Первое небо

1

Сквозь сон слышалось завывание ветра. Откуда бы взяться ветру? Может быть, забыл закрыть окно? Да когда открывал окна в январе? Лето в Оклахоме, конечно долгое, восемь-девять месяцев, но и зима случается иногда.

Голова жутко болела, перебрал на корпоративе. Нечего было так напиваться.

Почти и не спал, лишь дремал, вставать после такого совсем не хотелось, надо полежать, пока не отойдёт. Обычно после посиделок в дружном коллективе лежал до двух часов дня, потом ещё часа полтора отмокал в ванной, и после водных процедур да бутылочки пива снова начинал чувствовать себя человеком.

Но ветер… при запертых окнах? И очень жарко. В это время года в Оклахома-Сити было прохладно.

Бенджамин Мёрфи по прозвищу Оклахома перевернулся на другой бок. Рядом прошуршало. С трудом разлепил веки и не узнал своей комнаты.

Комнаты не было. Ничего не было. Он лежал на песке. Неужто так напился, что не дошёл до дома? Уснул на пляже? Но какой к чёрту пляж зимой?

Снова закрыл глаза. Мысли ворочались еле-еле, плохо соображал. Так, что вчера случилось? Корпоратив по случаю юбилея фирмы. Выпили знатно. А дальше? Как здесь оказался? Где в январе можно загорать на пляже? На озере Стенли Дрейпер? В такую погоду? А там есть песчаные пляжи?

Так что же случилось? Пили, значит, танцевали с Венди и Кэти, проводил одну, вторую. А потом? Заказал такси. И больше ничего не помнит.

Перевернулся на спину. Долго лежал, пытаясь совладать с головной болью. Снова открыл глаза. Жёлтое небо и в нём сетка прожилок, какие странные облака, ровные серые линии расчерчивали небосвод. И сквозь них светило солнце.

Повернулся на бок и снова услышал тихое шуршание. По песку бежала юркая ящерица. Увидев человека, на мгновение застыла, глядя немигающими черными глазами и держа переднюю лапу на весу, прыснула в сторону и пропала.

Бенни собрался с силами и сел. Голова закружилась и стала болеть сильнее, но вскоре боль прошла, лишь слегка ныл затылок. Провёл ладонью по волосам, и пальцы окрасились красным. Кровь.

Что же с ним произошло? В памяти – чёрная дыра. Корпоратив, танцы с девушками, всех проводил и сел в такси. Дальше разрыв, пустота. Таксист ограбил? Бен пошарил во внутреннем кармане джинсовой куртки. Бумажник на месте, в нём карты и наличка, ничего не пропало. В кармане джинсов – пришлось приподняться, чтобы достать – смартфон. Всё на месте.

Надо позвонить кому-нибудь… Разблокировал пальцем экран «Моторолы», но связи не было – вместо знака антенны – крестик. Куда ж его занесло? Где в январе жарко, как в Африке, да ещё и связи нет? И в голове пусто, как в барабане. Что случилось в том долбаном такси?

Поднялся на ноги, сунул телефон в карман и огляделся. Он находился в центре пустыни – куда ни глянь – до самого горизонта песчаные дюны. Откуда в Оклахома-Сити пустыня?

– Да что за фигня такая?

Куда идти, непонятно. Где север, где юг? Как это определить, если солнце висит в зените? Выбрав направление наобум, пошёл, что называется, куда глаза глядят. Поднялся на бархан повыше, снова огляделся – картина нисколько не изменилась, пески – конца и края не видать. Это был явно не родной город Оклахома-Сити. Да и не Великие равнины тоже. Хоть это место и назвали Великой американской пустыней, но песка здесь не найти.

Дул не очень сильный ветер, почти не поднимал песка, но впереди горизонт клубился от взвихрённой пыли. Возможно, там начинается песчаная буря. Попытался вспомнить, что нужно делать в таких случаях, но в память лезли одни фильмы вроде «Мумии». Единственное, что знал – нужно прикрыть лицо, когда начнётся ураган. Вспомнил название – арафатка. Но у него нет арафатки, он шёл по пустыне в джинсовой куртке, джинсах и зимних ботинках, в которых уже полно песка.

На одном из барханов остановился и, задрав голову, посмотрел в небо. Всё так же расчерчено, как шахматное поле, белёсыми полосами облаков. Выглядели очень странно – ровные линии, будто их нанесла твёрдая рука чертёжника – от края и до края неба. Никогда не видел таких облаков.

Голова почти перестала болеть, но продолжал ныть разбитый затылок (да где же так приложился?).

Спустился с гребня дюны и двинулся дальше. Сколько идти до людей? Не мог же таксист высадить в пустыне? Если бы ограбил, бросил бы в кювет или под забором. Куда его завезли? Сейчас находится точно не в городе. Да и не в штате, судя по всему. В Оклахоме таких пустынь нет. Мохаве? Возможно, но как, черт возьми, он попал из Оклахомы на запад континента? Улетел, как Дороти, в фермерском домике?

Ноги по щиколотку увязали в сыпучем песке. Дважды терял свои крутые ботинки фирмы Alden из кордована, а на третий снял, связал шнурки и повесил на шее, и зашагал дальше в носках, пританцовывая на раскалённом песке.

Бен услышал плач младенца, остановился и оглянулся. Откуда здесь, в пустыне, быть младенцу? Хотя если он тут оказался, то почему бы не появиться и ребёнку?

А может быть, сошёл с ума? Или перепил вчера на корпоративе до зелёных человечков и до младенцев в пустыне? Ну правда, так не бывает!

За спиной снова, захлёбываясь в плаче, заорал ребенок.

– Нет, так нельзя! – сказал он. – Если там ребёнок, надо проверить. Даже если у меня крыша съехала.

Развернувшись, направился на звук. Ребёнок замолчал. Бен остановился, прислушиваясь. Решив, что показалось, сменил направление и продолжил путь. Но не успел пройти и десятка ярдов, как снова раздался тонкий детский голос. Но уже не за спиной, а слева.

– Да что за хрень!

Выругался и решительно побежал, вслушиваясь в звуки и стараясь не потерять направления. И когда, казалось, уже достиг того места, где должен находиться ребёнок, то голос послышался с другой стороны. Теперь мальчик не плакал. А заливисто смеялся. Так смеются двухлетние дети. Так хохотал племянник, когда показывал фокусы с исчезновением и появлением яблока. Казалось бы, обычное яблоко, а пацан заливался смехом, будто перед ним очень талантливый комик-стендапер.

Резко сменив направление, помчался настолько быстро, насколько это позволял песок. Но в этот миг к одному голосу добавился второй, третий. Выбившись из сил, остановился. Его окружали хохочущие дети. Нет, определённо головой поехал! Сильно же ударился башкой… вспомнить бы ещё обо что.

Сел в песок, сбросил связанные шнурками стильные «Алдены» и, зажмурившись, зажал уши ладонями. Дети продолжали гоготать, едва не разрывая черепную коробку.

– Да заткнитесь вы уже!

Голоса умолкли. Оклахома открыл глаза и приподнялся. Галлюцинации. Здесь не может быть никаких сраных детей. Показалось. Мираж.

Долго стоял, слушая, но ничего не происходило. Стоило продолжить путь, опять услышал три или четыре детских голоса. Один ребёнок весело хохотал, а остальные надрывно плакали.

Между барханами промелькнула низкая тень. Ещё одна и ещё две с другой стороны. Бенни замер. Там кто-то есть, если это не зрительные галюрики. Взбежал на дюну и успел заметить прижавшуюся к земле фигуру. Зверь, напоминающий собаку. Длинное худое тело, большая голова с острыми ушами, тупая морда, как у бульдога. Вспомнил из передачи о животных – вой шакалов можно принять за плач или смех ребёнка. Это радовало – значит, с головой всё в порядке. Но не с окружающим миром. Откуда взялась эта чёртова пустыня? Или – если поставить вопрос иначе – как здесь оказался?

Зверь не был шакалом. По пятнистой грязно-серой расцветке больше походил на гиену, но это и не гиена. Чересчур длинное тело, короткие ноги, огромная голова с приплюснутой, почти змеиной мордой и острыми клыками, как у доисторического саблезубого тигра.

С другой стороны дюны пробежали ещё две твари. Бенджамин никогда не видел ни гиен, ни шакалов, но знал, что их можно не опасаться – эти звери боялись людей и обходили стороной. А те, которых он сейчас увидел, могли и не бояться. Тем более что это никакие не шакалы не гиены. Да таких страхолюдин вообще не бывает!

Поняв, что с детским плачем дал маху, плюнул на появившихся зверей, которые, судя по всему, не проявляли к чужаку никакого интереса, и продолжил путь.

Лишь минут через двадцать понял, что не знает, в какую сторону идёт, здесь всё одинаково. Вот возьмёт и вернётся к тому месту, где проснулся. В степях и пустынях люди, если не ориентируются по сторонам света, ходят по кругу.

– Вот я болван, заблудился.

Хотя если ты изначально не знал ни где находишься, ни куда надо идти – разве можно сказать, что заблудился? Нужно идти, а куда – неважно. Когда-нибудь эта мерзкая пустыня кончится, и он выйдет к людям. А там все удобства, мобильная связь, вода. Пиво! Вот чего хотелось глотнуть. Холодного пива. Баночку «Gateway to Helles». «Angry Scotsman Brewing» – отличная пивоварня!

О чёрт! Вода! Пиво! Едва напомнил себе о воде, то сразу же захотелось пить. Вот теперь надо идти быстрее! Скорее туда, где должна быть вода! Бог с ним с пивом! Хотя бы глоток воды! Он ускорил шаг.

– Я мечтаю о дожде, я мечтаю о садах среди песков пустыни, – вспомнил он слова из песни Стинга.

За спиной снова захохотали сумасшедшим смехом дети, но Бен больше на это не покупался.

Шёл, ступая по горячему песку, висевшие на шее ботинки шлёпали по груди. Тонкие голоса шакалов слышались то с одной стороны, то с другой, то отставали, то снова появлялись в поле видимости, но не обгоняли. Часа через два отметил, что звери всё же преследуют. Опасны ли они? Зверюги ждут, когда устанет и упадёт? Вот уж нет!

– Хрен вам! – сказал Оклахома, заметив семенящего между барханами шакала, и, показав средний палец, выставил перед собой. – Не возьмёте! Не на того напали! Ублюдки!

Остановился, наклонился, пошарил ладонью в поиске камней, – но откуда в пустыне камни? – собрал в кулак песка и бросил в сторону шакала. Зверь, заметив движение, сменил направление и скрылся за дюнами. Шакалы примолкли и перестали пересмеиваться.

Зря вспомнил о воде. С каждым шагом пить хотелось всё больше. Чертова жажда острыми когтями стала терзать грудь. А это первый день, и что будет, если не выберется отсюда за пару дней? На такой жаре без воды не прожить и трёх. Может быть и больше, никогда не пытался этого узнать. Не интересовался. Зачем офисному работнику такая информация? Не планировал становиться выживальщиком, максимум выжить на пикнике с литром виски и барбекю.

Чтобы отвлечься, снова стал вспоминать последний день и пытаться понять, как и где оказался. Но каждый раз воспоминания обрывались на такси. Вот проводил после корпоратива девочек, заказал такси, открыл дверь, сел на заднее сиденье… и всё.

Надо посмотреть в приложении, там должен остаться этот заказ такси. Бенни вытащил из кармана «Моторолу» последней модели (мечтал купить «Айфон», но он был экономным), разблокировал пальцем и открыл приложение «Убер».

Вот она, последняя поездка, сохранилась в кэше. Оплачено карты. «Вы довольны поездкой?».

– Да ни хрена я не доволен! Вот придурки! Завезли неизвестно куда, ещё и денег взяли.

И тут обратил внимание на дату. Если смартфон не врал, то в отключке он провёл четыре дня. Аккумулятор за это время уже почти сел, и навряд ли хватит ещё на день. Убрав смартфон, пошёл дальше. Куда-нибудь да придёт.

Шакалы-гиены со сплюснутыми змеиными мордами покрутились рядом и отстали, но изредка слышались тонкие хохочущие голоса.

Когда ветер стал дуть сильнее и над горизонтом поднялась стена пыли, шакалы снова появились. На этот раз обогнали и остановились ярдах в трёх. Несколько особей собралась в кучу – похоже, нашли жертву. Повизгивая, подскакивали на месте, окружив мелкого зверька.

Парень всегда был за мелких животинок. Отгонял собак от кошек у подъезда, а кошек от голубей. Товарищи над ним пошучивали – говорили, что если бы увидел, как голубь охотится на червячка, тоже бы встал на защиту беспомощного.

В зверьке узнал ящерку, похожую на ту, которую видел после пробуждения. Та стояла, подняв одну лапку, и шипела – отчётливо слышал этот звук.

Сняв с шеи ботинки, и используя, как метательное оружие, раскрутив, бросил в ближайшего шакала.

– А ну валите отсюда!

Шакал, взвизгнув, бросился в сторону, вся братия тоже прыснула врассыпную.

Бенни подошёл к ящерке.

– Что, испугалась?

Опустился на колени и протянул раскрытую ладонь. Серо-жёлтая ящерица, постояв без движения, словно раздумывая, перешла на руку. Держал осторожно, боясь причинить вред. Небольшая ящерка, дюймов десять в длину. Большие глаза, не мигая, смотрели на спасителя.

Посидев на ладони, она спрыгнула в песок, и в несколько мгновений       исчезла в нём, закопавшись с головой.

