Чертоги солнца

Сильные страсти, если они не укрощены,

сокрушают утончённые натуры.

Страсти эти либо убивают, либо умирают сами.

Оскар Уайльд

1

Тёмная сентябрьская ночь опустилась на землю. Впереди – стелющаяся мгла, пронизанная неяркими огнями очередного города. Какого по счёту? А чёрт его знает. После багажного отделения я особенно отчётливо чувствую себя бездомной собакой и пахну соответствующе. Когда запретят такой провоз животных? Когда-нибудь! «Когда-нибудь» – самые частые слова, которые произношу себе, стараясь и уговорить, и успокоить, и вселить надежду. Когда-нибудь всё образуется. Самое плохое, что это время не наступает и вряд ли наступит. Но я вновь и вновь повторяю это заклинание и жду неожиданных перемен. Неожиданности бывают приятные, неприятные, а бывают такие, что лучше совсем никаких не надо, вот только они у меня и случаются.

Интересно, после турбулентности я выгляжу дико или сойдёт? Выскользнула мимолётной тенью в ночи, проскочила мимо аэропорта, взглянула в панорамное окно, чтобы понять, на кого я похожа. В маленьком полупустом холле аэропорта прилетевших почти нет, кажется, я прибыла куда надо. Я отряхнулась от клочков шерсти и пыли – не так уж плохо. Ладно, добро пожаловать, посмотрим сей благословенный край… Как там он называется? В голове шум, нужно что-то накинуть, сентябрь же. В осени плохо только одно: она закрадывается в душу. Придаёт чувствам, словно листьям, другой окрас. Дожди и увядание оставляют на всём след грусти и одиночества, а вот сама грусть становится ещё мучительнее, а одиночество ещё невыносимее… Об одиночестве я многое знаю.

Я вытащила чёрный плащ из рюкзака и пошла по дороге, ведущей через поле и трассу в сторону городских огней. Запахло дождём, сырой землёй, прелыми скошенными стеблями и ночной прохладой, прозрачные тени бежали под ногами. Пронеслась сквозь поле мимо спального района сразу в центр этого города. Как его называют? Кажется, у него несколько имён… За столько лет путешествий всего не упомнишь. Кирпичные стены трёхэтажек заросли мхом, в окнах горел тусклый свет. Доносились голоса и запах горячей пищи, а в подвалах прятались от непогоды кошки. Люди выглядели доброжелательно – чем меньше город, тем добрее и внимательнее там люди. Мир представляется им более узким, компактным по сравнению с миром жителей городов-миллионников… люди в провинции замечают всё.

Я оказалась на небольшой набережной. Пустынно. Желтеющие листья прилипли к мокрой брусчатке, чугунные ограждения чёрным узором вырисовывались на фоне широкого русла. Река засыпа́ла под шум редких капель, тусклые огни колыхались на тёмных волнах. Здесь будет мой очередной временный дом. Привет, город!

Да, живи ещё хоть два века – всё будет так, исхода нет! Ничего не изменится, особенно тогда, когда и менять больше нечего. Почти за сто пятьдесят лет со мной не произошло ничего. Я переезжала из страны в страну, из города в город, жила в сотнях домов, видела миллионы или миллиарды людей, но, где бы я ни была, для меня всё оставалось прежним. Весь этот меняющийся, пульсирующий, многообразный и живой мир оставался как за стеклянной стеной, а я – тень. Всё вижу, но рукой не достать – как картинки по телику. Чужая жизнь. Потеряв человеческое лицо, невозможно быть частью жизни, только наблюдателем.

Люди сторонятся меня, бессознательно чувствуя неприязнь или даже страх, хоть я и выгляжу привлекательно, но это особая приманка, свойственная таким, как я. Ты словно прелестный плотоядный цветок, нужно же чем-то заманить жертву, прежде чем сожрать её? Лицо моё миловидно, хотя угрюмость придаёт ему отталкивающий вид. Я высокая – длинные ноги подходят для прыжков и быстрого бега, у меня узкие запястья и цепкие длинные пальцы, тело очень выносливое. Глаза кажутся больше обычного, а когда я сыта, щёки кукольно-круглые. Моя внешность обманчива, всё это входит в комплект с моей хищной природой. Но есть и изъяны, из-за которых я ношу закрытую одежду с длинными рукавами и сшиваю их между большим и указательным пальцами, чтобы не задирались. Холод и синева тела, серая кожа и чёрные вены – всё это не для взгляда и прикосновения человеческого. Лицо густо мажу большим количеством косметики. Единственное, что мне в себе действительно нравится, – длинные тёмно-медные волосы, бесполезны как функция, зато хоть какое-то цветное пятно. За много лет я наловчилась правдоподобно краситься, можно вести вампирский бьюти-блог. Хотя подписчиков у меня будет крайне мало с такими-то изначальными данными живого трупа, разве что один…

Я избегаю других. Нас не так много, а тех, кого случайно встречала, всегда старалась обойти и скрыться незамеченной. Но мы не люди, у нас чутьё, и проскочить мимо почти невозможно. Меня замечают, но не трогают в ответ на моё игнорирование. По сути, я никому не нужна, никому не принадлежу, всем наплевать, кто я. Меня зовут Сэм – так я назвала себя сама, сокращённо от Самаэль, выбрано по понятным причинам. А однажды в баре мне удачно подвернулся рюкзак с комплектом документов на имя Саманты Вишес – фото были достаточно подходящими для меня, так я и вправду стала Сэм. Увы, по ворованным документам мне было уже тридцать три, а я вряд ли выгляжу даже на двадцать пять, хотя в действительности мне в пять раз больше. Жалко будет расставаться с этим именем. Я не помню ничего раньше того дня, как очнулась в незнакомой комнате с мучительной болью во всём теле и абсолютно пустой головой. Из-за отсутствия всяких воспоминаний я ни к чему не привязана. Скучать мне не по кому, и это, если подумать, достаточно удобно.

Непреодолимые обстоятельства заставляют меня постоянно переезжать, но в России я давно не была. В основном кочую по полюсам, по северу Финляндии, иногда Швеции, люблю Исландию и Гренландию, там и света, и людей меньше. С конца апреля по начало сентября – в долинах Мак-Мердо, если сопутствует удача туда добраться. Архитектура перестала меня привлекать после Рима, а городское очарование после Парижа, небоскрёбы после Китая, как-то я забралась на самый верх. Здесь, в России, много красивых городов, где древняя история заключена в каждой улочке, в дворцах и площадях, в сверкающих соборах… Но с каждым разом мне приходится таиться всё глубже и глубже, и вот теперь я в этом тихом краю, неизвестном и абсолютно типичном, я выбрала его, повинуясь случаю. В сентябре я перебираюсь в Северное полушарие и ищу себе новое место, в прошлом месяце я получила спам о нетуристических местах, как раз то, что мне надо. Таким образом спам отправил меня в далёкий и неизвестный городок, он чем-то напомнил мне Рейкьявик. Вдали холмы и белая гора над рекой, низкое небо, облака и туманы, простор, тишина, уединённость, много спокойной воды. Может, эта городская глухая тишина успокоит меня? Улицы замирали в звенящей осенней пасмурности, как заворожённые. Берега реки поднимались и опускались, поезда со звоном проносились по мосту над рекой. Свободный ветер неистово трепал верхушки сосен на холмах, которые вздымались, словно хребет затаившейся гигантской рыбы. По холмам плясали мелкие домишки с покосившимися боками, деревья соскальзывали с обрывов, а на самом верху сияющие многоэтажки одиноко смотрели в небо. Такой простор, что хочется кричать.

В самом деле, вырыть бы себе яму в земле, зарыться в неё и орать там во всё горло до скончания мира, чтобы никто меня не слышал и никогда не нашёл. Но это невозможно, без еды начинается такая дикая ломка, хуже не придумаешь. Поэтому я решила снять себе дом с подвалом в самой земле, ну, уже кое-что! Никогда не хотелось жить в соседстве с кем-то, хотя и приходилось обитать в крошечных квартирках. Здесь же можно устроиться просторно, и я поселилась в частном секторе.

Пожилая хозяйка удивилась предложению о встрече ночью и пришла со своим мужем. Я натянула воротник до подбородка и старалась улыбаться, не показывая зубов – они слишком серые и великоваты для моего лица. Заплатила им краденой наличкой за три месяца вперёд, они оба удивились и предложили войти в дом. Отлично, не нужно вымученно строить диалог, чтобы услышать заветное «войдите», «проходите», «вы можете зайти». Дом внутри оказался прост, даже слишком… Но и я не принцесса.

Отправилась гулять по узким разбитым улицам вдоль деревянных домов с резными наличниками на окнах и самодельными украшениями палисадников. Здесь что-то во мне надорвалось. Так я поселилась в доме на краю рощи, окружённом деревянным забором, кустами крапивы, лаем дворовых собак, дымом из труб, поднимающимся в синь вечернего неба. Мой дом был очень мил, и главное – он был удобен с практической точки зрения: у него имелись широкие ставни и шикарный, с моей точки зрения, подвал. Это означало, что днём можно надёжно запираться от солнца, а если что, спрятаться в подвале, где в случае крайней опасности можно прокопать подземный ход. Такое мне уже доводилось на своём веку. Первое, с чего я начала – модернизировала входную дверь, теперь она запиралась снаружи на три замка, а внутри была конструкция из двух железных засовов.

Теперь в пустоте осенних ночей можно тихо бродить по крутым холмам, подставляя тонкое и острое тело семи ветрам, а к утру плестись обратно. Я вскипятила чайник на электрической плите маленькой кухни, разлила кипящую воду в чашки и грела руки. Я мечтала о таком уютном покое. За окном виднелись поникшие ветви, тяжёлые от воды, мигающий редкий свет фонарей и пронизывающая тишина узкой улочки. Деревья выставляли вперёд желтеющие ветки под свет полной луны, словно старались выбраться из липкой и густой темноты. У открытой форточки кружили ночные бабочки. Раньше люди верили, что бабочки – души умерших, прилетевших проведать своих. Кто может проведать меня? Когда во мне было столько же тепла, как во всех, кем я была?

Залаяла собака, звёзды искрились сквозь небесную темноту, ветер тихо вздохнул на крыше. Я облокотилась на подоконник, положила голову на руки и наблюдала, как пар от чашки поднимается в небо.

Мои ночи проходили одна за другой. Я почти привыкла к новой обстановке и успокоилась, нашла место охоты. Циклы существования так или иначе связаны с фазами насыщения и голода. Когда я сыта, мне спокойно, иногда даже весело, я чувствую прилив сил и бодрости. Но проходит долгое время без охоты, и сначала начинаются тревога и беспокойство, а дальше по нарастающей. Вот и сейчас я чувствую, как разгоняются инстинкты. Я вновь и вновь злилась на себя. Периоды апатии сменялись периодами отчаяния, которое я глушила чем могла. Предвосхищая начало очередного такого периода, я старалась разогнать себя, расшевелить, отвлечь, чтобы не охотиться подольше.

Плеск воды на набережной в самом сердце города успокаивал меня, я опустилась на лавочку и с высокого речного склона смотрела на звёздное небо. Ночь, тихая и одинокая, оглушила улицы, как будто во всём городе – никого. Или нет? Вдруг почувствовала чьё-то появление вблизи. Человек на пустынной улице. Всё ближе и ближе. Слишком холодно и сыро для ночных прогулок, он шёл прямо ко мне. Заблудившийся прохожий? Я приготовилась встать, чтобы покинуть своё место и исчезнуть. Тут в темноте послышался голос:

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший, – что я, не будучи знаком, позволяю себе…

Что это значит? Люди со мной не разговаривают и тем более не разговаривают так. Я не подняла на него взгляд, в нерешительности замешкалась. Он, не дождавшись моей реакции, сел рядом.

– Простите меня, барышня. Я подошёл, чтобы убедиться, что у вас всё хорошо, однако ночью может быть страшно.

Действительно, есть чего бояться, но только не барышне. Да и у него сердце бьётся как бешеное.

– Нет, – глухо ответила я, не поднимая головы. Редко пользуюсь голосом, поэтому плохо владею им.

– Позвольте узнать, как вас зовут? – продолжал неизвестный. – Начну первый, разрешите представиться, Денис Покровский. – Он вытащил из кармана красную корочку.

Я онемела и наконец подняла на него глаза. Широко улыбаясь, неизвестный сунул мне под нос какое-то удостоверение. Я бегло окинула вокруг глазами: улица тёмная, народа нет. Можно исчезнуть так быстро, что он ничего не успеет понять. Но тут он продолжил:

– Простите великодушно! Это шутка, мой документ, – он помахал корочкой, – всего лишь удостоверение научного сотрудника музея.

Я ошарашенно уставилась на него, а он улыбнулся:

– Я пошутил. Получилось глупо… Я и так знаю вас. Собственно, я по этому делу, – добавил сумасшедший неизвестный.

Какого чёрта здесь происходит?

– Я знаю, кто ты, – наклонившись ко мне, заговорщическим тоном прошептал незнакомец и поднял ладони вверх.

Что значит, кто я? Ему надоело жить? Да откуда он вообще взялся? Вечер перестает быть томным! Я схватила его за ворот рубашки, и в ту же секунду мы стояли у старого гаража в сотнях метров от лавки. Я – очень мирное существо, нейтральное я бы сказала, но инстинкт самосохранения у меня развит как ни у кого другого. Если бы у парня была хоть капля мозгов, он жил бы ещё долго и, возможно, даже счастливо… Прижав его затылком к холодной кирпичной стене, я замерла, обдумывая, как лучше завершить эту комедию. Встав слегка сбоку и мёртвой хваткой вцепившись в него так, чтобы он ясно понял, что о побеге и думать нечего, я приготовилась. Но тут пелена ярости и страха перед моими глазами рассеялась. Незнакомец смотрел на меня взглядом, полным ужаса, а его сердце стучало, как у кролика, тело обмякло, словно тряпочка, в моих руках, из-за этого мои пальцы начали слегка разжиматься. Я вопросительно посмотрела на него. Что он собирался предпринять, на что рассчитывал?

– В-вот это скорость! – выпалил он.

– Что. Ты. Хочешь, – медленно и хрипло произнесла я, стараясь сохранять внешнее спокойствие.

Он несколько раз моргнул и произнёс:

– Помочь тебе.

Так значит, это мне сейчас нужна помощь? Ответа от меня не последовало.

– Я всегда надеялся, что однажды мы встретимся. Я долго искал тебя, Сэм.

Сэм? Он произнёс моё имя?

– Я уже несколько лет собираю сведения о тебе и всегда мечтал познакомиться. Обещаю, что никому не расскажу твой секрет! Понимаю, что после этих слов меня точно надо убить, но дай мне шанс! – оттараторил сумасшедший научный сотрудник музея, умоляюще глядя мне в глаза.

Ладонь разжалась сама собой, парень неловко приземлился на асфальт. Я обвела его взглядом. Следил за мной? Человек? Как я могла этого не заметить? Откуда он узнал обо мне? Он один или есть ещё? Полтора столетия успешно скрывалась по свету, считала себя мастером маскировки… а тут человек? Как теперь быть?

– Может, ограничимся автографом? – процедила я сквозь зубы.

– Нет, пожалуйста! – взмолился он. – Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь!

Не собираешься, так не вмешивайся! Молодой человек поднялся, выпрямился во весь рост, и его лицо оказалось на уровне с моим:

– Тебе, наверное, интересно узнать, кем ты была в прошлом? Ты же не знаешь? Позволь мне помочь с этим?

Это происходит в реальности? Я смотрела на него в упор и не могла понять: он блефует?

Парень слегка замялся и продолжал:

– Ты, так сказать, гуманна… С тобой я могу быть относительно спокоен за свою жизнь? Пусть это будет взаимно полезный эксперимент.

Откуда он это узнал? Я переминалась с ноги на ногу. Мне никогда раньше не приходилось разговаривать с человеком, который знает обо мне хоть что-то. Вообще с людьми так долго никогда не разговаривала!

– Что тебя волнует? – не унимался он. – Если что-то пойдёт не так, ты всегда сможешь решить эту проблему…

Убить то есть. Но ради чего такие жертвы с его стороны? Я сделала два шага назад, давая ему возможность оторваться от холодной стены. Он звучно выдохнул и улыбнулся. Я повернулась и медленно пошла вверх по переулку к центральной улице. Такого со мной никогда не происходило, я не знала, как реагировать. Услышала, что этот молодой человек засеменил за мной. Мои ботинки стучали по асфальту, который словно лопался под ними, этот звук отражался от стен домов и разносился по тёмному переулку, в конце которого уже сияла огнями главная улица города. Я вышла на свет.

– Куда ты идёшь?

– Домой, – ответила я, не оборачиваясь. Куда мне ещё идти?

– А-а-а, – протянул он, – ну так ты согласна?

Я решительно повернулась и вновь посмотрела на него. Раз уж этот человек упрям, бесстрашен и невесть откуда узнал обо мне, вдруг он и вправду знает что-то ещё… В любом случае упускать его из виду нельзя, а убивать жалко. Осознавая всю комичность этой ситуации…

– За возможные последствия не отвечаю, – как можно более холодно процедила я.

Его глаза заблестели:

– Всё понимаю!

Я скривилась, не сумев сдержать раздражение.

– А где ты живёшь? – с интересом спросил он.

Хмыкнула. Где живёшь, как тебя убить, что ещё его интересует?

– Я еле выследил тебя, сама понимаешь, как это непросто…

– Так всё-таки, как? – Я смотрела, как его зрачки забегали, он оглядел верхушки деревьев и электрических столбов.

– У меня есть глаза кое-где, скажем так. Но о тебе знаю только я, я в одиночку искал тебя. Позволь, нормально представлюсь! Денис Максимович Покровский, – кивнул, с улыбкой протянул руку, – кандидат исторических наук. Можно просто Ден.

– Я не жму руки.

– Почему?

– Не хочу лишней рнанубандханы.

– Это что?

– Это шутка. Убери свои руки, я вампир, а у тебя есть пульс. Я не стану тебя трогать.

На слове «вампир» его глаза заметно округлились, как будто от изумления, я внимательно следила за его реакцией. Заметила, как он изменился в лице, глядя на мои серые, сухие и костлявые кисти, скрещённые на груди. Это вызвало у меня улыбку. А ты как думал? На вид он был ухоженным молодым человеком с чистой и гладкой кожей, хорошо пах здоровым телом. Ему было лет двадцать пять, одного со мной роста, глаза серые, волосы мягкие светло-русые, длиной чуть ниже ушей. Мышцы в тонусе, пульс чуть чаще нормы, дыхание поверхностное, волнуется. Одет в кожаную куртку нараспашку, фиолетовую футболку, тёмные джинсы и кеды. Парень выдержал мой взгляд и улыбнулся. Я покачала головой.

– Подумаешь? – протяжно спросил он.

– О чём?

– Прошу тебя, я с добром, честно, вот увидишь.

Как же я ненавижу это всё!

– Слушай, чего ты ждёшь? Что я немедленно соглашусь сама не зная на что? Что ты хочешь?

– Тебе, наверное, сложно это понять, но ты же чудо, настоящее. Ты невероятное явление жизни.

– Смерти. – Я сделала шаг в сторону.

– Нет! Подожди! Ты чудо, а я просто хочу поговорить с тобой, у меня столько вопросов о тебе, я столько всего хочу знать.

– Чувствую себя рок-звездой, пойманной сумасшедшим фанатом.

– Да! Так и есть!

– Но разница большая, я-то не хочу разговаривать, не хочу ничего рассказывать. – Сжала три пальца и поднесла к его лицу. – Песчинок моего терпения становится всё меньше. Я не хочу твоего вторжения, понимаешь?

Он неистово закивал головой.

– Денис Максимович, я подумаю над вашим предложением, если вам действительно есть что мне предложить. И сообщу вам. – Я отвернулась.

– Есть! Я клянусь! Подумай, а пока я исчезаю, вот моя визитка, вся моя информация в обмен на общение с тобой. Там телефон и рабочий адрес, я живу там же, где работаю. И можно просто Ден, без этих формальностей. – Он развернулся и трусцой побежал вверх по улице. Напугала парня. Да и я сама напугана до жути.

Улица опустела. Только ночь и тишина. Мне надо прийти в себя. Побрела куда глаза глядят, до рассвета ещё часа четыре. Удивительно тихий и пустынный маленький город, а такие сюрпризы… Кто он такой, этот Ден? Я покрутила визитку: заведующий отделом государственного архива. А музей? Каким отделом, не написано. И что дальше? Где городской архив, а где я. Что вообще происходит? Почему я не могу просто убить его, как поступил бы любой другой на моём месте! Гуманная? Кто ты такой? Самый хитрый человек?

