Алтану, – восклицаю я, и Клио замирает. Однако никакого ответа я так и не дожидаюсь: уже через пару секунд неразговорчивый глава стражи продолжает свое действие.

Закончив привязывать пленника, он поднимается и все-таки обращается ко мне и Перси.

– Дариана, поедешь со мной, а ты, – переводит Клио взгляд на раненого, – следи за пленником.

Мы уходим в чащу и тушим фонари. Без них почти ничего не видно, поэтому приходится идти наугад, надеясь вскоре заметить пламя от костра изгоев, ведь Перси сказал, что они остановились всего в нескольких сотнях ростов от нас.

Так и происходит. Через несколько минут ходьбы меж ветвей показывается отблеск, и я бросаюсь вперед. Бегу, перепрыгивая через поваленные деревья и кочки, оступаясь и царапаясь, но не позволяя ничему отвлечь меня. Клио бросается за мной и даже хватает за руку, стараясь сдержать необдуманный порыв, но я лишь отмахиваюсь.

Мы оказываемся на небольшой поляне, где, сжигая последние дрова, догорает костер. Его свет уже слаб, но все равно позволяет заметить лежащего неподалеку Алтана. Я застываю. Сердце, кажется, на миг останавливается, и все внутри обрывается. Я не могу сделать ни шага. Не могу даже вздохнуть.

Мертв?

Но разве я не узнала бы, если бы это было так?

Мысль об этом придает сил, и я прохожу вперед. Клио к этому времени уже тоже выбежал на поляну и остановился чуть поодаль.

Я опускаюсь рядом с Алтаном и переворачиваю его на спину. На голове видна кровоточащая рана, и я тянусь к ней дрожащей рукой. Слезы крупными каплями падают на мага, а перед глазами все плывет. Мои оковы не спрашивают разрешения, прежде чем позволить боли пронзить сердце.

– Алтан, – еле слышно шепчу я и краем глаза замечаю, как Клио оказывается рядом.

– Алтан, – вторит он мне и касается плеча мага. Глава стражи принимается тихонько тормошить его, и вскоре Алтан шевелится. Воздух вырывается из моих легких, и я обессиленно оседаю на землю, теряя равновесие.

– Ты как? – спрашивает обеспокоенно Клио, продолжая осматривать правителя. – Что случилось?

– Они вырубили меня, – кряхтя, Алтан приподнимается и касается раны на голове. Я тут же протягиваю руку, спеша хоть как-то помочь. – Странно. Их было шестеро, как и сказал Перси. Все взрослые, сильные, ловкие. Не понимаю, почему они не убили меня.

По дороге обратно ноги все еще плохо слушаются. Страх отступил, но воспоминание осталось. Так вот что значит быть настолько зависимым от одного человека. Так, что чувствуешь, будто весь мир готов обрушиться на тебя, если с ним что-то случится. А я ведь презирала его. Где же это чувство? Почему оно не защитило меня?

Когда мы возвращаемся к Перси, пленник уже очнулся и сидит прямо. Глаза его завязаны, но сам он явно вслушивается в происходящее. Алтан надеется, что незнакомец прольет свет на причины поступков изгоев, но, заметив ранение Перси, тут же выхватывает меч и подбегает к противнику. Я в ужасе застываю на месте. Неужели маг собирается убить его?

– Постой! – восклицаю я, и Алтан раздраженно оборачивается. – Он всего лишь подросток.

– Подросток, который может приковать нас к себе, развяжи мы ему глаза, – яростно возражает Перси. – Подросток, готовый лишить нас жизни! Тот, кто продолжит обкрадывать нас, если мы его отпустим! Так что ты предлагаешь?

А ведь Перси прав. Осознание опускается на сердце тяжелым грузом. Мы не можем просто отпустить его. Взять в плен? С магами так поступать запрещено, к тому же у деревни Алтана нет средств, чтобы кормить врагов.

– Ты можешь приковать его, – обращаюсь я к Алтану.

– Это противозаконно, – холодно отвечает он.

– Лучше его убить?

– Если об этом узнают, меня самого убьют, – поясняет Алтан, и я тут же отступаю. Я даже не представляла, что наказание именно такое.

– Все ясно, неважно, – быстро отвечаю я, надеясь поскорее закончить этот постыдный диалог.

– Мы можем допросить его и узнать, куда другие изгои забрали нашу еду, – предлагает Клио, и я снова оживляюсь. Если есть шанс, что никто не умрет, надо его использовать.

– Я попробую, но мы далеко от Камня, не уверен, что получится. Отойдите все, – говорит Алтан и присаживается напротив парня. Он берется за повязку, но прежде чем снять ее, сурово предостерегает: – Если попытаешься приковать меня, я тебя убью.

– Я ничего вам не скажу, – заявляет пленник и одаривает нас бойким взглядом, как только снова получает возможность видеть.

– Скажешь, иначе нам нет смысла оставлять тебя в живых, – сурово говорит Клио, и от его голоса по спине пробегает холодок. Есть в нем некое зловещее обещание.

Алтан же хватает пленника за голову и удерживает так, чтобы тот не мог двинуться.

– Посмотри на меня, – командует он, но изгой упрямо отводит взгляд. – Смотри.

Его тон пугает даже меня, но в то же время вызывает совершенно иное чувство. В той силе, власти, с которыми он говорит, есть некая… притягательность.

Особенно, когда эти слова направлены не на меня. Наблюдать за этой необычной борьбой невероятно интересно, пусть и жутко. Я никогда прежде не видела сражение внушения и воли, хоть и испытала нечто подобное на себе.

– Ты не только скажешь, – продолжает Алтан, когда изгой все же сдается и недовольно всматривается в противника. – Ты отведешь нас туда.

Парень машет головой. Буйство в его глазах сменяется осознанием последствий и страхом.

С одной стороны, мне даже немного жаль его, ведь, пусть и отдаленно, его ситуация схожа с моей. Он также вынужден встать на сторону врага. Но с другой – если быть честной, меня не волнуют никакие проблемы, кроме тех, что есть у Алтана. Его благополучие – все, что важно.

– Ты отведешь нас туда, – надавливает Алтан. – Отведешь.

Изгой еще долго противится. Он опускает взгляд, пытается увернуться, но Алтан не менее упрям. Они сидят так, в немой борьбе, около десяти минут. Алтан изо всех сил старается заставить пленного парня сделать немыслимую для того вещь и в итоге побеждает. Взгляд оппонента тускнеет, и он покорно опускает голову.

