Последний Свет

Глава 1 Шрам и Пепел

Орбитальная станция «Феникс» висела над Землей-2177, словно надгробие над усыпальницей. Внизу, сквозь редкие разрывы в ядовито-бурых облаках, проглядывали мертвенные пятна высохших океанов и язвы радиоактивных пустошей. Воздух в лабораторном кольце С пах озоном и страхом. Гул сервоприводов, сводивших в фокус кристаллы Кассиди-Лю, напоминал похоронный марш. Профессор Кайя Вольф провела ладонью по холодной поверхности голопанели, оставив влажный отпечаток на пыльном экране. Уравнение мультиверсной нестабильности пульсировало зелеными символами:

∂Ψ/∂t + ĤΨ = iħ Σ_n λ_n |Φ_n><Φ_n|Ψ + Ω(Γ)δ(R – R_0)

Динамика волновой функции вакуума под воздействием мультиверсного возмущения, – мелькнуло у нее, и тут же всплыло воспоминание: отец, такой же сутулый физик, чертит мелом на доске в подвальном бункере: «Реальность – не скала, Каюша. Она – паутина. Дернёшь одну нить – задрожит всё полотно». Тогда, в десять лет, она не поняла. Теперь понимала слишком хорошо.

– Готовы, Кайя? – Голос командора Брэкстона из ЦУПа скрипел, как несмазанная дверь в морге. – Климатические хабы сектора Евразия-4 отключились. Миллион жизней на волоске. Нам нужно чудо. Сейчас.

Кайя сглотнула ком в горле. Они все смотрят. Петров, Сергей, Лина… все те, кто шагнет в неизвестность. Её пальцы, холодные и влажные, зависли над клавишей «Пробуждение».

– Чудо требует точности, Командор, – её голос прозвучал металлически ровно, будто не её собственный. Она нажала клавишу.

В центре камеры, между массивными полюсами ускорителя, пространство сморщилось. Воздух завибрировал низким гудением, заставив зубы ныть. Не точка – пустота. Она не просто поглощала свет; она высасывала надежду. Зеленоватые огоньки индикаторов потемнели, будто помещение погрузилось в сумерки.

– Формирование протосингулярности! – молодой голос ассистента дрожал от восторга. – Кривая Хофштадтера в зелёной зоне! Температура стабильна!

Кайя не отрывала глаз от уравнения Малдакуны, выведенного мелким шрифтом в углу экрана. Фазовый переход при достижении критической плотности пространственного искривления… Её сердце колотилось как птица в клетке. Там!

Пустота рванула вширь. Не взрывом света, а разрывом ткани бытия. Звук – не грохот, а леденящий душу хруст, будто ломали кости мироздания. Вместо звёзд за иллюминатором открылась бездна: клубящийся, багрово-чёрный хаос, испещренный мерцающими, как гниющая плоть, прожилками. «Шрам». Он пульсировал, как открытая рана.

– Портал стабилен! – ликование в динамиках. – Параметры в пределах прогноза! Первая исследовательская группа, к шлюзу! Доктор Петров, ведите группу! Тридцать минут по протоколу «Первооткрыватель»! Не секундой больше!

Кайя наблюдала, как пятеро в тяжелых скафандрах «Киберис-7» неуклюже подошли к мерцающей багровой пелене. Сергей, её бывший аспирант, обернулся, помахал рукой в толстой перчатке. Она кивнула, не в силах улыбнуться. Вернитесь живыми. Они шагнули в Геенну.

Телеметрия запестрела данными: Температура: +480°C и растет. Атмосфера: СО2, сероводород, пепел. Гравитация: 1.2g. Видеопоток показывал выжженную равнину, растрескавшуюся, как старая керамика, под небом, заполненным гигантским, пульсирующим красным шаром умирающего солнца. Воздух колыхался от жары, искажая изображение.

– Геенна… – прошептал кто-то в ЦУПе. – Адское имя. Адское место.

Первые минуты прошли в напряженной работе. Петров брал пробы грунта – черную, дымящуюся слизь. Сергей устанавливал сейсмодатчики. Потом Анна Петрова (не та Анна, а тезка-геолог) вскрикнула:

– Движение! На периферии! Что-то… скользит в трещинах!

На экране, в волнах горячего воздуха, мелькнули тени. Вытянутые, змеевидные. Они не отбрасывали теней. Казалось, сама реальность шевелилась. Одна тень – плотная, темно-багровая, с вкраплениями мерцающей черноты – отделилась от группы скал и поплыла в сторону Сергея. Он поднял ЭМИ-пульсатор.

