Второй шанс или повар-попаданка
Глава 1: "Второе рождение"
Умирать, оказывается, довольно скучно.
Лежу в этой больничной палате уже третий день, смотрю в потолок и думаю о том, что жизнь прошла мимо. Семьдесят два года – солидный срок, казалось бы. Двое детей подняла, шестерых внуков нянчила, дом держала. А вот теперь, когда сердце начало барахлить окончательно, понимаю – не жила я совсем. Была кем-то вроде добровольной кухарки-няньки-прачки без зарплаты и выходных.
Помню, как в восемнадцать лет мечтала о своём ресторане. Небольшом, уютном, где люди будут приходить не просто поесть, а получить кусочек домашнего тепла. Я тогда уже умела готовить лучше мамы, соседки за рецептами приходили. А потом появился Петька с его влюблёнными глазами и предложением руки и сердца.
– Галка, зачем тебе этот ресторан? – говорил он. – Семью заведём, я работать буду, ты дома – красота!
И я согласилась. Потому что любила. Потому что так было принято. Потому что… а теперь-то я понимаю – потому что струсила. Побоялась рискнуть, пойти против течения. Вот только против какого течения-то? Общество требовало быть домохозяйкой, муж требовал быть домохозяйкой, даже мама намекала, что «порядочная девушка думает о семье, а не о карьере». В итоге я стала образцовой домохозяйкой. Грустно только, что образцовые домохозяйки никому особо не нужны, когда дети вырастают.
Сорок четыре года в браке. Хорошего мужа похоронила, детей в люди вывела. Внуки растут, правда, видятся редко – все заняты своими делами. А мечта о ресторане так и осталась в девичьих грёзах.
Самое обидное, что кухаркой-то я всю жизнь и проработала. В столовой сначала, потом в кафе при заводе. Готовила для других, чужие идеи воплощала, чужую прибыль делала. А своё так и не решилась открыть.
Мониторы рядом начинают пищать как-то тревожно. Медсестра забегает, суетится. Врач появляется – молодой, испуганный.
– Галина Петровна, как самочувствие?
Да нормально, доктор. Просто понимаю, что время вышло. И жалко не смерти – жалко нереализованности. Сколько блюд я так и не приготовила, сколько гостей не накормила, сколько тёплых вечеров не создала… А главное – сколько денег не заработала! Всю жизнь зависела от чужих кошельков: сначала от папиного, потом от мужнего, потом от детских. Никогда своих не было.
Если бы можно было начать сначала, думаю я, засыпая под монотонный писк аппаратуры. Если бы дали второй шанс…
Просыпаюсь и сразу понимаю – что-то не так.
Во-первых, я не в больнице. Надо мной деревянные балки потолка, а не больничная плитка. Окно какое-то странное – не пластиковое, а с мелкими стёклышками в свинцовых переплётах. Либо меня перевели в очень дорогую частную клинику, либо что-то тут не так.
Во-вторых, боли в груди нет. Вообще ничего не болит. А должно бы – в семьдесят два года без болячек не бывает. Даже спина не ноет, хотя она у меня лет с сорока постоянно скрипела.
В-третьих, когда я поднимаю руку, чтобы потереть глаза, вижу… молодую руку. Гладкую, без пигментных пятен и узловатых вен. Без той родинки на запястье, которая меня полжизни раздражала.
И тут меня накрывает… пустота. Полная пустота в голове.
Я понятия не имею, кто я такая, где нахожусь и что вообще происходит. В памяти – только моя прошлая жизнь Галины Петровны. А про эту молодую девушку в зеркале – ноль информации.
– Что за бред? – думаю и сажусь в кровати.
Стоп. Наверное, это галлюцинация. Да, точно! Я лежу в больнице под наркозом или в коме, и мне снится всякая чушь. Бывает же такое. Мозг умирающего человека может выдавать самые невероятные видения. Сейчас проснусь в реанимации, а медсестра скажет: «Галина Петровна, вы нас напугали!»
Встаю с кровати – кстати, огромной, с балдахином и тяжёлыми шторами – и подхожу к зеркалу. И чуть не падаю от увиденного.
На меня смотрит молодая красивая девушка с каштановыми волосами и серыми глазами. Фигура – что надо, кожа – персик персиком. А лицо… знакомое какое-то. Будто это я, только в двадцать лет и после хорошего косметолога.
– Ладно, Галка, – говорю себе, – это просто очень реалистичный сон. Или галлюцинация. Или предсмертный бред. Сейчас поиграю в эту игру, а потом проснусь.
Никаких подсказок о том, кто эта девушка. Абсолютно никаких. Только собственный опыт семидесятидвухлетней пенсионерки в теле неизвестной молодой красавицы. И очень, очень реалистичная галлюцинация.
Осматриваюсь по сторонам. Комната богато обставлена, но видно, что мебель старая, ткани потёрлись. Деньги в семье явно не водятся. А вот кто эта семья и какое моё к ней отношение – загадка.
Интересно, а что это за стук за окном?
Подхожу к окну и выглядываю. За окном – двор поместья, а в нём молодой мужчина рубит дрова. Точнее, пытается рубить – больше промахивается, чем попадает. Зрелище довольно жалостливое: топор тяжёлый, руки трясутся, координация – как у новорождённого жирафа.
И судя по тому, как он шатается, он пьян. С утра пораньше. Ну конечно, что ещё остаётся делать… кому бы он ни был. Работать-то, видимо, не пристало, вот и остаётся заливать горе.
– Ну прекрасно, – думаю. – Неизвестная семья, непонятная эпоха, денег нет, а местный алкоголик машет топором. Интересно, что ещё мой мозг выдумает?
В дверь стучат.
– Мадемуазель Элеонора? – доносится женский голос. – Завтрак подан.
– Иду! – отвечаю и тут же ловлю на себе странный взгляд горничной, когда открываю дверь.
– Простите, мадемуазель, но… вы сегодня как-то по-особенному говорите?
А, да. Наверное, в галлюцинации «иду» звучит как-то не так. Интересно, как работает мозг – даже во сне соблюдает логику неизвестного мира. Видимо, тут принято говорить что-то вроде «изволю следовать к завтраку» или «имею честь приблизиться к утренней трапезе». Красиво, ничего не скажешь. Жаль только, что на красивых словах сыт не будешь.
– Просто… хорошо выспалась, – отвечаю более торжественно. – Спускаюсь к завтраку.
Горничная кивает и уходит, но я замечаю, что она озадачена.
Спускаюсь по лестнице и попадаю в столовую. Огромный зал с портретами предков, длинный стол, за которым можно накормить человек двадцать. А сидим мы втроём: я, пьяный тип с топором и пожилая женщина. Картина довольно комичная: три человека за столом на двадцать персон. Видимо, предки не предполагали, что их потомки так опростятся.
– Доброе утро, – говорю бодро. – Как дела?
Пьяный поднимает на меня мутные глаза:
– Элеонора… ты что-то странная сегодня. И откуда у тебя такой… весёлый голос?
Ага! Значит, меня зовут Элеонора. Информация!
– А что, нельзя быть в хорошем настроении?
– Можно, конечно, – бормочет он. – Только вот повода особого не вижу.
Смотрю на завтрак. Чёрствый хлеб, какая-то жидкая похлёбка и немного сыра. Для дворянского стола – более чем скромно. В моей прошлой жизни такой завтрак подавали разве что в самых депрессивных студенческих столовых. И то там хотя бы масло к хлебу давали.
– А можно поговорить? О наших делах? – решаю разведать обстановку.
– О каких делах? – он хмыкает. – У нас никаких дел нет. Только долги.
– Вот об этом и хочу поговорить.
Пожилая женщина встаёт:
– Простите, но мне пора на кухню. Обед готовить нужно.
Значит, кухарка или экономка. Ещё одна информация в копилку.
Остаёмся вдвоём. Пьяный смотрит на меня с подозрением:
– Элеонора, ты точно себя хорошо чувствуешь? Раньше ты никогда не интересовалась хозяйственными вопросами. И вообще, ты как-то… по-другому говоришь.
– Знаешь… – осторожно начинаю, – иногда люди переосмысливают свою жизнь. Мне приснился странный сон, и я поняла – так больше жить нельзя.
– Какой сон?
– Сон о том, что можно жить по-другому. Заниматься делом, приносить пользу, зарабатывать деньги собственным трудом.
Он чуть не подавился похлёбкой:
– Элеонора! Мы дворяне! Дворяне не зарабатывают деньги трудом!
Отлично! Еще больше информации. Значит, я дворянка, а этот алкоголик – тоже. Но кто он мне?
– А чем тогда зарабатывают? Воздухом? Или может, есть особый дворянский способ материализации золота из благородных помыслов?
– Ну… владеют землей, получают ренту с крестьян, служат королю…
– И сколько мы получаем ренты?
Он мрачнеет:
– Почти ничего. Урожаи плохие, половина крестьян ушла в другие места…
– А служишь ли ты королю?
– Нет, но…
– Тогда скажи мне, на какие деньги мы живём?
Он опускает голову:
– На те, что остались от отца. И… занимаю иногда.
– У кого занимаешь?
– У… разных людей.
Картинка становится яснее. Видимо, в моём сне я попала в семью разорившихся дворян. А этот пьяница… интересно, кто он мне?
– А скажи мне, мы с тобой кто друг другу?
Он вытаращивает глаза:
– Элеонора, ты что, совсем рехнулась? Мы же брат и сестра! Я Анри, ты Элеонора, мы дети барона де Монклера! Ты что, головой ударилась?