Бенджамин подобрал ботинки, снова повесил на шею и поднялся. Ящерка вынырнула из песка, ловко взобравшись по штанине и по куртке, уселась на плече и слабо зашипела.

– Решила пойди со мной? Ну окей, вдвоём веселее.

Ящерка сидела на левом плече, поглядывая то в одну, то в другую сторону, иногда перебиралась на правое, затем уселась на голове. Любил животных и всегда был за любой движ – в доме всегда жили то хомяки, то раненые воробышки, вот теперь появилась ящерица.

Шакалы больше не приближались, но их голоса иногда раздавались за спиной. В ответ ящерица злобно шипела.

Происшествие немного отвлекло, но теперь снова захотелось пить, да сильнее прежнего. Грудь горела, в горле словно наждачной бумагой прошлись, а язык превратился в грубый рашпиль.

Главное – не думать о воде, – говорил себе – и тут же представлял озеро и оазис на берегу. Не думать о воде – приказывал он – а воображение рисовало широкую реку и даже слышалось журчание.

Оклахома подумал – если здесь есть звери, то должен быть и водопой. Но метаться и искать воду – так можно так и вовсе пропасть. Уж лучше идти, не меняя курса. Куда-нибудь да придёшь. Может быть. Наверное.

Всегда приятнее думать, что ещё не всё потеряно, чем пребывать в отчаянии. Это он говорил себе много раз, когда оставил отцовскую ферму и поехал в Оклахома-Сити, и пытался там закрепиться. Не любил он деревенской жизни, с детства мечтал о городе. И мечту свою исполнил. Миллионером не стал, но более менее нормальную работу нашел, однако за место под жарким оклахомским солнцем пришлось побороться. Отец его был настоящим реднеком – содержал ферму с большим стадом коров и парой быков, отпустил густую бороду, ходил исключительно в затертой бейсболке, фланелевой рубашке и джинсах, носил высокие ковбойские сапоги, ездил на пикапе Dodge, держа рядом винтовку, и не любил городских жителей. Жил он всегда на своей волне, любил рыбалку и охоту, участвовал в родео на быках, в ралли, вгоняя свой пикап в грязь по самые уши, стрелял по банкам из винтовки и лука. Отец не учился в колледже, но умел без инструкций ремонтировать технику, своими руками построил дом с большими теплицами, ориентировался на холмистой равнине, как у себя дома. Из всех его увлечений Бенни перенял только стрельбу из лука.

Пыль над горизонтом поднималась всё выше и выше, и, похоже, фронт бури приближался. Ветер усиливался, и песок уже взвихрялся вокруг. Бенджамин не был адептом выживания и не имел никакого понятия, как вести себя в таких случаях и что нужно делать. Шёл вперёд в надежде встретить людей. Всегда верил в лучшее. Был оптимистом.

Солнце потускнело, и вскоре всё небо затянуло серой пеленой, а потемневший горизонт стремительно приближался. Песок забивался в рот и нос, бил в лицо, царапая, как наждачная бумага, дышать становилось всё труднее и труднее.

Идти становилось тяжелее, каждый шаг давался с огромным усилием, ноги всё глубже увязали в песке.

Шакалы исчезли, наверное, у них свои места, где можно переждать бурю.

Ящерка занервничала, стала перебегать с одного плеча на другое, будто что-то выискивала. Осторожно переложил рептилию во внутренний карман, а сам натянул куртку на голову и продолжал идти. Последние ярды шёл почти на карачках. Когда ветер ещё больше окреп, и на него можно стало опираться, как на стену, лёг на песок, надеясь переждать ураган. Не знал, как долго длятся песчаные бури. Час? День? Неделю? Сколько времени нужно продержаться, чтобы подняться и пойти дальше?

Ящерица выбралась из кармана и, быстро раскидывая песок, зарылась с головой. На мгновение перед тем как исчезнуть, застыла и посмотрела на Бенни, как бы прощаясь. Хороший навык – закопалась поглубже и наплевала на ураган.

Лежал, с головой укрывшись курткой, слышал усиливающийся рёв ветра, и понимал, что, возможно, это место станет могилой – накроет тоннами песка. И даже жажда отступила.

А когда эпицентр урагана настиг его, то всё вокруг погрузилось во тьму, и бешеные порывы ветра били по бокам с такой силой, что уже не понимал – лежит ли на песке или уже летит в воздухе. Вот такой же ураган унёс Дороти в страну Оз. Может статься, сейчас случится обратное, и проснётся в Оклахома-Сити?

От шума и грохота Бен почти оглох, дышать стало невозможно, в голове не осталось ничего, кроме тонны колючего песка. Песок вытеснил все мысли.

А когда стало совсем невмоготу, приготовился умереть. И умер. Или потерял сознание.

2

Оклахома открыл глаза, думая, что сейчас уж точно проснётся в своей съемной квартире и всё окажется сном. Но нет, это не сон.

Он лежал, присыпанный песком. Невдалеке слышались голоса. Знал, что люди говорят не на английском, но почему-то понимал язык.

– Посмотри, живой? Если да – убей!

– Но Скал говорил, чтобы мы подбирали живых.

– Скажем, что нашли мёртвым. Зачем мы будем кормить ещё одного пленного?

– Нет. Скал приказал никого не убивать.

– Ну тогда просто глянь, жив или великие пески убили его. Ткни копьём!

Говорили с лёгким акцентом, не мог уловить что это за говор – не то латиносы с юга, не то испанцы. Но в то же время, Бенни знал, что это не английский, словно начал понимать чужой язык. Или в нём проснулся талант погиглота?

В ногу что-то упёрлось. Острая боль пронзала и заставила вздрогнул.

– Жив, – сказал человек, который отказался его убивать.

– Ткни ещё раз. Да посильнее. Чтобы сдох! Ненавижу их!

– Не надо меня ничем тыкать. И убивать не надо.

Второй сделал шаг и упёр остриё копья в грудь. Бенни теперь смог разглядеть обоих. Одеты, как бедуины, в длинные, до земли рубахи, а головы покрывали куфии, оставляя открытыми глаза.

– Почему тебя не надо убивать, сын дохлого шакала? Всех вас надо убить!

– Я не сделал вам ничего плохого, парни!

– Ты уже сделал много плохого только потому что родился.

– Не надо, Алеф, Скал будет недоволен! – на плечо легла рука второго бедуина.

– Плевал я под ноги Скалу. Эти… – тот сказал ругательство, которого коренной житель Оклахомы не понял, – не убили всю его семью. А мою убили.

– Я никого не убивал, – ответил Оклахома, чувствуя, как остриё копья начинает давить сильнее. – Я даже не понимаю, о чём вы говорите. Какого черта!

– Всё ты понимаешь. Эх, убью я шакала, и пусть Скал делает со мной, что хочет.

Рядом зашуршал песок, показалась голова старой знакомой. Ящерка зашипела, и оба незнакомца отскочили от неё, как от страшного зверя.

– Проклятые небеса! – воскликнул Алеф. – Ты посмотри, это же вараф!

Бен сел, протянув к ящерке раскрытую ладонь. Та, выбравшись из-под песка, юрко перебежала к своему недавнему спасителю и разлеглась на руке, греясь пол лучами солнца.

– А ты собирался убить. Его не убил даже вараф! Это твой вараф? – обратился «бедуин» к чужаку.

– Эта ящерка мой друг.

– Ты, должно быть, сумасшедший, сын дохлого шакала. У варафа нет друзей. Вараф никого не боится и ни с кем не дружит. Поднимайся. Я передумал тебя убивать, отведём к Скалу. А там решат, что с тобой делать. Но варафа оставь здесь. Нечего этой твари в селении делать.

Бенни отпустил ящерицу и та, отбежав в сторону, остановилась. Такая маленькая животинка, почему её испугались?

– Вы боитесь этой маленькой ящерицы? – с долей удивления спросил он.

– Откуда ты взялся? – Алеф скосил глаза. – Благодари небо, что эта маленькая ящерица не превратила тебя в пепел. Наверное, у неё было хорошее настроение. Вставай и пошли, пока я не передумал.

Оклахома поднялся на ноги, оправил куртку. Взял ботинки, связанные шнурками и снова повесил на шею. Ноги едва держали, голова закружилась, а в глазах потемнело. Чуть не упал, и бедуин подхватил под руку.

– Меня, кстати, зовут Бенджамин Мёрфи. Можно Бен или Бенни, так меня зовут друзья. Я себя иногда зову Оклахома. Мне так нравится. Я пить хочу. Я не пил целую вечность.

– Обойдёшься. Воду ещё заслужить надо. И незачем тратить даже каплю на смертника. Иди!

Алеф сильно толкнул в спину, и Бен, не удержавшись, упал лицом в песок. Ящерица, наблюдавшая со стороны, зашипела, бедуин вскрикнул. Запахло палёным.

– Не надо злить небо, Алеф! Повезло, что лишь вараф подпалил тебя, а не сжёг дотла. Иди, а я сам помогу.

Алеф выругался и ушёл. Его товарищ помог Оклахоме сесть и, вытащив из складок одежды небольшую флягу из плода, похожего на кокос.

– Попей.

Бенджамин поднёс флягу ко рту и сделал несколько глотков. Казалось, что он губка, которая впитывает в себя воду. Выпей сейчас два ведра, всё равно показалось бы мало. И трёх вёдер не хватило бы, чтобы утолить жажду. Сейчас и море выпил бы, осушил бы до дна. И даже Атлантический океан.

– Хватит, потом ещё попьёшь, – бедуин отнял флягу. – Пошли, нам нужно добраться до селения, пока не началась жара.

– А это разве не жара? – со стоном спросил Бен.

Житель пустыни усмехнулся.

– Какие неженки в Риене! Когда начнётся настоящая жара, ты узнаешь.

Напившись воды, Оклахома почувствовал себя значительно лучше. Встал на ноги и уже мог идти без посторонней помощи. Несколько глотков живительной влаги придали сил.

За дюнами ждал Алеф, сидя на длинноногом верблюде. Рядом стояло ещё одно осёдланное животное. От обычных верблюдов они отличались тремя горбами. Оклахома даже не знал, что такие бывают. И снова возник вопрос – в какой же части света оказался? Где, в каких пустынях обитают трехгорбые верблюды и шакалы со змеиными мордами?

– Эй, Муста, поторапливайтесь. Солнце после бури будет жечь особенно сильно.

Бен заметил, что левая нога Алефа опалена до колена. Неужели это сделала маленькая ящерка? Это что – огнедышащий дракон?

Муста – теперь Оклахома знал его имя – дождался, когда Бен наденет свои ботинки, и помог забраться на верблюда и сел позади, приторочив копьё к седлу.

– Теперь держись, у нас очень быстрые ярги.

Это Бенни понял, когда Муста сказал «аргх!» и пнул верблюда пятками в бока. Верблюд полетел, как вихрь. Неподготовленного наездника мотало из стороны в сторону, съезжал то на один бок, то на второй, и если бы не Муста, то свалился бы в песок. Это вам не родео на быке, которым он немного увлекался в юности на отцовской ферме. Впрочем, очень немного, до тех пор, пока его едва не затоптал огромный бык.

Алеф ехал впереди. Трехгорбый скакун, взбрыкивая ногами, поднимал шлейф песка.

– Ха! – смеялся Муста. – У нас лучшие в песках ярги! Самые быстрые ярги! Самые выносливые ярги!

Но Оклахому это нисколько не радовало – за первые пятнадцать минут езды уже отбил всё, что можно, и теперь мечтал об одном – скорее бы всё это закончилось.

Впереди мелькала спина Алефа, сидящего на скачущем верблюде. Внезапно он остановил животное и поднял левую руку. Обернувшись, указал подъехавшему Мусте на дюну и спрыгнул на песок.

– Летяги! Надо укрыться!

Муста тоже остановился, ловко спешился и помог слезть Бену. Оба бедуина уложили верблюдов за дюной и легли рядом.

– Лежи! – сказал Муста и придавил Бенджамина тяжёлой ладонью и шёпотом объяснил: – Это летяги. Не должны нас заметить.

Объяснение ничего не дало, но стало ясно одно – нужно спрятаться.

Алеф достал из седельной сумки кусок грязно-серой ткани и накинул на всех, скрывая даже верблюдов, залез туда сам, прижавшись к боку ярга. Животные послушно лежали и не шевелились.

– Тише, – прошептал Алеф. – Летят.

Оклахома, приподняв край ткани, выглянул в узкую щёлочку и увидел лишь кусочек неба над гребнем дюны.

– Не высовывайся, – Муста ткнул кулаком в бок.

Бен заметил, как мелькнула одна тень, вторая и третья. И – сразу с десяток. Несколько пролетающих летяг, как назвал их Муста, успел разглядеть. Целая эскадрилья орнитоптеров. Рассмотреть подробно не смог, но заметил широкие изогнутые крылья, похожие на орлиные. Управляли ими люди, подвешенные, как к дельтапланам, вот и всё, что увидел. Впечатляющее зрелище, как на авиашоу в Далласе, где Оклахоме однажды удалось побывать. Впрочем, в тот раз шоу было экстремальным, столкнулись два самолета времен Второй мировой – истребитель Kingcobra и бомбардировщик Flying Fortress.

– Икары, – сказал он. – Кто это?

– Летяги из Риена, – ответил Муста. – Нам повезло, что нас не обнаружили. Мы бы не ушли.

Лежали так ещё долго, пока Алеф не разрешил подняться. Прихрамывая, забрался на дюну и осмотрел местность.

– Улетели.