– Контакт! Неизвестные энергоформы! – голос Петрова был резким, командным. – Сергей, отойди! Открыть предупредительный огонь! Частота Альфа!

Разряд синеватого света ударил в тень. Она лишь вздулась, как пузырь, и продолжила движение. Сергей отступил, но тень настигла его. Она не ударила. Она обволокла скафандр, как масляная плёнка.

– Локальное ускорение энтропии! – внимание Кайи впилось в данные скафандра Сергея. Показатели молекулярной связности в его броне падали с катастрофической скоростью. – Его скафандр… он распадается!

– Сергей! Отвечай! – кричал Петров, беспомощно стреляя ЭМИ в мерцающую оболочку. На экране телеметрии кривая жизни Сергея резко упала к нулю. Его скафандр, секунду назад блестящий белый композит, мгновенно покрылся паутиной рыжей ржавчины, вздулся пузырями и начал рассыпаться, как гнилая древесина. Внутри не было тела – только быстро рассеивающееся облако серого пепла. Фантом, ставший ярче, плотнее, почти осязаемым, оторвался от кучки праха и ринулся к Петрову.

– Отбой! Немедленный отбой! – орал Брэкстон, его голос хрипел от ужаса. – Закрыть портал! Кайя, немедленно!

Но Шрам уже отвечал. Багровый свет стал ослепительно-белым. Реальность внутри станции начала дробиться. Панель управления перед Кайей покрылась сетью трещин, часть экрана превратилась в пыль ещё до того, как откололась. Сенсоры зашкаливали от энтропийного излучения. С потолка посыпалась изоляционная пыль. Где-то трещали переборки. И сквозь белесый Шрам, притягиваемые распадом станции, начали просачиваться новые Фантомы – мелкие, как щенки, но столь же смертоносные. Один метнулся прямо к ней. Холод, тысячекратно превосходящий космический, ударил в грудь. В сознании всплыло лицо отца перед расстрелом за «антинаучную деятельность»: «Борись, Каюша. За свет…»

Она действовала на чистом инстинкте выживания. Пальцы, будто чужие, застучали по аварийной панели, вводя код перегрузки кристаллической решетки Кассиди-Лю. "Обратная поляризация! Впрыск ВСЕЙ темной материи в анти-фазу! Создать контрсингулярность – обратное искривление! Компенсировать разрыв!"

– Кайя! Эвакуируйся! Прыгай в спасательную капсулу! – голос Брэкстона тонул в нарастающем гуле распада и воем сирен.

Она проигнорировала его. Последний Фантом, размером уже с человека, вытянул щупальце-протуберанец из Шрама, направляясь к ней. Она ввела финальную команду. Нажала ENTER.

Кристаллы Кассиди-Лю, перегруженные до предела, взорвались не огнем, а ослепительной вспышкой чистого, белого света. Волна упорядоченной энергии, похожая на ударную, но беззвучная, ударила по белесому Шраму. Пространство содрогнулось, как струна, которую дёрнули. Багровая щель схлопнулась с резким, как выстрел, ХЛОПКОМ. Фантом, уже наполовину просочившийся, был разорван на клочья мерцающей, шипящей энергии, которая тут же растворилась. Кайю отбросило ударной волной. Голова ударилась о кромку панели. Последнее, что она увидела перед погружением во тьму – это медленно оседающую на обломках лаборатории серую пыль, смешанную с изоляционной ватой, и гробовую тишину, нарушаемую только потрескиванием коротких замыканий. Она была одна. Выжила. «За какой свет, папа?» – пронеслось в отступающем сознании.

Глава 2 Рождение «Уборщиков»

Воздух в подземном комплексе «Феникс» был густым и спёртым, пропитанным запахом перегоревшей изоляции, человеческого пота и сладковато-гнилостным запахом рециркулируемой воды. Кайя Вольф шла по узкому коридору, её шаги гулко отдавались в полумраке, нарушаемом лишь мигающими аварийными лампами. Стены из грубого, местами крошащегося бетона были покрыты сизыми прожилками плесени, тянувшимися к потолку, словно вены мертвеца. Где-то вдалеке слышался монотонный, утробный стук насосов, откачивающих ядовитые грунтовые воды из нижних уровней убежища. «Дворец Науки», – с горькой иронией подумала Кайя, вспоминая сияющие купола довоенных исследовательских центров. Теперь наука ютилась в бетонном склепе, освещаемом тусклым светом дрожащих люминесцентных трубок.