Впереди над водой высился гранитный обелиск, метров пятьдесят. По- обезьяньи в несколько прыжков залезла на вершину и обхватила стальную звезду, венчающую его. Ветер наверху дул жуткий, свистел в ушах, взвил волосы, зато впереди чудесный вид на речной простор. Как я буду жить в этом городе, если кто-то здесь вычислил меня, да так, как никогда и нигде? Что это за место? Я просидела у звезды до первых признаков наступающего рассвета, соскочила вниз, оставив расколотые плитки под обелиском, вернулась в своё убежище.

2

День исчез за горизонтом, я провела его в раздумьях. В полночь, набравшись сил и решимости, направилась по адресу с визитки, узнать, что там. Парень работал в сереньком доме в девять этажей с узкими окнами и бордовой с золочением табличкой, обозначающей сие заведение. Я покрутилась у двери, думая, какие опасности могут меня поджидать, как вдруг мне неожиданно открыли.

– Привет! – Из двери выглядывал мой знакомый в каком-то толстом и неопрятном халате. – Очень рад тебя видеть!

– Как ты меня обнаружил?

– Камеры везде. Открою тебе запасной выход, не могу впускать никого по ночам, даже красивых девушек. Начальство. Обойди, пожалуйста, здание с левой стороны, там увидишь окно в торце. Я снял с него сигналку, и камера на том участке не работает никогда. – Он усмехнулся, молча замахал на меня руками, видимо, играя на камеру, и добавил: – Жду там.

Остановилась у нужного окна, через пару минут он распахнул раму и поманил меня. Покрутилась у оконного косяка, поняла, что будут проблемы.

– Что ты там застряла? Залезай, помочь? – прошептал он.

Я осторожно перелезла через подоконник, стиснув зубы и невольно подвывая от боли. Денис тут же захлопнул створку.

– Чего мешкаешь, захотела, чтобы нас заметили? – недовольно пробормотал он.

– Здесь кто-то живёт, да?

– В смысле? У нас дератизация регулярно проходит в подвалах.

Я вцепилась ему в плечи.

– Быстро отвечай, кто здесь живёт! Только ты?

– Да-да. Я, только я. Временно, знаешь ли… У меня есть своя квартира, но там…

– Замолчи! Ты можешь войти! Скажи это вслух: «Ты можешь войти!»

– Ты можешь войти, – выпалил Ден.

Меня тут же отпустило, и я рухнула на колени лицом вниз.

– Что с тобой?

– Ничего. Подожди.

Он молча замер около меня. Я потёрла себя по бёдрам и плечам, потом по животу. Поднялась.

– Что это было? Ты в порядке?

– Жилище человека неприкосновенно – древняя спасительная сила жизни. Без приглашения с нас слезет кожа, потом всё мясо, потом рассыплются кости. Если не убежать обратно вон, во тьму.

Он раскрыл рот и, кажется, остолбенел.

– Шокирован? Не так уж и сладко быть вампиром, да? Чего встал, куда идти?

– П-проходи, пожалуйста, вперёд по коридору, в комнату, где свет.

Я пошла вперёд, он за мной. Его комната оказалась кладовкой с теликом, ковром на полу, столом, компом, продавленным диваном и холодильником. Поодаль стоял полированный шкаф. Покосившаяся люстра не светила, только настольная лампа и экран монитора освещали комнату.

– Да. Выглядит стрёмно. Но я не ждал гостей, и вообще это временно.

Я пожала плечами:

– Останавливалась в местах гораздо хуже. У тебя нет дома?

– Временно. Временно живу на работе. Подрабатываю ночным охранником. А ты могла бы позвонить.

– Я старомодна.

– По старой моде модно приходить без приглашения?

– Ты сам оставил адрес.

– И телефон.

– Мне уйти?

– Нет!

На экране монитора застыл какой-то рукописный документ.

– Не смотри, это секретно. По работе!

Денис казался совсем неопасным. Каким-то нелепым в этом халате, лохматым, растерянным.

– Ладно.

– Что ладно? – не понял он.

– Ладно, давай свой эксперимент. Взаимно полезный.

– Ты серьёзно? – просиял он. – Я хочу знать о тебе всё!

– В этом наши интересы совпадают.

– Не сомневайся, мне есть чем тебя удивить!

– Да ты уже удивил так, что не знаю, куда деваться от удивления.

– Садись, что тебе предложить?

– Человечинки.

Денис явно замешкался с ответом. Начал неловко поправлять тёмный плед на диване, жестом предложил мне сесть:

– Слушай, Сэм, я ничего тебе не сделаю. Только позволь разобраться в том, кто ты, как ты живёшь. Я, наверное, единственный из людей, кто получил такую возможность, понимаешь, такой шанс. Поговорить.

– И остаться в живых, – хмыкнула я, ёрзая на диване.

– Я достаточно запуган, можешь больше не стараться.

Посмотрела на него, вздохнула:

– Хорошо. Предлагай свои варианты.

– Вариант один. Поехать к тебе.

Я чуть не подскочила со своего места:

– Ты шутишь? Даже не надейся!

– Что? Да почему? Что я тебе сделаю?

– Инквизицию?

– Ты же всех, кто посмеет к тебе прийти, убьёшь!

Думай так, хотя это далеко не правда. Один солнечный луч, и мне конец.

– Что ты хочешь?

– Посмотреть, пожить твоей жизнью. Ничего такого. Ты думаешь, мне не страшно ехать в логово вампира? – Денис выглядел жалостливо.

– Я уже ничего не понимаю…

– Представь, что я искал тебя, как, прости за сравнение, археологи ищут сокровище…

– Золото ацтеков.

– Не смешно. Сэм, я понимаю, что ты меня не убьёшь, пока я не расскажу тебе то, что знаю. А я тебя не убью просто потому, что не смогу. И я восхищаюсь тобой…честно. Чего ты боишься? Что кому-то расскажу о тебе? Так ты сбежишь на другой континент, как делаешь это всегда.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Да не важно, но знаю только я, никому не рассказывал, если хочешь, расскажу потом.

Я покачала головой, повернулась к монитору его компа, другой монитор показывал виды с камер.

– Ладно. Когда?

– Сейчас, конечно. Пока ты не передумала.

– У меня не убрано.

– У меня тоже. Я вызываю такси?

– А работа?

– Ой, да вылезем в окно, никто не заметит. Утром вернусь.

Мы выбрались через окно, пока он вбивал мой адрес, пролезли по каким-то кустам через двор. Он подбежал к машине с наклейками, сонно замершей у дороги. Открыл заднюю дверь и указал мне садиться внутрь. Я подошла ближе, взялась рукой за дверь, на мгновение задержалась с ним лицом к лицу, заметила, что глаза у него блестели, и юркнула во тьму салона. Дверь захлопнулась. Я не езжу в машине с людьми, это странно.

– На Первомайскую? – произнёс водитель.

– Да, – глухим шёпотом ответила я. Сумасшедший Денис сел рядом с водителем, он двигал плечами и разминал шею, нервничал. Наверное, ему не терпелось.

Мы проехали весь центр, свернули у рощи и попали на дорогу с дырявым асфальтом, который пересекали колдобины. Машину тряхнуло на кочке, водитель чертыхнулся. Вот и две узкие улочки низких частных домов. Между раскидистыми ветвями фруктовых деревьев виднелись вылинявшие крыши. Мы остановились у моего маленького домика и вышли. Денис подошёл ко мне, встряхнул чёлкой и сказал:

– Очень милое логово!

Вытащила из кармана связку ключей на длинной цепочке и, найдя нужные ключи, принялась отпирать свои три замка. Остальные ключи были для замков с внутренней стороны. Я толкнула тяжёлую дверь, она нехотя отворилась. Никогда не хранила в своих домах ничего ценного, денег у меня немного, но незваным гостям было чему подивиться в моём доме. Закрыла дверь, включила свет в прихожей, скинула обувь, повесила плащ на крючок и повернула в зал. Пока я распахивала окна, чтобы проветрить комнату, мой гость направился в кухню. Он уже чувствовал себя как дома, хотя ему этого никто не предлагал:

– Мрачный уют дома поражает. Атмосфера угрюмого одиночества.

Я легла на диван, свернувшись калачиком, и молчала. Как поступать вампиру, когда его обнаружили и хотят помочь?

Дверца холодильника открылась, затем громко хлопнула. Он заглянул на чердак, подёргал дверь в подвал и зашаркал ко мне в зал.

– Всё проверил? Пора тебе голову откручивать? – хмуро спросила я.

– Наверное, нам будет сложно понять друг друга, ты мне не доверяешь, а я немного не доверяю тебе. – Он поставил табуретку, сел рядом со мной, как садятся доктора, и задумался: – Нужно поближе познакомиться.

Я подняла взгляд. Он хлопнул в ладоши и потёр руки, излишне доброжелательно улыбнулся.

– Ты, например, можешь читать мысли?

Как с такой фантазией он вообще смог меня найти?

– Да-а-а. А ещё извергать огонь и превращать всё в золото.

Денис улыбнулся, я фыркнула, сдерживаясь от дальнейших возмущений.

– Ладно-ладно! – развёл руками он. – Мне просто интересно. Я ведь никогда прежде не общался с живым вампиром.

– Живых вампиров не бывает.

– Пессимистично.

Я пожала плечами. Как есть.

– Знаешь, в библиотеках нет энциклопедий вроде: «Вампиры. Виды. Ареалы обитания» или «Жизнеописания известных вампирских деятелей. Пятьсот лет в четырёх томах».

Я молчала.

– Так что про выдвигающиеся клыки?

– Просто крепкие зубы.

– Вечная жизнь?

– Да, в комплекте с внешностью мертвеца.

– Осиновый кол? – ничуть не смутившись, продолжал он.

– Если ты собрался меня убить, тебе надо поискать что-то эффективнее.

– Серебряные пули?

– Ну, столового серебра я не боюсь. Пули на себе не пробовала.

– Чеснок?

– Нет.

– В зеркале?

– Отражаюсь.

– Регенерация?

– Вплоть до новых конечностей.

– Кислород?

– Не нужен.

– Можешь карабкаться по отвесной стене?

– Могу.

– По потолку?

– Могу.

– Вот это да! – выдохнул он.

Его взгляд при этом был такой странный. На меня никто никогда не смотрел с таким… Уважением?

– Ты идеальная! – вынес он свой вердикт. – Всесильная!

– Я не всесильная! – Его любование мной начало меня бесить.

– Разве?

– Если бы я была всесильной, то давно бы сделала так, чтобы ты говорил в два раза меньше.

Он засмеялся и покачал головой.

– Не смотри на меня так!

– Да я готов тебе в ноги упасть и молиться!

