Одинаковые. Том 1. Адаптация

Глава 1

Холод, жуткий холод накрыл с головою. Глаза ничего не видят, и хочется кричать. И вот закричал, да еще как! Боже, что со мной, где я, почему так плохо вижу? Горло от крика начало саднить – и только тогда дошло, что это именно я кричу, как новорожденный младенец. Осознав это, попытался успокоиться. Прошло по ощущениям совсем немного времени, но рядом раздался новый крик, а через несколько мгновений еще один.

Не знаю почему, но контролировать свое тело было невероятно сложно, да и, похоже, это совсем не мое тело. Что-то теплое уткнулось мне в рот, и я на каком-то животном инстинкте схватил это своими губами. Молоко, черт побери! Похоже, я пью грудное молоко! Я что – младенец? Ну что ж… Похоже, только что появился на свет новый-старый человек, встречайте…

Видимо, после теплого молока я уснул. А когда проснулся – почувствовал, что лежу на чем-то мягком. Попытался открыть глаза и пошевелиться – получалось очень плохо. Перед глазами все расплывалось, и цвета были какие-то серые, что ли. Тем не менее попытался оглядеться, насколько смог это сделать. И тут на голову навалилась непонятная тяжесть, ужасно заболели виски, а из глаз потекли слезы. Не знаю сколько это продолжалось, но в итоге я просто вырубился.

Неизвестно сколько времени находился в бессознательном состоянии, но, когда очнулся, чувствовал себя относительно хорошо. Почему относительно? Ну, голова не болела совсем, а вот со зрением и ощущением пространства что-то казалось не так. Черт возьми, что происходит, почему все троится и перед глазами, и в голове? Через какое-то время осознал, что вижу одновременно три похожие картинки перед глазами, но они как-то странно смещены.

Что это, блин, какое-то птичье зрение или шизофрения? Утомившись от рассуждений, снова заснул. Черт побери, что происходит – чувствую, что сплю и не сплю одновременно, закрываю глаза и все равно вижу вокруг ту же картину. Постарался успокоиться, продышавшись и спокойно осмыслить происходящее. Наконец до меня дошло, что нахожусь я одновременно в трех телах, и одновременно пытаюсь управлять, насколько это возможно, всеми. Блин, еще бы не свихнуться от таких выводов и не уехать в специальное учреждение на профилактику, так сказать. Попытался уснуть, закрыв одновременно три пары глаз, и с тройной улыбкой погрузился в сон…

Давайте знакомиться:

Семеновский Андрей Геннадьевич, 1970 года рождения, майор ГРУ в отставке. Как модно говорить – самозанятый на пенсии. Родился и вырос в глухой забайкальской деревне, остался без родителей в 4 года. Ехали с родителями в город из деревни деда, когда в наши Жигули первой модели на скорости влетела фура… Не знаю как, но чудом выжил только я.

Почти сразу меня к себе забрал дед. Опекунство оформили на мамину старшую сестру, но дед Андрей ультимативно заявил, что останусь у него. Он тогда был еще молодой – 52 года и сил в руках имел немеряно. Дед прошел всю войну, вышел в отставку в звании старшего лейтенанта. Где он служил, для меня долгое время было загадкой. Волею случая через несколько лет удалось разговорить старика и узнать некоторые подробности.

С самого детства дед воспитывал во мне самостоятельность. Когда исполнилось 6 лет, начал брать меня в тайгу, учил стрелять из мелкашки ТОЗ-8, ставить ловушки на зверя. Потом большую часть времени я жил в школе-интернате, но на каникулах всегда оставался с дедом. Летом мы жили на заимке, а зимой отправлялись в тайгу. Кроме стрельбы дед научил меня ходить по тайге, слушать ее и понимать.

В 10 лет мне надоело жить весь учебный год в интернате, и уговорил деда перевести меня на домашнее обучение. Пообещал, что буду стараться и не запускать школьную программу. Каким-то чудом, но удалось договориться с Павлом Семеновичем, директором интерната, и у меня появилось много свободного времени.

Учеба давалась легко, тратил на нее по 2–3 часа в день и без труда сдавал два раза в год контрольные, в основном на хорошо и отлично. Дети в интернате завидовали моей свободе, и в первое же посещение после долгого перерыва решили меня наказать. Шесть парней постарше напали возле спортивной площадки. Отбивался, как мог, но численное превосходство сыграло свою роль. Меня крепко отпинали, и дед забирал меня уже из районной больницы, в которой пришлось лежать почти целый месяц.

Вернувшись в деревню, дед решил взяться за мою физическую форму всерьез. Кроме ежедневной физухи и утренних пробежек на 4–5 километров, стал учить защищать себя кулаками.

Дед Андрей наконец-то открылся, хотя, подозреваю, все-таки частично. Оказалось, он служил в специальных частях и занимался разведывательно-диверсионной работой в тылу врага, а под конец войны – в отрядах зачистки на западной Украине. Дед объяснил, что его умения не про спорт. Все его навыки про быструю ликвидацию противника, поэтому пользоваться новыми умениями мне нужно очень аккуратно и не терять головы.

Кроме рукопашки была работа с холодным оружием. Работа с ножом, саперной лопаткой, метание всего, что может втыкаться. Дед серьезно поговорил о моем будущем, прежде чем давать мне специфические знания и умения.

Для себя уже давно решил, что стану военным. Мы поговорили, и дед стал обучать меня всему, что умел сам, и за несколько лет сделал из меня бойца можно так сказать широкого профиля. На заимке у него был схрон с оружием, там был один ТТ, Вальтер PPK, два нагана с самовзводом, СВТ40, мосинка с оптикой, несколько цинков патронов ко всему этому добру.

Не знаю, как уж дед умудрился насобирать этот арсенал, но учеба с оружием мне особо нравилась. За несколько лет я до автоматизма довел полную сборку-разборку, чистку, и, конечно же, стрельбу. Так увлекся, что деду пришлось доставать дополнительные патроны несколько раз через старых сослуживцев, еще имеющих отношение к армии.

К 10-му классу я вытянулся до 185 сантиметров, имел крепкое сухое телосложение и ни грамма лишнего жира. Русые волосы, которые обычно коротко стриг, прямой нос, уверенный взгляд серых глаз. После нескольких драк в интернате деревенские пацаны обходили меня стороной и считали бирюком, так как большее время я проводил в тайге, изредка появляясь в поселке.

Когда я закончил школу, дед связался со старым другом с генеральскими погонами. Через наш военкомат направили меня в славный город Рязань, в Рязанское высшее воздушно-десантное командное Краснознамённое училище.

–-

Открыл глаза, похоже проснулся, еще и еще раз. Ха-ха, мы проснулись. Так и не успел рассказать о первой жизни. Да, да не ослышались, похоже, я получил новую жизнь, даже три. Что это выходит: я попаданец или перемещенец или извращенец… Да какая, к черту, разница – я живой, да еще и втройне, Ха-ха. Что это меня пробивает на дурацкий смех, и мысли путаются в голове. Видимо, еще до сих пор не осознал степень своего попадания, но, определенно, плюсов гораздо больше, чем минусов – будем жить. Теплые руки подхватили меня и стали кормить, так и понеслись вскачь первые дни моей-нашей новой жизни.

Через пару месяцев уже окончательно привык к мысли, что переродился одновременно в сознании трех братьев, и имею одно общее сознание на всех одновременно. К счастью, память прошлой жизни сохранилась вплоть до мелких деталей. Покопавшись в памяти, даже про себя проговорил наизусть ТТХ сорокапятки из справочника, который лежал в библиотеке деда на заимке, как будто в это время держал в руках открытую книгу.

Управлять тремя телами было сложно, и каждый раз, когда я пытался сконцентрироваться на каком-то конкретном действии, голова начинала болеть, а из глаз текли слезы. Да и, собственно, чем там управлять, нас как кукол пеленают в тряпки, и, разве что, глазами, да голосом можем познавать окружающий мир и издавать звуки, конечно.

Больше всего напрягало, что не могу контролировать организм на предмет пописать и покакать. Вот приспичило попе – и наделала в пеленки. А лежать в сыром, скажу, такое себе удовольствие. Поэтому научился звать криком каждый раз, когда начинал этот процесс, в остальное время лишний раз старался не орать. Но в момент справления потребностей орал знатно – родители реагировали оперативно и по сигналу проверяли пеленки.

Когда зрение начало приходить в норму, удалось разглядеть пространство вокруг себя. Это была обычная изба с печью, у деда в деревне была почти такая же. Печь оштукатурена белой известкой, местами потрескавшейся, со следами копоти в некоторых местах. Лежанка небольшая, похоже, там старик спит, дед, наверно. Изба была небольшая – примерно 4 на 5 метров. Сруб сложен из добротных бревен, и местами из щелей торчит мох. Небольшой стол, 3 лавки, пара сундуков, которые тоже использовали, как спальное место. В красном углу иконы.

Похоже, родились мы в деревне, и во времени весьма отдаленном от двадцать первого века. К сожалению, отрывного календаря на стене с гороскопом не увидел, да и газеты, в которых можно узнать дату, мне как-то не попадались. Ладно, не к спеху, надо пока просто расти. Эх, скорее бы начать ходить…

Пока надо попробовать разобраться с управлением и этой странной, доставшейся мне способностью. Выходит, у меня теперь три тела и одно сознание на троих. Интересно, а мозгов тоже в три раза больше и, соответственно, я стану в три раза умнее? Так – закрываю глаза: одного, вижу вторым и третьим, закрываю глаза второго, остается только картинка с третьих глаз. Так, так, так…

Надо определить, как правильно вести себя с этой сверхспособностью, и эффективно ей управлять. Голова по-прежнему болела, когда я пытался действовать синхронно. Интересно, это мы сейчас все в одной куче в основном, а в будущем смогу ли я действовать разными телами на большом расстоянии? Например, один ворует, второй на стреме, а третий вывозит награбленное, и, в случае чего, шухер кричать не надо. Сука, о чем я думаю.

В уме я считал и старался запомнить дни, когда просыпался. С нашего рождения прошло примерно 5 месяцев, да и по изменениям погоды тоже было видно. Когда мы родились, на улице стояла осень, а сейчас, похоже, наступила уже зима, наверное, январь или февраль. Так вот, примерно в полгода, мы начали уверенно ползать по дому. И когда это произошло, начались усиленные тренировки моего сознания, которое в одиночку пыталось управляться с тремя детскими тушками.

Имена, эх, вот тут засада, когда услышал впервые, ржал почти час. Короче, мы теперь – Илья, Никита и Алексей, во фантазия у родителей. Хорошо, что без Добрыни обошлось. Так в шутку иногда нас и называли родители – три богатыря. Наверное, мы были очень похожи друг на друга, и родители часто нас путали, да и имея одно сознание на всех, я, тоже не особо заморачиваясь, откликался на любое из имен.

Молока матери всем не хватало, поэтому скоро начали давать еще какое-то, больше похожее на козье, но, могу ошибаться – может, тут и у коровы такой вкус молока, в любом случае стало повеселее с добавкой.

Старался все время, пока на нас никто не обращает внимания, потихоньку заниматься, развивая моторику пальцев и координацию движений. Делал это, исходя из новых способностей. По очереди двигал руками, ногами. Делал синхронно. Для того, чтобы появлялась слаженность действий, а не хаотичное махание, приходилось концентрироваться – и, как итог, болела голова. Но заметил, что все больше действий мне дается легко и без последствий для мозга.

И вот в полгода впервые получилось встать. Когда отец вечером пришел домой, он увидел, как мы стоим возле лавки и неуверенно держимся за нее. Отец даже прослезился, как мне показалось, подошел и стал тетешкаться с нами. Отец был крепким мужиком, с большими кувалдообразными руками. Средний рост, темно русые волосы, нос с небольшой горбинкой, после перелома, похоже, добрый взгляд, паутинка морщин вокруг глаз. Я его видел, в основном, в простой одежде, обычно это широкие штаны, рубаха и сапоги.

За это время по разговорам взрослых все-таки удалось добыть частичную информацию о новом мире, в который попал. Во-первых, сейчас идет 1884 год от рождества христова. Родились мы в казачьей станице Прилукской, практически на границе с Китаем и Монголией. Похоже, это где-то рядом от тех мест, где я провел свое детство вместе с дедом. Отец был охотником-промысловиком. В детстве получил травму, после которой не смог долго сидеть в седле, поэтому и в казачий реестр его не записали. Так и занимался промыслом, и большую часть времени проводил в тайге на своей заимке.

Еще у нас была старшая сестра Машка, ей сейчас 4 или 5, точно не знаю. Девчушка – егоза, постоянно бегающая за мамкой. Белобрысая, с маленьким аккуратным носиком, конопушками и голубыми глазами. Красивая девка вырастет. Вчера чуть не угробила одного из братьев, запихала в рот три красных клюквины и убежала. Я закашлялся, повернулся на бок и стал дышать носом. Сосед по сознанию заорал, и мать быстро поняла в чем дело. Помогли, а сестре досталось вицей по заднице.

