Белый шум

Я могу представить себя кем угодно, лишь собой – никак не получается.
(Зиждется не на ложных событиях)
Кто я? Мне ли это знать? Кто даст мне имя?
Вечная ночь над моим подсознанием делит свою власть с бесконечным одиночеством. Множество мыслей толкает меня к самоубийству, но отсутствие опыта и понимания результата охлаждает мое воображение.
Я не воспринимаю окружающую среду и в своей жизни на ощупь не вижу никакой цели. Но, все же, независимо от причин, существую. Прав ли я? К чему такому несовершенству обладать мыслью, страдать мечтой о будущем? Мое тело и есть моя клетка, тем самым, я – одноклеточный.
Имея имя, ты словно обретаешь лицо, а имея лицо, уже будто обретаешь личность. Иногда возникает впечатление, что я многого добьюсь от жизни, но, достигнув определенного предела, потеряю нить, связывающую сны прошлого и будущего, и, обезумев от утраты, отрешусь от настоящего, возведя его в культ.
Все помыслы подобного типа порождают во мне кошмарные сны. Они переворачивают вверх дном сложившиеся веками константы моей природы, делая невозможным четкое отделение сна от действительности и вызывая дрейфующее состояние души. И временами мне трудно определить, что происходит с моим подсознанием: может, это зарождается сознание? И это непонятное, новое, занимает все больше места в моем рассудке, и я начинаю понимать, что именно оно приносит сны и тревогу.
Мне по-прежнему удается уйти в себя, теряя интерес к окружающему, но уже только с целью вынести оттуда что-то, способное повлиять на то, от чего бежишь. Необходимо было решаться: одиночество с рождением сознания становилось все невыносимее, оно требовало общения. Гнет этого желания с каждым мгновением обретал силу более жестокую, чем моя воля. Все это толкнуло меня на доводящий до исступления труд, на решение проблемы, способной спасти мою сущность от разрушения.
Взвесив все «за» и «против», я пришел к выводу, что надо делиться с ближним. И раз ближним являюсь я, то и делиться надо с собой. Для начала я удвоил свои ДНК-хромосомы, значительно увеличил количество органоидов в цитоплазме, синтезировал АТФ, энергию которой намеревался использовать при делении, а также синтезировал белки.
На какое-то время я потерял над собой контроль, но, придя в себя, не почувствовал перемен в принадлежащем мне организме. Точнее, они были: я снова стал собой прежним. Неужели я все так же одинок?
Тут что-то близкое, родное, коснулось моего наружного слоя. Небывалое по масштабам ощущение счастья пронеслось по всему моему организму. От приобретенного волнения стало так необычно приятно, что я потерял счет времени и так растерялся в момент первого общения, что с трудом не лишился чувств.
Теперь нас двое. В это невозможно не верить, когда чувствуешь рядом часть не только своего «я», но и что-то чужое одновременно. Когда находишь в том чужом столько нового, что не дано объять и изучить без общения, того, чего и добивалось мое сознание, беря контроль над подсознанием. «Познай себя, и ты познаешь мир» – какая чушь! Мы настолько разные.
Сейчас я бы уже не решился назвать жизнь существованием. Нас двое, и это уже мир, свой мир, свободный мир. Нам было легко общаться: мое прошлое ничем не отличалось от его прошлого, коль мы разделили его пополам. Настоящее мы проживали вместе и одновременно, а будущее строили совместно, и не было причин для ревности к нему.