Мне ничего не оставалось, кроме как молча встать и уйти на кухню, других комнат в доме не было. Громкий жалобный скрип – он рухнул на мой старый диван. Немного постояв на кухне, я решила, что пора бы парню выкладывать свой план по «спасению» меня или уходить, но тут он пошелестел бумагой, поскрипел карандашом, открыл входную дверь, бросил мне: «До скорого» и улизнул.

Замечательно! И чего мне теперь ждать? Факелов и инквизиции? Я вышла в сад, слушала его удаляющиеся быстрые шаги. Пели сверчки. Я присела на лавочку послушать их и немного успокоиться. Моя соседка повесила белоснежные простыни сушиться на верёвку: в ночи они светились млечным молочным светом, и от них веяло свежестью. Я закрыла глаза и принюхалась к доносившимся отовсюду запахам печного дыма, тлеющей листвы и всего такого заманчивого. Я не могу войти в дом, если там живёт человек, но даже если бы могла, вряд ли осмелилась. Когда никто не видел, я бродила под окнами и иногда позволяла себе заглянуть внутрь. Там всё так мило, так тепло, уютно. Я просто не имею права прикасаться к этому.

Ночь шла к концу, и я закрыла дверь на все замки и засовы. Осенний день убывал, ночь становилась чуть длиннее, но рассвет уже бросал свои розоватые лучи в мою комнату. А в ней жил полумрак, такой тревожный и липкий. По переплётам старых книг серебрилась паутина. Я уныло посмотрела на ставни и развевающиеся шторы. Утро. Рассвет. Грядёт яркий солнечный день. Я подняла к лицу свои серо-синие тонкие руки. Солнце даёт жизнь. Мы с ним противоположны. Осторожно подошла к окну, обходя все световые пятна на полу, от которых уже веяло обжигающим зноем, пробирающим до костей. Потянула за верёвочку, которой притягивала к себе створки ставен, плотно захлопнула их, закрыла деревянным щитом, задёрнула шторы, перекрыв солнцу путь в дом, и вокруг меня плотным кольцом замкнулся мой мир. Тёмный и пустой. Кожа, к которой вот уже полтора века не прикасался луч солнца, на рассвете всегда ныла, по-своему встречая день. Я вздохнула и пошла на кухню к холодильнику, где, помимо банок крови, стояла бутылка лимончелло. Я достала гранёный хозяйский стакан, плеснула немного и села на табуретку, вытянув вперёд ноги. Напиток сверкал и переливался в стакане, как жидкое солнце. Лимон растёт в жарких странах, от него пахнет солнцем, которое он впитал в себя. Я посмотрела в зеркальную поверхность шкафа: красивая девушка, серая кожа, уродливые ногти, широкие зубы, мёртвые глаза. А там, на улице – ядовитое солнце, и, если дотронуться до стены дома, почувствуешь жар. Я легла на дощатый пол, смахнув стакан, он звякнул, и лимончелло растёкся по полу, заливая мои волосы.

Очнулась только вечером, почувствовав холод приближающейся ночи. Из щели в полу сквозило. Пахло сумраком, собачьим воем и ночными мотыльками. Я вскочила на ноги. Вот и голод. Регулярный охотничий инстинкт. Я рванула дверцу холодильника, схватила банку и огромными глотками выхлебала всю без остатка. Люди пахнут. Они всегда пахнут. Каждый по-своему: кто-то свежестью и здоровьем, а кто-то отбросами и гнилью. Таких обычно едят чаще. Порок придаёт вкус.

Надо одеться и выйти на задний двор в сад, окружённый сараями. Там нет людей, с пробуждённым инстинктом опасно выходить в город.

Я сидела на крыльце, наблюдая, как мотыльки бьются о лампу фонаря. Лунный свет струился по листьям и капал серебряной росой в траву. Прохладный ветерок играл моими волосами, и они блестели россыпью красных огоньков в тусклом электрическом свете.

– Ты всегда такая грустная? – хмыкнул Денис, подсаживаясь ко мне.

Я перевела взгляд на Дена. У него в руках была банка с надписью: «Красный чай», в левом ухе торчал наушник.

– Что за странное кольцо у тебя на пальце? – спросил он.

Я посмотрела на своё старое кольцо с большим тёмно-лиловым камнем в витой оправе из чернёного серебра.

– Оно было со мной всегда. Не знаю, откуда оно. Не помню.

– Совсем ничего не помнишь?

– Ничего.

– А с какого момента?

– С первого дня, – не хотелось об этом.

– А как это было? – заинтересованно спросил он.

– По мне видно, что я расположена к разговору? – бросила на него взгляд и прорычала слишком грозно.

– Прости! Извини!

Я опустила глаза. Неприятно к этому возвращаться. Даже мысленно.

– Всё очень размыто. – Я захлопнула книгу. Этот комок воспоминаний предпочитаю откатывать подальше.

– Расскажи, что помнишь?

– Не хочу.

– А как же наш эксперимент? Взаимно полезный, кстати!

– Со своей стороны я пока никакой пользы не вижу, – огрызнулась я.

– Всему своё время!

Моё обращение – это не то, о чём можно рассуждать, как о погоде за окном, прошлогодних заморозках и просмотренном кино. Ден воскликнул:

– Ты так на меня смотришь, будто я тебя на Голгофу отправляю!

– Тебе твоё имя подходит, ты искушаешь, как дьявол.

– Дионис не дьявол.

– Это ты научный сотрудник, не я, ты и скажи.

– Да брось, просто расскажи, что помнишь. Не углубляйся! – Денис дотронулся до моего плеча и тут же отдернул руку. Помнила я немного и даже это старалась забыть.

– Как только я открыла глаза, их тут же обожгло. Было больно смотреть, хотя вокруг было темно. Я пыталась дышать, но дышать не получалось… Это было очень страшно. До сих пор помню ту пронзительную боль, словно в лёгких тысяча ножей, сочилась какая-то бурая жижа по всему телу. Всё ломило. Невыносимо больно. Невозможно шевелиться, потом всё начало сводить, как судорогой, и выкручивать. Очень хотелось есть.

– Да уж. – Всё оживление исчезло из его голоса. – А где это было?

– Во Франции. В небольшом замке одного господина…

– Твоего создателя?

– Да, такого же монстра, обратившего меня в себе подобное. Венселас де Лакорт – моё первое воспоминание. Ненавижу его, никогда не произношу его имя вслух.

Я задумалась, Денис ждал.

– Всё, что было со мной до, просто исчезло без следа. – Внимательно посмотрела на Дена. – Я не помню, где я родилась, где жила, когда была человеком. Вряд ли я жила в том замке. Хотя не знаю. Я с трудом помню, что он говорил тогда. Какое-то помутнённое сознание, боль, жажда, шум в голове. Он всё просил меня успокоиться, хватал меня, я кричала, пытался накормить. Ещё он называл меня по имени. Я, конечно, не запомнила то имя и очень жалею. Помню безумное чувство страха, дикое ощущение, что моё тело мне не подвластно… Но потом это прошло. Как только стало получше, я сбежала. Самое противное, что я постоянно чувствую нашу неразрывную связь… с ним. От которой мне не избавиться никогда.

– Как это ощущается?

– Трудно объяснить. Как фантомные боли? Ты не сможешь понять.

– Давно это было?

– В 1860-х годах. Первые годы новой жизни дались мне тяжело, поэтому точную цифру не назову. Он до сих пор меня ищет.

– Ого…

– Мы много раз встречались, вампиру не так сложно выследить своё создание – кровь зовёт, некое чутьё, понимаешь, связь. Каждый раз, как почувствую его рядом с собой, бросаю всё и бегу, пока не падаю от усталости, а за это время могу пробежать континент. Земной шар не такой уж большой, и прятаться становится всё труднее. Создатель находит меня время от времени, бывает, мы не встречаемся десятилетиями, он оставляет меня в покое, но потом опять вспоминает. И я опять убегаю не только от солнца, но и от него. Я так устала. Не знаю, станет ли он искать меня здесь, но однажды мы вновь встретимся – это точно.

Ден хмыкнул, пожал плечами и сказал:

– Не так всё и страшно. И, возможно, он не желал тебе зла.

– Ты вообще меня слушал?

– Да.

– Он убил меня!

– Не убил, сделал вампиром.

– Это одно и то же!

– Зачем он тебя ищет?

– Подчинить, конечно! Заставить быть частью их клана, мира, всего прочего дерьма, для которого я не создана!

Ден с усмешкой посмотрел на меня, так что я почувствовала новый прилив гнева.

– Ты воплощение утопии человечества о вечной жизни и вечной молодости! Время для тебя ничего не значит, ты молода, красива, сильна, можешь успеть всё: побывать в разных странах, прожить сотни жизней. Может, их мир не так плох?

– В каких странах, ты о чём? Какие страны ты знаешь в Антарктиде? Ты думаешь, я загораю на Мальдивах и пью коктейли на Майорке? Я пересекаю экватор в трюме с дохлой рыбой, добираясь до Северного полюса, когда там полярная ночь. Это фальшивка, подделка под настоящую жизнь, это вечные муки, вечная тьма, а солнце всё равно что адский котёл. Мир вампиров и их законы – это жестокость и подчинение. Вампиры живут вечно, но у них отняли всё, ради чего хочется жить.

– Да, но можно же иначе?

– Как, – я развела руками, – это вечное одиночество, без семьи, любви, друзей. И без жизни.

– Ты можешь наслаждаться вечностью! Да, к тому же любить же тебе никто не запрещает? И дружить тоже, например, со мной. – Он натянуто улыбнулся.

Врождённое чувство такта не позволило мне возразить против возможности нашей дружбы, разницы наших характеров, интересов и интеллекта. Не говоря уже о моей возможности испытывать чувство любви к кому бы то ни было. Нет сердца – нет любви.

– Если бы я был на твоём месте, я бы не стал так жить. – Он покачал головой.

– Радуйся, что ты на своём месте. – Я встала со ступенек крыльца.

Этот разговор не имеет смысла. Я была очень зла, и Ден мне надоел. Чтобы успокоиться и избавиться от компании незваного гостя, решила заняться делом, подрезать завядшие цветы в саду, потому что обещала следить за чистотой. Все это возвращает меня к размышлениям о том, о ком вспоминать не хочется. Чувствует ли он, что сейчас я о нём думаю? Взяла нож, а когда вернулась на крыльцо, Ден продолжал блаженствовать, развалившись на ступенях. Я слегка принюхалась к запаху его живого тела. Вот он сидит – здоровый, чистая кровь, дышит, руки-ноги целы, свободен от проблем: где прятаться днём, как достать еду, чем закрасить серую кожу, круги под глазами от вечного голода и чем заняться после конца света. А что я?