– Давно не летали над пустыней, – заметил Муста. – Три луны.

– Надо торопиться. Эти летающие шакалы полетят назад.

Алеф спустился, собрал маскировочную ткань и убрал в сумку. Верблюды поднялись с колен. Несмотря на рану, бедуин легко запрыгнул в седло, а Бен забирался на спину животного, как беременная корова. Увлечение родео было коротким, и он уже совсем растерял навыки.

Вскоре мчались, лавируя между барханами, взметая песчаные буруны.

– Кто такие эти летяги? – спросил Оклахома.

– Это наши враги. Ты тоже из них.

– Я? Я даже не знаю, кто это.

– Здесь есть лишь тари и риенцы. Когда приедем в селение, и мы отведём тебя к Скалу, тебе лучше не обманывать, а рассказать всё, что знаешь. Тогда ты останешься жить. Нам нужны сильные рабы.

«Ого! Искал помощь, а попаду в рабство. И это в двадцать первом веке! Средневековье какое-то! Черт возьми, я, белый человек, потомок богатого рабовладельца, попал в рабство к бедуинам! Но должны же здесь быть цивилизованные люди!»

Больше спрашивать ни о чём не хотелось. Остаток пути проехали в молчании.

Впереди показались несколько дымков, а когда подошли поближе, то послышался собачий лай и голоса. Посёлок, затерянный в сердце пустыни. Современные дикари.

Въехали на территорию посёлка, обнесённого частоколом, и спешились. Бенни огляделся. Классическое селение кочевников. Дома, построенные на скорую руку – вбитые в песок деревянные сваи, на которые натянуты тенты, сшитые из серых лоскутов. Посреди небольшой площади – колодец. Рядом дремал огромный чёрный пёс.

Непохоже, что здесь обосновались надолго. Скорее всего, кочуют от колодца колодцу. Пустынное кочевое племя. Дикие люди, дикие звери. Такое Бен видел только на каналах Travel Channel и National Geographic. Сейчас появится Майк Лихи1 и начнёт рассказывать про опасных диких животных.

Алеф и Муста привязали верблюдов к жердям и повели Бена к самому большому дому – палок в конструкции было побольше, сваи повыше, а материал тента посвежее – Оклахома определил, что это куски ткани и шкуры животных. Наверное, здесь живёт вождь.

Алеф вошёл внутрь и вскоре выглянул и поманил Мусту и Бенни.

Убранство внутри спартанское. На песчаном полу накиданы ковры и мягкие подушки, у стены стояло возвышение, на котором расставлены кувшины. Солнечный свет проникал через несколько узких щелей. На самой большой подушке восседал худенький пожилой человек, одетый в цветастый халат. На голове – огромный тюрбан, который, казалось, вот-вот перевесит и старик упадёт. Длинная седая борода почти касалась пола. Рядом сидела такая же костлявая и старая женщина

Бросив взгляд на опалённую ногу Алефа, Скал (Бенджамин уже понял, кто это), вопросительно посмотрел на мужчину.

– Вараф, – тихо произнёс Алеф.

Скал выгнул дугой седые брови.

– Остена, – повернулся к женщине. – Осмотри рану.

Старуха, подозвав раненого, разрезала штанину длинным ножом, и стала обрабатывать рану.

– Откуда ты пришёл? Ты не житель песков, – обратился старик к Бенни.

– Я из Оклахома-Сити… Это Соединённые Штаты, – уточнил Оклахома. – Я не знаю, как сюда попал.

– Окла-хома, – с трудом выговорил Скал. – Наверное, это очень далеко. Я никогда не слышал. Как ты забрался в сердце пустыни? Тебя забросили летяги? Ты лазутчик!

– Нет… Я проснулся в пустыне. Меня таксист завёз…

– Так…сист… кто это?

– Водитель такси.

– Ты странно говоришь. Непонятные слова. Окла… хома… Так…си…

– Это извозчик.

Старик, сузив глаза, пристально посмотрел на Бена.

– В пустыне нет извозчиков. Ты риенский лазутчик. Но почему ты даже не пытаешься выглядеть, как житель пустыни? На тебе чужая одежда. Эти черви стали настолько глупы, что отправляют разведчиков без подготовки?

– Я не понимаю, о чём вы говорите.

– Ты лжёшь. Если хочешь жить, говори правду.

– Я не вру. Это правда – я ехал в такси, а дальше ничего не помню. Проснулся среди песков. Мне нужно домой, но я не знаю дороги.

Скал с интересом глянул на него.

– Где бы ты ни жил, домой ты не вернёшься. Кто попал в пустыню, становится её жителем. Или умирает. Ты или друг нам, или враг. Если докажешь, что не враг, то станешь хорошим рабом. Но сначала я должен узнать правду.

– А что ещё вам сказать? Что я работаю менеджером? Что у меня высшее образование? Что мой отец фермер и гонит отличный виски? О чём вы хотите узнать?

– Ты не должен ничего говорить. Я узнаю всё сам. Этой ночью небо расскажет правду. И мы решим, что с тобой делать. Муста, отведи его к рабам.

Муста, стоявший у входа, подошёл к Бенни и тронул за локоть. Вышли во двор. Чёрный пёс у колодца проснулся и, увидев незнакомого человека, глухо зарычал, показав острые клыки.

Муста подвёл Бена к хлипкому, как и все вокруг, домику и втолкнул внутрь. Дверей здесь не было, никаких цепей, и оков, положенных для рабов.

– Не выходи. Если захочешь убежать, посмотри на пса.

Оклахома выглянул наружу. Пёс внимательно наблюдал за ним.

– Муртах – сильная собака. Ненавидит чужаков. Не выпустит рабов из селения.

В подтверждение слов пёс басовито залаял. Тюрьма без замков, без прочных стен. Никому и в голову не придёт убегать. Да и бежать некуда, вокруг безводные земли, в которых заблудиться и помереть от жажды – дело нескольких дней. Оклахома очень далеко.

– Вечером я принесу еду. И воду, – сказал Муста и ушёл.

Внутри никаких подушек, рабам удобств не полагалось. Лишь голый песок. Одно дело лежать на золотистом песочке, выпив пива, и загорать на берегу моря. И совсем другое спать на нём вместо удобной постели. Оцени разницу.

У стены сидели два худых заросших парня в оборванных одеждах, больше похожих на зверёнышей, чем на людей. Безо всякого интереса посмотрели на Бена и отвернулись. Одеты не так, как местные жители – рваные остатки штанов и курток вместо длинных рубах.

Бенджамин лёг на песок, перевернулся на спину и закрыл глаза. Не понимал, что случилось. Сел в такси и проснулся в пустыне. На корпоративе ради хохмы в водку каких-нибудь таблеток подсыпали, и до сих пор не отошёл? Пустыню ещё можно объяснить – уехал в беспамятстве, да там и застрял. А летяги на орнитоптерах? А огнедышащая ящерка, которая подпалила Алефа? А язык местных дикарей? Говорят вроде бы по-английски, но не знают слов «такси» и «Оклахома»?

«Допился ты, старик! – сказа сам себе. – До летающих человечков допился!»

Надо подождать. Перебрал в тот вечер, это должно пройти. Конечно, любил выпить по пятницам, но никогда не пил много – на выходных иногда ходил в клуб стрельбы из лука. Это давнее увлечение, раза два даже выигрывал на региональных любительских соревнованиях. Такое хобби не позволяло увлекаться спиртным, всегда приходилось держать себя в норме. А тут, похоже, сорвался. Но ничего, всё пройдёт, и вот сейчас уснёт здесь, в компании двух оборванных рабов, а проснётся на своей кровати… или на худой конец в полиции, если успел натворить дел по пьяни, с непривычки. Лишь бы не в дурке.

Повернувшись на бок, посмотрел на двух собратьев по несчастью.

– Вы откуда? Тоже на такси сюда приехали?

Оба диковато зыркнули и отвернулись.

– Ну не хотите отвечать, и не надо.

Косматая голова дёрнулась, парень убрал волосы с лица. Был бы похож на европейца, если бы не слишком широкий нос.

– Что такое так… си?

– Ты ещё скажи, что и об Америке тоже ничего не слышал.

– Не слышал. Мы из Риена.

– А я из Оклахомы. И тоже ничего не слышал о Риене. Где это?

– Там, – человек махнул рукой в сторону выхода. – Далеко. А Ок… ла… хома тоже далеко?

– Наверное. Меня зовут Бенджамин Мёрфи. Для своих Бенни. Сам себя я называю Оклалохома, ну, на форумах так подписываюсь. Люблю это прозвище.

– Нам не нужно знать твоего имени. Если тебя убьёт шаман – зачем? Если будешь живой, вот тогда и познакомимся.

– Что со мной сделают?

– Не знаю. Небо подскажет. Может быть, небо тебя убьёт. Здешнее небо не любит чужаков.

– Небо?

– Небо вообще никого не любит, – подал голос второй оборванец.

– Похоже, здесь все сумасшедшие, а не только я, – отметил Бенни.

Снова откинулся на спину и закрыл глаза. Соседи стали шептаться, но Оклахома не разбирал слов.

Удалось уснуть, а когда открыл глаза, то не оказался в своей постели или в полиции, и даже не в психушке. Бред продолжался. Жуткая и долгая галлюцинация, шизофренические видения.

Начинало темнеть, и воздух стал не таким жарким. Два раба спали и храпели во сне. Интересно, эти двое тоже попали сюда, как и он? Напились до бесчувствия в своём Риене и теперь не могут сообразить, как здесь оказались?

Отодвинув полог, вошёл Муста. Склонился и поставил на песок глиняный кувшин и широкую тарелку.

– Отнесись к еде с уважением. Может быть, сегодня вечером ты вкусишь пищу в последний раз. – Пнув по пятке раба, повысил голос. – А вы двое поешьте и отправитесь на ночную охоту.

Муста ушёл. Бен поднялся и пересел поближе к тарелке. Засушенные полоски мяса. Двое тоже подсели.

Ели молча, запивая подсоленные кусочки мяса. Оклахома ощутил дикий голод. Простая еда пустынников показалась пищей богов. Такое с пивом бы в кабаке – самое то. Но вместо пива в кувшине – обычная вода.

Когда разделались с ужином, двое новых знакомцев поднялись и вышли наружу.

– Прощай, – сказал самый разговорчивый. – Ты здесь не первый гость. И мы тоже.

Бен остался один. Допил остатки воды и прилёг на песок. В голове всё такая же каша – никаких предположений, кроме «таксист – засранец!». Куда же завёз его этот чёртов таксист?

Когда совсем стемнело, вернулся Муста.

– Пойдём. Скал будет спрашивать небо.

– Вы меня убьёте?

– Если небо не убьёт тебя, то ты станешь жителем песков и останешься с тари.

– И что я должен делать, чтобы небо меня не убило?

– Ничего. Небо сделает всё само.

Небо было звёздное, над горизонтом взошла полная луна, освещая дюны. Бен поднял взгляд и снова обратил внимание на странные светлые полосы, которое простирались от одного края небосвода до другого. В свете Луны они слегка поблескивали. Если днём принял за облака, то сейчас и представить не мог, что это. Это можно бы принять за паутину. Какой же паук сплёл эти облака?

Несколько человек выглядывали из своих хлипких домиков, наблюдая за тем, как бедуин ведёт пленника.

Пройдя мимо колодца и сидящего рядом Муртаха, Муста вывел Бенни к окраине посёлка.

– Дальше иди сам, мне туда нельзя. Скал будет ждать тебя. Ты увидишь огонь, иди к нему.

Муста вернулся в посёлок. Оклахома намерился сбежать, но, сделав пару шагов в сторону, услышал за спиной глухое рычание. Муртах сторожил, не позволит улизнуть. Да и некуда идти – вокруг одни пески, а это верная смерть.

«Эх, победи или проиграй, – решил он, – Надеюсь небо меня пощадит!»

Шагнул во тьму и заметил впереди пламя костра, развевающееся на ветру.

3

Это был не костёр, а несколько небольших костерков, расположенных на песке в определённом порядке. Посредине на небольшом камне сидел Скал, борода, как живая, трепетала под дуновением ветра.

– Я жду тебя, садись со мной.

Бен опустился на песок.

– Небо расскажет о тебе.

– Я уже всё рассказал.

– Небо рассудит. Выпей это.

Скал протянул глиняную чашу.

– Что это?

– Это питьё поможет мне узнать, кто ты.

– Я не отравлюсь?

– Это не отрава. Если бы тебя надо было убить, ты умер бы другой смертью. Не стал бы я сюда идти ради этого. Пей.

Бенни взял чашу обеими руками и влил в себя терпкий травяной напиток. Вкус не показался неприятным, скорее, даже понравился. Нечто похожее пил, когда подружился с потомками воинственных семинолов. Но действие от этого чая оказалось иным. В голове зашумело, в висках застучали барабаны, сознание обволокло белёсым туманом.

«Наркотик, – подумал Оклахома. – Какого чёрта я согласился пить?».

Попытался подняться, но ноги не слушались, отключились, стали ватными и вовсе будто исчезли. А в глазах стремительно темнело, даже ночная тьма не была такой чёрной.

– Что это за пойло?

– Ты уже чувствуешь? Сейчас небо всё расскажет.

– Плевать мне на ваше небо! Лучше б я сдох!

– Чёрт, да что со мной такое? Я ничего не вижу! Всё как в тумане!

– Сейчас ты всё увидишь. И я вместе с тобой. Небо знает о нас всё. А я умею спрашивать. Небо всё расскажет, всё покажет, даже чего ты о себе не знаешь. Напомнит о чём ты забыл.