Данные с «Геенны», записанные на кристаллический накопитель в её кармане, жгли кожу сквозь грубую ткань комбинезона. Анализ, проведённый уцелевшими на орбитальной станции «Феникс» (теперь – груда обломков на орбите), был безжалостно однозначен: мир за Шрамом не просто умирал от старости звезды. Он активно распадался на фундаментальном уровне. Пространство-время там теряло связность, как гниющая плоть под скальпелем. Фантомы, эти энергетические тени, не были инопланетной фауной или демонами – они были симптомами, физическим воплощением энтропии, пожирающей саму ткань реальности. И самое страшное: портал открывался только к таким «Кострам» – мирам на самом краю терминального коллапса. Они не открыли путь к спасению. Они открыли дверь в морг вселенной.

Большой зал Совета Выживания, вырубленный в скальной породе, был забит до отказа. Сотни людей – учёные, инженеры, уцелевшие военные, администраторы – сидели на грубых скамьях или стояли у стен, слившись с тенями. Лица были серыми от усталости, недоедания и безысходности, глаза – либо потухшими, либо лихорадочно горящими. Командор Брэкстон стоял на низком подиуме, его фигура в застиранном, лишённом знаков различия мундире казалась каменным изваянием посреди моря человеческого отчаяния. Кайя подошла к трибуне, чувствуя на себе тяжесть сотен взглядов – смесь последней надежды, животного страха и немого укора.

– Профессор Вольф доложит о результатах миссии «Первооткрыватель», – голос Брэкстона был лишён эмоций, как голос автомата, объявляющего приговор.

Она вставила кристалл в слот. Над трибуной вспыхнула голограмма: выжженная пустыня Геенны под кровавым солнцем-гигантом, холодные графики пространственного распада, и… ужасающие кадры гибели Сергея. Увеличенные, в замедленной съемке. Композит скафандра, покрывающийся паутиной ржавчины. Облачко пепла вместо человека. В зале повисло тяжёлое, гнетущее молчание, нарушаемое лишь сдавленными всхлипами кого-то с задних рядов. Потом поднялся шепот, быстро перерастающий в гул негодования и страха.

– Они все… погибли? – спросила пожилая женщина из первого ряда, доктор Чжоу, ведущий биолог. Её голос, обычно твёрдый, дрожал. – За что, Кайя? Ради этого… кошмара? Ради подтверждения, что мы открыли врата в ад?

– Ради понимания, – ответила Кайя, её собственный голос звучал чужим, плоским, как будто говорил кто-то другой. Она переключила слайды: спектрограммы Фантомов, графики энтропийного излучения, модели мультиверсных возмущений. – Мир, который мы назвали «Геенна», находится в состоянии терминального мультиверсного коллапса. Портал, который мы открыли, не случаен. Он… притягивается к таким «Кострам». Энергия распада там… колоссальна. Но в ней, в технологиях, которые могли там существовать до гибели… – Она сделала паузу, глотая ком в горле. Отец бы назвал это кощунством. Грабежом могил. – В них может быть ключ к нашему выживанию. Ключ, который мы не можем отковать здесь.

– Выживанию? – вскочил молодой инженер с перевязанной головой – след недавнего обрушения тоннеля. – Мы умираем здесь и сейчас, профессор! Климатические коллапсы! Токсичные туманы! Бунты из-за пайков воды! А вы говорите про какие-то… призраки в других мирах! Про энергию распада! – Его крик сорвался на истерику. В зале загудело, как растревоженный улей.

– Тишина! – рявкнул Брэкстон. Его единственный живой глаз (второй, стеклянный, сверкал мёртвым блеском) метнул молнию. Он шагнул к трибуне, оттеснив Кайю физическим присутствием. – Профессор Вольф не закончила. Геенна мертва. Но она оставила наследство. – Он сменил слайд с резким движением руки. На голограмме возникли сложные схемы, извлечённые из фрагментов данных с обломков «Палеотеха» – гигантских геотермальных станций Геенны. – Энергетические технологии, основанные на прямой утилизации… энтропийных процессов. Материалы, синтезированные в условиях экстремального пространственно-временного стресса. Знания о природе распада. – Он обвёл зал тяжёлым, не терпящим возражений взглядом. – Мы не можем создать это здесь. У нас нет времени. У нас нет ресурсов. У нас нет… стабильной реальности, в конце концов. Но мы можем взять. У тех, кому это уже не нужно. У обречённых.

В зале воцарилась гробовая тишина. Идея висела в воздухе – чудовищная, циничная, неопровержимо логичная. Чудовищно спасительная.

– Вы предлагаете… грабить умирающие миры? – спросила доктор Чжоу, её лицо стало пепельным. – Как… могильные воры?

– Я предлагаю дать шанс нашему миру выжить! – Брэкстон ударил кулаком по трибуне, заставив микрофон завизжать. – Проект «Феникс» меняет фокус. С сегодняшнего дня мы создаём оперативную группу под кодовым названием «Уборщики». Их задача – быстрые, точные рейды в «Костры». Извлекать всё ценное: технологии, уникальные материалы, биологические образцы, данные. До того, как мир окончательно схлопнется. – Он повернулся к Кайе, его взгляд был ледяным. – Профессор Вольф возглавит первую оперативную группу. Она лучше всех знает врага. Знает цену.

«Враг – это распад. И мы собираемся его кормить?» – мысль Анны Петровой, сидевшей в тёмном углу зала, была такой же чёткой, как если бы она произнесла её вслух. Анна сжимала в кармане халата старый деревянный крестик – единственное, что осталось от бабушки, погибшей в первые дни Великих Туманов. Она видела сырые данные Кайи. Видела те слабые, но зловещие энтропийные резонансы, которые сверхчувствительные детекторы «Феникса» зафиксировали на Земле после закрытия Шрама на Геенну. Корреляция? Или причинность? Но кто её послушает? Здесь царил железный закон Брэкстона: цель оправдывает любые могилы.

Флешбек: Анна в руинах Центральной Больницы после биологической атаки фанатиков из секты «Очистителей». Она, студентка-медик последнего курса, ползает среди трупов в заражённых защитных костюмах, ищет выживших сквозь слёзы и запотевший визор. Находит маленькую девочку, запертую в холодильной камере морга. Девочка умирает у неё на руках, шепча: «Мама? Темно… Я боюсь…» С тех пор Анна боролась со смертью. Но как бороться со смертью целых миров? Как оправдать грабёж у колыбели их гибели?

Кайя стояла у трибуны, словно каменное изваяние, пока Брэкстон зачитывал приказ о назначении. Марк Рендал, пилот. Бывший капитан орбитального патруля «Цербер», его титановые руки-импланты (подарок «Феникса» после того, как его собственные сгорели в плазменной вспышке во время подавления бунта на орбитальной ферме) нервно подрагивали, выдавая внутреннее напряжение. Элио Чен, инженер-технолог, «Гаджет». Его глаза горели нездоровым, лихорадочным огнём при виде схем «Палеотеха» на голограмме. И она сама. Глава миссии. «Падальщик», – пронеслось в голове, холодно и отчётливо. – «Ворон, пирующий на поле боя вселенных».

Флешбек: Кайя в своей тесной каюте на орбитальной станции «Феникс» через день после катастрофы. Она сидит на краю койки, сжимая в руке оплавленный брелок в виде миниатюрного кристалла Кассиди-Лю – подарок Сергея на защите её докторской. «За теоретическую смелость, профессор!» – улыбался он, его глаза искрились. Теперь от него осталась горстка пепла в выжженной пустыне чужого ада. Она не плачет. Слёзы высохли, как последние капли воды в резервуарах сектора «Дельта». Вместо этого её сознание, как сверхпроводник, строит чертежи энтропийного экранирования для нового портального устройства. Боль – это роскошь. Выживание – единственная цель. Любой ценой. Даже ценой души.

Через три дня «Мусорщик-1» – небольшой, угловатый, покрытый шрамами сварных швов корабль, больше похожий на летающий бункер, чем на исследовательское судно, – стоял в ангаре №7, глубоко под землёй. Воздух здесь был густым, пропитанным запахом раскалённого металла, озоном от сварки и едкой пороховой гарью – ангар использовали и как бомбоубежище во время последнего налёта сепаратистов. Кайя в лёгком защитном скафандре без шлема осматривала сердце корабля – портальное устройство. Усовершенствованные кристаллы Кассиди-Лю, заключённые теперь не в изящный корпус, а в массивный свинцово-кварцевый кокон, опутанный жгутами кабелей и охлаждающими контурами. Работа Элио.