– Отведу.

– Где они? – спрашивает Клио, выходя вперед. – У вас есть постоянное место?

– Да. В овраге.

– В овраге Волурона? – уточняет Алтан удивленно, и я буквально вздрагиваю. Волурона? Как из моей сказки? Я считала, что полностью придумала ее, но, видимо, слышала имя или даже части истории раньше. Наверное, мама рассказывала мне ее в детстве. И как же иронично вышло! Герой моей сказки оказался строителем жилища наших врагов.

Алтан решает, что мы пойдем на рассвете, когда в лесу появится хоть какой-то свет и не придется надеяться только на фонари. Перси же должен будет отправиться домой.

Заночевать мы остаемся прямо здесь. Пока я ищу ветки для костра, мужчины собирают имеющиеся ткани и укладывают на землю. Алтан снимает попоны с лошадей, а Клио достает огромное покрывало, которое всегда возит с собой на случай ночевки. К сожалению, для четырех отдельных спальных мест материала не хватит, поэтому решено сложить все вместе. Мы разжигаем костер и, немножко согревшись, определяем очередность сна.

– Я первый подежурю, – предлагает Перси, и Алтан кивает. Затем сторожить должна я, после – Алтан и Клио.

Мы укладываемся на широкое покрывало, и я поднимаю глаза к темному небу.

– Волурон был магом? – интересуюсь я, пока никто еще не уснул. Его история никак не выходит из головы.

– Да, одним из сильнейших магов древности, – торжественно произносит Клио, укладывая меч рядом с собой и сворачивая одну из попон в подушку. – И предком нашего Алтана.

Я резко сажусь, и оба мужчины окидывают меня озадаченными взглядами. Какое удивительное совпадение. Разве такое может быть? Почему именно предка Алтана я выбрала героем своего рассказа? Прежде уже случалось нечто странное: я угадала имя оковавшего меня мага. Неужели все дело в связи? Какой же еще силой она обладает?

– Что с тобой? – в замешательстве спрашивает Клио, а Алтан лишь смотрит, словно уже привык к моему нелепому поведению.

– На днях я рассказывала о нем сказку, – задумчиво отвечаю я.

– Ты еще и сказки рассказываешь? – морщится сидящий у дерева Перси. Он неторопливо потирает руку, и мне кажется, что ему становится легче, когда он цепляется ко мне, поэтому не огрызаюсь в ответ.

– Да, папа говорит, у меня дар рассказчицы. Хочешь, могу и для тебя придумать, – шутливо предлагаю я. Все же мне не удается оставить ответ совсем без язвительности, но, к моему величайшему изумлению, Перси неуверенно кивает. И я почему-то действительно задумываюсь об истории.

Мое место на краю постели наиболее близко к Перси, потому я ложусь и, повернувшись к нему, начинаю тихий рассказ. Уверена, долго говорить у меня не получится: или Клио, или Алтан рассердятся, что я мешаю спать.

– Я расскажу тебе сказку о девушке. Девушке, которая была магом.

– Девчонки не могут быть магами, – разочарованно взбрыкивает Перси.

– Поэтому это и сказка. Мы представим, что она могла. Что в ее мире другие законы. Она родилась в жаркий дождливый день. В деревне, таящейся в овраге и не примечательной ни размером, ни климатом – с жарким летом и теплой зимой, с трудолюбивыми людьми и добрым магом. Ее родители очень любили друг друга, но отец был убит королем за неповиновение, когда героине было всего два года. Из-за его кончины девочка с детства ненавидела короля и жестокие законы, связывающие людей по рукам и ногам. Ее мать была убита горем, но утешала себя тем, что дочь ждет великая судьба, ведь, как только умер маг, малышка получила силу. Однако разве мог двухлетний ребенок править? Чтобы защитить деревню и свою дочь, мать нашла подставного мага – мужчину, которому могла доверять. У него не было силы, но об этом знали только жители деревни. Для всех остальных именно он был хранителем Камня Солнца. Вскоре мать даже вышла замуж за этого человека, и наша героиня осталась на посту принцессы своей деревни. Принцессы, которая втайне была королевой.

– Она была магом, а не королевой, – поправляет меня Перси, но я замечаю, что он погрузился в историю не меньше чем дети, которым я рассказывала свои сказки.

– Конечно, не была, но разве у нас есть слово, которым можно описать ее положение? Наша героиня росла любимицей народа. Красивая, добрая, смелая – ее чарам покорялся любой, кто встречал. Жители деревни готовы были умереть за нее, а местные изгои, узнавшие однажды о ее даре, стали защищать. Они еще помнили доброе отношение ее отца, потому не пытались воспользоваться беспомощностью ребенка. Вместо этого необычная девочка подарила магам без Камней надежду на то, что однажды изменит столь прискорбное положение вещей. Что больше не будет гонений на изгоев и чудовищных законов, рушащих судьбы. Поэтому детство и юность нашей героини прошли в мире. Ее деревня процветала, а жители любили и уважали своего мага. Но однажды все изменилось. Один из заезжих торговцев обратил внимание на необычную девушку, столь сильно любимую окружающими, и, вернувшись в Столицу, поделился наблюдениями со знакомым. В результате о маге узнал и новый король. В тот же месяц в деревню героини приехал еще один торговец. Это был молодой мужчина, привезший наряды из Столицы. Красота, доброта и мудрость девушки-мага покорили и его, потому он попросил разрешения остаться. Очаровательный торговец быстро влился в жизнь поселения и вскоре стал магу хорошим другом. Они проводили вместе целые дни, беседуя о политике, астрономии и моде, и даже ночью мысли друг о друге не покидали влюбленных. Но у этой истории не могло быть счастливого конца. Мечты молодой правительницы разбились в тот миг, когда мучимый чувствами торговец совершил страшное признание. Оказалось, он был одним из окованных короля, посланный, чтобы разузнать о девушке-маге, и получивший приказ убить ее. Объятый любовью к героине, он сумел побороть жестокое повеление короля, но мысль о предательстве оковавшего его мага начала сводить мужчину с ума. Разрываемый собственными чувствами, торговец покончил с жизнью, и наша героиня ступила на новый путь. Ее мирная жизнь закончилась. Отныне в ней жила ненависть – настолько сильная, что девушка готова была пожертвовать всем, что у нее было, ради свержения тирана и изменения уклада королевства. Семья, убившая ее отца, и любимого, мучающая простых людей и пытающаяся избавиться от нее, не была достойна править этим миром. Посему наша героиня решила во что бы то ни стало сменить правителя. Она знала о своей власти над людьми, поэтому, недолго думая, собрала вещи и отправилась в Столицу. Остановившись у друга родителей и представившись его племянницей, маг быстро вошла в высшее общество. Ее целью был король, и наша героиня нашла к нему путь. Как и следовало ожидать, перед чарами девушки не устоял даже правитель. Несмотря на то что он только женился, король отказался от супруги и усадил на трон новую возлюбленную. Так наша героиня стала королевой. Искренне презирающая короля, она, однако, не могла сместить его, а потому была вынуждена притворяться любящей женой. День за днем она проживала в муках, но успокаивала себя мыслью о том, что сможет построить новый, справедливый мир. Так и происходило. Используя растущее влияние на государя, она способствовала созданию новых законов, упразднению старых и послаблению наказаний. Именно благодаря ей через десять лет страну было не узнать. Государственный строй изменился. Больше не было гонений на изгоев, запрета совместного проживания магов и неравенства. По всему государству были равномерно распределены Камни Солнца, создавшие одинаковый климат. Теперь люди были вольны жить там, где хотели, и сплачивались вокруг самых мудрых и справедливых магов. Никто больше не боялся замерзнуть насмерть или умереть от голода. За годы правления у короля и королевы появилось двое сыновей, один из которых впоследствии стал великим королем. Он продолжил дело матери даже после ее смерти, а затем и его дочь взошла на престол. Так, лишившись прежней жизни и принеся множество жертв, наша героиня изменила судьбу всего государства.