Зрение вернулось, но стало иным. Бен увидел, как со звёздного неба опускаются яркие сверкающие нити, связывая с землёй. Сознание вовсе помутилось. Уже не понимал, сидит ли рядом со стариком-шаманом, или едет в такси по вечернему городу. Всё это сон и всё-таки сейчас проснётся. Эй, куда ты меня отвёз? Вези домой! Я хочу домой, мне не нужна эта проклятая пустыня!

Дребезжащий голос Скала доносился словно издалека.

– Небо пусть рассудит, пусть расскажет, скажет, даст совет, жизнь вдохнёт или убьёт.

Голос слабел, уносился всё дальше и дальше. Всё закружилось, слова слышались, то слева, то справа, то из-под земли, то почти с небес. По одну сторону от Бенни сидел шаман, а по вторую – рыжий таксист-ирландец, крутил руль и рассказывал о своей семье.

– Жизнь вдохнёт или убьёт. Или убьёт. Жизнь. Вдохнёт. Или. Убьёт. Убьёт! – выкрикивал Скал одни и те же слова.

– Сын серьезно увлекается баскетболом. Я думал, баловство, а он теперь профессиональный спортсмен.

– Жизнь вдохнёт или убьёт. Небо пусть расскажет… покажет… даст совет.

– А младшая дочь в команде чирлидеров, болеет за старшего.

– Вдохнёт… Убьёт.

Тонкие светящиеся, будто наэлектризованные, нити превратились в прочные канаты, в костёр ударила молния, разметав пылающие дрова. Запахло озоном, Оклахома сделал глубокий вдох, а на выдохе в мозгу что-то щёлкнуло, треснуло и он, став легче воздуха, стал парить над песками. Шаман исчез, рядом оставался водитель такси.

Звёзды посыпались с неба, наступила кромешная тьма. Голос Скала растаял. Снова родились звуки и появился свет. Мир перезагрузился. Он ехал в такси по улицам Оклахома-Сити. Огни мелькали со всех сторон – фонари, разноцветные неоновые вывески, фары машин – всё то, что добавляет магии ночному городу.

***

…Проводив после корпоратива девушек, Оклахома заказал такси. Коллеги решили продолжить и поехали в ресторан, но он захотел домой. Не особо любил эти посиделки, уж лучше философски посидеть со старым товарищем на кухне за бутылочкой. Да лучше бы сразу домой поехал, но эта корпоративная этика, мать её. Нельзя отрываться от коллектива, иначе коллектив оторвётся на тебе. Но одна радость – девочки, Венди и Кэти. Хорошие девчонки, нравились. С такими и работать приятно, и потанцевать. Офисных мужиков не любил. Хуже баб. Разве что курьер Джек мировой парень, но в офисе появлялся чтобы получить задание, попить кофе из кофемашины и уехать с очередным пакетом документов. С ним было приятно поболтать, но надолго он не задерживался.

Ждать пришлось недолго, минут пятнадцать. Приложение в смартфоне показало, что подъезжает машина. Вечернюю темноту разрезал свет фар. Такси с логотипом «Убера» остановилось у фонарного столба в десятке ярдах и замерло в ожидании.

Оклахома сел на переднее место, пристегнулся, и Ford Fusion рванул с места. Корму слегка повело на гололёде – этим вечером немного подморозило. Машина выехала на скоростную автомагистраль Уилла Роджерса, пересекающую город с юга на север.

– Музыка не мешает? – водитель включил местную волну радио.

Из колонок полился рэп. Бен не разбирался в попсе, и слушал, когда включают в такси. Где же ещё можно ознакомиться с новинками поп-индустрии.

– Нет.

– Можешь курить, если хочешь, не страшно.

– Спасибо, не курю.

Водитель подпевал:

Everybody lost even if they say they’re not

You ain’t got the answers

They ain’t got the answer

I ain’t got the answer

So who got the answers.2

Бенджамин не имел ничего против такой попсы, если кому-то нравится – пусть слушают. Хотя сегодня и не под такое танцевал, вкусы коллег не лучше. Наверное, завтра будет стыдно за это. станет лечиться хорошей музыкой и пивом.

Навигатор время от времени говорил женским голосом: «Через сто ярдов поворот налево». Таксист изредка поругивал водителей встречных автомобилей и рассказывал о своих детях и жене, об успехах семьи – старшего сына обещали зачислить в основной состав баскетбольной команды «Оклахома-Сити Тандер», а дочь была в школьной команде чирлидеров. Этот рыжий ирландец гордился своими детьми. Он был всего лишь лет на десять старше своего пассажира, а у него уже семья, взрослые дети.

Понравился оптимизм таксиста. Сам-то Бен не считал себя оптимистом, хотя и пессимизма в нём тоже нет. Ничего плохого от жизни, конечно, не ждал, и свои планы на будущее есть. Однако и никаких подвижек не ожидалось. По местным меркам всё есть – работа не сказать, что очень прибыльная, но всё-таки. Хобби опять же. А когда у тебя всё есть, то и стремиться особо не к чему, и ты живёшь как бы по инерции, едешь по накатанной жизненной колее.

Бенни был пьян сильнее обычного. Завтра в стрелковый тир точно не пойдёт. А ведь надеялся не пропускать, да и к соревнованиям надо готовиться. Придётся пропустить, потом поднажмёт. И так отстал, пропустил пару занятий. Этак можно растерять все навыки.

Колонки продолжали выплевывать музыку. Джоша Салли сменили City Boyz, за ними Dog Souljahz, потом группа Brazzaville с песней «Green Eyed Taxi», неизвестно как затесавшаяся в компанию оклахомских рэперов. Это была последняя песня, которую Бенни слышал в своей жизни.

Машина въехала на мост, пересекающий реку Оклахома. За мостом Ford стал обгонять тяжелый грузовик Mack, и когда они поравнялись, у тягача оторвалось левое переднее колесо. На словах «Please slow it down» оно, как бронебойный снаряд, ударило в пассажирскую дверь. Солист группы уговаривал ирландца притормозить, а Ford, подпрыгнув, и перевернувшись через кабину, вылетел с трассы. Дэвид Браун, солист группы Brazzaville, казалось, кричал «Stop, turn around», когда машина, кувыркаясь, перелетела через ограждение.

В последние мгновения спрессовалась целая вечность. В какой-то миг Оклахома заметил человека, стоявшего на обочине дороги, выхватив взглядом из мешанины кадров, стремительно сменяющих друг друга. Одет он был в кожаный плащ, ковбойскую шляпу, надвинутую на лоб. Стоял, скрестив руки на груди, и курил сигару. Образ запечатлелся в памяти, наверное, потому, что это было последнее, что Бенни увидел в жизни.

Происшествие этого человека не напугало, а вроде бы даже заинтересовало. В нескольких ярдах от него произошла авария, а он спокойно стоял и курил, наблюдая, чем всё закончится, будто такое случается по десять раз в день.

Лицо показалось очень знакомым, словно встречались каждый день, а где – этого Бенджамин не знал. Дежавю это называется.

Машина превратилась в груду искорёженного металлолома. Рыжий ирландец, гордившийся своими детьми, и Бенни умерли почти сразу. Бенджамин Мёрфи больше никогда не победит в соревнованиях по стрельбе из лука. И никогда не проиграет. Теперь он выше этого.

Человек в ковбойской шляпе, постояв немного в паре десятков ярдов от груды исковерканного железа, изучая место трагедии, выбросил сигару, плюнул под ноги и исчез. Растворился и весь мир, лишь в затухающем сознании продолжало играть радио.

So, all that's left to do

Is to let weariness be through

And on this evening

Start a spirit mending.

Oh-oh-oh-oh

Take me over to where

Joy and happiness will last.

***

…Бенджамин открыл глаза. Вокруг – спокойная тихая ночь. Звёзды светили с неба, всё так же расчерченного светлыми полосами, уходящими за горизонт.

Рядом сидел Скал, опустив голову на грудь. Казалось, он спал.

– Значит, я умер?

Шаман (а теперь Бенни знал, что это настоящий шаман, а не шарлатан) промолчал.

Оклахома поднялся – ноги дрожали, голова кружилась – и снова присел рядом. Теперь тем более не понимал, куда идти. Стало понятно, почему эти люди не знали, где находится Оклахома и что такое такси. В этом мире не было Соединенных Штатов. Он умер и узнал, что после смерти есть новая жизнь. Никаких тоннелей со светом в конце, ни рая, ни ада. Перед глазами не пролетала вся жизнь, как об этом пишут в книгах. Закрылась книга жизни и открылась новая страница. И в этом мире, скорее всего, все знания и навыки, приобретённые за двадцать пять лет, никогда не пригодятся. Одно радовало, – смерти нет. В детстве очень боялся умереть, с тех пор, как случайно оказался на похоронах соседского мальчишки-одногодки. Тогда понял, что смерть может заглянуть к каждому. Но оказалось, что все эти сказки про загробную жизнь – вовсе не выдумка. Но никто из мессий не угадал, какой будет жизнь после смерти. Никому и в голову не могло придти, что человек, шагнувший за грань, окажется один на один с пустыней.

– И что теперь?

Скал поднял голову, открыл затуманенные глаза.

– Я искал ответы, а нашёл ещё больше вопросов, – сказал он. – Небо не ответило. Оно не знает тебя. Ты чужой. Ты очень чужой.

Бен сидел, сгорбившись, положив руки на колени.

– Мне говорили, что ваше небо не любит чужаков.

– Чужаков из Риена не любит. Но ты совсем чужой. Небо тебя боится. Ты не лазутчик из Риена. Я не знаю, откуда ты. Небо впервые не ответило. Небо тебя не знает. Но помогло вспомнить. Я вспоминал вместе с тобой.

Бенни прикрыл глаза и вновь увидел последние мгновения своей жизни.

– Да, я вспомнил. Я умер. Рыжий таксист ирландец убил меня и сам тоже помер, – проговорил сквозь зубы, чувствуя, как в висках пульсирует боль.

Шаман наклонился ближе, его дыхание пахло сушёными травами.

– Что ты ещё вспомнил?

– Я видел странного человека в ковбойской шляпе. Он стоял, курил сигару. Нас расплющило в этой жестянке, а он наблюдал.

Оклахома провёл рукой по лицу, пытаясь стереть навязчивый образ.

– Я не знаю этих слов – ковбойская шляпа, сигара. Это тот человек, который смотрел на тебя? – глаза шамана стали мутными, как затянутые дымкой.

– Ты тоже видел? – Бенджамин поднял голову.

– Небо мне показало. Я видел твоими глазами.

– Да он самый. Я не знаю, кто это.

– Небо говорит, что это тоже ты. Это твой руш.

– Руш?

– Душа. Твой руш. Твоя половина. Возможно, тёмная, – сказал старик, обводя пальцем круги в воздухе.

– Ну да… я же умер и душа моя отлетела, – горько усмехнулся Оклахома.

Шаман покачал головой, и его костяные подвески зашелестели, как сухие листья.

– Небо говорит, что второй ты – твоя половина, твой руш – может быть, тоже живёт здесь. Но не в пустыне. Наверное, в Риене. Или в Больных землях. Или даже дальше. Если находится там – это не наша боль. Наша боль сейчас – это ты.

– Бред какой-то! – Оклахома почувствовал, как кровь приливает к лицу. – Я разделился на две половины и один я сейчас здесь, а другой разгуливает там?

– И это тёмная половина твоей души. Небо тебе не благоволит. В тебе нет тьмы, она тебя покинула вместе с твоей половиной. Но небо тебя боится. И второго тебя тоже. Вы оба чужие в этом мире. Ты должен умереть. И твоя вторая половина тоже, но об этом пусть заботятся те, кто рядом с ним. Я же должен сделать что могу. Приготовься принять смерть, встреть её с уважением.

– Куда же мне ещё умирать? Я уже проходил это.

Старик поднялся с поразительной для его возраста лёгкостью.

– Ты не нужен этому миру. Небо тебя отторгает. – Скал вынул из-за пояса широкий нож с изогнутым лезвием, напоминающим серп луны. – Прими смерть как должное.

Бен вскочил, оттолкнул шамана, но тот оказался на удивлении е крепким – не сделал ни шагу, даже не дрогнул.

– Я не хочу умирать второй раз.

Шаман сделал шаг вперёд, поднял руку, лезвие блеснуло в тусклом свете звёзд.

– Умирать никто не хочет. Но порой смерть – это благо для всех.

– Я не позволю себя убивать! – отрезал Оклахома, хотя и не понимал, как это сделает. – Хватит с меня одной смерти!

– Небо считает, что ты несёшь в себе беду. Ты должен уйти.

Бенни заметил, как тени от костра за спиной старика странно изогнулись, приняв очертания того самого человека в шляпе. Но когда моргнул – видение исчезло.

– Какое ещё небо? Ты, шизанутый шаман, что-то вбил себе в голову. Нет никакого неба!

– Не стоит гневить небо. Небо не прощает.

Скал занёс руку с ножом и уже готов был ударить, но под ногами промелькнула быстрая тень, раздалось негромкое шипение. Яркое пламя опалило руку шамана, и, вскрикнув, он выронил оружие. Борода вспыхнула, но другой рукой быстро сбил огонь.

Бенджамин не сразу разглядел существо, остановившееся между ними. Пламя полыхнуло ещё раз, запахло палёными волосами. Шаман, отшатнувшись, упал на спину.