Ага! Вот теперь полная картина. Брат Анри, барон де Монклер был наш отец, и судя по всему, покойный. А я, получается, Элеонора де Монклер. Ну да, конечно ударилась. Насмерть ударилась, и теперь мне снится, что я молодая дворянка. Мозг, видимо, решил подарить мне на прощание красивую сказку.
Фух! Брат! Слава богу, не муж. В моём возрасте воспитывать мужа-алкоголика было бы совсем тяжело. А брата можно и прижучить.
– А сколько мы должны? И кому?
– Элеонора, что с тобой происходит?! – вспыхивает Анри. – Ты лезешь в дела, которые тебя не касаются! И вообще, ты как-то странно себя ведёшь! Ты действительно головой ударилась?
– Возможно, – честно отвечаю. – И очень сильно. Многое не помню. Поэтому объясни мне, пожалуйста, в каком мы положении.
Хотя какая разница, в каком положении персонажи моего сна? Но раз уж я попала в эту галлюцинацию, пусть она будет интересной.
Анри садится обратно и тяжело вздыхает:
– Ладно… Отец умер два года назад. С тех пор всё идёт под откос. Денег почти не осталось, долгов накопилось… много. Поместье приходит в упадок, слуг почти не осталось – нечем платить.
– А долги кому?
– Торговцам, ростовщикам… Скоро придут за расчётом.
– И что будет, если не расплатимся?
– Могут отобрать поместье. Или… – он мрачнеет, – посадить в долговую тюрьму.
Вот теперь картина полная. Классическая ситуация разорившихся дворян. В моей прошлой жизни я насмотрелась на таких должников. Обычно это заканчивается плохо.
– А что если мы попробуем заработать?
– Элеонора, мы дворяне! Дворяне не работают!
– А умирать с голоду дворянам можно?
Он задумывается. Видно, что мысль его посещала, но страшила.
– Но что мы можем делать? У нас нет ни навыков, ни связей…
А мы ещё не познакомились как следует! Хочется рассмеяться над абсурдностью ситуации.
Зову пожилую женщину:
– Простите, а как вас зовут?
Она удивлённо смотрит:
– Мадам Бертран, мадемуазель. Я ваша экономка.
– Мадам Бертран, скажите, а хозяйство наше в каком состоянии?
Старая экономка вздыхает:
– Плохом, мадемуазель. Очень плохом. Слуг почти не осталось – нечем платить. Еды хватает на месяц, не больше.
– А скажите, наше поместье где расположено?
– На пересечении торговых дорог, мадемуазель. Очень удобное место, купцы часто проезжают мимо.
– А почему они у нас не останавливаются?
Мадам Бертран смотрит на меня с недоумением:
– Мадемуазель, но мы же дворяне! Мы не можем держать постоялый двор, это же торговля!
– А что делал наш отец?
– Барон де Монклер служил его величеству королю. Был офицером королевской гвардии. Получал жалованье и ренту с поместья.
– И много получал?
– Раньше – да. Но последние годы жалованье задерживали, а урожаи стали плохими…
Стоп. Значит, даже во сне мне подсовывают ситуацию, где единственный «достойный» способ заработка для дворян – служба королю или рента с земли. А торговля считается чем-то постыдным.
Так, думаю. Значит, даже в собственном сне я не могу отдохнуть от предрассудков. Только тут они еще более абсурдные. Но если уж моё подсознание создало такую ситуацию, то я её и изменю. Пусть будет революция! Дворянка, которая не стыдится работать. Хотя бы в фантазиях разрушу эти глупые запреты.
– Мадам Бертран, а вы умеете готовить?
– Простую еду – да. Но не так хорошо, как покойная кухарка.
– А хотели бы научиться готовить блюда, от которых путешественники будут в восторге?
Старая женщина смотрит на меня так, будто я свихнулась:
– Мадемуазель, простите, но что с вами? Сначала вы забыли, кто ваш брат, теперь говорите какие-то странные вещи…
Анри кивает:
– Я же говорил – она головой ударилась. Сестра, может, стоит доктора позвать?
– Не нужно доктора. Со мной всё в порядке. Просто я… по-новому смотрю на вещи.
Хотя какой доктор в галлюцинации? Наверное, местный знахарь с пиявками.
– По-новому? – скептически переспрашивает Анри. – Элеонора, ты вчера ещё читала романы и вышивала. А сегодня хочешь торговлей заниматься?
– А что, лучше умереть с голоду, зато красиво?
Мадам Бертран вмешивается:
– Но мы же дворяне…
– Мадам Бертран, а дворяне едят?
– Конечно.
– А путешественники едят?
– Естественно.
– Вот и прекрасно. Значит, если мы будем хорошо кормить путешественников, они будут нам за это платить. А мы на эти деньги будем покупать еду для себя. Логично?
Мадам Бертран мнёт руки:
– Но это же против всех правил! Дворяне никогда не занимались торговлей!
– Значит, пора начинать. Кто-то же должен быть первым.
Анри хватается за голову:
– Элеонора, я точно вызываю доктора! Ты хочешь, чтобы нас исключили из общества?
– А какой толк от общества, которое позволяет нам умирать с голоду?
– Но честь! Традиции! Наше благородное происхождение!
– Анри, а можно есть честь? Или традиции согреют нас зимой?
– Но что скажут люди? Дворяне, которые содержат трактир…
– А что они скажут, когда мы с голоду умрём? «Вот молодцы, честь дворянскую сохранили»? И потом, мадам Бертран, а кто эти «люди»? Соседи-дворяне, которые тоже сидят в своих поместьях без денег и критикуют всех вокруг от безделья?
– А месье Анри согласится?
– Анри согласится, когда поймёт, что альтернатива – долговая тюрьма.
Встаю из-за стола. План созрел. Теперь нужно действовать.
– Мадам Бертран, покажите мне наше хозяйство. Всё – от погребов до чердаков. Мне нужно понять, с чем мы работаем.
И когда мы обходили дом, я уже мысленно переставляла мебель, планировала комнаты для постояльцев, прикидывала, где разместить большую кухню…
А Анри шел за нами и бормотал:
– Точно головой ударилась… Или сошла с ума… Надо доктора звать…
Ну да, дорогой персонаж моей галлюцинации, конечно сошла. Насмерть сошла.
Но знаете что? Даже если это всё бред умирающего мозга, хочется хотя бы в фантазии сделать то, на что не решилась в реальной жизни. Пусть будет красивый сон о том, как я открыла свой ресторан. Пусть даже в восемнадцатом веке и с пьяным братом в нагрузку.
Главное теперь – убедить персонажа сна, что работать не стыдно. А это, пожалуй, будет сложнее, чем организовать весь бизнес. Хотя у меня есть убойный аргумент: а ты, дорогой братец, предпочитаешь работать или сидеть в долговой тюрьме? Обычно это отрезвляет даже самых принципиальных бездельников.
Пусть думает, что я свихнулась. Зато хотя бы во сне я попробую жить по-своему.
Глава 2: "Оценка врага"
На следующий день я проснулась с четким планом действий.
Во сне или не во сне, а жить в этом теле мне пока что нравилось. Никаких болячек, прекрасное самочувствие, и главное – возможность наконец-то сделать то, о чём мечтала всю жизнь. Пусть даже в галлюцинации.
Утреннее солнце заливало комнату золотистым светом, и я впервые по-настоящему рассмотрела свое новое жилище. Высокий потолок с лепными карнизами, старинная мебель из темного дерева, гобелены на стенах. Когда-то это было роскошно. Сейчас – просто красиво, но с налётом запустения. Гобелены выцвели, позолота потемнела, а мраморная столешница туалетного столика покрылась мелкими трещинками.
Поместье умирает вместе с семьей, думаю я, рассматривая потёртый ковёр под ногами. Но смерть – это не всегда конец. Иногда это возможность для нового рождения.
Но сначала нужно было понять, с чем именно я имею дело. Вчерашний разговор с Анри показал только верхушку айсберга. Если я собираюсь спасать это поместье, мне нужна полная картина происходящего.
Первым делом я попросила мадам Бертран показать мне все документы – долговые расписки, счета, остатки семейной казны. Старая экономка притащила целую корзину бумаг, и мы расположились в библиотеке за большим дубовым столом.
Библиотека оказалась настоящим сокровищем. Стены от пола до потолка уставлены книгами в кожаных переплётах. Здесь пахло старой бумагой, кожей и тем особым запахом времени, который накапливается в старых домах. Резные книжные полки, массивный письменный стол с множеством ящичков, кресла с высокими спинками – всё говорило о том, что когда-то здесь любили читать и думать.
– Мадемуазель, – вздыхала экономка, раскладывая передо мной бумаги, – боюсь, картина не из радостных.
– Ничего, посмотрим.
Я принялась изучать документы, и с каждой минутой становилось всё яснее: Анри умудрился влезть в долги по самые уши. Счета от торговцев, расписки ростовщикам, векселя… В моей прошлой жизни я насмотрелась на людей, доигравшихся до банкротства, но здесь ситуация была ещё хуже.
Цифры танцевали перед глазами. Двадцать тысяч ливров винному торговцу. Пятнадцать тысяч – портному из столицы. Десять тысяч – ювелиру. И это только официальные счета. Сколько ещё неофициальных долгов? На что можно было потратить такие деньги?
– Мадам Бертран, а вот это что? – Показываю на особенно внушительную сумму.
– Это… – Экономка мнётся, беспокойно поглядывая на дверь. – Месье Анри увлекается азартными играми. И не очень в них удачлив.
– Понятно. А это?
– Кредит под залог урожая. Только урожай в том году был плохой…
– А это?
– Долг винному торговцу. Месье Анри… ценит хорошие вина.
