У лжи есть имя 2

Глава 1

Артур

Эти стены всегда дарят мне ощущение полного контроля. И в то же время – будоражат нервы, пробуждая бешеные импульсы, которые, словно скоростные поезда, проносятся по венам, пульсируют током под кожей и, наконец, достигают мозга. Это чувство сродни ощущению «я дома», хотя я никогда не знал, что это такое на самом деле.

Ноги ведут меня по извилистой мощёной дороге, лавирующей в гуще хвойного парка. Я замедляю шаг, чтобы насладиться моментом. Платиновая карточка-пропуск лежит в кармане моей рубашки, холодя кожу сквозь ткань. Медленно достаю её, прокручиваю в пальцах и, наконец, спускаюсь по крутой лестнице к железной двери. Здесь меня никто не видит. Вокруг – глубокая, мрачная ночь, соответствующая моим мыслям.

Открыв дверь, я попадаю в тёмный коридор и иду вперёд, вкушая каждый шаг, приближающий меня к цели. Это место всегда позволяет выпустить всех внутренних демонов, и сейчас мне это необходимо. И всё же бываю здесь я редко. Очень редко. Как правило, я предпочитаю быть невидимым гостем в другой части особняка – в маске, как и все остальные.

Стук моих кожаных туфель по мраморному полу эхом разносится по коридору, пока не затихает на ковре. Приглушённый свет озаряет комнаты по обе стороны от меня, и я знаю, что происходит за этими дверями. Это место – пристанище похоти и плотской, на грани безумия «чумы», которыми так наслаждаются ценители «особенных» удовольствий. Никто из них не знает, что на самом деле этот особняк давным-давно стал для них ловушкой. Они верят в анонимность. А я – в силу власти, способную открывать двери к их извращённым душам и тёмным порокам. Они думают, что за ними никто не наблюдает. А я делаю всё, чтобы они продолжали так думать.

Двери цилиндрического лифта, обитого алюминием, открываются передо мной. Как только нажимаю на кнопку минус второго этажа, механизм моментально срабатывает. Делаю глубокий вдох. Минус первый этаж. Выдох. Щелчок оповещает, что лифт остановился. Двери вновь разъезжаются. Я почти у цели.

– Здравствуйте, мистер Даймондхарт, – произносит услужливым тоном Бетти, экономка. – Он ожидает вас.

– Всё подготовили?

– Конечно, мистер Даймондхарт.

Кивнув, прохожу по коридору нижнего уровня, залитому холодным светом от люстр. Здесь нет окон, но много искусственного освещения. Белая дверь с позолоченными вставками и такой же обитой золотом ручкой с каждым шагом становится всё ближе. Мандраж, покалывание в пальцах – всё это стоит каждой секунды, проведённой здесь. Обвив пальцами круглую ручку, я медленно поворачиваю её. Этот запах – лекарств, дезинфекции и старой, едва дышащей души – сразу же заполняет ноздри. Оседает, словно масло, на стенках слизистой. И потом надолго остаётся со мной.

Вхожу и закрываю за собой дверь.

В середине гостиной меня встречает закрытый рояль, на поверхности которого стоит бутылка шотландского виски Isabella’s Islay и охлаждённый стакан. Эта комбинация всегда усиливает лёгкий трепет перед началом. Пересекая размеренными шагами тихую комнату, усаживаюсь на стул, слегка подтягиваю рукава пиджака и тянусь к бутылке. Откупоривая крышку, медленно наливаю жидкость цвета смолы в стакан и делаю глоток. Что ж, кажется, я готов начинать.

Касаясь клавиш, начинаю играть, слегка прикрывая глаза. Спустя несколько мгновений аккорды смешиваются с едва слышным тиканьем аппарата для подачи кислорода. Пальцы соскальзывают с клавиш, правильные ноты начинают переплетаться с фальшивыми, а звук аппарата в другом углу комнаты усиливается. Мелодия ещё не доиграна, осталось совсем немного. Вновь играю правильно, даю себе время, даже стараюсь, но намеренно срываюсь и попадаю не в такт.

Прости. Я снова не оправдал твоих ожиданий.

Последняя нота издаёт прощальный звук и расплывается по комнате меланхоличным эхом. Убрав пальцы с клавиш, беру стакан и делаю ещё один маленький глоток, оставляющий после себя горькое послевкусие.

– Здравствуй, отец, – бросаю взгляд в угол комнаты, где он сидит в инвалидной коляске, подключённый к кислородному концентратору. – Давно тебя не навещал. Прости. – Как поживаешь, старик? – едва усмехаюсь и, поставив стакан обратно на рояль, закидываю ногу на ногу. – Говорят, ты иногда ругаешься.

Звук аппарата, измеряющего частоту сердечных сокращений, вновь становится громче. Его искажённое параличом лицо после инсульта слегка искривляется.

– Я могу попросить, чтобы о тебе заботились лучше. Не хочу, чтобы ты покидал этот мир. Ты же понимаешь это?

В ответ слышу лишь хриплое мычание.

– Пришёл сообщить тебе, что отправил за решётку Бастиана Ришара. Ты ведь помнишь, кто он такой? – с налётом интереса в голосе спрашиваю я, а затем улыбаюсь. – Ну конечно, ты помнишь, – понимающе киваю. – И, кажется, семья Ришар была не готова к такому. Они были не готовы… – протяжно повторяю, вдумчиво изучая его безэмоциональное, абсолютно лишённое жизни лицо. – Ты гордишься мной?

Пищание аппарата оповещает меня о падении уровня кислорода. Увидев, что трубка слегка съехала в сторону, встаю с места и подхожу к нему. Он не курит уже десять лет, но я всё ещё чувствую этот затхлый запах сигаретного дыма, который, кажется, пропитал его кожу канцерогенами навсегда.

– Вот так будет лучше, – вставив кислородную трубку обратно в его нос, я возвращаюсь на своё место.

Делаю ещё пару глотков и наливаю новую порцию.

– Ты знаешь… – оглядываю комнату, будто пытаясь подобрать нужные слова. – Мне пришлось сделать больно одному человеку, который, кажется, не заслужил всего этого. Да… Да, я знаю, что ты не терпишь жалости. Но она… Она так чиста, отец. Наивна. И так не похожа на своего отца. – Запиваю слова глотком виски, который сразу обжигает желудок. – Я понял, что она не заслужила такой участи. Хотя ты был бы доволен мной, безусловно, – торопливо добавляю я. – Знаешь, над чем я размышлял последнее время? – Заглядываю в пустые глаза, будто ожидая заинтересованный кивок в ответ. – Я часто размышляю, когда именно я стал таким. Когда случился тот самый момент? Ещё до того, как умерла мама, или после? Я всё думал… – пьяно усмехаюсь и вновь берусь за стакан. – Она меня сделала таким? Или… – замолкаю на полсекунды, – ты?

Комната наполняется тяжёлым молчанием, пока я выпиваю один стакан за другим.

– Знаешь, иногда мне хочется, чтобы ты сдох, – произношу ровным тоном, рассматривая дно пустого бокала. – В мучениях и собственной моче. Оставленным, никому не нужным куском парализованного дерьма. Но потом… Потом я думаю, что ты должен продолжать жить. Ведь я хочу, чтобы ты видел, кого вырастил. Чтобы ты, наконец, гордился своим единственным сыном. Ты же понимаешь это, отец?

Тишина в ответ запускает во мне необратимые процессы, которыми сложно управлять.

– Каково тебе – жить с осознанием, что теперь ты никто? – не поднимая на него глаз, спрашиваю я. – Когда ты заперт в этой комнате уже два гребанных года, и всё, что люди делают для тебя – это убирают твоё дерьмо и меняют подгузники? – Не услышав ответа, с раздражением выдыхаю: – Ты, вероятно, думаешь, что жизнь несправедлива по отношению к тебе, отец? – Хрипло усмехаюсь, осматривая комнату вокруг. Я постарался сохранить интерьер таким, каким он был давным-давно. Бросаю взгляд на ковёр под ногами, который помнит все мои детские крики. Затем – на стол, о который мне не раз ломали нос. А потом – на отца. Человека, напрямую причастного ко всему этому. – Как по мне, жизнь чертовски справедлива к тебе, отец.

Встаю со своего места и медленно приближаюсь к нему.

– Думал ли ты когда-нибудь, что всё могло быть иначе?

Его мычание усиливается, рот слегка приоткрывается, будто он хочет что-то сказать.

– Думал ли ты когда-нибудь, что можешь стать хорошим отцом? – сквозь зубы спрашиваю я, не отводя от него взгляда. Замечаю, как в уголке его глаз собираются слёзы. Отхожу назад и продолжительно всматриваюсь в его лицо.

– Что бы это ни значило – мне плевать, – спустя паузу бросаю я, перед тем как развернуться и последовать к выходу, выключив в его комнате свет.

Захлопнув дверь, тут же встречаю Бетти, направляющуюся к нему. В руках у неё полотенце и маленькие колбочки с лекарствами.

– Куда? – жестом останавливаю её.

– Душ и лекарства для мистера Крейга.

– Не трогайте его сейчас.

– Но мистеру Крейгу нужно дать лекарства… – она растерянно моргает.

– Бетти, – металлическим тоном отрезаю я. – На сегодня вы свободны.

– Х… – Бетти послушно кивает. – Хорошо, мистер Даймондхарт.

Как только она разворачивается и направляется в другой конец коридора, я напоследок бросаю взгляд на белую дверь, а затем следую к выходу. Лифт поднимается вверх, потом – тёмный коридор, комнаты… и, вот наконец, я оказываюсь на улице.

В кармане брюк вибрирует мобильный. В оглушительной тишине ночи этот звук слышится особенно остро – даже нервирующе. Посмотрев на экран, сжимаю челюсти. Половина бутылки виски лишь распаляет во мне желание послать абонента к чёрту.

– Какого хрена я понадобился тебе в пять утра? – выдавливаю я, поджигая сигарету.

– Артур, это важно! Не бросай трубку!

Что-то в его голосе мне определённо не нравится.

– Живее.

– Эва… Она…

Я сжимаю мобильный сильнее, почти ломая его. Сукин сын опять подобрался к ней. Какого хрена, спрашивается?

– Эванн, – сдавленно проговариваю я, теряя всякое терпение.

– Она упала. С лестницы, Артур, – его слова, словно ржавое сверло, вонзаются в сознание. – В нашем доме, – выпаливает Эванн так быстро и взволнованно, что я отбрасываю сигарету в сторону и делаю несколько шагов вперёд, пытаясь осознать услышанное. Что он, блядь, несёт?

– Я заходил к тебе домой, она была там. Мы разговаривали с ней. Я видел осколки, а потом… Потом я вспылил, но, Артур, я клянусь, это был не я! – кричит Эванн. – Я не причинил бы ей вреда!

– Где она?! – зло ору я в трубку, ускоренным шагом двигаясь к воротам.

– В больнице, – отвечает он. – Я привёз её туда, Артур. Я… – он замолкает на мгновение. – Я сказал им…

– Больница? – рявкаю я.

– Хаммерсмит.

Я тут же сбрасываю звонок.

Глава 2

Эванджелина

Чувствую себя так, словно нахожусь под водой. В бездонной темноте холодной бездны, которая всё сильнее затягивает меня в свои ледяные объятия. Ее чернота кажется необъятной, всепоглощающей. Панический ужас сковывает тело, парализует мысли. Сердце выбивается из груди, сильными ударами отдаваясь в рёбра. С каждым криком кислород в моих лёгких иссякает, и силы покидают меня.

Поднимаю голову вверх и вижу маленький просвет, похожий на зрачок кошки, приготовившейся к атаке. Пытаюсь дотянуться до него, доплыть, но моё тело не слушается, словно каждая моя кость раздроблена на тысячу частиц. С новым криком теряю последний остаток воздуха в лёгких, который в виде пузырьков поднимается вверх, все дальше от меня.

Делаю глубокий вдох, и моя грудная клетка разрывается от обжигающей и парализующей боли. Внезапно я открываю глаза.

– Моя девочка… Моя добрая ласковая девочка…

Сгусток жгучей боли сдавливает лёгкие. Сквозь дрожащие ресницы я едва могу разглядеть что-то вокруг. Все плывёт… Ничего не понимаю. Морок сна все еще тянет в свои объятия, не даёт вырваться, тяжеля веки и убаюкивающе выравнивая дыхание.

– Эванджелина?

Женский голос проникает в сознание.

– Девочка моя, ты проснулась? Боже, доктор!

Морщусь от громкого звука и закрываю глаза, борясь с невыносимой болью в висках. Сколько я сплю? Где нахожусь? И почему… Почему так трудно дышать?

– Доктор, она только что очнулась!

– Клара, присаживайтесь, – мужской голос заставляет меня приоткрыть глаза и прищуриться. Свет ослепляет так сильно, буквально сжигая заживо роговицу, – Пожалуйста. Вам нужно успокоиться.

– Доктор Рид, может быть ей нужно больше обезболивающих?

Ко мне приходит осознание, что я знаю, кому принадлежит этот голос.

– Мама… – едва слышно произношу я.

Сквозь паузу, моей ладони касаются тёплые руки.

– Девочка моя, все хорошо…

– Мама…

– Клара, состояние вашей дочери стабильно, – вступается мужской голос, – Увеличивать дозу препаратов не требуется.

– Но вдруг ей больно?

– Понимаю ваши переживания, но все что сейчас требуется вашей дочери – это покой и тишина.

Мои глаза привыкают к свету, отчего я могу разглядеть происходящее. Белые стены, белый халат доктора, мама, сидящая подле меня. И звуки… Тикающие, волнообразные звуки аппаратов. Чувствую, что где-то в области шеи установлен венозный катетер, по которому поступает мутно-желтая жидкость.

– Боже, милая… – она плачет, целуя мою руку, – Прости, прости меня…

– Хочу пить… – шепчу я, чувствуя как язык прилипает к небу.

– Что? Ах, – мама тут же встаёт со своего места, – Конечно, сейчас!

Она подносит к моему рту маленькую трубочку и потихоньку вливает жидкость. Чувствую, как каждая капля стекает по горлу, и разливается прохладой по желудку.

– Дорогая моя, как ты себя чувствуешь? Ты спала так долго… – мама снова плачет, смахивая с щеки слезу. Её голос дрожит от переживаний. – Я так беспокоюсь за тебя.

– Что случилось? – шепчу с хрипом, чувствуя, как горло саднит. – Почему я здесь?

Дверь в палату открывается, и в помещение вихрем влетает Маэль.

– Эва… – брат быстрыми шагами пересекает палату и присаживается возле меня, хватая меня за руку. – Как хорошо, что ты проснулась. Чёрт возьми, я чуть не сошёл с ума.

– Я не понимаю… – растеряно произношу я. – Почему я в больнице?

Маэль переводит взгляд с меня на маму.

– А где папа? – тут же спрашиваю я.

В палате повисает тишина.

– Милая… – мама поглаживает мою руку, сдерживая слезы.

– С папой все хорошо? Он жив? – с тревогой в голосе спрашиваю я, чувствуя, как пальцы Маэля крепче сжимают мою ладонь.

– С папой… – нервно отвечает мама, переглядываясь с Маэлем, – С ним…

Ее слова прерывает голос доктора.

– Друзья, Эванджелине следует немного отдохнуть, – говорит он мягко, но уверенно.

– Но ведь она только очнулась, мы можем хотя бы немного побыть с ней? – настаивает Маэль.

– Я прекрасно понимаю ваши переживания, но вы должны понять, что ваша сестра получила тяжёлую травму головного мозга и ей необходим покой.

Маэль вздыхает, но ничего не отвечает ему.

– Эванджелина, мы будем рядом. – обращается ко мне брат. – Если тебе что-то понадобится, я всегда буду здесь.

Я слегка киваю, почувствовав резкий укол боли в области затылка.

Мама неохотно отпускает мою руку и встаёт, аккуратно поправляя складки на своём платье. Маэль бросает на меня взгляд, полный немого сожаления, и вместе с мамой выходит из палаты. Я остаюсь наедине с врачом.

– Эванджелина, меня зовут Коэн Рид, я ваш лечащий доктор. Как вы себя чувствуете? – спрашивает он, подходя ближе и проверяя капельницу.

– Голова болит… – едва слышно отвечаю я, ощущая тяжесть во всём теле. – Что со мной случилось?

Доктор замолкает, внимательно всматриваясь в мое лицо.

– Вы пережили серьёзное падение, у вас многочисленные ушибы и сотрясение мозга. К счастью, всё могло быть гораздо хуже, но вы сильная, и ваше тело быстро восстанавливается.

Я пытаюсь осмыслить его слова, но в голове сплошной сумбур из хаотичных мыслей.

– Я не понимаю… Упала?

– Эванджелина, ваше состояние сейчас весьма нестабильное, и вы можете не помнить некоторые моменты, это нормально. Совсем скоро вы обязательно придёте в себя. Но сейчас для вас очень важен сон и восстановление.

Я с болью вдыхаю воздух в лёгкие и закрываю глаза, пытаясь собрать все обрывки воспоминаний. Но перед глазами лишь черная мгла, не более. Ничего не помню…

– Сейчас придет медсестра и даст вам обезболивающее. Вы можете поспать, отдохнуть.

