Моя призрачная семья

Деревянная повозка поскрипывала, с трудом продираясь через заросшую

травой дорогу. Старую колею еще можно было разглядеть в разнотравье, но

только если знать, что когда-то здесь была дорога. Воздух буквально звенел от

жары, вернее – от духоты. Казалось, его можно было зачерпнуть ложкой —

такой густой, тяжелый, напитанный запахами он был. Хоть солнце и пряталось

за тяжелыми облаками, духота стояла невероятная. Я сидела среди старых

прохудившихся мешков и с сонным выражением на лице покачивалась в

повозке на неровностях заросшего тракта. Одежда противно липла к телу, над

губой выступили капельки пота. Каштановые тяжелые волосы тоже были

мокрые. Словно я была не в повозке, а в хорошей деревенской бане. Я очень

устала от бесконечных ухабов, от жестких досок и спертого воздуха. Поскорее

бы доехать. Я повернулась к вознице. Старик Джон – косматый, неряшливый

– не особо охотно отвечал на мои вопросы, поэтому я тщательно рассчитывала

время между ними – зачем зря сердить единственного человека, который

сможет забрать меня из поместья? Кажется, уже можно спросить – последний

вопрос я задавала в обед, когда мы, в тщетных попытках найти тень, ели за

стогом сена. Сразу после небо затянуло облаками, и просилась гроза, но небеса

никак не могли разродиться…

– Мы ведь скоро приедем, да? – голос мой сел и прозвучал до того измученно, что на мгновение мне стало не по себе.

Возница завозился на козлах, не спеша обернулся и что-то буркнул.

Переспрашивать я не стала, пытаясь угадать по интонации, утвердительно он

хмыкнул или не очень. Но мой проводник вдруг заговорил:

– И какого же ляда ты туда собралася, а, Барбара или как тебя?

От удивления я даже позабыла про липкую духоту. Мы в пути уже второй день, и до этого Джон не отличался разговорчивостью. А еще аккуратностью.

Деликатностью, тактичностью. Воспитанием, соблюдением гигиены… Я

вздохнула. Джон вообще мало чем отличался – ну разве что тем, что

согласился отвезти меня к проклятому дому за вполне разумную цену.

– Работать еду, – пожала я плечами, оборачиваясь к вознице.

– Али не слыхала про призраков?

– Ой, да бросьте, – отмахнулась я, взглядом окидывая огромную тучу, к которой

мы медленно, но верно приближались, – вы разве верите в эти сказки?

– Сказки? – хмыкнул старик, вновь оборачиваясь. – Оглянись, дурында.

Думаешь, просто так тута все позабыто-позаброшено?

– Ну просто это имение слишком далеко, вот хозяева его и бросили. Видать, могут себе позволить. А так ведь я и еду его в порядок приводить. Никто

больше не согласился.

– Действительно, и чего это вдруг? – хрипло рассмеялся старик. У меня

возникло чувство, что он злорадствует. Странно, мы знали друг друга второй

день – ровно столько, сколько длилось наше путешествие. С чего бы ему

злорадствовать незнакомке?

Я вздохнула. Слухи по деревне, конечно, ходили самые разные. Один другого

страшнее. Но я-то знала, что люди чрезвычайно любят приукрашивать скучную

действительность. А потому делила все, что слышала об имении на два, а то и

на три. Но я, честное слово, так стосковалась по беседам хоть с кем-то и так

устала вариться в своих невеселых мыслях, что решила использовать шанс и

разговорить Джона.

– А что вы знаете про это место? Мне же до конца лета там работы хватит, а в

деревне я только слухов и нахваталась…

– Чай с управляющим говорила хоть? – снисходительно прохрипел возница. Он

отвернулся к дороге и понимать его стало сложнее. Я перебралась поближе.

– Говорила, – кивнула я, – но он только задание озвучил да ключи отдал. Про

призраков ни словом не обмолвился.

«Потому что их нет»,– добавила я про себя.

– Ага, как же, будет он тебе правду говорить! Он такую славную дурынду

отыскал – едет одна в дом, который за версту даже грабители обходят. Еще б

он рот свой раскрывать стал…

И Джон забормотал что-то совсем неразборчиво. Я чуть помолчала, но потом

все же поторопила старика:

– Так что там, правда призраки?

– Правда, – передразнил меня возница. – Там целая куча привидений! Страшных.

Призрачных. Жутких. Поговаривают, что все, кто оттуда возвратился, были

седыми да с поломанными мозгами… А ты одна собралась! Мужики здоровые

пасовали, а тут девчонка плюгавенькая – тьфу. Ты им на один укус.