Ценит хорошие вина. Дипломатично сказано. Интересно, как она назвала бы откровенное пьянство? «Изучает местные традиции виноделия»?
Я продолжала копаться в бумагах, пытаясь понять логику финансового краха. Картина складывалась печальная: молодой человек пытался жить не по средствам и влез в долги. Обычная история, которая плохо заканчивается.
Но меня удивляла не сама ситуация, а её масштабы. Чтобы накопить такие долги, нужно очень постараться. Или иметь очень дурную компанию.
– Мадам Бертран, а как давно поместье пустует? В смысле, когда последний раз здесь останавливались путешественники?
– Ещё при вашем отце случались постояльцы. Но это было… как бы это сказать… неофициально.
– То есть?
– Барон де Монклер принимал купцов как гостей. За их щедрость в ответ. Но никогда не называл это торговлей.
Понятно. Папаша был умнее сына – не нарушал дворянских предрассудков открыто, но и денежку подрабатывал. Мудрый человек. Жаль, что сын не унаследовал его практичность.
– А почему Анри прекратил эту практику?
– Сказал, что это неподобающе дворянину. А потом… стал больше пить и меньше думать о хозяйстве.
Классическая история деградации. Отец ещё держался, а сын окончательно спустился. Видимо, смерть родителя сломала его, и он решил утопить горе в вине и развлечениях.
– И как долго это продолжается?
– Года полтора. С тех пор, как месье Анри познакомился с новыми друзьями из столицы.
– Какими друзьями?
– Молодые дворяне. Приехали в наши края развлекаться. Охота, карты, вино… Месье Анри быстро вошёл в их компанию.
И быстро влез в долги, следуя их образу жизни. Типичная ситуация – провинциальный дворянин пытается соответствовать столичным денди и разоряется. В моей прошлой жизни я знала множество людей, которые разорились, пытаясь жить не по средствам. Человеческая природа не меняется, что в двадцать первом веке, что в восемнадцатом.
– Понятно. А эти друзья до сих пор здесь?
– Нет, они уехали месяца три назад. А долги остались.
Ещё бы. Золотые мальчики поиграли в рискованную жизнь за чужой счёт и умылись. А местный дурачок остался разгребать последствия.
Я откладываю документы и встаю. Ходьба по библиотеке помогает мне думать. Под ногами скрипят половицы – видимо, и они требуют ремонта. Сквозь высокие окна видны заросшие сорняками клумбы и покосившуюся беседку. Поместье действительно приходит в упадок.
Но костяк крепкий. Дом большой, добротно построенный. Земли плодородные, расположение удачное. Нужно только вложить силы и средства – и всё можно восстановить.
Нужно осмотреть поместье с практической точки зрения.
– Мадам Бертран, покажите мне дом. Все комнаты, все помещения. Мне нужно понять, что у нас есть для работы.
– Для работы? – Экономка выглядит озадаченно, морщинки у неё собираются в недоумённые складки.
– Да. Мы собираемся превратить это место в постоялый двор.
– Мадемуазель! – Старая женщина хватается за сердце, и лицо у неё становится таким, будто я предложила превратить дом в бордель. – Но вы же дворяне!
– Дворяне, которые скоро останутся без крыши над головой, если ничего не предпримут.
Следующие два часа мы обходили поместье. Я внимательно изучала каждую комнату, мысленно планируя, что где разместить.
Главный зал на первом этаже – огромное помещение с высоченными потолками, расписанными мифологическими сценами. Потолок, правда, кое-где потрескался, а позолота облупилась, но впечатление всё равно грандиозное. Отлично подойдёт для общей трапезной. Большой камин создаст уютную атмосферу зимними вечерами.
Пять спален на втором этаже можно переоборудовать для гостей. Комнаты просторные, с высокими окнами и видом на парк. Правда, мебель потёрта, обои выцвели, а кое-где даже отклеились, но это дело поправимое. Главное – в каждой комнате есть камин и достаточно места для кровати, стола и кресел.
Конюшни нужно привести в порядок для лошадей постояльцев. Сейчас там живут всего две лошади – старая кобыла Анри и ещё более старый мерин для поездок в город. В остальных стойлах паутина и мыши. Но конюшни большие, рассчитанные на дюжину лошадей. Достаточно вычистить, заменить подстилку и починить кормушки.
– Мадам Бертран, а кухня у нас какая?
– Небольшая, мадемуазель. Раньше готовили только для семьи.
– Покажите.
Кухня действительно оказалась маленькой и тёмной. Один очаг, минимум посуды, крохотная кладовая, низкий потолок с закопчёнными балками. Единственное окошко выходит во двор, но оно настолько грязное, что через него едва проникает свет. Для серьёзного заведения этого мало.
Но я уже вижу решение. Стена между кухней и соседней кладовкой не несущая – её можно снести. Получится помещение в два раза больше. Добавить ещё одно окно, поставить второй очаг, установить больше столов для готовки…
– Эту стену можно снести, – размышляю вслух, постукивая по каменной кладке. – Расширить кухню в два раза. Поставить второй очаг, больше столов для готовки…
– Мадемуазель, это потребует денег, которых у нас нет.
– Деньги найдём. Можно продать часть фамильного серебра, заложить драгоценности матери…
– Но это же память о ваших родителях!
– А что толку от памяти, если мы умрём с голоду?
В моей прошлой жизни я слишком часто цеплялась за прошлое вместо того, чтобы строить будущее. Семейные традиции, устаревшие принципы, чужие ожидания – всё это связывало по рукам и ногам. Сейчас у меня есть шанс избежать этой ошибки.
Мадам Бертран качает головой, но я вижу, что идея её заинтриговала. В глазах старой женщины появляется искорка интереса, хотя она пытается её скрыть.
– А сколько постояльцев мы сможем принимать?
– При полной загрузке – человек пятнадцать. Плюс их слуги и лошади.
– И сколько это может приносить дохода?
Я быстро прикидываю. В моей прошлой жизни я знала экономику ресторанного бизнеса не понаслышке. При средней цене за ночлег и питание, если загрузка будет хотя бы наполовину…
– При удачном раскладе – достаточно, чтобы расплатиться с долгами за год-полтора.
– А при неудачном?
– При неудачном мы разоримся ещё быстрее.
Честность – лучшая политика. Бизнес – это всегда риск. Но без риска нет и выигрыша.
Экономка задумывается, глядя в окно на заросший парк.
– Но что скажут люди? Дворяне, которые содержат трактир…
– А что они скажут, когда нас выселят за долги? «Вот молодцы, честь дворянскую сохранили»?
– Но ведь это против всех традиций…
– Мадам Бертран, традиции традициями, а есть хочется каждый день. И потом, кто сказал, что мы будем содержать обычный трактир?
– А что же тогда?
– Мы создадим место, где люди будут чувствовать себя желанными гостями. Чистые постели, вкусная еда, тёплый приём. Возможно, даже развлечения по вечерам – музыка, рассказы, игры.
Глаза экономки загораются.
– Как в старые времена, когда ваш отец принимал гостей?
– Именно. Только лучше и на регулярной основе.
Я как раз прикидывала, сколько потребуется средств на первоначальные вложения, когда раздался стук в главные ворота. Громкий, уверенный. Не так стучат торговцы или просители – это стук человека, привыкшего к тому, что ему открывают.
– Мадам Бертран, вы ждёте кого-нибудь?
– Нет, мадемуазель. Я схожу посмотрю.
Я остаюсь в кухне, прикидывая, сколько будет стоить её расширение. Кирпич, известковый раствор, работа каменщиков… Дорого, но не запредельно дорого.
Через несколько минут мадам Бертран возвращается с озадаченным видом.
– К вам господин. Говорит, что по делу. Представился месье де Ларошфор.
Фамилия мне ничего не говорит, но тон мадам Бертран настораживает.
– А вы его знаете?
– В лицо не знаю, но фамилию слышала. Это из очень влиятельного рода. Богатые, знатные… Что ему от нас может быть нужно?
Хороший вопрос. Что влиятельному и богатому человеку делать в разорившемся поместье? Визит из разряда «просто проходил мимо» исключен – такие люди просто так в гости не ездят.
– Проводите его в гостиную. Я сейчас спущусь.
– Мадемуазель, может, переодеться? Платье у вас домашнее…
– Не стоит. Пусть видит нас такими, какие есть.
Зачем изображать благополучие, которого нет? Лучше сразу обозначить реальное положение дел. К тому же если этот де Ларошфор знает о наших проблемах – а иначе зачем бы ему приезжать? – то притворяться бессмысленно.
Быстро оглядываю себя в зеркале в прихожей. Простое серое платье, волосы собраны в скромный пучок, никаких украшений. Выгляжу как небогатая провинциальная дворянка. Что, собственно, соответствует действительности.
Спускаюсь в гостиную и вижу мужчину лет двадцати пяти, разглядывающего наши потертые портреты предков. Высокий, хорошо сложенный, одет богато, но без излишеств. Темный сюртук отличного кроя, белоснежная рубашка, дорогие сапоги из тончайшей кожи. Красивый, надо признать. Тёмные волосы с модной небрежностью уложены, правильные черты лица, выбрит безупречно. Красивый, зараза.
Но вот глаза… А глаза холодные. Очень холодные. Серо-голубые, как зимнее небо. И смотрит он на наши портреты не с интересом ценителя искусства, а с расчётом оценщика. Будто прикидывает, во сколько обойдётся вывезти всё это отсюда.
Этот человек пришел не из вежливости. У него есть конкретная цель.
– Мадемуазель де Монклер? – Он поворачивается ко мне и делает изящный поклон. Движения у него отточенные, манеры безупречные. – Доминик де Ларошфор. Благодарю, что согласились меня принять.