– Красивая сказка, – говорит вдруг наш пленник, и я осознаю, что почему-то сделала преступников-изгоев жертвами в своем рассказе.

– Хочешь сказать, что потеря прежней жизни может стать началом чего-то нового, более значимого? – уточняет Перси скептически, и я одариваю его самодовольной улыбкой.

– Именно.

– Тогда и тебе стоит поблагодарить Алтана за то, что избавил тебя от женишка, – усмехается Перси, и я щурюсь, прожигая его взглядом. Так, значит? Я пыталась подбодрить его, а он насмехается? Засранец!

Качая головой и коря себя за наивную глупость, я усмехаюсь и переворачиваюсь на другой бок. Глаза уже давно слипаются от тяжести прожитого дня, но рядом лежит Алтан, и внутри появляется легкое щекочущее чувство. Он так близко, что я даже слышу его дыхание, и почему-то мне хочется придвинуться еще. Взгляд пробегает по усталому лицу, и я вновь задумываюсь о сказке. Моя героиня провела жизнь, жертвуя ради других. Да, она стала королевой, но власть никогда не была ее целью. Не была даже наградой. Она была ношей, что приходилось нести ради блага людей.

Я не замечаю, как засыпаю, и вот уже Перси тормошит за плечо, и мне приходится перебраться к дереву. Бодрствовать невероятно трудно, поэтому я вновь погружаюсь в размышления об истории. Думаю об изгоях, короле и цене власти.

Когда наступает очередь Алтана, я неспешно поднимаюсь и прохожу к спальному месту. Костер уже едва теплится. Я подбрасывала в него пару дров, но пламя быстро поглотило их, и я задаюсь вопросом, нужно ли искать новые. До рассвета еще далеко, а без тепла огня становится заметно холоднее. Я бросаю взгляд на нашего пленника. Судя по опущенной голове и расслабленной позе, он уже давно крепко спит. Пора спать и мне, потому я присаживаюсь у изголовья Алтана и осторожно бужу его. Резкий вдох прорывает тишину ночи и пугает. Алтан вздрагивает. Его глаза находят причину нарушенного сна, и во взгляд снова скользит суровая уверенность. Маг молча поднимается и занимает место у дерева.

– Здесь никогда не видно звезд? – шепотом спрашиваю я, подняв голову. Прохладный ветерок обнимает меня, и я кутаюсь в плащ. Листва над нами не очень густая, поэтому, будь на небе звезды, их можно было бы увидеть.

– Так же, как и солнца, – слегка раздраженно отвечает Алтан.

– Я скучаю по звездам… По их россыпи на бескрайнем небе…

Странно, но в путешествиях о доме мне всегда напоминало именно небо. Глядя на солнце и звезды, я понимала, что они все те же, и дом казался совсем близко. Но здесь нет ничего подобного. Даже небо кажется чужим.

– Тогда надейся, что мы победим твоего жениха.

– И что тогда будет? – вдруг задаюсь вопросом я. Странно, но я никогда раньше не думала о том, что будет после войны. Все мысли были заняты переживаниями об ужасах, которые принесут сами военные действия. – Моя деревня останется без Камня? Это не одна тысяча человек…

– Я подарю вам свой. Кто знает, может, к тому времени ты уже привыкнешь к нему, – язвительно отвечает Алтан, и я сжимаю кулаки. Какой же он все-таки мерзавец! Ведет себя так, будто мучения других людей приносят ему радость.

– Удивительно… – произношу я с высокомерием в голосе, – как такие преданные и трудолюбивые люди могут служить тебе.

– Что ты вообще знаешь о преданности и трудолюбии? – парирует он, и я закатываю глаза. Снова взаимные обвинения. Он презирает меня, я презираю его… Какая печальная норма вещей.

– Ты можешь говорить о чем-нибудь, кроме того, как сразишь Арагона?

– С тобой? Я предпочту помолчать.

Я только фыркаю и ложусь на покрывало. Как жаль, что на небе все же нет звезд…

– Кто знает, может, через несколько лет жизни с твоим Камнем я тоже захочу украсть камешек побольше. Звезды того стоят… – ехидно произношу я и задумываюсь. А что, если это окажется правдой? Возможно, темное небо настолько наскучит мне, что и я сойду с ума от злости. – Моя любимая – это Визия, небольшая звезда рядом с Кларой. Она всегда казалась мне скромной, но, несмотря на это, необычайно яркой.

– Ее назвали в честь дочери древней королевы, – дополняет, к моему удивлению, Алтан, – которая погибла от рук подлых людей. Она была необычайно живой и смелой девочкой. Очень любопытной и активной. Любила сбегать из замка на набережную, пользуясь тем, что большинство людей не знали ее в лицо. Однажды Визия заметила, как на пожилого торговца напали прибывшие из-за моря маги. Они были простыми разбойниками, решившими поживиться богатством Столицы, и принцесса не смогла оставить без внимания несправедливое действие. Она встала на защиту торговца и тут же поплатилась за доброту и наивность. Маленькая жизнерадостная девочка и понятия не имела о подобном зле. Она и не представляла, что кто-то может просто ударить ребенка так, что он упадет и насмерть ударится головой о камень. Но вышло именно так. Ей было всего одиннадцать. Именно с тех пор магам запрещено не только жить, но и путешествовать вместе. Но слушаются не все.