– Доктор Рид, – обращаюсь к нему, когда он почти доходит до двери, – Кто меня привёз сюда?

Он оборачивается, и вновь продолжительно смотрит на меня, не торопясь отвечать.

– Этот человек представился как Эванн Картер. – коротко отвечает он.

Произнесенное имя глубоко проникает в сознание, которое никак не откликается.

– Эванн Картер? – переспрашиваю я, пытаясь выловить хотя бы малейший знак. – Я не знаю этого имени… – шепчу я, заглядывая в глаза доктору. – Я не знаю…

– Не переживайте, Эванджелина. Все, что вам нужно сейчас – это отдыхать и восстанавливаться, – мягко, но уверенно отвечает он. – Иногда память может нас подводить после таких травм. Позвольте времени сделать своё дело. – едва улыбнувшись, доктор покидает палату, оставляя меня наедине со своими спутанными мыслями.

В тишине палаты мне вдруг становится страшно. Кто такой Эванн Картер? Где я была? В голове появляются новые вопросы, на которые нет ответов. Взгляд блуждает по стерильным белым стенам, затем окну, показывающим вид на тёмный коридор, отчего я начинаю чувствовать себя как в ловушке.

На смену доктору приходит медсестра. Убрав предыдущее лекарство из катетера, она вводит мне обезболивающее.

– Сейчас вам станет лучше, – говорит она мягко, поправляя подушку.

Киваю, но мысли не дают покоя. Медсестра уходит, а я остаюсь в полумраке, пытаясь вспомнить детали. Взгляд останавливается на окне, за которым сгущаются сумерки. Образы и голоса проносятся в голове, но всё словно в тумане. Я должна вспомнить. Я должна понять, что случилось. Я должна…

Чёрные стены сужаются до узкой линии, выдавливая последний воздух из лёгких. Замедлив бег, останавливаюсь и опираюсь рукой о стену, наклоняя голову вниз.

Услышав шум за спиной, распознаю сразу, что это звук открывающейся двери. Я не хочу оборачиваться. Я знаю, что он идёт за мной.

Отрываюсь от стены и ускоряю шаг, поднимая подол мантии выше, чтобы не запутаться в ткани. Мне нельзя падать. Нельзя останавливаться. Я чувствую его тяжелое дыхание затылком и все сильнее задыхаюсь.

Быстрым шагом прохожу мимо бархатных диванов и столов с расставленными бокалами шампанского и пробираюсь вглубь скопившейся толпы, стараясь раствориться во множестве черных мантий и ярких масок. Передо мной появляются очертания изящной спиральной лестницы, ведущей вниз, и мне становится легче дышать.

Оборачиваюсь вполоборота, и замечаю среди других безликих масок ту самую…, пробирающую холодом до костей, с теми же сияющими темно-зелеными кристаллами. Его взгляд устремлён прямо на меня. Продолжаю двигаться вперед на слабеющих ногах и хватаюсь за перила лестницы, ощущая, как холодное железо замораживает пальцы. Не успеваю сделать шаг, как чьи-то руки крепко хватают меня за края мантии, вынуждая остановиться.

Повернувшись, громко вскрикиваю, видя перед собой устрашающую маску. Чувствую, как панический страх начинает душить меня с неистовой силой. Боже, нет… нет! Вися почти в невесомости над лестницей, ощущаю, как силы покидают мое дрожащее тело. В носу печёт от прилива горячей крови, которая скоро хлынет наружу от повышенного давления, пульсирующего в висках.

Он притягивает меня к себе, а затем резко выпускает ткань из своих рук.. Не успев удержаться на ногах, мгновенно срываюсь вниз…

Открываю глаза, судорожно глотая воздух. В палате темно, но я чувствую, будто кто-то наблюдает за мной. Бросаю взгляд на окно, разделяющее палату и коридор больницы, но никого не вижу. Тусклый свет лампы дарит мнимое ощущение спокойствия. Кажется, это был простой кошмар…

Глава 3

Артур

– Как она себя чувствует? – мой голос звучит ровно и отстранённо, хотя внутри чувствую себя так, что готов набить рожу кому-нибудь. И Коэн, мой знакомый, со времён обучения в школе-пансионе для мальчиков, был бы отличным кандидатом для этого, если бы не тот факт, что только он может допустить меня к ней.

– Сейчас её состояние стабильно, но, Артур… – прервавшись, Коэн смотрит на меня сквозь линзы своих очков, с читающейся во взгляде напряжённой учтивостью. – Из-за травмы головного мозга она многого не помнит. Самое важное сейчас – чтобы Эванджелина пришла в себя и смогла рассказать всё, что с ней случилось.

Сжимаю кулаки в карманах брюк.

– Что значит не помнит, Коэн?

– Так бывает, Артур, когда человек падает со второго этажа, ударяясь о каменную плитку. – сухо констатирует он. Сукин сын.

Сдержав новый виток ярости, молча киваю, будто всё, что он говорит, не имеет для меня особого значения.

– Ты понимаешь, что, когда она вспомнит… – Коэн замолкает, изучая моё лицо, словно пытается прочитать мысли. Где-то на задворках подсознания даже усмехаюсь. За шесть лет знакомства он так и не научился этому.

– Меня не было рядом с ней, – наконец произношу я, помогая ему ответить на свои внутренние вопросы.

Коэн делает паузу, и я чувствую, как напрягаюсь ещё сильнее.

– Её ноги были перебинтованы до момента падения, – уточняет он, заставляя меня встретиться с его пронзительным взглядом.

Выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы, пытаясь не взорваться.

– Я допустил ошибку, – отвечаю, прикрывая слова маской невозмутимости, которую едва удаётся удержать.

– Ошибку, которая едва не стоила ей жизни, – произносит он. Гребаные нотации. Перевожу на него предостерегающий взгляд, но молчу, зная, что любая лишняя эмоция в его сторону сейчас не сыграет мне на руку.

Коэн поправляет очки, съехавшие с переносицы, затем глубоко вздыхает, явно обдумывая дальнейшие слова.

– Что произошло, Артур? Почему из ночного клуба ее привез не ты, а совершенно другой человек?

На какой-то миг его слова сбивают меня с толку, заставляя застыть в немой паузе, прежде, чем что-то ответить. Ночного клуба? Даю себе несколько секунд, чтобы сложить все пазлы в голове. Что на хрен ему рассказал Эванн? Каким образом в башке брата появилась подобная идея? И почему он не рассказал Коэну правду?

– Я ушёл раньше, прежде чем она упала. – отвечаю я, следя за реакцией Коэна.

– То есть ты утверждаешь, что не видел с кем Эванджелина осталась после того, как ты ушел?

– Это допрос, Коэн? – бросаю с ледяным оттенком в голосе.

– Нет, Артур. Это сбор информации о моей пациентке, которая сейчас находится в тяжёлом состоянии. – отрезает док.

Я киваю, не желая продолжать разговор, следующий не в то русло.

– Я хочу её увидеть.

– Увидишь, – Коэн кивает с пониманием. – Но в саму палату я тебя не пущу. И только на десять минут, не более. Во-первых, её мозгу не нужны дополнительные потрясения. Во-вторых, возле Эванджелины по очереди дежурят её мама и брат.

– Куда идти? – спрашиваю, не проявляя особого интереса к его предупреждениям.

– Следуй за мной.

Поднимаясь по лестнице, улавливаю острый запах лекарств и дезинфицирующих средств, который пробуждает внутри меня новый импульс гнева. Этот запах всегда ассоциировался у меня со слабостью, болью и мучениями, и сейчас он казался неуместным. Он совсем не подходил ей.

С каждым шагом коридор кажется всё длиннее, стены словно сжимаются, воздух становится плотнее. Я замедляю шаг и постепенно приближаюсь к окну, через которое виднеется её палата.

– Побудь с ней, – говорит Коэн, поравнявшись со мной плечом к плечу. – Я вернусь ровно через десять минут.

Я не отвечаю ему и молчаливо всматриваюсь в стекло. Внутри палаты темно; только слабый свет от мониторов подсвечивает её умиротворённое лицо. Платиновые волосы аккуратно уложены на подушке, тонкие руки покоятся на животе. Перевожу дух, ощущая, как напряжение сжимает грудь. Эви… Мог ли я знать, что смогу зайти так далеко?

Прижимаю лоб к стеклу, чувствуя, как в висках нарастает ноющая тяжесть. Смотрю на неё сквозь туман собственного отвращения к самому себе, и проглатываю кислый комок горечи, подступивший к горлу. Смогла бы ты когда-нибудь простить меня, Эви?

Датчики на её мониторах начинают пульсировать быстрее. Всматриваюсь в стекло, замечая, как её ровное дыхание сбивается. Что тебе сниться, Эви?

Я бы продолжал смотреть на неё, если бы меня не отвлек звук шагов, приближающихся сбоку. Беспокойство Коэна начинает всерьёз раздражать меня. Чёртов параноик.

Поворачиваю голову и замечаю приближающуюся мужскую фигуру. Единственное, что позволяет мне понять, что это не Коэн, – отсутствие белого халата.

Фигура постепенно обретает чёткость, и вскоре передо мной появляется брат Эванджелины. Обеспокоенность на его лице перемежается гневом, как только наши взгляды встречаются. Даю ему время, чтобы осознать моё присутствие, и не сопротивляюсь, когда его руки хватаются за мой пиджак, а затем он резко прижимает меня к стене.

– Какого чёрта ты здесь забыл, ублюдок? – шипит он, сверля мое лицо взглядом, полным ненависти. – Кто тебя пустил?

– Имею право здесь быть, – спокойно отвечаю.

Его руки впиваются сильнее, и я позволяю ему проявить себя в роли хорошего брата. В отличие от меня, у Маэля есть все основания злиться.

– Засунь свои права себе в задницу и убирайся на хер отсюда, – выплёвывает он, глядя на меня снизу верх. Возможно, я даже не против, если он ударит меня прямо сейчас. Может, боль поможет почувствовать себя ещё большим куском дерьма, чем я есть на самом деле.

– Я хочу знать, что произошло. – говорю нарочито спокойно.

– Она здесь из-за тебя, ублюдок! Тебе нужны ещё объяснения? – рявкает Маэль, сжимая кулаки.

– Я бы не допустил этого, – отвечаю холодно, сдерживая раздражение. – К твоему сведению, меня не было рядом с ней.

– Может, именно поэтому она осталась жива?

Закрываю глаза и глубоко вдыхаю, чувствуя, как напряжение сковывает мышцы. Я мог бы выбить этому парню все зубы за считанные секунды или сломать кисти так, что он ещё долго не смог бы водить машину. Но что-то удерживает меня – остатки здравого смысла или, возможно, тихое удовлетворение от того, что он сам загоняет себя в угол.

Я давно понял: настоящая сила не в умении драться, а в информации, способной разрушить жизнь. Связь с несовершеннолетней балериной обернётся для Маэля куда более серьёзной проблемой, чем последствия драки – подорванная репутация и, как следствие, потеря карьеры гонщика Формулы-1. И если для семьи Ришар скандалы – обыденное дело, то для семьи Беаты Майер всплывшие наружу компроментирующие факты станут настоящей катастрофой.

Тишину между нами нарушает звук открывающейся двери в конце коридора. Маэль отпускает меня, но взгляд не отводит.

– Она не помнит о случившемся. И я буду молиться каждый грёбаный день, чтобы Эва никогда не вспомнила тебя, – цедит он, едва сдерживая презрение. – Ещё раз приблизишься к ней – вызову полицию.

Я медленно поднимаю на него глаза и слегка прищуриваюсь.

– Не суй руку в это дерьмо, Маэль, – говорю с самодовольной ухмылкой. – Не заметишь, как сам в нём захлебнёшься.

Маэль бросает на меня предостерегающий взгляд и делает шаг вперёд, но тут между нами встаёт Коэн. Мягким, но решительным жестом он разводит нас в стороны, утешающе хлопая Маэля по плечу.

– Давайте не устраивать сцен в стенах больницы, – учтиво произносит Коэн. – Вам обоим нужно остыть. – Артур, время посещения закончилось, – добавляет он, повернувшись ко мне.

Моему желанию уйти сразу после слов Коэна мешает лишь одно – острая потребность обернуться и ещё раз увидеть её. Но, поймав очередной обеспокоенный взгляд этого чертового параноика, я безэмоционально киваю и стремительно направляюсь к выходу, с единственной мыслью, что бьётся в висках, как молот: выплеснуть бурлящую внутри ярость, пока она не успела поглотить меня целиком.

Глава 4

Оказавшись на улице, мгновенно достаю мобильный и набираю номер.

– Где он сейчас?

– В своей квартире, мистер Даймондхарт.

Сбросив звонок, направляюсь к автомобилю и сев в прохладный салон сжимаю руками кожаный руль. Костяшки пальцев белеют от пульсирующей злобы под кожей.

Сделав глубокий вдох, завожу мотор и вдавливаю педаль газа до упора, стремясь как можно быстрее добраться до места назначения.

Подъезжая к небоскрёбу «Manhattan Loft Gardens», меня, как всегда, встречают с уважительным кивком и провожают до лифта, который ведёт на тридцать пятый этаж, где находится его лофт.

Как только двери лифта разъезжаются, оглядываю зал с приглушённым светом, прислушиваясь к звукам классической музыки. Ублюдок выбрал приятный плейлист для собственных похорон.

Спустя несколько минут, проведённых на его диване с открытой бутылкой виски, передо мной появляется полуобнажённая фигура с перемотанным полотенцем на бёдрах. Взгляд Эванна не сразу фокусируется на мне, но когда он, наконец, осознаёт, кто перед ним, в его глазах мелькает страх, который быстро сменяется презрением.

– Как всегда, без стука. – комментирует Эванн, бросая на меня короткий взгляд.

– Ты знал, что я приду, – спокойно констатирую, делая глоток из бутылки.

– Я бы очень удивился, если бы нет.

– Тогда, вероятно, догадываешься, почему я здесь.

Эванн проходит мимо меня и молча перемещается на кухню, где достаёт стаканы и лёд.

– Предлагаю выпить за встречу двух братьев, прежде чем один из них выбьет другому зубы или сломает переносицу.

Я лениво усмехаюсь, делая ещё один глоток.

– Импонирует твоя предусмотрительность.

– Отточенный годами навык, Артур.

Я ставлю бутылку на пол и поднимаюсь с дивана, снимая пиджак. Моё терпение на пределе, и я больше не намерен сдерживаться.

– Я предупреждал тебя, Эванн, чтобы ты не приближался к ней. – недобрым тоном произношу, приближаясь к нему.

– Если бы не я, Артур, она бы не дожила до утра, дерьма ты кусок, – цедит он в ответ, отчего у меня внутри слетают абсолютно все клапаны, сдерживающие всякое здравомыслие.

Оказавшись рядом, одним резким движением бью его кулаком в лицо. Не успев сгруппироваться, Эванн отлетает назад, но не падает на пол, а только ударяется поясницей о борт столешницы, что позволяет мне еще раз замахнуться на него.

В тот миг, когда Эванн блокирует мой удар, его колено врезается мне в живот, и я делаю непроизвольный глухой выдох, выпуская из лёгких остатки воздуха.

Перехватываю его ногу и делаю подножку, сбивая Эванна с ног. Он с шумом падает на каменный пол.

– Предупреждал, сука. – сквозь зубы рычу я, уворачиваясь от его контрудара.

– Ты не можешь признаться себе, что виноват, Артур, – бросает Эванн в ответ, уводя голову в сторону, из-за чего я промахиваюсь и ударяю костяшками в пол. – Только ты!

Его кулак тут же летит в мою переносицу. Из носа начинает капать кровь, заливая его и без того окровавленное лицо.

– Мразь, – беру его за горло, вдавливая в пол. – Я буду бить тебя до тех пор, пока ты не расскажешь мне каждую секунду этого утра, сука, – рявкаю. – Начинай, блядь, пока я тебя не убил.

– Так давай, Артур! – обнажая кровавую улыбку, шипит Эванн, глядя мне в глаза. – Убей! Ты же знаешь, что способен на это, ублюдок. Давай! – он яростно дёргается вверх, и вена на его лбу разбухает, приобретая синюшный оттенок. Впечатываю его обратно в пол, но останавливаюсь, сжав челюсти до хруста.

– Что остановился? В твоей грёбаной башке появилась хотя бы капля здравого смысла? – выплёвывая кровь, спрашивает Эванн. Я вглядываюсь в его глаза, борясь с желанием размазать его смазливую рожу по лофту.

Резко отпустив его, перекатываюсь на пол и усаживаюсь рядом, опираясь спиной о столешницу. Мне хватило бы сил отправить брата в долгий нокаут, но я пришёл сюда за ответами. Рваное дыхание хаотично наполняет сжатые лёгкие. Опустив голову, вижу, что кровь уже пропитала рубашку настолько, что ткань липнет к телу тёплой липкой влагой.

