Шайенн

Глава 1. Десять негритят

Стадо диких кабанов пережидало в роще жаркий полдень. Дремавший на взрыхлённой земле в тени деревьев вожак вздрогнул в уютном лежбище, услышав посторонний звук. Не покидая своей лежки, он настороженно приподнял голову и резко вскинул рыло, втягивая воздух. Лежбище, еще недавно такое уютное, манило прохладой и спасением от палящего солнца, но сейчас… Дунул порыв ветра, принесший незнакомые отвратительные запахи и едкий дым – заставивший шерсть на загривке встать дыбом. Опасность. Посторонние звуки и запахи, приглушенные расстоянием, лишали ощущения защищённости. Свиньи встревоженно завозились, поросёнок бросил сиську встающей матери и откатился, неловко ткнувшись ей в бок. Снова донеслись те же звуки, они приблизились и стали более громкими и пугающими. Незнакомая угроза тревожила. Вожак издал короткий хрюкающий звук, призывая к вниманию. Стадо, отрываясь от послеполуденной дремы, начало подниматься, принюхиваясь к воздуху. Молодняк жался к матерям, чувствуя исходящую от них тревогу. Запахи и звуки усиливались, становясь все более отчетливыми и неприятными. Инстинкт самосохранения животных брал верх над дневной ленью и жарой. Кабан торопливо поднял стадо и вломился вглубь зарослей, прокладывая новый путь. Свиньи, повинуясь его посылу, двинулись следом. Передвижение сопровождал тревожный хрюк, топот копыт и визгливый писк поросят. Лишь уйдя на безопасное расстояние, вожак остановился, оценивая возможную угрозу… Новая поляна ничем не хуже прежнего места, и здесь нет прежних раздражителей. Громко хрюкнув, он залез на свинью, выплескивая в жизнеутверждающем процессе своё недовольство предшествующими событиями.

А в это время на месте бывшей лежки стада добравшаяся до неё группа людей выясняла отношения в поисках следов преследуемого ими беглеца.

– Мать твою, Джимми, ты видишь эту маленького злобного скунса? Давай левее, ищите.

– Сэм, тут нет ничего, кроме следов кабанов. Они были тут только что. Ими ещё даже пахнет. Не мог он сюда сунутся, свиньи бы растерзали.

И говорящий мексиканец в доказательство своих слов показал ему на пучок свиных волос, выпавших на месте лежки.

– У нас тут пусто – донеслось с другого конца поляны.

– Смотрите внимательно, он должен быть здесь. И не дай господь повредите его нежную шкурку, – босс спустит вашу. Мальчишка нужен ему целым и невредимым со всеми своими фокусами.

Голосящий ниггер по кличке Сэм, с окровавленной рукой, перемотанной когда то прекрасным женским платком, украденным с захваченного ранчо, нервно стиснул обрез двустволки, озираясь в поисках своей цели. Его компания из десятка разномастно одетых и вооружённых оборванцев прочёсывала покинутую стадом поляну, разыскивая следы передвижения мальчика, сейчас отчаянно пытавшегося спасти свою жизнь и свободу. Примятая им тропка в сочной траве привела преследователей к истоптанной кабанами поляне. Солнце палило нещадно, превращая влажный удушливый воздух в раскаленную печь. Мухи роились вокруг окровавленной руки негра, но он не обращал на них внимания, активно жестикулируя и бранясь. Сейчас его волновало только одно – найти мальчишку, упустив которого, он рисковал навлечь на себя гнев Хозяина.

– Быстрее, шевелитесь – прорычал он, сплевывая табачную жвачку.

Его голос звучал хрипло, устало и обречённо. Сэм прислонился к раскидистому дереву, пережидая приступ головокружения от потери крови. Его спутники разбрелись по поляне, высматривая хоть какую-нибудь зацепку. Неведомого хозяина они боялись больше, чем нежданного выстрела из-за кустов или нападения кабанов.

– Наверняка он туда он побежал, по их следам, – указал на проломленную просеку сквозь заросли один из них, молодой рыжеволосый парень, едва достигший порога зрелости.

Ниггер согласно кивнул, его глаза загорелись хищным огнем.

– Вперед – скомандовал он.

Преследователи, держа оружие наизготовку, поочерёдно двинулись в чащу по только протоптанной тропе. Лес встретил их сумраком и тишиной, нарушенной тяжёлым дыханием и топотом людей. Легкий ветерок дул навстречу, освежая разгорячённые преследованием тела. Сэм шел первым, внимательно осматривая все вокруг. Он инстинктивно чувствовал, что мальчик где-то рядом, и это чувство разжигало в нем беспокойство и ярость. Его нужно найти и схватить, чего бы это ни стоило. Они брели долго, пока не вышли к новой поляне. Сэм остановился и жадно вдохнул воздух. Ему даже на секунду показалось, что он почувствовал запах пота мальчика, его страха и отчаяния.

– Он здесь, – выдохнул Сэм, и повелительно махнул рукой, подгоняя растянувшуюся группу.

Поставленная ему боссом задача была проста – нанять всякое одноразовое отребье, силой забрать с ранчо О’Нейлов их сына – десятилетнего мальчишку – и доставить Заказчику. Всё казалось достаточно простым делом. Из желающих заработать бродяг отобрать более-менее пригодных для одноразовой акции. Организовать заявку на покупку скота – достаточно выгодную, чтобы глава семейства сорвался с места и с сыновьями погнал стадо в город. А потом нагрянуть на ранчо, где пацан оставался всего лишь с матерью, сестрой и младшим братом. Осложнений не ожидалось. К ним присоединился представитель Заказчика, чтобы сразу определиться с добычей. Кто же знал, что всё так обернётся, и поганому Микки, чтоб у него член отсох на том свете, захочется бабу…

Они средь бела дня уверенно подъехали к дому О’Нейлов, и долбанный Микки, красуясь снятой когда то с трупа звездой помощника шерифа, добился от женщины приглашения в дом для приватного разговора. Остальные в это время по плану должны были тихонько схватить пацана и свалить с ним к Заказчику. Но этот благообразный ублюдок, хмелея от собственной безнаказанности и избытка спермы, решил еще и попользовать хозяйку дома. Пацан, уже было доверчиво подошедший к ним за предложенным ему леденцом, отпрыгнул в сторону от истошного крика матери и пулей метнулся в дом. Почти сразу же там раздались два револьверных выстрела. А когда они попытались сунуться следом, получили оттуда ещё выстрелы, почти в упор. Четыре мимо, а один ему в руку…

Отряд залёг, окружая дом. Потерял время, а потом… Когда банда кинулась на штурм, мальчишки в доме не оказалось. Он застрелил Микки из его собственного револьвера, небрежно скинутым вместе с оружейным поясом в порыве скотской страсти, и сбежал через окно, оставив разряженный «Smith & Wesson Model 1» прямо на оголённых ягодицах трупа. И, в дополнение, прихватив их "Sharps rifle" и патронташ. Когда они, углядев улепётывающую к лесу мелкую фигурку, с гиканьем попытались её догнать, пацан рухнул на землю и всего двумя выстрелами ссадил Леруа… Он видел красный фонтанчик, вылетевший из его спины так же чётко, как видит сейчас мокрое от пота пятно на рубашке толстого Молли, с пыхтением пробирающегося впереди. Бедняга француз вылетел из седла, застряв одной ногой в стремени. Его вороная молодая кобыла, ошалевшая от пальбы, запаха крови и волочащегося груза, потащила тело куда то в сторону, ускоряя ход. Это охладило их пыл. Отряд мячиками ссыпался с лошадей, пригибаясь и прячась в высокой траве, не решаясь сразу догнать и захватить пацана, и вот результат…

Уютно устроившись в кроне дерева, которое только что подпирал раненый Сэм, я проводил взглядом удаляющую цепочку людей, напавших на мою семью. Они по одному протискивались сквозь проломленную стадом просеку в поисках своей потерявшейся цели, не видя искомого прямо над собой. Что с них взять – явно не следопыты, городские. Мне всего то надо было немного пробежать вслед за кабанами, и, зацепившись за ветвь здоровущего дерева, забраться на него повыше. Густая зелень скрыла меня от глаз преследователей. Вряд ли настоящий мальчишка смог бы всё это провернуть с холодной головой, скорее всего – он в панике бежал бы прочь, пока не лишился сил. Так что расчёт бандитов был верный. Я подождал, пока банда отойдёт подальше, и спустился вниз. А потом с трофейной винтовкой двинулся за ними. Новая модель Шарпса, между прочим, только появившаяся. Я такую еще не встречал. Модернизирована с бумажного под металлический патрон с капсюлем центрального воспламенения. У отца тоже есть старенький Шарпс, под бумажный патрон. С ним я тренировался. А сейчас… Нет, я не маленький герой, бездумно вступающий в неравный бой. У меня просто нет выбора. На ранчо осталась мать и младший брат с сестрой. Ублюдки, не найдя меня, обязательно вернутся выместить на них злобу за собственную промашку и гибель товарищей. И поэтому они должны умереть.

Кабан на новой лёжке снова поднял голову. Опять те же ненавистные двуногие. Их преследуют, – враг подошёл слишком близко с наветренной стороны, и обнаружен поздно. Опасность, уничтожить… Злобно рыкнув, вожак повёл стадо в атаку.