Голос приятный, бархатистый. Манеры безупречные. Настоящий джентльмен. Если бы не эти холодные глаза и ощущение, что он считает меня чем-то вроде интересной мебели.
– Прошу садиться, месье де Ларошфор. – Показываю на кресло у камина. – Чем могу быть полезна?
Он садится, изящно поправив фалды сюртука, и я замечаю, как внимательно он оглядывает комнату. Не просто из любопытства – изучает. Оценивает. Взгляд цепкий, профессиональный. Останавливается на серебряном подсвечнике, задерживается на картине в золочёной раме, скользит по фарфоровым безделушкам на каминной полке.
Будто составляет опись имущества.
– Я приехал по деликатному вопросу, – начинает он, и в голосе слышится эта особая интонация людей, которые привыкли, что им не отказывают. – Касающемуся вашего положения.
– Нашего положения?
– Понимаю, что тема щекотливая. – Он слегка наклоняется вперёд, изображая участие. Но глаза остаются всё такими же холодными. – Но иногда внешний взгляд помогает найти решение проблем.
– Я слушаю вас, месье.
– Не буду ходить вокруг да около. – Он откидывается в кресле, и маска участия слетает. Теперь это просто холодный расчёт. – Мне известно о ваших… финансовых затруднениях. И я хотел бы предложить решение.
Прямолинейность удивляет. Обычно такие разговоры ведут более осторожно, обставляя предложения вежливыми фразами. А этот говорит в лоб. Видимо, считает наше положение настолько отчаянным, что церемонии излишни.
– Какое именно решение?
– Самое разумное в подобных обстоятельствах. – Он улыбается, но улыбка не согревает глаз. – Я готов купить ваше поместье за справедливую цену.
Я моргаю, изображая удивление. Хотя, честно говоря, чего-то подобного и ожидала с того момента, как он появился.
– Купить? Но мы не собираемся его продавать.
– Мадемуазель де Монклер, – его голос становится мягче, почти сочувствующим, – давайте говорить откровенно. Ваш брат задолжал огромные суммы. Поместье приходит в упадок. У вас нет средств на его содержание, не говоря уже о том, чтобы расплатиться с кредиторами.
– Откуда вам это известно?
Вопрос, конечно, риторический. В провинции все всё знают друг о друге. Особенно когда речь идёт о скандалах и долгах.
– В наших кругах мало что остаётся в тайне, – пожимает он плечами с видом человека, который ни в чём не виноват. – Особенно когда речь идёт о таких суммах.
– И что вы предлагаете?
– Цивилизованное решение проблемы. – Он встаёт и подходит к окну, явно наслаждаясь моментом власти. – Видите ли, мадемуазель, через месяц-два кредиторы потребуют полного возврата долгов. У вас нет таких денег. Поместье будет описано и продано с молотка за бесценок.
Он поворачивается ко мне, и в глазах читается полная уверенность в правоте. Этот человек привык просчитывать ситуации наперёд и редко ошибается.
– Я же предлагаю избежать этого унижения. Мы покупаем поместье за честную цену, достаточную для погашения всех долгов. Вы с братом получаете небольшую сумму на обустройство новой жизни и сохраняете репутацию.
– Как великодушно с вашей стороны, – не удерживаюсь от сарказма.
Он улыбается, но я понимаю, что сарказм он уловил. И даже, кажется, оценил.
– Я практичный человек, мадемуазель. Не люблю красивых слов, предпочитаю факты. Ваше поместье удачно расположено, мне нужны эти земли. Лучше провести сделку по-джентльменски, чем ждать, пока имущество распродадут за долги.
Интересно. Он даже не пытается скрывать своих мотивов. Видимо, считает нас настолько беспомощными, что можно говорить прямо. Или настолько уверен в себе, что не боится нашей реакции.
– И сколько же вы предлагаете за наш дом?
Он называет сумму. Я быстро прикидываю в уме – этого хватит на погашение официальных долгов и ещё останется тысяч на пять ливров. Для разорившихся дворян предложение неплохое.
Но что-то в этом человеке мне категорически не нравится. Слишком уж он уверен в себе. Слишком холоден. И это ощущение, что он смотрит на нас как на препятствие, которое нужно устранить…
– Мне нужно время подумать, – говорю дипломатично.
– Конечно. – Он возвращается к креслу, но не садится. – Но не слишком долго, мадемуазель. Время не ждёт.
– А что, если мы найдем другой способ расплатиться с долгами?
Впервые за всё время разговора он выглядит искренне удивленным. Даже брови поднимает.
– Другой способ? – И смеётся. Смех у него приятный, но в нём слышится снисходительность человека, который объясняет ребенку, почему нельзя полететь на луну. – Мадемуазель, вы очаровательны в своей наивности. Какой ещё способ?
– Ну… – Я делаю вид, что размышляю. – Служба моего брата королю?
– При его… склонностях? – Многозначительная пауза. – Боюсь, его величество довольно требователен к офицерам.
Значит, он знает о проблемах Анри с алкоголем. Интересно, откуда такая осведомленность? Просто сплетни или что-то более серьёзное?
– Тогда… может, удачное замужество?
– Мадемуазель, при всём уважении к вашим достоинствам, приданое невесты тоже имеет значение. А у вас его нет.
Хам еще тот. Но ведёт себя так, будто оказывает мне любезность, объясняя реалии жизни. Видимо, считает, что провинциальная дворяночка должна быть благодарна за урок.
– А может, мы начнём зарабатывать сами, – говорю как бы между прочим.
Теперь он смеется открыто. Долго и от души, как над удачной шуткой.
– Зарабатывать? Дворяне? – Он вытирает глаза платком. – Мадемуазель, это очень мило, но давайте оставим фантазии детям.
И вот тут меня прошибает. Не знаю, сон это или галлюцинация, но хамство есть хамство, даже если оно подано в красивой упаковке с изысканными манерами.
В моей прошлой жизни я слишком часто сносила такое отношение. Покровительственные улыбки, снисходительные взгляды, объяснения того, «что можно женщинам, а что нельзя». Хватит. В этой жизни – пусть даже воображаемой – я не намерена молча глотать оскорбления.
– Знаете что, месье де Ларошфор, – встаю и тоже. Голос у меня ровный, но в нём появляются стальные нотки. – Спасибо за предложение. Мы его обязательно рассмотрим.
– Надеюсь на ваше благоразумие, – он направляется к двери, но у порога оборачивается. – И всё же не стоит слишком долго раздумывать. Обстоятельства могут… измениться. И не в вашу пользу. В наших краях разные люди ведут дела, и не все из них отличаются терпением.
– Это угроза?
– Боже упаси! – Он изображает удивление, но глаза остаются холодными. – Это всего лишь дружеское предупреждение. Мы ведь соседи, и мне было бы неприятно, если бы с вами случились… неприятности.
И вот тут меня окончательно достаёт его покровительственный тон. Этот человек говорит со мной так, будто я умственно отсталый ребёнок, которому нужно терпеливо объяснять очевидные вещи.
– О, не беспокойтесь о нас, – говорю я с самой милой улыбкой. – Мы привыкли справляться с… вредителями.
Пауза перед последним словом получается особенно выразительной. Доминик застывает в дверном проеме, и я вижу, как его лицо каменеет. Маска вежливости слетает, и на мгновение проступает что-то хищное.
– Простите, что вы сказали?
– Я сказала, что мы умеем защищать свой дом, – отвечаю невинно. – От любых… нежелательных вторжений.
Несколько секунд он смотрит на меня совершенно другими глазами. Больше не снисходительно, а оценивающе. Будто видит впервые и пересматривает свои планы.
– Понятно, – наконец произносит он медленно. – Что ж, желаю вам удачи в… борьбе с вредителями. До свидания, мадемуазель.
Он уходит, а я стою у окна и смотрю, как его карета удаляется по аллее. Красивая карета, лакированная до блеска. Пара отличных лошадей – гнедые, породистые, стоят наверняка больше, чем весь наш годовой доход. Кучер в дорогой ливрее.
Всё это богатство – результат чужих расчётов и холодного ума. Интересно, сколько семей разорилось, чтобы этот человек мог позволить себе такую роскошь?
Через несколько минут входит мадам Бертран. Лицо у неё взволнованное, глаза блестят от любопытства.
– Мадемуазель, как прошла встреча?
– Поучительно. Он предложил купить поместье.
– Купить?! – Экономка хватается за сердце, и её лицо бледнеет. – За сколько?
Я называю сумму.
– Это… это неплохо, мадемуазель. Хватило бы на погашение долгов и ещё что-то осталось.
– Возможно. Но я не собираюсь продавать.
– Но мадемуазель… – Мадам Бертран мнется, поглядывая на дверь, будто боится, что нас подслушивают. – Этот человек не из тех, кому отказывают просто так.
– Что вы имеете в виду?
– Семья де Ларошфор очень влиятельна. Очень богата. И если они чего-то хотят…
– То что?
– То обычно получают. Тем или иным способом.
Интересное замечание. Значит, репутация у семейки соответствующая.
– Что ж, посмотрим. – Я отворачиваюсь от окна. – А пока мы начинаем подготовку к открытию постоялого двора.
– Но мадемуазель…
– Никаких «но». Мы будем зарабатывать сами. И месье де Ларошфор увидит, что мы не такие беспомощные, как он думает.
К вечеру возвращается Анри. Трезвый, что удивительно, но с мрачным лицом, будто его преследуют неприятные мысли. Одежда на нём помятая, волосы в беспорядке. Видно, что день был тяжёлый.