– Ты расскажешь мне все, Эванн. – сквозь тяжёлое дыхание, произношу я и прикрываю глаза. Всплывающий образ Эванджелины сразу же мелькает в сознании. Ее нежные пальцы касаются моих скул, пока я несу ее на руках в спальню, израненную и такую сломленную. Она улыбается мне мягкой полуулыбкой, смотря на меня своими ультрамариновыми глазами, в которых я вижу свое отражение. Она принимает меня… Монстра, дьявола, испившего всю ее душу. Ее одежда испачкана моей кровью. Той грязью, которой я пропитан насквозь. Когда-нибудь, ангел… Когда-нибудь ты сможешь простить меня?

Пока я продолжаю сидеть, Эванн поднимается с пола, и сморкаясь в раковину, умывает лицо, а затем протягивает мне пачку со льдом, которую я прикладываю к переносице. Брат исчезает из моего виду и спустя несколько минут появляется вновь, одетый в футболку и брюки, с двумя ватными тампонами в носу.

– Выглядишь что надо, – хрипло комментирую я, бросая на него короткий взгляд.

– Спасибо, гребаный мудак, – отвечает он, едва ворочая языком из-за стремительно опухающей щеки.

– Обойдусь без комплиментов.

Захватив по пути оставленную мной на полу бутылку виски, Эванн ставит её на кухонный островок и откупоривает крышку. Через мгновение перед моим лицом появляется его рука с протянутым стаканом. Иссушаю ёмкость до дна, протягивая стакан ему обратно для ещё одной порции.

– Этот виски стоит как весь мой чертов лофт, – бросает он, забирая стакан из моих рук.

– Жаль, что в свои двадцать пять лет ты всё ещё считаешь деньги, Эванн, – отвечаю с усмешкой, несмотря на режущую боль в лице.

– Конечно, в отличие от тебя, отец не выбил мне место в судебной палате лордов, – парирует брат, саркастично подражая моему тону.

Уголки губ трогает непроизвольная полуулыбка.

– Как хорошо ты осведомлён о моей жизни, – отвечаю, делая обжигающий глоток виски.

– Хуже, чем ты о моей, Артур, – огрызается Эванн, глядя на меня исподлобья.

Сделав глубокий вдох, откидываю голову назад, упираясь затылком в столешницу.

Эванн присаживается со мной рядом на пол. Боковым зрением замечаю, как он бросает на мой профиль короткий взгляд.

– Если ты хочешь честности от меня, то расскажи, почему в твоём доме были битые стекла, а ее ноги перебинтованы.

Я крепче сжимаю стакан, который с превеликим удовольствием разбил бы ему о голову прямо сейчас.

– Какого хрена ты сказал доку про клуб? – задаю вопрос, смотря в потолок.

– А что я по-твоему должен был ему сказать? – недовольно бросает Эванн, – Что мой брат законченный кретин, который довёл девушку до такого состояния?

Я поворачиваю голову в его сторону, стреляя в него предостерегающим взглядом.

– Ты потерял всякий страх, Эванн?

– Похоже, что да! – вспыхивает брат, – Сказал то, что первое пришло в голову! Я был растерян и напуган до усрачки, Артур. У нормальных людей обычно так бывает, представляешь? В такие моменты мало думаешь о логике… – отвернувшись, он опускает глаза в пол.

– Придурок. – цежу я, отпивая виски, хотя в глубине души и сам сомневаюсь в том, что считаю брата таковым. В стрессовой ситуации он выбрал сказать неправду, тем самым… Защищая меня?

С шумом втягиваю воздух, а затем с болью выдыхаю.

– Говори, что было этим утром, Эванн. – чеканю с холодом, выбрасывая из головы любые эмпатичные мысли в отношении брата.

– Я видел новость про Бастиана Ришара. – отвечает он.

– Это не объясняет причину, как ты оказался в доме.

– Я знаю тебя, Артур.

Развернувшись к нему, хватаю его за футболку у горла. И пусть мне даже льстит в какой-то степени тот факт, что брат перестал меня бояться должным образом, но это не отменяет того, что я могу выбить из него это напускную браваду за считанные секунды.

– Ты ничего не знаешь обо мне, подонок.

– Её перебинтованные ступни говорят мне об обратном, Артур. – шипит он, – Я догадывался, что ты собирался сделать еще давно.

Отпустив его футболку, выхватываю из его рук бутылку виски и делаю сколько глотков.

– Рассказывай дальше.

– Когда я приехал, то увидел разбросанные осколки и кровь, и подумал… – он замолкает, пока я сверлю его взглядом. – Я думал, ты сделал что-то очень дерьмовое, Артур.

– Гребаная мать-Тереза. – рычу я.

– Возможно, это у нас семейное, Артур. – парирует Эванн, отчего я тут же сжимаю бутылку виски в своих руках, прекрасно зная, что он говорит не обо мне.

– Дальше, Эванн.

– Я поднялся на второй этаж, услышав ее голос, но решил не заходить, так как Эванджелина явно говорила по телефону со своим отцом. Но позже, когда я увидел ее… Её испуганное до ужаса лицо, ноги… – Эванн замолкает, отпивая виски из стакана, – Я всего лишь хотел ей помочь, Артур.

– Помог, блядь? – рявкаю я.

– Я пытался убедить ее написать заявление на тебя.

Его слова заставляют меня улыбнуться, отчего трещина на моей губе вновь начинает кровоточить.

– Каким образом она упала с лестницы, Эванн? – требовательным тоном цежу я, – Ты ходишь рядом с сутью, но не рассказываешь ее. А мое терпение уже на пределе.

– Артур, еще раз повторяю – я не толкал ее. – Эванн отворачивается от меня, потирая лоб, – Я просто шел на нее…Я… Ты знаешь, когда мы оказались там, у лестницы, я потерял контроль… Взбесился из-за тебя, пытался достучаться до нее, но я бы никогда не тронул ее!

Выслушав его, прикрываю глаза, и возвращаюсь к совсем другим воспоминаниям.

Открываю глаза в своей комнате, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора. Услышав скрип двери маминой спальни, напрягаюсь. Сердце стучит где-то в горле, словно что-то плохое вот-вот произойдёт. Встаю с кровати и тихо подхожу к двери. Приоткрыв ее вижу маму, которая медленно выходит из своей комнаты. Она едва передвигает ногами, как будто каждый шаг даётся с трудом. Рука прижата к голове, волосы спутаны, а взгляд – рассеянный, словно она бредёт сквозь туман.

Она снова приняла таблетки.

Мама идёт вдоль коридора, проходя мимо моей комнаты, совсем не замечая меня. Тихо зову её, но она не откликается, словно не слышит. Выхожу из комнаты и иду за ней, мои шаги тихие, почти неслышные, чтобы не спугнуть её.

– Мама?

Она продолжает идти, не обращая на меня внимания. Догоняю её и осторожно касаюсь плеча. Мама резко отшатывается, сбрасывая мою руку.

– Всё в порядке, Артур, – её голос звучит глухо и чуждо, будто она говорит издалека. – Мне нужно к Эванну.

Ее взгляд пустой, глаза блестят от тех чёртовых таблеток. Она не здесь. Где-то в другом мире, недосягаемом для меня. Мне страшно. Очень страшно. Я хочу помочь, но не знаю, как.

Мама продолжает идти к лестнице, и в груди у меня что-то сжимается. Она не может идти к брату в таком состоянии.

– Мама, пожалуйста, остановись! – кричу я, но она не поворачивается, и приближается к лестнице, неосторожно опуская ногу на первую ступень. Приблизившись к ней хватаю за руку.

– Мамочка, я посижу с Эванном. Иди, ложись, пожалуйста,

– Иди в комнату Артур, оставь…

– Нет!

Мама дёргается от испуга, и всё происходит слишком быстро.

Она оступается.

Теряет равновесие и падает вниз. Звук её тела, ударяющегося о ступени, звучит, как раскат грома в тишине.

Я застываю, не в силах пошевелиться. Время будто замедляется, и я вижу всё как в замедленной съёмке: мамин бледный, потерянный взгляд, её безвольное тело, летящее вниз.

Когда всё заканчивается, я, наконец, опускаю взгляд и замечаю своего младшего брата. Он стоит внизу, недалеко от лестницы, в ужасе смотря на маму. Эванн не двигается, не издаёт ни звука. А я… я так и стою наверху, сжимая в руке воздух, в котором только что была её рука.

Открываю глаза, ощущая, как из носа снова начинает струиться кровь.

– Блядь… – выругавшись вслух, медленно поднимаюсь с пола, цепляясь за края столешницы. Подхожу к раковине, включаю кран и, наклонившись, умываю лицо ледяной водой. Голова раскалывается, в легких будто скопилась сажа, не дающая нормально продохнуть.

– Ты её любишь? – вдруг спрашивает Эванн, заставляя меня застыть на месте.

Длительное время молчу, всматриваясь в дно раковины, испачканное кровью.

– Впрочем, я догадывался, что на этот вопрос ты не ответишь. – вздыхает брат позади меня. – Но ты прекрасно знаешь, что она любит тебя, Артур, – его слова скручивают мои внутренности в тугой узел. – Даже после того, что ты с ней сделал.

Ржавый привкус на языке смешивается с горечью, от поднявшегося к горлу тошнотворного комка.

– Возможно, она не вспомнит, – с трудом выдавливаю я. – Меня. – оттолкнувшись от столешницы, пытаюсь отогнать вновь мелькающие обрывки воспоминаний с нашего последнего вечера, но они, как заезженная пластинка, назойливо вспыхивают и мелькают, погружая меня в них.

– В каком смысле?– недоумевающе произносит Эванн.

Игнорируя его вопрос, наклоняюсь к нему и выхватываю из ослабевших пальцев почти допитую бутылку виски.

– Я выпишу тебе чек.

– Подавись, ублюдок, – роняет он сквозь стиснутые зубы.

Медленно направляюсь в сторону гостиной, где на спинке кресла висит мой пиджак. Беру его в руки, чувствуя, как в комнате повисает ещё более тяжелая тишина.

– Что ты собираешься делать дальше, Артур? – раздаётся за моей спиной едва слышный голос Эванна. – Если… как ты сказал, она тебя не вспомнит.

Мои шаги замедляются. Вопрос повисает в воздухе, рождая в пространстве напряжённую тишину. Я не сразу двигаюсь дальше, но потом всё же направляюсь к выходу.

Зайдя в лифт, вглядываюсь в своё кровавое отражение зеркале.

– Я оставлю её, – сдавленным тоном произношу я и нажимаю на кнопку первого этажа, скрываясь за съезжающимися за моей спиной створками лифта.

Глава 5

Эванджелина

– Ну вот ты и дома, моя девочка, – произносит мама за моей спиной, когда мы входим в холл нашего дома. Маэль помогает мне снять пальто и, придерживая за локоть, проводит в гостиную, где усаживает на диван.

– Как ты? Голова не кружится? Я сейчас попрошу сделать нам чай, – торопливо говорит брат.

– Спасибо, – растерянно отвечаю я, бросая взгляд в угол гостиной, где всегда в это время стояла рождественская ёлка. – Вы так быстро её убрали? Сегодня же только третье число.

Проследив за моим взглядом, Маэль на пару секунд молчит.

– Мы подумали, что ёлка должна оставаться символом праздника, Эва, – произносит он.

– Это из-за меня? – аккуратно интересуюсь я, смотря на маму, а затем на Маэля.

– Ну… Да. – коротко отвечает Маэль.

Поджимаю губы, пытаясь вспомнить хоть что-то о прошедшем Рождестве, но в голове – сплошная пустота. Это чудовищно меня нервирует. Я… Я не понимаю… Не могу смириться с мыслью, что так и не смогу вспомнить. Страшно думать о том, что каждый прошлый миг, каждый прожитый день последнего полугодия останется чёрным пятном в моём подсознании. Я так хочу вспомнить… хотя бы что-нибудь, самую малость.

– Что тебе подарили? – еле слышно спрашиваю я, поднимая глаза на Маэля, наблюдая, как он направляется в сторону кухни.

– Что?

– На Рождество, – уточняю я.

Он останавливается, смотрит на меня встревоженным взглядом, а затем его губы расплываются в улыбке.

– Шлем.

– Шлем?

– Гоночный. Из лимитированной коллекции. Роб где-то его отыскал.

– Роберт? Он приезжал?

На лице Маэля мелькает лёгкое замешательство.

– Девочка моя, – произносит мама, появляясь в гостиной, – Нора и Роберт приехали из Сицилии к нам на Рождество. Сделали сюрприз, представляешь? Всей семьёй!

Я нервно закусываю губу, мысленно злясь на саму себя за то, что мой мозг не удосужился сохранить хотя бы это значительное воспоминание.

– Все семьей? – переспрашиваю я, – Как же я была бы рада их увидеть…

– Моя милая… – мама присаживается рядом со мной и берет мою руку в свои ладони, – они обязательно приедут. Они все очень переживают за тебя и прилетят в Лондон, как только смогут.

– А когда приедет папа?

Мама бросает короткий взгляд на Маэля, а затем вновь смотрит на меня и мягко улыбается.

– Как только он разберётся со всеми делами во Франции… У папы очень много работы, моя девочка. – мама вздыхает. – Сейчас проходят закрытые совещание, поэтому он совсем не выходит на связь.

Вздохнув, я понимающе киваю, пытаясь смириться с чувством безумной тоски по родному человеку. Я так по нему скучаю. Надеюсь, совсем скоро он разберётся со всеми делами и прилетит домой, а я… А я постараюсь к этому моменту вспомнить все, что со мной случилось.

В гостиной вновь появляется Маэль, с маленьким подносом в руках, на котором стоят несколько чашек.

– Попросил заварить твой любимый чай с мятой. – он ставит поднос на маленький кофейный столик и разливает напиток.

Как только собираюсь слегка приподняться, жмурюсь от вновь проступающей боли в висках,– Эва, тебе плохо?

– Ничего… Голова немного побаливает, – шепотом отвечаю я, – Наверное, мне все же лучше немного поспать.

– Конечно, дорогая моя, – торопливо отвечает мама, – Сейчас Маэль поможет тебе.

– Можно попросить принести чай мне в постель?

– Считай, что уже сделано. – произносит Маэль и помогает мне подняться. – Доктор Рид приедет сразу же, если тебе понадобится помощь. И я всегда буду рядом.

– Хорошо, спасибо.

Когда мы заходим в комнату, Маэль помогает мне устроиться на кровати, и присаживается на край.

– Побудешь со мной?

– Я и не собирался уходить вообще-то, – улыбается он, – К тому же давненько мы не виделись с тобой, сестренка.

В любой другой момент, его слова вызвали бы улыбку на моем лице, но сейчас меня одолевают совсем другие чувства.

– Мне так страшно, Маэль.

Лицо брата тут же становится серьёзным.

– Почему?

– Я боюсь, что никогда не вспомню того, что было до… – запинаюсь на полуслове, когда в сознании всплывают оборванные вспышки картинок. Лестница, коридор, мои шаги, размытый фон, который резко становится чёрным. – Я не могу вспомнить рождество. Не могу вспомнить как началась зима, не могу вспомнить то, чем я занималась последние три месяца. Это убивает меня… – шепчу, зажмурившись, чтобы сдержать слезы.

– Эва… – Маэль мягко касается моего плеча, – Ты все вспомнишь, это временно.

– А если нет, Маэль? Если все останется так…

– Дай время своему организму, чтобы восстановиться. Ты пережила серьёзную травму. – успокаивающе произносит он, – Я читал, что память может возвращаться постепенно.

– Расскажешь мне, что было последние несколько месяцев? – спрашиваю я, заглядывая ему в глаза.

– Расскажу, – с улыбкой, кивает он, – Постараюсь не упустить ни одной важной детали. – Маэль обходит кровать и укладывается рядом со мной. – Давай я начну с самого главного события? – улыбаясь, он подкладывает руки себе под голову.

– Конечно. – с волнением, отвечаю я.

– У тебя была выставка в Париже.

– Вы… Выставка? – повернувшись к нему, с недоверием переспрашиваю я. В этот момент резкая боль пронзает затылок, заставляя меня слегка поморщиться.

– Извини, похоже, мне не стоило так шокировать тебя, – он тут же меняется в лице, его голос становится мягче и заботливее.

– Нет-нет… Постой, – торопливо перебиваю я, несмотря на пульсирующую боль, которая начинает отдавать в висках, – Я организовала выставку? – мое дыхание становится прерывистым, сердцебиение ускоряется. – Я?

– Да, ты, Эва, – Маэль улыбается так широко, что кажется, его радость светится в его глазах. – Дюбуа предложил тебе своё помещение, и ты согласилась.

– Боже… – я касаюсь своего лба, стараясь осознать услышанное. Всё это кажется каким-то сумасшествием, слишком далеким от той реальности, в которой я нахожусь сейчас. – Это какое-то безумие…

– Не-а, – весело бросает Маэль, слегка приподнимая брови, – Это твоя жизнь. И, между прочим, выставка превзошла все твои ожидания. Большая часть работ были успешно проданы.

Я с недоверием поворачиваю голову в сторону Маэля, словно не могу поверить, что всё что он говорит – правда.

– Невероятно… Кто были эти люди? – спрашиваю я, заглядывая в его глаза. В этот момент замечаю, как на долю секунды на лице Маэля мелькает тень смятения.