Еще был дед Иван, уже старый казак, который частенько наблюдал за нами, поглаживая длинные седые усы. Небольшого роста, залысина на полголовы, длинные усы – делали из него колоритного персонажа. Часто кряхтел и хватался за спину, но видно было, что сила еще присутствует. Больше всего меня удивлял его пронзительный взгляд с прищуром, как будто тебя сверлят. Жуть.

Жила наша семья небогато, хотя и не знаю с чем сравнивать, нас как бы по гостям-то и не таскают. Но в хозяйстве была корова, две козы, мерин, и, похоже, за всем этим следила мать, пока отец пропадал подолгу в тайге. Еда на столе всегда была, хоть и простая, но сытная. Отец частенько приносил дичь из леса.

Пока мать управлялась по хозяйству, мы были под приглядом деда. Даже не знаю, сколько ему лет: 50–60, черт его знает, в это время вроде бы стареют гораздо раньше. Он, приглядывая за нами, никогда не сидел без дела. То что-то вырезал из дерева, то занимался ремонтом обуви или что-то мастерил непонятное мне пока.

Наконец, к первым признакам приближающейся весны мы пошли, было это примерно в конце марта. По моему, встроенному в башку счетчику, нам стукнуло 7 месяцев. С этого момента началась новая жизнь. Уже скоро мы забегали по избе, а когда на улице потеплело, нас на целый день выводили во двор, где мы носились, как угорелые с собаками и домашней живностью.

Ну, это со стороны так. Я старался не показывать родным наличия в моей голове взрослого сознания, и лишь дед, поглядывая на нас, иногда прищуривался, глядя пронзительным взглядом.

Передвижение на нижних конечностях опять стало испытанием для моих мозгов, и голова при первых попытках начинала болеть. Я на первых порах путал ноги и падал очень часто. Сосредоточившись, повторял снова и снова помолясь. Постепенно голова перестала кружиться и болеть, и прогресс пошел семимильными шагами.

К лету мы уверенно бегали, руки стали слушаться, и я решил заняться развитием тела. Здесь главное его не испортить. Кости, суставы еще детские, поэтому физическую нагрузку нужно телу давать очень грамотно.

Самое главное – не спалиться своими знаниями, а то черт его знает, что может прийти в голову моей родне. Все вокруг глубоко верующие люди, по воскресеньям всей семьей в церковь ходим. Вдруг решат, что в их детей бес вселился, да на костер потащат, ну это я, конечно, утрирую, но проверять не хочу, поэтому и сторожусь.

Для себя уже давно решил, что буду разделять кроме имен – по номерам, ха-ха, а то сложно как-то выходит, поэтому для меня Илья стал первый, Никита – второй, Алексей – третий. Какие-то императоры, гм, получились. Так сразу стало проще себя контролировать.

Все мои тренировки первых передвижений во дворе и избе походили для меня на руководство отделением из трех бойцов. Я как бы даю всем разные команды, а они выполняют, только вот для отдачи команд не нужно открывать рот и даже тратить время, достаточно просто подумать и решить, что нужно сделать. Иногда так увлекался, что кружилась голова, и я стал беспокоиться, не будет ли у меня раздвоения личности или еще какого психического расстройства из-за моей убер-плюшки.

Постепенно привык и даже стал получать от этого огромное удовольствие. Это что выходит, я могу одновременно в трех телах познавать этот мир. Например, могу одновременно читать три книги или учить три языка, в общем, мне с каждым днем такие возможности нравились все больше и больше.

Говорить не торопился, слова мама, папа, деда, Маша (так звали старшую сестру) мы с братьями начали выдавать в 8–9 месяцев. Но потихоньку стал вводить предложения, и к лету уже родня поняла, что малыши могут неплохо говорить. Часто подходили к деду, задавали детские вопросы. Особенно он любил рассказывать незамысловатые истории из жизни, как понимаю, упрощая и смягчая, чтобы не травмировать детскую психику.

К середине лета мы неплохо окрепли, и, похоже, что развивались опережающими темпами, если сравнивать с детьми наших соседей. А нас часто собирали с нескольких дворов в одну кучу и оставляли под присмотром стариков на весь день. Так взрослым было гораздо проще с нами справляться. Да, все-таки детство – это здорово.

Глава 2

Прошло три года с нашего рождения, я решил, что было бы неплохо начать не только физическое развитие, но и увеличить знания. Тем более передо мной открылись такие возможности. Не до конца уверен, но, похоже, вместе со вселением сознания в близнецов, мне досталась абсолютная память. По крайней мере, то, что я когда-либо читал, смотрел в прошлой своей жизни я могу дословно воспроизвести в нынешней. Это не какая-то структурированная информация с папочками, как на компьютере, конечно. Просто если я о чем-то задумываюсь, то могу ответить четко, если ранее знакомился с этими данными.

В общем, если задумаю прогрессорствовать, то командирскую башенку на Т-34 и автомат Калашникова начертить точно смогу. Думаю, даже марки стали удастся воспроизвести после нескольких опытов, ведь с железом я много работал, выйдя в отставку, и справочников по материаловедению перелопатил не один десяток.

Надо каким-то образом приучать семью к своей уникальности, не вызывая шока. Пожалуй, начну с чтения, а потом и письма. Обдумав все несколько раз, решил не тянуть с этим.

Я подошел к деду и, взяв старую газету, попросил научить нас читать. Оказалось, дед был неграмотен, и пришлось пристать к матери. Мать тоже читала не ахти, но хоть что-то. Она написала на доске буквы и, на ее удивление, мы их отчетливо произносили уже через 3 дня. Тогда попробовала показать, как читать. Буквально через неделю, показав упорный труд четырехлетних детей, мы начали читать. Для начала по слогам, но вполне уверенно. Попросил у мамы книгу. В нашем доме книг-то не было.

Да, как-то в повествовании упустил рассказать о матери. Мать звали Таисия Степановна Горская, крепкая женщина, на вид 25–30 лет. Если не ошибаюсь, отца она на 5 лет младше. У мамы была стройная фигура, крепкие ноги, темные волосы и карие глаза. Похоже, в роду имелись примеси тюркских народов. Но у казаков это частое явление, поэтому не удивительно. Ходила она, в основном, в простой деревенской одежде, лишь на выход в церковь наряжалась в выходное платье. Похоже, оно было одно, и она его очень берегла.

Мать после воскресной службы подвела нас к отцу Михаилу и рассказала ему о наших успехах. Михаил принес Библию и проверил наши таланты. Каждый из нас прочитал по несколько предложений, после чего я спросил у батюшки, может ли он дать еще что-то почитать. Подумав, отец Михаил принес роман Пушкина «Евгений Онегин», 1837 года издания. Велел бережно относиться к книге и отпустил нас, перекрестив на дорогу. С этого дня мы стали по вечерам читать книгу вслух. Собиралась вся семья, иногда даже соседи приходили.

Через месяц, прочтя книгу уже несколько раз, не стеснялись и читали бегло с выражением. Дед только кряхтел, довольно потирая усы, а отец был очень горд малолетними отпрысками. Так удалось легитимизировать навык чтения, а впоследствии – и письма. Даже соседи часто стали обращаться, чтобы письмо написать под диктовку или прочитать газету. Порой даже начинало раздражать, но мы, не подавая вида, гордо подняв голову, старались прийти на помощь неграмотным станичникам.

В процессе знакомства с книгами и другой печатью, я подтвердил свои соображения по поводу сознания братьев. Во-первых, память действительно близка к абсолютной. После разового прочтения я мог воспроизвести любой текст без искажений. Во-вторых, читать может любой, остальные братья в это время могут заниматься другими делами и одновременно усваивать новую информацию, сознание-то у нас одно. В-третьих, я мог одновременно читать 3 книги, вот здесь опять приходилось тренировать и как бы распараллеливать свое сознание. Это стало для меня новым испытанием, но я не сдавался и из месяца в месяц прогрессировал. Уверен, эти навыки будут мне очень полезны в моей будущей жизни.

–-

Вот уже 7 лет, как очутился в новом теле-телах, ох, вроде столько времени прошло, а в формулировках не разберусь. Из ребенка, благодаря регулярным тренировкам и занятиям, мы стали превращаться в подростков. Ростом на голову обгоняли своих сверстников, и по фигуре силу в теле тоже можно было определить сразу. Мы были, как две-три капли воды похожи друг на друга. Русые прямые волосы, которые летом обычно выгорали, прямой нос и, как у матери, серо-зеленые глаза, и правильные черты лица. Я посмотрел в маленькое мамино зеркальце и задумался.

Как прошли эти годы? Да как, весело было, я наслаждался детством сполна. Конечно, по мере взросления стали поручать задачи по хозяйству с живностью, на огороде, но ничего трудного и тяжелого. Каждый день начинался с пробежки, и к 7 годам бегали каждое утро по 5–6 верст, наматывая круги вокруг нашей станицы. Соседские дети смотрели удивленно, взрослые тоже не могли понять, зачем это нам.

Еще с трех лет дед стал приучать нас к седлу, и за четыре года мы уверенно научились держаться, правда, чтобы залезть, использовали плетень или подставку, смастеренную дедом. Жаль, что лошадь в семье была только одна.

Вот уже год, как я стал усиливать тренировки, кроме бега стал добавлять рукопашку, отрабатывая в новых телах навыки, полученные в прошлой жизни. Голова все это прекрасно помнила, но тут нужно наработать рефлексы, ведь тело-то новое.

Как-то взяв небольшой засапожный нож у деда, попытался его метнуть, и получилось со второго раза воткнуть его в чурку. Дед, когда это увидел, крякнул и принес три ножа с хорошим балансом, и дал каждому. Это, конечно, не метательные ножи в современном понимании, но уже что-то. С этих пор я начал вспоминать прежние навыки и усиленно тренировать суставы и связки. Так, уже к 6 годам смог (в смысле смогли все три «Я») метать ножи на дистанцию 5 саженей (около 10 метров). Нож при этом втыкался в мишень с мою ладонь 8 из 10 раз.

Наше подворье располагалось на краю станицы, от плетня до начала леса было не больше 20 метров. Поэтому мы тренировались с ножами, в основном, на заднем дворе. Дед соорудил нам 3 мишени из осиновых спилов. Я углем размечал их, чтобы было похоже на цель, и мы до одури тренировались, доводя свои движения до автоматизма.

Каждый раз, когда я берусь за что-то новое и пытаюсь согласовать свои действия с разтроенным сознанием, у меня начинала болеть голова, так и с метанием ножей было. Пришлось попотеть несколько месяцев, прежде чем головная боль от одновременного и поочередного метания ножей прекратилась. В результате стал приучать себя к контролю трех целей сразу.

Мать, увидев нас как-то, отодрала задницу прутком и забрала ножи. Дед на следующий день спросил меня, почему не тренируемся. Любил он смотреть за нашими занятиями, да и гордился, было видно, даже стариков – разбойников несколько раз приводил смотреть. Узнав, что мать отняла у нас ножи, пошел ругаться и довел ее до слез, но все-таки вернул их нам, а мать с тех пор больше вопрос этот не поднимала.

Скоро лето, дороги стали просыхать, и мы опять возобновили ежедневные пробежки. На период распутицы приходилось все-таки их прерывать, не хотелось кашу месить. К новому сезону попросил у мамы сшить три жилета, которые набил песком, получилось на 3–4 кг, думаю, такого утяжеления для начала будет достаточно, а там посмотрим.

Когда никто не видел, и удавалось отбежать от станицы подальше, я переходил к серьезным тренировкам, которые посторонним пока лучше не видеть. Как правило, один стоял на стреме, а двое тренировались, затем менялись. Так удалось восстановить в новом теле навыки ножевого боя, метание ножей с двух рук, жалко, что ножей было 3 и приходилось изворачиваться.

Вот бы еще с шашкой начать работать, дед после уговоров пообещал, что этим летом начнет с нами заниматься, вроде как уже руки достаточно окрепли, хотя остальных казачат начинают учить рубке, в основном, ближе к 10 годам.

Огнестрельное оружие пока недоступно. У отца, конечно, есть, но кто же мне-нам даст. А приучать новое тело очень уж хочется. Хорошо хоть, попал не во времена фитильных ружей Ивана Грозного. И вполне себе унитарный патрон уже присутствует. Так, у отца была берданка и ружье 12 калибра, правда, какой марки, так и не понял. Еще дома у деда двустволка сестрорецкого завода.

Когда отец обихаживал оружие после охоты, мы всегда крутились рядом, проявляя интерес, и задавали уйму вопросов. Так, однажды попросил самостоятельно почистить. Отец посмотрел за моими действиями, хмыкнул, и с тех пор мы каждый раз помогали при чистке оружия и снаряжения патронов.