– Элеонора! – Он обнимает меня на пороге, и я чувствую запах пота и дорожной пыли. – Как дела? Что нового?
– Дела интересные. У нас был визитёр.
– Кто?
– Доминик де Ларошфор. Предложил купить наше поместье.
Лицо у Анри становится серьёзным, и я вижу, как в его глазах мелькает что-то похожее на страх.
– Де Ларошфор? И что ты ответила?
– Что подумаю. А пока мы начинаем готовиться к открытию постоялого двора.
– Элеонора… – Он качает головой устало. – Мы уже обсуждали это. Дворяне не занимаются торговлей.
– А что ты предлагаешь? Продать поместье?
– Может быть, это лучший выход…
Голос у него неуверенный, но я слышу в нём что-то вроде облегчения. Видимо, идея избавиться от всех проблем одним махом кажется ему привлекательной.
– Анри, ты понимаешь, за какую сумму нам предлагают продать? Этого хватит только на долги. Мы останемся без гроша.
– Зато с честью.
– С честью, но без крыши над головой. И что мы будем делать? Проситься в приюты для обедневших дворян?
– Ну… что-нибудь придумаем.
– Что именно? – Я подхожу к нему ближе, смотрю прямо в глаза. – Анри, у тебя есть конкретные планы на будущее? Или ты просто надеешься, что всё как-нибудь образуется?
Он молчит, отводя взгляд. И этот взгляд говорит мне больше любых слов. Планов у него нет. Есть только желание переложить ответственность на кого-то другого.
Мы ещё долго спорили в гостиной. Я объясняла, расчёты показывала, перспективы рисовала. Анри возражал, ссылался на дворянскую честь, боялся осуждения общества. Но я видела: он колеблется. В глубине души он понимает, что альтернативы нет.
Спор прервал неожиданный стук в дверь. Поздний, тревожный. Мадам Бертран заглянула в гостиную.
– Мадемуазель, к нам ещё одни посетители. Говорят, что дело срочное.
– В такое время? – Анри хмурится. – Кто это?
– Трое господ. Представились как представители кредиторов.
Анри бледнеет. Я чувствую, как внутри всё сжимается от предчувствия неприятностей.
– Проводите их сюда.
Через минуту в гостиную входят трое мужчин. Одеты неплохо, но как-то мрачно – темные сюртуки, чёрные шляпы. Лица неприятные, жесткие. Манеры грубые. Один высокий и худой, как жердь, с впалыми щеками. Второй – коренастый, с маленькими глазками и мясистыми губами. Третий – среднего роста, но что-то в нём есть особенно неприятное. Может быть, слишком внимательный взгляд или привычка держать руки так, будто готов схватить что-то или кого-то.
Представились они быстро, фамилии проглотили. Но и без того понятно, кто они такие.
– Где месье де Монклер? – спросил главный – тот, что среднего роста. Голос у него тоже неприятный, хрипловатый.
– Я здесь, – отвечает Анри, но голос у него дрожит.
– Вот и хорошо. Мы по поводу ваших долгов. – Главный оглядывает гостиную с видом оценщика. – Срок истекает через две недели.
– Мы в курсе, – говорю я, когда Анри молчит.
– Вот и славно. – Он переводит взгляд на меня, и в этом взгляде что-то есть такое, что заставляет меня невольно отступить на шаг. – Значит, понимаете серьёзность ситуации.
– В чём дело? – стараюсь говорить спокойно.
– В деле возврата долгов. – Он достаёт из кармана пачку бумаг. – Если денег не будет к назначенному сроку, придётся описывать имущество.
– По какому праву?
– По праву кредиторов. – Он показывает документы. – У нас есть все полномочия.
Я быстро просматриваю бумаги. Печати, подписи, сургучные оттиски – всё выглядит официально. Формально они действительно имеют право на взыскание.
– А что именно вы хотите?
– Полную сумму долга. Сразу. Или… – Он делает выразительную паузу.
– Или?
– Или мы начинаем опись имущества завтра. А там… – Он пожимает плечами. – Процедуры есть процедуры.
В его тоне слышится плохо скрытая угроза. Эти люди не просто кредиторы – они привыкли получать своё любыми способами.
– Но до истечения срока ещё две недели!
– Две недели – это если вы докажете, что можете расплатиться. А если нет… – Снова пожимание плечами. – Зачем тянуть время?
– А если мы найдём способ заработать деньги?
Теперь смеются все трое. Смех у них неприятный, похожий на карканье.
– Заработать? – главный вытирает глаза. – Мадемуазель, вы очень милы, но давайте реально оценивать ситуацию.
– А что, если у нас есть конкретный план?
– Какой план?
– Мы собираемся открыть постоялый двор.
Теперь они смеются ещё громче. Анри съёживается в кресле, будто хочет провалиться сквозь землю.
– Постоялый двор! – главный всхлипывает от смеха. – Дворяне в трактирщики подались! Что дальше? Может, ещё и прачечную откроете?
– А почему бы и нет? – отвечаю спокойно. – Работа – это не позор.
– Для дворян – позор, – отрезает он. – Ладно, мадемуазель, довольно комедий. У вас есть две недели, чтобы найти деньги. Не найдёте – пожалуете в долговую тюрьму. Ясно?
– Очень хорошо.
– То-то же. – Он направляется к выходу, но у дверей оборачивается. – А, кстати. Слышали, к вам сегодня месье де Ларошфор приезжал?
– А вам какое дело?
– Да так, интересуемся. Хороший человек, месье де Ларошфор. Разумный. Если с ним договоритесь – проблемы ваши решатся сами собой.
С этими словами они уходят, оставляя за собой ощущение угрозы и неприятный запах дешевого табака.
Анри сидит в кресле бледный и потрясенный. Руки у него дрожат.
– Элеонора, ты поняла? Они не шутят. Если мы не найдем деньги…
– Найдем.
– Как? За две недели?
– А ты видел другой выход?
Он долго молчит, потом поднимает голову.
– А что, если… – начинает он неуверенно.
– Что?
– А что, если мы действительно попробуем? С постоялым двором?
– Ты согласен?
– Да нет… То есть… – Он мнётся, явно борясь с собой. – Элеонора, это же против всех правил!
– Анри, какие правила? Мы на грани разорения!
– Но что скажут люди?
– А что они скажут, когда нас посадят в долговую тюрьму?
Он снова замолкает, глядя в камин. Я вижу, как в нём борются страх перед осуждением и страх перед реальными последствиями.
– Допустим, я соглашусь, – говорит он наконец. – Но есть условие.
– Какое?
– Официально я к этому делу отношения не имею. Это твоя идея, твое предприятие. Если кто-то будет спрашивать – ты действуешь без моего ведома.
– То есть ты снимаешь с себя ответственность?
– Я сохраняю лицо. – Он встаёт, начинает нервно ходить по комнате. – А ты… делаешь, что хочешь.
Хитрый. Если дело провалится – он тут ни при чём. Если получится – всегда можно сказать, что «разрешил сестре заниматься хозяйством». Типично мужское поведение: переложить ответственность на женщину, а самому остаться в стороне.
Но мне это даже на руку. Полная свобода действий и никого, кто будет вмешиваться в процесс.
– Хорошо, – соглашаюсь. – Но тогда и прибыль распределяем соответственно.
– Как это?
– Ты не участвуешь в деле – получаешь фиксированную долю. Скажем, треть от прибыли. Остальное – моё.
Анри останавливается, задумывается. Я вижу, как он прикидывает варианты.
– А если не получится?
– Тогда ты скажешь, что я действовала без твоего разрешения, и продашь поместье де Ларошфору.
– Справедливо, – кивает он после паузы. – Согласен.
Значит, решено. Теперь дело за малым – превратить разваливающееся поместье в процветающий постоялый двор за две недели. И убедить кредиторов дать нам отсрочку.
Ерунда, в общем.
Но как говорили в моей прошлой жизни – что нас не убивает, делает нас сильнее. А убить нас пока не удалось никому.
Глава 3: "Разбор полётов"
Утром я проснулась с ощущением, что моя жизнь – пусть даже воображаемая – наконец-то обрела смысл.
За окном моросил мелкий дождь, серые тучи висели низко над крышами, а в спальне было прохладно и сыро. Но внутри у меня горел огонь энтузиазма. У нас есть план. У нас есть цель. И самое главное – у нас есть всего две недели, чтобы доказать всем и вся, что мы не намерены сдаваться без боя.
Я быстро умылась холодной водой из кувшина – горячей воды в доме не было, эта роскошь осталась в прошлом. Оделась в старое коричневое платье, которое не жалко было испачкать. Сегодня предстояла настоящая работа.
Первым делом нужно было составить подробный план действий. Я взяла чернила, перо и лист бумаги и села за письменный стол у окна. Дождевые капли стекали по стеклу, создавая причудливые узоры, но я не обращала на них внимания. Всё моё внимание было сосредоточено на списке задач.
Что нужно сделать в первую очередь?
Во-первых, привести в порядок комнаты для гостей. Пять спален на втором этаже требовали основательного ремонта. Переклеить обои, покрасить потолки, починить мебель. Заменить матрасы – нынешние просто ужасные, набитые соломой, которая, судя по запаху, лежит там уже лет десять.
Во-вторых, расширить кухню. Снести стену между кухней и кладовой, установить второй очаг, купить больше посуды. Без хорошей кухни хорошего постоялого двора не получится.
В-третьих, привести в порядок конюшни. Почистить стойла, заменить подстилку, починить кормушки и поилки. Путешественники судят о заведении не только по комнатам, но и по тому, как ухаживают за их лошадьми.
В-четвёртых, нанять персонал. Одной мадам Бертран на всё хозяйство явно не хватит. Нужны горничные, конюх, возможно, помощник на кухню.