– Сейчас не вспомню, – быстро отвечает брат, слегка отводя глаза в сторону, его голос становится небрежным. – Но это и не так важно.

– Как это не важно? – с недоумением переспрашиваю я. – Я бы хотела знать, кто эти замечательные люди, кто так поверил в работы начинающего скульптора.

– Как только поправишься окончательно, сможешь узнать всё сама, – говорит он, пока его взгляд сосредоточен на стене напротив кровати, словно он пытается избежать моего взгляда. Странная реакция брата вводит меня в замешательство. Как-будто Маэль рассказывает не все подробности о выставке. Может быть он приукрашивает рассказ, чтобы я не расстраивалась? Первая выставка все же. Я была бы готова услышать, что она прошла не так удачно, как планировалось.

– Ну ладно… – тихо отвечаю я, не собираясь вытаскивать из брата все подробности. Пройдёт время, я сама все вспомню.

– Про Рождество хочешь послушать?

– Конечно. Я все хочу знать. – улыбнувшись, произношу я. – А у тебя есть какие-нибудь фото или видео с Рождества?

– Эва, я бы показал, но… Доктор Рид строго запретил тебе сейчас какую-либо технику.

Не похоже на то, чтобы брат так послушно следовал указанием.

– Но, между прочим, я охренительный рассказчик. – добавляет брат, подмигивая мне.

Поджав губы, с досадой киваю.

– Хорошо.

– Итак… С чего бы начать…

С каждым рассказом Маэля я всё глубже погружаюсь в ту жизнь, которая ещё недавно была моей. Жизнь, в которой я наслаждалась каждым мгновением, где чувствовала каждую секунду так, будто пыталась сохранить её навсегда. Но теперь всё это кажется рассыпанным пазлом, кусочки которого не сходятся, а картинки словно расплылись в тумане.

– Черт возьми, Николас и Грета выглядели такими счастливыми, я думал…

– Маэль, – резко обрываю его.

– Что такое? – оглянувшись на меня, спрашивает он. – Ты что-то вспомнила?

– Н-нет… – проглотив комок горечи произношу я, поворачиваясь к нему спиной, – Извини, но ты можешь рассказать мне про то, что я знаю? – моргнув, ощущаю как в уголках собираются слезы. – Что-нибудь из детства…

– Да, – с волнением в голосе протягивает, Маэль, – Конечно, могу.

Тихо выдохнув, закрываю глаза, стараясь сдержать порыв расплакаться.

Я не могу вспомнить ни единого момента из недавнего прошлого. Всё, что когда-то было таким ярким и отчётливым, исчезло, оставив лишь смутные ощущения дежавю. Раньше я злилась на себя, когда забывала, куда положила эскиз, который только что держала в руках. Но тогда память быстро возвращалась, и это казалось чем-то обыденным, не стоящем внимания. Ведь в такие моменты ты даже не задумываешься, насколько важны подобные мелочи.

Теперь я потеряла не просто эскиз – я утратила целую часть своей жизни. Как будто её и вовсе не было, как будто я никогда не жила этими моментами. Пустота внутри меня разрастается, заполняя всё вокруг, лишая меня возможности понять, кто я сейчас и кем была раньше. А что если эта часть меня навсегда останется в забвении, словно её и не существовало?

Я в лабиринте с множеством запертых дверей. И только одна, в самом конце, слегка приоткрыта. Мои ноги сами ведут меня к ней, хотя всё моё существо противится этому. Зыбкий холод сковывает каждую мышцу в теле от неприятного предчувствия. Я слышу шёпот, голоса и смех, смешивающиеся в неразборчивый гул. Шаг за шагом приближаюсь к двери, из-за которой льётся яркий, почти ослепляющий свет. Стены по обе стороны давят на плечи, сжимают грудь, вытесняя воздух из лёгких.

Подхожу ближе и замедляю шаг, чувствуя, как панический страх, словно цунами, захлёстывает меня, заполняя каждую клетку моего тела. Тянусь к ручке и приоткрываю дверь. Сквозь пелену яркой вспышки я вижу людей в чёрных мантиях и масках. Их глаза обращены на меня. Горло сдавливает невидимая петля тревоги. Кто все эти люди? Почему они так смотрят на меня? Я отступаю назад, но упираюсь в чью-то сильную фигуру. Крепкие руки обхватывают меня, сдавливая рёбра. Хочу закричать, но голоса нет, словно кто-то вырвал мои связки. Я отчаянно сопротивляюсь, когда меня ведут вперёд, сквозь толпу, к столу, на котором сидит девушка. По её ногам стекает красная жидкость, похожая на кровь. Я дёргаюсь в руках незнакомца, пытаясь вырваться, но всё тщетно. Слёзы катятся по щекам. Мне страшно, я ничего не понимаю. Нет возможности остановить это безумие. Как только руки незнакомца разжимаются, я опираюсь на холодный стол.

Внезапно меня касается чья-то нежная рука. Я поднимаю голову и вижу перед собой девушку. Её лицо скрыто маской, но что-то в её взгляде приковывает моё внимание. Я растерянно смотрю в её глаза, замечая, что она улыбается. Сердце гулко стучит в груди. Я замираю, когда она наклоняется ближе.

– Беги, Эванджелина…

Её тихий шёпот проникает в сознание и оседает где-то глубоко, вызывая необъяснимое чувство, что я знаю этот голос. Только… Подняв на неё глаза, я вглядываюсь в её лицо, которое начинает терять чёткость и медленно расплывается передо мной. Яркий свет гаснет. В размытом полумраке я едва различаю черты её лица, когда она снимает маску. Я узнаю её.

Открыв глаза, я инстинктивно щурюсь, жадно хватая воздух ртом. Всё моё тело покрыто липким потом, жар пульсирует внутри, обжигая внутренности. Я оглядываюсь вокруг, не сразу понимая, что нахожусь в своей спальне. Упав обратно на подушку, вытираю пот со лба, осознавая, что это был всего лишь сон. Больше нет мантий, нет масок, нет удушающего страха, спиралью сжимающего моё горло. Но Дженн… Её появление не даёт мне покоя. В голове вспыхивают обрывки смутных воспоминаний: чёрная машина… Маска. Снова чёрная машина. Куда мы ехали? И почему… Почему это так страшно?

Черт… Хочется верить, что этот сон лишь следствие перенесенной травмы. Но какое-то предчувствие заставляет меня сомневаться в этом. И единственный человек, кто может выслушать весь этот бред и помочь хоть что-то вспомнить, – это она. Мне нужно позвонить Дженн.

Глава 6

Артур

Люди лгут себе постоянно. В словах, жестах, в пустых обещаниях самим себе. Каждый день они притворяются, что контролируют собственную жизнь, что могут управлять своими желаниями и страхами. Они упорно твердят, что сильны, что умеют побеждать свои слабости. И пытаются верить, что никогда не оступятся, не упадут в бездну.

Но я научился наблюдать. Научился видеть сквозь их лживые маски. Правду. С каким упоением они тянутся к тьме. Замечать, как их привлекает её спокойствие.

Но они боятся. Боятся посмотреть в неё по-настоящему, потому что знают, что там, в глубине, скрыта их истинная сущность. Та сторона, которую они пытаются отвергнуть, забыть, всячески игнорировать. Но предавать свою тьму – значит предавать себя. Отказываться от неё – это отрицать ту часть, которая делает тебя целым.

Люди уверены, что бегут от тьмы, но на самом деле они бегут от самих себя.

И чем сильнее они лгут себе, тем глубже она проникает в них, тем больше забирает. Тьма не исчезает – она терпелива. Она не спешит, не требует немедленного ответа. Она просто ждёт. И когда их ложь станет невыносима, тьма займёт своё место. Не как победитель, а как единственная реальность, которая была с ними всегда.

Когда дверь открывается, продолжаю молча сидеть в кожаном кресле, сверля взглядом стену напротив. В отличие от большинства, я никогда не скрывал свою тьму. Я давно знаю, кто я.

Спустя несколько секунд, щелчок замка оповещает, что дверь за вошедшим человеком закрылась. Сквозь густую тишину слышу трепетное дыхание и медленно перевожу взгляд на тонкую фигуру, окутанную обтягивающей тканью маленького чёрного платья. Скольжу глазами снизу вверх от лакированных красных туфель и поднимаюсь выше, по чёрным чулкам в мелкую сетку. Невинная скромность, упакованная в облик порока. Опущенные глаза, дрожащие ресницы, учащённый ритм дыхания – всё это невольно ласкает слух.

Поднявшись с места, направляюсь к ней, улавливая сладкий аромат вишни. Они все пахнут одинаково. Подойдя ближе, изучаю мраморную кожу, хрупкие плечи, прикрытые копной огненно-рыжих волос, острый подбородок, пухлые губы, которые приоткрываются на выдохе, как только касаюсь её подбородка и мягко приподнимаю его. Изумрудные глаза с жёлтыми вкраплениями на радужке тут же вонзаются в меня. Моё отражение в них – искажённая маска, плотно закрывающая мое лицо.

– Ты была здесь раньше? – холодно спрашиваю, изучая её эмоции.

– Нет, господин.

Слышу покорный голос, лишенный всякой души.

– Знаешь, что будет? – спрашиваю снова, замечая, как в ее глазах мелькает паника, тут же сменяющаяся абсолютным смирением.

– Да, господин.

Удовлетворительно киваю, и обойдя ее сбоку, встаю со спины, наблюдая, как слегка напрягаются ее плечи. Наклоняюсь ближе, инстинктивно чувствуя, как бьется пульс под кожей.

– Сейчас ты опустишься на колени и будешь ждать моего следующего приказа.

– Да, господин.

Слежу за тем, как ее хрупкое тело послушно подчиняется мне. Достаю из кармана брюк шёлковую ленту и размеренным шагом направляюсь к креслу.

– Ползи ко мне.

– Да, госп…

– Нет. – хлестко прерываю я, – Ты больше не произносишь ни слова, пока я не разрешу. Поняла меня?

Девушка едва заметно кивает, подползая ко мне ближе. Как только она оказывается между моих ног, захватываю большим и указательным пальцами ее подбородок, и внимательно изучаю женское лицо.

– Сними платье.

Она решительно поддевает пальчиками подол платья и стягивает его через верх, обнажая свое стройное тело. Рыжие локоны спадают на грудь, едва достигая розовых сосков.

Бросив волосы назад, обвожу шёлковой лентой вокруг ее шеи и несильно затягиваю ленты в кулаке, слушая, как первый судорожный вдох слетает с ее пухлых губ, которые она моментально облизывает.

– Раздвинь ноги шире.

Делает, заглядывая в мои глаза с молчаливым повиновением.

– Хорошая девочка. – одобряющие произношу я. – Теперь расстегни мои брюки.

Девушка тянется к моему ремню, и умело отстёгивает пряжку, а затем быстро расправляется с пуговицей. Натягиваю сильнее ленту на ее шее, заставляя еще раз посмотреть на меня.

– Остановишься только тогда, когда скажу.

Быстрый кивок.

– Бери мой член в рот. – требовательным тоном цежу я, потянув ее ближе к себе. Без промедлений, она обволакивает своими горячими губами мой член и скользит ими вниз, почти до самого основания. Не издаёт ни звука, лишь тяжело и прерывисто дышит, умело всасывая член в рот. Затягиваю ленты от повязки в своем кулаке, сдавливая ее горло сильнее, отчего она приостанавливает свои движения, пытаясь захватить немного воздуха.

– Соси, сука. – чеканю я, и без предупреждений начинаю вдалбливаться в ее рот, чувствуя прилив лёгкого возбуждения. Когда ослабляю хватку, девушка приподнимает голову, делая первый истошный вдох. Ее изумрудные глаза покраснели, тело дрожит, а блестящие от слюны губы слегка опухли. Что-то в ее мимолетном взгляде вызывает внутри вспышку гнева. Схватив ее за подбородок, наклоняюсь к ней, пристально всматриваясь в глаза. – Ты боишься меня? – изучающе протягиваю я.

– Нет, господин. – слышу дрогнувший голос, противоречащий ответу.

Сжав челюсти, резко хватаю ее за волосы и встав с места, поднимаю ее с колен одним движением.

– Ты шлюха. – рычу я, бросая ее на живот поперёк кровати, – Безотказная, выученная командам шлюха.

– Да, господин.

Я замираю, стоя у изножья кровати, тяжело дыша.

– Нарушаешь правила. – медленно выдавливаю я, видя, как она бросает на меня испуганный взгляд. Закипаю сильнее, хоть и не чувствую тот кайф, тот адреналин, который мне была способна дать только одна единственная женщина. Схватив рыжую куклу за лодыжки, притягиваю ближе и раздвигаю ноги. – Не двигайся. Руки назад. – чеканю металлическим тоном, и достав из пазов ремень, туго завязываю ее запястья за спиной, отчего она судорожно всхлипывает. Подхватив ее за бедра, поднимаю девушку резко вверх, и спустив брюки резко вхожу в нее. Ее громкий стон наполняет комнату.

Трахаю жестко, без остановки, выбивая рваные крики с ее губ. Взяв в руки ленты от повязки на ее шее, наматываю их на кулак и тяну на себя, продолжая выдалбливаться в нее с остервенением. Из груди вырывается хриплое рычание, когда стенки ее лона начинают сжиматься вокруг моего члена. В ушах образуется шум, сквозь который я слышу женские всхлипывания.

– Артур, пожалуйста…

До боли знакомый голос пробивается в сознание, и я моментально открываю глаза, втягивая с шумом воздух.

– Что, блядь? – громко рявкаю я, смотря на затылок лежащей подо мной куклы, но она лишь жалобно всхлипывает. Даю себе пару секунд осознать, что слышал, но стараюсь отбросить эти мысли.

– Артур, нет, пожалуйста…

Вновь этот голос, вспарывающий грудную клетку тупым ножом.

– Шлюха, – отмахиваясь от отголосков гребаного подсознания, яростно произношу я, начиная истязать тело девушки грубыми толчками, – Старайся лучше.

Ее мычание становится сильнее, а между ног сочится влага, которая стекает по ее ляжкам вниз. Она будет рада притвориться кем угодно. Испуганной жертвой или невинной девственницей, но результат всегда будет один. Они текут по щелчку пальцев, зная, что это всего лишь часть их работы. И все они готовы исполнять любые прихоти, если за это хорошо заплатить.

– Кричи, сука. – натягивая ее на себя, приказываю я, и отпустив ленту с шеи, хлестко ударяю ладонью по ягодицам, отчего она взвизгивает. – Сильнее, блядь. – сквозь сжатые зубы рычу и она повинуется, выкрикивая каждый стон все громче и громче. В висках пульсирует, в глазах рябит, в этих вспышках, вижу как, рыжие пряди на долю секунду принимают платиновый оттенок. Блядь. Ускоряю темп, возвращая себя в реальность и сквозь утробный рык, бью с силой еще раз по ягодицам куклы, оставляя на ее коже багровый след и сразу же чувствую, как член утопает в горячей смазке. С надменным удовлетворением подгружаюсь в горячее лоно все глубже, и, почти достигнув самого пика разрядки, резко выхожу из нее.

– Развернись. – жестко приказываю я, наблюдая за тем, как девушка пытается отдышаться, и с трудом разворачивается лицом ко мне, – Живее. – рявкаю я, теряя всякое терпение. – Сядь.

Обхватив ее затылок, ввожу член ей в рот, сжимая волосы в кулак. Ее горячие мокрые губы скользят по всему основанию, пока язык делает несколько круговых движений вокруг головки.

– Вот так. – шиплю я, насаживая ее рот на свой член, – Бери еще глубже, – надавливаю на голову, проскальзывая в нее, слушая, как кукла начинает задыхаться. Из изумрудных глаз катятся слёзы, губы стали алого цвета.

– Открой рот. – выдавливаю я, водя головкой по ее губам, – Высунь язык.

Как только она делает то, что говорю, завожу член в рот и делаю несколько грубых толчков, прежде, чем выпускаю горячую сперму.

Оставив в ней все до последней капли, наконец, убираю руку с ее затылка, отчего она падает на бок, и начинает рвано дышать, хватая ртом воздух.

Вот моя правда. И сегодня она разочаровала меня. Я должен был получить что-то большее, чем разрядку. Удовлетворение, агонию, рвущуюся наружу, азарт… Но не почувствовал ровным счетом ничего. Пустая, послушная шлюха. Пустые стены и запах вишни, который больше отвращал, чем дурманил разум. Тьма должна иметь свое послевкусие. В ином случае, она теряет всякую привлекательность.

С безразличным видом натягиваю брюки и заправляю рубашку, а затем безмолвно следую к выходу.

Шагая по едва освещённому коридору особняка, в стенах которого сегодня проходит очередная вечеринка для элиты, поднимаюсь вверх по винтовой лестнице на этаж выше и оказываюсь возле своего кабинета. У двери меня встречает тёмная фигура мужчины, чьё лицо мне не нужно рассматривать, чтобы понять, кто это. Открытый доступ в это место имеют лишь двое. Мой личный помощник и сотрудник государственной контрразведки MI5, и сейчас он стоит передо мной.

Власть. Это то, к чему я стремился долгие годы. Она многогранна, с множеством оттенков. Для кого-то власть – результат внутренний силы. Для кого то, напротив, власть служит прочным щитом, чтобы скрыть неуверенность и собственную уязвимость. Когда-то я не понимал, зачем она нужна мне.

Но всё изменилось, когда мой отец отошёл от дел.

До тех пор особняк был кладбищем моральных устоев, правил и здравого смысла. Это место годами порождало и укрепляло тайные сообщества, со своими правилами и ритуалами, и все происходящее внутри, внушало людям непогрешимую уверенность, что внутри этих стен сохранится каждая их собственную тень.

И именно с этим осознанием я пришёл к выводу, зачем мне нужна была власть.

С её помощью я мог контролировать каждого, кто попадает сюда. А значит – весь город. Ведь эти люди были далеко не из простых. Их репутация стоила гораздо больше, чем можно представить. Их жизнь зависела от конфиденциальности этого места, без преувеличений.

Чем больше они полагались на анонимность, тем больше становились моими заложниками. Власть больше не была для меня просто целью. Она стала инструментом, с помощью которого я мог переписать правила игры.

Открыв дверь кабинета, вхожу первым и направляюсь к столу, по пути снимая маску с лица. Усаживаюсь в кресло, наблюдая, как вошедший следом Кевин бесшумно садится напротив, аккуратно кладя папку на лакированный стол.

– Изучите дело, – произносит мужчина, подвигая папку ближе.

Молча тянусь к ней, открываю первую страницу и бегло прохожусь взглядом по строчкам.

– Джонатан Харрисон не является членом сообщества, – равнодушно констатирую я, закрываю папку и передаю ее обратно собеседнику.

– Я в курсе, мистер Даймондхарт. – учтиво произносит мужчина, – Но позвольте, я все таки продолжу.

– Слушаю.

– Мы подозреваем, что Харрисон причастен к делу о торговле людьми. Не так давно нам удалось выйти на след группы, занимающейся отправкой девушек с Ближнего Востока в Европу.

– И чем тут могу помочь я?

– Предлагаю вам самостоятельно обдумать этот вопрос, мистер Даймондхарт.

– Харрисон – серьёзный человек, – поднимаю равнодушный взгляд на собеседника, – и под "серьёзным" я имею в виду практически недосягаемого.

– Подумайте, мистер Даймондхарт. – кротко улыбнувшись, произносит собеседник. – Может, Харрисон будет заинтересован в членстве вашего клуба? – агент пристально смотрит на меня.

Я в ответ изучаю его взгляд, тщательно обдумывая сказанное.

– И ваше сотрудничество с ним даст нам возможность найти неопровержимые улики о его причастности к делу, – продолжает он.

– Не могу ничего обещать, – сухо отвечаю я.

– И все же, постарайтесь, мистер Даймондхарт. – с нажимом произносит агент, поднимаясь. Он снова двигает папку ко мне, вдавив в неё указательный палец. – Буду ждать от вас новостей, – улыбается он и, развернувшись, уверенным шагом направляется к выходу.

Как только дверь за ним закрывается, откидываюсь на спинку кресла, и взяв папку в руки вновь открываю ее.

Я совру, если скажу, что личность Джонатана Харрисона никогда не интересовала меня. Политик с безупречной репутацией, член Общественной палаты Великобритании, чья власть заключается не только в связях, но и в умении всегда оставаться в тени. Харрисон – один из немногих людей, кто в совершенстве освоил правила игры, и, поэтому, к нему практически невозможно подобраться.

Но ни один человек не бывает полностью неуязвимым. Даже самые непробиваемые маски имеют трещины. И, с моей стороны, было бы весьма глупо и опрометчиво вступать в игру, где должен быть просчитан каждый шаг, не зная главного – слабостей человека.

В своей работе я давно научился находить эти трещины. И смею предположить, что одну из таких слабостей я уже обнаружил. Его дочь – Дженна-Мария Харрисон.

Глава 7

Эванджелина

Мой сон всё ещё не даёт мне покоя. Что-то внутри откликается на него, будто это происходило наяву. И это до жути пугает. Доктор Рид говорил, что память может возвращаться постепенно, вспышками, и порой реальные воспоминания смешиваются с воображаемыми. Чтобы во всём разобраться, мне нужно встретиться с Дженн. Даже если это был просто сон, она поймёт меня. Я уверена.

Спускаясь по лестнице на первый этаж, замираю, прислушиваясь к голосам из гостиной.

– Мы не можем вечно это скрывать, – произносит Маэль с раздражением.

– Маэль, прекрати, – мягко, но настойчиво просит мама. – Ей сейчас не нужны лишние волнения.

– Что скрывать? – захожу в гостиную, бросая вопрос в воздух, и встречаюсь взглядом с матерью.

– Ох, дорогая! – мама спешит ко мне. – Почему ты не сказала, что проснулась? Тебе не стоит спускаться по лестнице одной.

– Всё нормально, мама, – стараюсь отвечать уверенно. – Мне уже лучше.

– Эванджелина, тебе нужен отдых, – её голос остаётся мягким, но в нём слышится беспокойство.

– О чём вы говорили? – повторяю вопрос, когда мама берёт меня под руку и ведёт к столу. – Что вы скрываете? – бросаю взгляд на Маэля, который выглядит встревоженным.

– Ничего важного, – поспешно отвечает мама. – У папы небольшие проблемы на работе, только и всего. Мы просто не хотели тебя беспокоить.

– Что случилось? С ним всё в порядке?

– Конечно, в полном! – усмехается Маэль. – К дурдому в нашей семье уже давно можно привыкнуть, – с широкой улыбкой на лице произносит брат. – В общем, не переживай, сестрёнка. Папа задержится во Франции ещё на пару недель.

Сажусь за стол и мрачно поджимаю губы. Мне не даёт покоя его отсутствие. Я так сильно скучаю по нему. Что-то здесь явно не так… Почему папа ни разу не позвонил? Это совсем на него не похоже. Я была уверена, что он прилетит, как только я вернусь домой. Всё это выглядит странно, словно брат и мама намеренно что-то от меня скрывают. Их поведение, взгляды – всё указывает на это.

– Когда я смогу с ним поговорить? – спрашиваю я.

– Скоро, дорогая, – мама осторожно гладит меня по голове. – Очень скоро.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Маэль, внимательно глядя на меня. – Ты вчера уснула в самом начале моего рассказа, – усмехается он, отпивая кофе.

– Прости… Сегодня я обязательно всё дослушаю, – отвечаю с лёгкой улыбкой.

– Договорились, – брат подмигивает, поднимается и, подойдя ко мне, крепко обнимает. – Обещай больше отдыхать, хорошо?

– А ты что… уходишь? – тихо спрашиваю, взглянув на него снизу вверх.

– Да, – он коротко кивает. – Сегодня у нас тренировочный заезд перед гонкой в Берлине.

– Гонкой? В Берлине?

– Да. А… – Маэль потирает лоб, виновато улыбаясь. – Прости, я забыл, что ты этого не помнишь. Если кратко, то знакомься, Эва: перед тобой гонщик Формулы-1.

Я открываю рот от удивления.

– Ты… Ты это сейчас серьёзно?

– Абсолютно, – с гордостью улыбается брат. – Я подписал контракт с «Инфинити» две недели назад.

От услышанного я моргаю несколько раз, обдумывая его слова. Мне никогда не нравилось, что он увлекается этим опасным видом спорта, а теперь я слышу, что брат гонщик Формулы-1. Это просто безумие какое-то… Может быть, именно об этом они не хотели мне говорить?

– Маэль, не надо было так внезапно сообщать это сестре, – встревает мама, садясь за стол, когда работник дома выносит завтрак. – Это может…

– Мама, – спокойно прерываю её я. – Всё в порядке. – Улыбаюсь, затем поворачиваюсь к Маэлю. – Когда гонка?

– Через месяц, – весело отвечает он.

– Я хочу поехать с тобой, – заявляю я.

– Исключено! – встревает в наш диалог мама. – Доктор Рид сказал, что тебе нужен покой! О каких поездках может идти речь?

Переместив взгляд с мамы на брата, замечаю как его хмурое выражение лица сменяется на радостное.

– А что, это отличная идея, сестрёнка, – отвечает он. – Но мама права. Сначала тебе нужно полностью выздороветь, – он быстро целует меня в щёку. – Всё, мне пора.

– Хорошо, пока.

Проводив его взглядом, поворачиваюсь обратно к столу, смотря на тарелку овсяной каши перед собой. Проглатываю ком в горле, не испытывая никакого желания её есть.

– Я попросила приготовить твою любимую, – улыбается мама, сидя напротив меня.

– Спасибо… – проговариваю я и нехотя беру ложку, царапая ею край тарелки. – Мама, я приглашу Дженн к нам в гости? – спрашиваю я.

– Дженн? – с тревогой в голосе переспрашивает мама. – Зачем?

Меня слегка сбивает с толку её вопрос.

– Хочу увидеться с ней.

– О, милая… – приторным тоном отзывается мама. – Конечно, это возможно. Но не сейчас. Ты понимаешь, тебе пока что нужен полный покой. Потерпи совсем немного…

– Мама, но что тут такого? Она ведь моя подруга.

– Я всё понимаю. Но, дорогая, сейчас не лучшее время для встреч.

– У меня нет ни телефона, ни компьютера, я не могу общаться с друзьями, – перечисляю я, повышая голос. – Вы правда думаете, что всё это помогает мне восстанавливаться?

– Эванджелина… – с волнением в голосе успокаивает меня мама. – Техника плохо влияет на мозг, так сказал врач. К тому же, это ведь совсем ненадолго. Скоро ты поправишься и сможешь видеться с кем захочешь.

Я устало выдыхаю. Аппетит окончательно пропал.

– Извини, я не голодна, – тихо сообщаю я. – Пойду в свою комнату. – Отодвинув тарелку, я встаю из-за стола.

– Дорогая, постой, – мама поднимается с места и идёт ко мне. – Ты помнишь, что сегодня придёт доктор Рид?

– Нет. Ведь мне никто об этом не сообщил, – отвечаю я, чувствуя себя так, словно меня напрочь отрезали от внешнего мира.

– В полдень, – перебивая мои мысли, говорит мама. – Доктор Рид будет в полдень. Я попрошу принести тебе завтрак в постель, – поглаживая меня по спине, тараторит она, поднимаясь со мной по лестнице.

Войдя в мою комнату, мама помогает мне лечь в постель. Как только остаюсь одна, встаю с кровати и начинаю бродить из стороны в сторону. Какое-то необъяснимое чувство тревоги и раздражения разрастается внутри. Лежать не хочется. Спать не хочется. Есть тоже не хочется. Прекрасно…

Выдохнув, подхожу к окну и всматриваюсь вдаль. Буду любоваться видами из своей темницы.

Неужели доктор Коэн и правда считает, что это идеальные условия, чтобы я хоть что-то вспомнила?

Просыпаюсь от настойчивого стука и только тогда понимаю, что уснула. Опустив ноги с кровати, кутаюсь в свой кардиган и неспешным шагом подхожу к двери, а затем открываю её.

– Да? – хрипло откликаюсь я, протирая глаза.

В проёме появляется наша домработница.

– Доктор Рид приехал. Он ждёт, когда вы сможете его принять.

Не сразу понимаю, о ком идёт речь, но спустя мгновение доходит осознание.

– Хорошо, – быстро отвечаю я. – Он может подняться.

Как только остаюсь одна, торопливо направляюсь в ванную. Быстро расчёсываю волосы и собираю их в небрежный пучок. Смотрю на себя в зеркало и замечаю, как сильно похудела. Щёки осунулись, а глаза на худом лице кажутся ещё больше. Боже, какой ужасный вид…

Мои размышления вновь прерывает стук. Поспешно выхожу из ванной, дергаю ручку и распахнув дверь, сталкиваясь взглядом с доктором. В больнице я не успела заметить, какой он высокий.

– Эванджелина, добрый день, – говорит он, мягко улыбаясь мне.

– Здравствуйте, доктор Рид. Проходите, пожалуйста, – вежливо отвечаю, отступая от двери и дойдя до кровати, присаживаюсь на край. – Вам что-нибудь потребуется?

– Разве что поверхность, куда я могу положить вещи для осмотра.

– Можете здесь, – указываю рукой на туалетный столик.

– Как вы себя чувствуете? – учтиво интересуется он, заглядывая мне в глаза.

– Мне уже лучше, спасибо.

– Головные боли не беспокоят?

– Реже, чем в первые дни.

– Это радует. Надеюсь, положительная динамика с каждым днём будет только расти, – деловитым тоном сообщает Коэн. – Разрешите, я проведу небольшой осмотр? Измерю давление и температуру.

– Д-да, конечно, – рассеянно отвечаю, всё ещё находясь в лёгком полудрёме после сна.

Доктор Рид подходит к туалетному столику и ставит на него свой кожаный портфель, откуда достаёт тонометр и электронный градусник. В этот момент я не могу не заметить его привлекательности: греческий профиль, тёмные, коротко стриженные волнистые волосы и строгие черты лица. Несмотря на лёгкие морщинки на лбу, мне кажется, ему не больше тридцати пяти лет.

– Для удобства вам лучше прилечь, хоть процедура и недолгая.

Я послушно забираюсь на кровать и удобно устраиваюсь.

Когда Коэн наклоняется ко мне, я отчётливо улавливаю запах его дорогого парфюма, напоминающий древесный аромат, смешанный с пряной корицей. Непроизвольно делаю глубокий вдох. Почему-то в его присутствии мне значительно спокойнее, хотя именно этот человек причастен к тому, что мне ничего не разрешают в этом доме. Доктор Рид надевает манжету на мою руку и с серьёзным видом нажимает на кнопку тонометра, отчего манжета начинает надуваться.

Спустя несколько секунд аппарат издаёт характерный сигнал.

– Давление слегка понижено, – отмечает он, снимая манжету.

– Это ведь не плохо? – спрашиваю, приподнимаясь на локтях и вновь принимаю полусидячее положение.

– Нет, всё в порядке. Просто нужно будет понаблюдать. Главное, что вы уже чувствуете себя лучше, – отвечает доктор с лёгкой улыбкой, которая немного успокаивает меня.

Измерив следом температуру, я продолжительно смотрю, как Коэн складывает инструменты обратно в свой портфель.

– Доктор Рид, я… – замолкаю, когда его тёплые медовые глаза мельком встречаются с моими. – Мне снятся кошмары.

Он молчаливо откладывает портфель и переводит всё своё внимание на меня. Поджимаю губы, уже жалея, что решила рассказать ему об этом. Возможно, теперь контроль надо мной только усилится.

– Не то, чтобы я придаю этому особое значение… – торопливо уточняю, стараясь сгладить ситуацию. – Просто порой я чувствую себя после сна так, словно всё, что мне снится, – происходило со мной по-настоящему.

В его глазах мелькает лёгкое смятение, а затем он кивает с пониманием. Я замечаю, как Коэн обдумывает мои слова.

– Сны могут быть такими, особенно после травмы, – говорит он с осторожностью. – Не редкость, что сновидения становятся более яркими и реалистичными. Может, вам стоит записывать свои сны? Это поможет в дальнейшем вернуться к деталям и, возможно, вспомнить что-то важное.

От его слов мне становится не по себе. Прикрыв глаза, мысленно пытаюсь подавить вспыхнувшие картинки, но они, словно назло, навязчиво просачиваются в память.

– Я вижу маски, – произношу я с дрожью в голосе. – Они повсюду. А вокруг люди в мантиях… Я оказываюсь в каком-то тёмном месте, и эти фигуры движутся ко мне, – говорю тихо, бросая короткий взгляд на доктора Рида. Его лицо становится ещё серьёзнее, пока он внимательно слушает. – Мне страшно.

Коэн приближается ко мне и присаживается на край кровати.

– Эванджелина, – его горячая ладонь накрывает мои пальцы, и я слегка вздрагиваю, поднимая на него глаза, – как ваш лечащий доктор, я могу назначить вам снотворное для более спокойного сна.

Я киваю, опуская взгляд на его руку, лежащую поверх моей. Тепло его прикосновения вызывает странное чувство. Довольно удивительно, но мне не хочется одёрнуть руку.

– А как не доктор? – неожиданно для себя спрашиваю я, всматриваясь в его карие глаза.

На его лице появляется лёгкая полуулыбка.

– Сейчас вам необходимо больше покоя, но прогулки на свежем воздухе и любые положительные эмоции пойдут на пользу. К тому же, я слышал, что вы увлекаетесь скульптурой. Может быть, возобновив творчество, вы сбалансируете свой эмоциональный фон. И…

Его речь прерывает вибрация телефона.

– Прошу прощения, – тихо говорит он. – Не возражаете, если я отвечу? Могут беспокоить из больницы.

– Конечно, нет.

Наблюдая, как Коэн достаёт телефон и что-то печатает в нём, я неожиданно ловлю себя на одной сумасшедшей мысли, которую тут же пытаюсь отогнать. Нет-нет, это безумие, Эва!