А этим летом отец обещал взять с собой в тайгу, и сказал, что начнет учить стрелять. Эх, скорее бы. В прошлой жизни я до одури настрелялся, но здесь важно показать, что могу, и уже, наконец, получить свой огнестрел. Места-то не спокойные, граница все-таки. Поэтому на это лето по планам было раздобыть что-то стреляющее.

Выходило, что сейчас шел 1891 год, если ничего не путаю, то через 10 лет будет восстание ихэтуаней (восстание боксеров) в Китае. До Русско-японской тоже 13 лет, активно строится Транссиб, и, по-моему, где-то до Омска его уже дотянули. Хотя соответствует ли история этого мира истории моего прежнего – понятия не имею. Пока не было возможности сравнить то, что удалось подчерпнуть со слов и из редких газет поверхностно, вроде, совпадает. Историю России я знал неплохо, много почитывал в свое время, посмотрим, как оно будет здесь. А пока не буду забивать свою голову, а просто буду взрослеть и радоваться жизни.

Утро началось обычно. Вся семья встает с рассветом и принимается за дела по хозяйству. В конце зимы удалось выменять на шкурки у проезжих купцов трех поросят. И заботу о них поручили нам. Блин, каждому по поросенку выходит. Отец в тайге вот уже 10 дней, скоро должен вернуться. Обиходив скотину, поглотив немудреный завтрак, выбежали на ежедневную тренировку. Давно уже соседи к этому привыкли и не обращали внимания.

Увеличил расстояние, и теперь мы бегали до большого камня – это на берегу Аргуни, примерно в 5 верстах от нашей станицы. Бежали, изменяя темп, периодически ускоряясь и сбрасывая темп. Хорошо в этом году дед стачал нам мягкие полусапожки на толстой кожаной подошве. Неказистые, но удобные, и это сразу отразилось на скорости, что не могло не радовать.

Примерно через 4 версты услышали одиночный выстрел. По звуку стреляли из винтовки, но это не система полковника Бердана, я этот звук отличу. Переместились с дороги в подлесок, побежали навстречу выстрелам, сбавив скорость и стараясь не издавать лишнего шума. До возмутителей спокойствия, похоже, осталось немного, поэтому, перейдя на шаг и пригнувшись, стали подкрадываться ближе.

Я пошел справа, а второй и третий – слева от дороги. Картина для этого времени открылась обычная. Похоже, опять банда хунхузов прорвалась мимо казачьих разъездов. У большого камня мы увидели распряженную телегу и два тела. Немного опоздали. Нужно было срочно принимать решение. Звук выстрела точно услышат, но пока поймут откуда, пока пошлют дежурный разъезд, в общем, узкоглазые за это время уже на свою территорию успеют удрать.

Страшно, конечно, да и сил пока в руках недостаточно. В сентябре исполнится 8 лет, хотя по физическим кондициям, скорее всего можно дать все 11–12. Ладно, была не была. Мы припустили по подлеску к белому камню и обследовали следы. Знания от деда Андрея из прошлой жизни пригодились.

Так, похоже, банда небольшая, или ее часть. Три конных, еще вьючная лошадь чем-то нагруженная и одну лошадь забрали у крестьян. Убитых сразу узнал – это семья, живущая на выселках, видимо, в станицу на торг ехали. После выстрела прошло примерно 5–6 минут, бандиты не смогли тихо сработать, а может, у крестьян оружие какое было. Видно, что Марфу зарубили, а у мужчины Ерофея Игнатьевича рана на груди от огнестрела.

По следам быстро определили, в какую сторону отправились бандиты и, сторожась, припустили за ними. Идти по следам оказалось несложно, и через полчаса бега мы догнали хунхузов. Они старались держать максимальную скорость, но тропка в лесу – это не тракт, да и видно – лошади нагружены. Следы уж больно заметные, хотя дождя три дня, как не было.

Увидел, что на второй вьючной лошади примотан ребенок, похоже, что это Санька – дочка Ерофея Игнатьевича, девчушке лет 12. Руки привязаны к луке седла, рубаха изодрана на спине и голова чем-то замотана, кляп, наверное. Шум бандитам уж точно не нужен.

Пока раздумывал, как сладить с хунхузами, один из них подстегнул вьючную лошадь и та, всхрапнув, споткнулась. Второй хунхуз выругался. Видать, ногу лошадь подвернула. Бандиты споро слезли с коней и стали смотреть травмированную животину. Это нам на руку, думаю, они сейчас перебросят груз на своих лошадей. Сомневаюсь, что его бросят, те еще куркули.

Неожиданная остановка бандитов случилась прямо на узкой лесной тропе, на которой двум конным и разъехаться будет сложно. Справа от остановки рос колючий кустарник, а на левой части дороги росло несколько осин, и одна была повалена, видать, от сильного ветра повалило, выдрав часть корней из земли.

Так, у меня пять, большее десять минут, и дальше они тронутся. Из оружия три ножа и все, собственно. Хорошо хоть одежда подходящая. Я выпросил у матери, и она сшила мне плотные серые штаны и еще более темную рубаху. Не камуфляж, конечно, но на безрыбье, как говорится. Стали обходить с трех сторон. Дистанцию уверенного поражения смог увеличить за время последних тренировок до 8 саженей (17 метров). Значит, нужно подкрасться хотя бы на 7 саженей для уверенного броска.

Ладно, хватит рассусоливать, с богом. Не знаю, что помогло. То ли бандиты очень торопились, то ли не опытные они, но все получилось, как задумал. Второй и третий метнули ножи одновременно в бандитов, у которых на плечах висели винтовки. Нож второго попал в шею, а третьего – в глаз противника. Когда два бандита начали заваливаться, третий, наклонившись, возился с копытом вьючной лошади. Но сразу вскочил, увидев трупы подельников. Кинулся к винтовке, но я не дал ему более ничего предпринять. Мой нож воткнулся в спину бандита. Вот, открыл счет, мать его.

Отдышавшись, подошел поближе. На всякий случай оставил третьего на стреме. Он залез на ветку дерева и смотрел оттуда по сторонам. Кто его знает, может эти бандиты были не одни. Первым делом отвязал пленницу, когда она нас увидела и узнала – разревелась. Я гаркнул на нее, второй повел к ручью и велел умываться. Так, первые трофеи…

Немного потряхивало руки, хотя в прошлой жизни крови было немало. Возможно, это мои новые тела так реагируют на убийство. Не тошнит и уже хорошо, подумал я, подходя ближе к телам противников. Для себя быстро прокрутил схватку и понял, что в целом действовал грамотно и еще порадовался, что головной боли от управления тремя телами не было. Возможно, это вследствие полученной дозы адреналина. Посмотрим, как пойдет дальше.

Привязав коней к ближайшим веткам осины, я стал внимательно изучать, что же мне досталось. Первым делом проверил оружие у одного из хунхузов. Он был вооружен Winchester М1873 – винтовкой рычажного действия, черт, да нам дико повезло. Похоже, именно этот звук мы слышали. Патроны 44 калибра кольцевого воспламенения.

Так в подсумках на поясе насчитал 32 патрона, может, еще во вьюках найду. Уж больно редкий калибр для наших мест. У второго – английская винтовка Энфилд образца 1853 года, но в каком-то ужасном состоянии, и к нему россыпью 28 патронов. Ладно, дома разберусь. А что, у третьего не было огнестрела? Оказалось, у третьего бандита была берданка, прямо, как у отца, и состояние вполне приличное, правда, с патронами не густо. По карманам и в подсумках насчитал всего 16 патронов.

Мы вместе со вторым стали раздевать тела, внимательно прощупывая все складки одежды. Раздели до исподнего. Ворочать было тяжело, хорошо, что это еще субтильные китайцы, иначе мы бы до утра провозились. В общем, в подошве сапога и под ремнями нашли 3 золотых царских червонца, общей сложностью 40 китайских монет серебром.

Стали разгружать поклажу бандитов из седельных сумок. Вот подфартило. Похоже, они прибили какого-то европейца. В поклаже был приличный европейский костюм, револьвер Colt Frontier под 44 калибр в кобуре из хорошо выделанной коричневой кожи, похоже, это походный комплект под один патрон. Еще был запас патронов под этот калибр, насчитал в общей сложности 180 патронов в пачках по 20 штук.

Походный несессер в дорогом кожаном чехле, потом разберусь. И 2 мешочка с золотым шлихом, примерно на 1,5 фунта весом (600 гр.) – удачно мы прибарахлились. 2 неплохих кинжала в ножнах, 3 дрянных засапожных ножа и добротный охотничий нож с наборной рукоятью. Видимо, он как раз с европейца, и тубус с какими-то бумагами. Вот еще шашка драгунская.

Остальное барахло особого внимания не стоило, но тоже многое для походной жизни может пригодиться, поэтому мы начали собирать трофеи и нагружать ими лошадей. Тела хунхузов оттянули с дороги.

Опасаясь, что меня могут лишить огнестрела, я решил быстро сделать схрон. Пока второй водил Саньку оправиться к ручью, я нашел подходящее дупло в 30 шагах от места боя. Третий забрался на дерево и с помощью веревки убрал в схрон винчестер, кольт, все патроны 44 калибра, золото в мешках и монетами, а также бумаги и несессер с европейца.

Завернув все это добро в тряпки, и замаскировав временный тайник в дупле, третий спустился с дерева. Мы стали готовиться к выезду в сторону станицы. Всего было 5 лошадей и одна из них хромая, скорость была небольшая. Но уже не на горбу тащить, поэтому я не расстраивался. Мы уже подъезжали к дороге, проходящей у большого камня, когда услышали топот множества копыт…

Глава 3

Из-за поворота на рысях вылетел казачий разъезд. Видимо, они искали тех, кто напал на семью крестьян. Осадив коня и узнав нас, казаки спешились. К нам подошел десятник Федор.

– Смотрите казаки, это же братья Горские, вас уже с ног сбились искать. В станице видели, как вы убежали утром, дед Еремей услышал выстрел в стороне большого камня, когда был на выпасе, и, прискакав в станицу, поднял всех на уши.

Да, скорость реагирования, конечно, у казачков никудышна, подумал я, в 5 верстах можно вырезать хоть целый отряд, а помощь придет только через 1,5 часа. Но об этом говорить, конечно, не стал, а только оставил зарубку в памяти.

– Рассказывай, Илья.

Я слез с коня, братья тоже стали рядом. Кротко рассказал о выстреле, который мы услышали, а также об обнаруженной телеге с телами крестьян. Потом рассказал, как по следу шли, как врасплох застали хунхузов и освободили Саньку.

Девочка за время пути успокоилась, но, когда увидела телегу с убитыми родителями, бросилась к ним и заревела навзрыд.

– Пусть поревет, слезы лечат, – сказал Федор.

Второй подвел крестьянскую лошадку к телеге, и казаки споро ее впрягли. Тела родителей Саньки положили на телегу, накрыв попоной. Федор посадил девочку к себе, и наш сборный караван направился к станице.

Нас встречала, похоже, вся станица. Еще издали увидел мать и деда и помахал им рукой. Мать бросилась навстречу, мы спешились и подошли к ней. Мать обняла нас всех, заплакала и запричитала. Федор подъехал, увидев эту картину, и сказал:

– Не голоси, Таисия Степановна, все в порядке с твоими сыновьями. Расскажешь кому – не поверят. Это ж надо, три мальца 7 лет от роду с бандой справились, да еще и трофеев сколько добыли. Не голоси, кому сказано, лучше помоги мальцам коней до дома довести.

Я немного пришел в себя после слез матери, взял под уздцы свою лошадь, и мы пошли к дому. Дед присоединился к нам. Отойдя от казаков, вспомнил про Саньку, передал уздечку второму и побежал к Федору.

– Федор Иванович, а что с Санькой-то будет, как она теперь?

Девочка стояла рядом с поникшей головой и, похоже, ни на что не реагировала. Федор погладил ее по голове.

– Да вот не знаю, родни у нее в станице нет, да и, похоже, что нигде нет.

– Давай ее к нам возьму, небось, мать с отцом не прогонят, – взял я девочку за руку.

Она посмотрела на меня и всхлипнула.

– Пойдем Санька, что-нибудь придумаем.

Девочка пошла за мной, а Федор погнал вслед за нами крестьянскую телегу. Мать, как нас увидела, охнула и закрыла ладонью рот. А потом обняла девочку и, не говоря ни слова, повела в дом. Так в нашей семье появилась еще одна старшая сестренка.

На следующий день похоронили Санькиных родителей на станичном погосте. А вечером Федор зашел к нам с Есаулом Селиверстовым. Есаул Павел Михайлович был ровесником нашего отца, другом детства, и они вместе держали испытание перед верстанием в казаки, но, увы, с отцом приключилась беда. Друзьями они остались, правда, теперь отец – охотник-промысловик казачьего роду, а Павел Степанович дослужился до есаула, большой человек. Есаул был высоким, статным мужчиной с широкими плечами и густыми, вьющимися, черными, как смоль, волосами.