Я писала и прикидывала стоимость каждого пункта. Цифры получались внушительными. Даже если продать всё фамильное серебро и мамины драгоценности, денег хватит только на самый необходимый ремонт.
Но лучше что-то, чем ничего. А там посмотрим.
Закончив с планом, я спустилась в столовую завтракать. Анри уже сидел за столом, мрачно уставившись в тарелку с кашей. Выглядел он неважно – бледный, с синяками под глазами. Видно, ночь провёл без сна, обдумывая наш разговор.
– Доброе утро, – говорю бодро. – Как спалось?
– Никак, – буркает он. – Всё думал о вчерашнем.
– И к какому выводу пришёл?
– К тому, что мы с ума сошли. – Он поднимает голову и смотрит на меня усталыми глазами. – Элеонора, ты понимаешь, что мы затеваем?
– Понимаю. Мы затеваем бизнес.
– Мы затеваем скандал. Когда узнают, что де Монклеры содержат трактир…
– Пусть узнают. – Я сажусь напротив и наливаю себе чай. – Анри, а что хуже – скандал или долговая тюрьма?
Он молчит, но я вижу по его лицу, что вопрос попал в цель.
– К тому же, – продолжаю, – мы будем содержать не трактир, а фешенебельный постоялый двор. Для состоятельных путешественников. Это немного другое.
– Разве?
– Конечно. Трактир – это где едят и пьют простолюдины. А у нас будут останавливаться купцы, мелкие дворяне, чиновники. Люди приличные.
– Но принцип тот же…
– Принцип – да. Но подача – другая. – Я достаю свой план и кладу перед ним. – Посмотри.
Анри изучает мои записи, хмурится.
– Это же огромные деньги…
– Не такие уж огромные. Продадим серебро из столовой – получим тысяч десять ливров. Заложим мамины драгоценности – ещё тысяч пять. Этого хватит на основной ремонт.
– А на мебель? Посуду? Персонал?
– Мебель пока оставим старую – почистим, подремонтируем. Посуду купим самую простую. А персонал… наймём по минимуму.
– И ты думаешь, этого хватит?
– Хватит, чтобы начать. А дальше – как пойдёт.
Анри откладывает план и трёт виски.
– Элеонора, а если не получится? Если никто не захочет у нас останавливаться?
– Тогда мы быстро разоримся и продадим поместье де Ларошфору, – честно отвечаю. – Но по крайней мере попробуем.
– А если получится?
– Если получится, то через год мы расплатимся с долгами и станем уважаемыми людьми.
– Уважаемыми трактирщиками.
– Уважаемыми предпринимателями. Анри, времена меняются. То, что раньше считалось неприличным, теперь становится нормальным.
Он задумывается, глядя в окно на дождь.
– Хорошо, – говорит наконец. – С чего начинаем?
– С инвентаризации. Мне нужно точно знать, что у нас есть и что нужно купить.
После завтрака мы с мадам Бертран обошли весь дом, составляя списки. В каждой комнате я записывала, что нужно отремонтировать, что можно оставить, что придётся покупать заново.
Картина получалась довольно удручающая. За годы запустения дом изрядно обветшал. В одной спальне отвалилась штукатурка, обнажив кирпичную кладку. В другой – протекала крыша, оставив на потолке желтые разводы. Третья комната вообще была завалена старой мебелью и хламом.
– Мадам Бертран, а кто у нас в округе занимается ремонтными работами?
– Есть мастер Дюбуа в деревне. Он и плотничает, и красит, и каменщик неплохой.
– А помощники у него есть?
– Двое сыновей. Толковые парни.
– Прекрасно. Сходите к нему, узнайте, сколько будет стоить ремонт пяти комнат. Обои переклеить, потолки покрасить, полы отциклевать.
– А мебель?
– Мебель пока оставляем. Только почистим и подремонтируем что можно.
В кухне дела обстояли ещё хуже. Очаг дымил, печная труба требовала чистки, а каменная кладка кое-где раскрошилась. Посуды катастрофически не хватало – несколько горшков, пара сковородок, дюжина тарелок. Для семьи из трёх человек этого достаточно, но для постоялого двора – смехотворно мало.
– Мадам Бертран, а где ближайший рынок?
– В городе. По субботам большой базар.
– Отлично. В субботу поедем покупать посуду. А пока составим список того, что нужно.
Я достала новый лист бумаги и принялась записывать. Большие котлы для супов. Сковороды разных размеров. Тарелки – штук тридцать, не меньше. Кубки, ложки, ножи… Список рос, а вместе с ним росла и итоговая сумма.
– Мадемуазель, – робко говорит мадам Бертран, – а что мы будем готовить?
– Хорошую, сытную еду. – Я откладываю перо и смотрю на неё. – Мадам Бертран, скажите честно – вы умеете готовить что-то кроме каши и супа?
Экономка краснеет.
– Немного умею. Жаркое могу приготовить, пироги пеку неплохо…
– А рыбу?
– И рыбу.
– Птицу?
– Тоже.
– Прекрасно. А хотели бы научиться готовить блюда, которых здесь никто не видел?
– Какие блюда?
Хороший вопрос. Какие блюда из моей современной жизни можно приготовить в восемнадцатом веке? Те, для которых не нужны экзотические ингредиенты и сложное оборудование.
– Ну, например… – Я задумываюсь. – Картофельные котлеты с мясом внутри. Или запечённая курица с травами. Или пирог с капустой и яйцом, но не обычный, а слоёный.
– Слоёный пирог? – Мадам Бертран заинтересовывается.
– Да. Очень вкусный. И красивый. А ещё можно делать особый соус к мясу. И особый способ готовить овощи…
– А откуда вы это знаете?
– Читала в книгах, – отвечаю уклончиво. – Есть такие книги… кулинарные. С рецептами из разных стран.
– И вы всё это умеете готовить?
– Некоторое умею. А остальному научусь.
В действительности я знала кучу рецептов – плод многолетней работы на кухне. Но как объяснить это мадам Бертран? Проще сослаться на книги.
– Мадемуазель, – говорит экономка задумчиво, – а если наша еда будет особенной, то и цены можно поставить повыше?
– Конечно. За качество люди готовы платить.
– Тогда я согласна учиться.
После обеда – всё та же каша, только на этот раз с кусочком сала – я решила изучить конкуренцию. Нужно было понять, что предлагают другие заведения в округе, чтобы наше выгодно отличалось.
– Анри, а где ближайший постоялый двор?
– В городе есть "Золотой петух". А на дороге в столицу – "Усталый путник".
– Ты там бывал?
– В "Золотом петухе" – да. Обычное место. Еда посредственная, комнаты грязноватые, но недорого.
– А "Усталый путник"?
– Там дороже, но и лучше. Купцы часто останавливаются.
– Отлично. Завтра поедем посмотрим на оба заведения. Мне нужно понять, с чем мы конкурируем.
– Зачем?
– Чтобы делать лучше. Анри, первое правило торговли – знай своих конкурентов.
– Откуда ты это знаешь?
– Читала в тех же книгах, – снова ссылаюсь на мифические источники знаний.
К вечеру прибыл мастер Дюбуа с сыновьями. Пожилой мужчина с мозолистыми руками и внимательными глазами. Одет просто, но аккуратно. Говорит неторопливо, обдумывая каждое слово.
– Значит, ремонт спален нужен? – уточняет он, осматривая комнаты.
– Именно. Пять комнат привести в порядок.
– Это работы на неделю, не меньше. – Он щупает отвалившуюся штукатурку, смотрит на потолок. – Штукатурку восстановить, обои переклеить, потолки покрасить, полы отциклевать…
– И сколько это будет стоить?
Он называет сумму. Немалую, но не запредельную. Укладываемся в бюджет.
– А если нужно сделать быстрее? За четыре дня?
– За четыре дня? – Дюбуа качает головой. – Можно, но дороже выйдет. Придётся ещё людей нанимать.
– Насколько дороже?
– В полтора раза.
Я прикидываю. Денег жалко, но время дороже. Чем быстрее мы откроемся, тем больше шансов привлечь клиентов.
– Согласна. Когда можете начать?
– Хоть завтра. Только аванс нужен.
– Половину дам завтра, половину – по окончании работ.
– Идёт.
После ухода мастеров я села подсчитывать расходы. Ремонт комнат, расширение кухни, покупка посуды, наем персонала… Сумма получалась пугающей. Если продать всё серебро и заложить драгоценности, денег хватит впритык. И это без всяких непредвиденных расходов.
Но выбора нет. Либо рискуем всем, либо сдаёмся сразу.
– Анри, – зову я брата, – завтра нам нужно съездить в город. Продать серебро и заложить мамины украшения.
– Всё серебро?
– Почти всё. Оставим только самое необходимое.
Лицо у него становится печальным. Это серебро – последняя связь с прежней, благополучной жизнью.
– Не расстраивайся, – говорю мягко. – Когда дело пойдёт, мы купим новое. Ещё лучше.
– А если не пойдёт?
– Тогда нам будет не до серебра.
На следующий день мы отправились в город. Дорога заняла два часа – наша карета еле тащилась по разбитым колеям. Лошади уставали, часто приходилось останавливаться для отдыха.
Город встретил нас шумом, грязью и запахами. Узкие улочки, покосившиеся дома, лужи на мостовой. В воздухе витали ароматы хлеба из пекарен, дыма из труб и менее приятные запахи из конюшен и боен.
Первым делом отправились к ювелиру. Месье Лефевр – толстый человечек с добрыми глазами и жирными пальцами – внимательно осмотрел наше серебро.