Алтан бросает полный презрения взгляд на нашего пленника, а я стараюсь прийти в себя от истории. Оказывается, даже моя любимая звезда связана с трагедией…

– Есть какие-нибудь звезды, не названные в честь умерших детей? – с горькой усмешкой интересуюсь я.

Несколько секунд Алтан молчит, и я уже решаю, что на сегодня ему общения со мной хватило (если подумать, мы и правда провели вместе необычайно много времени), но потом маг все же отвечает:

– До появления магии люди жили в темноте и холоде. Но потом небольшая группа людей отправилась в самый трудный поход в поисках спасения. На далеком заморском острове они нашли то, что искали. Именно те люди стали первыми магами, образовавшими известный нам мир. В честь одного из них назвали самую яркую звезду – Примус. Наверное, раньше у звезд были другие названия, но те времена, как и память о них, остались в далеком прошлом.

– Самая яркая звезда, названная в честь первого мага… Даже не знаю… – «смогу ли ее полюбить», – домысливаю я. Почему-то мне не очень нравится данная ассоциация.

– Есть еще Нилай, – немного подумав, говорит Алтан. – Она названа в честь дома, потому что именно по ней ориентировался Анирин в своем походе.

– Это лучше, – удовлетворенно отвечаю я, кутаясь в плащ и смотря на темное небо. – Хотела бы я ее увидеть.

Может, и меня бы она привела к дому.

Я просыпаюсь, когда темнота уже сменилась на серость. Клио окончил свой пост, и звуки его сборов выдергивают меня из сна. Из странного, настырного, буйного сновидения. Сердце бешено колотится, дышать тяжело, но я все равно не знаю, что именно вызвало такую реакцию. В памяти остались лишь смутные, туманные очертания. Я стараюсь различить силуэты, но мои попытки, как обычно, остаются безуспешны.

Алтан спит рядом. Напряженный, по горло закутавшийся в покрывало. Кажется, будто он пытается укрыться от этого мира. Интересно, когда он в последний раз отдыхал? Даже во сне ему нет покоя.

Постепенно все просыпаются: Перси, который всю ночь мучился от боли, быстро сосредоточившийся на плане действий Алтан и пленник. Мы собираем вещи, поим лошадей, посылаем Перси домой и отправляемся в путь. Алтан знает, куда идти, но все равно позволяет изгою вести нас, словно проверяя его.

По дороге Клио рассказывает мне про Овраг Волурона и город, построенный там столетия назад. Это место уже давно не использовалось правителями и потому стало хорошим убежищем для тех, кто не желает быть найденным. Изначально строящийся как сокрытый от лишних глаз, в заброшенном состоянии город стал еще более незаметным.

Несмотря на рассвет, чем дальше мы уходим от деревни Алтана, тем мрачнее становится. Со временем мы снова возвращаемся в ночь и зажигаем фонари. Все больше и больше деревьев стоят без листвы, спящие в ожидании солнечного света, и только редкие сорта умудряются получать необходимые для жизни вещества даже в таком климате.

Через пару часов утомительного пути мы наконец достигаем места назначения. Овраг, к которому мы подходим, настолько огромен, что я не могу найти его края. Вытянутый, он теряется вдали, словно река, и в темноте открывает взгляду лишь малую часть. Это зрелище одновременно завораживает и пугает. Кто знает, что таится внизу.

Мы находим вход – закрытую длинными ветками тропинку, по которой спускаемся, невольно оповещая всех о своем приходе. Ветки трещат, камни под ногами перекатываются, и я уверена, что у подножья нас встретят вооруженные изгои, но там никого не оказывается. Мы светим вокруг, пытаясь осмотреться, и требуем объяснений у пленника.

– Где они? – сурово спрашивает Алтан.

– Никто не будет с песнями и плясками встречать вас в месте, где пытается спрятаться, – язвит пленник, и Клио раздраженно толкает того вперед.

– Может, он вообще им не нужен, и они просто ушли, – высказываю я предположение про пленника.

– Они не просто так нашли заброшенный город и живут здесь целой толпой. Такая жизнь наиболее приближена к нормальной. Изгои не откажутся от нее так легко, – отвечает Алтан, и я удивляюсь столь развернутому ответу. Я все еще не могу привыкнуть к тому, что при разговоре со мной он не ограничивается односложными предложениями.

Если подумать, жизнь изгоев поистине ужасна: проходящая в вечной темноте, скитаниях по лесам, воровстве еды и наблюдениях издалека за обычными людьми… Каждый, кого они встречают на своем пути, – их враг, и лишь такие же, как они, могут одновременно облегчить и осложнить их существование. По спине пробегает холодок, и я вглядываюсь в город. Несмотря на древность, в нем еще чувствуется былое величие. Словно вены по телу, по нему проходят каменные тропинки и канавки, прежде полные воды. Последние то поднимаются, то опускаются, убегая с холма прямо в небольшой фонтан. Камнем выложены площади, выстроены беседки и скамейки. Когда-то здесь был центр поселения. Возможно, рынок. Люди гуляли по зеленым холмам, дети играли в фонтане. Когда-то здесь кипела жизнь. Все, что осталось от нее теперь, – это развалины.

Вдали овраг становится шире, и нашему взору открываются здания: жилые дома и главная башня, перед которой стоит памятник. Все это также выполнено из камня. Верхние этажи башни снесены, и теперь она больше похожа на пенек, навсегда лишенный возможности превратиться в цветущее дерево. Когда-то на этой башне сиял Камень Солнца, теперь она утопает во тьме. Мы подходим поближе к памятнику, и я стараюсь рассмотреть в нем великого Волурона. Маг изображен молодым и сильным, с мечом в руке. Но статуя лишена половины руки и части лица, отчего понять то, как в действительности выглядел Волурон, очень сложно. Кто знает, может, ее поставили уже после смерти. Может, скульптором был тот, кто ни разу даже не видел великого мага.

– Они там, – стыдливо указывает на один из домов пленник и опускает голову. Он готов провалиться сквозь землю из-за предательства, которое совершает.

– Ладно, – кивает Алтан и осматривается.