Отец еще не вернулся из тайги, поэтому гостей встречал дед.

– Таисия, готовь стол, – крикнул матери.

Я со вторым пошел разжигать самовар, а третий стал доставать свежую воду из колодца. Когда все собрались за столом, Павел взял слово:

– Вот что скажу, спасибо Вам за таких выучеников, сразу вижу, что казаками вырастут крепкими, даст бог и учебу они выдюжат, и в реестр впишем, все честь по чести сделаем, – десятник и есаул встали и поклонились матери и деду.

Мы с братьями поднялись с лавки, перекрестились на образа и сказали хором:

– Храни Христос, дяденьки.

– Добытые парнями трофеи оставьте себе, – сказал есаул.

– И еще, раз уж взяли Саньку к себе, то надо за ее наследством съездить на выселки, пока какие лихачи их хутор не обнесли. Завтра с утра отправлю к вам пару казаков в помощь, и поезжайте, соберите, что там осталось, да и дом нужно как-то закрыть, мало ли кто решит поселиться в будущем, да и хозяйка теперь Санька, авось, продать решит или сама там жить захочет, как подрастет.

Санька всхлипнула и опустила голову.

Пока гости собирались, я ломал голову, как бы так поудачнее поступить с револьвером и карабином, припрятанными в дупле. Очень уж подходящее для меня оружие, особенно в тайге. Дистанция рабочая, 200–300 метров – это самое то, что сейчас нужно, да и скорострельность должна быть зверская по нынешним временам. Есть, конечно, и недостаток – это редкий калибр, и патроны будут к нему дорогие. Надо узнать, как их можно заказать в нашу глухомань, да еще научиться их переснаряжать.

Попробую и посмотрю, мне бы, конечно, хорошо такие пары револьвер-карабин под один патрон заиметь сразу в тройном комплекте на всех братьев, но там посмотрим. Еще после проведения первой в новой жизни операции понял, что нужно продумать снаряжение и тренироваться в походной снаряге.

С обувью, вроде, пока все нормально, нужно перешить или сшить новые штаны и рубаху, и ранец-рюкзак, хотя бы литров на 15–20 для начала, чтобы с собой всегда был походный набор.

Вот бы еще фляги железные для воды раздобыть. Ладно, чего мечтать, продумаю сначала что хочу, а лучше нарисую. И как отец из тайги вернется, попробую выпросить. Деньги-то теперь с трофеев появились, всяко не зажмут добытчикам, ха-ха.

Дед после ухода гостей собрал нас с братьями на завалинке, всех баб прогнал в избу, набил трубку табаком и еще раз попросил подробно обсказать, что да как случилось.

Без утайки выложили, как все было, ну или почти все. Дед хмыкнул, прищурился, посмотрел с улыбкой.

– Чувствую, что не договариваешь Илюша. Давай не темни, – и посмотрел своим фирменным прищуром, поправив на автомате усы.

Решил, что лучше не скрывать, да и, по правде говоря, был не уверен, что в трофеях копаться не станут, когда прятал часть, а, как оказалось, никто на них даже претендовать не стал. Конечно, я знал правило «что с бою взято – то свято», но мы-то еще для казаков сопли зеленые, кто его знает, как повернется.

Так я выложил деду новости про револьвер, винчестер и золото, припрятанное в дупле. Дед, крякнув, потрепал нас по волосам.

– Наша, Горская порода. Значит так, завтра с утра снесите все в дом, а то, небось, вы наследили там, и от греха лучше убрать, не затягивая.

– Дед, – обратился второй с глазами котенка из шрека, – оставьте нам добытое оружие, мы уж научимся из него стрелять, и дурного не случится.

Я старался разговаривать с родными по очереди от имени всех братьев, но иногда забывался, и выходило, что второй и третий чаще молчали, ведь вопросы и ответы проходили через одну голову. Но, чтобы не вызывать подозрений, пытался чередовать. Хотя Никиту и Лешу, похоже, считали молчунами. Да ладно, переживем.

Утром проснувшись, наскоро выпив по стакану молока с куском хлеба, мы побежали к тайнику. Дорога в 8 верст заняла у нас примерно полтора часа. Тренировки на выносливость и регулярные занятия позволили особо не запыхаться. Второй вскарабкался к тайнику на дереве и спустил трофеи вниз. Распределив груз, побежали домой.

Чтобы не смущать станичников оружием, не стали бежать напрямки, а сделали крюк, подбежав к плетню нашего двора со стороны леса. Дома показали деду трофеи, и он их прибрал в сундук.

Единственное, решил оставить заначку из золотых червонцев, припрятав их в срубе бани.

Умылись и сели за стол, как раз, когда к воротам подъехали два казака. Матвей и Елисей окликнули деда и попросили не задерживать. Две лошади были запряжены в телеги, я и второй сели верхом на трофейных лошадок. Санька, мама, третий и дед – в телегу, а Машку решили не брать с собой, отправили к подружке.

До хутора Санькиных родителей на выселках добрались быстро, он был в двух верстах от большого камня. Когда ехали мимо места убийства, Санька всплакнула и уткнулась в грудь матери. Мама погладила ее по голове и что-то зашептала на ухо.

Слава богу, до хутора никто раньше нас не добрался. Гостей встречал лай дворового пса. Санька подбежала, отворила ставни ворот и взлохматила шерсть собаке, он довольный стал прыгать вокруг и скулить. Жили крестьяне небогато, что уж есть. Но хозяйство какое-никакое было.

Санька отвела мать к корове, которую нужно было поскорее подоить. Дед зашел в небольшую избушку и попросил привести хозяйку Саньку. Пока мать доила корову, мы помогали выносить из дома мягкую рухлядь, одежду, посуду и всякое. Дед вытащил из сеней ящик с плотничьими инструментами, небольшой рулон выделанной телячьей кожи, приспособы для ремонта обуви.

И мы занялись припасами. Загрузили на телеги мешок с ржаной мукой, два мешка овса, полбочонка меда, сушеные грибы, сушеные ягоды, кедровые орехи в берестяных туесках. На сборы ушло почитай 4 часа. И, похоже, придется еще минимум раз вернуться, чтобы вывезти сено, заготовленное для коровы.

Когда закончили, дед закрыл ставни на двух окнах, прикрыл дверь и поставил палку. Будем надеяться, с домом все будет хорошо. Груженые скарбом телеги в нашем сопровождении двинулись домой, к задку привязали буренку, а пес запрыгнул на телегу к Саньке, которая сразу принялась чесать его за ухом.

Оглядев пустой хутор со стороны, вздохнул, он был чем-то похож на дом деда, в котором я провел детство, и мои мысли перенеслись в прошлое, или будущее, ну, в общем, в мою прошлую жизнь.

–-

В рязанское училище ВДВ, а в простонародье дурку я был зачислен в 1988. Почему такое название прилипло к прославленному учебному заведению имени Василия Маргелова, не знаю. Но мы так называли ее с любовью и улыбкой, конечно же. Экзамены все выдержал легко после многолетней подготовки деда Андрея.

Началась служба и учеба. Мои навыки заметили, и со мной на втором курсе встретился покупатель из ГРУ. Так я дополнительно получил еще один спецкурс, который шел параллельно основной учебе. Скажу, было тяжело, но интересно.

Страну лихорадило, меченый из Ставрополья проводил перестройку и, согласно гласности, вещал о новом добром и хорошем. В тот момент как-то и не задумывался, да и некогда было по большому счету думать о политике и мироустройстве. Был нагружен 24 на 7, на сон времени едва хватало.

Лишь в конце 1991 года, увидев лебединое озеро по всем каналам в ленинской комнате, понял, что что-то пошло не так. Могли мы что-то изменить тогда? Конечно могли, стоило поставить правильную задачу и загрузить несколько Ил-76. Только никакой задачи не поступило, причины и впоследствии так и не понял.

А проснувшись утром, просто узнали, что живем в другой стране, а 1/6 часть суши, которой мы давали присягу, распалась на «независимые» государства. До сих пор не понимаю, почему наши отцы-командиры спрятались под подушки и не взяли дело в свои руки. Ну, что теперь…

Заканчивал дурку уже гражданином Российской Федерации в 1993 году с советским паспортом и новым листочком, вклеенным в него, почти 10 лет с этим паспортом ходил.

И попал я, как «кур в ощип», в первую чеченскую мясорубку в составе батальона N-ой отдельной бригады спецназа ГРУ. Пошла служба, тяжелая мужская работа. В 1994 получил капитана и орден мужества, тогда удалось ликвидировать известного полевого командира и уничтожить половину его бандформирования. Остальные успели дать деру в горы. Потом их еще долго гоняли, но это уже была не наша задача.

В январе 95-го наш батальон обеспечивал высадку морской пехоты в Грозном. Мы понесли серьезные потери в личном составе, перегруппировались и укрылись в расположении. Это была бывшая школа на окраине Грозного, добротное кирпичное здание. Наш комбат подполковник Петров собрал офицеров на совещание, после которого мы вышли с ним на улицу перекурить. Отошли от здания буквально на 5 метров, как прогремел сильный взрыв, и здание сложилось, как карточный домик.

Под завалами тогда погибло 46 бойцов нашего батальона, находившихся на коротком отдыхе после боя. Стали разбираться и искать причины. Следствие, допросы длились почти месяц. Почему мы попали в подозреваемые? Черт его знает, но тогда такой бардак творился в армии, что совсем не удивительно.

Кому-то очень было нужно быстро найти крайних. Комбата списали врачи, а я отправился в госпиталь долечивать осколочное ранение. Вернулся в батальон через месяц. И опять пошла тяжелая работа.

Закончилась первая чеченская позорно, но как есть. Дальше пошла служба в расположении, с периодическими командировками в Чечню. Семью так и не завел, было несколько подруг, но серьезно так ни с кем и не сошелся, да и привести жену, по сути, было не куда. Перекати поле одно слово.

В 1999 забросили, как «туриста», в Югославию, моя группа занималась ликвидацией албанских полевых командиров. После успешного прорыва миротворческого контингента войск к аэродрому Слатина, получил очередное звание и орден «За военные заслуги».

В Югославию в те времена многие из-за денег ехали, что уж говорить, содержание в России было мизерное, вот и наша командировка должна была позволить мне, наконец, поправить материальное положение.

Вернувшись в Москву, я узнал, что нас просто кинули. Как-то по-хитрому провели командировку, и деньги перераспределили на рыночных принципах. Тогда я разбил лицо чиновнику, отвечающему за деньги. Почему этот вопрос перекинули на гражданских, так и не понял. Попытались уволить с позором, но помог старый друг деда.

Отправили дослужить до пенсии 4 года. Хорошо, что за годы службы накапало удвоенного по выслуге стажа, да и учебу в дурке засчитали. Мой славный боевой опыт закончился в 2004 году на рядовой пограничной заставе в Читинской области.

Так в 34 года, военный пенсионер майор ГРУ в отставке отправился в деревню. Деду Андрею было уже 82 года, но держался он еще молодцом. Я поправил дом, переделал гараж в мастерскую и оборудовал небольшую кузню.

Меня увлекало изготовление холодного оружия, так мое увлечение превратилось в интересную работу. Много зарабатывать не получалось, но на жизнь хватало. Деда не стало в 2008, тогда еще Читинская область вошла в новый регион РФ Забайкальский край. Я занимался своими железками, много читал и похаживал к соседке.

Еще в 2005, получив заказ от реконструкторов на мечи, я длинным клинковым оружием увлекся не на шутку. Не только изготовлением, но и применением. Тяга к искусству отправила меня в казачью станицу, где нашел мастера работы с шашкой.

Старый дед после долгих уговоров переехал к нам с дедом на лето и стал обучать меня сабельной рубке. Не знаю зачем в таком возрасте это было нужно, но с головой ушел в процесс, и, по словам наставника, на твердую 4-ку работал с шашкой. Время шло, семьей так и не обзавелся и жил холостяком – затворником.

В июне 2021 года я поехал к своему сослуживцу в Читу на 50-летний юбилей. Мне-то 50 исполнилось год назад, а Вова помладше на год будет. При подъезде к городу позвонила Света – его жена, и со слезами сообщила, что Вову убили.

Он отказался продавать строительную фирму, и бандитам с гор, сделавшим предложение, это не понравилось. В прошлом году, когда мы встречались с Вовой, он передал мне папку, в которой были описаны все рейдерские захваты, проведенные этой группой кавказцев. Адреса, явки, пароли, Вова знал, что его могут тоже накрыть и приготовился. Но, видимо, не очень хорошо.