Я поморщилась, но вновь погружаться в свои тяжелые думы казалось гораздо

хуже, чем слушать белиберду старика, и потому я терпеливо спросила:

– Ну а как они там появились? Прилетели что ли?

– Прилетели, – хмыкнул Джон, чуть натягивая поводья справа – на дороге была

яма, – ты что ж, не знаешь, как призраки появляются? Померли там графья да

господа важные, вот и стали потом привидениями.

Он чуть помолчал, потом обернулся и снисходительно крякнул:

– Эх, ладно уж, расскажу тебе, не отпускать же тебя, дуреху такую, без этой

истории. А так глядишь передумаешь, да обратно поедем. Только это, -

поспешно добавил он, – обратно подороже стоить будет!

– Ладно, – не задумываясь, ответила я. Мысли вновь стали ускользать в ту степь, в которой уже вдоволь нагулялись. Я сердито мотнула головой, а Джон,

откашлявшись, и зачем-то пригладив лохматые грязные космы, начал свой

рассказ.

– Давным-давно, еще я был не так стар – имение семейства Верми было одним

из самых богатых. Чего у них там только не было! Лошади, собаки эти, длинномордые для охоты, слуг немерено. Один хозяина с ложечки кормит, другой ему салфеткой рот вытирает. Мебеля там всякая, золото. Бриллианты, -

он чуть запнулся на сложном слове, – короче, всего в достатке. Каждую неделю

они гостей созывали – в карты играть, беседы вести, кофий ихний этот пить, тьфу.

Джон пытался рассказывать торжественно, таинственно, но я пока никак не

могла проникнуться историей – он коверкал слова, делая ошибки в особо

сложных, а еще вокруг моего возницы вились две мухи, и он ужасно напоминал

мне кучу мусора. Я подавила смешок и сосредоточилась на его словах.

– Среди таких же знатных господ они слыли самыми знатными. Заносчивы

маленько были – это да, но когда деньжищи такие, кто б не стал заноситься, верно? Да… Много у них барахла-то было… Всякие там юбки, занавески, столы.

А посуды – немерено. Ложечка такая, ложечка сякая. А потом, – он попытался

понизить голос, – они пропали…

– Ложки? – тоже шепотом спросила я.

– Тьфу на тебя, ну какие ложки! – возмутился Джон, яростно отмахиваясь от

мух, – господа из дома из этого! Один за другим.

– Как это? – удивилась я.

– Так это, – передразнил меня возница, вдруг останавливая телегу. Он тоже

теперь смотрел на тучу, ожидающую нас впереди. Туча бурлила и чернела, наливаясь влагой. Мелькнула молния. Затем раздался раскат грома.

– От оно че, ну все противится, – загадочно протянул возница, а затем вновь

тряхнул поводьями, и лошадка потянула телегу дальше.

– Сказывают, предсказание им сделали – кто-то из господ какую-то гадалку

сильно разозлил, и вот она то ли прокляла, то ли предсказала, что с ними будут

жуткие вещи твориться, и смерть будет поджидать их там, где они ее не ждут.

«Так смерть почти всегда там, где мы ее не ждем», – мысленно возразила я

своему собеседнику.

– Поначалу сгинул их главный. Самый толстый, самый важный господин.

Поехал в город и не вернулся. Поговаривают, что убили его какие-то люди

лихие. Затем жена евонная от удара скончалась. Еще какой-то граф молодой —

того на охоте по ошибке застрелили. Говорили, с кабаном перепутали – ну

такая ересь! А затем они стали как мухи умирать! Никого это проклятие не

щадило – даже дети гибли…

Я покачала головой, пользуясь тем, что возница меня не видит. Конечно дети

гибли – только за последние пять лет наш край мучил по меньшей мере

десяток лихорадок да моров. Как тут не гибнуть. Гадалка явно была ни при чем, просто перед болезнью все равны – и богач и бедняк. Подивившись

человеческим предрассудкам, я вновь глянула на тучу. Грома больше не было, но вдалеке точно шел дождь. Я вдруг поняла, что очень хочу под него попасть

– может, хоть так я немного смогу охладиться?

– Имение было покинуто и позаброшено, – продолжал мой провожатый, -

деревни рядом тоже постепенно опустели… Люди ушли с этих мест, здесь было

тревожно и страшно. Сначала им особо никто не верил – мол, призраки по

ночам видны, да стенания какие-то слышатся. Но потом как-то раз шайка

мародеров попыталась разграбить дом. Вернулся один – седой и лишенный

ума. С тех пор сюда не совался никто. Никто в здравом уме, – добавил он, оглянувшись на меня через плечо.