Он быстро заходит в один из полуразрушенных домов и, выйдя обратно, обращается к нам с Клио.

– Вы с пленником останьтесь внутри. Я пойду к изгоям и договорюсь об обмене. Возможно, они уже знают, что мы здесь, и следят за нами, так что держите его поближе.

– Ты пойдешь туда один? – пораженно восклицаю я. – К магам, про которых мы ничего не знаем? Опять? Забыл, чем закончился прошлый поход?

– Именно. Я помню, а потому знаю, что они не стремятся меня убить. Кроме того, мы слишком далеки от Камня, так что использовать свои силы против меня у них не получится. А что до драки: какая разница, побьют меня одного или нас двоих? Мы с Клио тоже не выстоим против десятка изгоев на их территории. Так зачем рисковать еще одним человеком? Я поговорю с ними и постараюсь обменять еду на этого… Как тебя зовут?

– Лэйн, – нехотя отвечает пленник.

– С чего ты вообще взял, что он для них ценен? – все сильнее нервничая, спрашиваю я. Чтобы не отпускать Алтана, я цепляюсь за любую причину.

– В их ситуации ценен любой. Если бы они хотели быть одни, то не сбивались бы в группы. Одиночество не самая лучшая вещь в темноте, голоде и холоде.

– Нельзя туда идти! Ты сам принесешь им на блюде все то, о чем они мечтают! Они убьют мага и завладеют Камнем и деревней! Как ты можешь быть таким идиотом? – не унимаюсь я. Не могу понять, как он решился на такое сумасбродство. Я подхожу вплотную к Алтану и заглядываю ему в глаза, стараясь донести положение вещей, но вижу там лишь холодную решительность. Все внутри меня леденеет. Возможно, Алтан тоже боится, но умело его скрывает.

– Если бы они хотели убить меня, то сделали бы это еще вчера – у них была прекрасная возможность.

– Что, если они хотят сначала допросить тебя?

– Тогда почему не схватили? – парирует Алтан, и я не нахожу, что ответить. Возможно, он прав, но чувство тревоги не отступает.

Я хочу найти еще причины того, почему не стоит идти туда одному, но Алтан не дает мне времени даже подумать. Еще раз бросив: «Сидите здесь», он уходит к дому, а я перевожу полный недоумения взгляд на Клио. Как он может так спокойно отпускать своего мага в лапы противника?

– Он прав, – недовольно говорит начальник стражи, понимая мое негодование. – Нам стоило лучше продумать план.

Клио привязывает Лэйна к столбу, а сам садится рядом и приставляет нож к горлу пленника. Если кто-нибудь ворвется, парень погибнет раньше, чем его спаситель успеет что-либо предпринять.

Я подхожу к окну и нахожу взглядом дом, куда отправился Алтан. Не могу просто сидеть здесь. Сердце бунтует, и я чувствую себя полной дурой из-за того, что трачу время. Разве могу я просто позволить ему умереть там?

Это опасно. Кто знает, на что способны изгои. От них бы нужно держаться подальше, но я рвусь вперед. Ради человека, которого презираю. Мага, эксплуатирующего подданных. Мерзавца, лишившего меня прежней жизни. Но она уже позади. Теперь у меня другая судьба.

– Я пойду туда, – решительно говорю я и открываю дверь.

Глава 8. Обманчивые впечатления

– Прокрадусь тихо, разведаю ситуацию, – говорю я напоследок и делаю шаг за порог, но ответ Клио останавливает.

– Алтан велел сидеть тут.

– Вот ты и сиди, – огрызаюсь я. Не могу поверить, что глава стражи просто дожидается, пока его маг рискует жизнью. – А я не буду, так как знаю, насколько это опасно.

– И чем ты ему сможешь помочь? – с насмешкой интересуется Клио, на что я только раздраженно пожимаю плечами. Я хоть что-то делаю. Что-нибудь придумаю. – Разве ты не должна слушаться его?

– Важнее не то, что он говорит, а то, что идет ему во благо. А быть убитым там – точно не оно, – заявляю я и покидаю убежище.

Даже проходя по городу, я чувствую, будто нахожусь на поле боя. Словно в любой момент меня может пронзить стрела неприятеля. Все тело дрожит, но я сжимаю кулаки и упрямо иду вперед.

Здание, в котором, по словам Лэйна, скрываются изгои, довольно большое. Это просторный двухэтажный дом – раньше, наверное, он был каким-нибудь важным учреждением или жилищем богатого горожанина. Я осторожно заглядываю в окно и прислушиваюсь, но до меня не доносится ни единого звука. Внутри пусто, и, осмотревшись, я быстро обнаруживаю открытый люк в подвал, вдали которого виднеется свет и раздаются голоса. Спустившись, я иду по длинному каменному коридору, надеясь, что Алтан отправился именно туда. В конце подвала – вход в другое помещение, поэтому я останавливаюсь у небольшой арки и прислушиваюсь. Боясь быть замеченной, выглянуть я не решаюсь, но и без того слышу каждое слово.

– Мы не приковываем и не убиваем людей, – говорит, судя по голосу, пожилой мужчина, и мне наконец удается унять дрожь. Кажется, мы с Алтаном выйдем отсюда живыми. – В нас и так видят врагов, а если люди начнут собирать армии, это точно не улучшит нам жизнь.

– Но вы воруете, – замечает непререкаемым тоном Алтан.

– А нам оставляют выбор? Далеко не каждая деревня готова делиться едой. Ты знаешь, как люди относятся к магам без деревни. Нас боятся, словно мы только и ждем, как бы приковать кого-нибудь или убить правителя, владеющего Камнем. Мы страшные разбойники, злодеи из детских сказок. Скажи, похож он на злодея?

Старик, видимо, указывает на кого-то, потому что на несколько секунд воцаряется тишина.

– Ему было всего двенадцать, когда пришла магия. Деревня изгнала его – таков закон, да и кто знает, что может замышлять ребенок?! Мать не смогла пойти с ним: у нее еще трое младших детей, отец умер за пару лет до этого, родственников нет. Куда ему податься? – Алтан молчит, а я не могу даже пошевелиться. – Я лишился дома, когда мне было уже за сорок. Оставил жену и шестерых детей. Хорошо, что, когда я ушел, мои дети были уже достаточно взрослыми. Их мать могла работать, они могли помогать. Деревня поддержала их. Но однажды одному из них достанется мое проклятье. Именно так. Никто из простых людей не мечтает о силе магии. Никто не радуется, когда она внезапно приходит, разрушая жизнь. Какое-то время я пытался скрывать, что стал магом, надеялся, что никто не узнает, но магия проявляет себя…

– В первые месяцы, когда тело адаптируется, – поддерживает Алтан.