У меня сорвало крышу. Я доехал до Вовкиного гаража, вскрыл тайник, достал штурмовую винтовку Вал с интегрированным глушителем, к нему 5 магазинов по 20 патронов, и пистолет SR-1 Vektor, он же Гюрза с тремя магазинами на 18 патронов. Жаль, разгрузки с собой не было, пришлось распихивать по карманам, а то, что не влезло, закинул в рюкзак. Добрался до базы рейдеров быстро. Она находились недалеко от города, на территории бывшего профилактория. Вова даже схему объекта подготовил. Не знаю чем это закончится, но за друга я отомщу, твердо решил тогда.

–-

Лошадь подо мной дернулась, и я выпал из воспоминаний. До станицы осталась пара верст. Вон уже видны ближайшие избы. Хорошо, что успели сладить с переездом за один день, подумал, направив коня в сторону дома рысью. Второй подхватил мою идею и мы, обогнав наш караван, перевели коней в галоп.

Глава 4

Отец вернулся через два дня после наших приключений у большого камня. Узнав от деда подробности, опросив нас дополнительно, пару дней ходил задумчивый. А потом собрал нас и решил серьезно поговорить.

– Вы еще дети и бросаться с ножом на бандитов опасно. Понимаю, что шило в заднице покоя не дает, но головой-то думайте.

Нотации продолжались почти час. Мы стояли с опущенными головами и не препирались, а когда он закончил, я поднял голову и протянул:

– Батя, разреши взять ружья с трофеев. Нам нужно учиться стрелять, чтобы мы могли защитить мать с сестрами, пока тебя нет рядом. Да и в тайгу ты нас обещал взять.

Отец хмыкнул, подумал и спросил – Что еще?

Я протянул ему четыре листа желтой бумаги. Он внимательно стал рассматривать. Пока было время, я накидал эскизы минимального снаряжения, которое желательно получить в ближайшее время.

Во-первых, мне нужны нормальные метательные ножи. Засапожники не подходят на эту роль. Я нарисовал самый простой метательный нож, нужно хотя бы по 3 штуки на брата сделать. Еще штаны и куртку с накладками на коленях и рукавах, куртка с капюшоном, как у разведчиков в ВОВ. И рюкзак схематично с толстыми лямками и завязками, чтобы при беге он не бренчал.

Хотел сделать рюкзак простой, но функциональный, что-то близкое к РД-54 с небольшими доработками. По кожаной сбруе решил пока не гнать лошадей, а определиться, когда будет понятно какое именно оружие смогу использовать.

Отец внимательно посмотрел на чертежи, очень заинтересовался рюкзаком. Махнул рукой и сказал, что завтра сходим на торг, немного потратимся из нашей добычи.

Собрались всей семьей, лишь дед остался дома. Торг в станице был небольшой, всего 6 лавок, да с лотков торгуют проезжие купцы, но их – то густо, то пусто, сильно зависело от сезона. Сегодня было людно, дороги просохли, и по тракту возобновилось регулярное движение. Поэтому и торговля стала оживать. Купцы, как правило, проезжая мимо по тракту, останавливались на несколько дней, что-то продавали сами, что-то сдавали в лавки на торгу.

Мы приехали на телеге, оставив ее возле плетня дома дядьки Еремея, направились смотреть товар. Было много незнакомых лиц, редко такое я наблюдал в станице за проведенные годы в новой жизни. Мать пошла в лавку, где продавали сдобу и выпечку, и прикупила нам пряников. Сестры улыбались и трескали их за обе щеки, а мы с братьями пока отказались, сказавшись, что дома съедим свои с чаем.

Увидев прилавок с тканями, я первым оторвался от родителей и решил посмотреть, может, что подходящее под свою задумку удастся подобрать. И когда подошел, сразу увидел темно-зеленую плотную материю, практически хаки, обрадовался я и решил потрогать на ощупь. Приказчик увидел, как я стал щупать товар, подскочил и ухватил меня за ухо, и проверещал:

– А ну, голытьба, пошли отсюда.

Черт, расслабился вроде, хоть и глаз три пары, а проворонил гада. Не успел он еще что-то сказать, как второй подбил ему левую ногу под коленку, я вывернулся и, захватив правую руку, повел ее на излом.

Приказчик заорал на всю торговую площадь – Убивают!

Второй выверенным движением ударил торговца по печени, тот сразу обмяк и заткнулся. Вокруг нас начали собираться зрители. Приказчика я так и не отпускал.

Купец, хозяин товара, в это время общался в соседней лавке. Как только он увидел, что происходит что-то не ладное, то подскочил и замахнулся на меня тростью. Трость пронеслась по воздуху и в последний момент прямо перед моей головой ее схватила сильная рука Селиверстова.

– А ну, цыц! – Гаркнул есаул, и гомон вокруг нас прекратился.

Купец начал возмущаться и тыкать в нас своими толстыми пальцами. Успокоился тот после повторного злого окрика есаула. К нам подбежали мать и отец.

– Какое право ты, паскуда, имеешь казачат Горских оскорблять? – вызверился Павел Михайлович на приказчика.

Купец только рот открывал, но уже не орал. Отец попросил объяснить, что тут произошло. Купец, поняв, что с казаками в их станице лучше не связываться, отправил приказчика подальше, а сам встал к товару.

– Прощения просим-с, – пробубнил он себе под нос.

Я не стал обострять, подошёл и спросил, почем зеленая ткань, приглянувшаяся мне ранее.

Купец глянул на меня и протянул: – 60 копеек за аршин.

Есаул, стоящий рядом, недобро посмотрел на торговца, и тот протянул:

– Вам за 52 уступлю, меньше никак не могу.

Мы отмеряли нужный отрез ткани, чтобы хватило на всех на куртки, штаны и рюкзаки, отец тоже попросил ему на рюкзак добавить, ну, еще небольшой запас. Отдали три с полтиной за все, в нагрузку я выпросил у купца крепкие нитки.

Отойдя от этой злополучной лавки, пошли по рядам, мать присмотрела себе яркий цветастый платок. Машка с Санькой с завистью глядели на ее примерку.

Я дернул рукой отца за рукав – Бать, давай матери и сестрам платки купим, они будут рады таким гостинцам.

Отец улыбнулся, посчитал деньги и велел выбирать. Довольные девчонки быстро выбрали себе по платку.

Я хотел посмотреть готовые метательные ножи, и мне выпала удача: на прилавке с железным инструментом лежала пара подходящих. В этот раз на опыте позвал отца и попросил посмотреть. Покрутив в руках нож, не булат, конечно, но баланс в целом неплохой, думаю, пока сойдет, спросил продавца, сколько есть таких у него.

Оказалось, всего 11 штук. Пусть будет, подумал я, по 3 на брата и 2 в запасе. На выходе прикупили сладостей, а деду – полфунта (200 граммов) душистого табаку.

Домой добрались после обеда, все были довольны обновами. Я показал матери, что нужно сшить из материи. Она долго крутила мои эскизы в руках:

– Нет, мальчики, тут у вас непростая работа, это вам не косоворотку сшить. Лучше сходим до Катерины, она мастерица, думаю, возьмется за работу.

Так через 10 дней у нас появилась нужная походная экипировка. Дед из кожи сделал наколенники, налокотники, прошил полужесткую спинку к рюкзакам и три перевязи для метательных ножей. Можно было собираться в тайгу, жуть, как мне не терпелось.

Летом в тайге особых занятий нет, пушного зверя в это время не били. Ягоды и грибы тоже не появились в начале лета. Отец хотел поправить заимку, ну и нас натаскать в обращении с огнестрелом. Рассчитали, что обернемся за 2–3 недели.

Впереди бежали 2 лайки, постоянные спутники отца и помощники по охоте. Он их сам натаскивал на зверя, начал приучать еще, когда они были щенками. Сучка и кобель – Найда и Амур. Всего от станицы до батиной заимки было, по его словам, примерно 37 верст, по хорошей погоде он добирался за 2 дня.

Если все пойдет по плану, и нигде не задержимся, должны завтра до заката быть на месте. Много груза мы не тащили с собой. Свои рюкзаки собрали сами, положив все предметы первой необходимости; жалко, что воду пришлось брать в стекле. Дед нашел для этих дел 3 бутылки от водки с плотно примкнутыми деревянными пробками. По объему чуть больше, чем пол-литра. А так, с собой запасные портянки, исподнее, кремень с кресалом, трут, фунт сухарей, соль. Я к себе еще положил ножницы из несессера. По оружию взял себе винчестер, второй берданку, а третьему поменяли английскую трофейную винтовку на дедово гладкоствольное ружье.

На привале отец рассказал нам занятную историю. Оказывается, кроме зверя отец занимается женьшенем, который при случае сбывает китайцам. Редкое растение, и крайне полезное. Я раньше уже видел желтую настойку, которую попивал перед сном дед, оказывается – это настойка на корне женьшеня.

У бати в округе есть несколько мест, где он растет. Отец регулярно посещает и проверяет, порой землю взрыхлить, замаскировать от других искателей надо, подкормить, подготовить к зиме. Чем старше корень растения, тем он ценнее, поэтому отец внимательно следил и даже записывал, пытался в меру сил пересаживать отростки для размножения. Я видел, как ему нравился этот процесс, и понял, что батя от этого получает огромное удовольствие.

Прошел первый день дороги, мы остановились на поляне рядом с лесным ручьем, разбили лагерь и стали готовить ужин. По дороге отец подстрелил зайца, поэтому сегодня нас ждет каша с зайчатиной. Покушав и оправившись, мы собрались отдыхать на заранее приготовленном лапнике. В походе решил, что всегда кто-то один из братьев будет бодрствовать, так, конечно, мозг не до конца отдыхает, но за последние пару лет я так к этому привык, что особенного дискомфорта не чувствовал. Выходит, как мы с первым ложимся спасть, третий в это время бдит, потом по очереди меняемся. При этом сам я всегда нахожусь в сознании и, по сути, как будто просто меняю тела, дав им расслабиться и отдохнуть.

Ночь прошла спокойно. На рассвете второй вскипятил котелок с водой, заварил чая с лесными травами, подогрел вчерашнюю кашу с зайцем и разбудил всех. Еще вчера с отцом решили, что с утра потратим немного времени на пристрелку оружия, а то таскаем с собой такую тяжесть, а пользоваться не умеем. Ну, это батя так думал, а мы его шокировать не спешили.

После завтрака батя навесил простенькие мишени из березовой коры, на которых начертил крест углем. Мы отошли на 50 шагов, он показал, как целиться и сделал по проверочному выстрелу из винчестера и берданки.

Ружье третьего было заряжено мелкой дробью на птицу, поэтому пока отложили. Дальше дал сделать по два выстрела из каждого. Я старался бить в цель, но не в самое яблочко, чтобы не шокировать предка. Тем не менее, он был очень доволен результатам, молча хмыкнув в усы. Сделали еще подход по два патрона на брата с дистанции 100 шагов, это около 70 метров. Тоже неплохой результат. На этом отец велел заканчивать развлекаться и жечь попусту огненный припас.

Мы уже подходили к заимке, когда отец отвернул на незаметную тропку, и, пройдя полверсты, подозвал нас.

– Вот смотрите, здесь у меня женьшень и растет, есть еще несколько мест, я вам потом их покажу. Особый уход ему не требуется, я лишь обрываю близкие к нему кустарники и 3 раза за лето удобряю разведённой в воде известью и золой.

– Вот этот, – отец показал на растение, – нужно будет снимать уже следующей осенью, ему как раз будет 8 лет.

Отец показал на своем листке, где какие корни растут и сколько им лет. Объяснил, что китайцы готовы правильный корень покупать по весу золота, а то и выше. И дома он старается держать настой для укрепления организма.

Мы дошли до заимки уже на заходе солнца. Небольшой рубленый домик, с покрытой дерном крышей, смотрелся сказочно. В нескольких метрах от домика протекал ручей. На нем была сделана небольшая запруда, чтобы удобнее набирать воду для пищи и умывания.

Отец дал каждому задание. Я со вторым занимались ужином. Сегодня без свежей дичи, поэтому кулеш заправили мелко порубленными кусками вяленой лосятины, сдобрив сушеными овощами.

Потекли наши дни на заимке. Отец грамотно распланировал все время. Утром мы конопатили избушку мхом и чинили немного прохудившуюся крышу. После обеда шли по остальным местам отцовских сокровищ, он объяснял, что и как правильно делать с корнем, показал свои записи. По возвращению два часа стреляли.

Сейчас он дал возможность пострелять из револьвера, и убедившись, что мы его неплохо освоили, вручил его мне. Жаль, не успел в станице сделать кобуру, пришлось таскать за поясом.

Еще во время перемещений по тайге батя показывал на следы животных, большинство из которых я знал, но некоторые для меня были открытием. Думаю, что в моей прошлой жизни зверя повыбили и прогнали шумные поселки, железная дорога и прочие антропогенные прелести.

Мы с братьями впитывали батину науку с большим удовольствием, даже когда знали больше его в вопросе, старались сделать заинтересованный вид, но мне кажется, что батя в конце все-таки нас раскусил. А дело было так.

