Небо споёт само

Размер шрифта: 13

Молодость вечности

Книга Ивана Плотникова, уральского поэта (г. Екатеринбург), включает в себя девять десятков стихотворений, созвучных любому русскому времени и месту, а также времени-пространству иному, невыразимому, поэтическому, вечно живому, мучительно тревожащему и молодому: ибо поэзия – это молодость вечности / бесконечности и невыразимости бытия. Три ангела Ивана Плотникова («Первому ангелу снится…») обитают в воде, в зеркале и в воздухе (земном и бескислородном): Первый Ангел видит, как «рыбы текут по берегу» и как «река без рыб иначе звучит»; Второй – во сне видит себя и то, чего ещё нет (деревья зелёные, птица, открывающая рот), но —! – птица клюв открывает за мгновенье до звука; Третий ангел – летает, и летает только во сне. Притчевая смысловая основа этого стихотворения демонстрирует – и убедительно – три свойства Поэта: слышать, петь, летать. Вот главный поэтический концептуально-процессуальный комплекс человека, слушающего и слышащего всё, поющего – и тишиной, и безмолвно, и когнитивно, летающего во сне и пытающего вырваться за границы зеркала мироздания.

Сказанное поэтом – огромно, многообразно и многообразно, многосмысленно и (по О. Э. Мандельштаму) так разнообразно узорчато, поэтически рефлективно и полиинтерпретативно:

<…> Большого неба словарю отдать
слетевший лист – едва обнять,
о чём я говорю,
когда не говорят слова…

Книга Ивана Плотникова радует и одновременно пугает ту часть читателя, которую можно назвать примитивной и обывательской. И хорошо. Это – хорошо. И – слава Богу…

Юрий Казарин

август 2022 года

д. Каменка

«Приснится тонкий лед…»

Приснится тонкий лед,
И звук, вместивший свет,
Найдет и назовет,
Чего на свете нет.

Как тихая волна —
Ни бросить, ни поймать —
Есть музыка одна,
Она не хочет знать,

Горчит ли вечный мед,
Влечет ли тайный страх,
Молчит или поет
Значенье на устах.

«Холод и темнота…»

Холод и темнота
в каждом певучем слоге

что промолчит звезда
не осветив дороги
небо споет само
остановив каравай
расшифровав клеймо
словно люби выбирай

медленное письмо
в ненаходимый край.

«когда под говор птиц…»

когда под говор птиц
прольется в небеса
с невидимых ресниц
тяжелая слеза

под шепот медных труб
возьмет иной воды
огонь замерзших губ
глотнувших немоты

где точно наугад
пропели журавли
прозрачный снегопад
незнающий земли

«губы твердеют в медлительный лед…»

губы твердеют в медлительный лед
медом исходят березы
горше разлуки земля отдает
полые слезы

птицей несешь на больном языке
мертвой листвы обещание
слово холодное держишь в руке
греешь молчанием

«Огонь за огоньком —…»

Огонь за огоньком —
О вечности тайком.
Молчит пустой фонарь.

Течет во мраке льда
Прозрачная вода
В невидимый словарь

И ждет, что этот свет
Прольется молоком,
Где меры скорбной нет —

Огонь за огоньком.

«В роковой высоте, над которой сгорает звезда…»

В роковой высоте, над которой сгорает звезда,
Воробей обрастает огнем, обращается в слово.
Пустотою тяжелого ветра шуршит вода
И несет отражение света живого.

Серебром поведет игла, да прозрачна нить.
Это в целое небо слеза темноты упала.
Это птица большая не может в себя вместить
Невесомое пение птицы малой.

«Укрываясь игрушечным сном…»

Укрываясь игрушечным сном,
на стекле рукотворный рисунок
повторяет пейзаж за окном,
уходя в преждевременный сумрак.

Паутиной обнимет мороз
натюрморты заснеженных кукол —
только крылья тревожных стрекоз,
если занял неправильный угол.

На стекле не увидят себя
Ни холмы, ни деревья. Вороны
застывают в полете, дробя
нарисованный воздух студеный.

«какая музыка меж темных берегов…»

какая музыка меж темных берегов
обводит кисточкой воды немые звуки
когда не светится луна из облаков
и снег невидимый кладет в пустые руки
метель узорами проступит на воде
и замерзая слово обретет значение
и белый снег двоится в гулкой темноте
на звонкий голос и на тонкое свечение

«льдом на сердце полная…»

льдом на сердце полная
ткань от боли светится

шаровая молния
малая медведица

напрягает зрение
сквозь тяжелый снег

где мерцает пение
внемлет человек

«а то, что больно – спрячь…»

а то, что больно – спрячь.

До смерти зреет плод.
И утекает плач
В прозрачный ледоход.
Земля читает след.
Вода себя поет.

И невозможен свет.
И неразгадан лед.

«Музыка обитает в немых голосах…»

Музыка обитает в немых голосах,
Смерть – в отражениях лиц.
Небо играет ветром на волосах,
Прячет своих синиц.

Сердце ищет в прозрачных глазах
То, что слетело с ресниц.

«Свет осязаемый шьет тишину…»

Свет осязаемый шьет тишину,
Снегом дрожит высота глухая.
Реки читают свою глубину,
Речь в отражении выдыхая.

Воздух вбирает морозную дрожь,
С неба растет пелена тугая.

Спичкой по льду идешь,
Пламя прозрачное высекая.

«в ночи прозрачен свет…»

в ночи прозрачен свет
и кажется темна
земля которой нет
в глазах печальных сна

такая тишина
в мерцаньи тонких век
что слышно как идет
горизонтальный снег

над речью долгих рек
и темный воздух шьет

«Воздух медленный разбудит…»

Воздух медленный разбудит
В серебре растущий дым.
Слышишь, смерть летит над ним.

Словно перед всем, что будет,
Перед деревом стоим.

Нас ведут от запустенья
Лабиринтами корней
Небо, ветер, соловей

В запоздалое взросленье,
В коридоры тополей.

«Душа – что призраки…»

Душа – что призраки
значений, чуждых словам.

Где безымянно каждое дерево,
где память о первородной немоте
обращается в прозрачную плоть.

Капли дождя проступают на стекле
до начала дождя.

Ветер над мерзлой землей
еще не рождает звук.

«Ягода вязнет в ладони. Слова на губах…»

Ягода вязнет в ладони. Слова на губах
Только замерзшие угольки.
Станет синица в пустых отражаться кустах,
Вытянет косточку из руки.

Станет прозрачным огнем ледяная слеза,
Дрогнет ресницами высота.
Это к большой темноте привыкают глаза,
Плачет серебряная вода.

«Тишина в толпе деревьев…»

Тишина в толпе деревьев
Птицу выронит из рук,
И отравой легких перьев
Пробежит бескровный звук.

Это – в воздухе сплетенье
Говоренья двух немых,
Это – почерк милой тени,
Незаметный для живых.

И летит чужое пенье
В синеве смертей своих.

«Горький свет хранят глубины…»

Горький свет хранят глубины
В оболочке ледяной.
И зима свои рябины
Укрывает тишиной,

Где иголками живыми
В молчаливой высоте
Свиристели ищут имя
Ветру, снегу, темноте…

«Где иволга видимый воздух клюет…»

Где иволга видимый воздух клюет,
Еще не свивая прозрачные нити
На тонкое небо, рябину и мед,
На звезды, горящие в полой орбите,

Там светит во весь безымянный объем
Неровное пение ветра пустого,
И видимый воздух незримым огнем
На листья ложится, как долгое слово.

«тенью слепого снега…»

тенью слепого снега
зрячий свивая снег
жизнью без человека
дышит земля во сне

видит в прозрачной глине
ветром ползет змея
где непрозрачно синий
должен зимой зиять

воздух немой листвою
слово горит кустом
рыбкой ли золотою
светится подо льдом

«Зима прозрачной пылью…»

Зима прозрачной пылью
Осядет на деревьях,
Как пепел на земле,

Где долгое гнездовье
Дает свободу крыльям
Рассеять свой полёт.

Так дерево в тепле
Исходит полой кровью
И корни сознаёт.

«Застывает звезда в непрозрачном окне…»

Застывает звезда в непрозрачном окне
Темноты и небес, чтоб сгореть и присниться.
На родном языке пересказывай мне
Невозможные сны о большой тишине
Невесомой синицы,

О холодном луче с никакой стороны.

Продолжить чтение