– Для тебя, наверное, это было увлекательно – смотреть, как буквально светятся изнутри твои глаза. Люди говорят, это невероятно красиво. Но только не для тех, кому подобное будет стоить жизни.

– Я тоже радовался, когда стал магом, – звучит более молодой голос. – Надеялся быть достойным продолжателем династии. Я единственный сын, а потому обучался руководству всю жизнь. Тренировался, занимался боевым искусством, заботился о здоровье и выносливости… Я пробыл магом всего полтора года до того, как Камень разбился, а людям из моей деревни пришлось искать себе новый дом.

– Ты не пошел к Горе Солнца? – спрашивает Алтан.

– Зачем? Путешествие заняло бы месяцы, мои люди не могли сидеть и ждать в темноте.

– Как видишь, никто здесь не жаждет власти, – снова говорит старик. – Мы просто пытаемся выжить. Охотимся, побираемся, ходим по краю ореолов деревень… Здесь ничто не растет, сам понимаешь. Мы не желаем никому вреда, но иногда все же приходится воровать, чтобы просто не умереть с голоду.

– Моя деревня не то место, где есть лишняя еда, – объясняет Алтан. Его голос стал заметно мягче, и я понимаю, что он проникся историями изгоев. У меня самой невероятно тяжело на душе. Люди, которых я так боялась, про которых слушала и рассказывала страшилки… – жертвы. – Мы сами с трудом пережили прошлую зиму. И то, сделали это далеко не все.

– Но у вас есть Камень. Есть скот, есть поля с растениями, шахты… У нас есть только страх и ненависть встречающихся нам на пути людей. И я не знаю, как мы можем это изменить.

– Я изменю. По крайней мере, в своей деревне. Я расскажу жителям о вас, но мы не можем предложить большего…

– Закон есть закон, – снова звучит голос молодого мужчины. – И мы надеемся когда-нибудь его изменить.

– Как? – изумляется Алтан. – Восстанием?

– Революцией. Однажды. Но прежде чем мы сможем начать ее, нужно найти способ изменить отношение людей к нам.

– Забирайте своего человека. Но мы не можем отдать всю нашу еду, – выносит вердикт Алтан после нескольких секунд размышлений. – Как насчет половины?

Кажется, обе стороны остаются довольны результатом переговоров, поэтому я со спокойным сердцем покидаю подвал, возвращаюсь обратно в домик и сажусь в уголке дожидаться Алтана.

– Все хорошо, – лишь говорю я Клио и расслабленно улыбаюсь.

Алтан возвращается через несколько минут и сообщает о результатах договоренности. Лэйн отправляется обратно к изгоям, а мы начинаем собираться. Пожилой мужчина, чей голос я слышала, велит людям вынести нам половину еды, и мы распределяем ее между собой. Алтан и Клио берут несколько сумок, а мне вручают небольшие мешки с сухофруктами и травами. Когда мы уходим, люди вновь заполняют город, и я пытаюсь пересчитать их. В основном это молодые мужчины, но среди жителей оврага есть и беременная женщина. Судя по всему, ей скоро рожать, и я с грустью думаю о ее дальнейшей судьбе. Видимо, не все изгои теряют свои семьи. Но долго ли она сможет здесь жить? А их ребенок?

– Почему они не примыкают к новой деревне? – спрашиваю я, когда мы пробираемся через чащу обратно к лошадям. – Они ведь могут скрыть свою магию.

– Ты знаешь слишком мало для той, которая собиралась замуж за мага, – замечает Алтан, с интересом поглядывая на меня. Я не могу понять, осуждает или одобряет он данный факт, и просто пожимаю плечами. Никто не просвещает простых людей об особенностях жизни магов. – Каждого нового жителя всегда проверяют. Магия внутри нас зависит от Камня Солнца, а потому реагирует на него. Если присмотреться, любой может заметить это проявление.

Я пытаюсь понять, о чем он говорит, вспомнить, замечала ли что-то необычное в Арагоне. Из разговора Алтана с предводителем изгоев я узнала, что в первые месяцы глаза магов буквально светятся магией. Проявляется ли она позже в похожей манере?

Мы продолжаем пробираться сквозь темный неприветливый лес, и чем дальше идем, тем тяжелее кажутся сумки. Я поглядываю на мужчин и с ужасом представляю, каково им нести по два больших мешка. Но они не жалуются, привычные к трудной работе, и я тоже стараюсь не думать о плохом. Скоро мы будем дома.

– Нам надо было лучше продумывать планы, – говорит Клио, перепрыгивая через очередную канавку. – Не могу поверить, что отпустил тебя одного к этим людям. Хорошо, что они оказались миролюбивыми бунтарями, а не жестокими головорезами.

– Кто же знал, что мы отправимся в их логово?! Туда можно было взять и пару десятков человек из стражи. Ты прав, нам надо прекращать совершать такие глупые поступки. Мы не можем позволить себе быть дураками.

– Я говорил тебе, с военной стратегией у меня плохо, – усмехается глава стражи. – Зато хорошо с ловушками. Мы разработали еще парочку новых, тебе нужно прийти посмотреть. Думаю, отличные мерзавцы получатся.

Внутри снова холодеет, и я останавливаюсь. Они говорят о том, как бы поизощреннее убить жителей моей деревни. Моего отца… Как человек, который подарил половину еды изгоям, может желать смерти ни в чем не повинным жителям деревни? Как странно… Я так привыкла презирать Алтана, что никак не могу осознать его добрый поступок. Я уже свыклась с тем, что он подлец, который не гнушается причинением вреда даже собственным людям, как вдруг сегодня он повел себя совершенно иначе, заставив меня на несколько минут забыть, что он жестокий тиран. Но пришла пора вернуться в реальность.

Алтан и Клио лишь оглядываются на меня, а потом продолжают путь, зная, что я все равно пойду за ними. И я иду.

Мы возвращаемся в деревню уже после обеда, и я тут же заваливаюсь на свой подоконник, постанывая от усталости. Алтан же лишь передает еду жителям и отправляется в лес.

– Вы ели в походе? – резко раскрыв дверь в спальню, упирает руки в боки Зулея.

– Нет, – вздыхаю я, морщась от ее голоса. – Я ужасно голодная.

Надо бы поесть. Я встаю со своего спального места и направляюсь к двери. Зулея, как всегда недовольная, в упор смотрит на меня, даже не думая отойти.

– Значит, опять не поел, – вздыхает она, качая головой. – Отнеси ему еду.

– Дай я хоть перекушу, – пытаюсь пройти в коридор я, но Зулея не пускает.

– С магом и перекусишь.

Я надуваюсь, словно ребенок, и, закатывая глаза, шагаю вниз. Опять мне приходится думать об этом негодяе! Зулея быстро собирает сверток и вручает мне. На улице накрапывает дождь, и я недовольно фырчу. Никакого покоя!

Конечно, я не хочу, чтобы он был голодным. Точнее, не хочет моя связь. Эта противная штука, что изощренно душит меня изо дня в день. Но я подбадриваю себя тем, что, когда вернусь, отправлюсь в конюшню и напишу очередное письмо Арагону. Человеку, который действительно заслуживает заботы и любви.

И все же я не могу выкинуть из головы поступок Алтана по отношению к изгоям. Почему он отдал им половину еды?

Хотя разве у него был другой выход? Может, он сделал вид, что заключил с ними сделку, потому что осознал, что иначе они его убьют? У них с Клио не было нормального плана, они находились без поддержки в логове врага, и им пришлось пойти навстречу и сыграть союзников. Конечно, как же я сразу не догадалась?! Глупо было думать что-то иное. У Алтана не могло быть другой причины, кроме собственной выгоды.

Я быстро нахожу его в лесу. Стражники, занимающиеся строительством ловушек, указывают мне путь, и я обнаруживаю Алтана на дереве, привязывающим что-то на ветку. Маг крепко держится за ствол ногами, но сердце все равно дергается от подобного зрелища. Если он упадет с такой высоты, то в лучшем случае что-нибудь себе сломает.

Пусть ломает, пусть шею себе свернет…

Алтан замечает меня и спускается. Вид у него изможденный, руки грязные, но глаза горят сосредоточенностью. Кажется, ничто не способно его остановить. Мы садимся на пеньки и принимаемся есть. Вокруг нас смертельные ловушки, и у меня возникает ощущение, что и кусок в горло бы не полез, если бы не вынужденная голодовка почти в течение суток.

– Мясо подгорело, – произношу тихо я.

– В следующий раз ты будешь готовить, – холодным тоном говорит Алтан, и я раздражаюсь еще сильнее. Спина ужасно болит, одежда и ноги промокли, мне холодно, и я сижу в окружении людей, которые хотят убить моих любимых. Еще мне не хватало им готовить! Да и вообще, можно подумать, что я этого и так не делаю: постоянно помогаю на кухне.

– Ненавижу готовить, – морщусь я.

– Кто бы сомневался!

– Ну да, – процеживаю сквозь зубы, – потому что я же такая принцесса… Знаешь, на самом деле я очень любила готовить в детстве. Мама учила меня, и я с удовольствием выполняла все ее поручения.

– И что случилось? – удивленно спрашивает Алтан. Кажется, он не ожидал подобного, отчего даже не сразу находит, что ответить. – Не царское это дело?

– Именно, – расплываюсь в притворной улыбке я. Случайно поймав его взгляд, я стараюсь смотреть с высокомерием, но лишь замечаю, как похож сейчас Алтан на мальчишку, спорящего о какой-то ерунде с бросающей ему вызов девочкой. В юности многие мои друзья проводили часы, пытаясь выяснить, кто лучше. Мальчишки кичились умением сражаться, а девчонки хитро пользовались расцветающей красотой. В итоге все эти независимые и обиженные юноши бегали за девушками, надеясь урвать хоть один поцелуй. – Отец однажды пришел с работы в плохом настроении. У них что-то случилось, и он был рассержен, нервничал. Мама тогда подала ему приготовленную мною еду, даже не успев сказать, кто был ее автором. И он раскритиковал ее. Сказал, что блюдо получилось подгоревшим и недосоленным, а когда мама сообщила, что ужин приготовила я, лишь заметил, что ему жаль моего будущего мужа. Жаль, что всей моей семье придется давиться такой гадостью и что даже его дочь оказалась ни на что не способна. Тогда у меня словно что-то отрезало.

– И ты перестала готовить…

– Нет. Наоборот, я делала все, чтобы стать лучшей в этом деле. Училась в три раза усерднее, чем раньше, проводила за готовкой целые дни, даже брала уроки у мастеров. И у меня получилось. Отец больше никогда не критиковал мою еду. Только хвалил. Мы с мамой не говорили ему, кто ее готовил, и потому он думал, что мама раскрыла какие-то кулинарные секреты. Но однажды он все узнал. И оказалось, что я лучший повар, которого он встречал. Отец пророчил мне готовку для всей деревни на праздниках, гордился мной. Но тогда был последний день, когда я что-нибудь готовила. Не знаю почему. Может, дело в том, что я ожидала большей награды за многомесячный труд или просто не считала, что вообще должна доказывать отцу, что чего-то стою. Я заслуживаю, чтобы меня любили просто так, потому что я его дочь. И он любил, я знаю. Любит… – на глазах выступают слезы, но я смахиваю их, не придавая никакого значения. – Но я все равно больше никогда не готовила. Сначала родители расстраивались, но потом, когда ко мне посватался Арагон, решили, что это не беда, ведь у магов есть слуги.

– Хм, а ты вредная, оказывается, – произносит Алтан, но вместо осуждения я слышу в его голосе некую… похвалу? – И упрямая. Никому не позволяешь принижать себя.

– Только у тебя это получается удивительно хорошо, – язвительно изрекаю я, приподнимая бровь, и на лице Алтана появляется робкая улыбка.

Вернувшись домой, я сразу ложусь спать. Усталость овладевает мной настолько, что не находится сил ни на что, кроме как стянуть мокрые вещи и завалиться на мягкий матрас. Оставшись лишь в нижнем платье, я забираюсь под одеяло и отворачиваюсь к окну, за которым все еще моросит дождь.

Меня будит звук возвращения Алтана. На улице темно, и я бросаю взгляд на часы. Поздно. Деревня уже спит, а ее маг только вернулся с работы. Он сбрасывает ботинки и опускается на кровать, тихо постанывая и закрывая лицо руками. Я чувствую, как ему плохо. Если у меня болит спина, то каково же ему, несшему в течение нескольких часов тяжелые мешки, а потом еще безропотно помогающему в строительстве? Алтан так напряжен, что, даже несмотря на сумасшедшую усталость, не сможет сразу уснуть. И как бы мне ни хотелось, я не могу радоваться его боли.