Я отошел к ручью набрать воды и увидел четкий след подсвинка, винчестер был всегда под рукой, братья тоже среагировали моментально, и мы пошли по следу. Пройдя около версты вверх по ручью, я увидел на водопое 2-х подсвинков и хряка. Наведя прицел под лопатку в район сердца, сделал выстрел, вместе со мной прозвучал выстрел второго из берданки.

Огромный кабан дернулся с места и, как бульдозер, унесся в противоположную сторону, ломая ветки. А подсвинки завалились на бок. Отец, оказывается, все это время был за нашими спинами и подметил наше бесшумное передвижение и одновременный точный выстрел. Похвалил и задумчивый пошел разделывать и промывать туши.

Часть мяса оставили на еду, а часть хорошо просолили, разложили в деревянный бочонок и отнесли на ледник. Надо сказать, ледник был сделан грамотно. Отец углубил яму на пригорке, зимой обложил внутри льдом, повесил на входе медвежью шкуру и сделал дверь из плотно подогнанных жердей, оббитую какими-то шкурами. В итоге в леднике было холодно круглый год, и там могли храниться припасы очень долго. Вот и сейчас мы оставляли солонину до зимы. Зимой будет гораздо легче перетащить все это в станицу на санях.

С основными делами на заимке было закончено, и мы решили отправиться домой. В этот раз батя решил использовать немного другую дорогу, она на 6–7 верст подлиннее, но сказал, что ее мы тоже должны знать. Ну а мы и не против.

Остановились на ночлег на крохотной полянке, возле которой бил родник с обжигающе ледяной водой. В лесу было невероятно тихо, погода радовала, и во все время нашего похода дождь застигал только 3 раза, и всегда удавалось добежать до укрытия. В начале лета в тайге вообще хорошо, такой неповторимый свежий воздух, звуки просыпающейся от зимней спячки природы, которую я полюбил еще в прошлой жизни. Короче, тепличный какой-то поход вышел.

Ну да ладно, радоваться надо. Главное, отец увидел, как мы обращаемся с оружием, и, надеюсь, теперь оно будет нашим на постоянной основе, а не с выдачи, как дитям неразумным. Это и было моей основной задачей на этот поход, и, надеюсь, мы справились.

Сварили суп с крупой и кабанятиной, приправив его черемшой, которая густо росла возле родника. Ядреный чесночный привкус получился, всем понравился.

Проснулся я от крика, который доносился с юго-запада. Прислушался, похоже, кричит женщина. Далеко особо не различишь. Братья молча вскочили и стали наматывать портянки. Батю тихонько поднял и рассказал о крике.

Отец велел нам одеваться и собирать лагерь. В считанные минуты мы отправились навстречу крику. Скоро рассвет, но густые деревья практически не пропускают свет, и нам приходится передвигаться, считай, на ощупь.

Черт, еще глаз не хватало высадить о какой-нибудь сук. Идем осторожно, стараясь максимально снизить шум от шагов. Надеюсь, что с направлением не ошибся. Так и оказалось, через 20 минут вновь услышали женский стон, сейчас он был уже достаточно близко.

Мы разделились – я с отцом пошел слева, а второй и третий – с правого фланга от направления звука. Минут через 10 увидели причину шума. Два хунхуза насиловали девушку, она извивалась, но уже не кричала. Один, сняв портки, пристроился к ней, а второй держал за руки, крепко вдавив ее тело в лесную землю, густо засыпанную еловыми иголками и шишками.

Уже почти рассвело, и мне удалось в деталях рассмотреть этих уродов. В грязной засаленной одежде они смотрелись отвратительно. У одного на голове была китайская косичка, а у второго – непонятная шапка. На поясе у второго нож в ножнах, и к дереву прислонены какие-то ружья. Больше оружия с первого взгляда мне приметить не вышло.

Стрелять не стал, подкрался и метнул вместе со вторым два ножа, впервые пришлось эти клинки использовать в деле. Попал куда целился. Бандиты с ножами в шее и спине завалились, и я поспешил на помощь к девушке, так как один из них упал прямо на нее, заливая фонтаном крови из горла.

В этот раз управлять сознанием было легко, я почувствовал одновременную слаженную работу братьев и, кажется, немного спалился перед отцом, так как все сделал молча, не сговариваясь и не перемигиваясь даже. Поглядим.

Второй и третий остались наблюдать за округой, а отец стащил хунхуза с девушки. Отец приподнял ее и усадил спиной к дереву. Ее лицо было сложно разглядеть, оно было все залито кровью бандита, я достал бутылку с водой и полил ей на руки.

Когда она частично смыла кровь с лица, стало видно, что это русская девушка, лет 20–22. Она тряслась и, видимо, боялась нас. Одежда на ее стройном теле была разорвана, и руками девушка прикрывала голую грудь, как могла.

Я сбросил рюкзак с плеч и достал запасную рубаху, протянул ей.

– Надень это, не переживай все плохое уже кончилось. Мы не причиним тебе вреда, как тебя зовут, расскажи, что случилось.

Девушка неуверенно взяла рубаху, натянула ее на себя и попросила пить. Я протянул ей бутылку с остатками воды.

– Меня зовут Зоя. Две недели назад мы с братом перевозили сено от покоса к нашей деревне на телеге. На нас налетело несколько вот этих, – она указала пальцем на лежащее тело хунхуза. – Брата ударили по голове, и он практически сразу сомлел, а я попыталась убежать, но ничего не вышло. Лошадь из телеги они выпрягли, а ее закатили в кусты. Дальше 3 или 4 дня мы шли по лесу, руки были связаны и сбежать никак не получалось, – Зоя потупилась, опустив голову.

– Нас привели к лесной речке. На ней эти ироды моют золото, а мы были им нужны, как рабы. Брат сначала не хотел работать, но после пары порок плетью смирился и стал днями трясти лоток, промывая землю. Меня же определили на кухню, я должна была готовить еду для рабов.

– И много там таких, как вы с братом? – спросил отец.

– Всего я видела 14 мужчин и 4 женщины, может и еще есть, но других я не видела. Еще 2 подростка умерли от огневицы, ноги, видимо, в воде застудили и не справились с напастью.

– А этих сколько вас сторожило? – уточнил я, пнув тело хунхуза.

– Всего примерно дюжина, включая этих двух, – сказала Зоя.

– Когда я сбежала, было так. Я перед рассветом смогла тихо выскочить из землянки, хотела добраться до людей и привести помощь, а эти меня, видимо, по следу отыскали. К тому времени я уже выбилась из сил и дальше бежать не смогла.

Недалеко это этого места бил родник и второй повел на него Зою умыться, а мы сели думать, что нам делать с новой информацией.

Глава 5

Отец сел на землю и задумался, видно было, как мучается с выбором, ведь с ним, по сути, дети, хоть и удивляют своими умениями последнее время. Но мальчишкам еще 8 лет не исполнилось, что делать? То ли торопиться в станицу и вести подмогу, то ли идти с мальчиками освобождать пленников самим.

Я понял, что он борется с собой и не может принять решение, и решил ему помочь в выборе.

– Батя, если нам идти за подмогой, это, почитай, один день пути, а с Зоей на руках, думаю, и того больше. Казаки, конечно, быстро соберут отряд, но, в итоге, в лагере хунхузов мы будем не раньше, чем через 2 дня, а может, и 3 дня, – почесав затылок, продолжил.

– Наверняка скоро они отправят по следам этих, – показал я рукой на тела бандитов, своих подельников, – и когда их найдут, то, скорее всего, вернутся и вырежут весь лагерь, после чего растворятся в тайге.

Отец посмотрел на меня и вздохнул.

– Верно ты все говоришь, Илья, если мы уйдем, то люди в том лагере нежильцы. Давай быстро поснедаем и решим, как быть.

Второй стал разводить бездымный костер, я – доставать припасы из рюкзака. Достал лепешки, напеченные на заимке, соленое сало, пару луковиц и вареную картошку, приготовленную для дороги.

Когда второй вернулся с Зоей, небольшой дастархан на поляне был накрыт, налив горячего чаю в жестяные кружки, мы принялись насыщаться. Зоя сметала все, что видела, пришлось ее немного притормозить. А то еще живот скрутит. Видно было, что девушка давно не ела нормальной еды.

Перекусив, отец стал расспрашивать Зою о дороге к лагерю. Она говорила очень сбивчиво, и откуда именно она бежала, сказать не смогла, но выходило, что лагерь находился примерно в полдня пути, но это не точно.

Отец прикинул ориентиры и велел собираться в дорогу. Бандиты оказались бедными, какой-то десяток медных китайских монет с дырками по центру, два расстрелянных гладкоствольных ружья непонятного происхождения, разве что ножи мне понравились, и я сразу их присвоил себе, повесив на пояс второму и третьему. У меня уже давно на поясе висел нож с прошлых бандитов, наверное, он принадлежал тому неизвестному европейцу, который одарил хунхузов, а потом и меня легендарным оружием покорителей прерий.

Мы сняли с одного сапоги неплохой выделки, видно, что с чужой ноги, и заставили Зою их надеть, предварительно намотав свежие портянки. Зоя вообще успокоилась и преобразилась. Сейчас она уже не выглядела, как затравленный котенок. Довольно симпатичное лицо, темные волосы, заплетенные в толстую косу. Синяк под правым глазом и несколько ссадин на скуле, конечно, не украшали, но это пройдет.

Солнце уже достаточно поднялось за горизонт к моменту нашего выхода, по следам хунхузов было вполне реально идти. Они, видимо, особо не старались пройти незаметно и оставляли после себя много деталей, по которым их путь знающий человек мог отследить. А мы, что уж скромничать, знающие: что отец, что мы с братьями, используя опыт прошлой жизни, могли оперативно двигаться по следу. Если он терялся, то расходились в поисках нужного направления и снова находили след. Зоя старалась не отставать и не жаловалась на трудности, не создавая нам проблем, что, несомненно, радовало.

Погода была отличная, я люблю утренний лес, особенно в начале лета. Листья на деревьях насыщенного зеленого цвета, трава еще не успела вытянуться слишком высоко, чтобы мешать передвижению, хотя в лесу ее и так не особо много. В стороне я увидел лося, но не подал виду. Он повернул голову в нашу сторону и даже не побежал, а вальяжно развернулся и направился по своим делам. Мы переглянулись с отцом, по его взгляду я понял, что будь сейчас времени в достатке, мы бы без добычи не ушли.

К лесной речке, возле которой был разбит лагерь бандитов-старателей из Манчжурии, мы вышли примерно к 4 часам дня. Часов не было, и время приходилось определять примерно по солнцу. Надо обязательно раздобыть часы, хотя бы одни на всех братьев. Остановились в кустах, примерно в версте от стоянки хунхузов. Нужно было согласовать планы с отцом.

Второй остался следить за лагерем, а мы спустились в небольшой приямок за толстым дубом, чтобы обсудить дальнейшие действия. Отец взял слово:

– Для начала нам нужно определить, сколько бандитов находится в лагере и где они располагаются, а также – где все рабы. Надо не дать им возможности взять в заложники рабов, это может осложнить все, и привести к лишней крови.

– Да бать, ты все правильно говоришь, – вступил я. – Но еще, я думаю, они обязательно поставили секреты вокруг лагеря, поэтому, если мы их всполошим, то дальше будет непросто. Давай я с Никитой пройдусь вокруг и попытаюсь определить, есть ли у них охранение вне лагеря. Мы тихо и незаметно пройдемся, не переживай, на рожон лезть не будем.

Отец задумался, видно было, что он очень переживает за нас и не хочет отпускать, но в это же время других вариантов не было. Так или иначе, нам придется разделиться.

– Хорошо. Тогда сделаем так. Илья с Никитой идут в обход лагеря. Через речку переберитесь, если это будет возможно незаметно. Если тихо пройти вброд не получится, не рискуйте и возвращайтесь. Зоя, ты идешь вон к тому дереву, и прячешься там, чтобы не мешать нам и не путаться под ногами. Постарайся укрыться, но делай это очень тихо, всполошить бандитов раньше времени никак нельзя. Мы с Лешей наблюдаем за лагерем отсюда. Леша, сможешь залезть вот на эту сосну?

– Да, отец, конечно, – сказал третий.

– Оттуда тебе должно быть видно все подходы к лагерю, возьми с собой берданку и патроны, тебе будет нужно посчитать и отметить положение всех людей в лагере, особо постарайся посчитать вооруженных.

Третий кивнул и полез на дерево, отец подсадил его, и Лешка быстро вскарабкался на крепкую ветку, примерно в трех саженях от земли.

Я и Никита сняли рюкзаки и стали брать только самое необходимое в бою. Распихали патроны по карманам, я проверил заряжен ли кольт и винчестер, второй зарядил ружье картечью, а рюкзаки пристроили в корнях сосны, где уже сидел третий.