Прикусив нижнюю губу, я с трудом стараюсь не обдумывать дальнейший план, но внутри меня бешено пульсирует желание осуществить задуманное. Ты в своём уме? Нет, нет и ещё раз нет!

Но у меня есть только один шанс связаться с Дженн. Мне необходимо её увидеть.

В то же время я не могу доверять доктору Риду. Ведь он сам запретил мне любую технику. Скорее всего, он не даст мне воспользоваться телефоном. А если я получу отказ, то потеряю всякий шанс с ней связаться.

Дыхание становится быстрым и рваным. Кажется, я начинаю паниковать. Сердце колотится в груди, как молоток. Что делать? Как мне позвонить Дженн?

Мой взгляд мечется от профиля доктора к его телефону. Но что если… что если я смогу взять его сама? Боже, Эва, ты сошла с ума?

Коэн, будто почувствовав моё состояние, мгновенно возвращает внимание ко мне.

– Всё в порядке? – настороженно спрашивает он и присев рядом, откладывает телефон на прикроватный столик.

– Мне бы… – замолкаю, с силой удерживая просьбу позвонить при себе. – Просто воды. Иногда меня слегка подташнивает, – выдавливаю шёпотом я, избегая его взгляда.

Черт, что ты делаешь, Эва? Неужели прямо сейчас для меня страх получить отказ Коэна сильнее всех моральных принципов…

– Конечно, сейчас принесу, – отвечает он, и мой взгляд напряжённо концентрируется на его телефоне.

Прошу, только не бери его с собой…

Когда доктор наконец отдаляется от меня и идёт к двери, я замечаю, что телефон остаётся лежать на тумбе. Внутри меня всё сжимается, как пружина, и я напряжённо наблюдаю за его шагами.

Как только дверь за ним закрывается, мой мозг мгновенно приходит в движение. Ты сошла с ума, Эва… Сердце стучит оглушительно, пальцы дрожат, когда я поднимаюсь и хватаю его телефон. К счастью, никакого пароля нет. Боже, лучше бы он был! В таком случае мне не пришлось бы обманывать человека и лезть в его телефон!

Быстро, как могу, набираю номер Дженн по памяти. Приложив телефон к уху, ловлю каждый гудок, будто это тиканье бомбы. Время тянется невыносимо долго. Бросаю взгляд на дверь, чувствуя, как страх сдавливает горло.

Гудки продолжаются, но ответа нет. Проклятье! Судорожно сбрасываю вызов и открываю сообщения.

Пальцы скользят по экрану, когда я печатаю сообщение: «Мне нужно, чтобы ты приехала ко мне. Эва.» Секунда. Сообщение доставлено. Сразу же удаляю его, стирая любые следы. Отбрасываю телефон на тумбу и молниеносно падаю на кровать, услышав, как дверь за моей спиной открывается.

Встретившись взглядами с доктором, замечаю лёгкое замешательство на его лице. С приближением Коэна сердце начинает стучать в груди всё сильнее.

– Возьмите, Эванджелина, – протягивает он мне стакан. Я сглатываю нервный комок в горле, чувствуя, как сильно дрожат мои пальцы от адреналина.

– С-спасибо, – едва выдавливаю я, делая несколько жадных глотков.

– Вместе с успокоительным препаратом я выпишу противорвотное средство на случай, если симптомы будут усиливаться.

– Хорошо, спасибо вам.

– Отдыхайте и восстанавливайте силы, Эванджелина, – с улыбкой говорит Коэн, отходя от меня.

– Доктор Рид? – торопливо обращаюсь к нему. – Можно, я вас провожу? Оставаться в своей комнате уже просто невыносимо. К тому же сейчас мне жизненно необходимо подышать и успокоиться.

– Конечно.

Поднявшись, искоса наблюдаю, как Коэн подходит к столу и забирает свой портфель, а затем неожиданно замирает. В образовавшейся паузе меня тут же пронзает волна панического страха. Чёрт, чёрт, чёрт… Он заметил? Коэн изучающе смотрит на свой телефон и слегка хмурит брови, когда берёт его в руки. Кажется, ещё секунда, и я упаду в обморок от нарастающего напряжения в комнате. Внезапно его взгляд перемещается на меня, и я сжимаюсь в ужасе, чувствуя, как мои щеки начинают пылать.

Вдруг на серьёзном лице Коэна появляется мягкая улыбка.

– Все хорошо? – спрашивает он, убирая свой мобильный в карман брюк.

– Получше… – бросив на него обеспокоенный взгляд, следую на выход и, открыв дверь первой выхожу из комнаты. Он заметил? Почему молчит? Боже, если он сообщит матери…

Пока мы шагаем к лестнице, я пытаюсь понять, почему он ничего не сказал, если заподозрил что-то. Напрягаюсь сильнее, когда вижу маму в холле, когда мы спускаемся по лестнице.

– Ох, доктор Рид, – восклицает мама, встретив нас в холле. – Разрешите угостить вас травяным чаем и вишнёвым пирогом?

– Был бы рад задержаться на столь приятное времяпровождение, но, к сожалению, меня ждут пациенты.

После его ответа слышу вибрацию, и замечаю, как Коэн тянется рукой к карману своих брюк.

– Извините, работа… – извиняющим тоном проговаривает он, принимая звонок.

– Слушаю. Я? Доктор Рид, – будто смутившись, отвечает он. – Дженна?

От услышанного имени внутри всё мгновенно холодеет. Внутренности стягиваются в тугой узел. Резко бросаю взгляд на маму, с лица которой тут же испаряется улыбка.

– Да, всё верно. Она дома, не переживайте, – отвечает Коэн. – Конечно. – Сбросив звонок, он с абсолютным спокойствием переводит взгляд сначала на меня, а затем на маму.

– Вероятно, ваша подруга. – констатирует Коэн, заглядывая в мои глаза. Внутренности в миг стягиваются в тугой узел, отчего я все сжимаюсь. Это не должно было пройти бесследно…

– Эванджелина? – недоумевающе спрашивает мама.

– Мама, это…

– Всё в порядке, – прерывает меня Коэн. – Дженна долгое время не могла дозвониться до Эванджелины и связалась со мной.

От услышанного я на секунду теряю дар речи и растерянно смотрю на Коэна.

– Эванджелина, ты ведь помнишь, о чём мы говорили? Никаких встреч с друзьями. Доктор Рид настоятельно рекомендовал соблюдать покой.

– Клара, я понимаю, что вы переживаете за свою дочь. Но общение с близкими людьми может помочь как можно быстрее восстановиться, – возражает Коэн.

– Да… – растеряно проговаривает мама, – но… Вы говорили…

– Сейчас я вижу, что Эванджелине гораздо лучше. Поэтому встречи с друзьями ей не навредят. Прошу прощения, но я должен идти. – вежливо сообщает он, а затем оглядывается на меня. – До свидания, Эванджелина. – кивнув мне, губы доктора трогает легкая улыбка.

– До свидания, доктор Рид… – всё ещё пребывая в шоке, отвечаю я.

Ничего не понимаю… Коэн… Он что, только что помог мне?

Глава 8

"По-настоящему разбираться в людях умеет не тот, кого неоднократно разочаровывали люди, а тот, кто умеет наблюдать.»

Артур

Всматриваюсь в тонированное стекло, открывающее вид на зал ночного клуба, переполненный людьми. Басы музыки ударяются о прочное стеклянное покрытие, передавая вибрации, проходящие волной сверху вниз и бесследно растворяющиеся в полу. Танцпол заливается яркими огнями стробоскопов, и я прищуриваюсь, напрягая зрение. Где же ты…

– Артур, может, удосужишься объяснить, зачем ты пришёл? – спрашивает Эванн за моей спиной. Я поднимаю руку, прося «вежливым» жестом его помолчать.

– Между делом напомню, что это мое заведение, – ровным тоном отвечает он, равняясь со мной плечом к плечу.

– Часть клуба принадлежит мне. Если хочешь, поговори со мной об этом, – произношу, не отвлекаясь от наблюдения.

– Но…

– И без лишней скромности, я могу сделать так, чтобы завтра ты лишился своей половины.

– Знаешь что, Артур? – поворачиваясь ко мне лицом, говорит Эванн, пока я продолжаю изучать зал, – Приходи сюда почаще. Так я не буду забывать, какой ты ублюдок.

Улыбка трогает уголки моих губ.

– Не прошло и недели, а ты выискиваешь себе новую жертву? – с откровенным любопытством интересуется Эванн после недолгой паузы, и я медленно поворачиваю голову к нему, встречаясь взглядами.

– Опасная территория, – низким голосом предупреждаю я.

Эванн первый отводит глаза, нарушая затянувшееся молчание.

– Тогда кого ты высматриваешь, Артур?

Перевожу взгляд обратно на зал и фиксирую его на вип-ложи, где всего несколько секунд назад было пусто. Теперь на круглых диванах сидят люди: несколько парней и две девушки в коротких платьях на бретельках, едва прикрывающих их тела.

– Сделай одолжение, Эванн.

Он лишь усмехается в ответ.

– Приведи Дженну Харрисон сюда. – киваю в сторону вип-мест.

Боковым зрением отмечаю, как Эванн оглядывает зал, останавливаясь в том же направлении, куда смотрю я.

– Я не стану даже спрашивать зачем, потому что это невозможно. Видишь людей вокруг их стола, которые совсем не выглядят, как отдыхающие гости? Так вот это – ее охрана.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов в другую от него сторону, обхожу массивный стеклянный стол и усаживаюсь в кресло.

– Несколько минут назад, ты весьма уверенно заверял, что являешься владельцем клуба. – спокойно констатирую я, бросая на него короткий взгляд.

– Допустим. Но это вип-зона, Артур, и я не имею права нарушать покой гостей, даже если управляю заведением. – отвечает Эванн, а затем поворачивается ко мне и усаживается напротив, скрещивая руки на груди. – Это связано с Эванджелиной? – задаёт вопрос брат, недоверчиво всматриваясь в мое лицо. – Ты сказал, что оставишь её.

– Это связано с Эванджелиной.

Брови брата сходятся на переносице.

– Ты сказал, что оставишь ее, Артур.

– Так и сделаю. Но для начала мне нужно поговорить с Дженной Харрисон. – парирую раздраженно. – Твоя пустая болтовня действует мне на нервы.

Тяжёлый вздох Эванна не заглушает даже музыка в клубе. Он медленно поднимается из-за стола.

– Не знаю, что ты задумал, Артур, – остановившись возле меня, изрекает Эванн, – но мне это уже не нравится.

Принимая скучающий вид, наблюдаю, как его фигура плавно удаляется в сторону выхода. Но оказавшись у двери Эванн вновь поворачивается ко мне.

– Ты будешь мне должен, Артур.

Тихо усмехаюсь, видя, как быстро он покидает кабинет.

Если бы ты только знал, Эванн, сколько я сделал для тебя, ты никогда не бросал таких слов в мой адрес.

****

Проходит пятнадцать минут, и охрана открывает дверь, пропуская долгожданную гостью в кабинет. Ее бледно-зеленые глаза находят мои, и на лице мгновенно возникает смесь заинтересованности и явной тревоги.

– Кто вы? – резко спрашивает Дженна, проходя вглубь кабинета, когда за ней захлопывают дверь. – Мне сказали, вы хотите поговорить насчёт Эванджелины. Что случилось?

– Присаживайся, – говорю я, стараясь сохранить спокойствие.

– Сначала представься, – бросает она с вызовом. – Человек, быстро переходящий на «ты».

Что-то в ее манере речи заставляет меня улыбнуться. Встаю, обходя стол и облокачиваюсь на него.

– Артур Даймондхарт, – произношу я, внимательно наблюдая за ее реакцией.

– Я тебя не знаю.

– Это не меняет ровным счётом ничего. Важно то, что я знаю тебя, Дженна-Мария Харрисон.

Ее взгляд меняется. В зеленых глазах мелькает нечто похожее на страх, когда она пристально вглядывается в мое лицо.

– Кто т… кто ты, черт возьми, такой? – Оглядываясь на дверь позади себя, спрашивает она. – Тебя прислал мой отец?

– Нет. Но именно о нем мы и будем говорить сегодня, не возражаешь?

Плечи Дженны напрягаются, грудь вздымается от прерывистого дыхания. Кажется, я попал точно в цель.

– Слушай сюда, – рявкает она, указывая на меня пальцем. – Я не знаю, кто ты такой, и ты определенно переходишь черту. Если сам не объяснишь, зачем ты позвал меня, я выйду отсюда и собственноручно прослежу, чтобы кучка моей охраны как следует выбила из тебя всю информацию, не возражаешь?

Усмехаюсь, покачивая головой.

– Дженна. Мария. Харрисон… – вдумчиво произношу я, чувствуя, как азарт накаляет кровь в моих жилах. Это будет интересное сотрудничество, определено. – Рад познакомиться с тобой лично.

– Отвечай, что тебе нужно, ублюдок? – спрашивает она. – И причём здесь Эванджелина?

Скрещиваю руки на груди, не сводя с неё глаз.

– Дело в том, что не так давно я посадил её отца.

Её глаза распахиваются в недоумении, а затем на лице вспыхивает осознание.

– О… Так ты тот… тот самый человек, который выслеживал мою подругу? Который…

– Ты неплохо осведомлена о нашей с ней связи. Но сейчас и это не главное. – выдерживаю паузу. – Главное, что с твоей помощью, я могу посадить и Харрисона.

В пристальном взоре Дженны мелькает шок и замешательство.

– Что? – ошеломлённо спрашивает она, будто не веря своим ушам.

Толкнувшись от стола, делаю шаг навстречу. Её взгляд настороженно следит за мной, и тело Дженны напрягается, когда я оказываюсь слишком близко.

– Расскажи мне, Дженна-Мария Харрисон, – произношу я тихо, но уверенно, слегка наклоняясь к ней. – Каково быть дочерью такого влиятельного человека, как Джонатан?

Она не отводит взгляда, её тело сжимается, как пружина. Продолжаю следить за лицом, изучая её реакцию.

– Каково прятать свои тайны от такого человека, как он? – задаю вопрос, видя, как она отводит взгляд, переключаясь на стену напротив. – Каково быть вблизи опасного хищника, зная, что он сделает, если ты совершишь хотя бы один неверный шаг?

Её тело застывает, она почти не дышит, смотря перед собой. Затем, приподняв подбородок, она переводит на меня взгляд.

– Если ты и вправду собираешься посадить моего отца, ты – труп, Артур, – констатирует она. – Ни один человек не способен дотянуться до Джонатана Харрисона.

Я чувствую, как её уверенность снова наполняет комнату, но это не останавливает меня.

– Просто ответь мне, Дженна, – говорю я спокойно, принимая к сведению её вполне уместные предостережения. – Чего бы ты хотела больше всего на свете?

Она резко поворачивается ко мне, и я долго смотрю ей в глаза, пока на её лице не расплывается елейная улыбка.

– Хочешь поговорить со мной о мечтах? – спрашивает она сквозь усмешку. – Кто ты, чёрт возьми, такой, чтобы я делилась с тобой этим? – Бросив вопрос, Дженна разворачивается и уверенной походкой направляется к выходу. – Ты принёс слишком много проблем Эванджелине. И именно поэтому я не намерена задерживаться здесь ни секунды.

– Как скажешь, Дженна-Мария Харрисон, – отвечаю ей размеренным тоном. – Твой отец будет безмерно рад получить конверт с фотографиями тебя и Рейданна лично.

Дженна стремительно поворачивается ко мне, бросая уничтожающий взгляд.

– Что ты, мать твою, только что сказал? – шипит она с ледяным оттенком в голосе. Я вижу, как её глаза искрятся гневом.

– Ты уже получала такой конверт, не правда ли? – спрашиваю я, пристально смотря на неё, когда Дженна срывается с места и подходит вплотную ко мне.

– Так это ты… Тот самый подонок, – шипит она сквозь зубы.

– Как видишь, я умею хранить секреты, Дженна.

– Я давно тебя искала, – выдавливает она со злобой. – И ты сделал мне охренеть какое одолжение, когда сам нашёл меня.

– Я предлагаю хорошенько подумать, Дженна, прежде чем эмоции окончательно возьмут над тобой верх. – Сухо сообщаю я. – Ты всё ещё можешь помочь мне, а взамен получить ту самую свободу, о которой сейчас можешь только мечтать.

– Ты шантажировал меня, – гневно выплёвывает она. – Подставил не только меня, но и Эву, а теперь хочешь, чтобы я поверила и помогла тебе? Да пошёл ты на хрен, придурок! – рявкает Дженна.

– Ты заплатила за конверт телом своей подруги, за которую сейчас так переживаешь, – отрезаю я металлическим тоном. – И, по-моему, Дженна-Мария Харрисон, – наклоняюсь к ней ближе, заглядывая в её искрящие ненавистью глаза, – мы как никто другой можем доверять друг другу.

Глава 9

Эванджелина

Я вижу перед собой бесчисленное количество роз, заполняющих всё пространство моего гостиничного номера. Их сладкий запах обволакивает, нежно касается кожи, проникая в каждую клеточку тела. Трогаю бархатные лепестки и улыбаюсь, рассматривая цветы.