Я отлично видел издалека, как человеческие тела сломанными фигурками разлетаются под напором выметнувшейся с поляны чёрной лавины, как трава и кусты окрашиваются красным. Визг и истошные крики смешивались с частыми выстрелами, дым от которых ветром относило в мою сторону. Животные неистовствовали в бешеном воинственном порыве, уничтожая попытки разрозненного сопротивления и догоняя пытавшихся сбежать. Хаотичная пальба их не остановила. Лишь одна из свиней, неудачно поймавшая порцию свинца, на скорости несколько раз перевернулась, и, разбрасывая комки грунта и травы, судорожно забилась в агонии. Вырваться с бойни удалось только одному налётчику, тому самому молодому рыжему парню, предложившему следовать по следам стада. Он сейчас улепётывал сломя голову обратно по тропе, – бросив своё оружие и пронзительно крича, – пока свиньи втаптывали в землю и рвали на куски тела его товарищей. Распахнутое серапе развевалось, раскрывая скрытую под ним нелепую кожаную жилетку с часовой цепочкой на поперёк живота. Он бежал, высоко поднимая коленки, смешно выбрасывая ноги и размахивая руками в нелепой попытке ускориться и взлететь, а широко открытый рот издавал истошный непрерывный визг… А вот не надо становиться плохим… Я поудобнее улегся, нашёл упор для ствола винтовки и, ловя мушкой шарпса стремительно несущуюся ко мне цель, мягко потянул спуск… Бах! Эхо выстрела раскатилось вокруг, приклад снова очень больно лягнул в уже начавшее синеть плечо моё маленькое тело. Передернуть скобу затвора, дослать патрон… Правка не требуется. Мой выстрел избавил беглеца от приступа страха – живым он мне не нужен. Тяжелая пуля калибра .50-70 снесла верхнюю часть черепа и оборвала жизненный путь начинающего бандита. Надеюсь, с этим выстрелом мир станет немного чище. А теперь бегом назад. И считаем. На ранчо их приехало десять… Негритят, так и напрашивается ассоциация. Первого застал со спущенными штанами и застрелил в доме, второго в поле, удачно ссадив с лошади. По тропинке ушло шесть, с высоты дерева всё было видно отлично, я сосчитал. Следовательно, один остался с лошадьми на опушке леса и один на ранчо. Наверное, сторожит мою семью. Вот с последним бы и хотелось немного пообщаться, прежде чем спровадить в страну вечной охоты. Он выглядел весьма возрастным и солидным. «Малыш, угощайся…», – именно его рука держала протянутый мне сахарный леденец, когда в доме раздался крик матери. Да уж, побеседуем. Маленький мальчик с добрым дедушкой. И о леденцах, и о том, что это было. Вопросов накопилось много. Он честно ответит на них, раз уж главарю – ниггеру Сэму повезло откинуть копыта под копытами так быстро. Каламбур, однако…

Девятый настороженно таращился в сторону, откуда только что доносились звуки пальбы, неясные крики и звериный визг. Я подобрался к нему сзади, почти впритык. Тяжёлое дыхание, тремор в руках, судорожно стиснутый в руках винчестер и градом катящийся пот выдавали жуткое нервное напряжение этого сторожа. Прости парень, свой путь ты выбрал сам. Выстрел в ягодичную область швырнул бандита на землю, и очередной истошный вопль огласил окрестности. Он выронил своё оружие и забился в приступе болевого шока. Понимаю… В это мгновенье его ничто не интересовало, кроме боли и желания избавиться от неё. Я дослал патрон и спокойно подошёл к скулящему телу, зажимающему чудовищную кровоточащую рану.

– Привееет, – ласково улыбнувшись, протянул я своим звонким мальчишеским голосом. Тебе больно наверное, помочь?

Безумная надежда вспыхнула в его глазах. Битый жизнью и людьми мужик видел перед собой мальчика, которого наверняка можно обмануть, заболтать. Заставить пожалеть и посочувствовать, перевязать и доставить туда, где спасут его никчёмную жизнь.

– Да парень, помоги мне. Я ни в чём не виноват, меня заставили. Видишь, они меня даже не взяли с собой, оставили сторожить лошадей. Я не такой, как они, я не хотел. Помоги мне, нужно остановить кровь, быстрее. Видишь, хлещет… Я выберусь, выберусь, и обязательно отблагодарю тебя…

Его бормотание становилось всё более неразборчивым, похоже – пациент, теряя кровь, уходит в края вечной охоты.

– Конечно, друг, я помогу тебе. Только скажи, кто Вас нанял? И зачем? Расскажи, видишь – я уже почти начинаю тебя перевязывать, вот только сними свой пояс с револьвером и откинь его подальше…

Раненый завозил окровавленной рукой по пряжке ремня, не в силах её расстегнуть. Задыхаясь, он начал торопливо шептать :

– Сэм, это всё он. Договаривался Сэм. Мы пришли за тобой, из за праны. Ты сам догадываешься. От Заказчика человек там остался у вас, в доме… Богом клянусь, тебе не хотели причинять зла. Только забрать. Это всё Микки устроил… Я не знаю Заказчика, только видел человека от него, один раз. В Форт-Каспер, в баре у Джесси… Белый, клановый. Со знаком. Такой седой…

Глаза пленника закатились, он затих. Вот зараза, заткнулся на самом интересном месте. Ну что же, на ранчо побеседуем с последним из этой милой компании. Как и планировалось. А пока… Выстрел в упор облегчил участь страдальца. Нельзя оставлять за спиной недобитков. Счастливого ему перерождения в таракана. Я запрыгнул на его лошадь и отцепил поводья. Теперь – аккуратно домой.

Десятый вольготно развалился на заплетённой красивыми розовыми цветами веранде нашего дома в мамином любимом кресле-качалке, широко раскинув обутые в новые замшевые сапоги ноги. Откинутая назад окровавленная голова в попытке осознать никчёмность собственного существования удерживала слетевшую шляпу, повисшую на ремешке поперёк шеи. На коленях лежала винтовка, а безвольно опущенные вдоль кресла руки касались испачканного красным пола. Я осторожно приблизился к нему, ткнув тело для страховки стволом оружия. Оно мягко сползло на пол и перевернулось вместе с креслом, открыв крохотную дырку во лбу и широко распахнутые голубые глаза, подёрнутые смертной поволокой. Слипшаяся в красно-чёрные сосульки соломенная с сединой борода нелепо торчала вверх символом человеческой глупости, подлости и алчности. Запах подсохшей крови ударил в нос, заставив содрогнуться от накатившего приступа тошноты. Мухи, уже пировавшие на открытой ране и луже подсохшей крови лениво взлетели, потревоженные моим вторжением, и тут же вернулись к своей трапезе. Мерзкое зрелище. Да уж, общение с ним мне не светит. Ничего, полученной информации пока хватит, а прямо сейчас я изменить ничего не в силах.

– Мама! Мааама, я здесь, они не придут, – громко закричал я, уже явно надеясь на лучшее. Но дом был пуст.

* * *

– Нет, Рори, даже не проси. Вот приедет отец, и он сам решит, что можно тебе из этого дать. Кивком головы я показал на внушительную кучу оружия, снаряжения и окровавленного барахла, сваленных под навесом в ожидании сортировки и чистки. Старательно очищая от нагара и набившейся земли ствол трофейного Colt Walker ветошью с маслом, я старательно игнорировал нытьё своего шестилетнего брата. Он настойчиво требовал свою долю в опасных игрушках, собранных с тел напавших на нас бандитов. На треноге булькал котелок с кусками свинины – единственной невинной жертве этого дня. Полоски разделанного мяса дожидались в медном тазу своей очереди для копчения. Сегодня будет явно не постный день. И в ближайшее время тоже.

– Правильно, парень. Так будет лучше. Дождитесь отца.

Наш сосед, могучий ирландец Брайан О’Лири согласно кивнул головой и отправил в коптильню очередную партию мяса. Он со своими двумя взрослыми сыновьями и толпой работников примчался к нам на помощь сразу же, как только мама добралась до него. Погнавшаяся за мной бандитская свора облегчила её задачу по освобождению, а любимый однозарядный Дерринджер, с которым она, как приличная хозяйка никогда не расставалась, помог решить вопрос с десятым. А теперь мы обсуждали свалившиеся на нас проблемы и богатство в ожидании ужина. Запах копченого мяса щекотал ноздри, смешиваясь с ароматами диких трав, принесенных ветром с окрестных полей. Сыновья Брайана, двое рослых рыжебородых парней, помогли собрать оставшиеся от банды пожитки, загнали их лошадей в кораль и притащили подстреленную свинью. А сейчас настороженно посматривали по сторонам, готовые к любой неожиданности. Мама разлила по кружкам бутылку крепкого ирландского виски и поднесла им. Я откашлялся.

– Мистер О’Лири, как старший сейчас из мужчин в нашем доме, я благодарю Вас за ту готовность, с которой вы пришли нам на помощь и помогли разобраться с последствиями всего этого…

Я обвёл рукой окружающий беспорядок.

