Ржавые Ангелы Апокалипсиса

Дождь. Не вода. Какая, к чертям, вода в Айрон-Майде? Липкая, маслянистая мерзость, что стекала по трубам величиной с дракона, копотью въедаясь в кожу, в камень, в самые души. Выше, куда-то там в вышине, под сажей облаков, должно быть, светило солнце. Звезды. Хрен его знает. Здесь, в Низинах, светили только факелы, да чадящие газовые рожки, бросающие пляшущие тени на стены из векового шлака и человеческих костей. Да, костей. Фундамент «Благородного Квартала» – он ведь не из гранита. Из спрессованных черепов и берцовых. Старая история. Никто не вспоминал. Зато помнили другое: **Трубный Трон**.

Не золотой. Не резной. Гора лома, собранная из обломков вековых дирижаблей, паровых котлов, ржавых балок и – да, опять же, костей. Сидящий на нем, лорд Фергус «Железное Брюхо» Крэнк, казался мелкой гнидой на спине дохлого великана. Но власть… власть от него исходила густая, как смог. Тяжелая. Ядовитая. Он ковырял в зубах обломком ножа, глядя на нас сквозь дым от дешевых сигар.

«Ты говоришь, затонувшие суда?» – его голос напоминал скрежет шестерен без смазки. Коротко. Рублено.

Я стоял в луже той самой масляной дряни, чувствуя, как холодный металл протеза – левой руки, от локтя – ноет от сырости. *Чертова железяка. Скоро опять заклинит.* «Да, милорд. У Старых Причалов. Глубоко. Видел обломки сквозь мутную жижу. Что-то большое. Очень… старое».

«Старое, – фыркнул Крэнк. – Старое здесь – оно либо сгнило, либо опасно». Он плюнул. Желтая слюна смешалась с дождем на плитах перед Троном. «Или и то, и другое. Кому ты там служил раньше, однорукий? Блохастым бандитам с Мусорных Плато? Или, может, этим… философам с их парящими развалинами?» Он кивнул куда-то вверх, где во мгле едва угадывались контуры дырявых дирижаблей-трущоб, пришвартованных к небоскребам из шлакоблоков.

Философы. Ха. Проклятые техноманты из Высоких Башен, что копошились в обломках Древних, выуживая знания, от которых сводило пальцы и плавился разум. Их паровые сервоприводы шипели на угольном пайке, а защитные поля мерцали, как гнилушки. Стимпанк? Скорее, агония технологий. Красиво звучит? Заткнись. Здесь красота – понятие для самоубийц.

«Служил тому, кто платил, милорд, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Сейчас платить некому. Только вы… или крысы». Истина. Крысы в Низинах были сытнее многих. Особенно те, что размером с собаку и с глазами, светящимися ядовито-зеленым. Говорят, они ели трупы, пропитанные энергетическими отходами с Высоких Башен. Может, поэтому такие злые.

Крэнк усмехнулся. Звук – как будто кто-то гвоздем по жести. «Крысы. Умные твари. Знают цену вещам. А ты, однорукий? Знаешь цену *этому*… старому хламу?» Он потыкал обломком ножа в воздух. «Может, там золото? Или… работающие артефакты?» Глаза его сузились. Жадность. Вечный двигатель Айрон-Майда. Круче любого парового котла.

Я колебался. Сказать правду? Что видел лишь огромные, обросшие склизкими водорослями корпуса, похожие на ребра мертвых левиафанов? Что оттуда веяло таким холодом, что даже масляный дождь замерзал на лету? Что слышал… шепот? Скрип? Как будто что-то огромное и металлическое пыталось вздохнуть под тоннами ила? Бред. Наверняка. Голод играет злые шутки. Но… *но что, если нет?*

«Не знаю, милорд, – выдохнул я. – Но оно большое. Очень. И… непохожее на то, что топили здесь в последнюю Пургу». Пурга – не снежная. Пыльная. Когда ветра с Мертвых Равнин поднимали тучи ядовитой металлической пыли, стирающей кожу до кости. Тогда топили корабли-разведчики соседнего клана. Или своих, если они провинились. Или просто чтобы потешить Железное Брюхо.

«Непохожее, – протянул Крэнк. Задумался. Или притворялся. – Люблю непохожее. Любопытно». Он откинулся на своем Троне из Хлама. Труба под ним застонала. «Возьмешь людей. Своих. Или наймешь. Мне плевать. Два дня. Принеси мне… кусочек этого «непохожего». Не принесешь – принесу твою голову. На блюде. Из того же хлама». Он махнул рукой – жирной, покрытой татуировками в виде шестерен и черепов. «Убирайся. Воняешь нищетой и отчаянием. Амбиции должны пахнуть… дороже». Он снова полез ковырять в зубах.

*Амбиции.* Слово, от которого меня тошнило. Здесь оно пахло венерическими болезнями, дешевым самогоном и кровью. Но что оставалось? Уйти и стать обедом для зеленоглазых крыс? Или…

Выйдя из «Тронного Зала» – гигантской, проржавевшей цистерны, – я вдохнул полной грудью. Вдохнул смрад гниющих отходов, гари, человеческих испражнений и чего-то еще… химического, вечного. *Айрон-Майд. Город-сон, город-кошмар.* Где-то рядом шипел перегретый паровой клапан. Кто-то орал. Кто-то плакал. Глухо бухнул выстрел из кремневого пистолета – старинная, но надежная дребедень. Технологии Древних были ненадежны. Как и жизнь.

Мне нужны были люди. Отчаянные. Голодные. Или просто глупые. Такие, как Брик – здоровяк с кувалдой вместо правой кисти (потерял в «несчастном случае» при попытке стащить паровой сердечник). Или Свист – тощая девчонка-карманница с глазами, как у той самой крысы, и пальцами, быстрыми, как змеиный язык. Она умела открыть *все*, что имело замок, и слышала шаги за три квартала. Надежные? Фиг вам. Но других не было. Или были, но они уже работали на других лордов, баронов или просто на тех, кто платил сегодня.

«Затонувшие суда, Босс? – Брик скривил свое помятое лицо. – Опять? В прошлый раз мы еле ноги унесли от этих… светящихся медуз». Он почесал кувалдой по затылку. «Или это были угри? Хрен их разберет в той жиже».

«Не медузы, – прошипела Свист, вертя в пальцах какой-то сложный металлический брусок. – Это были личинки дренчеров. Светились, потому что жрали радиоактивный шлак. Идиоты». Она ловко щелкнула бруском – он сложился в крошечную птичку, которая жалобно запищала. «Но суда… там может быть *интересно*. Если, конечно, их еще не обглодали крабы-киборги». Ее глаза блеснули азартом. Или безумием. Здесь это часто было одно и то же.

Крабы-киборги. О, да. Еще один «подарок» техномантов с Высоких Башен. Сбежавшие эксперименты. Размером с телегу, с клешнями, режущими сталь, и тупой, неумолимой злобой ко всему живому. Прекрасно. Просто сказочно.

*Два дня.* Срок, за который в Айрон-Майде можно стать богачом, трупом или и тем, и другим одновременно. Мы двинулись вниз, в Старые Причалы. Туда, где город уходил под масляные, ядовитые воды Залива Вечной Ржавчины. Туда, где воздух был гуще супа, а тени двигались сами по себе. Туда, где лежало что-то «непохожее». Что-то, за что лорд Крэнк мог дать монету. Или смерть.

И пока мы шли по узким улочкам, где над головой свисали сплетения труб, из которых капало бог знает что, я думал о Мартине. О его словах: «Когда ты играешь в игру престолов, ты побеждаешь или умираешь». Он, конечно, не видел Трубного Трона. И не нюхал воздух Айрон-Майда. Здесь игра была проще. Ты умираешь. Просто иногда – чуть позже других. И наша маленькая экспедиция к затонувшему кораблю была лишь еще одним ходом в этой бесконечной, грязной партии. Где фигурами были жизни. А доской – город из шлака, костей и отчаянной, ржавеющей надежды.

Свист внезапно остановилась. «Чужие, – прошептала она, прижимаясь к мокрой стене. – Впереди. У спуска к Причалам. Трое. Пахнут… маслом и кровью. Свежей».

Брик тупо сглотнул, сжимая кувалду. «Наши?»

«Чьи угодно, – я почувствовал, как холодный металл протеза будто слился с костью. – Но явно не с добрыми намерениями». Лорд Крэнк был быстр. Или кто-то другой уже знал? В Айрон-Майде секреты жили меньше мотылька.

Выживать здесь значило не быть героем. Значило быть первым, кто ударит в спину. Или достаточно хитрым, чтобы ударить первым. Я кивнул Брику. Он бы вас пристрелил. Наверное. Я просто достал из-под плаща старый, но смертоносный огнемет на сжатом газе – реликвия прошлых времен, когда я служил… ну, тому, кто платил тогда. Пламя – оно очищает. Или просто сжигает дотла. Как повезет.

«Пошли, – сказал я, и голос мой звучал чужим даже мне самому. – Нам нужно то, что на дне. А они… просто мусор на пути». Ложь. Они были такие же, как мы. Голодные. Отчаявшиеся. Но это не имело значения. Никакого. Совсем. В масляных сумерках Айрон-Майда счет шел только на одно: кто кого?

Шестеренки судьбы скрежетали, набирая обороты. И где-то глубоко под масляной пленкой воды, в ржавых ребрах затонувшего левиафана, *что-то* тоже, казалось, скрежетало в ответ. Или это просто вода стучала по металлу? Надеюсь. Искренне надеюсь. Потому что альтернатива… она пахла гораздо хуже, чем весь этот проклятый город.

**Глава Вторая: Ржавые Воды и Шепот в Трубах**

Огнемет. Старый друг. Его рев в узком проходе между нависающими резервуарами был как… ну, скажем так, как кашель умирающего дракона. Ярко. Жестоко. Бессмысленно прекрасный в своей разрушительности. Струя сжатого огня ударила вперед – не в людей. В *лужу* той масляной жижи под их ногами. Зачем убивать сразу? Паника – куда эффективнее.

«КИРПИЧЬ!» – заорал я, и Брик, туповатый, но понятливый в бою, рванул вперед. Его кувалда-протест с глухим стуком приземлилась не на голову ближайшего наемника (парень в кожаной кирасе, заляпанной чем-то бурым), а на саму землю. Вернее, на плиту, уже размокшую от масла и моего пламени. Камень треснул. Провалился. А под ним… не земля. Канализация. Или что-то похуже.

Первый наемник – тот, что в кирасе – с диким воплем рухнул вниз. Всплеск. Не воды. Густой, вонючей жижи. Его товарищ, лысый детина с парой здоровенных гаечных ключей, отпрыгнул назад, ругаясь так, что даже Свист фыркнула. Третий… третий был хитрее. Или трусливее. Он уже исчез в тени труб, метнув в нашу сторону какой-то дымящийся шар. Граната? Или просто вонючка?