– Ну, мы пошли, – сказал я.

Отец махнул и перекрестил на дорогу. Мы двигались, просматривая внимательно окрестности. Шли тихо, почти бесшумно, но пока следов хунхузов вне лагеря не наблюдали. Вдруг я увидел, как невдалеке с дерева взлетело несколько птиц. И после проверки оказалось, что их всполошил наблюдатель. Он сидел на дереве, привязавшись к нему за пояс. Следил он за округой спустя рукава и, видимо, уснул, а когда проснулся, то зашумел, встревожив птиц.

Чтобы понять можем ли мы его убрать незаметно, пришлось обойти и осмотреться дальше, но до самой речки секретов нами было не обнаружено. Решив, что снять его имеет смысл до начала переправы, мы со вторым вернулись и подкрались к бандиту со спины. Он сидел на ветке примерно в 2-х саженях от земли, поэтому для уверенного броска ножа нужно было подойти практически вплотную. Выдохнув, я метнул нож и попал ему под лопатку. Звуков он издать не успел, только взмахнул руками, выронив винтовку на землю, и полетел с ветки, повиснув на веревке. Немного пошумели, подумал я, прислушиваясь и озираясь по сторонам.

Быстро подошли, перерезали веревку и спустили тело с дерева. Я глянул на винтовку, это была опять берданка в неплохом состоянии, правда, похоже, давно не чищенная. Отдал ее второму. Мы оттащили тело в кусты, не тратя время на полноценный обыск, лишь собрали 9 патронов для винтовки из карманов. Ружье второго оставили рядом с телом. Берданка сейчас будет надежнее и дальнобойнее. Надеюсь, она не подведет.

Уже скоро мы были возле речки и стали искать место, где удобнее ее перейти, прошли еще шагов 50 вверх по течению и нашли бревно, которое отлично послужит переправой. Речушка была совсем небольшая, но ее течение достаточно быстро несло по лесу холодную воду. В месте перехода ширина примерно 4 метра, это уже ближе к лагерю старателей, немного увеличивалась. Видно, как раз в том месте и нанесло золотого песка, размыв породу за долгие годы.

Перебравшись по импровизированному мосту на другой берег, мы вернулись на наш маршрут. Так, выходит со стороны отца был один наблюдатель, скорее всего, и на этом берегу такая же картина. Посмотрим.

Интересно, что сейчас я мог работать в режиме «рации» – сообщать отцу, что вижу через третьего, и в этот же момент оценить все его наблюдения с дерева в прямом эфире, что называется. Да это круто, как не крути. Если в будущем мне удастся раздобыть хорошее оружие, то работать малой группой мы можем эффективно.

Посмотреть было на что. Пока мы устраняли наблюдателя и перемещались на другой берег, третий смог оценить обстановку. В небольшом лагере, расположенном на том берегу лесной речки, было выстроено несколько шалашей, вырыта одна землянка, организован очаг для приготовления пищи. Леха насчитал восемь хунхузов, двое ели, усевшись недалеко от очага, один валялся под навесом из веток, а еще двое занимались чисткой оружия и ремонтом снаряжения, точнее разглядеть не удалось.

Вон вижу упитанную женщину в сером платке и грязном платье, крутящуюся около очага, две женщины таскают хворост из леса и укладывают его в стопки возле костра. Видимо, ближе к лесу есть еще один хунхуз, иначе женщины могли бы сбежать без труда.

Место, где рабы промывают породу в лотках, просматривалось с этого дерева лишь частично. Третий насчитал девять человек с лотками, стоящими по колено в воде. Еще на берегу лежало без движения мужское тело. Больше никого Леха заметить не смог со своей позиции.

Выходит, если Зоя посчитала правильно, то еще двое или трое контролируют рабочих. Но их третий заметить не смог. Ладно, пройдем по намеченному маршруту и можно возвращаться. Надо как-то еще перед отцом не спалиться. Пока мы продвигались дальше, третий подозвал отца и пересказал ему свои наблюдения. Они стали ожидать нас.

Мы двигались между деревьев, и я искал глазами секрет, который определенно должен быть рядом. Увидел небольшую тропу, идущую к лагерю в сторону речки. Видимо, это была звериная тропа, по которой хозяева тайги ходили на водопой. А сейчас ее стали использовать нелегальные старатели.

– Так, куда бы я посадил наблюдателя? – Задал я себе вопрос, и мы в две пары глаз стали озираться по сторонам, подыскивая удачные места засидки.

Вот это дерево, это, а там что такое. Вот, похоже, и наш клиент. В 70 шагах от меня на дереве сидел наблюдатель. Похоже, этот товарищ оказался ответственным, и также легко, как и первого, сработать его не выйдет. Блин, вот бы арбалет. Помню, попалась мне одна ладная модель для спецназа со складывающимися плечами. Два раза даже брал его на операции. Как появится такая возможность, постараюсь сделать, нужна-то всего лишь небольшая мастерская для этого.

В этот раз опять придется работать метательными ножами, рискуя потревожить наблюдателя, подбираться-то придется достаточно близко. Пока мы выдвигались в обход тропы, чтобы зайти к цели со спины, он зашевелился, отвязался и начал спускаться с дерева.

– Фух. Это нам на руку, – подумал я.

Скорее всего, он собрался в лагерь, значит, пойдет по тропе. Подобравшись ближе к тропе, стал ожидать, второй страховал в 10 шагах от меня, держа в руках два ножа.

Мао, Чан, Чин, Чен или как еще могут звать этого кренделя, топал по дороге, держа винтовку незнакомой модели в руках настороже. Он приблизился к моей позиции на дюжину шагов, и я метнул нож. В последний момент хунхуз оступился, и нож вошел не в шею, как я планировал, а пропахал ему скулу и ротовую полость, откуда сразу хлынула кровь. Противник попытался заорать, но нож второго, воткнутый ему в спину, позволил только испустить хрип, после которого бандит повалился на дорогу.

Мы споро перетащили его с тропы в небольшой кустарник и забросали ветками. Оставив его винтовку в 10 шагах от тела, припорошили прошлогодней листвой. А у него оказался немецкий Маузер модели 1884 с трубчатым магазином на восемь патронов под стволом, который заряжался при открытом затворе. И откуда только у этих бармалеев такая могла появиться, подумал я. Надо будет ее внимательно изучить, а пока не до этого.

Дальше мы прошли, сделав небольшой крюк, подобравшись к речке. Удалось обнаружить трех бандитов-охранников и невольников, работающих в воде. Охранники расположились возле кустарника, скрывающего их от третьего.

Так, вроде как справились, нужно возвращаться, пока отец ничего не учудил. Леха там, конечно, за ним наблюдает, сидя на дереве, но предположить, что может в процессе ожидания прийти ему в голову, сейчас не возьмусь.

Добрались до места стоянки мы примерно за полчаса. Зоя, как ей и было велено, сидела за деревом и не отсвечивала, и это хорошо. Отец с облегчением встретил нас и вопросительно приподнял бровь.

– Бать, было два наблюдателя, оба сидели на деревьях, один – на этом берегу, отсюда примерно шагов 500. Тихо сняли, перешли по бревну на второй берег и там вычислили второго, он слез с дерева и направился в лагерь, поэтому с ним было проще. Что дальше делать будем? – Передал я инициативу на принятие решения отцу, хотя, скорее всего, буду вносить правки в его план.

– Да… – почесал отец голову.

В его глазах боролись два желания – похвалить нас или выпороть.

– Отец, мы были очень осторожны, не стоит так переживать, давай думать, как быть дальше. Леша, расскажи, что успел разглядеть. Никита, замени его на дереве.

Второй и третий поменялись местами. Леха стал рассказывать то, что я уже знал о расположении противника, а я прокручивал всю информацию и складывал в одну картину.

– Батя, можно я расскажу, что можно сделать? – подал я голос.

– Ну давай, удиви меня снова, сын, – сказал отец, поправив усы.

– Смотри. Если Зоя ничего не напутала, то в лагере было 12 бандитов, 2-х уже, наверное, звери доедают, 2 наблюдателя тоже готовы. 5 в лагере, их Леха видел. И 3-х мы видели около кустарника на том берегу, они сторожат невольников около ручья. Я думаю, что эти сторожа вообще сменяются регулярно. Я предлагаю разделиться на 2 группы. Мы с Никитой пойдем к лагерю с верховий речки, а вы подойдете к охранникам. Только зайти вам лучше там же, где мы уже перебирались. Кто его знает, может, ниже по течению не найдете подходящей переправы, проще крюк сделать, – почесал я голову и продолжил:

– Пятерку, которая в лагере, мы снимем с Никитой, у меня в магазине винчестера 12 патронов, Никита с берданкой подстрахует со стороны, мы справимся, не переживай. Откроем огонь по сигналу, как вы выйдете на позицию, ты предупредишь голосом, помнишь, ты нам показывал, как стрекочет сорока.

– Вот как только ты подашь голос, мы досчитаем до двадцати и откроем огонь. Надо, чтобы обе наши группы начали стрелять одновременно. Тогда большой шанс застать их врасплох и перебить.

– Да бать, давай, как Илья говорит, сделаем, – поддержал меня Леха.

Отец посмотрел на нас, подумал и махнул рукой.

– Вроде все складно ты придумал Илья. Только будьте осторожны, не спокойно что-то у меня на сердце, хоть и понимаю, если мы уйдем, то эти люди обречены.

Самая сложная часть операции, а именно – убедить отца сделать по-моему, выполнена. Будем работать помолясь, подумал я.

Для выдвижения особой подготовки не требовалось, и мы вчетвёртом, предупредив Зою, отправились к переправе. По бревну перебрались и спокойно дошли до места устранения второго наблюдателя. Здесь нужно было разделиться. Отец и третий пошли в обход, а мы со вторым стали тихо пробираться к лагерю. Нужно было оперативно подобрать позиции для стрельбы.

Шагов за 300 от лагеря я приметил холм, и туда отправился Никита. С него просматривается практически весь лагерь. Если начнётся ответный огонь по мне, брат меня прикроет, пока я буду менять позицию.

Я подошел ближе к лагерю, подобрав место, с которого видно всех. Земля в лагере была вытоптана, там и тут валялись какие-то тряпки, разбитая бочка, и до меня доносился запах немытых тел. Что ж они не моются, суки, вода же рядом, подумал я.

Скорострельность у этого винчестера 60 выстрелов в минуту. Богатого опыта быстрой перезарядки скобой у меня не было, но, думаю, за 7–8 секунд смогу выпустить 5 пуль. А Никита, на случай, если у меня что-то пойдет не так, будет работать из берданки.

К этому времени Алексей с отцом сделали крюк и зашли с другой стороны. Троих охранников они обнаружили на берегу около густого кустарника. С позиции бандитов было отлично видно всех рабов, копошащихся в холодной воде с лотками. Видно было, что двое наблюдают, а третий в это время прилег на траву. Позиция отличная и отец, разобрав цели с третьим, издал звук стрекочущей сороки.

Получив сигнал от отца, я начал считать до 20 и на счет 20 открыл огонь. Первый выстрел был сдвоенный, так как мы стали стрелять с Алексеем одновременно, почти сразу прогремел выстрел отца. Я стал быстро перезаряжать и стрелять по бандитам, успев минусануть трех из пяти. К этому времени у отца с Алексеем все было кончено.

Два хунхуза в лагере успели закатиться за землянку, покрытую подсохшим дерном, и пропали из моей зоны видимости. Но Никита их видел и сразу всадил пулю в голову одного, став быстро перезаряжать берданку. Все-таки нужно всем магазинные винтовки раздобыть. А то пока перезаряжаешь однозарядку… Да ну ее.

Последний, оставшийся в живых хунхуз, перекатился и кинулся к реке, подставив спину под мой выстрел. Так, вроде все. Надо сделать контроль, прочесать лагерь и собирать горемык. Я стал быстро набивать патронами магазин карабина, а второй вышел из укрытия и пошел к телам, достав из ножен трофейный охотничий нож.

Контроль решил делать ножом, ну его, еще патроны тратить на эту сволочь. Никита прошел и всадил клинок каждому бандиту в сердце. Кому в грудь, а кому и со спины. Не хотелось сейчас ворочать тела.

По-хорошему, нужно проконтролировать трех хунхузов, снятых батей и третьим, но я боялся, что если начну это делать на его глазах ножом, то он меня не поймет. Поэтому Леха пошел к ним с винтовкой, и выпустил по пуле в голову, споро перезаряжаясь. Отец вопросительно посмотрел на сына, на что тот сказал:

– Не хочу получить пулю в спину, бать.

Отец собрал оружие охранников и подошел к невольным старателям.

– Ну, здравствуйте, славяне. Долго в холодной воде сидеть собираетесь? Кончились узкоглазые, вылезайте.