– Примите в знак лично моей признательности эту замечательную винтовку, из которой я убил трёх врагов.

Я протянул ему трофейный Шарпс. Он и впрямь был хорош. Новенький, ещё пахнущий магазинной смазкой и пороховой гарью, без малейших царапин на воронёном стволе и лакированном ореховом ложе. О’Лири, только что выпивший кружку крепкого пойла, растроганно шмыгнул носом, принимая подарок:

– Спасибо парень, ценю. Здорово, отличная винтовка. Ты это, зови если что. Мы побудем у Вас, пока Ваши не вернутся, мало ли что. Заезжай потом к нам, у меня дочка чуть младше тебя – вдруг понравится.

И заразительно громко засмеялся, даря нам своим смехом чудесное настроение и ощущения уверенности в этот страшный день.

Глава 2. Она существует

Мне сейчас десять лет. Снова. В юном новом теле, доставшемся от неудачно упавшего с лошади пацана. Нет разумных объяснений, как так вышло – просто раз – и очнулся, загибаясь от болевого шока, окружённый перепуганными родственниками мальчика.

Осознание этого факта пришло не сразу. Мне казалось, что я сплю, а кто то на улице бьёт и бьёт чудовищным молотом по подвешенному куску рельсы. Звуки разносятся далеко, звонко врываясь в распахнутое для ночной прохлады окно и безнадёжно портя прекрасное летнее утро. Боже, как болит голова, нужно встать и закрыть створку, но на это абсолютно нет сил. Больно пошевелиться, не хватает воздуха, я задыхаюсь. Чувствую на лице жаркие лучи солнца и пытаюсь сконцентрироваться на этом ощущении, чтобы прервать бесконечный поток мысленного бреда. Огромная светящаяся пчела кружится над лицом, выбирая для себя место. Я не чувствую от неё угрозы, и напротив, радуюсь ей как своей давно утраченной подруге, наконец то навестившей меня в трудную минуту. Большие фасеточные глаза изучают моё лицо, трепещущие крылья гонят освежающую прохладу, давая возможность наконец то вдохнуть, а ножки с комочками налипшей пыльцы активно работают, стряхивая её на меня. Я вижу её золотистое облачко, расползающееся в воздухе и оседающее вниз, и радостно втягиваю его со вздохом, наслаждаясь возможностью дышать. Частицы пыльцы оседают и мгновенно впитывается, даря удивительное избавление от чудовищной боли. Я начинаю медленно приходить в себя и с трудом открываю глаза. Чувствую сильное головокружение и чье то прикосновение, и слышу слова, обращённые явно ко мне:

– Уилан, ты в порядке? Сынок…

– Да, да, – бормочу я несвязно, – мне уже лучше. А где пчела?

Вижу загорелое бородатое лицо мужчины, склонившееся надо мной, осёдланную лошадь со сбитым набок седлом, щипет траву. Свисающие с морды поводья волочатся по ней, лошадь недовольно вскидывает голову, фыркает и раздувает ноздри. Болтающиеся металлические стремена обо что то позвякивают, вызывая болезненные ощущения в голове. Понимаю, что это и был тот самый ужасный звук. Сильно тошнит. Летний ветер приятно гладит лицо, по небу бегут кучные облака, защищающие от яркого солнечного света. Солнце старательно проглядывает между ними, вызывая необычные ощущения щекотки по всему телу. Я чувствую чужие руки, ощупывающие меня в поисках повреждений. В голове пустота, словно кто-то стёр все воспоминания, оставив лишь смутное ощущение пережитого падения с лошади. Что произошло? Почему я лежу здесь, на траве, а надо мной склонился этот незнакомый, но до боли родной человек? Его загорелое обветренное лицо полно сочувствия, в глазах – тревога, смешанная с облегчением. Я пытаюсь приподняться, но тело не слушается. Мужчина мягко, уверенно останавливает меня, укладывая обратно на землю.

– Лежи спокойно, сын. Всё хорошо. Лежи.

Он продолжает осматривать меня, осторожно трогая тело. Его прикосновения теплые и заботливые. Я чувствую его любовь и беспокойство, но все еще не понимаю, кто я такой и почему он называет меня сыном. Голова ещё кружится от удара, но я снова пытаюсь приподняться и начинаю осматриваться.

– Па..па? Мой язык сам произносит эти слова, и я замираю в растерянности. Неожиданно понимаю, что человек рядом – мой отец, отец этого тела. Двое взрослых парней, гарцующих рядом на лошадях, весело скалятся, один из них подмигивает и показывает мне кулак. Но я обращаю внимание даже не на это, а на одежду и снаряжение окружающих меня людей. Всё из фильмов про Дикий Запад. Кожаные перчатки-краги и штаны-чапсы с бахромой, выглядывающие из под них сапоги. Плотные хлопковые рубашки, платки-банданы на шее. Широкополые шляпы с ремешками под подбородком, архаичные длинноствольные револьверы в открытых кобурах на оружейном поясе. Лассо и винтовки в чехлах, притороченные у седла. Чувствую сильный запах конского пота. С опозданием приходит понимание, что со мной общаются на английском. Нет, конечно, как и все – его я понимал всегда. Но не так, как сейчас – естественным, родным. Взрослое осознание происходящего настоящего и детские эмоции пережитого вырвались из тела с криком и слезами, и впервые за несколько десятилетий я громко заревел, выплёскивая прочь свое недоумение, переживания и боль от удара.

– Всё хорошо, ты же мужчина, успокаивайся. Человек, которого это тело считало своим отцом, подхватил меня на руки и легко запрыгнул в седло, трогая лошадь с места. Тряска болезненно отдается в голову. Я затих, сквозь полуприкрытые веки с невольным любопытством осматривая местность. Заросли кустарника и леса чередуются с обширными лугами, на которых пасутся стада коров, вдали виднеются скалистые ледяные верхушки горного хребта с низко сидящими тёмными дождевыми облаками. Память мальчика начала возвращаться. Я вспоминал всю его маленькую жизнь. Прости парень, я здесь ни при чём. Но раз уж так вышло, я не расстрою своими откровениями твоих родных, и не лишу это тело детства.

Я почти мгновенно, без всякой паники и лишнего изумления, и даже с радостью осознал происшедшие перемены. Новая жизнь с чистого листа, прекрасный новый мир и юный здоровый организм – что ещё нужно человеку для счастья? Детская память предшественника смешалась с моей, и я счастливо принял эти изменения, враз став обладателем языковых и бытовых навыков ребёнка, вписавшись в окружающую среду. Теперь меня зовут Уилан О’Нейл, и я часть многочисленной семьи выходцев из Ирландии. И, как с улыбкой уверяет любимая мама этого тельца, прямой потомок древнего Ирландского короля. Один из… А живём мы где то в штате Вайоминг. Да, вроде бы географически те же Северо-Американские Соединённые Штаты. Примерно такое же административное деление, по крайней мере названия штатов и городов знакомы. На этом всё сходство и заканчивается.

Это явно не наше прошлое. Хотя бы потому, что здесь есть то, что у нас назвали бы волшебством. Или магией. А здесь – вполне обычное явление, называемое праной. И это не образное выражение, используемое в йоге или экзотерике, а самая что ни на есть редкая и настоящая человеческая способность менять свою и чужую живую материю и по сути управлять жизнью и смертью. Действие этого чуда я увидел в тот же день.

Наш путь был недолог.

– Эйлин, помогай, – громко заорал отец, подъехав к нашему дому.

Я заново узнавал его, понимал, что сейчас из увитой красивыми цветами веранды выйдет мама, а с ней выскочат младшие брат и сестра. Действительно, оттуда с оханьем выбежала моложавая крепкая женщина, и подхватив меня на руки, бережно опустила прямо на траву у дома. Моя мама. Мама? – что за мысли… Осматривая меня после падения, она начала водить над поверхностью тела светящимися ладонями, от которых исходило приятное уютное тепло и покалывание. Я изумлённо наблюдал за этим процессом, испытывая непреодолимое желание прижаться к её ладошкам головой и надолго замереть… и потом так и поступил, потеряв счёт времени. А затем всё прошло. И свечение маминых рук, и остаточная боль от ушиба, и головокружение с тошнотой, и растерянность от появления в новом теле. Тогда то я впервые и узнал о пране… К сожалению, мамины возможности оказались не велики. Как она сама сказала смеясь – почти нулевые. И потому почти никому не интересные. А затем был обычный вечер большой семьи с Дикого Запада. И первый для меня.

– Чак подан! – радостно завопил традиционную фразу младший брат Рори, когда торжественная процессия с закопченным булькающим медным котлом и глиняными горшками приблизилась к столу и мы наконец то смогли примостить свои задницы на лавки в ожидании ужина. Одуряюще вкусный аромат еды поглотил все прочие мысли, заводя молодой растущий организм радостным предвкушением маленького чуда. Заходящее солнце заливает оранжевыми лучами наш обеденный стол, сбитый из толстых досок – под навесом, увитым гроздьями недозрелого чёрного винограда.

Отец читает за столом какую то краткую молитву. Я старательно шевелю губами, обозначая своё участие в этом общем процессе, не вслушиваясь в слова. А потом… Мы с аппетитом начинаем уминать приготовленное мамой рагу из говядины с бобами, заедая это великолепие сдобными маисовыми булочками. На подходе ещё жареная тыква с кленовым сиропом и яблочный пирог, и я полностью отдаюсь радостным вкусовым ощущениям детского тела.

За столом все наши в сборе: мой отец – Эллиот О’Нейл, мама – Эйлин О’Нейл, старшие братья Доран и Дуган, Рори, младшая сестра Эшлин и два работника, мексиканцы Гильермо и Гонсало. Это два брата, они работают у нас уже много лет. По крайней мере, я помню их столько же, сколько и себя. Есть еще трое, но они сейчас на дальних пастбищах. Ветер доносит запахи трав и животных, и они, смешиваясь с ароматом приготовленной на костре пищи и великолепием заката, создают необычайно приятную атмосферу.

Уют вечера нарушил неугомонный Доран, изрядно достававший прежнего Уилана. Переглянувшись с Дуганом, он заговорщицким тоном начал:

– А скажи ка нам братец, зачем ты, сидя в седле, решил заглянуть своей Дикси под хвост?

Его круглое ухмыляющееся лицо меня настораживает. Похоже, сейчас что то будет…

Я знаю, что в падении с лошади есть моя вина – недостаточно сильно затянутая подпруга. Проклятая кобыла снова меня обманула – надула живот, когда я её затягивал. А я не заметил. Это случается уже не в первый раз, но до этого дня всё заканчивалось благополучно. За нашим противостоянием наблюдает вся семья – со своей лошадью я должен научиться справляться сам. Это личное дело настоящего ковбоя.

Слышу сдержанное фырканье присутствующих, вижу прячущиеся улыбки и понимаю, что подошло время шоу. Наверное, я падал через круп лошади. Не помню. Ладно, раз уж я всех напугал, но всё закончилось благополучно, то должен расплатиться за родственные переживания хотя бы представлением. Прежний Уилан терпеть не мог насмешек, и в таких случаях просто убегал. Память тела подсказывает, что сейчас я уже должен был с негодующим воплем выскочить из-за стола, даря толику беззлобного смеха окружающим. Поступим по другому, – будем понемногу менять свой имидж. Неторопливо прожевав кусок мяса, я с серьёзным лицом ответил:

– Бабочка, Доран. Всё дело в ней. И, глядя на недоумевающие лица, добавил – красивая, я для тебя старался. Очень. Ты же это наверняка оценил?

Он недоуменно хлопает глазами, и веснушки на его лице бледнеют – верный признак подступающей злости. Понимаю, братец чувствует подвох. Никому не нравится быть объектом для насмешек.

– Что бабочка? Что оценил?

В голосе Дорана слышится агрессия. Младший не должен с ним шутить. По крайней мере, он так считает.

– Она порхала у задницы лошади. И пожав плечами, словно удивляясь недогадливости собеседника, потянулся за добавкой. В движении поймал смеющийся взгляд отца и заговорщицки подмигнул ему.

– И что?

– И я хотел поймать её для тебя, в твою коллекцию бабочек.

Доран взрывается, его эмоции явно плещут через край.

– Но у меня нет коллекции бабочек!

– Ну, надо же тебе с чего то её начинать, почему бы и не сразу с лошадиной задницы…

Стол грохнул смехом. Юмор в этих краях незамысловатый, и мой спич зашёл на ура. Отец, вытирая слёзы, ласково похлопал насупившегося Дорана по спине – ты это первый начал… А Диган, уже открывший рот в его поддержку, опасливо отвернулся, не желая стать объектом шуток.

А потом мы пили кофе с пирогом. Горький, плохо помолотый, но такой желанный, что я первым встал за новой порцией.

– Человек на горшок – тут же радостно завопил Рори, подловив меня. По ковбойским правилам, с этой фразой встающий за кофе обязан предложить налить его всем желающим.

Пользуясь всеобщим весёлым настроением, я тут же спросил маму о своём лечении, о её светящихся руках. Веселье стихло, и за столом воцарилось настороженное молчание.

– Отец откашлялся. Значит, ты это видел?

– Конечно. А вы разве нет?

– Понимаешь, это прана. Её действие могут видеть только владеющие ей. И, озабоченно сжав руку в кулак, раздражённо стукнул им по столу.

– Да уж, неожиданно. Никому об этом не рассказывайте. Отец обвёл суровым взором всех присутствующих, согласно закивавших ему, и добавил для меня:

– Мама расскажет тебе остальное. Завтра.

Прекрасное утро. Для тех, кто встаёт попозже. Мне, как накануне пострадавшему, удалось знатно выспаться на матрасе, набитом сухой травой на некоем подобии нар. Другой постели в здешних краях просто нет. Отец и братья давно на пастбищах, а меня сегодня балуют. Судя по уровню солнца над горизонтом часов девять точно есть. Истосковавшиеся по общению Рори и Эшлин радостно подлетели и затормошили меня, стоило мне, позёвывая, появиться на пороге дома. А мама, моя новая добрая мама, озаботившись процессом моего умывания, выставила на завтрак горку исходящих жаром блинчиков со свежими сливками… И, уминая это великолепие, я начал осторожные расспросы о мире вокруг.

В общем – страной, штатами и городами фактически правят кланы владеющих праной и их союзы. Повёрнутые на её силе, вечно грызущиеся между собой в выяснении уровня собственной значимости и влияния. Прочие граждане служат им, работают на них или прячутся на задворках большого мира типа Вайоминга, играя в маленькую и гордую независимость, сражаясь с такими же независимыми и гордыми охотниками до чужого добра. Фактически мы живём натуральным обменом, поставляя тем же кланам результат своего труда. Общие традиции и технологии мира, как я понял, находятся примерно на уровне середины девятнадцатого века, знакомом мне когда то по художественным фильмам. Наша большая семья владеет ранчо на пятистах акрах земли, купленной у индейцев, и считается достаточно обеспеченной. Для содержания нескольких сотен голов скота приходится нанимать работников. Коров сдаём, как правило, клановым скупщикам в город Шайенн, находящийся под крылом союза племён индейского клана Шайенн. Он обрёл полную власть в этих краях после только что закончившейся войны с правительственными войсками. Индейцы сохранили полный контроль над территорией и её обитателями. То есть над нами, чему все только рады. Нет правительственных чиновников – зарвавшихся мелких правителей, чья алчность послужила причиной войны, ни их законов, судей и поборов. Шайены честно ведут дела и не вмешиваются в жизнь переселенцев. Не лезь к ним без приглашения, обходи запретные места – и в остальном будь желанным жителем этих благословенных краёв.

Рори и Эшлин наша болтовня быстро наскучила, и доев свою порцию, они умчались в поисках развлечений. А мама, рассказывая всё это, озабоченно положила засветившуюся руку мне на лоб.

– Что с тобой, Уилан, ты же никогда не интересовался всеми этими вопросами?

Добрые глаза с любовью смотрят на меня, маму расстраивать нельзя. И я говорю только правду.

– Ты же знаешь – я сильно ударился головой. И теперь у меня новые интересы.

Продолжая держать руку у лба, она согласно кивнула – ведь я говорю правду. Похоже, она ещё и детектор лжи. Нужно быть осторожнее…

– А теперь давай пообщаемся о вчерашнем. Ты сейчас что то видел или ощутил?

– Да. Твоя рука снова светилась, когда ты потянулась ко мне. А сейчас чувствую тысячу замечательных муравьёв под рубашкой.

Действительно, я снова начал испытывать это ощущение, выйдя на солнце. Чем дольше находясь на нём – тем сильнее. А вчера это было в первый раз. Нельзя сказать, чтобы оно было раздражающим или неприятным. Скорее наоборот, придающим необычный тонус и дающим лечебную энергию. Хотелось прыгать, поднимать тяжести или громко петь песни. О чём я честно и ответил.

– Да, это оно самое. Действие утренней праны.

– Что я должен знать о ней?

Мама глубоко вздохнула, и обняв меня рукой, начала новый рассказ о реалиях этого мира:

– Давным давно, когда первые переселенцы в этих землях встретились с индейскими племенами и их шаманами, то обнаружили, что те по настоящему могут использовать своё волшебство из легенд. Залечивать раны, прогонять болезнь и старость, ускорять рост растений и животных и многое другое. Проповедникам других религий нечего было противопоставить реальному чуду, творящемуся повсеместно, и потому переселенцы охотно начали принимать верования индейцев в надежде на помощь их богов и шаманов в повседневной жизни. И действительно, у новых верующих стали рождаться дети с такими необычными возможностями. Мы, как ты знаешь, почитаем Махео…

Мама прервалась, налив нам из кофейника по чашечке кофе со сливками, и долго молчала, с удовольствием прихлёбывая его. Я не торопил, наслаждаясь и кофе, и молодостью, и возникшей удивительно приятной духовной связью. Моя мама…

– Веруя в Творца Сущего, мы отдаём ему часть себя в надежде, что его милость не оставит нас в трудный час. Ты сам видел, как я помогла тебе оправиться от падения и залечить ушибы. Его дар даётся не всем, он очень редкий. И появляется только в детском возрасте, как у тебя. Он может быть и очень сильным, и слабым – как у меня. Никто не знает, как он достается, почему выбирает одних и отвергает других. Но такие дети начинают по особенному воспринимать утренний солнечный свет, накапливая его силу в себе. Эту силу они могут тратить как хотят – для себя, на других, на помощь, развитие или для развлечения. Можешь стать самым сильным и ловким, быстрым и умным, а можешь растить сады и стада, давать и отнимать жизнь. Если позволит накопленный запас. Но, чтобы достичь совершенства, выбирают что то одно. А ещё можно уметь всего понемногу, как я со своим крохотным резервом. И чем больше твоё тело может принять праны, тем больше ты можешь её отдать и быстрее стать сильнее. Выбор за тобой. Почти.

– А почему почти?

– Почему? – мама взъерошила мне волосы. Да потому, что часто это делают за тебя. Детей, у которых обнаруживается эта способность, активно пытаются забрать из семей. Кланы, государство, бандиты. Под всеми предлогами. Их покупают, вербуют, под любыми предлогами приглашают на обучение, похищают и продают. Их совсем не против прибрать к себе те же индейцы из проживающих вокруг многочисленных племён, и использовать для собственного усиления или для той же продажи более сильным племенам. Потому то отец так озаботился этим. С одной стороны, с твоей праной наша семья может стать сильнее, здоровее и богаче. С другой – мы можем тебя лишиться. А чего хочешь ты сам?

Я подвинулся к маме и нежно обнял её, уткнувшись в плечо.

– У нас всё должно быть хорошо. И я не могу прямо сейчас ответить на твой вопрос. Сперва хочу понять. Значит, она существует…

Глава 3. Их восемь – нас двое

Смотрящий в лицо чёрный зрачок ствола дробовика – отличный аргумент в любом споре. Другие доводы просто меркнут перед ним, рассыпаясь шелухой никому не интересных слов. Эту истину Бледный Джек усвоил давно, еще подростком в трущобах Гарлема. О нет, он не был глупым и агрессивным чёрным ублюдком, готовым на всё ради денег. Напротив, он был умным и хитрым выходцем из благочестивой семьи «богоизбранного» народа, составляющим часть белого меньшинства этого района. Именно поэтому он никогда не пытался грабить прохожих и магазины, и не вступил ни в одну банду. Свои цели Джек выбирал тщательно сам, планировал операции с холодной расчетливостью и всегда оставлял путь отхода. И потому вполне заслужил свою кличку в криминальной среде, бесконечно долго ускользая бледной тенью от цепких лап закона.

Толстый жизнерадостный Буль, давший ему её из-за вечно бледной кожи и ночного образа жизни, попал в самую точку. Кличкой Джек очень гордился, почти позабыв своё родное имя «Мойше». Мойше Либерман. Так его называют сейчас в вывешенных по всем штатам розыскным листам с наградой за голову. Он видел их – с его старым фото, вырезанным из семейного снимка, и сделанным художником рисунком. Они ему не понравились. Хмурый урод с большим шнобелем, изображённый там, никак не похож на замечательного стройного парня, каким он считал себя сам. Ну и что с того, что красивые чиксы всегда его сторонились? Со своими деньгами он теперь купит любую. Вот только надо выждать, а потом озаботиться легализацией добычи. А то, что не похож – даже хорошо. Его не узнают, и он может жить почти спокойно.

Радуясь своим мыслям, Мойше сладостно потянулся и сделал хороший глоток холодного пива из стоявшей перед ним запотевшей кружки.

После громкого дела с банком он решил на время залечь на дно, подавшись на Запад. Туда, где нет власти, печатающей листовки о его розыске, и его портретов, висящих на каждом углу. Осмотреться и, возможно, осесть. Вайоминг для этого подходил идеально. Кривой жизненный путь привёл Мойше в Шайенн, в салун «Пьяная лошадь», где он за партией вечернего покера обдумывал последствия своего поспешного бегства. Скинутая добыча дожидалась своего часа в надёжном месте. С временными подельниками он рассчитался привычным способом, оставив их трупы сторожить украденное богатство. И не потому, что он слишком жадный, о нет. Он мог бы и поделиться, наверное. А для того, чтобы остаться для всех всё той же неуловимой бледной тенью, чьи дела неизвестны почти никому.

А что в итоге? – Буль, посмеявшийся когда то над ним, давно кормит червей. А он скоро станет уважаемым человеком, приличным бизнесменом. Возможно, примерным семьянином. С женой из хорошей иудейской семьи. Купит завод или акции солидного дела. А может быть, приобретёт ранчо. Да, точно. Громадное поместье с десятками работников, увеличивающих тяжким ежедневным трудом его благосостояние и уважительно снимающих шляпу в его присутствии. Там его точно искать не будут. Мама с папой ещё будут им гордится, когда он вытащит их из нищеты и поселит в приличном доме в новом месте, а проклинающая его тётя Сара ещё приготовит специально для него его любимый форшмак. И, заглядывая в глаза, будет долго и нудно клянчить приданое для его нелюбимой племянницы Розы… А он будет давать ей надежду, намекать, обещать и потом в самый нужный момент откажет. Да, это хорошая мысль… Ой-вейзмир, как же до этого далеко. А между тем, прихваченные на дорогу деньги заканчиваются. Он, как жалкий поц, взял на текущие расходы слишком мало и обманул сам себя. Хотел быть как всегда незаметным, но не вышло. Слишком быстро привык хорошо жить. Вредные привычки гоев разрушают дух самых стойких сынов Исраэля. Ничего, он выкарабкается…

Мойше нежно погладил любимый дробовик, давший ему такое приятное направление мыслей, и впился глазами в компанию запылённых ранчеро, ввалившихся в бар. А вот и тема для размышлений… Похоже, ковбои только что сдали пригнанный скот и хотят хорошенько отметить это дело.

– Я пасс, джентльмены. Он вставал и небрежно кинул свои карты на стол, открывая жалкую пару из двух троек. Кучка монет и несколько мелких купюр на кону его совсем не интересовали. Впереди Бледного Джека ждало новое грязное дело.

В этот бар мы зашли, пригнав очередную партию бычков старому Бобу. Он купил всё по установленной Шайеннами ставке. Городу нужно кушать, клану – богатеть, а нам – освежиться, встряхнуться, и потратить немного денег. Я упросил отца взять меня с собой, чтобы наконец увидеть столицу штата и очнуться от ежедневной рутины. Что сказать – не впечатлило. Это явно не столица мира. Деревянные двухэтажные дома с выступающими балкончиками, заполненными курящими, читающими, жрущими и пьющими обывателями. Живность всех мастей, пришвартованная у входа в них. Кричащие самодельные вывески с наивной рекламой предлагаемых услуг. Деревянные мостовые на центральных улицах, обильно унавоженные местными обитателями. Толпы народа, старательно обходящие заминированные участки или убирающие их. И главная достопримечательность – добротное каменное здание «Indiana National Bank».

Повседневная жизнь ковбоя трудна и опасна, и очень далека от киношного образа. Я вкусил её в полной мере в рамках детской трудотерапии, подгоняемый укоризненными взглядами родственников и энергией юного тела. Всё таки обленившееся сознание человека будущего значительно отличается от реалий настоящего. То, что кажется правильным и нормальным жителям этой эпохи, мной воспринимается как унылое ярмо. Это тяжёлый, монотонный и скучный труд. Подъём до рассвета, и по факту – четырнадцатичасовой рабочий день. Бесконечный присмотр за стадом, норовящим сбежать на вольные пастбища, ночные бдения и полная антисанитария. Одна на всех зубная щётка как замечательная дань моде. Нет, даже не в семье. И не в ковбойском лагере. А в общественном туалете при станции железной дороги, недавно проложенной через "Проход Бриджера" и соединившей Средний запад с Тихоокеанскими штатами. Побывал я на ней однажды.. Ковбои, гоняя скот, порой не моются неделями, а то и месяцами, страдая от паразитов и заболеваний кожи. Есть приходится порой из грязных мисок, а спать – на усыпанных шерстью животных покрывалах с характерным душком. Хорошо, что у нас есть мама, запросто решающая последствия бытовых невзгод наложением рук, за что пользуется репутацией почти святой у всех местных.

К этому добавить хищников и падальщиков всех мастей, от пернатых до двуногих, зной и холод, и бесконечное седло, превращающее задницу в мозолистую отбивную. А заработок… он весьма невелик. Работающие у нас парни практически всё тратят на еду, одежду, проституток и пиво, которое варится прямо в салунах. Потому что виски, вопреки расхожим штампам нашего времени, им не по карману. И это притом, что платим мы достаточно неплохо. Вот и сейчас, приходя в себя от долгого путешествия, парни оживлённо выбирают салун, обсуждая достоинства предлагаемого в них спиртного. Большинством голосов в этом заезде победила «Пьяная лошадь». Я помалкивал, не детское это дело – выбирать бар и пиво. Но что то в этом деле мне очень сильно не нравилось.

Мы выбираем, за нас выбирают. Люди, судьба и случайности. Этот урод мне не понравился сразу. И внешне, и интуитивно. Бледное крысиное лицо с бегающими глазками, сутулая осанка худосочного тела, героических размеров нос с нашлёпкой эспаньолки под ним… А главное – руки. Такие же бледные кисти рук с длинными нервными пальцами, покрытыми чёрным густым пушком. Казалось, они жили своей жизнью, – то скручивались в немыслимые фигуры, то отряхивали невидимые соринки с одежды, то замысловатыми движениями гладили приклад висящего на ременной петле дробовика и револьверы на поясе. Мы практически столкнулись с ним на входе, ввалившись всей толпой в салун. Змеиная улыбка скользнула по его тонким губам, когда он, приподняв двумя пальцами в знак приветствия край своей шляпы, учтиво пропустил нас внутрь.

Я задержался, пока наши выбирали место, чтобы припасть к вожделенному столику. Что то упорно не давало мне сесть к остальным. Пересиливая себя, я было сделал шаг вперёд, и внезапно осознал – нет. Интуиция вопила, накачивая тело адреналином и сотнями тысяч мелких уколов, и я решил ей довериться.

Мама тогда спросила, чего я желаю, как хочу использовать прану. Чего желаю, чего желаю… Явно не той действительности, что меня окружает – на всю предстоящую жизнь. Хочу быть аристократом и править миром. Или, в крайнем случае, не знать невзгод, гуляя в белых парусиновых штанах по Рио-де-Жанейро. Я помню модель развития мира и перспективы технологий. Имею представление о полезных ископаемых. Знаю, что совсем рядом, в священных и запретных для белых Чёрных Холмах штата Южная Дакота должно быть золото. Что нынешняя победа Шайеннов обернётся поражением. Пройдёт всего десятилетие – и их сметут, а с ними всех причастных – сочувствующих и поддерживающих. И нас в том числе. Мне как раз будет двадцать. И на этом удивительная история пришельца с другого мира вполне может закончится. А потому… Желаю знать, что будет. Я начал тратить прану на собственное усиление, уверенно прокачивая единственно верный путь. Путь интуиции. Предвидения. Ум не спасет от случайной пули, сила – от падения с лошади, а ловкость – от болезни или удара молнии. С этим знанием я смогу избежать кучи проблем, помочь своим близким и себе. Нежась по утрам в лучах утреннего света, я мысленно гонял муравьев по всему телу, терпеливо проговаривая своё желание и представляя, что я хочу. Каждый день к концу тренировок муравьи становятся всё толще и ленивее, ощущения на теле пропадают, создавая невидимые желаемые изменения. Вероятно. Если верны инструкции. И вот…

Я торопливо вышел на улице и махнул босоногому мальчишке у коновязи, показывая ему пару монет. Мой ровесник. Он радостно улыбнулся, и резво подскочив ко мне, вопросительно уставился в ожидании заработка.

– Видишь его? – я кивнул в сторону удаляющегося неприятного незнакомца и опустил в протянутую ладошку монеты. Хочу знать о нём всё. Это – аванс. Узнаешь – получишь доллар. Жду здесь, у нас ужин.

Бой радостно вспыхнул от такого прекрасного предложения, и торопливо ответив «сделаю», метнулся за удаляющейся фигурой.

Салун… Что можно о нём сказать, кроме грубых некрасивых слов? Деревянный барак с полированной стойкой, защищающей бармена от притязаний навязчивых клиентов. Два десятка замусоленных столиков. Отгороженное отхожее место. Пропитанная жуткой смесью запахов атмосфера. Ужасная какофония звуков, от пьяного мычания до довольного женского визга и дребезжания клавесина где то в углу. Щиплющий глаза дым. Лестница на второй этаж, для желающих получить дополнительное удовольствие. И довольно неплохая еда.

Подкатившая к нам чикса в почти белом кружевном переднике кокетливо приняла у мужчин заказ, и воркующим тоном обратилась ко мне:

– Ну, а что тебе, малыш? Не желаешь ли что то особенное? Я вижу у тебя уже есть большая пушка…

Задача персонала создавать хорошее настроение клиенту. Понимаю, шутка принята. Ковбои заулыбались. Тем более, что на поясе у меня в кобуре действительно висит выданный в дорогу отцом компактный Colt Pocket Model 1848. Пятизарядный Малыш Драгун калибра .31, предмет зависти всех пацанов.

– Да, мэм. Вы правы, к большой пушке нужен особый подход. И много сил. Вы согласны? И выжидающе смотрю на неё. Дождавшись её нерешительного кивка – всё таки я ребёнок, и шутки имеют предел допустимого, продолжаю. Для начала, пожалуйста, свежие устрицы в винном соусе. Они отлично усиливают даже детей типа меня, и придают особый оттенок основному блюду. Насмешливо улыбаясь, я многозначительно играю бровями, вгоняя в ступор своим несоответствующим возрасту поведением искушённую труженицу заведения. Затем, пожалуйста, запечённого в кедровых углях омара с охлаждённым белым вином Вин Санто со склонов холмов Тосканы. Ещё, пожалуй, цыплёнка карри с бокалом сухого красного на Ваше усмотрение. Ну и, конечно, сбитый торт со сливками с надписью клубничным джемом – «моему любимому».

По мере перечисления заявленных требований гул в баре начал стихать. Сперва обитатели ближних столов, уловив интересное начало разговора, озадаченно заткнулись в предвкушении шоу, затем их примеру последовали прочие, почувствовав загадочную тишину в центре зала.

Смеющиеся глаза, открытые рты, забытые и брошенные на столах карты – необычно ощущать себя центром мира. И, чтобы сгладить ситуацию, торопливо проговариваю:

– Впрочем, если ничего из перечисленного у Вас нет, я готов довольствоваться обычным хорошо прожаренным стейком с гарниром. И, с разрешения папы – я киваю на раздувшегося от гордости за отпрыска отца – маленькой кружкой вашего лучшего пива.

Под свист одобрения и топот ног клиентов салуна мне вне очереди вручили запрошенное, и – о чудо! – пиво и большой кусок торта со сливками за счёт заведения.

Умяв причитающиеся мне яства, я переместился на улицу, упиваясь освежающим после салуна воздухом в ожидании донесения своего суперагента. И с изумлением обнаружил, что подпирать столб с независимым видом – целое искусство. Героическая поза с рукой на рукоятке револьвера, скопированная у бывалых прожигателей жизни, помогала мало, и я решил посетить ещё одну местную достопримечательность – офис шерифа. И любопытно, да и неясный зуд толкает в этом направлении. Снова интуиция? Три раза ха. Не может быть. Скорее всего, именно любопытство и непоседливость. Весьма удивила озадаченная реакция обывателей на мои невинные расспросы о дороге туда, – что общего у пацана с этим местом?

Что можно сказать об этом символе торжества правосудия и поддержки закона? Не место красит человека, однозначно. Вывеска с надписью «SHERIFF», затейливо выжженная готическим шрифтом на обрезке доски, прекрасно гармонировала с невзрачным деревянным строением. Офис, перегороженный внутри пополам решёткой, был пуст. Ни шерифов, ни задержанных. Только стол и два стула. Пыль и пустая пепельница на столе. Незапертая дверь офиса гостеприимно впустила меня внутрь, и я впился взором в то, во имя чего я пришёл. В развешанные розыскные листы, занимавшие добрую часть внутренней стены.

– О боже, неужели по этим рисункам можно кого то найти? Да каждый второй подходит под эти описания!

– Да, парень, ты абсолютно прав. Нам чертовски трудно. Но кто то же должен делать эту работу? Тем более, что за неё отлично платят…

Упс, а я его и не услышал. И, кажется, озвучил свои мысли вслух. Бесшумно вошедший за мной мужчина по доброму улыбнулся и, сверкая начищенной до блеска звездой, доброжелательно протянул мне руку.

– Билл. Билл Вотс.

Я не успел её пожать. Дверь дрогнула от увесистого пинка, и в комнате сразу стало тесно.

Их восемь – нас двое. Расклад перед боем. Не наш, но мы будем играть. Шериф, ты держись, нам не светит с тобою. Но козыри надо равнять. Всё, как в песне Высоцкого. Почти. Я ничего не забыл? Настоящий попаданец обязан вспомнить его творчество. Вот, наконец то и мне довелось. Несмотря на серьезность происходящего, меня стало пробивать на смех.

Злые лица и пляшущие наготове у оружия руки кричали о серьезности намерений вошедших. Белое лицо шерифа со стиснутыми зубами и играющими желваками на скулах сказало остальное. На меня никто не обратил внимание. Мелочь по пояс никому не интересна. Тем более, что револьвер на моём поясе оказался скрыт от вошедших развёрнутым от них корпусом. И да, их действительно было восемь.

– Чем обязан вниманию, джентльмены? – отмер Шериф. Судя по всему, он отлично знал, кто к нему пожаловал в гости, и сейчас отчаянно пытался свести партию к ничьей.

– Не придуривайся, Билл. Время платить по счетам. Привет от моего брата.

«…Сейчас он вскинет дробовик и от пояса выстрелит. Шериф попытается уйти от выстрела влево, за стол. Не получится. Внимание всех будет приковано к нему, я останусь у них почти за спиной, левее и сзади. Если не вмешаюсь, меня убьют потом, как свидетеля…», – мысли текут плавно и неторопливо, как легкие облачка на безветренном синем небе. Бандит что то ещё говорит, но я не понимаю, его речь превращается в вязкие гулкие звуки, как при прослушивании записи в замедленном режиме. Медленно поднимается ствол дробовика, вижу, как палец ложится на спуск и начинает его давить. Билл наконец то отмер и в прыжке очень медленно летит за стол, отчаянно пытаясь в падении вырвать револьвер из кобуры. Явно не успевает. Заряд картечи рвёт по касательной его плечо, с запозданием бахают револьверные выстрелы дружков болтуна. Мой выход.

В грохоте чужих выстрелов скромные хлопки моего малыша почти не слышны. Стреляю в головы, почти в упор – от бедра, всё по заветам отца – движением, наработанным долгими тренировками на вечерних стоянках. Расслабиться, не целиться, ноги слегка согнуты и пружинят. Локоть плотно прижат к телу, револьвер на уровне живота. Ствол – всего лишь продолжение линии взгляда, доводка корпусом.

Бах – первый, бах – второй, бах – третий, бах – четвёртый… Ах, если бы их тушки ещё хоть чуть-чуть постояли… Падающие тела переключили внимание оставшихся на меня. Бах – пятый, рядовой ….. стрельбу закончил. Нет, это из другой оперы, из другой жизни, из другого мира. Мысли продолжают течь спокойно и неторопливо. Сейчас шестой переведёт ствол на меня и выстрелит. Его движение будет слишком резким и нервным, и выстрел уйдёт влево. Он перекрывает обзор седьмому, и потому тот шагнёт вправо. Восьмой, с дробовиком, пока стрелять не будет. Ему мешают оба.

Танцуем Вальс, джентльмены.

И… раз, – шагнуть влево, поклон, – подхватываю с пола оружие первого, монструозный Галан.

И… два, – раздаётся выстрел Шестого.

И… три, – во лбу седьмого появляется не предусмотренное природой отверстие.

Продолжаем.

И… раз, – плавный шаг вперёд и вправо.

И… два, – Шестой ожидаемо снова промахивается. Спровоцированный ложным движением, он шагает вправо и снова перекрывает обзор Восьмому.

И… три, – гармония вальса нарушена. Выстрел Шерифа из под стола сносит кусок черепа Восьмому и обдаёт Шестого брызгами крови и мозгов. Меня выкидывает из умиротворённо-замедленного режима. Учащённое сердцебиение перехватывает дыхание, в глазах темнеет. Неимоверно тяжёлый и неудобный для моей руки револьвер тянет её вниз. Как я из него мог выстрелить и попасть?

Аааааа… обляпанный содержимым чужой черепной коробки Шестой с диким криком отбрасывает своё оружие и неуклюжим прыжком выскакивает из помещения. Я пытаюсь выстрелить ему вслед – но увы, нет. Силы не бесконечны.

Заваленный щепками от разбитого стола Билл Вотц лежит без сознания, с направленным в сторону врага оружием в вытянутой руке. Хриплое дыхание, кровавая пена на губах. Дело плохо, похоже – прострелено лёгкое. Накрываю ладонью его простреленную грудь. Как там делала мама? – давай, светись. Я хочу, чтобы он выжил…

Глава 4. Что, опять?

Великий шаман клана Шайенн, престарелый Тот-Кто-Знает, обессиленным мешком валялся на циновке Клановой Потельни. Выбеленный солнцем и ветрами пористый череп бизона, свидетель тысяч успешных ритуалов, с немым укором уставился на него своими тёмными провалами с верхушки длинного шеста, содрогаясь от ударов крупных капель дождя. Порывы ветра сотрясали его, но одурманенному мозгу шамана чудилось, что могучий дух негодующе крутит своей головой, разбрасывая воду и отказываясь общаться. Подвешенные под черепом скальпы знатных врагов превратились в звериное тело, играющее мощными мышцами под мокрой шерстью и отчаянно рвущееся на свободу. Потоки воды, стекающие с черепа, сливались в длинную мутную бороду, и отравленному дымом шаману чудилось, что чудище негодующе ей трясёт, отвергая вмешательство в волю Махео.

Выветрившийся дым смеси трав, способный навсегда отправить в страну грёз менее сильного Ходящего-Во-Сне, снова ему ничем не помог.

Несколько лун назад он почувствовал сильнейшее возмущение праны. Оно кричало о появлении небывалого Владеющего на подвластной шайенн территории, совсем рядом – в родных землях народа Иссиомитаниу. Об этом шептало истощённое небо, неохотно делясь со своими детьми жалкими крупицами дара Махео. Об этом кричало отсутствие духов, упорно не откликающихся на его страстный зов. Об этом плакали дождь и ветер, не дающие пране добраться к нему. Такое случалось и раньше, и каждый шаман знал, что делать, и как искать след Душистой Магии. Этот Владеющий может и должен усилить их клан, понёсший тяжкие потери в последнее время. Особенно, если он такой сильный…

Он не смог найти его. Не смог в который раз. Духи снова и снова отказываются помочь, не приходя на зов. Он сделал всё, что мог. Пробитая его ладонью толстая кожа ритуального барабана тому свидетель. Старческая интуиция, помноженная на жизненный опыт, била тревогу. О великий Творец Всего Сущего, дай знак детям своим…

Он очень стар, и должен успеть подготовить себе преемника. Так было всегда, никто не в силах жить вечно. Сила праны позволила ему трижды обновлять источник своей жизни, вновь и вновь становится молодым, сильным и жадным. Жадным до жизни, женщин и побед. Но с каждым разом его могущество уменьшалось. Сейчас он был бледной тенью самого себя, того могучего воина-шамана из «Общества скребков из лосиного рога», сменившего когда то на этом месте великого Идущего-За-Светом.

Шаманы народов Омиссис, Хеватаниу, Оивимана, Хтамитаниу, Сутаи, Ивистсинипа, Вутапиу, Хофнова и Октоунна из клана Шайенн тоже камлали. Они все ощутили Его появление. И по своему пытались. У них не вышло, он знал это точно. Слишком слабы. Или новый Владеющий слишком силён. Кто же ты, дитя Махео, и почему мы не видим твою душу?

Проклятый дождь и чёртов старик-индеец, как я от устал от этого бреда. Ливень всю ночь барабанил по крыше и листве деревьев, по моему вымокшему телу и подрагивающей от тяжёлых холодных капель лошади, а старик бесконечно долго гонялся за мной. О шлёпал мокрыми мокасинами по раскисшей земле вокруг нашего дома, заглядывая в окна. Выглядывал из крон высоченных деревьев. Пытался догнать мою Дикси, каждый раз уносящую меня прочь от его протянутой руки и раскрытого в беззвучном крике рта. Заплетённые в косички седые волосы индейца сердито тряслись мокрыми кусками верёвки, задавая такт грохоту невидимого барабана. Связки уродливых ожерелий на его шее и конечностях согласно подпрыгивали, уговаривая меня остановиться и сдаться в этом безумном преследовании. Но моя воля и душа человека другого мира отвергала примитивный дикарский напор, пробивая выход из этого круговорота бреда. Проглянувший кусок чистого неба и лучик солнца принёс мою старую знакомую – гигантскую пчелу. Она выполнила свою привычную работу, распылив надо мной живительную порцию золотистого облака, и коснувшись лица трепещущим крылом, умчалась прочь. Я очнулся.

Очнулся, и полностью пришёл в себя, лёжа на настоящей кровати, застеленной постельным бельём под мягким невесомым одеялом. Один, в залитой солнечным светом комнате. Чувствую себя просто превосходно, недоумённо осматриваюсь по сторонам. Комод, два стула и кресло, небольшой платяной шкафчик и стол у раскрытого окна. Подсвечник с двумя новыми свечками, пояс с моим револьвером, висящий на спинке стула. И аккуратно сложенная одежда с сапогами. Да, это был сон. На улице прекрасная солнечная погода и полное отсутствие следов ночного ливня.

Ах! – звук распахнувшейся двери и восклицание немедленно привлекли моё внимание.

– Мистер О’Нейл, вы очнулись, как я рада, ложитесь, я сейчас позову доктора.

И довольно симпатичная юная девушка в темном платье и белом переднике, всплеснув руками, резво выкатилась из комнаты в коридор и там громко завопила:

– Доктор Ливси, мистер О’Нейл, мистер Вотс, он очнулся!

Так, похоже, у меня сейчас будут гости. Форма одежды у меня… в общем, не комильфо. Вопль разрушил очарование доброго утра. Глупая курица, ну что тебе стоило дать человеку прийти в себя, спокойно одеться и уж потом пообщаться, – раздражённо думаю о своей посетительнице, слыша приближающийся топот ног откуда то с нижнего этажа. В судорожном темпе одеваюсь и почти успеваю…

Ворвавшийся отец сгрёб меня в охапку, нежно прижав к себе как самое дорогое в мире сокровище. Понимаю, и… ценю. Папа. Меня тискают братья, что то оживлённо мне вещая. Не слышу. Вижу дожидающегося своей очереди целого и невредимого Билла Вотса и… вспоминаю всё, что произошло. Толпу решительно раздвигает седой толстячок в чёрном твидовом костюме, и припадает к моей тушке.

– Так джентльмены, расступитесь, дайте осмотреть больного. Что чувствуете? Дышите, не дышите, можете дышать.

Док тыкает в меня смешной медицинской трубкой в надежде что то расслышать в этом гвалте, и требует тишины.

– Покажите язык, спрячьте. Ложитесь, буду смотреть.

Далее следует достаточно основательное пальпирование, и окончательный вердикт – здоров. И, наконец, я попадаю в лапы Билла.

– Сынок, у меня нет слов. Я долго думал что тебе сказать, и всё забыл. Просто знай, что у тебя есть я. И всё, что я могу и имею – для тебя. И недостреленный шериф, чудом вытащенный с того света, облапил меня, растроганно смахивая слезы.

В жизни людей этого времени не так много поводов для веселья. И, тем более, для грандиозного застолья. Что явилось поводом, легко догадаться. А вот насчёт спонсоров… Ну, обо всём по порядку.

Встревоженные звуками пальбы в офисе шерифа, местные начали решительно вооружаться. Воодушевлённые собственной численностью и грозным видом, они отважились его окружить и осторожно заглянуть вовнутрь. Вповалку лежащие трупы вызвали оживлённое обсуждение на тему «что делать?»

Подвыпившее подкрепление из многочисленных салунов взялось за дело более решительно. Растаскивая трупы, обнаружили абсолютно целого спящего шерифа в посечённой окровавленной одежде и меня, лежащего рядом. Бледного, невредимого, истощённого. Без сознания. С мужественно зажатым в кулаке револьвером Галана. Стоит ли говорить, что в числе подкрепления были наши ковбои? – это и так понятно. Подоспевшие клановые патрули шайенн окончательно разрядили накалённую атмосферу, разогнав местный народ по домам, а пришлых – по салунам. Допивать недопитое и обсуждать последнюю жаркую новость. Моё тело было осмотрено, признано невредимым и отправлено для реабилитации в лучший номер единственной в городе гостиницы, где я благополучно очнулся двое суток спустя. А шериф… его разбудили сразу. Как говорят, он недоверчиво долго мял себя, а потом развил бурную деятельность по своему профилю. И никто не связал расстрелянных граждан и крепкий сон Билла Вотца с личностью десятилетнего мальчика. Правду знали немногие.

Отец – потому что в курсе моих способностей. И потому, что видел мой валяющийся револьвер с отстрелянным барабаном. Шериф – просто знал. А люди шайенн получили внятные объяснения и «прочли» следы. Кто как стоял, куда стрелял и где остался. И сейчас активно искали последнего уцелевшего участника этих событий, затаившегося где то в городе. Лошади неудачников остались у офиса, так что надежда на скорую поимку была вполне оправдана.

Большой Бык, олицетворение силы и гражданской власти города и клана Шайенн, с непроницаемым видом выслушивал срочный доклад старшего патрульной группы в директорском кабинете «Indiana National Bank». Голозадые индейцы верхом на лошади с примитивными луками и копьями давно ушли в прошлое. И теперь его расовую принадлежность к коренному народу Шайенн могли выдать разве что характерные черты лица. В остальном – ни одеждой, ни стрижкой, ни речью, ни привычками он не выделялся от птиц высокого полёта, заседающих где-нибудь на Даунинг стрит в далёком сыром Лондоне.

Кочующие племена со своим укладом быта остались. Как символ рода и жизни, как связь с духами предков. Как основные боевые единицы для охраны обширных территорий. С современным оружием, отлично обученные и способные противостоять любой силе.

Настоящее могущество куётся не в стойбищах. Его создают люди, таланты, обучающиеся в многочисленных учебных заведениях и считающие себя частью народа Шайенн. Не важно, какой ты крови. Важно, кем ты являешься, сыном Махео или пришлым гринго с верой в свою хитрожопость. Его обеспечивают промышленные предприятия и финансовые учреждения, скупленные прямо или через подставных лиц. Оно растёт на многочисленных ранчо, где трудолюбивые поселенцы выращивают скот для кормёжки всех штатов…

Шайенн не выпячивает свою власть и силу. У них нет важных чиновников с павлиньими хвостами из прихлебателей в больших каменных курятниках. Они делают своё дело незаметно, направляя и поощряя достойных и своевременно ликвидируя грязную человеческую пену, в избытке пытающуюся заполнить их благословенную землю.

Рваное Ухо доклад закончил. Ритуальная фраза произнесена, воин бесстрастно замер в ожидании распоряжений старшего. Большой Бык недоверчиво покачал головой. Выходило невероятное. Мальчишка в одиночку выстоял против банды в скоротечной схватке на огнестрельном оружии. В экстремальных условиях, в тесноте комнатушки офиса шерифа. Большой Бык отлично знал эту комнату – больше трёх не собираться. Выстоял и победил, вооружённый пятизарядным револьвером игрушечного калибра против восьми человек. При этом умудрился не получить ни одной царапины и… как то вылечить смертельно раненого Вотца. Прана? Естественно, только откуда ей взяться, ему ничего не известно о таком Владеющем. Да, дела… И он коротко отдал распоряжения:

– Мальчику создать лучшие условия для восстановления. Про его стрельбу, ранение Шерифа и использование праны никому не слова. Слухи гасить. Придумать объяснение перестрелки, сделать героем Шерифа. Найти и уничтожить сбежавшее гуано. Пригласить ко мне побеседовать главу семейства О’Нейлов. Очень вежливо, по доброму.

И задумался над формой срочного донесения Белому Бизону и Чёрному Котлу, вождям северных и южных кланов шайенн.

– Джек, Джек, впусти меня… это я, Тэд Паркер… Осторожный стук в дверь и страстный шёпот за дверью выдернул спящего Бледного Джека из пелены мутного дневного сна. Ужасный штетл, тут и во сне нет покоя. Тэд Паркер… – да, был у него такой знакомец там. И голос похож. Что он тут забыл, и как нашёл его? Он взвёл курок револьвера и шагнув в сторону, за косяк, тихонько предупредил:

– Держи руки на виду. Сейчас я открою дверь, и ты ооочень медленно войдёшь. И не дай бог сделаешь хоть одно резкое движение…

– Да, да Джек, я понимаю. Пусти меня. У меня даже нет оружия.

Он аккуратно откинул щеколду замка, и посетитель медленно вплыл в его комнату.

Это действительно был Паркер, его бывший друг с юношеских времён. Обляпанный вонючей субстанцией, потный и дрожащий.

– Прости, Джек, я увидел тебя, входящего в этот дом, когда проезжал с парнями Чёрного Полли, – зачастил он, – мне просто не к кому больше податься. Я отработаю, ты знаешь, мне просто нужно пару-тройку дней пересидеть где то. Ребят положили в офисе у шерифа, а я сбежал. И лошади остались там. Поможешь, ты ведь тоже в розыске?

Мойше задумался. С одной стороны, этот шнорер со своими проблемами ему не нужен. С другой – за хороший клезмер надо платить. Для задуманного гешефта всё равно нужны люди. Этот шлимазл его опознал, а значит… Азохен вей, – подумаешь, друг юности, – махн а цимес. А значит, он потом поступит, как всегда. Мёртвые не болтают.

– Слышал пальбу. Что вы там устроили за пуримшпиль? – лениво спросил он, пряча пушку.

Официально мероприятие организовали для жителей городские власти. В самом большом салуне, с самого утра. Как дань их мужеству при сражении с бандой, пытавшейся захватить город. Ну, или как то так. Любому приятно осознавать себя героем и верить в причастность к великому событию. Обсуждение переходило в плавную стадию – кто где стоял, откуда целился и как стрелял. С каждой выпитой кружкой пива сражавшихся героев становилось всё больше, а банда всё злее и многочисленнее. Пальба отважных защитников города выкашивала её, атакующую бесконечными волнами наспех воздвигнутые баррикады из столиков в этом самом салуне… И реальные события постепенно смывались и ретушировались неудержимым потоком волшебного хвастовства.

Мне не удалось насладится зрелищем в полной мере. Мой почти забытый шпион возник за спиной и выразительным покашливанием привлёк внимание.

– Мистер, мистер, можно Вас? – я всё сделал. Отойдём?

– Папа, я отойду. Мне надо поговорить тут с парнем. И, дай мне доллар пожалуйста.

– Конечно, держи. Только, ради бога, ни во что больше не ввязывайся!

– Да, папа. Я очень быстро.

На улице бой мне жарко зашептал. Я узнал, кто он. Зовут Джек Сильверстоун. Так он записался. Он снял комнату у старой Джесси, и почти из неё не выходит. А ещё он уже два дня прячет у себя человека. Я, пока вы отдыхали, постоянно ходил туда и видел его в окне! Джек выходит из дома только за жратвой, а этот – никогда! Может он и есть тот, сбежавший, которого все ищут? Но я решил сказать вам, вы обещали мне доллар! Ой….

Я проследил за направлением его взгляда. Что, опять?! К нам по улице приближался мой старый бледный знакомец и Шестой. Сегодня Бледный был без дробовика, и только с одним револьвером. Наверное, вторым поделился с Шестым.