– Ну, быть может, у этого проклятия какой-то срок годности имеется, – пожала я

плечами, – потому как молодой хозяин велел привести его в порядок к осени.

– Какой срок годности? – скривился Джон. – Это ж тебе не надой из коровника.

Проклятия не киснут. Говорят, нынешний господин тот еще… – он остановил

сам себя, проявляя неожиданную воспитанность, – повеса. Проигрался в пух и

прах, жить ему негде. Продал все, что продается. А этот дом так и не смог

никому втюхать. Еще бы, какой дурак поедет в такую глушь, да еще в лапы

привидениям! Но я никак не возьму в толк – ты-то чего туда поехала, а?

Работы что ли нет в Кривилле?

Я вздохнула. Отчасти для того, чтоб хоть немного больше воздуха попало в

легкие. Отчасти из-за того, что вспомнила, почему я сейчас посреди поля под

грозовой тучей в старой скрипучей повозке… Джон, как мне стало известно, постоянно был в дороге, и не успел узнать у горожан, от чего же я бегу…

Еще месяц назад я мечтала о работе в самой лучшей чайной города! Она

пользовалась огромной популярностью у горожан – отчасти из-за того, что

почти все чаи были с добавками. Хозяйка чайной быстро сообразила, что

горожанам не нужна ромашка, чабрец и лаванда, чтоб расслабиться после

тяжелого рабочего дня. Но стоит добавить в чай ром, виски или чуть медовухи

– и вот уже это самое популярное место в городе! А еще в чайной было чисто, сухо и тепло – для меня это место уже потому было идеальным. Вообще, хоть

Кривилль и был небольшим городом, но работы в нем хватало. Хочешь паси

овец, хочешь работой дояркой, вяжи, шей, продавай свежий хлеб или стирай

белье. Только вот чаще всего на работу брали родственников, обходя стороной

прочих людей. А я прибыла в Кривилль почти два года назад одна-одинешенька, и долгое время была чужачкой. Семья моя вымерла во время

очередного поветрия в соседнем городке, о чем я никогда не рассказывала в

Кривилле – иначе меня бы выгнали, а то и пристрелили, чтоб заразу не

распространяла. Но горожане догадывались – вместе со мной приехало еще

несколько обездоленных.

Глава городка предоставил нам скромное жилье в обмен на контракт, согласно

которому каждый из нас должен был отработать пять лет на овечьей ферме —

подмастерьями, помощниками, золотарями. Бррр, как вспомню – так вздрогну!

Грязь, раннее утро, невыносимый запах шерсти и это тупое блеяние… Я

ненавидела эту работу. Но другой не было. Руки мои огрубели, лицо приобрело

стойкий коричневый цвет, губы и щеки обветрились, а волосы выгорели. А за

каждую потерянную или задранную овцу нам прибавляли по месяцу службы.

Благо спасение пришло откуда не ждали…

Я грустно вздохнула, чувствуя, как вновь подступают слезы. Мой спаситель, златокудрый, прекрасный сын госпожи Булгур – Уилбор – появился одним

теплым летним днем. Он обходил многие фермы и лавки в надежде завязать

торговые отношения, и однажды снизошел до овечьей фермы. Мы с Уилбором

сразу понравились друг другу. Возможно, он мне чуточку больше, чем я ему —

судите сами, в овечьих отходах вымазана была именно я. Наш роман был

стремителен и прекрасен в своей страсти, и когда он совершенно добровольно, без напоминаний и давления, сделал мне предложение (ну ладно, возможно, я

капельку подтолкнула его к этому, но только потому, что знаю – мужчины о

таком не думают), его мать приняла меня как родную. Ну, сначала. Меня

вызволили с фермы благодаря связям госпожи Булгур, обучили чайной науке и

взяли на работу в лавку. Впереди маячила – как я думала – свадьба, работа

была во много раз легче предыдущей, я даже подружилась с некоторыми

горожанами. Я была на седьмом небе от счастья! Но затем стала постепенно

спускаться – сначала на шестое, затем на пятое, ну и так далее. Пока не

достигла самого дна… Госпожа Булгур оказалась властной, взбалмошной

собственницей, которая ужасно ревновала Уилбора ко всем его пассиям. Это

сейчас я уже знаю, что их до меня было море, да и после, скорее всего, на

небольшое озеро бы набралось – и почти каждой она находила, по ее

собственному выражению, «применение». И меня использовала по полной

программе. А я, уверенная, что вошла в семью, и лавка достанется нам с

любимым в наследство, работала не покладая рук. Уилбор в это время берег

силы. Тогда я пыталась уверять себя, что он бережет их для какой-то очень

важной работы, которой вот-вот займется. Страшась того, что мои мечты

пойдут прахом, я изо всех сил закрывала глаза на его внезапную холодность и

наплевательское отношение… Но потом узнала, что он вплотную занялся

ухаживаниями за дочкой пекаря – прямо все сбереженные силы и бросил.