Перепрыгнула через перила и пошла по направлению к цветам. Они были высокие, жёлтые, росли стройным кустом у забора. Их называли «золотые шары». И правда, они не закрывались ночью и словно впитывали свет дня, золотые и круглые, как маленькие солнца. Я давно очарована ими. Наверное, их посадила хозяйка дома, а может быть, они выросли сами. Ничего не знаю о цветах и садоводстве, но, если бы у меня был свой дом, был бы и сад.

Ден поднялся, подошёл ко мне, вставил наушники в уши и начал пританцовывать. Потом запрокинул голову назад и стал размахивать руками, сжав кулаки. Какое-то подобие шаманского танца? Я со вздохом отвернулась от него.

– Я так обдумываю всё то, что ты сказала, – кивнул он.

– Ладно.

– Это всё очень грустно звучит, но я уверен, что всё сказанное не объективно. Это твоя точка зрения, твоё восприятие, оно может не отражать действительности.

– Ещё одно такое слово, и я тебя сожру.

– Нет-нет, это не я. Так говорят на психологических тренингах. Слышала про такое? Тебе бы не помешало.

Он приподнял брови. Я сложила руки на груди крест-накрест:

– Здравствуйте, я живой труп, не подскажете, как жить с этим?

– Ничто человеческое тебе не чуждо, я уверен. Вот цветы, например, любишь же?

– Так, я поняла, ты хочешь меня подловить на чём-то?

– Нет-нет, мне просто не по себе от этой тоски, но я танцую… – Он призывно протянул мне один наушник, я только скривила губы, услышав песню «Forever Young».

– Не хочешь танцевать? Но какой смысл грустить? Сама подумай: от грусти только апатия, и депрессия, и круги под глазами, такие вот, как у тебя. Может, можно что-то изменить? У тебя бессмертие и вечная молодость, но стакан наполовину пуст. У меня тоже была очень чёрная полоса в жизни, и мне было очень грустно.

– Да быть не может, – сухо сказала я.

– Серьёзно тебе говорю. Но я взял себя в руки, – он несколько раз кивнул, – и решил: я молод, обаятелен и умён. Всё должно наладиться! И видишь, всё наладилось! Я улыбаюсь, не грущу, живу и нахожу в этом интерес.

– То есть ты вот так вот взял и сразу стал таким счастливым и радостным?

– Да, именно так! Я очень увлекающийся человек, так жить интереснее. Я ищу то, что никто найти не может, поэтому работаю в архиве. У меня есть доступ к архивам в других городах, например. Или вот когда я работал в музее, атрибутировал полотна по их принадлежности к старинному дворянскому роду, жившему когда-то здесь. И оказалось, что картины по праву должны принадлежать мне.

– Вот это да, – мрачно добавила я, – захватывающая история.

– Я, между прочим, пришёл по делу!

– Да неужели?

Мой дом со всех сторон обступила полынь. Так происходило каждый раз в тех местах, где я селилась, ну, кроме квартир, конечно. Хотя однажды столбик полыни вырос в трещинках незастеклённого балкона.

– Да, а ты не слушаешь! Я пообещал, что помогу тебе узнать, кем ты была, когда была человеком. Приём?

– Приём, подземелье слушает. Я уже не смею надеяться. – Он так много болтал по пустякам, что я уже не особо верила его обещаниям. – Ненавижу полынь.

– Полынь?

– Да, это какая-то магия или часть проклятия? Хочешь обнаружить вампира, ищи полынь. Ты, кстати, не так меня нашёл?

– Нет, конечно… Так как раз об этом – я бы не стал предлагать, если бы не был уверен. Но есть одно «но». Мы, конечно, друзья, но я не святой, чтобы помогать безвозмездно.

Я повернулась к нему:

– Чего ты хочешь?

– Да ничего особенного, денег мне не надо, – махнул Ден.

Я пожала плечами в ответ, он что-то разглядывал в соседском окне.

– Как же ты собираешься это сделать?

– А вот это уже моя забота, – положив обе руки мне на плечи, уже без страха произнёс он. – Есть одна идея. Надо подождать, мы выберем удачную ночь и выйдем в город.

Звучало заговорщически, как начало плохого плана.

– Зачем? Я и так постоянно шатаюсь по городу ночами.

– Не скажу! Много будешь знать… а ты всё равно не состаришься.

Он стоял так близко, что от его запаха и пульсации крови я стиснула зубы.

– Ладно. – Мне слабо верилось в успех его затеи.

– В гостях хорошо, а дома лучше, пойду, – заявил он, – завтра меня не жди, потом всё расскажу.

Хлопнув калиткой, он быстро ушёл. Я села на крыльцо, понюхала его недопитый чай, благополучно забытый на крыльце. Отхлебнула глоток – вкуса не чувствую. Вся ситуация была настолько странной и нелепой, что я решила: будь что будет. Пусть всё идёт как есть, а если что, можно и съесть. Да, я шутница, какой там…

Просидела на крыльце всю ночь, дочитывая книгу и осторожно поджидая рассвет над рощей через дорогу. Розоватые лучи вновь заставили меня плестись в тёмный дом и запираться от света. И опять скука. По телевизору мерили одежду, показывали стендап и ночные клубы, прыгали и пели. Пощёлкала каналы – ничего. Ладно, легла на диван. Я не сплю, но что-то похожее на сон всё равно происходит в сознании. Вновь мелькала какая-то беготня. Картинки, кто-то за кем-то гнался, кто-то кого-то ел, скрежеща мелкими зубами, потом всё сбилось в кучу, забулькало, заохало, я судорожно дёрнулась и вскочила. Огляделась вокруг: никого нет. Но вдруг всё внутри меня сжалось. Я почувствовала, что мои ногти впиваются в ладони. Снова это! Начало колотить, я сползла на пол и тихо завыла. Вроде всё было под контролем, неужели опять слишком давно не охотилась. Ещё светло, не могу выйти сейчас!

Голод жёг изнутри, я терпела и ждала наступления темноты. Как же медленно шёл день. Я точно знала, где сейчас солнце и который час, внутри будто встроены часы. Наверное, это присуще всем нам. На улице начинало постепенно темнеть, надо отвлечь себя на пару часов, если думать о нарастающем чувстве голода, можно отъехать. Щёлкнула пультом: показывали очередной фильм про вампиров. Молоденькая девочка крошила в капусту здорового бугая, кому-то загоняла в грудь серебряные пули, метала колья и отрубала головы мечом. Я забралась под плед. Запрокинула голову и закрыла глаза, тело горело невидимым огнём. Я прижала руками колени к груди, как будто хотела вдавить их себе в живот, и пролежала так довольно долго, стараясь ни о чём не думать.

Наконец наступила ночь. Я была вымотана, голод гнал, жажда душила; спасаясь от неё, я вломилась в салон первой попавшейся машины, села за руль, залезла под руль, без запинки замкнула провода и выжала сцепление, газ. Машина дёрнулась, я слишком грубо обошлась с механикой, но не заглохла, повиновалась. Я могла добраться куда угодно сама, без машин, но могла напасть на кого-нибудь по пути, железный корпус машины послужит хоть какой-то преградой. Я бросила взгляд на лобовое зеркало, мое лицо стало другим, теперь на меня смотрел хищник. Глаза блестели, круги под ними просвечивали сквозь тональник, черты лица стали острее, челюсти как будто выдвинулись, так что рот не закрывался до конца. Я чувствовала прилив неудержимой ярости, который был больше и сильнее меня, он владел моим телом, гнал вперёд в поисках жертвы и подавлял разум. Я выдавливала из движка максимум. Мимо проносились другие машины, свет фар бил в воспалённые глаза. Из салона я чувствовала запахи всех людей на остановках, у дороги, в машинах, я готова была лихо развернуться и наброситься на первого встречного. Но я терпела. За полтора века я выдрессировала в себе стойкость и терпение, насколько это было возможно. В поисках запаха жертвы мои лёгкие наполнялись воздухом. Воздухом, который не поступал в кровь. Вдох, выдох. Все запахи, поступающие с ним, сводили меня с ума. Даже запах кожи на руле. Надо не дышать. До леса ехать ещё около часа. Дальше от города пустеет трасса. Одна девушка, завидев мою машину, стала голосовать на дороге. Я стиснула зубы и пронеслась мимо неё. Нужно охотиться, нужно убивать, но я не убиваю, только пью, моё самообладание велико. Тряхнула головой. Терпи. Становится невыносимо, мои когти разорвали кожу на руле. Так, спокойно! Тебе ещё возвращать эту машину! И вдруг время исчезло. Оно превратилось в туман перед моими глазами. Не помню, где я остановилась, как вышла из машины, помню лишь, как влетела в чащу леса… Я не люблю этого делать, но не могу без этого.

Я вернулась домой перед самым рассветом. Поставила машину на место.

3

Два дня просидела взаперти, забившись в угол, обхватив руками колени, лишь изредка вставая, чтобы проверить, действительно ли всё заперто. Перед глазами вертелись картинки той ночи. Не разбила ли я машину? В каком состоянии я её вернула? Видел меня кто-нибудь? Где Ден? Я сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, стараясь ни к чему не прислушиваться и никуда не смотреть.

Денис пришёл, когда ночь уже подходила к концу и рассвет близился, а я так и сидела взаперти. К тому времени я нашарила «Героя нашего времени» в своей связке книг и принялась перечитывать, чтобы отвлечься – очередной пример, как отрешённая холодность и одиночество выглядят такими прекрасными в глазах людей. Трагедия личности, не похожей на прочих. Я бы не купилась.

Ден явился вместе с рассветом. Я отворила ему дверь, прячась за косяком. Вместе с ним вошёл теплеющий воздух, утренняя синева и пугающий запах рассвета.

Я взглянула на него сквозь налипшие на лоб волосы и звонко процарапала когтями по стене. Нашёл когда приходить.

– О моя королева, не вели казнить, вели слово молвить!

Ему это не помогло.

– Я бежал, как мог, но подлое солнце всё равно опередило меня, а ещё я немножко проспал в своей каморке… Но у меня есть очень ценная информация! Так что не ешь меня, я тебе ещё пригожусь, – улыбнулся Ден.

– И что ещё за информация?

– Позволь, я сяду, уйду до рассвета.

Я кивнула, чтобы он проходил в зал. Ден плюхнулся на диван, который ответил ему на это прежним визгливым скрипом, я встала напротив, скрестив руки на груди.