– Хорошая работа, – бормочет он, поворачивая в руках серебряный подсвечник. – Добротное серебро, клейма правильные…
– И сколько вы можете дать?
– За всё? – Он быстро прикидывает в уме. – Тысяч двенадцать ливров.
Меньше, чем я рассчитывала, но не критично.
– А если не продавать, а заложить?
– Под залог дам больше. Тысяч пятнадцать. Но под проценты.
– Какие проценты?
– Десять процентов в месяц.
Грабительские проценты, но что делать? Через месяц-два мы либо разбогатеем, либо окончательно разоримся.
– Согласна. А мамины драгоценности тоже под залог.
Он осматривает мамино ожерелье, браслеты, серьги. Всё из золота с бриллиантами, очень красивое.
– За это дам ещё тысяч восемь.
В итоге у нас получается двадцать три тысячи ливров. Неплохо, но тратить их нужно очень аккуратно.
Следующая остановка – лавка мастера Дюбуа. Он уже ждёт нас с заготовленными материалами. Известь, краска, обои, гвозди – всё сложено аккуратными кучками.
– Аванс, как договаривались, – говорит он, протягивая счёт.
Я плачу и чувствую, как тает наш капитал. Но это вложения. Инвестиции в будущее.
После обеда едем на рынок. Субботний базар – это настоящее столпотворение. Торговцы выкрикивают цены, покупатели торгуются, дети бегают между прилавками. Пахнет рыбой, мясом, овощами и пряностями.
Я иду от прилавка к прилавку, выбирая посуду. Тарелки, кубки, ложки, ножи, горшки, сковороды… Всё нужно покупать в больших количествах, и это обходится недёшево.
– Мадемуазель, – говорит торговец посудой, – если берёте много, сделаю скидку.
– Какую?
– Десять процентов с общей суммы.
– Пятнадцать.
– Двенадцать.
– Идёт.
Торгуюсь по привычке – в прошлой жизни это был необходимый навык. Здесь он тоже пригождается.
К вечеру мы закупили всё необходимое. Тележка доверху нагружена посудой, тканями для штор, свечами, мылом. Наш капитал уменьшился еще на три тысячи.
По дороге домой заезжаем в "Золотой петух" – посмотреть на конкурентов. Заведение оказывается именно таким, как описывал Анри. Мрачные комнаты, грязноватые скатерти, посредственная еда. Хозяин – толстый мужик с пивным животом – смотрит на гостей как на досадную помеху.
– Что желаете? – буркает он, не отрываясь от кружки пива.
– Поужинать, – отвечаю.
– Есть похлебка да жареная курица. Хлеб и пиво.
– Сколько?
– Два ливра с человека.
Мы заказываем ужин и внимательно наблюдаем. Похлёбка оказывается жидкой и безвкусной. Курица жесткая и пересоленная. Хлеб чёрствый. Пиво кислое.
– Вот с этим мы будем конкурировать? – шепчет Анри.
– С этим мы будем выигрывать, – отвечаю тоже шёпотом.
Действительно, приготовить лучше несложно. Главное – желание.
На следующий день работы закипели. Мастер Дюбуа с сыновьями принялся за ремонт спален. В доме стоял стук молотков, скрип половиц и запах извести. Пыль висела в воздухе, делая дыхание тяжёлым.
Я составила график работ. Сегодня – начинают ремонт комнат. Завтра – сносят стену между кухней и кладовой. Послезавтра – устанавливают второй очаг. Через неделю – всё должно быть готово.
Но уже к обеду стало ясно, что не всё идёт по плану.
– Мадемуазель, – говорит мастер Дюбуа, вытирая пот со лба, – тут проблема. Штукатурка отваливается вместе с кирпичами. Стена требует серьёзного ремонта.
– Сколько это добавит к стоимости?
– Тысячи две. И день лишний работы.
Я кусаю губы. Непредвиденные расходы, которых так боялась.
– Делайте. Но старайтесь уложиться в срок.
К вечеру выяснилось, что проблемы есть и с кухней. Стена между кухней и кладовой оказалась несущей – сносить её нельзя.
– А что делать? – спрашиваю.
– Можно пробить большой проём, – предлагает каменщик. – Но с перемычкой сверху.
– И сколько это будет стоить?
– Тысячи полторы. Плюс день работы.
Снова непредвиденные расходы. Наш бюджет трещит по швам.
– Хорошо. Делайте проём.
На следующий день пришли новые проблемы. Оказалось, что крыша над одной из спален протекает сильнее, чем казалось. Нужно менять несколько балок и перекрывать кровлю.
– Ещё тысяча ливров, – объявляет кровельщик.
– И сколько времени?
– Два дня.
Я начинаю нервничать. Деньги тают на глазах, а времени остаётся всё меньше.
Но хуже всего оказалось найти персонал. На объявление о найме горничных откликнулись всего две девушки. Одна – слишком молодая и неопытная. Другая – с сомнительной репутацией.
– Мадемуазель, – шепчет мадам Бертран, – эта Мари… говорят, у неё связи с солдатами из гарнизона.
– И что?
– Как что? Приличные люди таких не нанимают.
– А выбор у нас есть?
– Ну… нет.
– Тогда берём. Главное, чтобы работала хорошо.
С конюхом дела обстояли ещё хуже. Единственный кандидат оказался пьяницей. Но других желающих не было.
– Можете не пить во время работы? – спрашиваю его.
– Могу, мадемуазель. Если плата хорошая.
– Плата будет справедливая. Но если появитесь пьяным – увольняю сразу.
– Понятно.
К концу недели ремонт был почти закончен, но бюджет исчерпался полностью. Мне пришлось заложить ещё несколько семейных ценностей – дедушкины часы и мамин веер.
Зато результат превзошёл ожидания. Комнаты преобразились. Свежие обои, выкрашенные потолки, отциклёванные полы. Новые шторы на окнах, чистые постели с белоснежным бельём. Каждая комната получила свой характер – одна оформлена в голубых тонах, другая в зелёных, третья в жёлтых.
Кухня тоже изменилась кардинально. Большой проём соединил её с бывшей кладовой, удвоив рабочее пространство. Два очага позволяли готовить для большого количества гостей. Новая посуда блестела на полках.
– Мадемуазель, – говорит мадам Бертран, оглядывая обновлённую кухню, – не верится, что это наш дом.
– Верьте. И это только начало.
Но главной проблемой оказалось не отсутствие денег, а отсутствие гостей. Мы объявили об открытии постоялого двора, развесили объявления в городе, даже послали гонца на соседнюю дорогу.
Результат – ноль.
– Элеонора, – говорит Анри за ужином, – может, никто не хочет останавливаться у разорившихся дворян?
– Может быть. А может, просто не знают о нас.
– Что делать?
– Ждать. И работать над качеством.
На следующий день я решила снова проверить конкурентов. На этот раз поехала в "Усталый путник" – заведение подороже.
Постоялый двор оказался действительно лучше "Золотого петуха". Чистые комнаты, приличная еда, вежливый персонал. Хозяин – пожилой человек с умными глазами – явно понимал толк в гостиничном деле.
– Добро пожаловать, мадемуазель, – приветствует он меня. – Что желаете?
– Переночевать. И поужинать.
– Отличный выбор. У нас лучшие комнаты в округе и превосходная кухня.
Комната действительно оказалась хорошей. Чистая, уютная, с удобной кроватью. Ужин тоже был неплох – жаркое из говядины, овощи, хороший хлеб, приличное вино.
– Сколько с меня? – спрашиваю утром.
– Восемь ливров, – отвечает хозяин. – Комната, ужин, завтрак и корм для лошади.
Дорого, но качество соответствует цене. Именно с этим заведением нам придётся конкурировать.
По дороге домой я размышляла о стратегии. "Усталый путник" хорош, но не идеален. Еда обычная, сервис стандартный. Мы можем предложить что-то особенное.
– Мадам Бертран, – говорю я вечером, – завтра начинаем готовить пробные блюда.
– Какие блюда?
– Те самые особенные, о которых я говорила. Картофельные котлеты, запечённую курицу, слоёный пирог.
– А если не получится?
– Получится. Я помогу.
На следующий день мы принялись экспериментировать. Я учила мадам Бертран готовить картофельные котлеты с начинкой из мяса. Показывала, как правильно замешивать тесто для слоёного пирога. Объясняла, какие травы добавлять к курице для аромата.
Мадам Бертран оказалась способной ученицей. Схватывала быстро, запоминала детали. К концу дня мы приготовили несколько блюд, которых в округе точно никто не видел.
Картофельные котлеты получились золотистыми снаружи и сочными внутри. Мясная начинка была приправлена травами, придававшими особый аромат. Слоёный пирог с капустой и яйцом вышел воздушным и ароматным. А запечённая курица с розмарином и чесноком пахла так, что слюнки текли.
– Мадемуазель, – говорит мадам Бертран, пробуя котлету, – это же совсем другое дело! Намного вкуснее обычного.
– То и дело. За такую еду люди готовы платить больше.
– А откуда вы знаете все эти рецепты?
– Долгая история, – отвечаю уклончиво. – Главное, что теперь знаете их и вы.
Мы попробовали все блюда и остались довольны. Даже Анри, который обычно не обращал внимания на еду, признал, что "очень вкусно".
– Если мы будем готовить так для гостей, – говорит он, – то действительно сможем брать больше денег.
– Именно. Качество – наше главное оружие.
Но гостей всё равно не было. Прошёл ещё день, потом ещё один. Постоялый двор стоял пустой, а деньги продолжали тратиться на содержание персонала и закупку продуктов.
– Элеонора, – говорит Анри в очередной раз, – может, стоит подумать о предложении де Ларошфора?
– Рано ещё. Дай хотя бы месяц.
– У нас нет месяца. Помнишь про кредиторов?
Конечно, помню. До истечения их ультиматума остаётся меньше недели. Но сдаваться сейчас – значит признать поражение.
– Что-нибудь придумаем, – говорю, стараясь казаться увереннее, чем чувствую себя на самом деле.
Спасение пришло оттуда, откуда не ждали.
Во вторник утром, когда я уже почти отчаялась, к воротам подъехала карета. Не такая роскошная, как у де Ларошфора, но добротная. Пара хороших лошадей, аккуратный кучер.
Из кареты вышел мужчина средних лет в дорожном плаще. Лицо усталое, но приятное. Одет хорошо, но без излишеств. Явно состоятельный человек, но не аристократ.
– Добро пожаловать! – встречаю его у крыльца. – Могу чем-то помочь?
– Надеюсь, – отвечает он, снимая шляпу. – Жак Мартен, торговец сукном из Лиона. Ищу приличное место для ночлега.
Первый клиент! Сердце начинает биться быстрее.
– Мадемуазель Элеонора де Монклер, хозяйка заведения, – представляюсь. – Мы как раз недавно открылись. Будем рады вас принять.
– А условия какие?
– Комната со всеми удобствами, ужин, завтрак и уход за лошадью. Десять ливров.
Цену назначаю высокую – выше, чем в "Усталом путнике". Но и качество у нас должно быть соответствующее.
– Недешево, – замечает он.
– Зато качественно. Хотите посмотреть комнату?
– Конечно.
Провожу его наверх, показываю лучшую спальню. Свежеотремонтированную, с новой мебелью и чистым бельём. Месье Мартен осматривается и кивает одобрительно.
– Неплохо. Очень неплохо. А ужинать что будете подавать?
– У нас особая кухня. Блюда, которых больше нигде не найдёте.
– Интересно. Ладно, останавливаюсь.
Когда месье Мартен устраивается в комнате, я лечу на кухню к мадам Бертран.
– У нас гость! Первый настоящий клиент! Нужно показать себя с лучшей стороны.
– Что готовить?
– Всё самое лучшее. Те самые котлеты, курицу с травами, слоёный пирог. И хороший суп на закуску. И десерт – может, яблочный пирог?
– Успею ли всё?
– Успеете. У нас есть до вечера.
Мы принялись готовить с удвоенной энергией. Я помогала резать овощи, месить тесто, следить за огнём. Мадам Бертран колдовала над котлетами, я занималась курицей.
К вечеру на кухне стоял потрясающий аромат. Блюда получились даже лучше, чем в пробной готовке.
– Мадемуазель, – говорит горничная Мари, заглядывая на кухню, – месье Мартен спрашивает, когда будет ужин.
– Скажите, что через полчаса. И накройте стол в главном зале. Лучшей посудой, со свечами.
Я хочу произвести впечатление. Этот человек – наш первый клиент, и от его отзывов может зависеть репутация заведения.
Когда месье Мартен спускается к ужину, главный зал выглядит торжественно. Горят свечи, на столе блестит лучшая посуда, белоснежная скатерть накрахмалена до хруста.
– Впечатляюще, – замечает гость, садясь за стол.
– Мы стараемся, чтобы наши гости чувствовали себя желанными.
Подаем первое блюдо – суп из дичи с травами. Месье Мартен пробует и поднимает брови.
– Необычный вкус. Очень приятный.
– Наш повар знает особые рецепты.
Следом идут картофельные котлеты. Гость разрезает одну, видит мясную начинку и удивляется.
– А это что такое?
– Наша фирменная подача. Картофель с сюрпризом.
Он пробует и жуёт задумчиво.
– Действительно необычно. И очень вкусно.
Запечённая курица с травами вызывает ещё больший восторг.
– Такого аромата я не встречал даже в столичных ресторанах, – признаётся месье Мартен. – Какие травы вы используете?
– Семейный секрет, – отвечаю загадочно.
Слоёный пирог он съедает полностью, не оставив ни крошки.
– Удивительно. Тесто такое воздушное…
А яблочный пирог на десерт приводит его в полный восторг.
– Мадемуазель де Монклер, – говорит он, отодвигая пустую тарелку, – это лучший ужин, который я ел за много лет путешествий. Откуда у вас такой повар?
– Это наша экономка, мадам Бертран. Очень талантливая женщина.
– И где она научилась так готовить?
– У меня, – отвечаю просто.
– А вы где учились?
– Читала старинные книги. Экспериментировала.
– Поразительно. А вино у вас есть?
– Конечно. Хорошее бургундское.
– Тогда бокал. Такой ужин заслуживает отличного вина.
Мы беседуем до поздна. Месье Мартен оказывается интересным собеседником – много путешествует, знает разные страны, умеет рассказывать. Я слушаю его истории о торговых делах, а он расспрашивает о нашем заведении.
– Скажите честно, – говорит он, – давно вы открылись?
– Совсем недавно. Вы наш первый гость.
– Первый? – Он удивляется. – Но почему? Такое место должно быть популярным.
– Люди пока не знают о нас.
– Это нужно исправлять. У меня много знакомых среди торговцев. Обязательно всем расскажу.
– Будем очень благодарны.
– А какие у вас планы? Собираетесь расширяться?
– Пока хотим наладить работу. А там посмотрим.
– Разумно. Главное – качество, а не количество.
Утром месье Мартен завтракает с тем же удовольствием, что и ужинал. Свежие булочки, масло, мёд, отличный кофе – все приготовлено с любовью.
– Мадемуазель де Монклер, – говорит он, расплачиваясь, – это было великолепно. Десять ливров за такой сервис – просто смешная цена.
– Вам понравилось?
– Больше чем понравилось. Я обязательно вернусь. И приведу друзей.
– Мы будем ждать.
– А можно одну просьбу? Дайте мне несколько ваших котлет с собой в дорогу. Заплачу сколько скажете.
– Конечно. Мадам Бертран сейчас завернёт.
Когда карета месье Мартена скрывается за поворотом, я чувствую невероятное облегчение. Первый клиент, и такой довольный! Это хороший знак.
– Мадемуазель, – говорит мадам Бертран, сияя от гордости, – он правда хвалил мою готовку!
– Заслуженно хвалил. Вы настоящий мастер.
– А сколько мы заработали?
– Десять ливров. Плюс за котлеты ещё два ливра.
– Двенадцать ливров за один день! – Глаза экономки округляются. – Это больше, чем мы тратили на еду в месяц!
– То и дело. А представьте, если у нас будет пять таких гостей в день.
– Шестьдесят ливров! За месяц получается…
– Тысяча восемьсот ливров, – подсчитываю я. – Вполне достойная сумма.
Конечно, это в идеале. При полной загрузке и без учёта расходов. Но направление правильное.
В тот же день случилось ещё одно важное событие. К нам приехал ещё один путешественник – молодой человек лет тридцати, назвавшийся Пьером Дюпоном. Тоже торговец, но помельче чем месье Мартен. Ехал из Парижа в Тулузу.
– Слышал от попутчика, что здесь хорошо кормят, – сказал он.
– От какого попутчика?
– Месье Мартен. Встретил его на дороге, он очень хвалил ваше заведение.
Сарафанное радио уже работает! Не прошло и дня, а о нас уже говорят.
Месье Дюпон тоже остался доволен. Правда, не в такой степени, как месье Мартен, но вполне искренне похвалил кухню и сервис.
– Хорошее место, – сказал он утром. – Буду советовать знакомым.
За следующие три дня у нас побывало ещё четверо гостей. Все – по рекомендации предыдущих клиентов. Сарафанное радио работало лучше любой рекламы.
К концу недели мы заработали восемьдесят ливров. Не очень много, но это только начало. Главное – репутация начала складываться.
– Элеонора, – говорит Анри за ужином, – может быть, у нас действительно получится?
– Конечно, получится. Главное – не расслабляться.
– А что насчёт кредиторов? Завтра истекает их срок.
– Завтра и поговорим с ними.
На следующее утро приехали те самые трое неприятных типов. Выглядели они ещё мрачнее, чем в прошлый раз.
– Ну что, месье де Монклер? – спросил главный. – Деньги есть?
– Не вся сумма, – отвечает Анри. – Но есть план по выплате.
– Какой план?
– Мы открыли постоялый двор. Начали зарабатывать. За неделю уже восемьдесят ливров прибыли.
Кредиторы переглядываются и смеются.
– Восемьдесят ливров! – главный хохочет. – А долг сколько? Тысяч пятьдесят? На такие деньги вы будете расплачиваться лет десять!
– Это только начало, – вмешиваюсь я. – Дело развивается. Через месяц будем зарабатывать в разы больше.
– Сказки! – отмахивается он. – Хватит комедий. Либо деньги сейчас, либо завтра начинаем опись имущества.
– А если мы дадим часть долга сейчас и обязуемся выплачивать остальное в рассрочку?
– Какую часть?
Я быстро прикидываю. У нас в кассе восемьдесят ливров заработанных плюс остатки от продажи серебра – тысячи четыре.
– Пять тысяч ливров сейчас. И по тысяче в месяц.
– Смехотворно! При таких темпах вы будете платить полвека!
– Тогда по две тысячи в месяц.
– Откуда у вас будет по две тысячи?
– От постоялого двора. Дело развивается.
Главный задумывается, совещается шёпотом с подручными.
– Ладно, – говорит наконец. – Даем отсрочку на месяц. Но условия жёсткие. Через месяц – десять тысяч ливров. Если не будет денег – опись и продажа без всяких разговоров.