«Вниз!» – сипло крикнул я, накрываясь плащом. Брик рухнул как мешок. Свист – юркнула куда-то в щель между резервуарами.

*Бдумф.* Не взрыв. Хлопок. И волна… вони. Сладковато-трупной, с примесью серы и пережженной пластмассы. Глаза слезило мгновенно. Горло сжимало. Черт бы побрал этих ублюдков!

«Босс!» – прохрипел Брик, вставая. «Тот… в кирасе… он…»

Я подполз к краю пролома. Внизу, в мутной жиже, булькало. Что-то темное, большое, с множеством ног копошилось там. Краб? Киборг-краб? Или просто крыса-мутант размером с теленка? Не важно. Кираса наемника всплыла пустой. На поверхности масла колыхалось несколько крупных, жирных пузырей. И все.

«Ушел на корм, – процедил я, отплевываясь от гадкого привкуса. – Вечная ему память в кишках местной фауны». Цинизм? Защитная реакция. Иначе сойдешь с ума, глядя на этот беспросветный ад. «Свист! Жива?»

«Тут, – ее голос донесся сверху. Она, как та самая крыса, вскарабкалась по ржавой лестнице к каким-то трубам. – Лысый драпает к Западному Спуску. Трус. А тот, что швырнул вонючку…» Она помолчала. «Исчез. Как сквозь землю. Или сквозь стену. Чует мое сердце, не последняя мы их видим».

Чует сердце. В Айрон-Майде такие предчувствия – не мистика. Это инстинкт выживания, выточенный годами в этой клоаке. Если Свист чует подвох – он будет. Обязательно.

Старые Причалы. Не просто разрушенная набережная. Это место, где город, устав от собственного веса, сполз в Залив Вечной Ржавчины. Полузатопленные пирсы, похожие на скелеты исполинских рыб. Остовы ржавых барж, вросшие в ил. Воздух – густой, тяжелый, пропитанный запахом гниющего металла, сероводорода и… чего-то еще. Сладковатого. Трупного. Вода, маслянистая и мутная, как грязный бульон, лениво плескалась у ног. От нее исходил холод. Не просто прохлада. Ледяное дыхание могилы, пробивающее одежду, кожу, до самых костей. Протез заныл сильнее – сталь, казалось, впитывала этот холод.

«Там, – я указал обрубком протеза туда, где вода была особенно темной, почти черной. В нескольких десятках метров от берега. – Видишь? Как будто… ребра торчат».

Брик щурился. «Ребра? Больно здоровые ребра. На целого кита».

«Не кита, – прошептала Свист, спустившись к нам. Ее глаза, обычно такие цепкие, смотрели не на «ребра», а в воду *перед* ними. «Там… движение. Медленное. Большое. Не рыба». Она нервно перебирала свои воровские инструменты. «Босс, может… ну его? Сказать Крэнку, что не нашли? А то… пахнет бедой. Сильно пахнет».

Сказать Крэнку «не нашли»? Это был билет в один конец. В печь для утилизации. Или на корм тем же зеленоглазым крысам. Нет. Путь был один – вниз. В эту черную, ледяную жижу.

«Оборудование», – буркнул я, скидывая потрепанный плащ. Под ним – самодельный гидрокостюм из прорезиненной ткани и кусков старой брони. Дырявый. Кривой. Но лучше, чем ничего. Брик полез в рюкзак – тяжелый, натужно звякнувший. Достал три респиратора с помпами – древние, прокопченные. «Воздух на троих. Час. Может, полтора. Если помпы не захлебнутся этой дрянью». Он протянул один Свист. «Держи, крыска. Не ныряй глубоко».

Свист брезгливо сморщила нос, но взяла. «Если помпа сдохнет, я тебя первым придушу, Брик. Поклянусь».

Погружение. Холод ударил, как кувалдой. Не просто в тело – в мозг. Сквозь мутный иллюзорный «визор» респиратора мир стал еще страшнее. Тускло-зеленый. Все в движении – частицы ила, какая-то дрянь, мелкие, слепые твари, метнувшиеся прочь. Давление. Оно давило не только на уши. На душу. Как будто сам Айрон-Майд, весь его гнет, весь его смрад, сконцентрировался здесь, на дне.

Мы плыли. Точнее, барахтались. Брик – неуклюже, как бронированный медведь. Свист – юрко, как угорь, но видно было, что ее колотит от холода и страха. Я – сосредоточенно, экономя силы и воздух. К «ребрам». Они вырастали из темноты – огромные, изъеденные ржавчиной, покрытые скользкими водорослями и чем-то похожим на черную икру. Не ребра. Шпангоуты. Каркас корабля. Огромного. Непохожего ни на что из того, что я видел. Металл был… странный. Не просто сталь. Темнее. Тяжелее. И на ощупь… мертвый. Ледяной.

*Ш-ш-шшшк.*

Звук. Сквозь воду. Сквозь хрип помпы в ушах. Как… как нож по металлу. Или коготь.

Я обернулся. Брик махал рукой, показывая вниз, под корабль. Туда, где тьма была абсолютной. И оттуда… двигалось что-то. Множество чего-то. Теней? Нет. Контуров. Угловатых. Металлических. Светящихся тусклым, больным зеленым светом – как глаза тех крыс. Крабы. Киборг-крабы. Десятки. Медленно. Неумолимо. Ползут из-под обломков. К нам.

