Навь: Побуждение – Книга о памяти

Глава 1

Глава 1

В НИЧТО

Пустота. Безграничная, холодная, почти первозданная. В ней нет ни времени, ни пространства, ни памяти. Лишь бесконечный, немой мрак – как будто сама смерть забыла завершить начатое. Ни боли, ни страха, ни желания. Только тишина, столь плотная, что кажется – она давит.

Это не сон, это даже не небытие. Это что-то за пределами – то, где даже мысль должна умереть. Здесь всё спокойно. Здесь ничего не требует и ничто не ждёт. Здесь не существует "я".

Но однажды даже в самых глухих безднах может зазвучать Эхо.

Мысль, или быть может, её подобие. Тонкая, как паутина. Едва различимая вибрация. Как трещина в бесконечности. Что-то чужое начинает пробуждаться, словно сквозняк в запечатанном гробу.

– Ты хочешь жить? – иной голос. Или нечто, что имело голос. Не звук, а осознание. Оно разлетается, как вспышка, разрывая первичную тишину, оставляя за собой след, пульсирующий и светящийся в этой пустоте.

Спящее Сознание дёрнулось, слыша. Не ответило – оно не умело. Ещё нет. Но было потревожено.

– Хочешь? – вторая вспышка. Более яркая. Болезненно чуждая. Покой начинает трескаться, будто под ударами невидимого молота. Что-то внутри начинает вибрировать, сжиматься, дёргаться. Паника, словно испарина, зарождается в пустом нутре, которому только предстоит стать телом.

Слова больше не звучат. Они пульсируют в каждой частице небытия. Они – всё, что есть. Один единственный вопрос: "Хочешь жить?" Как вообще возможно нарушить покой вечности?

– «Что такое жить?» – отголосок сознания, впервые возникающий как неоформленная мысль.

Слово "жить" растёт, как плесень на мёртвой поверхности. Оно страшно. Оно странно. Оно влечёт. И с каждым мигом это несформированное "я" всё яснее чувствует: оно было. Оно есть. И, возможно, оно снова будет.

Гул усиливается. Внутри разрастается неясное ощущение: что-то надвигается. Неумолимо. Угроза или… шанс? Возвращение? Или падение обратно – в небытие?

Вспышки сменяются образами. Силуэты. Крик. Боль. Реальность ещё не началась, а страх уже пробуждён.

Что-то знакомое. Как память, но искалеченная, будто пронесённая через грязную почву. Возникает первая эмоция – желание. Животное, паническое. Оно говорит: убежать. Не туда, где был. Ни за что.

– «Я хочу жить.»

Эта мысль вспыхнула, как искра в чаше бензина . Её ещё можно было бы подавить… но она уже запустила процесс.

Сознание, словно выброшенное на берег, тянется к источнику этого призыва. К свету. Но свет оказывается обманчив – он холоден, пронизывает бестелесное «Я». Это не тепло надежды, а клинок трансформации. Барьер. Через него нужно пройти. Позади – только пустота. Вперёд – неведомое.

Шаг. Не реальный – внутренний. Гул становится тише. Исчезает. В этот момент пустое пространство распадается, как пепел в руке.

И тут – вспышка. Свет. Боль в глазах. Осязаемое прикосновение чего-то настоящего, тяжёлого, теплого.

Сознание трепещет, как пламя на ветру. Новый звук прорывается в уши – чужой, но уже не пугающий. Он живой. Он здесь.

Объятия. Плач. Липкая реальность входит в плоть. Возвращается тело. Конечности. Кончики пальцев. Подёргивающиеся, одеревенелые мышцы.

Он – есть.

Зрение, словно старый механизм, фокусируется. Белое помещение. Запах антисептика. Писк прибора. И… женщина, лицо которой искажено слезами. Она висит на его плече, будто пытается удержать его здесь – в этом мире.

Палата реанимации. Медсёстры сбиваются в рой. Врач зовёт коллег, его голос неестественно дрожит.

– Срочно зовите дежурного! Очнулся! – вопль проносится по отделению, будто бы впервые за долгие месяцы туда вошла сама жизнь.

Тот, кто должен был умереть – вернулся.

Он моргнул. Медленно, как будто сквозь воду. Вдох. Тяжелый и болезненный, рваный, но настоящий, ощущение трубки в горле, что не дает наполнить легкие полностью. Звуки, крики, беготня, чужие руки. Всё это – здесь. Это жизнь.

Он закрыл глаза, но не от усталости. От полноты. Он знал – это не конец. Это – начало.

Сон пришёл снова, но теперь – как временное убежище. Он проснётся., обязательно., просто… не сейчас, немного позже..

***

Непривычно. Мутит. Всё – от звуков, от запахов, от чужой близости, от ламп, вонзающихся белым светом в глаза. Казалось, сама реальность обрушилась на него лавиной – гулкой, непрошеной, беспощадной. Каждый звук, каждый шорох отзывался в голове болезненным эхом. Мир ощущался странным, чуждым и пугающим.

Любое прикосновение – слишком резкое, обжигающее ледяную кожу, но он пока не мог возразить, не умел. Свет – слишком холодный и яркий, хочется закрыть глаза, но мир слишком интересен, чтобы ничего не видеть, не хочется упустить ничего нового.

Среди всех этих красок и ощущений, Сознание особенно напрягал голос женщины. Беспокойная, не видевшая сна уже несколько недель и не отрывающаяся ни на миг, в её взгляде – страх, надежда с истерической ноткой..и любовь, такая яркая, навязчивая, заполняющая все пространство вокруг, – это мать.

– Сыночек…Ильяс…– повторялось каждый день настолько часто, что к этому можно было только привыкнуть.

Ильяс. Так его зовут. Юноша очнулся около недели назад, и каждый день для него нов и непривычен. Он словно заново знакомится с болью, с телом, с реальностью, – она пока не совсем ясна, слишком многогранна.

– Доктор, когда можно будет забрать его домой? – тихий голос женщины прорезал воздух, отдалясь, послышались шаги. В её руках старая, потрёпанная кожаная сумка. Взгляд усталый, тревожный. Наполовину седые волосы собраны в небрежную косу, из которой выбиваются слегка курчавые, жесткие пряди. В силуэте матери – простота и терпение, повидавшая годы одежда, -чистая и выглаженная, от этой леди веет воспитанием и строгостью. – Вы же сказали, что показатели в норме. Почему нельзя? Потому что он не говорит? – она почти умоляла, почти кричала, хватаясь за белый халат врача. Тот – молодой, уставший мужчина, лишь отводил глаза.

– Валентина Сергеевна, – начал он, стараясь звучать мягко, хотя голос его сиял уловимым раздражением – Ваш сын действительно чудом выжил. Физически он стабилен, но… мозг – это тонкий механизм. Его состояние всё ещё неизвестно. Он может вернуться в любой момент или не вернуться окончательно – никогда. Будьте готовы к возможности, что Вы так и не дождетесь от него ответа. – палата снова успокоилась, женщина умолкла.

Он кивнул в сторону юноши – белокурого, очень бледного. Ильяс выглядел моложе своих девятнадцати лет. Щуплый, с усталым, чуть осунувшимся лицом, лежал в своей постели, дыхание было неглубоким, но размеренным и постоянным.

Тишину небольшой палаты все еще нарушало пищание аппаратуры, отслеживающей его жизнедеятельность. Врачи не рискнули отключать парня раньше времени. Ильяс, что уже как три дня находился в сознании, совсем не реагировал на внешний мир, лишь его глаза слегка двигались, наблюдая за предметами и людьми. Казалось, будто он не в себе, что оболочка пуста, но нет, он там был, просто не показывался.. Он просто изучал – напряжённое, безмолвное наблюдение.

– "О чём они говорят?.." – пронеслось в его голове. Мысль – уже отчётливая. Ильяс наблюдал, как мать спорит с врачом. Он не совсем понимал, что чувствует. Только лёгкое раздражение от гомона вокруг и предчувствия надвигающейся малоприятной процедуры. Да уж, это он уже точно запомнил, – в палату вошла медсестра. В её руках – трубчатый зонд и пищевую смесь, с которыми она подошла к его койке.

– «Не хочу…» – вспыхнуло внутри. Брови едва заметно сдвинулись на лбу, пальцы дрогнули. Кисть чуть напряглась. Он хотел остановить её, донести своё отторжение, но все ощущалось залежавшимся, деревянным.

Медсестра вздрогнула. Застыла. Её глаза расширились – он ДВИГАЛСЯ.

И в эту самую секунду тишину прорезал голос.

– Я… сам… – прохрипел он шепотом, едва пересекающим грань слышимости. Воздух резал горло, язык не слушался. Но это были слова – Его первые слова.

Он попытался сесть, но конечности были непослушны. Тело с усилием дёрнулось, оторвалось от матраса, но тут же рухнуло обратно, без сил. И этого оказалось достаточно.

Комната вспыхнула в движении. Мать, бросая спор с заведующим, вскрикнула и бросилась к сыну, обхватив его лицо худое руками, узловатые пальцы нежно оглаживали розовые капилляры на его тонкой коже, слёзы покатились по щекам, она не пыталась их сдерживать.

– Сынок… родной… – её голос дрожал. – Ты слышишь меня? Ты здесь?

Врач выпрямился, поражённый.

– Оповестите реабилитолога, – спокойно приказал он санитарке, но в его взгляде мелькнуло что-то неуловимое. Недоверие? Восхищение? Он не ожидал этого. Уже второе чудо за неделю. – Такого не бывает.

Мальчишка должен был приходить в себя ещё месяц, может быть больше. А он…

Он борется.

И в этот миг больничная палата – белая, пахнущая хлоркой, механическая и холодная – вдруг показалась тёплой, живой. Как тепло медленно возвращалась в тело, так и в пространство вокруг. Оледеневший разум оттаивал все больше.

Ильяс лежал, зажмурившись, пытаясь спрятаться от свалившегося на него с новой силой шума и нарастающего движения, рука матери больше не казалась такой далекой, теперь он чувствовал его гораздо яснее, чем в свое первое пробуждение. Можно сказать,что это было приятно…Тревога понемногу отступала.

В теле еще не было сил. Но внутри – уже пульсировало что-то новое.

Ощущения.

Мир начал приобретать не только цвет и звук, – что-то еще. Что-то, чему еще нет названия.