Я остался в лагере собирать оружие в кучу, а Никита побежал за винтовкой и трофеями второго наблюдателя.

Отец по дороге к лагерю коротко опросил мужиков, и выходило, что бандитов в лагере больше нет. Вереница оборванных, изможденных мужчин и женщин втягивалась в лагерь. Кто-то садился на траву, женщины плакали, радуясь освобождению. А один живчик невысокого роста с залысиной на полголовы проскочил к шалашу бандитов.

Когда я это увидел, он уже копошился в сумках. Показал на это отцу. Тот прикрикнул на него, и живчик выскочил, затесавшись между людьми.

Повариха принялась готовить обед, женщины пошли к реке приводить себя в порядок, вернувшийся Никита стал таскать всю добычу в одну кучу. Леха занимался обыском тел в лагере, проверкой заначек: мы то уж ученые, знаем, что эти собаки любят зашивать монеты в пояса, под подкладку одежды и часто в подошвы сапог. А отец вытащил поклажу из шалаша и стал ее осматривать. Я в это время следил за периметром, не отвлекаясь.

Примерно через полчаса, когда все наши трофеи, еще не перебранные окончательно лежали в одном месте, а бывшие невольники вернулись в лагерь, я отправил третьего за Зоей, и мы решили пообщаться, узнать больше подробностей.

Но глядя на взгляды, бросаемые на котел с едой, решили повременить, и перед началом беседы накормить бедолаг, натерпелись они за время плена. Повариха раскладывала варево из каши с каким-то вяленым мясом по деревянным мискам и раздавала желающим. Ложек почти ни у кого не было, поэтому ели руками, а некоторые приспосабливали под это дело щепки.

Мы тоже решили перекусить и подтянулись к котлу.

Выстрел я услышал, вместе с криком «Бросить оружие».

Пуля, выпущенная из револьвера тем самым живчиком, ударила в грудь отца, и он завалился на спину, раскинув руки…

Глава 6

Я находился слева от отца, когда прозвучал выстрел, поэтому на автомате стал поднимать карабин, но наткнулся взглядом на вороненый ствол револьвера. Никита был в двух шагах от меня, и мы вместе с ним опустили оружие.

В это время третий бежал в нашу сторону сломя голову, оставив Зою позади, не говоря ей ни слова. Ему оставалось совсем немного до прицельного выстрела, когда из толпы выдвинулся здоровый бородатый мужик в грязной засаленной рубахе и шрамом во все лицо.

– А ну, сопляк, давай ружье, – двинулся он в мою сторону.

Чтобы выиграть немного времени, я откинул винчестер в сторону на три шага, за мной повторил и Никита. Испытывать нервы живчика с револьвером совсем сейчас не хотелось.

Бородатый сделал несколько шагов к брошенному на вытоптанную землю оружию и стал наклоняться, чтобы вооружиться им. В этот момент прогремел выстрел из-за спины. Живчик получил пулю в правое плечо, заорал и выронил револьвер.

Я прыгнул в сторону бородатого, выхватывая охотничий нож, и попытался нанести удар, но он после выстрела, моментально среагировав, откатился в сторону, успев схватить винчестер за приклад. Не успел бородатый изготовить карабин к стрельбе, как мимо меня пронесся нож, выпущенный Никитой, влетев точно в грудь противнику.

Никита метнулся к живчику и пробил с разбега ему по яйцам с ноги, а затем добавив хлесткий удар в ухо. Живчик со стоном повалился на землю и свернулся калачиком. Второй подобрал оброненный револьвер.

Я подскочил к бородатому и нанес контрольный удар в область сердца, когда к нам на поляну прибежал Алексей. Не сговариваясь, Алексей взял винчестер, направив его на бывших пленников, а мы с Никитой подошли к отцу.

Отец выглядел неважно, и, имея в прошлой жизни богатый опыт по огнестрельным ранениям, а также отлично разбираясь в оказании первой медицинской помощи в полевых условиях, я сразу понял, что отца нам не вытянуть. Ранение было крайне неудачное. Пуля 44 калибра, выпущенная из револьвера Смита-Вессона образца 1869 года, пробила грудь возле сердца. Рана была ужасная, и из нее пульсировала кровь, насыщенная пузырьками воздуха. Изо рта тоже пошла кровь, понял, что это открытый пневмоторакс, когда воздух попадает в легкие через раневой канал.

Никита принес кусок чистой материи, и мы стали накладывать повязку. Я прекрасно понимал, что это ни черта не поможет. Даже во время службы в Чечне, имея на руках антибиотики и обезболивающие, такая рана требует быстрой госпитализации. Здесь и сейчас это смертный приговор.

Подложив голову отца на свое колено, я склонился над ним. Братья подошли и встали рядом, третий при этом не забывал отслеживать бывших пленников, не выпуская винчестер из рук.

У меня покатились слезы из глаз, это произошло как-то непроизвольно, причем сразу у всех братьев. Мы молча плакали, я понимал, что отец с нами последние минуты, и их я хотел провести рядом с ним. За эти годы он стал близким для меня человеком, который, возможно, заполнил ту пустоту, что осталась в моем сердце после гибели моего отца в прошлой жизни. А сейчас я его теряю. Хотелось убивать, хотелось разорвать всех этих пленников, которые стали причиной гибели отца уже после своего освобождения. И ведь мне казалось, что я все просчитал и рассчитал, сработали мы чисто. Кто же мог знать, что появится третья сторона в лице этого урода, сейчас стонущего и катающегося по земле.

Отец захрипел на моих руках и пытался что-то сказать, но выбивающаяся из его легких кровь, насыщенная воздухом, мешала. Наконец, неразборчиво он проговорил:

– Я горжусь вами, берегите мать и сестер, – закашлялся и продолжил:

– Сто шагов на север от заимки серый камень, выкопай …

Отец не смог договорить последние слова, содрогнулся всем телом в последний раз и замер, глядя распахнутыми глазами на небо, затягивающееся темными тучами. Я закрыл его глаза ладонью и заплакал навзрыд. В эти минуты я не чувствовал себя взрослым, во мне проснулся ребенок, потерявший близкого человека.

Ко мне подошла женщина из освобожденных и приобняла за плечи, прижав к своей груди, стала молча гладить по голове. Это продолжалось несколько минут, после чего взял себя в руки. Освобожденные, глядя на случившееся, не решались подходить близко, следя за вторым, который держал все это время карабин в готовности.

Я спустился к воде, встал на колени, погрузив голову в холодную воду. Сознание происходящего вокруг возвращалось ко мне. Не знаю, как так получилось, но в одном теле я испытал шок и огромное нервное напряжение, в тот момент, как мои два брата почти хладнокровно следили за обстановкой, не допуская новых эксцессов. Видимо, сознание снова выкидывает новые вводные. Надо бы разобраться, как это работает, это может быть как полезно, так и смертельно опасно в критических ситуациях, которые, понимаю, никак не обойдут стороной мою неуемную натуру.

– Ружье опусти, малец, – сказал мужик лет сорока с большими кулаками и патлатой бородой и сделал шаг в сторону второго.

– Все назад, – выкрикнул Никита и навел ружье на крестьянина.

– Всем сесть на землю, не дергаться, сейчас будем разбираться, что с вами делать.

Одна из баб хотела было вскочить, но другая, ухватив ту за рукав, притянула обратно к земле, что-то забурчав на ухо.

– Да что это делается, вы нас освобождать пришли или ружьем стращать, – вскинулась женщина из-за спины крестьянина.

– Мы как раз вас освободили от бандитов, а вы батю застрелили, – гаркнул Леха. Голос его вышел каким-то писклявым, эх, далеко еще мне до мужского голоса.

– Это Сыч с Гаврилой, они ж каторжные. Сбежали с пересылки, вон, погляди, следы от кандалов. Такие, почитай, на всю жизнь остаются, никуда от этих шрамов не деться, как клеймо, – сказал крестьянин, задрав штанину на ноге у бородатого.

– Кто еще здесь из каторжных? – спросил Никита.

– Так остальные все деревенские из переселенцев, да вот бабы из станицы, – ткнул пальцем на двух женщин крестьянин.

Я поднялся к лагерю, подошел к живчику, хотя таким он уже не выглядел, приставив нож к глазу, тихо спросил:

– Ну и зачем тебе было нужно в нас стрелять, варнак?

– Пошел к черту, сопляк, – пробормотал Сыч, сплюнув, пытаясь попасть на меня.

Я полоснул его по уху ножом, надрезав его практически наполовину. Кровь стала заливать голову Сыча, а он заверещал. Чтобы его успокоить, пришлось посильнее упереть нож к глазу, после чего Сыч стал говорить.

Оказалось, бывшие каторжные давно планировали побег с изъятием «честно» добытых ценностей у хунхузов. Они знали, что золото хранится в шалаше, и там же можно разжиться огнестрелом. Когда мы поспособствовали освобождению, Сыч решил, что мальцы ему не противники и поэтому без раздумья выстрелил в отца. Дальше Гаврила хотел нас разоружить, но план поломался, как и сам Гаврила, раскинувший руками после того, как Никита метнул в него нож.

В целом картина понятная. Теперь нужно прикинуть, что делать. Я остался в лагере, велев никому пока не сходить с места, связав руки Сычу за спиной, и перетянув рану выше плеча бечевкой. Алексей подошел к Сычу и, подталкивая стволом винтовки в спину, погнал его в подлесок, через несколько минут раздался одиночный выстрел.

Никита продолжил предметный обыск места стоянки хунхузов. Алексей наблюдал за окрестностями и внимательно следил за освобожденными, держа в руках карабин.

Никита нашел рулон дерюги, и мы с ним стали заматывать в нее отца. Хоронить его здесь никак не хотелось. Будем стараться за день добраться до станицы и донести тело.

Достал припасы из сумок хунхузов и передал их женщинам, велев готовить еду в дорогу, сказал, что выходим через 2 часа. В основном, там было вяленое мясо непонятного происхождения, черствые лепешки и крупа. Дальше принялся перебирать трофеи, смотря, что оставить себе, а что отдать крестьянам. Тащить все равно будет тяжело, да и пусть немного разживутся нужными вещами.

Когда все хунхузы были освобождены от ценностей, разрешил брать с них кому что приглянется, и крестьяне стали стаскивать элементы одежды, сапоги, пояса.

Нашел кожаный мешок с завязками, в котором были мешочки поменьше с золотым песком, всего насчитал 4 штуки, которые вместе потянут примерно на 5 фунтов (чуть больше 2-х килограмм). Да, не густо тут у старателей, видно только начали мыть золото или уже успели вывезти, надо будет спросить у пленников. Также были патроны россыпью разных калибров и отдельно две коробки патронов 44 калибра, эти, похоже, к револьверу. Рядом лежала кобура для Смит-Вессона. Ее сразу достал и отложил для Никиты. Стал перебирать весь трофейный огнестрел, выходило, что короткоствол был один – тот самый Смит-Вессон. С остальных удалось собрать 3 винтовки Бердана, Маузер модели 1884. Это первая многозарядная германская винтовка, которую в 1884 доработали из модели Маузер Модель 1871, приспособив к ней 8-ми зарядный трубчатый магазин конструкции Альфреда фон Кропачека. Ее мы сняли со второго наблюдателя. Остальное оружие было гладкоствольными ружьями, я сложил его, аккуратно взяв в руки Маузер, и решил его пристрелять.

Никита пошел за нашими рюкзаками, которые мы оставили под сосной в месте первой засидки, а Алексей, достав топор, пошел делать волокушу, чтобы загрузить на нее трофеи и тело отца. Скорее всего, придется делать две волокуши, на одну не влезет, да и будет очень тяжело. Крестьянин предложил помощь, и третий не стал от нее отказываться.

Я же пока выбрал дерево на расстоянии в 200 шагов (около 150 метров), нарисовал углем на стволе круг с ладонь размером. И сделал два пристрелочных выстрела. Пуля ушла немого вниз и влево от центра мишени. Нужно подрегулировать прицел на разных дистанциях. Но этим займемся уже в станице. В любом случае, многозарядная винтовка лучше, чем берданка, поэтому пусть ей Никита пользуется. Приготовил для Никиты кобуру от револьвера и собрал в кучу все патроны от Маузера.

Когда Никита вернулся с нашими рюкзаками, мы разложили золото и найденные монеты по рюкзакам, у хунхузов, кстати, по карманам и в заначках было 180 медных и 49 серебряных монет. Еще я обрадовался двум медным флягам для воды с какими-то иероглифами. Сразу наполнил их свежей водой и прибрал в рюкзак.

Для изготовления волокуш выбрал 4 тонкие осины, должны получиться крепкие, но не массивные жерди, попросил крестьянина их срубить. Да, мы познакомились, пока были в перелеске. Звали мужика Анисим, он с семьей переселялся на Амур из Тамбовской области. В Европейской части страны земли на всех не хватало, вот и старались часть людей отправить на освоение новых земель.