Свист дернула меня за рукав, дико тараща глаза сквозь мутное стекло. Ее палец ткнул не в крабов, а *вверх*, вдоль борта корабля. Туда, где огромный корпус уходил в еще большую темноту. И там… был *свет*. Тусклый. Мерцающий. Не зеленый. Желтовато-белый. Как… как в старых газовых лампах. Или… иллюминатор?

Ловушка. Чистейшей воды. Крабы снизу. А свет… свет манил. Как фонарь над пропастью. Войти в корабль? Стать консервами для крабов? Или…

Решение пришло мгновенно. Не героическое. Подлое. Как и полагается в Айрон-Майде. Я схватил Брика за плечо, ткнул пальцем вниз, на крабов, потом – на его кувалду. Потом показал на Свист и на себя – и вверх, к свету. *Отвлекай. Мы – внутрь.*

Брик понял. Его лицо под маской исказилось то ли ужасом, то ли яростью. Он кивнул. Один раз. Резко. И развернулся, его мощные ноги оттолкнулись от илистого дна, поднимая облако грязи. Он понесся *навстречу* крабам. Неуклюжий, тяжелый. Но… громкий. Он заорал что-то в свою помпу – звук превратился в пузырчатый рев. И замахнулся кувалдой. Первый удар пришелся по ближайшему крабу. Глухой звон. Искры. Зеленый «глаз» погас. Краб дернулся. Остальные замедлились. Заинтересовались. Жертва сама лезет в клешни? Редкое везение.

Мы с Свист рванули вверх, вдоль скользкого борта. К свету. Это был не иллюминатор. Это был… пролом. Как будто корабль пробили чем-то огромным. Края рваные, внутрь вела черная пасть. И свет – тусклый, мерцающий – шел откуда-то из глубины. Из чрева корабля.

«Босс…» – Свист схватила меня за руку. Ее пальцы дрожали. «Там… пахнет. Сквозь воду. Как… как в Высоких Башнях. Когда техноманты колдуют. Старое. Опасно».

Я знал. Чувствовал кожей. Этот холодный металл под рукой… он вибрировал. Еле-еле. Как будто внутри что-то… работало. Или пыталось работать. Древний артефакт. Который Крэнк хотел «попробовать». Идиот. Жадила.

Снизу донесся приглушенный грохот. Брик. Его кувалда против клешней и панцирей. Он продержится минуты. Может, две. Потом… консервы. У нас не было выбора. Я толкнул Свист вперед, в пролом. «Иди! Ищи свет! Быстро!»

Мы вползли внутрь. В кромешную тьму, разрываемую лишь тем далеким мерцанием. Вода сразу стала… другой. Гуще. Маслянистей. И холод… он пробирал до костей. Корпус корабля скрипел вокруг. Не просто от давления. Как будто стонет. Или… дышит? Бред. Наверняка. Просто старый металл.

Коридор. Темный. Заваленный каким-то хламом – обрывками тросов, обломками непонятных механизмов. Все покрыто толстым слоем ила и той черной «икры». Она пульсировала. Еле заметно. Мерзко.

Свист шла впереди, ее тонкий луч фонаря (украденного, конечно) выхватывал жуткие детали: стены, испещренные непонятными символами, не похожими на человеческие; трубы, оплетенные чем-то, напоминающим жилы; люк, заваленный так, будто его не открывали веками. И этот свет… ближе. Он шел из-за поворота.

Мы свернули. И замерли.

Комната. Огромная. Как склеп. Посередине – нечто. Цилиндр. Металлический. В два человеческих роста. Тускло светящийся изнутри тем самым желтовато-белым светом. Он был оплетен трубами, проводами (или чем-то похожим на провода, но живыми, пульсирующими), и весь этот клубок уходил в стены, в потолок, в пол. От цилиндра отходили… кресла? Или капсулы? Некоторые разбиты. Пусты. В одном… сидело что-то. Фигура в истлевшем, странного покроя комбинезоне. Череп, обтянутый высохшей кожей, склонился на грудь. В руках – сфера из темного стекла. И казалось… что свет идет именно от нее? От сферы в руках скелета?

Но это было не самое страшное.

Стены комнаты… они не были гладкими. Они были… *сделаны*. Из тел. Вернее, из того, что когда-то было телами. Сплав металла и плоти в чудовищных пропорциях. Руки, ноги, торсы – вмурованные в структуру корабля, как арматура в бетон. Лица, застывшие в немом крике, выступали из стен, потолка. Глазниц не было. Только темные дыры. И рты. Раскрытые. Как будто кричали. Вечно. Эта жуткая инсталляция мертвой плоти и ржавого железа простиралась на всю комнату. Вархаммер? Да это был кошмар, превзошедший самые больные фантазии Адептус Механикус!

«Боги… – прошептала Свист, и ее голос сорвался. – Это… это же…»

*Ш-ш-шшшк.*

Звук. Резкий. Совсем близко. Не снаружи. *Внутри.* Из темного угла, за цилиндром.

Мы обернулись. И увидели его.

Не краб. Хуже. Человекоподобное… что-то. Но только отдаленно. Две ноги, две руки. Но ноги – суставчатые, как у насекомого, заканчивались острыми шипами. Руки – слишком длинные, с множеством суставов, с клешнями вместо кистей. Грудь – закрыта плитами того же странного, темного металла, что и корабль. А голова… голова была почти человеческой. Почти. Если не считать отсутствия носа и рта – только гладкая металлическая пластина. И глаза. Два огромных, фасеточных, как у мухи, объектива. Светились тем же больным зеленым, что и у крабов. В одной клешне оно держало… гаечный ключ? Нет. Инструмент, похожий на ключ, но из того же темного металла, с острыми, тонкими концами.

Оно стояло, не двигаясь. Смотрело на нас. Без эмоций. Без интереса? Или с холодным, машинальным расчетом? Шея повернулась с тихим *шипением* пневматики. Фасеточные глаза замерли на Свист. Потом – на мне.

«Босс… – Свист попятилась назад, натыкаясь на меня. – Оно… оно из стен?»

Я не знал. Знание было роскошью. Инстинкт кричал: *БЕГИ!* Но бежать было некуда. Сзади – крабы и Брик, которому, наверное, уже конец. А впереди… этот… страж? Механик? Палач?

Оно сделало шаг. Плавный. Бесшумный, если не считать тихого *шипения* в суставах. Клешня с инструментом поднялась. Не для атаки. Как будто… указывала. На сферу в руках скелета? На цилиндр? Или просто на нас – как на мусор, который надо утилизировать?

Воздух в респираторе стал на вкус как ржавая вода. Холод костеновил пальцы. А где-то далеко, сквозь толщу корпуса, донесся последний, приглушенный рев Брика. Или это был скрежет его кувалды о панцирь? Или… просто вода стучала по металлу?

Мы стояли. Двое живых (пока что) посреди корабля-склепа, перед существом из кошмаров техномантов. И свет тусклой сферы в руках мертвеца мерцал, как насмешка. Крэнк хотел «кусочек непохожего». Вот он, милорд. Прямо перед нами. И он смотрит на нас фасеточными глазами. И шевелит клешней.

*Что дальше?* – мелькнула мысль. Бежать? Бороться? Умолять? Ха. В Айрон-Майде мольбы только раззадоривают хищников. Оставалось одно: смотреть в зеленые линзы машины смерти и ждать. Ждать первого движения. Ждать конца. Или… чуда. Но чудеса здесь пахли так же, как и все остальное – гнилью и отчаянием.

Я медленно потянулся к ножу за поясом. Старому, зазубренному. Против этого… *этого* он был как зубочистка против танка. Но лучше, чем ничего. Свист замерла, ее дыхание в респираторе участилось, превратившись в частое, паническое сопение.

Существо сделало еще шаг. Зеленый свет его глаз залил нас. Инструмент в клешне повернулся острым концом…

*Глава Третья: Клешни Молчания и Голос в Стали**

Острый конец инструмента… он не двинулся на нас. *Повернулся.* На сферу. В руках скелета. Зеленые фасетки замерли на темном стекле. Как будто… ждали? Или проверяли? В тишине комнаты (если не считать жуткого скрипа стен-трупов и хрипа наших помп) это было невыносимее любой атаки.

*Шипение.* Пневматика в ногах существа сработала. Оно плавно шагнуло *мимо* нас. Ближе к цилиндру. К мертвецу. Его клешня (не с инструментом, другая – более массивная, с зазубринами) протянулась к сфере. Медленно. Почти… почти бережно.

«Босс…» – Свист прошептала так тихо, что я еле разобрал сквозь респиратор. «Оно… не трогает нас?»

«Пока, – выдавил я. Желудок сжался в ледяной ком. – Не дыши». Идиотский совет. Дышать *надо* было. Сквозь эту масляную вонь, сквозь сладковатый запах разложения, что висел в комнате. Запах стен. Запах века смерти.

Клешня коснулась сферы. Нежно. Как будто боялась разбудить. И в этот момент…

Сфера *вспыхнула.* Ярко! Ослепительно! Желто-белый свет ударил в глаза, выжигая сетчатку. Я вскрикнул, закрываясь протезом. Свист ахнула. Существо… не дрогнуло. Его фасеточные глаза просто… *приняли* свет. Как линзы. И отразили его – уже искаженным, разбитым на тысячи зеленых точек – на стены. На мертвые лица в металле. Они как будто… *вздрогнули.* Или это тени так заплясали?

Свет погас так же внезапно. Оставив после себя не темноту, а… образ. В воздухе. Проекцию? Голограмму? Не знаю. Но я *видел*:

*…огромный город под куполом. Не Айрон-Майд. Чистый. Сияющий. Башни из хрусталя и света уходили в небо, где плыли не облака, а корабли – элегантные, без единой трубы…*

*…потом – война. Небо рвут снопы плазмы. Купол трещит. Падает. И сквозь дыры… они. Тени. Искаженные. Слишком много суставов. Слишком много глаз. И их корабли – не сияющие. Колючие. Черные. Как осколки ночи…*

*…бой на улицах. Не люди. Воины в странных доспехах, стреляющие лучами чистого света. Но тени… они не умирают. Они *переделывают*. Луч попадает в воина – и его доспех… *оживает*. Скручивается. Впивается в плоть. Крики…*

*…этот корабль. Наш корабль. Он рвется сквозь строй теней. Поврежден. Горит. Падает. В масляные воды. И последняя мысль капитана (я *чувствовал* ее, как ожог): «Спящий должен быть сохранен. Ценой всего»…*

Образ погас. Сфера потускнела. В комнате снова царил только мерцающий свет цилиндра и зеленые глаза существа. Оно стояло, опустив клешню. Без движения. Как статуя. Памятник катастрофе.

«Спящий… – прошептала Свист. – Это… про *него*?» Она кивнула на цилиндр.

«Или про сферу, – я почувствовал, как дрожь пробивает тело. От холода? От ужаса? От того и другого. – Не важно. Нам нужно уносить ноги. *Сейчас*». Видение… оно не объясняло, кто это существо. Страж? Последний экипаж? Или что-то, что пришло *после*? Его безмолвие было страшнее любых угроз.

Я схватил Свист за руку, потянул к пролому. Назад. В мутную воду. К крабам. К смерти Брика. К хоть какому-то шансу. Существо не повернулось. Оно снова уставилось на сферу. Замерло. Как зачарованное. Или… отключенное?

Мы прокрались мимо него. К выходу. Шаг. Другой. Илистое дно чавкало под ногами. Каждый звук – гром пушечного выстрела в этой гробовой тишине. Вот и пролом. Черная пасть, ведущая в холодные объятия залива.

*Кр-р-рах!*

Звук – как будто рвется сталь. Я обернулся. Существо… *двигалось.* Не к нам. К стене. К тому месту, где лицо, вмурованное в металл, было искажено особенно жуткой гримасой. Его инструмент (тот самый, острый) впился в стену рядом с лицом. Не ломал. *Вскрывал.* Как консервную банку. Из стены… хлынула жидкость. Темная. Густая. Не кровь. Похожая на машинное масло, смешанное с гноем. И запах… запах усилился в сто крат. Сладковатый. Трупный. С примесью озона и горелой изоляции.

И тогда… стена *зашевелилась.*

Не вся. Только вокруг разреза. Металл и плоть… они *сократились.* Как мышцы. И из разреза… полезло *нечто.* Длинное. Гибкое. Как щупальце, но из того же сплава – жилы металла, переплетенные с сухожилиями, покрытые скользкой черной пленкой. На конце – не присоска. Острый, костяной шип. И оно… потянулось к существу!

Страж? (Будем называть его так) отпрыгнул с удивительной ловкостью. Его инструмент взметнулся – не для атаки. Для… *исследования?* Он ткнул острием в щупальце. Искры! Синие. Ядовитые. Щупальце дернулось. Зашипело. Из разреза полезло второе. Третье. Комната оживала. Стены пульсировали. Мертвые лица скривились в немых криках. Цилиндр загудел глухо, как пробуждающийся реактор.

«Бежим!» – заорал я, вталкивая Свист в пролом. Не оглядываясь. Не думая. Только *вон отсюда!*

Мы нырнули в мутную воду залива. Холод обжег. Помпы захрипели, захлебываясь масляной взвесью. Свет фонаря Свист выхватил жуткую картину: снизу, из темноты, поднимались зеленые огоньки. Много. Крабы. Они копошились вокруг… обломка. Человеческого. Кувалда Брика лежала рядом. Недвижимая. Как памятник глупости и отваге.

*Щелк.* Прямо над ухом.

Я рванулся в сторону. Клешня краба – размером с мою голову – щелкнула впустую. Зеленый глаз мерзко светился в полуметре. Я выхватил нож. Бесполезно. Против панциря? Идиотизм. Но другого ничего не было. Свист метнулась вниз, к илистому дну, возможно, надеясь спрятаться. Крабы двинулись за ней. Стая. Голодная.

*Шипение.* *Щелчки.* Вода бурлила от их движений. Я отчаянно рубил ножом по ближайшей клешне. Туск! Лезвие отскочило. Краб не обратил внимания. Он тянулся ко мне. Его пасть – дыра, усеянная вращающимися стальными зубьями – разверзлась.

И тут… грохот. Изнутри корабля. Оглушительный. Как взрыв. Волна сжатой воды ударила нас, отшвырнув от корабля. Крабов тоже. Металл корпуса скрипел, стонал. Из пролома, через который мы вылезли, хлынул сноп искр. И… свет. Зеленый. Знакомый.

Существо. Оно выплыло из пролома. Одиноко. Инструмент в клешне был раскален докрасна. За ним… из пролома вытянулось то самое щупальце. Обгоревшее. Дымящееся. Но живое. Оно потянулось к Стражу. Медленно. Неотвратимо.

Страж развернулся в воде. Его фасеточные глаза на миг встретились с моими. Ни ненависти. Ни гнева. Только… пустота? Или бесконечная усталость? Он не стал плыть прочь. Он *поплыл навстречу щупальцу.* Инструмент занесен. Готовый к бою. Последнему.

Я не видел исхода. Свист дернула меня за рукав, показывая наверх. К поверхности. Воздух! Его оставалось на глотки. Мы рванули вверх, отчаянно работая ногами. Крабы, оглушенные взрывом, медленно приходили в себя. Зеленые огни вспыхивали внизу. Они поднимутся. Скоро.

Пробились сквозь масляную пленку. Воздух! Глотнули. Проглотили вонь. Закашлялись. Кругом – полузатопленные пирсы. Темнота. Только чадящие факелы где-то вдалеке.

«Босс…» – Свист, отплевываясь, указала на мою руку. На протез. Там… что-то блестело. Впилось в стык между металлом и живой тканью предплечья. Маленький осколок. Не металла. Стекло? Темное. Как… сфера. Теплое. И пульсирующее. Слабо. Как сердце спящей птицы.

Я попытался выковырять его. Боль! Острая, жгучая. Как током. Осколок будто *врастал.* Становился частью протеза. Частью *меня.*

«Ч-что это?» – Свист смотрела с ужасом.

«Подарок, – я хрипло засмеялся. Звук был жутким. – От Старого Корабля. Крэнк хотел кусочек непохожего?» Я поднял руку. Осколок светился. Тускло. Зловеще. Зеленоватым отсветом. Не как у крабов. Другим. Древним. «Вот он. Свежеврезанный».

Нам нужно было выбираться. Быстро. Но куда? К Крэнку? С этим… *этим* в руке? Он либо отрежет руку, чтобы забрать артефакт. Либо прирежет нас за компанию. Других лордов? Они сожрут с потрохами, узнав про корабль. Оставалось одно – Низины. Глушь. Трущобы, где даже крысы боялись ходить. Где можно было затеряться. Ненадолго. На день? Может, два.

Мы поплыли. К ближайшим руинам пирса. Вода вокруг вдруг забурлила. Пузыри. Крупные. И зловещие. Крабы? Или что-то из корабля? Что-то, что высвободилось после взрыва?

Я не оглядывался. Смотрел только вперед. На рваные тени пирса. На спасение. Временное. Холодный пульс осколка в протезе напоминал: *ты несешь с собой кусочек кошмара.* И где-то в глубине, под ржавыми водами, Страж сражался с чудовищем из стен. Или уже проиграл. И щупальца… они теперь свободны. И ищут. Ищут то, что ушло. То, что украли.

*Украли.* Я украл. Кусочек Спящего? Или его тюремщика? Не важно. Важно было одно: Айрон-Майд получил новую игрушку. И она была гораздо опаснее, чем все игры лорда Крэнка на его Трубном Троне из хлама. Игра началась. А ставка… весь этот проклятый, скрипящий, пахнущий смертью город. И наша шкура. Пока что.

Мы выбрались на гнилые доски пирса. Свист рухнула, дрожа всем телом. Я прислонился к ржавой балке. Протез гудел. Осколок светился. Зеленым. Как глаза того Стража. Или как сигнал беды. Кто знает? В Айрон-Майде сигналы беды были главным украшением ночи. Как и наш новый аксессуар.

«Что… что теперь?» – прошептала Свист.

Я посмотрел на пульсирующий осколок. Потом – в сторону Тронного Зала, где сидел Железное Брюхо. Потом – вниз, в черную воду, где, возможно, уже копошились новые ужасы.

«Теперь, – сказал я, и голос мой был чужим, пропитанным маслом и усталостью, – теперь мы прячемся. И ждем. Ждем, когда этот кусочек… проснется. Или когда нас найдут. Или когда город сам себя сожрет». Я усмехнулся. Безрадостно. «Как обычно».

И где-то вдали, в верхних ярусах, завыла сирена. Долгая. Тоскливая. То ли авария на паровых коллекторах. То ли начало конца. В Айрон-Майде разницы не было. Все шло по плану. По плану всеобщего распада. А у нас в кармане (вернее, в руке) был лишь билет на этот последний рейс. Ржавый. Холодный. Чужой.

**Глава Четвертая: Ржавый Зуд и Шепчущие Трубы**

Прятались мы в «Трубном Гнезде». Не место – диагноз. Забытый распределительный узел где-то между Низинами и Сточными Колодцами. Воздух – спертый, густой от испарений серы и чего-то кислого. Трубы – повсюду. Толстые, как туловища, тонкие, как змеи, все в струпьях ржавчины и конденсата, который капал с мерзким *плюхом* в лужи неизвестного состава на полу. Здесь даже крысы с зелеными глазами не задерживались надолго. Слишком… тошнотворно. Или слишком опасно. Иногда трубы вздрагивали, издавая протяжный стон, будто город скрипел зубами во сне. Кошмарном сне.

Свист свернулась калачиком на куче каких-то прогнивших мешков. Дрожала. Не только от холода. От увиденного. От того, что было *внутри*. Ее глаза, обычно такие цепкие, тускло смотрели в темноту, где капало и шипело. «Босс… – ее голос был сиплым, сорванным. – Рука… она…»

Я знал, о чем она. Не давала забыть. Протез. Точнее, то, что *в* протезе. Осколок. Он горел. Не жаром. Холодным огнем, который проникал сквозь металл в кость. В мозг. Пульсация стала сильнее. Ритмичнее. *Тук. Тук. Тук.* Как молоток по наковальне. По моей наковальне. И с каждым «тук» – вспышка. Не света. Ощущения. Обрывка.

*…холод вакуума, пронизывающий до молекулы…*

*…скрежет металла, рвущегося под чудовищным давлением…*

*…чужая боль. Острая. Бесконечная. Как будто тебя разбирают на атомы, пока ты жив…*

*…и голос. Металлический. Без интонаций. Голос Стража? «СИСТЕМА ЗАГРЯЗНЕНА. ТРЕБУЕТСЯ ОЧИСТКА. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ»…*

Я стиснул зубы. Боль в месте соединения протеза с живой тканью была уже не острой. Тупая. Ноющая. Как зубная, только в плече. Кожа вокруг стыка покраснела, стала горячей на ощупь. Воспаление? Или что-то… иное? Осколок будто *пускал корни.* В металл? В меня?

«Держись, крыска, – пробормотал я, больше для себя. – Выберемся». Ложь. Сладкая, как яд. Куда? Город – гигантская ловушка. А мы – крысы с колокольчиком на шее. Этот осколок… он был маяком. Я чувствовал это кожей. Кто-то или *что-то* его искало.

Свист не ответила. Она прислушивалась. Не к трубам. К чему-то еще. «Слышишь?» – прошептала она вдруг.

Я напрягся. Затаил дыхание. Капли. Шипение пара где-то вдалеке. Скрип металла… И да. Еще что-то. Шорох. Мокрый. Липкий. Как будто что-то большое и тяжелое ползло по трубам *сверху*. Не по внешней стороне. Внутри. Жидкая грязь чавкала под этим весом. *Шлеп. Шлеп. Шлеп.* Медленно. Целенаправленно.

«Крабы?» – выдавил я, хотя знал – нет. Крабы не лезли в узкие трубы. И не издавали таких… органичных звуков.

Свист покачала головой. Ее лицо в тусклом свете какого-то светящегося грибка на стене было мертвенно-бледным. «Хуже. Как… как тогда. На корабле. Щупальце». Она втянула голову в плечи. «Оно… чует нас?»

Осколок ответил пульсацией. Усиленной. *ТУК. ТУК. ТУК.* Как будто сердцебиение чудовища. И снова голос в голове, холодный и безжалостный: «БИОЛОГИЧЕСКОЕ ЗАГРЯЗНЕНИЕ ОБНАРУЖЕНО. ЛОКАЛИЗАЦИЯ…»

«Молчи!» – рявкнул я мысленно, вцепившись в протез. Боль ударила, как ток. Я ахнул. Осколок на миг стих. Потом пульсация вернулась. Тише. Но назойливее. Как насмешка.

Шлепающий звук приближался. Теперь слышно было четче – что-то скользило по внутренней поверхности трубы прямо над нашим «убежищем». Конденсат на потолке вдруг стал гуще. Капли сливались в струйки… темные. Маслянистые. И пахли. Той самой сладковатой гнилью из комнаты с цилиндром.

«Надо уходить, – прошипел я, поднимаясь. Ноги подкашивались. От усталости. От страха. От этой чертовой пульсации в кости. – Сейчас же».

Но куда? «Трубное Гнездо» было лабиринтом. Завалы. Тупики. И везде – трубы. Которые могли стать дорогой для *этого*.

Мы поползли. Не вставая. По холодному, липкому полу. Вглубь узла. В еще большую тьму. Свист шла впереди, ее пальцы скользили по стенам, ища путь. Я сзади. Каждую секунду ожидая, что с потолка рухнет… оно. Или пробьет трубу клешней. Или щупальцем. Мысли путались. Боль в руке сливалась с холодными видениями осколка: *…разрываемые тела воинов в светящихся доспехах… щупальца, вплетающиеся в открытые раны… крики, превращающиеся в механический скрежет…*

«Босс!» – Свист резко остановилась. Перед нами – развилка. Два туннеля. Один – чуть шире, пахнущий затхлостью и грибком. Другой – узкий, как щель, но оттуда тянуло… теплом? И слабым запахом жареной крысы. Жизнь. Значит, люди.

«Влево, – прошептала Свист, тыча в узкий туннель. – Там… свет. Тусклый. Но есть».

Я кивнул. Люди. Возможно, такие же отбросы, как мы. Возможно, опаснее. Но это был шанс. Пусть крошечный. *ШЛЕП!* Звук – прямо над нами! Труба вздрогнула. Ржавчина посыпалась дождем. Из стыка между сегментами трубы выступила капля… нет, сгусток. Темный. Дрожащий. Как желе. Он упал на пол с тихим *плюхом* и… пополз. К нам. Медленно. Целенаправленно.

«Беги!» – толкнул я Свист в узкий туннель. Сам бросился следом. Тесно! Ржавые выступы рвали одежду, царапали кожу. За спиной – чавкающий звук. Оно ползло за нами. Быстрее. Оставив свой маслянистый след.

Туннель вел вверх. К свету. Желтому. Тусклому. Как от коптилки. И запах… да, жареное мясо. Крысиное? Человеческое? Кто знает. Мы вывалились в небольшое помещение. Подвал? Бункер? Стены – грубый бетон. В центре – костерок в старой бочке. Над ним – железная плита. На плите что-то шипело в жиру. И сидел… Человек? Почти.

Старик. Вернее, то, что от него осталось. Одна рука – живая, костлявая. Другая – грубый механический манипулятор, собранный из труб и шестеренок, шипящий паром при каждом движении. Лицо – наполовину скрыто кожаным мешком, натянутым на голову, с прорезью для единственного глаза. Глаз – мутный, но цепкий. Он смотрел на нас. Без удивления. Без страха. Как на мусор, прибитый течением.

«Новоселы? – его голос – скрип несмазанных петель. – Место занято. Убирайтесь. Или в котел». Он ткнул манипулятором в плиту.

Свист замерла. Я прислонился к стене, пытаясь отдышаться. Боль в руке завыла ненавистным хором с пульсацией осколка. *Тук-тук-тук.* За спиной, в туннеле – чавканье приближалось.

«Там… – я кивнул назад. – Оно…»

Старик (назовем его Мешкоглаз) повернул голову. Его единственный глаз сузился. «А… – протянул он. – Гости из Глубин. Опять». Он не испугался. Раздраженно фыркнул. «Надоели. Как тараканы». Он поднялся с корточек. Манипулятор зашипел энергичнее. Он подошел к заваленному хламом углу, отшвырнул ржавую панель. Там… стояла бочка. Не простая. К ней были прикручены шланги, манометр со стрелкой в красной зоне, и что-то похожее на спусковой рычаг. Самодельная пушка? На что?