Теперь увидел своего защитника – та самая огнедышащая ящерица. Стояла перед поверженным Скалом и угрожающе шипела, а из раскрытой пасти поднималось облачко дыма. Маленькое создание, её жёлтая чешуя переливалась в свете костра, а узкие зрачки были прикованы к старику.

– Останови его! – хрипло выкрикнул Скал, отползая назад.

– Чтобы ты снова попытался меня убить? – Оклахома скрестил руки на груди и не сделал ни шага вперёд.

– Я не стану тебя убивать.

– Небо передумало?

Шаман тяжело дышал, его глаза бегали от чужака к ящерице и обратно.

– Небо не меняет своих решений. Оно тебя боится.

Огненная ящерица издала шипение, и в воздухе запахло серой.

– Того, кто сумел приручить варафа, будут бояться враги, – продолжал Скал. – Твой вараф стоит тысячи песчаных псов. Если ты заставишь его оберегать наш народ, то я не выполню просьбу неба и оставлю тебя в живых.

– И что же мне помешает спустить на тебя эту огнежарку? – Бен выдержал паузу, наблюдая, как старик напрягается. – Тогда ты даже если и захочешь меня убить, то уже не сможешь. Ты будешь мёртв. Может быть, как и я, отправишься в другой мир.

– Убив меня, ты не сможешь вернуться в посёлок. А в пустыне одному тебе не выжить, ты не житель песков. Тебе нужны мы. Без нас ты не протянешь и двух дней. Вараф тебя защитит от врагов, но не напоит и не накормит. Ты умрёшь от жажды. Тебе нужны мы, а нам нужен твой вараф. Останови его!

Оклахома не знал, как остановить разошедшегося дракона, присел рядом и позвал ящерицу. Та перестала шипеть и посмотрела на него.

– Не трогай его, автоген. Прекрати.

Ящерица на мгновение замерла, затем медленно развернулась к нему. Глаза изучали его лицо.

Вараф, ещё раз глянув на свою жертву, нехотя отвернулся. Постояв так несколько мгновений, изрыгнул из своей маленькой пасти сноп белого пламени, не причинив шаману вреда, медленно отошёл в сторону и растворился в темноте.

– Помоги мне подняться.

Бен протянул руку. Шаман, кряхтя, устроился на своём месте, осматривая обожжённую руку.

– Алеф мне говорил, но я не поверил, – сказал он. – Ты первый человек, который приручил Варафа. Как тебе это удалось?

Бенджамин пожал плечами.

– Никак. Я не приручал его. Всего лишь спас. И теперь мы друзья.

– У варафа не бывает друзей. Дружба человека и варафа – это огонь и вода. Это невозможно.

– Можешь ещё раз попробовать меня убить. Проверь.

Где-то в темноте раздался лёгкий шорох – возможно, ящерица ещё наблюдала за ними. Бен не знал, заступится ещё раз это маленькая огнежарка или нет. Скал решил не испытывать судьбу.

– Мы возвращаемся. Помоги мне дойти, – наконец сказал шаман, прерывая молчание.

– Ты же шаман. Не можешь залечить свои раны?

Старик покачал головой.

– Я не волшебник и не знахарь. Я умею разговаривать с небом, но не с ранами. – Он поднялся, тяжело опираясь на плечо Бенни. – Пойдём. Нам нужно поговорить.

4

Когда отошли от ритуального костра, резкий порыв ветра задул пламя, и наступил полный штиль. Всё это напоминало плохой фильм ужасов категории Z.

Скал был тяжелее, чем могло показаться на первый взгляд, и уже через сотню шагов Бен еле переставлял ноги, вязнувшие в песке.

– Твой вараф чуть не сжёг меня, – прохрипел старик, повиснув на плече. – Какая удача для нас, если он будет оберегать наш посёлок. Иметь варафа в друзьях куда лучше, чем во врагах.

– Ага, хорошо иметь приятелей и в раю, и в аду.

– Умная мысль, а ещё лучше дружить с варафом.

От Скала несло палёной шкурой, Бенни терпеть не мог этого запаха. Напоминал ферму. Отец резал свиней и опаливал их, а вонь разносилась по всему двору. От этого амбре убегал и появлялся дома когда отец заканчивал разделку туши. А сейчас бежать некуда, приходится терпеть.

Поддерживая, Оклахома довёл шамана до посёлка. Там ждали несколько человек. Муста и ещё один подхватили шамана и увели. Бенни остался один в окружении недоброжелательно настроенных аборигенов. Не был он доходягой, но почти выбился из сил, пока тащил шамана. Хотелось присесть и отдохнуть, но вид окружающей толпы подсказал, что сейчас не время отдыхать. Сейчас может начаться побоище.

– Что ты сделал со Скалом? – спросил сморщенный старик.

– Я его не трогал.

– Ты чужой здесь! Уходи из тари! – напирала худосочная женщина, замотанная в грязное тряпьё.

– С радостью! Покажите куда идти.

– Ты не должен здесь оставаться!

Бена оттесняли с территории посёлка. Люди не желали, чтобы он дышал одним с ними воздухом. Жители кричали, голоса сливались в монотонный гул, и он перестал разбирать слова. Разъярённая толпа гудела, как растревоженный улей. Ещё мгновение – и бросятся с кулаками.

Знал, что может сотворить обезумевшая от ярости толпа. Особенно озверевшие женщины. Видел однажды, как женщины избивали водителя, сбившего ребёнка. Подоспевшей полиции осталось забрать измочаленного и уже ничего не соображавшего мужчину. А в этом мире полиции нет, а женщины и старики есть, в глазах горит праведный гнев, полны решимости свершить правосудие.

Что-то прилетело в голову, из глаз посыпались искры, и Бенни пошатнулся. Второй выпад успел отбить, подставив руку, которой тоже сильно досталось. Третий удар пришёлся по уху. Этак долго не продержится. Или выгонят умирать в пустыню, или забьют до смерти, избавив от долгих страданий.

Злобно зашипел вараф, внезапно появившийся под ногами. Полыхнуло пламя, и толпа откатила. Старик, громче всех оравший на чужеземца, упал, но соплеменники и не подумали помочь ему, разбежались кто куда.

– Привет, Автоген. Ты опять вовремя, мой спаситель.

Оклахома потрогал ухо и увидел кровь на пальцах. Ссадина на голове тоже кровоточила.

Люди остановились, не осмеливаясь приближаться. Больше никто не проявлял агрессии, не угрожал, все были напуганы. Ещё бы, вараф, гроза песков, защищает никому не известного человека, чужого. Этак и до поклонения недолго. Примут эти дикари его за бога и как начнут ему поклоняться, возносить хвалу и задабривать дарами.

Старик, глядя округлившимся от ужаса глазами на шипящего миниатюрного дракона интенсивно дёргал ногами, отползая в сторону. Ящерка, не обратив на него внимания, бросилась вперёд, извергая снопы огня, и разогнала толпу.

– Угомонись, огнежарка, враг повержен. Ты всех до смерти перепугал.

Вараф отошёл назад и застыл в бойцовской позе у левой ноги. Самые смелые жители пустыни остановились в десятке ярдов и наблюдали за человеком и огнедышащим драконом.

– Поднимите старика, – сказал Оклахома. – Вы испугались маленькой ящерицы и бросили старого человека. Не бойтесь. Огнежарка вас не тронет.

Двое мужчин отделились от толпы и, опасливо наблюдая за варафом, бочком приблизились к лежавшему на песке старцу. Подняли и, не отрывая взглядов от ящерицы, вынесли раненого с поля боя.

Вернулся Муста, и, разогнав остатки толпы, приблизился к Бену.

– Убери варафа. Я не хочу, чтобы мне подпалили зад.

– Слышала, огнежарка? Можешь уйти. Этот человек не причинит мне вреда.

Ящерица замерла на мгновение, поводя головой из стороны в сторону, раздалось шипение. На прощание выплюнула язычок пламени – совсем небольшой, но достаточно яркий, чтобы осветить место битвы, – и в следующее мгновение исчезла, зарываясь в песок с поразительной быстротой. На этот раз Бен успел увидеть это и понял, куда исчезает вараф. Никакой магии – песок, быстрые лапы и природная хитрость.

– Скал хочет тебя видеть, – сказал Муста. – Он очень недоволен… И, кажется, напуган. Что там случилось?

– Я сам ничего не понял, – Бенджамин развёл руками. – Ваш шаман собрался меня прирезать, но… передумал.

В глазах Мусты мелькнуло что-то похожее на облегчение.

– Я рад. Ты мне понравился.

– Зато твоему другу Алефу – не очень, – заметил Бенни. – Этот тоже горел желанием меня убить. Там, в песках. Кажется, здесь все только и мечтают, чтобы я отправился в иной мир.

Муста нахмурился.

– Ты должен понять Алефа. Риенцы-летяги убили всю его семью. Но ты будешь жить. Скал сказал, что ты нужен.

– А ещё Скал сказал, что я не понравился небу.

Житель пустыни пожал плечами.

– Небо переменчиво. Сегодня ураган, а завтра будет светить солнце.

Оклахома удивлённо поднял брови. Это философское изречение заставило посмотреть на Мусту другими глазами. Он считал этих людей простыми кочевниками, выживающими среди песков, а поди ты, почти поэт. Может, ещё и стихи пишет? Видимо, пустыня учит не только жестокости.

Муста провёл его мимо огромного чёрного пса, растянувшегося у входа. Зверь приподнял голову, глухо заурчал, но не встал – лишь проводил Бена тяжёлым взглядом, полным немого предупреждения.

Стоявшие поодаль люди отступили, больше не пытались изгонять чужака из племени. Бенни поймал взгляд женщины, которая яростно набрасывалась на него. Ярость в глазах исчезла, сменилась страхом и любопытством.

Муста ввёл Бенджамина в жилище шамана и вошёл сам. Скал сидел на подушке и морщился от боли, когда старая Остена обрабатывала травами рану. Опалённая борода стала значительно короче.

– Садись, – сказал шаман. – С небом я уже поговорил. С варафом тоже. Теперь надо поговорить с тобой.

Бен присел рядом.

Женщина закончила обрабатывать рану целебным отваром, в воздухе витал аромат трав. Скал молча кивнул в сторону гостя. Пальцы старой Остены, шершавые от работы, морщинистые, но удивительно нежные, приложили влажную ткань к разбитому уху.

– Ай! – Оклахома дёрнулся, ухо словно пронзило ножом.

Почти мгновенно боль утихла, сменившись прохладным покалыванием.

– Завтра приди ко мне, – сказала знахарка, убирая остатки отвара. – Я залечу рану полностью.

– Спасибо. Уже не болит, – он осторожно коснулся уха.

– К утру боль вернётся. Но я умею её побеждать.

Скал бросил взгляд на выход. Без слов все присутствующие – Остена, Муста, другие члены племени – покинули помещение. В шатре остались только двое: шаман и чужеземец.

Тишина повисла тяжёлой пеленой. Пламя масляной лампы дрожало, отбрасывая причудливые тени на стены.

– Я говорил с небом… – начал Скал.

– Я это уже слышал, – прервал его Оклахома.

Шаман покачал головой, его седые космы, украшенные костяными амулетами, шевельнулись:

– Я мало понял из того, что оно сказало.

– А я ещё меньше.

Скал поднял глаза к потолку, словно вглядываясь в невидимые звёзды и вновь обращаясь к небу.

– Небо ничего о тебе не знает. Оно смогло разбудить твои воспоминания… но стало ещё непонятнее. – Старик перевёл взгляд на Бена: – Я думал, ты лазутчик из Риена. Но ты пришёл из места, которого… нет.

Оклахома почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

– Наверное, я там умер. И появился здесь. Такое бывает?

– Кто знает, – шаман поднял руку, амулеты зашелестели, – если даже небо в неведении.

Снаружи завыл ветер, зашелестели стены шатра из натянутых шкур.

– А если я умру здесь… – сказал Бенни, – я вернусь обратно?

Скал медленно повернул голову. Его глаза, мутные от возраста, стали острыми, как кинжалы.

– Хочешь попробовать?

Оклахома почувствовал, как в горле пересохло:

– Н-нет.

– И я не хочу. Твой вараф не позволит этого сделать, а я не спешу превратиться в жареное мясо.

Шаман потянулся за кувшином с мутной жидкостью, сделал глоток и передал собеседнику. Поморщившись от боли, прикоснулся ладонью к обожжённой руке. Помолчав, наложил на рану оставленное знахаркой снадобье, и выдохнул – видимо, боль отпустила.

– Небо не хотело, чтобы ты оставался. Оно не любит даже чужаков из Риена. А ты для него загадка. Ты очень… очень чужой. Всё непознанное таит в себе угрозу, а этого надо опасаться. Небо боится. И я тоже боюсь. Здесь никто не любит чужаков. В песках не любят людей из Риена, в Риене не любят тарианцев, жителей пустыни. Но… Но ты приручил варафа, а это никому не под силу. Если ты останешься с нами, твой вараф будет оберегать нас. Ты прикажешь ему охранять посёлок. Небо хочет, чтобы ты ушёл, но я решил иначе, для блага нашего народа.

Бен замер, ощущая на себе тяжёлый взгляд шамана. Не знал ничего об этих ящерицах – тем более неизвестно, станет ли вараф подчиняться. Но сейчас главное было сделать вид, что контролирует ситуацию. И всякий случай согласился.

– Ты не будешь рабом, – продолжал Скал. – У тебя будет всё. Свой дом. Женщина. Сколько захочешь женщин. Ты выберешь себе жену, какую захочешь. Еда и вода. Всё – только пусть твой вараф защищает нас.