– В общем, для тебя настал исторический день! Дело обстоит так, – воодушевлённо начал он, поглаживая нос. – Я помимо прочего, занимаюсь краеведением, изучаю историю города, семейные древа различных старинных родов, изучаю документы, посещаю архивы, воссоздаю потихоньку историю родного края, в общем, долго и очень скучно.

– И попутно старинные картины к рукам прибираешь, помню.

– Мне их так и не отдали, кстати, но не суть. Я договариваюсь с директорами, они пускают меня в хранилища к редким и ценным документам.

– Ну договариваться ты точно умеешь.

– Ну-ну! Не перебивай меня, ты мешаешь мне сосредоточиться! В общем, в этом городе, в старинной части, сохранились постройки девятнадцатого века, и в этих старинных, в основном дворянских и купеческих, домах сейчас расположены музеи. Когда я занимался в одном из них, то нашёл парочку любопытных вещей. Собственно, с этого и начались мои поиски тебя. Мне даже пришлось устроиться туда на работу, и удостоверение осталось. Одна из тех вещей тебя очень заинтересует.

– Любопытство меня уже съело, – уныло протянула я.

– Хах! А вот и посмотрим, какая ты будешь, когда я скажу тебе, что-о – барабанная дробь и фанфары – это-о фотография!

– Чего?

– Того!

– Ф-фотография? Какая?

– Твоя! Сохранилась фотография, представляешь? По ней я тебя и узнал! Ты там выглядишь младше, чем сейчас, конечно, но портретное сходство очевидно. И… тебе плохо? Присядь! Может, принести тебе воды?.. Принести чего-нибудь?

Я пустыми глазами уставилась на Дениса. Потом схватила его за плечи, не рассчитала и сжала слишком сильно, там что-то хрустнуло. Я резко разжала руки, какой-то комок распирал горло.

– Какого чёрта? Что ты сейчас сказал?

– Да! – Он закивал, обхватив себя. – Я видел тебя на старинном фото. Кажется, у меня защемило лопатку.

– Ты уверен, что это была я?

– Да. Ну ты там вся такая накрахмаленная, но это точно ты.

– Может, это не я, а похожа просто!

– Нет, это ты. Я же не дурак. Я всё изучил. Фамильные древа, помнишь?

– Подпись какая-то есть?

– Конечно, есть! Наши именитые дворяне Ольховские.

– Сегодня! – Я крикнула неземным голосом, стакан на подоконнике треснул, а Ден с воем зажал уши.

Я, должно быть, протёрла пол, шагая взад и вперёд по комнате. Денис сказал, что в музей просто так не проникнуть. Там охрана и сигнализация. Он со мной не пойдёт, не хочет, видите ли, портить репутацию, поэтому только покажет мне, где находится этот дом. Мы договорились встретиться в полночь.

У меня мысли путались, и я не могла даже сидеть: это было просто немыслимо! Мне необходимо увидеть это фото своими глазами! Как в этом городе могла оказаться моя фотография? Может, Ден что-то перепутал? А если нет? Тогда что я делала здесь больше полутора века назад? Жила как обычный человек? Я не понимаю. Я ничего не понимаю…

Вечером, как назло, начался дождь. Меня это, конечно, не остановило. Мы с Денисом доехали на такси до нужной улицы старинной застройки, мимо проносились деревянные дома с резными наличниками, с вывесками на старый манер, дома середины девятнадцатого и начала двадцатого века в стиле модерн. Вышли. Он поёжился от вечерней прохлады и жестом показал мне на здание на другой стороне улицы, недалеко от нас. Я подошла к серому двухэтажному каменному музею. На стене висела мраморная табличка: «Дом дворян Ольховских. Построен в 1820 году». На табличке рядом было написано «Музей дворянства». Я посмотрела на Дена, стоявшего на другой стороне дороги. Он поднял большой палец вверх и улыбнулся во весь рот. Дождь усилился, мои волосы вымокли и висели сосульками, с одежды текла вода.

– Давай, вперёд! Не бойся. Ты же этого хотела, – донёсся до меня его шёпот.

Я подошла к холодной мокрой стене. Камера была всего одна и направлена на центральный вход. Окна зарешёчены. Приложив обе ладони ко лбу, посмотрела на крышу. Если пробраться через чердак, возможно, сигнализация не сработает. Я слегка подпрыгнула, подобрав ноги, и упёрлась стопами в стену, приложила раскрытые ладони и начала карабкаться по отвесной стене. Сзади послышался восторженный вздох. Пролезла два этажа, вытащила маленькое окно под самой крышей, стараясь не разбить стекло, обернулась на Дена, его уже не было, я скользнула в оконный проём и оказалась внутри дома. Запахло старой мебелью и тлеющей от времени тканью. Было темно и пыльно. Пригляделась, кругом стояли какие-то коробки, поломанные стулья, разные вещички, от ветхости их, видимо, нельзя было выставлять на экспозиции. Пока ничего интересного. Дождь стучал по железной крыше. Вернув окно на место, я решила спуститься вниз. Открыла лаз в полу, спрыгнула на второй этаж и поняла, что оказалась в коридоре. Полы были покрыты красными музейными коврами. В дверных проёмах висели оградительные ленты. Слышала про такие музеи сотни раз. Ден сказал, что фотография на первом этаже, поэтому я, не задерживаясь, пошла по скрипучей лестнице вниз.

Огляделась: коридор, слева несколько комнат, справа просторный зал, высокий потолок с лепниной, большие окна. Вдоль стен старинная мебель: столы, всякие кресла, сервант, экспозиционные шкафы. Я прошла в комнату, соединяющуюся с этой, здесь была голландская печь, облицованная узорной плиткой, на стенах в рамках висели фотографии. Много фотографий. Под ними на широких тумбах за стеклом лежали старые документы и газеты. Подошла поближе. На вылинявших страницах мелькали заголовки о событиях и людях. Почему-то было страшно встретиться со своим лицом здесь, я нерешительно пробегала глазами снимки. Которое из них то самое фото? С коричневых снимков в пыльных рамах на меня смотрели люди девятнадцатого века. Мои современники. Пройдясь вдоль по комнате, на середине стены увидела семейную фотографию. Внутри у меня всё замерло. Там было четыре человека: мужчина, женщина и две девочки, одной из которых была я. Я зажала рот руками. Сомнений не было, моё лицо. Люди с фотографии смотрели на меня выцветшими от времени глазами. Я почти ребёнок. Это я, но совсем другая я. Живая. Круглолицая, волосы убраны. Воротничок, воланы. Я не помню такие платья… Кто эти люди? Тут я вздрогнула. Конечно, родители. Отец, бородатый и серьёзный, смотрит строго. А у матери добрые и печальные глаза, и рядом со мной, видимо, младшая сестра, очень похожая на меня. Это невозможно! Ничего не помню! Я опустила глаза и увидела табличку: «Дворяне Ольховские. Александр Дмитриевич, Мария Владимировна, Анастасия Александровна, Анна Александровна. 1860 год». Анастасия Александровна Ольховская… это я.

Я отбежала к окну. По стёклам струились капли ночного дождя, тусклый свет луны серебрился по земле. Села посреди комнаты на пол. Подождите-ка! Но табличка на этом доме гласила: «Дом дворян Ольховских». Провинциальная девочка из дворянской семьи? А как же Франция? Как тогда я попала во Францию, и зачем было обращать меня? Если бы я была какой-то неординарной личностью, обладала необычными способностями, то пригодилась бы им. Но зачем им понадобилась я? Я? Вот эта пухлощёкая девчонка в этом крахмальном фартучке? Не понимаю! Я подошла к стене и неотрывно смотрела на фото, бессмысленно ища ответ.

Мам, пап, я дома?

И вдруг до моего слуха донёсся шум приближающейся машины. Сигнализация сработала? Бросилась вверх, на второй этаж. Скользнула к лестнице, потом на чердак, с чердака на крышу. Обвела сверху взглядом тротуар. Оттолкнувшись ногами от края крыши, прыгнула, долетев до соседнего дома, пробежала по крышам невесомо до дороги, спрыгнула на землю. Дождь хлестал по асфальту. Недалеко была река. Подбежав к берегу, с разбегу влетела в воду. Она была тёмная и мутная. Нырнула, оттолкнулась несколько раз, прижала колени к груди и камнем пошла на дно. Рыбы бросились прочь, на поверхности ветер поднимался и трепал камыш, по воде барабанил дождь. Сквозь толщу воды виднелся свет луны. Хотелось спрятаться там, где никто меня не увидит, не потревожит, не тронет и не подойдёт. Я опустилась на самое дно, меня скрывали метры мутной воды. Хотелось кричать от этого ужасного чувства безысходности, невозможности ничего изменить и даже понять! Как будто кто-то взял мою жизнь, раскромсал, вывернул, пожевал и выплюнул обратно мне в лицо. И я со слезами собирала её с пола по кусочкам, проклиная того, кто сделал это со мной. С чего он взял, что может распоряжаться моей жизнью и разбивать вдребезги? Венселас де Лакорт, я ненавижу тебя!

Я вернулась в свой маленький дом, когда шёл второй час ночи. На крыльце сидел озябший Денис. Увидев меня, он вскочил и бросился ко мне.

– Привет! Что с тобой?

Я молча посмотрела на него.

– Что за грязь? И почему ты так странно пахнешь?

– Я купалась в реке, – коротко ответила я, доставая ключи.

– Тебе надо в душ, – заметил Ден. – Кстати, электричество отключили из-за штормового предупреждения. У тебя есть водонагреватель?

Я вошла в дом, Ден – следом. Взяла в шкафу чистую одежду и пошла в душ в саду. Там была оборудована старая покосившаяся кабинка из щитков разного размера, кран шумел и дрожал, выплёвывая воду. Посмотрела на дощатый подгнивший пол душевой, по нему с моих ног стекали струйки тоналки вместе с мутной грязью. Вытерлась, надела сухую одежду: тёмные джинсы и бордовый свитер. Зашла в дом, электричества действительно не было. Ден включил фонарик на телефоне, когда я вошла, он посветил мне и опешил. Его глаза округлились, но он не сказал ни слова. Я заглянула в небольшое зеркало у входа. Для меня вид был вполне привычный: тусклая кожа, на шее и под глазами чёрные змейки вен, кости просвечивали на скулах и ключицах. Что тут такого, я же вампир, а не Барби.

Я посмотрела на него и поняла, что ему жутко в полной темноте со мной такой.

– Всё плохо? – Я видела страх на его лице, который он скрывал натянутой улыбкой.