– Принести тебе чай? – спрашиваю я, но он только устало поводит головой, с прищуром глядя на меня.

– Ты же не готовишь.

– Это я приготовлю, – слегка усмехаюсь я.

– Не нужно.

Алтан подходит к шкафу и неспешно переодевается. Я замечаю грязь на его теле и понимаю, что у него нет сил даже вымыться. Он ополоснул только лицо и руки, когда вошел в комнату.

– Мой папа – один из стражей, поэтому тоже иногда приходит домой сильно уставшим. Так, что не может даже уснуть. Его разум утомлен, его тело… Мама помогает ему расслабиться, – несмело говорю я. Не уверена, что мне стоит ему помогать, но прикованную часть меня все равно тянет это сделать. Кроме того, разве я не хотела влюбить его в себя?

– Как?

– Твое тело слишком напряжено, – отвечаю я и поднимаюсь. Подойдя к Алтану, сидящему на кровати, я опускаюсь рядом. Что-то внутри снова реагирует на подобную близость, и сердце начинает биться быстрее, но я изо всех сил игнорирую это. – Почему ты так поступаешь с собой?

Опять что-то не вяжется. Не стыкуется подобное поведение с образом эгоиста.

– Я не делаю ничего, что не делали бы остальные, – отвечает Алтан, слегка хмурясь. Очевидно, ему странно слышать подобные вопросы, хоть я и уверена, что многие советовали трудолюбивому магу отдыхать побольше.

Но он прав. Вся деревня работает с утра до ночи, и он – предводитель, маг – истинное лицо своего народа.

– Я не понимаю тебя, – с отчаянием всплескиваю я руками и закрываю лицо. В моей голове каша. Я хочу ненавидеть его, но не могу. Из-за оков, из-за его поведения. Но как только начинаю сомневаться в его жестокости, Алтан снова делает что-то, что заставляет ежиться от отвращения.

– Что ты не понимаешь? – чуть раздраженно спрашивает маг. Он устал, а я докучаю ему своими сомнениями.

– Может, ты любишь боль? Тебе нравится причинять ее себе и другим?

– Что? – кажется, теперь он думает, что я сошла с ума. А может, понял, что всегда была такой.

– Ты заставляешь людей работать до изнеможения. Стариков, детей… И сам так работаешь. Все так плохо?

Деревня ведь не умирает. Зачем же поступать с ее жителями так жестоко?

– Кого я заставляю?

– Всех… – пожимаю плечами я.

– Может, просто дело в том, что они не так ленивы, как ты?

– Я видела тебя с тем стариком в шахте! – не выдерживаю я. Хватит уже этих обвинений. Кто он такой, чтобы стыдить меня за то, что я устаю? – Ты внушал ему отсутствие усталости, чтобы он продолжал работать! Разве это не жестоко?

– Он сам меня попросил, – словно было глупо предполагать иное, отвечает Алтан, и я теряю дар речи. – Все в нашей деревне делают все, чтобы не повторилась прошлая зима. Все понимают риски.

– Что случилось прошлой зимой?

– Двадцать человек умерло, – произносит серьезно Алтан и тихо добавляет: – В том числе моя мама.

Я чувствую, словно меня ударили. Под самые ребра, отняв возможность дышать. Не могу даже пошевелиться. Лишь ощущаю, как кровь подступает к лицу.

Я хотела знать, что случилось с его семьей, почему он такой, что такого страшного несет в себе зима…

Узнала.

Слезы снова выступают на глазах, но на этот раз я не смею их смахивать. Это слезы стыда и боли. Мои оковы изо всех сил ударяют по мне, давая хорошенько прочувствовать горе хозяина.

– Прости, – тихо произношу я, не осмеливаясь даже поднять на Алтана взгляд. Что я скажу? «Я не знала»? А хотела ли по-настоящему знать? Или лишь искала повод обвинить его?

Маг качает головой, пристально смотря на меня, и на секунду мне кажется, что Алтан сам хочет извиниться. В его глазах такая боль, такие усталость и жалость, что у меня щемит сердце, и я невольно тянусь к нему. Я больше не хочу на него сердиться, я просто хочу его обнять и разделить его ношу. Но Алтан вдруг резко отстраняется и забирается под одеяло. Он закрывается, и я понимаю, что мне пора идти. Видимо, сегодня мы оба будем долго засыпать.

Я вижу гору. Высокую и мрачную, обдуваемую ледяными ветрами. Вижу скалу, обрывистую и жестокую в своей опасности. Слышу крик – истошный, леденящий. И просыпаюсь. Резко, больно – так, что едва могу дышать.

Алтан еще спит, а я пытаюсь прийти в себя после сна. Лежу, смотря на тусклое небо, и размышляю обо всем на свете. Снова этот кошмар. Но теперь с каждым разом он проясняется все больше. Что же такого важного хочет сказать мое подсознание?

Алтан просыпается спустя минут тридцать. Он встает устало, словно и не отдыхал, и, похрамывая, направляется в ванную комнату.

– Ты выглядишь так, словно тебя били палками, – говорю я, когда маг возвращается. Я сижу на подоконнике, прислонившись к стене, и тереблю в руках завязки от ночной рубашки. Все тело по-прежнему ломит от усталости.

– Чувствую себя не лучше, – Алтан улыбается уголком губ, и я невольно цепляюсь за такое простое, но искреннее действие. Оно, словно огонек, освещает мой темный мир. Как же это ничтожно… Разве можно настолько зависеть от человека, которого даже не уважаешь? Но моим оковам все равно. Они упрямо заставляют меня забывать обо всем остальном.

– Я могу помочь, – робко произношу я и ощущаю, как сердце пускается вскачь. Пора уже извлекать из оков хоть какую-то выгоду. Я ведь планировала сблизиться с Алтаном. Так вот, самое время начать. И унять наконец это противное волнение.

– Как?

– Массаж. Я же говорила, мой отец нередко приходил домой очень уставшим. Мама делала ему массаж. Не могу сказать, что у меня получается так же хорошо, как у нее, но хуже вряд ли сделаю.

Алтан сомневается. Смотрит на меня недоверчиво, решая, стоит ли подпустить к себе. Однако усталость все-таки выигрывает битву, и маг, окинув комнату неуверенным взглядом, кивает. Он опускается на край кровати и в некой растерянности смотрит на меня, ожидая дальнейших действий.