Мамаша моего женишка давно хотела вести дела с пышнотелым и усатым

господином Боном, так почему не соединить полезное с приятным и не

охмурить его дочь? Когда правда дошла до меня, ушлая мадам уговорила меня

проявить женскую мудрость и простить блудного ухажера. Сам ухажер, кстати, объяснять ничего не стал – оно и понятно, он ведь был так занят новым

романом. Меня хватило еще на пару недель, но когда горожане стали

откровенно смеяться и немного жалеть меня, я плюнула на все, ушла из лавки и

принялась искать самую отдаленную работу, которую только можно было

найти. Все, чего я хотела – уехать из этого городка! Но становиться чужой в

следующем кривилле или дивилле я не хотела, мне нужны были деньги и

крыша над головой. Поиск занял почти месяц – благо он все-таки удался.

Газеты, хоть и с переменным успехом, все же доезжали до нашего городка, и я

читала их от корки до корки, чтоб отыскать то идеальное предложение, которое

вытащит меня из Кривилля, спасет от госпожи Булгур, рассказывающей всем, что я ленива и потому сын предпочел дочку булочника, а также от Уилбора, который однажды возле колодца даже не узнал меня, поганец – так был

увлечен новой пассией…

Я нахмурилась, пытаясь не заплакать. Чертов сын чертовой чайной торговки!

Чтоб ему пусто было с его новой любовью. Мне стало чуть легче при мысли, что свекровью у невесты Уилбора будет госпожа Булгур, но с другой стороны, на девушку я и не злилась. А вот чайному семейству желала не очень хороших

вещей. Я надеялась, что мне станет легче, когда Джон – единственный

согласившийся отправиться к имению – увезет меня подальше от города. Но

нет, мысли только сильнее нападали на меня, заставляя чувствовать себя

неудачницей. Обманули меня, пользовались мной и изменили мне! Но при этом

почему-то именно я еду на старой повозке с попахивающим ворчливым дедом в

богом забытый дом, где водятся призраки.

Не успела я как следует насладиться жалостью к себе, как ливанул дождь.

Крупный, теплый, смывающий все на своем пути. Стало чуть легче дышать.

***

К имению мы приехали затемно – вымокшие насквозь, благо ночи тоже были

жаркими. Джон остановился в нескольких метрах, наотрез отказываясь

подъезжать ближе. Я с трудом уговорила его подождать, пока я открою старую

ржавую калитку и проверю сторожку – крохотный домик, где мне предстояло

жить. Старик, ворча и кряхтя на разные лады, согласился. Вещи – понятное

дело, пришлось таскать самой.

Когда я убедилась, что все в порядке, я вышла к Джону, поблагодарила его и

отпустила с миром.

– Через неделю приеду, – буркнул он, почесывая заросшую щеку, – имей ввиду, туда заезжать не буду. Тут, возле вяза тебя подожду. И это, давай

там…аккуратнее.

Тронутая его заботой, я еще раз поблагодарила его, но старик ничего не ответил

– быстро развернул повозку и отправился восвояси. Он даже не дал лошадке

отдохнуть! Впрочем, может и устроит себе привал где-нибудь в поле. Я

подождала, пока Джон скроется из виду и вернулась к калитке. Закрывая

скрипучую ржавую дверцу, я невольно глянула на дом, исполинским монстром

темневший на фоне летнего неба. Вдруг вдалеке сверкнула молния, на

мгновение осветив старую заброшенную усадьбу. Я поежилась. Было в ней что-то такое…потустороннее. Фыркнув про себя – неужто меня все же достали

россказни старого возницы? – я собралась уже было идти в сторожку, но мой

взгляд выхватил из кромешной тьмы какое-то бледное свечение в одном из

окон. Я сглотнула, зажмурилась и вновь открыла глаза. Нет, ничего. Темнота.