– Ты это о чём?

– О себе, конечно.

– Ну, вид у тебя…нездоровый. Это от холодной воды или… всегда так?

– Всегда. Ты бывал на похоронах?

– Бывал, конечно. Что-то общее есть…

– Прости. Если подождёшь немного, я всё замажу, будет в лучшем виде.

– Может, лучше свет включим? Есть какой-то генератор?

У хозяйки дома на чердаке лежали свечи. Я боюсь огня. Врождённый безумный страх просыпается всякий раз, когда я его вижу. Конечно, одной свечи я не испугаюсь, но всё же в этом мало приятного. Я достала с чердака высокие свечи, перевязанные резинкой, и отдала Дену большую, сама села на диван. Я внимательно наблюдала, как он медленно чиркал спичкой о коробок, как крошечный огонёк появился в его руках, как он поднёс его к фитилю. По залу разбегались от света пугливые тени и забивались по углам. Ден поставил свечу в стакан, а затем на стол и сел рядом.

– Почему ты так на неё смотришь? – напряжённо спросил он.

Меня завораживал этот оранжево-красный танцующий свет. Непривычное тепло уже разнеслось по комнате, и моя кожа чувствовала его каждой клеточкой. Откуда берётся огонь? Похож на маленький кусочек солнца. Его жар такой обволакивающий, манящий, мне нужно его тепло. Я хочу согреться, прогреть вечный холод в моей груди. Я хочу окунуться в это солнце и пить его огромными глотками.

– Эй-эй-эй! Ты что делаешь? – Огонь внезапно исчез. – С ума сошла?

Я ошарашенно уставилась на Дена.

– Убери руки! – Он облизывал свои обожжённые пальцы.

– Извини. Бывает.

Ден покосился на меня и ещё раз зажёг свечу, после того как я отсела дальше.

– Ты как?

– Нормально. – Я пожала плечами, косясь на огонь.

– Узнала себя?

Я молча кивнула, он довольно улыбнулся.

– Барышня Ольховская. Анастасия Александровна! Там есть разные документы о вас, можете устраивать себе экскурсии хоть каждый день.

– Да, но почему я заинтересовала тебя?

– Потому что ты тайна семьи. Пропажа. Я немного потянул за одну ниточку, другую, а там пошло и поехало. Ты заставила меня пережить много открытий, а потом знаешь «Findface», и поехало… Хотя это просто очень большая удача или судьба, называй, как хочешь.

Я молча смотрела на него.

– Ну что же! Позвольте вам кое-что напомнить, – произнёс он, хлопнув себя по коленям, я вздрогнула, заворожённая огнём.

– Что?

– Я выполнил своё обещание. Помог тебе узнать, кем ты была раньше.

– Да.

– Так уплатите мне за выполненную работу. Как-никак, а работал я над ней долго.

– Чего ты хочешь?

– Немного. Немного твоей крови.

Я опешила:

– Крови?

Свеча потрескивала, Ден замялся:

– Ну, мы же договаривались…

– Да, я знаю. Но ты, наверное, не понимаешь, моя кровь очень опасна. Зачем она тебе?

– Всё я понимаю, я же исследователь, забыла? Ты получила ответ на загадку всей своей долгой жизни, дай же мне ответить на свою, – занервничал Ден.

Он стал напряжённо покачивать ногой. Воздух в комнате колыхнулся, и меня обдало жаром. В голове помутнело. Я глубоко вдохнула распространяющееся тепло. Ден смотрел в пол, его лицо было недовольным. Он не чувствовал, что в комнате стало теплее, он человек, а у меня от огня стало ломить кости, тело разморило, и оно вновь требовало ещё тепла. Ден вскинул голову и решительно подвинулся ко мне, воздух вновь завибрировал.

– Ну вот, так и помогай вам, – прошептал Ден, глядя на меня. – Я честно выполнил свою часть, а ты? Вы, вампиры, все такие?

В его глазах плясали огоньки – отсветы свечи.

– Ладно, ладно, – пролепетала я, – я не такая, обещания надо выполнять. Осторожнее с ней, это яд.

Я прогрызла свою кожу на запястье.

– Хорошо, – прошептал Ден, подставляя мне стеклянную бутылку.

Из моей вены потекла чёрная кровь. Блестя в свете свечи, она капала в бутылку, постепенно наполняя её. Густые капли одна за другой отрывались от моей руки. Когда Ден получил свои миллилитры, завернул крышку, наскоро пожал мою руку, которая тут же зажила, задул свечу, положил спички к себе в карман, видимо, чтобы я не подожгла себя, попрощался и выбежал из моего дома.

Я вдыхала таявшее тепло, потом встала, заперлась и вновь вернулась в комнату. Легла на диван и закрыла глаза. В голове был туман. Наступал день, а следующей ночью я решила опять сходить в тот дом. Вскоре поднялось солнце, и вместе с ним я ощутила странную тревогу. Я скривилась и дёрнула плечами. Достала из шкафа вязаную шаль и завернулась в неё. Голова кружилась, меня охватила слабость. Я легла на диван и уткнулась носом в подушку. Что со мной? Щёлкнула пультом – заиграл музыкальный канал. Прибавив звук, я лежала, не дыша. Так прошёл день, наступило моё время.

Распахнув дверь, я вдохнула сладкий запах сумерек и бросилась во тьму. Я почти летела по улице так быстро, что меня невозможно было уловить взглядом. Остановилась только у моего бывшего дома. Я залезла на уже знакомый мне чердак, спустилась на первый этаж. Вновь отыскала свою фотографию и простояла долго, разглядывая её, стараясь запомнить лица моих родителей и сестры. Потом мне вспомнилось, что на втором этаже были комнаты, и одна из них, возможно, была моей. Я поднялась наверх. Осторожно сняв оградительную красную ленту из дверного проёма, я вошла в первую комнату. Паркет подо мной скрипел. Осторожно посмотрела вокруг. Кровать, стол, пианино, запах пыли, зеркало, в которое мне не очень захотелось заглядывать. Похоже на комнату покойника, родственники которого из жалости не выкинули его вещи и оставили всё стоять так, как было при его жизни. Бесполезно стоять, пылиться и тлеть в бесконечном сне. А мебель будто ещё ждёт, что он оживит её своим появлением, вернёт ей смысл существования. Странная экспозиция, комната как комната, на что тут смотреть? Я выглянула в окно. Удивительно, но машины не было слышно, в прошлый раз она быстро приехала. Что-то с сигнализацией? Села на подоконник, и вдруг снова мерзкое ощущение, как и сегодня утром, пробежало по моему телу. Но на этот раз прибавился почти животный страх. И в ту же секунду я распознала это чувство! Темнота в углу начала сгущаться и скоро приобрела очертания мужской фигуры с длинными чёрными волосами. Моё тело словно льдом сковало.

– Венселас, – обронила я, и мои слова покатились по полу и поглотились мраком.

На меня смотрели два чёрных глаза, и темнота ответила:

– Здравствуй.

4

Я всем телом вжалась в прохладную стену комнаты, меря глазами расстояние до окна. Успею выскочить наружу? Я старалась не поднимать взгляд и не смотреть в тот страшный чёрный угол. Стояла неподвижно, но ничего не происходило. Глубокий вдох, и я подняла глаза. Темнота оторвалась от угла и беззвучно поплыла ко мне. В тусклом свете переливались густо-синие складки рубашки. Каменная рука коснулась моего плеча. Я вздрогнула.

– Тсс, – прошептал он.

Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на него.

– Наконец-то я нашёл тебя.

Внутри меня словно началась буря, я раздувала ноздри, но молчала.

– Я не думал, что ты когда-нибудь вернёшься сюда.

– Уйди от меня!

– Настя, – произнёс он, и внутри всё откликнулось болью. Моё имя. Он знал, что я знаю.

– Я не Настя! – Мой голос грянул сквозь темноту. Ладони скользнули к лицу.

Дьявол отшатнулся назад.

– Я уже давно не Настя и даже не помню, каково это – быть ей! Меня зовут Сэм!

Мои слова отразились от стен, и наступила оглушительная тишина. Я чувствовала прилив гнева и свою беспомощность.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – наконец произнёс он тихо. – Ты натворила таких дел, что без меня тебе не справиться.

– Я дел натворила?

Как бы сбежать? Он намного быстрее меня.

– Ты и твой знакомый.

– Откуда ты его знаешь?

– Он не такой, как ты думаешь, – ответил он, игнорируя мой вопрос.

Я смотрела в пол в ожидании дальнейших разъяснений, но всё-таки пришлось поднять взгляд. Он улыбнулся и начал ходить взад-вперёд по комнате. Я же осталась стоять у стены.

– К сожалению, я опоздал. И всего на какие-то сутки. Обмануть тебя оказалось слишком просто, ну ещё бы. И где он сейчас с твоей кровью? Кто знает! А ты теперь будешь отвечать за него всю свою вечную жизнь.

Я ошарашенно посмотрела на Венселаса. Мой создатель настолько стар, что сошёл с ума? Это объясняет его одержимость преследованиями.

– Пойми, – тихо произнёс Венселас, – всё это от того, что ты живёшь в своём мире, отшельницей, ничего не знаешь, а вокруг законы, правила, которые нужно соблюдать. Ты даже защитить себя не можешь, ты слаба, потому что не пьёшь человеческую кровь.

Он и про кровь знает. Ему действительно нечем было заняться все эти годы.

– Я оберегал тебя как мог, – он нахмурил брови, – за тобой приглядывали по моей просьбе.

– Что? – вырвалось у меня.

– Да! Мир не так уж и безразличен к твоей персоне, как тебе кажется! И он опасен и жесток. Этот Денис нашёл тебя самостоятельно и заполучил, что хотел. Сейчас он чёрт знает где с твоей кровью, – его голос звучал слишком громко. – А ты? Пойми, ты подвергла себя большой опасности! Ради чего? Ради этих воспоминаний о своём доме? Я бы мог дать тебе их. Без риска, страха, сомнительных знакомств. Мог бы дать гораздо больше!

– Зачем ему моя кровь?

– А что он тебе наврал?

– Для каких-то исследований.

– Да. Над своей жизнью.

– Что? Не может быть!

– Очень даже может.

– Но… кто захочет умереть добровольно?

– Умереть один раз, чтобы жить вечно.

– Его надо остановить!

Ден прикинулся дурачком? А дурочкой оказалась я. Понятия не имела, для чего ему моя кровь, мои мозги превратились в кисель, ещё эта свеча… Мне было так стыдно и страшно за него.