Оклахома кивнул, стараясь сохранить уверенное выражение лица.

– Я… попрошу его.

Глаза шамана вспыхнули. Он обрадовался, хотя старался этого не показывать.

– Хорошо. Это большая удача для нашего народа. – Скал поднял обожжённую руку, осторожно разглядывая волдыри. – Через десять-двенадцать лун вараф вырастет и обретёт полную силу. С такой защитой нам не страшны никакие враги.

– И насколько он вырастет? – поинтересовался Бенни, представляя огнедышащего дракона.

Шаман показал рукой – примерно до колена взрослого мужчины, рост собаки.

– У самцов вырастают крылья. Когда твой вараф научится летать – один справится с целым отрядом риенских летяг. Если это самец… наша удача будет вдвое больше.

Бенджамин невольно усмехнулся:

– Значит, я теперь повелитель драконов. Дейенерис Таргариен в мужском обличии. Неплохое приобретение.

Лицо Скала исказила гримаса боли, когда он переложил руку на колено.

– Нам предстоит о многом поговорить. Я хочу узнать о том мире, откуда ты пришёл.

– Я бы тоже кое-что расспросил о вашем,

– Сейчас уже ночь. Я устал. У меня болит рука. Не помогают даже травы Остены. Стар я уже, молодым от этих зелий больше толку. Поговорим завтра. Пока я хочу убедиться – ты и правда приручил варафа или всё, что произошло – случайность? Позови его.

Оклахома пожал плечами. «Ну вот… Ничего не получится. А потом меня всё-таки убьют».

– Эй, огнежарка. Если ты рядом, покажись нам. Шаман хочет на тебя посмотреть.

Ящерица не отреагировала, что и следовало ожидать. Бенни приготовился к худшему. Скал поймёт, что обманывался и прикажет своим пустынникам зарезать непрошеного гостя. Интересно, перенесётся назад после второй смерти или в другой мир? Или сознание исчезнет окончательно?

– Эй, автоген! Дракон! Мы тебя ждём!

Он не верил, что огнежарка появится. Может, это и вовсе разные ящерки были – та, что подпалила Алефа и эта, которая спасла от второй смерти. Совпадение.

Скал, ждал, полуприкрыв глаза, и, как младенца, покачивал раненую руку.

– Спит, наверное, – сказал Оклахома. – Ящерицы спят по ночам?

– Варафы ведут скрытную жизнь, и мы мало о них знаем. Встречали и днём, и ночью. Но не все, кто видел взрослого варафа вблизи, смогут об этом рассказать. Обугленные тела молчат.

– Эй, друг. Огнемёт чёртов, выйди, если ты рядом. Мы хотим тебя увидеть.

Вараф не появлялся.

– Не хочет нас видеть, – сказал шаман. – Тогда попробуем завтра.

Но вараф пришёл. Зашуршал песок, колыхнулся полог, занавешивающий вход, и юркая ящерица быстро пробежав, едва касаясь поверхности, остановилась перед Беном. Маленькие чёрные глаза, не мигая, смотрели на двух людей.

Скал широко открыл глаза и перестал качать руку.

– Он тебя слушается. Это хорошо. Но, ради неба, не устраивай пожар. Наши жилища очень быстро горят.

– Да, противопожарная безопасность у вас… И огнетушителей нет. Рай для пожарного инспектора – замучаешься штрафы платить.

Огнежарка, словно поняв, что от неё больше ничего не требуется, исчезла. Скал, кряхтя, поднялся с подушки. Бенни тоже встал.

– А пока можешь идти, мы поговорим завтра вечером. Сегодня вернёшься на прежнее место, а завтра у тебя будет свой дом. Всё, что пожелаешь – за верность варафа. Но сначала тебе придётся пройти одно испытание. Ты отправишься на охоту.

Охота… Бенджамину это не очень понравилось. Вспомнил, что на охоту отправляли рабов.

Шаман позвал Мусту и велел проводить гостя. Когда проходили мимо Муртаха, Муста сказал:

– Не бойся. Ты теперь свой. Своих песчаные псы не трогают. Но выходить за пределы поселка пока не советую.

Теперь пёс вовсе не обращал внимания на чужеземца. Принял Бенни в свою стаю.

Двор опустел – жители разошлись по хижинам, но Оклахома успел заметить пару детских глаз, выглядывающих из укрытия. Детское любопытство, похоже, было универсальным во всех мирах. Муста, заметив взгляд, тихо рассмеялся:

– Уже весь посёлок знает про твоего варафа. Даже старуха Мара, которая три года не выходила из хижины, сегодня спрашивала, правда ли, что чужеземец приручил огневика.

Оклахома улыбнулся:

– Могу показать, если интересно.

Муста покачал головой:

– Не надо. Скалу ты уже показал. И Алефу… – он сделал многозначительную паузу, – этого им хватит на долгое время.

У входа в хижину Бен остановился:

– Здесь безопасно по ночам?

Муста оглядел тёмную пустыню:

– Чужих здесь нет. Иногда приходят шакалы… – он потёр подбородок, – а в прошлую луну видели льва. Но стражи не спят. Звери не трогают людей. Только смертельный голод может заставить их напасть. И все они боятся огня. – Он кивнул в сторону хижины: – С таким защитником тебе и вовсе нечего бояться.

Бенни задумался:

– А сами варафы? Они людей не боятся? Огня-то уж точно не опасаются.

Муста на мгновение задумался.

– Варафы никого не боятся. Но на людей не охотятся. Даже голодные. – Он сделал предостерегающий жест: – Но если встретишь в пустыне – обходи стороной.

Оклахома вошёл в дом, зажёг масляную лампу, слабо осветившую скудное убранство, и лёг на песок. Соседи ещё не вернулись с охоты. Знать бы на кого охотились и чего ожидать, ведь ему придётся пройти это испытание.

Сумасшедший день наконец-то закончился. Сегодня узнал много нового. Теперь известно, что смерть – это не конец жизни. Если умрёт ещё раз, то, возможно, снова проснётся в другом мире. Проверять эту версию не было никакого желания.

Мир, в котором оказался – не очень дружелюбен. Чуть не погиб во время песчаной бури, его собирался убить Алеф, а затем и Скал. Но если первый не решился, то второй убил бы, не раздумывая. Однако выяснилось, что Бенджамин Мёрфи принесёт народу тари пользу. Это и спасло от смерти… или от перехода ещё куда-то, в более негостеприимный мир. И выручила маленькая ящерка-огнежарка, с которой имел неосторожность подружиться.

Кстати, где вараф?

– Эй, огнежарка! Ты здесь?

Тишина.

– Огнемёт! Ты рядом?

Лишь потрескивал сверчок.

– Эх, ушла, наверное.

Послышался тихий шорох. Огнежарка вышла из тьмы и остановилась рядом.

Бен повернулся на бок, сел, скрестив ноги, и протянул ящерке раскрытую ладонь. Ящерица взобралась на неё, не отрывая взгляда чёрных глаз от Бенни.

– Ты есть, наверное, наверное, хочешь.

Оклахома пошарил свободной рукой по песку и нашёл тарелку, в которой оставалось ещё пара кусочков сушёного мяса. Положил перед Огнежаркой. Та долго осматривала мясо, тычась мордой. Зашипела, и он отшатнулся, боясь, что полыхнёт пламенем. Но Огнежарка, прихватив добычу мелкими острыми зубами, спрыгнула с ладони и исчезла.

Снова лёг на спину и закрыл глаза. Теперь предстояло завоёвывать место под солнцем. Забыть об уютном офисе, о ванне с горячей водой, об интернете и вообще обо всех благах цивилизации. Но раз этим людям так нужна огнедышащая ящерица, а он, сам того не желая, привязал животное к себе, то нужно этим пользоваться. Что там говорил Скал? Еда, вода, женщины и собственный шалаш. «Ну начнём с малого, а там и интернет проведём», – подумал Бенни.

Пытался составить представление о новом мире, пазл получался так себе. Здесь есть обширная пустыня, где живёт племя аборигенов, застрявших в развитии на уровне средневековья. Холодное оружие из железа имеется, но сами, судя по всему, руду не добывают. Значит, должны быть те, кто этим занимается. За пределами песков живёт народ, с которым тари враждуют. Американские индейцы покупали у белых ружья, а потом пускали его в ход против продавцов. Могли так делать и тари.

У риенцев есть свои да Винчи, которые изготавливают крылья для летяг. Это означает, что технологии там на порядок выше. Пока это всё, что Оклахома узнал.

И небо здесь очень странное. Объект поклонения для местных жителей. Словно опутано паутиной белёсых нитей, которые он поначалу принял за перистые облака. Но облака меняют форму или рассеиваются, а это полосы в небе неподвижны. Никаких мыслей по этому поводу не было.

В этом мире, возможно, существует магия. Шаман помог Бену вспомнить обстоятельства гибели, да и сам подсмотрел его память. Магия это? Или Скал хороший психолог?

И почему здесь говорят на английском? Наверное, это альтернативная Америка. Очень странная Америка, где не знают её названия. Или же он стал понимать чужой язык?

А ещё тут водятся мелкие огнедышащие драконы, один из которых непонятно по какой причине привязался к пришельцу. На этом всё. Нужно побольше узнать об этом мире. Здесь предстоит провести долгую (Бенджамин надеялся, что долгую) жизнь.

Когда уже почти уснул, в шалаш вошёл раб-охотник. Неразговорчивый житель Риена. Молча лёг на песок и закрыл глаза.

– А где твой друг? – спросил Оклахома.

– Ушёл на вечную охоту, – ответил раб.

– Не понимаю. Умер?

– Песчаный червь раздавил.

– Червь…

– Орхом называют. Его мясо мы ели вечером. Ты не здешний. Ты не знаешь пустыни и ты не из Риена. Где твой дом? – впервые за всё время раб проявил к Бену интерес.

– Далеко, – ответил Оклахома. – Я даже не знаю, как далеко. Я его больше никогда не увижу.

Раб долго молчал, потом снова заговорил.

– Моё имя Расп. Ты спрашивал наши имена. Если ты жив, то теперь можно и познакомиться. А имя ушедшего на вечную охоту надо забыть. Память наша коротка. Придут другие. И тоже погибнут. Завтра мы пойдём на охоту с тобой. Так сказал Муста.

Расп замолчал, отвернулся и захрапел. Бенни вскоре тоже уснул, погасив чадящую лампу.

5

Утром, едва забрезжил рассвет, в шалаш вошёл Муста. Невысокий и крепко сложенный человек с загорелой кожей поставил на пол тарелку с сушёными полосками мяса и кувшин с водой. Во взгляде читалось усталое постоянство – жизнь в пустыне требует много сил.

В воздухе витала тихая свежесть, но её хватит всего на несколько мгновений, прежде чем солнце поднимется выше и начнёт жарить всё вокруг. Утренний воздух сладковато-пряный, с лёгким ароматом пустынных кустарников. Это мгновение – единственное время, когда пустыня может казаться живой, днём она вымирает в ожидании ночи.

За долгие века бродячие племена научились адаптироваться и выживать в этих условиях, передавая потомкам знания о местных растениях, которые могут быть использованы как источники воды и пищи, о том, как строить укрытия из подручных материалов. Каждая капля пота на счету. Вода в этих местах – священна.

Бен проснулся, протёр глаза и посмотрел на предложенный завтрак. Вспомнив о том, сколько всего вчера пережил, с благодарностью посмотрел на Мусту.

– Спасибо, – произнёс, поднося мясо к губам.

Распу Муста принёс пустую похлёбку, и тот с уважением и завистью заглядывал в тарелку соседа. Бенджамин отсыпал немного мяса, и Расп, удивлённый, проговорил:

– Ты странный. Никто не делится своей едой с рабом. Даже раб.

– Мне не жалко.

Утреннее солнце, поднимающееся над горизонтом, начинало обжигать, но кувшин с водой дарил прохладу.

Муста присел рядом, сложив руки на коленях.

– Сегодня мы пойдём на охоту, – сказал он.

– Скал мне вчера говорил, что я не буду рабом и мне дадут дом.

Муста кивнул.

– Так будет. Но сначала тебе надо пройти это испытание. Все мы ходим на охоту. Но рабов отправляли вперёд и они гибнут. Ты не погибнешь, ты будешь с нами.

– Могу я взять с собой варафа?

– Можешь, но от детёныша на охоте толку будет не много. Червь силён и огромен, маленькой ящерке его не одолеть.

Когда Оклахома позавтракал, Муста велел выходить наружу. Там бегал песчаный пёс Муртах, обнюхивая всех подряд. Бенни долго искал варафа, но тот не появлялся.

Муста повёл Распа и Бена к окраине посёлка, туда, где начиналась пустыня, несущая смерть тем, кто не приспособлен к жизни в этих условиях. Там уже ждали несколько тари и ещё два раба из Риена. Рабы молча переглянулись с Распом и отвернулись. У каждого за спиной по два копья, а рабы держали ещё и сложенную сеть. Среди прочих был и Алеф, невзлюбивший чужестранца. Неодобрительно глядел на чужака, а когда случайно сцепились взглядами, плюнул под ноги и овтернулся.

Зашуршал песок, и рядом остановился вараф. Все отпрянули.

– Не бойтесь, – сказал Оклахома. – Огнежарка не причинит вам вреда. Ведь правда, Автоген?

Ящерка прижалась боком к ноге, как верный пёс.