Мой взгляд останавливается на букете, стоящем в самом центре комнаты. Среди красных бутонов замечаю маленькую записку. Медленно и осторожно, стараясь не задеть другие цветы, направляюсь к нему.

Наклоняюсь и беру записку. Разворачиваю её и начинаю читать, углубляясь в смысл.

«Куда бы ты ни пряталась, моя нежная роза, я всё равно найду тебя».

Всё внутри меня замирает. Взгляд застывает на этих словах, а сердце мгновенно покрывается ледяной коркой. Воздух с трудом проходит через горло, дыхание сбивается. В ту же секунду розы вокруг меня начинают вянуть. Лепестки сжимаются и превращаются в алые пятна, стекающие на пол, расползаясь багровой рекой к моим ногам.

Внезапно острая боль пронзает мои ступни. Вскрикиваю от неожиданности, и, опустив глаза, вижу, что стою босыми ногами на осколках, в луже крови.

Сев рывком на кровати, открываю глаза и откидываю одеяло в сторону. Лихорадочно осматриваюсь по сторонам, чувствуя, как липкий пот покрывает все тело. Боже, так не может продолжаться… Упав обратно на подушку, кладу руки на живот, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. Сколько ещё ночей должно пройти, чтобы эти кошмары закончились?

Взгляд скользит вниз по ногам, и я заостряю внимание на кончиках пальцев. Бинты… На моих ногах были бинты, когда я лежала в больнице.

Поднявшись с кровати, сгибаю ногу в коленке, рассматривая ступни. Шрам, едва заметный. И ещё один. Что, чёрт возьми, случилось? Доктор Рид сказал, что я упала с лестницы. Но что с моими ногами? Откуда все эти шрамы? Мысль, что сон может быть правдой, вызывает новый прилив паники во всём теле. Ни Маэль, ни мама не говорили об этом. Почему? Что было до падения?

Взглянув на часы, понимаю, что утро ждать ещё долго, а уснуть я теперь точно не смогу. Надо как-то отвлечься. Иначе я быстрее сойду с ума, чем восстановлю свою память. Может, пора бы начать записывать свои сны по рекомендации Доктора Рида. По-моему, это вполне хорошая идея.

Дёрнув ручку прикроватной тумбы, достаю стопку старых эскизов, бегло просматривая их, а затем вижу лежащий блокнот, который привлекает моё внимание своим необычным видом. Зигзагообразные металлические узоры на кожаной обложке и золотой замок. Не помню, чтобы у меня был такой. Взяв тяжёлый блокнот в руки, долго рассматриваю его. Могут ли быть там мои записи? Эскизы, рисунки? Осмотрев увесистый блокнот со всех сторон, касаюсь замка, вдумчиво перебирая варианты паролей.

Не долго думая, выставляю на замке дату своего рождения, прокручиваю замок, но он никак не откликается. Странно. Это мой стандартный пароль. Может быть, день рождения Маэля? Но когда ставлю его дату, тоже ничего не происходит. Чёрт, какой пароль я тогда могла придумать? Начинаю злиться на саму себя, что не удосужилась записать его где-нибудь. Но разве я могла знать, что потеряю память? Проклятье. Ладно, в мастерской точно есть блокноты для эскизов и бумага, где я могла бы вести записи.

Сложив всё обратно в тумбу, направляюсь в ванную. Нужно смыть неприятный пот и избавиться от гнетущего ощущения после сна. Реальность ли это, сон ли… я уже ничего не понимаю. В голове мелькает тысяча мыслей, и ни одной нельзя ухватить. Кажется, что после больницы я буквально схожу с ума.

Выйдя из душа, натягиваю футболку и джинсы и тихо выскальзываю из комнаты, стараясь никого не разбудить своими шагами. Все три дня, что я дома, я ни разу не заходила в мастерскую. Сначала просто не было сил, а потом появилась неуверенность – готова ли я вернуться к работе? Помню, как в последний раз занималась скульптурой летом. А сейчас уже январь. Сложно осознать, что между прошлой мной и нынешней пролегла пропасть длиной в полгода.

Отворив дверь мастерской, осматриваю пространство, в которое сквозь массивное окно пробивается свет от убывающей луны. Безупречный порядок делает это место похожим на что-то мёртвое, будто оно давно заброшено и уже не ждёт, что кто-то снова прикоснётся к глине или гипсу, замесит раствор, возьмёт кисти и эскизы и начнёт творить.

Я намерена это исправить.

Включив свет, снимаю фартук с крючка на стене, медленно завязываю ленты на спине и убираю волосы в пучок. Бросаю взгляд на скульптуры – узнаю только три из всех, что стоят здесь.

Поднимаю взгляд на полки с инструментами и банками с глиной. Всё вокруг кажется чужим, как будто я оказалась в мастерской другого человека. Удивительно, как за шесть месяцев можно так отдалиться от того, что раньше было смыслом жизни. Но сегодня я здесь не для воспоминаний. Мне нужно отвлечься, избавиться от навязчивых мыслей, которые преследуют меня последние несколько дней.

Достаю контейнеры с глиной, замечая, что она сильно высохла. Подхожу к раковине, наполняю ведро водой и осторожно вливаю её в глину, наблюдая, как сухая масса впитывает влагу.

Начинаю мять её пальцами, ощущая, как она, сначала жёсткая и сухая, превращается в мягкую, податливую субстанцию. Прохлада материала сначала кажется неприятной, но вскоре согревается в моих руках, становится живой. Чем дольше я работаю с глиной, тем сильнее ощущение, что мои руки помнят всё, что нужно – каждое движение, каждый нажим. Я сосредотачиваюсь на процессе, и мысли о сне, о тех чувствах, что он вызвал, начинают отступать.

Когда глина готова, беру шпатель и приступаю к работе. Сначала создаю грубую форму розы, добавляю детали, касаюсь материала осторожно, как будто боюсь нарушить тишину, царящую в мастерской. Лепестки постепенно обретают форму – каждый из них под моими руками оживает.

Медленно прорабатываю детали, используя шпатель для создания тонких изгибов на лепестках, чтобы каждый выглядел как живой. Осторожные движения превращаются в уверенные, когда я начинаю вырезать линии, придавая текстуру поверхности. Глина идеально поддаётся, словно сама помогает мне, позволяя передать то, что я ощущаю.

В конце концов, роза приобретает свою окончательную форму.

Встав с места, отступаю на шаг, рассматривая свою работу. Роза выглядит так, как я себе её представляла – нежной, живой, почти дышащей. Пусть она возникла из кошмарного сна, но теперь смотря на нее, я чувствую, как беспокойство, гнездившееся внутри меня, понемногу уходит.

****

За завтраком я то и дело поглядываю на часы, надеясь, что именно в эту секунду мне сообщат, что в гости пришла Дженна. Но этого не происходит. Неужели не придёт? Забыла? Или, может, уже в пути? Какая-то маленькая эгоистичная часть меня хотела, чтобы было именно так. Но даже несмотря на то, что в сообщении я постаралась объяснить, как важно её присутствие, Дженна не обязана была бросать свои дела и ехать ко мне. И всё же моя коленка, нервно поднимающаяся и опускающаяся под столом, всячески намекает мне на то, что я не готова смириться с этим.

– Эванджелина, – обращается ко мне мама, бросая на меня встревоженный взгляд. – Последнее время ты мало ешь. Тебе не нравится еда?

– Нет, мама, – откликаюсь я, и сразу же беру вилку в руки, стараясь звучать уверенно. – Плохо спала ночью, поэтому аппетита нет.

– Ты слишком исхудала, девочка моя… – причитает мама. – Может быть, после завтрака прогуляемся в саду?

– Может быть ближе к полудню? Когда выглядет солнце.

Мне нужно время. Вдруг, Дженн все же решит приехать.

– Как скажешь, милая.

– Маэль уехал? – тут же спрашиваю я, меняя тему.

Мама тяжело вздыхает.

– Твой брат всегда куда-то уезжает. Даже в моменты, когда его сестре требуется поддержка.

– Мама… – устало взглянув на неё, протягиваю я. – Он тоже человек. Со своими планами на жизнь. Я не хочу быть обузой для вас. К тому же, я вполне самостоятельна и способна справиться без постоянной опеки.

– Он твой брат, Эванджелина. Пока отца нет… – она замолкает, опуская глаза на дно кружки с кофе. В её голосе чувствуется печаль. – Он должен заботиться о тебе.

– Он заботится, – отвечаю я. – Как и ты, мама. Вы делаете очень много дня меня. – смолкнув на несколько секунд, я решаюсь спросить:

– Кстати, о папе, – произношу я, видя, как мама поднимает на меня глаза, – Он не звонил?

– Нет, – коротко произносит она, – Ты же знаешь, какая у него работа, Эванджелина.

Сделав в очередной раз вид, что всё понимаю, опускаю глаза и начинаю медленно ковырять вилкой свой омлет. Нет, не то чтобы я не знала, какая тяжёлая работа у отца. Но я не могу понять, почему за всю неделю, он ни разу не нашёл и минуты времени, чтобы поговорить со мной. Он находит время звонить маме, Маэлю, но не мне… Как будто ему совершенно безразлично, что всего несколько дней назад я лежала в больнице. От этой мысли на душе становится тяжело и грустно.

– Дорогая, – успокаивающим тоном произносит мама, – папа делает всё возможное, чтобы как можно быстрее приехать.

Я лишь пожимаю плечами и, не поднимая глаз, шепчу:

– Хочу в это верить…

Нашу трапезу, проходящую в полной тишине, нарушает звук шагов. Через секунду в проёме гостиной появляется дворецкий. Я напрягаюсь.

– Клара, – обращается к маме, кивком приветствуя меня, – прибыла гостья. Дженна Харрисон.

Сердце уходит в пятки, а потом начинает биться так сильно, что, кажется, заглушает все мысли. Радость и волнение разом поднимаются волной.

– Конечно! – неожиданно для самой себя восклицаю я, перебивая маму, которая явно собиралась что-то сказать, вероятно, выразить недовольство. – Вильям, спасибо. Я встречу её лично.

– Эванджелина, – голос мамы становится строгим, когда я поднимаюсь из-за стола. – Почему ты не сказала мне, что приедет Дженна?

Бросив на маму короткий взгляд, замечаю, как она поднимается следом за мной.

– Я не знала, что она приедет сегодня, мама. – отвечаю я, пряча глаза от его серьёзного взгляда. Ложь даётся мне с трудом. —Я же с ней не говорила… У меня нет телефона, чтобы узнать. – отвечаю на ходу, – Поэтому не стала тебя лишний раз беспокоить. Прости.

Не дожидаясь ответа, торопливо шагаю в холл, где, через стекло французских дверей, вижу, как к дому приближается чёрный Рейндж Ровер.

Она приехала. Смогла приехать.

Выйдя из машины, Дженна быстро поднимается по лестнице, оглядывая меня с ног до головы.

– О, чёрт, подруга! Ну и напугала же ты нас всех!

– Как я рада тебя видеть! – отвечаю, крепко обнимая её, как только она переступает порог. Внутри меня вспыхивает радость.

Дженн тут же отстраняется и с подозрением смотрит на меня.

– Где твой телефон? Я писала и звонила тебе тысячу раз, но ты была вне зоны доступа. Что за хрень происходит, объяснись!

Я быстро помогаю ей снять шубу, нервно оглядываясь на маму, которая появляется в холле.

– Всё расскажу позже, – шепчу я Дженне, стараясь избежать маминого неодобрительного взора.

– Добрый день, Клара, – Дженна поворачивается к маме с безупречной улыбкой на лице. – Вы прекрасно выглядите!

– Благодарю, Дженна, – сдержанно отвечает мама, окидывая её быстрым взглядом. – Прежде, чем вы подниметесь наверх, я должна сообщить о соблюдении некоторых правил.

Мы с Дженной переглядываемся, и весёлая улыбка подруги угасает, сменяясь настороженностью.

– Эванджелина пережила серьёзную травму головы, и ей требуется покой.

– Мама, ну не начинай, пожалуйста… – на выдохе произношу я, внутренне съёжившись. В этот момент мне хочется исчезнуть, чтобы не чувствовать тяжести от её слов.

– Эванджелина, – голос мамы становится твёрдым, а взгляд пронизывающим. Любое желание спорить сразу же улетучивается. – Дело в том, Дженна, что я была категорически против того, чтобы на этой неделе в нашем доме появлялись гости. Исключительно с целью заботы о здоровье своей дочери. – мама предостерегающе смотрит на Дженну. – Но раз Эванджелина не соизволила предупредить меня о твоём визите, позаботься о том, чтобы ее состояние не ухудшилось.

– Конечно… – понимающе кивает Дженна. – Я буду предельно осторожна.

Пока мама даёт указания Дженне, я отсчитываю секунды, когда этот момент закончится. Неужели она всегда была такой? Нет, я понимаю, что мама беспокоится за меня. Но то, каким тоном она предупреждает Дженну, навевает на мысли, что это совсем не похоже на заботу.

– Отдыхайте, – произносит мама, а затем ретируется из холла.

Как только её шаги затихают, выдыхаю с облегчением и не произнося ни слова, мы вместе с Дженной поднимаемся по лестнице на второй этаж.

– Так, – восклицает Дженна, когда мы оказываемся в моей комнате. – Правильно понимаю, ты в заточении? – подруга усаживается на аккуратно застеленную кровать и бросает на меня подозрительный взгляд

– Точнее не скажешь… – вздыхаю, присаживаясь рядом. – В первый день действительно было сложно. Но с каждым днем я чувствую себя все лучше. А мамина забота…

– Не думала, что можно жаловаться на заботу, – Дженна качает головой, скривив губы. – Но, в общем-то, зная Клару…

Не удержавшись, тихо фыркаю, улыбаясь ей в ответ.

– Я безумно рада тебя видеть.

– Иди сюда, – подвинувшись, Дженн крепко обнимает меня. – Я тебе столько раз звонила, пыталась понять, куда ты пропала. Уже какие только мысли в голову не лезли. Потом всё-таки удалось дозвониться до Маэля, – сообщает подруга, отрываясь от меня. – Твой братец сказал мне, что ты заболела, и сбросил трубку. Засранец, – недовольно комментирует она. – Что за врач мне звонил? Что за конспирация? Где твой телефон?

Я тут же напрягаюсь, чувствуя, как в груди нарастает тревога.

– Дженн, послушай… – аккуратно касаюсь её руки, стараясь найти подходящие слова. – Всё не совсем так, как сказал брат. Я не помню.

– Не помнишь что? – подруга вопросительно смотрит на меня, и я покачиваю головой, заглядывая ей в глаза.

– Ничего не помню, Дженна.

Поймав мой взгляд, её лицо отражает смесь удивления и недоверия. Затем она открывает рот, будто хочет что-то сказать, но вновь закрывает его, когда я начинаю говорить.

– Я не помню последние полгода своей жизни.

Глава 10

– Что?… Стой… Я не совсем понимаю. – спустя длительную паузу протягивает Дженна. – Что значит не помнишь? – она судорожно ищет слова, явно не зная, как реагировать. – Господи, Эва…

– Я упала с лестницы. Очнулась уж в больнице. – сообщаю я, опуская глаза. – Не помню ничего. Ни как это произошло, ни то, с кем я была.

– Вот же дерьмо…

Я молча киваю, соглашаясь с её эмоциями. Дженна права. События моей нынешней реальности идеально укладываются в ее короткое, но весьма точное описание.

– И что же… И как же теперь? – тут же спрашивает она, с тревогой заглядывая в мои глаза.

– Я хочу, чтобы ты помогла мне, Дженна. – быстро перебиваю её, стараясь не терять ни секунды. – У меня такое чувство, будто мои близкие что-то скрывают от меня меня. С первого дня, как я очнулась, все кажется странным. Мне снятся сны, которые больше похоже на психоделический кошмар, но я даже стала допускать мысль, что они могут быть правдивы… Однажды мне снилась ты, Дженна. Но даже если эти сны – полный бред, я бы хотела знать, что произошло за эти полгода. Потому что я начинаю думать, что кроме тебя мне никто не расскажет. – перевожу на нее встревоженный взгляд, – Дженна, пожалуйста, расскажи, что было последние месяцы.

– К-конечно, милая… Я постараюсь. – она берет мою руку, – Просто не то, чтобы мы часто виделись… – она бросает на меня короткий взгляд, а затем ее губы трогает слабая улыбка. – Потому что эти полгода были охренеть какими насыщенными. Для тебя.

Слова Дженны пробуждают во мне трепет ожидания ее рассказа.

– Что ты имеешь в виду?

– Во-первых, ты открыла выставку, – произносит она, – нет, даже не так. – будто притормаживая саму себя, Дженна смолкает на пару секунд, – Ты открыла выставку, черт возьми! – радостно восклицает она, пока моя улыбка начинает медленно гаснуть. – В Париже. Собрала всю элиту, распродала почти все свои работы.

– Да, – киваю я, – Маэль мне уже рассказал об этом. – сухо добавляю. – Еще он упомянул про свадьбу Греты, Париж и Рождество.

– А… – на лице Дженны отображается смятение, но затем она усмехается. – Вот видишь, даже я не могу похвастаться таким количеством событий, подруга.