«Все же ты, Барбара, впечатлительная барышня. Ступай-ка спать. Пока

призраки не стали мерещиться тебе прямо тут».

Я хотела было натаскать воды, чтоб помыться – честное слово! Но усталость, переживания и дорога взяли свое. Войдя в сторожку, я при слабом свете свечи

отыскала старую кровать да и рухнула на нее прямо так – грязная, потная и

замученная. Чуть всплакнув о своем разбитом сердце, я достаточно быстро

уснула. «Завтра наплачусь вдоволь» – пообещала я себе. Последнее, что я

слышала – был отдаленный громовой раскат.

Но назавтра вдосталь поплакать мне тоже не удалось. Хоть проснулась я и рано, но дел в имении оказалось море. В утреннем свете дом выглядел даже красиво.

Конечно, видно было, что он позабыт и чужд хозяйской ласки: облупилась и

выцвела краска, сгнили некоторые доски на небольшой широкой лестнице, и

одно окно зияло разбитым стеклом – возможно, именно через него грабители

из рассказа Джона и проникли в дом. И все же имение было очень красивым!

Большая крыша, красивое просторное крылечко, тяжелая железная дверь с

выкованными листочками, а сад, ммм… Все это так и хотелось рассматривать!

Но мне было не до того. Сначала я долго возилась с колодцем – мне же нужна

была вода, затем с хитроумным водопроводом, про который упомянул

управляющий. И хоть вода в конечном итоге и потекла из старинных кранов, я

поняла две вещи: она течет слишком тонкой струйкой, хотя я сделала все

правильно, и я больше ни за какие коврижки не спущусь в подвал. Там было

сыро, страшно и темно. И было стойкое ощущение, словно за мной кто-то

следит. Надо сказать, что в доме тоже иногда бывали такие мысли, но в подвале

они настолько сильно мной овладевали, что хотелось бежать без оглядки.

После того, как вопрос с водой был худо-бедно решен, я обошла дом.

Беспорядка как такового там не было – лишь грязь и пыль, но почти все вещи

были на своих местах. Только в нескольких покоях царил кавардак, словно

хозяева собирались в спешке. Не во все комнаты удалось попасть, но мне

хватило и такого беглого осмотра. Я таким же образом обошла сад, а затем

отправилась в кухню – решила начать чистку с нее.

К шести вечера я была измучена, зла и ошарашена. Было чувство, что дом изо

всех сил сопротивляется моему присутствию в нем. Я не верила в призраков, но

любимая бабушка все детство твердила мне – у дома есть душа. «Он что зверь, живой, с сердцем. Сможешь приручить – будет верен только тебе. Придешься

не по нраву – ничего не поможет. Он тебя в конце концов сживет, если не со

свету, то из себя», – так обычно говорила бабуля. Я очень утомилась – вода то

не лилась, то наполняла ведро мгновенно, переливаясь на пол, я два раза

прищемила дверьми пальцы, обожглась , пока разводила костер в саду в

специальной бочке, споткнулась о порог, ударилась лбом о дверцу шкафа, которую – клянусь! – не открывала. Грязь не убиралась, пыль просто

смешивалась с водой и размазывалась по полу, а старинная посуда никак не

желала оттираться. Всклокоченная, потная – за окном вновь стояла

удушающая духота – я в отчаянии обратилась к дому:

– Ну чего, скажи на милость, ты кочевряжишься, а? Не нравлюсь я тебе? Что ж, могу в это поверить. Но если не я тут орудовать буду, то тебе все равно кого-то

да пришлют. Пойми, пожалуйста, я еще не самый плохой вариант. Посуди сам, я

аккуратна и трудолюбива. Я… я…

И тут я к своему ужасу поняла, что мне больше совершенно нечего о себе

сказать. Я добрая? Или злая? Я умная? Глупая? Что я люблю делать? Что у меня

получается? Ошарашенная своими мыслями, я оглядела растерзанную кухню.

На глаза навернулись слезы. И поговорить не с кем… Ну как не с кем? А дом?

– Знаешь, – мой голос задрожал, – мне больше тебе и рассказать нечего. Я

понятия не имею, кто я и какая я! Мне двадцать один год. Я сначала счастливо

жила с семьей, а потом только и делала, что выживала. Сначала во время мора.

Он пришел холодной и ветреной зимой, аккурат под Рождество…

И я принялась рассказывать дому свою историю. Сначала вполголоса, то и дело

глотая слезы. Было вновь жалко себя. Захотелось выполнить обещание и

вдоволь поплакать. Но тут я увидела паутину под потолком и решила немного

отложить слезы. Сейчас смету, это же плевое дело, потом сяду в уголке и

разревусь! Но сняв паутину, сверху я разглядела плесень на шкафчиках.