Алеф что-то недовольно пробурчал и отошёл. Изредка Бенни чувствовал его жгучий взгляд и понимал, что эта ненависть навсегда.

Люди проверяли копья и сети, смазывая специальным раствором, чтобы увеличить прочность в предстоящей битве.

– Сегодня мы поймаем червя, – произнёс Муста, взгляд не оставлял сомнений в решимости. – Я чувствую, сегодня он близко. Наим, ты следи за рабами.

– Нельзя недооценивать червя. Орх не обычное чудовище, часть пустыни. Земля бережёт свои тайны и никогда не расстаётся с ними без боя, – сказал Наим, прижимая к груди копьё.

– Да, мы все знаем это, – усмехнулся Муста. – Но если мы не поймаем его сегодня, значит, мы не ловцы. А нам надо кормить свой народ. Выходим!

Бену сунули в руки два длинных копья, и он обхватил древки, не зная, что делать. Если бы это был лук или арбалет, он бы показал своё мастерство, не зря медали получал.

Охотники начали движение в глубь пустыни. Монотонно шелестел под подошвами песок, вараф то и дело шипел, держась у ног Оклахомы, ветер слабо свистел, выдувая звуки из песчаной флейты.

– Обратите внимание на землю, – тихо сказал Муста. – Если мы увидим следы, значит, червь рядом.

Шли долго, давно пропал из виду посёлок, обнесённый частоколом, и вокруг видны лишь барханы, по которым струились струйки песка. Останься Бенни один – с его топографическим кретинизмом ни за что бы не нашёл дороги назад – кругом лишь бескрайняя пустыня, и барханы похожи один на другой.

Передовой охотник остановился, указывая вперёд. Там, в песке, зияла огромная яма, а вокруг неё неровные круги – знак того, что червь или покинул своё логово, или недавно туда забрался.

– Червь! – сказал Алеф. – Его логово!

Внезапно из-под песка с глухим стонущим звуком вырвалась огромная плоская голова с маленькими, как бусинки, глазами. Темные чешуйки блестели на солнце. Орх почувствовал приближение людей и показал своё недовольство.

– Не стойте на месте! – выкрикнул Муста и указал Бенджамину копьём, куда следует переместиться.

Вараф отпрыгнул и начал с шипением раскидывать в разные стороны снопы огня.

Маленькие глаза орха осмотрели всё вокруг, и в ту же секунду червь стремительно выскочил наружу целиком, песок взбугрился, как волны в бушующем море. Оставляя за собою песчаные вихри, червь бросился в сторону охотников, скользя по поверхности. Размеры орха впечатляли – длиной не менее десяти ярдов, а возвышался над песком на три фута. Этакий огромный пожарный шланг.

Отряд разделился, и Оклахома оказался рядом с Мустой и ещё с двумя песчаными жителями, а Наим и Алеф с рабами – по другую сторону длинного извивающегося тела.

– Сеть! – кричал Наим. – Вы, грязные риенские шакалы, готовьте сеть!

Червь извивался, метался в разные стороны, пытаясь нападать на охотников, но те уворачивались. Одним мощным движением хвоста он сбил с ног Бенни, и тот опрокинулся на спину, выронив копьё.

Вараф, понимая, что другу грозит опасность, стал шипеть, изрыгая пламя, и опалил бок орха, не принеся большого вреда. Чем можно навредить этой гигантской анаконде? Разве что стрелять по нему из крупнокалиберного пулемёта. Но в арсенале охотников были лишь копья, ножи, ловчая сеть и безумная отвага.

Охотники разом метнули копья, и те вонзились в чешуйчатую плоть. Животное заревело от боли и начало скручиваться, пытаясь сбить со своего тела торчавшие древки.

Муста помог Оклахоме подняться и вложил в руку обронённое копьё.

– Мы его одолеем! – закричал в ухо. – Но не хвоста лезь под удары!

Червь, издав трубный вой, исчез в урагане песка, оставляя за собой лишь широкий след, будто гигантский мотоцикл проехал по пустыне.

– Вперёд! – сказал Наим. – Он ранен! Главное, не дать уйти в нору! Когда я прикажу – накидывайте сеть!

Преследовали червя, пока вновь не обнаружили. Орх катался по песку, бил хвостом по земле, поднимая тучу пыли, пытаясь избавиться от причинявших боль копий, но лишь ещё больше раздирал свою плоть и ревел, как паровоз. Подходить к взбесившемуся пожарному шлангу трёх футов диаметром – самоубийство.

У каждого ещё оставалось по одному копью.

– Разделимся на три группы, – сказал Муста и указал на Бена и одного песчаника. – Вы пойдёте со мной. Наим и Алеф, возьмите троих и обойдите слева. А вы, – кивнул на рабов, – будете стоять здесь с сетью. Расправьте заранее. Мы спугнём, и он пойдёт на вас. Когда запутается в сети, добьём. Если не успеете, я скормлю вас орху!

Бенни с одним пустынником и Мустой двинулись по крутым склонам дюны, стараясь не шуметь. Группа под командованием Наима зашла с другого бока.

Когда подошли к обезумевшему от боли животному, оставаясь при этом на безопасном расстоянии, сердце Оклахомы замерло. Песок под ногами мелко вибрировал, словно началось землетрясение, вокруг кружила настоящая пылевая буря.

Наим подал знак, означающий, что всё готово, и охотники набросились на орха с обеих сторон, вонзив в чешую копья. Теперь в теле торчали по меньшей мере пять или шесть штук, червь стал похож на дикобраза. Завыл, распрямился и стрелой стремительно бросился вперёд – теперь не нападал, а пытался убежать.

– Подготовьте сети! – закричал Наим.

Битва продолжалась, червь, извиваясь, пытался сбросить древки мешающих копий и приближался к растянувшим сеть трём рабам. Пытаться остановить такую махину втроём – это безумие.

Это была не охота, а борьба за выживание, война людей и орха, который в этот миг стал не животным, а символом их силы и единства. Или поражения и смерти, если не справятся. Любая ошибка могла стоить жизни, червь, даже обессиленный, легко бы раздавил всех преследователей.

Бен сглотнул, сердце бешено заколотилось – теперь тоже ощущал себя охотником, а не туристом, случайно оказавшимся не в той стране.

Вараф держался рядом со своим другом, и не нападал на врага – то была не его война, а орх сейчас не представлял угрозы ни для Автогена, ни для Бенни – пока между ними было порядочное расстояние.

Червь достиг поджидавших рабов, и они подняли сеть, до того лежавшую на песке. Огромная плоская голова вонзилась в неё, и сеть, спутав гибкое тело, стала развеваться, словно знамя над мчащимся поездом. В одно мгновение червь сбил с ног рабов, и те юзом, на пятках, поскользили за ним, пытаясь удержать огромную тушу. Одного подбросило и накололо спиной на торчавшее из тела орха древко копья.

Когда орх стал терять скорость, его настигли остальные охотники и начали колотить дубинками и протыкать копьями. Постепенно червь остановился, как огромный бронепоезд, локомотивом которого уже некому было управлять. Раскрыл пасть, показав три ряда острых зубов сквозь ячейки сети, и громогласно заревел.

Муста и Бен выдернули из туши копья и передали товарищам. Оклахома тут же снова всадил своё между чешуйками.

– Кожа, как из стали! – крикнул он.

– В голову бейте! – Муста подбежал к большой голове, покрытой порванной сетью, и принялся раз за разом всаживать в неё копьё.

Словно искал уязвимое место. И нашёл – точно меж двух ещё открытых глаз была тонкая щель, в которую и угодило копьё, погрузившись почти наполовину. Орх уже не ревел, лишь слабо застонал. Муста, как рычагом, стал орудовать копьём, превращая в месиво мозг.

Всхрапнув раз и другой, заколотив в агонии хвостом, взвихряя тонны жёлтого песка, червь умолк. Из раны начала вытекать белёсая жидкость. Охота завершена.

– Мы сделали это, – тихо произнёс Наим, глядя на притихшего орха.

– И потеряли одного раба, – Алеф кивнул на полуголого человека, который, словно бабочка булавкой, был приколот к червю древком копья.

Погибшего сняли и положили рядом с тушей. Одним рабом стало меньше.

Жаркая битва прекратилась, и в пустыне снова стало тихо. Поднятая червем пыль осела на уставших охотников.

Все сели в песок, прислонившись спинами к ещё подрагивающему телу мёртвого орха. Знойное солнце безжалостно жгло, песок под задницей был горячим, как раскалённое железо. Бен захотел пить, но никаких запасов с собой не имелось – не на пикник шли. Пустыня – безжалостный учитель. Если ты вышел в путь без воды, то погибнешь в считанные дни, особенно если ты городской житель. Даже если ты из жаркой Оклахомы.

«Как хорошо, – подумал Оклахома, – что мы вернёмся из этого ада в посёлок, где можно будет спрятаться от солнца».

– Пить хочешь? – спросил Муста.

Бенджамин кивнул. Тогда житель пустыни взял нож и вонзил в рану на теле червя. Спустя мгновение по лезвию потекла тоненькая алая струйка жидкости, капая на песок. Муста подставил ладони, набрал кровь орха и выпил. Бен отказался, но заметив, что все потянулись к этому роднику, понял, что лучше не выделываться, а быть как все. Он слышал истории, как ковбои в прериях пили кровь своих лошадей, чтобы не умереть от жажды. Чем он хуже американских ковбоев?

Кровь показалась не вкусной, но и не противной. Пальцы, окрашенные алым, едва не слиплись от густой и клейкой жидкости. Теперь Бенни стал настоящим пустынным охотником.

Отдохнув, Муста отправил одного человека в посёлок за подмогой – предстояла долгая работа по разделке туши, остальные продолжали отдыхать. Хотя отдыхом это не назовёшь – под палящим солнцем скорее измотаешь последние силы, чем восстановишь их.

Вскоре почти всё племя собралось вокруг добычи. Охотились не за газелями, а за морщинистым гигантом, который вылез на поверхность из подземной норы. За огромным и сильным животным, способным ударом хвоста вбить человека в песок, как гвоздь, по саму макушку.

Червь, длинный, вытянувшийся между барханами, как струна, с блестящей кожей тёмно-коричневого цвета, из которой торчали несколько копий, был мёртв, теперь осталось разделать трофей. А это не курицу распотрошить – огромная туша! – предстояло много работы.

– Вы смогли это сделать! – сказал один из пустынников. – Мы уже не надеялись поймать такого огромного орха. Небо благоволит нам!

Муста, улыбнувшись, покачал головой. Глубокий голос звучал уверенно, но устало.

– Это больше, чем охота. Этот песчаный червь – великое добро. Мяса хватит нам на много дней. Но мы потеряли одного раба, – он кивнул на тело.

– Вечером Скал отправит его на небо, – сказал Алеф. – Очень жаль, что не послал туда нашего незваного гостя, – бросил злобный взгляд на Бена.

Огнежарка, услышав в голосе угрозу своему другу, зашипела и шагнула вперёд. Огненных струй не выпускала, но из ноздрей повалил дым. Алеф отскочил и, споткнувшись, упал на спину и громко выругался.

– Алеф, не зли богов, – сказал Муста. – Всё уже решено, Бен теперь не гость и тем более не враг. Он с нами. И вараф будет нас оберегать.

Оклахома протянул Алефу руку и помог подняться. Тот помощь принял, но отошёл в сторону и продолжал стрелять в чужака недобрыми взглядами.

Тело погибшего раба отнесли к посёлку. Жители пустыни окружили тушу. Муста кивнул и протянул Бену нож для разделки, и показал, как это делается. Пробить шкуру сложно даже копьём, но если аккуратно поддеть лезвием чешуйку, то можно срезать шкуру, самый прочный слой, и дальше дело пойдёт легко.

Мужчины и женщины, собравшиеся у огромного тела орха, взялись за дело. Осторожно срезали кожу длинными и острыми ножами, поддевая лезвиями блестящую чешую. Поддавалась легко, но нужно знать, где поддевать. У Бена не получалось, и над ним подшучивали и посмеивались.

– Можно использовать шкуру для новых шатров, – заметил старый охотник, работавший рядом, орудуя ножом. – Прочная и лёгкая. Не боится ни ветра, ни солнца, ни дождя!

Команда работала, как хорошо отлаженный механизм. Мальчишки закатывали рукава, жадно наблюдая за процессом. В воздухе плавал сладковатый запах жира и крови червя.

– Накормим и яргов, и собак, и женщин, и детей, и сами сытно поедим, – продолжал, охотник.

Срезав слой кожи, охотники принялись отрезать куски мяса. Дети стали складывать на разложенные куски шкуры, и после, волоком, взявшись по трое, оттаскивали добычу к посёлку.

– Что вы делаете со всем этим добром? – спросил Оклахома, кивая на кучу мяса.

– Черви имеют целительную силу. Кровь вылечит недуги, а жир поможет сохранить тепло в холодные ночи. Мы должны использовать всё, что можем, – ответил Муста.

Вараф сидел в стороне и жевал кусок мяса, который бросил Алеф, решивший помириться с драконом – это была и его добыча.

Солнце начало медленно опускаться, и тёплая палитра заката окрасила пустыню в оранжевые и фиолетовые цвета. Племя работало почти до темноты, люди покрикивали, о чём-то переговаривались, и смеялись – это радостный день, столько мяса давно не видели.

Группа охотников пела песню:

Под солнцем злым

пусть ветер воет.

Мясо – кострам, шкура – нам!

Червь мёртв, а мы – ещё нет!

Наконец, когда работа почти подошла к концу и мясо перенесли к посёлку и разложили для сушки, к месту разделки пришёл Скал, облачённый в накидку с капюшоном, в сопровождении двух молодых охотников. Обожжённая рука его висела на перевязи, однако было заметно, что она уже заживала.

Люди побросали ножи и почтительно ждали, что скажет шаман.

– Мы сделали это вместе, – произнёс Скал, отбросив капюшон. – Этот червь стал не трофеем, а символом нашей силы. И пусть его дух оберегает нас. Но это дар и проклятие одновременно. Это не простой обитатель земли. Его смерть не должна стать лишь источником пищи. Мы будем с уважением относиться к тому, кто, пусть и не по доброй воле, но поделился с нами своей плотью. Иначе небо накажет нас. Наши предки Тари использовали дары орхов для лечения и очищения духа, а не только для поддержания жизненных сил. Верьте в силу земли, верьте своим сердцам. Верьте в небо, которое дарует нам пищу для тела и для души! Верьте червю!

Все встали вокруг шамана и, держа друг друга за руки, измазанные в крови и жире, стали повторять и повторять речитативом одни и те же слова, как мантру.

– Верим в небо! Верим в землю! Верим своим сердцам и духу червя, который будет оберегать нас!

Бен стоял в стороне и наблюдал за ними. Вараф, перестав грызть мясо орха, тоже смотрел на жителей пустыни. А сверху, с огромной вышины, за ритуалом следило безразличное небо, расчерченное странными белёсыми линиями, которые Бенни поначалу принял за перистые облака.

Когда солнце скрылось за горизонтом, завершили работу и собрались в посёлке. У колодца стоял Скал. Выглядел старик торжественно – на плечах накидка, закрывающая голову и лицо, в здоровой руке – посох из корня какого-то растения.

– Сегодня все мы пойдём на встречу с небом! – сказал шаман. – Мы поблагодарим Червя, мы поблагодарим небо за этот дар. И отправим на небо охотника, который погиб сегодня. Пусть он и не из нашего племени, пусть раб, но мы должны с почтением относиться к тем, кто погиб ради нас.

Скал двинулся к окраине поселка, и вся процессия зашагала вслед за ним. В темноте дошли до камня, где недавно шаман едва не убил Оклахому. Наверное, это у них святое место – здесь творится правосудие, тут хоронят мёртвых.

Два охотника разожгли несколько костров, заранее сложенных из сухих веток. Один, самый крупный, находился в середине – но пока не горел. На каменном костровище под грудой веток лежало тело погибшего раба, имени которого Бенджамин не знал и никогда не узнает. Там же, по бокам у тела, положили самые сочные куски мяса – в дорогу.

В безоблачном небе (а Бен уже научился отличать облака от тех странных полос, расчертивших небосвод) серебристо блестели длинные ровные линии, среди которых светились звёзды и Луна.

Люди подходили к кострам и бросали в огонь предметы, которые имели для них глубокое значение. Муста подтолкнул Бенни и прошептал:

– Ты тоже должен кинуть в костёр что-нибудь важное для тебя. Это дар богам и орху, который отдал жизнь ради нас.

Оклахома пошарил по карманам джинсов и нашёл разряженный смартфон и двадцатидолларовую купюру. Когда-то деньги и правда значили для него достаточно много. Шагнул к костру и бросил купюру в огонь. Небо приняло дар, бумага в одно мгновение съёжилась и вспыхнула. Эндрю Джексон хитро подмигнул и ухмыльнулся, а потом его лицо съежилось и исчезло в пламени.

Бен всегда носил эту купюру в кармане. Администрация президента США не так давно обсуждала к изображению рабовладельца, седьмого президента Эндрю Джексона добавить бывшую рабыню и чрезвычайно религиозную Гарриет Табмен. Этот факт в свое время рассмешил. И он хранил эту купюру на тот случай, если вдруг всё же это произойдет и она останется в качестве сувенира. Вообще сама купюра эта – сплошной анекдот – ведь Джексон выступал против бумажных денег.

Когда последний дар был положен в костёр, Скал произнёс:

– Разожгите последний костёр, отправим Небу дар и вернём ему сына.

Заполыхал огонь, неприятный запах палёного мяса ударил в нос. Языки пламени взметнулись к небу, освещая лица людей.

Скал поднял руку с посохом.

– Братья Тари! Мы сегодня не празднуем победу, а скорбим по Червю. Он погиб ради нас. И ещё мы провожаем убитого охотника. Никто не помнит его имени. Для нас этот человек был всего лишь рабом. Но благодаря его помощи мы теперь будем сыты и здоровы в течение долгих дней. Воздадим же все почести.

Женщины начали ходить вокруг большого костра и петь древнюю песню предков, голоса сливались в один. Бен различал слова, но не понимал смысла. Каждый шаг отдавал стуком сердца, каждый взмах рук говорил о благодарности небу, которое дарует жизнь. Танец становился всё быстрее, огонь отражался в глазах.

– Смотрите! – закричал один из мужчин, указывая в небо. – Духи отвечают нам!

Бенни поднял взгляд и увидел, что с неба сорвалась звезда. Обычный метеор, а эти дикари приняли его за знак богов. Несколько секунд светящаяся точка летела по небосводу, оставляя длинный след, затем исчезла, сгорев в атмосфере. Небо приняло жертву. Оклахома не стал разубеждать людей и рассказывать о физике и астрономии. Ещё сожгут, как еретика на том же костре, на котором сгорел безымянный раб.

– Пусть этот день останется в нашей памяти. Мы – сила этой земли, и духи неба навсегда будут с нами, – сказал Скал.

Торжество длилось долго, до полуночи. Затем уставшие, но довольные пустынники вернулись в посёлок. Они сделали то, что должны – отправили погибшего охотника на небо и воздали ему все почести.

В посёлке начался пир. На небольшой площади у колодца развели костёр, в котором стали запекать куски мяса. Расстелили большие ковры, украшенные вышивкой, разложили широкие глиняные тарелки с запечённым мясом, кувшины, в которых оказалась не вода, а нечто похожее на вино или брагу. В эту ночь пировали все, даже рабы. Большой праздник в честь удачной охоты, хоть и омрачённый гибелью одного раба.

– Ешьте, наслаждайтесь едой, но помните! – говорил Скал. – Мы собрались здесь не только ради еды. Этот орх не просто насытит наши тела, но и укрепит дух нашего народа. И выпейте. Пейте за братьев! За жизнь! За червя, дарующего нам эту жизнь!

Мясо было вкусным. Намного вкуснее высушенного. Мягкое и сочное, таяло во рту. Брага оказалась не очень крепкой, чуть крепче пива, вкус показался Бену необычным, но пить можно. Ел мясо, запивая брагой, и уже почти позабыл о том, что ещё недавно жил совсем другой жизнью.

Варафу веселье до лампочки, лишь однажды появился, получил свою порцию мяса и ушёл. Люди его побаивались, хоть им и сообщили, что отныне автоген – их отец родной и защитник.

Алеф всё ещё недобро посматривал на Бенни, но озлобленность смягчилась, может быть, ненадолго и лишь под воздействием алкоголя. Даже пару раз похлопал по плечу, рассказывая всем, как чужестранец участвовал в охоте на орха.

Всю ночь продолжались песни и танцы. Дети, смеясь и крича, кружили вокруг, участвуя в веселье, потеряв счёт времени.

Когда все были навеселе, Оклахома подсел к Мусте.

– Посмотри на небо, – сказал. – Ты видишь?

Муста поднял голову. Глаза уже слегка осоловели.

– Вижу. Это небо. И что?

– Что это за светящиеся линии? Я никогда такого не видел.

Муста перевёл взгляд на Бена и долго осматривал, как сумасшедшего.

– Это и есть небо. Это Первое небо. За ним есть второе и третье. На Первом небе живут демоны, на втором посредники, на третьем боги. Ты разве не знал этого?

Оклахома снова окинул взглядом звёздное небо.

– Что ещё за демоны?

Муста пожал плечами.

– Иногда они появляются… ничего хорошего от них ждать не приходится. Лишь огонь и смерть.

– Там, откуда я пришёл… там небо другое.

– Откуда же ты пришёл? – спросил Муста. – Небо и в Риене небо. Везде одинаково. Поговори со Скалом, шаман об этом знает больше, чем я. Он общается с небом.

Бен вздохнул.

– Я уже и сам не понимаю, откуда пришёл. Я умер в родной Оклахоме и проснулся в пустыне, где вы меня с Алефом и подобрали.

– Чудно ты говоришь, – Муста сделал глоток браги из кувшина. – Я тебя не понимаю.

– Я тоже не понимаю.

– Выпей! – пустынник протянул Оклахоме кувшин. – И ни о чём не думай. Скал сказал, что теперь ты с нами, а это главное. Неважно, где ты жил и откуда ты пришёл, умер ты или нет. Теперь ты наш. А на Алефа не обращай внимания. Считает тебя риенцем, а они убили всю его семью. Но придёт время, привыкнет к тебе. Если, конечно, не убьёт раньше. Ненавидит риенцев всей душой.

Когда забрезжил рассвет, пир прекратился, и жители разошлись по своим жилищам. Бенни, как и обещали, поселили в отдельном доме, который за этот день сделали специально для него. Теперь осталось выбрать жену, или даже не одну, и завести семью.

«Как всё просто в этом мире – выбрал какую хочешь и женился», – думал Бенджамин, лёжа на подстилке и глядя в потолок.

Рядом зашевелился вараф, пристраиваясь к боку.

6

На другой день, ближе к вечеру, когда жители стали просыпаться после пиршества, Муста отвёл Бена к Скалу.

Песчаный пёс Муртах, проводил взглядом чужака, но не облаял. Огнежарка куда-то убежала и не появлялась, видимо, охотилась. Автоген, который живёт сам по себе.

Шаман сидел в своём жилище, рядом находилась старая знахарка Остена. Рука старика уже не болела, лекарка своё дело знала.

Оклахома присел напротив на полу, устланном ковром. Старик велел Мусте удалиться, а сам долго и молча осматривал гостя, словно оценивая, полезен для племени Тари или нет.

Остена осмотрела недавнюю рану нового члена племени и удовлетворительно покачав головой, вышла вслед за Мустой.

– Нам надо поговорить, – сказал наконец Скал. – Раз уж ты влился в нашу семью и почти стал тари, то ты должен породниться с нами. Завтра ты выберешь себе жену.

Оклахома догадывался, что к этому придёт, но смутился. Не очень складывалось с женщинами, а тут надо вот так взять и выбрать себе жену? Спутницу жизни на долгие годы? Даже не узнав характера? А что если она станет кидаться сковородками? Или запретит ходить с друзьями на охоту?

– Я не привык быстро выбирать, – промямлил он. – В моей прошлой жизни это не так быстро решалось. Я должен присмотреться к будущей жене, она должна присмотреться ко мне, и если мы понравимся друг другу… Мы должны сойтись характерами, понять друг друга.

– А ты точно не риенец? – подозрительно спросил старик. – Это риенские обычаи. В пустыне нет времени на долгие размышления. Это как охота на червя. Ты его возьмёшь, если будешь решителен. А если станешь стоять и раздумывать, то он возьмёт тебя, – помолчав, шаман добавил: – А у тебя была жена в той жизни?

– Н-н-нет, – ответил Оклахома.

– Ты потратил жизнь впустую! – воскликнул Скал. – Ты умер и не оставил потомства. Тебе даётся второй шанс, не упусти его!

– Но я ещё совсем не знаю вашего народа и обычаев. Я даже не понимаю, где оказался! – стал сопротивляться Бен.

Шаман вздохнул и оправил укороченную цирюльником-варафом бороду.

– Чего ты хочешь узнать?

– Всё! – сказал Оклахома. – Что такое это ваше небо, что там, в высоте, что это за линии, видные глазу? Почему вы с риенцами ненавидите друг друга? Что такое Риен, что такое Больные земли, о которых я слышал?

Скал скривился, как от зубной боли. Старик не любил вопросов, особенно от тех, кому не доверял. А доверие ещё предстояло заслужить.

– Как много вопросов! Ну хорошо! Если я тебе отвечу, ты согласишься выбрать себе жену?

– Я подумаю, – уклончиво ответил Бенджамин.

Шаман помолчал.

– Очень сложно объяснять очевидные вещи. Но я попробую. Я всё больше убеждаюсь, что ты не из этого мира. Верно, ты на самом деле умер и появился здесь, раз не знаешь всего этого. Небо… – он задумался, прикрыв глаза. – Каждый ребёнок знает, что такое небо. А ты, взрослый человек, задаёшь такие вопросы.

– Рассказывай уже как есть… С самого начала, – сказал Оклахома. – Считай, что я ребёнок, который ничего не знает. Младенец.

– В древние времена люди напрямую общались с богами, которые живут на небе, – начал говорить шаман. – Тогда каждый мог это делать. И жили тогда иначе. Земля была цветущим оазисом и заселена куда побольше, чем сейчас. Но люди отказались от законов, которые им принесли боги. И были за это наказаны. Боги сожгли Землю, выжгли большую часть. Это и ответ на вопрос – что такое Больные земли. Огонь с неба сжег те места, искоренив там жизнь. С тех пор тысяча лет прошла, я даже не знаю сколько, жить там невозможно. Стоит человеку лишь пройтись по этим землям, и он заболевает и умирает быстрой и мучительной смертью. Никакой лекарь не поможет, никакая знахарка или колдунья. Говорят, там живут люди, из тех, кто смог приспособиться, но их и не назовёшь людьми. Гиблые там места.