– Дженн, – мягко окликаю её, – доктор Рид сказал, что меня в больницу привёз какой-то парень. Я даже не помню, как и где упала. Но его имя я запомнила.

Брови Дженн взлетают вверх, а в глазах появляется беспокойство.

– Кто? – быстро спрашивает она.

– Эванн Картер.

Тень тревоги тут же спадает с её лица.

– Эванн… – задумчиво произносит Дженн.

– Ты его знаешь? – спрашиваю я, пристально заглядывая ей в глаза, которые она тут же отводит в сторону.

– Владелец клуба «Tipe»? – уточняет Дженн, снова встречаясь со мной взглядом.

– Ты спрашиваешь меня?

– Да, прости, – быстро отвечает она. – Я забываю, что ты не помнишь… – на её лице появляется неловкость, что меня настораживает. Память может меня подводить, но Дженну я знаю очень хорошо, и её реакции вводят меня в замешательство.

– Я знаю одного Эванна Картера. Он владелец ночного клуба.

– Значит, мы были там? – спрашиваю я, пытаясь наконец-то сложить хотя бы один пазл из моей забытой жизни.

– Эм… – тянет она с виноватой улыбкой, явно не находя подходящих слов. – Я бывала там несколько раз когда-то очень давно. Но, насколько я помню, точно не с тобой, Эва.

Внутри что-то обрывается. И это «что-то» – моя надежда наконец узнать, что со мной случилось.

– Тогда почему в больницу меня привез именно этот парень? И каким образом я оказалась в ночном клубе? … – задумчиво проговариваю я, – Может, это было какое-то мероприятие? С кем потенциально еще я могла туда пойти? – задаю вопросы один за другим, цепляясь за любую ниточку.

Но Дженна отрицательно качает головой и пожимает плечами, всё дальше отдаляя меня от ответов.

– Я не знаю, Эва… – с сожалением произносит она.

Я поднимаюсь с кровати, сжимая пальцами виски. Ничего… Ничего! Абсолютная пустота, которая не уходит, не растворяется, а только заполняет меня всё сильнее с каждой секундой. Меня злит то, что от меня ничего не зависит. Злит, что никто ничего не знает, как будто все упрямо хотят, чтобы я оставалась в бетонных стенах своего сознания, безуспешно пытаясь найти выход.

– Чёрт возьми, Дженна, – резко окликаю её, ощущая внезапный приступ раздражения. – Ты всё мне рассказала? Пожалуйста, вспомни!

Она встаёт с кровати и собирается подойти ко мне, но я жестом останавливаю её.

– Я слушаю подобные ответы от матери и Маэля уже несколько дней подряд, – говорю, глядя ей в глаза. – Но от тебя я ожидала хотя бы каких-то подробностей.

– Эва, я говорю правду, – отвечает она. – Мы виделись буквально несколько раз… У тебя столько всего произошло. Я…

– И это я уже слышала, Дженна, – перебиваю её, проглотив комок обиды.

Может, обижаться на Дженну было глупо, ведь это были мои ожидания, и они не оправдались. Но что-то внутри сопротивляется этим мыслям, будто я уверена, что она чего-то мне недоговаривает.

– Эва, – снова окликает меня Дженна. К ней возвращается привычная уверенность. – Ты не думала, что, может быть, это и к лучшему, что ты чего-то не помнишь?

Я оборачиваюсь и в недоумении заглядываю ей в глаза.

– Почему ты мне об этом говоришь, Дженна?

Застываю в ожидании, что сейчас подруга скажет что-то важное, что развеет густое облако напряжения между нами и прояснит ситуацию.

– Не знаю, – коротко отвечает Дженна. – Наверное, просто потому, что я сама мечтала бы забыть кое-что из своей жизни.

Услышав её слова, поджимаю губы, вновь сталкиваясь с ощущением нарастающей пустоты и неудовлетворённости. Подходя к двери, опускаю ручку и бросаю на неё взгляд полный сожаления.

– Извини, тебе пора.

Я так ждала её, надеялась… Но, похоже, мне придётся смириться с мыслью, что последние полгода моей жизни останутся тёмной непроглядной мглой. Просто вычеркни эти месяцы, Эва. Живи дальше. Сможешь? Нет.

Когда мы спускаемся вниз, боковым зрением замечаю, как Дженна изредка смотрит на меня, но не произносит ни слова. Уже в холле, когда она надевает шубу, я слышу мамины шаги на втором этаже.

– Эва, прости меня, – тихо говорит Дженна, бросая короткий взгляд через моё плечо.

– Ты не виновата, – устало отвечаю я.

И, отчасти, это правда.

Возможно, мои чувства просто обострены. С каждым днём подозрительность растёт, когда я замечаю странные реакции мамы и брата, которые не совпадают с их словами. В какой-то степени это моя проблема – ожидать от окружающих большего, чем они могут мне дать.

Обернувшись, замечаю маму, которая начинает спускаться по лестнице, оглядывая нас с Дженной по очереди.

– Я была очень рада тебя видеть! – вдруг неожиданно восклицает Дженна, отчего я резко поворачиваюсь к ней, и не успеваю сказать и слова, как она тут же крепко обнимает меня. – Твоего отца посадили, Эва, – прижавшись щекой к моему лицу, тихо произносит она на ухо.

Я застываю, оглушённая её словами, на мгновение теряя связь с реальностью. Что она сейчас сказала?

Резко отстранившись, Дженна бросает на меня полный тревоги взгляд, но её лицо тут же меняется, и губы расплываются в неестественной широкой улыбке. Холодок пробегает по позвоночнику, когда смысл её слов наконец доходит до меня.

– Уже уходишь, дорогая? – вздрагиваю, услышав мамин голос за спиной.

– Да, Клара. Спасибо, что дали возможность увидеться с Эвой, – отвечает Дженна, взяв мою руку и крепко её сжимает, будто пытается что-то передать без слов. – Люблю тебя. – произносит, наклонившись ко мне. Её губы касаются моей щеки, но она не спешит отстраняться. – Эва, ради меня, притворись, что всё в порядке, – шепчет она почти беззвучно.

Несколько раз моргаю, оглядываясь на маму, которая смотрит на нас с лёгким смятением.

– Я рада, что вы встретились. – улыбается мама.

– До свидания, Клара, – прощается Дженна, отпуская мою руку. – Подруга, пообещай, что скоро поправишься, и мы устроим шоппинг! – весело говорит она, а я изо всех сил стараюсь изображать спокойствие.

– Конечно, – отвечаю автоматически, находясь мыслями далеко от этого разговора. – Обязательно.

Мне удаётся слегка дёрнуть уголки губ вверх, но я уверена, что это больше похоже на нервный тик, чем на улыбку. Когда дверь за Дженной закрывается, я резко разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, не дожидаясь вопросов от мамы.

– Эванджелина, ты куда? – доносится её голос.

– В свою комнату, – бросаю через плечо, пока сердце бешено колотится в груди. Я знаю, что если посмотрю ей в глаза, не смогу скрыть своих эмоций.

– Что-то случилось? – не унимается мама, будто догадывается о моём состоянии. Это только ускоряет пульс, который, и так, бешено бьётся под кожей.

– Нет, просто немного устала, – отвечаю, продолжая подниматься по ступенькам. – Хочу немного поспать.

Я не вижу её лица, но уверена: мамины брови нахмурены.

– Хорошо, милая. Как отдохнёшь, обязательно спускайся на ужин.

– Да, конечно, – с облегчением отзываюсь я, ускоряя шаги, почти переходя на бег.

«Твоего отца посадили, Эва…»

Каждое слово Дженны словно молотом ударяет по вискам. Боже, если это правда… Если… Почему мама и Маэль молчали? Боялись травмировать меня, сказав правду? Но я ведь его дочь! Член семьи! Я имею право знать всё, что происходит.

Волна злости, непонимания и страха захлёстывает меня. Дыхание становится частым, а сердце гулко стучит в груди. Как они могли так поступить со мной?

Ноги сами несут меня по коридору в сторону кабинета отца. В голове вертится одна мысль: если у меня нет других источников информации, то это единственное место, где могут быть ответы.

Вбегая в кабинет отца, захлопываю за собой дверь и запираю её на замок, чтобы никто не смог помешать. Адреналин пульсирует в венах, когда я подбегаю к компьютеру и дрожащими пальцами включаю его.

Как только загружается экран, вбиваю имя и фамилию отца в строку поиска. Несколько секунд томительного ожидания, и перед глазами вспыхивают заголовки статей. Одна за другой – каждая из них сообщает об аресте отца.

Нажимаю на первую ссылку и начинаю быстро читать. С каждым словом мир вокруг меня с треском рушится.

«…занявшему не так давно пост вице-мэра Лондона – Бастиану Ришару, предъявили обвинение в фальсификации государственных данных… По неофициальным данным его также обвиняют в хищении бюджетных средств на сумму двенадцать миллионов фунтов стерлингов…»

От шока мое тело буквально стекает в кресло. Я закрываю глаза, пытаясь осознать, что только что прочитала. Папа… Как же так, папа? Это не может быть правдой.

Но руки, будто действуя сами по себе, продолжают открывать одну ссылку за другой. Глаза судорожно впиваются в экран, надеясь найти хоть одну строку, которая бы развеяла этот кошмар – что это просто розыгрыш, глупая шутка. Но нет.

Отец в тюрьме. Я не помню полгода своей жизни. Меня привез в больницу незнакомый мужчина. А мои родные всё это время молчали, скрывали от меня правду.

Оставив компьютер включённым направляюсь в свою комнату. Быстро переодеваюсь, чувствуя, как внутри меня поднимается волна гнева.

Когда они хотели мне это рассказать? Когда вернётся память? Когда я сама спрошу? Когда? Легче ли было бы мне воспринять это позже? Мой отец в тюрьме. В тюрьме! К этому никогда нельзя быть готовой.

Заправив бежевый свитер в тёмно-коричневые брюки, хватаю сумку и уверенными шагами спускаюсь вниз. Если пару дней назад, я была не способна на такую лихую походку, то сейчас, из-за смеси адреналина, волнения и ярчайшей злости внутри, я преодолеваю лестницу за считаные секунды. Минуя холл, вхожу в гостиную и встречаю взглядами с матерью. Её лицо напрягается, когда она оглядывает меня с головы до ног.

– У тебя наверняка припасены оправдания на случай, если я всё узнаю не от тебя? – холодно произношу я, чувствуя, как грудь сдавливает от обиды.

– Эванджелина… – протягивает она с тяжёлым вздохом, начиная вставать из-за стола.

– Что «Эванджелина»? – повышаю голос. – Когда вы собирались сказать мне об отце? Вы столько дней врали мне! Думали, что правда меня сломает?

Мама делает шаг в мою сторону, но я останавливаю её.

– Нет, мама, – резко говорю я. – Позволь мне самой разобраться.

– Я не стала бы это скрывать, если бы ты была здорова, – оправдывается она. – И сейчас твоя реакция только убеждает меня в том, что я делала все правильно! Мы просто заботились о тебе, Эванджелина.

– Хватит! – прерываю её, сдерживая нахлынувшие слёзы. – Я уезжаю. И для твоего спокойствия – я буду на связи. – развернувшись в сторону выхода, слышу, что мама идет за мной.

– Я говорила, что Дженна принесёт только проблемы! – взрывается мама, – Её визит был ошибкой! Она совсем не позаботилась о твоём состоянии, Эванджелина!

– Она рассказала мне правду! – бросаю ей в ответ, направляясь в сторону выхода.

– Ты не можешь просто так уехать! Ты не здорова!

Мигом хватаю ключи от машины с тумбы, надеваю сапоги и выбегаю на улицу. Прохладный январский воздух резко ударяет в лицо, но я только глубже вдыхаю его, будто холод способен притупить боль и гнев, которые накатывают волна за волной.

Сев в машину, завожу мотор, без понятия, куда поеду. Но конечная точка меня сейчас волнует меньше всего. Важно лишь то, что я могу уехать и остаться наедине со своими мыслями. Нажав педаль газа, подъезжаю к воротам и жду, когда они откроются. Если мама дала команду не выпускать меня – дела плохи. Однако, я такой же член семьи и имею право уезжать, когда захочу, не так ли? Что-то внутри подсказывает, что все не совсем так просто… Но уже через мгновение, ворота разъезжаются передо мной, и я с облегчённым вдохом выезжаю за территорию дома. Спасибо, что хотя бы одна моя проблема осталась позади.

Проехав несколько миль, останавливаюсь у первого попавшегося торгового центра, и без промедлений отправляюсь в магазин техники, где покупаю новый мобильный. Мне повезло, что я потеряла лишь полгода своей жизни из памяти. Иначе вспоминать номера брата и матери было бы той еще задачей. К слову, где-то внутри я всё еще сопротивляюсь решению написать им мой новый номер. И все же, я не хочу, чтобы они волновались. Как бы я ни злилась, они имеют право знать, что со мной все в порядке.

Сев обратно в машину, распаковываю коробку с новым iPhone и вставляю SIM-карту. После приветственной заставки захожу в мессенджер и рассылаю новый номер. Первой отправляю Дженне. Затем – маме. И, наконец, Маэлю.

Отбросив телефон на пассажирское сиденье, принимаю решение поехать в центр и остановиться в одном из отелей. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Когда я выезжаю на трассу, в динамиках раздаётся звонок. На сенсорном дисплее высвечивается знакомый номер. Я нажимаю зелёную кнопку и принимаю вызов.

– Я не просила звонить, – произношу с лёгким раздражением в голосе. – Я сообщила лишь новый номер.

– Эва, я хотел тебе всё рассказать, – слышится голос Маэля. – Я знал, что скрывать арест отца от тебя – это полная хрень.

– И всё же ты молчал, – цежу сквозь зубы, чувствуя, как обида тяжёлом грузом оседает на плечах. – Молчал, потакая матери, совершенно забыв о моих чувствах, Маэль.

– Я бы сказал тебе, обязательно. – вздыхает он. – Я был на грани сделать это ещё в первый день, чёрт подери.

– В любом случае – уже поздно, Маэль. Я всё узнала от Дженны.

В салон автомобиля повисает напряжённая тишина.

– Куда ты едешь? – наконец спрашивает брат. – Давай я подъеду, и мы поговорим.

– Нет! – резко обрываю его. – Оставьте меня все. Как только я разберусь со всем, сама выйду на связь.

– Эв…

– Пока, – перебиваю его, резко сбрасывая звонок и вдавливаю педаль газа в пол.

Где-то в глубине души я пытаюсь найти оправдания маме и брату, почему они скрывали такую важную информацию от меня. Но не могу перестать злиться на них. Меня буквально штормит от эмоций, от постоянных сомнений – поступаю ли я правильно в этой ситуации, и это лишь запутывает меня всё сильнее. Могла бы я отнестись к этой новости иначе? Могла бы спокойно поговорить с матерью после того, как тысячу раз задавала ей одни и те же вопросы: когда приедет отец? Когда он позвонит? Как дела у папы? Вероятно, не могла.

Приближаясь к центру города, я лихорадочно обдумываю, что делать дальше и с чего начать. Как я могу связаться с отцом? На ум ничего путного не приходит. Есть ли кто-то, кто сможет помочь организовать встречу с ним? Нора? Роберт? Но они сейчас на Сицилии и вряд ли смогут решить этот вопрос на расстоянии. Может быть, отец Дженны сможет мне помочь? Вопросов в голове так много, что, если это продолжится, моя черепная коробка разойдётся по швам. А, учитывая то, что произошло со мной неделю назад, я совсем не утрирую.

Припарковав машину у отеля «The Connaught», я глушу двигатель и беру в руки телефон, набирая номер больницы. Спустя несколько гудков слышу женский голос.

– Больница Хаммерсмит, я вас слушаю.

– Добрый день. Меня зовут Эванджелина Ришар. Я пациентка доктора Рида. Могу ли я связаться с ним?

– Прошу прощения, но мы не разглашаем данные по телефону, – голос девушки звучит бесстрастно.

– Понимаю. Тогда можете записать мой номер? Это очень важно, – в моем голосе проскальзывает нотка отчаяния.

– Диктуйте, – отвечает она сухо.

Закончив звонок, я тяжело выдыхаю и, выйдя из машины, направляюсь ко входу в отель. Возможно, мне стоит пожить здесь несколько дней, пока ситуация не прояснится. Вернуться домой – последнее, чего мне сейчас хотелось бы.

Оплатив номер, поднимаюсь на пятый этаж и вхожу в просторные апартаменты, вдыхая запах зеленого чая и цитруса. Естественный свет, просачивающийся через панорамные окна с видом на город, обволакивает каждый дюйм помещения. Итак, Эванджелина, что дальше?

Скинув с себя пальто, присаживаюсь на край кровати и захожу в Google, пытаясь выяснить, в какой именно тюрьме находится отец. Мысль о том, что я не имею возможности связаться с ним здесь и сейчас, бросает в уныние и абсолютное бессилие. Мама навещала его? Как долго он там находится? Вопросы, вопросы… Очередные вопросы, на которые пока нет ни одного внятного ответа.