Деловито вздохнув, я отправилась за специальным порошком – целую кучу

средств с собой мне отдал управляющий. Короче, я болтала, рассказывая дому

все, что приключилось со мной за последние пару лет, и убиралась, мыла, чистила, отдирала, очищала… Черт, вновь некогда было плакать.

Так прошло четыре дня. Я уходила из дома в свою сторожку, когда день

близился к закату. Суеверия суевериями, но оставаться внутри, когда солнце

садилось, мне не хотелось. Поутру я рано приходила, и всегда здоровалась с

домом. А затем принималась за уборку, вновь рассказывая что-то из жизни. По

большей части я изливала свое горе обманутой и покинутой невесты. И быть

может, я сходила с ума, но мне казалось, что дому было интересно! Кухня вдруг

стала отчищаться, посуда прекратила капризничать, а дверцы шкафа были на

месте и не норовили встретиться с моим лбом. От кухни я перешла к столовой, а вечерами, после заката, я обустраивала свое жилище в сторожке —

перебирала и выбрасывала вещи, приводила в порядок маленькую кухоньку…

На пятый день дом вывел меня к библиотеке. Честное слово, вывел! Я же

помню, как пыталась попасть за эту дверь в самый первый день – было заперто

наглухо. А днем мне понадобилась еще одна лесенка, я вспомнила, что видела

ее где-то на втором этаже, стала искать и открывать все двери подряд. Нашла

хозяйственный чуланчик, который тоже не смогла открыть в первый день. И

библиотеку. Лишь переступив порог, я восхищенно ахнула. Читать я умела —

отец настоял, чтоб все мы научились чтению и письму в приходской школе – но

восхитило меня не количество книг, хоть их тут и было много. Сама комната

была до того красивой и таинственной, что захватывало дух! Книжные полки

вырастали с пола почти до самого потолка, свет солнца проникал через

единственное, но весьма большое окно. Даже несмотря на слой грязи на стекле, солнце ласково касалось позолоченных корешков, кожаных переплетов и

запыленных страниц – кое-где книги лежали поперек полок. Ближе к окну

стоял длинный деревянные стол – на нем были разбросаны карты, какие-то

бумажки и пара старых тетрадей. Высохшая чернильница, ворох сухих гусиных

перьев для письма и атлас с выцветшей картинкой дополняли картину. Я

оглядывала комнату в немом восхищении, а потом чихнула раз, другой, третий…

Короче, пока мой нос не вдохнул всю пыль из этой комнаты, я прикрыла дверь, отметив про себя, что после столовой вполне могу начать уборку в библиотеке.

– Может быть, я люблю читать, а, домик? – спросила я вслух, продолжая свою

традицию. – Учиться мне никогда особо не нравилось… Хотя писать я любила!

Помню, отец велел мне написать двадцать строчек в качестве наказания, а я…

И день пошел своим чередом. Лесенку я отыскала в другой комнате, и до вечера

занималась только столовой. Почти все время я болтала, наслаждаясь при этом

тем видом, который приобретает комната. Работы было еще много, но внутри

стало гораздо больше света. Забавно, что для этого иногда даже не нужно

солнце – достаточно очистить налипшую грязь!

Солнце медленно уползало за горизонт, а я поспешно заканчивала свои дела в

доме. Сегодня я задержалась уж слишком сильно – заболталась, да и хотелось

оттереть прекрасный липовый стол. Удовлетворенно оглядывая комнату, я взяла

свечу и собралась уже было уходить, как совершенно отчетливо услышала, как

наверху что-то упало. Я замерла, невольно задержав дыхание. По спине

пробежал холодок, все тело оцепенело. Что это? Призраки? Или того хуже —

грабители все же решили чем-то поживиться? Я простояла так еще несколько

минут, решая – пойти наверх или в сторожку? Будто я могла выбрать первое!

– Не сочти меня, пожалуйста, трусихой, – прошептала я, обращаясь к дому, – но

я капельку опасаюсь. Мы с тобой уже вроде приятели. Так давай сделаем так —

я пойду к себе, а ты разберись там с шумом, а? Может, это летучая мышь…

упала. Ну, знаешь, разучилась летать… Или просто книжка какая-то в

библиотеке шлепнулась – сама по себе? В общем, я завтра гляну, а сейчас мне