Венселас подлетел ко мне и тряхнул за плечи.

– Почему, ну почему ты так ведёшь себя со мной? Почему ты не слушаешь меня, почему избегаешь? Ты же очень уязвима. Почему ты всё усложняешь? Почему бы тебе не жить, как все?

Я смотрела снизу вверх в его чёрные глаза. Больше всего на свете я сейчас хотела, чтобы он исчез. Но он замер в ожидании моего ответа.

– Потому, что я не хочу уподобляться вам. – Мой голос прозвучал холодно. – Я не заставляю вас жить, как я, но и вы не заставляйте меня жить, как вы.

Я толкнула его в грудь изо всех сил, и из-под его плаща мне под ноги посыпались цветы. Букет был ядовито-жёлтым. Я отвернулась.

Венселаса будто кнутом ударили. Он отошёл в сторону. Пару минут он молчал, а я ждала, что он уйдёт.

– Это были твои любимые цветы, – тихо произнёс он из темноты.

Я ничего не ответила.

– Прости меня, – вдруг сказал он и закрыл ладонью лицо. – Я очень виноват перед тобой. Если тебе нужны твои воспоминания, я могу дать их тебе. Ты не стала пить мою кровь после обращения, но она могла дать тебе силы, равные моим или немногим меньшие… А я живу уже довольно давно. С моей кровью к тебе бы вернулась и твоя память. Не нужно было бы впутываться в эти авантюры.

– Я не хочу пить твою кровь, – категорично заявила я. – Лучше иди и спаси его! Зачем ты здесь? Откуда ты его знаешь?

Венселас покачал головой. Он смотрел на цветы, яркими пятнами прорывающиеся сквозь тьму в комнате. Собрав их с пола и положив на подоконник, он посмотрел на меня:

– Я уже поручил, чтобы его поймали. Мы приглядывали за ним. Как ты думаешь, почему он обнаружил тебя? Узнал, что мы существуем? Не так уж просто обнаружить реально существующего вампира, а тем более поймать его за руку! Для этого нужно обладать определёнными знаниями, фактами. У него они были, Денис – потомок твоей сестры, а Анна знала правду о тебе. С годами эта правда превратилась в семейную легенду о сбежавшей невесте. Он сначала интересовался своей дворянской родословной, потом копнул глубже и увидел, что сказка о тебе не такая уж и выдуманная. Он искал тебя очень долго и упорно. Он разыскал все захоронения, а у тебя не было могилы… Годами сидел в архивах, раскапывал, куда бы могла уехать молодая барышня Анастасия Ольховская, получил какой-то грант, на деньги которого исколесил всю Францию, где ты последний раз называлась своим именем, в поисках твоих следов. Обшарил весь интернет, посылал запросы, но Анастасии Ольховской, конечно, не смог найти! Своё имя ты давно забыла. Какая потрясающая интуиция на тайны, да? Но у него было главное – фотография. И по этой фотографии он находил твои фото через распознаватель лиц в соцсетях среди других людей – на рок-концертах, в каких-то барах, где-то ещё, где-то ты попадала в объектив и всё в разных странах. Он, наверное, был крайне удивлён… Ведь ты уже давным-давно умерла. Похожая родственница? Настолько похожая? Двойник? Потом ему не трудно было сложить два плюс два: ты всегда появляешься по ночам, бледная, нелюдимая, всегда в стороне, всегда одна, столько лет скитаешься, словно бездомная, и не стареешь. Потом научился искать твоё лицо на съёмках с уличных камер. Он следил за тобой, мы об этом знали, но не считали, что он представляет опасность. Только я не всё предугадал, не успел. Как ты решила приехать сюда?

Моё сознание не хотело, не могло переварить столько всего сразу. Праправнук той девочки с фотографии… Следил за мной много лет… А теперь он хочет умереть? После всех моих слов о ненависти к себе?

– Письмо пришло… спам.

– Он раздобыл твой имейл?

Раздобыл, или сюда меня привела судьба?

Венселас заметил мою растерянность, подошёл ближе и произнёс:

– Ты ещё дитя…

– Не разговаривай так со мной! Полтора века я жила спокойно! Я не хотела всего этого! Я не могла подумать, что человек может пойти на это добровольно!

Венселас грустно усмехнулся:

– Вообще-то, ты тоже пошла на это по своей воле.

Я опешила.

– Да, – он кивнул, – а ты как думала? Я накинулся на тебя, всё сделал сам, против твоего желания? Ты этого не помнишь, но я могу помочь тебе всё вспомнить.

Меня как будто ударили. Сама захотела стать вампиром?! Этого быть не может…

– Как? – выдавила я.

– Я тебя не обманываю. Но твоё обращение было не завершено, тебе была нужна моя кровь, а ты сбежала. Ты выжила, потому что сильная… и упрямая. Я до сих пор удивляюсь, как тебе удалось сохранить рассудок и выдержать такую боль. Если б я мог помочь, всё было бы проще, а твои воспоминания постепенно вернулись бы. Но это не поздно сделать и сейчас.

Он протянул мне руку, засучив манжету шёлковой рубашки. Это просто уловка, чтобы заставить меня пить кровь?

– Чего ты боишься? Второй раз вампиром ты уже не станешь, – улыбнулся он.

Я уткнулась лбом в стену. Я ничего не хочу. Ничего не понимаю. Я устала.

– Между нами связь. Я чувствую тебя, а ты меня. Мы почти едины. Моя кровь всё равно что твоя.

О, да, то гадкое чувство сегодня утром! Да, я тебя чувствую.

– Давай же! – настаивал он. – Моя кровь даст тебе силы, вернёт воспоминания. Ты больше всего хочешь вспомнить свою человеческую жизнь, а я помню всё! Вот моя рука! Ты можешь вернуться в то время, когда была совсем юной девочкой, когда жила здесь со своей семьёй. – Его голос дрогнул, я поняла, что он не обманывает.

Обернувшись к нему, я увидела его сосредоточенный взгляд, обращённый ко мне. Обхватила его запястье, посмотрела на тёмные вены под белой кожей. Венселас поднёс ладонь к моим волосам, я схватила её и опустила вниз. Он повиновался. Я напряглась и медленно поднесла его запястье ко рту…

Я вижу зелёные листья в лучах света за окном. Белые развевающиеся шторы. Блестящий паркет. Резная мебель. И кругом свет. Всё так необычно светло. И тут я понимаю, что бегу. И я, кажется, дышу. Дышу по-настоящему. Сбивчиво от бега. И какая-то странная радость разливается во мне, что-то щемит в груди. Я такая лёгкая, словно пушинка, руки мои, словно тряпичные, а тёплый воздух проходит глубоко внутрь. Моё светлое платье шелестит от быстрого бега. И тут моё сердце начинает стучать у меня в ушах. Невероятно. Я распахиваю дверь и выбегаю в сад. Кругом столько солнца и тепла. Меня это радует. Подхватываю платье и спускаюсь вниз по каменным ступеням. Цветут вишни, пчёлы кружат в столбах света сквозь ветви. И тут я вижу его. Он стоит под деревом. Перебирает в ладонях пушистые цветы. Я чувствую, что по моим щекам текут слёзы. Я зову его:

– Венселас!

Он поднимает лучистые глаза и смотрит на меня. Его улыбка светится счастьем. Он подбегает ко мне, подхватывает, поднимает от земли, и мы кружимся под палящим солнцем. Я заливаюсь смехом, смотрю вверх, и небо кружится, и дом, и сад. Венселас опускает меня, проводит ладонью по моей щеке, обнимает, прижимая к себе крепко-крепко, гладит мои волосы. У меня горят щёки, а у него прохладная кожа. И тут он протягивает мне букет, целует в лоб. Мы стоим под цветущей вишней, и она посыпает нас белоснежными лепестками. Я закрываю глаза и чувствую, как счастье переполняет меня, я не в силах держать его в себе, и мне хочется кричать! Я обнимаю его, уткнувшись носом в плечо. От него так хорошо пахнет. Я так люблю его запах. Я так люблю его.

И тут слышу крик откуда-то сверху:

– Настя, папенька едет!

Я поднимаю глаза вверх, к распахнутому окну и вижу в окне девочку. Моя младшая сестра.

Венселас улыбается, чмокает меня в макушку и тихо-тихо говорит:

– Тебе нужно успокоиться, ты раскраснелась, они же спросят.

Я молча киваю и заставляю себя выпустить его из своих объятий.

Поправляю причёску. Отряхиваю платье. Делаю глубокий вдох и иду к воротам, постоянно оглядываясь на Венселаса, он улыбается мне вслед. Слышится стук подъехавшей кареты. Двери распахиваются, и я вижу седого мужчину в строгом костюме.

– Папенька, – подхожу к нему.

Слышу стук каблуков сзади и вижу мою сестру, она улыбается нам. Папенька целует нас и здоровается за руку с подошедшим Венселасом.

– Месье де Лакорт! Как сегодня у Алексея с французским?

– Прекрасно, господин Ольховский, прекрасно! Очень способный мальчик.

Венселас галантно улыбается, моя сестра хихикает, я толкаю её локтем. Мой отец одобрительно кивает, и мы идём ужинать. Мы сидим за столом с белой скатертью. Я ковыряюсь в своей тарелке и бросаю взгляды на Венселаса, беседующего с моим отцом и нашим соседом. Рядом со мной сидит моя сестра Аня и маленький мальчик, наш брат Алексей. Сестре пятнадцать, а брату около девяти. Он не понимает, почему Аня запивает смех компотом, а мне ничего в горло не лезет. Я слушаю голос моего любимого и млею от счастья. Он, конечно, чувствует на себе мой взгляд, но не оборачивается ко мне, а только стучит ногтем по столу. Я глубоко дышу и жду наступления вечера. Обед окончен, и мы расходимся по комнатам.

Я захожу в свою комнату, сажусь на подоконник, беру в руки книгу и не могу сосредоточиться на чтении. Я не вижу перед собой ничего, кроме его прекрасного образа: высокой стройной фигуры, длинных тонких пальцев, светлой кожи, красивых бледных губ, божественно прекрасного лица, сияющей белоснежной улыбки, чёрных шёлковых волос, скользящих по плечам, и бесконечно тёмных глаз. Я буду любить его, даже если он будет самим дьяволом. Венселас. Моё сердце так бьётся, словно вылетит из груди. И вот наконец, сумерки, и в доме ложатся спать. Он появляется рядом со мной на подоконнике. Словно ангел, спустившийся с небес. Берёт книгу из моих рук и закрывает её. Я тихо спрашиваю: