Дверь в магию: дела амур-р-рные
© Виктория Астафурова, 2025
ISBN 978-5-0067-7836-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Дом дедушки стремительно пустел: сначала уехал Хал, прихватив с собой Баюна, потом Шишма, следом за ними мы отвезли на вокзал маму. Дед понимал, что скоро придёт черёд прощаться и с нами, поэтому ходил чернее тучи, часто замыкался в себе и сидел с самокруткой на лавочке часами.
Баба Жита и Итья остались со Сладом, а я, переборов страх, направилась на болото. Первый снежок припорошил землю, но пока не хрустел под подошвами. Первое, на что я обратила внимание в лесу, – щебет птиц, греющихся под скромными лучами солнца. Через несколько метров на дорогу выскочил зайчонок, не успевший сменить шубку на зимнюю. Лес ожил, несмотря на то что скинул нарядную зелёную листву, готовясь к долгой зиме.
Я села на поваленное дерево и принялась ждать. Через несколько минут вдалеке показалась фигура. Аюшка поспешно переставляла гусиные ноги, зябко кутаясь в ватник. Не успела я и слова сказать, как болотница заключила меня в крепкие объятья и принялась тараторить:
– Ой, родненькая! Живёхонькая! Ой, сколько слёз пролила я! Прости, не сберегла я тех двоих. Каюсь, но припарок у деда твоего не было, а на болото уже бы не сбежала, люди по деревне ходили. Прости меня!
– Всё хорошо, я понимаю. Где твой муж?
– Так дома. А что случилось?
– Я тебе подарок принесла, – замёрзшая рука протянула хозяйке болота картонный пакет, – да и с него надо снять это, – я показала рукой что-то похожее на вытянутую морду.
– Ой, подарочки! А у меня ничего тебе нету. Обожди, я венок принесу! Вчера только сделала!
– Аюшка, – я придержала её за руку, – мне не нужно подарков от тебя. Вы и так сделали много хорошего! Я от чистого сердца поблагодарить тебя хочу.
Девушка замешкалась, раскраснелась и приняла пакет, доверху набитый девичьими радостями: масками для лица, лосьонами и кремами.
– Мужу не надо ничего снимать. С тобой как случилось… Ну, спало само заклинание. Не хочу вспоминать тот день, но видела бы ты глаза своего деда, когда меня в доме узрел! – болотница засмеялась, прикрывая рукой пухлые губки. – Ты как? – робко спросила она.
– Я хорошо, восстановилась, как видишь. Как с мужем? Я так понимаю, развод отменяется?
– У нас ледовый месяц! Подарки, свидания!
– Может, медовый?
– Какая разница? Главное, что он понял, я поняла. Вот над дитятком работаем сейчас, – опять прикрыла рот рукой, раскраснелась, как самовар.
– Что тогда произошло? Мне никто ничего не говорит…
– А зачем? Змеюку ты убила, в рот ей брикет засунув, после этого дерево начало рушиться, ну и все твои из него и выпали. Дом сразу же разваливаться начал, мой говорит, это из-за взрыва, а я уверена, что это потому что Алтея того… Ну, ты поняла. А потом нам уже никто и ничего не ведал. Пацанёнок как?
И здесь я замялась, старалась не смотреть в пытливые глаза собеседницы, подбирая правильные слова.
– Акиа, я знаю о планах на него. У тебя всё получилось?
– Он теперь мой сын. Только никто не должен знать… Понимаешь…
– Я понимаю, а рот будем держать на замке. Ты за это не переживай! – болотница сделала жест закрывания рта ключом и будто выкинула ключ в трясину.
Мы ещё долго болтали о пустяках и женских радостях, гуляя по лесу. Обе понимали, куда шли, но об этом не говорили. Дом моей бабки был точно таким же, как в видении, только самой её не было. Я воровато огляделась по сторонам и шагнула за остатки забора. Огромный котлован зиял на месте колодца. Чёрная земля подглядывала из-под редких островков снега. Я подошла к краю дыры и увидела кусок чьей-то кости, скорее всего змеи, потому что позвонка такого размера нельзя встретить даже у медведя.
– Пойдём отсюда, мне здесь не по себе, – Аюшка тянула меня за плечо.
– Я хочу войти в дом.
– Не надо, пожалуйста! Мало ли кто там остался!
Я сделала несколько шагов к крыльцу, налетел ветер, закручивая снежинки в маленький водоворот, а когда всё успокоилось, на верхней ступени стояла Эгина! Болотница испуганно ахнула, а я смотрела и не верила, что такое бывает. Девушка будто соткана из тумана, эфемерная, понурая, она смотрела на меня не моргая:
– Верни моего брата! Это единственное, что у меня осталось!
– Эгина, успокойся, от тебя не осталось ничего. Не понимаю, о каком брате вообще идёт речь.
– Понимаешь, всё ты прекрасно понимаешь! Вы с бабкой заманили меня в эту клоаку. Думаешь, хорошо жить, когда по твоему телу, под твоей кожей, в твоём желудке бесконечно ползают гады? Отдай моего брата, это моя надежда на спасение!
Я не выдержала и подошла ближе, чтобы как можно лучше рассмотреть лицо Эгины:
– Ещё раз ты появишься на пути у меня или моей семьи, я тебя достану откуда угодно, воскрешу и устрою личный ад на земле. Уяснила? – моя рука была охвачена огнём, рвущимся длинными языками из пальцев, когда я поднесла её к шее призрака.
Эгина начала корчиться, упала на колени и несколько минут билась в конвульсиях, а после её тело рассыпалось на кусочки льда, ветер подхватил их и унёс прочь.
– Аюшка, я скоро уезжаю. Вот тебе мой номер, если что – звони, или деда моего попроси, он позвонит. Вот тебе адрес, пиши по возможности письма, – я протягивала болотнице сложенный вдвое лист бумаги, – а сейчас мне нужно бежать домой. Спасибо большое, что помогла мне, и спасибо за твою дружбу! Я никогда не забуду твоих добрых поступков!
– Прости, что когда-то хотела утопить тебя, – девушка обняла меня.
Ноги несли по тропинке, я не смотрела, куда бегу, ноги вели сами. Появление Эгины напугало, но больше напугало то, что она хочет забрать моего сына. А что если расскажет всем о нашей афере?! Что тогда будет с малышом? Может ли она пробраться к Сладу? Дом, появившийся на горизонте, как назло, будто не приближался навстречу. Когда я забежала в дом, горло горело.
– Дед! Дед! Нам надо поговорить!
– Он у бабы Житы. Что-то случилось? – навстречу вышел Итья с сыном на руках.
– Значит, будьте дома, никому не открывайте и глаз с сына не спускай, – не успев восстановить дыхание, я вновь сорвалась на бег.
Будяй соскребал со ступеней примёрзшую грязь:
– О, Акиа, слушай.
– Где они?
– Дома… А что случилось?
– Иди пока к нам, возможно, понадобится помощь.
Дед уже вышел навстречу, услышав мой обеспокоенный голос. Я вкратце рассказала ситуацию. Баба Жита схватилась за голову, причитая, а дедушка оборвал её коротким взмахом руки:
– Я предвидел, что такое может случиться. Есть у меня один способ, как раз луна растущая…
Глава 2
Близилась полночь. На кухне бабы Житы были все, кроме Итьи: дедушка попросил его остаться дома, потому что обряд может происходить только при тех, у кого есть сила. Слад спал в люльке, громко причмокивая. Соседка кидала в сторону деда обеспокоенные взгляды, на что тот отвечал:
– Хватит, знаю, что делаю. Пацана мы этой змее не отдадим. Ты знаешь ещё какие-то варианты?
Баба Жита не отвечала, отворачивалась и утирала намокшие глаза платочком. Меня не посвятили в тонкости обряда, всё, что оставалось, – наблюдать. На плиту водрузили металлический ковш, дед принёс из сеней банку молока, купленную у соседки, и начал его греть на медленном огне. Когда сверху появилась плёнка, Будяй подал мне нож и молча ушёл.
– Полосни по ладони, и сюды пусть кровь льётся, – дед указал на ковш.
– Зачем?
– Занадом. Вот девка, везде нос свой суёшь! Делай, как велено, – слова были колкими, но глаза… В глазах дедушки плескался океан переживаний, за грубым общением он пытался скрыть тревогу.
Остриё больно впилось в ладонь, первые капли упали на пол, а остальные пролились в ковш. Я сжимала и разжимала ладонь, чтобы нужное количество натекло как можно скорее, и замотать рану.
– Хватит, – дед помешивал молоко и достал из кармана штанов склянку, похожую на медицинскую колбу; там тоже была красная жижа. Не стоило долго думать, чтобы понять: это кровь Слада.
– Как? Когда ты успел?
– Пока ты с мужем миловалась. Не боись, я с пальчика на ноге чуть взял, болеть не будет.
Молоко закипело, в него плюхнулась ложка мёда и половина гранёного стакана святой воды. Дед помешивал взвар и неразборчиво шептал, а после налил в стакан розоватый напиток:
– Пей.
– Зачем?
– Пей, Акиа. Надо так, понимаешь?
Поборов отвращение и приступ тошноты, я сделала первый глоток. Горло обожгло, раскалённая лава скатилась внутрь, плюхнулась на остатки обеда, и желудок разгорелся огнём. Я выдавила стон, но допила до последней капли, превозмогая боль.
– Будет больно, знаю. Потерпи, внуча, – рука протянула бутылочку сына, наполненную тем же, что пила и я, – правнука тоже надо напоить, но только до рассвета. Если он не проснётся до первых лучей солнца, то зря всё было, не хотят силы с ним родниться.
– Ему будет так же больно?
– Нет, ты ему отдаёшь, он у тебя забирает. А тебе так больно, потому что часть твоей жизни передаётся другому, кто по роду не свой, чужак. Всё, сиди здесь, карауль пробуждение, ничего не пей и не ешь, а у меня ещё забот полны карманы.
Я осталась на кухне со спящим ребёнком и невыносимой болью. Время тянулось как резина, обволакивая в свой тугой кокон. Я проваливалась в сон и вновь открывала глаза. На крыше что-то громыхало, но мне было не до этого: я знала, что старики охраняют нас и не дадут в обиду. Слад, обычно просыпающийся каждые три-четыре часа, в эту ночь крепко спал, изредка переворачиваясь с одного бока на другой. Меня покинула надежда, что он проснётся до рассвета. Я сидела с бутылочкой в руках и утешала себя мыслями: значит, так тому и быть, значит, сынок решил, как ему лучше.
И тут малыш потянулся, потёр глаза и посмотрел на меня.
– Крошка мой, проснулся. Давай покушаем, скорее, – я взяла сына на руки и поднесла к маленьким губам бутылочку.
Сын присосался, сделал пару глотков, удивлённо посмотрел на меня и продолжил трапезу. Я вглядывалась в пухлое личико, пытаясь понять, точно ли ему не больно. Утолив голод, Слад откинул рукой соску ото рта, улыбнулся и принялся меня рассматривать. Голубые глаза сына стали темнее, как глубокое озеро, взгляд стал серьёзнее. Я умилялась ему, и вдруг резко нахлынула боль, сердце защемило так сильно, что не удалось ни вдохнуть, ни выдохнуть. В голове пронеслись миллионы страхов за сына, по щекам текли слёзы, и потом сердце словно разорвалось на части от… любви! Огромной, полыхающей, всепоглощающей любви к этому агукающему крохе.
За окном брезжил рассвет. Сын спал на моих руках, не хотелось отпускать его ни на секунду. Первые слёзы высохли, за ними покатились другие, и ещё, и ещё, и ещё. За спиной скрипнула дверь, руки бабы Житы легли на мои плечи:
– Иди поспи, Акиюшка. Всё у вас с дедом получилось…
– Расскажите мне про обряд, для чего он был нужен и как спасёт Слада от сестры?
– Нет у него больше сестры.
– Как нет?
– Вот родишь ему сестрёнку, тогда и будет, а пока он один твой, родной… Кровиночка…
– Так вот оно что…
– Да, обряд этот страшный, поэтому Ерей и не говорил ничего. Когда его проводят, то по крыше дома чёрт бегать начинает, на запах крови идёт, хочет насытиться, а после завершения обряда много страшных путей: или у матери вместо любви ненависть к чаду проснётся, или дитя силу отторгать начнёт и от упадка сил дышать перестанет, или оба упадут замертво. Дед в вас не сомневался, ну и мы подсобили. Будяй гостя на крыше гонял, Ерей за вас читал и молился, а я ему силу свою передавала, чтобы до утра мы вас отбили у нечисти…
Услышав всю историю, я разрыдалась. Маленький домовой не побоялся и пошёл драться за меня с злым началом всех бед. Старики, ещё толком не оправившиеся после заточения в дереве, стояли за нашими спинами, защищая и оберегая. Вот почему дедушка ничего не сказал – он знал, что я струхну, не пойду на такие риски. Теперь Слад мой, по крови мой, по роду! Вот откуда взялась такая боль – от любви и от ответственности, которая ощущалась кожей.
Уснула я, как только коснулась головой туго набитой гусиным пером подушки. Не было сновидений, только чернота, будто провалилась в яму. Проснулась от того, что кто-то сел на край кровати. Я открыла глаза и увидела мужа с сыном на руках:
– Не знаю, что вы тут всю ночь делали, но сын стал похож на твоего деда, – улыбаясь, сказал Итья, – пойдём, завтрак стынет. И вообще, мне было неловко из-за того, что вы все тут были, а я один там. Как отщепенец какой-то.
– Ой, скажешь тоже. Теперь всё, мы будем вместе всегда. Ты, я и наш сын, – я села на кровати и обняла своих мужчин.
Слова были полной противоположностью мыслям и ощущениям. Всё хорошо, отношения с Итьёй были прекрасными, он проявил себя как чуткий отец и заботливый муж, но червячок сомнения сидел в голове. Вся жизнь в дальнейшем была под большим сомнением, не было веры, что Эгина вот так просто отстанет от меня, несмотря на то, что Слад теперь мой кровный сын.
Обряд поубавил не только магических сил, но и физических. Несколько дней было тяжело ходить по дому с сыном на руках. Через несколько минут накатывала усталость до ряби в глазах, лёгким не хватало воздуха, а ноги тряслись мелкой дрожью. Я не испытывала такой слабости после комы, а тут на тебе – зато сын чувствовал себя прекрасно. Щёчки налились румянцем, робкий смех становился заливистей и громче, а маленькие пухлые ручки уверенно удерживали корпус во время первых попыток ползания.
Было решено уезжать домой после восстановления моих сил, так как будем гнать обе машины, да ещё и с ребёнком. Путь будет долгий, с ночёвками в отелях. Дедушка мог сварить мне отвар для прилива сил, но признался, что делать этого не будет, потому что не хочет отпускать нас:
– Дом опять будет пустой, а я одинокий…
– Дедуль, ну а баба Жита? Будяй? Аюшка к тебе заходить будет, чтобы со мной поболтать.
– Это не то, понимаешь? Дом, в котором живут родные люди – место силы. Нигде не будет так хорошо, как рядом с родными… Особенно когда это внучка и правнук, – он прижал меня к себе и поцеловал в макушку, а я чувствовала, как его слёзы падают на мои волосы.
Мне тоже не хотелось уезжать и бросать стариков одних. Итья предлагал им переехать в город, но те посмотрели на него как на недееспособного и перекрестились.
Вечером перед отъездом позвонил Хал:
– Шалом, труженица!
– Э-э-э-э, привет.
– Даже не думай, что у тебя будет декрет! Не наработала ещё на него. Ты когда приступаешь к своим обязанностям?
– Хал, у меня грудничок. Я не знаю, честно.
– Со Сладом посидят Хуч или Ирья, тут я уже договорился. Вас все ждут, это раз. Дел много, это два. Ты мне помоги разгрести завалы, а потом я уже сам справлюсь.
– Погоди, а где Шишма?
– В баню твою Шишму! Обязательно настроение портить расспросами про эту каргу?! – взорвался домовой.
– Ок, босс. Успокойся, мы завтра утром выезжаем. Обустроюсь на новом месте и помогу тебе.
– Отлично, тут как раз есть интересное дельце, займёшься им.
Глава 3
Как ни странно, дорога с маленьким ребёнком далась легко. Я по привычке завернула на улицу, ведущую к арендованной квартире, но Итья позвонил и напомнил, что, вообще-то, мы теперь живём в доме. Его охрана уже перевезла мои вещи в дом, а старенький Хуч всё разобрал и разложил по полочкам.
Кроватку Слада поставили в нашей спальне – слишком он мал, чтобы спать одному, хотя домовой утверждал, что присмотрит за малышом ночью, а мы бы высыпались по ночам.
Жизнь текла полноводной рекой: из памяти практически стёрлось, что уезжала из города я в гордом одиночестве, а вернулась обратно с сыном и мужем. Наш быт прекрасно складывался: Итья каждую неделю устраивал свидания, заботился о нас со Сладом и старался радовать без повода. Ни Шишма, ни Хал на связь не выходили – за всё время после возвращения было получено одно сообщение: «Много работы, про вас не забыли, заглянем в гости позже».
Материнство давалось нелегко в силу опыта, но Хуч и Ирья, которая, кстати, вышла замуж за банника после той истории, помогали. Кто-то из них всегда крутился рядом. Лубча в доме не показывался, но всегда выходил из бани во время наших прогулок и кричал:
– Давай ко мне этого богатыря, попарю так, что до старости болеть не будет!
Я мягко отнекивалась, но поболтать с банником не гнушалась. Завёрнутый в грязную наволочку банщик садился на лавочку рядом со мной и рассказывал истории из жизни. Иногда он покуривал самокрутку из берёзовых листьев, размахивая огромными руками, чтобы отогнать дым от коляски.
Шах грустил без Баюна, поэтому всегда таскался по делам с Итьёй, а тот и не был против. Правда, надо видеть глаза его компаньонов и официантов, когда муж заваливался в дорогой ресторан с алабаем. Сделать замечание ему боялись, а он этим пользовался.
С дедушкой созванивались редко. После того как был разрушен алтарь Алтеи, местные жители потянулись к нему и бабе Жите за помощью, а те и не отказывали. Им было за радость помогать людям, и время пролетало незаметно, и тосковать по нам не хватало сил.
Так как у меня были помощники, я начала потихоньку возвращаться в привычный ритм и проводила много времени за работой, на которую раньше не хватало времени, а заниматься ей очень хотелось. Вязаные вещи ручной работы разбирали влёт, особенно детские носочки и шапочки. И вот так, незаметно для меня и окружающих, я вновь стала получать стабильный заработок. Муж не ограничивал в деньгах, но иметь свои, честно заработанные купюры, в разы приятнее.
Всё шло хорошо, пока я не начала замечать в Итье некоторые перемены. Всё началось с того, что он переехал жить в другую спальню, так как Слад мешал ему высыпаться перед работой. Чуть позднее я начала замечать, что телефон, который раньше всегда лежал на столе или комоде, перекочевал в карман брюк и доставался из него очень редко. Я металась в догадках и подозрениях, но спросить напрямую не решалась. Липкий страх, что после разговора наши отношения закончатся, не давал раскрыть рта, чтобы вымолвить хоть слово.
В одну из ночей мне не спалось, и я решила выпить тёплого молока. За дверью кухни тихо разговаривали Итья и Хуч.
– А зачем ты тогда заварил это всё? – спрашивал домовой.
– Сам не знаю, всё так хорошо складывалось, а сейчас вот… Не хочу я так больше, понимаешь? Ни жизни с ней, ни штампа в паспорте. Сыну помогать буду, но эти памперсы, смеси, ночные крики… Не моё это! А Бэтла… Она такая воздушная, утончённая… Я бы хотел быть с ней, а не с Акией, понимаешь?
– Я понимаю, что ты совсем с катушек слетел! Пока Акиа была в деревне, ты места себе не находил, не спал, не ел. Вот тебе жена, вот тебе сын, а ты за какой-то девкой базарной увиваться начал!
– Какая она тебе базарная?! Хуч, ты не заговаривайся давай.
– Я тебе как отец родной, помяни моё слово: вот он локоток, – раздалось несколько хлопков, – да не укусишь. Ещё страдать будешь без жены и сына! Поймёшь, какую ошибку сделал!
Заходить на кухню не хотелось. В самом начале разговора сердце пару раз глухо стукнуло по рёбрам и упало в пятки, разгоняя по пути влюблённых бабочек в животе. На голове шевелились волосы, руки тряслись. Я облизала пересохшие губы и всё же толкнула дверь:
– А, вот оно что… Бэтла… А я-то думаю, какая муха его укусила…
– Акиа, ты не должна была слышать этот разговор, – Итья подошёл ко мне и попытался обнять.
– Руки убери от меня. Дай нам день, мы с сыном уедем и не будем мешать твоему счастью.
– Погоди, давай всё обсудим!
– А что тут можно обсудить? – зло прошипела я, надвигаясь на почти бывшего мужа.
– Я понял, что не хочу семейной рутины с тобой, но понял слишком поздно… Я не снимаю ответственности с себя, хочу присутствовать в жизни сына, помогать вам… Машину забери себе, каждый месяц я буду отправлять вам деньги, нуждаться ни в чём не будете, обещаю.
Хотелось гордо сказать, что мне не нужны его подачки, хлопнуть дверью и уйти, но у меня есть сын, и думать надо в первую очередь о нём, поэтому пришлось гордость засунуть в одно место, да подальше:
– Какая сумма будет тобой отправляться?
– Сто пятьдесят тысяч, пойдёт? Подключу автоперевод на первое число каждого месяца… Завтра как раз первое декабря…
– Да, пойдёт. Потерпи нас эту ночь, пожалуйста.
– Акиа, я не выгоняю! Оставайся здесь, я уйду на квартиру. Дом большой, вам со Сладиком как раз будет где поиграть, побегать. Я люблю сына, и к тебе нет негативных чувств, но нет у меня той искры, как раньше… Прости…
– Бог простит, не переживай.
Я шла в спальню под пристальными взглядами Итьи и домового. Голова поднята, походка от бедра, а внутри обрывалась сплетённая тонкими шёлковыми ниточками вера в людей и любовь… Сын сладко спал, когда я взяла подушку с постели и прошла в ванну. Босые ноги прилипали к холодному кафелю, я по-турецки села на пол, прошептала заклинание звуконепроницаемости, чтобы не разбудить сына, прижала к лицу подушку и начала кричать. Отчаянный крик перерос в звериный рык, а после стих до жалобного поскуливания побитой дворняги.
Довериться человеку, вновь поверить в светлые чувства, чтобы опять оказаться брошенной. Я чувствовала, что переживающий Хуч был в нашей спальне, но выходить не хотела. Не знаю, сколько я просидела в ванной, горло и пятая точка болели ужасно, всё, на что у меня хватило сил, – написать Шишме: «Приезжай, мне нужна твоя помощь».
Проснулся Слад. Я понимала, что мне нужно уехать сегодня, но сил на сбор вещей не было. Бессонная ночь дала о себе знать, тело ломило, голова гудела. Опухшие от слёз глаза даже не могли моргать, отёк был ужасным. Я сидела на кровати и кормила сына, когда в доме раздался грохот и следом крик:
– Слышь, ты! Да я тебя сейчас на части разорву! Ушёл! Ушёл с нашего пути! – Хал был зол.
– Я тебе сейчас бородавку знаешь на какое место посажу?! – визжала Шишма.
Через несколько минут друзья вошли в спальню и начали умиляться Сладу, словно перепалки и не было. В дверях стоял ошарашенный Итья:
– А что я такого сделал?
– Ещё бы сделал! Мы тебе такое устроим! – буркнула кикимора, беря на руки малыша. – Акиа, собирайся потихоньку. Мы не торопим тебя.
– Я вам со Сладом нашёл квартиру хорошую. Можно Баюн какое-то время поживёт с тобой? – в разговор включился домовой. – Домового в той квартире нет, на заработки подался. Будешь единственной хозяйкой.
– Мы можем поговорить? – муж мялся на пороге.
– Да, конечно, – я вышла из спальни, затворив дверь.
Мы молча прошли в зал, я села на край дивана, а Итья сел на пол, пару раз глубоко вздохнул и еле слышно выдавил:
– Прости меня, Акиа. Я не знаю, что на меня вчера нашло… Ты не должна была слышать этот разговор… Может, попробуем начать сначала? Я заблокирую Бэтлу, мы вновь будем ходить на свидания.
Он говорил, а моё сердце вновь разлеталось на маленькие осколки, больно вонзаясь в лёгкие. Всё, что сейчас хотелось, – уехать как можно дальше, чтобы не видеть и не слышать человека, который считает, что имеет право сначала разрушать семью, потом пытаться её восстановить:
– Итья, хватит. Хватит! Прошу тебя! Будь мужчиной и выполни свои ночные обещания! Я не могу находиться рядом с тобой! Мне больно! Мне тошно! Хватит! – охрипший голос перешёл на сипение, воздуха не хватало, я схватилась за шею и начала заваливаться на диван…
Глава 4
*****
Я стояла в школьном туалете и захлёбывалась слезами. В голове роились планы: что больше никогда не вернусь в класс, уйду из школы и буду работать уборщицей в больнице или уйду волонтёрить в детский дом. Маленькие пчёлы страха впивались тонкими жалами в кожу головы при мысли о том, что придётся сказать об этом родителям. Прозвенел звонок, и я не успела спрятаться в кабинке, когда в помещение, пропахшее хлоркой и сыростью, ввалились одноклассницы.
– Эй, Акиа! Уже решила, где будете свадьбу играть?! – сквозь противное хихиканье выдавила Ария.
– Девочки, ну хватит, – цыкнула Летлана, – у нашей д. у. р.н.у.ш.к.и первая любовь, а вы ржёте! – и тоже расхохоталась, демонстративно хватаясь за живот.
Они стояли и смеялись, тыкая в меня пальцем, рассказывая старшеклассницам о моих записках Ириллу, которые он добродушно показал всем на уроке физики. Почему же он тогда промолчал, что провожает меня после школы домой, а вечером гуляем по моей улице? Почему не показывал свои записки и трепетные смски перед сном? Тело горело огнём с головы до ног, руки тряслись, колени подкашивались, хотелось провалиться сквозь землю. Как назло, сейчас длинная перемена, и эти гиены не уйдут быстро! Позор закончился, когда в туалет вошла техничка с ведром в руках и шваброй наперевес:
– Ну! Чего вы тут столпились?! Курите?! Я вот всё директору расскажу!
Девочки ретировались, не переставая хихикать и шушукаться.
– С-с-с-пасибо, – промямлила я.
– А ты чего стоишь здесь?! Глаза зарёванные! А ну марш отсюда! Здесь тебе не комната страданий! Сделала свои дела и вышла!
Колготки зацепились за облупленную краску батареи, и по ноге поползла стрелка. Делаю пару шагов, голова начинает кружиться…
*****
Надо мной нависали лица Итьи и Хала. Кто-то заботливо уложил меня на диван. Голова трещала ужасно, я спустила ноги на пол и села, держась за виски.
– Акиа, ты как? Что он с тобой сделал?! – домовой вглядывался в мои глаза.
– Он ни при чём… Видения вернулись…
– А ты уверена, что видения, а не воспоминания?
– Не знаю, Хал. Я не помню, чтобы подобное со мной происходило! Всё, отстаньте! Мне надо собирать вещи! – мало того, дела сердечные подкидывают проблем, так ещё и вернулись эти выпадения из жизни. С маленьким ребёнком такое вообще опасно.
Итья куда-то уехал, я паковала вещи и старалась не думать, что он сейчас с Бэтлой, но противный червяк так и сверлил в голове: «Всё, ему не до тебя, брошенка!»
Мы с Шишмой обсудили ночную ситуацию, кикимора причитала и хваталась за голову:
– Что ж такое делается, да как же так… Надо тебе тут остаться, пусть сам уходит! Ишь какой, ловелас выискался!
– Как я здесь останусь? Это его дом, не мой. Лучше буду квартиру снимать, благо хоть машину даёт, с сыном будет удобнее передвигаться…
Сборы не отняли много времени, вещей у нас со Сладом было не так много. Провожать во двор вышли все до единого. Хуч и Ирья плакали, Лубча зазывал в баню хотя бы раз в неделю, почёсывая грязную спину липовым веником. Охранники молча стояли, понурив головы. Я усадила сына в автолюльку, но сама сесть в машину не могла. Комок подступил к горлу, а на прощание нужно было сказать хотя бы пару слов.
– Ну, не поминайте лихом… Долгие прощания – лишние слёзы…
– Внуча, ну куда же ты?! – Хуч закричал в голос и посеменил в мою сторону. – Как я без вас тут буду? Можно хоть в гости заходить?
– Вы все можете приезжать к нам со Сладом в гости, мы будем только рады!
Осознание, что к нам будут приходить в гости, что мы будем видеться, скинуло пару камней, давивших на грудь. Я залезла в машину и выехала со двора, оставляя неудавшуюся семейную жизнь позади себя, смотря только вперёд. Я не слышала, как охранники, закрывающие ворота, разговаривали между собой:
– Ну и и. д. и.о.т он…
– Не говори! – подхватил второй охранник. – Хорошая девка, душевная, добрая, красивая…
– Пацана жалко, Итья теперь про него и не вспомнит… – вздохнул первый.
– С чего ты взял?
– Ты ту видел? Там такая мадам… – охранник покачал головой.
Квартира располагалась в историческом центре города, в шаговой доступности от квартиры Хала и Шишмы. Две комнаты, просторная кухня и огромный коридор. Свежий ремонт радовал глаз, в помещении витал аромат древесины от новой мебели.
– Мы тут всё помыли, убрали, сейчас кроватку соберём и уйдём. В холодильнике продукты, – ворковала кикимора, раздевая Слада.
– Если что-то нужно, звони… И это, там на кухне… Короче, надо сделать отчёты, всё расписать и в учётную передать. Давай уже в строй возвращаться потихоньку, – Хал грыз яблоко, облокотившись на дверной косяк. Капли сока стекали по бороде и падали на белую майку с надписью «работаю с утками», под текстом расположились вышитые ярко-жёлтые утята.
Домовой знал, что лучше всего завалить работой, чтобы меньше думалось. Слад ползал по квартире, изучая новое место, я разбирала вещи, Хал умчался за Баюном, а Шишма хлопотала на кухне. По телевизору шло развлекательное шоу, а я всё думала об Итье. Что я сделала не так? Почему семья распалась? Я чувствовала себя роботом без эмоций и чувств, и только гуление сыночка возвращало меня в жизнь. Баюн понравился Сладу, а особенно его длинные усы и пышный хвост. Кот убегал от малыша с криками о помощи, а я хихикала, глядя на погоню.
Поздно вечером кикимора и домовой ушли восвояси, мы с Баюном ужинали и смотрели телевизор, Слад спал в кроватке.
– Акиа, ты меня прости… Итья тебе изначально не был парой, какой-то он странный…
– Благодаря ему у меня появился сын, – я сглотнула в очередной раз подступивший комок.
– Здесь не спорю, благодарность выдадим! – промяукал кот и взобрался на подоконник.
– А тебя почему выселили?
– Я сам попросился… Они вечно орут, скандалят, как итальянцы в фильмах. В таксопарке мне работы не нашлось, по возвращению Хал пересел на новый транспорт…
– У нас тут криков тоже достаточно, – я покосилась на комнату, где спал сын.
– Это другое, такие крики слушаешь и понимаешь, что живёшь не зря. Можно мне со Сладиком спать?
– Спи, мне не жалко. Места в кроватке должно хватить двоим.
Баюн скрылся в комнате, а я зашла в ванную, села на пол и достала из нижнего ящика шкафа припрятанную на чёрный день пачку сигарет. Рядом с пачкой стояла шкатулка, я втянула едкий дым и открыла ларец. Подаренная дедушкой брошь лежала на самом верху. Янтарная капля красиво переливалась, рука потянулась к изделию.
– Дедушка, я не знаю, как мне дальше жить, – я сжала медведя и беззвучно расплакалась.
Глотая до поздней ночи горькие слёзы и такой же по вкусу дым, я решила, что больше не буду плакать по мужу. Фраза «лошадь с. д. о.х.л.а – слезь» раньше казалась смешной и несуразной, но сейчас дошёл истинный смысл.
Я легла спать, даже не подозревая, что ждёт нашу семью через несколько дней…
Глава 5
Перед отъездом от дедушки я сделала фотографии каждой странички истрёпанных тетрадей. Он заботливо называл их гримуарами и всё порывался сшить между собой, а я смотрела на почти истлевшие края листов, размытые в некоторых местах чернила и боялась повредить эту древность. По приезде в дом Итьи я переписала заклинания в несколько пухлых ежедневников, чтобы всегда были под рукой. И наладить жизнь сейчас, когда помощь есть, но руки всё равно не развязаны до конца, было плёвым делом.
Первое время Баюн шарахался от парящих в воздухе спиц, но вскоре свыкся и начал с интересом наблюдать за разматывающимися клубками. Зависеть от Итьи не хотелось, деньги, которые он нам перевёл, были отложены на вклад. И чтобы выживать в новой жизни, пришлось устроить конвейер вязания. Заколдованные спицы могли создать любое изделие, и на основании этого в список товаров было включено всё, что только душа пожелает: и свитера, и хлопковые боди, и костюмчики, и пледы. Несколько пар спиц работали не покладая наконечников днём и ночью, мне оставалось только паковать и отправлять заказы. Раньше хобби было для меня отвлечением от проблем и материнства, а сейчас это способ заработка. И, судя по последним выпискам с карты, хорошего заработка!
В гости часто заходили Хуч и Ирья, помогали на кухне и со Сладом. Коту не нравились подобные вторжения, он считал, что прекрасно справляется с должностью смотрящего за маленьким человеком, но, как и со спицами, ему пришлось смириться.
Я же переписывала отчёты, скрипя гусиным пером по бумаге, сортировала документацию и принимала новые вызовы для Хала и его коллег. Кикимора заглядывала редко, но никогда не приходила с пустыми руками: то пирожки, то кастрюлю борща принесёт, то новые игрушки для малыша или пряжу на новые заказы.
Принимать помощь от друзей было приятно и в то же время неловко. Хотелось сделать всё самой, не безрукая же, в конце концов. Благодаря друзьям и спицам я много времени проводила с сыном, каждый раз умиляясь его улыбке или новым умениям. С момента переезда кроха стал абсолютно спокойным, очень редко плакал, чаще смеялся или общался с гостями на своём непонятном на данный момент языке.
Как бы я ни старалась отрицать тот факт, что скучаю по мужу, я всё же ждала его звонка, подскакивая от каждого оповещения на телефоне. Но ему было ни до сына, ни тем более до меня. Сердце ныло от тоски, но я сразу же находила себе занятие, чтобы отвлечься и не впадать в уныние.
Но в один из дней он позвонил… Слад только уснул, я наслаждалась горячим кофе со сливками и сериалом, когда телефон начал ёрзать в кармане. Увидев на экране номер мужа, я забыла, как дышать. К горлу подкатил комок, руки тряслись:
– Алло, – хрипло выдала я.
– Акиа, привет! Как ваши дела? Как Сладик? – голос мужа был слишком радостным.
– Всё хорошо, спасибо. Ты по делу или просто поговорить?
– Ну… Я и просто поговорить, и по делу.
– Ну, слушаю.
– Понимаешь, так случилось, – в трубке повисла тишина, – не могла бы ты забрать на какое-то время к себе Шаха?
– Что? Шаха?
– Я понимаю, что он большой пёс, что надо выгуливать, но он совсем раскис. Не ест, от меня отворачивается, из дома ушёл, живёт в бане, а Лучбе не нравится такое соседство…
– Да, конечно, заберу. Пусть ребята твои привезут, Хуч адрес знает.
– Спасибо! Огромное спасибо! Поцелуй от меня сына!
Я положила телефон на стол и прошептала:
– Если уж от нас с сыном отказался, что уж про собаку говорить…
Из трубки донёсся горестный вздох, и вызов отключился! Боже! Я думала, что сбросила звонок! Ноги вскочили и принялись носить меня по дому, руки взмывали вверх, возвращались вниз, опять вверх, мозг лихорадочно соображал, как бы извиниться перед Итьёй, что ему послышалось, что я не это имела в виду.
– Ой, что ты, обидела мышку, – Баюн развалился на входе в кухню, – выкинь из головы.
– Я обидела его! Обидела, понимаешь!
– Он тебя вышвырнул из своей жизни. Сядь и допей свой кофе, ничего страшного не случилось. Каждому воздаётся по заслугам.
– За что же мне это? Что такого плохого сделала?
– Ты убила творение своей бабушки и свою сестру, растворила тень отца, издевалась над Болотником, обратила Болотницу в свою веру, по твоей вине разрушено два дома. И это только за одну поездку к деду! Напомнить, что ты сделала перед отъездом?
– Не надо, – в голове всплыло воспоминание, как вся честная компания рухнула на головы стражей порядка со мной голой в первых рядах.
– Ну вот.
– А как тогда бороться со злом, если потом бумеранг прилетает?
– Никак, в этом мире всё закономерно… Живи своей жизнью, никого не трогай, и будет тебе счастье.
– А потом мы удивляемся, что пропадают домовые, змеи в колодцах живут, деревенские бабы жертвоприношением занимаются…
– Каждый лижет свой хвост так, как он считает нужным, – кот запрыгнул на подоконник и уставился зелёными глазами на прохожих.
После сна я решила выйти на прогулку с сыном, Баюн навострил лапы с нами, хотя обычно оставался нежиться на диване. Всю прогулку кот оглядывался по сторонам, выжидая друга. Редкие снежинки падали с неба, стремительно тая на моём лице. Кот вышагивал в снежной шубейке поверх рыжей шерсти. Люди спешили по узким тротуарам, огибая нашу странную процессию. Слад расстроился, что пошевелиться не получается, и шевелил только глазами, с интересом рассматривая припорошенные деревья и кусты.
Скоро будет год с момента моего переезда в этот город, а он так и не стал родным. Вечные дела, работа, потом отъезд в Славкино, но я была благодарна этому городу, ведь здесь я обрела друзей, жильё, из которого не выгонят, как драного кота под хвост, и свою силу. Дар проявлялся постепенно, снимая забвение. Видения, вернувшиеся в последний день совместной жизни с Итьёй, не повторялись, но на всякий пожарный Баюн был проинструктирован.
По возвращении домой мы увидели чёрный джип под подъездом.
– Храбрости не хватило самому приехать, – прошипела я, разозлившись на Итью, и поспешила к автомобилю.
Охранник, виновато улыбаясь, вывел из машины Шаха. Пёс смотрел на меня грустными глазами, но недолго. Баюн прыгнул на холку друга и принялся его покусывать. Шах упал на снег, стараясь выпутаться из цепких когтистых лап. Слад звонко рассмеялся, глядя на шутливую потасовку, а может, обрадовался появлению собаки.
Отказавшись от помощи мужчины, я самостоятельно затащила коляску в квартиру. Шах галантно взял в зубы пакеты с продуктами и сумку со своими мисками и игрушками. Мы только зашли в квартиру, к коляске в руках прибавился и язык на плече. Кот и сын веселились, а мы с Шахом ещё долго пили воду на кухне и пытались отдышаться.
– Акиа, я если мешаю, ты скажи… В сторожа уйду…
– Шах, твой дом теперь здесь! Если ты, конечно, хочешь…
– Хочу, очень хочу. Итья стал просто ужасный, у меня такое чувство, что это совершенно другой человек. А тут мы все рядом, как летом у дедушки.
– Ну, новая любовь, сейчас все мысли там, – я улыбнулась, скрывая душевную боль.
– Да, понимаешь, не верю я в эти отношения. Как-то всё слишком странно, меня насторожил один момент…
Рассказ Шаха прервала весёлая трель дверного звонка. Этот гость был нежданным. Я посеменила к входу, шлёпая босыми ногами по светлому ламинату. А когда глянула в глазок, отошла от двери, не веря своим глазам…
Глава 6
Я открыла дверь, едва сдерживая радостный писк:
– Дедуля! Баба Жита! – Я повисла на дедовых плечах в зимнем пальто, от которого веяло морозом. Снежинки не успели растаять на меховой шапке. Дед Ерей, не ожидая такой встречи, не привыкший к проявлению любви в такой мере, растерялся и обнял в ответ только спустя время.
Следующая попала в мои объятья баба Жита. От оренбургского платка старушки пахло пирожками и чем-то сладким.
– Проходите! Проходите! Что ж я вас на пороге держу!
Гостям обрадовались все. Шах радостно прыгал, пытаясь облизнуть колючую щёку деда. Баюн, зная, к кому надо подмасливаться, тёрся о ноги бабушки. Дед воровато оглянулся по сторонам:
– А энти где?
– Та придут ща, – махнула баба Жита рукой и посеменила в комнату. – Внучек мой! Ой, как ты вырос! Ща бабуся ручки погреет и как зацелует тебя, яхонтовый мой!
– А кто ещё с вами? – спросила я шёпотом, надеясь на встречу с мужем.
– А мы! Надрала тут себе штучек для ванны! – В квартиру вошла Аюшка с еловыми шишками в руках. Норковая шуба с широкими плечами смотрелась на ней несуразно, съехавший платок закрывал половину лица.
Не веря своим глазам, я бросилась обнимать болотницу, отвечая на её звонкие поцелуи в щёки:
– Вот это подарок! Вот это я понимаю обрадовали!
– И где ж мы тут все разляжемся-то? – На пороге появился высокий брюнет с короткой бородой. Мужчина словно сошёл с обложки журнала о мужской моде: дублёнка-авиаторка, джинсы свободного кроя. И только по голосу я поняла, что это муж Аюшки, преображённый! Стыдно признаться, но я до сих пор не узнала его имени.
– Любовь моя, ну найдём где лечь-то! Чего опять начинаешь?
Болотник запер три чемодана на колёсиках, два огромных клетчатых баула, а в авоське звякали банки с соленьями.
– Ничего не понимаю! А как это? – я указала пальцем на болотника. – Как вы вообще тут все появились? Кто сказал адрес?
– Дак ты ж позвала! – Дед прошёл на кухню. – Я зов броши почуял, и начали собираться с Житочкой, а тут эти два пришли тебе позвонить, ну и в итоге с нами поехали. Прошли всё: поезда, автобусы, тьфу! Устал! Что у тебя случилось?
– Дедуль, давай потом поговорим…
Раньше в квартире было достаточно тихо, но сейчас, при большом количестве гостей, шум, гам, смех, лепет звучали из каждого уголка комнат. Квартира ожила. Гости разместились в одной комнате, а я, сын и домашние животные остались в своей. Уже под вечер, после позднего ужина, мы с дедушкой вышли на лестничную площадку. Правда была горькой и больной, но я сжала кулаки и выпалила новости о моей жизни разведёнки на одном дыхании. Признаваться в неудачах всегда тяжело, но лучше горькая правда, чем сладкая ложь или неведение.
– Ну… На него это не похоже. Может, я поговорю с ним? – Дед хмурился и жевал сухими губами самокрутку.
– Не надо… Не хочу. Вот он помогает – и хорошо. Правда, я его деньги пока не трогаю, они на счету лежат. Сама вот вяжу, на работу вышла к Халу опять, пока отчёты пишу. Он говорил про какое-то интересное дело, но пока не ввёл в полный курс дела.
– Хоть тут мужиком оказался и от своей ответственности не отказывается, уже хорошо. Ладно, внуч, разберёмся! Нам когда уехать, если что?
– Не говори ерунды! Оставайтесь сколько хотите. Вообще было бы хорошо, если бы вы тут перезимовали… Я бы смогла работать на полную ставку, Сладик бы под присмотром был… Дед, я квартиру купить хочу, чтобы уже не зависеть ни от кого, – я ни с кем не делилась планами, но иметь собственную крышу над головой хотелось. Были и планы на дальнейшее развитие ручной работы.
– Тогда давай жильё поищем другое, здесь всем будет тесно зимовать. За нашими домами и хозяйством Будяй присмотрит, – дедушка поцеловал меня в макушку и прижал к себе. – Всё перемелется, девочка моя. Переживём, но если я этого самца увижу, челюсть сломаю!
– Не надо, пусть живёт, – я уткнулась в клетчатую рубашку деда, пахнущую махоркой и сушёными травами.
Тесно нам стало в эту же ночь. Оказывается, Аюшке и её супругу нужна вода, поэтому они легли спать в наполненной ванной. Я засиделась с очередным отчётом и не успела принять душ, поэтому пришлось отложить гигиенические процедуры на утро. А баба Жита храпела так громко, что не могли заснуть все, кроме деда. Тот уткнулся в мягкое плечо старушки и сразу же засопел. После очередного пробуждения сына пришлось прикрыть дверь в нашу комнату, а на спальню пенсионеров наложить заклятие тишины.
Обрадовавшиеся воссоединению и гостям кот и пёс шушукались на полу, чем вынудили меня на грозное шипение в их сторону. А после друзья очень долго укладывались на лежанке и раздражали вознёй. Уснуть получилось только под утро, а проснулась я через несколько часов от грохота кастрюлек на кухне.
Баба Жита вовсю хозяйничала: на сковороде шипели блины, в кастрюле варились щи, в заварнике настаивался травяной чай, собранный на деревенских лугах заботливыми руками старушки и её домового. На подоконнике подходило пышное тесто на пирожки. Дверь в ванну была закрыта, и пришлось её брать чуть ли не на таран. Из комнаты выплыла довольная чета хозяев болота, не обращая никакого внимания на очередь страждущих. За мной уже заняли место дедушка, баба Жита и Шишма – у них с Халом отключили горячую воду в квартире, и кикимора решила тратить воду, идущую через мой счётчик.
После завтрака позвонил Хал и сказал, что я могу уже выходить на мелкие дела. На мой вопрос об интересном деле ответа не последовало:
– Адрес скину, там надо будет ауру дома почистить и поищи там подклад на всякий случай, не нравится мне это дело.
А ещё после завтрака оказалось, что на нашу ораву продуктов надо в несколько раз больше. Каждый диктовал нужные ему позиции, я прикусила губу и усердно записывала. Глядя на объём списка, хотелось дописать последней строкой: «Второй холодильник».
Все носились вокруг Слада. Я доверяла каждому присутствующему в квартире, несмотря на то, что Аюшка и Тол (таки узнала, как зовут её возлюбленного) по натуре душегубы. Гомон голосов, бегающие по квартире кот и собака, воркующие влюблённые, металлический стук спиц – всё это давило на меня, привыкшую к более-менее спокойному образу жизни. И чтобы ни на кого не сорваться, я решила срулить на рынок как можно скорее.
Оставшись в домашних трениках и растянутой футболке, я собрала растрёпанные волосы в пучок и, накинув куртку, вышмыгнула из квартиры. Слушая мерное рычание мотора, просмотрела адрес заказчика и сначала направилась в сторону рынка. Дедушка просил купить там мясо, так как магазинному он не доверяет. На городском центральном рынке можно было найти большую часть списка, а уже после задания найду остатки по магазинам – благо, что супермаркеты работают до ночи.
Солнце ярко светило, преломляющийся от снега блеск резал глаза. Замёрзшие торгаши в ватниках и валенках согревались горячим чаем из термосов. Над рынком витали ароматы пирожков, сладостей и выхлопных газов. Я целенаправленно шла в мясную лавку, которую хвалили друзья.
Стеклянный киоск почти весь покрылся морозными узорами, и разглядеть, что происходит внутри, было невозможно. Колокольчик на двери мелодично звякнул, оповещая продавца о моём появлении. За прилавком стояла красивая женщина с ярким макияжем, больше подходящим для светского приёма, но не для работы на рынке. Тоненькая фигурка была перетянута брезентовым фартуком, красные длинные ногти клацали по калькулятору: